Другой солидной работой в этой книжке нужно признать оригинальное и своеобразное критическое исследование г. Евг. Ляцкого, посвященное А. П. Чехову и его рассказам. Наш критик не принадлежит к числу пламенных и, тем менее, слепых поклонников его таланта, манеры писания и направления знаменитого новеллиста. Он полагает даже, что эти последние во многом преувеличили его заслуги и достоинства и поэтому, присоединяясь целиком к авторам отрицательной критики, во главе которой стоит Н. К. Михайловский, и вполне разделяя указанные ею в г.Чехове недочеты, он, кроме того, находит в нем недостатки новые. Вернее сказать, г. Ляцкий старается свести г.Чехова с того пьедестала, на который критика поставила его в последнее время и, нужно тут же заметить, в том числе критика не совсем к г.Чехову доброжелательная.
Прежде всего, наш строгий критик не признает в г.Чехове большого таланта, т. е. такого писательского дарования, которое не то — что сделало бы его великим или большим писателем, но и приблизило бы его к большим и великим писателям как Гоголь, Тургенев и Достоевский. Видимо, он боится даже поставить его рядом с такими мастерами второго ранга, как Гаршин и Короленко. Разделяя Чеховские произведения на два отдела: юмористические и драматические (по содержанию) критик не находит в первых из них настоящего и неподдельного юмора и в большинстве случаев лишь подделку под него и грубый анекдот, а в произведениях другой категории он не видит действительного, возвышенного, ‘художественного трагизма’. То, что замещает его, есть, в сущности, скорбный лист больных нервами людей, неврастеников и дегенератов, физиологическое (а не психологическое, какпринято думать) исследование которых преподносится нам с чисто докторским знанием дела, с холодным и спокойным отношением привычного наблюдателя, разучившегося чему-либо удивляться и чем-либо волноваться. В героях‘Скучной истории’ и ‘Палаты No 6’ (как и в большинстве чеховских интеллигентов) наш критик видит только физиологически больных людей, психопатов и декадентов, историю болезни которых дает писатель с протокольною точностью. Называя его наблюдательность логическою, т. е. способною проникать только в мысли человека, а не в его чувства и душевное состояние, критик естественно приходит к заключению, что г. Чехов и не мог бы сравниться с таковым мировых писателей. <,…>, Г. Ляцкий упрекает г. Чехова в том, что он создал галлерею типов и портретов не живых, а гнилых, мертвых людей и в том, произвольно сузил круг своих воспроизведений, изображая интеллигенцию худшую, наиболее изношенную и обанкротившуюся, скорее даже не интеллигенцию высшую а мещанскую и низкопробную. Не прощает он ему и того, что он создал модные, так называемые настроения, которые в сущности,по мнению критика, не составляют удел лучшей части интеллигенции, создающей жизнь, а той ее части, которая у него доживает век свой и плетется в хвосте за жизнью. И если бы у г. Чехова не было иного исхода и других произведений, значение его должно было быть почти отрицательное. Но у него также есть своя ‘десница’, — это его творчество в области народной жизни. ‘По нашему мнению, — продолжает критик, — истинный жанр г. Чехова — бытовой рассказ без всякой тенденции или, лучше сказать, претензии на философскую глубину смысла’…Потому лучшими и наиболее художественными рассказами его он считает ‘В овраге’, ‘Мужики’, отчасти ‘Архиерей’. <,…>,