Граф Михаил Тариелович Лорис-Меликов, Белоголовый Николай Андреевич, Год: 1888

Время на прочтение: 50 минут(ы)
Н. А. Белоголовый. Воспоминанія и другія статьи
Изданіе Литературнаго фонда. СПб, 1901

Графъ Михаилъ Таріеловичъ Лорисъ-Меликовъ.
1878—1888.

I.

Обстоятельства сблизили меня за границею съ графомъ Лорисомъ на склон его жизни, въ послдніе четыре года ея, и я считаю до нкоторой степени своимъ нравственнымъ долгомъ передать мои воспоминанія и кой-какія данныя о немъ русскимъ читателямъ, такъ какъ онъ представлялся личностью далеко не заурядною, одно время очень популярною у насъ и сыгравшею видную, хотя и кратковременную, роль въ нашей исторіи послднихъ лтъ. Я отнюдь не имю въ виду писать его біографіи, для этого у меня нтъ достаточно матеріала, ни тмъ мене длать анализъ и оцнку его служебной и государственной дятельности, для которыхъ еще не наступило, да и врядъ ли скоро наступитъ время, а просто намренъ подлиться моими личными впечатлніями и тми біографическими свдніями, остающимися до сихъ поръ неизвстными публик, которыя я узналъ непосредственно отъ покойнаго при частыхъ моихъ бесдахъ съ нимъ.
Въ первый разъ я увидлъ графа еще въ апрл 1878 г. въ Петербург, куда онъ пріхалъ по окончаніи войны и вскор пожелалъ посовтоваться со мной о своемъ здоровь, я былъ какъ разъ въ это время такъ занятъ, что вначал отказался было къ нему пріхать, за неимніемъ свободнаго времени, и согласился только нкоторое время спустя и посл настойчиваго повторенія приглашенія. Жилъ онъ тогда въ небольшой квартир 3-га этажа дома Васильевой на Сергіевской улиц. Свиданіе это имло чисто дловой характеръ, и разговоръ нашъ ни разу не выходилъ за черту своей медицинской цли, но помню, что и тогда графъ очень пріятно поразилъ меня своимъ искрящимся умомъ и безъ искуственной простотою обращенія. Я осмотрлъ его, нашелъ нсколько затронутыя стародавнимъ, но повидимому остановившимся процессомъ легкія, хроническій катарръ дыхательныхъ втвей, и въ виду этого, а также наклонности къ частымъ кровохарканіямъ сдлалъ нужныя медицинскія указанія для предотвращенія ухудшеній на будущее время, а затмъ, признавъ въ общемъ итог состояніе здоровья довольно удовлетворительнымъ, распрощался — и на этомъ знакомство наше остановилось.

I.

Слдующая встрча наша произошла въ 1884 году при совершенно иной обстановк. За эти 6 лтъ для насъ обоихъ много утекло воды, не только въ судьб графа, но и въ моей случилась капитальная перемна, для объясненія которой я долженъ, несмотря на нежеланіе занимать своей особой, сказать нсколько словъ о самомъ себ. Занимаясь не въ мру т.-е. не по своимъ силамъ, практикою въ Петербург, я, къ концу 26-ти лтія своей медицинской дятельности, вдругъ, что называется, надорвался, почувствовалъ ясные признаки мозгового переутомленія и лтомъ 1879 года выхалъ за границу съ надеждою, что одного года отдыха отъ утомительной практики вполн будетъ достаточно, чтобы меня освжить и снова подвинтить на работу. Я очень скучалъ отъ этого продолжительнаго перерыва въ привычныхъ занятіяхъ, и насилу дождавшись окончанія срока, положеннаго на праздношатаніе, уврилъ себя, что я совсмъ отдохнулъ и къ сентябрю 1880 года вернулся въ Петербургъ, но едва только принялся за практику, какъ тотчасъ же долженъ былъ убдиться, что моя псня, какъ медицинскаго работника, была спта и что я безвозвратно утерялъ то нравственное равновсіе, которое необходимо врачу для добросовстнаго исполненія его обязанностей, всякій пустякъ меня не только волновалъ, но и злилъ, и я съ отчаяніемъ видлъ, какъ изъ невозмутимаго и очень терпливаго человка я становлюсь нервнымъ и раздражительнымъ и не въ состояніи силою воли справляться съ этимъ превращеніемъ. Когда для меня стало ясно, какъ дважды два, что доле я практиковать не могу, я ршился на радикальную мру и весной 1881 года выхалъ на безсрочное время въ заграницу, находя, что отказаться отъ практики и вмст съ тмъ не покидать Россіи, было бы задачей неразршимой при моемъ ‘характер, не умя ни отказывать больнымъ, ни вести дла, спустя рукава, я заблагоразсудилъ совсмъ удалиться, спасая не только себя, но и моихъ многочисленныхъ паціентовъ отъ врача, утратившаго вру въ самого себя. Многіе могутъ найти мой поступокъ эгоистичнымъ, мн же онъ представляется совсмъ не такимъ, но оправдываться не буду, да и притомъ здсь рчь идетъ не обо мн.
Перемна, постигшая графа Лориса за эти шесть лтъ, была еще несравненно разительне, и имя въ виду, что она боле или мене всмъ извстна, излагать ее было бы излишне. Онъ тоже съ 1881 года былъ не у длъ и тоже съ расшатанными силами мыкался по лицу западной Европы, ища возстановленія ихъ. Никакъ нельзя сказать про него, чтобы онъ переносилъ охотно и легко свое выселеніе изъ Россіи и не старался избжать его, такъ, зиму 1888—1884 года онъ всю провелъ въ Петербург, но уже въ начал ея, а именно въ декабр, схватилъ какую-то лихорадочную инфекціонную болзнь, то-ли тифъ, то-ли возвратную горячку, и къ которой, какъ осложненіе, присоединилось подострое воспаленіе верхушки лваго легкаго, такъ что съ декабря по 20-ыя числа апрля пролежалъ въ постели и съ наступленіемъ первыхъ весеннихъ дней, по совту проф. Боткина, прямо съ кровати былъ перевезенъ въ вагонъ варшавской желзной дороги и отправленъ въ Висбаденъ съ тмъ, чтобы на зиму перехать въ Ниццу. Привожу этотъ фактъ, какъ доказательство, что графъ проживалъ за границей вслдствіе своего разстроеннаго здоровья, а никакъ не по доброй вол, какъ это утверждали многіе, упрекавшіе его въ абсентеизм — и почти наврное можно сказать, что только благодатный климатъ юга позволилъ ему протянуть свою жизнь на нсколько лишнихъ лтъ, а оставайся онъ въ Петербург — его раньте не было бы въ живыхъ.
Вотъ посл этого то его вызда въ 1684 году изъ Петербурга, я съ женой, въ іюн, тоже попалъ въ Висбаденъ съ тмъ, чтобы прожить тамъ лто и начало осени до переселенія въ Ментону, мсто моей тогдашней зимовки. Просматривая однажды листокъ для прізжихъ, я увидлъ въ числ русскихъ фамилій — фамилію графа Лориса и зашелъ къ нему, чтобы возобновить наше знакомство. Жилъ онъ далеко отъ меня, на противоположномъ конц города, занимая небольшую меблированную квартиру, содержимую петербургской нмкой Франкъ, и отъ нея же пользовался столомъ, вся обстановка жизни была на холостую ногу, при немъ находился только его русскій лакей, а вся семья проводила лто въ Гомбург, въ полутора часахъ зды по желзной дорог отъ Висбадена, и графиня съ дочерьми изрдка прізжала навстить мужа. Принялъ онъ меня очень привтливо, какъ стараго знакомаго, и съ этого же свиданія между нами установились сразу самыя искреннія и дружескія отношенія, чему, вроятно, не мало способствовало нкоторое сходство въ нашемъ подневольномъ скитаніи вдали отъ родины, хотя я и чувствую очевидное преувеличеніе, приравнивая мою скромную дятельность и незамтное существованіе къ такому видному кораблю, какимъ былъ гр. Лорисъ. Помню, что онъ меня встртилъ словами: ‘Я слышалъ, что вы очень скучаете, а тоже, давайте, составимъ, какъ говоритъ Шекспиръ, одно горе: вдвоемъ намъ и скучать будетъ веселе’. И затмъ съ устъ его полилась такая искренняя, скорбная рчь о своей безцльной, праздной жизни въ настоящемъ, такая откровенная исповдь своихъ промаховъ и ошибокъ въ прошломъ, что разстояніе, отдлявшее насъ, тотчасъ же рушилось, и я увидлъ передъ собой не царедворца, не важную персону, а обыкновеннаго человка, безъ всякой драпировки и фразъ, въ его неподдльной натур, близко родственной мн по духу, и почувствовалъ къ нему неодолимое влеченіе. Теперь, когда графа уже нтъ въ живыхъ, и я не разъ задавалъ себ вопросъ, какъ могла завязаться такая дружеская короткость, полная молодого увлеченія, между двумя пожилыми людьми съ столь противоположными темпераментами, между графомъ съ его южной, живой и экспансивной натурой и мною, сыномъ ледяной Сибири, замкнутымъ и несообщительнымъ, между веселымъ и остроумнымъ аиняниномъ и суровымъ аскетическимъ спартанцемъ?— я долженъ признать безъ всякаго самоуничиженія, что въ данномъ случа Кавказъ покорилъ Сибирь’ а не на оборотъ, и что весь дятельный починъ въ установк правды и естественности между нами долженъ быть цликомъ ^отнесенъ къ графу. Не могу знать, чмъ онъ дорожилъ во мн, я же въ немъ, помимо разносторонняго и пріятнаго ума, высоко цнилъ его человчность, его горячую вру въ прогрессъ, его простоту и честность въ отношеніяхъ. Не смотря на его типичную армянскую вншность, въ внутреннемъ его склад не было ничего инородческаго, говорилъ онъ превосходнымъ русскимъ языкомъ съ печатью литературной обработки, хотя нердко уснащивалъ его разными простонародными поговорками, въ род, наприм., ‘тара бара, крута гора’, ‘мели, Емеля, твоя недля’, и т. п., за русской литературой онъ слдилъ съ большою любовью, до послдняго времени удерживалъ въ памяти множество стиховъ Пушкина, Лермонтова, Некрасова и др. и нердко цитировалъ ихъ въ разговор, любилъ также приводить остроумныя изреченія Салтыкова, котораго былъ большимъ поклонникомъ. Хотя онъ и горячо любилъ свою кавказскую родину, но любовь эта была отодвинута на второй планъ въ его сердц, первое же мсто въ немъ занимала Россія, какъ цлое, и графа смло можно было назвать русскимъ патріотомъ въ лучшемъ значеніи слова. Ничмъ не отличаясь отъ русскаго образованнаго человка, онъ лишенъ былъ одного изъ крупныхъ національныхъ недостатковъ его, а именно, въ немъ не было того мелочнаго самолюбія, которое безпрестанно у насъ приводитъ къ тому, что умные и въ сущности совсмъ единомышленные люди легко готовы изъ-за самаго пустого слова или ничтожнаго пререкательства разсориться, сдлаться чуть не вчными и непримиримыми врагами и пожертвовать, такимъ образомъ, интересами коллективнаго блага — пустой личной обид, самому мелкому недоразумнію. Графъ же отличался, напротивъ, терпимостью къ чужимъ мнніямъ, не былъ мелочно обидчивъ и, не считая себя непогршимымъ, всегда спокойно и внимательно выслушивалъ возраженія, это, вроятно, и дало поводъ обвинять его характеръ въ чрезмрной гибкости, податливости и даже въ азіатской хитрости что было, по моему мннію, совершенно несправедливо, ибо’ охотно выслушивая всякія мннія, онъ оставался на рдкость устойчивъ въ своихъ основныхъ убжденіяхъ и его нельзя было сбить съ нихъ. Терпимость же къ постороннимъ и часто враждебнымъ ему взглядамъ, напротивъ, служила лучшимъ признакомъ той ширины ума, которая и длала изъ него истиннаго государственнаго человка, преслдующаго главную намченную имъ государственную цль, не позволяя отвлекать себя отъ нея никакими второстепенными препятствіями и меньше всего уколами личнаго самолюбія. По политическимъ своимъ убжденіямъ это былъ умренный постепеновецъ, который не мечталъ ни о какихъ коренныхъ переворотахъ въ государственномъ стро и признавалъ ихъ положительно пагубными въ неподготовленныхъ обществахъ, во, непоколебимо вруя въ прогрессъ человчества и въ необходимость для Россіи примкнуть къ его благамъ, крпко стоялъ на томъ, что правительству необходимо самому поощрять постепенное развитіе общества и руководить имъ въ этомъ направленіи. Поэтому онъ былъ за возможно широкое распространеніе народнаго образованія, за нестсняемость науки, за расширеніе и большую самостоятельность самоуправленія и за привлеченіе выборныхъ отъ общества къ обсужденію законодательныхъ вопросовъ въ качеств совщательныхъ членовъ. Дальше этого его реформативные идеалы не шли и они, съ точки зрнія западнаго европейца, едва ли могутъ быть названы иначе, какъ весьма скромными и узкими, у насъ же реакціонная печать нашла ихъ чуть не революціонными и, окрестивъ ихъ названіемъ лже-либеральныхъ, осыпала графа глумленіемъ, стараясь выставить его чуть не врагомъ отечества. Нельзя не добавить, что ко всмъ этимъ преслдованіямъ и клеветамъ самъ онъ относился очень благодушно и незлобиво и однажды выразился по этому поводу такъ: ‘Далась же имъ эта диктатура сердца! И неужели Катковъ серьезно думаетъ меня уязвить такой лестной кличкой, которою, на самомъ дл, я могу лишь гордиться и особенно въ такое жесткое и злобствующее время, какъ наше? Да вдь я бы почелъ для себя самой величайшей почестью и наградой, если бы на моемъ могильномъ памятник, вмсто всякихъ эпитафій, помстили только одну эту кличку’.
Черезъ день посл моего перваго посщенія графъ захалъ ко мн на квартиру, познакомился съ моей женой и высказалъ снова такое искреннее желаніе сойтись покороче, что мы стали видаться довольно часто. Въ это лто себя онъ чувствовалъ настолько порядочно, что всякій день вызжалъ и, обыкновенно выйдя изъ экипажа, прохаживался нкоторое пространство пшкомъ. Положеніе его тогда было еще не выяснено и трудно было считать его окончательно сошедшимъ со сцены, а потому знакомствомъ его дорожили, и онъ рдко бывалъ дома одинъ, въ Висбаден проживало много русскихъ, и большинство изъ нихъ, время отъ времени, извщало его, а изъ старыхъ знакомыхъ не мало было такихъ, которые зазжали въ Висбаденъ нарочно для свиданія съ нимъ. Лечившіеся въ этотъ сезонъ въ Висбаден датскій и греческій короли и прізжавшій къ нимъ въ гости принцъ Уэльскій также побывали у него, не разъ встрчалъ явь его кабинет принца нассаускаго Николая и супругу его — графиню Моренбергъ, дочь поэта Пушкина. Я, какъ человкъ мало общественный, не особенно охотно заходилъ къ графу, зная, что у него неизбжно наткнешься на какое, нибудь новое знакомство, а потому тмъ боле бывалъ радъ, когда его ландо подъзжало подъ балконъ моей квартиры, и онъ вызывалъ меня, чтобы узнать, дома ли я и можно ли съ часокъ поболтать?— тогда можно было съ нимъ бесдовать по душ, не стсняясь присутствіемъ незнакомыхъ лицъ.
Къ осени мы такъ сдружились, что когда подошло время разставаться и перекочевывать на наши зимнія стоянки, графъ сталъ поговаривать о томъ, что онъ хочетъ измнить Ницц и поселиться у насъ въ Ментон, и очень огорчился, когда я возсталъ противъ этого плана на томъ основаніи, что онъ въ Ментон наврное скоро соскучится. Между образомъ жизни Ниццы и Ментоны разница огромная, первая — большой, оживленный городъ, нчто въ род обширнаго международнаго каравансарая, вчно кишащаго не столько трудными больными, сколько или туристами, или страстными игроками въ рулетку, или, наконецъ, богатыми и праздными людьми, ищущими теплаго солнца и вчнаго лта въ роскошной рамк живописной природы и при всевозможныхъ удобствахъ и развлеченіяхъ большого города, тогда какъ Ментона есть скоре ничто иное, какъ госпиталь, переполненный тяжелыми и по чти исключительно чахоточными больными, дни которыхъ боле или мене сочтены, и все вниманіе, какъ ихъ -самихъ, такъ и сопровождающихъ ихъ больныхъ, поглощено леченіемъ и наблюданіемъ за уходомъ. Покуда воздухъ нагрвается горячимъ солнцемъ, вс эти изможденные болзнью страдальцы, изъ которыхъ 3/4 приговорено къ близкой смерти, бродятъ, какъ дантовскія тни, по улицамъ или набережной городка, или сидятъ на скамейкахъ общественнаго сада, или даже посщаютъ другъ друга, но какъ только солнце начинаетъ приближаться къ закату, они спшатъ закупориться въ своихъ квартирахъ и отеляхъ, и зимой Ментона съ 4-хъ часовъ вечера превращается въ совершенно пустынный и мертвый городъ. Мн, при моихъ наклонностяхъ, такая жизнь была совсмъ по вкусу, но оказалось боле чмъ сомнительнымъ, чтобы графъ, съ его живымъ и общительнымъ нравомъ могъ удовлетвориться такой меланхолической и однообразной обстановкой и самъ не впасть въ хандру. И онъ убдился резонностью этихъ доводовъ, и мы разъхались по своимъ зимнимъ станціямъ, условившись, что будемъ навщать другъ друга, такъ какъ разстояніе между Ниццой и Ментоной составляетъ немного боле часа зды по желзной дорог.
Я такъ и устроился, что всю зиму разъ или два въ мсяцъ забирался въ Ниццу, обыкновенно съ женой, на полдня, успвалъ сдлать нсколько визитовъ, и затмъ мы обдали у графа и проводили съ нимъ 3—4 часа. Семья его на эту зиму узжала въ Петербургъ, а потому онъ жилъ одинъ въ небольшой, но очень удобной квартир, съ неизмннымъ своимъ лакеемъ Осипомъ, а завтракъ и обдъ ему приносили отъ хорошаго повара со стороны. Хозяинъ онъ былъ весьма радушный и хлбосольный и угощалъ на славу, самъ же лъ очень умренно и пилъ исключительно свое родное Кахетинское вино, которое выписывалъ съ Кавказа и возилъ съ собою повсюду въ путешествіяхъ. Здоровье его шло довольно сносно, и хотя онъ продолжалъ жаловаться на него и сильно кашлять, однако, старался вызжать и пользоваться воздухомъ и только къ намъ въ Ментону такъ-таки и не рискнулъ пріхать ни разу, изъ боязни простудиться дорогой въ вагон. Но какъ онъ ни бодрился духомъ и ни старался встрчать насъ весело, но ужъ самая радость эта показывала, какъ онъ сильно скучаетъ безъ семьи и безъ всякой дятельности. Кто-то довольно остроумно сравнилъ его пребываніе въ Ницц съ положеніемъ Прометея, прикованнаго къ скал и терзаемаго, но не коршунами, а воронами и сороками. Знакомыхъ у него въ Ницц было много, даже черезчуръ много, потому что большинство ихъ принадлежало къ тому разряду пустыхъ и безпринципныхъ русскихъ туристовъ, наводняющихъ Ниццу, для которыхъ весь житейскій интересъ сосредоточивается на перенос изъ дома въ домъ разныхъ сплетенъ и новостей изъ хроники монтекарлійской рулетки, графъ очень тяготился постителями этого рода, а между тмъ отказать имъ въ пріем у него не хватало мужества. Но въ числ его гостей бывали и такіе, приходу которыхъ онъ искренно радовался, ибо изъ бесдъ съ ними онъ извлекалъ много для себя новаго и поучительнаго — и къ такимъ знакомствамъ въ описываемую зиму слдуетъ отнести французскаго сенатора Рено, извстнаго прусскаго магната графа Генкель фонъ-Доннерсмарка и еще нсколькихъ отдльныхъ личностей. Большую же часть дня графъ проводилъ за чтеніемъ, газетъ, какъ русскихъ, такъ и французскихъ, онъ читалъ много и, слдя съ увлеченіемъ за текущею политикою, онъ почти не пропускалъ ни одного выдающагося сочиненія по политическимъ и политико-экономическимъ наукамъ, любилъ всегда потолковать по поводу прочитаннаго, потому что, ничего не беря на вру, относился ко всякой книг критически, пропуская ея содержимое, такъ сказать, черезъ фильтръ собственнаго всегда дятельнаго, всегда работающаго мышленія.

ІІI.

Лтомъ 1885 года мы снова съхались въ Висбаден вмст, но этотъ разъ графъ уже жилъ съ семьей, т. е. съ женой и тремя дочерьми, и два сына его, гвардейскіе офицеры, тоже прізжали для свиданія съ родителями по окончаніи красносельскаго лагеря. Занималъ онъ бельэтажъ прекрасной виллы, расположенной на возвышенности, и съ балкона которой можно было любоваться превосходнымъ видомъ на лежащій подъ ногами Висбаденъ и его окрестности, но графъ никогда не выходилъ на балконъ и не пользовался съ него ни видомъ ни воздухомъ, ибо съ этого лта началъ все боле и боле заражаться воздухобоязнью и впадать въ самый негигіеничный образъ жизни, и все изъ страха, какъ бы не простудиться. Страхъ этотъ принималъ характеръ своего рода маніи: мало того, что, не смотря на знойное лто, графъ не ршался снять съ себя хоть часть надтыхъ на себя фуфаекъ, онъ рдко позволялъ открыть окно въ своей спальн, гд и обдалъ и проводилъ большую часть дня, сидя или передъ письменнымъ столомъ, или въ кресл посреди комнаты, бывало, придешь къ нему, просидишь часъ или полтора и уходишь съ тяжелой головой и какъ ошаллый отъ этой тепличной атмосферы, въ которой къ тому же столбомъ стоялъ табачный дымъ, такъ какъ графъ безпрестанно жегъ свои толстыя крученыя папиросы, вызды на воздухъ становились все рже и рже. Напрасны были условія доказать несомннную пагубу такого образа жизни, онъ ничего не хотлъ слушать, а если иногда и соглашался съ справедливостью такихъ указаній, то не въ силахъ былъ побороть въ себ свой безотчетный страхъ. А между тмъ это постоянное пребываніе въ искусственно созданной паровой ванн до того избаловало его кожу, что онъ, почти не выходя изъ комнаты, то и дло получалъ насморкъ и обостреніе кашля и наконецъ въ самой средин жаркаго іюля схватилъ острый суставный ревматизмъ, уложившій его дней на десять въ кровать. Замчу здсь, что во время своихъ заболваній онъ прямо не обращался ко мн, а посылалъ за кмъ нибудь изъ мстныхъ врачей, длалъ это онъ, прежде всего, по своей крайней деликатности, избгая меня безпокоить, а частью оттого, что я, какъ врачъ объективной школы, не брался давать совтовъ на основаніи однихъ субъективныхъ показаній и жалобъ, а настаивалъ на непремнномъ изслдованіи органовъ, для графа же такое изслдованіе, связанное съ раздваніемъ, служило непреоборимымъ пугаломъ — и изъ-за этого между нами всегда происходили жаркія схватки, кончавшіяся тмъ, что каждый сохранялъ свою прежнюю позицію. Лечась у другихъ, графъ все-таки не отправлялъ въ аптеку ни одного прописаннаго ему рецепта, не представивъ его прежде на мое одобреніе.
Лто, однако же, миновало для него довольно благополучно и не скучно, потому что, кром круга обычныхъ висбаденскихъ знакомыхъ, къ нему часто прізжалъ кто нибудь гостить. Къ осени мы опять распрощались, съ тою только разницею, что онъ предстоявшую зиму проводилъ съ семьей въ Ницц, я же — во Флоренціи, и сношенія наши поддерживались перепискою до іюня 186 года, когда мы снова съхались въ Висбаден. Поселился онъ въ нагорной вилл предшествовавшаго года, ибо съ семьей своей боле не разлучался, и только составъ послдней убавился выходомъ одной изъ дочерей графа замужъ за г. Новикова, и свадьба была отпразднована въ апрл въ Ницц. Въ это лто онъ непремнно предположилъ себ създить изъ Висбадена въ Петербургъ, и необходимость эта сильно его тяготила и смущала опасеніемъ, какъ бы опять не расхвораться въ Петербург, но онъ смотрлъ на поздку, какъ на исполненіе долга, а потому въ первыхъ числахъ іюля ухалъ и прожилъ въ Петербург около 4-хъ недль, изъ этого времени часть опять-таки прохворалъ, но вернулся обратно, оживленный свиданіемъ съ множествомъ знакомыхъ и вполн счастливый благополучнымъ исполненіемъ заданной себ задачи.
Свиданія мои съ графомъ продолжались по прежнему часто, и мы такъ сжились вмст, что я хотлъ было на слдующую зиму перебраться на зимовку въ Ниццу и даже поручилъ своимъ тамошнимъ знакомымъ пріискать для меня небольшую квартирку, какъ вдругъ одно непредвиднное обстоятельство совсмъ разрушило этотъ планъ: у меня въ Сибири умеръ братъ, а нсколько мсяцевъ спустя его жена, оставивъ посл себя 10 человкъ дтей въ Петербург — и мы съ женой надумали взять на свое попеченіе 2-хъ меньшихъ мальчиковъ, а при такомъ внезапномъ прирост нашей семьи, простой экономическій разсчетъ заставлялъ насъ отказаться отъ жизни въ дорогой Ницц и выбрать для нашего пребыванія боле скромную и боле подходящую подъ нашъ бюджетъ мстность, притомъ такую, гд бы намъ можно было жить и лто и зиму безъ перездовъ, столь неудобныхъ съ дтьми во многихъ отношеніяхъ. Выборъ нашъ палъ на городокъ Вевей на Женевскомъ озер, въ Швейцаріи. Въ начал сентября дти были доставлены къ намъ изъ Петербурга, и мы, чтобы своевременно до наступленія осени устроиться на новомъ мст, немедленно выхали изъ Висбадена, разставшись съ графомъ съ большою грустью и съ неувренностью, придется ли намъ свидться — и гд, и когда?

IV.

Для графа сезонъ 1886—1887 г. въ Ницц вышелъ далеко неудачнымъ. Въ эту зиму въ феврал произошло, какъ извстно, на побережь Средиземнаго моря жестокое землетрясеніе, отъ котораго сильно пострадала и Ницца, и въ ней много домовъ было разрушено, посл главной катастрофы легкія сотрясенія продолжались долго и поддерживали панику вслдствіе ожиданія новыхъ несчастій, а потому вс пріхавшіе на зимовку иностранцы спшили ухать поскоре подальше, въ боле безопасныя мста — и городъ быстро опустлъ. Графъ за все это время всеобщаго труса и заразительной паники выказалъ замчательную неустрашимость: онъ нетолько не подумалъ покинуть Ниццу, не только не вышелъ изъ своего нсколько пострадавшаго отъ землетрясенія дома и не переселился въ палатку на площадь или за городъ, какъ это сдлала почти вся иностранная колонія, а остался въ своей спальн, гд какъ разъ треснула стна, къ которой была приставлена его кровать, и стна эта могла, при новомъ сотрясеніи, повалиться прямо на него. Но все же онъ не могъ не тревожиться если не за себя, то за свою семью, и то-ли вслдствіе этой подавляющей тревоги, то-ли по другой какой причин, только чрезъ 3—4 недли посл землетрясенія у графа открылось небольшое кровохарканье, протянувшееся почти два мсяца, несмотря на дятельное леченіе. Всхъ знакомыхъ не мало поражало то, что этотъ мужественный человкъ, не испугавшійся землетрясенія и покойно спавшій подъ надтреснутой стной, перебывавшій на своемъ вку боле чмъ въ сотн сраженій и кровавыхъ схватокъ, терялся, какъ малый ребенокъ, когда видлъ въ своей мокрот жилку крови, и падалъ духомъ до совершенной утраты самообладанія. Такая кажущаяся непослдовательность человческой натуры встрчается, однако же, часто, и далеко не такъ рдки люди, истощенные хроническими болзнями, которые не только не боятся смерти, а ждутъ ея съ нетерпніемъ и даже иногда посягаютъ на самоубійство, но подобное равнодушіе къ жизни не мшаетъ имъ приходить въ отчаяніе отъ всякаго новаго болзненнаго припадка и преувеличивать опасное его значеніе, такое противорчіе, кажется, можно объяснить себ тмъ, что эти хроники боятся, какъ бы всякое новое болзненное явленіе не повлекло за собой не столько новыя страданія, сколько еще большее изнуреніе нравственныхъ силъ въ борьб съ физическимъ недугомъ. И чмъ сильне былъ умъ человка и энергичне воля, тмъ ему трудне примириться съ своею зависимостью отъ капризовъ больного тла и съ прогрессивнымъ возрастаніемъ своего духовнаго безсилія, Некрасовъ очень близко выразилъ это состояніе своимъ сжатымъ стихомъ: ‘хорошо умереть, тяжело умирать’. Такъ было и съ графомъ, хотя кровохарканье было незначительно и врачи не предусматривали никакой опасности, онъ впалъ въ состояніе полной простраціи и смотрлъ на себя какъ на умирающаго, онъ вызвалъ немедленно своего старшаго сына изъ Петербурга и сдлалъ вс предсмертныя распоряженія. Когда же, къ концу апрля, кровь въ мокрот исчезла, онъ тотчасъ же ободрился и вскор увдомилъ меня письмомъ о своемъ намреніи привести лто въ Вевей и просилъ подыскать ему квартиру. Порученіе было не изъ легкихъ потому что выборъ меблированныхъ виллъ и квартиръ въ нашемъ захолустномъ городк крайне ограниченъ — и мы съ женой ршили удержать для графа нсколько комнатъ въ одномъ изъ лучшихъ отелей, предоставляя семейству его, осмотрвшись, самому пріискать себ помщеніе по вкусу.
2-го іюня 1887 г. онъ пріхалъ съ семьей, мы встртили ихъ на желзнодорожной станціи и водворили въ приготовленномъ помщеніи. Графа я нашелъ похудвшимъ, но бодрымъ и очень веселымъ, все ему нравилось — и тишина, и скромная вншность нашего городка, и отдльный особнякъ изъ 4-хъ комнатъ, устроенный для него и семьи въ нижнемъ этаж отеля, и приготовленная для него большая комната съ большой террасой въ садъ, прилегавшей къ Женевскому озеру и долженствовавшая служить ему спальней, кабинетомъ и салономъ. Я тотчасъ же ему высказалъ мучившую меня мысль, какъ бы онъ не соскучился въ Вевей за цлое лто, такъ какъ здсь нтъ иныхъ развлеченій, кром экскурсій, недоступныхъ для него по отдаленности, общества также не имется, ибо это далеко не столь посщаемое мсто, какъ Висбаденъ, -который кром осдлой русской колоніи, привлекаетъ къ себ лтомъ много отечественныхъ туристовъ, какъ пунктъ, съ одной стороны, лежащій вблизи главной трактовой дороги изъ Россіи къ большинству минеральныхъ водъ, а съ другой, по удобствамъ жизни, представляющій счастливое сочетаніе городского комфорта съ дачными приспособленіями для людей, желающихъ пріятно и покойно отдохнуть лто. Вевей же — небольшой городокъ въ 7,500 жителей, въ которомъ, кром классически красиваго вида на озеро и обступившихъ его горъ, нтъ ничего, и даже трудно отыскать тнистую прогулку, ибо ближайшія окрестности сплошь воздланы подъ виноградники, трудолюбивые туземцы заняты постоянно своимъ дломъ, ни русскаго, ни международнаго общества не заводится, и если отели городка лтомъ и переполняются туристами всевозможныхъ націй, то этотъ бродячій народъ въ немъ не осаживается, а проведя день, много два, спшитъ дале для осмотра другихъ живописныхъ мстъ Швейцаріи и смняется новыми толпами. На вс высказываемыя мною опасенія графъ отвчалъ съ ршительною увренностью: ‘Э! другъ любезный, поврьте, никого и ничего мн не нужно, вс эти Ниццы и Висбадены съ ихъ обществами надоли мн до такой тошноты, что я съ наслажденіемъ мечтаю, какъ отдохну здсь отъ нихъ, книгъ у насъ съ вами въ волю, газетъ по-горло, буду читать, а потомъ вы не откажетесь заходить ко мн почаще и станемъ бесдовать’.
Первые три дня по прізд прошли въ хлопотахъ о квартир, но посл тщетныхъ поисковъ ничего подходящаго не отыскалось, а потому ршено было, какъ самое удобное, остаться на все лто въ томъ отельномъ помщеніи, которое занято было съ прізда. Графъ тотчасъ же помирился и съ этой обстановкой, и съ своимъ одиночествомъ и продолжалъ сохранять ровное и ясное настроеніе духа, только въ одномъ онъ оставался неисправимымъ — это въ своемъ безобразномъ уклад жизни, и короталъ дни, герметически закупорившись въ одной комнат. Лто было изъ ряду вонъ знойное, засуха стояла такая, что вс ручьи и водоемы пересохли, растительность была сожжена палящими лучами, и вс мы задыхались отъ духоты, а онъ едва ли перешелъ разъ десять на свою террасу посидть на воздух и только однажды выбрался на небольшую городскую площадь, на которую выходилъ другой фасъ гостинницы, и тотчасъ же послалъ своего лакея оповстить меня о такомъ необыкновенномъ подвиг. Притомъ онъ страдалъ безсонницами, вроятно, отъ недостатка движенія, а частью и оттого, что проводилъ въ кровати боле половины сутокъ, проснувшись утромъ, онъ пилъ въ постели чай, читалъ свжія газеты, одвался и въ 11 часу перебирался на кушетку, поставленную въ глубин комнаты и съ которой были видны въ окна прилегающая часть отельнаго сада и небольшой клочекъ Женевскаго озера, во 2-мъ часу посл завтрака онъ опять ложился на кровать часа на два для отдыха, а потомъ остальную часть дня не сходилъ съ своей кушетки, передъ ней стоялъ круглый столъ, на которомъ онъ писалъ свою довольно обширную корреспонденцію и тутъ же въ 12 часовъ ему накрывался завтракъ, а въ 7 часовъ — обдъ, такъ что и въ комнат онъ ограничилъ свои движенія елико возможно.
Между нами установилось такъ, что я каждый день приходилъ къ нему около 5 часовъ и оставался почти до 7, и всегда заставалъ его полу-лежащимъ на кушетк съ вытянутыми и прикрытыми пледомъ ногами. Казалось бы, трудно было придумать боле убійственную по однообразію обстановку для такой энергичной и дятельной натуры, но или графъ усплъ примириться съ такимъ однообразіемъ въ предшествовавшія 6 лтъ бездйствія, или же умлъ скрывать хорошо свои истинныя ощущенія, но только онъ не имлъ скучающаго вида, всегда былъ веселъ и привтливъ и неистощимъ на разговоры о политик и на разсказы о разныхъ событіяхъ которыми была такъ богата его жизнь. Политическіе разговоры наши передавать не берусь, между прочимъ, и потому именно, что, случаясь изо дня въ день, они касались всхъ ежедневныхъ перипетій европейской политической жизни, а такъ какъ мы оба отъ бездлья пожирали даже до излишества великое множество газетъ, то тема эта у насъ никогда не оскудвала и постоянно разнообразилась.

V.

Для общей хакактеристики взглядовъ графа Михаила Таріеловича, могу повторить только оказанное уже мною раньше о его политическихъ убжденіяхъ относительно благоустроенія Россіи и разв прибавить, что и въ обсужденіяхъ западноевропейской политики онъ всегда оставался на точк зрнія послдовательнаго либерала, строго убжденнаго защитника органическаго прогресса, съ одинаковымъ несочувствіемъ относившагося ко всмъ явленіямъ, задерживающимъ нормальный ростъ и правильное развитіе народовъ, съ какой бы стороны эти явленія ни обнаруживались, со стороны ли нетерпливыхъ радикальныхъ теоретиковъ, спшившихъ приложить принципы, выработанные работой передовыхъ кабинетныхъ мыслителей, къ государственной жизни, или со стороны представителей реакціи, не пренебрегающихъ никакими мрами, чтобы искуственно задержать пробуждающееся самосознаніе народныхъ массъ, вмсто того, чтобы открыть ему* правильные пути для его послдовательнаго развитія. Поэтому онъ одинаково горячо возставалъ и противъ нездороваго преобладанія, пріобртеннаго радикалами на дла Франціи, и противъ той политики желза и ежевыхъ рукавицъ, какую съ такимъ успхомъ примняетъ Бисмаркъ въ длахъ той остальной Европы, которая входитъ въ орбиту германскаго вліяніи. Но доктринеромъ графа назвать было нельзя, отъ доктринерства его спасали его рдкій здравый смыслъ и та обширная и всесторонняя практическая дятельность, черезъ которую онъ прошелъ, онъ хорошо понималъ, что жизнь государства такъ сложна и разнообразна, что не можетъ быть уложена въ извстныя рамки и подчинена заране составленной программ, а потому даже для ошибокъ людей и не сочувственныхъ ему взглядовъ склоненъ былъ находить если не оправданіе, то объясненіе въ этихъ неподдающихся кабинетному предусмотрнію условіяхъ жизни. Помню, однажды, бесдуя по поводу того, какъ французскіе радикалы, начиная съ Гамбетты и кончая Флоке, лишь только достигали сами кормила правленія, неминуемо вынуждены были подмнивать свой яркій радикализмъ убжденіями боле блдныхъ цвтовъ и начинали устраивать разныя уступки дйствительности, графъ сказалъ: ‘Да, принципы — одно, а власть — другое, и, связавши ихъ вмст, далеко не удешь: это все равно, что запречь въ одну упряжку ломовую лошадь съ кровнымъ скакуномъ. У насъ это очень наглядно и остроумно объяснилъ покойный министръ народнаго просвщенія, Ковалевскій: когда онъ изъ попечителей московскаго учебнаго округа былъ назначенъ министромъ, то на одномъ изъ первыхъ докладовъ директоръ департамента представляетъ ему три ходатайства его-же, Ковалевскаго, по званію попечителя и на вс три Ковалевскій — министръ кладетъ резолюцію: отказать, тогда удивленный директоръ ршается ему замтить, что вдь это его же собственныя ходатайства, и на это Ковалевскій далъ слдующій отвтъ: ‘Знаю, но я писалъ эти ходатайства, когда не былъ министромъ, когда стоишь внизу, то обыкновенно многаго не видишь, а какъ заберешься на верхушку горы, то горизонтъ длается шире, и тутъ только лучше начинаешь отличать соотношеніе предметовъ, лежащихъ у тебя подъ ногами’.
Политическихъ споровъ между нами не возникало, такъ какъ мы мало расходились въ основныхъ убжденіяхъ, а если иногда и встрчались разногласія въ мелочахъ, то графъ, не терпвшій мелочныхъ и праздныхъ препирательствъ, обыкновенно первый же старался прекратить ихъ миролюбивымъ образомъ. Кром разсужденій о политик, онъ любилъ также передавать разные эпизоды изъ всего имъ пережитаго, слышаннаго или читаннаго, много сообщалъ о Кавказ, не только о современномъ, по своимъ личнымъ впечатлніямъ, но и изъ прежней его исторіи, почерпнутой имъ изъ источниковъ печатныхъ и не печатныхъ. Разсказчикъ онъ былъ увлекательный, умлъ схватить выдающуюся сторону передаваемаго и представить такъ рельефно и обстоятельно, что, слушая его, казалось, читаешь интересно написанную книгу, при его богатой памяти, запасъ этихъ разсказовъ былъ до того неистощимъ, что рдкій день я уходилъ отъ него, не выслушавъ чего нибудь новаго, оригинальнаго, и крпко теперь упрекаю себя, что не записывалъ тотчасъ же всего, оттого многое мною или позабыто, или не можетъ быть возстановлено въ той блестящей, талантливой передач, которая давала этимъ разсказамъ особенный интересъ, обрисовывая лучше всего замчательную личность самого разсказчика. Конечно, современенъ личность графа и вся его дятельность будетъ подробно и со всхъ сторонъ изучена будущими біографами на основаніи оффиціальныхъ документовъ, я же постараюсь сообщить то немногое, что сохранилось у меня въ памяти изъ разсказовъ графа о его дтств и ранней молодости, полагая, что и эти скудныя данныя могутъ пригодиться для выясненія образованія его характера, а также отчасти познакомить современниковъ съ его, такъ сказать, до-историческимъ періодомъ жизни.

VI.

Вс, попадавшіяся мн на глаза, біографическія замтки о граф Лорис рожденіе его относятъ къ 1826 году, а въ Conversations Lexicon Брокгауза, гд помщена сжатая, но въ общихъ чертахъ врная біографія его, даже прямо указано, что онъ родился 1-го января 1826 г., а между тмъ въ годъ своей смерти графъ считалъ себя близкимъ къ 64 годамъ, такъ, что, если только онъ самъ не ошибался, то, значитъ, онъ родился никакъ не въ 1826 г., а въ 1825 или даже 1824 году. Отецъ его, происходя изъ стариннаго рода армянскихъ дворянъ, занимался торговлею и имлъ небольшое, но обезпеченное состояніе, сыновей у него было двое, и, будучи человкомъ мало образованнымъ, онъ самъ едва ли бы додумался до мысли дать имъ лучшее образованіе, если бы случай не свелъ его близко съ молодымъ горнымъ офицеромъ Bac. Вас. Клейменовымъ {Этого, теперь уже умершаго, В. В. Клейменова, о которомъ графъ Лорисъ вспоминалъ всегда съ глубокой благодарностью, какъ о человк, преимущественно способствовавшемъ его образованію, я зналъ очень хорошо впослдствіи, въ 1860-хъ годахъ въ Иркутск, гд онъ въ генеральскомъ чин занималъ мсто горнаго ревизора и пользовался очень почтенной репутаціей.}, которому удалось уговорить Лориса отца не жалть денегъ и дать мальчикамъ европейское образованіе. Приглашенъ былъ опытный наставникъ, и такъ какъ мальчики обладали прекрасными способностями (меньшой братъ графа кончилъ отлично курсъ юридическихъ наукъ въ училищ правовднія, очень успшно служилъ на Кавказ по гражданской части, но умеръ еще въ молодыхъ лтахъ), то ученье пошло удачно впередъ, и когда Михаилу исполнилось 11—12 лтъ, отецъ, сдавъ его на руки двумъ армянскимъ купцамъ, хавшимъ по торговымъ дламъ въ Москву, поручилъ помстить его въ тамошній Лазаревскій институтъ восточныхъ языковъ. Тяжело было мальчику разставаться съ родными и съ роднымъ привольемъ и хать въ такую сверную даль и къ чужимъ людямъ, онъ сильно горевалъ, а дорогой его тоска дошла до того, что у него родилась мысль убжать съ пути домой, въ подкладку его платья мать передъ отъздомъ зашила 20 рублей мелкой новенькой монетой, отчеканенной въ Тифлис, гд въ т времена существовалъ монетный дворъ, и на этотъ-то собственный капиталъ онъ и задумалъ добраться до дому. Планъ свой онъ привелъ въ исполненіе и съ одной изъ станцій воронежской губерніи убжалъ обратно по столбовой дорог, тайкомъ отъ своихъ спутниковъ, но они его нагнали на 6-й верст и снова засадили въ тарантасъ. Въ Москв купцы остановились на Ильинк, на воейковскомъ подворь, какъ разъ на томъ самомъ, куда и я былъ привезенъ, только 9 или 10 годами поздне, и тоже 12-ти лтнимъ мальчикомъ и тоже посторонними людьми изъ Сибири. Это случайное совпаденіе не мало потшало и графа, и меня, ибо выходило, что у обоихъ насъ наши первыя впечатлнія въ Москв пріурочены были къ одной и той же обстановк, и мы могли помочь другъ другу оживить свои общія дтскія воспоминанія и объ оживленной панорам на Ильинку, виднвшейся изъ номерныхъ оконъ и приковывавшей наше жадное любопытство, на магазины противоположныхъ домовъ, съ ихъ яркими вывсками готоваго платья и съ зазывающими передъ входами сидльцами, и о широкомъ корридор, выходившемъ деревянной, грязной галлереею на узкій дворъ и служившемъ одинаково намъ обоимъ мстомъ головоломныхъ эквилибристическихъ упражненій во время отсутствія нашихъ пстуновъ, то и дло отлучавшихся по дламъ, и т. д. Оба мы были въ то время дикарями, привезенными для отдачи въ западную науку изъ двухъ антиподныхъ окраинъ русской имперіи, и вс эти дтскія впечатлнія, затертыя гд-то глубоко въ памяти, вдругъ стали подниматься на поверхность, воскрешаемыя и подсвжаемыя то тмъ, то другимъ изъ насъ, и своей наивной теплотой согрвали насъ, двухъ стариковъ, переброшенныхъ судьбой съ далекихъ нашихъ родныхъ мстъ на берега Женевскаго озера и уже сдавшихъ себя въ архивъ посл жизни, обильной, хотя и далеко не въ равной мр, самыми разнообразными впечатлніями и превращеніями.
Въ Лазаревскомъ институт Лорисъ учился очень хорошо и долженъ былъ поступить впослдствіи въ московскій университетъ, но, будучи большимъ шалуномъ, до окончанія институтскаго курса попался въ шалости, имвшей на его всю будущность ршающее значеніе и вынудившей его перемнить мирную ученую карьеру на военную. Учитель-технологъ, говоря на урок о различныхъ клеяхъ, познакомилъ учениковъ съ составомъ какого-то особенно имъ рекомендуемаго клея, Лорисъ, приготовивъ по данному рецепту этотъ клей, придумалъ для испытанія его достоинства намазать имъ сиднье стула на каедр передъ началомъ урока одного изъ нелюбимыхъ учителей, ничего не подозрвавшій учитель слъ, а когда хотлъ встать, то оказался до того приросшимъ къ мсту, что сбжавшееся начальство насилу могло его отклеить, пошло дознаніе, и когда добрались до виноватаго, то ршено было исключить Лориса изъ института и немедленно же отправить назадъ къ родителямъ на Кавказъ, и благодаря лишь заступничеству вліятельныхъ армянъ, начальство смилостивилось и, удаливъ мальчика изъ института, позволило ему для продолженія образованія перехать въ Петербургъ, гд онъ поступилъ въ школу гвардейскихъ подпрапорщиковъ и такимъ непредвидннымъ образомъ превратился въ воина.
Здсь потекла для него та срая и мало говорившая ему жизнь, какою отличалось воспитаніе тогдашнихъ военныхъ школъ, т. е. онъ весь отдался изученію николаевской выправки, верховой зд, мало или вовсе не заботясь о расширеніи умственныхъ своихъ познаній и, по мр возмужанія, посвящая свои досуги кутежамъ съ товарищами, и за весь этотъ періодъ жизни Лориса трудно было бы привести что нибудь выдающееся, если бы не было его знакомства съ поэтомъ Некрасовымъ. Знакомство это относится къ 1841 или, еще врне, къ 1842 году, т. е. къ тому темному періоду существованія поэта, когда онъ изыскивалъ всякія средства, чтобы не быть затертымъ нищетой и безвстностью. Крайне нуждавшійся Некрасовъ пріютился тогда у нкоего профессора Беницкаго, имвшаго у себя нсколько воспитанниковъ для приготовленія въ разныя петербургскія школы, юнкеръ Лорисъ, посщая одного изъ этихъ пансіонеровъ, познакомился тутъ-же и съ Некрасовымъ. Какъ разъ около этого времени Лорисъ и его однокашникъ Нарышкинъ задумали нанять себ маленькую квартирку въ город, чтобы имть собственный пріютъ, такъ какъ ихъ, какъ выпускныхъ юнкеровъ, отпускали не только на праздники, но позволяли отлучаться изъ школы и среди недли, Некрасовъ, узнавъ объ этомъ план, тотчасъ же предложилъ, чтобы и его приняли въ компанію, и они втроемъ наняли себ квартирку гд-то около Николаевской, въ то время Грязной, въ дом Шаумана. Зажиточностью товарищество похвастаться не могло: Лорисъ получалъ отъ родителей 25 рублей ежемсячно, Нарышкинъ столько и е, а Некрасову въ описываемое время отецъ ничего не давалъ и только изрдка, въ неправильныхъ промежуткахъ и понемногу, высылала ему мать, да кром того онъ состоялъ корректоромъ въ ‘Репертуар и Пантеон’ . Кони и сдавалъ въ этотъ же журналъ свои плохо оплачиваемые стихи, такъ что весь его доходъ едва ли превышалъ доходы его сожителей. Вс трое были очень молоды, любили весело пожить и, получивши свои небольшіе доходы, чрезвычайно быстро спускали ихъ съ рукъ и потомъ, въ ожиданіи слдующей получки, впадали въ меланхолію и жили отшельниками. Вотъ въ эти-то тощія недли и періодическія безденежья Некрасову приходилось особенно бдствовать и терпть отъ голоду и холоду, тогда какъ для его товарищей юнкеровъ школа служила спасительною пристанью, въ которой они имли все необходимое. Некрасовъ уже и тогда очень любилъ писать стихи, но выше заурядности не поднимался, и, по словамъ Лориса, трудно было предположить, чтобы впослдствіи могъ выработаться изъ него такой сильный поэтическій талантъ, однако, и тогда онъ отличался большимъ остроуміемъ и наблюдательностью, которую прилагалъ особенное стараніе развивать въ себ, заводя для этого знакомство повсюду и съ самыми разнообразными личностями, онъ и Лориса нердко увлекалъ съ собой для компаніи въ гости къ разнымъ мелкимъ чиновникамъ, жившимъ по окраин Петербурга, а однажды, чисто для изученія типа, онъ свелъ дружбу съ полицейскимъ сыщикомъ, приглашалъ его къ себ и потомъ съ большимъ остроуміемъ изображалъ Лорису характерныя особенности своего новаго знакомаго. Остался отъ этого сожительства еще одинъ забавный эпизодъ въ памяти Лориса и который онъ передавалъ съ неподражаемымъ юморомъ: разъ на Рождеств, Некрасовъ предложилъ ему отправиться, замаскировавшись обоимъ, на вечеринку къ одной чиновничьей семь въ Измайловскій полкъ, они вечеромъ зашли въ костюмерную лавочку, выбрали для себя костюмы, Некрасовъ — венеціанскаго дожа, а Лорисъ — испанскаго гранда и, тутъ же переодвшись, оставили у костюмера свое платье и условились, что они на слдующее утро задутъ за своимъ платьемъ и тогда заплатятъ и за костюмы. Взяли карету и отправились, еще дорогой они проврили свои капиталы — хватитъ-ли ихъ на уплату за экипажъ и костюмы?— и нашли, что хватитъ, но случилось такъ, что съ вечеринки они захали еще куда-то, что-то выпили и, только возвращаясь подъ утро домой, спохватились, что у нихъ не достаетъ денегъ на выкупъ платья. Лорисъ живо вспоминалъ себ этотъ трагикомическій день, когда они сначала бгали въ маскарадныхъ костюмахъ по своей нетопленной квартир, тщетно стараясь согрться въ коротенькихъ тогахъ и въ длинныхъ чулкахъ вмсто панталонъ, и недоумвая, какъ выйти имъ изъ такого нелпаго положенія, и какъ потомъ, чтобы отогрть окоченвшіе члены, они ршили пожертвовать для растопки печи однимъ стуломъ изъ своей убогой меблировки и поддерживали огонь мочалкой, выдернутой изъ дивана, а сами разслись на полу передъ печкой, на ковр, привезенномъ Некрасовымъ изъ деревни, скоро заговорилъ въ нихъ голодъ, а сть было ршительно нечего и купить было не на что, и только посл долгихъ переговоровъ лавочникъ, у котораго были раньше заложены дв серебряныя ложки, единственная драгоцнность Некрасова и подарокъ его матери, согласился отпустить имъ въ долгъ студеня, и дожъ и грандъ благородно подлили между собой эту незатйливую трапезу. Пріятели разослали въ разные концы записки къ знакомымъ съ просьбою ихъ выручить, но отовсюду получили отказъ, и лишь къ вечеру Нарышкинъ добылъ денегъ и выручилъ ихъ изъ бды. Вскор посл этого сожительство съ Некрасовымъ прекратилось, не по причин какого нибудь разлада, а просто по измнившимся обстоятельствамъ, Лорисъ вышелъ въ офицеры, и пріятели потеряли другъ друга изъ виду, а когда, примрно, года черезъ два, Лорисъ столкнулся съ Некрасовымъ на Невскомъ и послдній затащилъ его къ себ на квартиру у Аничкова моста, то дла поэта видимо уже стали процвтать: и самъ онъ ходилъ щеголемъ, и квартира его была меблирована не безъ изящества. Это было ихъ послднее свиданье, Лорисъ ухалъ вскор на Кавказъ и не возвращался въ Петербургъ до 1873 года, Некрасовъ же умеръ въ 1877 году, только когда Лорисъ состоялъ уже начальникомъ Терской области, онъ получилъ письмо отъ Некрасова, въ которомъ поэтъ, напоминая ихъ прежнія отношенія, просилъ его принять участіе въ литератор Благовщенскомъ, отправленномъ по болзни на Кавказъ, на продолжительное житье и безъ всякихъ средствъ къ существованію, и Лорисъ исполнилъ просьбу стараго пріятеля. Я нарочно разсказалъ подробно все, что зналъ о сношеніяхъ Лориса съ Некрасовымъ, потому что, съ одной стороны, фактъ этотъ можетъ послужить для біографовъ того и другого, а съ другой, объяснить отчасти ту любовь къ поэзіи и къ литератур, которую питалъ Лорисъ и которая такъ гуманизировала его, не взирая на суровую и боевую его обстановку на Кавказ.
Служба Лориса въ мст расположеніи лейбъ-гвардіи Гродненскаго гусарскаго полка, куда онъ былъ выпущенъ изъ школы, ничмъ не отличалась отъ обычной офицерской службы того времени и продолжалась до 1847 года, когда онъ перечислился на Кавказъ состоять при намстник, княз Воронцов. Кавказъ свой онъ чрезвычайно любилъ, но именно какъ нераздльную часть Россіи, и много разъ я слыхалъ его жалобы на то, что русское общество, вслдствіе присущей ему апатіи, не длаетъ ршительно ничего, чтобы тсне привязать эту богатую окраину къ Россіи. Не могу привести его подлинныхъ выраженій, но приблизительно онъ выражалъ свой взглядъ на эти отношенія такимъ образомъ: ‘Правительство сдлало все, что могло, оно силой оружія закрпило Кавказъ за имперіею, но чтобы присоединеніе это обратилось въ прочную, неразрывную связь, необходимо культурное вліяніе, нужно, чтобы русскіе люди и капиталы устремились въ этотъ благодатный край и устраивались въ немъ землевладльцами, промышленниками, фабрикантами. Сколько разъ твердилъ я объ этомъ московскимъ купцамъ и тузамъ! Слушаютъ, соглашаются во всемъ, а сами не двигаются съ своихъ крпко насиженныхъ мстъ, между тмъ иностранцы льнутъ къ непочатымъ богатствамъ Кавказа, какъ мухи къ меду, снуютъ везд, заключаютъ съ жителями какіе-то долгосрочные контракты и понемногу все захватываютъ въ свои руки. До сихъ поръ въ закавказскихъ губерніяхъ почти нтъ русскихъ собственниковъ, владющихъ, городскими и сельскими имуществами — и это обстоятельство не разъ вызывало удивленіе даже въ иностранной печати, зато въ этихъ губерніяхъ имется множество бековъ и агаларовъ изъ мусульманъ, обладающихъ превосходными землями, которыя они весьма плохо обрабатываютъ и готовы сейчасъ продать за безцнокъ, влеченія къ сельскому хозяйству они не имютъ, занимаются почти исключительно покровительствомъ ворамъ и разбойникамъ и тмъ больше всего мшаютъ водворенію порядка и безопасности. На Кавказ давно признано, что исламъ не уживается съ современною цивилизаціею, наши юридическія и нравственныя понятія идутъ часто въ разрзъ съ магометанскимъ вроученіемъ, такъ напримръ, лжесвидтельствованіе считается у насъ преступнымъ, по понятіямъ же мусульманина скрыть преступленіе и дать ложное показаніе въ пользу единоврца есть дло богоугодное. Вотъ почему особенно желательно, чтобы землевладльцы христіане постепенною скупкою земель вытсняли поскоре этихъ крупныхъ собственниковъ бековъ и уравновшивали тмъ преобладаніе христіанскаго элемента вадъ магометанскимъ, именно, желательно, чтобы вытсненіе совершалось не насильственно и не правительственными мрами, а миролюбивымъ образомъ и собственнымъ починомъ предпріимчивыхъ членовъ русскаго общества. И надо спшитъ съ этимъ, время не терпитъ, и наше положеніе на Кавказ остается подверженнымъ разнымъ непредвидннымъ случайностямъ.’
Повствованіе о служб графа Лориса на Кавказ, его военныхъ походахъ и гражданской дятельности съ 1878 года да Волг, въ Харьков и Петербург не входитъ въ планъ моего разсказа, тутъ мн трудно что нибудь прибавить къ напечатаннымъ уже сообщеніямъ А. А. Скальковскаго, Писарева и др., и надо надяться, что эти отрывочныя свднія дополнятся впослдствіи другими близкими очевидцами этой дятельности и, еще поздне, будетъ сгруппированны и обработаны полне и объективне будущими безстрастными исторіографами, съ привлеченіемъ и архивныхъ документовъ. Добавлю только, со словъ самого графа, что перездъ на Кавказъ послужилъ счастливой перемной для его самообразованія и для примненія его способностей къ практической дятельности. Намстники — князь Воронцовъ, а посл него графъ Муравьевъ-Карсскій — отличили эти способности молодого человка и стали давать ему сложныя и трудныя порученія, которыя отвлекли Лориса отъ пустой и свтской жизни и пробудили интересъ къ боле живымъ и развивающимъ умъ вопросамъ. Кром того у него былъ въ Тифлис двоюродный братъ — докторъ Ю. . Ахвердовъ, человкъ весьма образованный и серьезный, отъ котораго тоже не ускользнули богатые задатки натуры Лориса, и онъ настойчиво сталъ уговаривать его больше читать, чтобы расширить свой умственный горизонтъ. Докторъ имлъ свою отборную библіотеку, и въ числ первыхъ книгъ, предложенныхъ имъ для прочтенія, были ‘Мемуары Альфьери’, и Лорисъ съ признательностію вспоминалъ, какое сильное впечатлніе произвели на него эти ‘Мемуары’, какъ съ тхъ поръ онъ пристрастился къ книгамъ и сталъ почерпать изъ нихъ и боле осмысленный взглядъ на жизнь, и самое чистое наслажденіе. Съ этимъ вмст и служебная карьера Лориса шла быстро впередъ, и война 1854—1855 годовъ застала его уже съ такой прекрасной репутаціей, что по сдач Карса ему поручена была трудная должность коменданта карсской крпости. Передъ началомъ войны онъ былъ помолвленъ съ княжной Ниной Ивановной Аргутинской-Долгорукой и теперь изъ Карса выпросилъ себ 2-хнедльный отпускъ, обвнчался и вернулся на свое комендантство съ молодой женой. Бракъ этотъ былъ идеально счастливый, скромная, необыкновенно кроткая графиня сдлала для Лориса семейную жизнь такою пристанью, въ которой онъ всегда увренъ былъ найти отдыхъ и спокойствіе посл своихъ походовъ и разныхъ житейскихъ треволненій — и для нея теперь, конечно, самое величайшее и невознаградимое горе, что ей суждено было пережить своего мужа посл тридцатитрехлтняго супружескаго счастія. Дтей отъ этого брака, какъ я упомянулъ выше, осталось пятеро.

VII.

Возвращаюсь къ нашей совмстной Вевейской жизни. Трудно было помириться съ ея безлюдьемъ и монотонностью живому уму графа, и онъ, кром постояннаго чтенія, старался найти еще себ какую нибудь пищу, такъ вскор по прізд въ Вевей надумалъ онъ было устроивать у себя въ кубанскомъ имнь стекляный заводъ, имя въ виду, что это производство составляетъ на Кавказ насущную потребность, ибо до сихъ поръ вся стекляная посуда привозится туда изъ Новороссіи и даже чуть ли не изъ еще боле отдаленныхъ губерній, обложилъ себя русскими и французскими руководствами, вступилъ въ знакомство съ швейцарскими стекляными заводчиками и весьма дятельно списывался по этому поводу съ управляющимъ его имньемъ, нсколько недль продолжалось его увлеченіе этимъ планомъ, пока наконецъ онъ не убдился, что заочно нельзя устроивать солидное предпріятіе, къ тому же его собственныя средства были недостаточны для правильной постановки дла, а пріискивать компаньоновъ въ Россіи посредствомъ переписки тоже было совсмъ неудобно. Потомъ онъ схватился за мысль поднять культуру плодовыхъ деревьевъ въ своемъ имніи, разузнавалъ письмами въ Бордо о наиболе подходящихъ для Кавказа сортахъ и, помнится, отправилъ черенки къ управляющему, но вс эти поиски за дломъ приводили его въ конц къ грустному сознанію, что вс его зати — не серьезныя предпріятія, а скоре походятъ на праздную забаву, зло подсмивался надъ собой и своимъ безсиліемъ быть хоть малымъ полезнымъ своему краю, и не безъ горечи восклицалъ: ‘аль у сокола крылья связаны? аль пути ему вс заказаны?’.
Такъ прошли іюнь и іюль — самые глухіе мсяцы въ томъ отношеніи, что я составлялъ для графа почти единственнаго собесдника въ Вевей. Кром меня въ эту пору довольно часто его навщалъ извстный Нубаръ-паша, всесильный египетскій эксъ-министръ, онъ только что былъ свергнутъ съ поста, который занималъ очень долго, отправился путешествовать по Европ и прожилъ въ Вевей 2 или 3 недли съ женой, со своей дочерью, бывшей замужемъ за другимъ египетскимъ министромъ Тиграномъ-пашею, и съ маленькой прелестной внучкой. Нубаръ питалъ большое уваженіе къ графу и охотно посвящалъ его въ тайны египетской государственной жизни и въ т интриги, какія разыгрывались англичанами съ цлью забрать страну совсмъ въ свои руки. Графъ же цнилъ въ Нубар умнаго и интереснаго собесдника. Но съ августа наша резиденція значительно оживилась, стали появляться и знакомые земляки, отбывшіе свои курсы минеральныхъ водъ, и около графа образовался небольшой кружокъ симпатичныхъ ему людей, съ которыми онъ любилъ коротать время.
По мр приближенія отъзда въ Ниццу, его привязанность ко мн длалась крпче и нжне, онъ безпрестанно возвращался въ разговор къ предстоявшему мн на зиму одиночеству въ Вевей и пытался меня уговаривать на перездъ или съ нимъ въ Ниццу, или хоть въ другой людный центръ, гд была бы возможность съ кмъ нибудь отводить душу.
— Я то и дло думаю о васъ и мучусь за васъ, ну, какъ вы проведете цлые 8 мсяцевъ совсмъ одни въ такой трущоб? И мн вы будете сильно недоставать въ Ницц, и весной я снова буду рваться съ нетерпніемъ къ вамъ, но около меня все же будетъ нсколько человкъ, съ которыми такъ или сякъ я буду убивать время, а вы вдь въ этомъ одиночномъ заточеніи разучитесь говорить! Право, подемъ съ нами!
Хотя я самъ съ большою грустью ждалъ разлуки съ графомъ, однако наотрзъ отказывался покинуть Вевей, и имлъ на то солидныя причины, а именно, для меня вншнія удобства вевейской жизни (ея дешевизна, возможность жить круглый годъ безъ перездовъ, умренный климатъ при отсутствіи дтскихъ эпидемическихъ болзней и т. п.) заставляли цнить себя выше, чмъ всевозможныя развлеченія большихъ и шумныхъ городовъ, къ тому же я уже усплъ привыкнуть къ окружавшимъ меня безлюдью и мертвенной тишин, и мн нелегко было ломать установленный уже строй жизни и снова пуститься на шумъ и сутолоку, давно потерявшіе для меня всякую привлекательность. Графъ соглашался съ моими доводами до того, что самъ начиналъ высказывалъ мысль — нанять и себ большую квартиру въ Вевей, устроить ее со всми удобствами и зазимовать, но разубдить его въ непрактичности такого плана было не трудно, такъ какъ между его положеніемъ и моимъ была огромная разница: ему и южный климатъ былъ необходимъ для здоровья, и его матеріальныя средства допускали безъ затрудненія перездъ въ Ниццу, и самъ онъ былъ несравненно живе и общительне меня, такъ что для него отсутствіе всякаго общества было бы весьма чувствительно, а вчный tte—tte между нами, людьми, лишенными всякой живой дятельности, неизбжномъ конц концовъ, надолъ бы ему своимъ однообразіемъ, и наконецъ жестоко было бы съ его стороны зарывать съ собой въ такомъ угрюмомъ мст, какъ Вевей, свою семью, особенно молодыхъ дочерей. На такихъ разсужденіяхъ планъ вевейской зимовки скоро проваливался. Иногда на графа передъ отъздомъ находили мрачныя думы о томъ, что онъ постепенно длается хиле и слабе и что онъ можетъ не пережить зимы, тогда я, замтивъ, какъ успокоительно дйствуютъ на него мои увренія въ противномъ, начиналъ трунить надъ его страхомъ, сводить все на ипохондрію и т. п. Помню, какъ посл одного изъ такихъ разговоровъ онъ сказалъ съ шутливымъ отчаяніемъ: ‘Ну, есть ли на свт боле несчастнйшій человкъ, чмъ я, и котораго бы боле преслдовала людская несправедливость? И будучи наверху карьеры и почестей, я ничмъ не воспользовался отъ государства и остался по прежнему съ весьма, какъ вы знаете, ограниченными средствами, русскія же газеты недавно распространили извстіе, что я покупаю обширное помстье за границей! И имю я претензію на репутацію хорошаго полководца, потому что одержалъ нсколько побдъ, велъ цлую военную кампанію и ваялъ крпость Карсъ, которую считали неприступной, а вотъ Османъ-бей {Османъ-бей очень бойкій турецкій авантюристъ, бывшій маіоръ турецкой службы, бжавшій въ Россію и отчасти извстный въ русской литератур, онъ издалъ въ Итал іи небольшую книжку на французскомъ язык съ описаніемъ своихъ похожденій въ Россіи и сношеній съ нашими государственными людьми, это очень поверхностный памфлетъ, наполненный всякою бранью, въ которомъ, между прочимъ, достается и гр. Лорису и говорится, что взятіемъ Карса Россія обязана автору этой книги, состоявшему тогда переводчикомъ при штаб кавказской арміи. Графъ вспомнилъ объ этомъ господин потому, что за нсколько недль до приведенныхъ словъ Османъ-бей прізжалъ въ Вевей и добивался, чтобы графъ или принялъ, или далъ ему что нибудь на бдность, а когда не усплъ ни въ томъ, ни въ другомъ, то прислалъ графу ругательное письмо и скрылся изъ нашихъ мстъ. Н. Б.} оспариваетъ мои военныя заслуги и увряетъ, что Карсъ взялъ вовсе не я, а онъ — Османъ-бей. Наконецъ я жалуюсь, что я боленъ и страдаю, а вы, мой Брутъ, и въ этомъ не хотите мн врить и обзываете меня ипохондрикомъ’.
Однако, въ общемъ итог графъ остался очень доволенъ своимъ вевейскимъ пребываніемъ и въ 20-хъ числахъ сентября 1887 г., въ сравнительно бодромъ вид, пустился въ обратный путь въ Ниццу. Зима тамъ вышла не изъ удачныхъ по причин дождей и необычныхъ холодовъ и хотя онъ провелъ ее сносно, безъ явныхъ обостреній своей болзни, но почти не вызжалъ, хандрилъ и скучалъ и съ февраля 1888 г. началъ уже радоваться въ письмахъ, что приближается время перекочевки въ Вевей, а 1 іюня я встртилъ его на станціи при выход изъ вагона и вмст съ нимъ дохалъ до отеля, гд онъ жилъ въ предыдущемъ году и гд для него было приготовлено прежнее помщеніе. Здсь, въ той же самой комнат и при томъ же самомъ освщеніи, въ которыхъ я привыкъ его видать ежедневно нсколько мсяцевъ назадъ, мн особенно легко было замтить во вншности графа значительную перемну, происшедшую за это короткое время: морщинъ и складокъ на лиц и сдины въ волосахъ почти не прибавилось, а между тмъ все лицо поблднло и осунулось, а въ его прекрасныхъ и всегда ласково улыбавшихся глазахъ появлялись по временамъ, не смотря на радость нашей встрчи, какой-то несвойственный имъ мрачный блескъ и угрюмая сосредоточенность. Я приписалъ перемну эту утомленію отъ 24 часовой зды по желзной дорог, да и самъ онъ жаловался на крайнюю усталость и попросилъ поскоре ему устроить постель, чтобы отдохнуть. Но и завтра, когда я зашелъ утромъ навдаться о немъ, онъ предпочелъ не встать съ кровати, хотя былъ гораздо веселе и безъ умолку разсказывалъ о своихъ зимнихъ впечатлніяхъ отъ новыхъ знакомствъ съ людьми и съ прочитанными книгами, только на третій день онъ одлся и перебрался на свое прежнее облюбованное мстечко на кушетк въ углу комнаты, и наши свиданія снова пошли, какъ заведенная машина, съ точностью хронометра являлся я къ нему, и оба мы съ равнымъ нетерпніемъ ежедневно ждали этихъ часовъ встрчъ, ибо разговоръ нашъ никогда не страдалъ недостаткомъ матеріала и намъ служилъ обоимъ чуть не единственнымъ развлеченіемъ въ окружавшей насъ очень однообразной жизни. ‘Удивляюсь я’, говорилъ графъ, ‘какъ мы съ вами разршаемъ отлично почти не разршаемую задачу: говоримъ, говоримъ каждый день, а все далеко не можемъ вычерпать нашъ разговорный фондъ, и всегда посл вашего ухода я вспоминаю, что не усплъ и половины затронуть того, о чемъ хотлъ было потолковать’. Однако я находилъ, что въ этотъ пріздъ онъ охотне отдается воспоминаніямъ о прошломъ и не съ прежнимъ увлеченіемъ занимается текущими событіями, хотя и продолжаетъ читать множество газетъ, онъ и самъ неоднократно высказывалъ, что сталъ гораздо равнодушне ко всему происходящему и объяснялъ это тмъ, что настоящія теченія, такъ ярко и опредленно вырисовывающіяся въ европейской жизни, этотъ періодъ отступленія вспять ему крайне несимпатичны и что онъ совсмъ разочаровался въ скорой перемн къ лучшему, до которой ему наврное не дожить. Взамнъ того, онъ все боле углублялся въ наблюденіе за ходомъ одолвавшихъ его недуговъ, я чаще заставалъ его въ мрачномъ дух, и разные мои способы, чтобы развлечь его или ободрить медицинскими аргументами, оказывались уже мене успшными, чмъ въ прежнее время. Мысль о близкой смерти все чаще и чаще возвращалась въ его рчахъ, а вмст съ тмъ все боле и боле овладвали имъ заботы о томъ, чтобы семья его могла прожить безбдно посл его смерти, и онъ рдкій день не былъ этимъ занятъ. Кром семьи, еще сильно озабочивала его участь устроеннаго имъ во Владикавказ ремесленнаго училища, носящаго его имя, это тоже было близкое его сердцу дтище, обязанное ему не только своимъ происхожденіемъ, но и дальнйшимъ процвтаніемъ, благодаря постоянной заботливости графа о немъ, его очень радовали возраставшій успхъ школы, улучшеніе и расширеніе программы преподаванія, но такъ какъ годичный расходъ на училище дошелъ уже до 18,500 р., то у него рождался страхъ, что посл его смерти училище не будетъ встрчать прежней поддержки и будетъ падать, а потому онъ старался заинтересовать въ ней кой-кого изъ своихъ богатыхъ знакомыхъ, завщая имъ заботы о немъ.
Вс эти предсмертныя распоряженія и заботы не могли не настраивать его печально, притомъ и лто выдалось холодное и сырое, прізжихъ никого не было, и въ довершеніе всего мн встртилась необходимость для здоровья семьи перехать изъ Вевей въ горы. Чтобы не покидать надолго графа, я ршилъ ограничить свое отсутствіе самымъ короткимъ срокомъ, а именно двумя недлями, и вмст съ тмъ перебраться куда нибудь по близости, такъ чтобы это не помшало мн навщать его по временамъ изъ моей новой резиденціи, наконецъ горный отель, куда я перехалъ, былъ соединенъ съ вевейскимъ отелемъ графа телефономъ, и мы условились переговариваться при помощи его, особенно если встртится что нибудь экстренное. Моя отлучка продолжалась съ 17-го іюля по 1-е августа, и за это время я усплъ побывать два раза у графа, онъ скучалъ, сильно хандрилъ и жаловался на общую слабость и безсонницу, а во второе мое посщеніе 28 іюля, на ревматическую боль въ лвой рук, которую онъ приписывалъ тому, что въ одинъ изъ жаркихъ дней посидлъ на своей терасс съ Нубаръ-нашей, захавшимъ проздомъ по Швейцаріи снова навстить его. Я особеннаго значенія этой жалоб не придалъ и ухалъ, общая черезъ 3 дня совсмъ вернуться, но уже въ самый день моихъ сборовъ къ обратному вызду въ Вевей меня утромъ вызвали къ телефону отеля, и графиня-дочь сообщила мн, что папа очень боленъ и ждетъ меня съ нетерпніемъ. Въ тотъ же вечеръ я перебрался въ Вевей и пошелъ тотчасъ же къ графу. Онъ дйствительно расхворался не на шутку, и хотя вншнее проявленіе болзни — такъ называемый опоясывающій лишай (herpes Zoster Zona), находившійся на лвой ладони и перешедшій потомъ на предплечіе и плечо, самъ по себ не могъ внушать серьезныхъ опасеній, но въ виду сильнаго истощенія больного и, главное, полной неизвстности относительно истиннаго состоянія легкихъ и другихъ внутреннихъ органовъ, а потому при невозможности своевременно предотвратить всякія осложненія, слдовало быть очень осторожнымъ въ предсказаніи. Графъ казался очень возбужденнымъ отъ довольно значительной лихорадки, постоянно стоналъ отъ болей и совсмъ упалъ духомъ, съ трудомъ можно было уговорить его обнажить всю руку, чтобы прослдить на ней размщеніе группы лишайныхъ пузырьковъ. Лечившій его вевейскій врачъ сдлалъ все нужное для облегченія больного, но привелъ его въ отчаяніе, предупредивъ, что болзнь можетъ протянуться около 6 недль, я постарался его успокоить и на первый разъ усплъ въ томъ.
Нтъ надобности подробно передавать послдовательный ходъ болзни, скажу только, что онъ былъ полонъ тревогъ для окружавшихъ и очень мучителенъ для больного по причин сильныхъ пароксизмовъ невралгическихъ болей въ лвой рук, безсонныхъ и возбужденныхъ ночей, довольно сильной лихорадки, замчавшагося по временамъ упадка сердечной дятельности и т. п. Все это приводило графа въ самое тяжелое психическое угнетеніе, иногда онъ терялъ всякое самообладаніе, раздражался ничтожнымъ пустякомъ, и при мн не однажды повторялись сцены, посл которыхъ я возвращался домой, разбитый печальнымъ зрлищемъ этого свтлаго ума и мощной воли, изнемогавшихъ на моихъ глазахъ въ борьб съ болзнью. Мои тревоги усиливались еще тмъ обстоятельствомъ, что никакъ нельзя было признать удовлетворительною всю постановку леченія, а между тмъ вс усилія исправить ее были напрасны. Какъ иностранный врачъ, по законамъ Швейцаріи, я не имлъ права лечить графа, а потому долженъ былъ для соблюденія формальности передать его одному изъ туземныхъ врачей, на что графъ, отлично понимая необходимость такой передачи, безпрекословно согласился съ условіемъ, чтобы я руководилъ леченіемъ и чтобы безъ моего согласія не предпринималась никакая врачебная мра. Такъ дло и уладилось, но и при этихъ условіяхъ мое руководительство оставалось больше номинальнымъ и очень меня мучило: не смотря на довріе графа ко мн, я никакъ не могъ уговорить его хоть разъ дать себя изслдовать фундаментально, чтобы опредлить истинное состояніе его внутреннихъ органовъ и выяснить, нтъ ли причинной связи между этимъ состояніемъ и столь безпокоившей больного сыпью, что мн казалось боле чмъ вроятнымъ. Но отпоръ со стороны графа былъ такъ ршителенъ, мои настоянія до того раздражали его, что я, ради нашихъ отношеній, вынужденъ былъ уступить ему и вести леченіе съ завязанными глазами, напрасно я ему доказывалъ, до какой степени онъ вредитъ и самому себ и насилуетъ меня, ставя въ странное положеніе врача XVIII столтія, имющаго въ своемъ распоряженіи, для заключенія о ход болзни, наружный видъ больного, его субъективныя жалобы, пожалуй, изслдованіе его пульса, языка и т. п., даже для измренія температуры тла графъ ни разу не! согласился поставить себ термометръ подъ мышку, а опредлялъ лихорадочное состояніе, держа шарикъ термометра между большимъ и указательнымъ пальцами здоровой руки. Понятно, что въ такихъ потемкахъ значительно съуживалась самая задача леченія и приходилось только заботиться о поддержаніи силъ и правильности отправленій, доступныхъ врачебному наблюденію, и главное, успокоивать моральное психическое возбужденіе больного. Ему не разъ казалось, что ему жить остается всего нсколько дней, онъ умолялъ меня не дать ему умереть въ гостинниц, а перевезти поскоре на частную квартиру и. т. п. Особенно памятенъ мн вечеръ 17 августа 1888 г., когда я, пришедши въ условленный часъ въ отель, встртилъ поджидавшую меня въ коридор графиню всю въ слезахъ и съ словами: ‘ему совсмъ плохо, ступайте къ нему поскоре’, онъ привтствовалъ меня необычно мрачнымъ взглядомъ и слабымъ пожатіемъ руки и сталъ говорить тихимъ, торжественнымъ голосомъ: ‘ну, прощайте, дорогой мой, я чувствую, что конецъ мой приходитъ, и я вижу васъ въ послдній разъ: дайте же мн поблагодарить васъ за дружбу и за вс заботы обо мн’, и дале въ этомъ род. Признаюсь, сильно сжалось у меня сердце и отъ этихъ словъ, и отъ тона, съ какимъ они произносились, но убдившись наскоро, что ихъ ничто не оправдывало, я справился съ собой и, засмявшись, замтилъ въ отвтъ, что заявленіе этой предсмертной благодарности онъ смло можетъ отложить до боле подходящаго времени, и сталъ его убждать, что все теченіе болзни не только не указываетъ на смертельную опасность, а напротивъ, предвщаетъ близкое поправленіе, объясненіе это его успокоило, вскор онъ разговорился, а черезъ четверть часами, какъ ничего не бывало, болтали уже о постороннихъ предметахъ. Но приступы такой отчаянной безнадежности въ своемъ поправленіи возвращались чаще и чаще, не смотря на то, что вс болзненные припадки видимо длались слабе, онъ самъ не могъ не замчать этого улучшенія и часто просилъ извиненія въ невольныхъ нервныхъ вспышкахъ, съ которыми не можетъ совладть, и однажды сказалъ: ‘Есть чье-то извстное изреченіе, истину котораго я испытываю теперь на себ: потеряешь состояніе — не бда, потеряешь здоровье — и то даже не бда, а вотъ когда потеряешь самую энергію жить, тогда пиши совсмъ пропало’. При наблюденіи этихъ вспышекъ и во мн сложилось такое безотрадное убжденіе, что хотя графъ и выйдетъ благополучно изъ настоящаго заболванія, такъ какъ ему постепенно становилось лучше, и онъ могъ уже съ постели переходить на кушетку, но съ такими расшатанными нервами, которые будутъ отравлять постоянно его дальнйшее существованіе. Все это мн такъ больно было видть, такъ меня волновало, что я ходилъ дома самъ не свой, не досыпалъ ночей, а между тмъ старался являться къ графу всегда въ маск невозмутимаго спокойствія и этимъ спокойствіемъ поднималъ его упавшую энергію. Наконецъ я не выдержалъ этого напряженія и свалился, по счастію, это случилось уже въ конц августа, когда состояніе графа настолько поправилось, что онъ могъ обойтись безъ моихъ медицинскихъ совтовъ и когда изъ Петербурга пріхалъ одинъ изъ друзей графа, а также и его младшій сынъ, такъ что прекращеніе нашихъ ежедневныхъ свиданій не было особенно ощутимо. Пролежалъ я ровно недлю и, какъ только всталъ, первый выходъ мой былъ къ графу, нашелъ я его въ относительно лучшемъ вид, по прежнему на кушетк и по прежнему обложеннымъ газетами: лишай подсохъ и исчезъ, появился аппетитъ, и пищевареніе совершалось боле правильно, но этимъ улучшеніе и ограничилось, потому что пароксизмы невралгическихъ болей въ рук продолжались и зачастую лишали его сна, а небольшое повышеніе температуры, получаемое даже при несовершенномъ измреніи ея между пальцами, учащеніе перебоевъ въ сердц и появленіе крови въ мокрот и т. и указывали, что нарушеніе легочнаго процесса все еще не вступило въ періодъ хроническаго затишья. Онъ по прежнему не въ силахъ былъ справляться съ наплывомъ тяжелыхъ предчувствій, и даже пріздъ кой-кого изъ старыхъ знакомыхъ только отчасти развлекалъ его, и онъ замтно легче утомлялся разговорами, правда, иногда и теперь случалось, что, увлекшись бесдой, онъ забывалъ о болзни, оживлялся, глаза загорались своимъ мягкимъ блескомъ, остроумная и шутливая рчь его радостно электризовала присутствующихъ, ибо напоминала имъ прежняго Лориса, но это продолжалось недолго, и онъ снова впадалъ въ свое сумрачное настроеніе.
Какъ только онъ почувствовалъ, что набрался достаточно силъ для совершенія обратнаго перезда на югъ, то началъ торопиться въ путь, боясь, чтобы новое ухудшеніе не задержало въ Вевей до холоднаго времени, и 17 сентября ухалъ а на слдующій день извстилъ меня депешею, что благополучно добрался до своей зимней квартиры. Послдовавшія затмъ письма отъ него были довольно успокоительны: въ Ницц онъ замтно пріободрился, сталъ вызжать на прогулки, даже чаще, чмъ въ предыдущія зимы, и только жаловался, что лвая рука все продолжаетъ его сильно мучить. Послднее его письмо ко мн было отъ 11 декабря 1888 года и ничмъ не предвщало близкой опасности, а потому полученная мною лаконическая депеша отъ 12/24-го декабря, сообщавщая о его кончин, поразила своею неожиданностью. Изъ дошедшихъ до меня впослдствіи подробностей о предсмертной болзни графа знаю только, что онъ слегъ въ постель 5/и-го декабря, по причин усиленія кашля и появленія лихорадочнаго состоянія, очень страдалъ отъ безсонныхъ ночей, и силы его быстро падали, встревоженная семья уговорила его призвать на консультацію нмецкаго врача, состоявшаго при виртембергскомъ корол, зимовавшемъ въ Ницц, но было поздно. Консультація состоялась въ 4 часу дня 12/24, декабря, за 5 часовъ до смерти, и графъ даже въ эти послдніе часы своей жизни остался вренъ своей антипатіи къ медицинскимъ осмотрамъ, напрасно докторъ консультантъ склонялъ его допустить къ изслдованію груди, графъ отвчалъ: ‘не сегодня, любезный докторъ, а завтра, если только буду живъ, если-же нтъ…’ и онъ пожалъ плечами. А въ 8 часовъ 40 минутъ того-же вечера для него наступилъ вчный покой, къ которому онъ перешелъ въ полномъ сознаніи.
Россія лишилась въ лиц его одного изъ даровитйшихъ, безкорыстнйшихъ своихъ сыновъ, и можно лишь искренно и не въ оскорбленіе живущимъ пожелать ей побольше такихъ!
Можетъ быть, многіе изъ безстрастныхъ читателей этихъ страницъ найдутъ, что он написаны въ слишкомъ хвалебномъ тон и спросятъ меня: ‘да неужели же графъ не имлъ никакихъ недостатковъ?’ — Несомннно имлъ, отвчу я, на то онъ и былъ человкъ съ нервами, плотью и кровью, а потому ничто человческое ему не было чуждо, но прошу помнить, что я даю не характеристику графа, а только свои личныя воспоминанія о немъ,— въ моихъ же личныхъ впечатлніяхъ его мелкіе недостатки и слабости съ избыткомъ вознаграждались его богатыми достоинствами, и не столько поражалъ въ немъ его обширный, свтлый умъ, сколько благожелательное сердце, которое въ этомъ 60-лтнемъ старц, несмотря на точившую его медленно болзнь и пережитыя превратности, не зачерствло и сохранило горячую вру въ человчество и чисто юношескую чуткость къ проявленіямъ всего честнаго и благороднаго въ окружающей жизни. Какимъ онъ остался въ моей памяти, такимъ я и старался передать его здсь, насколько съумлъ.

(См. приложеніе).

Приложеніе.

(Къ стать ‘Графъ М. Т. Лорисъ-Меликовъ).

Въ Русскомъ Біографическомъ словар, издаваемомъ Императорскимъ Русскимъ Историческимъ Обществомъ подъ словомъ ‘Александръ II’ приводятся весьма интересныя оффиціальныя свднія о программ и дятельности графа Лорисъ-Меликова.
Верховная Распорядительная Коммисія приступила къ длу. Въ первомъ засданіи ея, 4-го марта (1880) г.), графъ Лорисъ-Меликовъ указалъ на дв главныя ея задачи: принятіе ршительныхъ мръ къ подавленію преступныхъ дйствій анархистовъ и изысканіе средствъ для уврачеванія причинъ, породившихъ крамолу и поддерживающихъ ее. Необходимымъ средствомъ къ достиженію этихъ обихъ цлей почиталось прежде всего объединеніе дйствій всхъ судебныхъ и административныхъ органовъ, призванныхъ къ обнаруженію и преслдованію преступныхъ замысловъ и дйствій. Какъ на другую причину, затрудняющую борьбу правительства съ крамолой, указывалось на крайнюю медленность производства дознаній и длъ о государственныхъ преступленіяхъ. Третій вопросъ, предложенный графомъ на обсужденіе Коммисіи, было разсмотрніи и точное опредленіе двухъ мръ, обыкновенно принимаемыхъ противъ лицъ, заподозрнныхъ въ политической неблагонадежности: высылки и полицейскаго надзора. Наконецъ, графъ обратилъ вниманіе Коммисіи на то, что понятіе о политической неблагонадежности допускаетъ много степеней, разграничить которыя полиція не всегда бываетъ въ состояніи, а это влечетъ за собою неосмотрительность при опредленіи административныхъ взысканій. Въ заключеніе, главный начальникъ предложилъ Коммисіи заняться разработкою этихъ четырехъ вопросовъ, а Коммисія постановила: собрать подробныя свднія какъ о личномъ состав, такъ и о стоимости всхъ органовъ правительственныхъ и общественныхъ, призванныхъ къ охраненію порядка и обнаруженію преступныхъ замысловъ въ столиц и ея окрестностяхъ. Съ цлью ускоренія производства дознаній и длъ о государственныхъ преступленіяхъ, Коммисія поручила своимъ членамъ разсмотрть и проврить списки арестованныхъ, а также привести въ извстность всхъ лицъ, подвергшихся административнымъ взысканіямъ, высланныхъ или отданныхъ подъ надзоръ полиціи.
Въ слдующихъ засданіяхъ Верховная распорядительная Коммисія приняла рядъ мръ, направленныхъ главныхъ образомъ, къ облегченію участи лицъ, заподозрнныхъ въ политической неблагонадежности, и поручила сенатору Ковалевскому, изслдовавъ вопросъ объ административной высылк, установить по возможности однообразныя правила по этому предмету. По представленію ея главнаго начальника состоялось Высочайшее повелніе о ршеніи впредь всхъ политическихъ длъ по личнымъ всеподданнйшимъ докладамъ графа Лорисъ-Меликова, или же въ его присутствіи,— по докладамъ министра юстиціи, а также объ освобожденіи отъ полицейскаго надзора лицъ, исправившихся въ поведеніи и нравственности.
Въ начал апрля графъ Лорисъ-Меликовъ представилъ Императору Александру пространный докладъ, съ изложеніемъ отчета о дятельности Коммисіи и взглядовъ выработанныхъ ея предсдателемъ.Указавъ на возложенную на него Высочайшимъ довріемъ задачу,— охранить государственный порядокъ и общественное спокойствіе и объединить направленныя къ тому дйствія всхъ властей, графъ признавалъ предоставленныя ему для того полномочія столь широкими, ‘что идти дале по этому пути — совершенно невозможно’. Впечатлніе, произведенное указомъ объ учрежденіи Верховной Распорядительной Коммисіи онъ находилъ ‘въ высшей степени благотворнымъ’, такъ какъ мра эта устрашила злоумышленниковъ, доказавъ имъ твердое ршеніе правительства положить, во что бы то ни стало, предлъ ихъ покушеніямъ и, вмст съ тмъ, возбудила надежды благомыслящей части общества и отечества, успокоила ее, намтивъ ршимость правительства не останавливаться на мрахъ вншняго свойства.
‘Произведенное указомъ 12-го февраля впечатлніе’, развивалъ графъ мысль свою, ‘не есть случайное и отнюдь не должно быть скоропреходящимъ. Къ этомъ впечатлніи выразилась не только исторически выработавшаяся, завтная черта русскаго народа,— довріе къ мудрымъ предначертаніямъ своего Государя, но и упованіе, что тотъ Монархъ, который врною рукою поставилъ Россію, въ другую, страшную для нея годину, на путь процвтанія, столь же твердо и ршительно укажетъ исполнителямъ его воли на способы къ избавленію той же Россіи отъ встрченныхъ ею на томъ же пути искусственныхъ преградъ. Такія чувства — лучшій залогъ для будущаго и ими нельзя не дорожить. Съ ними не страшны для государственной власти въ Россіи, ни лжеученія Запада, ни доморощенные безумцы. Но чувства эти должны быть удовлетворены, насколько это, въ настоящее время, возможно, иначе государственная язва будетъ все боле и боле захватывать здоровыя части государственнаго организма, тсно связанныя между собою. Правительство въ эпоху, переживаемую нын Россіею, должно уяснить себ разнородныя явленія, порождаемыя общимъ теченіемъ государственной жизни въ связи ихъ между собою и съ прошедшимъ государства, и отдлить въ нихъ случайное отъ неизбжнаго. Только такое сознательное отношеніе къ этимъ явленіямъ можетъ указать на дйствительныя средства къ уврачеванію болзни’.
Докладъ перечислялъ мры, принятыя въ продолженіе истекшихъ трехъ мсяцевъ съ цлью, съ одной стороны, объединить и усилить охранительную дятельность въ мст пребыванія Государя, асъ другой-изучить разнородныя причины приведенія къ настоящему затруднительному положенію, разъяснить общественное настроеніе и изыскать способы къ полному возстановленію порядка. То были: объединеніе дятельности полицейскихъ и жандармскихъ властей, преобразованіе розыскной части въ столиц и усиленіе полицейскихъ средствъ, установленіе боле быстраго движенія дознаній и боле внимательнаго къ нимъ отношенія. Отъ всхъ этихъ мръ графъ Лорисъ-Меликовъ ожидалъ наилучшихъ послдствій и выразилъ намреніе, въ дальнйшихъ дйствіяхъ, продолжать неуклонно слдовать усвоенной имъ и Высочайше одобренной систем.
‘Время особаго усиленія соціалистическихъ ученій въ Европ, гласилъ докладъ, совпало съ тмъ временемъ, когда общественная жизнь въ Россіи находилась въ період великихъ преобразованій, ознаменовавшихъ славное царствованіе Вашего Величества. Ученія эти находили здсь, какъ и везд, послдователей, но число таковыхъ не могло быть велико и вліяніе ихъ не было замтно на первыхъ порахъ. Внутри государства не существовало удобнаго для нихъ класса — земледльческаго пролетаріата, а созданная реформами жизнь занимала и во многомъ удовлетворяла умственныя силы развитыхъ элементовъ общества, подроставшее же поколніе, такъ называемая учащаяся молодежь, не могло не помнить прежнихъ порядковъ и съ довріемъ относилось къ будущему. Никогда, и, можетъ быть, нигд, сила правительственной власти не выражалась блистательне и торжественне, какъ въ то время, и никогда составныя части русскаго общества не были одушевлены боле сознательною приверженностью къ лицу своего Монарха. Прочность такого настроенія зависла отъ хода самыхъ преобразованій, отъ правильной ихъ постановки, отъ урегулированія и пополненія ихъ. При продолжительности же этого настроенія законный порядокъ, приноровленный къ потребностямъ времени и историческимъ условіямъ Россіи, усплъ бы настолько укорениться, что предстоявшая неизбжная борьба началъ порядка съ народившимися лжеученіями не могла бы сопровождаться особенною опасностью для государственнаго строя’.
‘Къ несчастью’ — продолжалъ докладъ,— ‘не таковъ былъ ходъ дла. Новые порядки создали во многихъ отрасляхъ уравненія новое положеніе для представителей власти, требовавшее другихъ знаній, другихъ пріемовъ дятельности, иныхъ способностей, чмъ прежде. Истина эта не была достаточно усвоена и далеко не вс органы власти заняли подлежащее имъ мсто. Ложно понятое назначеніе въ общемъ государственномъ стро повело къ ряду нарушеній прямыхъ обязанностей, къ ряду столкновеній. Неизбжныя ошибки, часто увлеченіе, еще чаще неумніе приноровиться къ новымъ порядкамъ и руководить обстоятельствами и людьми, вызывали отдльные прискорбные факты, изъ которыхъ стали выводиться общія заключенія въ невыгоду новыхъ началъ, проведенныхъ въ жизнь. Разнообразіе взглядовъ, проявившееся въ обществ, проникло и въ правительственныя вліятельныя сферы, гд также стала образовываться пародія партій, стремившихся провести въ дло свои убжденія при каждомъ удобномъ случа. Затаенная борьба увлекла мннія въ крайности. Одни стремились, нетолько къ урегулированію реформъ, но и къ упраздненію ихъ послдствій. Другіе стали на ихъ сторону, защищая съ одинаковою горячностью основныя ихъ начала и неизбжные недостатки. Самыя умренныя попытки урегулировать дйствіе реформъ и пополнить недостатки законодательства по нетронутымъ отраслямъ управленія встрчались съ противодйствіемъ, явнымъ или скрытымъ, или оставались безъ движенія. Такая участь постигла предуказанные Высочайшею волею вопросы первой важности, каковы: возвышеніе нравственнаго уровня нашего духовенства, реформа податная, преобразованіе губернскихъ административныхъ учрежденій, установленіе отношеній нанимателей къ рабочимъ, дарованіе правъ раскольникамъ, переустройство тюремъ и многіе другіе. Безчисленный рядъ коммисій, безконечныя, безплодныя переписки, раздражали общественное мнніе и не удовлетворяли никого, Все тонуло въ канцеляріяхъ, и застой этотъ отражался на дятельности вновь созданныхъ учрежденій’.
Докладъ указывалъ затмъ на неудовлетворительный ходъ и развитіе главнйшихъ преобразованій царствованія: ‘Крестьянское дло посл кипучей дятельности первыхъ дней вошло въ общую колею и неподвижность въ улучшеніи слабыхъ его сторонъ создало такую обособленность несовершеннаго крестьянскаго управленія, которая могла казаться полезной лишь въ первые дни великой реформы. Новые суды, созданные при недостаточныхъ полицейскихъ порядкахъ, стали въ изолированное отъ общаго строя положеніе, не смягчаемое нисколько вліяніемъ прокуратуры, далеко не усвоившей себ надлежащаго значенія. Личный составъ судебныхъ учрежденій, неосторожно критическими, а часто непріязненными отношеніями къ окружающимъ его порядкамъ, усилилъ подобное же отношеніе къ этимъ порядкамъ въ другихъ общественныхъ слояхъ. Адвокатура заняла мсто, непонятное для простого ума, и затронула многія, молчавшія до того, струны. Духовенство продолжало, за рдкими исключительными явленіями, коснть въ невжеств и мало-по-малу лишалось и того вліянія, какое имло прежде. Оно отовсюду систематически устранялось, приходы закрывались, духовныя семинаріи оставались прежними бурсами. Значеніе дворянства, какъ сословія, стушевалось, мало чмъ поддерживаемое земство, привлекшее сначала лучшія силы мстнаго населенія, не могло остаться долго на той же высот, при отсутствіи средствъ къ боле широкому исполненію мстныхъ задачъ и при недостатк оживляющей правительственной поддержки. Городское самоуправленіе рдко гд встртило на первыхъ же шагахъ сочувственное отношеніе администраціи къ своимъ нуждамъ и правамъ. Кром того, общія потребности населенія возрастали, а положеніе нашихъ финансовъ разстроилось чрезвычайными военными издержками. Цнность бумажнаго рубля упала, цнность продуктовъ увеличилась, появились новые налоги. Вс, возбужденныя такими и подобными явленіями, неудовольствія, боле или мене основательныя разочарованія, при засто насущныхъ вопросовъ,-указанныхъ уже Вашимъ Величествомъ къ разршенію, усиливали съ каждымъ годомъ число недовольныхъ и уменьшали устойчивость почвы подъ началами государственнаго порядка. Параллельно съ этимъ увеличивалась рознь въ дйствіяхъ правительственныхъ учрежденій, призванныхъ къ охраненію порядка, и вліяніе соціальныхъ ученій зрло’.
Начертавъ общую картину внутренняго состоянія Россіи, графъ Лорисъ-Меликовъ переходилъ къ положенію учебной и воспитательной части въ связи съ настроеніемъ учащейся молодежи: ‘Народившееся за это время молодое поколніе не было уже свидтелемъ дореформенныхъ безобразій, точка отправленія его ожиданій была уже не та, что для прежнихъ поколній, и воспріимчивость къ впечатлніямъ окружающей жизни была сильне. Необходима была рука твердая, но не рзкая, руководимая не исключительно системою, но и извстною долею сердечности, чтобы сдержать наружныя проявленія горячей учащейся молодежи, чтобы направитъ ея стремленія, чтобы приготовить изъ нея полезныхъ и надежныхъ дятелей для будущаго. Къ несчастью, въ эту эпоху, руководство учебнымъ вдомствомъ не было сопутствуемо описанными чертами, что было тмъ боле прискорбно, что руководящая власть была вооружена новою учебною системою и новыми уставами среднихъ учебныхъ заведеній, не имвшими на собою поддержки общественнаго мннія. Чтобы возбудить эту поддержку необходима была извстная мягкость пріемовъ и формъ. Противоположный способъ привелъ къ еще большему раздраженію общественнаго мннія, и масла молодыхъ людей враждебно отнесшаяся къ предъявленнымъ къ ней требованіямъ, встртила въ семь и обществ не осужденіе, а сочувствіе. Молодые люди, не кончивъ научной подготовки, не приспособленные къ труду и къ практической дятельности, стали выбрасываться школою въ жизнь и стали искать исхода въ дятельности вн закона, пополняя собою ряды послдователей соціальныхъ лжеученій. Семья и общество, мало знакомыя, собственно говоря, съ сущностью этихъ лжеученій и подъ впечатлніемъ чувства неудовлетворенности общимъ ходомъ длъ, отнеслись равнодушно къ проявленіямъ крайнихъ теорій. Не находя себ отпора или даже авторитетныхъ порицателей, теоріи эти, схватываемыя безъ критики и клочками, загнздились въ цлыхъ кружкахъ и начали проявляться наружу. Первыя подобныя*проявленія были признаны за болзненные наросты, а не за выраженія болзни, требующей внимательнаго изученія и въ особенности санитарныхъ мръ для сокращенія ея эпидемическихъ свойствъ. Сообразно сему и мры были приняты исключительно полицейскаго характера: обыски, аресты, административная высылка и военный судъ. Мры эти, принимавшіяся безъ системы, подъ вліяніемъ раздраженія, не излечили зла, а народили новую массу недовольныхъ, тмъ боле, что при разрозненности и торопливости дйствій правительственныхъ властей, допускалось смшеніе всхъ родовъ и видовъ теорій, если он не согласовались съ установленнымъ порядкомъ вещей, а въ этомъ смшеніи часто упускались крайніе анархисты’. Въ довершеніе обзора докладъ у поминалъ еще о двухъ фактахъ, вліявшихъ на общественное неудовольствіе:обнаруженіе судовъ прискорбной неправильности дйствій многихъ административныхъ лицъ и отсутствіе надлежащаго руководства періодическою печатью.
Обращаясь къ желаніямъ и ожиданіямъ, проявлявшимся въ русскомъ обществ, графъ Лорисъ-Меликовъ свидтельствовалъ, что какъ т, такъ и другія — чрезвычайно разнообразны, истекая изъ личнымъ воззрній. Одни удовольствовались бы единичными частными улучшеніями, другіе желаютъ преобразованій боле общихъ, третьи хотятъ возврата отъ чрезвычайныхъ мръ къ законному порядку, четвертые — облегченія тяжестей налоговъ, улучшенія финансоваго управленія. Жалуются на распущенный порядокъ разныхъ вдомствъ, на чрезмрное отягощеніе бюджета, на недостатки духовенства, въ особенности — на учебное вдомство, которое, по отзыву графа, ‘возбудило противъ себя и государственныхъ сановниковъ, и духовенство, и дворянство, и ученое сословіе, и земство и города, однимъ словомъ,— всхъ, кром лично заинтересованныхъ въ продолженіи существующаго направленія’.
Предположенныя графомъ Лорисъ-Меликовымъ направленныя къ установленію лучшихъ порядковъ государственныя мропріятія были слдующія:
‘1) Идти твердо и ршительно въ дл преслдованія злоумышленниковъ противъ государственнаго порядка и общественнаго спокойствія, но не смшивать съ ними людей, не участвующихъ въ преступной соціальной партіи, а виновныхъ лишь въ проступкахъ, не имющихъ прямого соотношенія къ соціально-революціоннымъ проявленіямъ’.
‘2) Всемрно стремиться къ установленію полнаго единства дйствій всхъ органовъ правительственной власти, призванныхъ къ борьб съ преступными лжеученіями. Сюда относятся преобразовательныя мропріятія къ объединенію, сосредоточенію и усиленію дятельности разнаго рода полицій и направительное руководство министерства юстиціи, судебныхъ учрежденій и въ особенности — прокуратуры, безъ чего успхъ мропріятій полицейскихъ затрудненъ’.
‘3) Съ постепеннымъ достиженіемъ указанныхъ въ предъидущихъ пунктахъ цлей, стремиться къ возвращенію отъ чрезвычайныхъ мръ къ законному теченію длъ’.
‘4) Побудить правительственныя учрежденія и лица къ боле внимательному отношенію къ выразившимся насущнымъ потребностямъ народа и общества и къ его представителямъ. Нельзя не оказывать благорасположеннаго участія къ нуждамъ духовенства, къ заявленіямъ дворянства, къ дятельности земства, къ потребностямъ городовъ. Слдуетъ дать ходъ такимъ предположеніямъ, кои давно уже намчены Высочайшею волею Вашего Императорскаго Величества и осуществленіе коихъ останавливается въ канцеляріяхъ и всякаго рода коммиссіяхъ. Полезно было бы привлекать и дворянство, и земство, и города къ участію въ такихъ вопросахъ, которые близко касаются ихъ мстныхъ нуждъ’.
‘5) Возстановить утраченное учебнымъ вдомствомъ довріе всхъ сословій и всхъ слоевъ общества, не касаясь коренныхъ основъ учебной системы. Необходимыя для этого измненія въ личномъ состав управленія учебнымъ вдомствомъ будутъ встрчены величайшимъ сочувствіемъ всею Россіею. Безъ этихъ измненій успхъ принимаемыхъ мръ будетъ постоянно парализоваться новымъ наслоеніемъ вредныхъ элементовъ тревожныхъ для настоящаго и грустныхъ для будущаго’.
‘Направленіе вдомствъ’ — такъ кончался докладъ — ‘зависитъ преимущественно отъ лицъ, стоящихъ во глав ихъ. Задача ихъ — быть точными исполнителями благихъ предначертаній Нашего Величества на счастіе Россіи и ея народовъ. Велика ихъ отвтственность передъ потомствомъ и глубоко должно быть сознаніе ихъ въ томъ, что они — слуги своего дла и что одна изъ существеннйшихъ ихъ цлей есть привлеченіе сердецъ къ источнику власти въ Россіи. Въ тяжкія минуты государственной жизни, подобныя переживаемымъ нын, они боле, чмъ когда-либо, должны стоять на высот своего призванія, и по складу способностей, и по любви къ управляемымъ. Безъ этихъ условій, вмст соединенныхъ, они не могутъ быть достойными исполнителями воли своего Государя и приносятъ не пользу, а вредъ, грозящій усиленіемъ тхъ осложненій, которыя привели насъ къ, настоящему тяжелому времени’.
Одобренныя Императоромъ Александромъ мысли, изложенныя въ доклад графа Лорисъ-Меликова, легли въ основаніе всей его дальнйшей дятельности. Одновременно графъ Толстой уволенъ отъ должностей министра народнаго просвщенія и оберъ-прокурора Св. Синода и замненъ въ первой изъ нихъ А. А. Сабуровымъ, во второй — К. П. Побдоносцевымъ. Облеченный безграничнымъ Монаршимъ довріемъ, графъ Лорисъ-Меликовъ въ циркуляр къ генералъ-губернаторамъ, сообщилъ имъ новыя начала, усвоенныя правительствомъ въ борьб съ соціально-революціоннымъ движеніемъ, и пригласилъ ихъ сообразоваться съ ними, указавъ на двойную цль, къ коей должны быть направлены вс усилія властей: неуклонное преслдованіе злоумышленниковъ и успокоеніе благонадежныхъ общественныхъ элементовъ возбужденіемъ въ нихъ сочувствія къ правительственной дятельности.
6-го августа состоялся именной Высочайшій указъ Правительствующему Сенату, въ которомъ изображено: ‘Слдя, со дня учрежденія Верховной Распорядительной Коммисіи, за мропріятіями главнаго начальника оной, мы убдились, что ближайшая цль учрежденія Коммисіи — объединеніе дйствій всхъ властей для борьбы съ крамолою — настолько уже достигнута, вполн согласными съ видами нашими, распоряженіями генералъ-адъютанта графа Лорисъ-Меликова, что дальнйшія указанія наши по охраненію государственнаго порядка и общественнаго спокойствія могутъ быть приводимы въ исполненіе въ общеустановленномъ законномъ порядк, съ нкоторымъ лишь расширеніемъ круга вднія министра внутреннихъ длъ’
Министромъ внутреннихъ длъ назначенъ генералъ-адъютантъ гр. Лорисъ-Меликовъ, товарищемъ министра — ближайшій его сотрудникъ и довренный совтникъ, статсъ-секретарь Кахановъ, вторымъ товарищемъ — свиты Его Императорскаго Величества генералъ-маіоръ Черевинъ.
Тотчасъ по вступленіи въ должность министра внутреннихъ длъ, графъ Лорисъ-Меликовъ представилъ на благоусмотрніе Государя соображенія свои о важной правительственной мр. ‘Къ числу самыхъ правильныхъ средствъ’, писалъ онъ на всеподданнйшемъ доклад отъ 11 августа, ‘къ поврк дйствій мстныхъ властей и къ изученію потребностей различныхъ частей обширной Россійской Имперіи, принадлежали, въ царствованіе въ Боз почивающаго Государя Императора Николая Павловича, ревизіи губерній особо назначавшимися сенаторами. Ревизіи эти имли всегда самыя благотворныя послдствія и, содйствуя къ оживленію мстной жизни, доставляли высшему правительству неоцнимые матеріалы, какъ для точнаго опредленія дйствительнаго положенія обревизованныхъ губерній, такъ и для выясненія необходимыхъ мръ къ исправленію замченныхъ неустройствъ’.Такія ревизіи, и съ тою же цлью, министръ признавалъ крайне полезными и въ настоящее время, въ видахъ прочнаго охраненія государственнаго порядка и общественнаго спокойствія. По мннію его, он послужили бы также къ выясненію разнообразныхъ воззрній, и, вообще, настроенія умовъ вн столичныхъ центровъ, и къ пополненію, современными данными, имющихся въ разныхъ вдомствахъ свдній по слдующимъ, подлежащимъ разршенію, вопросамъ: преобразованіе административныхъ губернскихъ учрежденій сообразно потребностямъ времени, способы къ прочному объединенію полицейскихъ властей, уясненіе степени распространенія соціально-революціонной пропаганды, изученіе вліянія административныхъ высылокъ и проч. ‘Настоящая минута’, продолжалъ гр. Лорисъ-Меликовъ, ‘была бы въ высшей степени удобною для назначенія сенаторскихъ ревизій въ шести или семи губерніяхъ различныхъ полосъ Имперіи. Ревизіи эти были бы крайне полезны нетолько для вдомства министерства внутреннихъ длъ, но, безъ сомннія, и для другихъ вдомствъ, которыя могли бы также дополнить этимъ путемъ свднія свои по многимъ, весьма важнымъ предметамъ, какъ, напримръ, по предршенному уже Вашимъ Величествомъ вопросу о замн подушной подати. Самое назначеніе ревизій не можетъ, по моему убжденію, не произвести весьма успокоительнаго впечатлнія на общество, какъ новое доказательство Высочайшаго Вашего Величества попеченія о благ народномъ’.
Императоръ Александръ утвердилъ предположенія министра внутреннихъ длъ, согласно коимъ назначены для производства ревизіи сенаторы: Ковалевскій — въ губерніяхъ Казанской и Костромской впослдствіи въ Оренбургской и Уфимской, Мордвиновъ — въ Тамбовской и Воронежской, Половцевъ — въ Кіевской и Черниговской, Шамшинъ — въ Самарской и Саратовской.
Коммисія изъ представителей разныхъ вдомствъ выработала особое наставленія ревизующимъ сенаторамъ, поднесенное министромъ юстиціи на Высочайшее утвержденіе. Наставленіе это представляло программу, широко охватывавшую вс главнйшія отрасли внутренняго управленія. Сенаторы приглашались подвергнуть тщательному изслдованію и подробной разработк нижеслдующіе вопросы:
1) По вдомству министерства внутреннихъ длъ: о распространеніи въ Россіи соціально-революціонныхъ лжеученій, объ административной высылк и ея послдствіяхъ, о настроеніи умовъ крестьянскаго населенія, въ особенности, по поводу слуховъ о новомъ надленіи землею, объ экономическомъ положеніи мстнаго населенія въ связи съ причинами упадка народнаго благосостоянія и общественной нравственности, о недостаткахъ мстныхъ по крестьянскимъ дламъ учрежденій и въ частности, общественнаго крестьянскаго управленія, о предоставленномъ сельскимъ обществамъ прав исключать или не принимать обратно порочныхъ своихъ членовъ, о дятельности земскихъ учрежденій и о степени удовлетворительности личнаго ихъ состава, а также о пререканіяхъ земствъ съ правительственными органами, о правильности примненія Городового Положенія, о преобразованіи и объединеніи дйствій всхъ административныхъ учрежденій въ губерніяхъ и уздахъ, а равно и полицейскихъ властей различныхъ наименованій, объ отношеніяхъ Корпуса жандармовъ къ общей полиціи, о санитарныхъ условіяхъ городовъ, о положеніи раскольниковъ и евреевъ. 2) По судебному вдомству: объ отношеніяхъ прокурорскаго надзора къ судебнымъ и административнымъ учрежденіямъ, о личномъ и количественномъ его состав, о состояніи мстъ заключенія и о надзор за арестантами, объ участіи полиціи въ разслдованіи преступленій, объ улучшеніи порядка составленія списковъ присяжныхъ засдателей, о степени удовлетворительности мировыхъ судебныхъ установленій, о присяжныхъ повренныхъ и другихъ лицахъ, коимъ предоставлено право ходатайствовать предъ судомъ, о порядк исполненія судебныхъ ршеній по гражданскимъ дламъ. 3) По финансовому вдомству: о предположенномъ сліяніи управленій акцизнымъ сборомъ съ казенными палатами, о тяжести и недостаткахъ подушной подати, о причинахъ накопленія недоимокъ, какъ постоянныхъ, такъ и случайныхъ и о мрахъ къ ихъ предотвращенію, объ отмн акциза на соль, о положеніи ремесленнаго, фабричнаго и заводскаго населенія, о техническомъ образованіи и недостатк въ техникахъ, о вліяніи сельскихъ банковъ, ссудо-сберегательныхъ кассъ и товариществъ на благосостояніе крестьянъ, о положеніи евреевъ въ промышленности и торговл, о недостаткахъ паспортной системы. 4) По вдомству государственныхъ имуществъ: о сліяніи мстныхъ органовъ этого министерства съ общими губернскими учрежденіями, о недостаткахъ существующаго порядка сдачи въ аренду казенныхъ оброчныхъ статей, о сельско-хозяйственныхъ учебныхъ заведеніяхъ, о переселенческомъ движеніи, о привлеченіи земствъ и частныхъ лицъ къ совокупной съ министерствомъ дятельности по сельскому хозяйству, о введеніи правильнаго лсного хозяйства и о мрахъ къ охраненію лсовъ, о взаимныхъ отношеніяхъ сельскихъ хозяевъ и рабочихъ, о введеніи минеральнаго топлива. 5) По вдомству народнаго просвщенія: о состояніи университетовъ Казанскаго и св. Владиміра въ Кіев, и о взаимныхъ отношеніяхъ попечителей учебныхъ округовъ съ университетскими совтами, о среднемъ образованіи вообще и въ частности о положеніи реальныхъ училищъ и учительскихъ семинарій, училищъ городскихъ и народныхъ, о привлеченіи земствъ и городовъ къ боле дятельному участію въ народномъ образованіи. 6) По вдомству путей, сообщенія: о содержаніи и распредленіи бечевниковъ и о денежныхъ сборахъ съ судовъ, о порядк завдыванія шоссейными дорогами, о привлеченіи земствъ и городовъ къ устройству подъздныхъ путей къ желзнымъ дорогамъ и къ судоходнымъ ркамъ и каналамъ.
Осенью 1880 года ревизующіе сенаторы отправились къ мстамъ своего назначенія.
Между тмъ, нсколько коммисій дятельно трудились надъ преобразованіемъ и улучшеніемъ разныхъ частей управленія. Одной изъ нихъ порученъ былъ пересмотръ всхъ дйствующихъ узаконеній о печати, другая занималась разсмотрніемъ списковъ административно-ссыльныхъ и поднадзорныхъ и примненіемъ къ нимъ новыхъ, выработанныхъ сенаторомъ Ковалевскимъ, правилъ.
Наступилъ 1881 годъ.
Въ конц января графъ Лорисъ-Меликовъ свидтельствовалъ, во всеподданнйшемъ доклад о благотворныхъ послдствіяхъ принятой правительствомъ системы постепеннаго возвращенія государственной жизни къ правильному ея теченію, удовлетворяющему, по его выраженію, внутреннимъ стремленіямъ благомыслящей части общества и укрпляющему временно поколебленное довріе населенія къ сил и прочности правительственной власти въ Россіи. Результаты эти графъ приписывалъ ряду государственныхъ мръ принятыхъ со времени назначенія его начальникомъ Верховной Распорядительной Коммисіи, и впослдствіи — министромъ внутреннихъ длъ. ‘Но, разсуждалъ онъ, въ видахъ прочнйшаго порядка, слдуетъ воспользоваться наступившимъ успокоеніемъ умовъ. ‘Великія реформы царствованія Вашего Величества,’ — читаемъ дале въ доклад,— ‘вслдствіе событій, обусловленныхъ совмстными съ ними, но не ими вызванными проявленіями ложныхъ соціальныхъ ученій представляются до сихъ поръ отчасти не законченны ми, а отчасти не вполн согласованными между собою. Кром того, многіе, первостепенной государственной важности вопросы, давно уже предуказанные Державною волею, остаются безъ движенія въ канцеляріяхъ разныхъ вдомствъ. Для закончанія реформъ и для разршенія стоящихъ на очереди вопросовъ въ центральныхъ управленіяхъ имется уже много матеріаловъ, добытыхъ опытомъ прошедшихъ лтъ и пріуготовительными работами. Сенаторскія ревизіи, имющія главною цлью изслдованіе настоящаго положенія провинціи и мстныхъ потребностей, должны внести богатый вкладъ въ эти матеріалы и уяснить мстными данными то направленіе, какое для успха дла необходимо будетъ дать предстоящимъ преобразовательнымъ работамъ центральныхъ учрежденій, но и эти данныя, при окончательной разработк ихъ, несомннно окажутся недостаточными безъ практическихъ указаній людей, близко знакомыхъ съ мстными условіями и потребностями’.
Основываясь на этихъ соображеніяхъ, министръ внутреннихъ длъ признавалъ, что призваніе общества къ участію въ разработк необходимыхъ для настоящаго времени мропріятій и есть именно то средство, которое ‘и полезно, и необходимо для дальнйшей борьбы съ крамолою’. Важнымъ и подлежащимъ зрлому обсужденію представлялся при этомъ способъ осуществленія этой мысли.
Графъ Лорисъ-Меликовъ снова и энергически высказался противъ организаціи народнаго представительства въ Россіи, а почиталъ наиболе цлесообразнымъ порядокъ разсмотрнія предстоявшихъ разршенію правительства задачъ, уже испытанный въ первые годы царствованія Императора Александра II.
По его мннію, слдовало остановиться на учрежденіи въ С.-Петербург временныхъ подготовительныхъ коммисій, на подобіе организованныхъ въ 1859 году редакціонныхъ коммисій съ тмъ, чтобы работы этихъ коммисій были подвергаемы разсмотрнію, съ участіемъ лицъ, взятыхъ изъ среды земства и нкоторыхъ значительныхъ городовъ.
1-го марта, въ 12 1/2 часовъ дня, Государь одобрилъ составленный въ этомъ смысл проектъ правительственнаго сообщенія, повелвъ, чтобы до напечатанія его въ ‘Правительственномъ Встник’ проектъ былъ выслушанъ въ засданіи Совта Министровъ, созванномъ на 4-е марта.
Въ 3 часа 35 минутъ пополудни не стало Императора Александра II (стр. 878—889).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека