Перейти к контенту
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Камерному театру
(сонет-акростих)
Античности святой священные заветы
Явил он некогда в ‘Фамире Кифаред’,
Театр Сакунталы, театр анахорет,
Алмаз сверкающий на колпачке Пьеретты.
Им к жизни вызваны фантасты и поэты,
Ромео пламенный — причудливо воспет.
Овеял Бомарше улыбкой прошлых лет
Великих дней его истоки и рассветы.
Упорных десять лет — надежд и испытаний —
Хранимый музами — искусства дивный дар
Восторженно пронёс средь терний и скитаний.
А ныне путь свершён, и хоровод кифар
Льёт радостную песнь о славе нерушимой…
Аргиопэ,— то хор, тобой руководимый!
1924
Лермонтов
Варваре Мониной
Перед иконою святой Варвары
Стать на колена и, склонившись ниц,
Не раздвигая сомкнутых ресниц,
Ждать терпеливо неизбежной кары.
Перед убежищем любимой им Тамары
Склоняли многие овал печальных лиц,
Следя за бегом строчек и страниц,
Поняв его мечты, восторги и кошмары.
Погас лампадки лиловатый свет…
Его давно не стало. В сорок первом
Смерть разрешила бытия обет.
Не он ей скажет да, не он ей скажет нет…
Лишь тихие стихи дадут усталым нервам
Так долго ожидаемый ответ.
Старый город
Гранитных, мрачных стен старинные громады,
Крестом угольный дом отмечен на стене…
Средневековье здесь показывают мне
Темнеющие улиц анфилады.
Мне кажется о рыцарях баллады
Живут еще здесь в непробудном сне
И грезят о былом, как люди по весне,
Когда Господь возжет свои лампады.
Причудливо повешанный фонарь,
Не загорится вновь таинственно мерцая
И контур рыцаря собой напоминая.
Кричавший в ратуше о гильдиях бунтарь
В наш век забыт. Былое покидая,
В двадцатый век бреду, минувшему внимая.
1919. Рига
Былая Москва
Ел. Шварцбах—Молчановой
Люблю тебя, Москва, твои соборы
И Кремль с бойницами на вековой стене…
Часовен старых ряд напоминает мне
Всегда — былой Москвы цветистые уборы.
В Успенском слушать Чудовские хоры
В богослуженья чуткой тишине,
В кадильном дыме грезить, как во сне
О том, что здесь когда-то были боры…
А после всенощной уйти на косогоры,
Купаться в мыслях, как плотва в Москве,
А дома ночью, занавесив сторы
Прясть кружева из грез на сказочной канве
И гриднем удалым в девичие затворы
Входить презревши мамок уговоры
Старинная гравюра
Весна, прохлада, солнце… Снова
Такая в парке благодать!..
Блестящих дней двора былого
Статс-дама вышла погулять:
Лебяжий пух и шелк ротонды
В брюссельских желтых кружевах,
На старомодной шляпе блонды,
Привет надменный на устах.
Когда-то пепельные букли
Замкнули рамкой контур лба…
Морщины, — одиноких мук ли
Следы? Безжалостна судьба.
Княгиня-бабушка когда-то
Слыла красавицей примерной…
‘Подснежники… Мой друг, весна-то
Сегодня ранняя’… И мерной
Походкой старческою, гордо
Скользила старая княгиня
И дряхлый пудель терся мордой
У шлейфа… Их не носят ныне…
Нежна, как цвет черешни белой,
Почтенье мило соблюдая,
Смеется резво, звонко, смело,
Подснежники в пучек сбирая
Княжна, хорошенькая внучка
Контрастом бабушке казалась,
Край платья крошечная ручка
Поддерживала, улыбалась
Княжна и солнцу и свободе,
И пробужденью новой жизни
Разлитому во всей природе
И по зиме веселой тризне.
Княгине любо в парке старом,
Что шаг, то рой воспоминаний
Дарит старушку сладким даром…
У клена несколько свиданий
С любимым память воскрешает,
А развалившейся беседки
Крыльцо и дверь напоминают
Ей поцелуй нежданно-едкий.
Пруд полный талою водою
Напомнил сгибнувшего сына
В нем утонувшего весною…
Случайность думали. — Причина
Была. Ее княгиня знала:
К неровне он пылая страстью
Молил ее, она сказала:
‘Честь рода’! Смолкнул, сладострастья
Не выдержал. Повиновался
Приказу матери-княгини,
Отверг любовь, но не считался
И в жизни. Вспомнила и ныне
Опять по сморщенным щекам
Скатились старческие слезы
На руки, к замшевым перчаткам
Из кожи цвета туберозы.
Княжна с кузеном прошлым летом
С кузеном помнила свиданье…
Княгиня ни гу-гу об этом….
А это первое признанье…
Он так красив, так весел, молод…
В саду такая благодать.
Томит и жжет любовный голод
Придет ли вновь он? Как ей знать?
Но губы тонкие упрямо
Весны вдыхали сладкий сок,
А кавалерственная дама
Роняла слезы на песок
1919
Вечер на Волге
В лучах облаткою луна,
Как Agnus Dei — заблистала,
Надернул вечер покрывало
На синь небесного окна.
В волнах скользнула тишина
И гладь туманного опала
Луны причастье принимала
В томленьи благостного сна.
В горах блеснули огоньки,
Прославили начало ночи
И звезды приоткрыли очи…
За мотыльками — мотыльки
На свет несутся к пароходу,
Свет протянул к земле тесьму
И ночь таинственную тьму
Струит в уснувшую природу.
Городок
Городок такой смешной и маленький…
На покатом волжском берегу
Прикурнул собор, святой и старенький
И базар. На площади-лугу
Продают смороду. За заваленкой
Бабы пёстрые бранятся на торгу!
‘У тебя товар-то нынче вяленький,
И до праздника его не сберегу!..’
Окунулись в реку, грезят, спят
Купола собора, в Волгу смотрятся,
Что на ёлке шарики блестят.
Пароходы волжские свистят,
Вниз бегут, вновь скоро вверх воротятся.
На пароме — лошади грустят…
1919, Калязин
В метели
Жизнь текла, как белый снег,
Роем звёздочек-снежинок…
В ней бродил я — грустный инок
Не вплетаясь в снежный бег…
А когда гоняли вьюгу
Хлопья снежные гурьбой —
Мстя за прошлое друг другу,
Брат на брата, в смертный бой…
Занесли отцов законы
Хлопья алых, пьяных вьюг
И сметённые короны
Вырвались из дряблых рук…
Мчалась буря… Рой снежинок
Всё что было смял, сорвал…
Одинокий, грустный инок
Я в метели — замерзал.
1920
Весна
В пунцовый платок оделась,
Заалелась от солнца алого,
И на слёзы снега усталого,
На весенние — ты загляделась…
Я тебя не узнал сегодня
Моя улица — зимою хмурая —
На золотые, апрельские сходни
В лужах мчится вода жёлтобурая…
От почек пахнет весенними
Ароматными, пряными соками…
Оба мчимся с тобою с пеньем мы!
Я грудью пою, ты — потоками…
И все люди сегодня радостны,
Ведь вернулась весна, ещё бы?..
Какие ещё вам надо сны,
Чтобы сердце забыло злобы?..
1920
В вербную субботу
От привязанной ельника ветки,
Пахнет ельником вербы пучок…
От зимы замороженной клетки
К лету знойному нынче — скачок!