К ХАРАКТЕРИСТИКЕ НАШИХ КОНСЕРВАТОРОВ ОСОБОГО ПОШИБА
К ХАРАКТЕРИСТИКЕ НАШИХ КОНСЕРВАТОРОВ ОСОБОГО ПОШИБА
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
К характеристике наших консерваторов особого пошиба, Розанов Василий Васильевич, Год: 1901
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. — Статьи и очерки 1898—1901 гг.
М.: Республика, СПб.: Росток, 2009.
Говорят, наша печать богата отрицательными элементами. Но не всегда дают себе отчет, где более всего этих отрицательных элементов. Читая дневники редактора ‘Гражданина’, можно задаться вопросом: да что же делал этот журнал за все время долгого своего существования, как не вливал яд отрицания во всякое зиждительное дело своей родины? Все знают, как он заблудился между двумя соснами: чиновником и земством. Читаешь дневник о чиновнике: он дышит уничтожающей насмешкой. ‘Ну, хорошо, — думаешь, — автор отрицает чиновника, значит он за земство!’. Читаешь дневник о земстве, — он клокочет ненавистью к земству. ‘Так чего же вы желаете, — хочется крикнуть заблудившемуся князю, — ни чиновника, ни земства, так чего же или кого?’. Но автор, очевидно, кипит гневом без всякого дела: по понедельникам он ругает земство, а по четвергам бюрократию и, конечно, ‘доволен сам собой, своим обедом и женой’…
Нужно бы переписать его последние дневники, чтобы перечислить все заподозриванья, клеветы, запугиванья, какие он высказывает по поводу школьной реформы. Тон так нервен, что можно подумать, мы стоим на вулкане. И к 60-м-то годам мы возвращаемся, и без руля мы, и без ветрил, и ‘все добропорядочные люди, преданные началам дисциплины, должны сомкнуться около гимназии Толстого’. Как будто не кн. Мещерский ругал эти гимназии десятки лет, как будто не он упрекал их в не русском духе и указывал в них очаг политической заразы!
Более всего он изливает злобы на нашу газету. Три ее ‘Колумба’, язвит он, изобрели три Америки: школу национальную, школу с отечествоведе— нием, школу веселую. Все три Колумба достаточно раздражали его. Но что сделал четвертый Колумб — этого и представить себе нельзя.
Мы, видите ли, сказали, что двери русских университетов должны распахнуться перед русскими женщинами, и кн. Мещерский истерическим языком нарисовал картину, как учащаяся девушка войдет в аудиторию и усядется на колена студентам, в чем будто бы и заключается суть вопроса о допущении девушек к слушанию высших наук. Чуткий к своей чести, чуткий к чести своего сословия, он забылся и отдает на публичное поругание честь и достоинство учащегося женского молодого поколения, он уже не помнит, что говорит о тысячах дочерей и сестер, которых родителям и братьям может попасться его нечистоплотный листок. И что право за консерватизм у нас! Недавно еще ‘Московские Ведомости’ ставили русскую женщину на один уровень с убийцами и жуликами, находя столь же странным призывать их в состав присяжных заседателей, как и женщин. Так благочестивые охранители наших исторических устоев третируют нашу женщину, как будто бы это была какая-нибудь бездомная побродяжка, существо без прав на уважение!
Опомнитесь, господа! В России ли вы? Русские ли вы? Да где еще в целой Европе женщина оказала столько таланта и добродетели и инициативы и, наконец, политических заслуг, как именно у нас?
Вы забыли, что в России закон уже давно уважает женщину, что если в бытовой области участь последней и бывает еще горька от нравов грубых и невоспитанных, то закон уже давно выдвинул и выдвигает право женщины к одному уровню с мужским, по крайней мере право во всем добром, полезном, благостном. В правовом и имущественном отношении, в сфере опеки, наследства, права собственности, отделенной от собственности мужа, и представительства, основанного на имущественном цензе, во всех этих областях русский закон обеспечивает за русскою женщиною более прав, чем западные законодательства за тамошнею женщиною. Так было до недавнего времени. Западная Европа и в этом деле идет по нашим следам.
А чему учит нас русская история? Целых семьдесят лет XVIII века Россия находилась под властью государынь, и в эту эпоху раздвинулись пределы России на запад, на юг и на восток. Западно-русские области и северное побережье Черного моря с Крымом принесены в дар России венценосною женщиною. Самые трудные вопросы, в усилиях разрешить которые истощилась и умерла Польша, каков вероисповедный вопрос о диссидентах и вопрос о запорожском казачестве, были разрешены с величайшим тактом и предусмотрительностью Великою Екатериной. Царице принадлежит честь подавления смуты и тогда, когда смута ломилась снизу в лице Пугачева, и тогда, когда она сплетала ковы сверху, в лице ‘верховников’. Женщина там и здесь, своим талантом и по своей инициативе, сберегла нам цельность России и цельность самодержавия. Мы упомянули о войнах и расширении русских пределов. Между тем и ткань нашего внутреннего строя также вышла из рук женщины: императрице принадлежит устроение дворянского сословия, купечества и мещанства, ей же принадлежит организация административных и судебных губернских и уездных учреждений, часть которых сохраняется до сих пор. Наконец, если от императриц-правительниц мы перейдем к частному подвигу наших государынь, можем ли мы пройти молчанием ведомство императрицы Марии, равного которому по обширности и полноте благотворительных забот нет подобного в целом мире? Вот что записано на страницах нашей истории! Мы говорим о новых временах, но и в древнее время, как оно нимало благоприятствовало развитию и самостоятельному шагу женщины, мы ее находим всюду, где она выдвигалась вперед, в ореоле подвигов добрых. Разве не Софья Палеолог своим влиянием, умом, характером, указаниями начинает передвигать политику великого князя Московского к задачам обширным, мировым, международным, наконец имперским? Вот истинный прообраз наших правительниц— императриц, а христианская деятельность незабвенной Марии Феодоровны, супруги императора Павла Петровича, напоминает нам совсем с глуби времен псковитянку — св. Ольгу, первую христианку на Руси, первую православную, которая личным обращением в Цареграде к истинной вере обусловила таковой же путь для всей России и туда же повела своего внука в 988 году. Ничего доброго не приходит на ум нашим консервативным анархистам, как ничего доброго не живет в их сердце. Хороша историческая благодарность и хорош политический смысл у этих господ!
Женщина неспособна учиться, уверяют они, женщина создана для удовольствия, и куда бы ни появилась, всюду вносит с собою наклонность к удовольствиям. Между тем именно кропотливая работа, не самолюбивая работа более всего ей присуща. Право учиться — тоже доброе право! И к нему не без почвы под собою, не без опоры в своем прошлом рвется наша девушка, наши дочери и сестры. Бог в помощь им! Если еще могут быть какие-нибудь возражения против своевременности теперь же допустить их судить свою сестру в составе присяжных заседателей, то никаких возражений не может быть против права их учиться много, учиться всему, чему научены их братья, отцы и мужья. Или в том весь наш консерватизм, чтобы русские девушки наполняли швейцарские, французские и иные университеты?
Каждое лето редактор ‘Гражданина’ сообщает в дневниках о своих впечатлениях на французской Ривьере, в Швейцарии, в Лондоне, но ни одного дневника он не посвятил описанию виденного им города или городка или даже хоть крупного центра внутренней России. Патриот своего отечества совсем не имеет ни любви, ни знания своего отечества. Незнание России, долголетняя от нее отвычка проходит красною нитью через все его писания. От этого он и рисует себе болезненно-неправдоподобные картины. Если бы он проехался внутрь России, он увидел бы скромную, трудолюбивую и сострадательную женщину-врача, женщину-учительницу, женщину-конторщицу, телеграфистку, чиновницу. Но нигде бы он не увидел пугающей его картины: ученой женщины, сидящей у ученого мужчины на коленях. Для этого не нужно учиться наукам и незачем поступать в университет. В добропорядочном обществе, и не только дворянском, но и в обществе разночинцев это не принято, и даже не принято говорить такие пошлости…
НВ. 1901. 23 июня. No 9087. Б.п.