Из старины Благовещенского завода
Из старины Благовещенского завода
(Доклад секции ‘изучения местного края’ Уф. сем.-педаг. о-ва).
Н. Ч.
(Уфимский край. 1912. 13 июля)
Из старины Благовещенского завода, Н. Ч., Год: 1912
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Историко-краеведческие исследования на Южном Урале в XIX — начале XX вв.
Уфа, 2014.
Село Благовещенский завод расположено на правом нагорном берегу р. Белой по скалам двух больших увалов и образуемой ими ложбины, по которой протекает речка Потеха, впадающая в р. Белую. Почва здесь преимущественно чернозёмная, подпочва — суглинистая и супесчаная с известковым грунтом. Многие отроги увалов состоят из алебастра и известняка и обрываясь над р. Белой, как бы напомин. своей белизной — отчего произошло название реки. Некоторые холмы — сплошные массы крупнозернистого гравия и шлифованных камней разных горных пород, свидетельствующих об эпохе движения ледников и грандиозном многовековом разрушении высот Урала. С холмов открывается великолепный вид: огромная продолговатая с севера на юг долина с заливными лугами и урёмами, прорезанная широкой рекой и окружённая могучими увалами, по которым там и сям в синеве лесов пестреют поля и сёла и в разстоянии сорока вёрст ясно виднеется г. Уфа. — Прекрасный уголок ‘богатого Оренбургского края’, воспетого Аксаковым! Но прежде он был ещё лучше и привольнее. Роскошные леса состояли из следующих 23 древес пород: липа, дуб, клён, вяз, ильм, ветла, сокорь (тополь), осина, таль (верба), ольха, берёза, рябина, крушина, черёмуха, полу и кустарники: калина, бузина, боярышник, бересклет, шиповник, смородник, вишевник, бобовник и жимолость. Из ягодных трав клубника, земляника, малина, костеника, брусника, черника, клюква, и сама царь-ягода —княженика, съедобные травы: дигель, шкерда, медуница, дикий лук, дикая редька, пастушек, ужевник, барчевка, и свирбига, пряные травы: мята, душица, тмин, анис. Многие из перечисленных растений исчезли совершенно. Но лет 50-70 назад благовещенцы пользовались ими полностью. Ягод насушивалось на целую зиму вдоволь. Из них готовились пироги, кисели и пастилы (варений не знали), в особенном почёте были калиновый кисель и ‘черёмуха — в сусле’. Из зверей водились: медведи, которых ежегодно убивалось от 20 до 40 шт., затем зайцы, лисы, волки, рыси, барсуки, белки, хорьки, горностаи, выдры и даже будто-бы соболи, олени и бобры. Из пернатой дичи — утки: кряк, шилохвостень, кархаль, нырок и проч. виды, гуси, лебеди, казарки, аисты, цапли, журавли, кулики, ягибабы (пеликаны), рябчики, тетерева, глухари, куропатки и перепёлки. Много было пчёл диких и культивированных: по сведениям конторы Дашковых, им крестьяне платили за аренду пчельников с 14 000 ульев. Многочисленные озёра и речки кишели рыбой, плодотворная почва, благоприятный климат, — толи была не благодать! Немудрено поэтому, что здесь с незапамятных времён возникали поселения и за обладание местностью шла постоянная борьба.
Благов. завод был основан в 1757 году (154 г. назад) сначала им владели некие (кажется купцы) Мясниковы, затем помещики Полторацкие и потом Пашковы, от которых он с десятками тысяч десятин окрестной земли был получен Дмитрием Васильевичем Дашковым в приданое за своей женой Елизаветой Васильевной, урождённой Пашковой. А их дети Дмитрий и Андрей Дашковы, недавно умершие, владели именьем до нашего времени. Население завода состояло из крепостных крестьян, ‘пригнанных’ из Московской и потом добавленных из Рязанской и, кажется Симбирской губернии. Московский ‘говор’ благовещенцев до сих пор изобличает их происхождение и является почти единственным на сотни вёрст вокруг и в нём-же ясно слышится значительная примесь рязанского наречия с резким произношением ‘а’ и ‘я’ вместо ‘о’ и ‘е’, например: чаво, пашёл, пясок, вядро и т. д. Завод сначала назывался Потехинским по р. Потехе (по-башкирски Ушкала), на которой он стоит и, которая образует три пруда. До его основания на бугристом берегу р. Потехи (где теперь кладбище) стоял укреплённый городок какого-то мурзы (князька) Капчика. Камни развалин были постепенно растасканы благовещенцами на свои хозяйственные надобности, но рвы и валы крепостцы заметны и теперь. На существование городка указывает и башкирское название реки Потехи — Ушкала, что значит ‘пустой городок’. Местность эта прежде называлась ‘Князевым полем’, а расположенная около него часть села и до сих пор именуется искажённым башкирским словом ‘Инзой’ (индзе — жемчуг), жители же её за нелюдимый и свирепый прежде нрав обзываются ‘мурзинцами’ и ‘капчиками’. По другим версиям не мурза, а самый городок или место называлось ‘Капчиком’ (мешком) и в связи со словом ‘Инзя’ (жемчуг) означало — ‘мешок жемчуга’. По преданиям ‘Мешок жемчуга’ был разрушен какими-то пришельцами, основавшими здесь своё поселение. Кто они были, — неизвестно, может быть одною из шаек, подобных шайке Ермака или отрядам русских войск, основывавших в крае крепостцы ‘засеки’ и ‘остроги’, около которых селились русские колонисты. Те-же предания намекают, что башкирская дер. Турбаслы (в 18 вер. от завода) — самое древнее местное селение и что турбаслинцы каждую осень, как только замерзала р. Белая, отправлялись по ней на лыжах в Казань с ясаком т. е. данью. Русским-ли они носили дань или ещё татарам (до падения Казани) — неизвестно, но только против завода ‘ясашников’ грабили, поэтому они может быть и придумали отговариваться ‘данью’, хотя она ввиде звериных шкурок могла быть просто их товаром, который они носили сбывать куда нибудь в Бирск или Мензелинск. Судя по названиям местностей аборигенами завода были башкиры, каким-то образом обрусевшие и смешавшиеся с благовещенцами, ибо от них только последние могли перенять вышеприведённые отрывки преданий. Да и кроме того, некоторые фамилии благовещенцев башкирского происхождения, например: Киняшев (киняш — совет), Инякин (инякей — маменька), но есть и иные: Качкаев (от черемисского ‘качкай’ — ешь), Асеев (от чувашского ‘асей’ — вроде: эй, эй, постой!). Частенько и изстари также встречаются у благовещенцев типичные монгольские физиономии, являющиеся стало-быть следствием атавизма. Невдалеке от ‘Князева поля’ не особенно давно рабочие срывали для дороги откос холма и находили человеческие скелеты, из чего заключили о бывшем тут некогда ‘мурзинском’ кладбище, но возможно, что находка была чем либо ценным и может быть даже ценным в археологическом отношении. Верстах в пяти от завода на берегу р. Белой есть невысокая гора — Караабызовская (по башкирски кара — чёрный, абызей — дядя). На горе было обиталище шайки Чёрного Дяди. С трёх сторон гора крутообрывиста, а с четвёртой до сих пор виден глубокий ров, через который, старики говорят, был перекинут мост, гнилые остатки которого, прежде ещё были заметны.
Около Караабызовской горы под живописными утёсами известняка и алебастра есть пещера, называемая ‘погребком’ а в ней — озеро. Прежде (может быть и теперь) оно по зимам будто-бы не замерзало, а летом — наоборот, так что мужики приезжая на покос, накалывали из озера льду, отчего и назвали пещеру ‘погребком’. Пещера не изследована, но говорят, что далеко продолжается за находящимся в ней озером. К югу от ‘погребка’ над растилающимся по лугам Караабызовским озером на горах приютился маленький посёлок ‘Городок’ и здесь и в ‘погребке’ тоже гнездились разбойники. И все эти места изрыты кладоискателями… но находили-ли они тут какие либо разбойничьи клады, — неизвестно. На севере от завода в 3-4 вер. над р. Белой высится группа Чердынских гор, около них впадает в р. Белую р. Семеновка, а на ней село Семеновка, оба названия дали по имени древле спасавшегося тут старца Семеона, но и здесь тоже жили разбойники, зарывшие клады ‘на счастливого о ста головах’.
Против завода на забельских лугах по дороге в дер. Кашиванову, (которая кстати сказать вся состоит из потомст. дворян) ещё недавно виднелся кольцеобразный фундамент какого-то здания. И тут то-же жили разбойники. Вообще их около завода было много, так что благовещенцы прежде ездили в г. Уфу не иначе, как партиями в 20-30 человек. Из разбойников особенно славился какой-то Апока (говорят он был из черемис) о подвигах которого, сохранилось не мало разсказов. Однажды он остановил ехавшего с мукой мужика и заставил его вымочиться совсем с одеждой в воде, а затем высыпать из мешка муку и вываляться в ней, за что наградил потерпевшего десятью рублями. В другой раз он напал на проезжавшую бабу, но она не растерялась и бросила ему в глаза горсть дорожной пыли, а пока он ‘протирал зенки’, её и след простыл. Наконец на Апоку устроили облаву. Он заперся в лесной избёнке, но у неё разобрали крышу и один мужик бросил сверху топором в разбойника и ‘развалил’ ему череп.
Прошли ‘привольные’ времена: сильно поредели дремучие урёмы, повыродились ягоды, повывелась дичь и зверьё, обезрыбила и обмелела красавица Белая. Но зато не стало и разбойников и ‘непроезжалых’ дорог. Бороздят Белую быстрые пароходы, нивами и сёлами покрылись её берега. И на месте чахлого ‘Мешка жемчугов’ раскинулся тысячью домов среди садов и огородов Благовещенский завод с церквами, семинарией, прогимназией, школами, библиотекой, торговыми и промышленными заведениями и даже кооперациями. И не шайки удальцов разъезжаются отсюда во все стороны, а искатели мирных занятий: ремесленники, конторщики, писаря, учителя, землемеры, техники и т. д., это дети бывших ‘крепостных’ мужиков, то здесь, то на стороне обучившиеся своему делу. Всему своё время… Но робкие предания, да бледные памятники дикой старины, сливаясь на лоне красивой и всё ещё богатой местности с культурной и звучной современностью, составляют с ней как-бы одно нечто цельно-живое, интересное и поучительное, что невольно привлекает внимание спокойного изследователя и вдохновенного бытописателя и ждёт ещё их научных и поэтических трудов.