Из драмы ‘Фауст’, Марло Кристофер, Год: 1592

Время на прочтение: 14 минут(ы)

АНГЛІЙСКІЕ ПОЭТЫ
ВЪ БІОГРАФІЯХЪ И ОБРАЗЦАХЪ

Составилъ Ник. Вас. Гербель

САНКТПЕТЕРБУРГЪ

Типографія А. М. Потомина. У Обуховскаго моста, д. No 93
1875

ХРИСТОФОРЪ МАРЛО.

Христофоръ Марло, самый замчательный изъ драматурговъ, предшествовавшихъ Шекспиру, родился въ Кентербери и былъ окрещёнъ 26-ro февраля 1663 года. Будучи сыномъ башмачника, онъ, благодаря протекціи, былъ опредлёнъ въ Кентерберійскую королевскую школу, по окончаніи курса въ которой, перешолъ, въ 1681 году, въ Беннетскую коллегію въ .Кэмбридж, гд и былъ удостоенъ степеней бакалавра, въ 1586, и магистра, въ 1587 годахъ. Пріхавъ въ Лондонъ, Марло началъ своё поприще какъ актёръ, по, если врить свидтельству одной современной баллады, вскор принуждёнъ былъ оставить сцену, сломавъ себ ногу на одномъ изъ представленій. Во всякомъ случа, театръ ршилъ его судьбу.
Первая его трагедія ‘Тамерланъ’ имла громадный успхъ и проложила новый путь драматическому искуству, давъ перевсъ одному изъ нсколькихъ различныхъ направленій, которыя, при младенчеств сцены, скоре задерживали успхи ея, нежели поощряли. Въ ‘Тамерлан’ дйствіе вращается въ сфер высшихъ государственныхъ вопросовъ, и рчи актёровъ весьма рдко сходятъ съ высокаго котурна надутой декламаціи. Для массы народа трагедія эта представляла длинное зрлище непрерывныхъ бдъ и ужасовъ, образованныхъ же зрителей Марло привлекалъ выспренностью своей реторики. Эффектъ, произведённый названной трагедіей, не ограничился первыми представленіями: она давалась часто и долго была любимою пьэсою репертуара. Хотя, впослдствіи, восторгъ, произведённый пьесой, и притупился, тмъ не мене ‘Тамерланъ’ сдлалъ своё дло, проложивъ новый путь и обогатилъ возникавшую сцену новыми пріёмами. Но главная заслуга ‘Тамерлана’ заключается въ томъ, что громкій успхъ ея упрочилъ навсегда за англійской драматургіей пятистопный ямбъ безъ римъ. До появленія ‘Тамерлана’ предпочитался стихъ изъ четырнадцати слоговъ, съ римами и цезурой посреди (въ род александрійскаго), какъ лучше выражающій паосъ и боле звучный въ декламаціи.
Во второй трагедіи Марло, ‘Жизнь и смерть доктора Фауста’, творчество его явилось въ несравненно боле широкихъ размрахъ. Сюжетъ ея — благодаря глубокой страсти и разнообразію приключеній — далъ ему возможность сдлать изъ него могучую, хотя и неправильную, драму. Невозможно придумать красокъ боле яркихъ и мрачныхъ, чмъ т, которыми Марло обрисовалъ несчастнаго доктора-чародя, человка, исчерпавшаго въ тревожной жажд познаній вс науки, стремящагося за предлы ихъ, погрязшаго въ магіи, предавшагося сатан договоромъ, подписаннымъ своею кровью, живущаго развратно и безумно и умирающаго въ мучительной неизвстности о томъ, не погубилъ ли онъ своей души! При всхъ недостаткахъ этой пьесы, читая её, мы чувствуемъ себя на почв Шекспира. Но въ чёмъ Маріо дйствительно великъ, въ чёмъ онъ предвщаетъ Шекспира и мало чмъ не достигаетъ совершенства его манеры — это въ области чудеснаго, во внутреннемъ устройств и проявленіяхъ міра духовъ.
Посл ‘Фауста’, Марло написалъ ещё три драмы: ‘Парижскія убійства’, ‘Малтійскій жидъ’ и ‘Эдуардъ II’. ‘Парижскія убійства’ были поставлены на сцену въ 1592 году. Въ этой драм выставлены были на позоръ вс ужасы Вароломеевской ночи, преступленія Гизовъ, неистовства парижской черни, спустя какихъ-нибудь двадцать лтъ по совершеніи ихъ. Надо предполагать, что именно эта близость событія и была главной причиной успха драмы, такъ-какъ, вн этого животрепещущаго интереса, въ ней врядъ ли найдётся какое-нибудь достоинство. Что-же касается драмы ‘Мальтійскій жидъ’, то она пользовалась въ своё время громаднымъ успхомъ, причёмъ всего боле способствовала прославленью имени автора и дольше всхъ остальныхъ его пьэсъ не сходила со сцены. Тмъ не мене, въ настоящее время названную драму не только невозможно поставить ни на одной европейской сцен, но даже самое чтеніе ея составляетъ трудъ утомительный и неблагодарный. Впрочемъ, и въ этой драм встрчаются прекрасныя и сильныя, мста.
‘Эдуардъ II’ есть, безспорно, самое лучшее изъ произведеній Марло и свидтельствуетъ о значительной зрлости того театра, на которомъ ещё только-что начиналъ свою дятельность великій Шекспиръ. Въ нёмъ предлагается образчикъ исторіи народа, исторіи по источникамъ не лживымъ, но такимъ, въ которыхъ, кром самыхъ событій, отсвчивается здравый смыслъ народа, его фантазія, вс его порывы и стремленія. Въ ‘Эдуард II’ не выставляется одно лицо, которое, подобно Фаусту, или мальтійскому жиду, поглощало бы въ одномъ себ всю окружавшую ихъ дятельность и превращало бы всхъ прочихъ въ служебные духи собственнаго произвола. Личность Эдуарда, благодаря соблюденію исторической врности (близость къ источнику — есть одно изъ главныхъ достоинствъ ‘Эдуарда’ Марло), не принадлежитъ къ числу тхъ характеровъ, которые поршены и готовы съ первой сцены. Ему надо пройти сквозь тысячи превратностей, испытаній и мукъ, чтобъ достигнуть просвтлнія мученичества. Эта необходимость предмета подйствовала благотворно на слабую сторону таланта Марло — на характеристику: ему удалось въ ‘Эдуард II’ стать и въ этомъ отношеніи гораздо выше, чмъ онъ стоитъ въ прочихъ своихъ драмахъ, достигнуть такой художественности, въ которой уже можно предвкушать творенія Шекспира.
Ещё одна трагедія, подъ заглавіемъ ‘Торжество похоти’, была издана въ свтъ подъ именемъ Марло, много лтъ спустя по его смерти, но многіе предполагаютъ, что она была написана поздне, и разв только нкоторые сцены принадлежатъ его перу. Кром того, Марло написалъ, при сотрудничеств Нэша, трагедію ‘Дидона, карфагенская царица’ и перевёлъ часть ‘Геро и Деандра’, оконченнаго, впослдствіи, Тапманомъ, и ‘Элегіи’ Овидія. Послднія были сожжены по приказанію архіепископа Кентерберійскаго, въ четвёртомъ году царствованія Елизаветы, что не помшало имъ быть перепечатанными нсколько разъ.
Марло рано и печально окончилъ свою жизнь: онъ былъ убитъ въ драк. Встртившись въ гостинниц небольшого села Детфордъ, въ окрестностяхъ Лондона, съ своимъ соперникомъ по любовной связи, столь-же недостойной его, какъ и соперникъ (онъ носилъ ливрею какого-то вельможи), Марло бросился на него, но, предупреждённый имъ, былъ убить своимъ собственнымъ кинжаломъ. Въ спискахъ прихода св. Николая, въ Детфорд, находится слдующее извстіе о его смерти: ‘1-го іюня 1693 года Христофоръ Марло убитъ, Францискомъ Арчерлмъ’. Нтъ никакихъ свдній о томъ, преслдовали-ли убійцу. Вроятно, смерть Марло была признана за обыкновенный случай обыкновенной ссоры.
Геній и заслуги Марло нашли себ, впрочемъ, цнителей, умвшихъ отдлить въ нёмъ поэта отъ человка. Сохранились похвалы его генію, писанныя первыми поэтами того времени. Бэнъ-Джонсонъ въ гимн, посвящённомъ памяти Шекспира, расточая похвалы своему обожаемому писателю, говоритъ, между-прочимъ: ‘Еслибъ я зналъ наврное, что моё сужденіе станетъ приговоромъ вковъ, я бы назвалъ твоихъ равныхъ и показалъ-бы, какъ далеко ты оставляешь позади себя шутки Кэда и мощный стихъ Марло.’ Этимъ мощнымъ стихомъ восхищается и Аддисонъ, хотя уже и до него наступила для Марло пора забвенія. Но пробудившійся впослдствіи интересъ къ славному періоду англійскаго театра возстановилъ и память Марло, товарища Шекспира по избранному поприщу, по слав и незаслуженному забвенію. Полное собраніе всхъ сочиненій Марло было издано въ первый разъ въ 1826 году.

ИЗЪ ДРАМЫ ‘ФАУСТЪ’.

1.
ДЙСТВІЕ I, СЦЕНА III.

Лсъ. Громъ и молнія.

ФАУСТЪ.
Теперь, когда ложится тьма ночная
И Оріонъ, пришлецъ изъ дальнихъ странъ,
Является въ выси и всё мрачне
Становится лазурь нмыхъ небесъ —
Теперь начни ты, Фаустъ, заклинанья
И наблюдай какъ станутъ духи тьмы
Велніямъ твоимъ повиноваться,
Когда — вотъ здсь, въ магическомъ кругу —
Произнесёшь ты клятвы роковыя.
Вотъ здсь — въ кругу — собраніе имёнъ
Написано. Зевеса анограмма
Начертана и спереди и сзади,
Вотъ — имена избранниковъ небесъ,
А вотъ — изображеніе теченья
Полночныхъ звздъ — и, зная ихъ пути,
Къ себ духовъ могу я смло вызвать.
Такъ начинай же, Фаустъ, безъ смущенья!
Будь въ дл твёрдъ и испытай всю мощь
Волшебной и таинственной науки!

(Громъ. Фаустъ читаетъ заклинанье.)

Является Демонъ.

ФАУСТЪ.
Теб повелваю измнить
Я образъ твой: ты слишкомъ ужь безсиленъ,
Чтобы меня въ пути сопровождать.
Иди и возвратись ко мн ты, духъ,
Въ одежд францисканскаго монаха:
Такой нарядъ къ теб пристанетъ лучше.

(Демонъ исчезаетъ.)

Я вику, что въ словахъ моихъ есть сила,
Я вижу, что, вступивъ въ волшебный кругъ
Магической науки, каждый можетъ
Въ ней успвать всё боле и боле.
И какъ сговорчивъ этотъ Мефистофель!
Онъ дьявольской покорностью своей
Меня дивить. То сила заклинанья,
То сила дивной магіи…

Входитъ МЕФИСТОФЕЛЬ.

МЕФИСТОФЕЛЬ.
Какой
Услуги, мудрый Фаустъ, ожидаешь
Ты отъ меня?
ФАУСТЪ.
Теб повелваю,
Пока я живъ, со мною всюду быть
И рабски исполнять мои желанья.
Хотя бы я въ безуміи раздумалъ
Луну столкнуть съ небесъ, иль пожелалъ
Весь міръ похоронить подъ океаномъ.
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Я повинуюсь только Люциферу —
И безъ его согласья не могу
Я за тобою слдовать. Одинъ онъ
Лишь можетъ насъ заставить покоряться.
ФАУСТЪ.
Но вдь тебя не самъ ли Люциферъ
Прислалъ ко мн?
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Нтъ, я явился самъ,
По собственной охот.
ФАУСТЪ.
Понимаю:
Моими заклинаньями сюда
Ты вызванъ былъ?
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Твои заклятья только
Тому причиной сдлались случайной.
Ты долженъ знать, что всякій разъ, когда
Мы слышимъ богохульства человка,
Хулящаго святыню всхъ вковъ,
Въ насъ всякій разъ рождается желанье
Его душой строптивой овладть,
Но всё-таки на зовъ его нейдёмъ,
Пока на вки проклятъ онъ не будетъ.
Чтобъ сдлаться достойнымъ отверженья,
Онъ долженъ съ прошлымъ связи разорвать
И предъ владыкой Ада преклониться.
ФАУСТЪ.
Но если онъ уже всё это сдлалъ?
Я признаю величье Вельзевула —
И потому- ему лишь одному
Я съ врой подчиняюся отнын.
Меня проклятье больше не страшить —
И станетъ адъ теперь моимъ эдемомъ,
Гд съ призраками древнихъ мудрецовъ
Увидите мой призракъ посл смерти.
Но о твоёмъ владык, Люцифер,
Ты долженъ разсказать мн.
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Всхъ духовъ
Онъ властелинъ я грозный повелитель.
ФАУСТЪ.
Но Люциферъ былъ прежде чистымъ духомъ?
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Да, Фаустъ, былъ — и небеса гордились
Его когда-то чистой красотой.
ФАУСТЪ.
Такъ какъ же онъ надъ сонмомъ злыхъ духовъ
Владыкой сталъ?
МЕФИСТОФЕЛЬ.
По гордости чрезмрной:
Его высокомріе сгубило —
И онъ за то былъ свергнуть въ мрачный адъ.
ФАУСТЪ.
Но кто же вы, что вмст съ нимъ должны
Жить и страдать?
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Мы бдные т духи,
Что вмст съ нимъ, могучимъ Люциферомъ,
Вступили противъ власти въ заговоръ
И были Богомъ прокляты на-вки,
Какъ Люциферъ.
ФАУСТЪ.
Гд-жь прокляты вы были?
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Въ Аду.
ФАУСТЪ.
Но какъ же то могло случиться,
Когда и Ада не было тогда?
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Онъ здсь, здсь этотъ Адъ — и въ этотъ часъ
Я нахожусь не вн его. Ужели
Ты думаешь, что я, узнавъ блаженство.
Не испыталъ мученій самыхъ адскихъ,
Лишась блаженства вчнаго? О, Фаустъ!
Оставь свои наивные вопросы!
Ты дтскимъ легкомысліемъ своимъ
Моё на части сердце разрываешь.
ФАУСТЪ,
Кого я слышу? Гордый Мефистофель,
Какъ женщина, расплакаться готовъ,
Потерянное счастье вспоминая.
Будь мужественъ: возьми съ меня примръ —
И прокляни міръ вчной благодати,
Котораго теб не возвратить.
Ты съ радостною встью къ Люциферу
Явися лучше и скажи ему,
Что встртился ты съ Фаустомъ, который
Создателемъ на-вки осужденъ
За смлыя, проклятыя идеи.
Скажи ты Люциферу, что ему,
Своей души отдать не пожалю,
Съ условіемъ, чтобъ могъ я на земл
Ещё прожить лтъ двадцать или больше,
Чтобы въ теченьи этихъ лтъ любое
Мое желанье тотчасъ исполнялось,
Что-бъ всюду ты меня сопровождалъ,
Всё добывалъ, что только захочу л,
Давалъ отвтъ на каждый мой вопросъ,
Моихъ враговъ преслдовалъ упорно
И защищалъ друзей моихъ всегда,
Ну — словомъ — всё, чтобъ въ умъ мн ни запало,
Тобой сейчасъ исполнено было.
Стулай-же къ Люциферу! Ровно въ полночь
Тебя въ лабораторіи своей
Я буду ждать: ты долженъ принести мн
Извстіе о вол Сатаны.
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Я ухожу къ нему сію минуту. (Изчезаетъ.)
ФАУСТЪ.
О, если бы въ мозгу моёмъ имлъ
Я столько-жь думъ великихъ, сколько въ неб
Блестящихъ звздъ, я-бъ вс ихъ отдалъ аду!
Онъ мн помогъ бы міромъ овладть.
Я переброшу мостъ чрезъ океанъ
И съ войскомъ перейду его, я сдвину
Цпь горъ на африканскомъ берегу
И Африку съ Италіей мгновенно
Соединю въ одно большое царство —
И тотчасъ эту новую страну
Отдамъ вассалу первому. Мн будетъ
Покоренъ самъ германскій императоръ
И прочіе германскіе владыки.
Теперь, когда я близокъ сталъ къ тому,
Чего желалъ, пойду, чтобъ углубиться
Въ таинственное знаніе — и буду
Ждать возвращенья дьявола во мн.

2.
СЦЕНА V.

Виттенбергъ. Лабораторія Фауста.

Фаустъ и Мефистофель.

МЕФИСТОФЕЛЬ.
Теперь, мудрецъ, мои познанья
Ты испытай.
ФАУСТЪ.
Одинъ вопросъ:
Гд это царство жгучихъ слёзъ,
Жилище вчнаго страданья,
Гд нтъ любви и упованья,
Ни райскихъ сновъ, ни райскихъ грёзъ?
Гд мрачный Адъ?
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Подъ, небесами.
ФАУСТЪ.
Опять играешь ты словами!
Нтъ, бсъ, я шутокъ не люблю.
Скажи, гд Адъ, я говорю,
Гд именно и подъ какой
Онъ широтой и долготой?
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Мудрёнъ вопросъ, мой другъ мудрёный!
Или при помощи ландкартъ
Ты отыскать желаешь Адъ?
Брось циркуль свой, мудрецъ учоный!
Гд Тартаръ? Всюду, гд кишатъ
Пороки, страсти, злодянья,
Везд, гд только есть дыханья,
Гд люди падшіе живутъ,
Гд преступленья и страданья,
Обнявшись, братьями идутъ,
Гд безъ надеждъ, безъ упованья
Проходятъ дни, года бгутъ…
Но мста Ада не найдутъ
Твои прозорливыя очи.
Его гранидъ во мн нтъ ночи
Опредлить. Могучій адъ
Схватилъ весь міръ въ свои объятья
И безъ разбора, безъ изъятья
Везд разлилъ свой тонкій ядъ.
Мы, дти вчной адской власти,
Завоевали шаръ зонной,
У насъ въ рукахъ людскія страсти,
Ихъ наслажденья, ихъ покой.-.
Когда-жь межъ дряхлыми мірами
Падётъ планетъ разбитый рядъ,
Всё, что не будетъ небесами,
Поглотитъ всё собою адъ.
ФАУСТЪ.
Останови разсказъ ужасный
И сатаническій твой бредъ:
Въ нёмъ, Мефистофель, смыслу нтъ.
Морочь другихъ поди…
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Напрасно!
Увидишь самъ, пора придетъ —
И опытъ собственный докажетъ:
Тогда посмотримъ, что-то скажетъ
Нашъ мудрый Фаустъ.
ФАУСТЪ.
Сатана!
Твоя угроза мн смшна.
Что-жь мн сулишь ты?
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Знаешь самъ:
Свою ты душу продалъ намъ
И — въ заключеаье — адской сферы
Не избжать теб…
ФАУСТЪ.
Химеры!
Т дни горячей, пылкой вры,
Мечты незрлыхъ, дтскихъ лтъ
Давно прошли — давно ихъ нтъ,
Моихъ ребяческихъ стремленій
И въ аскетизму и въ любви —
И мн не страшны, мрачный геній,
Софизмы адскіе твои.
Не надо мн нравоученій:
Теперь сталъ пустъ мой прежній храмъ.
И не курю я фиміамъ
Уже ни Зевсу, ни бсамъ!
И этой допотопной сказкой
Ты думалъ, чортъ, меня смутить
И снова школьною указкой
Мн, усмхаяся, грозить?
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Но пусть въ теб угасла вра,
Вдь не на столько-жь ты упрямъ,
Чтобъ отрицать и Люцифера:
Не надо лучшаго примра —
Здсь предъ тобою дьяволъ самъ,
Самъ дьяволъ, вышедшій изъ Ада,
Что-бъ заключить съ тобой контрактъ…
Въ неотразимый этотъ фактъ
Хоть по невол врить надо.
ФАУСТЪ.
Пусть будетъ такъ. Мн всё равно —
И не страшитъ меня проклятье.
Когда могу сть, пить и спать я,
Когда мн будетъ всё дано,
Чтобъ не скучать до самой смерти.
То васъ ли мн бояться, черти?
Оставимъ безполезный споръ.
Нашъ исполняя договоръ,
Ты долженъ, дьяволъ, ухитриться:
Гд знаешь, но достань сейчасъ
Красавицу: хочу хоть разъ
Я наслажденіемъ упиться.
Я сладострастенъ, и жениться
Теперь пришла охота мн.
МЕФИСТОФЕЛЬ.
А, ты мечтаешь о жен!
Я мигомъ съ ней могу явиться.

(Изчезаетъ и возвращается съ вдьмой.)

ФАУСТЪ.
Что за явленіе?
МЕФИСТОФЕЛЬ.
И такъ,
Ты всё ещё въ законный бракъ
Вступить желаешь?
ФАУСТЪ.
Въ самомъ дл,
Такихъ безпутницъ — поискать.
И съ ней мн жизнь свою связать?
Благодарю!… Да ты въ ум ли?
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Ты правъ. Женитьба — цпь одна.
Къ чему теб теперь жена,
Когда любую куртизанку
Всхъ націй — нмку иль испанку —
Ты можешь смло призывать.
Любая женщина доступна
Для насъ съ тобой, хоть будь она,
Какъ Пенелопа неприступна
И хороша, какъ Сатана
До дней его грхопаденья.
Вотъ, Фаустъ, книга. Безъ сомннья,
Она достойна изученья,
Она занять тебя должна.
Изъ словъ ея въ одно мгновенье,
Лишь только ихъ проговори,
Родится золото. Бери
Одинъ чертёжъ изъ книги этой,
И если на песк начнёшь
Изображать весь тотъ чертёжъ,
То надъ испуганной планетой
Нежданно грянетъ страшный громъ,
Лса отъ молній загорятся
И подъ ногами колебаться
Начнётъ тогда земля кругомъ.
По этой книг заклинанья
Произнеси до трёхъ ты разъ —
И духи явятся тотчасъ,
Чтобъ исполнять вс приказанья.
ФАУСТЪ.
Благодарю! Меня теперь
Изъ мрака ты выводишь къ свту:
Беречь начну, какъ жизнь, поврь,
Я дорогую книгу эту.

3.
ДЙСТВІЕ II, СЦЕНА 1.

РИМЪ. КОМНАТА ВО ДВОРЦ ПАПЫ.

Фаустъ и Мефистофель (входятъ).

ФАУСТЪ.
Какъ много новыхъ, чудныхъ впечатлній
Я пережилъ, мой добрый Мефистофель,
Съ-тхъ-поръ, какъ ты унёсъ меня съ собой.
Я видлъ городъ Триръ великолпный,
Который окружонъ со всхъ сторонъ
Заоблачными скалами, стнами
Утёсовъ неприступныхъ и такими
Зіяющими безднами, что всмъ
Царямъ-завоевателямъ на свт
Нтъ доступа къ твердынямъ городскимъ.
Потомъ мы пролетали надъ Парижемъ
Надъ Франціей, потомъ я видлъ Рейнъ,
Бгущій въ виноградникахъ зелёныхъ
По плодоносной, царственной стран.
Оттуда, чрезъ богатую Кампанью,
Достигли мы Неаполя. Я видлъ
Его монументальныя постройки,
Его дворцы и улицы прямыя
Съ ихъ каменною, ровной мостовой.
Виргилія гробницу золотую
Я видлъ въ томъ ущель, на дорог,
Которое проходитъ подъ скалой
На милю разстоянья, въ полномъ мрак.
Мы понеслись въ Венецію потомъ,
Чрезъ Падую направились къ востоку —
И снова новый городъ предо мной:
Въ нёмъ колоссальный храмъ такой построенъ,
Что шпицъ его, казалось мн, доходитъ
До самыхъ звздъ небесныхъ. Стны храма
Обложены мозаикой изящной
И золотомъ обшитъ громадный куполъ…
Такъ время пролетло для меня
Среди чудесъ, мн прежде неизвстныхъ.
Но гд-же, Мефистофель, мы’ теперь?
Что я за городъ вижу предъ собой?
Ты знаешь, я желалъ, чтобъ въ вчный Римъ
Я былъ перенесёнъ. Моё желанье
Исполнилъ ты?
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Да, Фаустъ, и не только
Находишься теперь ты въ самомъ Рим,
Но даже въ зал папскаго дворца
Въ минуту настоящую стоишь ты.
Мн хорошо извстно, что жильцы
Мы вовсе не простые, потому-то
Отдльные покои во дворц
Я занялъ для обоихъ насъ.
ФАУСТЪ.
Надюсь,
Что здсь насъ встртятъ очень благосклонно.
МЕФИСТОФЕЛЬ.
До этого намъ дла вовсе нтъ.
Безъ всякой церемоніи мы станемъ
Чужой дичиной пользоваться смло.
Но наперёдъ, мой Фаустъ, долженъ я
Тебя немножко съ Римомъ ознакомить,
Чтобъ за глаза хоть нсколько ты могъ
Имть о нёмъ понятіе. Построенъ
Римъ вчный на семи своихъ холмахъ,
Тибръ протекаетъ прямо по средин
И берега извилистой рки
Весь городъ раздляютъ на дв части.
Два моста перекинуты чрезъ Тибръ
Для сообщенья двухъ частей столицы.
Одинъ изъ двухъ классическихъ мостовъ
Есть мостъ святого Ангела, на нёмъ
Воздвигнута твердыней неприступной,
Несокрушимо-сумрачная крпость.
Съ ея бойницъ глядятъ двумя рядами
Убійственныя жорла мдныхъ пушекъ,
Которыхъ столько, сколько дней въ году.
Египта пирамиды и ворота
Ты, Фаустъ, также можешь видть тамъ:
Изъ Африки привёзъ ихъ Юлій Цезарь.
ФАУСТЪ.
Тебя я заклинаю, Мефистофель,
Всмъ царствомъ Ада, Стиксомъ, Ахерономъ
И пламенной, клокочущей всегда
Пучиной Флегетона — не замедлить
Прогулкою но чуднымъ стогнамъ Рима!
Вс памятники древности хочу
Я осмотрть, минуты не теряя.
Идемъ-же!
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Нтъ, имй терпнье, Фаустъ.
Увренъ я, что ты охотно радъ
Взглянуть на папу римскаго, во-первыхъ,
А во-вторыхъ, участіе принять
Въ священномъ торжеств. Сегодня въ Рим,
Какъ и во всей Италіи, народъ
Петра Святого праздникъ торжествуетъ
Въ честь сапою одержанной побды.
Что можешь ты на это мн сказать?
ФАУСТЪ.
Хвалю за мысль, мой мудрый Мефистофель!
Пока я на земл ещё живу,
Испытывать хочу я вс земныя
Волненія, вс радости, къ которымъ
Способно только сердце человка.
Я на двадцать четыре года вправ
Располагать самимъ собой вполн —
И потому желаю въ эти годы
Узнать вс наслажденія земли
И ими упиваться до избытка,
Хочу, чтобъ имя Фауста гремло
Во вс вка, пока не рухнулъ міръ
И солнце въ синемъ неб не угасло,
Чтобъ не было клочка земли такой,
Гд-бъ это имя было неизвстно.
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Вотъ это такъ! Сказалъ ты дло, Фаустъ!
Пока со мной останься здсь: сейчасъ
Мы любопытнымъ зрлищемъ займёмся.
ФАУСТЪ.
Постой, ещё два слова, Мефистофель!
Мн въ просьб ты не долженъ отказать.
Съ тобою въ девять дней мы осмотрли
И небеса, и землю, и весь Тартаръ.
Драконы, на которыхъ мы неслись,
На страшной вышин такой парили,
Что съ высоты и самая земля
Казалась мн руки моей небольше.
Мы видли громадные міры —
И я читалъ вселенную, какъ книгу.
Теперь-же, Мефистофель, я хочу
Самъ дйствовать и въ жизни міровой
Творцомъ самостоятельнымъ явиться.
Пусть даже самъ владыка грозный Рима
Узнаетъ, что такое докторъ Фаустъ,
Моимъ искуствомъ новымъ изумлённый.
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Пусть будетъ всё по-твоему. Сперва-же
Останемся мы здсь, чтобъ посмотрть
На пышную процессію. Потомъ
Изобртай, какое хочешь, средство
И напряги пытливый разумъ твой,
Чтобы смутить весь праздникъ чмъ-нибудь
И озадачить римскаго владыку.
Желаешь ты — и кардиналы вс
Вдругъ будутъ съ обезьяньей головою
И рожу уморительныя станутъ
Творить передъ собраньемъ, прикажи —
И я на инквизиторовъ надну
Или колпакъ дурацкій, иль рога
Огромные къ ихъ головамъ приставлю
Изобртай какіе хочешь фарсы —
И ихъ исполню я безъ замедленья.

4.
ДЙСТВІЕ IV, СЦЕНА IV.

Фаустъ, Мефистофель и ученики

ПЕРВЫЙ УЧЕНИКЪ.
Мы кончили, учитель, рчь на томъ,
Что первою красавицею въ свт
Признали ту прекрасную Елену,
Съ которой въ красот ещё никто
Не могъ поспорить даже и до нын,
А потому’, учитель добрый нашъ,
Не можете-ли вы, при вашей сил,
Намъ показать ту дивную гречанку,
Которой восхищался цлый міръ.
Когда вы, докторъ, только въ состояньи
Исполнить нашу просьбу, то прошу
Для насъ такое зрлище устроить —
И нашей благодарности, поврьте,
Конца не будетъ…
ФАУСТЪ.
Милые друзья!
Въ расположень вашемъ я увренъ
И не привыкъ отказывать друзьямъ,
Когда они чего-нибудь желаютъ.
И такъ, я общанье вамъ даю,
Что вы вотъ здсь увидите сейчасъ-же
Прекрасную гречанку въ водномъ блеск
Величія ея и красоты,
Увидите такой-же, какъ въ т дни,
Когда Парисъ, Еленой восхищённый,
Её увёзъ за дальнія моря.
Ни слова бол. Тише, стойте смирно:
При этомъ разговаривать нельзя.

(Раздается невидимая музыка. Мефистофель вводитъ Елену, которая проходитъ черезъ сцену отъ одною конца до другого.)

ВТОРОЙ УЧЕНИКЪ.
Ужель теперь я вижу предъ собой
Ту дивную, прекрасную Елену,
Изъ-за которой Трою десять лтъ
Неутомимо греки осаждали?
ТРЕТІЙ УЧЕНИКЪ.
Языкъ мой слишкомъ бденъ, чтобъ на нёмъ
Я выразилъ величіе и прелесть
Той женщины, которой восторгались
Не только люди, даже полу-боги!
ПЕРВЫЙ УЧЕНИКЪ.
Теперь, когда мы трое насладились
Божественной такою красотой,
Мы, дорогой учитель, васъ оставимъ.
За зрлище, устроенное вами,
Вамъ лучшаго всего желаемъ мы.
ФАУСТЪ.
Ступайте, господа! Желаю тоже
Вамъ счастія. Прощайте! (Ученики уходятъ.)

Входитъ Старецъ,

СТАРЕЦЪ.
Бдный Фаустъ!
Оставь своё проклятое искуство,
Брось магію, которая тебя
Въ Адъ приведётъ, на вкъ лишитъ спасенья.
Безумецъ, помни только объ одномъ:
Ты могъ гршить, какъ всякій человкъ,
Но не дерзай упорствовать, какъ демонъ.
Смирись, гордецъ, подумай о себ:
Ещё въ теб задатки есть добра,
Ещё къ грху ужасная привычка
Не вкоренилась въ сердце глубоко.
Наступитъ часъ — и времени не будетъ
Покаяться. Отверженъ небесами,
Отъ адскихъ мукъ не скроешься нигд ты.
Покайся-же! Быть-можетъ, мой языкъ
Найдёшь ты слишкомъ рзкимъ и суровымъ,
Но, Фаустъ, врь, что мной руководитъ
Любовь къ теб и доброе желанье.
Да, врь мн, сынъ мой, что не гнвъ
Въ моихъ словахъ ты слышишь, не презрнье,
Но сожалнье искренняго друга,
Въ которомъ изболла вся душа
За будущность несчастную собрата.
Въ моей груди живётъ надежда даже,
Что гнётъ моихъ упрёковъ размягчитъ
Въ теб твоё озлобленное сердце
И выйдешь изъ борьбы съ самимъ собой
Ты съ просвтленнымъ духомъ, бдный Фаустъ!
ФАУСТЪ.
О, я несчастный! Что съ собой я сдлалъ?
Ужь скоро Адъ всесильныя права
Заявитъ надо мной и я услышу
Зловщій голосъ: ‘Фаустъ, будь готовъ!
Твой часъ насталъ: иди-же въ Адъ кромешный!’
Что жь, я готовъ! Пусть Адъ меня пріиметъ
И я пойду, призывъ его услыша.
СТАРЕЦЪ.
Остановись, безумецъ ослплённый,
И рокового шага не свершай!
Я вижу, какъ порхаетъ надъ тобою
Духъ милости, прощенья и добра,
Готовый вознести тебя отъ гнёта
Тяжолыхъ думъ, мучительныхъ сомнній
И миромъ покаянья освжить
Больную и измученную душу.
Моли-же о прощеніи и бойся
Сомннья и отчаянья!
ФАУСТЪ.
О, другъ!
Когда-бъ ты зналъ, какое утшенье
Твои слова теперь приносятъ мн!
И я скорблю за вс свои проступки.
Позволь-же мн минуту поразмыслить
О собственныхъ грхахъ моихъ. Пока
Оставь меня!
СТАРЕЦЪ.
Я, Фаустъ, удаляюсь
Съ глубокою печалью отъ тебя:
Я знаю, за плечомъ твоимъ стоить
Безсмнно духъ лукавый! (Уходитъ.)
ФАУСТЪ.
Лишь проклятье,
Проклятье тяготетъ надо мной!
Погибшій, что я сдлалъ, что я сдлалъ!
Я каюсь и отчаяваюсь разомъ:
И тёмный Адъ, и неба благодать
Между собою спорятъ изъ-за сердца
И совсти моей. О, что жь мн длать?
Куда уйдти отъ страшной пасти Ада?

Является Мефистофель.

МЕФИСТОФЕЛЬ.
Остановись, измнникъ! Возстаёшь
Ты, бунтовщикъ, на своего владыку —
И я тебя обязанъ обуздать.
Сознайся въ малодушіи своёмъ,
Иль зубы Ада въ клочья разорвутъ
Твой жалкій трупъ…
ФАУСТЪ.
Умолкни, Мефистофель!
Когда своимъ минутнымъ вроломствомъ
Я Тартара владыку оскорбилъ,
То я молю простить меня: я каюсь
Въ преступномъ малодушіи. Ты долженъ
Мн, Мефистофель, вымолить прощенье,
И я готовъ хоть снова написать
И собственною кровью договоръ свой
Съ великимъ Люциферомъ утвердить!
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Будь твёрдъ, иначе вчнымъ колебаньемъ
Надлаешь себ ты много зла:
Тебя я, Фаустъ, въ томъ предупреждаю.
ФАУСТЪ.
Всему виной лукавый тотъ старикъ,
Который противъ власти Люцифера
Меня старался здсь возстановить.
Ты долженъ наказать его. Придумай
Для старика мучительную казнь,
Какою только Адъ располагаетъ.
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Его спасаетъ вра — потому
Къ его душ закрытъ мн всякій доступъ,
Но тло старца намъ принадлежитъ,
И я изъ золъ безмрныхъ постараюсь
Сильнйшее придумать для него.
ФАУСТЪ.
Есть у меня, мой врный Мефистофель,
Упорное и жгучее желанье —
И я готовъ съ слезами покаянья
Молить тебя его исполнить: дай мн
Въ объятьяхъ той блистательной Елены,
Которую я видлъ, отдохнуть.
Склонясь лицомъ къ груди ея прекрасной,
Я скорбь и вс сомннья позабуду
И сожалть не стану объ обт,
Меня связавшемъ съ Адомъ за могилой
И данномъ мной владык твоему:
Мн лёгкою покажется та клятва.
Исполнишь ли?
МЕФИСТОФЕЛЬ.
Послднее желанье,
Какъ вс твои желанья, милый Фаустъ,
Исполню я въ одно мгновенье ока.
Смотри: стоитъ Елена предъ тобой!

(Елена снова показывается и проходитъ по сцен между двумя амурами.)

ФАУСТЪ.
Вотъ, вотъ она, та женщина, чей образъ
Заставилъ мчаться сотни кораблей
И обратилъ въ большія груды пепла
Твердыни Иліона! Вотъ она!
Прекрасная Елена, возврати-же
Безсмертіе душ моей однимъ
Благоуханнымъ, жаркимъ поцалуемъ!
Жизнь новую уста твои вдохнутъ
Въ усталую грудь Фауста. Я вижу,
Какъ ты паришь. Идёмъ, идёмъ, Елена!
Ты возвратишь мн душу и покой,
Оплаканные мною. Не желаю
Съ тобой на мигъ единый я разстаться.
Гд ты — уже тамъ небо для меня,
А всё, что не Елена — прахъ и тлнье!
Да, я хочу Парисомъ быть твоимъ!
Тобою обладая, вмсто Трои
Отдамъ я Виттембергъ на разграбленье,
Я съ слабымъ Менелаемъ въ бой вступлю,
Твои цвта носить на шлем буду,
Я раню въ пятку гордаго Ахилла
И возвращусь къ Елен, чтобъ просить
Единственной награды — поцалуя.
О, дивная! Прекрасна ты, какъ вечеръ,
Сіяющій въ корон яркихъ звздъ,
Сама ты такъ сверкаешь, какъ Юпитеръ,
Когда передъ несчастною Семелой
Онъ въ пламени являлся. Ты прекраснй,
Чмъ царь морей, который утопалъ
Въ объятіяхъ капризной Аретузы.
Нтъ, ты одна, лишь только ты одна
Принадлежать должна мн, быть моею!…
Д. Минаевъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека