ИЗЪ ВОСПОМИНАНІЙ
БЫВШАГО КАВКАЗЦА.
ИЗЪ ВОСПОМИНАНІЙ
БЫВШАГО КАВКАЗЦА.
Бывшій Кавказецъ.
<. . Торновъ>
Из воспоминаний бывшего кавказца, Торнау Федор Федорович, Год: 1874
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Складчина. Литературный сборникъ составленный изъ трудовъ русскихъ литераторовъ въ пользу пострадавшихъ отъ голода въ Самарской губерніи
С.-Петербургъ, 1874
Разбирая, за неимніемъ другаго дла, старыя залежавшіяся бумаги, нашелъ я между прочимъ нсколько листовъ испещренныхъ помтками о давнопрошедшемъ времени. Въ моихъ глазахъ мелькнуло: Кавказъ, Чечня, экспедиція Фрейтага 1844 г., Гехинскій лсъ, не забыть Егора Попова и Павла Самарскаго, и цлый рядъ воспоминаній возникъ въ моей памяти, воспоминаній грустныхъ, потому что прошедшаго времени не вернешь, и не мене того воспоминаній отрадныхъ по чувству гордости, съ которымъ принужденъ вспоминать о моихъ былыхъ боевыхъ товарищахъ, безъ разбору — стояли-ли они выше, или далеко ниже меня во время оно, когда мы сообща длили горе, радости и труды. Егоръ Поповъ, Павелъ Самарскій, имена незвучныя, люди неважные, простые линейскіе казаки, а помнить ихъ долженъ, и даже много виноватъ предъ ними, что такъ долго держалъ въ забытьи ихъ славные, молодецкіе поступки. Хорошіе примры должны оставаться на виду. Доказали они на какія дла безусловнаго и безразсчетнаго самоотверженія способенъ простой русскій человкъ, когда заговоритъ въ немъ сердце подъ настроеніемъ чувства благодарности, которое такъ нетрудно въ немъ возбудить. Нечего сказать, разъ-другой, знатно они меня уважили, и за что было имъ меня особенно благодарить?— разв только за ласковое слово, да за пригоршню дароваго овса, въ минуту нужды удленную ихъ усталому коню. Въ короткихъ словахъ познакомлю читателя съ тми случаями, по которымъ завсегда остаюсь въ долгу у моихъ казаковъ драбантовъ, неотлучно сопровождавшихъ меня въ теченіе двухъ годовъ моего послдняго пребыванія на Кавказ.
Въ 1844 году готовилась общая экспедиція на лвомъ фланг Кавказской Ливіи, для чего войска на Кавказ были усилены двумя дивизіями 5 пхотнаго корпуса подъ начальствомъ генерала Лидерса. Военныя дйствія открылъ Фрейтагъ, двинувшись въ сердце большой Чечни, гд къ нему долженъ былъ присоединиться еще другой отрядъ, туда же направленный изъ Владикавказа подъ командою генерала Нестерова. Изъ главной квартиры, занимавшей Щедринскую станицу на Терек, къ моему величайшему удовольствію меня командировали къ Фрейтагу, у котораго, до праву старшинства, на время похода я долженъ былъ занять должность отряднаго оберъ-квартирмейстера. Первый разъ въ жизни мн приходилось идти въ дло подъ начальствомъ этого отличнаго человка, съ которымъ былъ знакомъ со времени польской войны 1831 года, съ той же поры пріучившись его любить и уважать, не зная за нимъ ни одного неблагороднаго побужденія, ни одной предосудительной черты, по этому понятно съ какою непритворною радостью я принялъ мое временное назначеніе, жаля только о томъ, что ему не суждено было продлиться на время всей предполагаемой экспедиціи, отъ которой тогда еще ожидали блестящаго успха. Похалъ я къ нему не одинъ. Вмст со мной, изъ числа прибывшихъ изъ Петербурга офицеровъ, отправились къ Фрейтагу флигель-адьютантъ, графъ Шарль Ламбертъ, графъ Эдуардъ Барановъ, князь Александръ Голицынъ, Мердеръ, гвардейскій артиллеристъ Василій Давыдовъ.
Въ одно ясное весеннее утро — погода благопріятствовала намъ во время всего десятидневнаго похода — выступили мы изъ кр. Грозной въ Чечню чрезъ Майкобское ущелье и, подвигаясь къ Гехинскому аулу, принялись по пути жечь селенія и уничтожать посвы, для наказанія чеченцовъ за повиновеніе ихъ Шамилю. Непріятель тревожилъ насъ слегка, изрдка перестрливаясь съ нашею цпью, но нигд не показывался въ значительныхъ силахъ. Эта уклончивость на первыхъ ворахъ дятельно сопротивляться нашему наступательному движенію не могла обмануть Фрейтата, ему хорошо было извстно гд мстность дозволяла непріятелю дать намъ сильный отпоръ, гд онъ насъ поджидалъ, и гд намъ самимъ слдовало глядть въ оба глаза, чтобы не набраться стыда. Между нами я Нестеровымъ, шедшимъ къ намъ на соединеніе, лежалъ Гехинскій лсъ, да протекалъ Валерикъ, два мста, чрезъ которыя русскія войска ни разу не проходили безъ самой кровопролитной драки. Валерикъ — рчка смерти — по шерсти ей была и кличка — воспта Лермонтовымъ, а про Гехинскій лсъ разскажу я сухой прозой, чмъ онъ былъ тогда не въ поэтическомъ, а въ чисто-практичномъ военномъ значеніи: семиверстная, глухая трущоба, чрезъ которую безчисленными поворотами извивалась узкая арбяная дорога. На половин пути открывалась прогалина не шире ста саженъ, упиравшаяся въ крутой оврагъ шириной около сорока шаговъ, въ трехъ верстахъ за оврагомъ Валерикъ протекалъ по обширной луговин, окруженной густымъ боромъ. Мсто ровно было создано въ пользу чеченцовъ, никогда не упускавшихъ случая сильно намъ вредить, когда лсная чаща ихъ скрывала отъ нашихъ глазъ и уберегала отъ нашей пули, а мы сами принуждены были двигаться по открытой дорог. Узнавъ отъ лазутчиковъ что въ Гехинскомъ лсу собралось множество чеченцовъ — кто говорилъ три, а кто говорилъ даже пять тысячъ — Фрейтагъ остановился предъ лсомъ и дослалъ Нестерову приказаніе: переправившись чрезъ Валерикъ, тремя пушечными выстрлами дать знать о своемъ приближеніи, и не вдаваться въ чащу прежде, чмъ отъ насъ не отвтятъ такимъ же сигналомъ. Разсчитывалъ Фрейтагъ, одновременно атаковавъ лсъ съ двухъ противоположныхъ сторонъ, поставить непріятеля въ два огня и такимъ образомъ на его голову обратить пораженіе, которое онъ думалъ намъ подготовить.
На третья сутки, посл обда часу но второмъ, послышались намъ дальніе пушечные выстрлы. Нестеровъ переправляется чрезъ Валерикъ, подумалось намъ, станетъ лагеремъ, отдохнетъ, а завтра поутру, извщенные условленнымъ сигналомъ, пойдемъ на встрчу его отряду. Не прошло однако не боле двухъ часовъ, какъ на время прекратившійся огонь, безъ предварительнаго сигнала, загорлся сильне и гораздо ближе. Владикавказскій отрядъ, не останавливаясь, шелъ къ намъ на соединеніе, видимо тутъ произошла ошибка, объяснившаяся впослдствіи тмъ, что посланное Фрейтагомъ приказаніе миновало Нестерова, не смотря на то, что было отправлено дубликатомъ съ двумя лазутчиками, похавшими разными путями. Мстность, какъ я уже сказалъ, была непреодолимо трудная, непріятеля собралось вдоволь на оба наши отряда, почуялъ Робертъ Карловичъ бду, и не имя привычки въ такомъ раз долго думать и совтоваться, мигомъ поднялъ казаковъ и съ тремя сотнями и двумя конными орудіями поскакалъ къ опушк Гехинскаго лса, отдавъ мн приказаніе: наскоро построить вагенбургъ для двухъ батальоновъ и потомъ вслдъ за нимъ вести остальныя войска. Покончивъ съ вагенбургомъ, не усплъ я отвести колонну на полъ-версты, какъ приказано было ее вернуть. Нестерову не нужна наша помощь, объявилъ присланный адьютантъ, чеченцы пропустили его почти безъ драки, поэтому остается только приготовить лагерное мсто для новоприбывшихъ войскъ. Намъ самимъ издалека было видно, какъ находившіеся у него малороссійскіе казаки, спокойно выходя изъ лсу, строились вдоль опушки. Сдлавъ налво кругомъ, пхота пошла обратно къ мсту прежней стоянки, но ей успокоиться было не суждено, десять минутъ спустя прискакалъ, какъ помнится, графъ Барановъ съ новыхъ приказаніемъ, двумъ головнымъ батальонамъ бглымъ шагомъ со мной прибить къ Фрейтагу, ожидавшему насъ въ опушк, а генералу Блявскому, командовавшему всею пхотой, съ остальными батальонами и съ артиллеріею идти слдомъ, не слишкомъ спша однако, чтобы прежде дла не утомить солдатъ. Вышло на поврку, что самого Нестерова съ кавалеріею чеченцы дйствительно пропустили безобидно, но загородили путь его обозу, когда онъ вошелъ въ средину лса, ударили въ шашки на прикрытіе, опрокинули Навагнискій батальонъ, и потомъ отбросили къ Валерику аріергардъ, которымъ конандовалъ полковникъ Кревскій. Не дожидаясь хвоста, Робертъ Карловичъ, съ двумя спшно мною приведенными батальонами и двумя конными орудіями, пошелъ выручать Нестеровскій аріергардъ, строго запретивъ, хотябъ однимъ выстрломъ отвчать на непріятельскій огонь. Штыкомъ очищая себ дорогу, солдаты безъ остановки добжали до прогалины, до тутъ были остановлены непреодолимымъ градомъ пуль, наткнувшись сверхъ того на такое зрлище, отъ котораго морозъ пробжалъ по жилкамъ даже у самыхъ закаленныхъ кавказцевъ. Одинъ изъ бывшихъ съ нами батальоновъ, принадлежавшій къ войскамъ 5 корпуса, при этомъ съ непривычки ороблъ, попятился назадъ, но во время еще былъ остановленъ. Не полагаю, чтобы кто либо изъ бывшихъ тутъ на лицо могъ забыть это грустное мгновенье: на встрчу къ намъ бжали совершенно нагія, съ головы до ногъ кровью залитыя человческія фигуры. По всему тлу ровно топоромъ изрубленные Навагинцы, услыхавъ русское ура, встрепенулись, повыскочили изъ-за кустовъ, и въ предсмертныхъ судорогахъ, не помня себя, метались въ средину рядовъ, душу раздирающимъ голосомъ умоляя о помощи, которой мы въ первую минуту не въ состоянія были имъ подать. Войска съ медиками и съ лазаретными повозками еще не подошли, а предъ нами по другую сторону оврага въ густой чащ сверкало дуло возл дула, и дорога, докол видлъ глазъ, была запружена сплошною массою лохматыхъ шапокъ. Куринскій батальонъ подбжалъ въ оврагу и сталъ какъ вкопаный. Молодцы были Куринцы, да въ немоготу пришлось: почти въ упоръ и уже слишкомъ горячо палилъ чеченецъ, а проучить его штыкомъ мшалъ глубокій оврагъ.
Напрасно Фрейтагъ кричалъ: Куринцы не плошай!— дружно въ оврагъ, да въ штыки!— и выскакивали смльчаки изъ рядовъ товарищамъ дорогу показать, да не живые, а мертвые ныряли въ глубину оврага. Видя, что безъ подготовки непріятеля не осилить, Фрейтагъ на краю оврага поставилъ два орудія и приказалъ картечью очистить дорогу. Мсто было тсное, Фрейтага съ находившимися при немъ офицерами и конвойными казаками, всего человкъ двадцать, пхота прижала къ самимъ орудіямъ. Робертъ Карловичъ стоялъ впереди всхъ, а мн по обязанности слдовало находиться вблизи. Чеченцы, не замшкавъ узнать его по коню и по числу окружавшихъ его офицеровъ, бросили стрлять по войскамъ и весь свой огонь обратили на насъ. Мгновенно насъ осыпало свинцомъ, свиста пуль уже не было слышно, ровно вихрь загудлъ надъ нашими головами. Въ эту критическую минуту мои казаки поразили меня нежданною — негаданною выходкой. Егоръ Поповъ и Павелъ Самарскій, первый Горскаго, второй Ставропольскаго полка, не сговариваясь, оба разомъ выскочили впередъ и заслонили меня собой отъ непріятельскихъ пуль.
— Назадъ! не ваше мсто! отозвался я, разогналъ ихъ лошадей и придвинулся къ Фрейтагу.
— Коли убьютъ нашего брата, невелика бда, а убьютъ васъ, иное дло — жалете вы насъ, хочемъ и васъ пожалть, отвтилъ Поповъ, подъ-устцы осадивъ мою лошадь, и снова оба казака стали между мной и непріятелемъ, который съ разстоянія пятидесяти шаговъ насъ разстрливалъ въ свое полное удовольствіе. Судьба однако сберегла моихъ добрыхъ казаковъ: не проронили они ни капли крови, только продырявленныя шапки да черкески ихъ свидтельствовали потомъ, что Чеченцы свинца не жалли и впередъ соваться отнюдь не походило на веселую шутку. И не высокопоставленную особу, не полновластнаго начальника, ради корысти или громкой похвалы, а невиднаго армейскаго офицера, угодившаго полюбиться имъ, забывъ себя, своихъ женъ и дтей, повинуясь мгновенному внушенію молодецкихъ сердецъ, пытались они уберечь отъ всмъ равно угрожавшей смерти. Кажись, нтъ столь блистательнаго подвига, который, судя не по видимому результату, а по душевному побужденію, было бы позволено поставить выше этого мало-виднаго, и по этому мало кмъ замченнаго поступка. Фрейтагъ, отъ котораго, не взирая на его главную заботу, не ускользали и самыя незначительныя обстоятельства, при словахъ Попова обернулся, посмотрлъ на меня, на казаковъ, и въ памяти своей помтилъ ихъ имена, чтобы позже припомнить имъ дло, по мыслямъ его, выходившее изъ ряда вседневныхъ отличій. По этому поводу онъ не далъ имъ прямой награды, когда мы вернулись въ лагерь, сказалъ имъ только — молодцы, врные, честные казаки! стану васъ помнить! и потомъ, нсколько времени спустя, представилъ ихъ къ Георгію, по случаю другаго дла съ непріятелемъ.
Въ этотъ день удалось вамъ стать свидтелями еще другаго поразительнаго примра безстрашной русской удали, о которомъ, разсказывая гехинское дло, гршно было бы умолчать. Выстрлъ за выстрломъ наши казачьи орудія картечью бороздили узкую дорогу, отъ чугунныхъ вспрысковъ непріятель осадилъ всторону, дорога опустла, но во бокамъ, въ лсной чащ не переставали вспыхивать дымки, доказывавшіе, что непріятель крпко держался въ лсу. Въ это время изъ за послдняго поворота неожиданно показались два всадника, очертя голову скакавшіе прямо на орудія — по пикамъ ихъ слдовало принять за малороссійскихъ или донскихъ казаковъ, остальнаго, въ облакахъ пыли и дина, обдававшаго ихъ изъ лсу, нельзя было разглядть. Фрейтагъ, стоявшій на кон возл самыхъ орудій, едва усплъ остановить канонира уже взмахнувшаго пальникомъ, чтобы снова брызнуть картечью, какъ на дуло налетлъ малороссійскаго казачьяго полка ротмистръ Томашевскій съ однимъ казакомъ, отряхнулся, перекрестился, и донесъ, что присланъ убдительно просить, какъ можно скоре идти на помощь аріергарду, попавшему въ страшные тиски.
Молодецъ изъ молодцовъ! такой штуки я бы не сдлалъ!— невольно вырвалось у меня изъ глубины души, и не постыдился я своего восклицанія — всякой храбрости есть мра, и кто ее превзошелъ, тому по скупись и на похвалу!… Я слишкомъ коротко былъ знакомъ съ опасностью, чтобъ не понять и въ полной мр не оцнить, что значило версты дв проскакать чрезъ лсъ, густо занятый чеченцами, да еще на встрчу собственной картечи. Не помню, до того случалось ли мн быть свидтелемъ подобной ршимости. И кому въ обширной Россіи знакомо имя Томашевскаго, кто знаетъ про его славный подвигъ, кто вспомнилъ бы о немъ, ежели-бъ мн теперь не представился случай разсказать, на какое отважное дло покусился храбрый малороссіянинъ.
Выслушавъ Томашевскаго, Фрейтагъ въ то-же мгновеніе спустился въ оврагъ, скомандовавъ: ‘орудія на передки! Куринцы за мной!’ Но Куринцы не дали ему себя опередить, роемъ насъ охватили и побжали впередъ. ‘Не пустимъ тебя, Робертъ Карловичъ,’ кричали ему обгонявшіе насъ солдаты, ‘наше дло идти передъ тобой и тебя оберегать, нече намъ указывать дорогу, сами найдемъ, не впервое намъ зубами грызться съ чеченцомъ. ‘
Пока мы дрались на прогалин, Блявскій усплъ подойти съ прочими батальонами, непріятель не устоялъ противъ общаго натиска, раздвинулся, и пропустилъ насъ къ Валерику. На полян, съ трехъ сторонъ опоясанной густымъ боромъ, Нестеровскій аріергардъ, прижавшись въ уголокъ, едва успвалъ отбиваться отъ нападавшаго на него многочисленнаго непріятеля, совершенно опьянвшаго отъ лсной удачи. Чеченцы не умолкая стрляли изъ опушки и съ высоты деревъ, унизанныхъ ими вплоть до вершины, со стороны рки, поддерживая безпрерывный огонь, они ползкомъ добирались до застрльщиковъ и мстами уже вскакивая рубили ихъ шашками. Наше появленіе разомъ дало длу другой оборотъ: картечь изъ шести орудій и густая цпь мигомъ очистили луговину, лсомъ однако продолжали владть чеченцы и оттуда засыпали насъ пулями. Пропуская мимо себя войска, выходившія изъ лсу, Фрейтагъ тотчасъ замтилъ, что у Куринцовъ недостаетъ одной роты, никто не зналъ, куда она двалась: была въ лвомъ прикрытіи, должно быть непріятель ее отрзалъ. Мн было поручено отыскать пропавшую роту. Съ полубатальономъ Куринцевъ я вернулся въ лсъ, пошелъ на неумолкавшій въ немъ огонь и дйствительно наткнулся на роту, которой мы не досчитывались. Видя себя отрзаною, она штыками овладла непріятельскимъ сомкнутынъ заваломъ и изъ за громадныхъ колодъ, накиданныхъ чеченцами, отъ нихъ же отбивалась. Посчастливилось намъ ее не только высвободить, но и безъ чувствительной потери привести обратно къ своему батальону. Отогнавъ непріятеля на должную дистанцію, Фрейтагъ пропустилъ сперва въ Гехинскій лсъ Вревскаго аріергардъ, обозъ и артиллерію, съ ними отослалъ всхъ провожавшихъ его офицеровъ, въ томъ числ и меня, съ порученіемъ наблюдать, чтобы въ главной колонн не разрывалась связь между частями и съ аріергардомъ, а самъ, удержавъ при себ одного своего адьютанта, остался позади съ двумя батальонами и четырьмя конными орудіями прикрывать наше отступленіе. Нсколько разъ, прозжая отъ хвоста къ голов колонны и обратно, въ этотъ день я имлъ случай видть Фрейтага въ пылу самой ожесточенной драки и вполн убдиться, насколько была справедлива репутація, которою онъ пользовался да Кавказ. Въ кавказскую войну отступленіе было настоящимъ пробнымъ камнемъ распорядительности, хладнокровія и находчивости начальствующаго. Вс горцы вообще, а чеченцы въ особенности, слабо сопротивляясь при наступленіи, бшено провожали наши отступающія войска, не давая имъ шагу сдлать безъ драки. Въ Гехинскомъ лсу чеченцы роились, злобно расплачивались они за свои разоренные аулы и поля, въ боковыхъ прикрытіяхъ по всему протяженію лса усиленная пальба не умолкала ни на одно мгновеніе, но хуже всего доставалось аріергарду. Узкая дорога не позволяла употреблять въ дло больше двухъ орудій, вслдствіе безпрестанныхъ крутыхъ поворотовъ выстрламъ ихъ представлялись самыя короткія дистанція, шаговъ на двсти, рдко больше того, по сторонамъ, въ непроходимой чащ, съ непріятелемъ могли вдаться одни стрлки. Фрейтагъ непріятеля несъ на плечахъ, ни на мигъ не покидая аріергардныхъ орудій, которыя все время шли на отвозахъ и картечью кропили чеченцовъ, то и дло метавшихся ими овладть. Хладнокровно, не спша, покуривая чубучекъ, Робертъ Карловичъ распоряжался дйствіемъ, ободрялъ солдатъ, иногда подшучивалъ надъ неудачными попытками непріятеля проломить ихъ ряды. Казаки-артиллеристы тмъ временемъ, шапки заткнувъ за поясъ, чтобы сучьями съ головы не сорвало, заряжали съ быстротою молніи, разумно выжидали, во время отдавали выстрлъ, Когда нужно было повторяли, или поспшно на лямкахъ отвозили орудіе. Благодаря Фрейтагу, мы безъ прорухи прошли обратно къ нашему вагенбургу, хотя много потеряли людей и даже принуждены были въ лсу побросать тла убитыхъ, чего наши солдатики очень не долюбливали, но нечего было длать, пришлось покориться горькой необходимости, когда Робертъ Карловичъ сердито крикнулъ солдатамъ, приступавшимъ къ нему съ просьбой уносить тла — ‘бросай, не хочу живыхъ отдавать за мертвыхъ!’ Дйствительно каждое промедленіе, каждое скучиваніе людей, дйствовавшихъ въ разсыпную, вело къ новымъ потерямъ. Да и непріятелю порядочно досталось въ Гехинскомъ лсу. Въ продолженіе всего слдующаго дня онъ не потревожилъ насъ ни однимъ выстрломъ, подбирая своихъ раненыхъ и убитыхъ, и мы воспользовались. этимъ обстоятельствомъ для отсылки съ небольшимъ конвоемъ въ кр. Грозную нашихъ собственныхъ раненыхъ и больныхъ.
Возл Гехинскаго лса простоявъ четверо сутокъ, мы пошли обратно на Линію чрезъ Гойтинскій лсъ, гд вторично имли очень жаркое дло. Не стану его однако разсказывать, потому что рчь веду нын не о кавказскихъ экспедиціяхъ, а o томъ какъ нашимъ добрымъ линейцамъ случалось понимать и править свою казацкую службу. Снова обращаюсь къ моимъ казакамъ.
Въ Гехинскомъ лсу не первую добрую службу они мн сослужили, про какую въ воинскомъ артикул нтъ и помину, Годъ предъ тмъ, когда мы съ генераломъ Гуркой ходили выручать Гергебиль, да не выручили, вдаетъ Господь Богъ, не по нашей вин, мои казаки явили мн такое доказательство своей сердечной привязанности, отъ которой не только тепло стало на душ, но сладостно согрлось и мое гршное тло.
Въ темную ноябрьскую ночь двинулись мы съ отрядомъ, считавшимъ не боле полуторатысячи штыковъ и пяти горныхъ орудій, отъ Огловъ на Гергебильскую гору, съ версту не доходя до спуска въ Гергебильскую котловину, въ которой находилась крпость, атакованная Шамилемъ, по приказанію Владиміра Осиповича была оставлена колонна ждать разсвта. Ночь была бурная, морозная, втеръ свисталъ надъ нашими головами взметая снжную пыль, жгучими иглами впивавшуюся въ лицо и въ глаза. Солдаты кучами улеглись на снгу, легъ и я, выбравъ мстечко, гд было побольше снгу, чтобъ острые камни въ бока не кололи, закрылъ голову буркой и пытался уснуть, но отъ холода и отъ усталости глазъ не могъ сомкнуть. Дрожь пробирала меня до костей. Вдругъ я почувствовалъ пріятную теплоту, которая невсть отчего стала разливаться по жиламъ, и впалъ въ глубокій сонъ. Голосъ генеральскаго адьютанта, Василья Ивановича Муравьева-Апостола, меня разбудилъ, ‘свтаетъ, вставайте,’ шепталъ онъ мн на ухо, ‘Владиміръ Осиповичъ приказалъ безъ боя барабаннаго и какъ можно тише поднять и построить отрядъ.’ Откинулъ я отъ себя какую то небывалую тяжесть, взглянулъ и понялъ, отчего мн стало тепло и отчего удалось такъ отлично проспать.
Три казака мой, Поповъ, Самарскій, да состоявшій въ то время при мн Ивашинъ, Гребенскаго полка, тремя своими бурками меня накрыли и все время, что я спалъ, просидли у моихъ ногъ на рзкомъ ночномъ втру, оттирая другъ друга, чтобъ не окоченть. Темна была ночь, никому ихъ неограниченная заботливость обо мн не могла броситься въ глаза, не домогались они отличія, а съ полною простотою морили себя, жаля меня, потому что мн случалось ихъ жалть. Муравьевъ не упустилъ похвалить казаковъ: ‘нечего сказать, славные вы ребята, отлично бережете едора едорыча,’ къ чему я отъ себя прибавилъ душевное спасибо, совтуя впередъ, однако, сберегая меня и себя нсколько поберечь, потому что служба ихъ нужна еще и на другое, боле важное дло.
Еще остается мн разсказать одинъ случай, давшій Попову неоспоримое право на мою вчную благодарность. Рискуя быть раздавленымъ или по меньшей мр поломать руки и ноги, онъ спасъ мою жизнь отъ смертельной оцасности. Дло случилось слдующимъ образомъ. Въ мое послднее пребываніе на Кавказ я нсколько разъ возилъ жену съ Лиши въ Тифлисъ на свиданіе съ родными, Поповъ провожалъ насъ во вс эти поздки. Въ 1844 году, возвращаясь изъ Тифлиса въ Ставрополь, откуда я долженъ былъ хать въ Москву, ршившись навсегда покинуть Кавказъ, мы поздно пріхали въ Душетъ и, перемнивъ лошадей, поспшили отъздомъ, чтобы засвтло еще прохать по предстоявшей намъ опасной дорог. Душетъ, лежитъ на высокой гор, дорога къ Анануру, верстъ на семь, спускаясь подъ гору уступами, пролегала карнизомъ: на право гора стной, на лво глубокій обрывъ. Помщались мы въ двухъ экипажахъ: въ карет жена со мной, Поповъ на козлахъ, въ позади-хавшемъ тарантас горничная съ новобрачнымъ супругомъ, наемнымъ москвичемъ-лакеемъ, съ пріздомъ въ винородную Грузію всецло предавшимся опоительному соблазну краснаго кахетинскаго. Во время перепряжки лошадей на душетской почтовой станціи, онъ слишкомъ глубоко заглянулъ въ стаканъ, отъ этого утратилъ способность удерживать свое тло въ должномъ равновсіи, но за то воспламенился ревностью къ исполненію своихъ лакейскихъ обязанностей, каковая въ нормальномъ состояніи за нимъ не водилась. На первомъ же спуск представилась необходимость подтормозить шестерикомъ заложенную карету. Поповъ слзъ съ козелъ, подложилъ тормазъ, и приказавъ тронуться, самъ пошелъ возл колеса. Лакей Иванъ, не слушая увщаній своей дражайшей половины, вылзъ изъ тарантаса, доплелся до кареты и, шатаясь, ухватился за колесо, въ помощь тормазу. Поповъ, опасаясь, чтобы ему не случилось, спотыкнувшись, попасть подъ карету, сталъ его отгонять, но Иванъ ничего знать не хотлъ, бранился и самого Попова отталкивалъ отъ колеса. Не предвидя добра отъ этого спора, я выпрыгнулъ изъ кареты съ цлью прогнать пьянаго Ивана, съ которымъ одинъ Поповъ не могъ совладать. Въ это самое мгновеніе тормазъ лопнулъ, колесо дало поворотъ, уцпившагося за него Ивана швыркнуло впередъ и лошади понесли. Казалось не миновать было Ивану быть подъ каретой, а жен съ экипажемъ, разбитымъ въ дребезги, лежать въ бездонной пропасти. По Гехинскій молодецъ и тутъ себя показалъ. Ухвативъ, можно сказать на лету, и отбросивъ въ сторону ошалвшаго Ивана, съ быстротою стрлы Поповъ обогналъ карету, бросился между лошадей, повисъ на дышл и своею тяжестью затормозилъ напоръ экипажа. Саженъ двсти проволокли его лошади въ этомъ опасномъ висячемъ положеніи, постепенно умряя свой бгъ, и жена находилась уже вн всякой опасности, когда я самъ, задыхаясь, усплъ нагнать карету.
Какъ, посл такихъ услугъ, мн моихъ казаковъ не благодарить и не помнить!
3 Февраля 1874 года.
С.-Петербургъ.