Изнанка войны, Детенгоф Александр Карлович, Год: 1905 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 33 минут(ы)

ИЗНАНКА ВОЙНЫ.

(Изъ дневника участника Русско-турецкой войны 1877—78 года).

Картинки съ натуры.
‘Je n’enseingne pas, je raconte’.
Montaigne.
‘Я правду о теб поразскажу такую,
Что хуже всякой лжи’.
Грибодовъ.

О вашей послдней войн съ Турками, помимо сочиненій серьезнаго характера и чисто-спеціальнаго свойства, написано немало всевозможныхъ замтокъ, беллетристическихъ очерковъ и всякаго рода воспоминаній. Одинъ В. И. Немировичъ-Данченко написалъ на эту тему чуть не десять романовъ, однимъ словомъ — образовалась довольно обширная и въ высшей степени интересная литература войны. Но былобы величайшей наивностью и заблужденіемъ думать, что вс эти многочисленныя сочиненія даютъ вполн врную, безпристрастно и всесторонне разработанную картину войны. Ничего подобнаго! Всякій, сколько-нибудь сообразительный читатель, догадается безъ особеннаго труда, что такая правдивая исторія минувшей войны, во всхъ ея деталяхъ и подробностяхъ, въ настоящее время безусловно немыслима. Во всхъ появившихся до сихъ поръ сочиненіяхъ, если не исключительно, то главнымъ образомъ, трактуется о походахъ, сраженіяхъ, трудной борьб съ природой, героическихъ подвигахъ Русскаго войска, т. е. о такихъ вещахъ, которыя и безъ всякаго описанія извстны давнымъ-давно каждому школьнику. Въ самомъ дл: кто же изъ насъ, Русскихъ людей, не знаетъ, что для Русскаго солдата^нтъ ничего невозможнаго и неприступнаго, что беззавтной храбрости и выносливости этого могучаго богатыря удивляется и завидуетъ весь міръ? Не даромъ же наше христолюбивое воинство называется ‘побдоноснымъ’. Итакъ, распространяться о доблестяхъ Русскаго войска, т. е. главнымъ образомъ Pyскаго солдата, это все равно, что повторять азбучныя истины объ ум Сократа, благородств Марка Аврелія, честности Аристида и т. п. Совсмъ дло другого рода говорить вообще о томъ, что творилось на театр военныхъ дйствій.

Каждый знаетъ, что офиціальныя бюллетени о побдахъ или пораженіи — это только одна и притомъ далеко не самая важная сторона войны. За ней скрывается другая, глубокопоучительная исторія закулисной войны. Посторонней публик желательно знать не только число убитыхъ, раненыхъ, отобранныхъ у непріятеля трофеевъ и проч., но также и то, какъ вели себя и держали начальники отдльныхъ частей, главные распорядители, отъ находчивости, умнья и хладнокровія которыхъ зависятъ исходъ сраженія, участь и жизнь многихъ тысячъ. Еще важне знать, были ли солдаты одты, обуты и накормлены какъ слдуетъ, имли ли больные и раненые надлежащій уходъ и не было ли съ этой стороны какихъ-либо вопіющихъ злоупотребленій. Вс эти и много другихъ серьезныхъ вопросовъ имютъ едва ли не боле важное значеніе, чмъ одержанная надъ непріятелемъ громкая побда, между тмъ, господа пишущіе о войн и весьма подробно разсуждающіе о томъ что думалъ такой-то начальникъ, о всхъ вышеупомянутыхъ вопросахъ краснорчиво умалчиваютъ, или говорятъ такими туманными намеками, что читатель, незнакомый съ дломъ, въ недоумніи пожимаетъ плечами, а мы-хорошо знакомые съ изнанкой войны — только улыбаемся недоброй улыбкой и безсильно негодуемъ….

Я знаю, что мн не удастся подлиться съ читателемъ и сотой долей того, что записано въ моемъ дневник, но отчего же не сдлать попытки? Отчего не приподнять хоть кончика таинственной завсы и не поставить точку надъ і тамъ гд можно? Если нельзя сказать всей правды, отчего не сказать хоть частицы ея?

Сербскотурецкая война, какъ извстно, была прелюдіей нашей войны съ Турками. Я, въ то время еще молодой офицеръ, служилъ въ К—ой сапёрной бригад, и никогда не забуду того лихорадочнаго настроенія, въ какомъ находилось все К—ое общество, начиная отъ аристократіи и кончая послдней уличной торговкой. Повсемстные сборы въ пользу Славянъ, благотворительные спектакли, вечерй, концерты, публичныя лекціи, наконецъ отряды Сербскихъ добровольцевъ, сопровождаемые музыкой, цвтами и стихотвореніями ‘литераторовъ-обывателей’ — все это громко и краснорчиво свидтельствовало о горячемъ сочувствіи общества своимъ угнетеннымъ братьямъ. Само собой разумется, что такое явное и открытое увлеченіе Болгарскимъ вопросомъ не могло остаться незамченнымъ въ высшихъ правительственныхъ сферахъ, не могло не дйствовать на мягкую натуру покойнаго Государя Александра II.

Слдя за перипетіями Сербской войны съ величайшимъ вниманіемъ, постоянно слыша, читая и толкуя о невообразимыхъ жестокостяхъ Турокъ, наше доврчивое и наэлектризованное разными ужасами, политически-неразвитое общество даже не допускало мысли о томъ, чтобы Россія — эта всегдашняя защитница и естественная покровительница Славянъ — могла остаться равнодушной къ совершаемымъ Турками зврствамъ и не обнажила свой мечъ въ защиту угнетенныхъ единоврцевъ {Путешествіемъ императора Іосифа по западному берегу Адріатическаго мори началось, а Бисмаркомъ повелось тоже самое, что при Екатерин Великой производилось Фридриховъ Великимъ и Кауницомъ, т. е. политическое кровопусканіе Россіи. П. Б.}. Такимъ образомъ, еще задолго до формальнаго объявленія войны нашимъ правительствомъ, она уже была ршена всмъ Русскимъ обществомъ, оно громко выражало свое неудовольствіе за медлительность Россіи. Всеобщее волненіе росло неудержимо, вс чувствовали приближеніе грозы, ходили какъ на иголкахъ и съ минуты на минуту ожидали приказа о мобилизаціи южной арміи.

Помню какъ теперь, въ Купеческомъ Клуб былъ назначенъ танцовальный вечеръ ‘въ пользу добровольцевъ’.

Публики собралось множество, и вечеръ удался какъ нельзя лучше: музыканты играли съ какимъ-то особеннымъ увлеченіемъ, ловкіе кавалеры и очаровательныя барышни, пренебрегая усталостью и не ршаясь обидть отказомъ, танцовали, какъ говорится, до упаду, до измеможенія, и, не жаля каблуковъ, усердно работали ногами…. въ пользу добровольцевъ, а господа нетанцующіе не отходили отъ буфета и еще съ большимъ усердіемъ пили ‘за ихъ доброе здоровье’, однимъ словомъ, каждый выражалъ добровольцамъ сочувствіе по-своему. Какъ вдругъ, въ самую патетическую минуту, когда провинція расплясалась во всю, въ танцовальную залу, точно бомба, влетлъ запыхавшійся плацъ-адъютантъ, повелительнымъ жестомъ остановилъ музыку и, вставъ на стулъ, заявилъ громогласно, что сію минуту получена телеграмма о мобилизаціи К—аго округа и выступленіи въ походъ. Дружное ура было отвтомъ на эту всть. Вс стали обниматься, пожимать руки и заране поздравлять другъ друга съ пораженіемъ ненавистныхъ Турокъ. Кто-то крикнулъ гимн! музыка заиграла Боже царя храни, и все слилось въ общемъ восторг и ликованіи…. Въ заключеніи, раздался модный и всюду играемый въ то время ‘маршъ добровольцевъ’, подъ заунывно-торжественные звуки котораго публика стала медленно расходиться….

Хотя вс съ нетерпніемъ ожидали приказа о мобилизаціи, но если бы читатель могъ заглянуть въ т военныя семьи, которыя были заинтересованы предстоящей войной, то онъ увидлъ бы повсюду почти одн и тже картины истерическаго плача, горькихъ стованій и весьма нелестныхъ эпитетовъ по адресу этой будто бы желаемой войны, а если бы какой-нибудь сердцевдецъ имлъ возможность заглянуть въ душу готовящихся къ походу, подслушать ихъ затаенныя мысли и желанія, то онъ убдился бы, что вс эти горячо и краснорчиво проповдующіе необходимость защиты угнетенныхъ Славянъ въ дйствительности вовсе объ этихъ Славянахъ не думали и даже имли о нихъ весьма смутное понятіе, а всецло были заняты своей собственной персоной, своими чисто-личными счетами и домашними длишками….

Въ то время, когда блдныя, убитыя горемъ сестры, жены и въ особенности матери, трясущимися руками укладывая блье своихъ дорогихъ воиновъ, заране оплакивали ихъ погибель, потому что каждой матери непремнно чудилось, будто первая непріятельская пуля предназначена никому другому, а именно ея ненагляднымъ сыночкамъ, эти послдніе, съ худо скрываемою радостью, утшали своихъ плачущихъ матерей, женъ и сестеръ, а сами думали въ это время о предстоящемъ знакомств съ новыми странами, о наградахъ, повышеніяхъ по служб, военныхъ подвигахъ и всякаго рода отличіяхъ, при чемъ, само собою разумется, заране мечтали и видли во сн тотъ маленькій бленькій крестикъ, который для всякаго иметъ такое же значеніе, какъ для правоврнаго мусульманина общанный Магометомъ рай съ гуріями.

Совсмъ другого рода мечты и планы роились въ головахъ тхъ пожилыхъ офицеровъ, которые командовали какой-нибудь отдльной частью, или завдывали хозяйствомъ. На лицахъ этихъ господъ можно было явственно прочесть заботы чисто-матеріальнаго свойства. Обложенные приказами, смтами и всевозможными справками, эти хозяева и распорядители казеннаго имущества, съ карандашемъ въ рук, длали приблизительныя вычисленія: сколько можно будетъ (сэкономитъ при закупк всего необходимаго для своей части, и какъ устроить такимъ образомъ, чтобы, съ одной стороны, угодить начальству и представиться на смотръ въ приличномъ вид, а съ другой и себя не обсчитать и не обидть. Задача, какъ видите, трудная и головоломная: но мн извстно изъ достоврныхъ источниковъ, что многіе ршили ее блистательно. Благодаря щедрости казны, которая отпускаетъ столько, что, кормя казеннаго воробья, можно прокормить большую семью, господа командиры отдльныхъ частей умудрились достигнуть того, что и невинность соблюли (похвалу начальства за бережливость) и капиталъ пріобрли.

Такимъ образомъ, съ первымъ выданнымъ на расходы казеннымъ рублемъ началось беззастнчивое расхищеніе государственнаго пирога, и т, черезъ руки которыхъ проходилъ этотъ рубль, еще не трогаясь съ мста, успли прикарманить столько, что хватило не только дтишкамъ на молочишко, но и жен на шелковое платье, племянницамъ на шляпки и даже тещ на башмаки… Между тмъ это были только жалкія, ничтожныя крохи, въ сравненіи съ тми, ожидаемыми впереди жирными кусками, при одной мысли о которыхъ у командировъ спирало въ зобу дыханье и слюнки текли…

Но вотъ вс приготовленія окончены: войска снаряжены наскоро, обозы отремонтированы, насколько возможно и дозволяло время, остается только представиться высшему начальству, помолиться Богу, и затмъ, въ походъ!

Все это было продлано на громадномъ плацу передъ крпостью, въ присутствіи высшаго духовенства, сановниковъ и многочисленной толпы собравшагося народа. Чудное, безоблачное утро, торжественный молебенъ съ архіерейскими пвчими, горячая молитва сотевь тысячълюдей, окропленіе войскъ святой водой и благословеніе архіерея, трогательная, умная, глубокопрочувствованная рчь командующаго войсками, прощаніе съ родными, раздирающіе сердце вопли остающихся дома, вся эта неподдающаяся никакому описанію картина, о которой я, даже въ настоящую минуту занесенія ея на бумагу, не могу вспомнить равнодушно, неизгладимыми чертами врзалась въ душу и навсегда запечатллась въ памяти присутствовавшихъ…

Послдній поцлуй дорогихъ сердцу лицъ, послдній прощальный взглядъ на окружающія насъ родныя мста — и мы трогаемся въ путь!

Но не успли мы сдлать и ¹/₂ версты, какъ вся громоздкость и непрактичность нашего телеграфнаго обоза обнаружилась во всей своей непривлекательной очевидности. Начать съ того, что шестерка недавно купленныхъ и совершенно необъзженныхъ лошадей, при томъ подъ управленіемъ неискусныхъ кучеровъ и еще боле неопытныхъ Форейторовъ, никоимъ образомъ не могла везти громадную, неуклюжую фуру въ 180 пудовъ вса. Немудрено, что молодыя пугливыя лошади бросались въ сторону, становились на дыбы, брыкались и бились, путались въ постромкахъ, ломали вальки и дышла, сбрасывали Форейторовъ. Приходилось безпрестанно останавливаться, исправлять поломанное, перепрягать лошадей, вести ихъ въ поводу, подъ узцы, словомъ — путешествіе невообразимо печальное и комичное. Ползя такимъ образомъ, мы невольно вспомнили генералъ-адъютанта Дрентельна, который, осматривая нашъ обозъ и любуясь его щеголеватой наружностью, Зе мтилъ со свойственнымъ ему мткимъ остроуміемъ: ‘Да, красивая и дорогая игрушка, но она иметъ тотъ единственный недостатокъ, что хороша до тлъ поръ, пока стоитъ въ сара, подъ чехломъ, пока ея не трогаютъ съ мста, но какъ только вы попробуете примнить ее на практик — вы тотчасъ же убдитесь, что она ни къ чорту не годится’. Золотыя, пророческія слова, которыя сбылись съ буквальной точностью на первомъ же шагу!..

Наконецъ, мы кое-какъ дотащились до вокзала, но тутъ насъ ожидалъ другой сюрпризъ: оказалось, что на желзной дорог нтъ и не существуетъ никакихъ приспособленій, для втаскиванія огромныхъ фуръ на открытыя вагонныя платформы, а, крпкіе заднимъ умомъ, мы сами объ этомъ не подумали и заране не позаботились. Длать нечего! Пришлось самимъ заняться устройствомъ приспособленій для втаскиванія фуръ, что потребовало такъ много времени, что нашъ паркъ, вмсто того, чтобы выхать въ 10 часовъ утра, какъ предполагалось по расписанію, едва усплъ сдлать все необходимое къ полдню слдующаго дня и тронулся въ путь позднимъ вечеромъ. Разумется, что подобная непредвиднная задержка перепутала вс предположенія и расписанія поздовъ, послдствіемъ чего было то, что мы, отъхавъ отъ города какихъ-нибудь 3—4 станціи, т. е. не боле 100 верстъ, были переведены на запасный путь и простояли въ открытомъ пол, безъ всякой цли и смысла, ровно трое сутокъ. Порядки, какъ видишь читатель, въ чисто-Русскомъ вкус. Не думайте, пожалуйста, что это только мы, злополучные телеграфисты, двигались такимъ черепашьимъ шагомъ. Ничуть не бывало! Мобилизація всей южной арміи и движеніе ея по желзной дорог были произведены съ такой удивительной поспшностью и мудрой распорядительностью, что присутствовавшій при этомъ знаменитый генералъ К. просто выходилъ изъ себя и не стсняясь говорилъ открыто: ‘Хорошо, что мы собираемся воевать съ Турками, а не съ нашими сосдями, а то бы они десять разъ успли забрать насъ живьемъ, со всми бебёхами и потрохами’. Полагаю, что мнніе такого авторитетнаго и компетентнаго человка, какъ генералъ К., не нуждается въ коментаріяхъ. Но движеніе обозовъ по Россіи было только цвточки, въ сравненіи съ тми ягодками, которыя ожидали насъ въ Бессарабіи, черноземная почва которой необыкновенно вязка и совершенно неудобна для перевозки тяжестей. Вы не можете себ представить, что было съ нашими Ноевыми ковчегами, когда имъ пришлось двигаться по грунтовымъ дорогамъ Бессарабіи. Пока было сухо и тепло, мы еще ползли кое-какъ, но какъ только полилъ дождь, начинались наши мученія: лошади и люди выбивались изъ силъ, потъ градомъ катилъ по лицамъ солдатъ. Ничего не помогало! Пробовали выпрячь лошадей и тащить поодиночк каждую фуру одними людьми, на лямкахъ, но это ни къ чему не привело, тогда прибгли къ помощи такихъ сильныхъ животныхъ какъ буйволы, но и дв, три, четыре пары запряженныхъ цугомъ буйволовъ только рвали канаты какъ нитки и все-таки не могли двинуть съ мста и вытащить изъ грязи застрявшія по ступицы колесъ громоздкія фуры. Прибавьте къ этому пронизывающую насквозь сырость, жалкій видъ полуголаго, дрожащаго отъ холода плачущаго пастуха (хозяина буйволовъ), и вы поймете наше отчаянье, поймете и поврите, если я скажу вамъ, что, при вид всей этой удручающей душу картины полнаго безсилія, напряженные нервы нашего и безъ того сильно экзальтированнаго командира не выдержали: онъ слъ на бревно, и, закрывъ лицо руками, зарыдалъ какъ ребенокъ…

Да, мы натерплись и намучились съ нашими телеграфными обозами! Былъ случай, когда мы не могли сдлать боле трехъ верстъ въ сутки. Это отмчено въ моемъ дневник. Къ довершенію нашихъ бдъ и несчастій, намъ были розданы карты ‘путей сообщенія въ Бессарабіи’. Эти карты имли такое же свойство, какъ и наши обозы, т. е. на нихъ хорошо было смотрть, но нельзя было ими руководствоваться, по той причин, что на нихъ обозначены такіе мосты, гати, рчки, овраги, деревни и разстоянія, которые никогда не существовали, или существовали при цар Горох, и — наоборотъ, не были обозначены такія дороги, мосты и деревушки, которые существовали и были намъ нужны. Замтьте, что карты составлялись офицерами Генеральнаго Штаба. Но составители картъ, должно быть, принадлежали къ числу такихъ же спеціалистовъ и знатоковъ своего дла, какъ тотъ знаменитый капитанъ генеральнаго штаба N, который, будучи посланъ въ качеств проводника, умудрился завести отрядъ генерала В. въ такія дебри и трущобы, что отрядъ едва не погибъ и, посл долгихъ мытарствъ, пришелъ тогда, когда сраженіе окончилось. За такое удивительное исполненіе своей обязанности генералъ В. назвалъ капитана Сусаниномъ, и эта мткая кличка до такой степени всмъ понравилась, что со времени послдней войны названіе ‘Сусанинъ’ стало нарицательнымъ именемъ. Не правда ли, читатель, что все это похоже на анекдотъ и можетъ быть принято за вымыселъ, между тмъ я анекдотами не занимаюсь, а разсказываю голую правду.

Но если такъ, спроситъ незнакомый съ дломъ штатскій читатель, или читательница, то какимъ же образомъ телеграфный паркъ могъ исполнять свое назначеніе?’ Въ томъ-то и дло, что паркъ исполнялъ его очень плохо, приносилъ пользу весьма незначительную и, въ большинств случаевъ, дйствовалъ неисправно. Опытъ показалъ, что наши громоздкія фуры могутъ двигаться съ надлежащей скоростью только по шоссе и притомъ въ сухую погоду. Кром того, тоненькіе и хрупкіе телеграфные столбики не только ломались отъ прикосновенія буйволовъ, задванія колесами и проч., но просто валились отъ втра, вслдствіе чего движеніе тока прекращалось, и апаратъ не дйствовалъ. Отсюда происходили задержки, непріятности, тяжелыя сцены и всякаго рода недоразумнія. Генералъ N. N. (нын занимающій высокій административный постъ), узнавъ, что его приказаніе не исполнено и телеграфная линія до помщенія его штаба до сихъ поръ не наведена, потребовалъ къ себ пишущаго эти строки, и разнесъ его, что называется, въ пухъ. Когда же я, маленькій человкъ, осмлился доложить, что лошади не могутъ везти тяжелыхъ фуръ, его превосходительство, очевидно, не имвшій ни малйшаго понятія объ организаціи нашихъ обозовъ, закричалъ въ недоумніи.— Какъ не могутъ везти? Это еще что значитъ? Попробуйте хорошенько накормить лошадей овсомъ и сномъ, тогда он наврно повезутъ. Кровь бросилась мн въ голову отъ такого незаслуженнаго оскорбленія, но, твердо помня съ кмъ я говорю, и въ какое время, я отвчалъ съ полнымъ самообладаніемъ:— Не только хорошо накормленныя лошади, но даже пять паръ сильныхъ буйволовъ не въ состояніи тащить наши громоздкія фуры, въ чемъ ваше превосходительство можете легко убдиться, взглянувъ въ это окно. Какъ разъ въ это самое время обозъ вступалъ въ деревушку, и генералъ, взглянувъ по указанному мною направленію, увидлъ собственными глазами, съ какими невроятными усиліями люди и буйволы втаскивали фуры на сравнительно небольшую горку. Да, теперь я вижу, что вы правы, замтилъ генералъ боле мягкимъ тономъ, но на кой же намъ чортъ такой паркъ, который не можетъ исполнять своего назначенія какъ слдуетъ? Его нужно сжечь, уничтожить. Пришлось вспомнить г.-а. Дрентельна.

Ползя черепашьимъ шагомъ, безпрестанно злясь и проклиная все и всхъ, мы, наконецъ, кое-какъ доползли до столицы Бессарабіи, Кишинева, гд началось наше продолжительное стояніе. И вотъ, собравшись на границ Румыніи, точно крестоносцы подъ стнами Іерусалима, мы изнывали отъ бездйствія, скуки и томительной неизвстности, совершенно не постигая, кому нужно наше бездйствіе и для какой надобности собралось подъ Кишиневымъ такое множество войскъ, вмсто того, чтобы, пользуясь временемъ, безостановочно двигаться дале. Вдь не для того же, въ самомъ дл, мы ждали и томились, чтобы наши враги и противники, Турки, успли приготовиться къ оборон, между тмъ именно эта совершенно нелпая и неестественная причина назойливо лзла въ голову. По крайней мр достоврно извстно, что Турки превосходно воспользовались нашимъ ничегонедланьемъ, и въ то время когда мы, собирая и стягивая войска, все чего-то ожидали, они, при усердной помощи изъ Лондона и подъ руководствомъ Англійскихъ, инженеровъ, прекрасно починили старыя укрпленія и возвели новыя…

Не трудно догадаться, какъ мы пользовались досугомъ. Чтобы убить праздное время, мы усердно ли, много пили и развлекались въ пріятной компаніи этихъ дамъ, которыя беззастнчиво предлагали свои услуги и даже сожительство въ одномъ съ ними номер, тмъ боле, что въ Кишинев нельзя было достать свободной квартиры. Вс эти многочисленныя двы находились подъ наблюденіемъ полиціи, имли стройную организацію, и, подобно войскамъ, раздлялись на отряды и отдленія. По крайней мр пишущій эти строки былъ свидтелемъ того, какъ приставъ отдавалъ приказаніе ‘начальниц 5-го отряда’, чтобы она приготовила 12 красивыхъ и веселыхъ двицъ и непремнно надушила ихъ, потому что въ прошлый разъ онъ получилъ замчаніе за то, что двицы пахли чмъ-то отвратительнымъ. 12 веселыхъ двъ должны быть готовы къ 9-ти часамъ вечера, и, посл тщательнаго осмотра будутъ отправлены… куда слдуетъ…. Но кто больше всего надодалъ намъ, это Жиды. Грязный, вонючій, биткомъ набитый пришлымъ людомъ и переполненный войсками Кишиневъ положительно кишлъ Жидами, которые точно саранча, или ожидающіе добычи хищные зври, налетли со всхъ сторонъ. Нельзя было плюнуть или шагнуть, чтобы не натолкнуться на какого-нибудь юркаго, оборваннаго Жидочка, который вертлся какъ вьюнъ и назойливо предлагалъ свои услуги по части гешефтмахерства и всякаго рода продлокъ мошенническаго свойства. Полиція зорко слдила за этими пьявками, такъ какъ знала наврное, что многіе изъ нихъ служатъ шпіонами и развдчиками Турокъ, но, разумется, что полиція въ данномъ случа играла смшную и жалкую роль человка, который гоняется съ обухомъ за комаромъ: Жидъ не былъ бы Жидомъ, если бы онъ не сумлъ обойти и одурачить всхъ за нимъ слдящихъ, какъ бы они не были хитры и предусмотрительны. Прикидываясь нашими друзьями и доброжелателями, они въ тоже время были еще больше друзьями нашихъ враговъ, и, ловко надувая обоихъ, занимаясь коммерціей, т. е. грабя за все въ три дорога, превосходно набивали свои широкіе карманы… Вотъ ужъ. именно, можно сказать безъ преувеличенія, что въ минувшую войну Жиды совсмъ одолли насъ….

Наконецъ, посл долгаго и томительнаго нашего стоянія подъ Кишиневымъ, пріхалъ покойный Государь, лично обнародовалъ знаменитый манифестъ о войн съ Турціей, сдлалъ войскамъ прощальный смотръ, и посл напутственныхъ словъ, которыя глубоко запали въ нашу душу, мы, перейдя Прутъ, вступили въ союзную и содружественную намъ Румынію. Я думаю, что никто такъ этому не радовался, какъ мы, злополучные телеграфисты, потому что только вступивъ на твердую почву (шоссе), мы могли свободно вздохнуть и сказать: ‘Ну, теперь мы можемъ двигаться безостановочно, и даже не тихимъ шагомъ, а мелкой рысью’…

Чистенькіе, опрятные, довольно большіе и видимо благоустроенные города Румыніи произвели на насъ благопріятное впечатлніе, при чемъ невольно обращала на себя вниманіе выдающаяся красота Румынокъ, съ ихъ большими, полными огня и жгучей страсти выразительными глазами. Но и мужской типъ не мене красивъ, въ особенности среди молодцоватыхъ, представительныхъ офицеровъ. Рослые, статные, хорошо откормленные, одтые съ иголочки, расфранченные и надушоные точно передъ баломъ, эти салонные франты-моншёры, въ новенькихъ мундирахъ съ красными эполетами, смотрли необыкновенными щеголями, въ сравненіи съ которыми наши, въ большинств, низкорослые, уставшіе, запыленные, плохо одтые и, надо правду сказать, дйствительно невзрачные на видъ армейскіе офицеры высматривали замухрышками. Немудрено, что Румыны посматривали на нашихъ офицеровъ съ какимъ-то пренебреженіемъ и относились къ нимъ свысока, что было причиной частыхъ и рзкихъ столкновеній. Вообще Румыны относились къ намъ съ явнымъ неброжелательствомъ, длали намъ много всякаго рода затрудненій и смотрли на Русскихъ, какъ на грубыхъ и невжественныхъ дикарей, которымъ они великодушно дозволили пройти черезъ свою цивилизованную страну. Какъ ни оскорбительно и на первый взглядъ дико подобное отношеніе къ намъ какой-то несчастной, крошечной Румыніи, но Румыны, съ своей точки зрнія, были правы. Будьте, въ самомъ дл, справедливы и безпристрастны. Маленькое государство, которое существуетъ мене столтія, сумло добиться независимости и стать въ ряду большихъ государствъ, на одинаковыхъ съ ними правахъ. Румынія иметъ свою армію, флотъ, посланниковъ при Европейскихъ дворахъ, а главное, иметъ полную свободу печати и слова. Какое изъ маленькихъ Славянскихъ государствъ можетъ похвастаться подобными учрежденіями, и какъ тутъ не зазнаться, когда на глазахъ Румынъ процвтаютъ другія, обширныя, существующія боле тысячи лтъ государства, въ которыхъ даже самое слово конституція нужно произносить съ оглядкой, а то, чего добраго, услышитъ городовой и васъ, раба Божія, за подобныя вольнодумства, упрячутъ въ такія отдаленныя мста, куда Макаръ телятъ не гонялъ?

Находясь среди друзей, которые хуже враговъ, мы, разумется, чувствовали себя очень неловко и съ нетерпніемъ ожидали вступленія въ родственную намъ Болгарію, въ твердой увренности, что ‘братушки’ встртятъ насъ съ распростертыми объятіями. И мы не ошиблись. Насъ дйствительно, по крайней мр на первыхъ порахъ, встрчали необыкновенно торжественно, какъ благодтелей и спасителей отъ Турецкаго ига. Но за этой, вполн естественной радостью униженнаго и оскорбленнаго человка скрывалась не мене естественная трусость напуганнаго и забитаго раба, который боится, чтобы Турки, вернувшись, не отомстили ему жестоко за то, что онъ принималъ Русскихъ, какъ своихъ избавителей и друзей.

Многіе изъ писавшихъ о минувшей войн упрекали Болгаръ за эту, такъ сказать, двойственность ихъ обращенія съ нами, но мн всегда казались эти обвиненія и несправедливыми, и необдуманными. Курьезно требовать, чтобы народъ, 500 лтъ находившійся подъ тяжкимъ игомъ Турокъ, проявлялъ чувства свободныхъ людей, а не обнаруживалъ собою воспитанныхъ вками рабовъ, которые всегда боятся, цлуютъ руки тхъ, кто ихъ колотитъ по зубамъ и въ свою очередь притсняетъ тхъ, кто отъ нихъ зависитъ. Я понимаю обвиненіе Болгаръ въ ихъ скрытности, противной жадности и недостаточномъ гостепріимств, но ругать ихъ за то, что они относились къ намъ недоврчиво, не меньшей мр странно.

Среди холопствовавшихъ и всячески заискивающихъ передъ нами братушекъ попадались такіе смльчаки, которые открыто и во всеуслышанье проповдывали, что непрошенное заступничество Россіи, эта чисто-медвжья услуга можетъ принести Болгарамъ вредъ и во всякомъ случа не улучшитъ, а ухудшитъ ихъ положеніе, тмъ боле, что Европейскія государства никогда не дозволятъ и не допустятъ, чтобы Россія играла первенствующую роль руководительницы Славянъ. Послдующія событія доказали, что въ этихъ упрекахъ было немало горькой правды. Во всякомъ случа минувшая война обнаружила наглядно и убдительно, что Болгаринъ, въ смысл экономическаго и матеріальнаго достатка, несравненно богаче и зажиточне нашего мужика. Когда Русскіе солдатики, вступивъ въ предлы Болгаріи, увидли прекрасную, плодородную землю, цвтущія поля, чистые какъ кристалъ ключи холодной воды, обширные сады и виноградники, они просто ахнули и пришли въ недоумніе. ‘Вотъ такъ край! невольно воскликнули они: да если бы нашему брату такая благодать, кажись и умирать ненадо!’ Положимъ, что все добро и имущество Болгаръ было безжалостно расхищено и разграблено Турками, но дло въ томъ, что было что грабить и расхищать. А попробуйте ограбить нашего средняго мужика, вы увидите, что это дло довольно мудреное, потому что нашъ крестьянинъ и безъ того ничего не. иметъ, вчно живетъ впроголодь, вчно нуждается и бьется, бдняга, какъ рыба объ ледъ. Имя въ карман блоху на аркан, онъ постоянно думаетъ о всякаго рода податяхъ и многочисленныхъ недоимкахъ, которыя держатъ его въ кабал у деревенскихъ кулаковъ и отъ времени до времени усердно выбиваются сельскими властями…

Со вступленіемъ нашихъ войскъ въ предлы Болгаріи и посл блистательной переправы черезъ Дунай, начались т непріятельскія стычки, сраженія, переходы черезъ Балканы, словомъ, т военныя дйствія, которыя, не смотря на вс неудачи и неожиданныя препятствія, въ конц концовъ увнчались полнымъ успхомъ, завершились пораженіемъ Турокъ и покрыли наши доблестныя войска неувядаемой славой храбрецовъ и героевъ…

Говорить обо всемъ этомъ я, разумется, не буду: все это уже сдлано и прекрасно сдлано свдующими спеціалистами, да я совсмъ и не съ этой цлью взялся за перо. Я хочу вамъ разсказать, какъ мы, находившіеся при штаб и не принимавшіе въ сраженіяхъ никакого участія, мирные воины, подъ шумъ побдъ и громъ оружія, устраивали свои дла длишки. Но прежде чмъ приступить къ этому крайне щекотливому и несовсмъ безопасному вопросу, я считаю необходимымъ сказать нсколько словъ о томъ, какъ господа военные, да, пожалуй, и вс мы Русскіе, смотримъ на пользованіе казеннымъ добромъ. Чтобы сдлать сравненіе наиболе врнымъ и образнымъ, я не могу придумать ничего лучшаго, какъ напомнить читателю слдующее, сдланное дикаремъ, опредленіе добра и зла: ‘Если я отниму чужую жену, это добро, а если у меня отнимутъ, это зло’. Вотъ именно точь въ точь такой же взглядъ сложился вками, окрпъ и прочно установился у многихъ военныхъ относительно пользованія казенной копйкой. Если отнимутъ вашу собственность, это гадко, мерзко, преступно, но если вы обворуете казну, это ничего, это совсмъ изъ другой оперы: взять у казны нисколько непредосудительно. Такой дикій взглядъ проистекаетъ изъ слдующаго софистическаго разсужденія. Казна не частное, отдльное лицо, какъ мы съ вами, а что-то неопредленное, какъ бы несуществующее, какой-то таинственный незнакомецъ, миъ, который даетъ вамъ деньги совсмъ не для того, чтобы вы возвращали ихъ обратно. Не возьмете вы остатокъ лично для себя, его все ровно, возметъ кто-нибудь другой, но разъ отпущенное казной на расходы никогда не возвращается обратно, какъ не возвращается утраченная двушкой невинность… Понятно, что при такомъ возрніи на казенное имущество, отказаться отъ экономіи также смшно, глупо и нелпо, какъ смшно и глупо не поднять валяющійся на дорог бумажникъ.

Исходя изъ подобнаго взгляда на казенное добро и руководствуясь тмъ простымъ соображеніемъ, что войны бываютъ не часто и, слдовательно, нужно пользоваться рдкимъ, счастливымъ случаемъ, господа командиры отдльныхъ частей и вообще вс, черезъ руки которыхъ проходилъ казенный рубль, принялись расхищать казну съ такимъ усердіемъ, что казенный сундукъ затрещалъ по всмъ швамъ. Никакое перо не въ состояніи передать и никакое воображеніе не въ состояніи представить себ, что творилось въ дйствующей арміи изъ-за казеннаго пирога. Это былъ совершенно открытый, беззастнчивый грабежъ среди благо дня, что-то непостижимо грубое и наглое, какая-то дикая Вакханалія. Можно было подумать, что всхъ обуяла неопредолимая страсть къ нажив, воровству, къ погон за рублемъ. Казалось, самый воздухъ былъ пропитанъ міазмами хищенія и какъ бы трубилъ въ уши: ‘Бери, хватай, лови моментъ и пользуйся всмъ, что плохо лежитъ’. И хватали, безстыдно хватали вс у кого были руки, кто могъ и сколько могъ… Какимъ образомъ совершалась вся эта процедура грабежа, я сейчасъ вамъ объясню. Вы увидите, что это также просто, какъ самый нехитрый фокусъ, который кажется вамъ замысловатымъ, только до тхъ поръ, пока не обнаружился его секретъ. Казна, какъ я уже упоминалъ выше, всегда отпускаетъ очень щедро, а во время минувшей войны эта щедрость перешла всякія границы: справочныя цны стояли такъ высоко, что самъ Августйшій главнокомандующій, утверждая ихъ своей подписью, только покачивалъ головой и говорилъ: ‘однако!’ Достаточно сказать, что, напримръ, пудъ мяса доходилъ до 10 рублей, а пудъ сна до 1 рубля, замтьте — золотомъ, т. е., другими словами, прибавьте еще столько же, потому что полуимперіалы (5 р. 15 к.) мнялись тогда на красненькую. И вотъ, вс эти отпускаемыя на продовольствіе людей и лошадей сотни тысячъ записывались, какъ водится, въ шнуровыя книги на приходъ, и затмъ расходовались… на бумаг, т. е. въ представляемыхъ начальству и контролю письменныхъ отчетахъ, вс, такъ называемые, оправдательные документы были въ полной, исправности, итоги и цифры тщательно проврены до полушки, а на самомъ дл львиная доля отпущеннаго застрвала въ карманахъ начальниковъ отдльныхъ частей, а на долю солдатиковъ доставались жалкія крохи, ровно столько, сколько нужно для того, чтобы не умереть съ голоду. Можете себ представить, чмъ кормили нашихъ несчастныхъ солдатъ, если я скажу вамъ, что, не смотря на тяжелую работу и крайнюю нетребовательность нашихъ солдатъ, они не рдко не дотрогивались до такъ называемыхъ щей (правильне помоевъ) и выбрасывали ихъ собакамъ, но даже собаки ли ихъ неохотно. Разумется, что такой пищей можно было потчивать только нестроевыхъ солдатъ, не участвующихъ въ сраженіяхъ, потому что дйствующія войска, во 1-хъ получали все натурой отъ пресловутаго товарищества Коганъ, Горвицъ и К^о, а во 2-хъ, боевыя войска никто и не посмлъ бы кормить падалью, потому что господа командиры рисковали въ первомъ же сраженіи получить нечаянную рану пониже спины… Но неужели, спроситъ читатель, солдаты терпливо выносили такое возмутительное нарушеніе ихъ правъ и никому не заявляли своихъ законныхъ претензій? въ качеств безпристрастнаго лтописца я могу отвчать, что слышалъ, будто нкоторыя команды пробовали бунтоваться и даже какой-то баталіонъ длалъ попытку разбжаться, но въ какой степени все это справедливо и достоврно, я утверждать не ршаюсь. Во всякомъ случа думаю, что даже самые жадные и безсовстные начальники, въ видахъ собственнаго интереса и безопасности, отъ времени до времени поступали такъ, какъ поступалъ нашъ хитрый и предусмотрительный командиръ. Какъ только онъ замчалъ, что солдаты ропщутъ и вообще недовольны, онъ тотчасъ же длалъ внезапный смотръ, или поднималъ насъ по тревог, находилъ все въ порядк, благодарилъ за молодецкую службу и въ награду за отличное состояніе парка отдавалъ приказаніе приготовить хорошій обдъ, раздать всмъ нижнимъ чинамъ по чарк водки и сверхъ того по двугривенному на человка. Такимъ способомъ онъ временно пріобрталъ расположеніе нижнихъ чиновъ, удовлетворялъ ихъ справедливое негодованіе и зажималъ имъ рты… до слдующаго ропота. Не даромъ же нашъ командиръ принадлежалъ къ выдумавшей обезьяну пород Нмцевъ!

Что касается прокормленія лошадей, то здсь процедура набиванія кармана упрощалась до нее plus ultra. Такъ какъ умныя и благородныя животныя, получая гомеопатическія дозы овса и сна, были лишены возможности жаловаться и ничмъ не могли выразить своей, горькой участи, то имъ ничего боле не оставалось, какъ отчаянно ржать, объдать другъ у друга хвосты, гривы и, въ конц концовъ, околвать съ голоду. Все это несчастныя животныя и продлывали, и при томъ такъ усердно, что нкоторые кавалерійскіе полки очутились на пхотномъ положеніи, т. е. совсмъ безъ лошадей. Разумется, что такое околваніе лошадей массами не могло не обратить на себя вниманіе высшаго начальства, но господа командиры весьма устроумно объясняли повальный падежъ тмъ, что наши будто бы изнженныя и непривыкшія къ суровому климату лошади избалованы хорошей пищей и теплыми конюшнями, тогда какъ здсь имъ поневол приходится все время стоять на открытомъ воздух (на коновязи) и питаться кукурузой, за невозможностью своевременно достать сна и овса въ достаточномъ количеств и хорошаго качества. Въ этихъ оправданіяхъ была крошечная доля правды, настоящая же правда заключалась въ томъ, что лошади не привыкли жить… совсмъ безъ ды. Изъ указанныхъ примровъ читатель можетъ видть, какъ немысловаты пріемы и способы, при помощи которыхъ господа командиры набивали свои карманы. Надо только имть податливую совсть и твердо помнить, что каждый расходъ долженъ быть оформленъ указаннымъ въ закон порядкомъ. И такъ, умйте прятать концы, и вы, застрахованный отъ всякой отвтственности, въ прав считать себя вполн порядочнымъ человкомъ. ‘Не пойманъ — не воры.

Но далеко не вс командиры дйствовали осторожно и осмотрительно. Въ то время, когда предусмотрительные люди копили тихо, молча, держали деньги при себ, отвозили домой сами, или отправляли въ Россію съ врной оказіей (потому что почта имла секретное предписаніе слдитъ за боле или мене крупными кушами), другіе, въ жадной погон за быстрой наживой, набивали свои карманы съ какой-то лихорадочной поспшностью, какъ бы боясь, что имъ помшаютъ, открыто сорили деньгами, хвастались количествомъ скопленнаго, вообще дйствовали неумло. Еще безразсудне поступали т, которые потворствовали открытому грабежу и сами принимали участіе въ продлкахъ, неблаговиднаго свойства. Какъ вамъ нравится, напримръ, слдующая картинка съ натуры. Блдный, испуганный, со слезами на глазахъ, Болгаринъ-пастухъ влетаетъ опрометью въ свою деревню и кричитъ благимъ матомъ, что солдаты увели изъ его стада нсколько головъ рогатаго скота и овецъ. Растеряннаго пастуха направляютъ, разумется, къ командиру части, куда онъ и идетъ въ сопровожденіи большой свиты сбжавшихся Болгаръ и нижнихъ чиновъ. Здсь разыгрывается слдующая трагикомедія: несчастный пастухъ бросается командиру въ ноги и, сильно жестикулируя, проситъ его защиты. Командиръ, прекрасно понимая, въ чемъ дло, длаетъ видъ, что будто бы онъ ровно ничего не понимаетъ, когда же ему переводятъ жалобу Болгарина по-русски, командиръ внезапно переходитъ въ роль защитника, напускаетъ на себя тонъ возмущеннаго и съ притворнымъ негодованіемъ приказываетъ трубить ‘сборъ’, съ цлью жестоко наказать виновныхъ, ‘если они будутъ обнаружены’. Но вотъ люди собраны. Командиръ обращается къ нимъ съ краткой, но сильной рчью и разъясняетъ весь позоръ и гнусность нападенія на мирныхъ жителей, которыхъ они пришли не грабить, а защищать, затмъ, идя съ Болгариномъ вдоль Фронта, предлагаетъ ему узнать виновныхъ въ лицо, но съ тмъ, что если Болгаринъ ихъ не укажетъ, то за такое обидное и незаслуженное опозореніе его команды жалобщикъ будетъ выпоротъ тутъ же передъ собравшимися нижними чинами.

Можете себ представить положеніе несчастнаго Болгарина при такомъ предупрежденіи, при всей этой торжественной, наводящей трепетъ обстановк! Разумется, что перепуганному пастуху вс солдатскія рожи кажутся похожими другъ на друга, какъ бараны его стада. Едва различая физіономіи и трясясь какъ въ лихорадк, Болгаринъ не находитъ тхъ, которые его ограбили, по той простой причин, что они отсутствуютъ и въ строю не находятся, а уведенные ими быки и бараны, быть можетъ, въ это самое время уже варятся въ котлахъ съ борщемъ. Разыгрывающій комедію начальникъ набрасывается на Болгарина съ площадными ругательствами и отдаетъ приказаніе ‘принести розогъ’, но довольный тмъ, что недоразумніе разъяснилось и въ ею части воровъ не оказалось, великодушно прощаетъ блднаго какъ полотно Болгарина, который, не помня себя отъ радости, что его душу отпустили на покаяніе, убгаетъ стремглавъ, и ужъ конечно даетъ себ клятву никогда больше не жаловаться Русскимъ властямъ. Такія возмутительныя продлки случались нердко. Я, по крайней мр не разъ былъ свидтелемъ подобнаго ‘Шемякина суда’… Но и это не все. Находились такіе господа командиры, которые не гнушались и не брезгали промышлять разными выгодными аферами. Такъ, пользуясь невыразимо бдственнымъ положеніемъ ограбленныхъ и доведенныхъ до нищеты злополучныхъ погонцевъ, они пріобртали у нихъ лошадей съ повозкой буквально за безцнокъ, и затмъ не стыдились сами, разумется подъ чужимъ именемъ, перевозить клади, торговать дровами и т. п. Такой промыселъ приносилъ большіе барыши, потому что, напримръ, небольшой возъ дровъ, который, по приказанію командира, вырубался солдатами въ окрестныхъ лсахъ и слдовательно доставался даромъ, ловкіе аферисты продавали за 2 полуимперіала, т. е. за 10 рублей золотомъ. Не правда ли процентъ недурной, не хуже Жидовскаго!.. Не знаю, право, какъ долго продолжался бы этотъ беззастнчивый грабежъ, если бы начальство не обнаружило подобныхъ продлокъ и не положило имъ конецъ строгимъ контролемъ и преслдованіемъ виновныхъ.

Но неужели, спроситъ изумленный читатель, такъ поступали вс командиры отдльныхъ частей безъ исключенія? Надо полагать, что среди военной семьи попадаются и уроды, т. е. люди безукоризненно честные, да и было бы невыразимо-тяжело думать, что все военное сословіе заражено хищническими наклонностями и состоитъ изъ однихъ взяточниковъ. Во всякомъ случа, вмсто прямого отвта на этотъ щекотливый вопросъ, позвольте разсказать слдующій, весьма подходящій къ данному случаю эпизодъ, который невольно напрашивается на бумагу.

Въ любимомъ ресторан хорошенькой Француженки m-me Жозефинъ собралась большая компанія офицеровъ, я, какъ это всегда бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, зашелъ разговоръ о сраженіяхъ, наградахъ, послднихъ событіяхъ войны, словомъ, о тхъ жгучихъ и животрепещущихъ злобахъ дня, которыя занимали вс ума и никогда не сходили съ языка. Между прочимъ поднялся вопросъ о взяточничеств, и разговоръ перешелъ на эту тему. Одинъ молодой капитанъ, извстный своимъ либеральнымъ образомъ мыслей и острымъ язычкомъ, страшна возмущался царившимъ въ дйствующей арміи беззастнчивымъ воровствомъ и безпощадно громилъ взяточниковъ, у которыхъ нтъ ни стыда, ни совсти.— Помилуйте, ораторствовалъ капитанъ, на что это похоже? Господа командиры отдльныхъ частей не только отнимаютъ у солдатъ послднее, т. е. грабятъ нищаго, но еще имютъ безстыдство и наглость хвастаться этимъ, какъ будто они и въ самомъ дл совершаютъ нивсть какое похвальное дло. Что скажутъ про насъ иностранные корреспонденты, которые все это прекрасно замчаютъ и, разумется, разнесутъ по всему свту? Вдь это позоръ цлой арміи — это просто не иметъ названія!.. Окружающая капитана молодежь, съ видимымъ сочувствіемъ и неподдльнымъ восторгомъ слушала громкую Филиппику оратора, который, не стсняясь въ выраженіяхъ, рисовалъ наши порядки самыми мрачными красками, какъ вдругъ изъ толпы стариковъ отдлился почтенный, украшенный орденами, заслуженный полковникъ, и, обратясь къ капитану, замтилъ ироническимъ тономъ:— Вы что же это, капитанъ, хотите удивить молодежь своимъ краснорчіемъ, или въ васъ просто говоритъ зависть некомандующаго отдльной частью офицера, который видитъ, что вс берутъ, а ему не даютъ?— Какъ вы смете, полковникъ, длать подобныя оскорбительныя предположенія?— На это даютъ мн право мой чинъ, продолжительная служба, боевыя заслуги и сдина. А вотъ, какъ вы, капитанъ, осмливаетесь порицать огуломъ всю нашу армію, этого я, признаюсь, не понимаю.— Ну и оставайтесь при вашихъ заслугахъ, сдин и непониманіи, которыя меня нисколько не занимаютъ и которыя не даютъ вамъ права длать мн непрошенныя наставленія. Я, по крайней мр, не признаю за вами этого права и слушать васъ отнюдь не намренъ.— Да вы, капитанъ, не кипятитесь и не забывайте, что съ вами говоритъ старый полковникъ, который годится вамъ въ отцы и съ которымъ вы не имете права говорить такимъ тономъ.— Ну и ступайте жаловаться на меи моему начальству.— Ну, положимъ, что мн нтъ никакой надобности жаловаться на васъ, когда я и самъ могу отправить васъ подъ арестъ, но я не имю къ этому ни малйшаго желанія и намренія, да вовсе не съ этой цлью и заговорилъ съ вами. Мн хочется знать, сами-то вы когда-нибудь командовали отдльной частью?— Могу удовлетворить ваше любопытство: командовалъ ротой боле двухъ лтъ.— Ну и что же?— А то, что передалъ роту въ такомъ блестящемъ состояніи и съ такой экономіей (около 1000 рублей), какой не имла ни одна рота въ цлой дивизіи.— И вы, конечно, считаете себя необыкновенно безкорыстнымъ человкомъ и не шутя думаете, что это даетъ вамъ право всхъ ругать взяточниками и только одного себя считать честнымъ человкомъ?— Надюсь, что имю полное право не считать себя воромъ.— Простите меня великодушно, но ваша логика никуда не годится.— Это на какомъ же основаніи?— А на томъ простомъ основаніи, что командовать ротой и съэкономить какихъ-нибудь тысячу рублей — ровно ничего не значитъ и ничего не доказываетъ. Вотъ если бы въ продолженіе многихъ лтъ командовали полкомъ или дивизіей, ворочали въ своихъ рукахъ крупные куши, ощущали шелестъ и запахъ сотенъ тысячъ, и при всемъ этомъ соблазн все-таки не взяли бы себ ни одного мднаго гроша — ну тогда, согласенъ, вы имли бы полное право считать себя вторымъ Аристидомъ, а пока вы напоминаете собой постоянно хвастающуюся, весьма некрасивую даму, которая только потому сохранила свою добродтель, что на нее никто не посягалъ.— Такъ по вашему выходитъ, что все дло въ куш, въ размр той цифры, къ которой человкъ начинаетъ красть. Такъ ли я васъ понялъ?— Очень радъ вашей сообразительности. Вы поняли меня какъ нельзя боле правильно: именно все дло въ цифр. Одного не соблазнишь и десятками тысячъ, а другой не устоитъ и сразу спасуетъ передъ какой-нибудь несчастной сотней. Это зависитъ отъ многихъ причинъ и условій, но у всякаго есть ‘предлъ, его же не прейдеши’.— Значитъ вы отвергаете безусловно честныхъ людей, которыхъ не соблазнить ничмъ и никогда?— Отвергаю безусловно и категорически, но, разумется, при той необходимой оговорк, что это люди здравомыслящіе, а не психопаты, маніаки, вообще поврежденные умомъ.— Однако у васъ, полковникъ, прекурьезная теорія: или мошенникъ или психопатъ, середины нтъ.— Ну, ужъ, курьезна она, или нтъ — это какъ вамъ будетъ угодно, но что мой взглядъ справедливъ, строго провренъ многочисленными примрами дйствительной жизни, за это я ручаюсь вамъ головой.

Оба противника долго и горячо убждали другъ друга, но каждый, по обыкновенію, остался при своемъ мнніи.

Пишущій эти строки разумется не намренъ присоединяться къ спорящимъ, но вотъ какъ сама жизнь отвтила на вопросъ по отношенію къ одному изъ спорящихъ. Не прошло и двухъ мсяцевъ посл этой пикировки, какъ нашъ капитанъ, въ качеств старшаго офицера въ парк, былъ временно назначенъ его командиромъ, по случаю болзни настоящаго начальника. Казалось, такимъ образомъ, что сама судьба даетъ капитану случай и возможность блистательно опровергнуть своего противника и на дл доказать справедливость своей теоріи. И что же? Съ несомннно-безупречнымъ и до тхъ поръ завдомо-честнымъ капитаномъ неожиданно совершилась внезапная метаморфоза. Подобно человку, который, попавъ въ зачумленную среду, самъ подвергается заразной, эпидемической болзни, капитанъ, забывъ свое прошлое, свои, краснорчивыя проповди о взяточничеств, послалъ къ чорту вс теоретическія разсужденія и принялся набивать свой карманъ съ такимъ усердіемъ, что когда выздороввшій командиръ возвратился изъ госпиталя и хотлъ вступить въ должность, онъ пришелъ въ ужасъ и отчаяніе отъ того состоянія, въ какомъ нашелъ свою часть за время своей болзни.

Самъ человкъ скупой и жадный до наживы, командиръ увидлъ, что воръ у вора укралъ дубинку, и, разумется, не могъ этого простить своему сопернику, которому жестоко отомстилъ слдующимъ, сдланнымъ въ присутствіи офицеровъ, замчаніемъ:— Вотъ, господа, капитанъ, который, за короткое время моей болзни, привелъ паркъ въ такое состояніе, какъ будто онъ былъ подвергнутъ грабительскому нападенію непріятеля. Это, рекомендую вамъ, тотъ самый человкъ, который осмливается кричать о честности и казнокрадств. Да я предпочитаю быть открытымъ взяточникомъ, чмъ жалкимъ фразёромъ, который, проповдуя о безкорыстіи, въ тоже время кормитъ солдатъ гнилой капустой и кладетъ себ въ карманъ ихъ порціонныя деньги. Я не хочу, капитанъ, отдавать васъ подъ судъ, но, надюсь, что вы избавите меня югъ удовольствія быть вашимъ начальникомъ.

Блдный, безъ кровинки въ лиц, стоялъ капитанъ, точно на горячихъ угольяхъ, и молча проглотилъ ужасную пилюлю, потому что ему нечего было сказать въ свое оправданіе: улики были слишкомъ явны и неопровержимы. Но публичная пощечина не могла пройти безслдно для такого гордаго и страшно самолюбиваго человка какимъ былъ капитанъ, вспыхивавшій отъ малйшаго замчанія и никогда не позволявшій наступить себ на ногу. Съ этого момента капитанъ сдлался неузнаваемъ: онъ сталъ уединяться, задумываться, въ каждомъ слов видлъ умышленный себ упрекъ, началъ пить, чего съ нимъ никогда прежде не бывало, и кончилъ тмъ, что, взявъ отпускъ, захалъ къ своему другу, начальнику желзнодорожной станціи и, воспользовавшись временемъ отправленія позда, застрлился въ кабинет своего друга, оставивъ записку слдующаго содержанія: ‘Полковникъ N тысячу разъ правъ: вс мы, даже самые лучшіе изъ насъ, ужасные скоты и мерзавцы. Жить съ клеймомъ вора я не въ состояніи, и потому добровольно отправляюсь на тотъ свтъ. Прошу тебя, дорогой другъ, извинить меня за причиненное моимъ самоубійствомъ безпокойство, а прилагаемыя при семъ деньги возвратить тмъ у кого я ихъ взялъ, т. е. солдатамъ’…

Я разсказалъ въ общихъ чертахъ, какъ мы расхищали казну и набивали свои карманы, теперь я разскажу вамъ, какъ мы расходовали пріобртенныя денежки и проводили свободное время. Это тоже довольно поучительная страничка минувшей войны. Извстно, что всякіе обозы, парки, вообще тяжести находятся при штабахъ, и потому обыкновенно располагаются въ городахъ, деревушкахъ и мстечкахъ. уже по одному этому обозы и парки устраиваются гораздо удобне строевыхъ войскъ, которыя, располагаясь подъ открытымъ небомъ, должны поневол ютиться въ палаткахъ, очень неудобныхъ, тсныхъ, плохо защищающихъ отъ втра, дождя и непогоды. Какъ бы хата, простыя сни, даже холодный сарай не были плохи, но, при помощи разнаго рода приспособленій. О находчивости деньщика, они могутъ быть приведены въ довольно сносное жилище, а если вы къ тому же и сами обладаете умньемъ, вкусомъ и достаточнымъ количествомъ ковровъ, то ваше жилище длается не только удобнымъ, но даже комфортабельнымъ, ‘gemthlich’, какъ говорятъ Нмцы. Нсколько хуже стоитъ вопросъ о продовольствіи, главнымъ образомъ потому, что не всегда можно достать свжую провизію, но и въ дл питанія обозы и парки поставлены въ несравненно лучшія условія, чмъ войска дйствующія. Къ вашимъ услугамъ находятся сопровождающіе войска маркитанты, у которыхъ вы всегда можете получить холодныя зікуски, разные консервы и даже деликатесы. Положимъ, что все это скверно и страшно дорого, но во всякомъ случа вы имете возможность и пость и выпить. Это совсмъ не то, что подъ Шипкой, гд люди по нскольку дней не видли горячей пищи и гд стаканъ чаю съ кускомъ одеревенлой колбасы считался какимъ-то блаженствомъ.

Все это я говорю о сравнительномъ неудобств тхъ обозовъ и парковъ, которые стояли отдльно, въ глухихъ деревушкахъ, если же вы приглашались къ столу главнокомандующаго, тогда пользовались прекрасно сервированнымъ, вкуснымъ и сытнымъ обдомъ, съ дорогими винами, кофе, сигарами и военной музыкой, васъ окружалъ такой комфортъ, вы сразу попадали въ такую обстановку, глядя на которую невольно забывалось и какъ-то плохо врилось, что находишься въ дйствующей арміи, среди всякаго рода лишеній и ужасовъ войны. Скоре можно было думать, что вы участвуете въ какомъ-нибудь блестящемъ, загородномъ пикник. Вашъ покорный слуга тоже удостоивался чести быть приглашаемъ къ такому столу, но, признаюсь откровенно, эти шикарные обды сильно смущали меня, по крайней мр, въ начал, на первыхъ порахъ. Дло въ томъ, что я имю прескверную привычку вспоминать о ‘беззащитномъ, больномъ и голодномъ брат’. Это, положимъ, еще не большая бда, но досадно то, что подобныя воспоминанія точно на зло являются какъ разъ въ такое время, когда они совершенно неумстны и въ состояніи испортить апетитъ и привести человка въ мерзйшее расположеніе духа. Такъ и въ данномъ случа. Уплетая жареныхъ цыплятъ и слушая игривую музыку ‘Корневильскихъ колоколовъ’, я невольно переносился мыслію туда, гд люди, изнемогая отъ голода и холода, терпли страшныя лишенія и переносили ужасныя страданія. Понятно, что при такихъ мысляхъ жареные цыплята становились поперекъ горла, и мн вдругъ длалось такъ больно, стыдно, неловко и совстно, какъ будто я участвую въ какомъ-нибудь предосудительномъ дл, какъ будто я лично виновенъ въ томъ, что несчастные солдаты мерзнутъ и голодаютъ…

Но къ чему человкъ не привыкаетъ, особенно если приходится привыкать къ омарамъ, анчоусамъ и т. п. деликатесамъ! Со временемъ я до такой степени сжился и втянулся въ окружающую меня обстановку, нервы до того притупились, что когда прислуживавшій мн лакей жалобно причиталъ о варварств Турокъ, я обыкновенно отвчалъ: ‘Неужто опять неистовствуютъ? Экіе подлецы! Дай-ка мн еще порцію телячьихъ котлетъ и стаканъ краснаго вина!’ Да, намъ штабнымъ жилось недурно! Занятія нисколько насъ не обременяли, отъ всякаго рода опасностей и нападенія непріятеля мы были застрахованы, свободнаго досуга больше чмъ нужно. Къ довершенію всего, молодцы-казаки, чтобы дать намъ полакомиться, срывали свжій виноградъ подъ выстрлами Турокъ и продавали офицерамъ по 30 коп. за большое сито.

— Да неужто теб 30 коп. дороже жизни? Вдь Турокъ можетъ подстрлить тебя какъ воробья.

— Что жъ, ваше благородіе, двухъ смертей не бывать, а одной не миновать. Опять же, если Господь Богъ не допуститъ, такъ Турка не убьетъ.

Вотъ и разсуждай съ Русскимъ человкомъ!

Такъ мы жили и благодушествовали во время войны. Всего у насъ было вдоволь, одна бда, мы были лишены развлеченій. Чтобы убить время и разсять скуку, мы усердно пили, играли въ карты до одуренія и дразнили Жидовъ сообщеніемъ о заключеніи мира, чего Жиды до такой степени боялись, что при одномъ слух о прекращеніи войны они приходили въ сильное волненіе и шептали въ ажитаціи: ‘Хай Богъ милуе, не дай Богъ!’ Но, разумется, ни попойки, ни карточная игра не могли насъ удовлетворить, главнымъ образомъ потому, что у насъ не было общества, не было женщинъ. Проклятые Турки забрали съ собой всхъ, сколько-нибудь молодыхъ, Болгарокъ, даже красивыхъ подростковъ, оставивъ намъ дряхлыхъ, безобразныхъ старухъ и грудныхъ младенцевъ.

Настоящее раздолье начиналось только тогда, когда намъ удавалось какъ-нибудь добраться до Бухареста, этой православной Мекки, куда стремились вс алкавшіе и жаждавшіе сильныхъ ощущеній. Тугъ наша Русская натура развертывалась во всю, и мы, вознаграждая себя за долгій постъ, предавались необузданному веселью и разгулу. Вас. Ив. Немировичъ-Данченко, въ одномъ изъ своихъ описаній войны, весьма картинно рисуетъ царствовавшій въ Бухарест развратъ, при чемъ, между прочимъ, говоритъ, что даже листочки деревьевъ сладострастно трепетали и прижимались другъ къ другу. Въ свое время надъ этими влюбленными листочками очень много и зло подтрунивали, между тмъ почтенный романистъ ничего не выдумалъ, а только съ обычнымъ увлеченіемъ и свойственнымъ ему гиперболизмомъ подчеркнулъ фактъ всеобщаго разврата. И дйствительно! Бухарестъ — этотъ маленькій Вавилонъ, или, какъ его называли Румыны, второй Парижъ, представлялъ во время войны какой-то омутъ, который стремительно захватывалъ всхъ, кто случайно попадалъ въ него. Не будетъ преувеличеніемъ, если я скажу, что Бухарестъ игралъ роль громаднаго вертепа, громаднаго публичнаго дома, куда со всхъ концовъ, чуть не со всхъ частей свта, собирались найкрасивйшія кокотки всевозможныхъ племенъ и національностей.

Никогда не забуду, какъ, пріхавъ въ Бухарестъ по дламъ службы всего на два дня, я остановился въ гостиниц ‘Метрополь’ и, занявъ номеръ, прежде всего, разумется, нажалъ кнопку электрическаго звонка, съ цлью позвать прислугу. Представьте же себ мое удивленіе, когда отворилась дверь и ко мн вошла очаровательная брюнетка, съ такими чудными, огненными глазами, въ такомъ откровенномъ костюм, что я залюбовался красавицей и, конечно, забылъ о томъ, что передо мной стоитъ горничная, которая ждетъ моихъ приказаній. Надо полагать, что моя растерянная фигура была довольно комична, потому что красавица безцеремонно расхохоталась, подошла къ зеркалу, стала кокетливо поправлять воткнутую въ волоса блую розу, затмъ граціозно услась на диванъ и спросила вызывающимъ тономъ: ‘Nun, was wollen Sie, mein lieber Herr?’ Не оставалось никакого сомннія, что это мистификація, что передо мной не горничная, во всякомъ случа не прислуга. И дйствительно, оказалось, что это фрейленъ Альвина, которая пріхала изъ Вны въ Бухарестъ спеціально для того, чтобы ‘amsieren mit (O)fficieren’…

Такими Альвинами, Бертами, Вандами — какъ ихъ тамъ зовутъ!— были наполнены вс рестораны, гостиницы, кофейни, кондитерскія, даже улицы и переулки. Вс эти Польки, Внки. Болгарки, Румынки, Жидовки преслдовали только одну цль: амюзируя съ щедрыми на плату Русскими офицерами, какъ можно больше заработать и нажиться. Можно ли было устоять отъ дружнаго и стремительнаго натиска такой огромной стаи хищныхъ птицъ, тмъ боле, что эти милыя залетныя пташки, при своей обольстительной вншности, ловкости и необыкновенной привлекательности, отличались хитростью, жадностью и чисто-Ноздревскимъ нахальствомъ? Немудрено и неудивительно, что все содержимое въ нашихъ карманахъ цликомъ переходило въ хорошенькія ручки Джюльетъ изъ Конотопа и Маргаритъ изъ Бердичева. По всей вроятности вы не забыли и хорошо помните исторію того маленькаго, отданнаго подъ судъ интендантскаго чиновника, который, получая незначительное жалованье и беря не по чину, задавалъ Лукуловскіе пиры, тратилъ огромныя деньги на содержанку и преподносилъ ей дорогіе подарки. Но вдь этотъ интендантскій чинуша былъ мелкій, маленькій воришка, жалкая пичужка, или, выражаясь языкомъ Расплюева, мальчишка и щенокъ, въ сравненіи съ тми настоящими Кречинскими, которые клали въ карманъ дйствительно громадные куши и проматывала въ одинъ вечеръ чудь не содержаніе цлаго баталіона за круглый годъ. А такихъ Кречинскихъ въ дйствующей арміи было очень много. Теперь потрудитесь сообразить, какой нужно имть доходъ, чтобы позволять себ подобныя, безумныя траты! Возьмите въ руки карандашъ, бумагу и сосчитайте хоть приблизительно т ‘бшеныя деньги’, которыя были украдены, промотаны на сушасшедшія оргіи и привезены домой въ качеств скопленнаго сбереженія. Боюсь, что вы получите такую головокружительную цифру, которая васъ поразитъ и которую вы даже не сумете прочесть. но какъ бы полученная на бумаг цифра ни показалась вамъ неправдоподобной, врьте мн, что она далеко ниже дйстъительной, ибо то, что было украдено, не поддается никакому вычисленію, какъ звзды на неб, или песокъ на дн морскомъ.

Если бы господа штабные, на долю которыхъ выпали только одн выгоды и преимущества, пользовались своимъ счастьемъ скромно я умренно, съ этимъ еще можно было примириться, но въ томъ-то и дло, что многіе изъ штабныхъ держали себя относительно строевыхъ войскъ съ такой надменностью и высокомріемъ, какъ будто хотли сказать имъ: ‘Вы тутъ бдствуете и терпите всевозможныя лишенія? Ну, что жъ, сражайтесь и проливайте кровь за отечество, а мы будемъ за васъ благодушествовать и пользоваться всевозможными удобствами. Но только, пожалуйста, не воображайте, что за вс испытываемыя вами мученія вы одни получите награды и отличія. Ничуть не бывало! Мы штабные тоже получимъ точно такія же награды какъ и вы, хотя никакого участія въ сраженіяхъ принимать не будемъ и не намрены’. Вотъ съ этимъ-то послднимъ господа строевые офицеры никакъ не могли примириться, такой вопіющей несправедливости они не могли переварить. Подумайте въ самомъ дл: скромному, ничмъ невыдающемуся, но ежеминутно подвергающему свою жизнь опасности армейскому субалтернъ-офицеру, за участіе въ нсколькихъ сраженіяхъ, вшаютъ Станислава въ петлицу, какъ особенную милость, а какому-нибудь штабному адъютанту и лизоблюду, который служитъ передъ начальствомъ на заднихъ лапкахъ, за никому невдомыя заслуги прямо вшаютъ Анну на шею. Посмотрть на грудь другого штабного — цлый иконостасъ, хоть снимай шапку и молись. Можно подумать, что онъ совершилъ чудеса храбрости и невроятные подвиги, а на поврку оказывается, что онъ никогда и ни въ какихъ сраженіяхъ не участвовалъ, пороху буквально не нюхалъ, непріятеля видлъ или связаннымъ, въ качеств плннаго, или въ больниц, и вся его заслуга заключается только въ томъ, что юнъ состоитъ при высокопоставленной особ въ качеств особенно приближеннаго человка и играетъ довольно неопредленную роль чего-то весьма страннаго и подозрительно-двусмысленнаго… ‘Но позвольте, останавливаетъ меня недоврчивый и сомнвающійся читатель, — вдь вы разсказываете небылицы. Разв за такія вещи можно награждать орденами?’ — А кто же вамъ говоритъ, что за такія? Для этого есть много другихъ способовъ. Васъ, напримръ, посылаютъ встртитъ важную особу, состоятъ при ‘знатномъ иностранц’, присутствовать при торжественной церемоніи и пр. За все это даютъ крестики, медали и вшаютъ на грудь красивыя бирюльки. Или, положимъ, васъ посылаютъ къ Государю Императору съ пріятнымъ извстіемъ о побд, взятіи крпости и пр. Въ такомъ случа вы можете смло разсчитывать на производство въ слдующій чинъ, можете заране заказать и везти съ собой новыя эполеты. Такъ обыкновенно и длается. Отправляетесь, положимъ, молодымъ полковникомъ, а возвращаетесь новоиспеченнымъ, сіяющимъ какъ младенецъ ‘его превосходительствомъ’. Наконецъ, вамъ могутъ дать серьезное порученіе отправиться въ такую мстность, гд завдомо есть непріятель. Тутъ ужъ вы прямо совершаете подвигъ, потому что хотя непріятель вовсе васъ и не видлъ, но это все равно: юнъ могъ видть и напасть, а разъ онъ могъ напасть,— значитъ вы подвергали свою драгоцнную жизнь опасному риску и, слдовательно, имете полное право получить, если не золотую саблю ‘за храбрость’, то, по крайней мр, Владимира 3-й степени съ бантомъ. Вамъ, разумется, и даютъ его, посл того, какъ неподражаемый слогъ реляціи (вамъ знакомъ этотъ слогъ?) изобразитъ вашу прогулку, то-бишь — подвигъ фантастическими красками во вкус Майнъ-Рида или Жюля-Верна. Видите ли, какъ много способовъ существуетъ для того, чтобы отличиться и какъ легко сдлаться… параднымъ героемъ!.. Но, чтобы пользоваться особыми милостями, т. е. ‘лежа на печи сть калачи’, нужно находиться въ особенныхъ, совершенно исключительныхъ условіяхъ, на особомъ положеніи. Что это за условія и какого рода положеніе, я, къ сожалнію, не имю никакой возможности объяснить читателю, по той простой причин, что затронутый мною щекотливый вопросъ принадлежитъ къ многочисленному разряду вопросовъ неудобныхъ для печати…..

Когда радостная всть о взятіи Плевны, Османа-паши и Турецкой арміи облетла дйствующую армію, вс вздохнули съ облегченіемъ, точно съ груди свалился тяжелый камень. ‘Теперь, заговорили въ одинъ голосъ, Туркамъ не сдобровать, войну можно считать оконченной и не сегодня завтра мы, въ качеств побдителей, вступимъ въ Константинополь, чтобы продиктовать условія мира’. О томъ, что мы можемъ завершить войну не въ стнахъ Константинополя, никому даже и въ голову не приходило, до такой степени это казалось всмъ дикимъ и ни съ чмъ несообразнымъ. Каково же было наше удивленіе, скажу прямо — негодованіе, когда мы узнали (разумется, отъ Жидовъ), что Турція сдается на капитуляцію, война прекращается, но въ Константинополь мы не войдемъ, а подпишемъ прелиминарный договоръ въ Санъ-Стефано. Сначала, разумется, мы отнеслись къ этому слуху съ полнымъ недовріемъ и приняли его за мистификацію или Жидовское вранье. Подумайте въ самомъ дл: вести упорную и продолжительную войну при совершенно исключительныхъ условіяхъ мстности и климата, истратить множество труда, денегъ и всевозможныхъ матеріаловъ (не говоря уже о человческихъ жизняхъ) и въ конц-концовъ отступить отъ Константиноля, когда находишься отъ него въ нсколькихъ шагахъ, когда вс жители приготовились встрчать васъ, да вдь это такая ни съ чмъ несообразная безсмыслица, такой дикій абсурдъ, подобно которому даже и придумать невозможно… Увы! То, чему никто не хотлъ врить, скоро сдлалось неопровержимымъ. Когда Санъ-Стефанскій договоръ былъ подписанъ, и мы (опять-таки отъ Жидовъ) узнали, что именно побудило и заставило Августйшаго главнокомандующаго отказаться отъ занятія Константинополя,— раздался такой вопль негодованія и всеобщаго ропота, что я, привыкшій жить въ стран, гд никакого ропота не полагается, былъ до крайности изумленъ подобной смлостью и съ волненіемъ прислушивался къ открытому порицанію, выражаемому въ очень рзкой и недвусмысленной форм… Помню хорошо, что были попытки объяснять странную загадку тмъ, что будто бы покойный Государь Александръ Николаевичъ общалъ не овладвать Константинополемъ. Но, во-первыхъ, Государь никогда не давалъ и не могъ давать общаніе совсмъ миновать столицу Турціи, а во-вторыхъ, завладть Константинополемъ какъ своей собственностью и только войти въ городъ въ качеств побдителя — это два совершенно различныя дйствія, которыя не имютъ между собой ничего общаго. Ясно, что вышеприведенное объясненіе не выдерживаетъ ни малйшей критики. Гораздо правдоподобне т объясненія, которыя до сихъ поръ циркулируютъ въ обществ и оффиціальнаго подтвержденія которыхъ Русская публика едва ли дождется когда-нибудь.

Война окончилась. Несчастныя жертвы войны, великіе покойники, спятъ непробуднымъ сномъ въ чужой земл. Вчная имъ память!— а мы, живые и уцлвшіе, съ восторгомъ укладываемъ свои пожитки и съ лихорадочнымъ нетерпніемъ рвемся домой, къ своимъ очагамъ и Пенатамъ.

Проходитъ нсколько дней томительнаго ожиданія, и вотъ мы снова на родин, среди дорогихъ и близкихъ намъ людей! Насъ встрчаютъ съ необыкновеннымъ восторгомъ и оваціями. Тріумфальные арки, флаги, декораціи, стеченіе публики, торжественныя молебствія, привтственныя рчи, цлый дождь букетовъ и живыхъ цвтовъ, вс эти трогательные знаки неподдльнаго энтузіазма глубоко волнуютъ вашу переполненную радостью душу, вызываютъ на глаза неудержимыя слезы и заставляютъ переживать такія ощущенія, которыя не поддаются никакому описанію… Разумется, публика не длаетъ никакого различія между настоящими героями и тми, которые ни въ какомъ геройств, кром трактирнаго, неповинны.

Видя всхъ живыми, здоровыми, bien dcors, она одинаково чествуетъ какъ тхъ, которые проливали свою кровь за братьевъ Славянъ, такъ и тхъ, которые проливали Шампанское за ‘погибшихъ, но милыхъ созданій’… Прошли недли, мсяцы, годы, все улеглось, успокоилось, вошло въ свою обычную колею, и опять потянулась таже безконечная канитель… Молодежь стала тянуть прежнюю лямку, а т, которые туго набили себ карманы и привезли съ собой крупныя сбереженія, стали охать и жаловаться на разстроенное здоровье, поспшили подать въ отставку, взяли отъ казны все, что только можно было взять, ‘купили деревеньку и живутъ помаленьку’. Чувствуютъ ли они порой жестокіе укоры совсти, идетъ ли имъ чужое добро въ прокъ, на это я, разумется, не берусь отвчать. Но не дале какъ въ прошломъ году я случайно захалъ къ одному изъ подобныхъ помщиковъ, попалъ какъ разъ на семейный праздникъ, засталъ большое, оживленное общество. Изъ того, что мн удалось видть, слышать и подмтить, я пришелъ къ безотрадному заключенію, что обворовавшіе казну живутъ прекрасно, вполн довольны своимъ положеніемъ и жалютъ только объ одномъ, что не взяли больше, а т (помоложе), которые еще не имли случая украсть, въ тайн завидуютъ успвшимъ набить свои карманы и жадно мечтаютъ о томъ, чтобы во время слдующей войны,на ихъ долю выпало бы такое же счастье…

Надюсь, что читатель и безъ моей помощи суметъ подвести итогъ, суметъ сдлать надлежащій выводъ изъ моихъ краткихъ замтокъ. Въ настоящее время ни для кого не секретъ, что минувшая война была ‘великой политической ошибкой, чтобы не сказать боле. Задавшись высокой цлью освободить родственныхъ намъ по вр Славянъ отъ гнетущаго ига Турокъ, мы вскор значительно сузили свою задачу, при чемъ не только не достигли желаемыхъ результатовъ, но даже не сумли добиться утвержденія всхъ пунктовъ Берлинскаго конгресса и не могли отстоять автономіи Арменіи и Македоніи.

Во всякомъ случа, какъ бы кто ни смотрлъ на минувшую войну, не подлежитъ ни малйшему сомннію, что достигнутые войной очень-скромные результаты неизмримо ниже тхъ жертвъ, которыя принесла Россія.

Освобожденіе Болгаръ стоитъ намъ страшно дорого и куплено такой цной, которая не можетъ быть вознаграждена никогда и ничмъ…

Въ конц концовъ мы, по обыкновенію, разыграли роль благодтелей, которые жарятъ каштаны для того, чтобы ими воспользовались другіе. Грустно и тяжело высказать, но несомннно, что Русско-Турецкая война 1877—1878 года принесла пользу и обогатила только Жидовъ, товарищество Горвицъ, публичныхъ женщинъ и командировъ отдльныхъ частей… Но можетъ быть эта война обнаружила наши успхи въ военномъ дл со времени Севастопольской кампаніи и засвидтельствовала о нашемъ прогресс? Увы! И на этотъ вопросъ приходится дать отвтъ весьма неутшительнаго свойства. Вс участвовавшіе и въ Крымской и въ послдней войн и, слдовательно, имющіе возможность сравнивать, утверждаютъ единогласно, что намъ положительно нечмъ хвастаться: мы ни на волосъ не подвинулись впередъ, вс неурядицы Крымской войны въ такой же, если не большей степени, повторились и въ 1877 году. Судя по тому, что намъ приходилось видть, этому легко поврить. Въ самомъ дл, разв казнокрадство, отсутствіе перевязочныхъ средствъ и всякаго рода возмутительныя безобразія, которыя описаны лейбъ-медикомъ Боткинымъ и многими другими достоврными свидтелями, не буквальное повтореніе всего того, что творилось въ пресловутую Крымскую кампанію? А цлыя горы валенковъ и полушубковъ, которые гнили въ то время, когда несчастные солдатики мерзли подъ Шипкой, разв это не таже корпія, которую везли въ Севастополь посл того, какъ миръ былъ заключенъ? {Въ нашей молодости случилось намъ слышать, по поводу расхищенія государственной казны во время Крымской войны, замчаніе одного умнаго человка горячившемуся патріоту: Ступайте въ Императорскую Публичную Библіотеку, гд сохраняются тогдашніе листы газеты Times, поройтесь въ нихъ и найдете, что у Англичанъ, дйствовавшихъ подъ Севастополемъ, военное начальство воровало даже пушки. П. Б.} Нтъ, видно тяжелые уроки прошлаго не имютъ для насъ никакого поучительнаго значенія! Прослдите внимательно какой угодно вопросъ государственной важности, и вы увидите, что онъ былъ предметомъ обсужденія чуть не со временъ Рюрика, тщательно разработанъ печатью, и тмъ не мене періодически всплываетъ наружу, какъ вновь открытая Америка, и всякій разъ застрваетъ на полкахъ архива. Вникните хорошенько въ нашы пожары, голодухи, такъ-называемыя народныя бдствія. Вы убдитесь, что он повторяются изъ года въ годъ съ чисто-математическою аккуратностью и проходятъ безслдно, безъ всякаго практическаго результата.

Александръ Молотовъ.

1900.

‘Русскій Архивъ’, кн.3, 1905

ИЗНАНКА ВОЙНЫ.

Читайте также: