Хотя и много, много лтъ прошло и цлые горы новыхъ впечатлній и образовъ промелькнуло передо мною, однако вс они не могли изгладить всего пережитаго мною. Живо и теперь рисуется передо мною сухощавая и не высокая фигура, съ исхудаломъ и блднымъ лицомъ, покрытымъ обильной растительностью, съ выразительными и умными задумчивыми, а подъ часъ горящими глазами, я говорю о H. М. Ядринцев.
Еще не давнее то время, когда великая сибирская магистраль не сблизила насъ съ Европейской Россіей, а Усть-Кяхта въ продолжительной и мучительной дорог была послднимъ этапнымъ пунктомъ, ведущимъ къ Кяхт и къ границамъ Монголіи, гд часто усталый боле мсячной дорогой странникъ, доволенъ тмъ, что приближается къ границамъ странъ, къ которымъ стремился, позволялъ себ въ Усть-Кяхт боле продолжительный отдыхъ, а часто и ночлегъ, на которомъ не разъ проклиналъ неудобства дороги и сибирскихъ клоповъ. Меня и нкоторыхъ моихъ ровесниковъ, выросшихъ въ Усть-Кяхт, мене интересовали чайные караваны, день и ночь стремящіеся изъ Кяхты, а больше дущіе къ намъ изъ далекихъ странъ, въ нихъ мы не разъ видли носителей новыхъ теченій и западныхъ идей. Въ особенности интересъ возбуждали въ насъ путешественники, дующіе въ Монголію и Китай, мы жаждали всегда видть ихъ и слышать отъ нихъ живое слово. Нечего говорить, что популярное для сибиряка имя Ядринцева возбуждало въ насъ особенное желаніе видть его, пожать его благородную руку. H. М. былъ два раза въ прозд въ Монголію въ Усть-Кяхт и оба раза былъ нашимъ дорогимъ гостемъ.
Первый его проздъ выпалъ осенью въ 1888 году. Былъ прекрасный сентябрьскій день, когда мы познакомились съ Н. М., онъ сразу очаровалъ насъ своею рчью, своими познаніями и тою доступностью, которой онъ умлъ подкупать себ сердца людей. Весь онъ былъ поглощенъ своими учеными изслдованіями и гіублистическими работами, но когда заговоритъ о своихъ трудахъ и что близко лежало его души, онъ вдругъ воодушевлялся, глаза его пылали огнемъ, говорилъ съ такимъ повышеннымъ чувствомъ, слова изъ устъ его лились ручьемъ, безъ запинокъ, что все, о чемъ ни говорилъ, бы! по для насъ такъ ясно, доказательно и убдительно. H. М. интересовался, кром вопросовъ боле широкаго общественного значенія, всмъ, съ чмъ приходилось ему сталкиваться, какъ напр. въ Усть-Кяхт разспрашивалъ насъ о сельскомъ хозяйств, огородничеств, нашемъ кустарномъ производств, даже о бытовой и семейной нашей жизни, желая вникнуть во все. Находилъ онъ время для игры съ дтьми, разговора съ хозяйкой и съ простымъ чернорабочимъ о его жить-быть и наконецъ для задушевнаго дружескаго разговора, умя всхъ и каждаго располагать къ себ. H. М. подъ свою первую бытность въ Усть-Кяхт, желалъ осмотрть ближайшіе древніе памятники ея окрестностей. Я, совмстно съ тогдашнимъ учителемъ нашего I училища, покойнымъ А. П. Мостицемъ, были ему проводниками и сопровождали H. М. на могильникъ въ мстность, наз. Сухой ключъ на берегу Селенги, гд онъ сталъ раскапывать могилу., Къ сожалнію ненастье заставило прервать работы и лишь толь. ко черезъ много лтъ, раскопки этого могильника были возобновлены Ю. Д. Талько-Гринцевичемъ и много дали, какъ извстно, цнныхъ антропологическнъ находокъ первые въ Сибири — черепа древней первобытной расы.
Другой пріздъ H. М. въ Усть-Кяхту былъ въ 1891 г. весною, когда онъ прозжалъ на берега Орхона для своего всесвтнаго открытія. Мы тогда встртили H. М. какъ стараго знакомаго, каждый изъ насъ спшилъ привтствовать знаменитаго знакомаго, эту гордость Сибири, два дня и дв ночи мы провели съ H. М., заслушиваясь его разказовъ и рчей. Это были настоящіе научные трактаты Сколько за это короткое время было имъ высказано дльныхъ мыслей и сколько лучей свта было имъ пролито, намъ и передать трудно. Усть-Кяхта въ эти дни превратилась въ настоящій народный университетъ, лекторомъ и просвтителемъ нашимъ выступалъ H. М., а аудиторію его составляли мы — его меньшая братья. Онъ въ импровизированныхъ лекціяхъ знакомилъ насъ со своими орхонскими открытіями. съ историческими данными, добытыми о Чингисъ-Хан, отъ этого онъ переходилъ къ нуждамъ и потребностямъ Сибири, онъ жаждалъ для любимой имъ родины гражданскихъ правъ и просвщенія, онъ унывалъ, видя кругомъ себя мало, культурность и невжество. Онъ высоко цнилъ характеръ сибиряка, его изворотливость въ всякихъ трудныхъ обстоятельствахъ жизни, его находчивость и энергію въ борьб съ тяжелыми климатическими и жизненными условіями.
Во второй проздъ H. М. черезъ Усть-Кяхту мы замтили уже тогда большую перемну какъ въ наружномъ облик, такъ и въ духовной сфер его. Онъ былъ мене разговорчивъ и боле задумчивъ, нежели прежде. Личное горе его, потеря, семейнаго счастья, о которомъ часто говорилъ, наложило на немъ печать тяжелой печали и преждевременно подорвало его физическія силы. Однако онъ оживалъ въ разговор о предметахъ науки или длахъ общественныхъ и забывался, увлекаясь всмъ до физическаго изнеможенія, онъ только нуждался часто открывать свою душу и искать въ своихъ личныхъ несчастіяхъ человческаго соучастія, бда, что послднее такъ рдко находилъ. Я помню какъ H. М. горячо въ то время отзывался объ И. Д. Синицын, за ту матеріальную поддержку, какую тотъ оказалъ для его экспедиціи, при скудныхъ ея средствахъ и, за гостепріимство, какое онъ нашелъ въ его дом въ Кяхт. Послдній проздъ H. М. черезъ Троицкосавскъ совпалъ со временемъ проэктируемаго открытія въ немъ музея, которому H. М. горячо сочувствовалъ. Дожидаясь напрасно въ город этого торжества и узнавъ объ его неосуществленіи, онъ разочарованный ухалъ. При нашемъ прощаніи въ Усть-Кяхт H. М. передалъ намъ свою рукопись, заключающую набросокъ рчи, приготовленной для несостоявшагося торжества, сказавъ, что оставляетъ рукопись, у насъ: пускай служитъ тому, кто доживетъ до осуществленія открытія въ Кяхт музея Самъ авторъ не дожилъ 1 1/2 мсяца до открытія въ Троицкосавск не только музея, но и отдленія географическаго общества. Проводить H. М. въ Усть-Кяхт собралось много его почитателей. Прощаясь съ ними, онъ прослезился и вс мы плакали. Такъ то мы въ послдній разъ проводили изъ УстьКяхты величайшаго изъ нашихъ земляковъ.