Б. А. ЩЕТИНИН
Б. А. ЩЕТИНИН
Из воспоминаний о В. О. Ключевском
Из воспоминаний о В. О. Ключевском
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Из воспоминаний о В. О. Ключевском, Щетинин Борис Александрович, Год: 1911
Время на прочтение: 5 минут(ы)
В. О. Ключевский: pro et contra, антология
СПб., НП ‘Апостольский город — Невская перспектива’, 2013.
С В. О. Ключевским я встречался много раз и притом в разные периоды своей жизни, но я хочу рассказать лишь о самой ранней встрече с ним, когда я был еще юношей-гимназистом. Это произошло весной 1886 года. В нашей ‘богоспасаемой’ гимназии, скромно ютившейся в одном из глухих переулков Замоскворечья, приближались выпускные экзамены, и мы, восьмиклассники, ожидали их с некоторым трепетом, в особенности, когда нас предупредили, что мы будем иметь удовольствие видеть у себя на экзамене, в качестве ассистентов, двух московских профессоров.
— Господа! Знаете ли, кто приедет к нам на экзамен истории? — торжественно объявил нам однажды ‘историк’ М.И. Хитров1 и даже внушительно поднял указательный палец кверху.
— Герье, Герье! — раздались почему-то голоса.
— Нет-с, господа, подымайте выше…
— Виноградов!2 — попробовал еще кто-то догадаться и тут же авторитетно добавил: — Больше некому…
— А вот и нет, не угадали,— сказал Хитров: — ни Герье, ни Виноградов, а… а сам Василий Осипович Ключевский! — вдруг выпалил он каким-то взволнованным голосом и медленно обвел глазами весь класс, словно любуясь произведенным эффектом.
А эффект действительно получился огромный. Упоминание имени Ключевского, пользовавшегося уже в то время большой славой, заставило нас встрепенуться, вывело из спячки, наэлектризовало, тем более что для нас, гимназистов, это имя далеко не было пустым звуком: почти все мы уже неоднократно имели в руках литографированные лекции популярного профессора, восхищались его меткими, остроумными и ядовитыми характеристиками, из коих некоторые, вроде, например, характеристики Петра III или императрицы Елизаветы, всякий раз приводили нас, юных читателей, в неописуемый восторг. Помнится, мы даже заучивали наизусть и беспрестанно повторяли в разговоре между собой такие, например, замечания Ключевского об Елизавете:
‘Она была веселая и набожная царица: от вечерни ездила на бал, а с бала к заутрене. Вечно вздыхая по иноческой жизни, она оставила после себя гардероб в несколько тысяч платьев. Она имела огромное влияние на судьбу Западной Европы и умерла с убеждением, что в Америку можно попасть сухим путем. Даже невежественных современников своих она поражала недостаточностью своего образования и основала первый в России университет. Она била по щекам своих фрейлин и во все царствование не отрубила голову ни одному преступнику’ и т. д.
Еще задолго до экзамена М. И. Хитров принялся ‘натаскивать’ нас по русской истории. Бывало, принесет с собой курс лекций Ключевского и читает нам отдельные места из них, а мы прилежно записываем в тетради.
— Вот эту характеристику постарайтесь выучить наизусть,— обращается он к нам с просьбой и медленно начинает диктовать, какое было лицо, голос, походка у ‘тишайшего’ царя Алексея Михайловича.
Будучи сам учеником Ключевского, Хитров благоговел перед своим учителем и задался целью сделать ему ‘ приятное’. А уж, конечно, по его мнению, ничего не могло быть приятнее Ключевскому, как услышать из уст гимназистов свои собственные слова. Однако, как увидим ниже, Хитрову пришлось сильно в этом разочароваться.
Помнится, экзамен по истории, как последней, пришелся на самый конец мая. И вот мы в последний раз собрались в актовом зале перед экзаменационным ‘ареопагом’. Преподаватели во главе с директором были уже на своих местах, но Ключевский еще не появлялся. Кто-то пустил слух, что он заболел и совсем не приедет. Настроение чувствуется у всех приподнятое, на лицах написано ожидание и какое-то беспокойство. Наш ‘историк’ волнуется и тревожно посматривает на часы. Директор Рязанцев (давно уже умерший) не решается начинать экзамена. Засунув в рот кончик рыжей бороды, он сквозь золотые очки устремил куда-то в пространство рассеянный взгляд, как будто ничего не видя и не слыша, скорчив при этом невозможнейшую гримасу. Вдруг подходит к нему курьер и что-то докладывает. Рязанцев тотчас же устремляется к дверям зала, где уже показалась в это время сухопарая, сутуловатая фигура невзрачного господина, одетого в застегнутый на все пуговицы черный сюртук. Это и был Ключевский. Странное впечатление производил знаменитый профессор. С первого взгляда — что-то удивительно малозаметное, почти ничтожное: не то сельский дьячок, не то консисторский писец, получающий 16 рублей в месяц жалованья. Но это до тех пор, пока вы не увидали его глаз, черных, живых, проницательных, с каким-то особенным, лихорадочным блеском. Вот он обжег вас взглядом сквозь очки — и сейчас же весь, с головы до ног, представился вам другим, точно переменил свой облик, преобразился, и вы видите, что даже невзрачное лицо его стало красиво-одухотворенным.
Извиняясь, что немного запоздал, Ключевский торопливо пожал всем руки и поспешил сесть где-то с боку стола, несмотря на то, что Рязанцев указал ему место рядом с собой,— сел и вдруг как-то весь съежился, сделавшись совсем маленьким-маленьким: быть центром всеобщего внимания ему, очевидно, было неприятно. Он уткнулся лицом в программу и долго не поднимал головы. Экзамен между тем начался. Для первого дебюта нарочно были вызваны лучшие ученики, которые должны были во всем блеске развернуть свои познания по истории. И они развертывали: немедленно принимались трещать о каких-нибудь Каролингах, о гуннах, об Аттиле, вдохновленные красноречием учебника Иловайского3, готовы были болтать без удержу, сколько угодно, но Хитров уже спешил их останавливать почти на полуслове:
— А ну-ка расскажите мне про ‘тишайшего царя’!
И опять начиналась прежняя трескотня, но на этот раз уже… из Ключевского, лицо которого, как я заметил, то принимало ироническое выражение, то хмурилось. Вот он слышит свои собственные слова, произнесенные им в университетской аудитории, и по лицу его пробегает тень. Он морщится, и взгляд его, брошенный сквозь очки, острой стрелою вонзается в экзаменующегося.
— Это вы откуда говорите,— строго перебивает он ученика,— из какого учебника?
— Из вашего, Василий Осипович,— ничуть не смущаясь, отвечает тот и торжествующе смотрит на Хитрова, который весьма самодовольно улыбается.
— Неправда, у меня никакого учебника нет,— явственно отчеканивает каждое слово Ключевский.— Но вы читали литографированный курс моих прошлогодних лекций, где на каждом шагу попадаются грубые ошибки: к сожалению, вы очень добросовестно заучили эти ошибки наизусть…
Ученик смущенно молчал и на этот раз растерянно смотрит на густо покрасневшего Хитрова. Потом вдруг произнес:
— Михаил Иваныч, как же так? Ведь это же вы нам диктовали, а я записал слово в слово?!.
Бедный Хитров готов был провалиться сквозь землю и, не зная, что ответить, еще более покраснел. Неизвестно, чем бы кончилась неловкая сцена, если б ее не прекратил сам Ключевский. Он обратился к сконфуженному ученику и предложил ему какой-то вопрос из истории Нового Света. Тот ответил.
Замечательно, что Ключевский никого из нас не спрашивал по русской истории, точно опасался, что ему ответят что-нибудь ‘из Ключевского’, а все предлагал вопросы или по новой, или чаще всего по древней, преимущественно римской истории. Память у него была феноменальная, и мне рассказывал потом один из наших экзаменаторов, что когда по окончании экзамена Ключевский был приглашен в учительскую, чтобы сообща с преподавателями выставить ученикам отметки, он всех поразил своими отзывами о каждом из нас. ‘До того метки были его суждения,— говорил мне мой собеседник,— так проникновенно сумет он угадать особенности ума и характера каждого из экзаменовавшихся,— которых, кстати сказать, было равно четырнадцать человек,— точно это были его собственные ученики, которых он знал давным-давно, с самого детства наблюдая за их развитием’.
Печатается по: Исторический вестник. 1911. No 7. С. 223-226.
Щетинин Борис Александрович — князь, литературовед, публицист.
1 Хитров Михаил Иванович (1851-1899) — историк и духовный писатель, выпускник историко-филологического факультета Московского университета, преподавал в учебных заведениях Москвы, помощник председатель училищного совета при Святейшем Синоде, в 1895 г. принял сан священника, протоиерей.
2 Виноградов Павел Гаврилович (1854-1925) — русский историк-медиевист, профессор Московского (1884-1902) и Оксфордского (1903-1925) университетов, ученик В. И. Герье, академик (1914).
3 Иловайский Дмитрий Иванович (1832-1920) — русский историк, выпускник историко-филологического факультета Московского университета (1854), адъюнкт кафедры всеобщей истории Московского университета (до 1862 г.), издатель газеты ‘Кремль’ (1897-1916, с 1907 г.— ‘Кремль Иловайского’), автор многократно переиздававшихся гимназических учебников по русской и всеобщей истории.