Из Тассова освобожденного Иерусалима, Тассо Торквато, Год: 1580

Время на прочтение: 14 минут(ы)

Изъ Тассова освобожденнаго Іерусалима.

(Пснь третія.).

Уже предвстникъ дня, осыпанный росою,
Повялъ легкій втръ надъ утренней горою:
Аврора востаетъ съ румяныхъ облаковъ,
Унизанъ розами превыспреннихъ садовъ,
Златой ея внецъ полнеба озаряетъ,
Уже по стану кликъ геройской пробгаетъ,
Въ доспхахъ воины, ударилъ трубной громъ,
И съ шумомъ разлилось веселіе кругомъ, —
Готфредъ — впреди полковъ. — Какъ Царь,
Какъ другъ правдивой
Питаетъ, правитъ жаръ отваги торопливой,
О дивный трудъ Вождя! — удобне стократъ
Сдержать стремленье волнъ въ кипящій Сциллы адъ?
Удобнй стать противъ Бореевъ устремленныхъ
Съ утса Аппенинъ на гибель флотовъ тлнныхъ?
Готфредъ — богъ ратныхъ бурь, — и чуждые препонъ,
Хранятъ и въ быстрот устройство и законъ.
Не стоны ихъ несутъ, ихъ крыла увлекаютъ,
Желанья пламенны полетъ ихъ упреждаютъ:
Казалось, не бжитъ отъ мдныхъ стопъ земля,
Но солнце мещетъ взоръ на блдныя поля:
Зардлась окрестность, огнемъ его палима, —
И загорлися верхи Ерусалима. —
О радость! — вотъ Сіонъ! Голгофа! — Божій градъ!
Се ты Ерусалимъ! привтствуемъ стократъ!
Такъ смлые пловцы, игралище волненій,
Для славы суетной далекихъ откровеній,
При блеск чуждыхъ звздъ, воюя Океанъ,
Блуждаютъ бдные, — корысть враждебныхъ странъ! —
Уже отчаянье сердца ихъ застужаетъ,
Но вдругъ желанной брегъ ихъ взоры поражаетъ,
Во изступленіи, безмолвны, издали,
Другъ другу кажутъ видъ синющей земли,
Еще приближились: — еще туманъ ясне,
Знакоме мста, и сердце веселе,
Открылось!…. воплями потрясся горній сводъ,
Какъ будто не было, ни бдъ, ни непогодъ. —
Но радость перваго на Божій градъ воззрнья
Смнилась трепетомъ святымъ благоговнья,
уныніемъ святымъ исполнились сердца:
Всякъ мнилъ, се бренное пристанище Творца!
Здсь Оно рождено, страдалъ, здсь гробу покорился,
Здсь, рушитъ смерти плнъ, на небо возвратился.
Взоръ томной, тихій шагъ, склоненная глава,
Рыданье, токи слезъ, прерывныя слова,
Являли скорбію веселье разтворенно,
Несется томной гулъ надъ ратью умиленной.
Такъ бурный ропщетъ втръ, ударясь въ мрачный лсъ:
Скрыпъ корней, листьевъ шумъ возходитъ до небесъ,
Такъ ярая волна, разбита скалами,
Реветъ — и вопль ея вторится межъ горами,
Вс ратники, благихъ ревнители вождей,
Текутъ по ихъ слдамъ священною стезей,
Стоны облажены, отринутъ шлемъ пернатый,
И злато, броней блескъ, и всякъ уборъ богатый,
Смиреніемъ Креста униженны въ конецъ,
Отвергли суеты и помыслы сердецъ,
Съ очами полными росы благоговнья
Они въ себ винятъ холодность умиленья,
Такъ здсь, Спаситель мой, гласитъ герой стеня,
Такъ здсь излита кровь святая за меня!
И я, безчувственный, къ слдамъ Твоимъ касаюсъ!
И я въ источникъ слезъ еще не превращаюсь!
И сердце льдяное не таетъ отъ скорбей!
Согрйся хладна грудь! — терзайся, рвись, болй!
Преступная душа, теперь ли мн измнишь!
Ты вчностію слезъ минутъ сихъ не замнишь!
Такъ плакали Креста послушные сыны.
Межъ тмъ неврныхъ стражъ, съ бойничной вышины,
Чрезъ горы и луга простря свое вниманье,
Зритъ вихря мглистаго далеко волнованье,
То заревомъ оно, то пламеннымъ столбомъ,
То тучею грозитъ, стремящей бурной громъ,
Еще мгновеніе — туманы разступились?
Горящій рядъ мечей и всадники открылись.
О Небо! возопилъ — оттоль: оттоль возсталъ
Сей праха черной вихрь — сей, пламень льющій валъ?
Отколь сія гроза? — къ оружію! на стны!
Къ защит граждане, спокойствомъ обольщенны!
Къ защит! — брань зоветъ! — несется супостатъ!
Ужь близокъ. — Стонетъ гулъ — основы стнъ дрожатъ! —
За копья! за мечи! се онъ! — се тучи яры,
Стремящія на насъ погибельны удары! —
Восколебался градъ! и старецъ и младой,
Слезящая толпа, недружная съ войной,
И жены, чуждыя геройственной науки,
Подъемлютъ къ олтарямъ трепещущія руки,
Въ доспхахъ ратники, воспитанны въ бояхъ,
Въ доспхахъ селянинъ, могущій стать въ рядахъ,
Волнуются вкругъ стнъ, стоятъ — вратамъ опора,
Все движетъ Аладинъ, — все плодъ его надзора!
Раздавъ велнія потребныя вождямъ,
Султанъ безтрепетной въ бойницу входитъ самъ,
Которая, возставъ между двумя вратами,
Казалось, царствуетъ надъ доломъ и горами,
Отсель онъ видитъ, гд бушуетъ яра брань,
И гд его нужна спасительная длань.
Предъ нимъ Эрминія, Эрминія прекрасна! —
По смерти родшаго, оставивъ домъ, — нещастна!
Оставивъ милой градъ и падшій тронъ отцовъ,
Въ Цар она нашла и друга и покровъ.
Клоринда между тмъ летитъ на поле боевъ,
Съ ней многіе текутъ, одна впреди героевъ.
Аргантъ среди засадъ въ таинственной глуши,
Едва, едва смирялъ пылъ ярыя души,
Мгновенье каждое казалося часами,
Клоринда всхъ крпитъ и взоромъ и словами:
‘Теперь, теперь, друзья, мы подвигомъ благимъ
Надежду первую Востока утвердимъ!’
Рекла, — и зритъ толпу противныхъ отдленну,
Богатствомъ добычи безвременно прельщенну,
Почти у самыхъ вратъ отважные тогда
Стремились въ станъ угнать питающи стада.
Безтрепетная къ нимъ, стснились вкругъ ловитвы,
Гордонъ, ихъ вождь, даетъ знакъ гибельныя битвы.
Герой великихъ силъ, но слабый передъ ней —
Ударъ — и роетъ прахъ онъ тяжестью своей,
И жертва первая свершилась богу брани!
Неврныхъ сонмища подъемлютъ къ небу длани,
Гремитъ веселій плескъ, и жреческій совтъ
Сію побду чтитъ предвстіемъ побдъ. —
Клоринда гордая въ среду полка влетаетъ,
Ея рука сто рукъ геройскихъ замняетъ,
Неврные во слдъ стезей кровавыхъ счь,
Которую отверзъ ея ужасной мечь, —
Тснятъ, терзаютъ, жмутъ, кружатся въ вихряхъ праха, —
Корысть возвращена. — Сраженны, чужды страха,
Въ порядк Рыцари отходятъ къ высотамъ,
Отъ сонма помощь къ нимъ несется по лугамъ.
Какъ втръ порывистой, крутя пески сыпучи,
Какъ огнь падетъ изъ ндръ громоносящей тучи,
Велніемъ вождя Готфреда устремленъ
Танкредъ, спшитъ Танкредъ, и ихъ разрушенъ плнъ.
Его геройской видъ, отвага, стройность, сила,
Царя неврнаго вниманье поразила. —
Онъ чтилъ его однимъ изъ избранныхъ вождей.
Потомъ склоняся къ той, которой трепетъ страстной
Давно уже сказалъ, кто рыцарь сей опасной,
Царевна, онъ гласитъ, ты зрла Гальску рать,
Ты можешь ихъ вождей и въ шлемахъ познавать!
Повдай мн, кто сей, столь стройной, торопливой,
Играющій копьемъ съ улыбкой горделивой?
Изрекъ. — Отвтомъ вздохъ и слезы лишь одн!
Скрываетъ слезы, вздохъ въ сердечной глубин,
Но влажный взоровъ блескъ, но блдныхъ устъ дрожанье
Являютъ тайное души ея страданье. —
Красавица молчитъ, вздыхаетъ, плачетъ вновь,
Наружною враждой одвъ свою любовь,
Увы! рекла она, его давно я знаю….
Злодйства помню вс… въ груди моей питаю.
Онъ кровью нашихъ силъ долины упоилъ,
Онъ воды трупами въ ркахъ остановилъ,
Вс травы, чары вс науки ухищренной
Не могутъ врачевать имъ раны нанесенной!
Столь тягостенъ ударъ!.. Ахъ! Витязь сей, Танкредъ,
Боюсь, чтобъ не погибъ…. чтобъ лютой мечь… нтъ! нтъ!
Когда бы плнникомъ его я принимала!
Когдабъ живому я всю силу показала
Той мести сладостной, для коей я жива!
Вщала, тяжкой вздохъ прервалъ ея слова….
Вс, вс они, рекъ Царь, найдутъ иль плнъ, иль гробы….
(Слпой! онъ страсть любви щиталъ восторгомъ злобы)!
Клоринда между тмъ, склоненна на лук,
Къ Танкреду понеслась, — копье въ ея рук,
Стеклись, ударили въ забрала шлемовъ мдныхъ:
Змятся въ воздух изгибы молній блдныхъ,
Часть шлема у нее отбитая летитъ,
Еще ударъ… онъ снятъ… неожиданной видъ!
На сталь брони волна златыхъ власовъ упала,
Въ ужасномъ ратник красавица предстала. —
Ланиты въ пламени… горитъ враждою взглядъ.
И въ самомъ гнв милъ! — Чтожъ будетъ въ часъ отрадъ,
Въ часъ нжныя любви? — Танкредъ ожесточенный,
Гд мысль твоя? — гд взоръ? — ужели ослпленный,
Еще ты не позналъ небесныхъ сихъ очей?
Вотъ радость! вотъ тоска! мечта души твоей!
Ахъ! въ сердц у тебя сіе изображенье,
Спроси его, оно разсетъ заблужденье,
Се та, которую узрла страсть твоя
Въ тни древесъ, въ водахъ прохладнаго ручья,
Познай: броня и шлемъ сей, лаврами покрытый,
Таили отъ любви взоръ милый и ланиты!
Сей видитъ наконецъ…. смущенъ, недвижимъ, нмъ! —
Она, сокрывъ главу, противъ него съ мечемъ,
Онъ вспять, она за нимъ, женетъ, — бжитъ нещастной.
И гряды жертвъ лежатъ стезей его ужасной.
Но лютая къ его привязана слдамъ:
Постой, сразись, речетъ, и вдругъ къ его стопамъ
Повергнула двоихъ, дв мщенію препоны,
Разимый не разитъ, не хощетъ обороны,
Взоръ быстрой не къ мечу, къ симъ взорамъ устремленъ,
Гд страшной богъ любви гласитъ безсмертной плнъ.
Ахъ! что моя рука? — Герой въ себ вщаетъ,
Ударъ мой въ воздух безплодно погибаетъ,
Удары прелестей не тщетны, не умрутъ,
Сквозь мдную броню въ сердца они идутъ!
Ршился наконецъ искать, — но не любови, —
Погибели искать, чтобъ съ жизнью, съ токомъ крови
Излить и таинство нещастное предъ ней,
Чтобы узнала все, что онъ ей ее злодй,
Что плнникъ, раб ея трепещущій, смиренный.
О ты, которой взоръ, свирпствомъ воспаленный,
Являетъ, что теб здсь въ тысячахъ враговъ
Врагомъ лишь только я…..оставь ряды полковъ,
Отдлимся…. нашъ долгъ познать другъ друга бол,
Тамъ силы мы свои извдаемъ по вол. —
Пріемлетъ договоръ. — Съ блистающимъ мечемъ,
Забывши, что главы не кроетъ бранный шлемъ,
Свирпая летитъ, за ней Таньредъ унылой,
Преступникъ, предъ своей открытою могилой.
И битва началась. — Помедли, онъ речетъ,
До брани совершимъ мы брани сей завтъ.
Остановилася. — Любовь, тоска, томленье
Въ страдальческую грудь вливаютъ дерзновенье.
‘Коль мира утвердить не хочешь ты со мной,
Внемли завтъ, изрекъ рыдающій Герой.
Вотъ сердце: рви его, воительница дивна!
Оно не можетъ жить, коль жизнь теб противна!
Оно твое давно…. не властенъ въ немъ, сражай
И собственну корысть себ ты возвращай! —
Смотри: вотъ здсь рука. — Кидаю шлемъ, забрало…
Вотъ грудь открытая… что медлишь, или мало?
Иль помощь для тебя? или мой нуженъ плнъ?
Воззри: срываю я броню свою съ раменъ…
Повелвай, рази…. Еще Танкредъ нещастной
Стремился изражать тоску любви ужасной,
Какъ вдругъ неврныхъ сонмъ свирпостью рки
Нахлынулъ съ воплемъ къ нимъ: смшалися полки,
Разятъ… И варвары теперь не устояли,
Иль хитрость, или страхъ къ твердынямъ ихъ погнали.
Единъ изъ Христіянъ… конечно… врагъ красы,
Зря юной всадницы волнуемы власы,
Свирпой къ ней спшитъ, приближился, надъ жертвой
Заноситъ грозной мечь, — къ нему Танкредъ полмертвой,
Постой? вскричалъ, летитъ, неудержимъ ни чмъ,
И мечь ничтожнаго отбилъ своимъ мечемъ,
Но совершенъ ударъ — дымится легка рана,
Съ власами русыми смшалась кровь багряна,
И капли рдкія на блу грудь падутъ:
Таковъ художника испытаннаго трудъ,
Рубина нжной огнь на златъ такъ пылаетъ.
Танкредъ неистовый какъ левъ въ лсахъ рыкаетъ,
Къ убійц нискому склоняетъ свой полетъ.
Но ратникъ вспять потекъ. — Танкредъ за нимъ во слдъ,
Какъ Вышняго перунъ, гроза неизбжима. —
Клоринда смутная, безмолвна, недвижима,
Не знала, что начать, не врила очамъ,
Потомъ съ толпой своихъ пустилась ко стнамъ.
Но часто на бгу претящею являлась:
И отступала вдругъ, и вдругъ остановлялась.
Бжитъ, преслдуетъ, побждена, и нтъ?
Не хочетъ уступить, не хочетъ и побдъ!
Таковъ является на битвищахъ отрадныхъ
Волъ ярый среди псовъ, горячей крови жадныхъ:
Уставитъ ли рога: — разсялись дождемъ:
Бжитъ, — и вс за нимъ, и вс впилися въ немъ.
Безстрашная главу щитомъ пріосняетъ,
Ударъ удару въ слдъ безплодно погибаетъ,
Такъ Мавръ, стремясь назадъ, искусенъ на играхъ
Остановить меча враждебнаго размахъ.
Уже гонимые, гонящіе смшенны,
Боряся, утекли подъ горды града стны: —
Внезапно страшный вопль раздался по странамъ,
Неврныхъ полчища? подобяся волнамъ,
Разлились изъ засадъ, и долы наводнили:
Мгновенно Христіянъ Срацыны окружили,
Терзаютъ, гонятъ, жмутъ, — и самъ Аргантъ съ полкомъ,
Какъ смерть, отчаянныхъ предсталъ передъ лицомъ.
Черкесъ неистовый, въ огн и буряхъ хладный,
Исходитъ изъ рядовъ, какъ волкъ изъ нырищь гладныхъ,
Ужь всадникъ пылкихъ лтъ, отвагою влекомъ,
Глотаетъ влажну пыль, попранъ своимъ конёмъ,
Уже вкругъ грознаго лежали труповъ горы,
Ненасытимые пылаютъ адомъ взоры,
Копье его летитъ отломками на прахъ,
Онъ поднялъ страшной мечь! противнымъ новый страхъ!
Клоринда съ нимъ длитъ лавръ чести и искусства,
Уже Арделіонъ, лишенный жизни чувства,
Лежитъ сдый Герой, въ преклонныхъ младъ лтахъ:
Подпору старости онъ зрлъ въ двоихъ сынахъ,
Надежда тщетная! — закрывъ отца собою,
Старйшій сынъ Алкандръ палъ смертною косою.
Младый меча избгъ, для нихъ любившій жить,
Увы! онъ не возмогъ ихъ смерти раздлить! —
Межъ тмъ Танкредъ, горя отмщенья жаждой лестной,
Напрасно мнилъ постичь врага своей любезной,
Эфирный конь его отъ казни уносилъ.
Герой, остановясь, взоръ къ спутникамъ склонилъ,
И зритъ, что преданны слпой геройской страсти,
Предлы перешли, и на краю напасти,
Объятые врагомъ, — даетъ коню брозды,
Летитъ — храбрйшихъ сонмъ течетъ въ его слды,
Дружина вольная, цвтъ рати, огражденье!
Ренальдъ, смиритель битвъ, красавицъ восхищенье,
Ренальдъ напереди. — Не столь порывистъ громъ!
Уже Эрминія, познавъ его шеломъ,
На коемъ израженъ орелъ быстропарящій,
Познавъ сей стройный станъ, сей видъ, врагамъ грозящій,
Вотъ, вотъ, гласитъ Царю, отважнйшій изъ всхъ,
Въ сей мышц положенъ судьбиной битвъ успхъ!
Нтъ равнаго ему въ искусств ратныхъ преній,
Соперникъ нерожденъ: Младенецъ — богъ сраженій! — —
Когдабъ враждебна рать могла въ себ сочесть
Еще подобныхъ трехъ, — прости Востока честь!
Во узахъ Христіянъ владыкибъ возстенали
И Полдня и Зари народы бы познали
Со трепетомъ его законовъ новый свтъ,
И хитрый Нилъ, въ горахъ сокрывшій свой хребетъ,
Склонилсябъ тройственной къ стопамъ его главою, —
Его зовутъ Ренальдъ,. одной своей рукою
Скоре махинъ всхъ онъ стны потрясетъ,
А сей, котораго отликой злачной цвтъ
На сребренной брон, — Дунонъ его названье,
И слава праддовъ и длъ его блистанье
Со всми первыми сравнить его могли,
Лта ему права начальства принесли.
Другой — окрестъ его… какъ черной дубъ великій,
Жернандъ, отважный-братъ Норвежскаго владыки,
Въ немъ сердце гордости самой воплощено,
Блестящихъ длъ его позорное пятно!
Сіи два рыцаря … единство безпримрно!
Во сребренныхъ броняхъ, супругъ съ супругой врной!
Гилдиппа! Одоардъ! влюбленныхъ образецъ
И храбростью въ бояхъ и нжностью сердецъ!
Рекла. — Въ сей лютый часъ свирпа буря брани
Расколыхалася — стснились съ дланьми длани —
И льется кровь ркой. — Танкредъ съ Ренальдомъ тамъ,
Гд ратники густй, гд мечь отпоръ мечамъ,
За ними въ слдъ Дудонъ съ дружиною громовой,
Кружится, сетъ смерть, на нив онъ лавровой.
Аргантъ, и самъ Аргантъ Ренальдовой рукой
Стсненъ и пораженъ, адъ видитъ предъ собой —
Едва подъемлется… погибъ бы дерзновенной!
Но вдругъ Ренальдовъ конь, въ порывахъ закруженной,
На землю грянулся со всадникомъ своимъ,
Стснившись рыцари, приникли въ помощь къ нимъ.
Тогда язычники, смятенны ярымъ страхомъ,
Помчались ко стнамъ, и тылъ закрыли прахомъ,
Аргантъ съ Клориндою стояли, какъ оплотъ,
Какъ мдная скала противу бурныхъ водъ.
Текутъ послдніе и бьются въ отступлень,
Усилій Христіянъ преграда и томленье! —
За ними реяся, какъ пчелы за стной,
Безбдно варвары побгъ скрываютъ свой.
Дудонъ увренный, побд предается,
Весь въ пламени, въ пыли неистовый несется,
Все рубитъ, всхъ разитъ, какъ лтнюю траву.
Единымъ махомъ снялъ Тигранову главу:
Алзара не спасли съ колчугой мдны латы,
Разшибенъ по частямъ Корбана шлемъ пернатый:
Ихъ чела, руки, грудь… ужаснйшій позоръ!
Все рана лишь одна, смущающая взоръ!
И ты, о Амуратъ! окончилъ дни любезны! —
Мегмедъ и Альманзоръ, сраженій столбъ желзный,
Въ безплодной ярости пьютъ кровью влажной прахъ! —
Аргантъ въ душ своей безвстной слышитъ страхъ,
Скрежещетъ великанъ… остановился къ бою,
Кружится… отступилъ къ трепещущему строю….
И вдругъ нечаянный, какъ свитый клубомъ змей,
Напрягнулся, сверкнулъ громовою струей,
И мечь въ ребро вождя открытое вонзаетъ:
Въ кровавомъ паръ жизнь изъ раны истекаетъ,
И очи томныя, объяты смертной тьмой,
Сковалъ желзной сонъ и тягостной покой,
Трикраты онъ открыть глаза свои стремится,
Чтобъ милымъ свтомъ дня въ послдни насладиться,
Трикраты, опершись на локоть, встать хотлъ,
Трикраты упадалъ… вдругъ взоръ оцпенлъ,
Упали вжди… смерть оледенила члены,
Нмъют влагою холодной орошенны! — —
Неистовый Аргантъ, еще ненасытимъ,
Чрезъ блдный трупъ протекъ къ убійствіямъ инымъ,
Свирпой радостью кипятъ кровавы взгляды,
Хохочетъ, — и склонясь на Гальскіе отряды,
Сей мечь, гласитъ, мн даръ отъ вашего Царя,
Еще дымится онъ, весь кровію горя,
Повдайте Царю, какъ я за даръ примрной
Теперь ему воздалъ… онъ будетъ веселъ врно!
Скажите, въ семъ меч безцнне стократъ
Доброта прочная, чмъ блещущій нарядъ! —
Скажите, что онъ самъ то скоро испытаетъ,
Что медлитъ, иль меня во станъ ожидаетъ? —
Приду! не долго ждать! его не дологъ страхъ!
Изрекъ, героевъ сонмъ вскиплъ при сихъ словахъ.
Стснились, гордостью безумной оскорбленны,
Летятъ на дикаго, какъ вихрь воспламененный….
Летятъ… но гд борецъ? — … Сліясь съ своей толпой,
Онъ спсь и стыдъ сокрылъ за градскою стной,
Какъ буря съ горъ валитъ, дыша зимой и хладомъ?
Посыпались со стнъ каменья грознымъ градомъ?
Какъ туча снжная въ свистящей быстрот,
Скутся, реются тьмы стрлъ на высот,
Убійственная мгла надъ ратью отягчилась,
Ліется смерть дождемъ — и Храбрость изумилась,
Недвижны рыцари… и полчища Срацинъ
Безбдно входятъ въ градъ… Но се Бертольдовъ сынъ!
Течетъ, не знающій ни страха, ни закона,
Свершить достойну казнь губителю Дудона. —
Чего вы ждете здсь? — почто стоять? — пойдёмъ
(Со громомъ бурныхъ словъ, раздался брони громъ),
Или не слышите къ вамъ крови вопіющей? —
Или откажетесь отъ чести васъ зовущей?
Какъ? мщенію преграда можетъ быть?—
Вашъ гнвъ, вашъ правой гнвъ, твердыня преградить! —
Нтъ, нтъ! хотя она и крпче адаманта,
Хоть сложена изъ горъ, не защититъ Арганта!
Найдемъ его везд, изроемъ сердце скалъ!…
На приступъ, воины! — и первой побжалъ! —
И храбрые за нимъ, кипящими волнами.
Уже осыпанъ шлемъ нещетными стрлами,
Вихрь камней надъ главой, громады вкругъ него,
Везд ревуща смерть — не видитъ ничего. —
Высокое чело, какъ небо предъ грозою,
Нахмуренно, страшитъ ршительной борьбою,
Ланиты гнвныя то блдны, то горятъ,
И сердца въ глубин трепещетъ смутный градъ,
Мужаютъ рыцари… Срацыны цпенютъ,
Ихъ руки на мечахъ бездйственны хладютъ.
Уже побды часъ… но мудрый Сегіеръ
Владыки именемъ слова къ нему простеръ,
Исполненъ твердости прямой и непреложной,
Претитъ отваг онъ вождя неосторожной: —
‘Вспять, вспять ступай Герой, не здсь теб чреда! —
Отъ храбрости твоей не здсь мы ждемъ плода!
Вщаетъ такъ Готфредъ,’ — Ренальдъ остановился,
Безмолвный, трепеталъ, покорный, онъ ярился!
Какъ бурная волна, стсненна между скалъ,
Окаменълъ…. но гнвъ въ глазахъ его блисталъ.
Невольно вспять текутъ геройскія дружины, —
И смотрятъ съ трепетомъ на отступъ ихъ Срацыны!..
Тогда послднюю пріемлетъ честь Дудонъ:
Побды хвальной звукъ смнили плачь и стонъ,
Унылые друзья съ померкшими очами
Несутъ бездушный трупъ межь ратными рядами.
Готфредъ, на высот горы уединенъ,
Въ то время озиралъ искусство градскихъ стнъ.
Се градъ на двухъ холмахъ основанъ укрпленныхъ,
Неравной высоты, другъ къ другу обращенныхъ,
Межъ ними, какъ рка, глубокой долъ лежитъ,
Солиму пышную онъ на полы длитъ.
Съ трехъ странъ погибельно ко граду приближенье,
Отъ сверной едва примтно возвышенье,
Сія открытая для воинства страна
Стною страшною и рвомъ ограждена. —
Земля, нжнйша мать сыновъ своихъ любимыхъ,
Исполнила весь градъ ключей неистощимыхъ,
Искусство воды ихъ размножило въ садахъ,
Вн града заперты изходища въ горахъ.
Лугъ черенъ, мертво все, ни ркъ, ниже потока,
Не кроетъ въ лтній зной деревьевъ тнь глубока,
Не тшатъ странника лазуревы цвты,
Все пусто. — Тамъ вдали съ нагорной высоты
Возносятся лса, духовъ геенскихъ сни,
Жилище мрачное коварствъ и обольщеній! —
Блаженный Іорданъ отъ утренней зари
Катитъ, величествомъ исполненны струи,
Отъ Запада валы Средьземна моря воютъ,
Кипя, въ пескахъ бреговъ безплодну ярость кроютъ,
На Свер Бетель, склоненный предъ тельцомъ,
И съ блднымъ Самаритъ неврія челомъ,
Межь ними Вифліелмъ, туманомъ покровенной,
Смиренна колыбель Зиждителя вселенной!
Такъ мудрый вождь племенъ летающимъ умомъ
Измривалъ сей градъ и окрестность кругомъ,
И выгоды страны и мстоположенія,
И перстомъ указалъ, гд полю быть сраженья,
Гд слабая страна, гд приступа внецъ…
Эрминія его узрла наконецъ.
Се онъ! гласитъ Царю? сей мужъ подъ багряницей,
Съ величіемъ въ очахъ, съ простертою десницей,
Которой, кажется, уставы подаетъ,
Осанистъ, знаменитъ…. сей дивный мужъ Готфредъ,
Судьбами Вышняго рожденный для короны,
Онъ знаетъ и Вождя и ратника законы,
Начальникъ и судья, въ совтахъ и въ бояхъ,
Везд Герой великъ, везд противнымъ страхъ,
Единый лишь Раймондъ съ нимъ мудростію равенъ:
Одинъ Танкредъ, Ренальдъ толикожь въ битвахъ славенъ. —
Я знаю Витязя, (отвтствовалъ тиранъ),
Носящій нкогда посла священный санъ,
Я зрлъ, какъ предводилъ онъ праздничные лики
При блещущемъ дворъ Галлійскаго Владыки. —
Я зрлъ, какъ онъ ломалъ на играхъ копій рядъ.—
Еще онъ отрокъ былъ, но силами богатъ,
Тогда уже въ рчахъ, во взорахъ и въ сражень
Являлъ высокое свое предназначенье,
Тогда я предвщалъ, что будетъ онъ Герой…
Нерадостный пророкъ! — Покрытые слезой,
Здсь взоры Аладинъ безмолвно потупляетъ,
Но вскор укрпясь, — вщай мн, продолжаетъ,
Кто сей, столь близкій съ нимъ, грядущій о стран?
Одинъ въ нихъ взоръ, должны быть чувства въ нихъ одн:
Подобье дивное… онъ ниже только станомъ,
Сей Балдуинъ, рекла Царевна предъ тираномъ,
Не образомъ однимъ, длами братъ и другъ! —
А сей, которому внимаетъ ратный кругъ,
Который, кажется, Вождю даетъ совты? —
Сей рыцарь есть Танкредъ. — Враги, друзья, клевреты,
Вс строгаго ума дивятся быстрот,
Сей старецъ посдлъ въ военной тснот,
Искусный соплетать врагу сокрыты ковы,
Творитъ онъ изъ засадъ лса себ лавровы! —
А сей, вдали одинъ, златой носящь шеломъ?
Царя Британска сынъ, безтрепетный Гильйомъ
Съ нимъ Гвелфъ, гроза враговъ, соперникъ храбрымъ равный,
Породой, знатностью и саномъ достославный,
Высока, крпка грудь, широки рамена:
Вотъ признаки его. — Онъ воинства стна!
Но злйшаго не зрю межь ними супостата?
Въ комъ трона моего и племени утрата! —
Ужели ты, Бомонтъ, коварства полный врагъ,
Ужель позналъ ты стыдъ? и кроешься въ шатрахъ?
Вщала… между тмъ Гошфреда умъ испытный
Мста вс обозрлъ, и явныя, и скрытны.
Богатый въ средствахъ Царь нисходитъ въ сонмъ друзей.,
Онъ вдалъ: труденъ путь нагорною стезей,
Тамъ должно брань вести съ Природою угрюмой,
И къ Свернымъ вратамъ склонился ратной думой,
Въ долин противъ нихъ строй ставитъ онъ большой,
Простерши рати цпь до башни Угловой.
Какъ выспренній орелъ единымъ быстрымъ взмахомъ
Упавшій на корысть, уже убиту страхомъ,
Онъ крыла воинства стснялъ и разширялъ,
И третью града часть во трепет держалъ.
Искусство, съ хитростью сражаяся Природы,
Прескло съ прочихъ странъ пути и переходы: —
Извержетъ ли враговъ въ засады злобной градъ? —
Внезапно встртитъ ихъ въ окопахъ скрытой адъ,
Союзникиль придутъ къ Солим въ защищенье? —
Широки рвы, валы неистовымъ прещенье! —
Исполнивъ тако долгъ священнйшій вождямъ,
Онъ сердце преклонилъ къ печали и слезамъ. —
Дудона славнаго останки дорогія
Пріемлютъ почести послднія, святыя:
Стенящій, горестный друзей его соборъ
Стоитъ, склоня на трупъ отъ слезъ померкшій взоръ,
Увядшій другъ лежитъ въ виду перед полками
На лож, ратными украшенномъ внцами,
Трофеи вкругъ него поставлены чредой,
Знамена плнныя служили пеленой. — —
Пришествіемъ Вождя и вопль и плачь удвоенъ,
Явился къ нимъ Готфредъ, ни мраченъ, ни спокоенъ,
Всю горесть подавилъ въ геройской онъ душ,
Волнуемый тоской, сражаемый вотще,
На тло устремивъ недвижимыя очи,
Стоитъ въ безмолвіи, какъ призракъ въ мрак ночи!
Не слезы и не плачь, вщаетъ наконецъ —
Ты долженъ воспріять отъ преданныхъ сердецъ,
Почившій для земли, для неба пробужденный,
Отъ праха смертнаго къ безсмертью воскриленный!
Ты славой озарилъ побдный путь Креста,
Ты жилъ и умеръ ты, какъ избранный Христа! —
Окончаны труды и мужества и Вры!
Оставлены друзьямъ великіе примры!
Блаженная душа! спокой твой грозный взглядъ!
Нтъ брани, нтъ враговъ въ обители отрадъ!
Блаженствуй и ликуй…. намъ слезы! намъ рыданья!
Не твой, но жребій нашъ достоинъ состраданья!
Въ теб утрачена часть важна насъ самихъ!
Въ теб лишились мы силъ собственныхъ своихъ!
Но если то, что міръ здсь смертью называетъ,
Земныя помощи друзей твоихъ лишаетъ,
Въ замну, предстоя предъ Господомъ благимъ,
Небесну помощь ты испросишь въ гор имъ!
Ты смертный — слдуя и долгу и закону,
Оружье смертное намъ ставилъ въ оборону…
Безсмертный….. ахъ! позволь надеждой льститься сей,
Предъ нами потечешь незримой ты стезей,
Архистратигъ небесъ, ты врныхъ предъ полками,
Всерушащими днесь однешься громами….
О горній Духъ! внуши молитвенный обтъ,
Скажи, устрой нашъ путь, будь встникъ намъ побдъ!
Когда судьба велитъ, коль славою внчанны,
Мы подвигъ совершимъ и клятвы нами данны:
Тогда теб, Герой, мы жертвы принесемъ!
Тогда твои хвалы во храмахъ воспоемъ!
Вщалъ, и се, спустясь Царица темно-крыла,
Послдній гаситъ лучь небеснаго свтила.
Сонъ сладкій усыпилъ мученія въ сердцахъ,
И не течетъ слеза страдальца на очахъ! —
Одинъ Готфредъ, одинъ, покоя отчужденный,
Вниманіемъ къ стнамъ Солимы увлеченный,
Вращалъ въ своемъ ум махины грозныхъ силъ,
И приступъ учредя, немного опочилъ.
Но съ Фебомъ возстаетъ для должностей печальныхъ,
Самъ шествуетъ во слдъ обрядовъ погребальныхъ. —
Въ лугу, надъ коимъ холмъ утесистый нависъ,
Останки Витязя вмщаетъ кипарисъ,
И пальма гордая вкругъ втви разширяетъ,
Въ тни ея Герой по буряхъ почиваетъ,
Спустилась гробна дска, омыта токомъ слезъ,
Синклитъ на небеса мольбы свои вознесъ,
На втвяхъ пальмовыхъ повшены богаты
Оружья плнныя, мечи, доспхи, латы,
Которыя Дудонъ, Сиріянъ, Персовъ страхъ,
Досел пріобрлъ въ щастливйшихъ бояхъ.
Близь древа щитъ его съ геройскимъ одяньемъ,
И дска о немъ гласитъ печальнымъ надписаньемъ:
Здсь въ мир спитъ Дудонъ... пришлецъ, остановись,
Предъ прахомъ сильнаго смиренно преклонясь!
Исполнивъ тако долгъ, печали посвященный,
Другъ Вры и Любви сталъ паки Вождь военный.
Подъ кровомъ избранной дружины изъ полковъ,
Онъ древосковъ шлетъ въ глубокій мракъ лсовъ,
Къ дубрав страшной сей, сокрытой за горами,
Сиріянинъ привелъ ихъ тайными стезями.
Тамъ грозны зиждутся махины прошивъ стнъ,
Тамъ хитрый умъ творитъ Солим страхъ и плнъ. —
Кипящіе въ трудахъ другъ друга упреждаютъ,
Дубравы мрачныя отъ ихъ скиръ стенаютъ,
Тамъ эхо дикое отъ первыхъ міра дней
Впервые слышитъ стукъ, впервые зритъ людей.
Подъ грознымъ остріемъ багрянаго булата
Падетъ высокій кленъ и сосна кудревата,
И пальма стройная и томной кипарисъ,
Съ гедерой соплетясь, скончался нжной тисъ,
Пустыни дикія старйшины почтенны,
Огромный древній дубъ и кедръ превознесенный,
Необоримые для бурей и вковъ,
Лежатъ въ сырой трав безъ втвей и листовъ.
Тамъ ратники стснясь, деревья тянутъ роемъ,
Желзна гнется ось, скрыпятъ колеса съ воемъ,
Рабочихъ крикъ и стонъ, стукъ млатовъ, звонъ мечей
Женутъ изъ дебрей птицъ и изъ пещеръ зврей. —
Мрзлквъ.

‘Встникъ Европы’. Часть LI, No 12, 1810

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека