Юрий Акутин
Издревле сладостный союз поэтов меж собой связует…
…О КИШИНЕВЕ Я ВЗДОХНУЛ
КРАЯ МОСКВЫ, КРАЯ РОДНЫЕ…
ВОСПОМИНАНИЕ БЕЗМОЛВНО ПРЕДО МНОЙ СВОЙ ДЛИННЫЙ РАЗВИВАЕТ СВИТОК…
Издревле сладостный союз поэтов меж собой связует…, Акутин Юрий, Год: 1975
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Наука и жизнь, No 11, 1975
Александр Фомич Вельтман (1800—1870), известный русский прозаик второй трети прошлого века, прожил сложную и интересную жизнь. В молодости он служил офицером-топографом в Бессарабии, выйдя в отставку, стал профессиональным писателем и ученым. Без малого три десятилетия Вельтман проработал в Московской оружейной палате, с 1882 года и до самой кончины возглавлял ее.
Писатель оставил огромное литературное и научное наследство. Он написал пятнадцать увлекательных и своеобразных по форме романов, издал сборники оригинальных повестей. Имели успех и поэтические произведения Вельтмана, особенно его песня ‘Что отуманилась зоренька ясная…’. Александр Фомич был разносторонним ученым — занимался историей, археологией, этнографией, филологией и философией. Особенно значителен его вклад в русское славяноведение и скандинавистику.
В конце прошлого века произведения Вельтмана были незаслуженно забыты. Но в наши дни неоднократно переиздавались его роман ‘Саломея’ и повесть ‘Неистовый Роланд’. Они переведены за рубежом. Интерес к творчеству писателя возрастает. В настоящее время подготавливается научное издание лирико-философского романа ‘Странник’, в котором отразились события, происходившие во время службы Вельтмана в Бессарабии. Годы службы в Бессарабии оказали самое значительное влияние на формирование мировоззрения и литературного мастерства Вельтмана. Тяжелый, но увлекательный труд военного топографа, знакомство с яркой жизнью и фольклором многонациональной области, дружба с декабристами, участие в осво-бодительной войне на Балканах — все это наложило неизгладимый отпечаток на дальнейшую жизнь Александра Фомича, Но самым ярким эпизодом бессарабской жизни явилась встреча Вельтмана с Пушкиным. Она перешла в близкое знакомство, продолжавшееся и в 30-е годы. Об этом рассказывается в предлагаемой читателям статье.
В 1818 году прапорщик Вельтман был командирован в Бессарабию для работы в военно-топографической комиссии. Появляясь наездом в столице области, Вельтман постепенно сблизился с местным обществом. В 1820 году в Кишинев приехал ссыльный Пушкин. Они познакомились.
И. П. Липранди засвидетельствовал, что А. Ф. Вельтман был ‘один из немногих, который мог доставлять пищу уму и любо-знательности Пушкина…’
Вельтман так характеризовал отношения, сложившиеся у него в первое время с Александром Сергеевичем: ‘Встречая Пушкина в обществе и у товарищей, я ни-как не умел с ним сблизиться: для других в обществе он мог казаться ровен, но для меня он казался недоступен. Я даже удалялся от него, и, сколько я могу понять теперь, тайное, безотчетное для меня тогда чувство, я боялся, чтобы кто-нибудь из товарищей не сказал ему при мне: ‘Пушкин, вот и он пописывает у нас стишки’.
С отрочества испытывая себя на поприще поэта, Вельтман и на юге России перемешивал в походных тетрадях деловые записи со стихотворными опытами. Глубо-кое впечатление произвела на подпоручика поэма ‘Руслан и Людмила’, и он под впечатлением пушкинской поэмы при-ступил к созданию поэмы ‘Этеон и Лайда’. Дописывая через несколько лет так и оставшееся в черновике произведение, уже возмужавший стихотворец с доброй усмешкой отметил его незрелость и подражательность:
Прости, игра воображенья.
Сны кончились, как легкий сон.
Простите, призраки часов уединенья.
Лайда милая и милый Этеон.
Увлечение романтическими похождениями идеализированных героев не мешает Вельтману обратиться к сатирическому изображению кишиневского общества. Именно эти его стихотворные опыты становятся во многом созвучными настроениям некоторых произведений и писем Пушкина, написанных в Бессарабии,
В стихотворении ‘Простите, коль моей нестройной лиры глас…’ Вельтман набросал портреты хорошо знакомых Пушкину кишиневцев, гуляющих в саду. Неудержимым сарказмом звучали строки:
А вот и неразлучных свита.
Колонной все они идут.
Иной накушался досыта
И весом будет в десять пуд.
Другой, играя роль учену.
Премудро гордый принял вид,
А тот, задать желая тону,
Прищурившись, в очки глядит.
Он ими гордо шевелит
И думает, что взоры страстны
Прелестный пол к нему склонит.
Вельтмана нарекли ‘кишиневским поэтом’, его произведения расходились в списках по рукам, читались наизусть и не могли не обратить на себя внимания Пушкина. Особенно заинтересовал Александра Сергеевича ‘Джок’, комические купле-ты, сочиненные Вельтманом ‘в веселой беседе на словах, а не на бумаге’ на мотив молдавского танца:
Музыка Варфоломея,
Становись скорей в кружок,
Инструменты строй скорее
И играй на славу ‘Джок’.
Пушкин неоднократно напевал зажигательную мелодию стремительной пляски, родившую ритм этого стихотворения.
Недаром ему долгое время приписывали авторство ‘Джока’.
Общие литературные интересы привели к сближению поэтов.
Пушкин узнал, что Вельтман сочиняет сказку в стихах ‘Янко чабан’, навестил его и пожелал услышать эту ‘поэму-буффу’. Во время чтения Александр Сергеевич ‘хохотал от души… над некоторыми местами описаний…’
Благоговевший перед Пушкиным Вельтман в шуточном экспромте выразил свое мнение о месте поэта в русской литературе:
Жуковский, Батюшков и Пушкин —
Парнаса русского певцы,
Пафнутьев, Таушев и Слепушкин —
Шестого корпуса писцы.
Как свидетельствует очевидец, выслушав шутливое четверостишие, ‘Александр Сергеевич был в восторге… и, расхаживая с живостью,— повторил несколько раз сказанное’.
Упрочению знакомства Пушюина м Вельтмана способствовало также общее увлечение фольклором. Живой интерес вызывали у них народные песни. Автор ‘Джока’ был музыкантом и мог содействовать Александру Сергеевичу, так как записывал привлекшие его внимание мелодии.
В 1823 году Вельтман принял участие в маневрах Второй армии и был затем направлен на топографические съемки, по возвращении в Кишинев Пушкина он уже не застал. Возобновить прерванное знакомство им пришлось несколько лет спустя. Но они никогда не забывали дней, прожитых в Бессарабии.
Почти десять лет спустя автор ‘цыган’ писал Н. С. Алексееву: ‘Пребывание мое в Бессарабии доселе не оставило никаких следов ни поэтических, ни прозаических. Дай срок — надеюсь, что когда-нибудь ты увидишь, что ничто мною не забыто’.
А Вельтман в середине 1820-х годов, вспоминая дни, проведенные среди офицеров Генерального штаба, пишет сохранившееся в рукописи стихотворение ‘Послание к друзьям’. Большой интерес представляет упоминание о Пушкине, показывающее, каким уважением и вниманием пользовались слова поэта в обществе офицеров:
Так Пушкин слово начинает,
Вдруг общий гром он заглушает,
И кажется, что все молчат.
В это же время, вдохновленный ‘Кавказским пленником’, Вельтман пишет повесть в стихах ‘Беглец’, в которой явственно ощущается влияние пушкинской поэмы.
В начале 1831 года Вельтман вышел в отставку и переехал в Москву, чтобы заниматься литературой профессионально. Весной он снова встретился с Пушкиным, заехавшим к нему на квартиру и возобновившим самые дружеские отношения. Поэт обещал Вельтману написать разбор только что вышедшей из печати первой части лирико-философского романа ‘Странник’, повествовавшего о жизненном пути молодого офицера, заброшенного на окраину России.
Александр Сергеевич считал, что ‘в этой немного вычурной болтовне чувствуется настоящий талант’, и впоследствии сожалел, что не выполнил обещания.
Вельтман вспоминал:
‘— Пора нам перестать говорить друг другу вы,— сказал Пушкин мне, когда я просил его в собрании показать жену свою.
И я в первый раз сказал ему:
— Пушкин, ты — поэт, а жена твоя — воплощенная поэзия.
Это не была фраза обдуманная: этими словами невольно только высказывалось сознание умственной и земной красоты’.
В марте 1831 года Вельтман в отдельном издании ‘Беглеца’ публикует стихотворение ‘Пегас’, посвященное Пушкину. Завершая описание коня Беллерофонта, поэт восклицает:
Счастлив, кому волшебник-гений дал
Очаровательную силу!
Он возлетит на нем к прекрасному светилу.
Где пламенник души бог песней возжигал!
Восхищаясь поэзией Пушкина, Вельтман в 1830-е годы на литературных вечерах выступал с чтением не своих литературных опытов, а пушкинских стихотворений.
Связь между писателями не прерывалась и в последующие годы.
Пушкин интересовался делами старого кишиневского знакомого, в письмах к П. В. Нащокину спрашивал: ‘Что Вельтман? каковы его обстоятельства…’, приглашал Александра Фомича принять участие в предполагаемом журнале.
Автор ‘Странника’ преподносит выходя-щие из печати произведения Пушкину, и сам поэт интересуется новыми романами Вельтмана. Так, 7 августа 1834 года Александр Сергеевич приобретает у А. Ф. Смирдина за 8 рублей роман ‘Лунатик’, связанный с событиями Отечественной войны 1812 года.
В письме, посланном 4 февраля 1833 года Пушкину вместе с переводом ‘Слова о полку Игореве’, Вельтман пишет: ‘Желал бы знать мнение Пушкина о Песни ополчению Игоря, говорят все добрые люди, что он не просто поэт, а поэт умница, и знает, что смысл сам по себе, а бессмыслица сама по себе, и поэтому я бы словам его поверил больше, чем своему самолюбию’.
До нас дошел экземпляр упомянутого перевода с замечаниями Пушкина, показывающими, что он уделил большое внимание труду Александра Фомича.
Потрясенный гибелью Пушкина, Вельтман решает рассказать о своих встречах с поэтом и о тех местах, где они сблизились. Уже весной 1837 года он приступает к работе над ‘Воспоминаниями о Бессарабии’, озаглавив их первоначально: ‘Воспоминания о Бессарабии и Пушкине’.
Не чувствуя уверенности в значимости своих записок, Вельтман колеблется, поместить ли их на страницах ‘Современника’. В письме к М. П. Погодину читаем: ‘Я никак не отказываюсь даже на коленях принести малую жертву от крох моих тени любимого нашего поэта, но еще не успел ничего сделать доброго и достойного помещения в ‘Современнике’.
И все же первая часть этих воспоминаний увидела свет (без имени автора) в том же году на страницах пушкинского журнала.
Однако большая часть ‘Воспоминаний’ увидела свет лишь в 1893 году.
В 1855 году П. В. Анненков, приступив к изданию сочинений А. С. Пушкина, обратился к Вельтману с просьбой написать о встречах с поэтом. Он утверждал в письме от 3 ноября: ‘Вообще история знакомства Вашего с Пушкиным была бы находкой как для издания, так и для публики!’
Следуя совету Александра Сергеевича, Вельтман подготавливает переделку пьесы Шекспира ‘Сон в летнюю ночь’. У него возникает также замысел завершить пуш-кинскую ‘Русалку’. Он набрасывает план, пишет фрагменты. В одном из них звучит обращение Князя к Русалочке:
Ты, верно, заблудилась,
Зашла сюда из княжеской столицы!
Как ты мила!.. какой счастливец тот.
Кто дочерью назвать имеет право
Такого ангела! кто вынянчил его
На собственных руках, целуя страстно
Свое подобие, подобие подруги!
Скажи же, душенька, откуда ты зашла
В такую глушь!
Но проделанная работа не удовлетворила ‘кишиневского поэта’, и он оставил ее незавершенной.
Александр Фомич всегда стремился поведать читателю, сколь он многим был обязан Пушкину.
Осенью 1869 года Вельтман доживал последние дни. Часто пребывавшего в одиночестве больного писателя навещал литератор и археолог Н. А. Дубровский. 21 ок-тября он записал в дневник: ‘Вечером был у А. Ф. Вельтмана и просидел у него до 9 часов. Старик тает, как свечка. Он был рад моему приходу. Рассказывал мне о своем знакомстве с Пушкиным…’
Без малого полвека минуло со дня первой встречи Александра Фомича Вельтмана с опальным поэтом, но воспоминания о тех временах стали самыми отрадными в нелегкой жизни этого незаурядного человека.