А. Г. Ротчев
Из книги ‘Правда об Англии и сказание о расширении владений ее во всех частях света’
[Об опиумной войне в Китае]
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
* * *
ПРИМЕЧАНИЯ
Из книги ‘Правда об Англии и сказание о расширении владений ее во всех частях света’, Ротчев Александр Гаврилович, Год: 1854
Время на прочтение: 18 минут(ы)
Ротчев А. Г. Воспоминания русского путешественника. Сост., предисл. и примеч. М. Ш. Файнштейна.— М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. (Рассказы о странах Востока).
Никакое событие не может бросить столь яркого света на английскую политику, как последняя война Англии с Китаем. Для совершенной ясности фактов, возбудивших эту войну, нужно войти в некоторые подробности, имеющие существенную связь с рассказываемым нами происшествием.
С давних времен многие народы ввозят опиум в Китай. Англичане, убедясь в огромных выгодах от чрезвычайного развития вкуса китайцев к опиуму, установили монополию этой торговли. С тех пор в Англо-Индии посевы мака чрезвычайно умножились и в немногие годы Бенгал и прилегающие провинции стали снабжать Китайскую империю всею потребностью опиума.
Долго пекинское правительство терпело эту торговлю, наконец, видя разрушительные действия, производимые опиумом, оно воспретило продажу и ввоз его под строжайшим наказанием. Это первое запрещение воспоследовало в 1796 году.
Китайское правительство справедливо ли встревожилось и запретило продажу такого зелья, которое до тех пор почиталось простым врачебным средством? Тот, кто хорошо знает действия опиума, легко может отвечать на такой вопрос.
Опиум убивает равно как физические, так и моральные силы. Физиологи согласно утверждают, что постоянное употребление опиума, при курении или внутренних приемах — производит страшное действие на нервную систему. Он не производит сна, но общее раздражение, которое, восходя до восторга, переходит в бред: потрясение, причиняемое мозгу, всего опаснее. Потребитель опиума недолго сохраняет память и рассудок. Нравственное ослабление идет рука в руку с физическим разрушением. Ноги такого любителя колеблются, все тело сгибается, лицо покрывается морщинами и гробовою бледностью, а в то же время умственные способности и сердечные качества одно за другим исчезают. Тогда разрушение организма становится общим, и несчастный потребитель опиума не принадлежит уже к семье людей гораздо прежде окончательного совершения самоубийства. Впрочем, вот наглядное описание страшных действий и опустошений, производимых опиумом:
В одной из улиц Кантона, в самом центре города, на каждом шагу видите лавки, в которых продается опиум. В этих лавках вечером, по окончании работ, толпы несчастных китайцев насыщают губительную страсть свою. В комнатах по стенам устроены деревянные нары с заспинками, на которые можно положить голову, есть и особливые комнаты для зажиточных курильщиков. Чубук, употребляемый для курения, вырезывается из тростника в дюйм толщиною, один конец его, сообщающийся с трубкою, в которой горит опиум, имеет отверстие не более булавочной головки. Самое вещество приготовляется с благовониями, в трубку накладывается очень мало, и она производит одну или две затяжки, курильщик тянет дым сильно, точно так, как бы он курил индийскую хуку. Для новичка довольно одной, двух трубок, но опытный курильщик может курить по несколько часов.
После немногих дней такого удовольствия, особливо если оно было изведано с излишеством, разливается на лице смертная бледность, и глаза начинают блуждать. Через несколько месяцев, даже через несколько недель, человек сильный, здоровый превращается в идиота, не отличающегося ничем от остова. Невозможно выразить тех страданий, которым подвергается этот злополучный, если после долгой привычки лишить его употребления опиума. В этих людях только тогда, когда они находятся под влиянием губительного зелья, заметна еще жизненная деятельность. В десять часов вечера в притонах, где совершается гибель их, можно наблюдать, над жалкими жертвами все положения, происходящие от упоения опиума. Иные вбегают, словно полоумные, торопясь удовлетворить томящей алчности, которую они не могли насытить в течение целого дня, другие под влиянием первого приема хохочут, толкуют бессмыслицу, а некоторые лежат на нарах, неподвижно, с искривленною улыбкою на устах, обаянные страшным сладострастием от губительного действия, не будучи в силах обратить внимания на все то, что вокруг происходит. Зрелище обыкновенно довершается в особой комнате, настоящей обители мертвых, где лежат, словно трупы, курильщики опиума, добившиеся до восторга, желанного с такою алчностью, т. е. повергнутые в подобие того сна, от которого они в безумном ослеплении своем уже не проснутся.
Несколько лет тому назад один китайский живописец нарисовал ряд картин, изображающих последовательно жизнь курильщика опиума. Вот описание этих картин, заимствованное из ‘Chinese Reportory’ Апр. 1837 г. Журнал этот издается в Кантоне.
В первой картине представлен молодой человек, роскошно одетый, он богат и на цветущем лице его изображается самодовольствие. Недалеко от него сундук, полный золотом и серебром. Слуга молодого человека в углу комнаты набивает опиумом трубку барина.
В другой картине молодой человек курит опиум на роскошном диване, в кругу приятелей и музыкантов, которым он раздает деньги.
В третьей картине безумец уже совершенно предался губительной привычке, бессмысленные, впалые глаза недвижны, как свинец, он исхудал, зубы осунулись, тело согнулось, все выражает страдания организма его от курения опиума. Молчаливо сидит он на ветхом диване, сундук его пуст. Но он все еще собирается курить. Жена и слуга печально смотрят на его гибель.
Четвертая картина представляет его в совершенной нищете. Кровать его сбита из нескольких досок. Он согнулся как 80-летний старик, лицо его страшно исказилось, руки свело, он кажется при последнем издыхании. Жена и сын его голодны, но он совершенно равнодушен к страданиям их.
В пятой картине юноша-старец все еще страстен к мертвящему яду, он дошел уже до совершенной крайности. Он собрал несколько медных монет, может быть украденных у соседа, и влачится к грязной лавочке, где окурками, выброшенными из трубок, думает утолить пожирающую страсть свою.
Наконец, на шестой картине он уже представлен совершенным идиотом. Сидя на бедном бамбуковом стуле, он жует такой огромный кусок опиума, что, только запивая чаем, может проглотить его. Жена и сын его для дневного пропитания размывают шелк. Нужно ли говорить, что смертный час его близок?
Так изображен безумец, предавшийся гибельной привычке, к несчастью, нет возможности отвыкнуть от этого яда. Упадок сил, следующий за опьянением, не страшит курильщика. Болезненное состояние настает уже тогда, когда человек насладится в воображении всеми радостями восточного рая. Он готов скорее умереть, нежели отказаться от упоительных призраков, доставляющих ему всю утонченность наслаждений. Скажу больше: этот страшный порок безусловно овладевает организмом и волею души, если б потребитель опиума и вздумал остановиться, то нервное раздражение, мгновенно в нем упадающее, производит невыносимое расстройство, нередко становящееся гибельным. И так он волею или неволею, независимо от всех нравственных побуждений, должен совершать до конца самоубийство. Нет возможности остановиться тому, кто однажды выступил на этот путь… ‘Известно, говорит один из чиновников богдыхана1 в донесении правительству китайскому, что курильщики опиума периодически стремятся к употреблению этого зелья, такое желание укрощается только новым приемом, сделанным в известный промежуток времени. Если эти люди не могут удовлетворить потребности своей в ту минуту, когда является к тому надобность, то члены их ослабевают, из глаз и из носа струится нечистота, и они становятся неспособными к работе. Но несколько глотков опиума возбуждают силы и умственную деятельность. Они живы только опиумом, а когда их хватают и отводят к начальству, то гораздо охотнее выносят жестокие наказания, нежели доносят на тех, от кого получают опиум’.
Таким образом, правительство китайское, запрещая опиум, сознавало только его губительные свойства. Оно действовало предусмотрительно, уничтожая продажу губительного зелья.
Этого запрещения не признали англичане. Они заменили публичную продажу скрытым торгом, выгоды которого превзошли все их ожидания. Ост-Индская компания, видя быстрое возрастание этой промышленности, стала монопольно заниматься разведением мака в своих индийских владениях. Маковые плантации можно встретить во всех англо-индийских областях, но обработка его преимущественно развита на землях областей Патны и Бенареса. Область Малва одна производит половинное количество потребности. И в этой области, хотя и не принадлежащей компании, обработка мака происходит монопольно. Владетели земель должны объявлять количество собираемого мака и без остатка продавать его одним англичанам. Цены назначаются агентами компании и вдвое ниже тех, которые владельцы могли бы получить на вольных рынках. Такая ненавистная монополия наконец разорила жителей этой области и произвела возмущение. Несколько лет тому назад компания объявила свободным разведение мака в этой области. Но что же это за свобода? Малвский опиум сбывают только на рынках Бомбея, а как в эту столицу он должен проходить чрез британские области, то в Китай он может не иначе быть отправлен, как по уплате значительных транзитных пошлин. Во всех областях, принадлежащих англичанам, существует строжайшая и угнетательная монополия.
Там, где земля удобна для посева мака, его разведение поставлено жителям в непременную обязанность. Правительство англо-индийское раздает задатки райотам, земледельцам. Если бы земледелец вздумал отказаться от такого задатка, то чиновники компании бросают ему деньги и хижину. Если бы райот вздумал бежать — его ловят, приводят обратно и заставляют принять назначенный задаток. Волею или неволею райот, получивший задаток правительства, должен сеять мак. Таким образом, он становится отравителем по приказу, и горе ему и семейству его, если он вздумал утаить что-нибудь от посева: такое преступление разорило бы его вконец, получив щедрое воздаяние за вину свою, едва ли бы он сыскал какую-нибудь работу.
Но всего этого мало: Ост-Индская компания во избежание совместничества со стороны французских колоний в Индии выплачивает ежегодно французскому правительству миллион франков с тем, чтобы на ничтожных землях, принадлежащих к Шандернагору и Пондишери, никто не смел заниматься разведением мака.
Ост-Индская компания, приводя везде в порядок этот запретный торг, старалась всеми силами между тем, чтобы распространить употребление опиума в отдаленнейших областях Китайской империи. Английские агенты входили в сношения с первыми сановниками Китая, стараясь развить в них губительную привычку, и таким образом приобретали в них деятельных соучастников, они прилежно занимались контрабандою опиума между прибрежными жителями. На острове Лянсин, лежащем при входе в Кантон, было складочное место. Здесь всегда стояли корабли с богатым запасом опиума для охотников. Мало-помалу, англичане стали действовать без всякой церемонии вопреки приказов правительства. Суда, занимавшиеся перевозкой запрещенного товара, вооружились пушками, контрабандисты при нападении военных джонок таможенных упорно отстреливались и искусно избегали погони. Ост-Индская компания вполне торжествовала: дело шло как нельзя лучше, и с той поры китайцы уже не могли обойтись без опиума. Они стали данниками и покорными жертвами англичан. Китайцы в руках калькуттского правительства стали товарною статьей, на которую была обращена вся деятельность англо-индийских промышленников. При таком влиянии не покажется ли странным, что целый многочисленный народ отравляется добровольно каким-то зельем? Постараемся объяснить это явление.
В китайцах чувственность развита в высочайшей степени, с незапамятных времен они привыкли к возбудительной пище и всякого рода пряностям, гнезда ласточек, ласты акулы, разного рода моллюски и морские черви, потребляемые в огромном количестве, составляют раздражительную пищу китайцев. После этого удивительно ли, что китайцы с жадностью потребляют опиум, тем более что на первых порах, принимаемый умеренно, он действительно разливает временное спокойствие и доставляет сладостные видения, возврата которых жадно желает при каждом приеме его усердный потребитель. Чем чаще, чем больше прием — тем влечение сильнее. Нет сил устоять против повелительной потребности, хотя и есть сознание добровольно рассчитанного самоубийства. Впрочем, не есть ли это повторение тех явлений, которые наблюдаются при чрезмерном употреблении крепких напитков? В Сирии, в Персии, в Индии и в Турции опиум не действует столь разрушительно, потому что жители упомянутых стран не так страстно ему преданы и употребляют его воздержнее. От развития чувственных наклонностей в народе в Китае употребление опиума производит иные явления. Англичане это хорошо знают, и вот почему так усердно кормят этим зельем китайцев, а не развозят в другие земли.
Итак, вот по каким причинам многочисленный народ отравляет сам себя добровольно.
Во всех этих действиях легко проникнуть цель Англии. Ослабляя финансовые средства Китая, она постепенно распространяет политическое влияние свое в недрах империи. И в самом деле, при покупке опиума на чистые деньги, по причине запрещения его, вывозят из Китая миллионные суммы в звонкой монете и металле, без всяких выгод для области. ‘В былое время, говорят умные китайцы, варвары, торгуясь с нами, привозили деньги, и деньги эти, выдаваемые за товары, разливали благосостояние между прибрежными жителями. Но с тех пор, как варвары стали продавать опиум скрытно и на наличные деньги, звонкая монета выходит из Китая, а в Китай никаким путем не попадает’.
Таким образом Китай стал терять громадные количества металла, а Ост-Индская компания стала извлекать из такого рода дел исключительную пользу, между тем как эти дела становились при дальнейшем развитии источником народной гибели и правительства Небесной империи.
Расчет Англии в видах политических был чрезвычайно основателен: само собою разумеется, что употребление опиума, постепенно принимая большие размеры, пагубно действовало на народ, ослабляя его и беззащитно передавая в руки сильного врага. Нужно заметить, что классы зажиточные преимущественно изобилуют потребителями опиума. Войско также предано этой привычке, так что лучшие жизненные силы Китая, т. е. зажиточный класс и войско, поражены этою язвою. Китайцы сами говорят, что большинство курильщиков состоит в родстве с правительственными людьми, от них привычка эта распространилась между торгующим классом и войском. Не курит только народ, живущий в деревнях и в хижинах.
Но не на одно нравственное ослабление Китая рассчитывала английская политика. При этих распоряжениях можно было предвидеть еще более положительные последствия. Правительства Калькутты2 и Лондона не упустили их из виду: жизнь потребителя опиума в Китае средним числом гаснет в 4 года, стало быть, при распространении пагубного яда общая смертность должна возрастать значительно. Рассчитано, что 34 000 ящиков опиума {Ввоз опиума в Китай возрастает в изумительных размерах, вот очерк этого ввоза за 20 лет.
Итак, в 20 лет цифра продажи удесятерилась (Примеч. авт.)}, ввезенных в Китай в 1837 году, удовлетворяют потребности одного миллиона жителей. Ясно, что если это число и остановилось бы, то Китай с той эпохи, по расчету, теряет ежегодно миллион народа кроме обыкновенной смертности. В настоящее же время ввоз опиума едва ли не удвоился.
Итак, для пользы Ост-Индской компании: разорение частных зажиточных лиц и правительства.
Нравственное ослабление и уничтожение народа — вот средства завоевания.
Англия неусыпно стремится к этой двойственной цели с тех пор, что запретная мера дала новое развитие этому ненавистному торгу.
Пекинское правительство увидело опасность положения, в которое ввергало его быстро распространяющаяся торговля опиумом. Оно обнародовало новые законы, строго воспрещавшие контрабанду, и предписало мандаринам неусыпное наблюдение.
Англичане, а за ними и французы, находящие в заступничестве своем выгоды, уверяли, что в этом случае финансовое положение Китая заставляло его правительство принимать подобные меры, что вновь вышедшие узаконения против купцов и курильщиков опиума имели целью остановить вывоз звонкой монеты и таким образом воспрепятствовать разорению Китайской империи.
Нетрудно доказать ложность таких выводов, а вместе с тем и то, что китайцы гораздо более думают о разрушительном действии опиума на их нацию и бедствиях, ей угрожающих, нежели о вышеприведенном финансовом вопросе.
Вот что говорит один из мандаринов в донесении своему богдыхану:
‘Я всегда смотрел с удивлением на те попечения, которые властелин мой проявляет для утверждения образования воинственного и гражданского и для удержания варваров от их покушений, но до тех пор, пока не прекратится источник ввоза опиума, невозможно получить убеждений, чтобы лица, составляющие войско, не отравлялись самовольно от употребления этого зелья, а если однажды привычка эта распространится в войске, то будет невозможно погасить опустошений ее, и она глубоко пустит корни свои. Тогда жертвы этого бича, с колеблющеюся поступью, с дрожащими руками, с глазами, всегда полными слез, каким образом станут исполнять воинский долг свой? Каким образом эти люди составят грозные, сильные легионы? Под таким влиянием никто не будет способен идти на войну’.
Далее тот же мандарин говорит:
‘Сначала опиум приготовлялся в Калапе (Батавии)3. Жители этой страны были сильны, деятельны, их воины дрались храбро и почти всегда оставались победителями. Но к ним пришел народ ханг-мау (рыжеволосые) и приучил их курить опиум, привычка эта распространилась между всеми жителями Калапы. Люди сделались слабы и подлы, они стали рабами чужеземцев в самом непродолжительном времени. Англичане одного происхождения с породою ханг-мау. Ввозом опиума в нашу землю они хотят ослабить и погубить Небесную империю. Ежели при такой опасности мы не будем осторожны, мы скоро придем к пропасти и погибнем’.
Другой мандарин говорит следующие замечательные речи: ‘С некоторых пор корабли варваров подходят везде к берегам нашим, они являются на островах наших уж не с худым ли каким намерением? Уж не хотят ли они проведать силу или слабость нашу? Если мы им позволим подаваться вперед, если мы их за это не накажем, то сила земли нашей каждый день будет слабеть. А когда наш народ ослабеет, каким же образом можно будет восстановить порядок, если бы случилась надобность?’
Из этих доводов ясно видно, что не финансовый вопрос был причиной войны Англии с Китаем. Этот вопрос оставался для китайцев второстепенным. Их занимала политическая цель Англии — они очень хорошо понимали бесчеловечные распоряжения кабинета английского и правления Калькутты.
Англичане мимо ушей пропустили узаконения и угрозы китайского правительства. Не обращая внимания, они продолжали постыдный торг опиумом. Напрасно китайцы извещали их, приказывали исполнять запретительные уставы: англичане упорно продавали отраву даже в глазах самого правительства. Несмотря на то, китайцы терпели и довольствовались, отправляя новые извещения по этому поводу англо-индийскому резиденту сэру Эллиоту. Резидент, в свою очередь, лицемерно уверял мандаринов, что готов исполнить их предписание. Он сознавал, что китайское правительство имело полное право издавать законы по благоусмотрению своему, и утверждал, что не будет со своей стороны противиться наказанию виновных, но покоряясь, по-видимому, желанию богдыхана, он не удалял от Кантона кораблей, нагруженных опиумом, объявляя в своих официальных донесениях на имя лорда Пальмерстона4, что торг опиумом постыден и бесчеловечен, он не делал ни шагу для прекращения контрабанды. Тем менее помышляло англо-индийское правительство о прекращении монополии и посева этого зелья, а монополия есть единственный источник этой ненавистной торговли.
Такая двуличность по праву приводила в негодование правительство китайское. Оно стало помышлять о средствах прекратить вообще торговлю с англичанами. В 1839 г. 18 марта появился указ, которым требовалась выдача опиума с кораблей. Британский резидент молчал и продолжал заниматься контрабандою. Чтоб заставить сэра Эллиота подписать приказание о выдаче опиума, китайцы посадили его в тюрьму и прибегнули к угрозам. Тогда поневоле он должен был повиноваться и решился выдать не полное количество находившегося в запасе опиума, но только 20 291 ящик. При этом происшествии англичане поднимают страшную тревогу, как будто китайцы не имеют права конфисковать, контрабанду. Дерзость и настойчивость их возрастают. 9 июля 1839 года английские матросы в имении Хон-Конг предаются бесчинствам и умерщвляют беззащитных жителей. Мандарин Лив требует выдачи виновных, но Эллиот отвечает ему, что, несмотря на старания, он их не может открыть. Он даже говорит, что убийство совершено, вероятно, американскими матросами. Тогда между этими двумя начальствующими лицами начинается переписка, в которой видна вся недобросовестность англичан. 4 сентября агент Британии без всякого предварительного объявления войны блокирует реку и нападает на три китайские джонки. 3 ноября капитан Смит и Эллиот вступают в бой с китайской флотилией, многие суда идут ко дну, а англичане, радуясь первоначальному успеху, приготовляются к дальнейшим неприязненным действиям.
Тогда английское правительство решается объявить войну Китаю. В объявлениях консула по этому случаю от 3 апреля 1840 г. есть столько замечательных подробностей, что я не могу пройти их в молчании. Из этих объявлений явствовало, что китайское правительство виною войны, а между тем не его ли узаконения постыдно нарушены подданными Великобритании? Не оно ли вынуждено защищать подданных своих от убийственной отравы, ввозимой Англией. Но лондонский кабинет смело предъявляет нанесенные ему обиды: ему нужна причина, на основании которой он мог бы объявить войну Китаю.
Прежде всего он схватывает и конфискует груз судов китайских, а впоследствии объявляет требование на денежное вознаграждение за контрабандный товар?
Англия очень хорошо знала, что Китай не может состязаться с европейской армией, снабженной всеми средствами истребления, изобретенными современной наукой. Она сверх того знала, что часть зажиточного народонаселения и войска уже настолько подверглась губительному влиянию опиума, чтобы в предстоящей борьбе быть более в тягость правительству Пекина, нежели принести ему действительную пользу. Наконец, хорошо знала и то, что все потребители опиума, все жители областей приморских, большей частью живущих контрабандою, неминуемо примут ее сторону. Возродив эту ненавистную войну, Англия бралась за оружие с полным убеждением торжества над беззащитным врагом. Чарльс Нэпир5, посланный в Китай для открытия военных действий, в официальных донесениях своих, советуя министерству обратиться к китайскому правительству с требованием об уступках, присовокупляет: ‘Последствием отказа будет только быстрая и кровопролитная война против беззащитного народа’.
Англия требовала за конфискованный опиум 3 милл[иона] фунт[ов] стерл[ингов] (18 милл[ионов] руб[лей] сер[ебром]). По справедливости, уплата этой суммы должна была пасть единственно на компанию, и если не на нее, то на метрополию. Негоцианты, подвергнувшиеся конфискации, разве не купили у компании этих 20 т[ысяч] ящиков опиума? По совести, не ей ли предстояло вознаграждать понесенный ущерб?
И действительно, они требовали вознаграждения, приводя доводы, что компания не могла извлекать выгод из такого торга, который им не принес никакой выгоды, затем, что купленный ими в Калькутте товар был конфискован в Кантоне. На эти требования последовал ответ, достойный и правительства Индии, и английского кабинета. Они сказали, что торг опиумом не состоит под покровительством законов, что они даже не признают существования этого торга, и что на основании сего они не могут признать справедливыми требования контрабандистов. Что может быть удивительнее таких доказательств, принимая в соображения все попечения, всю заботливость компании для размножения мака и для сбора своего опиума на рынках Индии? Но это удивление выходило уже из всех границ, пред выражениями многих членов парламента и между прочим одного из старых министров Англии. Действительно, герцог Веллингтон6 в заседании 12 мая 1840 г. говорил: ‘Будучи членом комитета, назначенного для исследования некоторых отраслей английской торговли, и в особенности торга опиумом, я объявляю, что правительство в этом случае имело главнейшею целью дальнейшее развитие этого промысла. Были предложены свидетелям вопросы, имеется ли возможность распространить ход торговли вообще, в особенности же опиумом. В рапорте комиссии ясно выражается желание развить и поддержать этот промысел’. Нужно ли дальнейших убеждений в нечистоте действий Англо-Индии и самой метрополии? Сами негоцианты вывели без затруднения эти действия наружу. Тогда компания и метрополия поневоле были вынуждены требовать вознаграждения от китайского правительства: иначе они должны бы сами выплатить 3 мил[лиона] фунт[ов] стерл[ингов].
А что же придется сказать об этих негоциантах, о компании и о лондонском кабинете, ежели начальный источник требований вознаграждения никогда не существовал, ежели конфискация опиума не нанесла никакого ущерба контрабандистам? На самом деле это было так, и самые сомнения исчезают при внимательном рассмотрении рассказываемых обстоятельств.
Вот подстрочный перевод депеши Эллиота к лорду Пальмерстону, отправленной из Тангку от 25 ноября 1839 г.: ‘Китайский мандарин Лин нашел сбыт опиума в большом застое. В четыре месяца, предшествовавшие его приезду, едва состоялось несколько продаж. К оставшимся запасам истекшего года начался значительный новый подвоз. На 2 и на 3% цены здесь стали ниже цен обработки и пошлин в Бомбее и Калькутте, так что в Кантонеипродажа опиума или невозможна, или в убыток.
Но, милорд, с той минуты, как китайский мандарин не согласился на все благоразумные меры для разрешения трудной задачи, на него возложенной, с той минуты, в которую он вынудил меня отнять собственность у соотечественников моих и выдать, ему опиум, находившийся в наличности, я вполне убедился в неуспехе его предприятий и в затруднениях его. Овладеть. 20 000 ящиками опиума, почти уже не имевшими цены от значительно скопившихся запасов, не значило уничтожить этот промысел, напротив, такая мера спасала торговлю опиумом. Действительно, цены на эту статью так были низки против существующих обыкновенно, что было трудно решить, остались ли бы хозяева в барыше, если б мандарин возвратил им ящики на другой день конфискации? Должно согласиться, что рынок наш освежился преследованиями мандарина и что такими мерами цены на опиум, возвышаясь, представляют снова возможность сбыта его. Принимая в соображение строгость и деятельность, с которыми преследовалась наша торговля с 24 марта (т. е. со дня конфискации), и все выгоды, от того происшедшие, должно беспрекословно допустить, что наши негоцианты чрезвычайно обязаны китайскому мандарину и без всяких затруднений могут отказаться от стоимости конфискованного опиума, при тех барышах, которые они получили от продажи новых запасов, чего они без совершенного разорения решительно сделать не могли. По моему мнению, такая жертва с их стороны была бы только умеренным налогом на настоящую и будущую расторжку. Мандарин именно, выбрал единственное средство, подававшее некоторую надежду на распродажу предстоящего года. Если бы он не взял этих 20 тыс[яч] ящиков, то компании пришлось бы бросить опиум следующего года. В настоящее же время этот промысел несомненно дает большие выгоды. В заключение смею уверить, милорд, что я мерами моими не нанес торговцам убытку: напротив’.
Таким образом, сам английский агент официально доказывает и объявляет, что от конфискации торг опиумом приобрел больше выгод! Чего же хотят торговцы? Вознаграждений за убытки,— а правительство Англии поддерживает их права пушками? Всякие ссылки, всякие новые доказательства только ослабили бы силу вышеприведенных доводов и впечатлений, доступных всякому беспристрастному взгляду, затем предоставляю читателю самому собственно по этому предмету все умозаключения. Я же считаю нужным для последовательности поговорить об открытии военных действий в Китае, о бомбардировании Амоя и о других великодушных действиях англичан.
20 июня 1840 года многочисленный флот, состоящий из 30 вымпелов, стал на якорь на рейде Макао7. Он пришел требовать, чтобы китайский император разрешил беспрепятственное отравление подданных своих, взыскать громадную уплату за воображаемые убытки и, по своему произволу, по праву победителей, исторгнуть от китайского правительства все уступки, необходимые для удовлетворения политических видов своих. 2 июля флот появился пред островом Чусаном, при входе в Желтое море. 5-го сделано было общее нападение. Злополучные китайцы послали несколько ядер, перелетевших через рангоут8 неприятельских кораблей, в простоте своей они полагали, что англичане убегут, устрашенные видом нескольких чудовищных изображений, выставленных по берегам. Не ошиблись начальники английской экспедиции: они имели дело с народом беззащитным.
После девятиминутного, убийственного огня против беззащитного города жители убежали в близлежащие горы. Тогда начался грабеж, прекратившийся только полным насыщением корысти английских солдат. Лондонские агенты доказывали, что сами же китайцы грабили город свой, но несправедливость их показаний была доказана письмом одного офицера, участвовавшего в экспедиции, напечатанным в ‘Galignani messenger’ от 8 декабря 1840 года. Вот что говорит он: ‘Войско было высажено на берег, развился флаг Англии — и с этой минуты представилось зрелище страшного грабежа. В каждый дом вторгались насильственно, разбивали каждый сундук, каждый ящик, улицы были завалены картинами, стульями, столами, припасами, зернами, и, наконец, все это было подобрано, кроме мертвых тел и раненых, изуродованных нашими беспощадными пушками (our merciless guns). Иной лежал без ноги, другой без обеих ног, многие были страшно разбиты картечью. Тела валялись по улицам двое суток, наконец, когда от множества мух и от вони такое зрелище стало решительно невыносимо, их зарыли на тех самых местах, где они валялись. Грабеж только тогда прекратился, когда уже было нечего взять. Наши люди порядочно запаслись подарками для своих калькуттских приятелей, им будет чем убрать и квартиры свои, нет недостатка в трофеях, взятых не с боя, не на поле битвы, но похищенных от мирных беззащитных жителей, от жителей города, преданного грабежу нашими военными кораблями, на которых за несколько дней до того был отдан приказ обходиться с кротостью с неприятелем во всех наших сношениях на том основании, что война объявлена не народу, а китайскому правительству’.
Должно присовокупить, что на другой день после взятия Чусана пьяные английские солдаты, обаянные демоном истребления, зажгли улицу, в которой хранились большие запасы водки, пожар быстро разлился по городу и, конечно, истребил бы его совершенно без неимоверных усилий матросов.
По сведениям, взятым из того же источника, видно, что суда, нагруженные опиумом, вошли в Чусанскую гавань вслед за английским флотом: такая мера принималась, вероятно, для отравления тех, которых пощадили бы ядра и картечь.
В то время как на Чусан производилось нападение, часть эскадры с неутомимою ревностью занималась разрушением Амоя. Фрегат ‘The Blond’ неукоризненно занялся исполнением своих обязанностей, и окровавленные обломки города дали начальнику этой экспедиции все права на благосклонное внимание правительства.
Нельзя не согласиться, что для выполнения вышеописанного предприятия ничто не было забыто и что английская политика проявилась в обычном виде при расчетах своих с Китаем. Она не задумалась при выборе средств своих, несмотря на жестокость и на непозволительность их, в этом случае она совершенно обнажилась, и, быть может, никогда Англия не проявлялась в такой полной наготе, как в столкновениях своих с Китаем!
Вскоре условие, заключенное правительством Китая с представителем английского кабинета, временно положило конец неприязненным действиям. Казалось, уступка, сделанная китайцами, должна была вполне удовлетворить их врагов. Англичане должны были получить 6 милхлионов] доллар[ов] (7 1/2 мил[лионов] руб[лей] сер[ебром]) в вознаграждение понесенных убытков, несмотря на то что такой индемнизации вовсе не следовало, как мы это выше видели. Сверх того им уступался в совершенное владение остров Хон-Конг, находящийся при входе в Кантон, такое приобретение, представляя Англии возможность стать твердою ногою в Китае, могло со временем чрезвычайно много способствовать к исполнению замыслов ее в этой стране. Наконец, одним из пунктов договора англичане приобрели право прямо иметь сношения с пекинским двором. Об этом праве с давних пор уже мечтал английский кабинет, он был всегда уверен, что с того дня, как китайский император приблизит к особе своей английского резидента, интриги и происки будут несравненно им полезнее для исполнения замыслов, нежели угрозы и насилия.
Казалось, в этом отношении Англия вполне достигла цели своей, но, изучив военные силы Китая, могла ли она отказаться от блистательнейших надежд своих?
Сент-джемский кабинет9 и Ост-Индская компания нашли, что договор, заключенный сэром Эллиотом, не представлял достаточно выгод английской торговле и политике ее. Чрез несколько времени в Европе были получены известия, что неприязненные действия открыты снова, что укрепления Бока Тигриса были разрушены английской артиллерией и что флот стоял на якоре пред Кантоном с намерением сжечь город, если китайский император не проявит щедрости своей.
Лондонские журналы утверждали, что перемирие нарушено самими китайцами, но требования, выраженные теми же журналами по поводу договора, заключенного в Макао, выражают ясно причины, побудившие англичан возобновить войну, дабы получить полное удовлетворение требований своих. Таким образом, можно ли поверить, чтоб Китай возобновил по своей охоте борьбу, для него только пагубную. Впрочем, все указания частных лиц удостоверяют, что англичане и в этот раз были истинными и единственными зачинщиками.
Англия, выжидая время, в которое она сознает удобным сбросить покрывающую ее личину и явно предпринять расширение свое в Китае, будет неусыпно отравлять опиумом его народонаселение. Торжественные объявления многих членов парламента в этом не оставляют ни малейшего сомнения. ‘Торг опиумом не будет прекращен’,— сказали они, т. е. преступление совершится вполне вопреки лицемерным возгласам, которыми выражается как в Англии, так и в Ост-Индии негодование против постыдного торга и сожаление о доле злополучных китайцев.
Здесь рассуждения излишни затем, что они рождаются из простого изложения фактов и выводят к тому заключению, что Англия явила свету неслыханный образец администрации, объявляющей войну беззащитному народу с той целью, чтобы он беспрекословно дозволял отравлять себя!..
В настоящем издании публикуется публицистическое и поэтическое наследие А. Г. Ротчева. В основу сборника легли путевые воспоминания, а в приложении помещены стихотворения, опубликованные в журналах конца 1820-х годов (полностью воспроизводится поэтический цикл ‘Подражания Корану’), а также фрагменты из книги ‘Правда об Англии и сказание о расширении владений ее во всех частях света’. В обеих частях произведения расположены в хронологическом порядке. Орфография и пунктуация в основном приближены к современным языковым нормам. К топонимам, этнонимам и личным именам даются современные эквиваленты (в квадратных скобках). В качестве иллюстраций в сборнике использованы титульные листы некоторых публикуемых изданий, а также гравюры из книги ‘Нравы, обычаи и памятники всех народов земного шара’ (подписи к иллюстрациям воспроизведены по первому изданию).
Об Опиумной войне в Китае. Опубл.: Правда об Англии и сказание о расширении владений ее во всех частях света. А. Ротчев. СПб., тип. Акад. наук, 1854, с. 159—189.
1 Богдыхан — так в русских официальных документах XVI—XVIII вв. называли китайского императора.
2 Правительство Калькутты.— В Калькутте располагалась администрация английской Ост-Индской компании.
3 Калапа (Батавия) (ныне Джакарта) — главный административный центр Нидерландской Индии на северном берегу о-ва Ява.
4 Пальмерстон, лорд Генри-Джон-Темпль (1789—1865) — английский государственный деятель. Один из активнейших участников партии вигов (либералов). С 1830 г. неоднократно возглавлял министерство иностранных дел.
5 Чарльс Нэпир — Чарльз Джеймс Нэпир (1782—1853), английский военачальник. В начале 1840-х годов командующий войсками Ост-Индской компании в Синде и Белуджистане (Индия).
6 Герцог Веллингтон — Артур Коллей Уэлсли, герцог Веллингтон (1769—1852), английский военачальник и политический деятель, победитель Наполеона при Ватерлоо (1815 г.). С 1828 г. неоднократно входил в состав министерств тори (консерваторов).
7 Макао — португальское владение на побережье Южного Китая.
8 …перелетевших через рангоут…— Рангоут — совокупность надпалубных частей судового оборудования. Здесь имеется в виду — через палубы кораблей.
9 Сент-джемский кабинет.— Имеется в виду правительство Великобритании, местом пребывания которого был в то время дворец Сент-Джеймс в Лондоне.