Время на прочтение: 8 минут(ы)
В. НАСЕДКИН
Источник текста: Перевал: Сборник. М., Л. Круг. 1926. Сб. 4
Отчасти в печати, а больше в читательской публике, далекой от литературных группировок и их споров, установился взгляд, отмечающий в наше время чрезмерное обилие всяких литературных школ, об’единений и т.д. И действительно, зашедший на писательское сборище в Дом Печати или в Политехнический музей на вечер, например, союза поэтов будет ошеломлен не только количеством поэтов, но и громкими названиями представляющих ‘литераторов’ об’единений. Приводить эти названия не будем.
Однако нужно сказать, что подлинных, дающих настоящую художественную советскую и пролетарскую литературу школ и группировок все же не так много, — чтобы их перечесть, хватит пальцев одной руки. На самом деле, в литературе нет и никогда не было ни Всероссийских союзов крестьянских писателей, ни Московских цехов, ни ‘Особняков’ — все они живут только на вывесках.
Но литература есть, и не только есть, но и растет. Этот рост отмечают и не особенные оптимисты — спецы по части литературных дел. Спрашивается, кто же эти ‘делатели’ литературы, под какими вывесками являются они широкому советскому читателю? Чтобы ответить на эти вопросы, думается, достаточно будет просмотреть несколько журналов и альманахов за последние год-два. И, конечно, самой сильной группой, не считаясь с ее внутри-школьными различиями, окажутся попутчики. И как бы ни хотелось некоторым, чтобы это было не так, от этого соотношение литературных сил не изменится.
Но, просматривая те же журналы и хотя бы разно оценивая значимость новых произведений, при сравнении нынешнего литературного поля с недалеким прошлым в глаза бросается одно очень важное и любопытное обстоятельство. Если года два тому назад в художественной литературе почти безраздельно господствовали одни попутчики, то теперь
стр. 166
это ‘господство’ выпирает уже не с такой силой. Рядом с попутническими именами пестрят новые имена, все больше приковывающие к себе внимание читателя.
Носители этих имен, преимущественно, — рабочая и крестьянская молодежь, напористо стремящаяся к овладению литературной цитаделью. Большинству из них еле перевалило за комсомольский возраст и редко кто не варился в котле гражданской войны, или не принимал посильного участия в великой борьбе за освобождение трудящихся.
Эта молодежь с твердой идеологической установкой на новую советскую действительность, писательскими об’единениями почти не разбита. Таких об’единений можно признать два: ‘Октябрь’ (Мапп) и ‘Перевал’. Но об ‘Октябре’ читатель наслышан достаточно, и даже чересчур много — кажется, даже не по заслугам этого ретивого об’единения. Конечно, тут читатель не при чем, равно как и советская критика — мапповцы кричали и кричат о себе сами: уж очень им хочется быть большими писателями. О ‘Перевале’ читатель осведомлен меньше, и не только потому, что перевальцы, в отличие от мапповцев, не пользуются ненужной им шумихой и саморекламой, или художественно слабее их — нет, главным образом, потому, что существованию ‘Перевала’ еще не исполнилось и двух лет. Кроме того, читателю подчас неясны задачи и устремления этой группы, поэтому своевременно будет дать вкратце историю возникновения ‘Перевала’ и его развития.
Ясно, не в стороне от литературы стоит и ‘Кузница’. В лице Н.Ляшко, Ф.Гладкова и С.Решетова эта группа имеет право на почетное место в нарождающейся пролетарской литературе.
НАЧАЛО И ОСНОВНОЕ ЯДРО ‘ПЕРЕВАЛА’
Осенью 23 года между комсомольской группой ‘Молодая Гвардия’, опекаемой ‘Октябрем’, и самим ‘Октябрем’ начались нелады, которые в основном сводились к двум пунктам:
Первый, более скрытый, пункт разлада заключался в различии творческих подходов и путей между частью комсомольских поэтов и верхушкой ‘Октября’. Эти комсомольские поэты не могли работать и думать по казенным шаблонам, выработанным для них наставниками. Стремление глубже проникнуть в окружающую действительность и художественно полнее выявить не одни только плюсы, но и минусы общественной жизни, привело к тому, что в голосах молодых поэтов зазвучали нотки, нежелательные ‘революционному’ слуху отцов ‘Октября’. Другой, более явный пункт разногласий касался вопроса о сотрудничестве с попутчиками. В то недалекое прошлое мапповцы (теперь они поумнели) очень напоминали ревнителей древлего благочестия,
стр. 167
которые паче греха боялись кушать из одной чашки с церковником. Печататься в изданиях, где сотрудничали попутчики, у ‘Октября’ было строго запрещено. Журнал ‘Красная Новь’ в художественной части тогда был целиком попутническим, и, конечно, всякий правоверный ‘октябрист’ считал зазорным даже заглядывать в редакцию этого журнала (может быть еще и потому, что не с чем было и заглядывать-то). Но у части комсомольских поэтов из ‘Молодой Гвардии’ оказалось кое-что художественно приемлемое и для ‘Красной Нови’, и они зашли и напечатались. Попутчики их не обидели, а тов. Воронский осмелился даже ‘распропагандировать’ их, в результате чего на одном из собраний в общежитии ‘Молодой Гвардии’, несмотря на усилия отцов ‘Октября’, большинство комсомольских поэтов принимает резолюцию, внесенную тов. Воронским, ‘Молодая Гвардия’ раскалывается, и наиболее даровитые освобождаются от ‘Октября’ и уходят к тов. Воронскому.
В то же время у ‘Красной Нови’ наблюдалось некоторое скопление одиночек из революционной крестьянской молодежи и коммунистов, которые начинали уже там печататься. Ребята перезнакомились, связались, и в начале 1924 года было решено организовать группу рабоче-крестьянских поэтов и писателей с названием ‘Перевал’. К основному комсомольскому ядру прибавилось сразу человек 15, из которых половина коммунистов: Зарудин, Наседкин, Кауричев, Дружинин, Акульшин, Ветров, Ел. Сергеева, Яхонтова и др. В неделю раз стали собираться на читку произведений. Собирались в помещении издательства ‘Круг’. Колесо завертелось.
Сама собой родилась мысль издавать сборники. Начались хождения по Госиздату. Ходили по очереди, в одиночку и скопом. В делах никто ничего не понимал, было больше споров и ‘конкретных’ предложений. Наконец, разрешение получено, избирается редколлегия и готовится материал. Праздничное оживление на лицах совпадает с весной. Первый номер готов, сдан в набор. Но… Госиздат не торопится, набирается с прохладцей, что-то скрипит, денег нет, альманах отпечатан, месяц лежит на складе. Ребята нервничают. А тут еще нет организаторов, хоть занимай у ‘Маппа’, те на этот счет мастера — если бы так писали еще. И опять — ни копейки денег. Присылает из провинции молодой поэт стихи — ему не на что ответить, нет марок.
Но вот и первый номер ‘Перевала’. Через месяц благожелательные отзывы в ‘Правде’, ‘Известиях’, мапповцы ругаются, клевещут, — значит дело идет хорошо, ‘значит
стр. 168
ведро еще постоит’. Из провинции письма чаще, материалу больше. ‘Мапп’ надоел, ‘Мапп’ убивает, а что такое ‘Перевал’? Интересуются группы, одиночки. Кое-как завязываются сношения — одобряют, присоединяются, но ‘стращает’ ‘Мапп’. Вспоминаются случаи из не очень далекого, когда группы, примкнувшие к ‘Перевалу’, под давлением ‘Маппа’ закрываются, некоторые из членов изгоняются из учреждений, где они служили. Это совпадает с ожесточенной атакой ‘На посту’ против тов. Воронского.
Долго, и кажется еще более неумело, готовится второй номер ‘Перевала’. Госиздат ‘Перевал’ еще терпит. Но хождения увеличиваются. Альманах набирается месяца два и столько же месяцев лежит на складе. Потом такая же история и с третьим номером. Продажная цена альманаха непомерно высока — альманах зарезан. Проглядывают знакомые когти ‘Октября’, более вхожего в Госиздат. Альманах закрыт. Это — от недавних дней.
Теперь возвратимся к продолжению. Времена меняются. ‘Мапп’ терпит поражение. Провинция вздыхает, и летят сотни писем — ‘присоединяемся’, ‘пришлите инструкции’. Некоторые приезжают сами — так надежнее. Приезжают из Крыма, из Екатеринослава, Смоленска, Кронштадта, Иваново-Вознесенска, Вологды, Вятки и т.д. Привозят свои сборники, журналы. Многое не радует. Некоторые группы, бывшие до этого мапповскими, по сути остались ими же, тот же легкий, ‘коммунистический’ подход к литературе, бряцанье парт-билетом и пр. и пр. Дело серьезнее. Начинается подготовка — это уже сейчас — к инструктированию и проверке провинциальных группировок, хотя без содействия отдела печати ЦК партии тут многого не сделаешь.
Как уже сообщалось выше, вначале ‘Перевал’ насчитывал человек 25. Но не прошло и месяцев двух, как группа стала разбухать. Но разбухание это было не особо здоровым. Незаметно пролезали элементы или чуждые по идеологии, или — чаще — художественно слабые. И тех и других приходилось ‘чистить’. За неполных два года было три таких чистки. Общее число членов после них в среднем оставалось около 30 человек. За последнее полугодие группа обновилась новыми членами прозаиками, были приняты Губер, Барсуков, Караваева и др. Прозаики в ‘Перевале’ более желанны, так как все время наблюдалось ‘поэтическое’ преобладание. Теперь соотношение приблизительно равное.
Это так сказать о физическом росте. Теперь о художественном.
стр. 169
Члены ‘Перевала’ известны читательской среде в большинстве случаев не по самому альманаху ‘Перевал’. Может быть, теперь с новой постановкой дела альманах будет лучше представлять группу, а до этого читатель встречался с ними на страницах ‘Красной Нови’, ‘Прожектора’, ‘Молодой Гвардии’, ‘Красной Нивы’ и т.д. И нужно сказать, что встречи эти учащаются очень заметно. Если такие писатели и поэты, как Артем Веселый, Голодный, Ясный, Светлов, были известны и до ‘Перевала’, то Зарудин, Алтаузен, Дружинин, Акульшин, Скуратов и др. выросли с ‘Перевалом’. За это время большинство из них литературно возмужало настолько, что в их творчестве от ученичества не осталось и следа.
Из прозаиков хочется отметить Ветрова, Барсукова и Губера. Они разных литературных толков и склада. Трудно сказать, кто из них более одарен. По-своему интересны рассказы ‘Кедровый дух’ и ‘Батрачка’ Ветрова, ‘Мавритания’ Барсукова и ‘Шарашкина контора’ Губера. Нам сейчас важно отметить другое, а именно то, что они растут. К ним нужно присоединить еще Караваеву, Сергееву и Яхонтову — писательниц несомненно талантливых.
Очень показательна для производственного роста членов ‘Перевала’ приводимая ниже таблица изданных и издающихся книг перевальцев:
Р. Акульшин. ‘О чем шепчет деревня’ — дерев. очерки (вышли).
Стихи ‘Добро’ (выходят).
Дж. Алтаузен. Стихи (выходят).
М. Голодный. Стихи ‘Дороги’ (вышли).
Б. Губер. Рассказы (выходят).
М. Барсуков. ‘Мавритания’ — роман (вышел).
В. Ветров. Рассказы (выходят).
А. Костерин. Рассказы ‘На стрежне’ (вышли).
Рассказы ‘На изломе дней’ (вышли).
П. Дружинин. Стихи ‘Соломенный шум’ (вышли).
Ел. Сергеева. Рассказы (вышли).
В. Наседкин. Стихи (выходят).
А. Ясный. Стихи (вышли).
Как видит читатель, набирается уже целая библиотечка, которая займет не последнее место в нашей современной литературе.
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ С ДРУГИМИ
‘Перевал’, как литературно-художественная группа, совершенно самостоятелен, и целиком ни в какие другие писательские об’единения не входил и не входит. Имея свои
стр. 170
особые задачи — возможно глубже, разносторонней и художественно правдивей отображать жизнь, ‘Перевал’ этим уже резко отличается, например, от ‘Маппа’, с его тенденциозной нудью в прозе и поверхностным виршеплетством в поэзии. Немудрено, что ‘Перевалу’ за эти два года больше всего досталось от ‘Маппа’, который не раз устно и печатно выступал против ‘разложившихся’ перевальцев. Конечно, били больше в тов. Воронского, так как его близость к ‘Перевалу’ и отчасти руководство группой известны всей литературной братии. Интересно то, что на все самые беззастенчивые нападки ‘Маппа’ — ‘Перевал’ не отвечал и не потому, что не было возможности отводить удары, а просто не хотел связываться, хорошо зная нравы мапповцев, у которых в борьбе (всего лишь литературной) все средства хороши. Драться пока отказывались. Да и некогда было, нужно работать — писать, а крикунов-профессионалов ‘Перевал’ сам исключал из своей среды.
Отношения более нормальные бывали с ‘кузнецами’, но их литературная позиция до сих пор остается крайне путаной. Что они хотят — едва ли знают сами.
До 10 членов ‘Перевала’ входят во Всероссийский союз писателей, в правление которого избраны два перевальца.
ВНУТРЕННИЕ ДЕЛА. СОБРАНИЯ
Напомним — ‘Перевал’ наполовину состоит из партийцев и комсомольцев. Беспартийные члены группы — в большинстве своем выходцы из крестьян, есть три-четыре интеллигента.
Конечно, внутри самого ‘Перевала’ имеются литературные и чаще возрастные деления, но, как плюс этой группы, — на-лицо большая товарищеская спайка. Принцип литературного содружества в лучшем смысле этого слова в ‘Перевале’ воплощен в жизнь. Со стороны беспартийных наблюдается полное доверие к партийцам: редактор — коммунист, правление — два коммуниста и один беспартийный.
В вопросах литературных ‘Перевал’ целиком примыкает к позиции тов. Воронского. А резолюция ЦК партии, касающаяся вопросов художественной политики, еще более укрепила эту позицию. С отделом печати ЦК партии держится постоянная связь, хотя перевальцы во многом чувствуют себя пасынками, так как ‘Перевал’ до сих пор не получает почти никакой помощи на ведение организационных дел, — а предстоит большая работа в провинции. Кроме того, большинство членов ‘Перевала’, нигде не служа, влачат полуголодное существование, питаясь от случая к случаю. В целях борьбы с голодовками в первый год из отчислений была организована касса взаимопомощи, но денег не хватало даже казначею на обед.
стр. 171
Чтобы иметь ‘наглядное’ представление о ‘Перевале’, нужно зайти к нему на собрание, где заслушиваются вещи перевальцев, или авторов, близко примыкающих к ‘Перевалу’.
Почти как правило, выступающий получает по загривку. Перевальцы хвалят редко, чаще — недовольны: тут влияние того-то, там — заимствовано оттуда-то и смазано идеологически, а тут — просто художественно невыразительно. Автору лучше молчать и наматывать на ус. На собрания часто приглашаются попутчики. За истекший год читали: Леонид Леонов, Вяч. Шишков, Всев. Иванов, Бор. Пильняк, Есенин, Ив. Рукавишников. Поучиться есть чему. Помимо этого такое общение с видными попутчиками, так сказать с литераторами профессионалами, вводит перевальцев в круг интересов большой литературы, что для молодежи очень важно, так как среда чуть не каждого из перевальцев в частной жизни на этот счет не очень благоприятна.
Беднее дело с критикой: критиков перевальцев нет — еще не выросли, хотя некоторые товарищи, например, Зарудин, Губер, делают попытки и в этой области, и довольно удачно. Нередко заглядывают критики красновцы. Особенно же ценны в этом отношении выступления тов. Воронского.
Бывают вечера и веселее. Случается, что вдруг какой-нибудь прозаик или поэт, обуреваемый муками слова, открывает свою ‘собственную’ теорию. Конечно, докладывает. Доклад длится… минут пять. ‘Изобретателя’ изобличают в недодуманности, незнании теории словесности, и сам докладчик, наконец, сознается, что он до этого дошел своим умом, хотел было по этому вопросу кой-что подчитать, но кроме этимологии Кирпичникова ничего не нашел. А этот ‘труд’ ему ничего не дал. Хохот.
Кстати сказать, в недалеком будущем ‘Перевал’ пополнится новыми товарищами. Предложено войти в ‘Перевал’ т.т. А.Смирнову — молодому прозаику, Н. Смирнову — критику и прозаику и другим.
—————
В заключение можно определенно утверждать, что у ‘Перевала’ свое лицо, что видно по этому номеру. ‘Перевалу’ много еще не достает, чтобы стать в первом ряду советской литературы. Но эта группа стоит на верном пути, дорога открыта, дали манят.
Перевальцы работают.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
