А. Ф. Воейков
А. Ф. Воейков
Известие о кончине императора Александра:
Известие о кончине императора Александра:
Записка о характере правления за первые 12 лет царствования Николая I.
16 августа 1838 г
Известие о кончине императора Александра, Воейков Александр Федорович, Год: 1838
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Известие о кончине императора Александра получено в Петербурге 27-го ноября, в самое то время, когда во Дворцовой церкви, в присутствии всей императорской фамилии, совершалось молебствие о Его здравии. Фельдъегерь подал депеши военному генерал-губернатору графу Милорадовичу, и он уведомил на ухо великого князя Николая Павловича, который приказал остановить служение, вынесть налой, крест и Евангелие, и первый, а с ним и все находившиеся в церкви, присягнул на верность императору Константину I-му. Князь А.Н. Голицын, тут же бывший, хотел было предварить Его Высочество о духовном завещании покойного императора, но великий князь не дал ему договорить. Это был первый шаг к величию, первый важный пример самоотвержения, данный Его Высочеством сынам своим, новая блестящая страница в Российской истории. Впоследствии император Николай явил нам много подобных: 14 декабря, в годину свирепствовавшей в Москве холеры, во время народного бунта на Сенной площади, но первый остался и первенствующим.
Грозен был день восшествия на престол императора Николая I-го, неустрашимость, с какою явился он посреди буйной толпы мятежников, для которых не было ничего священного, и сила, с какою схватил он скипетр Александра, поставили его тогда уже на высоту Его века. Но опасности, которым подвергалась царская фамилия, кровь, обагрившая в этот бедственный и вместе счастливейший день Исакиевскую площадь, и многочисленные ночные аресты, следствие открытого заговора, оставили о нем прискорбное воспоминание.
Парижские журналисты, которые до сих пор не могут простить нам взятие Парижа и ниспровержение их идола, питавшегося человеческим мясом, обрадовались этому случаю и дозволенные народным правом меры при открытии источника зла назвали тиранством. Но справедливо ли обвинять врача за то, что он для сохранения жизни человеку отсек член, пораженный гангреною? Здесь дело шло не о жизни одного человека, а о благоденствии 50-ти миллионов.
Лондонские парламентские крикуны и газеты, их всегдашний отголосок, издавна уже ненавидевшие Россию за ее могущественное посредничество в делах Европы, за ее более и более процветающие мануфактуры, за ее владычество на осьми морях и за Персидское наше соседство с Ост-Индиею, провозгласили российского императора врагом свободы и человечества. Только слепые не видят, что влияние России на политические дела Европы и самые ее завоевания были для них всегда спасительны, всегда благотворны. Димитрий Донской, Иоанн III и Екатерина II навсегда заслонили Христианскую Европу от набега варваров. Теперь ее храмы, памятники, города, науки, искусства безопасны от Турок, которые еще недавно стояли перед воротами Вены. Петр I облегчил давление Швеции на север Европы и на Германию, Елисавета Петровна остановила честолюбивые замыслы Фридриха II, Екатерина Великая, разоря последнее разбойничье гнездо в Крыму, сохранила вольность торговли от самоуправства англичан, император Павел I возвратил скипетр законным монархам Италии, взял под свое благодетельное покровительство Грузию, Александр восстановил опрокинутые престолы законных царей, возвратил тиару папе, независимость царствам, и порабощенным республикам, избавил народы от цепей Наполеона, обуздал крамолу в Испании и Неаполе, Николай I разорвал оковы Греции, Молдавии, Валахии и Армении. Он мощною десницею держит весы Европы и орлиным взором блюдет равновесие держав ее. Где же посягательство на ее свободу, стремление ко всеобщей Монархии? Напротив, везде правота, польза, честь, умеренность.
Ни красноречие Цицерона, ни заманчивые софизмы Вольтера не оправдают бесчеловечного гонения Протестантов и несправедливого нашествия Людовика XIV на Голландию, пагубный военный деспотизм Карла XII вечно будет возбуждать негодование потомства. Оно требует дел, а не фраз, дела оправдывают возлюбленного Царя нашего от клеветы журналистов, уничтожают коварные происки врагов благоустройства.
В последние годы своей жизни, уставший от побед, пресыщенный славою, озабоченный внешними бурями Европы, которые беспрестанно бушевали то вероломною изменою французов Людовику XVIII и воцарением Бонапарта, то переворотом в Испании, то политическими взрывами в Италии, император Александр искал разделить бремя внутренних дел с человеком, достойным Его благородной доверенности. Петр Великий возлагал исполнение своих намерений на полудержавного князя Меньшикова, так Екатерина Великая облекала обширною властью князя Потемкина. Выбор Александра пал на графа Аракчеева: все говорило Государю в его пользу: непоколебимая верность к Его Державному родителю, особенное благоволение императрицы Марии Феодоровны, преобразование артиллерии, восстановление военной дисциплины, не знающая границ преданность, деятельность беспримерная и необходимая при создании военных поселений, которое тогда было любимою мечтою Государя. Облеченный всею доверенностью Царя великодушного, граф Аракчеев не оправдал Его выбора. При многих похвальных качествах, из коих важнейшим были бескорыстие и неутомимость, он имел виды самые ограниченные, употреблял средства самые ненавистные. Справедливость требует упомянуть, что его бескорыстие было страдательное, деятельность мелочная, он построил военные поселения на костях человеческих, потоптал ногами грамоту дворянства, Учреждение губерний, Городовое положение. Всегда карая и никогда не милуя, он приготовил отвратительную кровавую сцену, которой мы в 1831 году были горестными свидетелями в Новгородских военных поселениях. Если в Новороссийском крае не повторились эти ужасы, то сим мы обязаны мудрому управлению графа Витта, которое вполне оценил император Александр и дальновидный Преемник Его. Высокомерное и грубое обращение Аракчеева было отчасти зародышем тайного общества декабристов и удалило от дел многих отличных генералов и сановников, ознаменовавших себя на поприще государственной службы блистательными дарованиями, полезными подвигами, человеколюбивым управлением. Низкая зависть Аракчеева не могла простить им Государева к ним благоволения и самостоятельности. Любимец и друг славнейшего, великодушнейшего из Монархов, добивался власти, а не славы, гнёл, а не облегчал народ Его. Император Николай, немедленно по восшествии на престол, отнял у него силу вредить. Неужели это прихоть самовластителя?
Жалованная грамота восприяла полное свое действие, права дворян распространены, награды за службу по выборам увеличены, создано сословие почетных граждан, которого недоставало в Российской империи. Переход от Купечества к Дворянству был несоразмерно велик и резок, для купцов не существовало никаких прав наследственных, тогда как мещане, крестьяне, ремесленники ими пользовались. Сын именитого гражданина, прекративший торговлю, обедневшая дочь Шелехова, Кулибина, Шалаурова — записывались в мещанство. Это было оскорбительно для многополезного сословия, коему Россия обязана Строгановыми, Демидовыми, Сердюковыми, оскорбительно и несправедливо. Десница царствующего императора изгладила сию несправедливость, учредя наследственное купечество и даровав ему права и преимущества, не многим меньше дворянских. Нежный отец отечества обратил и на военные поселения светлое око: народ православный избавлен новым Моисеем от рабства Египетского, и виновника столь великих дел на пользу человечества бесстыдно площадные крикуны называют азиатским варваром.
Преобразитель России издал тысячи полезных указов, Великая его преемница написала множество премудрых уставов и учреждений, но ни Петр I, ни Екатерина II не подарили Россию полным уложением. Эта слава была предоставлена Императору Николаю. При нем обнародованы Собрание законов и Свод законов Российской империи: два подвига славнейшие перехода Балкан и взятие Арзерума, два памятника несокрушимее пирамид Египетских и выше Александровой колонны. Этого мало! Действующие законы беспрестанно поясняются, сокращаются, улучшаются и заменяются другими, сообразнейшими с потребностями нынешнего времени. Обо всех таких переменах министры представляют Государственному Совету, который, зрело обсудив, подносит доклад Его Величеству. По утверждении нового закона Государем, он приводится в исполнение Сенатом. Похож ли же этот образ правления на Монгольский или Алжирский? Соедините все великое и величественное, сосредоточьте волю бесчисленного народа в одной особе, вообразите, что ум, который управляет государственным телом, помещается в одной главе, вы увидите образ Божий, вы будете иметь понятие о власти священной, отеческой и самодержавной. Таков образ правления в России.
От гражданского уложения перейдем к военному! Учреждение генерал-аудиаториата есть доказательство, что император Николай дает обвиняемому все способы к оправданию. Прежде отдать офицера под военный суд значило, что он уже найден виновным: оставалось только подвести род и степень наказания, и дать приговору установленную форму. Теперь генерал-аудиториат рассматривает, надлежало ли его отдать под военный суд? Потом вникает во все подробности, часто оправдывает, еще чаще соображаясь с обстоятельствами, при которых сделано преступление, с молодостью лет, неумышленностью, ходатайствует у Государя об уменьшении наказания. И Государь, которого хотят нам представить неумолимым, всегда принимает такое ходатайство с благоволением. Никогда не могу я слушать без слез рассказы бывшего члена генерал-аудиториата, Скобелева об многих случаях, где милосердие Царево явилось Божеским милосердием, никогда не могу простить одному знаменитому нашему Генералу отказ его заседать в этом священном военном судилище, где от прозорливости и правоты судей зависит честь и счастье целой жизни подсудимого*. Неужели вешать за ноги и гонять сквозь строй горских разбойничьих князьков приятнее душе его?
______________________
* Вспомним процесс генерала Монтрезора.
______________________
Парижские журналисты выставляют своего Наполеона другим Марк-Аврелием. Они не только выискивают анекдоты о нем, но и бессовестно их во славу ему выдумывают. Не стану упоминать здесь ни об отравлении зачумленных воинов в Сирии, ни об убийстве герцога Ангиенского, ни о похищении Испанского престола, ни о заточении Римского папы, ни о ссылке генерала Моро, ни о том, как удавлен в тюрьме завоеватель Голландии генерал Пишегрио, приведу простую и малоизвестную черту тиранства в бытность его еще Консулом, в 1802 году. Фуше самовольно велел взять под стражу двух Бриссельских купцов, обвиняемых в продаже запрещенных товаров, и отвести в Гамскую крепость, вместо того чтобы судить их на месте. Бриссельский мэр, ссылаясь на закон, освободил их и жаловался Трибунату на министра полиции. Трибунат отослал эту жалобу к первому консулу, который отрешил от места мэра, а купцов велел взять под арест и посадить в Гамскую крепость без всякого законного следствия.
Вы видели пример Наполеонова самоуправства, теперь представлю вам несколько образцов его вежливости. Важнейшие государственные сановники принуждены были вытерпевать от него: Vous etes un homme, de mauvaise foi, vous me trompez (Вы бессовестный человек, вы меня обманываете (фр.). Однажды, будучи недоволен пением актеров оперного театра, на другой день он призвал их к себе и приветствовал словами: Vous avez chante hier comme des cochons (Пели вы вчера как свиньи фр.)).
Когда первый консул задумал преобразовать национальный Институт в Академии, и ни одна из них не хотела принять к себе считавшихся при Институте музыкантов и актеров, он сказал одному из них: des Mathematiciens vous se jetteront le pot de chambre sur la tete, ils ne veulent pas plus de vous (Математики хватят вас по голове ночным горшком, вы им более не надобны (фр.)).
Еще будучи первым консулом, он вздумал танцевать на бале у супруги своей, снял с себя шпагу и протянул руку к близ стоящему офицеру. К несчастью, это был офицер знатной фамилии, которого честь оскорбилась. Он отступил назад и ждал, чтобы кто из слуг взял шпагу. Бонапарт быстро взглянул на него и сказал страшным голосом: mais tiens! Je me suis bien trompe! (Вот те раз. Что за оплошность с моей стороны! (фр.)) подозвал к себе генерала из снисходительных и отдал ему шпагу. Офицер, возвратясь домой, нашел повеление отправиться на другой день в Сен-Доминго.
А вот пример бесчеловечия английского народа и английского правосудия. За то, что Горейский губернатор Валь беззаконно наказал сержанта в 1782 году, его повесили в Лондоне в 1802 г., несмотря на его заслуги, на знатную фамилию, на родство с первыми людьми Государства. Король мог, Король желал, но не смел простить его и, в угождение черни, утвердил приговор. Народ непристойным образом радовался казни несчастного, и не одна чернь: ибо любопытные платили по 500 р. на наши деньги за место в тех домах, откуда видна была виселица. В том же году флота капитан Гамильтон, один из лучших английских офицеров, с бесчестьем исключен из службы за то, что он привязал Канонера к мачте. Соразмерны ли такие наказания с виною? И сколько бы не кричали гордые островитяне о филантропии, о правах человеческих, о вольности, если бы эти два жестокие приговора даны были в России? ‘Нет! — сказал Лафатер генералу Моро. — Суворов не может быть жестокосерд, встречаясь с младенцем, он всегда приласкает его и благословит его, как меня уверяли Русские офицеры, бывшие в Цирихе’. Что же сказал бы об этом философ-христианин, если бы увидел обладателя полусвета, окруженного маленькими кадетами Александровского Корпуса, которые увиваются вокруг него как дети около родного отца, или в Екатерининском институте, посреди воспитанниц, которые однажды до того были смелы, что, желая иметь по перышку из императорского султана, совсем общипали его? — он бы, без сомнения, вспомнил слова Спасителя: ‘Не запрещайте детям приближаться ко мне, им принадлежит царство небесное!’.
Здесь кстати будет следующий анекдот: Император Николай в сопровождении французского посла, маршала Мезона, посетил Царскосельский корпус малолеток, и когда, по обыкновению, дети резвились вокруг Государя, он задал своему гостю трудную задачу: ‘Маршал! Между этими сиротками есть дети офицеров, убитых за Россию, и Польских, погибших в сражениях против России, потрудись указать мне тех и других!’ — Старый, исполненный чести полководец прослезился и, оборотясь к своей свите, громко произнес: ‘Et voila се qu’on appelle a Paris despote du Nord!’ (‘И вот тот, кого называют северным деспотом!’ (фр.))
Назначение Начальником всех военно-учебных заведений Великого князя Михаила Павловича и в начальники штаба его по сей части полковника Ростовцева облегчило чадолюбивое сердце отца великой Русской семьи. Услышав об этом, родители упали на колени перед престолом всевышнего, с ними вместе.
На небеса простерли руки
Младенцев миллионы вдруг!
Тот только, кто видел кадетские корпуса прежние и нынешние, может достойно оценить нежную заботливость нашего Государя об этих рассадниках народной славы и силы.
По докладу о неуместной строгости цензурного устава, составленного князем Шахматовым, Император приказал учредить под председательством генерал-адъютанта А.X. Бенкендорфа Комитет для написания нового. ‘Чем скорее он будет готов, тем лучше, — прибавлял Государь, смеючись: ‘La folie, la plus courte est meilleur!’ (‘Глупость, чем она короче, тем лучше!’ (фр.)) Таких высоких — при всей простоте своей — слов никогда не произнес бы ни Карл Великий, ни Людовик XIV, ни Фридрих II.
Если всего здесь нами сказанного мало для того, чтобы образумить французов, напомним им о возвращении из ссылки Пушкина и о неизреченной щедрости царя нашего к его осиротевшему семейству, укажем на Александра Бестужева, которого мы видели с оружием в руках на Исакиевской площади, и которому Государь не только позволил писать и печатать свои сочинения, но открыл путь заслужить вину, произвел в офицеры и за храбрость наградил орденом. Этот пылкий писатель погиб от собственного легкомыслия, которое было отличительною чертою его характера. Нам возразят запрещением ‘Телеграфа’ и ‘Телескопа’, арестованием Греча, Булгарина и Воейкова, как такими действиями правительства, которые показывают стеснение свободы мыслить. Очень рады случаю поговорить о таком предмете, где всего яснее видна мягкость наших полицейских мер, сравнительно с мерами французского правительства. Начнем с Н.А. Полевого! Знаю, что многих удивит мое о нем мнение, что же делать! Я уже решился, однажды навсегда, громко его высказать. Не отнимаю у Н.А. природного дарования, обширной памяти, начитанности, легкости писать живо и пылко. Но историк Русского народа, издатель ‘Московского Телеграфа’ не литератор, а торгаш. Прежде, нежели приступает он к изданию журнала, к сочинению книги, высчитывает, сколько барыша это предприятие принесет ему! И это не его вина, это слабость века: Бальзак, Гюго, Жюль Жанен пишут из денег, хвалят и бранят за деньги. И у нас немного таких бескорыстных журналистов, как Плетнев, таких бессеребренников писателей, как Жуковский, Баратынский, Вяземский. Смею присовокупить, что Н.А. Полевой — не Карбонар, не Якобинец, он революционер по расчету. Меркантильное его чутье пронюхало, что между недоучившимися студентами, между молодыми негодяями дворянчиками и пожилыми помещиками, не получившими один креста, другой чина, много так называемых либералов. На них-то основал он свою систему обогащения и не ошибся. Как скоро люди, почерпнувшие просвещение из французских брошюрок, удаленные от должности за взятки, за неспособность, за лень, увидели, что Полевой явно восстает против существующего порядка, восставая на Карамзина, которого девизом было Православие, Самодержавие, Народность, как скоро невежды начитали его бредни о Новгородских мэрах, префектах, целовальниках, коих сметливый торгаш называл jury, присяжными, как скоро люди, которым терять нечего, услышали его, отважно проповедывающего революцию, жадно бросились раскупать его журнал и превозносить издателя. Один знатный и богатый московский барин принял его под свое покровительство и спускал его как злую собаку на Сиятельных и Высокопревосходительных врагов своих, поощрял его писать на них пасквили. Полевого призывали в Цензурный Комитет, делали замечания, выговоры, сменяли за него цензоров, но это только больше раздражало его. Видя, что все ему с рук сходит, он становился все наглее и наглее, наконец, до того забылся, что в разборе Трагедии: Рука Всевышнего отечество спасла, осмелился утверждать, что основатель царствующей династии избран был в цари партией, а не целым Государством. Беспечный издатель ‘Телескопа’, ученый, трудолюбивый и полезный писатель под руководством других, до того близорук, что не видит дальше своего письменного стола, простодушен до глупости. Он и теперь не совсем еще верит злонамеренности и неисчислимому вреду, который мог произойти от напечатания богопротивной, ложной с начала до конца статьи сумасброда Чаадаева. Случись это во Франции, и Надеждина, и Полевого посадили бы на пять лет в тюрьму и оштрафовали бы такою суммою, которая бы равнялась всем его барышам и капитальной сумме, вместе взятым. У нас на Руси запретили только журнал, не взяли с виновного ни гроша, не посадили его в крепость и не запретили ему печатать статьи в других периодических изданиях. Заметим мимоходом, как люди во зло употребляют слово, данное им Богом для выражения идей: разорение издателя и лишение на несколько лет вольности называется во Франции свободою книгопечатания, а легкий, на несколько дней, даже часов, арест Греча, Булгарина и Воейкова, насилием. Не думаю, чтоб нашелся из Русских какой-нибудь отчаянный либерал, который бы стал защищать издателя ‘Телескопа’ за помещение неистовой статьи Чаадаева. Были между нами сумасброды, восстававшие против царя земного, но таких, которые бы хулили православную веру, еще не было, и долго, долго не будет.
Теперь остается мне опровергнуть самое важное обвинение, взводимое завистливыми иностранцами, не чистыми на руку чиновниками, маленькими тиранами-помещиками, сутягами, плутами, подрядчиками, жидами, полицейскими крючками, поставщиками, они разинут рты от удивления, когда я шепну им, что Император Николай ничем не доказал более уважения своего к законной свободе, как учреждением корпуса жандармов. Помните, что я сказал законной.
Бессмертный творец книги о законах Монтескье, которого никто, конечно, не станет обвинять в пристрастии, написал: ‘Государственная свобода, коею каждый Гражданин наслаждаться должен, не есть глупая свобода делать все, что захочется, но иметь возможность делать все, что законами позволено’.
Кто же смелее, благонадежнее жандармов защищает слабого против сильного, останавливает руку грабителя, наблюдает, чтобы стояли прямо весы правосудия? В учреждениях Жандармского корпуса почти перевелись тираны-помещики, судьи, явно продававшие правосудие, комиссары, поставлявшие гнилые припасы в больницы и гнилую аммуницию в полки. Уж не слышно, чтобы Исправники возили на обывательских переменных подводах коров своих* или утаивали взятые ими у пойманных разбойников краденые деньги**, чтобы священники совершали браки против воли жениха и невесты, между родными и малолетками, чтобы из церкви продавали старинные образа раскольникам*** и за деньги хоронили замученных Господами крепостных людей, не дождавшись следствия. Уже буйные богачи помещики не секут батажьем заседателей****, не набирают серали из дворовых девок*****, не морят крестьян своих по семи дней в неделю на барщине, полиция не пытает подозреваемых******, уголовная палата не приговаривает к кнуту и каторге без явной улики, земские заседатели не сильничают малолетних нищих девочек*******, полицейские не подменяют шуб, отбитых у грабителей.
______________________
* Известный случай с Балашевским исправником М…
** Покойный ген.-лейтенант Л.Д. Измайлов, дворянин, расстриженный монах Пафнутий Игн. Поливанов, И. А. Барыков.
*** Л. А. Б. К.
**** Случай в Переславль-Залесском уезде, Владим. губернии.
***** Ряз. губернии в Спасском уезде исправник Асеев.
****** В Казани мнимых зажигателей при воен. губ. Пущине и гражданском А.И. Муханове.
******* См. следственное об убийстве Анастасии, наложницы гр. Аракчеева.
______________________
Я бы мог здесь указать на блистательные следствия дел, Жандармскими чиновниками с честью и тонкостью произведенных, на военных и гражданских губернаторов, по их представлению, за злоупотребление власти, отставленных, преданных суду, наказанных*.
______________________
* Не все выше перечисленные злоупотребления прекращены проницательностию и деятельными мерами Жандармов, но их пребывание в соседстве с людьми порочными заставило злых исправиться, по пословице: У страха глаза велики!
______________________
Однажды, размышляя о неисповедимых путях, которыми всеблагое провидение ведет наше отечество к высокой цели, о неограниченной власти, какую долженствовал иметь святой Владимир над сердцами подданных при озарении России Христианскою верою, о железной воле Петра при насаждении в ней просвещения и о силе духа, какою одарен монарх, вдруг задушивший треглавую гидру мятежа в Варшаве, Новгороде и Петербурге, мне пришла в голову мысль: кому бы вручили Россияне, мои современники, державу, если б осиротел престол Императорский? И я ни мало не запинаясь, отвечал сам себе — Николаю Павловичу Романову! Если найдутся неблагодарные, которые потребуют на то доказательств? Я стану отвечать, что двенадцатилетнее славное, благодетельное Его царствование есть самое лучшее оправдание причины избрания Е. И. Величества, и что народы всегда избирают в цари достойнейшего.
18 августа 1838 г.
с. Рыбацкое
Исходник: http://dugward.ru/library/nikolay1/voyeykov_izvestie.html