Измена, Севедж Ричард Генри, Год: 1902

Время на прочтение: 186 минут(ы)

ИЗМНА

(IN THE HOUSE OF HIS FRIENDS)

АМЕРИКАНСКІЙ РОМАНЪ ИЗЪ ЭПОХИ ВОЙНЫ СЕВЕРА СЪ ЮГОМЪ

РИЧАРДА САВЭДЖА

(ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО)

Приложеніе къ журналу ‘ИСТОРИЧЕСКІЕ ВСТНИКЪ’

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ТИПОГРАФІЯ А. С. СУВОРИНА. ЭРТЕЛЕВЪ ПЕР., Д. 13
1902

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

I.

— На кого теперь положиться?— произнесъ со вздохомъ главнокомандующій, прочитавъ послднее изъ длинной серіи писемъ, помченныхъ: ‘въ собственныя руки и конфиденціально’.
Маятникъ старинныхъ канцелярскихъ часовъ монотонно повторялъ свои удары, и пожилой ветеранъ взглянулъ въ окно своего кабинета въ военномъ министерств, хлопья снга падали на пустынныя улицы Вашингтона.
Никогда національная столица не видала такого мрачнаго новаго года, какъ 1-е января 1861 года.
Впервые гостепріимный городъ на Потомак отказался отъ временемъ освященныхъ новогоднихъ празднествъ.
Сомнніе и недовріе витали вокругъ пылающихъ рождественскихъ, осмоленныхъ чурбановъ, а на лицахъ красавицъ, безцльно смотрвшихъ на висвшіе пучки омелы, пробгали тревожныя тни.
Это было естественно, такъ какъ, хотя тридцать четыре звзды еще блестли на флаг, разввавшемся надъ военнымъ министерствомъ, но государственный корабль безпомощно колыхался среди бурныхъ валовъ, срывавшихъ якоря и грозившихъ унести его въ пучину междоусобій.
Блдное, зимнее солнце уже закатилось за величественными Арлингтонскими рощами, прежде чмъ генералъ-лейтенантъ Винифильдъ Скоттъ надумалъ вернуться домой.
Усталые чиновники военнаго вдомства давно разошлись по своимъ скромнымъ жилищамъ, а ветеранъ, начальникъ свероамериканской арміи, все еще сидлъ за своимъ столомъ.
— Эти слова были произнесены Джорджемъ Вашингтономъ,— продолжалъ размышлять вслухъ маститый генералъ: — когда его благородное сердце было поражено измной Бенедикта Арнольда въ Вестъ-Пойнт.— Теперь настаютъ времена, когда братья пойдутъ на братьевъ, и люди, которые сражались рука объ руку въ Чепультэпэки, будутъ осыпать другъ друга пулями, воюя подъ различными знаменами. Боже мой! Знамя отечества останется все-таки за нами, и мы будемъ его защищать до тхъ поръ, пока его складки покроются вс кровью, и на немъ останется хотя одна звзда.
И ветеранъ семидесяти пяти лтъ гордо выпрямился. Въ эту минуту въ комнату вошелъ лакей и объявилъ, что карета подана.
— Вы можете итти, Кларкъ,— сказалъ генералъ:— я жду одного джентльмена, который подетъ со мною обдать. Стыдно, стыдно,— сказалъ онъ про себя:— обманывать своихъ подчиненныхъ, но теперь необходимы всякаго рода предосторожности.
Этотъ почтенный старикъ, бывшій послднимъ звеномъ, соединявшимъ теперь разъединенную американскую армію, тринадцатилтнимъ юношей видлъ Вашингтона, благословлявшаго передъ своей смертью освобожденную имъ страну. Получивъ отъ безсмертнаго героя завтъ защищать родину, сдой старикъ теперь видлъ съ горечью, что ей грозили вс ужасы междоусобной войны.
Размышляя такимъ образомъ и мечтая о великихъ тняхъ Клея Вебстера, Джаксона и Калкуна, онъ вздрогнулъ.
Кто-то постучался въ дверь, чрезъ минуту въ комнату вошелъ воинственнаго вида мужчина, лтъ тридцати семи, съ благородной осанкой.
— Рапортуйте, сэръ,— офиціально произнесъ его начальникъ.
— Я сегодня принялъ присягу въ качеств полковника главнаго штаба и главнаго инспектора волонтеровъ въ Колумбіи,— отвчалъ вновь вошедшій:— и я рапортуюсь, генералъ, вступившимъ въ исполненіе своихъ обязанностей.
— Полковникъ Рованъ,— произнесъ серіозно глаза арміи:— до новаго распоряженія вы будете являться сюда въ статскомъ плать. Вы хорошо сдлали, что первый вступили на службу Соединенныхъ Штатовъ съ тхъ поръ, что имъ грозитъ разрывъ. Ваши дти припомнятъ это, какъ величайшую для себя честь. Теперь вы проводите меня до моей кареты, и я пригласилъ бы васъ обдать, если бы не боялся обратить на это всеобщее вниманіе. Въ настоящее время ваша служба будетъ конфиденціальная, невдомая публик и, надюсь, врагамъ. Мексиканская война ручается мн за васъ, въ то время какъ много старыхъ и преданныхъ друзей отпадаютъ отъ меня. Вы будете моимъ помощникомъ, пока не явится Робертъ Ли. Въ эту критическую минуту правительство могло бы смло застраховать его жизнь въ 5 милліоновъ долларовъ. Онъ теперь единственный военный геній въ Америк. Онъ находится въ форт Мэсон, въ Тэхас, и иметъ чинъ драгунскаго подполковника. Я выписалъ его въ Вашингтонъ, но онъ не можетъ явиться сюда ране 1-го марта. До тхъ поръ вы должны принять на себя вс распоряженія насчетъ пріема и охраны нашего страннаго западнаго президента. Нація его не знаетъ, даже его товарищи не вполн уврены, зовутъ ли его Аврамомъ или Авраамомъ Линкольномъ. Это — дитя народа, труженикъ земли. Полковникъ Ли по прізд будетъ назначенъ подполковникомъ перваго драгунскаго полка и, быть можетъ, его выберутъ въ мои преемники.
— Но, генералъ,— произнесъ твердымъ голосомъ полковникъ Рованъ:— можно ли на него положиться?
— На него!— воскликнулъ старый виргинецъ:— Робертъ Ли и двое Джонсоновъ — настоящее зеркало военной чести. Надеженъ ли онъ? Да это — самый благородный и преданный отечеству человкъ!
Старый ветеранъ вскочилъ и выпрямился во весь свой величественный ростъ. Его львиное лицо поражало достоинствомъ, а воинственная фигура, въ старомъ военномъ мундир съ золотыми лаврами войны и дубовыми внками мира, казалась непреклонной.
— Простите меня, генералъ,— сказалъ полковникъ:— я очень хорошо знаю, что Робертъ Эдуардъ Ли вашъ естественный, предназначенный преемникъ. Я видлъ его среди нашей арміи самымъ храбрымъ, доблестнымъ, неутомимымъ и мужественнымъ воиномъ на каждомъ пол брани отъ Бэра Круца до Бэленскихъ воротъ. Онъ безупреченъ и служитъ образцемъ всмъ молодымъ воинамъ, но онъ владетъ Арлингтономъ! Онъ женился на наслдниц Вашингтона! Онъ виргинецъ съ цлымъ рядомъ великихъ предковъ. Вы знаете, какъ могущественна мистическая сила преданій.
— Полковникъ Рованъ,— серіозно отвчалъ генералъ Скоттъ:— Ли — виргинецъ, а Виргинія — камень основанія американскаго союза. Цлое всегда больше, чмъ любая его часть. Мы сохранимъ Виргинію, сэръ, и Роберта Ли.
— Дай Богъ!— отвчалъ полковникъ Рованъ, выходя съ генераломъ изъ Военнаго министерства чрезъ боковыя двери.
— Вы будете ежедневно приходить ко мн на домъ рапортоваться въ 8 ч. вечера,— сказалъ старикъ:— въ вашемъ распоряженіи будетъ боковая дверь моей библіотеки. Мой врный слуга Кларкъ получитъ приказаніе допускать васъ до меня во всякое время дня и ночи, безъ всякой формальности. Вы возьмете на себя всю конфиденціальную переписку, и хотя я никого прямо не подозрваю въ военномъ министерств, но все-таки сохраню въ тайн отъ всхъ мои приготовленія къ пріему президента Линкольна. Однако, вы не будете одинъ. Я уже выбралъ нсколько врныхъ людей: это — Генри Скоттъ, Лэй и Скайлеръ Гамильтонъ, послдній — человкъ надежный, храбрый, какъ остріе меча, и образованный, пріятный человкъ.
Снявъ шляпу, вновь назначенный полковникъ главнаго штаба проводилъ до кареты своего генерала, который теперь взялъ на себя заботу обезпечить вступленіе Линкольна въ должность президента.
Пустынны были улицы, по которымъ полковникъ Рованъ отправился домой, гд любящая, юная жена и весело смявшаяся маленькая дочь нетерпливо ожидали его.
Мрачно, печально было въ этотъ несчастный новый годъ въ Вашингтон. Даже офиціальный пріемъ президента казался какой-то бездушной неоживленной церемоніей. Два класса гражданъ отсутствовали на немъ.
‘Иллюминаты’, какъ называли гордыхъ, непреклонныхъ южанъ, сидли по своимъ домамъ и заняты были мрачной пропагандой, которая должна была наполнить огнемъ и цламенемъ весь югъ отъ Арлингтона до Ріо-Гранде. Дйствительно, въ этотъ печальный новый годъ Вашингтонъ былъ скоре столицей начинавшейся южной конфедераціи, чмъ правительственнымъ центромъ великой націи.
Южные сенаторы и депутаты, офиціальные представители рабовладльческаго культа и гордыя, уже поражавшія своими блестящими глазами и туалетами съ южными кокардами ихъ жены, а также главы всхъ могущественныхъ семействъ аристократической партіи заперлись въ своихъ домахъ, устремивъ свои взоры на звзду южной Каролины, которая еще 20-го ноября 1860 г. безумно отдлилась отъ своихъ сестеръ. Во всемъ Вашингтон рыцари одинокой звзды съ лихорадочнымъ безпокойствомъ ожидали, когда и другія планеты выйдутъ изъ своей орбиты и въ продолженіе четырехъ лтъ будутъ блуждать среди братоубійственной войны до окончательнаго пораженія Южнаго Креста. Высоко образованные, культурные, гостепріимные, преданные стариннымъ кумирамъ, полные гордости и энергіи, они преданно смотрли на своего будущаго главу, умнаго, стойкаго и мужественнаго Джеферсона Дэвиса, какъ на преемника великаго Калкуна, который, двадцать восемь лтъ тому назадъ, едва не оторвалъ южно-каролинской звзды отъ національнаго знамени. Въ эту первую ночь сомннія и братскаго разъединенія южане дулись въ своихъ жилищахъ, вполн надясь на рыцарскія чувства своихъ соотечественниковъ, нимало не подозрвая, что иллинойскій дровоскъ, котораго они такъ презирали, былъ рожденъ благороднымъ защитникомъ отечества. Они не знали, что Авраамъ Линкольнъ, родившись въ Кентукки и добровольно назначивъ себя апостоломъ союза, былъ виргинской крови по отцу, который съ ногъ до головы былъ южанинъ такъ же, какъ его жена. Этотъ дровоскъ былъ прямой наслдникъ доблестнаго Джексона, мудраго Джеферсона и краснорчиваго Гамильтона.
Однако и другой элементъ отсутствовалъ въ Бломъ Дом, именно трезвые, энергичные сверяне, ни на что не надявшіеся и ничего не боявшіеся. Длинный рядъ политическихъ столкновеній въ національной столиц доказалъ имъ, теперь заботившимся собрать жатву своей политической побды, что городъ Вышингтонъ былъ имъ враждебенъ, и что сердце его тайно не лежало къ нимъ.
Быстро идя по грязнымъ, дурно освщеннымъ и не мощенымъ улицамъ, Рованъ задумчиво смотрлъ на мрачное небо.
Вашингтонъ былъ тогда еще въ переходномъ період своего существованія. Поля и огороды занимали большую часть его системы правильныхъ геометрическихъ линій. Красивйшая часть Вашингтоновскаго округа, именно сорокъ квадратныхъ миль, была гнусно взята назадъ Виргиніей, неизвстно почему, хотя впослдствіи это объяснилось возведенной на Мунсоновскей гор батареей. На оставшихся же шестидесяти миляхъ, казавшихся искреннимъ подаркомъ штата Мериланда, не было ни конокъ, ни другихъ современныхъ средствъ сообщенія, кром неуклюжихъ дилижансовъ, шумно перевозившихъ по грязи новыхъ членовъ конгресса въ неудобныя меблированныя комнаты.
Кром, того, почтенныя, старинныя гостиницы Вилларда, Національная и нкоторыя другія сурово принимали своихъ гостей, по древнему обычаю.
Полковникъ Рованъ шелъ по улиц, не обращая ни на что вниманія, его умъ весь былъ поглощенъ легкимъ довріемъ его начальника къ Виргиніи и его твердой врой въ Роберта Ли. Ему же пришлось видть благородный флагъ съ сорока пятью звздами печально опущеннымъ на военномъ министерств и потомъ торжественно разввавшимся посл безконечныхъ побдъ надъ югомъ, Сантъ-Яго, Гаванной, Маниллой и воротами Пекина.
Высоко образованный человкъ и храбрый воинъ, Рованъ бормоталъ про себя:
— Ну, увидимъ. Я могу только одну жизнь пожертвовать союзу и готовъ на это во всякое время.
Зная, какъ разсяны были армія и флотъ, а также какое множество пушекъ и военныхъ снарядовъ было втайн увезено на югъ, полковникъ Рованъ считалъ, что самой печальной чертой предстоявшей борьбы было грозное отторженіе отъ Свера офицеровъ, какъ сухопутной арміи, такъ и флота.
— Вы — за Югъ или Сверъ?— молча спрашивалъ глазами каждый американецъ, встрчая своего товарища за офицерскимъ общимъ столомъ, и недоврчивое, печальное выраженіе омрачало его лицо.
— Наступило время разрыва и измненія старинныхъ рубежей,— думалъ полковникъ Рованъ, продолжая итти по уединеннымъ улицамъ:— везд сняты буэра, затушены маяки, нарушены обязательства, нигд не видно свта, руководящаго въ темнот. Всюду вампиръ сепаратистской ненависти распространяетъ свои мрачныя крылья. Генералъ Скоттъ умный, храбрый и отважный, однако доказываетъ свой старческій упадокъ силъ, пряча свои бумаги и заставляя меня надвать статское платье. И хотя старый воинъ не довряетъ глав военнаго вдомства, однако онъ твердо вритъ полковнику Ли и готовится сдлать его своей правой рукой. Въ сущности онъ знаетъ своего преемника меньше, чмъ я. Робертъ Ли пойдетъ туда, куда его поведетъ Виргинія. Я боюсь, что онъ обнажитъ свой виргинскій мечъ противъ насъ. Генералъ Скоттъ также надется на меня, и я не измню ему,— да поможетъ мн Господь.
Возвратившись домой, онъ прижалъ къ груди свою любящую жену и темноглазую двочку.
Наскоро пообдавъ, полковникъ Рованъ снова накинулъ свою военную шинель и подошелъ къ жен.
— Ты опять уходишь?— спросила она.
Гладя рукой ея шелковистые волосы, онъ мрачно сказалъ:
— Я теперь буду часто отлучаться, но не надо меня спрашивать, куда я иду: я теперь принадлежу только своей родин.
Оставшись одна, молодая женщина устремила глаза на серебристый Потомакъ, молча катившій свои воды. Слезы брызнули изъ ея глазъ при мысли, что наступило время, когда мужья, уходя отъ женъ, нердко разлучались съ ними навсегда. Къ тому же ее мучилъ роковой вопросъ:
— Къ какой родин онъ принадлежитъ — къ старой или новой?
Южная кровь текла въ ея венахъ, и ея сердце принадлежало родному югу.
Не вдая, что тнь разрыва омрачала его домъ, какъ многіе домашніе очаги, Карроль Рованъ быстро шелъ по направленію къ жилищу генерала Скотта. Чрезъ двадцать минутъ онъ уже сидлъ рядомъ съ своимъ начальникомъ. Большой столъ библіотеки былъ загроможденъ бумагами. На стн висли дв великолпныя сабли, съ золотыми рукоятками, усянныя брильянтами. Он ясно говорили о благодарности штата Виргиніи къ его подвигамъ. Он напоминали о Квинстоун, о форт Георги, о Лунд, Чиппэв и другихъ битвахъ. Большая золотая медаль, украшавшая сосдній кабинетъ, напоминала о Вера-Круц, о Серро-Горд, Ялап и Поэбл.
Все это возбуждало боевыя воспоминанія конфиденціальнаго адъютанта, слдовавшаго за старымъ генераломъ по всмъ Мексиканскимъ полямъ брани.
Оба воина молчали, и старикъ внимательно смотрлъ на своего молодого помощника. Тяжелыя мысли тснились въ голов Винифильда Скотта, и онъ колебался разсказать ему откровенно обо всей своей безпомощности и подозрніи, возбуждаемомъ въ немъ многими товарищами офицерами, съ которыми онъ служилъ двадцать лтъ.
Онъ зналъ хорошо истинно-воинственную фигуру Рована, его мужественные глаза, достойный видъ и твердое утонченное лицо, кототорое обнаруживало въ немъ образованнаго человка, воина и путешественника. Ему также была извстна разнообразная и романтическая карьера Рована. Онъ не сомнвался въ его способности къ тмъ обязанностямъ, которыя онъ ему предоставлялъ.
Посл Мексиканской войны онъ дйствовалъ въ Калифорніи, былъ банкиромъ и производилъ изслдованія и межеванія въ Сонор и Нижней Калифорніи. Въ юности же онъ отличился въ академіи Вестъ-Пойнта, научными трудами въ главномъ штаб, профессорствомъ въ академіи, практикой въ арсенал и нсколькими путешествіями въ Европу, которыя сдлали его авторитетомъ насчетъ иностранныхъ армій. Его гражданскія знанія привлекли къ нему дружбу великаго Гумбольдта и послужили причиной посщенія въ теченіе недли прусскаго короля, впослдствіи сдлавшагося германскимъ императоромъ.
— Онъ именно такой человкъ, какого нужно,— размышлялъ генералъ Скоттъ:— онъ прекрасный лингвистъ и одинъ изъ рдкихъ офицеровъ, который говоритъ по-французски, по-испански и по-нмецки, онъ одинаково храбръ и ршителенъ, кром того, онъ — настоящая ходячая военная энциклопедія. Вмст съ тмъ это трезвый и сдержанный человкъ, не падкій ни на какія человческія слабости, но ему грозитъ только одна опасность.
При этомъ ветеранъ покраснлъ и сдержалъ глубокій вздохъ. Онъ зналъ, что Рованъ былъ женатъ на дочери мужественнаго южнаго офицера, соединявшаго въ себ, какъ многіе его соотечественники, вс достоинства и недостатки расы.
— Я, однако, легко удержу его отъ этой опасности, которой онъ, можетъ быть, и не подозрваетъ,— размышлялъ старикъ:— мы не будемъ имть ни одной бумаги, которую можно было бы похитить. На честь Рована я могу положиться, но его родственники и многочисленные друзья вс преданы синему флагу. Ничего не надо оставлять доступнымъ малйшей измн. Онъ будетъ получать вс приказанія на словахъ. Такимъ образомъ вс распоряженія будутъ обезпечены, ни одно изъ близкихъ ему лицъ изъ преданности югу не омрачитъ его чести, какъ воина.
Между тмъ, ожидая, пока генералъ дастъ ему распоряженія, полковникъ Рованъ также мечталъ о безпомощномъ положеніи правительства.
— Мы живемъ въ странную эру роковой судьбы,— думалъ энергичный патріотъ:— южные предводители чрезвычайно хитро выбрали время для возмущенія. Это — послдніе дни безпокойной нелпой администраціи. Выбранъ новый президентъ, и онъ практически никому не извстенъ въ офиціальныхъ сферахъ, а во глав государственныхъ длъ стоитъ все еще Джемсъ Букананъ — нершительный человкъ семидесяти лтъ.
Смотря на Винифильда Скотта, онъ вздрогнулъ при одной мысли, что армія была поручена семидесятилтнему старику, почтенной, но близкой къ слабоумію развалин.
— Наша эра стариковъ,— продолжалъ размышлять Рованъ:— все — безпомощные Несторы. Страна разстроена, кабинетъ распался, армія и флотъ разъединены и разсяны на вс четыре стороны, и все это, благодаря измн или случайности.
Полковникъ хорошо зналъ пространную карьеру Буканана. Родомъ изъ Пенсильваніи, онъ былъ постепенно членомъ конгресса, посланникомъ въ Россіи, сенаторомъ, государственнымъ секретаремъ, посломъ въ Англіи и, наконецъ, президентомъ. Онъ провелъ почти всю жизнь почтеннымъ офиціальнымъ дятелемъ и только подъ конецъ сдлался добровольнымъ орудіемъ ловкихъ, хитрыхъ предводителей партій. Онъ оказался защитникомъ ребовладльческихъ интересовъ, изъ любви къ своимъ товарищамъ.
— Не случайно, а благодаря измн,— мыслилъ Рованъ:— наша великая страна безпомощна въ минуту гражданской войны. Всмъ извстно позорное письмо Буканана къ Джеферсону Дэвису отъ 16 марта 1850 г., а также преступная депеша президента Пирса къ тому же бойцу за югъ. Сверный измнникъ хуже южнаго мятежника, и Пирсъ сдлалъ Джеферсона Дэвиса военнымъ министромъ, чтобы заране подготовить всхъ своихъ друзей къ возстанію, Букананъ ловко дозволилъ герою Буэна-Виста сдлаться сенаторомъ штата Миссиссиппи, съ цлью вывести югъ изъ союза. Однако есть люди моложе Скотта и Буканана, которые могли бы служить своему отечеству. Вдь Дэвису и Линкольну 43 года и 51, а они будутъ глазами враждебныхъ партій. Линкольнъ въ самомъ цвт лтъ поведетъ 19 милліоновъ населенія страны сосенъ противъ 12 милліоновъ — страны пальмъ. Страшная будетъ борьба. Наше положеніе отчаянное: флотъ безъ практическаго главы, а Исаакъ Тусей, измнникъ изъ штата Коннектикута, разбросалъ вс корабли по отдаленнымъ мстамъ и собралъ весь морской матеріалъ въ южныхъ портахъ, съ цлью обратить ихъ на пользу юга. Все это дло измны, а не случайности. Но гд мы достанемъ человка, который замнитъ величественную благородную развалину Винифильда Скотта. Роберту Ли 55 лтъ, и онъ находится въ полномъ блеск своей дятельности, но онъ — задача настоящей минуты, и я не смю выразить своего сомннія генералу, который любитъ его, какъ своего сына, и готовитъ въ преемники своей славы.
Но въ своемъ слпомъ отчаяніи полковникъ Рованъ забылъ, что въ критическую минуту, когда судьба народа, повидимому, гибнетъ, являются нужные люди. Вдь способному Маклелену было только тридцать пять лтъ, вулканическому Шерману — только сорокъ четыре, надежному Томасу — лишь сорокъ пять, неутомимому Миду — сорокъ восемь, Самсону войны, Филиппу Шеридану — тридцать, а Улиссу Гранту, великому защитнику свера,— тридцать девять.
Хотя Югъ считалъ, что на его сторону перейдетъ цвтъ американскихъ генераловъ и офицеровъ, сверъ надялся на Гукэра, Ганкока, Борисайда, Сэджевика, Рейнольдса и многихъ другихъ героевъ. Даже въ разстроенномъ флот были Давидъ Фарагутъ, царь громовъ, ршительный и энергичный морякъ, пятидесяти лтъ, Давидъ Портэръ, храбрый и мужественный офицеръ, сорока восьми лтъ, Футъ, Гольдсборо, Дальгренъ и Дюпонъ были несокрушимые, смлые морскіе дятели.
Однако, долго посл событій первой ночи 1861 г. Рованъ еще вспоминалъ мудрость старинной пословицы: ‘старики для совта, молодежь для дйствія’.
Съ нетерпніемъ ждалъ онъ теперь, что скажетъ генералъ Скоттъ. Предъ нимъ на стол лежала свернутая карта, на которую онъ устремилъ свой озабоченный взглядъ.
— Я позвалъ васъ сюда, полковникъ,— сказалъ онъ наконецъ:— чтобы объяснить вамъ настоящее положеніе. Кром обычной рутины генеральнаго штаба, я буду опираться на васъ въ трехъ отношеніяхъ. Вы поможете мн, во-первыхъ, въ общемъ управленіи города, во-вторыхъ — въ организаціи имющихся здсь военныхъ силъ Для содйствія тмъ войскамъ, которыя стягиваются мною тайно, и, въ-третьихъ — въ обезпеченіи безопаснаго прибытія и мирнаго вступленія въ должность избраннаго президента Линкольна.
Генералъ остановился на минуту и потомъ, блестя глазами, воскликнулъ:
— Вы присягали въ врности, какъ конфиденціальный офицеръ главнаго штаба, и вамъ я могу сказать, что президентъ Букананъ не руководитъ мною и не поддерживаетъ меня. Онъ, повидимому, не заботится даже о томъ, кто соберетъ остатки развалившагося зданія посл него. Но я забочусь объ этомъ и клянусь, что Линкольнъ будетъ мирно введенъ въ должность, и потомъ ему будетъ доставлена Возможность соединить всю страну между собою по закону. Потомъ я заявлю готовность передать свое мсто другому. Я не въ состояніи боле здить верхомъ, и насталъ часъ окончить мою военную дятельность, а потому я жду только той минуты, когда Линкольнъ разршитъ мн выйти въ отставку.
Почтенный ветеранъ тяжело вздохнулъ и сказалъ:
— Двадцать восемь лтъ тому назадъ мой старый личный врагъ, но благородный, стойкій президентъ Андрю Джаксонъ послалъ меня въ Чарльстонъ для отмны тогдашняго положенія. Я отправился, потому что былъ въ цвт лтъ и разсчитывалъ на поддержку президента людьми, долларами и всмъ, чмъ нужно. Теперь же, куда ни повернись, везд развалины и погибель. Конгрессъ настроенъ предательски, и остается еще два мсяца, прежде чмъ новый конгрессъ и кабинетъ поддержатъ Линкольна въ его тяжелой задач.
— А когда разразится буря?— спросилъ Рованъ нетерпливо, желая навести стараго ветерана на подробности настоящей минуты.
— Во всякое время,— печально отвчалъ генералъ Скоттъ:— Южная Каролина отдлилась отъ союза 20 ноября и поведетъ за собою десять, а, можетъ быть, и двнадцать штатовъ. Одинъ человкъ выдляется, какъ предводитель этого мрачнаго, преступнаго дла — Джеферсонъ Дэвисъ. Онъ — опытный воинъ, знающій сенаторъ и родственникъ моего величайшаго врага, Захари Тэллора, который, въ качеств государственнаго секретаря, руководилъ слабохарактернымъ Пирсомъ и еще недавно передлалъ армію въ интересахъ юга. Даже Боргаръ былъ посланъ въ Вестъ-Пойнтъ съ цлью соблазнить тамошнихъ офицеровъ и тайно поручить южнымъ кадетамъ соорудить батареи будущей конфедераціи.
Старикъ снова тяжело вздохнулъ и на минуту задумался.
— Ну, полковникъ Рованъ,— воскликнулъ онъ посл минутнаго молчанія:— я началъ вамъ откровенно все разсказывать подъ вашей торжественной клятвой преданно сохранить тайну и буду продолжать. Робертъ Андерсонъ, три дня тому назадъ, занялъ фортъ Сумтеръ. Но я не могъ дать ему никакихъ подкрпленій и продовольствія и только приказалъ ему защищать Сумтеръ такъ, какъ велитъ военная честь. Вроятно, вскор нападутъ на этотъ фортъ. Боргаръ усердно строитъ противъ него батареи. Первый выстрлъ подъ Сумтеромъ повергнетъ всю страну въ море крови. Ревэрди Джонсонъ — архангелъ этихъ людей въ Вашингтон. Они уже избрали президентомъ новой націи Дэвиса, и я знаю многихъ офицеровъ, которые при первомъ выстрл перейдутъ на его сторону. Да поможетъ Богъ Аврааму Линкольну! У него истинныхъ друзей только четыре человка: Беккеръ, Дугласъ, Шильцъ и Макдугалъ, а кабинетъ онъ составитъ, какъ ему позволятъ политическія обстоятельства.
— А когда вы ожидаете, что грянетъ первый ударъ?— мрачно спросилъ полковникъ.
— Они рады начать, хоть сейчасъ,— отвчалъ энергично генералъ:— но ради исторіи и европейской дружбы они хотятъ взвалить на насъ объявленіе войны. Штаты Миссиссипи, Флорида, Алабама, Георгія, Луизіана и Тэхасъ отложатся въ этомъ мсяц. За ними послдуютъ, лишь только начнется война, Сверная Каролина и Виргинія.
— Конечно, Мэриландъ и Делаваръ сохранятся нами, какъ военная необходимость,— замтилъ Рованъ.
— Вы правы,— отвчалъ генералъ:— и я увренъ, что хотя Тэннесси будетъ, добромъ или силой, присоединенъ къ югу, за нами останутся Кентукки и Миссури. Я полагаю, что отторгнутся не боле одиннадцати штатовъ.
— Какая же работа прежде всего предстоитъ намъ?— застнчиво спросилъ Рованъ.
— Съ регулярной арміей въ форт Монро и въ форт Макгенри,— произнесъ генералъ: — съ кавалерійскимъ отрядомъ въ Карляйл и великолпной инженерной ротой капитана Дуана я отвчаю за безопасность Линкольна. Мн еще помогутъ въ этомъ отношеніи моряки, которые останутся врными, а вамъ, полковникъ, Рованъ, я поручаю организацію колумбійскихъ волонтеровъ. Я вамъ поручу также, подъ строжайшей тайной, образованіе врныхъ департаментскихъ чиновниковъ. Эта идея мн дана Кассіемъ Клэемъ.
— У меня будутъ помощники, генералъ?— спросилъ Рованъ.
— Не теперь,— отвчалъ генералъ Скоттъ.— Только мы двое будемъ знать о правительственныхъ распоряженіяхъ да еще ньюіоркскій губернаторъ Сюардъ, который, какъ главный соперникъ Линкольна на выборахъ, будетъ назначенъ новымъ государственнымъ секретаремъ. Между нами не будетъ ничего на письм, а необходимые документы будутъ сохраняться у меня въ частномъ сундук. Такимъ образомъ мы сохранимъ все въ тайн. Ни одинъ человкъ не долженъ знать нашихъ секретовъ. Я не буду сомнваться ни въ чьей врности, но предоставлю всякому принять сторону, которую онъ хочетъ. Вы каждую ночь будете здсь ждать приказанія. Днемъ вы избгайте военнаго министерства и занимайтесь своей инспекціей волонтеровъ. Я легко могу издать приказы о назначеніи и перевод офицеровъ волонтернаго отряда. Посл этого ваша первая обязанность будетъ заключаться въ составленіи военной карты здсь, въ моемъ дом, на основаніи доставленныхъ мною свдній. На этой карт должны быть помчены вс предполагаемыя укрпленія, каждая дорога и каждый лагерь нашихъ войскъ.
— Когда же, думаете вы, генералъ, дло дойдетъ до кровавой борьбы?— спросилъ печально Рованъ: — вдь у васъ вовсе нтъ арміи.
— Мы должны положиться на волонтеровъ, и тогда регулярная армія увеличится,— твердо отвчалъ генералъ:— намъ нужно 300.000 солдатъ, чтобъ справиться съ Югомъ. Я имю намреніе назначить васъ первымъ генералъ-майоромъ волонтеровъ, но, смотрите, храните это въ тайн.
Вслдъ за тмъ около часа начальникъ и подчиненный разсматривали планы спасенія страны и обезпеченія жизни вновь избраннаго президента.
— Выходящій президентъ не оставитъ и не укрпитъ форта Сумтера,— сказалъ наконецъ старый воинъ: — онъ, очевидно, желаетъ предоставить эту заботу своему преемнику. Онъ всячески дйствуетъ въ пользу рабовладльцевъ, и ловкій Боргаръ будетъ готовъ съ своими силами захватить и Андерсона въ форт Сумтер, какъ только президентъ Линкольнъ начнетъ войну, но вы увидите, что прежде этого вступитъ въ исполненіе своихъ обязанностей южный президентъ Дэвисъ, и онъ будетъ имть престижъ первой побды, такъ какъ я не могу получить никакого распоряженія Линкольна раньше 4 марта, и они подготовятъ первый военный шагъ, какъ заблагоразсудится Дэвису и К.
Неожиданно взглянувъ пристально на своего помощника, Винифильдъ Скоттъ воскликнулъ:
— Скажите мн, кого бы назначить генералъ-майоромъ регулярныхъ войскъ. Президентъ намренъ воспользоваться услугами Джона Фреманта, капитана Джорджа Маклелана, Джона Дикса и, конечно, Куда.
— Одинъ только человкъ на это годится — Генри Галлекъ,— твердо отвчалъ полковникъ Рованъ: — онъ почтенный резидентъ Калифорніи, ученый инженеръ, 45 лтъ, хладнокровный, очень способный и замчательно трудолюбивый человкъ.
— Хорошо, хорошо,— произнесъ генералъ: — его тотчасъ по секрету вызовутъ на востокъ. Я уже послалъ полковника Сумнера на подмогу храброму Сиднею Джонсу, такимъ образомъ Калифорнія и окраины Тихаго океана безопасны. Что касается до моего преемника, то нтъ никого, кром Роберта Ли, и, слава Богу, онъ детъ изъ порта Мэсона въ Тэхас.
Полковникъ Рованъ ждалъ блдный и безмолвный, чтобы начальникъ отпустилъ его.
— Помните,— продолжалъ генералъ:— что вы будете приходить незамтно по вечерамъ: Кларкъ васъ всегда встртитъ и проводитъ сюда, но не забудьте имть при себ оружіе, не извстно, что можетъ случиться. Я приму вс мры, чтобы сбить съ толку слдящихъ за мною шпіоновъ. Вы никогда не должны упоминать моего имени, какъ офиціальнаго авторитета. Я же по секрету отдамъ вс нужныя приказанія, мы такимъ образомъ будемъ сохранять въ тайн вашу дятельность до тхъ поръ, пока снимутся вс маски. По моему плану вы будете командовать всми волонтерами и озаботитесь, чтобы вновь избранный президентъ прохалъ по желзной дорог безопасно, и оградите волонтерами Блый Домъ и Капитолій, я же, съ Божьей помощью, въ день вступленія въ должность Линкольна, буду командовать моимъ немногочисленнымъ отрядомъ регулярныхъ войскъ. Въ моемъ распоряженіи дв прекрасныя полевыя батареи, которыхъ достаточно, чтобы удержать недовольныхъ. Что же касается до инженеровъ Дуана, то имъ будетъ поручена честь страны, имъ поручится охрана экипажа двухъ президентовъ.
Старый ветеранъ какъ бы въ изнеможеніи откинулся на спинку кресла.
— Мн еще надо вамъ сказать два слова,— прибавилъ онъ:— не довряйте, полковникъ, никому, даже вашимъ ближайшимъ друзьямъ. Для васъ ближе всего благоденствіе нашей родины и союза, поэтому я предупреждаю васъ еще противъ красавицъ нашего общества. Вы хорошо знаете, что вс здшніе домашніе очаги соединены узами крови съ Югомъ. До сихъ поръ еще здсь не живутъ сверяне лучшаго класса общества, а только встрчаются искатели мстъ и бдные чиновники. Съ малыми исключеніями южныя женщины играютъ роль красивыхъ Далилъ, увлекающихъ слабохарактерныхъ офицеровъ на сторону Юга. Да благословитъ Господь этихъ красавицъ за ихъ добродтели и гостепріимство, но подъ ихъ красотой скрывается тайное намреніе переманить на сторону конфедераціи всхъ офицеровъ путемъ ласки, лести, просьбы и любви законной и незаконной.
— Это неужели вы намекаете на меня?— спросилъ Рованъ съ удивленіемъ.
— Нтъ,— отвчалъ Винифильдъ Скоттъ:— я знаю, что вы счастливо женаты, но все-таки предупреждаю васъ. Эти соблазнительныя красавицы цлый годъ уже пишутъ письма, длаютъ визиты и всячески интригуютъ, чтобы словить въ свои сти, какъ можно боле самыхъ лучшихъ офицеровъ. Остерегайтесь этихъ молодыхъ увлекательныхъ существъ. Когда напишется исторія предстоящей войны, то он будутъ играть немалую роль въ ея пролог. Не даромъ Лоренцъ Китъ хвастался на-дняхъ, что они приготовляются къ разрыву уже тридцать лтъ. Южныя женщины одинаково у колыбели, у подножья алтаря и на краю могилы смло, безстрашно проповдуютъ безумную теорію отторженія. Мы можемъ побдить южанъ, но южныя красавицы будутъ сопротивляться намъ до послдней минуты. Помните мои слова. Я хорошо знаю этихъ ангеловъ въ шелковыхъ юбкахъ. Он страшне для насъ всхъ воиновъ.
На этомъ подчиненный и начальникъ разстались.
Достигнувъ своего мрачнаго дома, полковникъ Рованъ долго колебался, войти ли ему въ дверь. Тяжелое сомнніе вкралось ему въ душу. Наконецъ съ громкимъ смхомъ онъ удалилъ его отъ себя:
— Слава Богу,— промолвилъ онъ вслухъ: — мн нечего опасаться. У меня нтъ близкихъ людей, кром жены и Джака Маккрэри: они оба врны, какъ сталь.
Однако, спустя два часа, его молодой, блестящій родственникъ возвратился домой, весь загрязненный отъ экскурсіи по ту сторону Потомака.

II.

Три недли спустя посл назначенія полковника Рована, городъ Вашингтонъ находился въ сильномъ смятеніи.
Дома, принадлежавшіе враждебнымъ партіямъ, были почти вс закрыты, но лучшія и среднія гостиницы, а также меблированныя комнаты были переполнены. Странная это была толпа постителей: спекуляторы, искатели приключеній обоего пола, развратники, жадные политиканы, длинноволосые весельчаки, хитрые спекуляторы, отставные офицеры, иностранные интриганы, шулера, шпіоны и всякіе человческіе кровопійцы, собравшіеся на кровавый пиръ войны, обнаруженный летавшими высоко коршунами.
Сверная и южная печать была доведена до чисто американскаго истерическаго возбужденія.
Вс глаза были обращены на Чарльстонъ, гд майоръ Андерсонъ все еще оставался въ Сумтер безъ малйшихъ приготовленій, а Боргаръ съ улыбкой возводилъ свои укрпленія.
Сомнніе, недовріе, страхъ и интрига царили въ враждебныхъ лагеряхъ.
Негры съ вытаращенными большими глазами и широкими ртами, доходившими до ушей, толковали о Линкольн.
Полковникъ Рованъ, имени котораго не печатали въ газетахъ, былъ самымъ занятымъ человкомъ въ Вашингтон и никогда днемъ не оставался дома.
Каждый вечеръ онъ приходилъ къ своему генералу и открывалъ до пятидесяти писемъ, грозившихъ смертью Винифильду Скотту, если онъ посметъ водворить на президентскомъ кресл свернаго узурпатора.
— Это будетъ самое смлое и критическое положеніе, Рованъ, въ которомъ я когда либо находился,— говорилъ безстрашный ветеранъ:— я твердо надюсь на васъ, на мой батальонъ регулярнаго войска и на дв превосходныя артиллерійскія батареи.
Дйствительно оба они были довольны прогрессивнымъ вооруженіемъ мстныхъ волонтеровъ. Генералъ Скоттъ нашелъ въ Рован твердую опору. Съ другой стороны молодой патріотъ, вполн основываясь на помощи почтеннаго ветерана, прекрасно обучалъ избранныхъ людей изъ волонтеровъ. Генералъ съ улыбкой выслушалъ его докладъ, что самые выдающіеся юноши изъ южной молодежи составили дв спеціальныя роты.
— Это хорошо,— сказалъ старикъ:— въ день вступленія въ должность Линкольна мы предоставимъ имъ охранять казармы и не выдадимъ имъ патроновъ. Я также отберу у нихъ штыки, подъ предлогомъ ихъ осмотра, и въ каждой казарм поставлю отрядъ регулярныхъ войскъ, чтобы наблюдать за ними.
Гордый довріемъ своего начальника, Рованъ весь углубился въ приготовленіе къ торжеству и совершенно забылъ о своемъ дом, хотя онъ заране позаботился о всхъ домашнихъ нуждахъ. Нимало не ожидалъ онъ, что красивый родственникъ его жены, Джакъ Маккрэри, ежедневно здилъ изъ Ричмонда въ Гарперсферри и изъ форта Монро въ Вальтимору, становясь все боле и боле важнымъ заговорщикомъ въ дл Юга.
Жена Рована, спокойная, терпливая, ежедневно съ любопытствомъ читала газеты, но не спрашивала, чмъ занимался постоянно ея мужъ.
Въ эти безпокойные январскіе дни, изъ американскаго флага быстро выпадали звзды, одна за другой. Генералъ Скоттъ, съ тяжелымъ вздохомъ, встрчалъ каждое удаленіе изъ Вашингтона вмст съ звздою флага и благородныхъ героевъ. Робертъ Ли имлъ полное право колебаться, на чью сторону ему склониться, такъ какъ честные и храбрые люди съ судорожной дрожью видли, какъ открывался роковой ящикъ Пандоры, оставленный въ наслдство старчески-слабоумнымъ, Вукананомъ безпокойному Линкольну.
Полковникъ Рованъ зналъ, что его генералъ былъ окруженъ шпіонами и ловкими врагами, низвергавшими ночью стны, воздвигнутыя днемъ преданнымъ родин ветераномъ. Не даромъ Рованъ печально замчалъ, что наступила эра старыхъ выжившихъ изъ лтъ людей.
Въ сущности Вашингтонъ былъ столицей суроваго, энергичнаго, безмолвнаго Джеферсона Дэвиса, который изъ американскаго воина превратился въ предводителя южанъ. Не имя никакой власти, съ разсянной арміей и сомнительными подчиненными, Винифильдъ Скотъ старался мирно устроить вступленіе во власть иллинойскаго дятеля и сохранить армію единственному способному военачальнику, кром двухъ Джонстоновъ и энергичнаго Борегара, которому исторія мало воздала справедливости.
Представитель старой ‘искусственной’ военной школы, генералъ Скоттъ, не доврялъ естественному воину, тому типу американцевъ, которые вскор развились подъ пушечнымъ огнемъ. Опытные шпіоны не могли найти никого подозрительнаго среди дятелей военнаго министерства, но побдитель Квинстоуна зналъ, что вс служащіе министерства подозрвали другъ друга и искоса смотрли на старые общественные кружки. Особенно грустно было ветерану видть эту общую подозрительность посл столькихъ лтъ, проведенныхъ въ арміи, единой, патріотичной, шедшей отъ успха къ успху подъ звуки Вашингтонова марша, ‘Yankee Doodle’, или ‘Hail Columbia’.
Ночь за ночью пораженный и безнадежный генералъ Скоттъ разсуждалъ съ Рованомъ о томъ, что нкоторыя изъ офиціальныхъ тайнъ очевидно ускользнули.
— Тайны, должно быть, проникаютъ чрезъ окружающіе васъ офиціальные кружки, генералъ,— отвчалъ печально полковникъ Рованъ:— ваша теперешняя корреспонденція съ новымъ президентомъ и его друзьями достигаетъ васъ совершенно безопасно. Это не можетъ быть дломъ общественныхъ шпіоновъ и даже прекрасныхъ женщинъ, уже надвшихъ южную кокарду. Только люди, ежедневно имющіе въ рукахъ эти тайны, могутъ ихъ выдать.
— Боже мой!— воскликнулъ генералъ:— вы правы. Всего подозрительне почтовое вдомство. Какъ былъ бы я радъ, чтобы Вергаръ началъ войну: тогда удалились бы на югъ вс южные предводители конгресса и вс вроломные чиновники. Я могъ бы тогда настоять на военномъ положеніи и ясно видлъ бы, кто — мои подчиненные, и кто — мои враги. Говорятъ, что въ каждомъ полку, на каждомъ корабл, или въ арсенал, даже въ Вестъ-Пойнт лихорадочное волненіе дошло до того, что опредлена ясная линія между Сверомъ и Югомъ. Я знаю, что вс атлантическіе форты и арсеналы предназначены отчужденію отъ свера, и, однако, еще цлыхъ шесть недль Линкольнъ не можетъ дать авторитетную силу моимъ распоряженіямъ.
— Разв вы не можете скрыть принимаемыхъ вами мръ отъ главныхъ чиновниковъ военнаго министерства?— съ безпокойствомъ спросилъ Рованъ.
— Вы забываете,— произнесъ генералъ Скоттъ:— что я не имю законнаго права арестовать ни одного изъ этихъ людей. У меня должны быть доказательства, а у меня только подозрнія. Боле всего я подозрваю самого президента Буканана, затмъ его сшитый на живую нитку кабинетъ, Реверди Джонсона, ловкаго интригана, и, конечно, всхъ южныхъ делегатовъ. Что же касается до моихъ офицеровъ, то вс они достойные люди.
Онъ тяжело вздохнулъ и продолжалъ:
— Я ршительно не могу указать пальцемъ ни на кого, какъ на подозрительнаго человка — ни на Джонсона, ни на Прайса, ни на Шираза, ни на Джонсона, ни на Томаса и ихъ товарищей. Старшій чиновникъ военнаго министерства, Джонъ Поцъ — честнйшій малый, и я могу на него положиться. Нтъ, ршительно я не могу подозрвать этихъ людей. Что же касается моихъ личныхъ адъютантовъ — Джорджа Лэ и Генри Скотта, то я могу своей жизнью поручиться за нихъ. Когда увеличатся мои силы, то я пошлю за Скайлеромъ Гамильтономъ, который преданно мн служилъ въ Мексиканской войн, и потомъ я имю васъ, Рованъ.
— Вамъ приходило ли когда въ голову, генералъ, подозрвать почтовое вдомство?— спросилъ преданный подчиненный:— вдь почтовымъ чиновникамъ было бы легко узнать вс намренія правительства.
Генералъ Скоттъ вскочилъ съ мста.
— Я полагаю, вы, полковникъ, правы,— воскликнулъ онъ:— но Джонъ Гольтъ и Горацій Кингъ — люди врные. Впрочемъ, можетъ быть, измняютъ намъ ихъ подчиненные. Это очень вроятно, и были уже тому примры. Вы мн дали новую мысль, и я ее разработаю. Когда прідетъ Ли, то я буду дйствовать только черезъ него, такъ какъ онъ, а не кто другой, будетъ моимъ преемникомъ.
— Генералъ,— произнесъ Рованъ дрожащимъ голосомъ, отвернувшись отъ своего начальника:— нтъ безсмертныхъ на свт. Подумали ли вы о другомъ преемник?
— Въ случа какого нибудь несчастія съ полковникомъ Ли,— отвчалъ Винифильдъ Скоттъ, не понимая мысли своего подчиненнаго:— я думалъ только о двухъ — о Джордж Макклелан и Генри Галлек, но Робертъ Ли стоитъ любыхъ пяти человкъ. Однако, перестанемъ объ этомъ говорить. Лучше скажите мн, не слышали ли вы чего либо новаго и важнаго.
— Только,— отвчалъ Рованъ:— что тяжелыя пушки, взятыя въ Пенсакол 12-го января, посланы въ Чарльстонъ для подкрпленія новыхъ батарей генерала Вергара. Еще говорятъ, что вамъ помшаютъ отправить артиллерію въ фортъ Пиккенсъ, доставъ отъ стараго президента противоположный приказъ. Одна южная дама громко хвасталась этимъ въ моемъ присутствіи.
— Это гнусно!— воскликнулъ генералъ:— впрочемъ нечего говорить объ измнникахъ, когда самъ президентъ Букананъ продаетъ свое отечество ради рукоплесканій Дэвиса и компаніи. Весь свтъ, кажется повернулся вверхъ дномъ. Я знаю, что мятежническія кокарды открыто носятъ отъ Сентъ-Луиса, Ковингтона и Ричмонда до послднихъ предловъ юга. Мн грустно, Рованъ. Я прослужилъ на военной служб 63 года. Моя первая встрча съ измной была въ 1808 году, когда я открылъ заговоръ генерала Вилькинсона съ архиподлецомъ Арономъ Буромъ, за что меня арестовали въ чин капитана легкой артиллеріи. Я участвовалъ въ четырехъ войнахъ и одинаково защищалъ родину, но если Бергаръ нанесетъ этотъ роковой ударъ, то война будетъ адская, хуже всхъ, которыя я видлъ.
Молодой человкъ вскочилъ и съ восторженнымъ воодушевленіемъ произнесъ:
— Не забудьте, генералъ, словъ Линкольна. Я его никогда не видалъ, но Богъ укрпитъ человка, который сказалъ: ‘Эта страна будетъ или вся рабовладльческая, или вся свободная’. А я вамъ скажу наканун пролитія крови на рк Потомак, что вся страна будетъ-таки свободна.
— Дай Богъ, чтобы я до этого дожилъ,— со вздохомъ сказалъ Скоттъ и прибавилъ: — я знаю, гд находится самый опасный центръ заговорщиковъ подъ эгидой Благо Дома. Вы должны теперь собирать для меня вс свднія, а когда Линкольнъ сдлается президентомъ, то я заведу своихъ шпіоновъ и свою развдочную службу. Теперь же я не довряю чиновникамъ Буканана.
— Въ Александріи есть гостиница, которую содержитъ Джаксонъ,— поспшно отвчалъ Рованъ.— Это главная квартира виргинской молодежи. Тамъ они собираются навстрчу здшнимъ чиновникамъ, которые отправляются словно на охоту. Ихъ съ удовольствіемъ перевозятъ чрезъ рку за долларъ, днемъ или ночью.
— Моимъ первымъ дломъ, когда Виргинія отдлится,— сказалъ Скоттъ:— будетъ поставить пикеты вдоль всего берега.
— Да,— прибавилъ Рованъ, указывая на великолпную береговую карту, на которой онъ и его начальникъ уже намтили сорокъ укрпленій: — вы должны поторопиться и снабдить эти укрпленія пушками. Если вы вскор не заведете на Потомак военныхъ судовъ, то опоздаете, и южане васъ замнятъ, отрзавъ отъ фортовъ Макъ-Генри и Монро.
— Вы правы,— отвчалъ генералъ,— но Туссэй не хочетъ дать мн ни одного матроса, ни одной пушки и ни одного судна, а Букананъ смотритъ на это сквозь пальцы. Намъ придется силой овладть ркою, храбрый и преданный Дальгренъ боится, что ему не спасти здшняго арсенала, но онъ поклялся умереть, его защищая. Однако довольно объ этомъ. Скажите мн лучше, какъ вамъ везетъ въ обществ. Я надюсь, что вы себя ведете осторожно. Что касается до меня, то я отказываюсь отъ всякаго приглашенія, я просто боюсь общества, хотя я старъ, но не позволю никому при мн оскорбить мое отечество. Всего опасне женщины. Прежде он за мною ухаживали, а теперь он или гордо отворачиваются отъ меня, не скрывая на своей груди мятежнической кокарды, или съ нжной лаской Далилы стараются заманить въ свой лагерь стараго Олоферна. По счастію я видалъ прекрасные дни и знаю, чмъ грозятъ эти блогрудыя Венеры.
— Я боюсь, что извстіе о моей таинственной должности распространилось повсюду,— сказалъ Рованъ:— въ послднее время мой скромный домъ переполнился постителями. Мои занятія, въ качеств профессора инженернаго искусства и управляющаго золотыми копями въ Виргиніи, увеличили количество мстныхъ пріятелей моей жены. Женщины всегда болтливы, но я ручаюсь, что моя жена держитъ языкъ за зубами. Я желалъ бы тоже сказать о моемъ друг и помощник Джак Маккрери. Конечно, вс говорятъ только о будущей войн. Моя жена не знаетъ о моемъ теперешнемъ положеніи и предстоящей карьер. Меня, конечно, старались всячески обойти и вывдать тайныя извстія. Но я не податливъ. Самъ же я узналъ, что вс южные офицеры и кадеты удаляются огуломъ при первомъ выстрл, если имъ не дадутъ отставки.
— Понимаю, они измнятъ и перейдутъ на сторону враговъ!— воскликнулъ генералъ.
— Называйте это, какъ хотите, но они такъ поступятъ. Со времени выбора Линкольна, въ каждомъ полку и въ каждомъ вдомств интригуютъ въ особенности женщины. Благодаря этому, ихъ мужья, братья, друзья и т. д. съ гордостью увряютъ, что на ихъ сторон Сидней Джонсонъ, Джо Джонсонъ, Твигсъ, Гарней, майоръ Томасъ и даже полковникъ Ли.
— Никогда не говорите мн этого!— воскликнулъ Скоттъ.
— Я только исполнилъ мой долгъ, генералъ,— сказалъ Рованъ, вставая и офиціально кланяясь: — бываютъ времена, когда вс общественныя и семейныя узы порываются, и роковой потокъ влечетъ людей къ ихъ погибели.
Ветеранъ такъ поблднлъ, что Рованъ уговорилъ его выпить стаканъ мадеры.
— Оставьте меня, полковникъ, одного съ моимъ горемъ,— сказалъ съ тяжелымъ вздохомъ побдитель Мексики:— вы поступили хорошо, что сказали мн всю правду, мн только ее и нужно. Говорите мн вс, даже самое непріятное. Что касается васъ самихъ, то не только храните молчаніе, но даже не высказывайте другимъ ничего вашимъ выразительнымъ лицомъ. Вы имете уважительный предлогъ для молчанія — интересъ вашей южной рудокопной компаніи. Но главное не берите домой никакой бумаги. Вы должны хранить все или запертымъ здсь, или въ своемъ сердц. Но ваша честность выше всякаго подозрнія, и несмотря на мой совтъ, вотъ возьмите мою памятную книжку, просмотрите ее, и вы увидите, что я понялъ планъ мятежниковъ. Они хотятъ парализировать нашу армію и флотъ сдлать первый выстрлъ, когда ихъ правительство будетъ совсмъ устроено, и Виргинія укрплена настолько, чтобы принять въ свое лоно двухсотъ-тысячную южную армію. А я ничего не могу сдлать, даже двинуть на границу роту пхоты. Южане измнили этой стран, и я до 4-го марта не въ состояніи двинуться съ мста. Мы начинаемъ борьбу безъ гроша въ казначейств, съ большинствомъ регулярной арміи, запертой на юг, и съ двумя третями нашего флота въ рукахъ мятежниковъ.
Печально выслушавъ генерала, Рованъ простился съ нимъ и, спрятавъ въ боковой карманъ его памятную книжку, съ которой онъ обязался не спускать глазъ, отправился домой.
— Что за великолпная руина,— бормоталъ онъ про себя:— его крупныя способности могутъ ему измнить, но его честная душа будетъ вчно врна родин, несмотря на вс соблазны. Однако, не дай Богъ, чтобы онъ въ своемъ слабоумномъ положеніи командовалъ нашей арміей, которая въ конц концевъ должна же сформироваться. Номинально пусть онъ будетъ главнымъ начальникомъ, но горе намъ, если старикъ приметъ начальство и издали въ своемъ покойномъ кресл будетъ руководить арміей.
Избгая клубовъ и ресторановъ, гд собирались подозрительныя лица, а также и свтскихъ собраній, полковникъ Рованъ имлъ много свободнаго времени, чтобы изучить памятную книжку начальника. Поэтому, придя домой, онъ заперся въ своей комнат и предался чтенію комментаріевъ генерала Скотта.
Несмотря на всю его прозорливость, онъ не могъ догадаться, что въ этотъ самый вечеръ, въ одной изъ комнатъ Маршалъ-Гауза, въ Александріи, его другъ Джакъ Маккрери съ блестящими глазами и разввающимися по плечамъ волосами громко разглагольствовалъ предъ южной молодежью. Онъ былъ ловкій двадцатисемилтній виргинецъ, веселый, простодушный, мужественный, типъ человка, готоваго взять штурмомъ батарею или сердце женщины.
— Да, джентльмены, это — правда,— говорилъ онъ:— я прослдилъ, что Рованъ ходитъ каждую ночь на квартиру къ генералу Скотту. Онъ въ тайн занимается съ нимъ какими-то военными приготовленіями, но онъ все еще въ статскомъ плать и избгаетъ военнаго министерства. Это — мой другъ, дальній родственникъ, патронъ и честнйшій, благороднйшій человкъ. Поэтому не я, а другой й)жный агентъ долженъ за нимъ шпіоничать. Всякій, кто знаетъ Карроля Рована, чувствуетъ, что онъ необыкновенный человкъ: это — храбрый, образованный, энергичный воспитанникъ Вестъ-Пойнта, много путешествовавшій, и вообще онъ очень опасенъ для насъ. Я готовъ помриться съ нимъ въ открытомъ пол, какъ честный боецъ, но, Боже мой, я лъ его хлбъ и не могу же ему измнить. Вдь, благодаря ему, я вышелъ въ люди.
— Вы правы, Маккрери,— спокойно отвтилъ майоръ Гарри Пейтонъ, начальникъ Ночныхъ Всадниковъ и глаза тайнаго отряда:— мы вс понимаемъ, что для васъ это — вопросъ чести. Васъ не надо замшивать въ интриги противъ этого опаснаго уніониста. Я отъ другихъ знаю, что Рованъ — скрытая правая рука генерала Скотта. Я самъ буду слдить за нимъ и всячески стараться, чтобы ему помшали въ его козняхъ противъ насъ. Я уже имю около двнадцати агентовъ въ его мстныхъ волонтерахъ. Когда же мы будемъ разсуждать о мрахъ противъ него, то Маккрери можетъ не присутствовать на нашемъ совт. Мы уважаемъ Рована, какъ человка, но должны дйствовать противъ него. Онъ теперь еще не воинъ, а тайный правительственный агентъ. Слава же Богу, чрезъ три мсяца будетъ открытая война, и онъ будетъ благороднымъ офицеромъ, защищающимъ свою голову предъ всми.
Джакъ Маккрери, спустя полчаса, уже скакалъ домой, а юные аристократы продолжали держать военный совтъ.
— Слава Богу, наши южныя красавицы скоро переманятъ всхъ молодцовъ на нашу сторону,— говорилъ Пейтонъ:— кто можетъ противостоять этимъ пламеннымъ глазамъ нашихъ храбрыхъ, преданныхъ южанокъ? У меня есть одна героиня, которая прочтетъ вс тайны сердца Рована. Скоттъ сдлаетъ его генераломъ и своимъ помощникомъ. Все, что Рованъ знаетъ, мы будемъ знать въ Ричмонд, но теперь еще рано его пугать. Доврьтесь мн вполн, а главное не безпокойте Маккрери, онъ — истый рыцарь.
— Да здравствуютъ южанки!— воскликнула хоромъ вся молодежь:— только храбрецы достойны красавицъ!
Пока разсуждали такимъ образомъ южане, пока скакалъ Маккрери, чтобы своимъ возвращеніемъ домой уничтожить всякое подозрніе, и Винифильдъ Скоттъ спокойно спалъ въ своей постели, Рованъ, взглянувъ вскользь на спящихъ жену и дочь, лихорадочно изучалъ раскрытую предъ нимъ памятную книжку.
— Благословенное прошедшее навки прошло,— думалъ онъ плачевно:— настоящее — бурный океанъ роковыхъ разногласій, а будущее, Богъ знаетъ, что готовитъ нашей родин.
И онъ сталъ мрачно перелистывать памятную книжку генерала Скотта съ 1820 г.
— Какъ долго записывалъ вс событія благородный старикъ,— продолжалъ онъ мечтать.— По однимъ заголовкамъ можно объ этомъ судить. Вотъ: ‘Миссурійская сдлка 1820 г.’, ‘Тарифныя несогласія 1828 г.’, ‘Присоединеніе Тэхаса’, ‘Война съ Мексикой’, ‘Канзасскіе безпорядки’, ‘Законъ о бглыхъ невольникахъ’, ‘Набгъ Джона Брауна’.. Право, не стоитъ все это читать. Чмъ дальше, чмъ бдствія многочисленне, и судьба становится безжалостне: Измна идетъ за измной. Заголовки поражаютъ все боле и боле приближеніемъ расторженія союза. Вотъ: ‘Неудача примиренія’, ‘Неизбжное отпаденіе юга’, ‘Возстаніе южной Каролины’…
Дойдя до этого заголовка, онъ бросилъ книгу съ отвращеніемъ и воскликнулъ, пылая злобой:
— Проклятый Букананъ! Если бы не его измна, то планъ генерала Скотта послать капитана Варда въ фортъ Сумтеръ для его укрпленія удался бы, и возстаніе было бы уничтожено въ самомъ его зародыш въ Чарльстон. Если бы сверъ зналъ объ его измн, то, конечно, прогналъ бы его изъ президентовъ.
Приведенный въ отчаяніе, Рованъ поднялъ роковую книгу и заперъ ее подъ ключъ. Потомъ онъ легъ спать. Всю эту ночь ему снились громадныя арміи, которыя двигались съ свера для отмщенія оскорбленной чести страны, и ему казалось, что онъ слышалъ топотъ этихъ армій, раздававшійся въ Пенсильванской алле подъ зоркимъ взглядомъ Линкольна.
Но лишь только солнце взошло, полковникъ Рованъ былъ на ногахъ и, возвративъ генералу тайную записную книжку, принялся за подготовительныя мры къ приближавшейся войн — въ Вашингтон, Нью-Іорк, Балтимор, Гарисбург, Цинцинат и въ Спрингфильд.
Въ послдующіе дни, оканчивая организацію мстныхъ волонтеровъ, Рованъ откровенно сказалъ генералу Скотту, что ему напрасно было скрываться и не надвать его мундира.
— Меня вс знаютъ, вс слдятъ за мною и шпіонятъ,— произнесъ онъ: — везд на улицахъ и въ дилижансахъ я вижу открытыхъ и тайныхъ шпіоновъ.
— Потерпите,— сказалъ генералъ Скоттъ:— еще немного скрывайте свой чинъ и свою должность. Не долго продлится эта тишина, предвозвстница бури. Скоро вы увидите себя въ должномъ для васъ положеніи и во глав порученнаго вамъ войска. Съ каждымъ днемъ мы приближаемся къ 4-му марту, когда у насъ будетъ президентъ, министерство, контроль конгресса, и конституціонная власть, дйствовать открыто. Тогда наступитъ часъ битвы. Но въ продолженіе перваго года мы будемъ преданы сомннію, остановкамъ и неподготовленности. Ловкому, опытному военному начальнику, какъ Дэвисъ, мы будемъ въ состояніи только противопоставить не станетъ опытнаго штатскаго, иллинойскаго законовда, человка, никогда не бывавшаго на пол брани или въ лагеряхъ. Джеферсонъ Дэвисъ лично знаетъ каждаго офицера нашей арміи и флота, кром того, онъ способный государственный человкъ, знающій администраторъ и глаза гордаго аристократическаго кружка. Линкольну придется противостоять ему противъ невжественныхъ политиковъ, требующихъ себ силы и вліянія. Но съ принципами Линкольна и съ энергіей свера вскор перемнится теченіе военнаго счастія, если враждебная Европа не повернется противъ насъ.
— И это насъ не погубитъ,— воскликнулъ Рованъ: — мы будемъ бороться до послдней капли крови, и умремъ или побдимъ.
Однако, наступили мрачные дни взятія южанами арсеналовъ Августы, Мобиля и Лафайетбурга, а также фортовъ Джаксона, Пуласки, Массона и Моргана. Затмъ программа Дэвиса продолжала развиваться, и на сторону мятежниковъ перешли форты Джэксонъ и Св. Филиппа, арсеналъ Baton-Rouge и правительственныя зданія Новаго Орлеана. Когда же адмиралтейство Пенсаколы и таможенный флотъ попали въ руки быстро организовавшихся инсургентовъ, генералъ Скоттъ пришелъ въ горькое отчаяніе.
— Рованъ,— сказалъ онъ:— это послдній ударъ, война неизбжна, весь югъ сошелъ съ ума.
— Генералъ,— печально отвчалъ его адъютантъ:— національный позоръ еще впереди: Виргинія медлитъ, и почему? Ея гордые сыны готовы захватить милліоны Норфолькскаго адмиралтейства и Гарперсферри. Но они только ждутъ, чтобы Южная Каролина дала первый выстрлъ, и Виргинія съ послдними сомнительными штатами послдуетъ,за нимъ. Это будетъ: ‘Dies ir’.
— Я этого боюсь, Рованъ,— со вздохомъ произнесъ старикъ:— мой родной штатъ! Богъ видитъ, что это для меня тяжелый ударъ, и у меня нтъ ни одного судна, ни одного солдата для защиты. Если бы въ Бломъ Дом былъ человкъ, а не измнникъ, то въ Норфольк были бы полкъ, полдюжины военныхъ судовъ и наскоро возведенныя укрпленія, а Гарперсферри былъ бы защищенъ тремя полками и сильной полевой батареей.
— Вскор подымется занавсъ, и начнется самая печальная трагедія нашего вка,— сказалъ Рованъ.— Только ждутъ принятія Линкольномъ присяги. Что касается до меня, то я готовъ, за исключеніемъ общанной вами помощи.
— Я связанъ по рукамъ,— отвчалъ генералъ: — я долженъ сдерживать себя даже въ департамент, а мои враги смотрятъ на меня съ улыбкой. Я долженъ спокойно слушать болтовню конгресса и кабинета, я долженъ хладнокровно видть, какъ Джеферсонъ Дэвисъ будетъ торжественно водворенъ, прежде присяги Линкольна. Затмъ насъ поразитъ прыжокъ льва, и 15-го марта у насъ, не останется куска юга, только можетъ быть, смлый Слеммэръ удержитъ фортъ Пиккенсъ.
— А что же съ нашей стороны?— спросилъ съ безпокойствомъ Рованъ.
— Торопливость, безпорядокъ и безумныя издержки,— отвчалъ Скоттъ:— одна надежда на Ли, что онъ приведетъ все въ порядокъ.
Рованъ поспшно всталъ и простился.
— Ли, все онъ мечтаетъ о Ли,— промолвилъ про себя Рованъ:— а избранный его преемникъ детъ изъ форта Мэсона въ Вашингтонъ уже третій мсяцъ. Талькотъ сказалъ мн вчера, что онъ не прідетъ раньше 1-го марта. Къ тому времени Виргинія ршитъ свою судьбу. На чью сторону онъ склонится?
Безпокойная сумятица царила въ грязномъ третьеклассномъ город, хотя и называвшемся Вашингтономъ и ежедневно объзжаемомъ Рованомъ попрежнему въ безполезномъ инкогнито. Въ лучшихъ домахъ не было ни улучшеній ни удобствъ. Плохія, невзрачныя, низенькія жилища тснились на Пенсильванской алле. Южный флигель зданія казначейства былъ одинъ оконченъ, сверный же флигель, гд помщался государственный департаментъ, былъ на половину готовъ.
Капитоліская гора высилась надъ озерами грязи и пирамидами мусора, наполнявшими немощеныя улицы. Неоконченный куполъ Капитолія въ вид громаднаго желзнаго скелета грозно высился въ тяжеломъ мрачномъ неб, и дожидалась своего водруженія гордая статуя Колумбіи, которая теперь возвышается на нсколько сотенъ футовъ въ воздух. Статуя Вашингтона мрачно смотрла на этотъ распростертый на земл символъ его родины. Въ Индйскомъ сквер была возведена громадная временная постройка для церемоніи вступленія въ должность Линкольна.
Въ настоящее время общее смятеніе въ Вашингтон достигло точки кипнія. Полковникъ Рованъ въ статской одежд быстро носился на великолпномъ кон изъ конюшни генерала Скотта по всему округу. Онъ старательно скрывалъ на груди карту мстности, нарочно разрзанную для большаго удобства на квадраты. Какъ опытный военный топографъ, онъ намчалъ на нихъ вс предположенныя батареи и укрпленія. На этой карт были такъ же обозначены вс лагери, гарнизоны и депо на основаніи предположеній генерала Скотта.
Ежедневно вечеромъ Рованъ доносилъ генералу о томъ, какъ подвигалась его работа.
— Предположимъ,— говорилъ онъ грустно: — что непріятель стоитъ въ Арлингтон, мы будемъ занимать только адмиралтейство и оконечности трехъ мостовъ. Вотъ все, что будетъ принадлежать намъ, пока мы кровью не проложимъ себ дорогу впередъ.
— Да, Рованъ,— отвчалъ генералъ:— мы не можемъ быть боле готовыми, такъ какъ насъ всего двое, и мы работаемъ ночью, втайн, безъ пушекъ, солдатъ, денегъ и права приказывать.
— Вы также забываете, генералъ,— прервалъ его Рованъ:— что мы не знаемъ, кто — наши друзья, и кто — враги. Я боюсь, что въ Вашингтон столько же энергичныхъ непріятелей, сколько въ сумасшедшемъ Чарльстон и въ бшеномъ Ричмонд.
Въ подобныхъ бесдахъ проводилъ вс вечера генералъ Скоттъ съ своимъ адъютантомъ. Умственно онъ былъ поразительно энергиченъ, но физически постоянно падалъ.
Что касается до Рована, то въ т немногіе часы, которые онъ проводилъ дома, онъ посвящалъ своей любимой дочери и преданной жен. Онъ былъ еще не въ состояніи повдать жен свою будущую карьеру и не удивлялся, что она съ равнодушіемъ и апатіей ожидала приближавшейся борьбы.
— Во всякомъ случа,— говорилъ полковникъ: — ты будешь обезпечена, что бы ни случилось здсь. Я отправлю васъ на сверъ, въ Массачузетскія горы.
Онъ забывалъ, что молодая женщина жаждала роднаго юга, гд были ея родственники и товарищи дтства. Конечно, полковникъ Рованъ не могъ подозрвать измны въ глазахъ любимой женщины. Точно также онъ врилъ преданности своего друга Маккрери, которому онъ поручилъ веденіе длъ компаніи золотыхъ копей, имвшей въ числ своихъ пайщиковъ сверянъ и южанъ. Поэтому очень правдоподобны ему казались постоянные разъзды Джака, и онъ ежедневно садился за столъ безъ всякаго подозрнія въ отношеніи самаго храбраго и легкомысленнаго южанина.
Въ первыхъ дняхъ января полковникъ Рованъ отправился втайн въ экспедицію, имвшую цлью Спрингфильдъ въ штат Иллинойс.
— Рованъ,— сказалъ генералъ Скоттъ, прощаясь съ нимъ:— избранный президентъ предупрежденъ о вашемъ прізд: возьмите теперь вашу инструкцію, она вся на словахъ и на письм ни слова.
Четыре часа длилась конференція генерала съ своимъ посланникомъ, который долженъ былъ предупредить Линкольна обо всхъ опасностяхъ, его ожидавшихъ.
— Вы сдлали великое и гигантское дло, генералъ,— сказалъ Рованъ.
— Я пользовался,— отвчалъ генералъ: — всми своими друзьями и, благодаря имъ, узнаю все, что длается въ лагер измнниковъ. Линкольнъ защищенъ и будетъ защищенъ мною отъ всякой опасности до минуты принятія имъ присяги. Посл того, я надюсь, вс честные люди защитятъ его.
Когда кончилось совщаніе насчетъ предстоящаго посольства, Скоттъ воскликнулъ:
— Скажите мн теперь, есть ли кто, могущій замнить васъ? Я связанъ по рукамъ и по ногамъ. Робертъ Ли явится сюда только къ вступленію Линкольна въ должность.
— У меня нтъ никого,— отвчалъ Рованъ:— только мой закадычный другъ Маккрери, но онъ вмсто меня управляетъ золотыми копями и постоянно долженъ здить въ Виргинію. Къ тому же онъ статскій, молодой, легкомысленный и слишкомъ откровенный, я не посмю доврить ему такой важной должности. Къ тому же онъ по вопросу о расторженіи союза никогда не говоритъ ни слова, вроятно, изъ осторожности, такъ какъ женится на южанк, миссъ Эстелл Розевельдъ. Вы, можетъ быть, знаете ея тетку, знаменитую красавицу мистриссъ Дюваль, жену великаго вашингтонскаго юриста. Эстелла — любимая ея племянница. Что касается до Полины Дюваль, то я зналъ ее въ молодости, въ Саванн, гд мы часто танцевали съ ней. Она была тогда подъ опекой сенатора Нольтона изъ Георгіи.
— Знаю ли я ее, Рованъ?— сказалъ съ удивленіемъ генералъ:— да Полина Дюваль стоитъ югу цлыя пхотныя дивизіи. Съ ея иностранной кровью, смлостью, храбростью и тысячью прелестей она — царица юга и своей очаровательной улыбкой готова увлечь колеблющихся южанъ. Она — родственница Суллэ, Сляйдлей и самыхъ гордыхъ южныхъ героевъ. Если она сама не перейдетъ на югъ, то ее выселятъ отсюда. Ея мужъ ни въ чемъ не виноватъ. Онъ славный, веселый, милый и занимается только юридическими процессами. Его же прелестная жена Минерва, Венера, Жанна д’Аркъ — все вмст. Вы видите, полковникъ, какъ опасно подобное существо.
— Я вскор пошлю свое семейство на сверъ, генералъ,— сказалъ Рованъ:— что же касается до бднаго легкомысленнаго Джака Маккрери, то онъ, вроятно, перейдетъ на югъ въ хорошей компаніи. Но мы никогда съ нимъ не говорили ни слова о предстоящемъ кризис.
— Не довряйтесь никогда слабодушному человку въ рукахъ южанки,— сказалъ Винифильдъ Скоттъ,— и помните, не рискуйте ничмъ. Не пишите мн ни слова и не привозите никакого документа. Только глубоко сохраните, глубоко въ своемъ сердц желанія Линкольна.
— Я васъ понимаю, генералъ,— отвчалъ Рованъ откланиваясь.— Быть можетъ, вы въ прав сомнваться въ моихъ способностяхъ, но, слава Богу, не въ моей преданности.
Спустя дв недли, полковникъ Рованъ возвратился въ Вашингтонъ попрежнему въ статскомъ плать. Онъ привезъ съ собою память о длинномъ, терпливомъ, загорломъ иллинойскомъ законовд. Линкольнъ молча выслушалъ съ добродушной фамильярностью и въ обычной небрежной одежд, все его донесеніе.
Наконецъ, онъ сказалъ съ поразительнымъ блескомъ своихъ черныхъ глазъ:
— Отправляйтесь сейчасъ обратно къ генералу Скотту, скажите ему, что я послушно исполнилъ вс его желанія и поступлю согласно его плану. Я буду въ Вашингтон къ 22-му числу и до тхъ поръ предоставляю ему принять т мры, которыя онъ считаетъ нужными для сохраненія оскорбленной національной чести. Скажите ему также, мой молодой другъ, что онъ выбралъ достойнаго посланнаго. Я отдамъ свою жизнь на ваше попеченіе и буду руководствоваться его мудростью. Наконецъ, скажите ему еще, что первый приказъ о назначеніи генералъ-майора волонтеровъ, который я подпишу, будетъ касаться васъ.
Окончивъ свое донесеніе объ его свиданіи съ Линкольномъ, Рованъ прибавилъ:
— И что это за человкъ!
— Слава Богу,— воскликнулъ Винифильдъ Скоттъ:— слушаясь моихъ желаній, Линкольнъ спасетъ свою жизнь. Но уже давно пора ему быть здсь. Подлецъ Твигъ предалъ нашу армію въ Техас. Тридцать укрпленій уже находятся въ рукахъ южанъ. 16-го января Джеферсонъ Дэвисъ избранъ въ президенты юга и 18-го вступаетъ въ исполненіе своей должности. Его манифестъ дерзко проситъ благословенія Божія на новую націю. Но вскор и мы будемъ имть избраннаго нами человка во глав родины.
— А полковникъ Ли?— съ безпокойствомъ спросилъ Рованъ.
— Еще не пріхалъ,— отвчалъ побдитель Санта-Анны съ тяжелымъ вздохомъ, свидтельствовавшимъ, какъ невыносимо страдало его львиное сердце.
Въ продолженіе слдующей недли, Рованъ продолжалъ исполнять свой тайныя обязанности. Американцы никогда не узнали странныхъ подробностей путешествія Линкольна изъ Спрингфильда въ Вашингтонъ окольными путями черезъ Индіанополисъ, Цинциннати, Колумбусъ, Питсбургъ, Клэвландъ, Эри, Буффало, Албани, Нью-Іоркъ, Трэнтонъ, Нэваркъ, Филадельфію, Ланкастэръ и Гарисбургъ. Только преданный Вардъ Леманъ и нсколько старыхъ друзей Линкольна, а также генералъ Скоттъ и полковникъ Рованъ знали, зачмъ онъ выбралъ этотъ маршрутъ и, миновавъ секретно Бальтиморъ, прибылъ, въ Вашингтонъ утромъ 23-го января. Очутившись благополучно въ мст своего четырехлтняго мученичества, онъ не предчувствовалъ, что выдетъ изъ этого города лишь мертвымъ, проливъ свою кровь за родину для того, чтобы она навки осталась единой, нераздльной. Теперь же эта странная дорога спасла Линкольна отъ дюжины плановъ преждевременнаго его убійства.
Какъ только новый президентъ вступилъ въ Вашингтонъ, онъ былъ окруженъ преданными ему Сюардомъ, Блэромъ, Вязомъ, Камерономъ, Уэльсомъ, Смитомъ, Бэтсомъ, Дугласомъ, Бэкеромъ, Макдугалемъ, Шильдсомъ, Гольтомъ, Стантономъ и многими другими его старыми друзьями. День и ночь предавался генералъ Скоттъ съ послднимъ проблескомъ своей энергіи длу спасенія Линкольна отъ грозившей ему опасности. Точно также проводилъ безсонныя ночи и цлые дни въ неустанныхъ заботахъ, полковникъ Рованъ, охраняя безопасность избранника страны.
Между тмъ на тысяч горныхъ возвышеній юга горли костры, громко заявлявшіе объ измн юга. А все-таки Ли не являлся. Генералъ Скоттъ и Рованъ съ глубокой радостью хранили въ своемъ сердц тайну неудавшихся покушеній на жизнь человка, который не желалъ зла никому, а всмъ добра.

III.

Посл долгаго, медленнаго странствованія изъ порта Мэсона въ Тэхас, Робертъ Ли наконецъ прибылъ 1-го марта въ Вашингтонъ за четыре дня до вступленія въ должность ‘человка изъ Иллинойса’. Дождавшись съ нетерпніемъ его прізда, Винифильдъ Скоттъ встртилъ его съ печальнымъ, мрачнымъ лицомъ. Рованъ ясно видлъ, что горькое разочарованіе ждало его.
— Въ день присяги,— сказалъ генералъ: — вы наднете полный мундиръ волонтеровъ и станете во глав мстныхъ войскъ. Я же буду самъ командовать регулярной арміей. Я дамъ вамъ секретную инструкцію, а себ приберегу распоряженіе о дйствіяхъ регулярныхъ войскъ. Дв полевыя артиллерійскія батареи я спрячу въ сквер, близъ Капитолія. Теперь маски сняты. Когда Линкольнъ приметъ присягу, то онъ обнародуетъ свой кабинетъ, который теперь уже составленъ, и окружитъ себя близкими ему людьми: Бекеромъ, Дугласомъ, Макдугалемъ, Реверди Джонсономъ, и Стюардомъ. Въ продолженіе одного дня онъ обопрется на мечъ стараго Скотта, затмъ ему придется избрать новаго воина, но по несчастью это, вроятно, не будетъ Ли.
Теперь было ясно, что тотъ, на кого онъ надялся, готовъ былъ измнить ему и стран. Но еще не достоврно было извстно, кто замнитъ его, такъ какъ старикъ, очевидно, не могъ быть главнокомандующимъ.
Спустя два дня, Рованъ, войдя въ кабинетъ генерала Скотта, былъ удивленъ, увидвъ портретъ генерала Галлека повернутымъ къ стн.
— Это врный признакъ, что онъ не будетъ главнокомандующимъ,— подумалъ онъ:— Галлекъ, по обыкновенію, обидлъ чмъ нибудь стараго героя. Начальникомъ арміи, значитъ, будетъ Макклеланъ.
Утро 4-го марта 1861 года было въ Вашингтон свтлымъ солнечнымъ, и тучи собирались только на чел толпы, наполнявшей улицы. Звуки барабановъ и трубъ, раскаты пушекъ, свистъ поздовъ усиливали уличную сумятицу. Предъ домомъ Карроля Рована съ зари дожидалась его группа ординарцевъ верхами и богато украшенная лошадь.
Рано утромъ онъ спустился изъ своей маленькой комнаты въ верхнемъ этаж, гд два мсяца онъ скрывалъ свою тайну. Теперь онъ былъ въ полной форм полковника волонтеровъ Соединенныхъ Штатовъ.
— Это что такое?— воскликнула со слезами Мэри Рованъ:— ты, Карроль, линкольнскій солдатъ? Что теперь съ нами?
Она теперь отгадала все, что было для нея тайной въ эти два мсяца.
— Гд Джакъ?— спросилъ ее мужъ.
— Онъ похалъ въ Ричмондъ по длу,— сказала она, опуская глаза въ смущеніи.
— Я оставлю теб двухъ моихъ ординарцевъ,— произнесъ Рованъ:— одинъ будетъ караулить домъ, а другой отыщетъ меня, если я теб понадоблюсь въ теченіе дня. Прислать теб билеты на балъ въ Бломъ Дом? Я могу прислать офицера, чтобы проводить тебя и Адель туда. Зрлище будетъ великолпное, но я буду занятъ у генерала Скотча.
— Я съ большимъ удовольствіемъ осталась бы дома,— промолвила взволнованная женщина:— теперь слишкомъ смутное время, чтобы здить на балы.
— Въ такомъ случа,— произнесъ мужъ:— такъ какъ Джакъ мн неожиданно измнилъ, то ты будешь принуждена остаться до двнадцати часовъ ночи одна, а послзавтра я буду дежурнымъ въ военномъ министерств.
Въ заплаканныхъ глазахъ жены онъ видлъ ясно, какъ она оплакивала то грустное обстоятельство, что ея мужъ не стоялъ за Виргинію, съ которой соединяли ее вс дтскія привязанности. Въ отчаяніи, покачавъ головою, онъ поцловалъ ее, выбжалъ изъ комнаты и, вскочивъ на лошадь, отправился исполнять свои секретныя обязанности.
— Да поможетъ намъ Богъ!— промолвилъ онъ про себя:— всего печальне будетъ борьба въ семейныхъ очагахъ. Бдная жена! Она одна изъ тысячи въ подобномъ положеніи. Вс ея родственники и друзья на сторон юга, а мужъ въ рядахъ сверянъ.
Однако онъ гордо выпрямился и, осмотрвъ ряды своего войска, громко крикнулъ:
— Стройся! Впередъ!
За нимъ послдовали сорокъ офицеровъ, Въ врности которыхъ не сомнвался генералъ Скоттъ. Конные волонтеры были съ заряженными пистолетами, а пхотные имли ружья со штыками наготов. Весь городъ былъ въ сильнйшемъ волненіи. Сенатъ засдалъ почти сорокъ восемь часовъ. Его предсдатель, выходящій вице-президентъ Брекенриджъ, приготовлялъ сдачу своей должности Гамлену.
На улицахъ тснились толпы тайно вооруженныхъ людей, нетерпливо желавшихъ увидть ‘страннаго человка изъ Иллинойса’. Въ коляск налво отъ бывшаго президента сидлъ высокій, худой Авраамъ Линкольнъ. Впереди экипажа шли развернутымъ фронтомъ саперы съ заряженными ружьями, а по обимъ сторонамъ тснилась кавалерія Рована, которой было приказано зорко Слдить за всякой парой глазъ, устремленной на новаго президента.
Принятыя генераломъ Скоттомъ мры были мастерскія, дисциплина войскъ выше всякихъ похвалъ. Громадная процессія гражданская и военная тянулась по Пенсильванской алле подъ возбуждающую музыку ‘Yankee Doodle’.
Безмолвно, но внимательно смотря на толпу, подвигался Авраамъ Линкольнъ. Никто не могъ прочесть его мысли. Провидніе, въ своемъ милосердіи, скрыло отъ него, что, спустя нсколько лтъ, по этой самой улиц будетъ тянуться его похоронное шествіе, среди благодарныхъ гражданъ.
Рованъ и генералъ Скоттъ также зорко слдили за толпой и ихъ артиллеріей, готовой встртить съ Капитолійской горы роковымъ залпомъ всякую попытку убійцъ.
Въ мраморномъ зал сената были собраны дипломатическій корпусъ, судьи и конгрессъ. Вс они встртили ‘человка изъ Иллинойса’ и пошли торжественнымъ шествіемъ къ западному портику Капитолія.
Немногіе изъ зрителей этой зари знаменитой карьеры Линкольна знали, что на окрестныхъ крышахъ были скрыты стрлки, кавалерійскіе патрули стояли на углу каждой улицы, а толпы вооруженныхъ тайныхъ агентовъ были разсяны повсюду. Все это было дломъ Винифильда Скотта, и теперь сдой, но все-таки грозившій измнникамъ, онъ былъ доволенъ своимъ дломъ.
Линкольнъ былъ окруженъ представителями народа и своими друзьями: Дэвидомъ Дэвисомъ, полковникомъ Сумнеромъ, Вардомъ Ламономъ, капитаномъ Хазардомъ, Джономъ Хэй и многими другими. Сдой орелъ Орэгона, краснорчивый сенаторъ Эдуардъ Беккеръ представилъ народу новаго президента, и онъ произнесъ ко всей націи замчательную патетическую рчь, съ которой могло сравниться его прощальное слово въ Спрингфильд. ‘Здсь я жилъ четверть столтія,— сказалъ онъ тогда,— и превратился изъ юноши въ старика, здсь родились мои дти, и одинъ изъ нихъ похороненъ. Я не знаю, когда и какимъ образомъ я возвращусь сюда посл исполненія той великой задачи, которая предстоитъ мн, она тяжеле, чмъ задача, выпавшая на долю Вашингтона’.
Когда Линкольнъ окончилъ въ этотъ солнечный мартовскій день свою рчь, онъ заслужилъ вчную славу великаго оратора. Т, которые собрались съ твердымъ намреніемъ осмять его, почувствовали странный душевный трепетъ отъ его послднихъ величественныхъ, дышавшихъ братской любовью словъ: ‘Глубоко соединенные памятью обо всхъ павшихъ на пол бран патріотахъ, вс живые граждане страны, конечно, еще доживутъ до той минуты, когда снова ихъ будетъ соединять союзъ, взывая къ лучшимъ чувствамъ нашей природы’.
Эти слова были произнесены, конечно, человкомъ необыкновеннымъ. Но, увы, онъ не дожилъ до той счастливой минуты, когда, дружно сомкнувшись, граждане всхъ штатовъ гордо воевали за освобожденіе Кубы.
Молча, печально, но съ какой-то твердой надеждой въ сердц разошлась толпа. Новый президентъ переступилъ порогъ Благо Дома подъ впечатлніемъ торжественной клятвой только -что принятой имъ присяги.
Эскортъ разсялся. Полковникъ Рованъ отправился въ военное министерство, чтобы открыто вступить въ должность офицера Соединенныхъ Штатовъ. Тамъ его встртилъ генералъ Скоттъ и крпко пожалъ ему руку.
— Славу Богу! Онъ цлъ и невредимъ,— сказалъ ветеранъ.— Теперь его охраняютъ избранные сто тайныхъ агентовъ, кром того, моя регулярная армія здсь невдалек. Кабинетъ обнародованъ, и новый президентъ можетъ пользоваться всми силами страны. Вы, Рованъ, съ этой минуты будете здсь моей правой рукой.
Полковникъ Рованъ случайно взглянулъ въ окно и увидлъ прозжавшаго мимо Джемса Буканана, въ одежд простого гражданина.
Онъ отправлялся изъ Благо Дома въ семейное жилище на юг. Бывшій президентъ продалъ свою страну изъ-за похвалъ отщепенцевъ.
— Слава Богу,— воскликнулъ генералъ:— теперь другой человкъ въ Бломъ Дом. Иллинойскій самоучка только что говорилъ голосомъ ангеловъ къ народу, сошедшему съ ума. Я былъ до глубины души тронутъ его словами, и въ моей душ возникла надежда. Ну, полковникъ, отдохните теперь, а сегодня вечеромъ вы будете сопровождать меня на президентскій балъ такъ же, какъ 8-го числа на его первый пріемъ. Не забудьте мн напомнить Линкольну, что вы будете первый генералъ-майоръ волонтеровъ. Кром того, мы увеличимъ регулярную армію, и вы получите первый изъ вновь образованныхъ полковъ. Это будетъ мой подарокъ. Вы хорошо исполнили свой долгъ.
— Я буду къ вамъ въ 9 часовъ,— сказалъ Рованъ, выходя изъ дверей.
Въ коридор онъ встртилъ стараго чиновника военнаго министерства.
— Скажите, пожалуйста,— спросилъ у него Рованъ:— гд полковникъ Ли?
— Онъ ухалъ въ Арлингтонъ, взявъ короткій отпускъ,— отвчалъ чиновникъ.
— Это начало конца,— промолвилъ про себя Рованъ.
Отпустивъ своего ординарца, онъ похалъ домой, но по дорог увидалъ на подъзд великолпнаго дома Горація Дюваля свою хорошенькую дочь, протягивавшую къ нему об руки.
Онъ соскочилъ съ лошади и, войдя въ домъ, съ удивленіемъ увидалъ свою жену и пропавшаго Джака Макъ-Крери въ обществ обворожительной Полины Дюваль.
— Я, право, не знаю, говорить ли мн съ вами въ этомъ Линкольнскомъ мундир,— сказала она, протягивая ему руки, достойныя Венеры Медицейской и усыпанныя брилліантами.
— И я не знаю,— отвчалъ Рованъ:— слдуетъ ли мн говорить съ вами, разв только вспомнивъ вашу прежнюю прелесть, наши танцы въ Саванн и прогулки въ рощ магнолій при лунномъ свт.
Дйствительно эта красавица, несмотря на ея тридцать три года, была одной изъ царицъ свтскаго общества. Кром того, она теперь сдлалась при всемъ своемъ блеск смлой проповдницей и защитницей юга.
— Что же это новая попытка, Рованъ?— сказалъ Горацій Дюваль, подходя къ полковнику и уводя его въ свой кабинетъ, гд онъ тотчасъ предложилъ ему стаканъ мадеры, какъ въ веселые мирные дни до войны.
— Э, любезный другъ!— отвчалъ полковникъ:— кому нибудь надо же быть врнымъ слугою отечества. У меня нтъ негровъ, и мн нечего сражаться за ихъ рабство.
Въ эту минуту къ нему подошелъ Джакъ Макъ-Крери, и онъ невольно насупилъ брови.
— Я все закрылъ на копяхъ,— сказалъ онъ, оправдываясь:— и пріхалъ въ городъ во время, чтобы проводить Мэри и Адель на великолпную процессію. Очень сожалю, что не былъ дома, когда вамъ потребовался.
Лицо Рована просвтлло, а Макъ-Крери прибавилъ въ полголоса:
— Я еще не вижу, какой стороны держаться, пока я останусь здсь, буду наблюдать за нашими общими интересами и беречь ваше семейство. Я слышалъ, что вскор вспыхнетъ война, и Ли будетъ главнокомандующимъ южной арміи.
— Кто вамъ это сказалъ?— рзко спросилъ Рованъ.
— Конечно, Дюваль.— откровенно отвчалъ Макъ-Крери,— нтъ Ли, нтъ и Виргиніи, а нтъ Виргиніи, нтъ и мятежа. Я также слышалъ въ Ричмонд, что южная конвенція ожидаетъ для назначенія Ли только его прізда.
— Джакъ,— сказалъ Рованъ, пристально смотря въ глаза молодого человка: — я полагаю, что заслужилъ откровенность съ вашей стороны, недаромъ я поручаю вамъ свою семью.
— Вы вскор узнаете все,— произнесъ смущенный виргинецъ.— Вотъ моя невста, и я женюсь на ней, какъ только позволятъ обстоятельства.
Съ этими словами онъ указалъ рукою на племянницу Полины, Эстеллу Розевельдъ, которая кивала ему головою изъ-за занавски сосдней комнаты.
Тяжело вздохнувъ, полковникъ возвратился къ своему семейству, но на порог встртилъ красавицу Дюваль.
— Позвольте мн, полковникъ, оставить вашу жену и дочь у меня обдать. Вы, конечно, будете теперь всюду на первомъ план, и безъ васъ не обойдется президентскій балъ, мы же, представители старинныхъ семействъ, будемъ блестть своимъ отсутствіемъ.
— Глубоко сожалю,— серьезно отвчалъ Рованъ:— я надялся, что благородныя слова новаго президента задержатъ южное движеніе.
— Наше движеніе,— сказала со смхомъ Полина Дюваль:— не новость. Оно началось во времена Калькуна, двадцать восемь лтъ тому назадъ. Только новыя лица и новые люди, но идея — старая. Право, полковникъ Рованъ, останемся друзьями, пока Потомакъ насъ не разлучитъ.
— Охотно,— отвчалъ Рованъ,— я долженъ до ночи разстаться съ моими, потому что я — дежурный. Но не внушайте южныхъ идей моей жен. Я скажу Джаку Макъ-Крери, чтобы онъ проводилъ ихъ домой, хотя онъ скоро будетъ вашимъ преданнымъ слугой.
— Да,— отвчала Полина, которая своей очаровательностью переманила послдняго на сторону юга:— они вскор обвнчаются, а эти узы самыя твердыя.
Такимъ образомъ Рованъ дебютировалъ въ качеств офиціальнаго адъютанта генерала Скотта въ обществ враждебныхъ ему южанъ.
— Не говорите мн ничего,— прибавила Полина Дюваль со смхомъ:— я знаю все о вашихъ стратегическихъ дйствіяхъ за послдніе два мсяца.
Рованъ покраснлъ и сердито взглянулъ на Макъ-Крери, который стоялъ подл своей невсты.
— Нтъ, избави Богъ,— поспшно воскликнула неосторожная женщина:— мн все передала маленькая птичка, а Макъ-Крери, вы знаете,— честнйшій человкъ.
— Надюсь,— отвтилъ Рованъ, цлуя руку у Полины, бросившей на него обворожительный взглядъ, который дйствовалъ даже на него:— будущее извстно одному Богу, но постараемся сохранить нашу семейную дружбу, пока возможно.
Простившись съ Дювалями и своими, полковникъ вернулся домой по тихимъ, безмолвнымъ улицамъ.
Въ девять часовъ вечера онъ явился за генераломъ Скоттомъ, не подозрвая, что въ это время Дюваль, майоръ Пейтонъ и безпокойный Макъ-Крери засдали въ библіотек богача, обсуждая планъ ночныхъ сигналовъ между Вашингтономъ и Ричмондомъ, по об стороны Потомака.
— Не забудьте, Дюваль,— говорилъ Макъ-Крери:— я ничего не сдлаю, чтобы компрометировать или подвергнуть отвтственности Рована. Онъ будетъ одинъ изъ первыхъ генераловъ преемника Скотта. Я не могу сдлаться домашнимъ измнникомъ.
— Пустяки, мой другъ!— сказалъ Дюваль, подавая ему дорогую сигару.— Мы сбережемъ вашу честь. Пусть Рованъ позаботится о своей слав на пол брани. Но вы можете въ тысячу разъ быть намъ полезне простымъ гражданиномъ, по крайней мр, въ начал войны. Мы нуждаемся въ вашемъ ум, въ вашей энергіи и въ вашей помощи, вамъ еще рано служить пушечнымъ мясомъ.
— Хорошо,— отвчалъ Макъ-Крери:— я готовъ рисковать жизнью здсь, но я не измню Ровану. Выпьемте предлагаемый мною тостъ,— сказалъ онъ, поднимая стаканъ: — къ чорту всхъ янки аболиціонистовъ!
Рованъ нашелъ своего генерала въ прекрасномъ расположеніи духа.
— Мы торжествуемъ полную побду,— воскликнулъ генералъ, выходя изъ своей комнаты въ парадномъ мундир:— одинъ успхъ слдуетъ за другимъ. Монтгомерри Блэръ назначенъ генералъ-почтмейстеромъ. Онъ одинъ изъ врнйшихъ совтниковъ Линкольна. Онъ только что завернулъ ко мн и сказалъ, что его сынъ, Франкъ, кумиръ Миссурри, получитъ высокое званіе въ арміи. По моему совту, онъ, вмст съ сыномъ, предложитъ Роберту Ли команду надъ всей американской арміей. Ли, находясь въ качеств генералъ-лейтенанта и главнокомандующаго войскъ Соединенныхъ Штатовъ, привлечетъ къ себ многихъ колеблющихся еще людей. По крайней мр, его назначеніе удержитъ три штата.
Полковникъ Рованъ поблднлъ и произнесъ:
— Приметъ ли еще Ли званіе главнокомандующаго? Далъ ли онъ вамъ положительное общаніе принять это мсто? Вы вдь знаете, что я его не видалъ.
— Кто откажется отъ такого назначенія!— воскликнулъ старикъ, думая только о спасеніи отечества.
— Конечно, только человкъ, послушавшій магическаго голоса своего штата,— подумалъ Рованъ, садясь въ карету съ генераломъ.
Странное, разношерстное собраніе представлялъ президентскій балъ во временно выстроенномъ, громадномъ павильон Благо Дома. Авраамъ Линкольнъ въ 11 часовъ вечера вышелъ съ многочисленной свитой. Вс знатные представители юга отсутствовали, а большинство толпившейся публики состояло изъ никому неизвстныхъ лицъ, авантюристовъ, искателей мстъ и т. д.
— Здсь пять тысячъ человкъ,— думалъ Рованъ: — но соль земли исчезла. Полина Дюваль была права, она — врный пророкъ.
Возвратившись домой, поздно ночью, посл неудавшагося президентскаго бала, Рованъ печально посмотрлъ на спавшихъ жену и ребенка и легъ спать съ тревожными мыслями.
То же впечатлніе неудачи произвелъ и первый пріемъ президента 8 марта. Несмотря на то, что вокругъ Линкольна тснились вс его министры, кром Сьюарда, занятаго длами, и дипломатическій корпусъ въ полномъ состав,— отсутствіе блестящихъ южанокъ заране обезпечивало полное фіаско общественнаго сборища. Гордая, красивая жена президента, уроженка юга, нкогда слава Кентукки, теперь была всми покинута. Никогда не суждено было обитать въ Бломъ Дом боле патетической фигур, чмъ жена Линкольна. Въ этомъ роковомъ жилищ она должна была потерять любимаго ребенка, вынести тяжелое бойкотированіе всми дорогими ея сердцу родичами и лишиться мужа, убитаго безумнымъ злодемъ.
— Можетъ быть, мы побдимъ въ конц концевъ на пол брани,— сказалъ Рованъ, возвращаясь съ генераломъ изъ Благо Дома:— но въ общественномъ и свтскомъ отношеніи мы проиграли.
— Я предупреждалъ васъ отъ опасныхъ южныхъ красавицъ,— воскликнулъ съ сердцемъ старикъ:— он, хотя и женщины, но не милосердны. Ихъ свтскія царицы намъ боле навредятъ, чмъ любой армейскій корпусъ. Да, нечего сказать, намъ угрожаютъ мрачные дни.
Вернувшись въ домъ генерала, Рованъ спросилъ у него:
— А какое намъ предстоитъ теперь дло?
— Мы исполнили свою обязанность относительно страны,— отвчалъ генералъ: — пусть зубоскалы надъ нами смются, но Линкольнъ былъ бы убитъ, если бы онъ не послушался меня и не выбралъ бы окольнаго пути. Теперь намъ предстоитъ открытая борьба. Бо всякомъ случа новый кабинетъ удачный, и только Сьюардъ слишкомъ слпой оптимистъ. Но Линкольнъ станетъ дйствовать энергично, и его будутъ еще подстрекать Дугласъ, Беккеръ, Стантонъ, Камеронъ и проч. Конгрессъ будетъ собранъ 4-го іюля. Во всякомъ случа, хотя Линкольнъ грубъ и неотесанъ, но въ немъ бьется пульсъ народа. Со времени Джаксона онъ — самый ловкій политикъ на президентскомъ мст. Чрезъ дв недли онъ приготовитъ и вышлетъ экспедицію на помощь Сумтеру. Это заставитъ Дэвиса нанести первый ударъ. Онъ этимъ скрпитъ и соединитъ сверъ.
Генералъ замолчалъ на минуту и потомъ продолжалъ:
— Вы, какъ солдатъ, Рованъ, понимаете, что Виргинія возбраняетъ намъ путь на югъ. Намъ естественно придется приготовить флотъ, и на это потребуется время. Линкольнъ ршилъ, что каждое утро отъ семи до девяти часовъ онъ будетъ здсь приготовляться технически къ кабинетнымъ засданіямъ. Прежде всего мы займемся назначеніемъ мн преемника, а, во-вторыхъ, спасеніемъ, если возможно, Виргиніи. Немедленно усилить Гарперсъ-Ферри и Норфолькское адмиралтейство было бы безуміемъ. Оно разомъ заставило бы отторгнуться Виргинію. Планъ укрпленій Вашингтона будетъ составленъ мною, вами, Делафильдомъ, капитаномъ Александромъ и Дальгриномъ. Это будетъ тайная работа, и нашу карту будутъ знать только Линкольнъ, министръ Камеронъ и мы двое. Было бы гибелью для страны, если бы мятежники ее узнали. На нашей сторон будутъ войска, флотъ и деньги, только посл разрушенія Сумтера Борегаромъ, что непремнно случится. Помните мои слова, Рованъ, что раздавшіеся тогда выстрлы составятъ гибель рабства, правъ, отдльныхъ штатовъ и южнаго превосходства. Если Виргинія отторгнется отъ союза, то она, въ конц концевъ, по крайней мр, на два поколнія будетъ калкой.
— А вашъ преемникъ?— спросилъ Рованъ.
— Странно сказать,— воскликнулъ старикъ:— но Линкольнъ съ вами согласенъ. Онъ говоритъ, что Ли и Виргинія будутъ дйствовать заодно. По его словамъ, ‘Ли первый актеръ, и будетъ играть главную роль въ пьес’. Зная мою нжную привязанность къ полковнику Ли, Линкольнъ послалъ къ нему Блэровъ, отца и сына. Они оба высоко благородные люди, и, можетъ быть, имъ удастся спасти мое сердце отъ грозящаго ему удара. Теперь Ли живетъ уединенно въ Арлингтон.
Снявъ со стны легкую саблю, Винифильдъ Скоттъ подалъ ее Ровану и сказалъ:
— Я хочу что нибудь дать вамъ на память. Носите всегда эту саблю въ память о старомъ военачальник. Въ молодости я сражался ею противъ индйцевъ, которые называли меня ‘рослымъ дубомъ’.
Рованъ почтительно взялъ саблю и низко поклонился:
— Надюсь, никогда не обезчестить ея,— сказалъ онъ: — я въ этомъ даю клятву. Она священна для меня.
Чрезъ нсколько минутъ Рованъ продолжалъ съ нкоторымъ смущеніемъ:
— Я хочу посовтоваться съ вами насчетъ моего семейства. Гринфильдъ въ Массачусет уже давно пересталъ быть моимъ домомъ. Я безпокоюсь, что будетъ съ моей женой и ребенкомъ. Что мн съ ними сдлать? Вы знаете, что моя жена очень утонченное существо, и я боюсь, что ея сердце печально надломлено отъ расторженія всхъ нашихъ юношескихъ узъ.
— Оставьте ихъ при себ, Рованъ,— поспшно сказалъ Скоттъ:— они будутъ здсь въ полной безопасности. Вашингтонъ станетъ громаднымъ укрпленнымъ лагеремъ. Судя по твердости Линкольна и живости Дэвиса, эта война будетъ долгая. Если мы и побдимъ, то въ конц концевъ. Вмст съ профессоромъ Мейгономъ и генераломъ Делафильдомъ, я превращу Вашингтонъ въ американскій Гибралтаръ. Дальгринъ уже длаетъ неприступнымъ наше адмиралтейство. Право, Рованъ, оставьте ваше семейство здсь. У васъ натура любящая, а при первой опасности вы можете ихъ послать въ Пенсильванскія горы, тамъ они будутъ вполн безопасны. Къ тому же вы займете значительный постъ и будете въ состояніи содержать свое семейство приличнымъ образомъ. Пусть молодой Макъ-Крери будетъ заботиться о нихъ. Это, можетъ быть, и удержитъ его отъ перехода въ ряды южной арміи.
Давая этотъ совтъ, старый воинъ не подозрвалъ, что онъ подвергаетъ своего благороднаго адъютанта самой печальной судьб, измн и позору.
Возвращаясь домой, Рованъ, однако, думалъ о предстоявшей судьб его родины, а не о томъ, что грозило его домашнему очагу. Онъ съ безпокойствомъ соображалъ, что, повидимому, Линкольнъ былъ превосходнымъ человкомъ, но не отличался ршительной энергіей. Узнавъ отъ одного штабнаго офицера, что каждый день около дюжины армейскихъ и морскихъ офицеровъ подаютъ въ отставку, онъ спокойно произнесъ:
— Пусть они вс уходятъ, мы назначимъ на ихъ мста людей, преданныхъ отечеству.
— Линкольнъ,— думалъ Рованъ:— еще не знаетъ даже людей своей партіи. Ему не извстны интриги богатаго свера. Онъ позволитъ Сьюарду терять время на примирительныя предложенія, но когда Дэвисъ приведетъ въ ярость всю страну объявленіемъ войны, бывшій дровоскъ станетъ наносить удары своей гигантской дланью.
Слдующіе безпокойные дни полковникъ Рованъ проводилъ между офиціальной работой въ штаб генерала Скотта и тайными занятіями по вечерамъ въ его библіотек, гд онъ наносилъ планы защиты на прекрасную карту, хранившуюся въ желзномъ сундук и копіи которой не имлъ даже президентъ.
— Это моя лебединая пснь,— говорилъ генералъ Скоттъ:— когда эта карта будетъ окончена, то она будетъ моимъ послднимъ прости съ военной карьерой.
Онъ также написалъ замчательное письмо Вильяму Сьюарду и копію его передалъ Ровану. На оригинал же этого письма Авраамъ Линкольнъ синимъ карандашемъ зачеркнулъ четвертое предложеніе Скотта: ‘сказать отторгнувшимся штатамъ: легкомысленныя сестры, ступайте съ миромъ’. Тмъ же карандашемъ Линкольнъ прибавилъ: ‘мы на это согласимся, только потерявъ послднее ружье и послдняго человка, могущаго изъ него стрлять’.
Не подозрвая этого откровеннаго комментарія президента, Скоттъ сказалъ своему адъютанту:
— Я отказался отъ всякаго вмшательства въ назначеніе лицъ ниже полковниковъ. Такимъ образомъ я отклонился отъ всякихъ дрязгъ военнаго министерства. Но мои ежедневные совты президенту, мои стратегическіе планы и мои общія предположенія относительно организаціи оборонительной системы положатъ конецъ моей военной карьер. Я хочу прикрыть вс опасные пункты, оставить открытыми рчные и морскіе пути для Бальтяморы и форта Монро, а также организовать хоть одинъ армейскій корпусъ на Виргинской сторон. Вы сдлаете дв копіи оконченной карты — для меня и себя, обозначивъ ихъ буквами ‘А’ и ‘Б’. Оригиналъ же будетъ переданъ Линкольну. Гей и Николаи будутъ хранить карту. Когда все это будетъ сдлано, я скажу: моя задача окончена, и я могу отдыхать съ миромъ. Я очень благодаренъ вамъ, что вы такой славный чертежникъ, и никому, кром васъ, я не могу доврять мои тайны. Мн еще надо приготовить карту Потомака до Мартинсбурга и другую — границы Виргиніи до Кульпепера и Фридриксбурга. Вы ихъ начертите. Вамъ пришлютъ матеріалы и инструменты. Вы будете заниматься здсь съ Кларкомъ, никого не допустятъ въ эту комнату, кром васъ и его. Мн будетъ нужна копія этихъ послднихъ картъ, а оригиналъ также пошлемъ Линкольну. Впослдствіи я наброшу на нихъ карандашемъ движеніе нашей арміи на Ричмондъ, который будетъ столицей конфедераціи.
— О, если бы намъ только удалось разбить этихъ мятежниковъ!— воскликнулъ Рованъ.— Они уже теперь защищаютъ Потомакъ.
— А у насъ нтъ ни одной лодки, ни одной пушки и ни одного солдата,— отвчалъ Скоттъ:— Линкольнъ или удивительный простакъ или глубокій политикъ. Онъ не дотронется до ‘святой земли’, пока старый штатъ не отложится отъ союза. Онъ желаетъ имть за своей спиной весь сверъ.
— Если я не ошибаюсь,— мрачно сказалъ Рованъ:— то враги нанесутъ намъ вскор первый ударъ.
— Конечно,— отвчалъ генералъ:— впрочемъ, мы устроили хорошую развдочную службу, и вс пушечные и ружейные заводы работаютъ днемъ и ночью. Кром того, за границу посланы врные агенты.
— Но, благодаря Буканану, югъ уже обезпечилъ себ годовые запасы,— замтилъ со вздохомъ Рованъ.
— Вы правы,— торжественно сказалъ Скоттъ:— послднимъ нашимъ горемъ будетъ забраніе всхъ національныхъ запасовъ въ Виргиніи, но Линкольнъ играетъ теперь въ выжидательную игру.
Пока Карроль Рованъ усердно исполнялъ свою конфиденціальную работу, его жена и дочь большую часть времени проводили въ гостепріимномъ дом Дювалей.
— Джакъ,— сказалъ неожиданно Рованъ однажды вечеромъ:— скоро и вы должны будете ршить, на какую сторону вы перейдете.
— Нтъ, полковникъ,— спокойно отвчалъ молодой инженеръ.— У Эстеллы большое помстье въ Георгіи и много негровъ. Дюваль ея опекунъ. Наша свадьба, быть можетъ, отложится, согласно событіямъ. Я не хочу лишить любимую двушку ея родительскаго наслдства. Однако, я боюсь, что мистриссъ Дюваль за ея энтузіазмъ къ югу будетъ удалена отсюда, за нею, конечно, послдуетъ и мужъ, такъ что у меня будетъ здсь двойная забота. Я тогда всячески ускорю нашу свадьбу и займу семейный домъ. Такимъ образомъ, я буду въ состояніи оказать покровительство Эстелл и сохранить имущество Дюваль. Вотъ почему я по рукамъ и ногамъ связанъ съ Вашингтономъ. Впрочемъ, я не пессимистъ и увренъ, что грозовыя тучи пройдутъ: война не состоится.
Нимало не подозрвая Макъ-Крери, Рованъ внимательно слушалъ.
— Я могу, конечно,— продолжалъ легкомысленный юноша:— предложить Мэри и Адель поселиться въ этомъ прекрасномъ дом. Я желалъ бы сохранить его Дювалю, онъ человкъ во всхъ отношеніяхъ почтенный, что же касается до Полины, то она чрезвычайно стремительна. Вы вдь знаете, что значитъ южная порывистая натура. Вы также легко можете удержать Оріона, какъ и истерическую сентиментальность Полины. Она слишкомъ прекрасна и слишкомъ увлекательная женщина, чтобы представлять собою вторую г-жу Роланъ. Она никому не принесетъ вреда, кром самой себя. Вы, конечно, можете спасти союзъ безъ нея. Полина Дюваль никогда не скрываетъ своихъ мыслей, и всякій можетъ ихъ прочитать, но ваша милая жена такъ скрываетъ свои мысли, что никому он не доступны. Я боюсь, что для нея будетъ ужаснымъ ударомъ ваша военная служба.
— Да, для всхъ насъ будетъ гораздо лучше, если вы останетесь здсь,— спокойно произнесъ полковникъ, видя въ предложеніи Макъ-Крери облегченіе для всего семейства.
Онъ никакъ не могъ подозрвать измны молодого человка, любовь къ своимъ, семейная гордость и долговременная дружба ослпляли его. А въ это самое время карманы Макъ-Крери были полны военными и морскими замтками, добытыми въ министерствахъ Полиной Дюваль. Макъ-Крери при этомъ было нимало не совстно, такъ какъ не онъ измнялъ, а потому считалъ свою совсть спокойной.
Мартъ приближался къ концу, и южная гроза еще не разражалась. Клингманъ, Пейердъ и Брекенриджъ обманывали Линкольна въ сенат, который разошелся только 28 марта. Симоръ, Морсъ, Прайсъ и другіе члены мирной лиги старались обойти Линкольна. Фортъ Пиккенсъ стойко удерживался, на Сумтер все еще разввался звздный флагъ, а Виргинія попрежнему держалась союза.
Ли былъ все еще тайной загадкой. Генералъ Скоттъ пересталъ даже упоминать о немъ, но Рованъ могъ кое-что узнать отъ подполковника Банкхэда Магрудера, который уврялъ президента, что онъ никогда не покинетъ его. Въ дверяхъ Благо Дома Магрудеръ говорилъ Ровану:
— Ли такъ же вренъ союзу, какъ я. Вдь онъ писалъ 23 января: ‘Ничего не можетъ быть печальне для всей страны, какъ расчлененіе союза’. Это его собственныя слова. Я на-дняхъ обдалъ съ нимъ въ Арлингтон. Тамъ такъ же находились два Блэра съ какимъ-то таинственнымъ порученіемъ отъ Линкольна, я слышалъ, какъ Ли сказалъ имъ: ‘Я смотрю на отторженіе отъ союза, какъ на анархію. Я готовъ пожертвовать четырьмя милліонами южными невольниками ради сохраненія американскаго союза. Но какъ могу я выдернуть изъ ноженъ свою саблю противъ Виргиніи, моего родного штата?’
— Знаете ли вы, Магрудеръ,— торжественно сказалъ Рованъ:— что 5-го марта Блэръ предложилъ Роберту Ли главное командованія всми военными силами Соединенныхъ Штатовъ, по приказанію Линкольна и по совту генерала Скотта?
— Боже мой, неужели!— воскликнулъ Магрудеръ:— чего же онъ еще ждетъ?
— Я боюсь, что онъ ждетъ открытія огня со стороны Борегара,— отвтилъ Рованъ.
— Этотъ пылкій креолъ готовъ стрлять, когда угодно,— замтилъ Магрудеръ.
— А потомъ,— произнесъ Рованъ:— намъ не позволятъ спасти Сумтеръ, и Сумтеръ погибнетъ, тогда Виргинія отпадетъ и вмст съ нею Ли. Планы Дэвиса — ничто безъ Виргиніи и генерала Ли.
Съ этими словами и прежде чмъ Магрудеръ могъ на нихъ отвчать, Рованъ быстро удалился.
Въ этотъ самый вечеръ въ Арлингтон величественный человкъ, 66 лтъ, сидлъ въ великолпной библіотек роскошнаго жилища, наслдованнаго имъ отъ потомковъ Вашингтона. Богатйшій офицеръ въ арміи Соединенныхъ Штатовъ и глаза виргинской аристократіи пересматривалъ восемь военныхъ патентовъ, выданныхъ ему арміей Соединенныхъ Штатовъ. Смотря чрезъ окно на вдали виднвшійся Вашингтонъ, онъ спрашивалъ себя, когда же онъ отвтитъ на предложеніе командовать всей американской арміей.
— Что мн отвчать, пока Виргинія молчитъ?— бормоталъ онъ со слезами на глазахъ.
Дв недли спустя, Рованъ молча смотрлъ на Винифильда Скотта, который былъ въ отчаяніи.
— Сумтеръ палъ,— говорилъ тихо старый генералъ: — сверъ поднялся. Эдмунъ Руффинъ наложилъ печать на судьбу юга. Да сохранитъ Богъ штатъ Виргинію. Война началась. Рованъ, готовьтесь къ открытой полевой служб, но окончите прежде дв карты. Фортификаціонный проектъ совершенно готовъ, и вы можете нанести его со всми батареями на карты.
Прежде чмъ смлый Андерсонъ прибылъ изъ Нью-Іорка на ‘Болтикъ’, прокламація Линкольна 15 апрля была радостно принята Джеферсономъ Дэвисомъ за объявленіе войны. Югъ предвкушалъ побду, но по всему сверу слышенъ былъ голосъ, откликавшійся на радостные крики конечнымъ восторженнымъ отвтомъ.
Теперь Рованъ поспшно приводилъ въ порядокъ свои семейныя дла и передавалъ все на попеченіе Джака Макъ-Крери.
— Я теперь готовъ, полковникъ, жениться на Эстелл,— сказалъ молодой человкъ: — и вы можете поручить мн заботы о вашемъ семейств.
Среди своихъ заботъ Рованъ не замчалъ грустнаго лица своей безмолвной жены, такъ какъ онъ сосредоточилъ все свое вниманіе, на бдномъ старомъ генерал, который вчно бормоталъ:
— А Ли все еще не объяснился.
Пенсильванскія войска были выстроены вдоль Пенсильванской аллеи, а 6-й Массачусетскій полкъ былъ отправленъ въ Бальтимору, 7-й, 12-й, и 31-й Нью-Іоркскіе полки шли на югъ подъ начальствомъ Бутлера, въ то время какъ генералъ Скотъ получилъ извстіе о грабеж въ Гарперсъ-Ферри.
— Я долженъ наконецъ открыть вамъ мое сердце, Рованъ,— сказалъ старикъ, блдный, какъ смерть, въ ту ночь, когда пришла роковая всть объ отторженіи Виргиніи: — нашъ штатъ отдлился вчера отъ союза. Въ тотъ же день пришелъ ко мн Ли. Никому изъ смертныхъ я не могу разсказать нашего свиданія. Онъ былъ глухъ ко всмъ моимъ просьбамъ, и я только его могъ уговорить, чтобы онъ сегодня подалъ письменную отставку.
— Погибшій главнокомандующій,— пробормоталъ Рованъ со вздохомъ, видя, что агонія Скотта окончилась.
Въ то же самое время произошли безпорядки въ Вальтимор и позорная сдача югу Норфолькскаго адмиралтейства.
— Линкольнъ теперь встрепенулся,— сказалъ старый генералъ 20 апрля, подавая Ровану письмо отъ Ли.
Молча молодой патріотъ взялъ письмо и сталъ читать его, пока Скоттъ бормоталъ про себя:
— Магрудеръ и вся его клика сегодня бжала на югъ. На Длинномъ Мосту — нашъ передовой постъ. Мятежническій флагъ разввается въ виду Вашингтона.
Рованъ грустно прочелъ вслухъ роковыя строки Ли: ‘Я никогда не обнажу своей сабли иначе, какъ въ защиту моего родного штата’.
— Это значитъ,— прибавилъ Рованъ,— что онъ вскор будетъ назначенъ главнокомандующимъ виргинскихъ войскъ.
— Да,— отвчалъ Скоттъ: — оканчивайте скоре карту. Ваше назначеніе бригаднымъ генераломъ волонтеровъ и полковникомъ новаго регулярнаго пхотнаго полка уже подписано. Шерманъ также получилъ новый полкъ. Изъ письма Ли ясно, что Виргинія будетъ главнымъ полемъ сраженія. Мои развдчики донесли мн, что полковникъ Ли ухалъ сегодня въ Ричмондъ. Я никогда боле не увижу его, но, по счастію, онъ избавилъ меня отъ тяжелаго прощанія. Линкольнъ поднялъ весь сверъ, и какъ только у насъ будетъ флотъ, то мы откроемъ путь по Потомаку.
Занятый длами генералъ Скоттъ боле не упоминалъ имени погибшаго главнокомандующаго, пока онъ не прочелъ Ровану въ Ричмондской газет ‘Despatch’ отъ 23 апрля: ‘Генералъ Робертъ Ли сегодня принялъ командованіе надъ всми виргинскими войсками, порученными ему вчера’.
— ‘Finis coronat opus’,— прибавилъ торжественно старый ветеранъ.

IV.

Роковая недля агоніи окончилась, и Вашингтонъ наполнился войсками, которыя Рованъ размстилъ по назначеннымъ пунктамъ. Отъ Капитолія до Длиннаго Моста засверкали союзные штыки. Наконецъ сверъ поднялся, доведенный до бшенства, и бросилъ далеко отъ себя мирныя ножны. Семьдесятъ пять тысячъ войска спшило на передовую линію, флотъ готовился къ своей полезной дятельности, а вашингтонскіе уніонисты съ довріемъ видли вокругъ себя живую стну, защищавшую столицу.
Однако, Рованъ все еще ждалъ производства и искоса посматривалъ на добродушнаго президента.
— Отчего онъ вызвалъ только семьдесятъ пять тысячъ человкъ, а не полмилліона, чтобы разомъ покончить дло?— спрашивалъ онъ себя.
Рованъ также обвинялъ генерала Скотта въ слабой нершительной политик относительно Бальтиморы. Только неудовольствіе всего свера подстрекнуло къ дятельности старика и побудило его поручить Бутлеру занять Бальтимору и навести на нее страхъ, хотя въ продолженіе боле года она была центромъ всхъ ричмондскихъ шпіоновъ.
Съ увеличеніемъ войскъ и шума оружія въ Вашингтон, росло мрачное настроеніе жены Рована.
— Послушай, Карроль,— сказала она наконецъ однажды вечеромъ: — удемъ отсюда куда нибудь подальше отъ сценъ кровопролитія, которыя вскор здсь разыграются.
— Куда мн тебя отправить?— воскликнулъ Рованъ:— въ уединенный Массачусетъ, но это — terra incognita? Вдь твои друзья и родственники вскор вс будутъ въ южной арміи. Я долженъ исполнить свой долгъ. Моя солдатская честь обязываетъ меня вознаградить отечество за данное мн воспитаніе. Право, ты не можешь быть безопасне гд либо, чмъ здсь, на моихъ любящихъ глазахъ.
И нжными словами онъ уговорилъ жену подождать до свадьбы Макъ-Крери, который дастъ ей убжище, чтобы скрыть свое горе.
— Бдная, какъ она перемнилась,— со вздохомъ произнесъ Рованъ, возвращаясь къ своей недоконченной карт, на которую онъ теперь наносилъ вс укрпленія, возведенныя вокругъ Капитолія.
Мало думалъ онъ, что тайная болзнь его несчастной жены мало-помалу сндала ее.
Между тмъ об половины страны находились въ страшномъ безпорядк. Съ той и другой стороны арміи представляли сырой, неготовый матеріалъ. Правда, на юг вся аристократія мужественно стремилась на войну, и ея храбрость была безпредльна, но сверъ былъ еще необученной, неразвитой массой, не знавшей, что такое организація и дисциплина.
Сьюардъ смялся надъ Винифильдомъ Скоттомъ, говоря, что сверяне соберутъ триста тысячъ человкъ и побдятъ его въ шестьдесятъ дней. Въ Вашингтонъ прибывали безъ конца безпорядочныя толпы искателей мстъ, иностранныхъ авантюристовъ, всевозможныхъ интригановъ и политикановъ, окружавшихъ дядю Линкольна.
Флотъ былъ частью завербованъ югомъ, а частью повсюду разбросанъ, такъ что, пока, онъ не могъ принести никакой пользы. Армія была деморализована, подъ начальствомъ стараго, умственно усталаго генерала Скотта. Конечно, около полумилліона солдатъ быстро стекалось въ Вашингтонъ, но они не имли ни оружія, ни припасовъ, ни опытныхъ начальниковъ.
Упорный Линкольнъ отказывался учинить передовое движеніе, пока Виргинія не начнетъ практически войны, и терпливо слушалъ жужжанія человческаго роя, наполнявшаго его пріемныя.
— Жалко, печально и позорно,— произносилъ со вздохомъ Рованъ, видя, какъ нація неслась по теченію безъ должнаго руководства, хотя замтно было начало эволюціи и появленіе стойкой энергіи:— но въ конц концовъ, я убжденъ, южане, разбивая насъ, научатъ побждать ихъ.
Хитрый политикъ, Авраамъ Линкольнъ скрывалъ свою настоящую цль. Онъ зналъ, что сверъ былъ непреодолимъ, хотя и медленно дйствовалъ. Къ тому же Букананъ своей измной длалъ эту медленность неизбжной. Но Линкольнъ поклялся, что ‘правительство народа, народомъ и для народа не исчезнетъ съ лица земли’.
И хотя оскорбленное звздное знамя лниво разввалось надъ неоконченнымъ куполомъ Капитолія, Потомакская армія, которой суждено было перенести отчаянное пораженіе Булль-Рука и гордую побду на Апоматокс, начала собираться.
Хотя сверъ не имлъ еще главнокомандующихъ, но по счастію Капитолій былъ очищенъ отъ измнниковъ, армія и флотъ теперь не имли предателя, конгрессъ былъ переполненъ врными людьми, и вся страна приготовлялась въ теченіе четырехъ лтъ искупить кровью легкомысліе основателей конституціи. Эта борьба была старое, еще неоконченное единоборство Андрю Джаксона и Калькуна.
Карроль Рованъ сильно обрадовался, когда вокругъ генерала Скотта сомкнулись двнадцать дятельныхъ, энергичныхъ офицеровъ, приведшихъ съ собою массу новыхъ рекрутовъ. Къ нему былъ назначенъ помощникомъ и военнымъ секретаремъ старый его товарищъ полковникъ Скайлеръ Гамильтонъ. Запершись въ дом генерала Скотта, они мрачно обсуждали будущность. Карты Рована были уже окончены, но онъ только отмчалъ еще прибытіе новыхъ силъ.
Теперь веселый Гамильтонъ придавалъ блестящій оттнокъ тяжелымъ занятіямъ Рована, такъ какъ Джакъ Макъ-Крери постоянно отсутствовалъ по вечерамъ, подъ предлогомъ посщенія своей невсты.
До своей смерти Рованъ не подозрвалъ интригъ краснорчиваго Дюваля, его ловкой жены, ‘мстнаго агента’ майора Пейтона и красиваго Макъ-Крери, который постоянно сновалъ между Вашингтономъ и городомъ Александріей. Эта преступная компанія пользовалась врными невольниками, потомакскими лодочниками, путешествующими ‘дамами’ и даже преданнымъ женихомъ Эстеллы для передачи правительственныхъ извстій, тайныхъ плановъ и всевозможныхъ свдній изъ Бальтиморы въ южную армію.
Всегда веселая, отважная и прелестная Полина Дюваль была ‘m-me Angot’ вашингтонскихъ заговорщиковъ. Ея великолпные обды, блестящіе вечера и празднества по случаю свадьбы Джака Макъ-Крери привлекали безконечное множество сверныхъ офицеровъ въ гостиныя Далилы, съ роскошными плечами и соблазнительными черными глазами.
— Боле всего надо бояться красоты,— со смхомъ сказалъ полковникъ Скайлеръ Гамильтонъ, въ то время какъ г-жа Дюваль пыталась его переманить на свою сторону.— Когда же двинутся ваши войска, прелестная дама? Мы нуждаемся въ трехъ вещахъ: въ арміи, въ главнокомандующемъ и въ нападеніи Виргиніи. Но — терпніе: мы увидимъ и то, и другое, и третье. Вы украли у насъ Роберта Ли. Primus inter pares — мы теперь ищемъ новаго главнокомандующаго.
Соблазнительная женщина засмялась и ршила обратить свое оружіе противъ боле легкомысленной жертвы.
Въ тотъ же вечеръ Рованъ съ Гамильтономъ обсуждали печальное положеніе отечества.
— Конечно, странно было бы,— говорилъ Гамильтонъ:— если бъ главнокомандующими обихъ армій сдлались старые инженерные товарищи, Ли и Макъ-Клелланъ. Галекъ, мой уважаемый зять, также инженеръ, ожидаетъ повышенія, но ему мшаетъ грубость нрава и рзкій языкъ.
Рованъ изъ осторожности молчалъ.
— Кто, по вашему мннію,— продолжалъ Гамильтонъ:— лучшій изъ всхъ воителей?
— Странно сказать, это зависитъ отъ обстоятельствъ войны,— отвчалъ Рованъ:— Ли, Макъ-Клелланъ и Борегаръ до сихъ поръ не командовали ни одной бригадой и ни на одномъ пол брани. Вс они — теоретическіе генералы. Но въ сущности Сидней Джонсонъ и Борегаръ были бы лучшими военачальниками, чмъ Ли, который привязанъ къ Виргиніи любовью, мстожительствомъ и мстнымъ знаніемъ. Если война не будетъ ‘виргинскимъ пикникомъ’, то я избралъ бы Сиднея Джонсона. Галекъ и Борегаръ — идеальные соперники, и Макъ-Клелланъ не плохой противникъ Ли, если онъ только будетъ доврять себ. Мстная популярность Ли очень велика, но помсти его въ Миссури, и его легко побдилъ бы мстный генералъ, въ род Стерлинга Прайса. Съ нашей стороны еще не обнаружился геній, потому я предчувствую, что война будетъ долгая, и, несмотря на вс разсказы, намъ съ обихъ сторонъ недостаетъ упорной дисциплины, которая намъ дастся только опытомъ крови. Нашъ будущій великій полководецъ образуется со временемъ на пол брани.
Рованъ, уже теперь носившій на плечахъ генералъ-майорскія звзды, разговаривалъ съ своимъ другомъ Гамильтономъ только о войн. Послдній однажды сказалъ ему тономъ серіознаго предостереженія:
— Рованъ, мы — старые пріятели, взгляните основательно на свою жену. Старшій военный докторъ, Триплеръ, говорилъ мн, что онъ боится у нея болзни сердца. Вашей жен надо избгать всякаго волненія.
Слезы навернулись на глазахъ Рована.
— Милая, бдная женщина,— промолвилъ онъ, тяжело вздыхая:— ея сердце изнываетъ въ безмолвіи. Она всецло находится въ Виргиніи со своими родственниками. Если бы она высказывала свое горе, то ей было бы легче. Она нжно меня любитъ и преданно привязана къ дочери, поэтому она не хочетъ уговаривать меня измнить своему отечеству и молча оплакиваетъ расторженіе нашихъ старыхъ дружескихъ связей.
— Отошлите ее отсюда,— замтилъ Гамильтонъ.
— Куда?— сказалъ печально Рованъ:— это невозможно. Когда армія двинется, такъ Джакъ Макъ-Крери возьметъ ее въ домъ Дюваля, а Адель я пошлю въ школу на сверъ. Мэри не должна меня покидать, у нея прекрасная натура, но все горе въ томъ, что она страдаетъ безмолвно.
— Въ такомъ случа,— произнесъ Гамильтонъ:— постарайтесь, какъ можно боле, умалить ея горе. А какъ начнется война?— прибавилъ онъ, перемняя разговоръ, который, видно, грустно дйствовалъ на Рована.
— Случайно!— отвчалъ послдній, сверкая глазами:— съ обихъ сторонъ эта роковая трагикомедія запечатлна самымъ безсмысленнымъ характеромъ. Скоттъ, нуждающійся боле, чмъ когда либо, въ отвтственномъ помощник, держитъ Макъ-Клеллана далеко въ западной Виргиніи и не пускаетъ въ дло Розенкранца, который дятеленъ, энергиченъ и способенъ на военные подвиги. Во всемъ этомъ виновато самолюбіе. Оно доходитъ до того, что, говорятъ, королева Елисавета завщала похоронить ее нарумяненной. Винифильдъ Скоттъ доводитъ свое самолюбіе до того, что выбралъ себ мсто, гд онъ одержитъ одну великую побду передъ отставкой. Я даже начерталъ эту позицію подл Манассаса. Линкольнъ такъ занятъ своей политикой, что позволяетъ длать ему, что угодно. Старому ветерану измняютъ на каждомъ шагу, и помните мое слово, онъ доведетъ такъ называемую ‘великую армію’ до ужасной катастрофы, если будетъ ею командовать, сидя въ своемъ кресл. Отчего здсь нтъ Макъ-Клеллана? Онъ знаетъ, что будетъ преемникомъ Скотта. Страна уплатитъ слезами и кровью за эти ошибки.
— Вы, однако, пророкъ несчастій,— воскликнулъ Гамильтонъ.
— Послушайте,— сказалъ Рованъ,—вы все еще считаете Скотта героемъ 1847 г. Вы не видали его въ послднее время, я же въ продолженіе пяти мсяцевъ слдилъ за нимъ: онъ наканун паралича, глаза его помутились, умъ ослабъ, и только остались въ прежней сил его самолюбіе и военная храбрость. Да хранитъ Богъ нашу родину! Но ужасное пораженіе только поведетъ къ скорйшей его отставк. Вы знаете, кто будутъ его противниками?
— Нтъ,— отвчалъ мрачно Гамильтонъ.
— Борегаръ, Смитъ, и Джо Джонсонъ,— произнесъ Рованъ:— это опасная тройка, но безмолвная.
— А гд Ли?— спросилъ Гамильтонъ.
— Это — искусная уловка Джеферсона Дэвиса,— отвчалъ Рованъ.— Онъ не выставилъ впередъ Ли, такъ какъ зналъ, что Виргинія въ такомъ случа вернется къ союзу. Въ этомъ странномъ положеніи хитрый Дэвисъ послалъ Роберта Ли въ западную Виргинію, гд Макъ-Клелланъ съ нашей стороны командуетъ фантастической арміей.
— Страшное положеніе,— со вздохомъ произнесъ Гамильтонъ:— значитъ, Дэвисъ провелъ Ли.
— Нисколько,— произнесъ хладнокровно Рованъ:— Ли — баловень судьбы, а Дэвисъ — самый ловкій человкъ въ Америк. Онъ всегда былъ творцемъ успховъ Ли, который изъ капитановъ выскочилъ въ подполковники, благодаря тому, что Дэвисъ былъ военнымъ министромъ, и теперь онъ мало-помалу замнитъ Борегара и Джонсона Робертомъ Ли. Какъ политическій дятель и воинъ, Джеферсонъ Дэвисъ соединяетъ мужество и ловкость.
— А Линкольнъ?— спросилъ Гамильтонъ, недолюбливавшій грубой манеры президента.
— Линкольнъ — естественный великій государственный человкъ,— произнесъ Рованъ:— врожденный предводитель людей, но не воинъ. Дэвисъ — ловкій политикъ и прекрасный воинъ, но не государственный человкъ. Линкольнъ соединитъ страну и посл многихъ ошибокъ дойдетъ до побды. Въ конц концевъ популярный кумиръ одержитъ побду. Онъ знаетъ тайну политическаго успха.
— А что онъ теперь длаетъ?— снова спросилъ Гамильтонъ.
— Вторично избираетъ себя,— отвтилъ Рованъ:— онъ ловко устранитъ всхъ претендентовъ, какъ штатскихъ, такъ и военныхъ. На-дняхъ Вилльямъ Шерманъ сказалъ мн: ‘Первое дло, которымъ занимается президентъ при появленіи въ Бломъ Дом, это — обезпечить свое вторичное избраніе. Вы увидите, что человкъ изъ Иллинойса будетъ мудрый и искусный Моисей’.
— А что будетъ со страною?— воскликнулъ патріотичный Гамильтонъ.
— Линкольнъ выведетъ ее изъ бды, но ей придется уплатить убытки,— отвчалъ Рованъ.
Наконецъ долгая четырехлтняя борьба свера съ югомъ началась. Съ обихъ сторонъ ошибки слдовали за ошибками, но Дэвисъ быстро ихъ поправлялъ и постоянно говорилъ:
— Война должна быть короткая и съ нашей стороны наступательная и блестяще смлая, это единственный способъ одержать побду. Если сверъ очнется и дружно соединится, то мы погибнемъ.
Линкольнъ сыпалъ шутками, афоризмами и насмшками, сдерживалъ толпу финансистовъ, фабрикантовъ и политикановъ, наконецъ, щедро раздавалъ деньги направо и налво, требуя только преданной врности. Разнаго рода изобртатели, легкомысленные проповдники и юныя Деборы осаждали Блый Домъ, въ который не являлись люди благоразумные и мудрые.
Между тмъ, возвращаясь однажды поздно вечеромъ домой, Рованъ засталъ въ спальной жены Полину Дюваль и ихъ семейнаго доктора. А въ гостиной Джакъ Макъ-Крери старался тщетно уговорить испуганную Адель.
Рованъ съ ужасомъ увидалъ блдное, страждущее лицо Мэри.
— Я взяла на себя вс распоряженія, генералъ,— сказала Полина, отводя его въ сторону:— старшій военный докторъ, Триплеръ, прислалъ сюда доктора Армистеда въ помощь старому доктору Оглетропу. Главное, она должна быть спокойна, и не надо допускать никакого волненія. Умрьте свои чувства и доврьтесь совершенно мн и Макъ-Крери. Эстолла можетъ заняться Аделью. У васъ обязанности, лагери, солдаты и т. д. Каждую минуту могутъ случиться важныя обстоятельства, предоставьте мн заботиться о Мэри. Теперь пришло время страдать всмъ любящимъ женщинамъ свера и юга.
Нельзя было сомнваться въ доброт Полины Дюваль, и генералъ Рованъ положился на нее. Что же касается до его жены, то оба доктора сказали ему, что она безнадежна.
— Главное, не выказывайте своихъ заботъ,— сказали они въ одинъ голосъ:— еще одинъ припадокъ, и смерть унесетъ ее.
Въ это время Рованъ получилъ извстіе, что на передовой позиціи произведена неожиданная тревога. Патріотъ быстро вскочилъ, одлся и пошелъ проститься съ женой.
— Мэри,— прошепталъ онъ, цлуя ея блдныя щеки:— Богъ хранитъ насъ обоихъ. Мое сердце вчно съ тобою.
— Мужъ мой!— едва слышно произнесла больная, сжимая его руку.
До этого несчастнаго года они жили такъ счастливо, что ни
одна минута ихъ существованія не была омрачена горемъ. Теперь все перевернулось вверхъ дномъ.
Полина Дюваль и Макъ-Крери передали другимъ свою дятельность заговорщиковъ и занялись исключительно больною женою Рована.
На разсвт вернулся домой утомленный генералъ, вызванный на тревогу совершенно напрасно.
Такимъ образомъ шли золотые іюньскіе дни въ преступной праздности. Престарлый генералъ Скоттъ, лежа на своемъ покойномъ кресл въ припадк подагры, безполезно изучалъ карты Рована. Великая же армія ничего не длала, пока южане упорно дрались въ Миссури, Кентукки и западной Виргиніи.
Между тмъ Полина Дюваль окончательно устроила домашнія дла Рована, а вмст съ тмъ и свои.
— Если случатся роковыя обстоятельства,— сказала она генералу:— то я тотчасъ обвнчаю Эстеллу и Джака. Терять время нечего. Моего мужа и меня могутъ выгнать изъ Вашингтона. Молодая чета будетъ заботиться о больной и объ Адели.
— А я слышалъ,— сказалъ генералъ, нимало не подозрвая Полину:— что меня пошлютъ съ сильной бригадой оберегать Мериландскій берегъ, и моя главная квартира будетъ въ Пулесвилл. Генералъ Джери расположится противъ меня въ Гарперсъ-Ферри. Такимъ образомъ мн придется отстоять отсюда на тридцать миль, и такъ какъ во всякое время можетъ предстоять борьба съ непріятелемъ, то я долженъ принять это благородное предложеніе и оставить больную жену на ваше попеченіе. Но простите, Полина, что я называю вашихъ друзей и родственниковъ непріятелями. Они должны были бы считаться моими братьями, какъ вы — моею сестрою въ минуту опасности.
Полина Дюваль съ страннымъ блескомъ въ глазахъ пожала руку Рована.
Въ эту самую ночь генералъ Борегаръ весело засмялся, получивъ чрезъ Пейтона телеграмму отъ Полины Дюваль.
— Молодецъ, храбрый Рованъ,— сказалъ онъ: — если онъ займетъ Пулесвиль, то мы легко съ нимъ справимся.
— Не безпокойте Рована въ его позиціи,— посовтовалъ ловкій виргинскій шпіонъ: — мы легко все обдлаемъ чрезъ Макъ-Крери и узнаемъ большую часть тайнъ Рована, даже, быть можетъ, генерала Скотта.
Посл часа совщанія генералъ Борегаръ подписалъ назначеніе Пейтона полковникомъ и состоящимъ при его штаб.
— Я даю вамъ право дйствовать, какъ угодно,— сказалъ онъ: — не компрометируйте никого, но давайте мн вс свднія. Ваша служба полезне для предстоящаго сраженія, чмъ цлая бригада ветерановъ.
Дв недли спустя, Джакъ Макъ-Крери спокойно провелъ ночь въ лагер генерала Рована въ Пулесвилл, въ качеств гостя, а утромъ, перебравшись черезъ Потомакъ, завтракалъ въ палатк генерала Борегара, гд онъ былъ скрытъ до ночи въ одежд простого фермера съ длинной бородой.
— Передайте г-ж Дюваль это кольцо,— сказалъ Борегаръ:— оно принадлежало моей матери, и скажите ей, что я съ удовольствіемъ пожаловалъ бы ей дв звздочки южнаго генералъ-майора. Да благословитъ ее Господь! Что касается до васъ, Макъ-Крери, то останьтесь тамъ, гд вы теперь. Вы полезне въ этомъ дл, чмъ предводительствуя безнадежной арміей. Мн еще необходимо…
И онъ шепотомъ произнесъ нсколько словъ, а потомъ громко прибавилъ:
— Полковничій чинъ ждетъ васъ здсь, когда вы явитесь сюда въ слдующій разъ. Но помните, что если васъ поймаютъ и посадятъ въ тюрьму, то молчите до послдняго вздоха. Впрочемъ, мы можемъ тайно оказать вамъ всякую помощь, куда бы васъ ни заперли. У насъ есть лазутчики въ форт Макъ-Генри, въ старомъ Капитоліи и въ мрачномъ форт Лафайет. Помните, что вы крадете свднія не у Рована, но у дровоска Линкольна.
На разсвт негръ перевезъ на лодк чрезъ Потомакъ, повидимому, старика, который выскочилъ на берегъ съ легкостью, несоотвтственной его возрасту, и поспшилъ въ сосднее скромное жилище.
Черезъ часъ въ своей обыкновенной одежд Макъ-Крери вошелъ въ домъ Рована, отперевъ наружную дверь ключемъ, находившимся у него.
Полина Дюваль встртила его въ сняхъ съ безпокойнымъ, мрачнымъ лицомъ. Старая негритянка тихо шевелилась въ комнат больной.
— Генералъ Борегаръ послалъ вамъ кольцо своей матери, какъ залогъ,— сказалъ Макъ-Крери:— Полина, мы должны спасти югъ, это страшное, но необходимое дло.
И онъ передалъ все, что ему сказалъ Борегаръ.
— Мы должны смотрть на цль, а не на средство,— сказала Полина: — Рованъ прідетъ сюда на-дняхъ, чтобы совщаться съ генераломъ Скотгомъ о движеніи впередъ ‘великой арміи’ въ будущемъ мсяц. Борегаръ тогда долженъ получить то, что ему нужно. Мы вдвоемъ можемъ это исполнить.
— Я могу достать все, что угодно, изъ лагеря Рована,— сказалъ Макъ-Крери:— но карту можно получить только здсь и съ вашей помощью. Насъ никто не подозрваетъ. Блый Домъ до сихъ поръ легко выдаетъ вс тайны: около президента можно найти до двадцати южныхъ сенаторовъ и депутатовъ, которые готовы помогать Борегару. Одна большая побда предастъ къ наши руки національную столицу. Скоттъ по болзни не выходитъ изъ дома, и Линкольнъ каждое утро навщаетъ его. Почти безполезно стараться что нибудь узнать черезъ него. Кларкъ, старый лакей генерала,— хитрый и неподкупный человкъ. Къ тому же генерала постоянно охраняютъ часовые, и двнадцать офицеровъ стараются окончить трудъ Рована и Гамильтона, который также ухалъ. Такимъ образомъ никакой тайны нельзя добиться отъ Скотта, только отъ Рована мы можемъ достать то, что намъ необходимо.
— А на это дло готовы вы, я и Эстелла,— шепотомъ произнесла Полина: — помните, какую клятву вы произнесли, когда я вамъ отдала руку молодой двушки и ея состояніе. Мы должны одержать успхъ. Рованъ привезетъ сюда свою карту, потому что онъ нжно привязанъ къ больной, и, ради отечества, мы должны достать, во что бы то ни стало, то, чего требуетъ Борегаръ.
Между тмъ къ военному позору обихъ сторонъ совершались безконечныя ошибки 1861 года. Въ теченіе перваго года войны на свер не двигали войска, безъ всякой системы и въ Ричмонд только думали о слав и самолюбіи, а на свер лишь руководствовались личными интригами, среди невроятной неспособности начальниковъ. Адвокатъ Линкольнъ и бывшій военный министръ Дэвисъ, повидимому, не умли двигать военными массами. Наконецъ, къ довершенію всего грянуло побоище Булль-Рунское, которое нанесло страшное пораженіе сверу, хотя южная армія не умла имъ воспользоваться. При позорищ Булль-Рука генералъ Рованъ имлъ счастіе не присутствовать. За недлю онъ былъ отозванъ изъ Пулесвилля для совщанія съ больнымъ генераломъ Скоттомъ и для присутствія при послднихъ минутахъ своей умирающей жены.
Несмотря на личное горе и отчаяніе, Рованъ, все-таки, не забывалъ своего патріотизма и носившагося въ воздух пораженія сверной арміи. Его пугало до безконечности желаніе генерала Скотта, во что бы то ни стало, одержать побду, и онъ горячо протестовалъ противъ боевыхъ приготовленій. Кром того, онъ тщетно совтовалъ Скотту не поручать арміи Патерсону, а назначить на его мсто кого либо другого, такъ какъ неспособне этого человка не было во всей сверной арміи.
— Вы забываете,— замтилъ Скоттъ:— что генералъ Патерсона, выше всхъ чиномъ и достойно помогалъ мн въ Мексиканской войн.
— Не торопитесь, генералъ,— убждалъ его Рованъ: — дайте Макъ-Довеллю еще двадцать пять тысячъ войска и двнадцать батарей.
— У арміи есть Патерсонъ,— промолвилъ сердито Скоттъ:— и у него достаточно войска.
— По крайней мр,— отвчалъ Рованъ: — не держите въ резерв пять ново-джерсейскихъ полковъ, а пошлите ихъ въ бой.
— Они еще слишкомъ молоды,— замтилъ Скоттъ:— все трехмсячники.
— Такъ подождите, генералъ, еще войскъ, а главное Макъ-Клеллана.
— Нтъ, вся нація требуетъ битвы,— закричалъ изо всей силы Винифильдъ Скоттъ: — она и будетъ. Вс жаждутъ итти на Ричмондъ. Вотъ моя карта движенія впередъ. Я ея не измню. Подпишите ее, генералъ Рованъ, и поставьте число, даже часъ. Я вдь теперь создаю исторію. Подпишите вашъ экземпляръ, а также выставьте на немъ число и часъ. Ну, отправляйтесь теперь къ постели вашей бдной жены. Дай Богъ, чтобы она поправилась. Я удержу васъ здсь около недли, чтобы вы были готовы всегда помочь мн. Я самъ передамъ Макъ-Довеллю карту западной мстности вокругъ Вашингтона, а у Линкольна есть другая. Каждый вечеръ полковникъ Гей прячетъ ее аккуратно. Сохраняйте свой экземпляръ на груди, чтобы отправиться съ нимъ на поле брани, если Макъ-Довелль потеряетъ или случайно уничтожитъ свою карту.
Впослдствіи оказалось, что за два дня до Булль-Рунской битвы Линкольнъ получилъ депешу отъ несчастнаго Макъ-Довелля съ торжественнымъ предостереженіемъ о скрывавшейся въ высшихъ слояхъ опасной измн.
— Мы взяли въ Сентервилл,— писалъ онъ:— нсколько предметовъ, брошенныхъ врагами во время поспшнаго ихъ ухода. Къ нашему удивленію, среди этихъ вещей найдена правильная копія нашей карты, помченной только двумя днями тому назадъ. Генералъ Скоттъ далъ мн свою карту, я ношу ее постоянно на себ свернутой. Это — врная и подписанная копія оригинала, находящагося у васъ, и дубликатъ его найденъ у непріятеля. Этотъ дубликатъ начерченъ поспшно, но совершенно врно, и подъ нимъ точно выведена подпись генерала Скотта. Президентъ, если битва будетъ проиграна, то этимъ вы обязаны шпіонамъ, которыхъ множество въ вашемъ офиціальномъ жилищ. Я предупреждаю васъ объ этомъ, потому что вы, можетъ быть, примете мры. Но пожалйте генерала Скотта и не наносите ему этого удара.
Линкольнъ молча передалъ это письмо сенатору Чарльсу Сумнеру.
— Что вы скажете объ этомъ?— сказалъ онъ съ безпокойствомъ.
Сумнеръ прочелъ депешу, потомъ списалъ ее карандашемъ и наконецъ сказалъ:
— Позвольте, мистеръ Линкольнъ, посмотрть на вашу карту. Я пойду и покажу ее министру Камерону. Вокругъ насъ опасный измнникъ или измнники. Кто можетъ въ этомъ поручиться? Весь городъ кишитъ шпіонами. Но прошу васъ объ этомъ никому ни полслова, а въ особенности Скотту: отъ подобнаго извстія онъ получитъ апоплектическій ударъ, уже поздно измнять наши планы.
Въ эту минуту офицеръ, весь запыленный, вбжалъ и на ходу заявилъ:
— Дерутся въ Блэкбурнъ-Форд. Бригада Ричардсона и батарея Шермана сражаются уже три часа, и вся непріятельская армія выстроилась вдоль Буллъ-Рука. Намъ приходится отступать.
— Я жду васъ здсь чрезъ полчаса, Сумнеръ,— сказалъ Линкольнъ: — теперь, дйствительно, поздно что нибудь предпринять, но Богъ спасетъ правое дло.
И онъ отправился къ генералу Скотту, а, вернувшись назадъ, уже засталъ Сумнера.
— Что сказалъ вамъ Скоттъ?— произнесъ Сумнеръ съ неудовольствіемъ.
— Онъ только твердитъ, что Патерсонъ удержитъ Джонстона,— отвчалъ Линкольнъ.— Я предлагалъ ему послать до послдняго человка съ фортификацій для подкрпленія войска, но онъ твердитъ одно: ‘Патерсонъ побьетъ Джонстона’.
— Я ни слова не врю ему,— произнесъ Сумнеръ.— Что-то недоброе во всемъ этомъ дл. Чрезъ два дня мы могли бы послать на подкрпленія Макъ-Довеллю 30.000 человкъ. Удержите, ради Бога, старика.
— Онъ не согласенъ,— возразилъ Линкольнъ.
— Это ошибка или измна!— воскликнулъ Сумнеръ:— и видитъ Богъ, кто нибудь за это пострадаетъ.
Онъ быстро удалился, и Линкольнъ его боле не видлъ до постыднаго Булль-Рунскаго пораженія.
За нимъ послдовалъ и военный министръ Камеронъ, который сказалъ, уходя:
— Мистеръ Линкольнъ, насъ продали, Сумнеръ добьется правды, Скоттъ долженъ быть смненъ. Конечно, онъ виновенъ только въ старости и слабоуміи. Но мы отыщемъ измнника, укравшаго карту.
Въ это самое время усталый Макъ-Крери вошелъ въ мрачный домъ Рована. Полина Дюваль встртила его, прижавъ палецъ къ губамъ.
— Еле жива,— произнесла она шепотомъ:— а вы какія принесли новости?
Макъ-Крери отвелъ ее въ сторону и сказалъ, заливаясь слезами:
— Богъ проститъ мн. У каждаго южнаго бригаднаго командира находится копія карты. Борегаръ пришлетъ вамъ съ тайнымъ агентомъ мой полковничій патентъ. Но, если меня поймаютъ, то, конечно, повсятъ.
— Молчите!— шепотомъ перебила его Полина:— теперь, какъ ваше дло сдлано, вы можете жениться на Эстелл и тайкомъ ухать на Бермудскіе острова, куда вы повезете Адель посл смерти Мэри. Чего вы плачете? Гордитесь — вы спасли югъ.
И она страстно прильнула къ его губамъ.
— Но что я скажу ему?— со страхомъ спросилъ Макъ-Крери:— гд я былъ?
— Два дня боленъ въ Бальтимор,— едва слышно промолвила она:— я уже такъ ему и сказала, и для безопасности распорядилась вчера, чтобы васъ прописали пріхавшимъ въ Бальтимору. Пойдите къ нему, скажите, что вы очень устали, и отправляйтесь спать.
Рованъ едва поднялъ голову, услыхавъ ложь Макі-Крери.
— Говорятъ, теперь идетъ страшная битва,— произнесъ онъ:— но я привязанъ къ Вашингтону: Скоттъ не веллъ мн узжать отсюда. Посидите у больной, Джакъ: я долженъ итти къ нему.
Оставшись одинъ, Джакъ Макъ-Крери съ ужасомъ вспомнилъ позорное дло этихъ двухъ дней. Полина отвлекла на нсколько часовъ Рована въ свой домъ, подъ предлогомъ, что онъ тамъ лучше отдохнетъ, и негритянка, служившая у нея, ловко выкрала ключъ отъ конторки Рована, гд была спрятана карта. Макъ-Крери открылъ конторку, взялъ карту и въ теченіе трехъ часовъ ловко снялъ копію съ нея, которую снова положилъ на прежнее мсто.
— Онъ никогда не заподозритъ, кто именно укралъ ее,— пробормоталъ Макъ-Крери и поскакалъ въ Александрію, гд вручилъ Пейтону драгоцнный документъ.
Теперь они вмст стали его переписывать, и когда чрезъ два дня готовы были вс копіи, то Макъ-Крери вернулся въ Вашингтонъ.
Первымъ дломъ посл его возвращенія было вознаградить за услугу старую негритянку.
— Вотъ теб 250 долларовъ за ключъ,— сказалъ онъ:— и двсти пятьдесятъ за ночныя дежурства у больной. Будь также врна, и ты скоро заработаешь себ свободу.
Вернувшись домой, Рованъ прежде всего спросилъ у Макъ-Крери:
— Ну, какъ она?
— Все также,— отвчалъ послдній:— Полина у нея.
— Послушайте, Джакъ,— сказалъ Рованъ:— я лягу спать, моя лошадь и ординарецъ готовы, генералъ Скоттъ каждую минуту можетъ послать меня съ депешею. Подождите здсь до 12 часовъ, а потомъ разбудите меня. Бдный старикъ, онъ полагаетъ, что пошлетъ меня съ новыми планами о наступленіи въ Кульпепперъ или Фредриксбургъ. А въ сущности въ воздух носится пораженіе: онъ просто съ ума сошелъ. Армія будетъ разбита. Патерсонъ не двинулся. Не только слава Скотта омрачена навки, но страна потерпитъ страшное пораженіе.
— Все благополучно,— сказала Полина, входя въ комнату чрезъ нсколько времени:— Рованъ спитъ. Помните, что рука Эстеллы служитъ вашей наградой. Моя старуха совершенно довольна вашей наградой. Она и вс негры въ большомъ волненіи. Говорятъ, теперь происходитъ ужасная битва.
Дйствительно 21 іюля 1861 г. произошло первое генеральное сраженіе между сверянами и южанами. Великая армія была разбита на голову, благодаря неспособности и упрямству Скотта, а также измн генерала Патерсона. Остатки свернаго войска въ безпорядк наполняли улицы Вышингтона.
Генералъ Скоттъ въ отчаяніи послалъ за Рованомъ.
— Патерсонъ измнилъ,— воскликнулъ Скоттъ:— Джонсонъ его избгнулъ, все погибло. Теперь надо во что бы то ни стало защищать Вашингтонъ. Пошлите Мансфельда собрать бглецовъ. Макъ-Довелль приведетъ остальныя войска въ Ферфаксъ и Арлингтонъ. Возьмите эскадронъ и найдите артиллерію Барри, а также резервную дивизію Руніона. Я же отправлюсь къ президенту, чтобы ршить вопросъ о защит города.
Однако, генералъ Скоттъ ошибся насчетъ защиты Вышингтона: не ему она была поручена. Линкольнъ немедленно обратился къ Макъ-Клеллану съ просьбой ‘спасти столицу’.
Звзда Скотта навки померкла, и Джорджъ Бринтонъ Макъ-Клелланъ 25 іюля сдлался практически главнокомандующимъ.

V.

26 іюля прибылъ въ Вышингтонъ Макъ-Клелланъ и, въ сущности, принялъ начальство надъ войскомъ, хотя номинально онъ завдывалъ только вашингтонскимъ департаментомъ, а главнокомандующимъ былъ сдланъ бывшій спикеръ и способный политическій дятель, генералъ Банксъ. Макъ-Клелланъ сдлалъ вс необходимыя распоряженія и вскор довелъ армію до двухсотъ-пятидесяги-тысячнаго состава, однако онъ былъ связанъ по рукамъ и ногамъ, и въ Вашингтон его постоянно подозрвали и подвергали безконечнымъ политическимъ интригамъ.
Линкольнъ не смлъ публично взвалить всю вину за БулльРунское пораженіе на престарлаго, упрямаго Винифильда Скотта. Но въ сущности этотъ старый, нкогда опытный и способный главнокомандующій былъ причиною разразившейся надъ страною катастрофы. Не подготовивъ армію къ сраженію, онъ надлалъ столько ошибокъ, что объяснить ихъ могли только его старость и слабоуміе. Смшно раскинутая армія, бездйствіе измнника Патерсона, неподкрпленіе во-время Макъ-Довелля, кража карты у генерала Рована, отсутствіе кавалеріи, пьянство во время боя полковника Мильса и многіе другіе позорные эпизоды прямо зависли отъ него.
Однако, южане не воспользовались своей побдой, у нихъ начались ссоры между Борегаромъ и Джонсономъ, а между офицерами нарушилась всякая дисциплина, благодаря ихъ самонадянности и чрезмрной гордости. Все это потихоньку прокладывало генералу Ли путь къ первенству, и Дэвисъ ловко пользовался всякимъ случаемъ для его торжества.
Между тмъ Рованъ въ офиціальномъ отношеніи терплъ отъ немилости генерала Скотта, хотя Макъ-Клелланъ былъ очень любезенъ и выражалъ дружественныя къ нему чувства. Вообще положеніе Рована было самое несчастное, какъ дома, такъ и вн его. Бдная жена его умерла въ то самое время, какъ старый генералъ Скоттъ подвергнулъ его безо всякой вины позору, а невдомый злодй побудилъ его безсознательно учинить измну.
Убитый горемъ, несчастный Рованъ получилъ двухнедльный отпускъ по случаю смерти жены и долженъ былъ утшать свою горько плакавшую дочь. Единственной его отрадой были нжныя попеченія Полины Дюваль, которую терзали чисто женскія сожалнія обо всемъ, что она сдлала.
Вмст съ тмъ она хлопотала о свадьб молодого Макъ-Крери съ ея прекрасной племянницей.
— Слава Богу,— говорила она шопотомъ мрачному жениху:— теперь не можетъ быть никакого подозрнія. Еще одна побда, и наши войска займутъ Капитолій.
Она неосторожно радовалась пораженію генерала Скотта, и Горацій Дюваль старался уговорить ее быть осмотрительной.
— Берегись, Полина,— говорилъ онъ:— какъ ни счастливо для насъ это событіе, но надо быть особенно теб очень осторожной на словахъ. Славу Богу, что твои вечера прекратились. Я не боюсь, что меня вышлютъ отсюда, и не поду съ тобой, если бы тебя выслали въ Савану, у меня слишкомъ много здсь дла.
Дв недли отпуска Карроль Рованъ провелъ въ семейныхъ занятіяхъ и домашнихъ хлопотахъ, не подозрвая, что именно дома была небезопасна врученная ему государственная тайна.
Когда онъ былъ послдній разъ посл Булль-Рунскаго пораженія у генерала Скотта, онъ получилъ отъ него дв карты.
— Он могутъ вамъ съ Макъ-Клелланомъ пригодиться,— сказалъ Скоттъ:— можетъ быть, въ вашихъ интересахъ будетъ владть этими картами. Моя звзда уже навсегда закатилась, я только жду, чтобы собрался конгрессъ, и тогда представлю мою отставку.
Рованъ не зналъ, что, нсколько дней спустя, сенаторъ Сумнеръ, тайно стараясь открыть измнника, укравшаго карту, постилъ генерала Скотта и ловко вывдалъ у него, что Рованъ имлъ дубликатъ карты, найденной въ Сентервилл.
— Онъ самъ списалъ копіи карты, генералъ?— спросилъ Сумнеръ.
— Конечно,— отвчалъ старикъ, невольно проговариваясь:— у него теперь копіи друхъ картъ, и он могутъ понадобиться генералу Макъ-Клеллану. Онъ — ближайшій генералъ-майоръ отъ Вышингтона.
— И отъ Ричмонда,— цинически сказалъ Сумнеръ.
Онъ задумался и мысленно произнесъ:
— Боже мой! Возможно ли это? Мн надо повидать Камерона и разсказать ему обо всемъ. Но Линкольнъ, бдный Скоттъ и генералъ Рованъ не должны имть ни малйшаго объ этомъ подозрнія. У Рована была жена южанка… Все возможно въ эти мрачные дни.
Дйствительно, не подозрвая о собиравшихся надъ нимъ тучахъ, Рованъ спокойно предавался своему горю, подъ вліяніемъ котораго онъ невольно подчинился Полин Дюваль. Въ эти плачевныя минуты гостепріимный домъ ея мужа былъ убжищемъ для него и дочери, днемъ онъ занимался военными бумагами въ своемъ кабинет, а вечера проводилъ съ добродушнымъ, разговорчивымъ Дювалемъ и любезной Полиной.
Только на нсколько дней онъ узжалъ, чтобы покончить вс дла по виргинскимъ золотымъ пріискамъ, и по совту Полины его домъ охраняли Макъ-Крери и старая негритянка. Когда онъ вернулся назадъ, то его жизнь потекла попрежнему въ кругу Дювалей.
Горацій Дюваль не имлъ и понятія, что его прекрасная жена была въ такихъ близкихъ политическихъ отношеніяхъ съ Джакомъ Макъ-Крери. Конечно, его богатая племянница могла выйти за человка поважне. Но въ эти безпокойныя времена Макъ-Крери казался безопаснымъ, врнымъ человкомъ. Могущественная дружба Рована общала Макъ-Крери и его жен полную безопасность, а также обезпеченіе состоянія Дювалей.
Поэтому онъ допускалъ раннія утреннія и позднія вечернія совщанія наедин жены съ Макъ-Крери, нимало не подозрвая ихъ настоящей цли.
— Однако, странно, что этотъ молодой человкъ не вступилъ въ ту или другую армію,— раздумывалъ старый юристъ: — онъ, храбрый и мужественный молодецъ, а теперь такое время, что военная слава соблазняетъ всякаго человка.
Дюваль ничего не зналъ объ интригахъ и заговорахъ его жены, въ которыхъ невольно участвовалъ Макъ-Крери, поддававшійся ея пламенному вліянію, благодаря чему онъ былъ ревностнымъ рабомъ Полины. Дюваль также не подозрвалъ, что приближавшаяся свадьба была тайнымъ сборищемъ самыхъ опасныхъ сторонниковъ юга, которые получали свободные пропуски, благодаря плнительнымъ улыбкамъ Полины, щедро раздававшей ихъ блестящей свит Макъ-Клеллана.
Хотя Дюваль желалъ полнаго успха южанамъ, но самъ онъ нимало не думалъ сдлаться героемъ, мученикомъ или шпіономъ въ ихъ пользу. Онъ просто былъ ‘старымъ обозрвателемъ’ той странной сумятицы, которую мы называемъ жизнью, и онъ возмутился бы при малйшей мысли, что Макъ-Крери и его жена измняютъ Ровану. Его жилище было священно, и Рованъ былъ его другомъ, хотя во враждебномъ мундир. Если бы Дюваль имлъ малйшее понятіе о томъ, что они составляли таинственный заговоръ противъ его друга, то онъ немедленно предупредилъ бы обо всемъ Рована. Теперь же, слпо вря жен и ея другу, онъ поддерживалъ Рована въ слпомъ довріи.
Такимъ образомъ Рованъ спокойно сидлъ по вечерамъ въ дом Дюваля, считая, что его карты безопасно лежали въ конторк библіотеки, ключъ отъ которой находился въ его карман.
Маленькая Адель ласкала его и играла его длинными волосами, симпатичный же голосъ мистриссъ Дюваль чарующе плнялъ его. Слпой человкъ, онъ до своей смерти не зналъ, что съ его ключа былъ сдланъ восковой слпокъ, и дубликатъ ключа, сдланный негритянскимъ слесаремъ, находился у Макъ-Крери. Въ виду этой уловки молодой человкъ въ послднія дв недли могъ снять копію съ новыхъ картъ Рована. Онъ такъ безумствовалъ въ своемъ любовномъ пылу къ своей невст, что нимало не обращалъ вниманія на эту вторую измну. Если же когда нибудь въ немъ просыпалась совсть, то соблазнительная Полина Дюваль успокоивала его своей чудной улыбкой и непреодолимымъ вліяніемъ своихъ словъ.
— Вы — герой, Джакъ,— говорила она:— вы ничего не украли у Рована, а только взяли у Линкольна его планъ безжалостной рзни. Это — Божье дло, да и притомъ генералъ Рованъ уже будетъ за двсти милль отсюда, прежде чмъ эти карты пригодятся къ длу.
Окончивъ свою работу, Макъ-Крери спряталъ ее подъ коверъ своей комнаты и сказалъ Полин:
— Я не хочу, чтобы меня поймали съ картами наканун свадьбы, а потому не отвезу ихъ самъ.
— Конечно, вы правы,— воскликнула Полина, бросаясь къ нему на шею:— ступайте къ Эстелл и забудьте обо всемъ въ ея объятіяхъ. Предоставьте все мн. Въ день вашей свадьбы карты будутъ въ врныхъ рукахъ, только остерегайтесь мужа и будьте, какъ можно естественне, какъ можно проще съ Рованомъ.
Между тмъ, Рованъ, по окончаніи своего отпуска, не могъ никакъ добиться частнаго свиданія съ генераломъ Макъ-Клелланомъ, до котораго не допускала его свита, пользуясь тмъ, что онъ дйствительно былъ занятъ съ утра до вечера. Этотъ патріотичный, храбрый и энергичный человкъ взялъ на себя тяжелый трудъ сдлать настоящую армію изъ бглецовъ Булль-Рука. Дйствительно, 1-го октября онъ сдлалъ смотръ уже отличавшемуся дисциплиной и порядкомъ, великолпному, хорошо обмундированому и вооруженному войску. Въ сущности, Макъ-Клелланъ сялъ, а Грантъ впослдствіи собиралъ жатву.
Наконецъ Рованъ пробился сквозь ряды свиты Макъ-Клеллана и получилъ отъ него инструкцію для командованія Мэриландской бригадой.
— Смотрите,— сказалъ онъ:— чтобы никто не прорвался чрезъ Потомакъ, Эдвардсъ-Ферри, Ласбургъ и Сенеку, охраняйте желзныя дороги и каналы, сообщайте мн вс свднія, часто демонстрируйте противъ Лисбурга и занимайте непріятеля вылазками — вотъ ваша обязанность, генералъ Рованъ, а главное приведите въ порядокъ вашу армію, я знаю, что это будетъ вашей гордостью. Я имю планы на васъ въ будущемъ. Пока, возьмите эту фортификаціонную карту. Я могу пріхать къ вамъ или прислать СетаВилльямса, чтобы получить ваши совты. Вы не забудете, какъ важна эта карта и эти планы Верхняго Потомака.
— Я буду ихъ беречь, какъ свою жизнь,— торжественно отвчалъ Рованъ.
— Вы можете, генералъ, теперь хать въ свою бригаду, какъ только устроите семейныя дла,— сказалъ Макъ-Клелланъ.
Заботясь, какъ можно скоре, достигнуть своей бригады, Рованъ спшилъ устроить свои личныя дла. Первымъ, чмъ онъ занялся, было устроить хорошенько свои карты, о которыхъ такъ старательно предостерегъ его Макъ-Клелланъ. Онъ свернулъ ихъ плоско въ два свертка и спряталъ во внутренніе карманы жилетки такъ, чтобы он всегда были при немъ. Въ главной же его квартир эти карты должны были находиться подъ ключемъ, въ офиціальномъ сундук.
Еще боле заботы ему представляло урегулированіе офицерскаго персонала своей бригады. Онъ не пользовался популярностью, и его называли ‘Вестъ-Пойнтскимъ вампиромъ’. Особливо его не жаловалъ любимецъ Линкольна, сенаторъ Бэкеръ, который состоялъ полковникомъ и командиромъ одного изъ его полковъ. Ему хорошо было извстно, насколько въ военныхъ кружкахъ сильна была зависть и многочисленны интриги, благодаря чему многіе изъ его офицеровъ постоянно переписывались тайно съ вліятельными сенаторами. Печально думая объ этомъ, Рованъ размышлялъ самъ съ собою:
— На чье вліяніе могу я разсчитывать? Я долженъ проложить себ дорогу моимъ мечемъ.
Изъ гордости онъ не присоединился къ толп льстецовъ, окружавшихъ президента, Макъ-Клеллана и другихъ вліятельныхъ лицъ.
У него не было ни богатства, ни родственныхъ связей, ни могущественныхъ друзей, ни даже газетныхъ военныхъ корреспондентовъ, которые поддерживали бы его славу.
Наканун свадьбы Макъ-Крери онъ грустно разбиралъ только что полученную почту, въ которой находилось много газетъ: ньюіоркскихъ, филадельфійскихъ и массачусетскихъ, оскорбительно и рзко нападавшихъ на него. Съ негодованіемъ бросилъ онъ на полъ эти газеты, но съ значительнымъ опасеніемъ прочиталъ письмо своего пріятеля, майора Эндикота:
‘Любезный Рованъ,— писалъ этотъ преданный другъ:— вчера, возвращаясь изъ Благо Дома съ Бэкеромъ, однимъ изъ вашихъ полковниковъ, я зашелъ съ нимъ въ канцелярію Стантона. Вдругъ у него изъ шляпы выпала бумага. Онъ поднялъ и показалъ мн. Представьте мое удивленіе: это былъ приказъ о назначеніи его генералъ-майоромъ, отданный уже мсяцъ тому назадъ.— Что вы думаете объ этомъ?— спросилъ онъ меня.— Я думаю, сенаторъ,— сказалъ я: — что если бы вы скрыли эту бумагу отъ меня, какъ вашего начальника, и продолжали бы называть себя полковникомъ, то я веллъ бы васъ разстрлять. Я никогда не слыхалъ подобнаго предательства, вдь Рованъ объ этомъ не подозрваетъ.— Боже мой,— воскликнулъ поблднвъ тайный генералъ-майоръ:— я никогда не думалъ объ этомъ съ такой точки зрнія.— Смотрите, любезный другъ, вамъ измняютъ, и васъ или отставятъ, или вамъ посадятъ на шею другого начальника. На вашемъ мст я отправился бы прямо къ президенту и выяснилъ все’.
Карроль Рованъ вздрогнулъ, и письмо выпало изъ его нервныхъ рукъ.
— Неужели мн измняютъ въ дом моихъ друзей?— промолвилъ онъ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

VI.

Дв недли прошло съ тхъ поръ, какъ женился Джакъ Макъ-Крери на богатой прелестной наслдниц. Уже, мало-помалу, Рованъ забылъ о своихъ семейныхъ заботахъ и мрачныхъ мысляхъ, находясь въ постоянныхъ попеченіяхъ о своей бригад. Дочь его жила въ блестящемъ дом Полины, и насчетъ ея онъ былъ совершенно спокоенъ. Теперь вс его мысли были сосредоточены на служб.
Въ короткое время онъ довелъ свои пять полковъ до замчательнаго совершенства въ отношеніи дисциплины. Солдаты съ энтузіазмомъ исполняли вс его приказанія, и только офицеры смотрли на него съ прежнимъ неудовольствіемъ и завистью. Что же касается до сенатора-полковника, то онъ все еще не прізжалъ въ свой полкъ, а оставался въ свит Линкольна. Вообще Рованъ чувствовалъ себя свободне, не получая никакихъ свдній изъ Вашингтона о новой соціальной катастроф.
Каждыя дв недли Джакъ Макъ-Крери, сіяя, какъ счастливый молодой, являлся къ Ровану съ цлью развлечь его и пообдать съ нимъ, такъ какъ онъ далеко держалъ себя отъ офицеровъ. Несмотря на совты Рована быть осторожнымъ въ своихъ посщеніяхъ лагеря, Макъ-Крери часто сходился съ молодыми офицерами и кутилъ съ ними. Потомъ, ночью, пользуясь пропускомъ, выданнымъ ему, онъ отправлялся чрезъ Потомакъ на свиданіе съ полковникомъ Пейтономъ. Обо всхъ этихъ тайныхъ измнахъ, конечно, Рованъ не подозрвалъ и узналъ о нихъ, лишь много лтъ спустя.
Въ конц сентября Макъ-Клелланъ уже нашелъ возможнымъ сдлать парадъ своей семидесяти-тысячной арміи: такъ успшно онъ ее сформировалъ и дисциплинировалъ. Вообще, въ образцовомъ порядк было все его сто-пятидесяти-тысячное войско, находившееся подъ его начальствомъ отъ Кумберланда до Бальтиморы и форта Монроя. Въ этомъ числ находилась и бригада Рована.
Посл смотра Макъ-Клелланъ поручилъ майору Эндикоту подробно обревизовать эту бригаду. Окончивъ ревизію въ три дня, Эндикотъ тайно отвелъ въ сторону Рована и сказалъ ему:
— Я завтра узжаю, генералъ, и пришлю вамъ копію съ моего инспекторскаго отчета. Я надюсь, что вы будете имъ довольны. Право, есть чмъ гордиться. Этимъ кончаются вс мои офиціальныя къ вамъ отношенія. Теперь, какъ другъ, я вамъ снова скажу: будьте осторожне и берегитесь. Всякій день могутъ васъ послать на непріятеля. Я знаю, что вы всегда на все готовы. Вашъ отрядъ образцовый, и ваши диспозиціи — великолпны. Въ Вашингтон готовится что-то важное, и, по всей вроятности, дло начнется съ васъ. Политиканы, окружающіе Линкольна, хотятъ непремнно побднаго сраженія. Макъ-Клелланъ не довряетъ ихъ азарту, но въ воздух пахнетъ порохомъ, скоро, очень скоро будетъ дло на аванпостахъ. Что же касается до самого Макъ-Клеллана, то онъ желаетъ помриться съ самимъ генераломъ Ли, а не съ Борегадомъ или Джонсономъ, и начнетъ серіозную кампанію не ране 1-го ноября.
— Кто теперь во глав нашихъ длъ?— спросилъ мрачно Рованъ.
— Вс и никто,— отвчалъ Эндикотъ:— я сожалю президента, онъ поддается вліянію окружающихъ его интригановъ: Камерона, Грили, Реверди Джонсона, Варда Ламана, сенатора Макъ-Дугалля и вашего ‘сенатора-полковника’. Кром того, Сумнеръ постоянно всхъ ссоритъ и, самъ не будучи герой, требуетъ крови. Такимъ образомъ бднаго Линкольна тянутъ во вс стороны. Но, главное, помните о своихъ интересахъ. Линкольнъ намренъ сдлать, если уже не сдлалъ, Бэкера генералъ-майоромъ. Онъ можетъ замнить васъ во всякое время, если вы прозваете. Еще прибавлю, что Сумнеръ настоялъ на томъ, чтобы васъ выслали изъ Вашингтона въ самую ночь свадьбы Макъ-Крери. Онъ громко всюду объявлялъ, что массачусетскіе полки не безопасны въ вашихъ рукахъ. Помните, Рованъ, никогда не входите въ домъ Дюваля, пошлите свою дочь на сверъ. Сношенія съ Дювалями чрезвычайно для васъ опасны.
— Ну, а скажите,— спросилъ Рованъ:— какъ она ведетъ себя, наша свтская царица?
— Она странно успокоилась,— отвтилъ Эндикотъ:— но, все-таки, я боюсь, что эта красавица задумала дьявольскій заговоръ. Генералъ Портеръ сталъ отряжать на ея вечера тайныхъ агентовъ въ статскомъ плать, но она вдругъ все прекратила. Весь городъ только и говоритъ до сихъ поръ о знаменитой свадьб. Носится слухъ, что на ней было до дюжины непріятельскихъ офицеровъ. Она все устроила, благодаря выданнымъ ей семейнымъ пропускамъ. Макъ-Клелланъ, несмотря на свою учтивость и любезность, не выдержалъ и воскликнулъ: довольно этихъ потачекъ!
— Что теперь будетъ?— спросилъ съ безпокойствомъ Рованъ.
— Министръ,— отвчалъ Эндикотъ:— приготовилъ Полин Дюваль и ея свит свободный пропускъ, но если она будетъ продолжать свои глупыя выходки, то генералъ Фрай окружитъ ея домъ солдатами, или попроситъ ее выхать изъ Вашингтона на югъ. Ея мужъ и Макъ-Крери — люди очень приличные, и Камеронъ обоихъ ихъ любитъ. Что же касается до молодой Макъ-Крери, то это просто ангелъ въ юбк. Ну, милый другъ, прощайте и берегитесь, чтобы не потерять одной звзды на плеч, вмсто того, чтобы получить дв. Не довряйте никому, особенно прихвостнямъ Сумнера и Линкольна. Я не смю назвать именъ: я вдь только маленькій майоришка, но вашъ врный другъ до могилы.
Онъ быстро удалился, а Рованъ возвратился въ свою палатку.
— Я поставлю лобъ подъ первую пулю, если только мн позволятъ сразиться съ непріятелемъ,— сказалъ онъ про себя: — я, кажется, вижу игру, которую ведутъ противъ меня.
Онъ дйствительно видлъ часть игры, но только часть, и то въ закопченное стекло.
Одинокій вдовецъ метался на своей лагерной койк до глубокой ночи.
Понимая предостереженіе благороднаго Эндикота, онъ не смлъ просить отпуска, чтобы отвезти сироту Адель на непривычный ей сверъ. Онъ уже такъ давно разстался съ своимъ роднымъ селеніемъ Гринфильдомъ, что боялся не застать тамъ никого знакомыхъ.
— Если я уду отсюда подъ какимъ бы то ни было священнымъ, семейнымъ предлогомъ,— размышлялъ онъ,— то въ случа сраженія меня назовутъ трусомъ и измнчивымъ вестъ-пойнтскимъ аристократомъ. Нтъ, я твердо буду держаться за свой отрядъ. Макъ-Клелланъ — мой пріятель, и противъ меня нельзя дйствовать иначе, какъ черезъ него. Что ни случится, я буду на своемъ мст, въ своей бригад.
На другое утро онъ всталъ спокойный и принялся снова обучать свой отрядъ. До конца октября ‘сенаторъ-полковникъ’, скрывая свое повышеніе, оставался въ Вашингтон среди интригъ, окружавшихъ его въ Бломъ Дом.
Вся страна находилась въ безпокойномъ волненіи. Отвтственные политиканы жаловались на бездйствіе Макъ-Клеллана, во время котораго южане превращали Ричмондъ во внутренній Гибралтаръ. Но онъ не обращалъ вниманія на вс жалобы и спокойно устраивалъ свою армію, старательно изучая карты. Онъ не хотлъ вступать въ кружокъ Лемана, Макъ-Дугалля и Сумнера, которые уговаривали Линкольна успокоить публику смлымъ дломъ на Потомак.
— Мн кажется, господа,— говорилъ Линкольнъ, протягивая свои длинныя ноги:— мы на этотъ разъ поотржемъ хвостъ у непріятеля. Это ему не очень будетъ больно, а намъ принесетъ нкоторую пользу.
Враговъ уже не осталось въ западной Виргиніи, гд сверная армія занимала сильную позицію, и ршено было, что она возьметъ Лисбургъ, чтобы напомнить южанамъ о стоянк противъ нихъ 152.000 сверянъ съ 600 орудіями. Правда, въ этой арміи не было ни госпитальной прислуги, ни фургоновъ, ни понтоновъ, ни основательной кавалеріи, ни отвтственныхъ военачальниковъ, а только прекрасная масса солдатъ, которой суждено было впослдствіи спасти отечество подъ начальствомъ желзнаго Гранта.
— Повидимому, Макъ-Клелланъ не двинется ране весны,— говорилъ Линкольнъ: — мы можемъ напасть на непріятеля только между Вашингтономъ и Гарперсъ-Ферри, на запад все обстоитъ благополучно. Лишь въ Лисбург находится небольшой непріятельскій отрядъ. Мн надоли ужъ постоянныя извстія: ‘все спокойно на Потомак’. Послушайте, Вэкеръ,— прибавилъ президентъ: — у насъ тамъ хорошіе надежные воины: старикъ Макъ-Колль, Эдуардъ Ордъ и вашъ пріятель Рованъ. Вы повидались бы съ Камерономъ и ршили бы взять Лисбургъ, чтобы исправить границу хоть до Альди или Ланца, тогда въ нашихъ рукахъ была бы вся желзная дорога отъ Лисбурга до Арколы и Александріи.
Линкольнъ устремилъ свои глаза на лежавшую передъ нимъ карту.
— Да,— продолжалъ онъ задумчиво: — повидайтесь съ Камерономъ, и онъ все устроитъ съ Макъ-Клелланомъ, такъ что вамъ останется только отправиться туда и исполнить нашъ планъ. Намъ уже давно надо хорошенько подраться съ непріятелемъ, это успокоитъ крики партіи Грили.
— Вы забываете, что генералъ Рованъ мой прямой начальникъ,— сказалъ ‘сенаторъ-полковникъ’: — онъ долженъ командовать этимъ движеніемъ.
— Зачмъ?— спросилъ недовольнымъ тономъ Линкольнъ, всегда сердившійся, когда ссылались на военныя тонкости:— вы — старый солдатъ и въ Мексик начальствовали надъ бригадой, когда Рованъ былъ только блестящимъ капитаномъ. Да, вдь, у васъ есть и патентъ на генералъ-майора. Не хотите ли, чтобы я напечаталъ его въ газетахъ?
— Нтъ, не надо, пока я не окрещу порохомъ своего полковничьяго чина,— твердо сказалъ спрингфильдскій товарищъ президента.— Позвольте мн отправиться и утвердиться на Виргинскомъ берегу. Главное надо, чтобы на этотъ разъ не было измны относительно плановъ, какъ при Буль-Рук.
— Да,— замтилъ Линкольнъ: — напутали мы тогда. Я думаю, въ другой стран Патерсона разстрляли бы, но я не могъ разсердить Пенсильванію. Вдь и на Нью-Іоркъ я могу надяться только на половину.
Полковникъ Бэккеръ глубоко задумался и, гладя рукой свою красивую сдую бороду, сказалъ:
— Я желалъ бы, чтобы вы одобрили этотъ планъ, господинъ президентъ, потомъ я повидаюсь съ Камерономъ и, наконецъ, отправлюсь къ Макъ-Клеллану и все устрою съ нимъ. Рована можно вмзвать сюда и объяснить ему предположенное движеніе, онъ останется на Мэриландскомъ берегу съ остальной своей бригадой, чтобы мн помочь. Я только возьму мой Калифорнскій полкъ и такія войска, какія онъ мн дастъ. Макъ-Колль съ правой дивизіей Макъ-Клеллана стоитъ со своимъ передовымъ отрядомъ въ четырехъ миляхъ отъ Лисбурга, а у Банкса много войска противъ Гарперсъ-Ферри. Если я останусь на Виргинскомъ берегу, то въ качеств генералъ-майора стану командовать правой дивизіей Макъ-Клеллана или лвой дивизіей Банкса. Это спасетъ самолюбіе Рована. Тогда напечатайте въ приказ о назначеніи меня генералъ-майоромъ.
Линкольнъ пристально взглянулъ на суровое лицо Бэкера и рзко спросилъ:
— Какого вы мннія о Каррол Рован? Преданъ ли онъ всмъ сердцемъ своему длу?
Бэккеръ посмотрлъ на Ломана и на Макъ-Дугалля, но ничего не отвчалъ. Неловкое молчаніе было прервано послднимъ.
— Вашъ планъ очень хорошъ, президентъ,— сказалъ онъ: — только не пускайте сюда генерала Рована. Онъ — славный человкъ, и я убжденъ, что онъ храбрый изъ храбрыхъ, но у него слишкомъ много южныхъ друзей, и его дочь живетъ теперь у Полины Дюваль. Правда, Дюваль человкъ здравомыслящій, но она красивая, умная, притомъ горячая, пылкая южная царица.
— Сумнеръ выходитъ изъ себя отъ недавней свадьбы въ ихъ дом,— отвчалъ Линкольнъ.— Многіе южане были приглашены по случаю ея и осмлились явиться въ своихъ мундирахъ. Макъ-Клелланъ очень слабый человкъ, а генералъ Рованъ просто воскъ въ рукахъ этой женщины. Впрочемъ, Сьюардъ вскор вышлетъ ее на югъ,— сказалъ Макъ-Дугалль: — мужъ ея останется, онъ старый пріятель и адвокатъ Камерона, что не мшаетъ ему нимало не вступаться за черноокую красавицу. Помните мои слова, не давайте возможности Ровану узнать планъ сраженія, эта хитрая женщина обойдетъ его не такъ, такъ иначе. Пусть Бэккеръ поступитъ по-своему. Интересы страны будутъ въ безопасности. Рованъ останется на этой сторон Потомака, а Бэкеръ приметъ начальство на Виргинской сторон посл маленькой побды. Сумнеръ не потерпитъ, чтобы Рованъ командовалъ независимой арміей. Онъ слдилъ за нимъ на непріятельской свадьб, а теперь послалъ шпіоновъ въ Ричмондъ, чтобы разузнать все о краденой карт, найденной въ Сентервилл. Что бы ни говорили, но старикъ Скоттъ честный человкъ, и на него можно положиться. Онъ говорилъ мн, что карта находилась только у васъ, у Рована и у него.
— Да, это очень подозрительно,— сказалъ Линкольнъ, ходя взадъ и впередъ по комнат.— Сумнеръ мн подробно говорилъ объ этой исторіи. Я обязанъ многимъ генералу Ровану за его поведеніе во время моего вступленія въ должность, но Сумнеръ клянется, что онъ не дастъ зарзать свои два полка, находящіеся у Рована. Правда, Сумнеръ хронически не доволенъ всми и на каждаго лается.
— Да,— отвчалъ Макъ-Дугалль.— Сьюардъ сказалъ ему надняхъ: ‘Вы ненавидите, Сумнеръ, даже декларацію о независимости, потому что не вы ее писали’. Зато онъ боится одного человка на свт — Сьюарда.
— Вы забыли Престона Врукса, побившаго его палкой,— замтилъ Линкольнъ:— признаться сказать, Сумнеръ въ этомъ случа не выказалъ себя храбрецомъ.
Вс громко разсмялись.
— Полковникъ Бэкеръ,— сказалъ неожиданно Линкольнъ съ такимъ достоинствомъ, что ‘сенаторъ-полковникъ всталъ и поклонился:— вы пойдете сейчасъ къ Камерону и все устроите, потомъ повидайтесь съ Макъ-Клелланомъ: я желаю, чтобы ударъ былъ нанесенъ черезъ три дня. Скажите имъ, что вы дйствуете по личному моему приказанію. Будьте осторожны. Я не знаю, гд теперь великій Ли. Онъ отлично знаетъ тотъ берегъ. Пусть Макъ-Клелланъ дастъ вашъ предварительное приказаніе. Вы получите отъ него планъ дйствій на словахъ. Смотрите, чтобы въ дл не было никакихъ бумагъ. Если вы понесете неудачу, то можете отвести войска на Мэриландскій берегъ, особенно, если подвернется генералъ Ли. Рованъ не долженъ прізжать въ Вашингтонъ, и я думаю, мы тотчасъ отправимъ на югъ госпожу Дюваль, она слишкомъ злоупотребляла любезностью Макъ-Клеллана и устроила у себя цлое гнздо заговорщиковъ. Я попрошу Камерона уговорить генерала Рована взять отъ нея свою дочь. Можетъ быть, его обманываютъ, но вдь несомннно, что его покойная жена была уроженка Виргиніи. Вообще это дло подозрительное. А что, Бэкеръ, есть телеграфъ въ Пулэсвилл?
— Есть, президентъ,— отвчалъ орегонскій ветеранъ.
— Такъ Макъ-Клелланъ можетъ за всмъ слдить и всмъ руководить по телеграфу,— сказалъ Линкольнъ.
— Долженъ ли я все объяснить генералу Ровану?— спросилъ съ безпокойствомъ Бэкеръ.
— Нтъ!— произнесъ посл продолжительнаго молчанія президентъ:— если вы одержите побду, то онъ узнаетъ о ней по вашему повышенію, а если дло не удастся, то онъ ничего не потеряетъ. Придайте этому движенію характеръ прямого распоряженія генерала Макъ-Клеллана.
— Такъ завтра все будетъ готово,— сказалъ Бэкеръ: — и на третій день съ мечемъ въ рук я буду на Виргинскомъ берегу. Завтра ночью я зайду къ вамъ, чтобы проститься. Говорятъ, генералъ Ли скрывается гд-то на юг и строитъ форты.
На слдующій день телеграфъ былъ занятъ передачей въ Пулэсвилль военныхъ депешъ на имя генерала Рована, и его армія, приведенная въ блестящій порядокъ, находилась въ пламенномъ волненіи, ожидая первой битвы.
Но Рованъ въ то же время ждалъ прибытія въ его лагерь больничнаго фургона съ Макъ-Крери, его прелестной женой и маленькой Аделью. Она должна была пріхать, чтобы проститься съ отцемъ, такъ какъ ей представлялся удобный случай хать въ Филадельфію съ добрыми, старыми друзьями.
Ожидая дочь, Рованъ внезапно получилъ телеграмму на свое имя и помтилъ ее: ‘получено 20 ноября 1861 года’. Войдя въ свою палатку, онъ съ нетерпніемъ прочиталъ эту депешу.
‘Генералъ Макъ-Клелланъ увдомляетъ васъ, что генералъ Макъ-Колль занялъ вчера Джонсвилль и находится тамъ еще и теперь. Съ этого пункта мы пошлемъ завтра тяжелыя рекогносцировки во вс стороны. Генералъ желаетъ, чтобы вы наблюдали за Лисбургомъ съ цлью убдиться, не удалился ли оттуда врагъ вслдствіе нашего движенія. Быть можетъ, легкая демонстрація съ вашей стороны побудила бы его къ этому.
‘Адъютантъ А. Кольбурнъ’.
Рованъ быстро вынулъ изъ кармана свою карту, досталъ записную книжку съ листами копировальной бумаги и сталъ чертить боевой порядокъ на завтрашній день.
— Наконецъ-то!— промолвилъ онъ:— сраженіе будетъ, завтра, но они скоро прідутъ, и мн надо будетъ отправить Джака съ моей голубкой сегодня же вечеромъ. Моей бдной сиротк не окреститься же огнемъ.
Потомъ черезъ нсколько времени, продолжая быстро чертить, онъ снова пробормоталъ:
— Какія назначить войска? Не Бэкера же? Онъ все еще въ Бломъ Дом. Онъ хорошій воинъ, и нельзя распорядиться его полкомъ безъ него.
И онъ выбралъ 5-й и 20-й Массачузетскіе полки для передового движенія, а Калифорнскій полкъ Бэкера и Нью-Іоркскій полкъ Тамани онъ оставилъ наготов. Такъ какъ дло шло о содйствіи рекогносцировк, то довольно было двухъ полковъ. Объ одномъ только Макъ-Клелланъ и Рованъ не подумали — о способ переправы чрезъ Потомакъ. Въ продолженіе двухъ мсяцевъ можно было бы по секрету построить много лодокъ, но этого сдлано не было, а теперь думать было поздно.
— Дэвенсъ и Ли — опытные, способные офицеры,— произнесъ мысленно Рованъ:— я потребую ихъ сюда и все имъ объясню. Одного изъ нихъ я пошлю сегодня вечеромъ на тотъ берегъ, а войска перейдутъ на зар.
Онъ немедленно отправилъ ординарца съ словеснымъ приказаніемъ приготовить на Мэриландскомъ берегу какъ можно боле лодокъ для завтрашней переправы.
Въ эту самую минуту къ палатк подъхалъ больничный фургонъ съ ожидаемыми Рованомъ гостями. Эстелла сіяла счастіемъ, мужъ ея былъ веселъ, какъ всякій ‘молодой’, а Адель бросилась отцу на шею со слезами.
— Папа, папа!— воскликнула она, прижимаясь къ его груди.
Онъ осторожно понесъ ее въ заднюю палатку, гд расположена
была его спальня, а Макъ-Крери и жена вошли въ переднюю палатку, гд находился кабинетъ. Рована. Молодой человкъ невольно поблднлъ, увидавъ на стол записную книжку, карту и телеграмму. Въ сосдней палатк были слышны рыданія двочки, которую Рованъ не могъ уговорить разстаться съ нимъ и спокойно ухать въ Филадельфію.
— Постой тутъ,— шепнулъ своей жен Макъ-Крери и, вернувшись къ столу, быстро снялъ копію съ телеграмы Макъ-Клеллана.
Потомъ онъ взялъ записную книжку Рована и съ удивленіемъ увидлъ, что генералъ по ошибк оторвалъ не два листа копировальной бумаги, а три, такъ что получилось три копіи съ его инструкціи. Джакъ поспшно отдлилъ третью копію отъ остальныхъ и спряталъ ее къ себ въ карманъ.
Покончивъ съ этимъ дломъ, онъ подбжалъ къ Эстелл и сказалъ:
— Я выйду на минуту, что-то хочется пить.
Онъ выскочилъ изъ палатки и, сдлавъ знакъ любимому разсыльному изъ мулатовъ Полины Дюваль, который сопровождалъ его, онъ бросился въ пустую палатку, находившуюся на небольшомъ разстояніи оттуда.
— Вотъ мой паспортъ,— быстро проговорилъ онъ:— возьмите еще пистолетъ и кошелекъ, да главное берегите вотъ эти бумаги. Отправляйтесь черезъ рку. Въ кошельк сто долларовъ, и вотъ вамъ мои золотые часы. Спшите въ Лисбургъ и найдите тамъ полковника Пейтона, или полковника Дженифера, или перваго попавшагося начальника. Скажите имъ, что армія янки перейдетъ сегодня черезъ рку въ Вольсъ-Влуффъ. Я взялъ эти бумаги со стола генерала Рована. Посмотрите теперь, который часъ. Достаньте или украдите какую нибудь лошадь. Тамъ васъ наградятъ и окажутъ, вамъ покровительство. Если вы успшно исполните порученіе, то получите свободу и пятьсотъ долларовъ. Потомъ отправляйтесь въ Вашингтонъ и ждите меня. Ну, теперь летите, скачите. Погодите, какъ вы переберетесь черезъ рку?
— Я переплыву на первомъ попавшемся бревн и грести буду руками,— шепотомъ произнесъ мулатъ и быстро исчезъ изъ палатки.
— Онъ ловкій малый и все сдлаетъ исправно,— подумалъ Макъ-Крери и, закуривъ сигару, поспшно вернулся въ палатку Рована.
— Я заказалъ обдъ, Джакъ,— сказалъ генералъ, встрчая его:— здсь для вашей жены готова палатка, ради Бога, успокойте ребенка. Я долженъ теперь заняться длами. Черезъ полчаса я приду къ вамъ. Мой слуга, Гекторъ, займется вами, приказывайте ему все, что угодно, а вечеромъ я отправлю васъ въ позд желзной дороги.
Съ этими словами Рованъ вернулся въ свою палатку и спряталъ карту и записную книжку. Черезъ нсколько минутъ явились полковники Дэвенсъ и Ли.
— Господа,— сказалъ онъ шепотомъ, отводя ихъ въ сторону:— сегодня ночью я пошлю на противоположный берегъ сильный отрядъ, выберите каждый въ своемъ полку самый лучшій батальонъ и храбрйшихъ офицеровъ. Завтра утромъ будетъ битва. Храните молчаніе. Садитесь къ столу и изучайте мою письменную инструкцію.
И они вс трое сосредоточились на изученіи карты, депеши Макъ-Клеллана и инструкціи Рована.

VII.

Пока генералъ въ пламенномъ ожиданіи побды объяснялъ вс движенія его отряда полковникамъ Дэвенсу и Ли, Джакъ Макъ-Крери утшалъ, какъ могъ, встревоженную жену, хотя его собственное сердце далеко не было спокойно.
Маленькая Адель въ это время гуляла по лагерю съ однимъ юнымъ адъютантомъ.
— Боже мой,— восклицала Эстелла:— мы димъ его хлбъ и предаемъ его!
— Это для юга,— шепталъ съ раскраснвшимися щеками Макъ-Крери:— все хорошо для любви и войны. Вдь эти войска не принадлежатъ Ровану: это наемники Линкольна. Выслушай меня! Я долженъ, подъ какимъ нибудь предлогомъ, поспшить въ Вашингтонъ, я обязанъ на разсвт быть у Пейтона въ Лисбург, такъ не удивляйся, что бы ни случилось.
Эстелла залилась слезами, а Макъ-Крери, видя, что слуга Рована началъ накрывать на столъ, пошелъ посмотрть лошадей генерала. Его сопровождалъ негръ, служащій шпіономъ у Рована, тайный агентъ Полины Дюваль.
— Помни,— сказалъ ему шепотомъ Макъ-Крери:— что я остановлюсь у судьи Синклэра. Онъ будетъ ждать тебя. Когда войска начнутъ переходить рку, ты долженъ бжать къ нему. Верховая лошадь будетъ готова, и онъ отправитъ на ней врнаго человка до рки и чрезъ нее. Помни, что въ слдующее мое посщеніе я привезу теб сто долларовъ.
— Хорошо,— сказалъ негръ:— генералъ приказалъ завтра утромъ приготовить своихъ четырехъ коней, ужъ вы надйтесь на меня.
Въ то самое время, когда Макъ-Крери подготовлялъ эту дьявольскую интригу, Рованъ раздавалъ инструкціи своимъ двумъ полковникамъ.
— Вы согласны со мною,— говорилъ онъ:— что Фильбрикъ — самый ловкій изъ молодыхъ капитановъ для предводительства развдчиками. Пусть онъ возьметъ двадцать лучшихъ стрлковъ изъ вашихъ двухъ баталіоновъ, и переправьте его съ ними на другой берегъ въ сумерки. Берегъ не усянъ пикетами, по словамъ лазутчиковъ. Пусть Фильбрикъ разставитъ своихъ людей по мстамъ и вернется, чтобы донести мн о своемъ движеніи. Готовы ли ваши боталіоны перейти рку въ 9 часовъ? У каждаго солдата должно быть по 80 зарядовъ. Остальныя войска будутъ готовы помочь вамъ, такъ что ваша безопасность обезпечена. Я буду слдить за битвой, и, если явится надобность, то переправлюсь чрезъ рку и приму команду.
— Но полковникъ Бэкеръ,— сказалъ храбрый Дэвенсъ:— старше меня чиномъ.
— Онъ находится при Линкольн и слдитъ за сенатомъ,— серьезно отвчалъ генералъ:— насъ не должно выдать ни малйшее обстоятельство. Пусть Фильбрикъ разставитъ пикеты и хорошо изслдуетъ всю мстность. Боже, насъ избави отъ Бальтиморскаго фіаско или Буль-Рунской паники. До сихъ поръ Потомакская армія безполезно теряла свою кровь.
Когда полковники удалились, Рованъ выглянулъ изъ своей палатки и, подозвавъ дежурнаго офицера, приказалъ ему очистить берегъ на милю вверхъ и внизъ рки, удвоить пикеты на ночь и останавливать всхъ проходящихъ, не позволяя никому, ни подъ какимъ предлогомъ, перебираться чрезъ рку съ той или другой стороны.
Возвращаясь въ ту палатку, гд его ждали гости и обдъ, онъ думалъ про себя:
— Плохія средства переправы: три плоскодонныя лодки, два челнока и дырявая барка. Но на Гаррисоновомъ остров есть пшеходный мостъ: въ случа неудачи наши люди могутъ быть защищены огнемъ орудій съ нашей стороны, и цлая бригада можетъ въ десять минутъ перейти чрезъ мостъ, но надо его отдать подъ надзоръ хорошаго офицера.
Семейный обдъ прошелъ очень мрачно. Джакъ Макъ-Крери, блдный какъ смерть, молча смотрлъ на длинные ряды палатокъ и многочисленныхъ солдатъ, праздно ходившихъ взадъ и впередъ, такъ какъ ученье было окончено. Не было никакихъ признаковъ приготовленій. Не скакали взадъ и впередъ адъютанты, и не суетились дежурные. Только на отдаленномъ берегу виднлись, подобно муравьямъ, какія-то мрачныя фигуры.
У Эстеллы было горько на сердц, и она тщетно старалась успокоить ребенка, который очень сожаллъ о неожиданномъ отъзд въ Филадельфію. Въ теченіе нсколькихъ недль блестящая невста предалась заботамъ. Ее тревожили неблагодарность мужа, интриги тетки и горе любимой двочки.
Во время обда Макъ-Крери придумалъ какой-то предлогъ, чтобы немедленно вернуться въ Вашингтонъ, и генералъ съ тяжелымъ вздохомъ произнесъ:
— Тмъ лучше! Я даже не смю послать васъ чрезъ ряды моего отряда. Я выписалъ Адель, желая съ нею проститься. Солдаты вс съ заряженными ружьями, такъ какъ мы ожидаетъ каждую минуту нападенія. Говорятъ, что генералъ Ли вернулся и находится противъ насъ.
— А я убжденъ, что онъ еще укрпляетъ Вильмингтонъ, Чарльстонъ и другіе морскіе порты,— отвчалъ холоднымъ тономъ Макъ-Крери.— Онъ теперь состоитъ въ непонятной опал. Подождите до будущаго года, и онъ покажетъ себя.
Вслдъ за этимъ они занялись финансовыми и другими заботами о маленькой Адели.
— Я не вернусь въ Вашингтонъ, пока меня не вызовутъ,— сказалъ Рованъ, окончивъ семейный дловой разговоръ:— но зимой, на Рождеств, я постараюсь урвать недльку, чтобы провести праздники съ дочерью, и тогда я избгну Вашингтона, а въ Филадельфію проду чрезъ Бальтимору.
— Вы правы,— мрачно отвчалъ Джакъ:— теперь въ Вашингтон чистый адъ. Чмъ бы ни былъ президентъ Линкольнъ, но Блый Домъ въ настоящее время похожъ на кабакъ, а городъ будто населенъ авантюристами и мошенниками.
Около часа провелъ генералъ со своей дочерью, утшая ее, какъ умлъ, въ это время безпрестанно приходили и отправлялись телеграммы.
— Слава Богу,— бормоталъ про себя Рованъ:— Горманъ и Макъ-Колль отправили тяжелыя колонны изъ Эдуардсъ-Ферри и Дранесвилля. Насъ теперь не поймаютъ въ западню, хотя этотъ уголокъ Виргиніи, врзавшійся въ Мэриландъ, очень опасный пунктъ. Народъ душею и тломъ преданъ южанамъ, каждый мальчишка готовъ указать имъ всякую секретную тропинку.
Уже темнло, когда Адель, крпко поцловавъ отца, была посажена въ госпитальную повозку съ Эстеллой, которая плакала на прощаніе.
— О, какъ я ненавижу эту жестокую войну,— промолвила она, смотря съ сожалніемъ на блдное лицо Рована:— пошли, Боже, поскоре миръ!
Отводя въ сторону Макъ-Крери, генералъ произнесъ мужественнымъ тономъ:
— Вы обязаны мн отчасти своимъ успхомъ въ жизни. Вы теперь богатый человкъ и имете красивую любящую жену. Если я паду на пол брани, то позаботьтесь о моемъ ребенк и не забывайте одинокой могилы Мэри Рованъ.
— Я умру, если понадобится, за ребенка!— воскликнулъ Макъри:— хоть это я сдлаю для васъ, Карроль.
Госпитальный возница предупредилъ, что пора хать. Эстелла крикнула: ‘Христосъ съ вами!’ Маленькая Адель высунула свое заплаканное лицо. Раздались удары бича, и повозка двинулась.
— Ну! теперь за дло,— произнесъ Рованъ и бросился назадъ въ свою палатку:— но, право, я удивляюсь, что этотъ Макъ-Крери ни въ той, ни въ другой арміи. Неужели онъ трусъ, а родился виргинцемъ. Не даромъ онъ такой мрачный, несчастный на взглядъ. Нельзя въ это время оставаться нейтральнымъ.
Не подозрвая чудовищной измны, Карроль Рованъ принялся серьезно размышлять о предстоящемъ бо.
— Все въ порядк, одинъ экземпляръ инструкціи въ моей памятной книжк, другіе два у Дэвенса и Ли, телеграмма Макъ-Клеллана также у меня. Я задамъ парадный смотръ моей бригад сегодня, чтобы поднять военный духъ солдатъ и обратить вниманіе всхъ лагерныхъ звакъ.
Между тмъ, сидя въ своей палатк, полковники Дэвенсъ и Ли старательно изучали свою инструкцію. Она была прекрасно задумана. Дэвенсъ долженъ былъ высадить на островъ пять ротъ своего полка и напасть неожиданно на Больсъ-Блуфъ и Лисбургъ. Движеніе слдовало совершить быстро и безмолвно. Полковнику Ли съ двнадцатымъ Массачузетскимъ полкомъ предстояло высадиться съ четырьмя ротами на Гаррисоновомъ остров и затмъ занять одной ротой БольсъБлуфъ, потомъ, взявъ половину лодокъ, высадиться на Виргинскомъ берегу. Такимъ образомъ на разсвт непріятельскій лагерь былъ бы взятъ, и враги обращены въ бгство. Преслдовавъ ихъ, насколько возможно, экспедиція вернулась бы обратно, если бы не оказалось возможнымъ занять Виргинскій берегъ надежнымъ образомъ.
— Ну, что вы скажете?— спросилъ одинъ изъ полковниковъ, окончательно изучивъ инструкцію.
— Хорошо,— сказалъ другой:— если только насъ не предупредятъ, то мы одержимъ успхъ. Но ловкіе мэриландскіе береговые жители умютъ узнавать вс наши тайны. Вотъ, напримръ, судья Синклеръ со своими двумя хорошенькими дочерьми умло обходитъ всхъ нашихъ молодыхъ офицеровъ. Намъ надо приготовиться къ встрч непріятеля: генералъ Фрай доноситъ, что къ 1-му декабря насъ будетъ 200.000, а я знаю, что южанъ не больше 00.000. Погода чисто классическая для борьбы. Энергично наступая, Макъ-Клелланъ могъ бы взять Ричмондъ къ Рождеству.
— Ничто не заставитъ этого человка поспшить, даже пораженіе,— отвчалъ второй полковникъ.— Пойдемъ теперь къ Ровану. Намъ, повидимому, предстоитъ начать балъ.
Что касается до генерала, то онъ такъ заботился скрыть движеніе войскъ отъ всхъ, что даже его слуга не зналъ о немъ. Поэтому онъ тайно вынулъ свой плащъ, зрительную трубу, револьверъ и саблю, которые онъ бросилъ на постель.
— Въ двнадцать часовъ приготовь мн ужинъ,— сказалъ онъ, рзко обращаясь къ слуг:— я вечеромъ объду всю позицію и приготовь мн лошадь.
— Сямъ будетъ служить вамъ генералъ,— отвчалъ онъ:— а я пойду на балъ негровъ, который дается сегодня вечеромъ въ Пулэсвилл.
— И прекрасно, братья негры будутъ спокойны,— произнесъ Рованъ:— все общаетъ успхъ. Даже луна будетъ содйствовать нашей переправ.
Въ это самое время Джакъ Макъ-Крери, сидя въ вагон желзной дороги, смотрлъ въ зрительную трубу на лсистый виргинскій берегъ, и сердце его дрогнуло отъ радости, когда онъ замтилъ движеніе вокругъ Лисбурга.
— Никъ усплъ въ своемъ предпріятіи,— промолвилъ онъ:— вотъ сигналъ, а въ 12 ч. я выду изъ дому и къ утру буду у Пейтона и Дженифера. Женщины позаботятся о маленькомъ сокровищ, а я, слава Богу, въ первый разъ обнажу свой мечъ за югъ. Мн уже надоло вчно быть воромъ. Только… фуй… если я встрчу въ бою Рована. Но, нтъ, онъ не будетъ командовать. Телеграмма это ясно говоритъ. Какой нибудь Линкольнскій фаворитъ станетъ во глав войска.
Осмотрвъ свой прекрасно обученный отрядъ, Карроль Рованъ съ восторгомъ засвидтельствовалъ мысленно, что его четыре полка были вполн готовы къ бою.
Блющіяся палатки и потерявшія уже листву деревья окружали массу блествшаго оружія. Наконецъ, войско разошлось, раздалась заревая пушка, и лагерный флагъ медленно опустился подъ звуки: ‘Slar-Spaukled Banner’.
Собравъ вокругъ себя офицеровъ, генералъ произнесъ:
— Быстро распустите войска, господа. Сдлайте солдатамъ хорошій ужинъ. Запомните пароль, удвойте часовыхъ, чтобы никто не отлучался изъ лагеря, задержите всякаго, кто захочетъ проникнуть въ него. Въ 7 ч. вс дежурные офицеры будутъ рапортовать мн.
Затмъ генералъ Рованъ похалъ къ своей палатк, бросая жадные взгляды на серебристую рку и противоположный берегъ. На Виргинской сторон все было тихо, все было спокойно, и только свтились огоньки въ маленькихъ хижинахъ и слышался лишь отдаленный звукъ колокольчиковъ пасущагося стада. Все было мирно и безмолвно.
Простившись со своими офицерами, Рованъ промолвилъ, смотря на удалявшіяся войска:
— Moriturп te salutant! Завтра ночью многихъ, быть можетъ, не будетъ въ живыхъ, но дай Богъ, чтобы я оказался достоинъ ввреннаго мн прекраснаго отряда.
Расходясь, офицеры знали, что въ полночь начнется переходъ чрезъ рку передовыхъ силъ, на зар произойдетъ нападеніе на непріятеля, а въ 12 ч. подоспютъ два резервные полка. Но Рованъ слышалъ, какъ одинъ офицеръ говорилъ другому съ неудовольствіемъ:
— А что же нашъ сенаторъ-полковникъ не поведетъ насъ въ первый бой?
— О! не безпокойтесь,— отвчалъ его собесдникъ:— Бэкеръ подвернется въ послднюю минуту.
Дйствительно, уже въ это время летлъ въ экстренномъ позд изъ Вашингтона въ Пулэсвилль Эдуардъ Бэкеръ.
Когда онъ явился проститься съ президентомъ, то послдній спросилъ его съ безпокойствомъ:
— Вы взяли вс приказанія Макъ-Клеллана?
— Да,— отвчалъ храбрый орегонецъ:— а мой генералъ-майорскій патентъ спрятанъ на сердц. Однажды перебравшись на противоположную сторону, я уже буду знать, что длать.
— Послушайте, Бэкеръ,— сказалъ серьезно Линкольнъ:— все въ порядк относительно Рована?
— Еще бы,— отвчалъ Бэкеръ:— я не приму начальство на Мэриландскомъ берегу.
— Такъ позжайте и привозите намъ побду,— торжественно произнесъ Линкольнъ, потрепавъ по плечу своего стараго любимаго друга.
— Побду или смерть,— отвчалъ храбрый Бэкеръ и, крпко пожавъ руку Линкольна, выбжалъ изъ комнаты.
Вернувшись въ свою палатку, Рованъ засталъ тамъ капитана Фильбрика съ отчетомъ о благополучной переправ передовыхъ развдчиковъ.
— Вы говорите, что высоты на берегу пятьдесятъ футовъ?— спросилъ генералъ Рованъ, выслушавъ его донесеніе.
— Да, он очень велики,— отвчалъ капитанъ:— рка глубока, и существуетъ только одна узкая, извилистая тропинка между высотами. Вообще, это дурная мстность, если насъ тамъ окружатъ. Намъ слдовало бы имть, по крайней мр, двадцать лодокъ. А наши люди даже не знаютъ фарватера.
— Ну, капитанъ, мы должны сдлать все, что можемъ,— сказалъ генералъ, стараясь скрыть свое безпокойство.— Останьтесь здсь и помогите полковнику Дэвенсу переправиться чрезъ рку въ полночь. Вы не видали непріятеля?
— Нтъ, генералъ,— отвчалъ Фильбрикъ:— мои люди хорошо спрятаны, и, повидимому, непріятельскій лагерь очень плохо оберегается. Мы даже не видали часовыхъ.
Ли и Дэвенсъ, отправивъ съ наступленіемъ темноты свои отряды на берегъ, чтобы ожидать переправы, явились за послдними распоряженіями къ генералу.
— Не торопитесь,— были послднія его слова:— и держитесь до послдней возможности, я пошлю вамъ подкрпленіе, а вы извстите, если вамъ нужна помощь. Я васъ поддержу тяжелыми орудіями.
Не успли храбрые полковники пожать на прощанье генералу Ровану руку и отправиться къ своимъ войскамъ, какъ генеральскій дворецкій побжалъ къ судь Синклеру съ извстіемъ, что девять ротъ переправляются.чрезъ рку, а пятнадцать послдуютъ утромъ. Часовой хотлъ его остановить, но онъ промолвилъ:
— Я съ генеральскими депешами.
Прошли еще часъ… два… три, прежде чмъ Рованъ бросился на кровать, чтобы хоть на время забыться.
— Все идетъ благополучно,— промолвилъ онъ засыпая:— Ли и Дэвенсъ перебрались на другой берегъ и укрпились на остров, подъ руководствомъ Фильбрика.
Между тмъ въ Эльмир въ четырехъ миляхъ разстоянія чрезъ рку перебрался въ маленькомъ челнок храбрый юный сынъ судьи Синклера — Вудъ. Достигнувъ виргинскаго берега, онъ бросился бгомъ въ Лисбургъ, гд генералъ Эвансъ поспшно собралъ 8-й виргинскій полкъ и три миссисипскіе полка, одержавшіе побду при Булль-Рук.
Бдному, уставшему Ровану не дали спать и три раза его подняли съ постели телеграммы генерала Макъ-Клеллана.
— Точно я какой нибудь капралъ,— гнвно бормоталъ Рованъ, комкая телеграммы и легкомысленно бросая ихъ на полъ.
Наконецъ наступило утро, и быстро скакавшая по лагерю лошадь остановилась предъ палаткой генерала. Полковникъ Бэкеръ бросился къ своему мнимому начальнику.
— Что мой полкъ уже перешелъ?— спросилъ онъ рзко.
— Говорю я съ полковникомъ или генералъ-майоромъ Бэкеромъ?— холодно спросилъ Рованъ, смотря пристально на вошедшаго и забрызганнаго грязью воина:— я знаю, что на васъ спрятанъ генеральскій патентъ, а я здсь командую только въ чин бригадира.
— Генералъ Рованъ,— воскликнулъ ветеранъ мексиканскихъ войнъ:— я явился сюда сегодня, чтобы командовать своимъ полкомъ подъ вашимъ начальствомъ. Вотъ и все.
— Въ такомъ случа,— ршительно произнесъ Рованъ:— я пришлю вамъ письменную инструкцію, и судьба предстоящей битвы зависитъ отъ вашего слпого повиновенія.
— Хорошо!— отвчалъ Вэкеръ и поклонившись поскакалъ къ своему полку, который уже выстраивался предъ его лагеремъ.
Наскоро позавтракавъ и объявивъ своему штабу вс приказанія на этотъ день, онъ осмотрлъ своихъ лошадей, которыхъ подвелъ къ нему негръ-шпіонъ, еще находившійся подъ впечатлніемъ стараго виски судьи Синклера.
Солнце уже играло на быстро катившемся Потомак, когда Рованъ сталъ осматривать въ зрительную трубу лсистый виргинскій берегъ. Хотя штыки батальона, скрытаго на Гаррисонскомъ остров, сверкали въ зелени, но не слышно было ни одного выстрла.
— Неужели наши пріятели мятежники еще спятъ?— промолвилъ Рованъ, принявъ отъ дежурнаго офицера по лагерю рапортъ, что ночью задержаны пятьдесятъ или шестьдесятъ постителей и запоздавшихъ солдатъ.
— Не выпускайте никого, чтобы ни одинъ человкъ не вышелъ изъ лагерей или не вошелъ въ него. Пропустите только моихъ посланныхъ съ телеграммами и дайте имъ эскортъ. Бейте тревогу!
Къ семи часамъ войска были подъ оружіемъ.
— Что это,— промолвилъ съ досадой одинъ изъ офицеровъ, встртивъ полковника Бэкера: — непріятель, кажется, покинулъ Лисбургъ?
— Не безпокойтесь,— отвчалъ сурово Бэкеръ:— вамъ будетъ довольно работы сегодня.
Т же слова промолвилъ про себя Рованъ, тихо прохаживаясь предъ палаткой:
— Неужели непріятель покинулъ Лисбургъ?
Но ни одинъ гонецъ не являлся, и, повидимому, въ Лисбург не было южанъ.
На разсвт генералъ Эвансъ, руководимый полковникомъ Пейтономъ, Джениферомъ и мрачнымъ Макъ-Крери, вывелъ изъ Лисбурга свою бригаду.
— Пусть ихъ попадутся въ западню, Пейтонъ,— со смхомъ произнесъ Эвансъ:— я спрячу 8-й виргинскій и 18-й миссисипскій полки въ лсу на правомъ фланг, они ихъ отржутъ отъ берега, 7-й полкъ заманитъ ихъ къ Лисбургу, а 13-й — съ шестью орудіями отниметъ у нихъ возможность получить подкрпленіе отъ Эдвардсъ-Ферри. ‘Мы ихъ цликомъ захватимъ. Да благословитъ васъ Господь, Макъ-Крери и юный Будъ Синклеръ. Вы дали сегодня югу славную побду.
— Все, что я требую, генералъ, такъ это мсто впереди,— промолвилъ Макъ-Крери, покраснвъ отъ стыда.
— Вы будете командовать нашей легкой кавалеріей и легко соберете лавры,— сказалъ генералъ.
— Или кипарисовый внокъ,— отвчалъ Джениферъ, заряжая свои пистолеты, тогда какъ Макъ-Крери, съ дико блествшими глазами, не думалъ о своемъ оружіи.
Между тмъ полковникъ Бэкеръ присылалъ нсколько разъ за приказаніями къ генералу Ровану, который получилъ отъ Макъ-Клеллана телеграмму:
‘Исполните мои приказанія буквально: пусть Бэкеръ командуетъ войсками, которыя перейдутъ рку’.
Въ ту же минуту послышалась на виргинскомъ берегу отдаленная ружейная пальба, и Рованъ получилъ записку отъ Дэвенса:
‘Встртили и прогнали непріятеля, остановились подъ прикрытіемъ въ лсу. Жду приказанія’.
Немедленно полкъ Бэкера былъ отправленъ на помощь. Пока онъ переправлялся, была получена отъ Дэвенса вторая уже грозная всть.
‘Кавалерія угрожаетъ на Лисбургской дорог, борьба усиливается. Пришлите Помощь’.
Однако, несмотря на это зловщее извстіе и на увеличивавшійся огонь непріятеля, увренный въ успх Рованъ телеграфировалъ Макъ-Клеллану.
‘Дло началось на зар, все благополучно, непріятель бжитъ’.
Посланному Рованъ приказалъ успокоить Дэвенса извстіемъ что немедленно спшитъ къ нему подкрпленіе.
— Возьмите, полковникъ, свой полкъ и Томансевскій и ваши орудія,— воскликнулъ онъ, когда Бэкеръ явился за послдними приказаніями:— вотъ ваша письменная инструкція, повинуйтесь ей строго. Вы начальникъ бригады на томъ берегу, и я подкрплю васъ всмъ, чмъ только могу. Генералъ Макъ-Клелланъ далъ вамъ какія нибудь письменныя приказанія?
Не отвчая ни слова, Бэкеръ поклонился, сунулъ, не читая, инструкцію въ фуражку и бросился одинъ къ своимъ быстро переправлявшимся войскамъ.
— Попавъ на тотъ берегъ,— бормоталъ онъ по дорог:— я прямо направлюсь на Лисбургъ, тамъ ужъ я буду генералъ-майоромъ Бэкеромъ, а не маленькимъ полковникомъ.
Перестрлка все усиливалась, и новый посланный на словахъ отрапортовалъ:
— Насъ окружаютъ со всхъ сторонъ, генералъ. Отъ семи до восьми часовъ мы упорно сражались, а теперь отступили къ высотамъ. Наша позиція твердая. У насъ піестьсотъ пятьдесятъ солдатъ.
— Хорошо,— весело воскликнулъ Рованъ и, замтивъ, что посланный былъ раненъ, отправилъ его въ госпиталь.
Если онъ былъ доволенъ словеснымъ донесеніемъ Дэвенса, то депеша Макъ-Клеллана приводила его въ ярость.
— Бэкеръ командуетъ всми войсками на виргинскомъ берегу,— промолвилъ онъ съ сердцемъ:— это значитъ, что сраженіе его, а не мое. Впрочемъ, я ему далъ дв тысячи человкъ и три орудія. Къ тому же онъ будетъ дйствовать по моей письменной инструкціи.
Къ полудню на Мэриландскомъ берегу наступила тишина, даже издали не слышна была прежняя пальба. Рованъ былъ повсюду, онъ разставлялъ на берегу орудія, оказывалъ помощь раненымъ и приготовлялъ резервныя войска. Въ своемъ патріотическомъ пылу онъ телеграфировалъ генералу Горману въ Эдвардсъ-Ферри и генералу Макъ-Коллю въ Дранесвилль, чтобы они оба немедленно выслали сильную помощь. Наконецъ онъ послалъ съ полковникомъ Когсвеллемъ вторичный приказъ Бэкеру, предупреждая его снова, чтобы онъ слпо исполнялъ инструкцію.
Теперь онъ спокойно сталъ ожидать извстій о результат битвы. Въ два часа, когда онъ только усплъ выпить чашку кофе, послышалась страшная пальба на виргинскомъ берегу.
— Это ужъ не перестрлка,— воскликнулъ Рованъ,— а сраженіе и на смерть.
Онъ вскочилъ на лошадь и помчался на берегъ, гд встртилъ раненаго офицера, котораго несли на носилкахъ.
— Какъ дла, Плимитонъ?— воскликнулъ генералъ, соскочивъ съ лошади и опускаясь на колни предъ страдальцемъ.
— Плохо, генералъ, отвчалъ офицеръ:— Бэкеръ повелъ впередъ свои войска въ открытое поле, окруженное густыми лсами, непріятель бросился на него съ трехъ сторонъ. За нами рка и высоты. Если насъ отржутъ и оттуда, то перебьютъ до послдняго человка. Мы даже не видимъ, въ кого мы стрляемъ.
— Боже мой!— воскликнулъ генералъ:— я даже не могу стрлять въ непріятеля изъ тяжелыхъ орудій, опасаясь попасть въ своихъ.
Обезпокоенный все усиливающейся канонадой и голубоватой дымкой, застилавшей сцену рзни, Рованъ послалъ конныхъ посланныхъ къ Макъ-Коллю и Горману, торопя ихъ атаку на Эванса.
До пяти часовъ онъ не получилъ никакихъ извстій, и только безъ устали гремла канонада.
— Бэкеръ не исполнилъ моихъ приказаній,— произнесъ гнвно Рованъ:— онъ долженъ былъ ретироваться, встртивъ слишкомъ сильнаго непріятеля. Я второй разъ послалъ эти же приказанія съ Когсвеллемъ. Разв Бэкеръ сошелъ съ ума?
Наконецъ съ острова Гаррисона раздались крики и стоны пойманныхъ въ ловушку людей. А все-таки отъ Бэкера не было никакихъ извстій. Чрезъ нсколько минутъ раздался взрывъ, и деревянный мостъ грохнулся въ воду.
Очевидно сраженіе было проиграно.
Что же было съ Бэкеромъ? Видя себя окруженнымъ со всхъ сторонъ южанами, храбрый ветеранъ, легкомысленно погубившій свои войска, бросился съ отчаянія впередъ, размахивая саблей и крича изо всей силы:
— Впередъ, ребята! Проржемъ себ путь въ Лисбургъ!
Отвтомъ ему было два или три выстрла изъ револьвера съ непріятельской стороны. На Бэкера, упавшаго бездыханнымъ, набросился миссисипскій офицеръ и схватилъ его саблю. Но капитанъ Луи Бейраль, изъ Калифорніи, выхватилъ у близъ стоявшаго солдата ружье и штыкомъ пронзилъ убійцу Бэкера.
Произошла убійственная борьба, и тщетно Когсвелль старался пробить непріятельскіе ряды, чтобы соединиться съ Горманомъ, который весь день съ цлой бригадой праздно простоялъ на другой сторон рки и отступилъ съ многочисленными силами предъ однимъ Миссисипскимъ полкомъ.
Наступила ужасная сцена рзни Бэкерскаго отряда. Несмотря на все хладнокровіе и распорядительность полковника Дэвенса, онъ не могъ прекратить дикую панику, подъ вліяніемъ которой уцлвшіе солдаты съ тломъ Бэкера бросились къ немногимъ лодкамъ.
Нанявъ высоты, южане хладнокровно стрляли по несчастнымъ, которые гибли и подъ выстрлами своихъ собственныхъ братьевъ, открывшихъ огонь съ Мэриландской стороны. Вс лодки были опрокинуты или потоплены, и устрашенная масса бросалась въ рку. Вскор мертвыя тла наполнили ее. Отвратительное, страшное зрлище избиваемыхъ и гибнущихъ людей, оглашавшихъ воздухъ криками и стонами, продолжалось до десяти часовъ. Тогда видя, что уже все кончено, Рованъ открылъ огонь изъ своихъ тяжелыхъ орудій и принудилъ торжествующаго врага отступить съ высотъ острова.
— Теперь изъ нашихъ на другомъ берегу остались только раненые и убитые,— мрачно произнесъ начальникъ артиллеріи:— надо непріятелю помшать напасть на насъ, пока не подойдетъ подкрпленіе. Наша бригада совершенно разсяна.
Едва ли въ американскихъ лтописяхъ бывала такая хладнокровная рзня! Въ теченіе этого злополучнаго дня Рованъ потерялъ 760 плнныхъ и 1.300 убитыхъ и раненыхъ.
На разсвт явился Банксъ, старшій генералъ на Мэриландскомъ берегу, чтобы сдлать строгое изслдованіе, а съ той же цлью вечеромъ долженъ былъ прибыть самъ Макъ-Клелланъ. Не только пораженіе Рована было отчаянное, но очевидно оно вызвано было неспособностью и безпечностью Бэкера, а такъ же и бездятельностью Гормана. Несчастный генералъ всю ночь провелъ, не сомкнувъ глазъ, измученный отъ усталости, стыда и тяжелаго сознанія, что вся вина падала на него, хотя вполн невиновнаго въ роковой катастроф.
Весь сверъ вздрогнулъ отъ ужаса, и на другой день вся пресса представила мрачный отголосокъ отчаянія. Напротивъ югъ ликовалъ.
— Второй Булль-Рунъ!
— Янки истреблены сотнями!
— Цлые полки загнаны въ Потомакъ!
Эти крики раздавались съ восторгомъ среди южанъ, въ то время какъ, смиренно выпросивъ перемиріе, сверяне со стыдомъ убирали своихъ мертвыхъ. Они громко бормотали, что причиною ихъ пораженія была измна.
Часовые увряли, что всю ночь домъ судьи Синклера былъ освщенъ. Раненые солдаты говорили прямо въ лицо офицерамъ:
— Насъ повели ршительно на закланіе. На 2.500 человкъ приготовили только пять скверныхъ лодокъ. Намъ устроили рзню.
Офицеры собирались группами и говорили между собою:
— Непріятель врно зналъ нашъ планъ. Онъ заманилъ насъ въ засаду, заране подготовленную. Рзня началась только, когда отрядъ Бэкера увеличилъ число жертвъ. Кто виноватъ?
Къ этому прибавляли, что гости, бывшіе наканун у генерала Рована, ухавъ отъ него, остановились на дорог у судьи Синклера, главы мятежниковъ на Мэриландскомъ берегу. Безконечныя письма, телеграммы и сплетни обвиняли несчастнаго Рована.
Пока въ Пулэсвилл лагерь походилъ на громадный лазаретъ и кладбище, раненаго Джака Макъ-Крери тайно вывезли изъ Александріи на берегъ Нижняго Мэриланда.
— Вы дрались, какъ герой, Джакъ!— сказалъ, прощаясь съ нимъ, полковникъ Пейтонъ.— Вы должны вскор присоединиться къ намъ въ открытомъ пол. Эти катастрофы заставятъ ‘танцовальнаго учителя’ Макъ-Клеллана, по крайней мр, до апрля мсяца оставаться спокойнымъ. Югъ обязанъ вамъ такой великой побдой. Эвансъ и Джениферъ оба говорятъ это въ одинъ голосъ. Надньте срый съ золотомъ мундиръ и будьте настоящимъ южаниномъ.
— Я долженъ поскоре вернуться къ Полин Дюваль,— промолвилъ Джэкъ Макъ-Крери, застонавъ отъ боли, причиненной пулей, засвшей въ его плеч:— во что бы то ни стало бдный ребенокъ Рована не долженъ пострадать. Боже мой, я боюсь, что довелъ до конечной гибели бднаго человка.
— Подумайте только, что вы такъ поступили въ пользу юга,— воскликнулъ смлый Пейтонъ.
Чрезъ два дня Макъ-Крери былъ также тайно доставленъ въ вашинітонскій домъ Дюваля, и придуманная сказка о причиненной ему ран пьянымъ негромъ спасла его отъ ареста и подозрнія.
— Имете вы какія нибудь извстія отъ Рована?— спросилъ онъ, какъ только его положили на постель.
— Нтъ,— промолвила гордая красавица, заливаясь слезами при мысли, что она убила душу неповиннаго человка:— но ребенокъ его, слава Богу, ухалъ.
Въ эту самую минуту изъ кабинета Линкольна выходилъ блдный отъ бшенства Чарльсъ Сумнеръ. Уничтоженіе 15 и 12 Массачузетскихъ полковъ привело его въ ярость и заставило послать въ Массачузетъ телеграмму:
‘Есть ли у Спарты еще сыновья?’
Отправившись домой, онъ тотчасъ послалъ за своими секретными шпіонами и сказалъ имъ:
— Вы должны произвести полное изслдованіе этой безполезной рзни или измны. Вы не будете жалть денегъ. Мы достанемъ вс извстія, какія мн нужно, въ Ричмонд и найдемъ измнника въ нашемъ лагер. Клянусь Богомъ, что виновникъ этой катастрофы за нее заплатитъ головою, хотя бы это былъ мой родной братъ.
Вашингтонъ въ порыв отчаянія былъ свидтелемъ, какъ старый генералъ Скоттъ 21-го октября вечеромъ отправился, прихрамывая, въ главную квартиру Макъ-Клеллана. Его продержали полчаса въ пріемной, и наконецъ генералъ Ванъ-Флитъ сказалъ ему добродушно:
— Вы знаете, генералъ, что случилась новая катастрофа. Макъ-Клелланъ отправляется туда самъ. Вы лучше съ нимъ не видайтесь. Рованъ — погибшій человкъ.
Всми упрекаемый за ужасное пораженіе, военный министръ, Камеронъ, поникъ головою и просилъ Линкольна уволить его въ отставку.
— Повидимому, все преслдуетъ меня по сю сторону Голубого Кряжа!— мрачно произнесъ онъ.
Въ своей уединенной палатк Карроль Рованъ сидлъ наедин съ генераломъ Банксомъ, который собиралъ матеріалы, чтобы увдомить своего покровителя сенатора Суишера, по какоГі причин два Массачузетскихъ полка были пожертвованы вестъ-пойнтскимъ аристократомъ.
— У васъ, конечно, есть вс предписанія, полученныя вами предъ этимъ позорнымъ пораженіемъ, генералъ?— сказалъ Банксъ строго офиціальнымъ тономъ.
— Напротивъ, генералъ,— отвтилъ Рованъ, смотря прямо на него,— я получилъ три депеши отъ адъютанта Кольбурна въ теченіе для и потерялъ ихъ, а другія донесенія, полученныя мною, были словесныя.
— Это, по меньшей мр, неправильно,— произнесъ Банксъ:— эта безполезная рзня будетъ строго изслдована, и вамъ придется для своего оправданія представить вс доказательства.
Рованъ вспыхнулъ и вскочилъ.
— Слдуетъ мн понять, что я уволенъ въ отставку?— воскликнулъ онъ.— Вы, генералъ, можете легко получить отъ Кольбурна, адъютанта Макъ-Клеллана, копіи съ таинственныхъ приказаній, полученныхъ мною, а Дэвенсъ и Ли могутъ засвидтельствовать обо всемъ случившемся. Жаль, что Когсвелль въ плну, а то его показаніе было бы очень важно. Если бы мн позволили,— прибавилъ онъ съ презрительно сверкавшими глазами:— перейти на тотъ берегъ и самому лично руководить битвой, то результатъ ея былъ бы иной. Если бы Макъ-Колль и Горманъ приняли участіе въ бою, мы окружили бы генерала Эванса и взяли бы въ плнъ всю его бригаду. Кром того, мы спасли бы нашихъ полторы тысячи человкъ. Сегодня къ ночи мы были бы въ Лисбург и заняли бы желзную дорогу отъ Раундъ-Хиля до Александріи.
— Такъ отчего же вы не превратили пораженія въ побду?— холодно спросилъ Банксъ.
— Пойдемте со мною, генералъ,— воскликнулъ Рованъ и повелъ его въ сосднюю госпитальную палатку, предъ которой ходилъ почетный часовой.
Подойдя къ лежавшему въ ней величественному трупу Бэкера, Рованъ торжественно сказалъ:
— Тайна пораженія при Больсъ-Блуф скрыта въ смерти этого храбраго человка. Я ему строго приказалъ письменно, какъ вести битву, я второй разъ то же приказаніе далъ ему чрезъ полковника Когсвелля и просилъ его не дозволять себ отчаянной смлости, какъ въ Мексиканскомъ поход.
— У васъ есть, разумется, копіи со всхъ этихъ бумагъ?— спросилъ поспшно Банксъ, когда они вернулись въ генеральскую палатку:— он васъ спасутъ, я откровенно вамъ говорю, Рованъ.
— Увы!— серьезно отвчалъ Рованъ:— я слишкомъ торопился и разослалъ весь свой штабъ: у меня нтъ никакихъ копій.
— Я приму начальство надъ всмъ отрядомъ до личнаго прізда генерала Макъ-Клелла на,— произнесъ сердитымъ тономъ Банксъ:— не давайте никакихъ приказаній безъ моего совта. Вы нанесли Массачузету самый тяжелый ударъ, какой онъ только знавалъ въ исторіи.
Рованъ поклонился и печально произнесъ:
— Все будетъ докладываться вамъ, пока я не получу новыхъ приказаній.
Генералъ Банксъ поспшно удалился, и какъ Рованъ ни былъ мрачно настроенъ, но онъ не могъ не просіять, увидавъ чрезъ минуту у входа въ палатку своего собственнаго адъютанта. Онъ знаменательно приложилъ палецъ къ губамъ и шепотомъ произнесъ:
— Подите сюда, я покажу вамъ кое-что очень важное.
Слдуя за своимъ юнымъ другомъ, генералъ Рованъ вошелъ въ его палатку и въ изнеможеніи опустился въ кресло.
Убдившись, что они одни, Эльмеръ Осборнъ подалъ Ровану дв бумаги, изъ которыхъ одна была забрызгана кровью.
— Генералъ,— промолвилъ его старшій адъютантъ: — вамъ со всхъ сторонъ хладнокровно измняютъ. Васъ вчера продалъ какой-то дьяволъ въ человческомъ образ. Подумайте хорошенько, кто былъ у васъ вчера. Мой негръ Сэмъ влюбленъ въ служанку судьи Синклера. Онъ говорилъ мн со смхомъ, что весь лсъ былъ переполненъ скрытыми стрлками, и что они знали обо всхъ вашихъ движеніяхъ, начиная съ посылки вами Фильбрика. Они просто играли въ прятки. Эвансъ на разсвт ждалъ васъ съ четырьмя тысячами солдатъ и шестью орудіями, у него еще былъ тысячный отрядъ кавалеріи для удержанія проклятаго Гормана. Дюжина школьниковъ обратила бы его въ бгство. Отсюда уже пошло боле пятидесяти писемъ и двадцати телеграмъ, обвиняющихъ васъ въ измн и трусости. Баша покойная жена была виргинка.
Рованъ конвульсивно заплакалъ.
— Ваши солдаты почти что возмутились противъ васъ. Будьте спокойны, не пророните ни одного неосторожнаго слова,— продолжалъ Осборнъ: — Сумнеръ ни за что вамъ не проститъ убійства Бэкера. Банксъ можетъ васъ арестовать еще ране. Я знаю, что въ вашей памятной книжк нтъ ничего относящагося до сраженія.
— Только мои приказанія Дэвенсу и Ли, а также телеграмма Макъ-Клеллана,— замтилъ Рованъ
— Это врно,— сказалъ Осборнъ: — ‘спеціальные приказы, No 128, Пулэсвилль, 20-го октября 1801 года въ 10 1/2 часовъ пополудни’.
— Осборнъ!— воскликнулъ генералъ, крпко схвативъ за руку своего друга:— я потерялъ полученныя отъ Кольбурна три депеши, я помню, что я скомкалъ ихъ и бросилъ. Второпяхъ я не снялъ копій съ приказаній, данныхъ бдному Бэкеру.
— Молчите, генералъ,— воскликнулъ Осборнъ:— вы защищаться будете на суд. Васъ окружаютъ враги и друзья Бэкера. Онъ былъ любимцемъ всего берега Тихаго океана, другомъ Линкольна, сенаторомъ и назначеннымъ вашимъ преемникомъ. Бдный, храбрый герой, онъ хотлъ только васъ замнить, а не погубить, для чего ждалъ только минуты побды. Разсмотрите эти бумаги, я досталъ ихъ въ его фуражк. Кром этого, я имю еще кое-что вамъ сказать.
— Это — запачканный кровью мой первый приказъ,— воскликнулъ Рованъ:— я прежде на словахъ предупредилъ его, чтобы онъ не увлекался передовымъ успхомъ, а потомъ на бумаг дозволилъ ему ввести весь отрядъ въ бой подъ своей отвтственностію.
— Хорошо, хорошо!— воскликнулъ Осборнъ.— Пошлите меня въ Вашингтонъ положить эти бумаги куда нибудь въ безопасное Мсто: он вамъ понадобятся. Но что во второй бумаг?
— Боже мой!— воскликнулъ Рованъ: — это послдній мой приказъ, посланный съ полковникомъ Когсвеллемъ, онъ еще не распечатанъ. Сбгайте къ адъютанту Когсвелля и узнайте, что сдлалъ Бэкеръ съ моимъ приказаніемъ, я буду ожидать васъ здсь.
Чрезъ десять минутъ Осборнъ снова вбжалъ въ палатку.
— Генералъ,— произнесъ онъ:— адъютантъ Когсвелля говоритъ, что Бэкеръ сунулъ приказъ въ фуражку, не распечатавъ его, и сказалъ: ‘Ступайте на свое мсто. Я единственный начальникъ на этой сторон, а подъ вдніемъ Рована находится только лагерь. Я буду ночевать сегодня въ Лисбург’.
— Съ одной стороны субординація и излишняя смлость бднаго Бэкера, а съ другой роковое бездйствіе Гормана — вотъ что погубило меня,— пробормоталъ Рованъ.
— Это еще не все, генералъ, -произнесъ Осборнъ.— Госпитальный докторъ, пріятель Бэкера, который заботился о его мертвомъ тл, нашелъ на немъ патентъ на генералъ-майора, подписанный нсколько мсяцевъ тому назадъ, и спряталъ его. Наврно этотъ патентъ теперь уже далеко отсюда. Докторъ похалъ въ Вашингтонъ по приказанію генерала Банкса для бальзамированія тла сенатора. Уже объ этомъ телеграфировалъ президентъ Линкольнъ. Бэкеръ будетъ торжественно выставленъ въ сенат, а впослдствіи ему устроятъ въ Санъ-Франциско великолпныя похороны.
— Зачмъ это?— спросилъ съ удивленіемъ Рованъ.
— Чтобы скрыть его генеральскій чинъ,— отвчалъ Осборнъ:— и всю вину, а также отвтственность Макъ-Клеллана свалить на васъ. Военный пикникъ былъ устроенъ въ Вашингтон для блестящаго торжества Бэкера. Ему, вроятно, предназначался новый корпусъ изъ войскъ Макъ-Клеллана, если бы все удалось.
— Осборнъ,— сказалъ печально Рованъ:— у меня нтъ сына, и вы должны мн замнить его. Запечатайте мое второе приказаніе, надписавъ на пакет, что оно было распечатано нами 22-го октября 1861 года въ такомъ-то часу. Сдлайте съ обихъ бумагъ копіи и подтвердите подъ присягою въ Вашингтон эти факты. Потомъ положите эти бумаги въ банкъ Рикса на мое имя и возьмите квитанцію. Узжайте скоре, прежде чмъ васъ остановитъ Банксъ. Погодите, сдлайте дв копіи: одна мн понадобится здсь.
— Вотъ теперь вы дйствуете благоразумно,— сказалъ Осборнъ:— вамъ не слдуетъ врить любезности и приличной вншности Макъ-Клеллана. Если узнаютъ, что онъ отвтственъ за эту безполезную рзню, то онъ потеряетъ Потомакскую армію. Кром того, Линкольнъ, во что бы то ни было, хочетъ сохранить доброе имя Бэкера, хотя бы этого стоила ваша отставка. Западъ увнчаетъ лаврами своего героя, а Сумперъ отмститъ вамъ за него.
Спустя три часа, генералъ Банксъ заглянулъ въ палатку Рована и спросилъ его адъютанта.
— Я послалъ его въ Вашингтонъ, чтобы помочь доктору въ хлопотахъ по похоронамъ,— спокойно отвчалъ Рованъ.
— Но я ему не разршилъ отъзда,— грубо замтилъ Банксъ.
— Но и я не разршилъ отъзда доктора,— твердо отвчалъ Рованъ.
Политиканъ-генералъ, боясь, чтобы изъ этой исторіи не произошло скандала, замолчалъ.
Повидимому, порядокъ водворился въ лагер, когда прибылъ въ него Макъ-Клелланъ съ многочисленной свитой и кавалерійскимъ эскортомъ.
Блестящій штабъ присутствовалъ при офиціальной встрч Макъ-Клеллана съ Банксомъ, но зато въ глубокой тайн происходилъ разговоръ между главноначальствующимъ и самозащищавшимся бригадиромъ.
Караульные у палатки не допускали до нея даже генергіла Банкса, только издали слышались два гнвные громкіе голоса.
— Такъ вы ршились себя погубить, генералъ Рованъ?— наконецъ воскликнулъ Макъ-Клелланъ, выходя изъ себя, но не покидая своей граціозной позы и своего учтиваго обращенія.
— Я ршился, генералъ,— почтительно отвчалъ Рованъ:— если генералъ Банксъ не будетъ удаленъ изъ моего лагеря, а замнитъ меня, повдать всей стран, что это сраженіе было задумано и ршено въ Вашингтон по секрету отъ меня. Это военное оскорбленіе начальствующаго лица въ арміи. Бэкеръ уже мсяцами былъ генералъ-майоръ, вы это должны были знать, это или маскарадъ или военная измна. Онъ необдуманно бросился прямо на врную смерть, надясь на вашу помощь и на покровительство президента. Онъ не послушался моего перваго приказанія и даже не прочиталъ моей второй инструкціи, а потому пожертвовалъ, ради своего самолюбія, двумя тысячами солдатъ. Весь сверъ узнаетъ, что ваше офиціальное предписаніе не было исполнено. Макъ-Колль ретировался, Горманъ просто мн измнялъ. Хотите вы этого?
На другой день генералъ-майоръ Натаніэль Банксъ поспшно оставилъ Пулэсвилль, а генералъ Джорджъ Макъ-Клелланъ строго разсмотрлъ позицію, призвалъ на помощь къ генералу Ровану значительные отряды и любезно разстался съ нимъ, оставивъ его попрежнему начальникомъ съ полной увренностью въ своемъ довріи.
— Гроза грянетъ поздне,— замтилъ Осборнъ, вернувшись изъ Вашингтона и узнавъ о случившемся.

VIII.

Присутствіе новыхъ полковъ вскор усмирило безпорядки въ недовольномъ лагер подъ Пулэсвиллемъ и мало-по-малу разсяло въ памяти людей печальное воспоминаніе о роковой катастроф. Быстрый Потомакъ мирно катилъ свои волны между обоими берегами, и только мстительные офицеры истребленныхъ массачузетскихъ полковъ открыто выражали презрніе къ генералу Ровану.
Что касается до непріятеля, то въ виду пятидесяти тяжелыхъ орудій, готовыхъ встртить всякое нападеніе на лагерь, южане благоразумно удалились въ глубину лсовъ и зимовали въ Лисбург. Среди общаго торжества Пейтонъ осторожно скрылъ отъ всхъ, что измна Макъ-Крери была причиной побды. Полковникъ Джениферъ и другіе южные офицеры полагали, что храбрый мальчикъ Синклеръ, теперь поручикъ штаба Эванса, ршилъ все дло съ помощью своихъ хорошенькихъ сестеръ, но Джонстонъ, Борегаръ и Джеферсонъ Дэвись знали, что полковникъ Макъ-Крери выигралъ четвертую побду юга съ помощью прелестной красавицы Полины Дюваль.
— Это счастье будетъ долго продолжаться,— со смхомъ сказалъ Пейтонъ:— Джакъ будетъ вскор дйствовать въ открытомъ пол. Только бы Богъ помогъ ему ускользнуть отъ Линкольна.
Но, когда капитанъ Осборнъ вернулся изъ Вашингтона, исполнивъ порученіе Рована, и сообщилъ ему, что вокругъ дома Дюваля стоялъ значительный пикетъ, послдній вскочилъ съ кресла вн себя отъ удивленія.
— Весь городъ объ этомъ говоритъ, сказалъ Осборнъ:— это дло Сьюарда, по просьб сенатора Сумнера, и я не могъ войти въ домъ, а только досталъ письма къ вамъ вашей дочери.
— Такъ вы не могли видть Макъ-Крери?— спросилъ Рованъ.
— Нтъ,— произнесъ Осборнъ:— онъ въ постели отъ нанесенной пьянымъ негромъ раны на улиц и какъ только оправится, то удетъ изъ Вашингтона для поправки своего здоровья на Бермудскіе острова. Что касается до г-жи Дюваль, то она, безъ сомннія, будетъ выслана изъ Вашингтона. Ея мужъ пріятный и любезный человкъ, но ему надо разстаться со своей красавицей женой. Она такъ ликуетъ отъ побды южанъ, что прямо выставляетъ ихъ флагъ.
— Бдная, глупая женщина,— пробормоталъ Рованъ:— славу Богу, что это опасное знакомство поневол прекратится: оно было бы для меня роковымъ.
И онъ принялся читать первыя письма своей дочери изъ Филадельфіи.
Изолированное положеніе Рована посл позора потомакской арміи оставило его безъ друзей, исключая капитана Осборна и майора Эндикота. Онъ занимался все время обученіемъ остатковъ своей бригады и новыхъ полковъ. Несмотря на постоянныя жалобы и клеветы, распространяемыя противъ него пріятелями и врагами, никто не могъ не отдать справедливости дятельнымъ мрамъ дисциплины, которыя онъ вводилъ въ своей арміи. При всхъ этихъ заботахъ онъ сохранялъ блдное ршительное лицо, постарвшее на двадцать лтъ со времени катастрофы.
— Странно, генералъ,— замтилъ капитанъ Осборнъ, не покидавшій теперь его ни на минуту:— что никто не знаетъ о тайн Бэкерскаго генералъ-майорства, а о васъ всмъ извстно боле, чмъ надо. Право, не понятна эта тишина.
— Буря собирается и грянетъ со временемъ,— сказалъ Рованъ.— Они скрываютъ чинъ Бэкера, чтобы взвалить на меня всю отвтственность. Военное министерство никогда не обнародуетъ этого факта. Линкольнъ, Камеронъ и Макъ-Клелланъ желаютъ во что бы то ни стало прикрыть его вину, а Сумнеръ поклялся все выместитъ на мн.
— Отчего же васъ не арестуютъ и не смнятъ?— замтилъ адъютантъ.
— Потому что мой часъ еще не пришелъ,— торжественно произнесъ Рованъ.— Однако, я смло говорилъ съ генераломъ Макъ-Клелланомъ по вашему совту. Онъ — добрый человкъ, и его выбралъ Скоттъ. Поэтому Макъ-Клелланъ и послалъ меня сюда, какъ любимца Скотта, но онъ, бдный, принужденъ отъ меня отказаться, боле низкіе люди нанесутъ мн роковой ударъ. Я знаю, что Сумнеръ, побуждаемый всмъ Массачузетомъ, въ тайн работаетъ противъ меня. Ему поможетъ вся сила правительства. Когда Макъ-Клелланъ ухалъ отсюда, то онъ удивился моей смлости, съ которой я отказалъ выдать даже ему бумаги, которыя вы спасли для меня. Но я, очевидно, иду къ своей погибели, хотя онъ и боится обнародованія этихъ бумагъ.
— Однако вы невинны,— замтилъ Осборнъ.
— Милый юноша,— произнесъ генералъ, любезно хлопая по плечу своего адъютанта:— невинность чисто отрицательное качество. Вы не знаете, въ чемъ меня будутъ обвинять, это извстно только одному Богу. Я окруженъ врагами. Исключая васъ, у меня нтъ ни одного преданнаго друга въ цлой бригад. Нигд нтъ столько зависти, измны и предательства, какъ въ военной жизни. Вы — военный по патріотизму, а я — по профессіи.
Постоянно слышались въ лагер жалобы на то, что Макъ-Клелланъ медлилъ взыскать съ побжденнаго и опозореннаго генерала. Наконецъ въ Пулэсвилль прискакалъ майоръ Эндикотъ.
— Моя обязанность, генералъ,— сказалъ онъ со смхомъ:— заключается въ томъ, чтобы передать вамъ офиціальное личное приказаніе.
Очевидно, онъ такъ выразился потому, что его слышали около дюжины офицеровъ.
— Хорошо, майоръ,— отвчалъ Рованъ и тотчасъ написалъ квитанцію въ полученіи приказа Макъ-Клеллана.
Потомъ онъ прочиталъ инструкцію, въ которой ему запрещалось покидать лагерь, посщать Вашингтонъ, предпринимать какія либо военныя операціи, за исключеніемъ защиты Потомака, и то по личному разршенію главнокомандующаго. Инструкція кончалась словами. ‘Вы тотчасъ пришлете въ главную квартиру копіи всхъ бумагъ и приказовъ, касающихся до недавняго печальнаго дла при Больсъ-Блуф’.
Когда наконецъ Рованъ и Эндикотъ остались въ генеральской палатк, то первый воскликнулъ:
— Говорите, Гью, что такое случилось?
— Я, право, не знаю, съ чего начать, Рованъ,— сказалъ его другъ съ необыкновеннымъ сожалніемъ.— Во-первыхъ, я долженъ узнать, что произошло между вами и генераломъ Макъ-Клелланомъ. Возвратившись въ Вашингтонъ, въ моемъ присутствіи, онъ приказалъ Кольбурну не выдавать никакихъ копій съ бумагъ, посланныхъ вамъ отъ 10-го декабря до настоящаго времени, запечатать ихъ въ отдльную пачку и вручить ему. Во-вторыхъ, онъ приказалъ Мансфильду, Гейнцу Леману, Гунтеру и Оперу быть готовыми каждую минуту смнить васъ. И, въ-третьихъ, онъ распорядился, чтобы никакая бумага или приказанія не были посылаемы къ вамъ безъ его помты. Что же касается до вашихъ донесеній, то ихъ вс слдовало тотчасъ собрать и принести къ нему.
— Что же они строятъ мн гильотину?— спросилъ Рованъ.
— Я ршительно не понимаю, что произошло съ Макъ-Клелланомъ,— печально произнесъ Эндикотъ:— онъ уважалъ васъ и доврялъ вамъ.
— Force mageure,— спокойно отвчалъ Рованъ:— я ему сказалъ, что Бэкеръ безумно ослушался моихъ первыхъ письменныхъ приказаній. Потомъ второе мое предписаніе, переданное ему полковникомъ Когсвеллемъ, было имъ спрятано нераспечатаннымъ въ фуражку. Я, наконецъ, сказалъ Макъ-Клеллану, что мн извстно было назначеніе Бэкера генералъ-майоромъ и храненіе имъ этого патента въ своемъ карман. Эта бумага была украдена посл его смерти, и я знаю, кто ее укралъ, а также, гд она находится.
— Боже мой!— воскликнулъ Эндикотъ:— такъ, значитъ, Бэкеръ игралъ роль полковника, когда онъ въ сущности былъ генералъ-майоромъ.
— Да,— смло отвчалъ Рованъ,— и если бы онъ не обезумлъ отъ честолюбія и не запутался въ интригахъ въ Вашингтон, то полковникъ Дэвенсъ ретировался бы въ полномъ порядк. Эти войска находились на самомъ краю высотъ и могли бы отступить на Гаррисоновскій островъ подъ прикрытіемъ моихъ тяжелыхъ орудій. А если бы Макъ-Колль и Горманъ исполнили мои приказанія, то они окружили бы бригаду Эванса. Лисбургъ былъ бы оставленъ безъ всякаго прикрытія намъ въ добычу. Но Бэкеръ безумно повелъ впередъ своихъ людей и предоставилъ ихъ ужасной рзн. Онъ, право, поступилъ, какъ сумасшедшій. Дло въ томъ, что Бэкеръ привезъ съ собою планъ всхъ дйствій на Виргинскомъ берегу, выработанный словесно въ Вашингтон.
— Да, это такъ и было!— произнесъ Эндикотъ.
— Кром того, я досталъ два письма, найденныя на тл Бэкера,— отвчалъ Рованъ:— гд они теперь, никто никогда не узнаетъ. Но я сказалъ генералу Макъ-Клеллану, что приказалъ упрямому Бэкеру въ 11 ч. 60 мин., прежде чмъ былъ убитъ одинъ солдатъ, остерегаться ловушки. Я объяснилъ ему, что впереди него было четыре тысячи враговъ. Я просилъ его избгнуть ихъ и избрать себ сильную позицію близъ Лисбурга и тамъ безопасно остановиться. Я предписалъ ему, какъ можно чаще мн рапортовать. Онъ четыре часа въ открытомъ нол выдерживалъ смертельное сраженіе и ни разу меня не увдомлялъ. Онъ считалъ себя генералъ-майоромъ и слдовательно находилъ не нужнымъ меня увдомлять. Онъ погубилъ цлую бригаду. Во всякой другой арміи онъ былъ бы растрлянъ за инсубординацію и неисполненіе письменныхъ приказаній своего начальника.
— Ужасно,— промолвилъ Эндикотъ:— что же на это сказалъ Макъ-Клелланъ?
— Что онъ будетъ меня твердо поддерживать и сохранитъ меня бригаднымъ начальникомъ,— мрачно отвчалъ Рованъ.
— Да, пока ударъ падетъ на васъ!— воскликнулъ Эндикотъ, схвативъ Рована за об руки.— Выслушайте меня. Можетъ быть, это будетъ чрезъ недлю или чрезъ три мсяца, но васъ непремнно арестуютъ и лишатъ команды. Приготовьтесь къ самому худшему. Спрячьте въ надежныя руки вс ваши бумаги, опасайтесь вашего штаба и запечатайте ваши уста. У васъ надежные слуги?
— Да, хорошіе, надежные негры, которыхъ мн рекомендовала г-жа Дюваль, какъ извстныхъ ей людей уже нсколько лтъ,— безпечно отвчалъ Рованъ.
— Сумасшедшій!— воскликнулъ Эндикотъ, вскочивъ съ мста, какъ ужаленный.— Выслушайте меня. Вчера меня послалъ къ Дювалямъ Сьюардъ, по рекомендаціи генерала Макъ-Клеллана, какъ офицера съ необыкновеннымъ тактомъ. Горацій былъ въ клуб, и слдовательно я съ удовольствіемъ увидлся наедин съ обворожительной Полиной. Я убдилъ ее не подвергать себя позорному изгнанію, а добровольно взять отъ министра Сьюарда паспортъ и свободный пропускъ для нея, членовъ ея семейства и слугъ.
— А мой другъ, Горацій?— спросилъ съ безпокойствомъ генералъ.
— За нимъ тотчасъ послали въ клубъ, и онъ объявилъ желаніе остаться въ Вашингтон. Что касается г-жи Полины, то она отправилась со всей своей свитой въ Саванну. Ея прелестная племянница ухала на Бермудскіе острова съ мужемъ, который недавно раненъ таинственнымъ образомъ какимъ-то пьянымъ негромъ. Когда Горацій ушелъ по дламъ, то г-жа Дюваль вышла изъ себя отъ негодованія и выразила самое нелестное мнніе о Сьюард. По ея словамъ, она помогла южанамъ одержать Булль-Рунскую побду и предсказала, что слдующую весну генералъ Ли сдлаетъ парадъ своимъ войскамъ въ Пенсильванской алле. ‘И я буду присутствовать на немъ,— прибавила она съ улыбкой:— on revient, toujours’… Она осыпала меня любезностями, угостила шампанскимъ и льстиво разсыпалась предо. мною. Бдный старикъ Дюваль! Онъ едва слышно промолвилъ: ‘Да поможетъ Богъ Ровану, его положеніе очень плохо’. Признаюсь, генералъ, вы были очень легкомысленны. Вы, одинъ изъ американскихъ офицеровъ, присутствовали при свадьб племянницы Полины. Я знаю, что ваша дочь взята изъ этой компаніи, но скажите мн: вдь никто изъ нихъ не бывалъ здсь?
— Никто, исключая Макъ-Крери и его жены,— печально произнесъ Рованъ.— Они привезли мою бдную Адель, чтобы проститься со мною наканун сраженія.
— Хуже и хуже!— промолвилъ Эндикотъ въ отчаяніи.
Посл ужина друзья продолжали свой разговоръ, подробно объясняя битву шагъ за шагомъ.
— Зачмъ меня удержали на Мэриландскомъ берегу, когда вся моя бригада была въ бою?— спросилъ Рованъ.— Зачмъ Бэкеръ обрзалъ со мною всякія сношенія, очутившись на Виргинскомъ берегу?
Эндикотъ покачалъ головой.
— Карроль Рованъ,— сказалъ онъ: — я сдлалъ для васъ то, чего не длалъ ни для кого на свт. Вотъ три копіи приказаній, посланныхъ вамъ адъютантомъ Макъ-Клеллана, Кольбурномъ. Самъ Бэкеръ продиктовалъ ихъ ему. На вопросъ Кольбурна: ‘по какому авторитету?’ — онъ отвчалъ съ улыбкой: ‘по авторитету Макъ-Клеллана и Благо Дома’. Теперь я слышалъ, что Макъ-Клелланъ сказалъ: ‘Запечатать всю переписку генерала Рована, какъ офиціальную, такъ и личную’. Вы никогда не увидите оригиналовъ этихъ приказаній, но вы можете смутить вашихъ враговъ, показавъ копіи. Конечно, вы спишите ихъ такъ, чтобы исчезъ мой почеркъ. Спросите у Кольбурна его записную книгу, прежде чмъ вы покажете эти копіи. Когда я уду завтра, то возьму все, что угодно, и тайно помщу, гд вы укажете.
— Благодарю васъ,— отвчалъ Рованъ:— вы обратитесь въ банкъ Рикса, это единственное сохранное мсто въ Америк. Иностранныя посольства тамъ сохраняютъ вс свои бумаги.
— Вы мн все сказали,— произнесъ Эндикотъ:— теперь я вамъ сообщу еще худшее. Басъ сдлали жертвой чужого самолюбія, личной измны и военной ошибки. Въ Вашингтон и Ричмонд обсуждаютъ Больсъ-Блуфское пораженіе съ самыми мелкими подробностями. Южане прямо говорятъ, что они имютъ въ рядахъ сверянъ преданнаго друга генерала.
— Они это говорятъ!— воскликнулъ вн себя Рованъ.
— Они говорятъ, что планъ вашего нападенія на Больсъ-Блуфъ былъ извстенъ въ Лисбург прежде, чмъ вы переправили чрезъ рку свою первую роту, и что ваши инструкціи Дэвенсу и Ли обсуждались за утреннимъ завтракомъ у генерала Эванса.
— Такъ меня называютъ измнникомъ?— промолвилъ Рованъ.
— Да поможетъ вамъ Господь Богъ!— сказалъ Эндикотъ.— Я не знаю, что отыщетъ въ Ричмонд дюжина шпіоновъ, но говорятъ, что существуетъ копія вашихъ инструкцій, и потому васъ назовутъ новымъ Бенедиктомъ Арнольдомъ, если вы не докажете, что это подлогъ.
— Это говорятъ?— повторилъ Рованъ, обезумвъ отъ отчаянія.
— Эта копія съ вашей инструкціи писана вашей же рукой,— шепотомъ произнесъ Эндикотъ:— если это справедливо, то вы всю жизнь проведете въ кандалахъ.
— Вс сошли съ ума!— воскликнулъ Рованъ: — вотъ моя записная книжка. У Дэвенса — одна копія, у Ли — другая, у меня — оригиналъ. Ихъ только было три экземпляра, оригиналъ запертъ въ желзномъ сундук.
Майоръ Эндикотъ взялъ памятную книжку и старательно ее осмотрлъ.
— Рованъ, здсь не достаетъ листа!— воскликнулъ онъ блдный, какъ полотно.— Посмотрите, вы сказали, что было всего три экземпляра. Вашъ оригиналъ No 297, положимъ, копія Дэвенса No 298, копія Ли No 299. Въ книг недостаетъ страницы 300. Она вырвана. Слдующая страница 301. Вы боле не писали въ этой книг?
— Боже мой!— воскликнулъ Карроль Рованъ, вскочивъ съ кресла, но въ ту же минуту зашатался и упалъ безъ чувствъ на полъ.
Эндикотъ поднялъ его и снесъ на постель. Потомъ онъ вернулся, спряталъ записную книжку въ желзный сундукъ, заперъ его и положилъ ключъ къ себ въ карманъ.
Чрезъ полчаса Рованъ очнулся и сказалъ едва слышнымъ голосомъ:
— Оставьте меня, Эндикотъ. Осборнъ васъ пріютитъ на ночь. Я долженъ заснутъ, или я сойду съ ума. Придите ко мн завтра утромъ.
Выходя изъ палатки генерала, Эндикотъ шепотомъ пробормоталъ:
— Онъ — или дуракъ, или измнникъ, или жертва, или предатель. Во всякомъ случа онъ погубилъ себя навсегда. Или онъ любилъ Полину Дюваль? Sic transit gloria mundi! Его звзда навсегда померкла.
На другое утро, на разсвт, майоръ Эндикотъ вошелъ въ палатку своего друга.
— Вотъ пакетъ запечатанныхъ бумагъ,— сказалъ Рованъ съ блднымъ лицомъ:— положите ихъ въ банкъ Рикса. Возьмите квитанцію и передайте Осборну, когда онъ прідетъ отсюда. Я ршительно не знаю, какая судьба меня ждетъ.
Эндикотъ поспшилъ выйти изъ палатки и похалъ съ Осборномъ на станцію. Эти два человка были единственными друзьями Рована, и они по дорог составили планъ дйствія для спасенія несчастнаго. Въ послдующія восемь недль результатъ его обнаружился.
Возвратившись со станціи въ лагерь, Осборнъ разсчиталъ слугъ Рована и отправилъ ихъ въ Вашингтонъ со слдующимъ поздомъ.
— Наша госпожа узжаетъ на югъ,— объяснилъ онъ причину этого неожиданнаго отъзда:— вы должны сейчасъ покинуть лагерь, только солдаты могутъ въ немъ оставаться.
Узнавъ вмст съ тмъ, что генералъ былъ боленъ, слуги не сопротивлялись и охотно ухали.
Двое старыхъ солдатъ замнили ихъ у Рована, а предъ палаткой былъ поставленъ караулъ изъ 10 человкъ.
Осборнъ помстилъ свою походную кровать въ палатк генерала, а рядомъ съ ней устроился его братъ, молодой поручикъ.
— Одинъ изъ насъ будетъ всегда при немъ,— промолвилъ адъютантъ, убдившій уже Рована назначитъ старшаго полковника временнымъ начальникомъ лагеря.
Въ теченіе нсколькихъ дней вс замтили, что въ немъ произошла таинственная перемна. Безмолвный, пристально смотрвшій всмъ въ глаза, онъ невольно побуждалъ всхъ трепетать. Увы! слишкомъ поздно, ровно на мсяцъ позже, преданный Осборнъ взялся зорко слдить за нимъ.
Генералъ Рованъ былъ очень радъ, что таинственно раненый Макъ-Крери и слишкомъ прелестная Полина не писали ему. Ихъ глубокое сожалніе обо всемъ совершившемся выразилось въ богатыхъ подаркахъ маленькой Адели. Полина осыпала ее брильянтами, а Макъ-Крери внесъ на ея имя въ Филадельфійскій банкъ 5.000 долларовъ.
По этому случаю онъ написалъ нсколько словъ Ровану, который понялъ, что въ немъ проснулось сожалніе,
‘Въ память вашего гостепріимства я позволяю себ, узжая, оставить ребенку Мэри Рованъ это маленькое приношеніе’.
— Онъ детъ на югъ,— промолвилъ про себя Рованъ.
Въ половин декабря Осборнъ похалъ въ Вашингтонъ и привезъ оттуда извстіе, что Джакъ Макъ-Крери со своей прелестной женой отправился на Бермудскіе острова. Его домъ былъ отданъ Гораціемъ Дювалемъ въ аренду одному изъ генераловъ сверной арміи. Мужъ прекрасной Полины тайно ее сожаллъ, но офиціально попрежнему занимался длами, попивалъ свою прекрасную мадеру и теперь вечера проводилъ съ смлой мистриссъ Мартой Грингурстъ изъ Балтиморы, которая ловко собирала вс вашингтонскія сплетни.
Въ сверныхъ газетахъ появлялись противорчивыя статьи: то въ нихъ требовалось немедленной крови измнниковъ, и приводились слова Горація Грили: ‘надо показать примръ всмъ предателямъ’, то он жаловались на жестокое преслдованіе женщинъ Линкольномъ.
Читая послднія статьи, Рованъ невольно улыбался, представляя себ, какъ выносила Полина преслдованія. Она дйствительно всю дорогу до Саваны занималась флиртомъ со всми молодыми офицерами, которые передали ее въ форт Монро высланному къ ней навстрчу полковнику Пейтону.
Кя чемоданъ былъ набитъ самыми предательскими документами, благодаря любезности Сьюарда.
Очень мало горюя по муж, она больше сожалла и даже немного плакала по красивомъ адъютант Макъ-Клеллана, чрезъ котораго она собирала вс штабныя новости.
Рованъ получалъ только письма отъ своей Адели, которая описывала ему, какъ любезно прощалась съ нею Полина.
— Предала ли она меня?— печально размышлялъ Рованъ.— Нтъ, это невозможно: подобное преступленіе было бы безчеловчно.
Чмъ дальше шло время, тмъ ясне становилось, что генералъ Рованъ находился подъ общественнымъ остракизмомъ, что офицеры держались въ сторон отъ него, и солдаты чувствовали противъ него ненависть.
Теперь вдоль Потомака 200.000 человкъ удобно помщались на зимнихъ квартирахъ. Генералъ Макъ-Клелланъ содержалъ совершенно королевскій дворъ въ Вашингтон, обращаясь со всми чрезвычайно любезно и съ такою учтивостью, которая обезоруживала всякую критику. Линкольнъ былъ въ совершенномъ отчаяніи отъ позорнаго пораженія подъ Больсъ-Блуфомъ. Въ ресторанахъ и клубахъ Вашингтона поддерживались развратъ, кутежи и мотовство.
Продолжая жить никмъ невдомый и всми униженный, генералъ Рованъ сталъ бы защищать свою честь, если бы зналъ, что Джакъ Макъ-Крери прибылъ въ Ричмондъ, надлъ полковничій мундиръ южной арміи и отправился съ Борегаромъ на поле брани.
Шпіоны Сумнера дятельно продолжали свои розыски въ Ричмонд и не только узнали, что Макъ-Крери былъ домашнимъ другомъ Рована, но что онъ вырвалъ листъ изъ его записной книги. Т же шпіоны основали на ухаживаніи Рована за Полиной Дюваль цлую исторію, которая, какъ нельзя боле, пришлась кстати къ плану Сумнера погубить, во что бы то ни стало, Рована. Онъ связалъ въ удивительную легенду кражу карты и плановъ, а также инструкцій Рована. Она прямо выдавала головой несчастнаго генерала.
Оберегаемый ежедневно капитаномъ Осборномъ и его братомъ, Рованъ безмолвствовалъ въ гордомъ хладнокровіи, энергично исполняя свои попеченія о неблагодарномъ войск. Онъ не зналъ о тайномъ свиданіи майора Эндикота съ капитаномъ Осборномъ.
Возвратившись въ лагерь, Осборнъ мрачно смотрлъ на своего любимаго начальника, какъ на человка, умершаго для свта. Увы! онъ видлъ фотографическій снимокъ съ приказа Макъ-Клеллана и съ вырваннаго листа изъ записной книжки Рована.
— Послдній документъ писанъ собственной рукою Рована,— сказалъ съ тяжелымъ вздохомъ Эндикотъ:— отъ этого доказательства ему не отдлаться. Я досталъ эти бумаги отъ сенатора Макдугаля, человка, который любитъ Рована. Сумнеръ далъ ему эти документы, чтобы придумать планъ дйствія. Хотятъ произвести самое строжайшее изслдованіе рокового сраженія.
— Эндикотъ,— воскликнулъ Осборнъ: — этотъ массачузетскій сенаторъ — ужасный врагъ Рована. Чтобы спасти Макъ-Клеллана и погубить Рована, онъ не посмотритъ на все военное министерство. Наказаніе будетъ предшествовать обвиненію, и его, прежде чмъ осудятъ, опозорятъ. Что бы намъ сдлать для его спасенія?
— Ничего,— отвчалъ Эндикотъ.— Помоги, Господи, его сиротк дочери. Впрочемъ мы можемъ только освободить его отъ дальнйшихъ осложненій и удалить вс его бумаги изъ этого враждебнаго ему лагеря.
— Но кто главная причина рокового предательства,— спросилъ Осборнъ:— Макъ-Крери, слуги Рована, любезный Горацій Дюваль или современная Далила, блогрудая чертовка, Полина Дюваль?
— Неизвстно,— произнесъ Эндикотъ: — во всякомъ случа я буду стоять за него до конца. Онъ очень измнился, это совершенно погибшій человкъ. Не даромъ онъ стоитъ на краю бездны.
— А все-таки онъ невиненъ,— сказалъ Осборнъ.
— Да, невинный, храбрый и несчастный человкъ,— произнесъ со вздохомъ Эндикотъ: — я былъ рядомъ съ нимъ въ сраженіяхъ при Конрадсъ-Ферри, Эдуардсъ-Ферри и Гарперсъ-Ферри. Это настоящій воинъ съ головы до пятокъ. Его принесли въ жертву штабнымъ интригамъ. Если бы онъ перешелъ со своими войсками на Гаррисоновскій островъ, то легко соединился бы съ аванпостами Гормана и Макъ-Колля. При этомъ онъ обнаружилъ бы засаду въ лсу и съ помощію Гормана и Макъ-Колля уничтожилъ бы непріятеля или во время отретировался бы. Но, нтъ, это была личная битва Бэкера, и нечего сказать, онъ хорошую кашу заварилъ. Его тло, торжественно отвезенное въ Санъ-Франциско, мирно покоится на уединенной гор. Лучшая эпитафія его — смлый, легкомысленный, даже въ 50 лтъ ораторъ, сенаторъ и воинъ. Линкольнъ политически долженъ сохранить его память. Макъ-Клелланъ принужденъ покинуть Рована, и Сумнеръ его окончательно погубитъ.
Разставаясь съ Осборномъ, Эндикотъ сказалъ еще ему, что онъ возвратитъ бумаги сенатору Макъ-Дугалю и будетъ находиться съ молодымъ человкомъ въ переписк, но не подписывая своихъ писемъ.
— Берегите Рована,— были послднія его слова:— удержите его отъ поздки въ Вашингтонъ.
Когда ухалъ Эндикотъ, Осборнъ еще разъ подробно разсмотрлъ записную книжку генерала Рована. Ясно было, что изъ нея былъ выкраденъ одинъ листъ.
— Эта книжка,— пробормоталъ Осборнъ:— погубитъ его, если попадетъ въ руки его враговъ, но Богъ видитъ, что это никогда не случится.
На рождественскихъ праздникахъ Карроль Рованъ и не думалъ собраться къ дочери, какъ онъ намревался. Мрачно исполнялъ онъ свои обязанности и очень посдлъ отъ горя.
Въ половин января Осборну удалось перехватить нсколько человкъ, тайно посланныхъ съ бумагами изъ Вашинітона въ Ричмондъ. Ихъ арестовали, а лагерь окружили на три мили пикетами.
Братъ Осборна оказывалъ ему большую помощь въ охран Рована. Но ночамъ онъ тайно копалъ яму подъ своей палаткой, куда спряталъ желзный сундукъ Рована съ документами.
Наконецъ оба они и два означенные ординарца предохраняли днемъ и ночью Рована отъ самоубійства, съ той же цлью Осборнъ спряталъ его пистолеты.
— Благодаря Бога,— бормоталъ про себя Осборнъ:— что Адель пишетъ отцу, а то безъ этихъ всточекъ онъ непремнно покончилъ бы съ собою.
Однажды, вечеромъ, въ конц января генералъ вбжалъ въ какомъ-то непонятномъ ужас.
— Что случилось, генералъ?— спросилъ Осборнъ.
Глаза его начальника метали молніи, онъ опустился на стулъ и едва слышно пробормоталъ:
— Я только что невольно подслушалъ гнусную клевету, которую передавала изъ устъ въ уста группа офицеровъ. Я желаю, чтобы вы съ братомъ были свидтелями того, что произойдетъ.
Чрезъ полчаса онъ, въ полной парадной форм, пригласилъ въ свою палатку одного изъ полковниковъ и заставилъ его передать слышанныя имъ слова Сумнера. Сенаторъ говорилъ: ‘Рованъ измнникъ и трусъ, человкъ, который продалъ планы защиты Вашингтона и сраженія при Булль-Рук, а также вс инструкціи, данныя имъ сражавшимся при Больсъ-Блуфф. Все это онъ продалъ южанамъ за деньги и чтобы заслужить улыбку южной красавицы’.
— И вы дозволили это сказать о вашемъ начальник?— воскликнулъ Осборнъ, хватаясь за саблю.
— Мои отношенія къ генералу Ровану исключительно офиціальныя,— отвчалъ полковникъ.
Рованъ заставилъ ихъ обоихъ замолчать, но по блестящимъ ихъ глазамъ видно было, что дло этимъ не окончится. Записавъ въ протоколъ показаніе полковника и пригласивъ обоихъ братьевъ въ свидтели, Рованъ хладнокровно произнесъ:
— Прощайте, господа!
Чрезъ три часа онъ позвалъ Осборна и сказалъ ему:
— Вы подете сегодня ночью въ Вашингтонъ. Я дамъ вамъ важное порученіе, но скажите прежде, согласны ли вы рисковать своимъ мстомъ.
— Моя жизнь, мое званіе, все ваше, генералъ!— воскликнулъ Осборнъ.
— Вы благородный юноша,— сказалъ Рованъ, положивъ свои руки на его плечи: — дло состоитъ въ томъ, что надо передать письмо лично сенатору Сумнеру. Повидайтесь съ Эндикотомъ и поблагодарите его за меня. Привезите мн словесный отвтъ. Оставьте мн вашего брата въ качеств адъютанта.
И они разстались.
— Боже мой!— промолвилъ Рованъ едва слышно:— я даже не могу похать въ Филадельфію къ моей сирот. Мн кажется, право, это наказаніе выше всхъ.
На слдующее утро онъ не зналъ, что весь лагерь былъ въ переполох. Поль Осборнъ публично далъ пощечину полковнику, оскорбившему генерала и его брата, сказавъ при всхъ, что онъ избгнулъ дуэли, ухавъ въ Вашингтонъ. Слдствіемъ этого была дуэль, въ которой полковникъ оказался раненымъ въ бокъ, хотя распространился слухъ, что онъ случайно себя ранилъ револьверомъ.
— Кто еще хочетъ со мною драться?— спросилъ Поль Осборнъ, когда раненаго понесли въ госпиталь.
Благодаря храбрости юнаго поручика, вс офицеры стали съ уваженіемъ относиться къ генералу и его адъютантамъ.
Между тмъ капитанъ Эльмиръ Осборнъ, пріхавъ въ Вашингтонъ, явился къ сенатору Сумнеру и подалъ ему письмо.
Прочитавъ его, Сумнеръ побагровлъ отъ злобы и гнвно произнесъ:
— Вы знаете содержаніе письма, молодой человкъ?
Осборнъ отвчалъ, что это ему ршительно неизвстно.
— Ваше имя, чинъ и адресъ?— воскликнулъ сенаторъ, выходя изъ себя.
— Мн генералъ Рованъ приказалъ передать вамъ письмо, и я больше ничего не знаю,— отвчалъ Осборнъ.
— Хорошее приказаніе,— закричалъ во все горло Сумнеръ:— вы передали мн, сенатору Соединенныхъ Штатовъ, дерзкій вызовъ на дуэль отъ военнаго подчиненнаго. Вотъ письмо, прочитайте-ка его, прочитайте.
Осборнъ взялъ письмо и дрожащимъ голосомъ прочиталъ его вслухъ:
‘Вы назвали меня подлецомъ и трусомъ, вы увряли, что я продалъ свою родину за деньги: я требую удовлетворенія, обязательнаго для благороднаго человка, который безпомощенъ въ вашихъ рукахъ. Весь свтъ знаетъ, что вы трусъ. Когда Бруксъ побилъ васъ, то вы, какъ собака, ему не отомстили. Пуля моего револьвера закроетъ вашъ ротъ отъ лживыхъ обвиненій. Вы знаете, куда мн прислать отвтъ’.
Этотъ сумасшедшій вызовъ былъ офиціально подписанъ: генералъ Карроль Рованъ.
— Я вполн подтверждаю каждое слово этой бумаги,— сказалъ молодой человкъ, не спуская глазъ съ сенатора.
— Скажите этому сумасшедшему, что я выберу свое время и свое мсто, чтобы дать ему отвтъ,— промолвилъ сенаторъ.
Взглянувъ на него съ презрніемъ, Осборнъ выбжалъ изъ комнаты и быстро отправился къ Эндикоту, который съ удивленіемъ выслушалъ его разсказъ о случившемся.
— Любезный другъ,— сказалъ онъ: — возьмите лошадь моего ординарца. Вотъ карточка, отправляйтесь съ нею на станцію желзной дороги. Возьмите экстренный поздъ и какъ можно скоре возвращайтесь въ Пулэсвилль. Дайте Ровану это письмо отъ генерала Скайлера Гамильтона. Я не смлъ послать его прежде. Не оставляйте Рована ни на минуту. У него теперь нтъ друзей, кром Макъ-Дугаля, васъ, меня и генерала Гамильтона. Никому не говорите о безумномъ вызов Рована. Конечно, Сумнеръ не будетъ съ нимъ драться. Онъ не выйдетъ на дуэль съ мухой. Но также онъ не посметъ разсказать этой исторіи. Вы одинаково молчите. Пусть одинъ Рованъ скажетъ объ этомъ, когда придетъ время. Ну, узжайте поскоре, а то васъ арестуютъ съ минуты на минуту. Въ лагер онъ не посметъ васъ арестовать, по крайней мр, не прежде, чмъ онъ погубитъ Рована, а гибель его теперь неизбжна.
Эти слова онъ уже окончилъ въ пустой комнат.
Чрезъ пять минутъ сенаторъ Сумнеръ стоялъ предъ Эндикотомъ, спрашивая Макъ-Клеллана по важному длу.
— Теперь конецъ,— промолвилъ сквозь зубы Эндикотъ.
Прошло два часа, прежде чмъ Сумнеръ вышелъ изъ кабинета
главнокомандующаго ‘черный, какъ ночь, и страшный, какъ адъ’. Что же касается до Макъ-Клеллана, то, отправляясь домой къ обду, онъ сказалъ Эндикоту печальнымъ голосомъ:
— Будьте здсь въ 10 часовъ вечера, майоръ. Я ду въ Блый Домъ, потомъ я дамъ вамъ важное тайное порученіе на словахъ, а не на бумаг.
Въ опредленное время вернулся въ главную квартиру майоръ Эндикотъ, и генералъ Макъ-Клелланъ далъ ему общанную инструкцію, онъ былъ очень смущенъ и говорилъ съ нимъ, обернувшись лицомъ въ сторону.
— Я это отсрочу, какъ можно доле,— сказалъ онъ съ глубокимъ вздохомъ:— но въ конц концовъ я долженъ буду на это согласиться, я не вижу другого исхода. Будьте готовы сами, и вашъ кавалерійскій отрядъ. Съ вами отправится спеціальный офицеръ. Что же длать, когда боги хотятъ кого нибудь погубить, они прежде его сведутъ съ ума. Посылка какимъ нибудь генераломъ въ арміи вызова на дуэль могущественнйшему сенатору въ Соединенныхъ Штатахъ была бы для него гибельна, а уже не говорю о генерал Рован, который безъ того находится подъ сильнымъ подозрніемъ. Дло не обойдется безъ серьезнаго изслдованія роковой катастрофы.
Вернувшись въ свой лагерь, капитанъ Осборнъ доложилъ подробно о своемъ свиданіи съ сенаторомъ Сумнеромъ. Лицо Рована не дрогнуло, и онъ хладнокровно выслушалъ все до конца.
— Надюсь, что Сумнеръ не отомститъ вамъ за меня,— промолвилъ онъ, крпко сжавъ его руки.— Я буду просить сенатора Макъ-Дугаля и генерала Гамильтона отозвать васъ въ западную армію. Вашъ сумасшедшій братъ стрлялся съ полковникомъ ради меня. Никогда бда не обрушается одна.
Ночью въ этотъ день Осборнъ помогъ генералу Ровану уничтожить и сжечь всю его частную переписку, не исключая писемъ дочери.
Скайлеръ Гамильтонъ увдомилъ своего друга, что онъ, къ величайшему своему удивленію, встртилъ полковника Макъ-Крери въ качеств парламентера на запад. Онъ, очевидно, не хотлъ сойтись на пол брани съ Рованомъ и потому вступилъ въ ряды западной арміи. Около двухъ недль онъ ломалъ себ голову, чтобы вспомнить, высказалъ ли Дювалю или Джаку Макъ-Крери военный секретъ.
— Это не возможно!— воскликнулъ онъ:— все у меня подъ замкомъ. Ключи у меня въ карман, а записная книжка всегда была у меня на глазахъ.
Онъ забылъ, что наканун роковой катастрофы онъ повелъ свою дочь, всю въ слезахъ, во второе отдленіе своей палатки, оставивъ по неосторожности свою записную книжку въ первомъ отдленіи.
— Я желаю,— сказалъ онъ капитану Осборну:— чтобы моя записная книжка сохранялась до тхъ поръ, пока я не получу копій съ трехъ приказовъ Макъ-Клеллана, которые я безумно бросилъ. Это единственное мое спасеніе.
— Я уже позаботился объ этомъ, генералъ,— сказалъ Осборнъ:— я завелъ новую записную книжку. Старой же имъ никогда не видать.
Наконецъ, ночью 9-го февраля 1862 г. Рованъ былъ разбуженъ топотомъ коннаго отряда, остановившагося предъ его палаткой. Въ ту же минуту вбжалъ въ нее капитанъ Осборнъ, держа въ одной рук заряженный револьверъ, а въ другой фонарь.
Военный прокуроръ Потомакской арміи, генералъ Джемсъ Фрай, выступилъ впередъ, а за нимъ виднлся майоръ Эндикотъ.
— Я обязанъ потребовать у васъ вашей шпаги, генералъ Рованъ,— сказалъ печально Фрай: — вы арестованы по приказанію главнокомандующаго.
— Въ чемъ меня обвиняютъ?— спросилъ Рованъ, передавая свою шпагу:— я имю восемь патентовъ отъ арміи Соединенныхъ Штатовъ.
Майоръ Эндикотъ умолялъ безмолвнымъ взглядомъ Рована быть, какъ можно осторожне.
— Вотъ приказъ, въ силу котораго я дйствую,— сказалъ генералъ Фрай и, отведя Рована въ сторону, прочиталъ ему въ полголоса означенный документъ.
Посл этого онъ обратился къ Осборну со словами:
— Прикажите подать для себя лазаретный фургонъ. Насъ ждетъ особый фургонъ.
Капитанъ Осборнъ выскочилъ изъ палатки.
— Неужели я такъ буду удаленъ изъ моего лагеря?— воскликнулъ Рованъ,
— Будьте спокойны, генералъ,— шепотомъ произнесъ Эндикотъ:— я назначенъ васъ отвезти. Къ сожалнію, я долженъ вамъ сказать, что мн также приказано овладть всми вашими бумагами и запечатать ихъ. Вы можете взять съ собою нужныя вамъ вещи. Капитанъ Осборнъ захватитъ вашъ чемоданъ.
Рованъ въ отчаяніи опустился въ кресло.
— Все готово, генералъ,— воскликнулъ капитанъ Осборнъ.
Тогда Фрай подозвалъ къ себ младшаго брата Осборна и спросилъ его:
— Кто старшій посл генерала Рована?
Осборнъ едва произнесъ ненавистное ему имя.
— Сходите за нимъ,— сказалъ генералъ Фрай.
Проходя мимо Рована, Эльмиръ Осборнъ взялъ его за об руки и, крпко пожавъ ихъ, пробормоталъ прощальное привтствіе.
Въ ночной тишин раздался шумъ колесъ фургона. Генералъ Фрай подошелъ къ Ровану и также пожалъ об его руки.
— Исполняйте свои обязанности, майоръ Эндикотъ,— сказалъ онъ, едва удерживаясь отъ слезъ.
Майоръ Эндикотъ дотронулся до плеча Рована и вмст съ нимъ вышелъ изъ палатки. Чрезъ минуту послышался шумъ оружія и топотъ лошадей. Затмъ все стихло.
Новому временному начальнику отряда генералъ Фрай сказалъ:
— Вы теперь командуете бригадой, перемните весь штабъ съ моего согласія, соберите вс бумаги генерала Рована, и я отошлю ихъ въ Вашингтонъ. Я пока остановлюсь въ его палатк.
Обращаясь къ обоимъ братьямъ Осборнамъ, генералъ Фрай объявилъ имъ, что они освобождены отъ всякихъ обязанностей, и просилъ ихъ отправиться въ Вашингтонъ, гд они получатъ новыя приказанія.
Удалившись въ свою палатку, Поль Осборнъ промолвилъ:
— Куда его повезли?
А Эльмиръ Осборнъ отвчалъ:
— Богъ знаетъ!
Ихъ утшала только одна мысль, что бумаги и записная книга Рована были глубоко зарыты въ землю подъ палаткой, такъ что никто не могъ найти ихъ.
Между тмъ экстренный поздъ летлъ на всхъ парахъ. Садясь въ него, Рованъ съ грустной улыбкой сказалъ:
— Однако съ этимъ поздомъ детъ важная особа. Здсь изящная обстановка, и въ сосднемъ вагон караулъ въ 20 человкъ при одномъ офицер.
Съ нимъ сидлъ только Эндикотъ.
— Скажите, майоръ, въ чемъ меня обвиняютъ, и куда вы меня везете?
— Я не знаю, въ чемъ васъ обвиняютъ,— отвчалъ шепотомъ Эндикотъ:— но надйтесь на меня. Я случайно попалъ въ ваши тюремщики. Помогите мн скрыть нашу дружбу. Я везу перваго воина Соединенныхъ Штатовъ и старшаго генералъ-майора американской арміи въ фортъ Лафайетъ, нигд не останавливаясь и ни съ кмъ не видаясь. Господь да поможетъ и спасетъ васъ.
Рованъ поднялъ гордо голову и громко произнесъ:
— А говорятъ, что республики благодарны!

IX.

Среди ненастной ночи экстренный поздъ съ генераломъ Ронаномъ, первой жертвой американской Бастиліи, быстро пронесся мимо Бальтиморы, не останавливаясь нигд даже для запаса угля и воды. Казалось, путь былъ очищенъ для локомотива какимъ-то таинственнымъ способомъ.
Напрасно печальный Эндикотъ побуждалъ своего плнника заснуть, Рованъ грозно смотрлъ на отворенную дверь сосдняго вагона, въ которомъ усталый офицеръ слдилъ за солдатами, игравшими въ карты. Слуга Эндикота спокойно спалъ у входа въ купэ, гд сидли Рованъ и Эндикотъ. Неожиданно офицеръ отвернулся, и, воспользовавшись свободной минутой, Эндикотъ произнесъ шепотомъ:
— Будьте осторожны, Рованъ. Не говорите ни слова. Въ каземат у меня будетъ свободный часокъ для бесды наедин съ вами. Пожалуйста, публично выказывайте ко мн презрніе. Я долженъ теперь обыскать васъ и составить списокъ находящихся у васъ вещей. Я не знаю молодого поручика, можетъ быть, онъ — шпіонъ.
Молча Рованъ бросилъ благодарный взглядъ на своего друга, который всталъ, гремя саблей, и позвалъ юнаго офицера.
— Пожалуйте сюда! Я долженъ въ вашемъ присутствіи обыскать узника и записать его вещи.
Поручикъ Фротингамъ покраснлъ отъ стыда.
— Я не тюремщикъ, а солдатъ,— возразилъ онъ: — исполняйте сами вашу грязную обязанность.
Что касается до Рована, то онъ разразился въ горячихъ протестахъ. Эндикотъ тайно былъ очень доволенъ этой комедіей, а громко сказалъ холоднымъ, офиціальнымъ тономъ:
— Вы, поручикъ, засвидтельствуйте составленный мною списокъ и, пожалуйста, избавьте меня отъ вашихъ комментаріевъ, а то вы можете попасть подъ военный судъ. Вы же, генералъ Рованъ, потрудитесь не оказывать мн никакихъ сопротивленій. Я долженъ исполнить свою обязанность и не желаю быть вынужденнымъ позвать солдатъ.
Чрезъ часъ списокъ былъ оконченъ, и майоръ Эндикотъ предложилъ выдать расписку въ тхъ вещахъ, которыя пожелаетъ генералъ сдать на храненіе. Это было очень бдное собраніе сокровищъ: старые часы, письма дочери, портретъ жены въ футляр и дорожный мшокъ съ обыкновенными туалетными принадлежностями.
Уже разсвтало, когда офиціальная формальность была окончена.
— Спите или представьтесь спящимъ,— шепотомъ произнесъ Эндикотъ, когда поручикъ ушелъ въ свой вагонъ.
Первый день заключенія генерала начался печально. Пока, поздъ стоялъ въ Джерсе, давая дорогу другому переполненному солдатами, Эндикотъ уговорилъ его выпить чашку кофе.
— Несчастный годъ,— думалъ Рованъ:— только одинъ позоръ! Неудивительно, что на свер царятъ сомннія и ссоры. Все пораженія и катастрофы. Одно комическое взятіе Александріи и незначительная драка подъ Дрансвиллемъ составляютъ результатъ перваго года войны, несмотря на то, что во глав стоитъ такъ называемый юный Наполеонъ. Неудивительно, что говорятъ о назначеніи Галлека начальникомъ штаба и Стантона — военнымъ министромъ. Если Макъ-Клелланъ не двинется самъ, то обстоятельства его побудятъ къ этому.
Наконецъ, поздъ остановился въ город Джерсе, и среди эскорта солдатъ Рована перевели на пароходъ, который стоялъ на сверной рк. Вокругъ его неистовствовала грозная толпа, кричавшая:
— Повстить новаго Арнольда! Покажите намъ измнника Больсъ-Блуффа!
Продавцы газетъ кричали во все горло:
— Экстренные нумера! Полныя подробности ареста генерала! Потомакская армія — гнздо измнниковъ! Больсъ-Блуффская битва — предательство за деньги!
Быстро миновавъ эту роковую сцену, Рованъ былъ помщенъ съ двумя офицерами въ маленькую капитанскую каюту парохода, на палуб находились солдаты и съ полдюжины шпіоновъ.
Чрезъ полтора часа пароходъ остановился предъ мрачнымъ фортомъ Лафайетъ. Рованъ вспомнилъ свои прежнія посщенія этого форта, когда онъ былъ помощникомъ профессора въ Вейспойнт и посл Мексиканской войны, а также путешествіе въ Европу, когда его любезно принимали коронованныя особы и великій Гумбольдтъ.
Неожиданно майоръ Эндикотъ дотронулся до его плеча. Генералъ спрыгнулъ и молча выпрямился, какъ терпливая жертва.
Онъ вышелъ въ сопровожденіи солдатъ. Утро было холодное, весь крпостной гарнизонъ выстроился предъ нимъ. Никогда человкъ грустне Рована не проникалъ въ мрачную внутренность гранитнаго форта. При вход его офиціально принялъ старый пріятель, офицеръ, теперь сдлавшійся, конечно, врагомъ, его ввели въ двойной казематъ съ непріятно поразившими его желзными дверями и такой же ршеткой на окн.
Слава Богу, въ 1868 году эта американская Бастилія была уничтожена пожаромъ.
Генералъ Рованъ видлъ предъ собою только мрачнаго тюремщика съ ключами въ рукахъ и слышалъ тяжелые шаги караульнаго, глухо раздававшіеся на каменномъ полу.
— Боже мой! Я теперь уголовный преступникъ,— промолвилъ онъ сквозь стиснутые зубы.
— Пойдемте со мной, майоръ Эндикотъ,— сурово сказалъ комендантъ форта:— я дамъ вамъ расписку въ принятіи этого преступника.
Желзная дверь съ шумомъ захлопнулась. Рованъ бросился на соломенный мшокъ, служившій ему постелью, и только чувство гордости помшало ему горько зарыдать.
Онъ, генералъ американской арміи, только что сберегшій жизнь Линкольна, былъ предметомъ насмшекъ пьяныхъ солдатъ.
Изъ двухъ оконныхъ просвтовъ, служившихъ нкогда пушечными портами, виднлись Статенскій островъ, сердитые морскіе валы и барки, спшившія къ берегу.
— Одинъ, безпомощный,— промолвилъ Рованъ:— птицы небесныя не заглядываютъ въ мою келью. Безъ жены, безъ сабли я не имю ни положенія, ни званія. Господь, сохрани моего ребенка!
Онъ окинулъ печальнымъ взглядомъ гранитный казематъ, подъ тяжелыми сводами котораго виднлась только кружка воды и библія, единственная движимость въ его унылой тюрьм.
Неожиданно Рованъ дико разсмялся. Онъ вспомнилъ тотъ день, когда онъ постилъ Шильонскій замокъ на озер Леман. Онъ находился въ большой веселой компаніи, въ которой находилась красивая австрійская эрцгерцогиня.
— Капитанъ,— обратилась она смясь къ американцу:— какъ бы вы забавлялись, если бы васъ засадили въ такую тюрьму?
Онъ отвчалъ съ улыбкой, что сталъ бы писать о происхожденіи американскихъ индйцевъ, или сталъ бы читать Донъ-Кихота въ оригинал.
— Теперь прошло то веселое время,— промолвилъ онъ:— для меня вообще не существуетъ время.
Окинувъ взоромъ свою тюрьму, онъ остановился на полусломанной кружк съ водою и на грубой простын, лежавшей на его импровизированной постели.
— Съ помощью этой кружки и этой простыни я могу себ перерзать горло или задавить себя,— промолвилъ онъ.
Однако, онъ гордо прибавилъ:
— Никогда! Самоубійство служитъ самопризнаніемъ. Я выпью до дна нашу униженія.
Въ эту минуту онъ вспомнилъ прелестное лицо своей умершей жены, такъ походившее на ликъ Богородицы въ картин Мурильо, которую онъ видлъ въ С.-Петербургскомъ эрмитаж.
— Нтъ,— промолвилъ онъ: — я буду жить для моего ребенка. Быть можетъ, придетъ день, когда она узнаетъ, что я, ея отецъ, не виновенъ.
Чрезъ нсколько времени комендантъ и Эндикотъ вернулись въ тюрьму. Суровый воинъ прочиталъ ему драконовскія правила форта и удалился. Когда его шаги замерли, то Эндикотъ сказалъ часовому:
— Ходите подальше отъ двери и никого не допускайте до нея.
Солдатъ повиновался, ибо весь гарнизонъ принималъ Эндикота за представителя военнаго министра.
Затворивъ за собою дверь, Эндикотъ бросился въ объятія Бовина.
— Ну, теперь,— воскликнулъ онъ: — у насъ свободный часъ! Мн поручено написать особыя правила собственно для васъ, и для этого я останусь въ Лафайет до тхъ поръ, пока меня не потребуютъ отсюда. Я буду васъ навщать каждый день на часъ.
Вынувъ изъ кармана памятную книжку, онъ прибавилъ:
— Скажите, что я могу для васъ сдлать?
— Прежде всего увдомьте меня, въ чемъ меня обвиняютъ?— сказалъ Бовинъ.
— Противъ васъ нтъ никакихъ обвиненій,— сказалъ Эндикотъ, качая головой: — конечно, черезъ семь дней вы можете потребовать копію съ обвинительнаго акта. Мн разршено снабдить васъ всмъ нужнымъ. Вы можете имть книги, письменныя принадлежности, какую вы желаете пищу, лкарство, даже табакъ и сигары. Докторъ снабдитъ васъ какими угодно столовыми напитками. Каждый мсяцъ вы получите ваше жалованье. Что касается писемъ, то вамъ дозволено писать только вашей дочери. Эти письма должны быть переданы мн не запечатанными, а я не читая перешлю ихъ къ ней въ Филадельфію. Бебенка избавятъ отъ всевозможной печали. Базеты для васъ воспрещены. Если вы хотите писать военному министру, то ваши бумаги будутъ ему сообщены, но не ручаются за полученіе отвта. Бенералъ Фрай сказалъ мн, что вашему ребенку не дадутъ читать газету, такъ что она не узнаетъ о вашемъ арест. Я самъ заду къ ея опекунамъ.
Бованъ въ отчаяніи всплеснулъ руками и спросилъ:
— А мн дозволено видться съ защитникомъ?
Эндикотъ покачалъ головой.
— Никто не долженъ видть васъ,— промолвилъ онъ:— кром доктора и коменданта, по распоряженію высшаго начальства.
— Зачмъ вы, Гью, прибгаете къ такимъ изворотамъ?— промолвилъ Рованъ:— вы вдь разумете сенатора Сумнера?
— Избавьте меня отъ непріятныхъ подробностей, генералъ,— сказалъ Эндикотъ: — комендантъ будетъ разъ въ день приходить къ вамъ, а докторъ каждое утро васъ свидтельствовать. Если вамъ что понадобится, то позовите капрала. Ну, теперь скажите, чего вы желаете? Это единственный лучъ свта, я пошлю за капитаномъ Осборномъ, чтобы онъ привезъ вс необходимые для васъ предметы. Онъ также можетъ остановиться по дорог въ Филадельфію и повидаться съ вашей дочерью. Конечно, я перешлю тайно какое угодно письмо. Я наполнилъ свои карманы почтовой бумагой, конвертами и карандашами. Я спрячу ихъ у васъ въ кровати. Я еще распорядился, чтобы каждый день ваша дверь была закрыта для молитвы.
И Эндикотъ подалъ Ровану католическій молитвенникъ, такъ какъ онъ зналъ, что генералъ былъ католическаго вроисповданія. Молча, со слезами на глазахъ, Рованъ крпко сжалъ руку своего друга.
— Когда Осборнъ прідетъ,— продолжалъ Эндикотъ:— то онъ принесетъ вамъ тайно, сколько можетъ, газетъ. Я также буду сообщать вамъ вс новости разъ въ недлю. Но, пожалуйста, не тревожьтесь отъ газетныхъ пустяковъ. Приготовьте сегодня ваши письма, можетъ быть, меня потребуютъ неожиданно отсюда. Я пошлю ваши письма къ дочери изъ Пулесвилля, какъ уже распорядился генералъ Фрай. Я не смю захать къ ней по дорог, но уже телеграфировалъ ея опекуну, прося его пріхать ко мн. Это чудовище, здшній комендантъ, ухаживая за ‘высшимъ начальствомъ’, надется получить награду. Не забывайте, генералъ, что у васъ всего осталось друзей: генералъ Фрай, два Осборна, генералъ Скайлеръ Гамильтонъ и я. Разумю такихъ друзей, на которыхъ можно надяться.
— А генералъ Макъ-Клелланъ?— произнесъ Рованъ.
— Не браните его,— сказалъ ршительнымъ тономъ Эндикотъ.— Ему не подъ силу сопротивляться людямъ, могущественне его. Стантонъ и Галлекъ длаютъ его безпомощнымъ. Еще вы можете разсчитывать въ Бломъ Дом на сенатора Макъ-Дугаля и на добраго, хитраго Уарда Лемана. Теперь же вы можете ожидать помощи только отъ насъ пятерыхъ. Несмотря на это, вся страна будетъ поражена этой неслыханой несправедливостью. Дайте мн слово, что вы не посягнете на свою жизнь.
— Никогда!— воскликнулъ Рованъ.— Я только желаю освободить имя моего ребенка отъ позора. Когда это будетъ сдлано, я желалъ бы умереть отъ вражеской пули. Не безпокойтесь, я клянусь не покушаться на свою жизнь — и не ссорьтесь съ своимъ тюремщикомъ,— продолжалъ Эндикотъ:— храните глубокое молчаніе и не старайтесь писать письма или защищать себя. Вы не знаете еще, что вамъ грозитъ, но будьте уврены, что ваши друзья не упустятъ никакихъ мръ въ вашу пользу. Будьте спокойны. Если вы не обнаружите никакого волненія, то, можетъ быть, Эльмира Осборна назначатъ надзирать за вами, но одной неосторожности, одной вспышки достаточно, чтобы всякое средство сообщенія съ вами было прекращено. Пусть никто не подозрваетъ, что капитанъ Осборнъ вашъ преданный другъ. Я пришлю вамъ цлый возъ книгъ изъ гарнизонной библіотеки, но не длайте шуму изъ этого. Мн поручено ‘высшимъ начальствомъ’ сказать вамъ, что вы можете носить генеральскую форму и пользоваться всми привилегіями вашего званія, но вы подвергнетесь строгому надзору, за исключеніемъ времени, назначеннаго для молитвы. Вамъ дозволятъ имть огонь, хоть всю ночь, и обратятъ должное вниманіе на вашъ столъ. Вы будете содержаться на счетъ правительства, я дамъ инструкцію доктору и пошлю ея копію въ Вашингтонъ.
Взглянувъ на часы и схвативъ руку Эндикота, Рованъ промолвилъ:
— Вы видли вс газеты?
— Конечно,— отвтилъ молодой штабный офицеръ:— ваша бригада едва не взбунтовалась: вашъ неожиданный варварскій арестъ настроилъ всхъ въ вашу пользу. Правительство молчитъ, а газеты продолжаютъ кричать, что битва подъ Больсъ-Блуффомъ проиграна отъ измны. Конечно, такъ говорить въ интересахъ правительства. Вы будете козломъ отпущенія для Макъ-Клеллана и Линкольна, а также для очищенія памяти Бэкера.
— И меня погубятъ физически, умственно и душевно, чтобы служить мщеніемъ Чарльсу Сумнеру,— воскликнулъ Рованъ.
— Ахъ! зачмъ вы послали ему безумный вызовъ?— промолвилъ Эндикотъ съ тяжелымъ вздохомъ.— Вы себя просто убили этимъ смлымъ шагомъ.
— Дло сдлано, и его не передлать,— мрачно произнесъ Рованъ.
— Да,— промолвилъ Эндикотъ:— и когда Макъ-Клелланъ говорилъ, что невозможно арестовать неповиннаго генерала среди своей бригады, то этотъ дьяволъ отвчалъ, что у него есть врное доказательство помщенія въ Филадельфійскій банкъ 5.000 долларовъ на имя вашего ребенка отъ полковника мятежниковъ Макъ-Крери. Вбилъ бы въ его глотку эти слова, еслибъ былъ при его разговор съ Макъ-Клелланомъ. Но вы, конечно, можете доказать, что это клевета?
Карроль Рованъ закрылъ лицо руками:
— Боже мой, это правда!— воскликнулъ онъ:— я погибшій человкъ!
Тюремщикъ постучался въ дверь, такъ какъ назначенный майоромъ Эндикотомъ часъ уже прошелъ.
— За Макъ-Крери, Полину Дюваль и Эстеллу Розевельтъ я отвчаю жизнью,— поспшилъ прибавить Рованъ:— они не могли знать моихъ офиціальныхъ тайнъ, время разршитъ эту загадку, но теперь я безпомощенъ. Онъ говоритъ фактически врно.
Когда они разстались, то узникъ бросился на свою койку и едва слышно пробормоталъ:
— Каменныя стны и желзная ршетка не составляютъ тюрьмы. Только бы мн спасти честь моей дочери, а тамъ умереть, какъ солдату на пол брани.
Поспшивъ обратно въ Нью-Іоркъ и освободившись отъ стаи сопровождавшихъ его тайныхъ агентовъ, Эндикотъ послалъ шифрованную депешу въ Вашингтонъ о безопасномъ помщеніи первой жертвы въ американской Бастиліи.
— Бдный Рованъ,— думалъ Эндикотъ, сидя въ гостиниц и просматривая вечернія газеты.— Если дйствительно Макъ-Крери врный другъ, то генералъ обязанъ своимъ паденіемъ рыцарской преданности женщин. Чтобы найти для своей дочери посл смерти ея матери надежную защитницу, Рованъ слпо отдался въ руки доброй на взглядъ Полины Дюваль. Что же касается до жены Макъ-Крери, то она слишкомъ невинна, чтобы предать благодтеля своего мужа. Какимъ-то таинственнымъ образомъ Полина Дюваль, думая только о своей преданности югу, втянула Рована въ свои интриги. Что касается до тайныхъ намреній Бэкера относительно Больсъ, Блуффа, то ихъ знаютъ Макъ-Дугаль и многіе другіе, правительство же не сметъ раскрыть этой печальной исторіи. Относительно же пяти тысячъ долларовъ, положенныхъ Макъ-Крери въ Филадельфійскій банкъ на имя маленькой Адели, то здсь очевидно рука Горація Дюваль. Женскій умъ погубилъ невиннаго Рована, дай-то Богъ, чтобы любовь хорошей женщины исторгнула его изъ мрачной бездны къ свту, возвративъ ему счастье и любовь.
Три дня спустя, вс въ форт Лафейст, не исключая и суроваго коменданта, убдились въ строгости майора Эндикота къ военному узнику. Никто не зналъ его нжныхъ чувствъ къ Ровану, онъ искусно скрывалъ ихъ подъ личной жестокости.
Прошло дв недли, и вся страна безумно радовалась побдамъ при фортахъ Генри и Донельсон. Новая звзда Гранта тихо, но врно поднималась къ своему зениту. Кром того, Макъ-Клелланъ готовился бросить свои двсти двадцать пять тысячъ солдатъ на непріятеля. Весь Вашингтонъ волновался, и на время никто боле не думалъ о ‘погибшемъ генерал’, новомъ Бенедикт Арнольд. Только Сумнеръ, сердитый Банксъ и массачусетскія газеты продолжали осыпать клеветами и бранью беззащитнаго узника.
Упорное достоинство Рована внушало уваженіе его тюремщикамъ, и его гордыя уста не произносили ни одной самой маловажной просьбы къ коменданту или доктору. Эльмиръ Осборнъ былъ назначенъ наблюдать за узникомъ, и такъ примрно велъ себя, что суровый комендантъ воскликнулъ:
— Образцовый офицеръ! Солдатъ отъ головы до пятокъ.
Онъ нимало не подозрвалъ, что благородный офицеръ исполнялъ тайно вс желанія генерала, освщая такимъ образомъ мрачную жизнь въ форт Лафайет. Ежедневно онъ доставлялъ Ровану газеты подъ своимъ мундиромъ. Он къ вечеру были имъ уничтожаемы посл того, какъ чтеніе ихъ поддерживало настроеніе Рована.
Однако, не столько газеты разсивали его мрачныя думы, какъ извстіе о томъ, что Поль Осборнъ вскрылъ полъ своей палатки и, вынувъ оттуда его драгоцнныя бумаги и въ особенности записную книгу, свезъ ихъ въ банкъ Рикса.
— Теперь меня никогда не накроютъ,— воскликнулъ Рованъ:— я вызываю всхъ на бой, хотя бы сгнилъ въ этой тюрьм, а Осборну и его брату я обязанъ сохраненіемъ моей солдатской чести.
Хотя комендантъ и докторъ доносили, что ихъ узникъ примрный, но генералъ Рованъ прекратилъ всякія съ ними сношенія. Когда прошло семь дней, и ему не вручили обвинительнаго акта, онъ, въ присутствіи капитана Осборна, офиціально потребовалъ отъ коменданта, чтобы тотъ освободилъ его по закону.
— Я не могу вамъ отвчать или бесдовать съ вами о какомъ либо предмет,— сказалъ суровый комендантъ:— я даже не уполномоченъ увдомить васъ, зачмъ вы здсь.
Спустя три дня, однако, комендантъ былъ обязанъ переслать въ Вашингтонъ торжественное требованіе Рована о врученіи ему обвинительнаго акта, о назначеніи суда надъ нимъ или о немедленномъ его освобожденіи.
— Бумага будетъ отослана,— отвчалъ военный тюремщикъ,— но я не могу отвчать за результатъ.
— Замтьте,— возразилъ Рованъ:— что эта бумага адресована: ‘Президенту Соединенныхъ Штатовъ чрезъ главнокомандующаго и военнаго министра’.
— Она достигнетъ президента,— грозно воскликнулъ комендантъ и уже боле не сносился самъ лично съ своимъ узникомъ, а имлъ съ нимъ офиціальныя сношенія только чрезъ капитана Осборна, а самъ лишь ежедневно приходилъ убдиться издали, что Рованъ налицо.
Хотя дв большія военныя кампаніи слдовали другъ за другомъ, прежде чмъ дверь каземата отворилась предъ Рованомъ, никакой отвтъ не получился на просьбу перваго солдата, поступившаго въ ряды арміи для уничтоженія возмущенія. Нравственно поддерживаемый своими немногими друзьями въ теченіе семимсячнаго заточенія, онъ благодарилъ Бога за здоровье и счастье своего ребенка, который въ виду благодтельнаго обмана генерала Фрай ничего не зналъ ослучившемся.
Другія же письма и газеты генералъ получалъ чрезъ Осборна и потому зналъ, что длалось на пол брани. Ему также было извстно тмъ же путемъ, что благородный сенаторъ Макъ-Дугаль, великодушный Блэнъ и нкоторые другіе хлопотали о немъ, получивъ чрезъ капитана Осборна копію съ прошенія несчастнаго генерала къ президенту.
Между тмъ, какъ полковникъ Эндикотъ собиралъ лавры на пол сраженія, его друзья выходили изъ себя, читая воззваніе Рована къ ‘другу чернокожихъ’.
Въ это время Камеронъ, который дозволилъ совершиться такой несправедливости, былъ замненъ Стантономъ, который съ Галлекомъ усердно работали, подготовляя паденіе Макъ-Клеллана.
Линкольнъ, новый отецъ отечества, держалъ въ своемъ карман прокламацію объ освобожденіи негровъ и ожидалъ для ея обнародованія Антіэтамской побды. Онъ не могъ слышать голоса узника форта Лафайета.
— На это воззваніе нельзя возражать,— воскликнулъ Макъ-Дугаль, прочитавъ депутату Блэну эту бумагу.
— Да,— отвчалъ со вздохомъ человкъ, которому суждено было сдлаться Генрихомъ Наварскимъ американской политики: — но Сумнеръ задержалъ въ своемъ комитет изслдованіе дла подъ Больсъ-Блуффомъ. Онъ заперъ Рована навки въ тюрьму, и на эту бумагу не будетъ никакого отвта.
— Я заставлю дать отвть,— воскликнулъ Макъ-Дугаль:— я не дозволю боле, чтобы храбрый, благородный воинъ страдалъ за чужія ошибки. Неизвстно, кто въ этомъ дл измнникъ. Вдь въ первый годъ войны Вашингтонъ давалъ какія угодно свднія мятежникамъ. Если бы Капитолій находился не въ Вашингтон, а въ Спрингфильд, то война давно была бы окончена.
И не только своимъ друзьямъ, но публично, всюду и всмъ кричалъ Макъ-Дугаль о невинности Рована. Онъ не боялся ни Стантона съ Галлекомъ, ни сенатора Сумнера, который очевидно опасался, чтобы Рованъ освободившись не повторилъ своего вызова.
Массачусетскія газеты имли теперь достаточно другихъ причинъ для отчаянія, такъ что он забыли о генерал Рован. 50.000 солдатъ были убиты и ранены, благодаря безумному оттсненію Макъ-Клеллана генераломъ Ли подъ Мальвериской горой 1-го іюня. Кром того, еще сорокъ тысячъ человкъ погибли на запад. Неудивительно, что память о Больсъ-Блуфф совершенно исчезла.
Посл цлаго ряда сраженій, стоившихъ безконечное число жертвъ, посл пораженія Банкса генераломъ (‘тонлемъ Джаксономъ и временной замны генераломъ Попомъ Макъ-Клеллана, звзда его уже померкла и, блеснувъ снова подъ Антіэтамомъ, навки закатилась.
Въ эти мрачные дни Макъ-Дугаль ршился серьезно поговорить съ Линкольномъ.
— Вы готовите свободу чернокожимъ, президентъ,— сказалъ онъ смло и ршительно.— Выслушайте исторію благо человка. Я зналъ и любилъ Бэкера. Нашъ общій другъ былъ привязанъ къ намъ обоимъ. Вы знаете, что ни Скотъ, ни Макъ-Клелланъ не безупречны. Попъ погубитъ нашу армію въ крови. Счастіе повезло Ли. Десятки тысячъ человкъ мексиканскихъ ветерановъ знаютъ храбраго генерала Рована за честнаго и неустрашимаго воина. Онъ не измнникъ, но невинная жертва. Онъ давно ждетъ или публично уголовнаго суда или свободы.
— Онъ сдлалъ ужасную ошибку при Больсъ-Блуфф,— произнесъ со вздохомъ Линкольнъ.
— Выслушайте его бумагу хорошенько,— сказалъ Макъ-Дугаль:— вотъ что онъ пишетъ: ‘Семь мсяцевъ я сижу въ позорной тюрьм, тогда какъ мои войска и мои товарищи сражаются на пол брани. Меня арестовали ночью среди моей бригады, меня лишили моего чина и званія, у меня отняли мои офиціальныя бумаги и заточили въ форт Лафайет. Мн не даютъ случая доказать, что я храбрый и преданный отечеству воинъ. Мн не выдали копіи моего обвинительнаго акта. До меня не допускаютъ адвоката и друзей. Президентъ добровольно нарушилъ шестое прибавленіе къ конституціи. Пусть онъ его прочтетъ и освжитъ свою память, пусть онъ подумаетъ и сознается, что Людовикъ XIV никогда не длалъ такой несправедливости съ безпомощнымъ государственнымъ узникомъ, преданнымъ американскимъ генераломъ и человкомъ, спасшимъ жизнь президента отъ убійцъ предъ его вступленіемъ въ должность’.
Наступило роковое молчаніе.
— Пусть онъ докажетъ свою невиновность,— сурово сказалъ Линкольнъ, боясь вліянія Сумнера.
— Онъ этого не сдлаетъ,— запальчиво воскликнулъ Макъ-Дугаль.— Весь берегъ Тихаго океана мною сохраненъ вполн преданнымъ вамъ. Мы друзья боле тридцати лтъ. Если вы дозволите Сумнеру побороть васъ въ этомъ дл, то я обращусь съ воззваніемъ къ народу. Я скажу, что прежде освобожденія негровъ надо оказать справедливость блымъ. Храбрый воинъ, охранившій вашу жизнь, сидитъ въ тюрьм седьмой мсяцъ, не видя свта Божьяго, не слыша дружескаго голоса, не зная ласки своей сиротки. Я васъ не даромъ предупреждаю.
— Но что вы скажете о пяти тысячахъ долларовъ, внесенныхъ въ Филадельфійскій банкъ?— спросилъ президентъ.
— Разв вы боитесь публично его судить?— сказалъ Макъ-Дугаль.— Я васъ увряю честнымъ словомъ, что у меня находятся вс документы, оправдывающіе Рована. При арест ихъ не захватили. Если страна узнаетъ объ ихъ содержаніи, то вамъ будетъ бда. Лучше освободите его безъ суда и дайте ему новое назначеніе.
— Онъ не хотлъ отдать этихъ бумагъ Макъ-Клеллану,— сказалъ, насупивъ брови, Линкольнъ.
— Конечно, нтъ,— отвчалъ холодно Макъ-Дугаль.— Вдь адъютанты Макъ-Клеллана не выдали Ровану копій съ трехъ приказовъ генерала относительно случившейся катастрофы по милости Бэкера. Но Рованъ теперь получилъ эти копіи: я видлъ ихъ. Вы удивитесь, вамъ будетъ стыдно и совстно, когда вы узнаете ихъ содержаніе. Я говорю ршительно, несмотря на Сумнера, что я обращусь къ американскому народу по этому длу. Благодаря Бэкеру, при Больсъ-Блуфф погибли два полка: калифорнійскій и таманійскій. Нью-Іоркскій штатъ и Калифорнія перенесли, какъ храбрые люди, тяжелую катастрофу.
— Дадите вы мн недлю на размышленіе?— спросилъ съ отчаяніемъ президентъ.
— Ни одного дня,— отвчалъ безжалостно Макъ-Дугаль:— вы собрали армію Макъ-Клеллана у Аквіи и отдали ее подъ начальство Попа. Вы увидите, что чрезъ четыре недли Бобъ Ли будетъ со своими войсками въ Вашингтон, если вы не возвратите Макъ-Клеллану его прекрасную армію. Если бы вы не отняли у него Макъ-Довеля, то онъ разбилъ бы Ли на голову. Возвратите ему его армію, и онъ разобьетъ Ли.
— Дайте мн время,— настаивалъ Линкольнъ.
— Ни одного дня,— повторялъ Макъ-Дугаль.— Рованъ будетъ оправданъ и тотчасъ же. Въ противномъ случа, дайте мн его обвинительный актъ, и я представлю вс оправдательные документы, Макъ-Клелланъ долженъ сдлать то же. Блэнъ внесетъ вопросъ объ этомъ въ палату. Онъ называетъ подобное оскорбленіе позоромъ. А, по-моему, это убійство души, и я напечатаю обо всемъ въ газетахъ. Завтра я отправлюсь въ Нью-Іоркъ и заду въ фортъ Лафайетъ, чтобы спросить у генерала Рована о разршеніи обратиться съ его дломъ ко всему американскому народу. Я просилъ генералъ-майора Скайлера Гамильтона, который только что пріхалъ съ ‘острова No 10’,— одно изъ вашихъ недавнихъ торжествъ,— повидаться съ Макъ-Клелланомъ и сказать ему, что никакое lettre de cachet не пройдетъ даромъ въ Америк. Стантонъ можетъ смотрть на него сквозь пальцы, а Сумнеръ обойти старика Камерона, но генералъ Гамильтонъ справедливо говоритъ, что позорное заточеніе генерала привело въ уныніе всхъ другихъ генераловъ на пол брани. Не забывайте, что человкъ этотъ женатъ на сестр Галлека.
Линкольнъ, задтый заживо, отвчалъ:
— Галлекъ теперь начальникъ штаба и долженъ имть у себя обвинительный актъ Рована. Повидайте его.
— Я уже видлъ его,— твердо отвчалъ Макъ-Дугаль:— Макъ-Клелланъ не передавалъ ему никакого обвинительнаго акта. Рованъ ни въ чемъ не обвиняется. Галлекъ честный и благородный человкъ, хотя суровый и холодный. Спросите сами у него обвинительный актъ.
— Если это справедливо,— сказалъ великодушный Линкольнъ:— то, да проститъ мн Господь, я сдлалъ ошибку.
— Нтъ,— отвчалъ сенаторъ:— васъ просто обманули. Но мы не хотимъ прощенія, мы просимъ справедливости и отправки на поле брани несчастнаго узника. Вы не можете поправить его испорченной карьеры, но вы можете возвратить ему честь.
— Приходите ко мн завтра утромъ, сенаторъ,— сказалъ президентъ:— я только спрошу у Макъ-Клеллана, поддержитъ ли онъ вашъ взглядъ. Если да, то вамъ не зачмъ хать въ фортъ Лафайетъ.
— Повидайте также Ламана,— сказалъ Макъ-Дугаль:— онъ храбрый и великодушный человкъ. Увряю васъ, Линкольнъ, вы будете лучше спать, если бы даже враги были подъ стнами Благо Дома. Я останусь съ вами и раздлю вашу участь.
Съ этими словами ревностный защитникъ Рована не отложилъ его дла до завтрашняго дня, а въ тотъ же день вечеромъ уговорилъ Галлека, несмотря на массу его занятій, отправиться на нсколько минутъ въ Блый Домъ, куда вмст съ нимъ похали Макъ-Дугаль, Гамильтонъ и Вардъ-Ламанъ. Какъ только президентъ увидалъ Галлека, онъ тотчасъ подошелъ къ нему и спросилъ, въ какомъ положеніи дло Рована.
— У меня нтъ никакихъ бумагъ, обвиняющихъ генерала Рована,— отвчалъ Галлекъ: — это просто несчастіе и больше ничего. Онъ лишь игрушка въ рукахъ вашингтонскихъ интригановъ. Макъ-Клелланъ отказывается отъ всякой отвтственности въ этомъ дл и считаетъ, что заточеніе генерала Рована не справедливо и позорно. Ему не дозволили перейти чрезъ рку, и Бэкеръ, закусивъ удила, причинилъ всю катастрофу. Поэтому Рованъ ни въ чемъ не виноватъ и терпитъ самую жестокую несправедливость.
— Что же мн длалъ, Галлекъ?— спросилъ президентъ.
— Вамъ грозятъ большія затрудненія,— рзко отвчалъ начальникъ штаба, котораго называли ‘ходячая энциклопедія’,— такъ какъ Рованъ несправедливо заключенъ и никмъ не обвиняется, даже Сумнеромъ. Я на вашемъ мст его освободилъ бы. Вы окажетесь въ очень затруднительномъ положеніи, если Рованъ обнародуетъ тотъ фактъ, что полковникъ Бэкеръ былъ убитъ съ генералъ-майорскимъ патентомъ въ карман.
— Онъ не регистрованъ въ военномъ министерств,— замтилъ Линкольнъ.
— Я это знаю,— отвчалъ сухо Галлекъ.— Онъ не былъ также посланъ въ сенатъ. Это ваша ошибка.
— Пусть Стантонъ освободитъ Рована,— произнесъ президентъ.
— Нтъ,— сказалъ Галлекъ: — бдному Стантону и безъ того приходится за многое отвчать. Фортъ Лафайетъ и фортъ Макъ-Генри полны никому невдомыми узниками. Рованъ, генералъ американской службы, посаженъ въ тюрьму безъ вдома военнаго министерства, и мы не можемъ принять за него отвтственность. Стантонъ только что сказалъ мн: ‘кто посадилъ его, пусть его и выпускаетъ’.
— Онъ сказалъ это?— спросилъ Линкольнъ, покраснвъ.
— Да, и совершенно правильно,— отвчалъ Галлекъ: — Стантонъ не знаетъ даже, что Рованъ существуетъ, потому что его засадили въ тюрьму, когда Камеронъ былъ военнымъ министромъ. Вы не можете ошибки старика Камерона вымещать на Стантон. Военный министръ — законный покровитель чести и правъ офицеровъ.
Линкольнъ быстро отошелъ отъ Галлека и, взявъ за руку Макдугаля, отвелъ его въ сторону.
— Пошлите эту телеграмму коменданту форта Лафайета,— сказалъ онъ: — да пошлите ее сегодня же ночью, такъ какъ я не могу уснуть, прежде чмъ она будетъ послана. Не говорите мн больше объ этой несчастной исторіи. Но когда онъ прідетъ въ Вашингтонъ, то зайдите ко мн.
Сказавъ это, Линкольнъ прибавилъ шепотомъ:
— Говорятъ, что Ли собираетъ всю свою армію, чтобы уничтожить Попа, прежде чмъ ветераны Макъ-Клеллана будутъ въ сбор.
— Я этого боялся,— произнесъ съ тяжелымъ вздохомъ Макъ-Дугаль: — Джаксонъ разбилъ Банкса при Кипарисовой гор, а теперь съ его помощью разгромитъ Попа. Отчего мы не одерживаемъ побды нигд, кром запада?
Не получивъ отвта, Лакъ-Дуга ль взглянулъ на записку, поданную ему президентомъ. Въ ней было только дв строчки:
‘Освободите немедленно генерала Рована. Никакихъ объясненій. Увдомьте по телеграфу моего секретаря. Авраамъ Линкольнъ’.
Схвативъ шляпу, Макъ-Дугаль крпко пожалъ руку президенту и побжалъ, какъ мальчишка, по улиц на телеграфъ.
Въ эту ночь далеко отъ Вашингтона въ форт Лафайет блдный, исхудавшій Рованъ стоялъ у окна и пристально смотрлъ на звзды.
— Боже мой! Боже мой! Какъ долго это продлится?— произнесъ онъ.
Въ его рук было сжато письмо, которое онъ перечитывалъ сотни разъ.
Новый защитникъ Рована явился въ лиц прелестной двоюродной его сестры, Ирены Варіанъ. Она тщетно старалась видть узника и только съ Божіей помощью напала на Эрнеста Ситона, который одинъ охранялъ Рована за отсутствіемъ майора Осборна, раненаго подъ Мальверномъ, онъ самъ былъ раненъ подъ Гейнцъ-Миллемъ и лчился отъ своей раны, не покидая ни минуты Рована. Онъ самоотверженно передавалъ письма Ирены ея несчастному родственнику.
‘Хотя я не могу видть васъ лично,— писала она,— но я знаю въ моемъ сердц, что вы невинны. Не унывайте! Что-то мн, говоритъ о вашемъ скоромъ освобожденіи и о нашемъ свиданіи. Поручикъ Ситонъ говоритъ мн, что онъ не сметъ открыто передавать мн ваши письма, но онъ можетъ каждый день писать мн письма о вашемъ здоровь. Я нарочно пріхала съ запада, чтобы оказать вамъ помощь. Теперь мн надо хать назадъ домой въ Детруа, гд буду ожидать вашего оправданья. Помните всегда, что я знала вашу невинность, прежде чмъ услышала слово вашей защиты. Придетъ день, когда мы будемъ ближе другъ къ другу, чмъ теперь. Если свтъ презираетъ васъ, то я желала бы, чтобы доля этого презрнья пала на меня. Я давно полетла бы къ Адель, но она ничего не знаетъ о вашемъ арест. Ситонъ мн все разсказалъ: онъ молодой герой’.
Вмст съ этимъ письмомъ Ситонъ тайно доставилъ Ровану портретъ Ирены, прелестное лицо которой было лучемъ свта въ мрачной тюрьм.
— Никто изъ моихъ родныхъ,— промолвилъ Рованъ, прочитавъ это письмо: — не получитъ отъ меня и строчки, прежде чмъ будетъ доказана моя невинность. Но эта благородная вра въ меня молодой двушки лучшее утшеніе.
На другое утро 16-го августа 1862 г., въ девять часовъ, дверь въ тюрьму генерала Рована съ шумомъ отворилась. Въ нее вошли комендантъ, его адъютантъ и поручикъ Ситонъ.
— Адъютантъ прочтетъ вамъ офиціальную бумагу,— сурово произнесъ комендантъ, отвшивая поклонъ.
Рованъ вскочилъ и выслушалъ телеграмму президента.
Посл этого, молча, оба тюремщика удалились, а Ситонъ радостно бросился къ Ровану, махая конвертомъ, который онъ держалъ въ рукахъ:
— Это ваше жалованье за все время!— воскликнулъ онъ.
Рованъ махнулъ рукой.
— Нтъ, генералъ, не длайте ошибокъ,— произнесъ Ситонъ:— прежде всего освободитесь отъ этой трущобы. Я доставлю вамъ отсюда вс вещи. Мн приказано быть въ вашемъ распоряженіи. Гд вы остановитесь въ Нью-Іорк?
— Въ Бревортъ-Гауз,— машинально отвтилъ Рованъ.
Потомъ, выпрямившись во весь ростъ, онъ прибавилъ:
— Я не выйду отсюда безъ сабли. Я вдь опять офицеръ и джентльменъ.
— Возьмите мою,— сказалъ Ситонъ.— Она была на мн въ послднемъ сраженіи. Здшнему народу приказано не имть съ вами никакихъ сношеній. Мн поручено проводить васъ въ Вашингтонъ, въ качеств адъютанта.
— Вы — добрый юноша, Ситонъ,— сказалъ генералъ и дрожащей рукой прицпилъ себ саблю.
— Пароходикъ васъ ожидаетъ,— шепотомъ произнесъ Ситонъ:— позжайте сейчасъ, предоставьте мн всмъ распорядиться. Я пересчиталъ ваши деньги, сумма врна, и потому я выдалъ расписку. Отдайте мн ключи, и я доставлю вамъ вашъ багажъ въ Бревортъ-Гаузъ къ ночи.
Дежурный офицеръ въ полной парадной форм постучалъ въ отворенную дверь и съ почтительнымъ поклономъ сказалъ:
— Пароходъ генерала Рована его ожидаетъ.
(‘покойно возвративъ поклонъ и сказавъ нсколько словъ шепотомъ Ситону, Рованъ спряталъ въ карманъ письма своей дочери и пакетъ съ деньгами. Потомъ онъ твердыми шагами вышелъ изъ тюрьмы, которая служила семь мсяцевъ мстомъ его позорнаго заточенія. Въ коридор караулъ вышелъ отдать ему честь, потому что офицеръ громко крикнулъ:
— Генералъ американской арміи!
Государственная жертва, Рованъ гордо прошелъ мимо и даже не взглянулъ на прощаніе на мрачныя стны, служившія такъ долго его убжищемъ.
Прежде чмъ пароходъ отошелъ отъ пристани, ему подали телеграмму. Онъ прочиталъ съ радостью слдующія слова:
‘Прізжайте ко мн въ Вашингтонъ, не говорите ни съ кмъ прежде свиданія со мною’.
— Это отъ добраго, милаго старика Макъ-Дугаля,— промолвилъ сквозь зубы Рованъ: — онъ образецъ среди людей, честный и преданный человкъ.
Въ ночномъ позд желзной дороги изъ Нью-Іорка бывшій узникъ занялъ особое отдленіе прямо въ Вашингтонъ.
— Меня выгнали, какъ собаку,— думалъ онъ, тяжело вздыхая:— Это не значитъ, что я освобожденъ, какъ невинный. Только я боле не сижу въ тюрьм — вотъ и все. Моя будущность темне ночи. Я не увижу Ирены Варіанъ, прежде чмъ не очищу себя отъ всякаго подозрнія на пол брани. Но съ Эндикотомъ, Осборнами, Фрайемъ, Гамильтономъ и Макъ-Дугалемъ я могу говорить и объяснить все, что было со мною.
Спустя два дня, въ полной парадной форм генералъ Рованъ выходилъ изъ военнаго министерства въ Вашингтон въ сопровожденіи сенатора Макъ-Дугаля. Въ рукахъ онъ комкалъ карточку, на которой карандашемъ было написано:
‘Оставьте вашъ адресъ. Ждите приказаній въ Вашингтон. С.’.
— Вотъ моя судьба теперь,— промолвилъ со вздохомъ генералъ.
— Это все безполезно,— поддакнулъ сенаторъ: — останьтесь у меня, пока мы не переговоримъ съ Эндикотомъ и Осборнами. Они въ войскахъ Попа, ожидающихъ нападенія Ли и Джаксона. Скайлеръ Гамильтонъ въ отпуску по случаю раны. Пойдемте теперь со мною въ Блый Домъ, вы подождете меня въ пріемной, да дайте мн письмо отъ Джака Макъ-Крери.
Рованъ не смлъ сопротивляться, онъ зналъ, что благородный сенаторъ былъ преданнымъ защитникомъ, освободившимъ его изъ тюрьмы.
— Галлекъ и Стантонъ — оба славные люди,— продолжалъ Макдугаль.— Вы еще получите хорошее назначеніе. Не видайтесь съ Линкольномъ, и ради вашей чести, ради меня, избгайте Сумнера. Еще одинъ неосторожный шагъ, и вы навки погибли. Врьте мн, лучъ свта наконецъ освтитъ вашу жизнь.
Чрезъ десять минутъ сенаторъ сидлъ, глазъ на глазъ, съ президентомъ.
— Вотъ,— сказалъ онъ, подавая Линкольну письмо Джака Макъ-Крери: — это послднее письмо Макъ-Крери къ Ровану, который его пріучилъ къ серьезной дятельности, женилъ на богатой двушк и былъ его покровителемъ. Война разорила Рована, и этотъ молодой человкъ внесъ въ банкъ помимо него 5.000 долларовъ, чтобы хоть отчасти возблагодарить его за оказанныя ему милости. Ріели бы генералъ былъ убитъ, то его дочь получила бы хоть какое нибудь содержаніе, кром скромной пенсіи. Достаточно ли это письмо очищаетъ Рована отъ обвиненія во взятк?
— Повидимому, вполн,— отвчалъ мрачно Линкольнъ,— и однако Макъ-Крери поетупилъ въ южную армію.
— Также сдлалъ и генералъ Ли,— произнесъ Макъ-Дугаль,— посл того, какъ вы и Скоттъ упрашивали его сдлаться главнокомандующимъ американской арміи. Но что мн длать съ генераломъ Рованомъ? Онъ требуетъ слдствія и суда. Теперь онъ свободный человкъ, и вс его оправдательныя бумаги готовы.
— Его дло прекращено,— ршительно сказалъ Линкольнъ.
— А его служба?— спросилъ Макъ-Дугаль:— у него теперь нтъ бригады.
— Пусть онъ спокойно подождетъ и не тревожитъ насъ,— отвчалъ Линкольнъ:— его здоровье требуетъ поправленія. Не выпускайте его изъ виду. Я общаю вамъ, что онъ получитъ мсто согласно его чину, но со временемъ.
Макъ-Дугаль поклонился и спросилъ:
— А его оправданіе, президентъ?
Въ эту минуту въ комнату вошелъ съ депешами дежурный адъютантъ, и сенаторъ съ тяжелымъ вздохомъ вышелъ.
— Одинъ Богъ можетъ спасти Рована,— промолвилъ онъ сквозь зубы.
Однако онъ съ веселой улыбкой вернулся къ генералу и сказалъ:
— Вы вскор получите хорошее мсто, согласно вшдему чину.
Несмотря на это, девять мсяцевъ пришлось Ровану ждать назначенія.
Въ продолженіе мрачной зимы Рованъ въ своемъ уединенномъ кабинет ревностно слдилъ за обстоятельствами войны и къ величайшему своему отчаянію видлъ, что Блый Домъ и военное министерство были для него закрыты. Такъ какъ онъ далъ себ слово не писать къ Ирен Варіанъ, прежде чмъ вернется на поле брани, онъ отказывалъ себ даже и въ этомъ утшеніи, тмъ боле, что его окружала попрежнему холодная атмосфера подозрній.
Число немногихъ его друзей ежедневно уменьшалось: Эндикотъ геройски умеръ на равнинахъ Антіэтама, а Эльмиръ Осборнъ на пол сраженія второго Буль-Рука. Поль Осборнъ былъ въ плну, а генералъ Гамильтонъ находился на далекомъ запад.
Макъ-Клелланъ посл страшнаго пораженія Попа временно очутился во глав своей арміи и спасъ столицу, одержавъ кровавую побду подъ Антіэтамомъ. Но жестокая рзня при Фредериксбург привела въ ужасъ весь сверъ и удалила навки бднаго Макъ-Клеллана изъ его арміи.
Только на юг, на Массиссипи и на запад американскій флагъ продолжалъ развваться побдоносно. Но счастье попрежнему улыбалось Ли, потому что Стэнвалъ Джаксонъ былъ еще живъ.
Смотря на лниво покоившуюся саблю въ своихъ ножнахъ, Рованъ продолжалъ бездйствовать. Онъ зналъ, что сенаторъ Сумнеръ еще не насытился своей местью. Хотя онъ былъ на свобод, но подозрніе всхъ начальствующихъ лицъ преслдовало его. Онъ же самъ могъ только выместить свою злобу на безвинномъ Гораціи Дювал, котораго онъ теперь не пускалъ къ себ, несмотря на вс его домогательства.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

X.

Хорошо было для незанятаго генералъ-майора, что онъ во время зимы 1862 г. не появлялся въ клубахъ, ресторанахъ и театрахъ. Даже улицы стали для него чуждыми, такъ какъ общество, повидимому, отъ него отворачивалось. Никто не заботился о немъ и не обращалъ вниманія на генерала, лишеннаго назначенія.
Рованъ былъ совершенно одинъ, по пословиц, что никто не хочетъ якшаться съ несчастливымъ человкомъ. Только единственнымъ его собесдникомъ и другомъ въ одинокіе зимніе дни былъ капитанъ Поль Осборнъ, вернувшійся изъ плна, такъ какъ Ситонъ былъ посланъ въ армію.
За южными кружками въ Вашингтон строго наблюдали шпіоны, и самъ Рованъ избгалъ всхъ сомнительныхъ пріятелей. Благодаря доброму Макъ-Дугалю, уменьшилось преслдованіе Рована сенаторомъ Сумнеромъ.
— Наблюдайте за нимъ, какъ за ребенкомъ,— сказалъ Макдугаль капитану Осборну.— Спасите его, и я надюсь, что вы получите чинъ майора.
Только одинъ Осборнъ зналъ, какую тяжелую борьбу долженъ былъ вынести Макъ-Дугаль за репутацію Рована.
Однажды онъ услышалъ, какъ Сумнеръ хвастался въ кружк друзей:
— Я уничтожилъ карьеру Рована.
— Нтъ,— отвчалъ твердо Макъ-Дугаль: — не вы ее уничтожили, а Вэкеръ. Вы только разбили его сердце вашимъ lettre de cachet.
— Онъ никогда боле не обнажитъ своей сабли,— воскликнулъ Сумнеръ.
— Мы это еще увидимъ,— отвчалъ Макъ-Дугаль.— Отчего вы не разстрляли Попа или не посадили въ Бастилію? Быть можетъ, этимъ вы спасли бы цлую армію.
— Я намренъ дать генералу Банксу важное назначеніе на запад.
— Онъ иметъ одно преимущество надъ вами,— произнесъ Макдугаль:— онъ рискуетъ своей жизнью за родину, а вы — никогда.
Однако, сожаля президента, добрый сенаторъ поджидалъ удобное время. Мрачный блескъ сверкалъ въ глазахъ президента, и особенно послднія военныя неудачи вызвали у него на лиц глубокія морщины. Терзаемый со всхъ сторонъ клеветниками и неспособными генералами, Линкольнъ не походилъ на себя.
— Да поможетъ Богъ нашему старому Моисею,— со вздохомъ думалъ Макъ-Дугаль.— Мы вс готовы поддержать его, но кто будетъ его Аарономъ.
Между тмъ Грантъ и Фаррагутъ медленно выяснялись гигантами изъ боевого дыма, и подготовляли окончательную побду избраннику отечества.
Что касается до Рована, то онъ все боле и боле убждался въ безполезности хлопотать о назначеніи его въ дйствующую армію.
— Надо подождать, свтъ наконецъ блеснетъ,— говорилъ Рованъ.
Даже его пріятели, какъ энергичный Блэнъ, отказались отъ попытокъ заинтересовать прессу въ пользу несчастнаго генерала.
— Вашъ генералъ умеръ навсегда,— сказалъ одинъ изъ вліятельныхъ журналистовъ.— Вамъ предстоитъ только его похоронить. Къ тому же онъ получаетъ жалованье, и мы не хотимъ за это преслдовать Стантона.
Что касается до военныхъ комитетовъ, палаты и сената, то члены его качали головой при краснорчивой защит Макъ-Дугаля.
— Нтъ, нтъ,— говорили они,— мы не дадимъ ему никакого мста, прежде чмъ онъ оправдается въ своемъ прошедшемъ поведеніи.
А такъ какъ правительство не имло никакихъ доказательствъ въ виновности Рована, и онъ не имлъ возможности оправдаться, то обвиненіе и оправданіе были одинаково безполезны. Несмотря на это, генералъ Гамильтонъ писалъ своему старому товарищу:
‘Прізжайте на западъ, хотя бы въ чин капрала. Здсь нами командуютъ настоящіе люди, а не куклы’.
Такимъ образомъ ежемсячно Рованъ доносилъ по начальству, что онъ ждетъ приказаній, при этомъ онъ всегда прибавлялъ, что онъ проситъ назначенія въ дйствующую армію, все равно, въ какомъ чин. На вс эти просьбы онъ не получалъ никакого отвта.
Между тмъ, несмотря на разочарованіе собственныхъ намреній, Рованъ зорко слдилъ за военными дйствіями: за открытіемъ Миссисипи, за взятіемъ Новаго Орлеана, Корина и Мурфрисбурга, за энергичными дйствіями западныхъ героевъ, за стратегіей Розекранца и подвигами Шермана. Хотя Дэвисъ и Ли въ зенит своей славы царили среди своего военнаго двора въ Ричмонд, Рованъ, однако, предвидлъ, что наступали послдніе дни конфедераціи. Онъ понималъ, что, по словамъ Джона Логана, ‘сверные гиганты пробьютъ себ дорогу своими мечами къ заливу’.
Наконецъ въ март мсяц Рованъ отправился къ военному генералъ-прокурору и спросилъ, когда же кончится его дло.
— Генералъ Рованъ,— отвчалъ старый воинъ:— ничего не спрашивайте, ваше дло — какая-то непонятная тайна. Если ваше оправданіе когда нибудь состоится, то разв посл войны. Я израсходовалъ много тысячъ долларовъ казенныхъ денегъ, но все напрасно. Я полагаю, что оно сосредоточивается въ гнзд Синклеровъ въ гостепріимномъ Мериландскомъ жилищ, которое находилось рядомъ съ вами. По всей вроятности, одинъ изъ вашихъ молодыхъ офицеровъ былъ плненъ блестящими глазками и выкралъ 300-й листъ изъ вашей записной книжки.
— Но это не объясняетъ похищенія вашингтонскихъ плановъ,— мрачно произнесъ Рованъ:— а также картъ военной позиціи и Буль-Рука.
— Карроль,— сказалъ генералъ Фрай:— комитетъ относительно веденія войны медленно изслдуетъ дло, я же полагаю, что эти планы и карты украдены у стараго Винфильда Скотта, а, можетъ быть, и у самого Линкольна. Если обокрали Скотта, то это легко объяснить его старостью и добротой. Если же Линкольнъ сдлался жертвой, то просто подкупили одного изъ его подчиненныхъ.
— Я врю вамъ,— воскликнулъ Рованъ:— потому что никто, кром меня, не могъ видть моихъ трехъ плановъ. Это двойная тайна. Но что мн длать?
— Взять ружье и броситься въ ряды сражающихся,— отвчалъ старый ветеранъ.
— Но,— вздохнулъ Рованъ,— я объ этомъ ужъ думалъ, и меня наврно уже ждетъ въ такомъ случа отставка за отъздъ изъ Вашингтона безъ позволенія. Я совершенно безпомощенъ.
— Да,— отвчалъ генералъ Фрай:— вы пригвождены къ позорному столбу сомннія. Вамъ остается только ждать, положившись на Макъ-Дугаля. Президентъ Линкольнъ любитъ своего рыцарскаго калифорнскаго друга юности. Ждите и надйтесь.
— Какъ Монте-Кристо,— печально промолвилъ Рованъ и медленно удалился изъ комнатъ.
Въ апрл мсяц снова вспыхнулъ взрывъ войны, и начались энергичныя дйствія, въ виду все-таки ожидаемаго назначенія въ дйствующую армію Рованъ оставилъ свою дочь попрежнему въ Филадельфіи на попеченіи ея добрыхъ опекуновъ, но на случай своей смерти прибавилъ два запечатанныхъ письма на имя Ирены Варіанъ и опекуновъ дочери, которая все еще ничего не знала.
Въ послднемъ письм онъ писалъ:
‘Въ случа зюей кончины отдайте Ирен Варіанъ прилагаемое письмо, мое завщаніе и мои оправдательныя бумаги, находящіяся въ банк Рикса. Я ее назначаю попечительницей моего ребенка, который, слава Богу, до сихъ поръ полагаетъ, что я въ отпуску’.
Въ письм къ Ирен, написанномъ съ слезами отчаянія, онъ разсказывалъ всю свою исторію:
‘Вамъ, Ирена, такъ странно вмшавшейся въ мое горе,— говорилось въ конц письма,— я завщаю моего ребенка. Научите его любить и уважать мою память. Всми заброшенный, игрушка офиціальнаго начальства и безжалостной печати, жертва ненависти Сумнера, я имю въ васъ единственное утшеніе. Если наконецъ меня пошлютъ на поле брани, то позжайте къ моему ребенку и прижмите его къ своему сердцу, если я умру, то вы получите исторію моего сердца. Если же со временемъ мое имя очистится отъ всякаго подозрнія, то я съ счастьемъ увижу васъ, иначе я никогда не приближусь къ вамъ’.
Однажды вечеромъ, когда Поль Осборнъ оправился и искалъ назначенія въ дйствующую армію, сенаторъ Макъ-Дугаль пригласилъ его обдать въ свой клубъ.
— Ну,— сказалъ добрый старикъ: — я принесъ вамъ майорскій патентъ и назначеніе въ штабъ Гукера, который наслдовалъ Борисайду. Повидимому, мы опять намрены сражаться, но Богъ знаетъ, съ какимъ успхомъ. Вдь еще живъ Станволъ Джексонъ. Цезарь Борджіа заплатилъ бы 10 милліоновъ за его убійство, но по счастію Грантъ вскор возьметъ Виксбургъ, и тогда останется только для насъ обладаніе портомъ Гудсономъ и департаментомъ Залива. Ну, теперь я вамъ скажу большую новость: прежде чмъ вы поступите въ штабъ Гукера, вы отправитесь съ генераломъ Рованомъ на западъ, онъ наконецъ назначенъ въ дйствующую армію.
Осборнъ вскочилъ съ какой-то дикой радостью:
— Вы сдлали это!— воскликнулъ онъ вн себя отъ счастія.
— Да,— отвчалъ Макъ-Дугаль:— я случайно назначенъ въ сенат предсдателемъ финансовой комиссіи, и мн удалось съ помощью пяти благородныхъ товарищей остановить вс военныя выдачи. Но, прежде чмъ я буду продолжать, дайте мн слово не говорить Ровану этихъ подробностей. Онъ до того умственно разстроенъ, что съ нимъ можетъ кончиться дурно. Я, право, думаю, что ему не мшало бы пустить кровь.
Осборнъ поклонился въ знакъ согласія, а Макъ-Дугаль, закуривъ сигару, весело продолжалъ свой разсказъ:
— Какъ только всть дошла объ этомъ до Сумнера, то онъ бросился ко мн и воскликнулъ вн себя отъ злобы: ‘Что вамъ надо?’ — Я спокойно отвчалъ: ‘Назначеніе генерала Рована въ дйствующую армію на западъ’.— ‘Это ваше послднее слово?’ — прогремлъ массачусетскій сенаторъ.— ‘Назначеніе Рована или ни гроша денегъ’,— энергично отвчалъ я.— ‘Я принесу завтра утромъ вамъ въ сенатъ его назначеніе’,— сказалъ мрачно Сумнеръ и выбжалъ изъ комнаты. Ну, Осборнъ,— прибавилъ Макъ-Дугаль,— не благодарите меня за майорскій чинъ и приходите ко мн въ сенатъ въ полдень, а вечеромъ узжайте изъ Вашингтона съ Рованомъ.
— Онъ готовъ хать хоть черезъ часъ,— отвчалъ обрадованный молодой человкъ.
— Мн еще предстоитъ сдлать фокусъ,— сказалъ Макъ-Дугель:— Линкольнъ мн еще никогда ни въ чемъ не отказывалъ, кром какъ въ оправданія Рована. Теперь я добьюсь вашей посылки на западъ вмст съ Рованомъ. Я добуду вамъ какую нибудь инспекцію. Но передайте ему эту всть осторожно. Часто счастливыя вещи дйствуютъ боле роковымъ образомъ, чмъ несчастныя. Ну, прощайте, я отправляюсь къ президенту.
— Да благословитъ васъ Господь!— воскликнулъ Осборнъ.
На другой день Рованъ былъ занятъ писаніемъ, когда майоръ Осборнъ весело вбжалъ въ комнату съ большимъ офиціальнымъ конвертомъ, торчавшимъ изъ бокового кармана.
— Наконецъ я досталъ свой чинъ и свое назначеніе,— воскликнулъ молодой человкъ, старательно закрывъ дверь.
Но Рованъ, пристально взглянувъ на его глаза, радостно устремленные на друга спросилъ его:
— Скажите мн, Поль, вы что-то хотите мн сказать? Это, конечно, пріятная всть?
Новый майоръ вынулъ конвертъ съ надписью: ‘Генералъ-майору Ровану, весьма нужное’.
— Никто не открывалъ этой бумаги,— промолвилъ онъ:— я отправлюсь съ вами, куда васъ ни пошлютъ. Распоряженіе о моемъ отъзд ждетъ меня въ военномъ министерств. Макъ-Дугаль все устроилъ. Да благословитъ его за это Господь.
Изъ сердца Рована вырвалось нчто въ род рыданій.
— Слава Богу,— сказалъ онъ тихо:— подемъ въ военное министерство и заявимъ о своемъ отъзд. Мн надо здсь только послать дв телеграммы и заплатить мой счетъ.
— Я вамъ приготовилъ отличнаго преданнаго слугу, генералъ,— сказалъ Осборнъ:— вамъ никогда боле не измнятъ.
Пока Рованъ надвалъ свою полную парадную форму, Осборнъ прочелъ бумагу Стантона.
‘Генералъ-майоръ Карроль Рованъ назначенъ начальникомъ штаба къ генералу Натаніэлю Банксу, командующему департаментомъ Залива. Онъ отправится немедленно къ мсту своего назначенія’.
Лицо Осборна омрачилось, и по дорог въ военное министерство онъ промолвилъ про себя:
— Въ сущности это не назначеніе, и Рованъ не начальникъ штаба и не генералъ-майоръ. Его назначили только высшимъ чиновникомъ къ сверному политикану-генералу. Сумнеръ сдержалъ свое слово и не далъ ему настоящаго назначенія, но все-же онъ будетъ предъ глазами враговъ и возьметъ фортъ Гудсонъ.
Генералъ покраснлъ, когда въ военномъ министерств вс служащіе разбжались при вид его. Казалось, каждый избгалъ его. Чрезъ десять минутъ вышелъ адъютантъ министра Е. Таунзендъ и поклонившись сказалъ:
— Генералъ, министръ занятъ. Вотъ депеши. Отправляйтесь сейчасъ къ мсту вашего назначенія.
Пожавъ руку Ровану, онъ молча простился съ нимъ, и генералъ вышелъ изъ военнаго министерства, не услышавъ ни слова сочувствія или поздравленія.
Прозжая мимо Благо Дома, молодой майоръ сказалъ, какъ бы угадывая мысли Рована:
— Не осуждайте президента, генералъ, ваше дло одно изъ многихъ, въ которыхъ замшана зависть, ненависть и злоба здшнихъ интригановъ.
Они прямо отправились къ генералу Фрайю, и, надвая свою саблю, возвращенную ему добрымъ старикомъ, Рованъ воскликнулъ:
— Да поможетъ Господь президенту! Да благословитъ Онъ наше любимое отечество, и да проститъ Онъ моихъ предателей!
Спустя три часа, оба пріятеля летли по желзной дорог мимо покинутаго лагеря подъ Пулесвилемъ. Рованъ не открывалъ глазъ, пока они не миновали рокового мста. Въ это самое время въ Детроа прекрасная молодая двушка со слезами счастія читала телеграмму отъ новаго начальника штаба департамента Залива:
‘Буду писать вамъ подробно изъ форта Гудсона или раньше. Примите моего сироту-ребенка, какъ залогъ моей вры въ васъ, пока я не буду въ состояніи соединиться съ вами. Документы и бумаги для вашего руководства вы получите отъ филадельфійскаго судьи Монгомери и его жены въ улиц Саранчи, No 114’.
— Наконецъ блеснулъ лучъ свта,— воскликнула Ирена Варіанъ,— только гордость заставляла его до сихъ поръ не отвчать мн ни слова. Теперь снова возстановлена его рыцарская честь, и онъ можетъ опять жертвовать отечеству своей жизнью, Я увижу его и услышу изъ его собственныхъ устъ всю исторію его несчастій, которыя онъ гордо перенесъ.
Судья Монгомери обрадовался этой, хотя и поздней, справедливости относительно храбраго воина и съ удовольствіемъ приготовился радушно встртить въ своемъ дом неожиданную гостью.
— Это десница Божія,— произнесъ онъ,— нжная любовь Ирены Варіанъ окружитъ безпомощнаго ребенка, Адель теперь будетъ имть покровительницу въ этомъ юномъ сердц.
Онъ зналъ, что Ирена Варіанъ была благородная душа, прелестная двушка съ развитыми способностями и двадцати-шестилтняя красавица, средоточіе блестящаго домашняго кружка.
— Отчего нтъ?— отвчалъ Монгомери на свою неожиданную радостную мысль:— можетъ быть, судьба Рована наконецъ и улыбнется.
Въ эту ночь сенаторъ Макъ-Дугаль спалъ спокойно, а Чарльзъ Сумнеръ ходилъ по своей библіотек, успокаивая себя логическими мыслями:
‘Теперь на время дло окончено. Въ рукахъ Банкса, этого осторожнаго гражданина Массачусета, Рованъ будетъ въ состояніи рисковать своей жизнью. У него не будетъ ни власти, ни войска, ни денегъ, ни настоящаго военнаго положенія, и около дюжины храбрыхъ молодцовъ будутъ слдить за его продлками. Кром того, за нимъ станутъ наблюдать безчисленные шпіоны. Ну, я знатно связалъ его по рукамъ и ногамъ. Къ тому же онъ технически опытный человкъ и дйствительно можетъ помочь Банксу, который въ этомъ отношеніи нуждается въ искусной поддержк’.
Черезъ дв недли генералъ Рованъ былъ счастливйшій человкъ въ лагер генерала Банкса, радостно билось у него сердце, когда слышалъ онъ пальбу изъ большихъ орудій въ форт Гудсон, который защищалъ южный генералъ Гарднеръ. ‘Vive le son du canon!’ — пли энтузіасты-французы во время революціи, и то же самое теперь откликнулось въ сердц Рована. Онъ до такой степени яро бросался въ огонь, что даже Банксъ былъ принужденъ его останавливать. Пламенно желая рисковать наконецъ своей жизнью, онъ никого не слушался, ни Банкса, ни майора Осборна, и вчно былъ впереди всхъ.
Слишкомъ занятый своими новыми обязанностями, онъ не обращалъ вниманія на холодное отношеніе къ нему офицеровъ и солдатъ. Банксъ, увидвъ вс достоинства Рована, предоставилъ ему полную свободу въ командованіи своей арміи. Такимъ образомъ, посл девятимсячной обязательной бездятельности, Рованъ радостно углубился въ энергичную военную дятельность.
Кром этого, его сердце сіяло счастіемъ отъ полученныхъ писемъ его дочери и красавицы Ирены Варіанъ, которую онъ зналъ еще ребенкомъ.
‘Я не ожидала, чтобы вы отрицали свою виновность,— писала она въ первомъ письм посл его телеграммы.— Я знала и такъ вашу невинность, а теперь я знаю черезъ сенатора Макъ-Дугаля, что никакой обвинитель не посмлъ возстать противъ васъ. Мое сердце слдуетъ за вами на поле битвы, Карроль, и вашъ ребенокъ — мой ребенокъ. Моя жизнь, мое состояніе и моя любовь принадлежатъ ей’.
Такимъ образомъ, рука одной женщины предала Рована, а другая вселила въ его сердце отрадный миръ.
Впрочемъ и военныя обстоятельства измнились къ лучшему для свера: въ ужасной рзн при Чансельорсвилл по таинственной вол судьбы погибъ храбрый Станволъ Джаксонъ отъ случайнаго залпа его собственныхъ солдатъ. Тогда навки померкла звзда генерала Ли. Если бы Джаксонъ оставался живъ, то Ли не проигралъ бы сраженія подъ Гетисбургомъ, такъ какъ вс высоты, окружавшія этотъ пунктъ, были бы заняты имъ. Счастье отвернулось отъ генерала Ли, и ворота Ричмонда медленно открывались передъ сверянами.
Предвидя врные признаки близкаго паденія юга, Рованъ не замчалъ среди долговременной осады форта Гудсона, что все еще продолжались холодныя отношенія къ нему его прежнихъ товарищей. Клевета попрежнему неистово гуляла по лагерю. Хотя онъ и не видлъ этого, но нсколько разъ просилъ назначить его полковникомъ въ прежній свой 14-й пхотный полкъ, жертвуя чиномъ генерала волонтеровъ. Но каждый разъ ему отвчали стереотипной фразой: ‘Служба генерала Рована въ качеств начальника штаба слишкомъ оцнена начальствомъ, чтобы его лишиться’.
Между тмъ, глаза всей страны были устремлены на смлаго Гранта, который все еще безжалостно осаждалъ Виксбургъ. При появленіи Рована въ арміи Банкса послдній и Грантъ только что потерпли неудачу въ штурм этихъ двухъ фортовъ и убдились, что имъ не такъ легко будетъ взять южныя твердыни. При этомъ портъ Гудсонъ совершенно завислъ отъ судьбы Виксбурга и подготовлявшейся кровавой битвы подъ Гетисбургомъ между Ли и Мидомъ, замнившимъ Гукера.
Еще въ январ 1863 г. Линкольнъ обнародовалъ эмансипацію, но она съ перваго начала была только нравственнымъ тріумфомъ, такъ какъ, странно сказать, негры оставались врными своимъ господамъ. Даже на свер была значительная оппозиція противъ благороднаго поступка президента, и многіе отказывались сражаться за свободу негровъ.
Несчастная раса! Даже въ начал XX вка она все еще составляетъ бездомный призракъ въ нашей національной семь. Колеблясь между игомъ рабства и игомъ невжества, негры — измаильтяне современной исторіи. Рованъ зналъ, что никогда мечемъ не будетъ разршенъ вопросъ ‘о правахъ штатовъ и о судьб негровъ’, съ тяжелымъ вздохомъ онъ видлъ, какъ въ четвертомъ поколніи югъ тяжело уплачивалъ за грхи стариковъ.
— Виноваты тутъ и отцы республики,— размышлялъ генералъ,— и мы страдаемъ за то, что прежнія поколнія терпли рабство. Какое ужасное возмездіе за торговлю неграми!
Что же касается до Джеферсона Дэвиса, то зная, что дла юга шли дурно, онъ напрягалъ вс силы, чтобы взять Вашингтонъ, Бальтимору или Филадельфію и тмъ принудить сверянъ на заключеніе мира.
— ‘Генералъ Ли теперь лишился своей правой руки,— думалъ Рованъ,— и всть объ этой потер для юга разнеслась, какъ похоронный звонъ, потому что вс побды Ли безплодны безъ Джаксона, который умлъ извлекать изъ нихъ побдоносныя послдствія. Вся моя надежда въ Грант, который служитъ таинственной загадкой въ будущемъ. Онъ или возьметъ Виксбургъ или офиціально погибнетъ’.
Рованъ зналъ, какую помощь оказывали Гранту адмиралы Портеръ и Фарагутъ, а также инженеръ Макъ-Ферсенъ. Не меньшее содйствіе оказывалъ ему знаменитый американскій герой, Джонъ Ролинсъ, дитя нищеты, въ двадцать лтъ поступившій въ школу, а въ тридцать — бывшій уже начальникомъ штаба Гранта. Безпредльно преданный своему начальнику, онъ поддерживалъ его во всхъ его подвигахъ. Тридцати семи лтъ онъ назначенъ былъ военнымъ министромъ и черезъ годъ сдлался жертвой своей преданности родин.
Этотъ храбрый воинъ телеграфировалъ Банксу 7-го іюля:
‘Усильте вашъ огонь. Виксбургъ взятъ. Тридцать семь тысячъ плнныхъ, десять тысячъ убитыхъ и раненыхъ и громадная добыча! Мало того, Мидъ разбилъ армію генерала Ли подъ Гетисбургомъ, цвтъ Виргиніи и Сверной Каролины никогда боле не явится на пол брани’.
Бросившись къ своимъ орудіямъ, приведенная въ восторгъ армія Банкса открыла убійственный огонь противъ Гардинера.
Вскор фортъ Гудсонъ палъ къ ногамъ сверянъ. Это былъ единственный день торжества несчастнаго генерала Рована, который не могъ отдлаться отъ обвиненія въ измн. Неожиданная побда оснила его лаврами, и онъ офиціально принималъ въ полной парадной форм сдачу великой крпости.
Впрочемъ и тутъ среди лавровъ, законно пріобртенныхъ имъ посл десятимсячной осады, онъ избгалъ торжествъ и празднествъ изъ боязни клеветъ и холоднаго обращенія офицеровъ.
Единственное его утшеніе въ эту радостную и печальную минуту было писать къ Ирен Варіанъ. Наконецъ онъ могъ излить предъ ней все наболвшее свое сердце, и страница за страницей наполнялись его откровенной исповдью.
‘Я загладилъ Бульсъ-Блуфъ,— писалъ онъ:— посылаю вамъ ротный значекъ южанъ, и, получивъ саблю непріятельскаго генерала, я могу теперь искренно поговорить съ вами. Прежде всего я долженъ вамъ сказать, что отдаю вамъ свою Адель. Сдлайте ее своимъ ребенкомъ, пока я буду въ состояніи присоединиться къ вамъ. Я очень сожалю, что я одинъ изъ всей арміи не могу отпроситься въ отпускъ. Иначе я отправился бы въ Филадельфію и самъ отвезъ бы къ вамъ ее. Когда нибудь, впослдствіи, я пріду къ ней. Вы скажите ей, что я дожилъ до дня торжества. Врьте мн, защищайте мою честь предъ моей дочерью и ждите того дня, когда мы встртимся въ минуту окончательной побды американскаго флага’.
Вскор Рованъ съ ужасомъ узналъ, что 6-й корпусъ былъ посланъ въ Нью-Іоркъ для усмиренія уличныхъ безпорядковъ.
— Все это дло подлыхъ измнниковъ,— говорилъ Рованъ:— никого изъ нихъ не посадятъ въ фортъ Лафайетъ, потому что сенаторъ Сумнеръ считаетъ ихъ неважными.
Чрезъ мсяцъ Банксъ, самолюбіе котораго было раздуто до зенита, и котораго газеты превозносили, какъ побдителя, отправился съ своей арміей въ Новый Орлеанъ.
Между тмъ его начальникъ штаба не получилъ ни малйшей награды, хотя сенаторъ Макъ-Дугаль энергично хлопоталъ о немъ. Даже нжныя письма Ирены Варіанъ, портреты его дочери въ объятіяхъ красавицы тетки и поздравительныя письма съ побдой отъ сенатора не могли развеселить мрачнаго генерала.
Взятіе Новаго Орлеана, гд царили теперь Банксъ и Бутлеръ, не производило радостнаго впечатлнія на общественнаго отщепенца. Онъ съ сожалніемъ смотрлъ на толпы всевозможныхъ интригановъ, неистово вертвшихся въ пляск св. Витта.
Пока Грантъ простиралъ руку на армію Тенесси, Банксъ, забывая, что Гудсонъ палъ только потому, что Виксбургъ былъ взятъ,— затвалъ громадное движеніе, которое оторвало бы отъ юга западную Луизіану, Арканзасъ и Тэхасъ. Онъ самъ надялся на могущественную поддержку Сумнера и позволялъ составлять всевозможные планы своимъ помощникамъ, интриганамъ.
Наконецъ выведенный изъ терпнія невключеніемъ его въ списокъ участниковъ торжественнаго военнаго обда Рованъ обратился къ своему начальнику съ просьбой дать ему независимый военный отрядъ.
— Вы видли меня въ траншеяхъ, генералъ, въ продолженіе десяти мсяцевъ,— произнесъ Рованъ:— и только тогда признали меня своимъ начальникомъ штаба. Я уже ветеранъ на служб, а у меня нтъ никакого отдльнаго назначенія.
— Я буду имть васъ въ виду,— отвчалъ сухо Банксъ.
Еще холодне обратился онъ къ Ровану черезъ два мсяца, узнавъ, что генералъ ходатайствовалъ чрезъ сенатора Макъ-Дугаля о подобномъ назначеніи.
— Ваше представленіе чрезъ чужого человка,— сказалъ онъ:— прислано ко мн съ неодобрительнымъ отзывомъ. Въ будущемъ вамъ слдуетъ придерживаться своихъ обязанностей.
Весь гнвъ и горечь, овладвшіе Рованомъ, онъ выразилъ полковнику Абернети, рдкому своему пріятелю въ числ офицеровъ.
— Генералъ,— отвчалъ ветеранъ:— я не смю высказать вамъ, какого мннія держатся о васъ ваши товарищи. Вы противъ нихъ безпомощны, потому что не можете же вы вызвать на дуэль весь штабъ. Вы должны знать, что каждый офицеръ боится имть какія либо отношенія съ вами. Генералъ Банксъ вполн зависитъ отъ Сумнера, а послдній васъ ненавидитъ.
— Что же мн длать, Абернети?— спросилъ задыхаясь Рованъ.
— Постараться найти смерть въ слдующемъ сраженіи,— отвчалъ полковникъ:— я слышалъ, что мы поднимемся по Красной рчк, но одному Богу извстно, чмъ это кончится.
Рованъ удалился, повсивъ голову. Онъ окончательно былъ безпомощнымъ паріемъ меча.
— У меня нтъ ни друга, ни будущности,— промолвилъ онъ съ отчаяніемъ:— Слава Богу, что у меня осталась родина: я могу помереть за нее. Быть можетъ, смерть будетъ для меня добре жизни. Къ чему боле вести безполезную борьбу?
Дйствительно ему писали изъ Вашингтона, что Сумнеръ съ гордостью хвастался:
— Онъ теперь на глазахъ у врнаго сына Массачусета и не можетъ причинить намъ вреда, онъ совершенно безпомощенъ и не въ состояніи кормить своихъ друзей мятежниковъ трупами умерщвленной бригады.
Даже сенаторъ Макъ-Дугаль объявилъ Ровану, что вс его попытки достать ему дивизію или бригаду остались безъ успха.
Спокойно, гордо и съ достоинствомъ Рованъ исполнялъ свои обязанности и своей постоянною холодной учтивостью располагалъ въ свою пользу тхъ самыхъ офицеровъ, которые офиціально не смли высказываться въ его пользу.
— Я не буду безпокоить Ирены, этой прелестной феи,— говорилъ онъ про себя:— своею печальной исторіей. Я напишу ее и запечатою, чтобы въ случа моей смерти храбрый старый Абернети передалъ ей мое завщаніе. Что же касается до Адели, то Богъ будетъ покровителемъ ея невинности.
Между тмъ вс южане знали, что Банксъ собирается торжественно подняться по Красной рк задолго передъ окончаніемъ приготовленія Портеромъ своего флота, и ршили дать ему энергичный отпоръ. Никто не вдалъ ни въ южной ни въ сверной арміи, кто составилъ планъ этой экспедиціи. По всей вроятности, она была задумана различными кровавыми вампирами и позорными интриганами, которые думали не объ отечеств, а о личной выгод. Вс благоразумные люди были противъ этого дорогого безполезнаго предпріятія. Грантъ и Шерманъ противились ему. Но легкомысленный Банксъ не хотлъ ничего знать и началъ свой несчастный походъ 14-го марта небольшимъ успхомъ — взятіемъ форта Рузея.
Высадившись на берегъ, блестящая сорокатысячная армія съ роскошными пятимилліонными запасами пустилась въ побдный походъ. Но вмсто побды, благодаря неспособности Банкса, она понесла самое страшное пораженіе. Обращенное въ толпу безпорядочныхъ бглецовъ, войско Банкса въ несчастной экспедиціи потеряло до пяти тысячъ человкъ убитыми и ранеными, двадцать орудій и безчисленное число запасовъ. Наконецъ посл длиннаго ряда проигранныхъ битвъ несчастный отрядъ вернулся и на прощаніе безполезно сжегъ Александрію 14-го мая.
Эта колоссальная неудача, только благодаря флоту, не обратилась въ кровавую катастрофу, и одинъ генералъ Рованъ стяжалъ неувядаемые лавры. Съ самаго начала экспедиціи полковникъ Абернети объявилъ всмъ офицерамъ, отворачивавшимся отъ генерала, что онъ будетъ драться на дуэли съ каждымъ осмливающимся оскорбить его. Это нсколько сдержало враговъ бднаго Рована, видя такую стойкую дружбу и защиту храбраго ветерана относительно такъ называемаго измнника, многіе стали сомнваться въ справедливости распространяемыхъ клеветъ. Когда же на глазахъ всхъ, во время кровавой экспедиціи, Рованъ съ саблей въ рукахъ бросался всюду въ самый огонь и покрылъ себя славой неустрашимаго, храбраго воина, то общій восторгъ овладлъ всмъ отрядомъ. Въ самой отчаянной изъ битвъ этой экспедиціи при гор Плезансъ Рованъ вышелъ совершенно изъ себя, онъ бросался на батареи и на кавалерійскіе атаки, однимъ словомъ искалъ смерти, которая однако не приходила. Сидя вечеромъ у лагерныхъ костровъ, онъ мрачно бормоталъ про себя:
— Даже смерть меня не хочетъ!
Неожиданно онъ увидалъ приближавшуюся группу офицеровъ, снявшихъ фуражки.
— Генералъ,— сказалъ шедшій впереди:— мы пришли, чтобы сказать вамъ общее мнніе всего отряда о вашей неустрашимой храбрости. Если бы кто нибудь могъ спасти честь арміи, то это вы. Вы вполн заслужили чина генералъ-майора регулярной арміи!
— Такъ скажите это вашему господину, сенатору Сумнеру,— сказалъ Рованъ сиплымъ голосомъ и быстро удалился.
Несмотря на эту перемну мннія о Рован всего отряда, Банксъ, видимо, дулся на него и со времени отступленія на Александрію почти не обращалъ вниманія на своего начальника штаба, который не только энергично руководилъ отступленіемъ, но принужденъ былъ писать офиціальные рапорты о страшномъ пораженіи.
Вернувшись наконецъ въ Новый Орлеанъ, Рованъ ревностно принялся разбирать накопившуюся за долгое время почту, надясь найти письма отъ дочери. Въ то время какъ онъ предался этой работ, къ нему вошелъ Банксъ и молча подалъ конвертъ. Это была запоздавшая на два мсяца депеша объ отчисленіи его изъ генералъ-майоровъ волонтеровъ.
— Фортъ Лафайетъ былъ тяжелымъ оскорбленіемъ,— воскликнулъ Рованъ вн себя отъ гнва:— а это еще хуже.
— Полковникъ,— отвчалъ Банксъ:— вы открыли бы лучше ваши письма и не позволяли бы себ такъ говорить, а то вы лишитесь своего послдняго чина.
Рованъ прочелъ съ изумленіемъ увдомленіе, что ‘полковникъ 14-го пхотнаго полка отчисляется въ свой полкъ, и ему предписано явиться въ Каиръ въ Иллинойс’.
— Это послдняя месть Сумнера,— пробормоталъ почти сошедшій съ ума Рованъ.
У него не было ни одного друга, къ которому онъ могъ бы обратиться, такъ какъ Абернети былъ убитъ во время экспедиціи.
Онъ тотчасъ телеграфировалъ Ирен Баріанъ, прося ее, какъ можно скоре, привезти въ Каиръ его дочь, и съ отчаяніемъ сорвалъ свои генеральскіе эполеты. На слдующее утро, не простившись не съ кмъ, Рованъ отправился по желзной дорог. Физически онъ не походилъ на себя, и одинъ раненый офицеръ, увидвъ его на станціи, промолвилъ:
— Онъ походитъ на умирающаго человка!
— Или на сумасшедшаго,— сказалъ проходившій мимо докторъ.
— Моя звзда вавки померкла,— бормоталъ про себя Рованъ:— но я постараюсь возстановить ея блескъ, хотя бы въ чуждой мн стран.
Спустя четыре часа посл его прибытія въ Каиръ, явилась и его дочь съ красавицей Иреной. Первая бросилась со слезами къ отцу, а другая печально промолвила:
— Боже мой! Зачмъ вы пріхали?
— Разжалованъ, удаленъ, опозоренъ,— шепотомъ отвчалъ Рованъ:— меня прислали сюда въ качеств полковника моего прежняго полка.
— Сегодня вечеромъ вы мн все раскажете, Карроль,— воскликнула красавица:— ваша жизнь, ваша честь принадлежатъ теперь мн. Вы не покинете передового пункта въ арміи. У васъ все-таки есть защитникъ сенаторъ Макъ-Дугаль.
— Я прожилъ одиннадцать мсяцевъ въ враждебномъ аду,— промолвилъ Рованъ:— а теперь меня ожидаетъ здсь только позоръ.
— Я буду всегда съ вами,— воскликнула Ирена:— пока я жива. Вамъ еще предстоитъ долгая, славная жизнь на зло вашимъ врагамъ. Я чувствую, что женщина погубила васъ измной. Пусть женщина и возстановитъ вашу честь.
Сильный, мужественный Рованъ закрылъ лицо руками и горько заплакалъ.
Въ тотъ же день онъ телеграфировалъ къ Вашингтонъ, что полковникъ Рованъ прибылъ въ Каиръ и ждетъ назначенія на пол брани. Получивъ это извстіе, сенаторъ Макъ-Дугаль сдлалъ все, что могъ, для отправленія Рована къ Гранту, который добился начальства надъ арміей Тенесси и храбро боролся въ ‘Пустын’, но вс усилія Макъ-Дугаля были тщетны.
Время было отчаянное и полное тревоги: осада Чарльстона продолжалась, Шерманъ окружилъ желзнымъ кольцомъ Атланту, Шериданъ овладлъ Шенаидой, Феррагутъ потопилъ ‘Алабаму’, южане отброшены отъ Вашингтона, а конфедерація близилась къ своему концу.
Генералъ Ли не жаллъ крови ни своихъ, ни враговъ подъ Питерсбургомъ, а Грантъ уже потерялъ до 80.000 и продолжалъ свои подвиги въ ‘Пустын’, мрачно говоря:
— Я буду такъ жертвовать людьми все лто.
Сверъ теперь былъ громаднымъ лазаретомъ, а югъ колоссальнымъ кладбищемъ. Ли медленно подвигался къ своему паденію, а Линкольнъ вступилъ въ послдній годъ своей нерадостной жизни. Война уже стоила сверу 4 тысячи милліоновъ долгу и полмилліона жизней, а все еще не предвидлся конецъ.
Между тмъ Рованъ мрачно жилъ въ Каир съ дочерью и Иреною. Вс его забыли, и вс отъ него отвернулись.
Наконецъ, однажды ночью онъ получилъ извстіе, что назначенъ въ свой полкъ, въ дйствующую армію подъ Питерсбургомъ.
Не думая ни одной минуты, онъ поцловалъ свою спящую дочь и схватилъ второпяхъ саблю и чемоданъ.
— Господь сохранитъ васъ, Карроль,— сказала Ирена:— и приведетъ васъ назадъ ко мн.
— И мы тогда будемъ жить сердце въ сердце до конца нашихъ дней,— произнесъ Рованъ, прижимая къ своему сердцу Ирену въ страстномъ порыв.— Я оставляю вамъ моего ребенка и мою честь. Увренный въ вашей любви, я готовъ итти на все.
— Дайте мн одно общаніе, Карроль,— воскликнула Ирена въ слезахъ,— что вы никого не увидите въ Вашингтон, кром сенатора Магъ-Дугаля. Вы безмолвно перенесете все. Пусть людское презрніе не побудитъ васъ къ безумной ссор. Одинъ Богъ будетъ судья между вами и вашими клеветниками. Васъ ждутъ еще года, долгіе года любви и жизни, свта и счастія.
Она поникла головой, и когда подняла ее, то уже въ комнат не было Рована, но въ глубин своего сердца она, однако, слдовала за нимъ всюду до кровавыхъ траншей Питерсбурга.
По дорог онъ захалъ на полчаса въ Вашингтонъ, чтобы видться съ благороднымъ Макъ-Дугалемъ.
— Ничего не спрашивайте меня,— сказалъ послдній:— наша страна переживаетъ конецъ борьбы. Одна или вмст съ нами, конфедерація близится къ погибели. Что касается до васъ, то я могъ только добиться назначенія васъ простымъ полковникомъ на поле брани. Не говорите ни слова о вашихъ чинахъ и заслугахъ: я все упоминалъ, но тщетно. Месть Сумнера не утолима. Да благословитъ и сохранитъ васъ Богъ. Я чувствую, что мн не часто еще придется васъ видть.
Посл того, какъ Рованъ съ нимъ простился, сенаторъ пробормоталъ:
— Трусъ никогда не прощаетъ, но Рованъ, мн кажется, скоро сойдетъ съ ума, если его дла не поправятся.
Хотя Рованъ во время кровавой осады Питерсбурга ничего не просилъ другого, какъ смерти и солдатской могилы, его все-таки преслдовали прежнія клеветы и холодныя отношенія офицеровъ въ его собственномъ полку.
Ослабвшій до послдняго фибра умъ Рована окончательно былъ потрясенъ письмомъ отъ Поля Осборна, бригаднаго командира у Шермана.
‘На пол сраженія Ничтри я нашелъ тло полковника Джака Макъ-Крери, вашего бывшаго управляющаго. Я узналъ отъ парламентера, что его прекрасная жена похала въ Германію, въ Франкфуртъ, съ увядшей красавицей г-жей Дюваль, которая замтно опустилась въ виду близкаго паденія конфедераціи. Умирающая женщина говоритъ, что она не позволитъ похоронить себя подъ флагомъ янки. Пожалуйста, увдомьте объ этомъ ея многихъ вашингтонскихъ пріятелей’.
Утомленный, изнуренный постоянной службой на пикетахъ, измученный офиціальными непріятностями, Рованъ почувствовалъ, что это письмо было послднимъ ударомъ для его омраченнаго ума.
— Неужели Макъ-Крери меня предалъ,— промолвилъ онъ,— и какъ могъ онъ это сдлать? Мои тайны были такъ хорошо скрыты.
Несчастный воинъ поникъ головой, видя вокругъ себя только недовріе и недоброжелательство старыхъ пріятелей. Тридцать три дня онъ неутомимо и упорно боролся съ непріятелями и внутренней мрачной тревогой. Наконецъ голова его не вынесла такого волненія, и однажды вечеромъ караульные увидали его безъ оружія, безъ шляпы, шедшаго предъ непріятельскими траншеями въ какомъ-то умоизступленіи.
Солдаты его подобрали, и старый военный докторъ, увидавъ, въ какомъ несчастномъ полусумасшедшемъ положеніи онъ находился, уговорилъ его дрожавшей рукою написать просьбу объ отставк.
— Только умственный покой и любящее попеченіе могутъ возстановить его силы,— сказалъ докторъ Фонтлернэй:— этотъ человкъ погибаетъ медленной смертью. Онъ былъ храбрый изъ храбрыхъ и искалъ смерти 23 дня, но боле ему не видать поля брани: умретъ онъ или нтъ, но его сердце навки разбито.
Майоръ Ситонъ отвезъ больного въ Вашингтонъ. Его прошеніе объ отставк было поддержано медицинской властью и было на этотъ разъ быстро уважено начальствомъ. Рованъ исчезъ съ глазъ всей арміи, и даже въ газетахъ не напечатано было ни строчки.
Тому же Ситону вошла въ голову мысль телеграфировать Ирен Варіанъ, единственной защитниц человка, которому наконецъ было не подъ силу сносить сыпавшіяся на него оскорбленія и несчастія.
Сенаторъ Макъ-Дугаль и Ситонъ были единственные люди, видвшіе печальное свиданіе Ирены и Рована, лежавшаго почти безъ сознанія на диван въ уединенной комнат.
— Не говорите мн ничего,— сказала она,— я знаю, что его сгубило: ненависть Сумнера и безуміе Бэкера. Предоставьте этого благороднаго человка моимъ попеченіямъ. Онъ теперь мой. Не бойтесь, конецъ его не наступилъ. Я сегодня же вечеромъ увезу его изъ Вашингтона, и его дочь теперь въ состояніи помочь мн ухаживать за нимъ. Онъ перенесъ свое послднее испытаніе: любовь теперь побдоносно поборетъ его враговъ.
По дорог въ Детруа съ изможденнымъ инвалидомъ Ирена въ свободныя минуты занялась разборомъ писемъ, полученныхъ на имя Рована изъ военнаго министерства. Одинъ траурный конвертъ обратилъ на себя ея особое вниманіе. Она распечатала его: это было увдомленіе о смерти Полины Дюваль. Фирма франкфуртскаго стряпчаго писала:
‘Покойная по завщанію оставила вашей дочери, въ память причиненнаго вамъ вреда, 60.000 долларовъ’.
Ирена взглянула на спавшаго подл нея больного Рована.
— Когда я буду его женой,— промолвила она:— то разоблачу тайну его жизни, и онъ будетъ оправданъ въ глазахъ всхъ людей.

XI.

Прежде чмъ Ирена ухала со своимъ больнымъ изъ Вашингтона, Макъ-Дугаль и Ситонъ пришли съ ними проститься, хотя Рованъ не узнавалъ никого.
— Фонтлернэй говоритъ, что вашъ мужъ не нуждается ни въ какомъ лкарств, а ему нужно только спокойствіе и уходъ, полный любви,— сказалъ Ситонъ.— Его сердце испепелилось, его военная карьера въ Америк окончилась. Борьба съ Сумнеромъ ему была не по силамъ.
Жена отвчала шепотомъ:
— Никогда не пишите ему писемъ, а переписывайтесь со мною. Надо быть очень осторожнымъ: вдь его враги могутъ теперь хвастаться, что его побороли. Не говорите о немъ ни слова, но пишите мн подробно. Я буду вчно заботиться о немъ.
— Вы будете его добрымъ ангеломъ,— сказалъ сенаторъ Макдугаль.— Постарайтесь, чтобы война, прошедшее и вс несчастія были отдалены отъ него. Пусть съ нимъ будете только вы и его дочь. Никогда не оставляйте его одного, а то, пожалуй, онъ, когда оправится, покусится на свою жизнь. Врагамъ удалось его погубить. Теперь пора надть на нихъ намордникъ. Я увренъ, что мн это удастся. Нсколькихъ словъ будетъ достаточно, чтобы похоронить навки прошедшее.
Старикъ Макъ-Дугаль сдержалъ слово, и сенаторъ Сумнеръ никогда не забылъ о роковой бесд съ нимъ въ теченіе 10 минутъ. Посл этого онъ написалъ Ирен краткое письмо:
‘Линкольнъ никогда не упоминаетъ объ его имени, и при мн генералъ Таузентъ просмотрлъ архивъ военнаго министерства. Въ послужномъ списк Рована говорится только объ его блестящей служб, военныхъ подвигахъ и преданности отечеству. Я взялъ копію этой бумаги съ печатью военнаго министерства. Пусть онъ теперь будетъ счастливъ вашей любовью’.
Не раньше мсяца привезенный въ Детруа Рованъ пришелъ въ полное сознаніе и сталъ медленно поправляться подъ нжнымъ попеченіемъ своего ангела-хранителя. Помщенный въ хорошемъ, удобномъ дом онъ видлъ вокругъ себя лишь свою черноокую дочь и Ирену.
Въ первое время выздоровленія на вопросы его о военныхъ подвигахъ Ирена только покачала головой.
— Все, что вы хотите, только не это. Не забудьте, что вы совершенно принадлежите мн.
Дйствительно для Рована началась новая жизнь.
— Мн кажется,— сказалъ онъ однажды:— что я прожилъ боле ста лтъ, а мн только сорокъ одинъ годъ.
— Вы еще проживете боле сорока лтъ для меня,— произнесла Ирена, покраснвъ:— вы заплатили вс долги прошедшаго, и вы впослдствіи будете жить во вншнемъ свт только подъ моимъ руководствомъ.
Генералъ Рованъ совершенно подчинился ея любящей тираніи и во всемъ слушался ея и своей милой дочери.
Такимъ образомъ Рождество и Новый годъ прошли спокойно и счастливо для быстро возстановлявшаго свои силы больного:
Мало-по-малу онъ сталъ заниматься съ дочерью французской, нмецкой и итальянской литературой.
— Это настоящій рай,— говорилъ онъ, упоминая о своей настоящей жизни.
Когда зима начала проходить, Ирена вспомнила, что она не вскрыла еще полученныхъ на имя Рована писемъ изъ Франкфурта. Ему еще рано было ихъ передать, но изъ осторожности она ихъ распечатала и прочитала.
‘Мы,— писала та же фирма стряпчихъ,— послали вамъ чрезъ домъ Бальмунта въ Нью-Іорк оставленныя вашей дочери г-жей Дюваль драгоцнности на значительную сумму, именно на сто тысячъ марокъ. Просимъ васъ прислать намъ вашу расписку или расписку ея опекуна’.
— Вотъ это мой врагъ!— воскликнула вслухъ Ирена, чутко понимая враждебность Полины Дюваль.
‘Я даю теб, моя голубка, вс мои драгоцнности,— продолжала она читать письмо Полины: — чтобы ты съ любовью вспомнила обо мн, когда окончится война. При жизни он служатъ оружіемъ женщин. Я не хочу когда либо возвратиться въ Америку, и мой прахъ будетъ покоиться на берегу свободнаго Рейна. Мой мужъ, конечно, пожалетъ обо мн посл моей смерти, а ты всегда напоминай отцу, что я любила его за привязанность къ твоей матери. Ріели я нанесла ему вредъ, то лишь потому, что насъ раздляла война. Такимъ образомъ я буду снова жить въ моихъ драгоцнностяхъ, которыя украсятъ тебя въ предстоящіе счастливые дни’.
Письмо Эстеллы Макъ-Крери было очень мрачно и сурово.
‘Я буду жить въ Европ,— писала она:— такъ какъ меня извщаютъ изъ Саваны, что гибель юга неизбжна, поэтому друзья продали за большія деньги мои помстья, и я богатйшая женщина. Бдный генералъ Рованъ! Я совсмъ забыла о немъ, благодаря потер моего храбраго мужа и странствіямъ по чуждымъ землямъ. Но теперь напишу ему, чтобы онъ позволилъ теб принять ея наслдство. Оно — ея собственность, Горасъ Дюваль иметъ собственное состояніе и будетъ припваючи жить посл краха юга. Мы никогда боле не встртимся и увряю, что Горасъ Дюваль не причемъ во вред, нанесенномъ Ровану. Онъ ничего не знаетъ, и вы можете встртиться друзьями’.
— Чего же онъ не знаетъ?— воскликнула Ирена Варіанъ:— значитъ, они вмст или порознь погубили генерала. Рано или поздно я все это выясню.
Пока Рованъ медленно оправлялся, война свера и юга пришла къ ожидаемому концу: генералъ Ли и Джеферсонъ Дэвисъ были окончательно побждены Грантомъ и Шерманомъ. Несчастный Линкольнъ былъ убитъ въ минуту торжества, и все было кончено. Лишь когда Рованъ совершенно выздоровлъ, Ирена Варіанъ разсказала ему вс событія послдней эпохи войны.
Готовясь начать новую жизнь, онъ, однако, хотлъ ознаменовать ее великимъ семейнымъ событіемъ.
— Все прошлое теперь для меня умерло,— сказалъ онъ, подведя итогъ всему, что передала ему Ирена.— Теперь я буду счастливйшимъ мужемъ моей любимой Ирены и стану жить вмст съ нею и Аделью на средства, добываемыя мною въ качеств гражданскаго инженера.
— Но я богата, Карроль,— улыбаясь сказала Ирена:— намъ не для чего работать.
— Да, но работа полезна для счастія и здоровья,— произнесъ Рованъ серіозно.
— Хорошо, будь по-твоему,— сказала Ирена:— я буду длить твою жизнь.
Тихо, спокойно они обвнчались въ присутствіи одной Адели.
Посл этого они собрались въ Нью-Іоркъ, чтобы повидать немногихъ друзей и принять наслдство Полины, но Ирена съ тонкимъ тактомъ выждала для этого похороны Линкольна и торжественный смотръ, произведенный американскимъ войскамъ новымъ президентомъ.
Когда вс эти событія миновали, то по спокойному лицу мужа она видла, что мужъ былъ въ состояніи безопасно вернуться къ общественной жизни.
— Inter arma silent leges,— промолвила она про себя:— теперь пора отворить двери его тюрьмы, и дай Богъ, чтобы раны несчастнаго узника поскоре зажили.
Оставивъ Адель дома, они отправились вдвоемъ въ іюл мсяц въ Нью-Іоркъ. Остановившись тамъ въ гостиниц Брэварта, Ирена нашла два письма: одно отъ Гораса Дюваля, который предлагалъ свои услуги относительно наслдства своей жены, а другое отъ южнаго полковника Мумфорда о смерти Макъ-Крери. То и другое она скрыла отъ мужа и на первое отвчала Дювалю:
‘Теперь я попечительница надъ жизнью и счастіемъ генерала Рована, поэтому я принимаю наслдство для нашей Адели. Но лучше вамъ не видться съ Рованомъ, пока не уляжется горечь вашихъ обоюдныхъ несчастій. Да и къ чему вамъ видться? Печальное прошедшее васъ обоихъ разъединяетъ’.
Что касается до письма полковника Мумфорда, то оно ужасно перепугало Ирену. Честный южанинъ писалъ:
‘Макъ-Крери мн сказалъ за нсколько минутъ до смерти: ‘Мумфордъ, я обязанъ дать удовлетвореніе генералу Карролю Ровану изъ Вашингтона. Я оставилъ письмо, которое долженъ передать главный казначей полковнику Джениферу, на имя генерала Рована. Джениферъ все знаетъ и обязанъ повидать Рована и разсказать ему все прошедшее, такъ какъ другой свидтель, генералъ Пейтонъ, убитъ при Гетисбург. Мн хорошо извстно, что Рованъ не былъ измнникомъ. Джениферъ такъ же знаетъ всю правду и долженъ ее объяснить’. Не усплъ Макъ-Крери произнести этихъ словъ, какъ бросился въ смертельный бой и былъ убитъ во цвт юности. Его прелестная вдова покинула югъ, чтобы никогда въ него не возвращаться. При сдач Джонстона, говорятъ, Ричмондъ былъ ограбленъ и въ томъ числ казначейство. Если вы, генералъ Рованъ, не получили послдней воли покойнаго Макъ-Крери, то разыщите полковника Дженифера. Онъ благородный человкъ и знаетъ, что на васъ наклеветали’.
— Нтъ, никогда,— воскликнула Ирена:— мой мужъ не узнаетъ этой ужасной тайны. Кто причинилъ его позоръ? Горацій Дюваль, Макъ-Крери, Полина Дюваль, юная Эстелла, Пейтонъ или кто другой? Деньги и бриліанты указываютъ на Полину, и, по всей вроятности, она Venus victrix. Нтъ, нтъ, Карроль никогда не узнаетъ этой тайны.
Рованъ не имлъ ни малйшаго понятія о письмахъ Дюваля и Мумфорда, но, какъ бы отгадывая ихъ, сказалъ жен:
— Тысячу разъ благодарю тебя, Ирена, за твою деликатность, за предохраненіе меня отъ всхъ непріятностей. Но теперь я въ состояніи все слышать. Я привалилъ громадный камень на могилу прошедшаго и не сдлаю ни малйшаго усилія, чтобы офиціально оправдать себя. При первой возможности я поду съ тобою и Аделью за границу,— не для того, чтобы забыть прошедшее, но для начала новой жизни. Къ тому же, что значатъ мои страданія? Разв я одинъ терплю несправедливости? Посмотри на Фреманта, Макъ-Клеллана и Розенкранца — они забыты и заброшены, Мидъ живетъ въ неизвстности, Понъ безжалостно принесенъ въ жертву, Галекъ въ изгнаніи, и Ганкокъ не присутствовалъ на великомъ смотру посл войны, а безчисленныя лица, произведенныя въ высшіе чины, нисколько этого не заслуживали.
— Довольно объ этомъ говорить,— сказала Ирена:— пусть мертвые хоронятъ своихъ мертвецовъ. Когда мы здсь окончимъ наши дла, ты повезешь меня въ Европу. Мы запремъ свой домъ въ Детроа, вызовемъ по телеграфу Адель и будемъ путешествовать по разнымъ странамъ до той минуты, пока окончательно исчезнетъ эхо войны.
— Разумно сказано, и еще разумне будетъ сдлано!— отвчалъ Рованъ.
Дни, проведенные въ Нью-Іорк, прошли большей частью въ обществ Скайлера Гамильтона, теперь генералъ-майора, но настолько изнуреннаго болзнью, что новый мундиръ сидлъ на немъ, какъ на вшалк. Ирена предупредила его, чтобы не упоминать въ разговор съ Рованомъ о прошедшемъ.
— Мы оба перенесли удары судьбы,— отвчалъ онъ: — постараемся же теперь удалить изъ нашей жизни все непріятное, начиная съ воспоминаній. Жизнь — только безконечная фантасмогорія, и неизбжный ея конецъ — смерть. Будемъ же стараться, какъ можно спокойне, дожить до нея.
Все-таки заботясь о спокойствіи мужа, Ирена просила генерала Шермана убдить его никому не писать о чемъ либо, могущемъ напомнить войну, такъ какъ видться ему было не съ кмъ.
— Одно время можетъ оправдать его, генералъ,— сказала Ирена:— но враги его все еще могущественны.
— Вы правы,— отвчалъ герой Атланты: — конечно, Макъ-Дугаль могъ бы за него заступиться, но онъ находится теперь въ Калифорніи. Слишкомъ поздно вооружаться противъ судьбы. Вашъ благородный мужъ принесенъ въ жертву. Оставьте прошедшее. Дайте ему новую жизнь, полную любви. Что же касается войны, то ея врную исторію никто не напишетъ. Письма полковника Мумфорда и вдовы Макъ-Крери спрячьте подальше, они только свели бы съ ума Рована. Галлекъ, Гамильтонъ и я — мы полагаемъ, что кто нибудь изъ военнаго министерства продалъ тайны Рована Джеферсону Дэвису. Мы вс трое знаемъ, что Рованъ не виновенъ, но не можемъ доказать отрицательнаго факта. Длать нечего: окружите его только любовью. Впрочемъ, я могу вамъ сказать положительно, что Полина Дюваль была южнымъ агентомъ и хлопотала чрезъ банкъ Эрлангера, съ цлью купить ЛюдовикаНаполеона. Возьмите ея деньги и брилліанты для сироты, находящейся теперь подъ вашимъ попеченіемъ. Если Богу будетъ угодно, чтобы письмо Макъ-Крери достигло когда нибудь Рована, то онъ, можетъ быть, узнаетъ всю правду о прошедшемъ. Если же Рованъ никогда не получитъ этого письма, и оно потеряно во время сумятицы при взятіи Ричмонда, то Рованъ долженъ умереть только съ полной увренностью въ своей невиновности. Къ тому же. открытіе настоящихъ виновныхъ привело бы къ безконечнымъ тревогамъ. Необходимо, чтобы будущее поколніе прошло чрезъ нашу могилу, и только тогда узнается правда о настоящей войн.
Благородный ветеранъ задумался и продолжалъ мечтать вслухъ о послдствіяхъ войны:
— Война — адъ, и этого не измнишь. Сотни людей теперь ожидаютъ выхода изъ тюремъ, куда они посажены временнымъ пріостановленіемъ акта habeas corpus. Страшныя происходили во время этой войны дла, напоминающія венеціанскія піомбы или римскій замокъ св. Ангела. Вся эта война характеризуется безполезными побдами юга и непростительными ошибками свера. Съ той и другой стороны погибло безчисленное множество людей, и теперь можно только жалть бдныхъ вдовъ и сиротъ. На свер и юг одни солдаты заслуживаютъ безконечной похвалы. Невжество, бдность и деморализація долго еще будутъ угнетать югъ. Рки крови не ршили ни одной изъ великихъ задачъ войны, и конецъ ихъ еще предстоитъ въ далекомъ будущемъ.
Шерманъ снова замолкъ и чрезъ нсколько минутъ прибавилъ:
— Довольно разсуждать! Положитесь на меня и разсчитывайте на всевозможныя услуги съ моей стороны. Если генералу Гранту удастся попасть въ президенты, то, по всей вроятности, я буду назначенъ главнокомандующимъ американской арміей, тогда честь вашего мужа будетъ въ моихъ рукахъ. Но до тхъ поръ пусть онъ не пишетъ никакихъ писемъ, а то онъ навсегда сдлается жертвой. Оставьте въ поко прессу. Ждите и надйтесь.
— Какъ Монте-Кристо!— замтила Ирена Рованъ, улыбаясь сквозь слезы благодарности.
— Вывезите Рована скоре изъ Америки,— сказалъ въ заключеніе Шерманъ: — а устройство его послдующей жизни я предоставляю вамъ.
Цлый мсяцъ прожили молодые въ Нью-Іорк, часто видя полковника Ситона.
Прощаясь съ Иреной, онъ промолвилъ вполголоса:
— Будьте уврены, что я буду всегда насторож, если когда нибудь правда откроется, то я увдомлю васъ объ этомъ.
Наконецъ Рованъ съ своимъ семействомъ взялъ билеты на пароходъ ‘Персія’ и отправился изъ Нъю-Іорка въ Европу.
Когда пароходъ выходилъ изъ порта, то Рованъ, крпко захвативъ за руку Ирену и мрачно смотря на фортъ Лафайетъ, промолвилъ:
— Я прошу Бога объ одномъ, Ирена, чтобы я никогда не узналъ, кто меня засадилъ въ эту ужасную тюрьму. Если бы я очутился лицомъ къ лицу съ этимъ человкомъ, то непремнно одинъ изъ насъ умеръ бы. Это было подлое преступленіе — убить заживо человческую душу. Но довольно мрачныхъ мыслей: я знаю, что я обязанъ теб своимъ счастіемъ и счастіемъ Адели въ будущемъ. Да проститъ Господь моего заклятаго врага, а я не могу.
Мирно и счастливо провели они свою четырехмсячную заграничную поздку, и только извстіе о свадьб Эстеллы Макъ-Крери въ Франкфурт съ богатымъ, красивымъ барономъ Раднитцемъ напомнило имъ о прошедшемъ.
— Это навки прекращаетъ вс вашингтонскіе источники сплетенъ,— задумчиво промолвила Ирена.
Тмъ боле было справедливо замчаніе молодой женщины, что почти въ одно время скончался Горасъ Дюваль. За нсколько дней до своей смерти онъ написалъ торжественное письмо Ровану, въ которомъ убждалъ его въ своей невиновности въ Болль-Блуфской исторіи.
‘Любезный другъ былыхъ дней,— писалъ онъ:— что вамъ измнили, въ этомъ нтъ никакого сомннія, и я тмъ боле въ этомъ убждаюсь, что на юг все еще говорятъ о предательств, которое погубило васъ. Кто именно въ этомъ виноватъ — ваши слуги, ваши адъютанты или близкіе знакомые, я не знаю и никогда не узнаю. Но эксперты, близко изучившіе вс документы южнаго правительства, утверждаютъ, что видли карты и планы, лично вами подписанные. Я не хочу умереть, не сознавшись вамъ въ этомъ. Я любилъ васъ, не какъ сверянина, а какъ человка, и точно также моя бдная Полина была лично вамъ предана. На краю могилы я благословляю васъ и молю, чтобы наконецъ пришла минута, когда проглянетъ для васъ лучъ свта. Вы тогда такъ же убдитесь въ моей невиновности, какъ я увренъ въ вашемъ благородств, рыцарств и преданности своему знамени’.
— Я написалъ ему нсколько словъ,— сказалъ Рованъ, отдавая жен письмо Дюваля:— и простился съ нимъ навки, онъ же оставилъ мн по завщанію всю серебряную посуду, на которой я у нихъ столько разъ обдалъ, въ доказательство, что онъ никогда не нарушалъ закона гостепріимства.
Вернувшись изъ Европы, Рованъ принялся за работу въ качеств эксперта-техника по инженернымъ вопросамъ въ крупныхъ предпріятіяхъ. Въ этихъ занятіяхъ быстро прошли пять лтъ, во время которыхъ его счастіе переполнилось рожденіемъ ребенка.
Ровану было уже сорокъ шесть лтъ, но, какъ прежде статный, съ военной осанкой, онъ продолжалъ интересоваться, кром своего новаго ремесла, и старымъ военнымъ.
— Солдатъ вчно останется солдатомъ!— смясь говаривалъ онъ жен, которая, однако, съ удовольствіемъ замтила, что ея мужъ избгалъ военныхъ клубовъ во время своихъ частныхъ странствій по Америк.
Въ Вашингтон онъ рдко бывалъ, но всегда зазжалъ къ своему прежнему товарищу, генералу Шерману, теперь бывшему главнокомандующимъ американской арміей. По совту послдняго, Рованъ по выбор въ президенты Гранта представился ему съ женою.
— Я всегда буду сожалть, генералъ,— сказалъ побдитель генерала Ли, очень любезно принимая постителей:— что вы не были посланы въ качеств генерала на западъ, потому что мы, западные люди, продлали войну, какъ родные братья.
Вотъ все, что президентъ ршился сказать о прошедшемъ.
Въ это же время Ирена Рованъ получила отъ капитана Ситона письмо, очень перепугавшее ее.
‘Я слышалъ,— писалъ онъ:— что письмо полковника Макъ-Крери къ полковнику Джениферу найдено среди многихъ документовъ въ архив южной столицы. По всей вроятности, его перешлютъ къ Джениферу, такъ какъ онъ живъ и находится гд-то за границей. Раньше онъ не могъ получить этого письма, такъ какъ былъ въ плну у сверныхъ. Смотрите, будьте осторожны: даже и теперь это письмо можетъ дурно подйствовать на Рована. Хотя въ военныхъ кружкахъ являются сотни его сторонниковъ, но все-таки прошлаго зла не исправишь’.
— Я знаю,— промолвила Ирена:— что это открытіе тайны привело бы въ бшенство Рована. Ахъ, если бы можно было придумать предлогъ для отъзда изъ Америки!
Поэтому Ирена съ испугомъ вскочила съ креселъ, весною 1870 года, когда Рованъ неожиданно получилъ письмо съ помтой военнаго министерства.
— Посл столькихъ лтъ!— радостно воскликнулъ онъ, пробжавъ глазами письмо:— это десница Провиднія! но ты, моя радость, ршишь, что длать.
Съ удивленіемъ и со слезами на глазахъ Ирена прочитала письмо, въ которомъ Шерманъ предлагалъ Ровану отъ имени хедива, Измаила-паши, мсто начальника штаба египетской арміи съ чиномъ бригаднаго генерала.
— Молодецъ! благородный старикъ, генералъ Шерманъ,— воскликнула Ирена съ энтузіазмомъ и еще разъ радостно прочитала письмо.
‘Измаилъ-паша,— писалъ Шерманъ:— боится Англіи и не довряетъ Франціи и Германіи, а къ Россіи и Италіи не хочетъ обратиться съ просьбою. Будучи великимъ охранителемъ Суэзскаго канала, онъ хочетъ преобразовать свою армію. Конечно, президентъ Грантъ не можетъ офиціально дйствовать въ этомъ случа. Какъ глаза арміи, я вспомнилъ ваши заслуги, вашу храбрость въ битв при Плезантъ-Гилл и вашу замчательную доблесть при Питерсбург. Я не знаю человка во всей нашей арміи, который лучше васъ исполнилъ бы предлагаемую должность, и я жду только вашего отвта для отправки телеграммы, что мой выборъ остановился на васъ. Съ вами подутъ около двадцати американскихъ офицеровъ, и если Англія не слишкомъ струситъ, то, вроятно, эта миссія еще увеличится. Я даю вамъ случай возобновить вашу блестящую военную карьеру. Отвчайте скоре, и я немедленно сдлаю распоряженіе: моего ршенія ждутъ двадцать другихъ кандидатовъ’..
Глаза мужа и жены встртились.
— Вотъ прекрасный случай, чтобы навки загладить прошедшее,— подумала про себя Ирена.— Назначеніе, предлагаемое мужу Шерманомъ,— офиціальное признаніе съ его стороны благородства, храбрости и военной способности моего мужа. Хочешь ли ты, чтобы я отвтила утвердительно?— спросила она громко.
— Да!— воскликнулъ Рованъ, и въ глазахъ его блеснулъ огонь прежняго воина.
— Въ такомъ случа,— произнесла Ирена:— телеграфируй сейчасъ, что ты согласенъ, что я благодарю его отъ всей души, и поду вмст съ тобой. Старое изреченіе говоритъ: ‘honor esta Nilo’.
Рованъ крпко прижалъ жену къ своему сердцу и воскликнулъ:
— Слава Богу! ты своимъ благороднымъ отвтомъ возстановила предъ всмъ свтомъ мою военную честь, и шпіоны Сумнера не будутъ имть возможности попрежнему лаять мн вслдъ. Я когда-то взлзалъ на Попокатепель, а теперь мы вдвоемъ взберемся на пирамиды.
Чрезъ недлю генералъ Рованъ получилъ по телеграфу свое назначеніе и приказъ явиться въ Египетъ, въ Каиръ, къ 30-му марта 1870 года.
— Хитрая Ирена,— со смхомъ произнесъ Шерманъ, прочитавъ телеграмму Рована:— она поняла, что я имлъ цлью офиціально признать его чинъ и званіе военнымъ министерствомъ.
Онъ тотчасъ приказалъ своему старшему адъютанту распорядиться, чтобы написали на пергамент изящную копію послужного списка Рована. Адъютантъ съ смущеніемъ остановился на томъ мст послужного списка, гд говорилось объ арест генерала, и принесъ пергаментъ Шерману, который, взявъ перо, самъ написалъ:
‘Арестованъ 9-го февраля и заточенъ въ форт Лафайет, какъ государственный преступникъ, просидлъ въ тюрьм до 16 августа 1852 іода, выпущенъ на свободу, потому что никто ни въ чемъ его не обвинялъ. До сихъ поръ противъ него не предъявлено никакого обвиненія’.
— Это покончитъ дло,— промолвилъ онъ, положивъ перо, и прибавилъ, обращаясь къ адъютанту:— когда вы кончите послужной списокъ, то приложите къ нему нашу національную печать.
Этотъ документъ былъ отправленъ къ египетскому вице-королю, а копія его сообщена Ирен Рованъ.
Наконецъ все было готово, и они сли на пароходъ, долженствующій доставить ихъ въ Гавръ.
— Вы проведете пріятно время въ Монтре, въ Швейцаріи,— сказалъ Рованъ, ходя взадъ и впередъ по палуб, вышедшаго въ море парохода:— пока я приготовлю вамъ квартиру въ садахъ Эсбекье.
— Ты не покинешь свой флагъ?— спросила Ирена, смотря съ безпокойствомъ на величавую фигуру перваго американскаго воина, отправлявшагося служить въ качеств военнаго эксперта подъ чужимъ знаменемъ.
— Нтъ,— отвчалъ ршительно генералъ:— меня похоронятъ подъ американскимъ звзднымъ знаменемъ. Что же касается до намреній хедива, то они очень широки. Онъ хочетъ укрпить берегъ его владній, построить желзныя дороги, телеграфы и маяки, изслдовать Дарфуръ, Кардофанъ и Сенааръ, а также овладть и всмъ Суданомъ. Хартумъ будетъ укрпленнымъ пунктомъ противъ Абиссиніи. У хедива по закону только двадцать пять тысячъ войска, но онъ хочитъ усилить свои національныя силы и возвысить положеніе феллаховъ. Въ десять лтъ Египетъ до того разовьется, что освободится отъ турецкаго ига. Хлопокъ и сахаръ превратятъ Египетъ въ богатую страну. Американцы, сдлавшись передовымъ государствомъ на суш и на вод, вслдствіе одной великой войны, призваны къ образованію, изслдованію и улучшенію стараго Египта.
— И это предпріятіе будетъ продолжаться?— спросила Ирена.
— Пока самолюбивый хедивъ не возбудитъ своими реформами опасенія турецкаго правительства,— отвчалъ Рованъ: — тогда европейскія державы вмшаются, и Англія навки овладетъ Египтомъ. Она должна оставить за собою Суэзскій каналъ, эту дверь Индіи. Быть можетъ, десять лтъ или много двадцать потребуется на подобную метаморфозу. Во всякомъ случа, такого промежутка времени хватитъ для пріобртенія мною всесвтной славы.
Ирена Рованъ спокойно покинула Америку, разсчитывая на поддержку генерала Шермана и капитана Ситона. Наконецъ, президентъ Грантъ одобрилъ предпріятіе ея мужа.
‘Помните,— писалъ ей на прощаніе Шерманъ:— я пріду къ вамъ на Нилъ. Первымъ заграничнымъ отпускомъ воспользуется, какъ и полагается, адмиралъ Фаррагутъ, а я — вторымъ, такъ какъ Грантъ, пока президентъ, не можетъ оставить Америки. Также никогда не забывайте, что у васъ есть врный другъ въ Вашингтон. Если снова возникнутъ клеветы о прошедшемъ Рована, то только телеграфируйте мн, и я его облю, во что бы то ни стало’.
Прибывъ въ живописный Монтре ранней весною, Рованъ, устроилъ свою жену, ребенка и взрослую дочь, какъ можно удобне, а самъ занялся приготовленіемъ къ отъзду въ Египетъ.
— А ты не боишься, Карроль, служить монархіи?— спросила его однажды Ирена: — вдь Измаилъ-паша — тиранъ, наслдникъ жестокаго Магомета-Али.
— Старый порядокъ замняется новымъ,— съ улыбкой произнесъ Рованъ:— не только у насъ, но и въ Египт. Посмотри, какъ измнилась наша страна: Букананъ былъ послдній аристократическій президентъ, съ выборомъ Линкольна центръ политической власти передвинулся въ Индіану, Огіо и Иллинойсъ, по крайней мр, на семьдесятъ пять лтъ. Численностью и богатствомъ сверъ одоллъ югъ въ безумной борьб. Теперь начинается эра капиталистовъ и ловкихъ политикановъ, руководящихъ народнымъ большинствомъ. Мн теперь безопасне въ монархіи, чмъ въ демократіи, гд всякій думаетъ только о насильственномъ обогащеніи, личной польз и корыстолюбивыхъ намреніяхъ. Линкольнъ потрясъ вс идеалы. Однако онъ былъ великолпный политическій дятель.
— А если бы Линкольнъ былъ живъ, то передалъ ли бы онъ свое мсто и власть Гранту?— спросила Ирена.
— Никто не знаетъ,— отвчалъ Рованъ, — вдь власть такъ соблазнительна. Впрочемъ онъ поддерживалъ Гранта одинъ, тогда какъ вс на свер требовали его смщенія посл Питсбурга. Правда, онъ не очень любилъ Гранта, но видлъ, что западнаго уроженца надо сдлать главою арміи, чтобы поддержать власть Огіо, Индіаны и Иллинойса. Что касается до Шермана, то онъ никогда не былъ популяренъ. Онъ не отличается всми качествами демагога и еще очень молодъ.
— Это все дла прошедшаго,— промолвила Ирена: — но что Америк общаетъ будущее?
— Увы!— сказалъ Рованъ:— народъ быстро понялъ силу богатства, печати и большинства. Наша страна теперь находится подъ вліяніемъ пара и телеграфа. Вскор великій западъ пріобртетъ первенствующее вліяніе. Въ продолженіе пятидесяти лтъ народъ будетъ избирать президента среди себя въ память Линкольна. Но патріотизмъ сдлался торговлей, и судьба нашей страны будетъ зависть отъ игры партій.
— Наконецъ Америка поняла свою настоящую силу,— промолвила Ирена.
— Да,— отвтилъ Рованъ,— будущее развитіе и распространеніе Америки будетъ зависть отъ великаго факта распущенія посл войны милліонной арміи. Это событіе не бывалое въ исторіи. Слава Богу, осторожность народа всегда будетъ сдерживать безуміе его политическихъ дятелей.
Наконецъ, прощаясь съ своимъ семействомъ, оставшимся на берегахъ Лемана и у подножья вчныхъ Альпъ, генералъ Рованъ произнесъ:
— Вы вскор, мои друзья, будете со мною и уже навсегда. Если я когда нибудь вернусь въ Америку, то съ тремя звздочками генералъ-лейтенанта на эполетахъ. Я получу эту награду, или моимъ удломъ будетъ могила на Нил,
— Honor est а No1о!— съ улыбкой произнесла Ирена.
Чрезъ дв недли Рованъ присоединился въ блестящемъ Каир — этой жемчужин Нила,— къ медленно собиравшимся членамъ американской миссіи.
Въ роскошно вышитомъ мундир и въ эполетахъ съ полумсяцемъ явился Рованъ первый разъ къ Измаилу-паш. Воспитанный во Франціи и отличавшійся двойственной натурой, хедивъ шестнадцать лтъ управлялъ Египтомъ, какъ современный Гарунъ-Аль-Рашидъ. Умный, ловкій и храбрый Измаилъ былъ въ сущности игрушкой въ рукахъ Франціи и Англіи въ продолженніе ихъ двадцатилтняго поединка изъ-за Суэзскаго канала. Только чрезъ пять лтъ посл появленія въ Египт Рована судьба этой страны была ршена лордомъ Биконсфильдомъ, и Англія завладла окончательно Суэзскимъ каналомъ, слдовательно и Египтомъ.
Очень любезно принятый хедивомъ, генералъ Рованъ ревностно принялся за свои многочисленныя занятія. Отличаясь великолпными лингвистическими способностями, удивительнымъ терпніемъ и необыкновенной энергіей, онъ плнилъ всхъ своимъ любезнымъ обращеніемъ. Слушая всхъ и не довряя никому, онъ началъ свою карьеру въ Египт, осыпанный международными почестями.
Къ большему его удивленію, Рованъ нашелъ въ американской миссіи многихъ блестящихъ ветерановъ южной арміи: генераловъ Лоринга, Рэта, Сиблэй, Рейнольдса и другихъ, а также около дюжины штабъ-офицеровъ, усиливавшихъ замчательный сверный контингентъ. Между прочимъ, въ числ южанъ былъ и полковникъ Джениферъ. Забывъ вс несогласія, двадцать четыре американскихъ офицера, впослдствіи умножившихся до сорока, принялись за систематическій трудъ организаціи египетской арміи, изслдованіе страны и усиленіе фортификаціонныхъ работъ.
Съ самаго начала Рованъ былъ persona grata у нашей, мстныхъ генераловъ и великолпныхъ царедворцевъ Измаила.
Каждая отрасль службы вскор стала энергично развиваться, и Рованъ, не участвуя въ придворныхъ празднествахъ, усердно надзиралъ надъ всмъ, что длалось въ Каир, изъ тхъ самыхъ комнатахъ въ цитадел, гд нкогда обиталъ Бонапартъ.
Вмст съ тмъ вскор Рованъ устроилъ удобное жилище для своего семейства и перевезъ на берега Нила Ирену съ его двумя птенцами. На первыхъ же дняхъ прибытія жены онъ повдалъ ей тайну существованія и будущности Египта.
— Весь блескъ окружающей страны,— говорилъ онъ,— основанъ на занятыхъ деньгахъ, и въ одинъ прекрасный день, когда англичане не станутъ боле давать денегъ, то хедивъ погибнетъ. Но, Ирена, пройдетъ еще много лтъ до конечной катастрофы. Франція подъ гнетомъ Германіи будетъ безпомощна, чтобы спасти Египетъ, и Англія, мирнымъ путемъ или силой, овладетъ имъ. Тогда естественно, наши американцы покинутъ страну. До этого времени я увнчаю себя лаврами и вернусь въ Америку съ безспорной славой.
Занимая блестящее положеніе, Ирена повела соблазнительную, таинственную жизнь востока съ своей любимой Аделью, а мстные паши принимали ихъ за двухъ женъ генерала Рована: златокудрую и черноокую. Тогда обворожительная, странная жизнь Египта не знала ‘Куковъ’ и ‘англійскихъ ресторановъ’, главныя черты этой жизни были прогулки въ садахъ Булака и посщенія гаремовъ нашей, жены которыхъ очень полюбили американку.
Почти тотчасъ же по требованіямъ службы американцы разсялись по всей стран. Они принялись за энергичныя изслдованія Дарфура, Сенаара, Кардофана и Седана, а чрезъ четыре года эти труды подъ руководствомъ Рована дали обильные плоды. Онъ же самъ всмъ управлялъ, работая пятнадцать часовъ въ день въ великолпной военной библіотек каирской цитадели.
Мирно, спокойно, счастливо протекали дни Ирены, пока она со страхомъ не узнала, что въ штаб генерала Лоринга, командовавшаго береговымъ корпусомъ и тайно возводившаго укрпленія Александріи, служилъ полковникъ Джениферъ.
— Этотъ человкъ для насъ роковой!— промолвила она про себя: — у него должно быть письмо полковника Макъ-Крери. Но у него ли оно или гд?
Скрывая отъ мужа эту единственную тайну, Ирена вступила въ переписку съ майоромъ Ситономъ, который теперь служилъ въ главномъ штаб въ Вашингтон.
Между тмъ Рованъ изъ опасенія турецкихъ шпіоновъ, рдко показывался въ веселомъ американскомъ обществ Каира. Онъ даже избгалъ часто видаться и съ хедивомъ, который, несмотря на свои деспотическія привычки, былъ парижскимъ франтомъ и кутилой по старой памяти Жокей-клуба, въ которомъ онъ когда-то былъ веселымъ членомъ. Но подъ модной личиной Измаилъ скрывалъ энергичную цль — сбросить турецкое иго. Съ этой цлью онъ строилъ въ Европ громадные броненосцы, а съ помощью генерала Лоринга и его американскихъ офицеровъ длалъ Александрію неприступной твердыней. Все это производилось подъ предлогомъ необходимыхъ поправокъ и улучшеній.
Генералъ Лорингъ былъ гордымъ, ршительнымъ генералъ-лейтенантомъ бывшей южной арміи. Адъютантомъ у него служилъ полковникъ Джениферъ и пользовался настолько его любовью, что Лорингъ не отпускалъ его отъ себя ни на шагъ изъ Александріи. Съ своей стороны генералъ Рованъ былъ такъ занятъ своими обязанностями при хедив, что онъ не могъ ни на одинъ день отлучиться изъ Каира. Такимъ образомъ Ирена благодарила Бога, что ея мужъ ни разу не встртился съ полковникомъ Джениферомъ.
Въ первую зиму, проведенную Кованомъ въ Египт, онъ былъ произведенъ Измаиломъ въ личные генералъ-адъютанты, дйствительные генералъ-майоры и главнокомандующіе арміей. Благодаря этимъ производствамъ, жены южныхъ американскихъ генераловъ и офицеровъ, изъ которыхъ очень немногія жили въ Каир, замтно воздерживались отъ дружбы съ Иреной Рованъ. Одинаково съ дамами американскаго общества воздерживались и мужчины отъ близкаго знакомства съ Рованомъ, такъ какъ вс они были южане, а онъ — сверянинъ.
Однако, случайно, какая-то прелестная словоохотливая южанка встртилась съ Иреной и сообщила ей причину, по которой Джениферъ, подобно остальнымъ южанамъ, не знакомился съ Рованомъ.
— Полковникъ Джениферъ,— сказала она,— храбрый ветеранъ бывшей южной арміи, и онъ боится, что генералу Ровану будетъ непріятно съ нимъ встртиться, особенно потому, что онъ служилъ подъ начальствомъ генерала Эванса и былъ противникомъ Бэкера при Больсъ-Блуфф. Но Джениферъ уважаетъ и почитаетъ вашего достойнаго мужа.
Узнавъ объ этомъ, Ирена немедленно написала длинное письмо майору Ситону. Она боялась, что бда грозила Ровану, если письмо Макъ-Крери будетъ какимъ нибудь образомъ отыскано. Она видла большую опасность въ открытіи могилы прошедшаго.
— Дай Богъ, чтобы этого никогда не случилось,— думала она.
Однажды, вечеромъ Рованъ вернулся посл обычнаго посщенія хедива, и на груди его виднлись звзды Османіэ и Меджидіэ.
— Его высочество самъ надлъ мн эти ордена,— сказалъ Рованъ: — и вотъ его слова: ‘Генералъ Рованъ, у васъ злые враги въ Америк. Я никогда не открываю сообщенныхъ мн тайнъ, но, по моему мннію, это не тайна, и я вамъ скажу, что получилъ не только отъ генерала Гранта неофиціальное одобреніе вашего назначенія, но отъ генерала Шермана вашъ послужной списокъ’. Сказавъ это, хедивъ показалъ мн мой послужной списокъ на пергамент и приписку на немъ генерала Шермана. ‘Я знаю,— прибавилъ хедивъ,— что вы могучій человкъ, ибо только сильные люди имютъ враговъ’. Возьмите эти ордена — воспоминанія нашего сегодняшняго разговора. Дайте мн Ніянзу, Дарфуръ, Кардофанъ и Сенааръ — за это вы получите новый чинъ. Ваши офицеры вс люди способные, надежные и преданные мн’.
— Кто же ему передалъ эти сплетни?— спроси та Ирена.
— Не знаю,— отвтилъ Рованъ:— но во всякомъ случа злымъ языкамъ не удалось мн повредить.
— Теперь, видитъ Богъ, я желала бы, чтобы нашлось письмо Макъ-Крери,— подумала Ирена.
— Я ни въ грошъ не считаю богатство, Ирена,— сказалъ Рованъ, сверкая глазами:— но, во что бы то ни стало, восторжествую надъ своими врагами. Я останусь въ Египт послднимъ изъ американцевъ и все это время буду мудръ, какъ змя, и невиненъ, какъ горлица.
— Прости меня,— промолвила Ирена,— что я изъ осторожности скрыла отъ тебя копію твоего послужного списка, присланнаго Шерманомъ.
— Да благословитъ его Господь,— воскликнулъ Рованъ:— сохрани этотъ документъ, какъ лучшее наслдіе нашихъ дтей. Шерманъ пишетъ мн, что на будущій годъ онъ прідетъ къ намъ въ Египетъ съ офиціальнымъ визитомъ. Это будетъ очень кстати, такъ какъ Гордонъ-паша всячески старается насъ вытснить отсюда.
Чрезъ мсяцъ вс американскіе офицеры въ Нижнемъ Египт пріхали къ Ровану съ визитомъ, въ томъ числ и генералъ Лорингъ съ его подчиненными. Они явились къ нему, какъ къ своему начальнику.
Воспользовавшись баломъ, который дали въ ихъ честь каирскія власти, полковникъ Джениферъ подошелъ къ мистриссъ Рованъ и сказалъ ей, отводя ее въ сторону:
— Главная цль нашего прізда сюда заключается въ томъ, чтобы публично уничтожить неосновательныя клеветы, распространенныя въ европейскихъ и египетскихъ кружкахъ Каира и Александріи насчетъ поведенія генерала Рована въ сраженіи при Больсъ-Блуф. Я могу вамъ сказать то, что по необходимости долженъ скрыть отъ него. Я былъ помощникомъ начальника южанъ въ этомъ страшномъ побоищ, первой безполезной рзн. Я буду свидтельствовать до послдняго своего дыханія, что пораженіе отряда генерала Рована произошло только по безразсудной неосторожности полковника Бэкера. Это мн повдали его же подчиненные, взятые нами въ плнъ. Что же касается до офиціальныхъ распоряженій генерала Рована, то они были во всхъ отношеніяхъ великолпны. Наши шпіоны изъ Вашингтона увдомили насъ, что все произошло отъ самолюбія Бэкера. Несмотря на наши усилія въ продолженіе семи часовъ, мы не могли опрокинуть полковника Дзванса, и наконецъ Бэкеръ, какъ сумасшедшій, врзался въ нашу засаду. Мы теперь бездомные изгнанники и потому не можемъ явиться свидтелями. въ пользу Рована. Наше дло навки погибло, но я буду все-таки свидтельствовать до самой своей смерти противъ преступной несправедливости обвиненій, посыпавшихся на вашего мужа. Ему я не скажу ни слова, но каждый южный офицеръ готовъ за него заступиться.
— Знали ли вы предъ сраженіемъ о планахъ и распоряженіяхъ моего мужа?— спросила, едва переводя дыханіе, Ирена.
— Бдный Пейтонъ,— отвчалъ Джениферъ:— завдывалъ у генерала Эванса развдочной частью, но я его не видалъ посл сраженія, и онъ вскор потомъ былъ убитъ. Впрочемъ, мн кажется, что онъ какимъ-то страннымъ образомъ зналъ вс планы сверянъ. Начальника же моего, генерала Эванса, я потерялъ изъ виду, и такимъ образомъ эта тайна никогда не будетъ разгадана.
— Полковникъ Джениферъ,— произнесла Ирена съ необыкновеннымъ пыломъ:— дайте мн слово, что если когда нибудь вы узнаете подробности объ этомъ страшномъ дн, то вы меня увдомите?
— Съ удовольствіемъ,— отвчалъ Джениферъ и, почтительно поцловавъ руку Ирены, пошелъ танцовать съ Аделью.
Такимъ образомъ злая сплетня, распространившаяся на Нил, была съ самаго начала заглушена благородными южанами и добродушнымъ хедивомъ.
Однако Ирена написала объ этомъ происшествіи генералу Шерману, который теперь остался единственнымъ защитникомъ ея мужа, такъ какъ сенаторъ Макъ-Дугаль за годъ до этого умеръ на своей далекой родин, Калифорніи.
Шерманъ немедленно отвчалъ ей и выразился очень характеристично:
‘Когда я пріду въ будущемъ году въ Египетъ и буду вашимъ домашнимъ гостемъ, то объясню Измаилу, почему президентъ не можетъ уничтожить этихъ ни на чемъ не основанныхъ клеветъ. Но никто не сметъ публично поддерживать ихъ, такъ какъ он только сочинены для объясненія его ареста въ Бастиліи. Врьте мн, время все откроетъ. Подобное преступленіе не можетъ быть навки скрыто’.
Дйствительно, пріздъ Шермана въ Египетъ окончательно заглушилъ позорныя клеветы противъ Рована.
Прошелъ еще годъ, и имя генерала Рована распространилось по всему Египту оь Ніянзы до моря и отъ оазиса Юпитера Амойскаго до Идена, какъ человка безупречной славы.
— Бдный Измаилъ,— говорилъ онъ въ это время съ глубокимъ вздохомъ:— онъ заботится только о новой опер, о новомъ сахарномъ завод, о новыхъ дворцахъ, а не заботится, что все это достанется въ конц концовъ англичанамъ. Англія заберетъ въ свои руки всю Африку отъ мыса Доброй Надежды до Каира. Гордонъ ревностно стремится къ своей цли, а моя задача будетъ окончена черезъ пять лтъ. Къ тому времени я приведу къ концу вс работы по устройству военныхъ школъ, регламентаціи по-европейски египетскихъ войскъ, пороховыхъ заводовъ и т. д. Но не я, а другой будетъ собирать плоды моихъ трудовъ: лордъ Биконсфильдъ распорядится здсь всмъ по-своему. Результатомъ моихъ реформъ въ конц концовъ будутъ три звздочки на моихъ эполетахъ.
— Слава Богу, онъ ничего не слыхалъ о распространившихся было сплетняхъ,— подумала Ирена.
Въ начал зимы она получила письмо отъ майора Ситона и съ испугомъ прочла его:
‘Даніэльсъ, бывшій чиновникъ прежняго военнаго министерства, нашелъ архивъ генерала-казначея. Давно пропадавшее письмо полковника Макъ-Крери будетъ переслано къ рыцарски благородному Джениферу. Вы должны тайно повидаться съ нимъ и предохранить Рована отъ смертельнаго удара. Я имю подозрніе, что измнникомъ былъ тотъ, кто наканун сраженія писалъ свою исповдь’.

XII.

Несмотря на увдомленіе майора Ситона, письмо Макъ-Крери все не появлялось, и мало-по-малу Ирена Рованъ почти забыла висвшій надъ ея семьею Дамокловъ мечъ.
Каирская жизнь въ то время была полна разнообразія и сенсаціонныхъ эпизодовъ. Путешествія по Нилу въ великолпныхъ яхтахъ Измаила, блестящія придворныя экскурсіи въ Портъ-Сайдъ, Рамлэ, Измаилію и Суезъ, шумные праздники во дворц Абдіенъ и открытіе роскошной оперы первымъ представленіемъ ‘Аиды’, подъ дирижерствомъ самого Верди,— все это не могло не развлекать Ирены, словно страницы изъ ‘Тысячи и одной ночи’.
Хедивъ всхъ сводилъ съ ума безумнымъ веселіемъ, подъ личиной котораго онъ вывозилъ въ Европу свои богатства и фонды.
Нкоторые изъ южныхъ офицеровъ были смнены сверными, и они съ достоинствомъ окружили Рована, котораго признавали несправедливо обвиненнымъ въ измн.
Въ одинъ изъ своихъ офиціальныхъ визитовъ полковникъ Джениферъ засталъ дома одну Ирену и въ мрачномъ настроеніи сказалъ:
— Мн пишутъ, что въ бумагахъ южной конфедераціи все еще не найдено письмо Макъ-Крери. Вроятно, оно сожжено на папиросы солдатами въ послдніе дни войны.
Другія тяжелыя заботы занимали всецло Рована. На третью годовщину его прізда въ Египетъ, въ вознагражденіе за дв присоединенныя провинціи, онъ получилъ званіе феррикъ-паши, т.-е. генералъ-лейтенанта, и три звздочки заблестли на его эполетахъ. Кром того, хедивъ пожаловалъ ему вторую степень орденовъ Османіэ и Меджидіэ. Благодарный Измаилъ не могъ ничмъ больше его вознаградить.
Однако конецъ займовъ наступилъ, и генералъ Лорингъ подготовилъ береговую страну къ защит отъ турокъ, за что такъ же получилъ чинъ генералъ-лейтенанта. Въ свою очередь Рованъ сформировалъ восемь корпусовъ въ двадцать тысячъ человкъ. Борьба между мятежнымъ вице-королемъ и султаномъ готова была всныхнуть каждую минуту, подъ ближайшимъ наблюденіемъ Англіи. Наконецъ турецкіе броненосцы неожиданно захватили новыя, еще невооруженныя суда Измаила.
Каждую ночь происходили совщанія между хедивомъ и генераломъ Рованомъ, теперь стоявшимъ во глав 200.000 арміи.
— Вы можете побдоносно справиться съ турками, ваше высочество,— говорилъ Рованъ съ тяжелымъ вздохомъ:— но, не имя ни угля, ни системы желзныхъ дорогъ, ни фланговыхъ фортификацій, вы не въ состояніи сопротивляться Англіи, вашему могущественному кредитору. Она, когда захочетъ, можетъ войти въ Египетъ чрезъ Красное море. Генералъ Лорингъ вполн согласенъ со мною. Вы безопасны относительно турокъ, но Суезскій каналъ, этотъ подарокъ цивилизаціи, погубилъ васъ. Онъ достанется богатйшимъ заимодавцамъ въ свт. Англія возьметъ верхъ надъ Франціей и овладетъ имъ ‘въ интересахъ порядкка’. Когда перестанутъ давать вамъ денегъ взаймы, то долго ли можете вы разсчитывать на врность арміи?
Феррикъ-паша уже видлъ призракъ мятежнаго Араби-паши въ мрак будущаго.
— Значитъ, мое паденіе неминуемо,— сказалъ Измаилъ съ глубокимъ вздохомъ:— увы! Саидъ-паша, отдалъ Египетъ чужестранцамъ, подписавъ роковую конвенцію съ ловкимъ Лессепсомъ.
Фатализмъ, сладострастіе и оптимизмъ побуждали Измаила-пашу предаваться всевозможнымъ удовольствіямъ, сорить занятыми деньгами и даже обманывать Рована и Лоринга, переправляя въ Италію свои капиталы звонкой монетой.
Шерифъ-паша и Нубаръ-паша расхитили всю казну и начали теперь медленно, но врно растрачивать послднія средства страны. Хотя Шалье-Лонгъ, Пурди, Прутъ и другіе дали Египту богатыя провинціи, но Измаилъ ничего не сохранилъ въ своихъ рукахъ, а сэръ Самюэль Бэкеръ и Гордонъ-паша подготовляли Суданъ къ ‘покровительству’ Англіи. Гордонъ, хотя и былъ рьянымъ фанатикомъ-христіаниномъ, но вмст съ тмъ отличался дятельностью англійскаго агента.
— Мое офиціальное предпріятіе близко къ концу,— говорилъ Рованъ со вздохомъ своей жен: — тронъ Измаила шатается, банкротство и смщеніе хедива очень близки. Онъ честно говоритъ: ‘американцы единственные люди, на которыхъ я могу положиться, вс тайно играютъ въ руку Англіи, Франціи или Италіи’. Конечно, я буду преданъ ему до конца, но дни американской миссіи сочтены.
Господствуя неограниченно надъ египетской арміей, генералъ Рованъ видлъ окончательную погибель страны въ покупк лордомъ Биконсфильдомъ паевъ Суэзскаго канала.
— Конецъ пришелъ,— говорилъ онъ,— когда Турція обязала Египетъ сократить свою дйствующую армію до 25.000. Въ то же время она потребовала себ въ помощь, по случаю войны съ Россіей, 10.000 отборныхъ людей подъ начальствомъ принца Гассана. Это будетъ стоить милліоновъ, а абиссинская война намъ грозитъ въ ближайшемъ будущемъ. Мы должны бороться съ врагами или отказаться отъ Судана.
Ирена Рованъ теперь уже знала коротко вс каирскія интриги. Красавица Адель, сдлавшаяся юной восточной принцессой, вмст съ матерью посщала вс музеи въ великолпныхъ булакскихъ садахъ. Он были желанными гостями въ тридцати великолпныхъ дворцахъ, украшавшихъ Каиръ, блестли на празднествахъ хедива и знали послднія тайны сераля.
— Везд все одинаково,— говорила Ирена:— богатые паши, фаворитки и царедворцы прячутъ наворованныя деньги, отсылая ихъ изъ Египта. Каждый боится наступающей катастрофы.
— И никто не знаетъ, чмъ она окончится — трагедіей или фарсомъ,— отвчалъ Рованъ, играя съ своимъ юнымъ двухлтнимъ сыномъ.
Весною 1876 года Феррикъ-паша послдовалъ примру другихъ американскихъ офицеровъ, которые спокойно отправили свои семейства въ Европу или обратно въ Америку. Т, которые были предназначены къ участію въ абиссинской экспедиціи, боялись неспособности нашей, которые должны были предводительствовать феллахами противъ воиновъ абиссинскаго царя.
— Наступилъ финансовый кризисъ,— сказалъ Рованъ, возвратившись однажды вечеромъ отъ хедива.— Собирайся на лто въ Монтр. Я поселюсь въ англійскомъ клуб — это разсетъ вс сомннія. Иностранныя державы назначили контрольную комиссію надъ египетскими финансами, и это значитъ, что нашей миссіи грозитъ опасность. Гордонъ, Станлей, сэръ Самюэль Бэкеръ и многіе другіе служатъ передовыми застрльщиками просвщенія. Въ тотъ день, когда враждебный англійскій флотъ броситъ якорь въ Александріи, полумсяцъ уступитъ мсто англійскому флагу. Хедивъ приказалъ мн не покидать его ни минуту изъ боязни убійства со стороны его же тлохранителей. Полковникъ Араби находится во глав опаснаго заговора, и я, по чести, обязанъ охранять жизнь Измаила и его наслдника, Тевфика-паши. Принцъ Гассанъ будетъ въ безопасности у султана, а впослдствіи онъ сдлается игрушкой англичанъ. Поэтому faites vous malles, madame. Тевфикъ-паша будетъ только номинальнымъ хедивомъ, такъ какъ англичане нуждаются въ немъ для прикрытія своего права. Но ждите меня всякую минуту на берегахъ Лемана, потому что революція можетъ вспыхнуть внезапно.
Ирена собиралась въ дорогу около мсяца, и въ это время постоянно была въ Каир тревога, то готовился заговоръ, то контръ-заговоръ, такъ что генералъ Рованъ боялся за свое семейство и нетерпливо ждалъ, когда оно выберется изъ Египта. Ирена любила Каиръ съ его великолпными мечетями, величественно протекавшей ркой, съ срыми Нокатамскими горами вдали и мистическими пирамидами. Западная часть Каира походила на блестящій мишурный Парижъ своими широкими улицами, блыми домами, шумными аллеями и постоянно бившими фонтанами. Ирена была счастлива въ этомъ мистическомъ, восточномъ город.
Въ продолженіе шестилтнихъ трудовъ Рована, Франція, Англія, Германія и Италія признали его заслуги. Ученыя общества осыпали почестями человка, который былъ главою египетскаго института, комиссаромъ земледлія, инспекторомъ всхъ школъ и начальникомъ статистическаго бюро.
— Мы здсь безопасны въ силу международнаго права,— думала Ирена:— и были совершенно спокойны вс шесть лтъ. У меня здсь родился горячо любимый сынъ, и моего мужа вс уважаютъ, какъ изслдователя страны, географа, ученаго, главнокомандующаго и усерднаго проповдника цивилизаціи.
Въ этотъ промежутокъ времени, онъ также здилъ представителемъ его высочества на внскую выставку 1873 года, а теперь ему опять предстояла поздка въ томъ же качеств на Филадельфійскую юбилейную выставку.
— Позжай съ миромъ, голубушка Ирена,— говорилъ Ровенъ:— возьми съ собою все свое хозяйство, я пошлю проводить тебя до Монтр двухъ своихъ офицеровъ. Измаилъ настаиваетъ на великолпіи своего заката. Вскор я поду съ тобою и Аделью на парижскій географическій конгрессъ, а потомъ, когда успокоится финансовый кризисъ, я впервые, окруженный публичными почестями, отправлюсь въ Америку на Филадельфійскую выставку.
— А какъ ты думаешь, когда Измаилъ совсмъ погибнетъ?— спросила Ирена.
— Это зависитъ отъ борьбы итальянскихъ, французскихъ и англійскихъ банкировъ,— отвчалъ Рованъ: — но я полагаю, что онъ еще протянетъ лтъ пять — шесть. Абиссинская война и экспедиція на помощь Турціи въ конецъ разорятъ Египетъ. Щедрый, великодушный и добрый Измаилъ-паша чрезвычайно легкомысленъ и, когда грянетъ гроза, онъ спокойно удалится съ 50-ти милліонами долларовъ въ Парижъ, гд будетъ первымъ изъ ‘les rois en exil — bon prince, bon boulevardier’. Онъ уже переправилъ въ Италію вс свои капиталы.
Пока Рованъ говорилъ, къ дому подъхалъ придворный экипажъ съ отрядомъ уланъ. Феррика-пашу требовалъ Измаилъ въ свой дворецъ, и въ доказательство неотложности этого визита онъ присылалъ свой перстень.
— Не бойся,— сказалъ Рованъ съ улыбкой: — у меня враги только въ Америк. Я лично безопасенъ и хотя хедивъ не повернулъ бы головы, если бы я былъ убитъ, но онъ знаетъ мою преданность и будетъ пользоваться мною до послдней минуты. Онъ даже заставилъ меня поклясться защищать Тевфика, котораго Араби-паша хочетъ убить. Поэтому я поставилъ батальонъ нубійцевъ караулить его дворецъ. Къ тому же англичане меня охраняютъ, такъ какъ они знаютъ, что Тевфикъ находится подъ моимъ контролемъ. Я не скоро вернусь, но не безпокойся.
Не усплъ онъ удалиться, какъ Ирен доложили о приход каймакана Дженифера.
— Генералъ дома?— спросилъ онъ, поспшно цлуя ея руку.
— Его долго задержитъ хедивъ,— отвчала она.
— Слава Богу!— воскликнулъ Джениферъ.— Я здсь по важному и тайному длу. На моемъ сердц лежитъ роковое письмо Макъ-Крери. Мы вс знаемъ, что вы спасли вашего мужа отъ мозгового удара. Ваше спокойствіе и осторожность удержали его отъ безумнаго покушенія на самоубійство. Генералъ-лейтенантъ Лорингъ утверждаетъ, что вскор англичане завладютъ Египтомъ и разгонятъ насъ, такъ какъ египетская армія измнчива. Вы когда нибудь можете разсказать генералу Ровану, что его бывшимъ врагамъ хорошо извстно о подкуп англичанами всхъ египетскихъ офицеровъ. Чрезъ нихъ они знаютъ вс тайны береговой защиты. Генералъ Романъ образовалъ ихъ, по не могъ научить врности и преданности. Такимъ образомъ пятьдесятъ американцевъ, основавшихъ новый Египетъ, разсются на вс четыре стороны. По всей вроятности, я поду въ Мексику или южную Америку, но генералъ Рованъ будетъ послднимъ храбрымъ американцемъ въ Египт, для пользы котораго онъ столько сдлалъ, но совершенно тщетно. Теперь я передаю вамъ письмо Макъ-Крери и прошу васъ благоразумно подумать, какъ ознакомить мужа съ его содержаніемъ, оно еще запечатано двумя офиціальными печатями южной конфедераціи и Соединенныхъ Штатовъ.
Джениферъ вынулъ изъ кармана роковой документъ и передалъ его Ирен, глаза которой были полны слезъ.
— Я теперь прочту вамъ письмо ко мн бднаго Макъ-Крери,— сказалъ Джениферъ:— потомъ я передамъ вамъ и это письмо, прося васъ устроить такъ, чтобы генералъ Рованъ никогда не упоминалъ объ этомъ предмет въ разговор со мною. Я не знаю, что повдалъ наканун смерти Макъ-Крери вашему мужу. Никто на свт не можетъ оспаривать послднихъ словъ Макъ-Крери, потому что начальникъ его, генералъ Эвансъ, умеръ. Больсъ-Блуффъ было первымъ сраженіемъ, въ которомъ я участвовалъ. Клянусь вамъ своею честью солдата, что если бы сверные генералы Макъ-Коллъ и Горманъ исполнили приказаніе Макъ-Клеллана по просьб Кована, то вашъ мужъ поймалъ бы въ западню всю нашу бригаду и одержалъ бы замчательную побду. До той минуты, когда Бэкеръ совершилъ свой неосторожный, безумный поступокъ, мы полагали, что сраженіе ограничится аванпостной перестрлкой, Извстны ли были планы вашего мужа нашимъ начальникамъ, клянусь, я не знаю, а Эвансъ, Пейтонъ и Макъ-Крери умерли. Генералу Ровану измнили въ Вашингтон и заставили его отправить на другой берегъ весь свой отрядъ, а самого его обязали остаться въ бездйствіи. Все это были интриги бднаго, храбраго Бэкера, который Хотлъ одинъ сдлаться побдителемъ. Введенный въ заблужденіе, Макъ-Клелланъ свалилъ все на Рована. Теперь я прочту вамъ письмо несчастнаго Макъ-Крери, который за свою ошибку заплатилъ кровью. Я боле никогда не упомяну объ этой исторіи, но, что я вамъ сказалъ правду, клянусь въ томъ Богомъ.
Взволнованнымъ голосомъ онъ прочиталъ письмо Макъ-Крери, каждое слово котораго жгло Ирену, словно раскаленнымъ желзомъ.

‘Спотесвудъ-Гаузъ, Ричмондъ, Виргинія.
’20 мая 1864 г.

‘Любезный Джениферъ!

‘Роковыя сраженія послдняго времени произвели безпорядокъ въ общественныхъ длахъ. Меня неожиданно назначили въ Атланту подъ начальство генерала Гуда. По счастію я отлично знаю эту мстность, однако я предчувствую свою смерть. Теперь нельзя не предвидть гибель юга. Мы не можемъ боле поставить противъ враговъ ни одного солдата. Я посылаю вамъ это письмо чрезъ моего пріятеля, главнаго казначея, который обязывается доставить вамъ его въ полной сохранности. Бдный Генри Пейтонъ умеръ, и я не могу отыскать генерала Эванса, который раненъ и гд-то въ лсахъ прячется отъ проклятыхъ янки. Поэтому я посылаю вамъ запечатанное письмо на имя генералъ-майора федеральной арміи, Карроля Рована.
‘Клянусь Богомъ, что въ этомъ письм говорится только о личныхъ длахъ, и я увренъ, что вы передадите его свято. Вскор я заплачу за вс мои ошибки жизнью. Я буду служить югу до послдней капли моей крови. Только по окончаніи войны, когда нашей арміи не можетъ принести вреда открытіе тайнъ ея развдочной службы въ Вашингтон, вы передадите это письмо Ровану, начальнику федеративныхъ войскъ подъ Больсъ-Блуффомъ. Помстите это письмо гд нибудь въ сохранности на случай вашей смерти.
‘Рованъ уже перенесъ тысячу смертей отъ позора и несправедливаго обвиненія. Его, какъ собаку, ввергли въ тюрьму Лафайетъ, отняли чинъ, обезчестили имя, и его будущность погублена. Только посл моей смерти онъ узнаетъ, что я рисковалъ вислицей ради юга, что я принесъ нашу дружбу въ жертву отечеству. Я пишу къ нему письмо, чтобы когда нибудь невинные люди не пострадали изъ-за меня.
‘Я желаю, чтобы посл моей смерти онъ былъ бы поставленъ въ положеніе доказать, что не получилъ извстной платы за свою честь и что не измнилъ своему правительству, своей родин, выдавъ карты и планы предъ сраженіемъ при Бульсъ-Рук. Что же касается до предательства въ сраженіи при Больсъ-Блуфф, то одинъ я въ немъ виноватъ. Я солгалъ и нарушилъ долгъ гостепріимства, чтобы спасти югъ отъ нашествія легіоновъ Макъ-Клееллана, прежде чмъ мы были готовы ихъ встртить. Да, проститъ мн Господь мою измну священнымъ узамъ дружбы, но я никого не виню, кром себя.
‘Пусть Рованъ, если онъ хочетъ, напечатаетъ эти свднія. Онъ благородный воинъ и честный врагъ, врный знамена, которое нкогда разввалось надъ нами обоими. Не можетъ быть никакого сомннія, что генералъ Эвансъ, Пейтонъ и вы вполн невинны. Я одинъ во всемъ виноватъ, повторяю еще разъ, и даже Синклеры пострадали ради меня. Да сохранитъ васъ Господь во время войны. Да здравствуютъ южныя права.

‘Джонъ Макъ-Крери, полковникъ.
‘Главный штабъ генерала Гуда’.

— Наконецъ блеснулъ свтъ,— произнесла Ирена, обливаясь радостными слезами,— посл столькихъ лтъ свтъ заблестлъ. Да проститъ насъ всхъ Господь Богъ. Какъ могу я передать это письмо мужу?
— Я боле никогда не увижу васъ,— сказалъ добрый, благородный южанинъ, цлуя руку Ирены:— я оставлю вамъ письмо Макъ-Крери. Я исполнилъ свою обязанность. Прощайте. Да благословитъ васъ Господь. Мрачное время наступаетъ для Египта.
Чрезъ недлю Джениферъ подалъ въ отставку по причинамъ, одобреннымъ генераломъ Лорингомъ, и ухалъ въ Англію.
На слдующее утро Ирена поздно проснулась, и первыми ея словами были:
— Гд паша?
— Онъ уже отправился къ хедиву,— отвчала мстная служанка.
Спрятавъ письмо Макъ-Крери къ Джениферу, она стала съ нетерпніемъ ожидать мужа. Возвратившись только къ обду, онъ сказалъ жен.
— Я выпросилъ себ свободный день завтра, чтобы отправить тебя со всей семьей въ Монтре. Гвардія Измаила состоитъ изъ дикихъ нубійцевъ, преданныхъ Араби-паш. Мои военныя бумаги я отправлю съ тобою, и ты положишь ихъ на сохраненіе въ тотъ женевскій банкъ, куда ты внесла свои деньги.
Удаливъ на слдующій день Адель, подъ предлогомъ необходимыхъ visites de crmonie, Ирена съ смущеніемъ дала мужу посланіе мертвеца.
— Во имя нашей любви заклинаю тебя ничего не предпринимать въ этомъ дл, не сказавъ мн,— проговорила она.— Дай мн слово, что ты хорошенько обдумаешь свою ршимость. Ради Бога будь, Карроль, спокоенъ и помни, что ты обязанъ преданностью своему семейству.
— Ты ничего не знаешь о содержаніи этого письма?— спросилъ Рованъ, смертельно поблднвъ.
— Клянусь честью жены,— воскликнула Ирена,— мн неизвстно, что заключается въ этомъ письм мертвеца, нкогда любимаго тобою.
Пока Рованъ молча читалъ письмо, Ирена была погружена въ тяжелую думу. Съ чисто женскимъ инстинктомъ она отгадала, что во всемъ была виновна страстная, порывистая Полина Дюваль. Она обманула всхъ: своего добродушнаго мужа и свою невинную племянницу. Она соблазнила общаніемъ женить Макъ Крери на этой красавиц и воспользовалась его патріотизмомъ, чтобы побудить на измну. Теперь Ирен это было ясно. Неожиданно Рованъ уронилъ письмо и крпко прижалъ къ сердцу свою жену.
— Только теперь,— сказалъ онъ:— я чувствую, сколькимъ я обязанъ теб. Ты воскресила меня отъ мрака отчаянія, ты пересоздала мое сердце и замнила его своимъ собственнымъ. Я все перенесу теперь молча.
Нсколько минутъ они въ пламенномъ поцлу любви забыли все на свт.
— Но мн надо много, много подумать,— сказалъ наконецъ Романъ:— я спишу съ него копію, а самое письмо ты также свезешь въ женевскій банкъ. Это завтъ чести моему сыну. Слава Богу, Ирена, нашъ мрачный призракъ разсялся. Я теперь знаю, кто передалъ ричмондскимъ властямъ вс карты и планы генерала Скотта, а также мои распоряженіи въ Больсъ-Блуффской битв. Я, по крайней мр, доволенъ, что этотъ бшеный защитникъ юга признаетъ всю неизбжность моей побды въ случа, если бы не произошла эта преступная измна. Наконецъ въ этой мрачной катастроф есть одинъ свтлый лучъ: Полина Дюваль была врна моей дружб, любви къ моей жен и привязанности къ Адели. Ни она, ни мужъ не имли подозрнія объ измн Макъ-Крери. Прочитать теб это странное письмо?
— Нтъ, Карроль,— произнесла Ирена:— мн нечего знать это письмо, но ты можешь воспользоваться имъ, какъ орудіемъ противъ всего свта и наши дти также. Дай мн письмо, я спрячу его, чтобы оно не слишкомъ дйствовало на тебя. Впослдствіи мы ршимъ, какъ поступилъ. Ты теперь ничего не сдлаешь?
— Нтъ, поспшно отвчалъ Рованъ,— qui s’excuse s’accuse. Ты знаешь, что генералъ Шерманъ своимъ двухнедльнымъ пребываніемъ у нагъ въ 1872 г. окончательно зажалъ ротъ всмъ клеветникамъ. Иго послднія слова, въ Александріи были: ‘Пусть спятъ бшеныя собаки. Справедливой исторіи войны не напишутъ ране пятидесяти лтъ, а тогда мы вс будемъ казаться столь незначительными людьми, что даже будетъ напрасно добиваться о насъ правды. Даже о Ватерлоо и Наполеон до сихъ поръ, несмотря на такое множество сочиненій, не добились истины.
— Разв преданность отечеству и воинская способность не имютъ никакой цны?— спросила Ирена.— Разв будущему поколнію Банксъ будетъ казаться великимъ главнокомандующимъ?
— Мы объ этомъ поговоримъ впослдствіи, когда вернемся въ Америку,— сказалъ старый ветеранъ.
— А какъ ты поступишь съ публикой?— спросила Ирена.
— Я буду молчать,— отвчалъ взволнованный Рованъ.— Я съ годами научился быть терпливе. Никто не можетъ сказать, чмъ руководствовался Линкольнъ въ своихъ поступкахъ, во всякомъ случа высокопатріотическихъ. Военный министръ Камеронъ былъ только посредникомъ между президентомъ и Макъ-Клелланомъ. Самъ Макъ-Клелланъ дйствовалъ въ силу force mageur. Бдный старикъ Скоттъ ничего не знаетъ. Что же касается до сенатора Сумнера, то онъ уже умеръ и всегда дйствовалъ изъ высокаго патріотизма: онъ былъ увренъ, что я измнникъ, и что я ухаживалъ за Полиной Дюваль. Насколько эта женщина была благородна и питала ко мн возвышенную дружбу, доказываетъ письмо Макъ-Крери.
— Онъ ничего не подозрваетъ,— подумала Ирена, опустивъ голову.— Макъ-Крери скрылъ отъ него, что эта женщина всхъ ихъ водила за носъ. Даже теперь она сумла обмануть моего вообще прозорливаго мужа.
— Какъ бы то ни было,— сказалъ Рованъ,— я не могу простить Сумнеру, я просто вычеркну его изъ своей жизни. Къ тому же я не долженъ забыть его врности Америк и честности въ личныхъ отношеніяхъ. Банкса онъ по ошибк признавалъ за талантливаго человка. Убжденный въ моей виновности, онъ естественно изъ патріотизма заточилъ меня въ фортъ Лафейетъ. Пусть Богъ будетъ судьею между нами. Вдь всякій судъ присудилъ бы меня къ повшенію на основаніи тхъ фактовъ, которые были извстны.
— Боже избави!— воскликнула Ирена.
— Да!— отвчалъ Рованъ,— но если бы я былъ Линкольнъ и виновнымъ мой родной братъ, то я утвердилъ бы приговоръ.
— И, однако, ты, Карроль, былъ невиновенъ?— замтила Ирена.
— Факты безжалостны,— сказалъ феррикъ-паша,— они могутъ быть лживы, а невинность напротивъ бываетъ чисто отрицательной величиной.
— Такъ какъ же ты избгъ смерти?— воскликнула Ирена.
— Надо предположить,— отвчалъ онъ:— Линкольнъ такъ привыкъ къ обманамъ и измнамъ, что не видлъ достаточной причины, по которой я измнилъ бы отечеству. Подвергнувъ Макъ-Клеллана опал, онъ смилостивился надо мною. Я теперь готовъ простить всхъ, которые отворачивались отъ меня въ Вашингтон и въ Иллинойс.
— А Банкса?— спросила Ирена.
— Онъ совершилъ величайшія ошибки въ этой войн, никогда въ жизни не говори мн о немъ,— отвтилъ Рованъ.
Черезъ недлю Ирена простилась со своимъ горячо любимымъ мужемъ въ Александрійскомъ порт.
— Я ршилъ,— сказалъ онъ, обнимая въ послдній разъ Ирену:— если Грантъ или военное министерство не начнетъ дло, я, уважаемый теперь всми, никогда не возобновлю его. Лучше, чтобы исповдь несчастнаго Макъ-Крери не была узнана всмъ свтомъ.
Весною слдующаго года Рованъ съ своимъ семействомъ вернулся въ Каиръ, посл блестящаго посщенія Филадельфіи. Разсказывая при свиданіи съ мужемъ о всхъ подробностяхъ ея жизни въ Монтре, Ирена не могла не упомянуть о встрч съ великолпной баронессой Радинецъ.
— Вы, должно быть, меня помните, Адель, какъ невсту молодого южнаго офицера,— сказала она, обращаясь къ молодой двушк.— Я не забыла и генерала Рована, который былъ всегда очень добръ до меня. Я съ удовольствіемъ слжу за его успхами въ Египт.
Посл великолпнаго обда, даннаго барономъ и баронессой въ честь американокъ, Эстелла отвела въ сторону Ирену.
— Я никогда не вернусь на родину,— сказала она,— для меня это — страна разрушенныхъ храмовъ и повергнутыхъ кумировъ. Я желаю, чтобы генералъ Рованъ зналъ о моемъ сожалніи относительно несправедливаго обращенія съ нимъ. Я могу передать вамъ разсказъ умершаго мужа, вполн доказывающій невинность генерала.
— Нтъ, нтъ, любезная баронесса,— воскликнула Ирена: — избавьте себя отъ этой непріятности. Полковникъ Макъ-Крери передъ смертью написалъ моему мужу письмо, открывшее всю тайну прошедшаго. Это письмо достигло насъ только прошлый годъ черезъ Дженифера,
— Ботъ почему я вышла замужъ за границей и никогда не вернусь въ отечество,— произнесла всхлипывая красавица Эстелла.
— Макъ-Крери вполн искупилъ свою вину чистосердечной исповдью,— возразила Ирена.
— Знаетъ Адель объ униженіи своего отца?— спросила баронесса.
— Нтъ, слава Богу,— отвчала Ирена.
— Какъ я рада!— воскликнула Эстелла.— Мой мужъ также ничего объ этомъ не знаетъ, и мы можемъ съ вами навки хранить эту тайну. Посл многихъ лтъ яркій свтъ просіялъ въ глубокомъ мрак. Ни вы, ни я не захотимъ затронуть заново старыя раны вашего славнаго мужа. Вы его добрый ангелъ и передайте ему, какъ я люблю и уважаю его. Я никогда боле съ нимъ не увижусь, но заклинаю васъ честью женщины передать ему, что вы простили меня за мое участіе въ этомъ дл. Я теперь все понимаю, я тогда была молодой двушкой и не постигала ни поведенія тетки, ни поступковъ моего мужа. Я сожгла свое прошедшее. Успокойте меня увреніемъ, что вы прощаете мою юность.
И Эстелла бросилась предъ Иреной на колни, заливаясь слезами.
— Мы были сестрами по горю,— сказала Ирена, подымая ее,— мы знаемъ, что страстныя женщины часто увлекаются.
— Общайте мн, что вы время отъ времени будете писать мн и увдомлять о счастливой судьб Адели,— сказала Эстелла, успокоиваясь мало-по-малу.
— Хорошо,— отвчала Ирена:— и я непремнно скажу Карролю о благородныхъ чувствахъ, которыя вы питаете къ нему.
— Скажите ему также, что мой Гуго благороднйшій изъ людей,— произнесла Эстелла.— Пощадите его, и, щадя его вмст со мной, вы пощадите себя.
На другое утро Ирена узнала, что Эстелла ухала, оставивъ ей запечатанный пакетъ, въ которомъ находились великолпное жемчужное ожерелье и брилліантовый браслетъ. При первомъ подарк имлась записка съ надписью: ‘Пусть Адел носитъ эти жемчуга, которые предохранятъ ее отъ слезъ’. На браслет же, предназначенномъ Ирен, виднлась надпись изъ брилліантовъ: ‘Не забудьте меня’.
Конечно, Ирена передала мужу только часть своего разговора съ Эстеллой.
Посл своего посщенія Америки генералъ Рованъ окончательно ршился похоронить прошедшее. Онъ объяснилъ жен мотивы, руководившіе имъ:
— Вс военныя власти перемнились и теперь не отыщешь моихъ враговъ. Стинтонъ умеръ, угнетаемый несчастіями, Макъ-Клелланъ, хотя живъ, но очень несчастливъ, а Банксъ живой мертвецъ.
Между тмъ государственный корабль Египта бурно носился по страшнымъ волнамъ житейскаго моря, что не мшало Измаилу съ необыкновеннымъ легкомысліемъ предаваться веселой жизни, такъ какъ онъ былъ вполн увренъ, что въ минуту погибели его ждетъ роскошная жизнь въ Париж и въ великолпныхъ виллахъ Италіи. Окончательныя мры принялъ генералъ Рованъ во время парижской выставки 1868 г., на которой онъ былъ въ послдній разъ блестящимъ представителемъ хедива.
Наконецъ въ 1879 году престолъ Измаила-паши рушился со страшнымъ трескомъ по ршенію европейскихъ державъ. По просьб Англіи Турція лишила власти строителя Суэзскаго канала и человка, который въ теченіе шестнадцати лтъ прожилъ 800 милліоновъ. Онъ спокойно поникъ головой и сказалъ своему сыну Тевфику, новому номинальному хедиву, только игрушк въ рукахъ Англіи:
— Держи всегда при себ феррикъ-пашу, онъ — единственный врный человкъ, служившій мн при двор.
Такимъ образомъ Рованъ остался преданнымъ хранителемъ Тевфика, а генералъ Лорингъ съ дюжиной американскихъ офицеровъ рыцарски боролся въ день Гурской рзни.
Спустя два года, вспыхнуло возстаніе Араби-паши, произведя
Каир кровавую катастрофу. Этотъ ловкій туземецъ быстро ллнелъ изъ полковниковъ до военнаго министра и тайно подкоался подъ власть хедива.
Нсколько бурныхъ совщаній съ Тевфикомъ побудили Рована объявить ему:
— У меня только одинъ батальонъ, на который я могу положиться. Все погибло, кром чести. Теперь я посвящу себя только вашей личности.
Когда улицы Каира были въ рукахъ мятежниковъ и всюду пылалъ огонь, всюду лилась кровь, Рованъ позвалъ смлаго американскаго полковника Варда, бывшаго южанина, и поручилъ ему проводить свою жену и дтей въ Суэзъ.
— Будь достойной женой воина, Ирена,— сказалъ онъ жен,— давно ожидаемая минута погибели Египта наступила. Я спасу Тевфика или умру. Изъ Суэза отправляйся чрезъ Бриндизи въ Монтре и ожидай тамъ меня. Господь насъ сохранитъ. Моя любовь, мое сердце и мои мысли вчно съ тобою.
Нжно прижавъ ее къ своей груди, онъ посадилъ въ экстренный поздъ и поспшилъ въ Абдинскій дворецъ, гд уже вокругъ Тевфика собрались первый гвардейскій батальонъ пхоты и эскадронъ гусаръ.
Что касается до собственнаго дома Рована, то онъ былъ охраняемъ отрядомъ войскъ подъ начальствомъ итальянскаго консула Врный, старый дворецкій, Абдалахъ, служившій преданно ему вс двнадцать лтъ въ Египт, уложилъ необходимыя вещи и поспшно свезъ ихъ на зафрахтованное нильское судно.
— Слава Богу, что мои бумаги вс безопасно сохраняются въ Женев,— сказалъ про себя Рованъ, оставшійся теперь въ Каир единственнымъ американскимъ воиномъ.
Была уже ночь, и онъ, разбудивъ молодого хедива, объявилъ ему:
— У меня готовъ поздъ, чтобы отвезти ваше высочество въ Александрію, гд британскій флотъ васъ предохранитъ отъ неожиданной рзни.
Чрезъ полчаса, нагрузивъ поздъ своими послдними капиталами и драгоцнностями, а также красавицами гарема, встревоженный Тевфикъ покиинулъ свою столицу, предавъ ее рзни и грабежу Араби-паши.
Только въ Тантахи поздъ впервые остановился.
— Можетъ быть, мятежники насъ встртятъ у Нильскаго моста,— промолвилъ хедивъ.
— Я ночью обрзалъ телеграфныя проволоки, ваше высочество,— сказалъ генералъ.
Тевфикъ, какъ ребенокъ, захлопалъ въ ладоши и обратился, какъ къ лучшему утшенію, къ своему чубуку, шербету и къ красавицамъ гарема.
Въ три часа поздъ снова остановился предъ громаднымъ Нильскимъ мостомъ, и генералъ Рованъ поспшилъ занять его той солдатъ. Потомъ онъ послалъ впередъ развдочный локомотивъ, чтобы узнать о происходившемъ въ Александріи.
— Застрлите машиниста и его помощника, если они вздумаютъ, съ кмъ нибудь говорить,— сказалъ Рованъ врному майору, которому онъ поручилъ вмст съ дюжиной солдатъ развдочную часть:— только ради чести я берегу перваго игрушечнаго хедива Англіи.
Ровану пришлось окончательно остановиться въ трехъ миляхъ отъ Александріи, такъ какъ въ улицахъ этого города свирпствовали толпы приверженцевъ Араби-паши, безжалостно избивая европейцевъ. Впереди города на рейд виднлась масса англійскихъ кораблей.
На другой день утромъ Рованъ разбудилъ Тевфика и сказалъ:
— Пора вставать, ваше высочество, мы передемъ на лодкахъ черезъ озеро и скроемся во дворц Саида-паши въ шести миляхъ отъ Александріи. Туда въ полдень явятся англійскіе матросы для вашей безопасности. Городъ же будетъ бомбардированъ англичанами.
Прежде чмъ разбудить Тевфика, генералъ Рованъ имлъ тайное свиданіе съ англійскимъ капитаномъ Скорсби, котораго прислалъ англійскій адмиралъ съ приказаніемъ сказать ему:
‘Генералъ Рованъ можетъ потребовать себ какое хочетъ вознагражденіе, если онъ согласится прибыть съ вами на мой флагманскій корабль и взять на себя руководство бомбардировкой. Онъ знаетъ вс тайны береговой защиты и рейда. Онъ можетъ быть увренъ, что получитъ какой угодно чинъ и какую угодно концессію. Его состояніе будетъ навки обезпечено.
— Я послалъ свое семейство въ Суэзъ безъ малйшей охраны,— сказалъ Рованъ:— и здсь у меня только одинъ врный батальонъ, поэтому я передамъ Тевфика подъ охрану англичанъ. Но я очень хорошо знаю, что турецкія интриги навели англійскія пушки на Александрію, поэтому я ду изъ Египта, сохранивъ только свою шпагу. Я ршительно не могу направить вашихъ пушекъ противъ хедива. У воина есть честь, которая для него дороже самой жизни. Когда Тевфикъ очутится въ безопасныхъ рукахъ, то я навки вложу въ ножны свой мечъ.
— Я глубоко уважаю васъ, генералъ Рованъ,— сказалъ капитанъ Скорсби:— вы врный и преданный воинъ, но вы спасли бы Александрію отъ кровопролитія, если бы помогли намъ.
— Конечно,— отвчалъ Рованъ:— но вы забываете, что моя воинская честь была бы нарушена. Англія хочетъ Египта, и она должна сама его взять. Вы озаботьтесь усмиреніемъ возстанія, а я передамъ вамъ хедива, ради его безопасности.
Когда англичане окончательно взяли Тевфика подъ свое покровительство и отвезли Рована на американскую кононерку, послдній актъ египетской трагедіи насталъ. Англійская экспедиція высадилась, битва при Тель-эль-Кэбер обратила въ бгство Арабипашу, который былъ взятъ въ плнъ, и англійское знамя взвилось надъ цитаделью Каира.
— Куда мы теперь направимъ свои шаги?— спросила Ирена, съ которой въ Порт-Саид соединился Рованъ.
— Прежде всего въ Монтре,— сказалъ Рованъ, прижимая къ сердцу свою семью,— теперь уже не существуетъ Египта: моя двнадцатилтняя служба хедиву составляетъ послдній актъ моей жизненной драмы. Англія замнила хедива, и страна фараоновъ навки вычеркнута изъ всесвтной карты.
Съ этими словами, онъ снялъ съ себя богатый мундиръ Феррика-паши съ тремя блестящими звздочками и надлъ свой прежній статскій костюмъ, на которомъ виднлась ленточка только что полученнаго имъ итальянскаго ордена ‘Короны’, въ вознагражденіе за его услуги итальянскимъ изслдователямъ Африки.
Отдохнувъ нсколько мсяцевъ въ живописномъ Монтре, Рованъ съ своимъ семействомъ возвратился навсегда въ Америку.
‘Слава Богу! я кончилъ свой долгъ,— писалъ онъ генералу Шерману, прибывъ въ Нью-Іоркъ,— кажется, наступаетъ заключительная эпоха моей жизни’.
‘Привтствую васъ съ возвращеніемъ на родину,— отвчалъ ветеранъ,— пора вамъ отдохнуть. Вы пріобрли то, чего никогда не пріобрталъ американецъ,^именно высшій чинъ генералъ-лейтенанта въ иностранной арміи. Вы бы могли заслужить еще высшія почести въ Англіи, но для этого надо было продать свою шпагу. Ваше прошедшее въ Америк теперь чисто: лучъ свта наконецъ засверкалъ. Если вамъ на что нибудь пригодимся мы оба — генералъ Грантъ и я, то разсчитывайте на насъ. Вы оказали честь вашему отечеству своею службой за границей, и теперь Америка смотритъ на васъ съ гордостью, забывъ все прошедшее. Я жду васъ съ нетерпніемъ, какъ стараго товарища’.
Прошло три года съ возвращенія генерала Рована изъ Египта, и онъ спокойно, счастливо прожилъ эти дни въ своемъ прежнемъ американскомъ жилищ. Оскорбительныя клеветы прекратились, и если когда нибудь слышался какой нибудь говоръ о прошедшемъ, то лишь говорили о странной исторіи, что однажды всми уважаемый военачальникъ былъ посаженъ въ Бастилію, какъ преступникъ. Благородный Блэнъ въ своей книг ‘Двадцать лтъ дятельности конгресса’ съ негодованіемъ говоритъ объ этомъ событіи, ‘какъ о недостойномъ оскорбленіи’.
Окруженный счастливой и благоденствующей семьей, генералъ Рованъ снова принялся за прежніе труды главнаго инженера при одной компаніи флоридскаго кораблестроительства и транзита.
Въ 1886 г. онъ взялся за свое послднее замчательное предпріятіе.
Грантъ уже умеръ, и новый президентъ съ блестящей свитой французской и американской открылъ знаменитую статую Свободы, которую поднесли французы американскому народу. За ея постройку взялся инженеръ Рованъ, и въ четыре мсяца она была торжественно воздвигнута.
— Наконецъ просіялъ свтъ,— сказалъ Рованъ въ тотъ вечеръ, когда впервые заблестли лучи колоссальнаго свточа надъ водами Нью-Іоркскаго порта:— моя жизнь кончена!
Шедшій съ нимъ по улицамъ Нью-Іорка, Шерманъ крпко и безмолвно пожалъ ему руку.
— Странно сказать,— продолжалъ Рованъ:— что моя карьера кончилась съ сооруженіемъ статуи Свободы противъ той самой мстности, гд нкогда въ продолженіе нсколькихъ мсяцевъ я томился въ тюрьм, какъ преступникъ.
— Будемъ надяться, что подобное преступленіе омрачило въ послдній разъ страницы американской исторіи,— отвчалъ Шерманъ.— Вы дожили до того, генералъ-лейтенантъ Рованъ, что изъ памяти всхъ изгладился несправедливый поступокъ правительства относительно васъ, и вы теперь одинъ изъ наиболе чтимыхъ гражданъ Америки.
— Вотъ тамъ блеститъ моя угасающая звзда,— произнесъ Рованъ, указывая на звзду, виднвшуюся надъ фортомъ Лафайетомъ.
Прежде чмъ наступилъ слдующая весна, герой ветеранъ покончилъ свои дни.
Прильнувъ послдній разъ своими блдными устами къ неподвижному лицу мертвеца, Ирена Рованъ оросила своими горькими слезами старый полинявшій мундиръ бригаднаго генерала американской арміи.
— Наконецъ,— промолвила Ирена, окруженная дтьми:— онъ покоится мирно, спокойно и безъ малйшаго упрека на своемъ благородномъ чел.

‘Историческій Встникъ’, тт. 89—90, 1902

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека