Из моих воспоминаний о Сергее Петровиче Боткине, Белоголовый Николай Андреевич, Год: 1890 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Н. А. Белоголовый. Воспоминанія и другія статьи

Изданіе Литературнаго фонда. СПб, 1901

Изъ моихъ воспоминаній о Серг Петрович Боткин ¹).

¹) Печатаемыя здсь ‘Воспоминанія’ начаты были Н. А. Блоголовымъ въ 1890 г. вскор посл смерти его знаменитаго друга, С. П. Боткина. Въ 1891 г. Ф. Ф. Павленковъ обратился къ Н. А. съ просьбою составить біографическій очеркъ для извстной біографической библіотеки его. Занявшись этою работою, въ которую вошла и небольшая часть изъ ‘Воспоминаній’, Н. А. временно долженъ былъ ихъ оставить. Впослдствіи онъ вернулся къ нимъ, но далеко не усплъ кончить, остановившись на заграничной поздк съ ученою цлью С. П. Боткина 1858 г. Гр. Д.

Въ лиц С. П. Боткина сошелъ въ могилу одинъ изъ талантливйшихъ представителей науки въ Россіи, оставившій навсегда по себ память въ исторіи русской медицины, не столько благодаря печатнымъ трудамъ своимъ завщаннымъ имъ потомству, ибо литературная производительность его была сравнительно невелика, сколько благодаря тому громадному и неизгладимому вліянію, которое онъ имлъ на тысячи своихъ учениковъ, сформировавшихся подъ его руководствомъ за почти 80-тилтнее время его профессорской дятельности. Можно безъ преувеличенія сказать, что онъ произвелъ истинный переворотъ въ исторіи нашей медицинской науки, внеся въ ея преподаваніе тотъ животворный естественно-историческій методъ, который перевелъ медицину изъ разряда эмпирическихъ дисциплинъ въ рядъ строго-раціональныхъ наукъ и тмъ открылъ передъ ней свтлую перспективу безконечнаго совершенствованія. И такого выдающагося значенія онъ не пріобрлъ бы, если бы былъ только простымъ талантливымъ посредникомъ между западно-европейской наукой и русскимъ врачебнымъ сословіемъ — такихъ, способныхъ и дятельныхъ посредниковъ бывало и есть у насъ немало, а онъ достигъ его тмъ, что самъ стоялъ въ первой шеренг строителей этой новой, универсальной медицины и сялъ смена ея со всею убжденностью иниціатора, съ горячею страстностью талантливой натуры, при присущихъ ему широкомъ ум, необыкновенной наблюдательности и весьма обширныхъ познаніяхъ. Поэтому-то имя его пользовалось извстностью не только въ Россіи, но пріобрло себ большой почетъ и за предлами ея. Преждевременная смерть его вызвала общее горе въ Россіи, и онъ долго останется незамнимымъ для нашего врачебнаго сословія, потому что руководители съ такимъ цльнымъ сочетаніемъ всхъ нужныхъ для учителя дарованій крайне рдки и лучами своего генія освщаютъ человчество на большія пространства времени. Составить подробную характеристику такихъ выдающихся людей — дло трудное и можетъ быть лишь плодомъ совокупныхъ трудовъ многихъ работниковъ, будемъ надяться, что современемъ Россія дождется такой цльной разработки всей личности Боткина, а покуда на насъ, современникахъ, лежитъ долгъ подготовить матеріалъ для такого будущаго труда. Пишущій эти строки особенно признаетъ для себя обязательность такого долга, потому что его связывала съ покойнымъ слишкомъ 40-лтняя и самая искренняя дружба, но при этомъ я считаю нужнымъ предупредить моихъ читателей и почитателей Боткина, чтобы они не ждали отъ меня подробной его біографіи, я могу представить для такой біографіи только сырой матеріалъ, въ форм личныхъ воспоминаній, потому что живя постоянно на чужбин, я совсмъ удаленъ отъ всякихъ мертвыхъ и живыхъ источниковъ, изъ которыхъ могъ бы почерпать разныя свднія и подробности, относящіяся до жизни Боткина, мало мн извстныя или вовсе незнакомыя, а также пополнять т проблы, которые являются неизбжнымъ слдствіемъ моей старющейся памяти.

ГЛАВА I.
Свднія о семь Боткина.— Мое знакомство съ нимъ.— Пансіонъ Эннеса и школьныя воспоминанія.

Сергй Петровичъ Боткинъ происходилъ изъ чистокровной русской семьи, безъ малйшей иноземной примси, а потому очень любопытенъ какъ липшее и наглядное доказательство даровитости славянской расы, которая можетъ, при благопріятныхъ для ея развитія условіяхъ, представить изъ своей среды такой блестящій примръ передового дятеля въ научной сфер. Отецъ его, Петръ Кононовичъ, былъ крестьянинъ псковской губерніи, переселившійся въ Москву, но крестьянинъ изъ далеко не заурядныхъ, потому что онъ не только составилъ себ самъ независимое состояніе, а и съумлъ сдлаться однимъ изъ главныхъ представителей и организаторовъ чайной оптовой торговли въ Кита. Еще больше свидтельствуетъ, что Боткинъ-отецъ былъ человкъ большого ума, то обстоятельство, что, все происшедшее отъ него поколніе, не считая Сергя, отличалось боле или мене недюжинными способностями, а поколніе это, какъ увидимъ сейчасъ, было очень многочисленное. Петръ Кононовичъ былъ женатъ два раза и имлъ отъ этихъ двухъ браковъ 9 сыновей и 5 дочерей. Старшій изъ братьевъ, извстный въ литератур, Василій Петровичъ, замчателенъ самъ по себ, какъ удивительный примръ самородной даровитости, и трудно объяснить себ, подъ вліяніемъ какихъ причинъ этотъ сынъ московскаго чайнаго торговца, не прошедшій ту или другую высшую школу ученья, съумлъ такъ образовать и развить себя, что въ 80-хъ годахъ онъ является въ томъ тсномъ, малочисленномъ кружк передовыхъ русскихъ мыслителей и литераторовъ, въ которомъ впервые въ Россіи зародилось дятельное сознаніе въ необходимости сближенія съ западноевропейской цивилизаціей и потребность основательнаго изученія западной философіи и литературы. И прежде это стремленіе замчалось у насъ, но у оторванныхъ отъ общества, отдльныхъ личностей, теперь же оно воплотилось въ цломъ кружк лицъ, и какихъ лицъ: Блинскаго, Грановскаго, Герцена, Станкевича, Огарева, Анненкова!— А имя Василья Боткина приводится всегда въ обществ этихъ именъ, извстно дале, что онъ самообразованіемъ достигъ того, что считался въ этой блестящей плеяд однимъ изъ лучшихъ истолкователей философіи Гегеля, увлекавшей эти молодые, искавшіе свта умы, кром того онъ отличался многосторонностью своего развитія и славился тонкимъ эстетическимъ вкусомъ въ литератур и глубокимъ пониманіемъ живописи и классической музыки, страсть къ которымъ сохранилась въ немъ до самой смерти. Мене извстенъ второй братъ — Николай, хотя и онъ былъ человкъ очень способный, но скоре въ стил широкихъ русскихъ натуръ, большой весельчакъ, славившійся остроуміемъ, много путешествовавшій и во время своего пребыванія въ Рим близко сдружившійся съ Гоголемъ. Кончилъ онъ жизнь трагически: живя послдніе годы почти постоянно въ Париж, онъ перенесъ апоплексическій ударъ, посл котораго надолго осталось угнетенное состояніе духа, а потому, чтобы разсяться, врачи посовтовали ему покинуть на время Парижъ и совершить путешествіе, онъ похалъ въ Палестину и Египетъ, привелъ благополучно планъ этой поздки въ исполненіе, а на обратномъ пути захалъ въ Пештъ и въ первую же ночь по прізд выбросился изъ окна отеля и расшибся на смерть.

Хорошую память оставилъ посл себя недавно умершій братъ Дмитрій, это былъ большой любитель живописи, и собранная имъ картинная галлерея знаменитыхъ европейскихъ художниковъ нашего времени составляетъ гордость и украшеніе Москвы.— Нельзя также не упомянуть о двухъ остающихся на-лицо братьяхъ, которымъ суждено было пережить всхъ другихъ, о Петр и Михаил, первый — человкъ большого практическаго ума — весь отдался торговой дятельности отца и развилъ ее до такой степени, что фирма ‘Петра Боткина сыновья’ пользуется въ настоящее время самой солидной и обширной извстностью въ чайной торговл. Второй же, Михаилъ — извстный художникъ и академикъ академіи художествъ, но еще боле извстный знатокъ и собиратель итальянскихъ древностей, и его прекрасный музей въ Петербург, собранный имъ съ большой затратой личнаго труда и съ рдкимъ знаніемъ и умніемъ, составляетъ въ Россіи замчательное явленіе въ своемъ род и можетъ справедливо поспорить съ лучшими частными коллекціями Европы.

И остальные умершія братья — Иванъ, Павелъ и Владимиръ, если и не оставили по себ памяти чмъ нибудь особеннымъ, то всеже это были люди очень неглупые и выдлявшіеся незаурядностью своего образованія въ среднемъ русскомъ обществ, а потому вся семья Боткиныхъ являлась въ Москв яркимъ оазисомъ, въ которомъ всякій интелигентный прізжій находилъ умную бесду и живой откликъ на вс вопросы современности, не только русской, но и европейской. Кром того, вс многочисленные члены этой семьи поражали своей рдкою сплоченностью, ихъ соединяли между собою самая искренняя дружба и самое тсное единодушіе, несмотря на то, что сферы дятельности ихъ были весьма разнообразны, и это само по себ длало также посщеніе боткинскаго дома на Маросейк очень привлекательнымъ. При существующихъ у насъ раздорахъ и розни, пріятно и тепло на душ было присутствовать на фамильныхъ обдахъ этой семьи, когда нердко за столъ садилось боле 30 человкъ, и все своихъ чадъ и домочадцевъ, и нельзя было не увлечься той заразительной и добродушной веселостью, какая царила на этихъ обдахъ, шуткамъ и остротамъ не было конца, братья трунили и подсмивались другъ надъ другомъ, но все это! длалось въ такихъ симпатичныхъ и благодушныхъ формахъ, что ничье самолюбіе не уязвлялось, и вс эти нападки другъ на друга только еще ясне выставляли нжныя отношенія братьевъ. Друзья каждаго изъ братьевъ съ самымъ теплымъ радушіемъ принимались всми остальными и вскор длались своими людьми въ этомъ почтенномъ дом. Поэтому многимъ памятенъ былъ и самый домъ на Маросейк, въ переулк, тогда носившемъ названіе Козьмодемьянскаго, а нын Петроверигскаго, домъ этотъ принадлежалъ отцу Боткиныхъ, а посл его смерти перешелъ въ собственность Петра Петровича и былъ такой помстительный, что несмотря на многочисленность семьи, въ немъ сдавалась въ нижнемъ этаж небольшая квартира, въ которой въ 50-хъ годахъ жилъ проф. Грановскій, а когда онъ умеръ, проф. Мюльгаузенъ — и об эти профессорскія четы находились въ самыхъ дружескихъ, интимныхъ сношеніяхъ съ Боткиными. Къ дому прилегалъ обширный садъ, а окнами въ него выходилъ небольшой флигель, описаніе котораго можно найти въ воспоминаніяхъ Фета и гд жилъ прежде Василій Петровичъ, а во время своего студенчества помщался Сергй.

Здсь-то, въ этой обстановк, протекли дтство и юность Сергя, родился онъ 5-го сентября 1832 г. отъ второго брака отца съ Анной Ивановной Постниковой. Отецъ, въ період дтства своихъ младшихъ дтей, былъ въ преклонныхъ лтахъ, къ тому же постепенное расширеніе торговыхъ длъ поглощало все его вниманіе, а потому вс заботы о воспитаніи ихъ перешли на обязанность брата Василія, а въ рукахъ этого послдняго, какъ человка, высоко ставившаго образованіе, оно неизбжно должно было стать боле глубокимъ и разностороннимъ, чмъ того требовалъ тогдашній уровень московскаго купечества. Такъ, мы видимъ, что одинъ изъ братьевъ, Павелъ, еще раньше Сергя поступилъ въ московскій университетъ и кончилъ курсъ на юридическомъ факультет. Что же касается Сергя, то о раннемъ его воспитаніи намъ мало извстно, мы знаемъ лишь, что однимъ изъ домашнихъ учителей его былъ Аркадій Францевичъ Мерчинскій, тогда студентъ московскаго университета, а теперь, въ 1891 году, доживающій свой вкъ въ окрестностяхъ Дрездена 7 9-лтній старецъ, это былъ хорошій, умный педагогъ и отличный математикъ, съ которымъ С. П. Боткинъ до самой смерти сохранилъ дружескія связи. Уже въ этихъ раннихъ годахъ Сергй обнаружилъ широкія способности, и Василью Петровичу, посл немалой борьбы, удалось уговорить отца отдать его въ лучшій тогда въ Москв частный пансіонъ Эннеса, куда онъ и поступилъ въ август 1847 г.

Случилось такъ, что лтомъ того же года и меня привезли изъ Иркутска въ Москву, и когда, посл лтнихъ вакацій, начались классы, помстили также въ этотъ пансіонъ, такъ что мы вступили въ него въ одинъ и тотъ же день, съ той разницей, что я былъ принятъ въ 4-й классъ (въ пансіон было всего 6 классовъ, причемъ нумерація начиналась съ 6-го, какъ низшаго), а Боткинъ, хотя и былъ двумя годами старше меня, классомъ ниже — потому только, что плохо зналъ французскій языкъ, на которомъ въ 4-мъ класс излагались нкоторые учебные предметы, какъ, напримръ, древняя исторія и естественная исторія. При самомъ поступленіи, Боткинъ и я, еще вовсе не зная другъ друга, заявили содержателю пансіона, что каждый изъ насъ намревается впослдствіи поступить въ университетъ, а потому нуждается въ занятіяхъ латинскимъ языкомъ, и Эннесъ распорядился чтобы мы немедленно начали брать приватные уроки этого языка и догоняли поскоре классное преподаваніе его, а такъ какъ мы оба начинали съ латинскихъ азовъ, то для удобства соединили насъ вмст — и мы, тотчасъ же по нашемъ вступленіи, стали вдвоемъ брать частные уроки по вечерамъ и это на первыхъ же порахъ сблизило насъ и сдружило другъ съ другомъ. Боткинъ того времени сохранился въ моей памяти, какъ плотный, здоровый мальчикъ, съ шелковистыми я свтлыми какъ ленъ волосами, угреватый и очень подслповатый, зрніе его было такъ слабо, что онъ читалъ и писалъ, держа книгу или бумагу у самаго носа, на разстояніи 2—3 дюймовъ отъ глазъ, и очень рано долженъ былъ прибгнуть къ очкамъ, въ 60-хъ годахъ, когда наука открыла неправильную кривизну роговой оболочки глаза, какъ одну изъ причинъ плохого зрнія, оказалось, что Боткинъ страдалъ именно этой аномаліей. Оба мы такъ ретиво принялись за наши латинскіе уроки, что въ какіе нибудь два мсяца догнали классъ, а Боткинъ притомъ показалъ и въ другихъ предметахъ такія блестящія способности, что Эннесъ къ Рождеству 1847 года перевелъ его въ 4-й классъ, и съ тхъ поръ я съ нимъ не разставался вплоть до окончанія университетскаго курса.

Пансіонъ Эннеса помщался въ Успенскомъ переулк, недалеко отъ Маросейки, въ дом Золотарева, и занималъ большой двухъзтажный домъ съ большимъ дворомъ и прилегающимъ къ нему также большимъ садомъ. Число воспитанниковъ въ немъ въ наше время колебалось между 110—130 человкъ, изъ нихъ главный контингентъ составляли дти купцовъ, и преимущественно иностранцевъ, имвшихъ въ Москв или фабрики или, же богатые магазины на лучшихъ улицахъ города, насъ, полныхъ пансіонеровъ, было человкъ 50, остальные же состояли полупансіонерами, т.-е. приходили къ урокамъ въ 8 часовъ утра и возвращались домой въ 7 часовъ вечера, Боткинъ принадлежалъ къ этому послднему разряду. Пансіонъ пользовался въ Москв отличной репутаціей и дйствительно оправдывалъ ее прекрасной постановкой преподаванія, чего достигалъ Эннесъ, умло вербуя талантливыхъ учителей среди молодыхъ кандидатовъ, окончившихъ курсъ московскаго университета. Благодаря этому обстоятельству, рдкій годъ изъ его воспитанниковъ не поступало нсколько въ университетъ, а изъ бывшихъ въ мое время многіе, кром Боткина, сдлались впослдствіи профессорами, такъ: Беккеръ, Колли, Шестовъ (бывшій лейбъ-медикъ покойнаго наслдника престола Николая Александровича) и др., московскій профессоръ Герье тамъ же получилъ свое среднее образованіе, только поздне описываемаго времени. Самъ же Эннесъ не внушалъ въ воспитанникахъ къ себ уваженія своими познаніями, преподавая въ среднихъ классахъ самымъ рутиннымъ способомъ древнюю исторію на французскомъ язык. Родомъ онъ былъ эльзасецъ и взялъ пансіонъ уже организованнымъ и прославленнымъ отъ своего предшественника Чермака. Во время нашего ученія ему было за 40 лтъ, онъ отличался большою суровостью съ учениками и даже съ лучшими не допускалъ никогда ни ласковой шутки, ни добродушнаго разговора, поэтому вс его боялись и не’любили, притомъ и наружность его была не изъ симпатичныхъ: некрасивый, убгающій назадъ и постоянно строго наморщенный лобъ, густыя брови, изъ-подъ которыхъ всегда жестко и непривтливо смотрли сердитые зеленые глаза. Ученики звали его чирьемъ и съ большимъ состраданіемъ относились къ его рыженькой, худенькой жен, вчно молчаливой и казавшейся забитой, нашему дтскому воображенію представлялось, какъ тяжело должно было ей жить съ такимъ тираномъ. Дисциплина въ пансіон соблюдалась при посредств самого Эннеса и 5 надзирателей, крупныхъ шалостей между нами не бывало, за обычныя же дтскому возрасту нарушенія субординаціи и за плохое приготовленіе уроковъ виновные подвергались оставленію безъ чая, безъ послдняго блюда за обдомъ, запрещенію играть съ товарищами во время рекреацій и наконецъ удержанію ученика въ пансіон на праздники, ни карцера, ни розогъ, бывшихъ тогда въ большомъ ходу въ среднеучебныхъ заведеніяхъ, у Эннеса не полагалось.

Я не стану подробно слдить за пансіонскимъ ученьемъ Боткина, тмъ боле, что на него, какъ проводившаго въ школ только часы уроковъ, а остальные — дома, въ воспитательномъ отношеніи продолжала въ хорошемъ направленіи воздйствовать и счастливая домашняя обстановка, но не могу не упомянуть о тхъ учителяхъ, которые пользовались особымъ уваженіемъ со стороны учениковъ и имли на большинство изъ насъ, а въ томъ числ и на Боткина, хорошее и не временное, а прочное вліяніе. Учителемъ русскаго языка мы застали нкоего Ал. И. Иванова, талантливаго преподавателя, который привлекалъ къ себ умньемъ даже грамматическіе уроки длать интересными и рдкою мягкостью въ обращеніи, къ сожалнію, онъ пилъ запоемъ, часто не приходилъ на уроки и умеръ въ первый же годъ нашего поступленія въ пансіонъ. Его вс очень любили, и наше дтское горе выразилось между прочимъ тмъ, что мы встртили весьма недоброжелательно преподавателя, занявшаго его мсто, а этотъ новый учитель былъ Александръ Николаевичъ Афанасьевъ, извстный впослдствіи собиратель древнерусскихъ преданій и народныхъ сказавъ, глубокій знатокъ русской литературы, оставившій посл себя почетное имя разработкою русской библіографіи. Онъ къ намъ попалъ учительствовать прямо съ университетской скамьи, былъ чрезвычайно робокъ и конфузливъ и совсмъ не умлъ обращаться съ учениками послдніе тотчасъ же подмтили его конфузливость и съ свойственной своему возрасту жестокостью мучили и тиранили его на урокахъ и часто доводили его до того, что онъ, чуть не со слезами на глазахъ умолялъ ихъ быть посмирне и посерьезне въ класс. Даже впослдствіи, когда мы были въ старшихъ классахъ и оцнили его какъ прекраснаго преподавателя, мы были не безгршны въ этомъ отношеніи и позволяли себ съ Афанасьевымъ многое, на что не рискнули бы съ другими учителями, зная, что онъ при своей голубиной кротости никогда не ршится наказать никого. Особенно изощрялись мы въ русскихъ сочиненіяхъ, которыя Афанасьевъ задавалъ намъ часто, предоставляя выборъ предмета собственному нашему усмотрнію, тутъ ужъ мы давали полный просторъ своей фантазіи и старались перещеголять другъ друга въ вымысл и остроуміи, нкоторые подавали даже ему сочиненія, иллюстрируя ихъ рисунками на поляхъ тетради. Помню слдующій случай именно съ Боткинымъ. Однажды, когда мы были въ 3-мъ класс, пріхалъ правительственный инспекторъ для надзора за частными школами, избиравшійся всегда изъ университетскихъ профессоровъ, въ данномъ случа это былъ извстный ботаникъ, Фишеръ фонъ-Вальдгеймъ, очень почтенный и добрый старичекъ, въ нашъ классъ попалъ онъ на латинскій урокъ и, прослушавъ наши отвты, обратился къ Боткину, какъ сидвшему къ нему ближе прочихъ, съ вопросомъ, что было на предыдущемъ урок, и узнавъ, что русскій языкъ, и именно разборъ поданныхъ сочиненій, попросилъ Боткина показать свою тетрадь, а Боткинъ только что получилъ высшій баллъ за сочиненіе ‘Изслдованіе о происхожденія водки, называемой ерофеичемъ’, инспекторъ взялъ тетрадь, долго и внимательно читалъ твореніе Боткина и, возвращая ему обратно, замтилъ ему топотомъ: ‘изложеніе у васъ прекрасное, только жаль, очень жаль, что вы выбрали себ такой неподходящій сюжетъ’. Безспорно все-же, что Афанасьовъ былъ однимъ изъ лучшихъ нашихъ учителей, занимался съ нами съ увлеченіемъ и съумлъ во многихъ изъ насъ посять любовь и интересъ въ русской словесности, исторію которой онъ преподавалъ намъ въ старшемъ класс. Кром того мы учили у него русскую исторію по запискамъ, составленнымъ имъ для насъ.

Другой талантливый нашъ учитель былъ математикъ, Ю. К. Давидовъ, старшій братъ знаменитаго віолончелиста, сдлавшійся потомъ профессоромъ математики въ московскомъ университет, тогда онъ самъ только что кончилъ университетскій курсъ, былъ молодой человкъ, скромный и деликатный въ обращеніи съ учениками, умвшій вселить въ нихъ уваженіе и къ себ и къ преподаваемой наук своими глубокими познаніями и замчательной ясностью изложенія, жаль только, что мы попали въ его руки лишь тогда, когда находились въ старшемъ класс. Но самымъ большимъ нашимъ фаворитомъ была 3-я звзда пансіона — преподаватель всеобщей исторіи, Иванъ Кондратьевичъ Бабстъ, тоже молодой кандидатъ университета, а впослдствіи извстный профессоръ политической экономіи, сначала въ казанскомъ, а потомъ въ московскомъ университет, онъ былъ однимъ изъ способнйшихъ учениковъ Грановскаго, владлъ отлично даромъ слова и вообще вншнимъ блескомъ своихъ уроковъ затмвалъ Афанасьева и Давидова и дйствовалъ особенно обаятельно на полудтскія и не вполн сложившіяся головы учениковъ, хотя уже и тогда можно было подмтитъ, что онъ лниве своихъ двухъ товарищей, ибо часто манкировалъ своими уроками, любилъ болтать съ нами обо всемъ и входить въ интересы разныхъ вашихъ школьныхъ событій чуть ли не за эти его недостатки и нкоторую распущенность мы любили его еще больше, чмъ за его истинныя и несомннныя достоинства, какъ преподавателя. Если же къ этимъ 3-мъ первокласснымъ учителямъ прибавить еще Фелькеля и Клина, учителей латинскаго и греческаго языковъ, и Шора, учителя французскаго языка, которые вс трое состояли одновременно и лекторами въ университет и, стало быть, были опытные и дипломированные лингвисты, то всякому станетъ ясно, что пансіонъ Эннеса заслуженно пользовался своей репутаціей отличнаго образовательнаго учрежденія, и мы ему обязаны очень многимъ. Съ такими преподавателями ученіе давалось намъ безъ особеннаго труда и ни о какомъ переутомленіи не могло быть рчи. Боткинъ учился прекрасно и считался однимъ изъ лучшихъ учениковъ въ класс, особенную склонность онъ обнаруживалъ къ математик, и Давидовъ, замтивъ его способности, съ любовью развивалъ ихъ и поддерживалъ въ немъ намреніе отдаться всецло математическимъ наукамъ, я же былъ слабъ у Давидова, но зато преуспвалъ въ языкахъ, и особенно у Афанасьева Боткинъ импонировалъ товарищамъ не однимъ своимъ умственнымъ превосходствомъ, онъ ихъ подкупалъ рдкимъ добродушіемъ, беззлобіемъ, своимъ остроуміемъ и всегда ровнымъ характеромъ, за вс эти качества я привязался къ нему со всей горячностью моего юнаго сердца и чрезвычайно гордился его дружбою. Кром того, онъ обладалъ и замчательной физической силой, что въ нашемъ тогдашнемъ возраст занимало немаловажное значеніе въ томъ уваженіи, которымъ онъ отъ всхъ пользовался. Въ памяти у меня остался одинъ случай, особенно прославившій Боткина въ этомъ отношеніи. Когда мы находились уже во 2-мъ класс, 3-й классъ ополчился на одного изъ своихъ товарищей, Ф. (не называю его по имени, потому что онъ здравствуетъ, пользуясь въ Петербург почетнымъ положеніемъ, и огласка одного изъ эпизодовъ его дтской жизни могла бы быть ему непріятной), мальчика очень прилежнаго и способнаго — за то, что онъ ни за что не хотлъ принять участіе въ какой-то школьной махинаціи противъ одного изъ учителей, его стали преслдовать на каждомъ шагу, и мальчику просто не стало житья въ класс, а въ то же время и выйти изъ пансіона было невозможно, такъ какъ его родители не имли никакихъ средствъ, и онъ воспитывался Эннесомъ чуть ли не даромъ. Узнавъ объ этомъ, Боткинъ взбунтовалъ всхъ своихъ одноклассниковъ и убдилъ ихъ вступиться за бдного Ф., сначала посланы были отъ насъ парламентеры уговорить 3-й классъ помириться съ Ф., а когда они вернулись, выгнанные и оскорбленные тмъ, что насъ просятъ не вмшиваться не въ свое дло, тогда ршено было образумить 3-й классъ силой, произошло генеральное побоище, на которомъ побда осталась за нами, исключительно благодаря сил Боткина.

Въ бытность нашу во 2-мъ класс Боткинъ сталъ меня уговаривать не кончать полнаго пансіонскаго курса, а сдлать, какъ онъ, т.-е. прямо изъ этого класса поступить въ московскій университетъ, сначала я было возражалъ, что къ этому сроку мн не будетъ еще 16-ти лтъ, а потому университетъ можетъ меня не допустить къ вступительнымъ экзаменамъ, но соблазнъ поскоре попасть въ студенты и нежеланіе разстаться съ моимъ лучшимъ другомъ были такъ велики, что я безъ большихъ колебаній согласился пойти на рискъ и заявилъ о томъ Эннесу. Послдній подолгу и не разъ пробовалъ меня отклонить отъ этого намренія и, видя безуспшность своихъ уговариваній, написалъ въ Иркутскъ къ моему отцу, что находитъ меня слишкомъ юнымъ для университета и совтуетъ еще годъ выдержать въ пансіон, но отецъ, подъ вліяніемъ моихъ убдительныхъ и пылкихъ писемъ, согласился не препятствовать моему намренію и предоставилъ мн дйствовать по моему усмотрнію. Такимъ образомъ моя участь ршилась. Кром Боткина и меня, въ этомъ 1850 году собирались изъ пансіона поступить еще два воспитанника изъ окончившихъ полный пансіонскій курсъ: Шоръ и Кнерцеръ. Въ печати уже не разъ сообщалось, что Боткинъ готовился быть математикомъ, а сдлался врачемъ по невол, единственно въ силу постановленія императора Николая, желавшаго ограничить число лицъ съ высшимъ образованіемъ въ Россіи, съ этою цлью разршенъ былъ свободный доступъ только на медицинскій факультетъ (будто страна наша нуждалась въ однихъ лишь медикахъ!), на остальные же факультеты — принимать лишь лучшихъ воспитанниковъ казенныхъ гимназій. На примръ Боткина, между прочимъ, указываютъ какъ на доказательство, въ какой степени слабо развито у поступающихъ въ университетъ сознательное отношеніе къ выбору спеціальности, и въ то же время какъ на опроверженіе, что для медицинской профессіи требуется особенное призваніе, я могу еще рельефне подчеркнуть этотъ примръ, добавивъ, что изъ насъ 4-хъ, поступившихъ отъ Эннеса въ университетъ, одинъ лишь Шоръ шелъ по доброй вол на медицинскій факультетъ, Бнерцеръ же, какъ и Боткинъ, стремился къ изученію высшей математики, а я мечталъ для себя объ юридическомъ факультет, и только монаршая воля объединила насъ всхъ на медицин, конечный же результатъ этого насилія надъ нашими склонностями вышелъ самый неожиданный. Боткинъ, Кнерцеръ и я привязались къ медицин и остались врными ей до конца нашего поприща, тогда какъ Шоръ, этотъ единственный среди насъ врачъ по призванію, очень способный и во всхъ отношеніяхъ прекрасный юноша, кончившій медицинскій курсъ съ отличіемъ, вскор разочаровался въ своей профессіи и бросилъ медицину, впослдствіи онъ былъ акцизнымъ чиновникомъ, а умеръ членомъ петербургской таможни, оставивъ при этомъ посл себя самую безупречную память, какъ необыкновенно честный и неутомимый работникъ.

0x01 graphic

По окончаніи учебнаго пансіонскаго года, т. е. въ ма, мы тотчасъ же сообща вчетверомъ стали готовиться по университетской программ къ вступительнымъ экзаменамъ и, съ разршенія Эннеса, сходились для того въ помщеніи пансіона, гд отведена была съ этой цлью комната. Работать намъ приходилось много, потому что пансіонскій курсъ не былъ согласованъ съ университетской программой и оставлялъ въ нашихъ знаніяхъ крупные проблы. Особенно смущала Боткина и меня физика, изученіе которой начиналось только во 2-мъ класс пансіона и едва доводилось до одной четверти требуемаго. Шоръ и Кнерцеръ, хотя и прошедшіе полный курсъ физики, оказались сами недостаточно сильными, чтобы руководить нами въ дальнйшемъ знакомств съ этой наукой, а потому, по нашей просьб. Давидовъ рекондовалъ намъ медицинскаго студента 5-го курса, Рубинштейна, старшаго брата знаменитыхъ Антона и Николая Рубинштейновъ, который очень старательно занялся нами и въ короткое время подготовилъ насъ довольно удовлетворительно, Боткинъ все усвоивалъ необыкновенно быстро, меня же и тутъ выручила отличная память. Рубинштейнъ нанималъ себ на лто дачную комнатку гд-то за Бутырской заставой, ходить къ нему составляло для насъ цлое путешествіе черезъ всю Москву, и я съ наслажденіемъ вспоминаю объ этихъ длинныхъ походахъ въ нашей вчно весело настроенной компаніи, часто, утомленные длиннымъ путемъ по знойнымъ улицамъ и проголодавшись, мы дорогой покупали у разносчика печеныя яйца и ситный хлбъ и, сдлавши привалъ на лавочк у воротъ какого нибудь дома, съ великимъ аппетитомъ тутъ же да улиц уничтожали свой незатйливый завтракъ.

Въ послднихъ числахъ іюля мы всей нашей компаніей отправились въ правленіе университета подавать прошеніе о допущеніи насъ къ экзаменамъ, вс шли весело, только у меня скребло на сердц: а вдругъ мн откажутъ по недостиженію законнаго возраста и разлучатъ съ друзьями?.. Дйствительно, прошенія моихъ товарищей были приняты, мн же пришлось вступить въ переговоры съ однимъ правленскимъ чиновникомъ, который за 3-хърублевую бумажку взялся быть моимъ благодтельнымъ геніемъ и написать въ моемъ прошеніи, что мн исполнилось 16 лтъ, успокоивая меня тмъ, что никому не придетъ въ голову проврять мои года по приложенному метрическому свидтельству, это была первая взятка, данная мною въ жизни — и она безъ дальнихъ помхъ открыла мн двери университета.

На экзаменахъ долго останавливаться не буду, они прошли для насъ очень хорошо, Боткинъ особенно отличился на математическомъ испытаніи, а меня расхвалилъ проф. Буслаевъ, экзаменовавшій изъ русской словесности, и сказалъ, обратившись къ ассистентамъ-профессорамъ: ‘Вотъ жаль, что не поступаетъ на филологическій факультетъ’.— Маленькая запинка случилась съ Боткинымъ только на экзамен изъ географіи — предмет, приводившемъ всхъ насъ четверыхъ въ немалый конфузъ. Въ пансіон преподавалъ географію на нмецкомъ язык очень вялый учитель, и мы на его урокахъ занимались всегда чмъ нибудь постороннимъ, а потому при выход изъ пансіона были разв немного боле свдущи, чмъ Митрофанъ Простаковъ. Идти съ такими знаніями на университетскій экзаменъ было жутковато и рисковало, если бы насъ не подбодряло то обстоятельство, что экзаменаторомъ назначенъ былъ проф. Кудрявцевъ, котораго Боткинъ, близко зная его лично, аттестовалъ намъ, какъ человка въ высшей степени добраго, притомъ же мы одновременно у него должны были сдавать экзаменъ изъ всеобщей исторіи и надялись, что намъ удастся подкупить его въ свою пользу прекрасной подготовкой нашей изъ послдняго предмета. Однако наканун экзамена Боткинъ раздобылся у опытныхъ людей какимъ-то весьма краткимъ географическимъ учебникомъ Гейма, и мы поршили посвятить всю ночь его изученію. Я уже тогда перехалъ изъ пансіона и жилъ на Мясницкой въ подвальномъ этаж. Въ 9 часу вечера товарищи сошлись у меня и горячо принялись долбить тощую книженку, но Боткина разобрала такая тоска при заучиваніи сухой номенклатуры, что мы не покончили еще съ Европой, какъ онъ ужъ завалился на мою кровать и захраплъ, и сколько разъ мы ни принимались его расталкивать, проспалъ невиннйшимъ сномъ вплоть до утра. На экзамен ему достался билетъ о греческомъ королевств, и онъ сразу брякнулъ такую несообразность, что Кудрявцевъ махнулъ отчаянно рукой, сказавши: ну, хорошо, хорошо, довольно, садитесь’.

Но въ общемъ, повторяю, экзамены наши были сданы удовлетворительно, и черезъ нсколько дней мы съ восторгомъ узнали, что приняты въ число студентовъ московскаго университета.

ГЛАВА II.
Университетъ, инспекція, профессора, эпизодъ въ нашей жизни, вызванный крымской войной.

Университеты переживали въ конц царствованія императора Николая I, какъ извстно, тяжелые годы, мы же какъ разъ попали въ этотъ печальный періодъ ихъ исторіи, а именно, поступили въ август 1850 г. и кончили въ апрл 1855 г., то есть съ небольшимъ мсяцъ спустя посл смерти императора Николая, когда перемна царствованія еще не успла обнаружиться въ стнахъ университета боле мягкимъ отношеніемъ къ разсадникамъ высшаго образованія въ Россіи. Сугубая вншняя формалистика господствовала во всхъ мелочахъ, и мы почувствовали ее на первыхъ же шагахъ. Лишь только мы облеклись въ студенческую форму — мундиръ, шпагу и крайне неудобную треуголку, инспекторъ собралъ всхъ, поступившихъ на 1-й курсъ, въ большую актовую залу, прочелъ наставленіе объ обязательныхъ для студентовъ правилахъ благонравія, распушивъ многихъ за противозаконную длину волосъ, подробне всего остановился на томъ, какъ мы должны отдавать честь на улицахъ своему начальству и военнымъ генераламъ, а именно, не доходя до нихъ на 3 шага, становиться во фрунтъ и прикладывать руку къ шляп, и въ заключеніе заставилъ насъ каждаго, вызывая по списку, пройти мимо него и отдать ему честь, тотъ, кто продлывалъ это неправильно, безъ достаточной граціи и военной ловкости, долженъ былъ возвращаться назадъ и до тхъ поръ повторять свое церемоніальное прохожденіе мимо инспектора, пока не заслуживалъ его полнаго одобренія. Это была, можно сказать, первая наша лекція въ университет. Попечителемъ университета все время при насъ былъ генералъ З. И.

Изъ моихъ воспоминаній о Серг Петрович Боткин 1).

ГЛАВА I.Свднія о семь Боткина.— Мое знакомство съ нимъ.— Пансіонъ Эннеса и школьныя воспоминанія.

ГЛАВА II.Университетъ, инспекція, профессора, эпизодъ въ нашей жизни, вызванный крымской войной.

Читайте также:

Изъ моихъ воспоминаній о Серг Петрович Боткин ¹).

ГЛАВА I.
Свднія о семь Боткина.— Мое знакомство съ нимъ.— Пансіонъ Эннеса и школьныя воспоминанія.

ГЛАВА II.
Университетъ, инспекція, профессора, эпизодъ въ нашей жизни, вызванный крымской войной.