ИЗЪ АНГЛІИ.
ИЗЪ АНГЛІИ.
I.
II.
III.
IV.
V.
Діонео.
‘Русское Богатство’, No 8, 1913
Из Англии, Шкловский Исаак Владимирович, Год: 1913
Время на прочтение: 26 минут(ы)
‘Если море лицемрія, свирпости, низости, предательства и лжи, въ которое погружаютъ насъ ежедневно газеты, не вытравило у васъ послдней капли оптимизма, если вы желаете убдиться, что человкъ былъ уже ‘тронутъ’ умственно на рубеж неолитическаго періода и поэтому (принимая въ соображеніе законъ эволюціи), несомннно, войдетъ совершеннымъ безумцемъ въ царство золотаго вка (если оно будетъ),— совершите со мною завтра экскурсію, чтобы повидать знаменитый памятникъ каменнаго вка — Стоненджъ. Это займетъ только одинъ день. Вашъ Раймондъ Клэйполъ’.
Такую, нсколько странную записку я получилъ на прошлой недл и немедленно отвтилъ, что, если мистеръ Клэйполъ намренъ смотрть Стоненджъ, то ‘I am his man’ (т. е. я готовъ къ услугамъ). Мистеръ Клэйполъ ‘is something in the City’, т. е. онъ принадлежитъ къ той громадной арміи, которая каждое утро наполняетъ позда, отправляющіеся изъ периферій Лондона къ центру, т. е. отъ окраинъ въ Сити. Общественное положеніе индивидуумовъ, составляющихъ эту армію, опредляется довольно точно тмъ поздомъ, съ которымъ они дутъ въ Сити. Въ 5. 30 утра отправляется дешевый поздъ. Въ вагонахъ сидятъ дюжіе рабочіе, съ ковровымъ мшкомъ съ инструментами на плечахъ и съ завтракомъ, завязаннымъ въ платокъ, въ рукахъ. Рядомъ съ рабочими — заспанные подростки: разсыльные, подметальщики конторъ, служащіе въ лифтахъ и т. д. То обстоятельство, что подростки никогда не высыпаются какъ слдуетъ, является причиной распространенія въ Англіи неврастеніи на почв переутомленія среди низшихъ классовъ, а не среднихъ, какъ на континент. Въ семь часовъ вагоны наполнены молодыми людьми въ твидовыхъ шапочкахъ и въ яркихъ галстукахъ. Это — мелкіе приказчики у зеленщиковъ, мясниковъ, рыбниковъ и молочниковъ съ заработкомъ въ 18—20 шил. въ недлю. Въ 8 часовъ утра въ вагонахъ можно видть публику въ старенькихъ, тщательно приглаженныхъ цилиндрахъ да барышень съ портфелями. Это — рядовые царя Капитала, — великая армія клерковъ, стенографистокъ, переписчицъ, кассиршъ и продавщицъ. Публика эта всю жизнь стремится поддержать ‘респектабельность’ на заработокъ 1—2’4 ф. ст. въ недлю. Затмъ проходитъ полтора часа. Вагоны, идущіе отъ окраины къ центру, наполнены, но публика крайне пестра и не иметъ общаго характера. Въ половин десятаго мы видимъ въ вагонахъ солидныхъ, плотныхъ, отлично одтыхъ джентльменовъ, погруженныхъ въ чтеніе не полупенсовыхъ газетъ, какъ публика, дущая съ ранними поздами, а Times’а или Morning Post. Лица у этихъ джентльменовъ сосредоточенныя, складъ губъ и брови показываютъ, что публика эта не только привыкла отдавать сжатыя, точныя приказанія, но уврена также, что приказанія будутъ немедленно исполнены. Все это — дятели биржи, ‘managers’ разныхъ банковъ и торговыхъ домовъ, директоры компаній, дущіе въ свои конторы, чтобы вскрыть почту и продиктовать стенографисткамъ 100—150 точныхъ, сжатыхъ писемъ, ясныхъ, какъ математическая формула.
Мой пріятель мистеръ Клэйполъ отправляется въ Сити въ 9. 30 утра. Я его никогда не спрашивалъ о томъ, что онъ длаетъ въ Сити, а мистеръ Клэйтонъ никогда мн не говорилъ объ этомъ. ‘Не is something in the City’ (Онъ что-то длаетъ въ Сити). Эта формула вполн удовлетворяетъ англичанъ. За то я хорошо знаю, что мой пріятель длаетъ ‘для души’, какъ hobby. Объ этомъ мистеръ Клэйполъ охотно бесдуетъ со мною при каждой встрч. Мой пріятель ученый, антропологъ или, точне, его крайне интересуетъ доисторическая археологія, которая въ самое послднее время открыла новые горизонты. Сравнительно еще недавно интересующіеся доисторической археологіей довольствовались такъ называемой шелліанской эпохой.. Терминъ этотъ, въ основ котораго лежитъ названіе города Шеллъ, какъ извстно, введенъ французскимъ ученымъ Мортилье и означаетъ первую эпоху четвертичнаго періода, когда климатъ былъ настолько мягокъ, что въ ныншнемъ департамент Seine-et-Marne росли въ дикомъ вид лавры и фиговыя деревья, подъ которыми бродили Elephas antiquus, носороги, гиппопотамы, пещерные медвди и полосатыя гіены. На этихъ, зврей охотился человкъ (и эти зври охотились на человка) принадлежавшій къ такъ называемому неандертальскому тину. Эту эпоху изслдовалъ сэръ Джонъ Леббокъ, а, въ особенности, Габріель де Мортилье, трудъ котораго ‘Le Prhistorique’ появился въ 1900 году. Но теперь, посл работъ Коммона, изслдовавшаго долину Соммы, интересующіеся доисторической археологіей ищутъ присутствіе человка на земл гораздо, раньше шелліанской эпохи. Въ 1910 году на конгресс въ Тур прочитанъ былъ докладъ, въ которомъ доказывается, что человкъ, пользовавшійся каменными орудіями безъ рукоятокъ, былъ современникомъ elephas primigenius. Профессоръ Солласъ въ своемъ труд ‘Ancient Hunters and their Modern Representatives’, вышедшемъ въ 1911 году, доказываетъ, что человкъ жилъ гораздо раньше, чмъ въ шелліанскую эпоху, и предлагаетъ новый терминъ для боле древней эпохи ‘Strepyion’ (отъ города Strйpy, въ Бельгіи). Въ самое послднее время несомннные слды человка боле древняго, чмъ тотъ, которому принадлежалъ неандертальскій черепъ, найдены маркизомъ Серральбо въ Испаніи (близъ Торральби).
Мистеръ Клэйполъ смло пускается въ бурное и мало изслдованное море эолитическаго періода. Это — спеціальность моего пріятеля. Онъ глубоко убжденъ, что человкъ несомннно жилъ не только въ раннемъ плейстоцен, т. е. въ начал ледниковаго періода, но даже въ конц третичнаго періода. Еще сэръ Джонъ Леббокъ обратилъ вниманіе на своеобразныя обрывистыя скалы (‘crags’), имющія съ другой стороны длинный скатъ или ‘хвостъ’ (Tail). Обрывъ скалы соотвтствуетъ той сторон, съ которой надвигались глетчеры во время ледниковаго періода. Подъ ‘crags’ бываютъ углубленія, вырытыя льдами. И въ этихъ углубленіяхъ найдены наиболе грубо сдланныя каменныя орудія, относимыя къ эолитическому періоду. Такъ, недавно сэръ Рей Ланкастеръ изслдовалъ каменныя орудія, найденныя подъ красной скалой въ Суффольк, и опредлилъ, что они относятся къ раннему плейстоцену (т. е. къ началу ледниковаго періода). Къ такому же заключенію приходитъ Кларкъ, изслдовавшій въ прошломъ году ‘crag’ (скалу съ ‘хвостомъ’) въ Hopurt.
Надо прибавить, что мой пріятель длаетъ своеобразный выводъ изъ фактовъ, доказывающихъ существованіе человка въ начал ледниковаго періода, а, быть можетъ, даже въ конц третичнаго періода. Мистеръ Клэйполъ вкладываетъ въ свои работы,— какъ указываютъ его оппоненты,— слишкомъ много публицистики и беллетристики. Недавно, напр., я прослушалъ докладъ, сдланный моимъ пріятелемъ въ Королевскомъ Антропологическомъ обществ. Мистеръ Клэйполъ, на основаніи скудныхъ матеріаловъ, добытыхъ теперь, пытался набросать картину того, какъ жили предки слушателей много десятковъ тысячъ лтъ тому назадъ. Отправнымъ пунктомъ докладчика было кочеваніе расъ. Homo primigenius, т. е. ‘неандертальскій’ человкъ явился, вроятно, изъ Африки (въ т отдаленныя времена не было еще ни Гибралтарскаго пролива, ни Ламанша) и вытснилъ изъ ныншней Англіи другой, боле ранній типъ, мало отличавшійся отъ современнаго человка. Гориллообразный Homo primigenius истребилъ мужчинъ и оставилъ только женщинъ, которыя и тогда, какъ и теперь, поклонялись сил и высоко цнили въ мужчинахъ то, что он называютъ, боевой натурой’. Вслдствіе этого женщины легко примирились съ горилообразными повелителями и увровали, что они — высшая раса. Такимъ образомъ, уже на зар человчества мы видимъ этническіе сплавы. Результатомъ ихъ было, между прочимъ, по терминологіи мистера Клэйпола, ‘накопленіе безумія’. Каждая новая этническая волна приносила не столько пріобртенный опытъ, сколько ‘свой запасъ умственнаго безсилія передъ явленіями космоса’. Конечно, кочевавшій народъ приносилъ съ собою великія изобртенія и открытія. Обработка металловъ, напр., явилась, по словамъ мистера Клэйпола, результатомъ не эволюціи: секретъ былъ занесенъ къ людямъ, находившимся въ неолитическомъ період. Другими словами, въ Европу прибылъ народъ, принесшій изъ глубины Азіи, по всей вроятности, изъ Индіи способъ, какъ выплавлять бронзу и обрабатывать ее. Очень можетъ быть, что то были цыгане, появленіе которыхъ въ Европ только по ошибк. относится къ XV вку. Константинопольская лтопись 1050 года, напр., говоритъ о ‘потомкахъ Симона Волхва, именуемыхъ атцгтканами, жившихъ въ палаткахъ и занимавшихся гаданьемъ и конокрадствомъ’. Византійскій лтописецъ подъ 810 годомъ говоритъ о гадальщикахъ, кузнецахъ и заклинателяхъ змй, по имени athinganoi. Писатели древней Греціи упоминаютъ про бродячихъ кузнецовъ ‘Komodromoi’. Въ апокрифическомъ евангеліи говорится, что ‘Коmodromos’ прокляты Богомъ и обречены на скитаніе, за то, что ковали гвозди, которыми Христосъ былъ прибитъ къ кресту. Это, несомннно, цыгане. Такимъ образомъ, доказывалъ мистеръ Клейполъ, цыгане не только появились въ Европ неизмримо раньше XV вка, но всегда занимались, какъ и теперь, кузнечной работой. Еще сэръ Джонъ Леббокъ высказалъ предположеніе, что секретъ обрабатыванія бронзы былъ принесенъ въ Европу бродячимъ народомъ изъ Индіи, народомъ, имвшимъ маленькія руки. Цыгане явились изъ Индіи и отличаются небольшими руками. Но то положительное, что приносили новыя расы, нейтрализовалось новымъ безуміемъ. При всей моей симпатіи къ мистеру Клэйполу, я долженъ сказать, что докладъ его, проникнутый мизантропіей и мизогеніей, успха въ Королевскомъ Антропологическомъ обществ не, имлъ. Докладчику было указано, что беллетристъ, памфлетистъ и публицистъ въ немъ слишкомъ берутъ верхъ надъ антропологомъ.
Не знаю, насколько правъ мистеръ Клэйполъ, утверждающій, что въ современномъ человк не трудно открыть черты характера, свойственныя отдаленному предку, жившему въ періодъ пліоцена, но для меня вн сомннія, что кочевника въ современномъ англичанин, т. е. въ горожанин по преимуществу, замтить очень легко. Иначе, чмъ объяснить ту популярность, которою пользуется теперь въ Англіи кочеваніе для отдыха, такъ называемыя ‘camping’ и ‘caravaning’. Первое — это странствованіе пшкомъ, съ разобранной походной палаткой на плечахъ. ‘Caravaning’ это — кочеваніе цлой семьей въ такомъ фургон, въ которомъ у насъ разъзжаютъ странствующіе акробаты. Какъ только наступаетъ августъ, ученые, дловые люди изъ Сити, студенты, гимназисты, учительницы, учащіяся двушки и т. д., запасшись палаткой или снарядивъ ‘caravan’ т. е. Фургонъ-домикъ, отправляются на весь holiday (вакатъ) въ странствованіе по южнымъ графствамъ, по Валису или по восточному берегу. Каждый вечеръ кочевники останавливаются на общественномъ лугу или на обочин дороги, представляющей собою собственность всхъ гражданъ, разбиваютъ палатку, стряпаютъ ужинъ на походной бензиновой печк и наслаждаются сознаніемъ, что вырвались хоть на нсколько дней изъ того колеса, въ которомъ обязаны вертться круглый годъ. О популярности кочеванія (создано даже новое слово caravaning) свидтельствуетъ возникновеніе спеціальнаго клуба, Caravan Club, насчитывающаго въ числ своихъ членовъ весь цвтъ англійской интеллигенціи. Члены клуба за небольшую плату могутъ взять на время палатку и походную посуду или фургонъ. Недавно мн пришлось видть въ Pall Mall Gazette восторженную статью о кочеваніи, написанную почетнымъ секретаремъ Караваннаго клуба Гаррисомъ Стономъ. Авторъ убждаетъ, между прочимъ, молодоженовъ отправляться въ брачное путешествіе не въ Монтъ-Эсториль, не въ Каиръ и не въ Портъ-офъ-Спэйнъ, а въ караван или палатк по Англіи. Кочеваніе создало уже свою беллетристику и свою поэзію. Вотъ, напр., переводъ одного стихотворенія изъ сборника ‘Let’s go а-gipsying’ (‘Будемъ кочевать по цыгански’).
‘О, кто хочетъ стать цыганомъ?— Лто наступило! Кто отправится слушать, какъ свиститъ по утрамъ черный дроздъ и какъ сонно шепчетъ что-то вечерній втеръ живой природы? Кто хочетъ услышать, какъ звонко говорятъ о философіи природы сплые колосья ржи и овса?’
‘Гд только Природа разстилаетъ свои великолпные ковры, изготовленные на станкахъ времени, она выткала на нихъ чудесныя надписи для тхъ, которые умютъ читать:
‘Let’s up und go а—gipsying —
The road is fair and clear:
Let’s up and go а—gipsying —
There’s only sorrow here’.
(Тронемся въ путь и будемъ кочевать по-цыгански, дорога хороша и легка. Тронемся въ путь и будемъ кочевать по-цыгански: только здсь (т. е. въ город) можетъ быть горе).
Кочеваніе предполагаетъ значительную безопасность большой дороги. Если дв двушки, напр., могутъ кочевать одн въ палатк, длая привалъ на нсколько дней на красивомъ берегу рки или на опушк лса, то это доказываетъ, конечно, что имъ нечего бояться въ Англіи ни хулигановъ, ни стражниковъ, ни назойливыхъ любезниковъ въ мундирахъ или безъ мундировъ. Вотъ и теперь, когда мы съ мистеромъ Клэйполомъ демъ на западъ въ Эмесбёри, чтобы оттуда отправиться пшкомъ къ Стонэнджу, я вижу противъ себя двухъ молодыхъ людей, несомннно снарядившихся кочевать. Объ этомъ говорятъ ранцы съ складной палаткой и посудой, фотографическіе аппараты, походный погребецъ и т. д. Требуется немного наблюдательности, чтобы опредлить общественное положеніе молодыхъ людей: они несомннно студенты, притомъ не демократическаго университета, а непремнно Оксфордскаго или Кембриджскаго. Со словами ‘англійскіе студенты’ у русскаго читателя, вроятно, ассоціируется представленіе о грубыхъ, неуклюжихъ, прожорливыхъ молодыхъ людяхъ, врод Боба Соуэра и Бэна Аллэна (‘Пикквики’), запивающихъ громадныя порціи полусырой говядины виноградной водкой или крпкимъ портеромъ. Молодые люди, сидящіе противъ меня, очень мало похожи на этотъ портретъ. Одинъ изъ нихъ иметъ почти женское лицо, другой — тоже очень изященъ. Студентъ съ женственнымъ лицомъ, закинувъ ногу на ногу, такъ что видны самые модные пурпурные чулки съ шелковыми стрлочками, читаетъ одинъ изъ тхъ романовъ, которые спеціально приготовляются въ Англіи къ сезону отдыха. Эти ‘фабричнаго производства’ романы можно раздлить на дв группы: на юмористическіе и ‘трагическіе’. Нкоторые изъ тхъ романистовъ, которые стряпаютъ юмористическіе романы ‘къ сезону’, какъ, напримръ, Джеромъ К. Джеромъ (и Джэкобсъ, стали у насъ теперь классиками, но другіе, пишущіе нисколько не хуже, совершенно неизвстны. ‘Трагическіе’ романы лтняго сезона отличаются тмъ, что только уднь въ нихъ выводится типъ, отъ котораго вообще отвертываются теперь даже второстепенные беллетристы. А было время, когда даже первоклассные англійскіе романисты считали этотъ типъ такою же необходимостью, какою признаютъ моряки балластъ на дн корабля. Я говорю о ‘злод’ безъ всякой примси. Сколько такихъ ‘злодевъ’ выведено у Диккенса! Карликъ Килпъ (‘Лавка рдкостей’)^ Урія Типъ (‘Давидъ Копперфильдъ’), Биль Сайксъ (‘Оливеръ Твистъ’), Джонасъ Чезлевитъ (‘Мартинъ Чезлевитъ’) и др. Все это злоди ‘безъ лигатуры’. Надо только удивляться наивности и добродтели, попадающейся въ сти этихъ злодевъ, потому что ихъ ‘профессія’, т. е., что они ‘злочинцы’, отмчена у нихъ на лиц. Дэніэль Килпъ, напр., уродливый карликъ, съ головой гиганта на туловищ ребенка. У него черные, бгающіе, хитрые и злые глаза. Подбородокъ и щеки обросли колючей щетиной. Губы всегда искривлены въ страшную улыбку, причемъ обнажаются беззубыя челюсти, въ которыхъ торчатъ только позеленвшіе клыки. Волосы на голов у него, конечно, щетинистые и висятъ прядями, руки — грязны, а пальцы крючковаты, съ желтыми ногтями. Дэніэль Килпъ не только иметъ вс особыя примты ‘злодя’, но и одвается соотвтственно своему положенію. Занятіе у него, конечно, самое ‘злодйское’, онъ живетъ на Tower Hill, собираетъ ренту у бдныхъ жильцовъ, даетъ на проценты деньги морякамъ и зачмъ-то собираетъ старые якоря, мдные листы для обшивки кораблей, корабельный лсъ и якорныя кольца. Вообще повадка у Килпа ‘злодйская’: за завтракомъ онъ глотаетъ, не облупливая, крутыя яйца, пожираетъ громадныхъ креветовъ (prawns) съ головой, хвостомъ и усами, жуетъ одновременно табакъ и крессъ-салатъ, пьетъ, не морщась, горячій, какъ кипятокъ, чай и кусаетъ согнувшуюся вилку или ложку до тхъ поръ, покуда не выпрямитъ. Если вспомнить, что у Килпа остались въ деснахъ только клыки, которые, поэтому, вроятно, шатаются и причиняютъ сильную боль, когда встрчаются съ твердымъ предметомъ, то такое упражненіе, какъ выпрямленіе ложки зубами, превратится почти въ чудо. Урія Гипъ (‘Давидъ Копперфильдъ’) тоже иметъ въ наличности вс злодйскія особыя примты: во-первыхъ, онъ рыжій, потомъ уродливъ, какъ, смертный грхъ. Глаза у него красные, безъ вкъ и безъ бровей (зачмъ они злодю?) Весь онъ извивается постоянно, какъ ужъ, противно хихикаетъ, иметъ холодныя, липкія, руки и почти никогда не спитъ. Даже такая талантливая и проницательная романистка, какъ Джорджъ Элліотъ, отдала долгъ времени, и выводила злодевъ ‘съ отмтиной’. Что же касается второстепенныхъ романистовъ, какъ Чарльсъ Ридъ, а, въ особенности, Уильки Колинсъ, то у нихъ можно найти цлую кунсткамеру злодевъ. Когда я. пріхалъ въ Англію, ‘злодй’ былъ еще полноправнымъ гражданиномъ, какъ въ романахъ, такъ и на сцен. Бдные злоди! Революція, коснувшаяся литературы, толкнула васъ въ кадры безработныхъ и вы теперь въ загон. Подобно малярамъ, вы имете теперь работу только въ лтніе мсяцы! Лишь авторы фабричныхъ романовъ даютъ вамъ еще временную возможность преслдовать кознями великодушнаго сэра Рэджинальда Фицжеральда и его прекрасную возлюбленную Мирабелль или Гвэндолину!
Студентъ въ пурпуровыхъ чулкахъ съ шелковыми стрлками читалъ ‘лтній’ романъ, въ которомъ злодй (французъ родомъ) носитъ даже при фрак какой-то особый, ‘злочинческій’ галстукъ, но рядомъ съ молодымъ, человкомъ я вижу маленькій, изящно изданный томикъ ‘intentions’ Оскара Уайльда. И это, конечно, такой же признакъ революціи въ литератур, какъ исчезновеніе ‘злодя’. Кто бы сказалъ десять лтъ тому назадъ въ Англіи, что наступитъ время, когда Оскара Уайльда, будутъ держать открыто въ рукахъ? Когда въ 1908 году друзья покойнаго писателя упросили, наслдниковъ его, убжденныхъ, что Оскаръ Уайльдъ опозорилъ ихъ родъ, разршить изданіе полнаго собранія, сочиненій, согласіе, было дано на слдующихъ условіяхъ: пусть отпечатаютъ только тысячу экземпляровъ, можно покупать лишь полное собраніе сочиненій, т. ё. вс 14 томовъ, цна которому должна быть восемь гиней, т. е. 80 рублей. Наслдники предполагали, что въ такомъ вид ‘ядъ’ привитъ будетъ только очень немногимъ. И когда мы, подписчики, приняли эти условія, то все же намъ въ послдній моментъ поднесенъ былъ сюрпризъ: наслдники запретили издателю выпускать четырнадцатый томъ, какъ самый ‘ядовитый’. Пришлось устроить такого рода компромиссъ: четырнадцатый томъ вышелъ, но только не въ Лондон, а въ Париж, у Коррингтона. По условію, поставленному наслдниками, этотъ четырнадцатый томъ въ продажу не поступилъ, а вышелъ только въ тысяч экземпляровъ, разосланныхъ подписчикамъ. Это было пять лтъ тому назадъ. Потомъ и наслдники, и М-rs Grundy мало-по-малу пришли къ заключенію, что сочиненія Оскара Уайльда не только не опозорили, но, напротивъ, прославили ихъ. И вотъ появляется собраніе сочиненій сперва по 5 шил. за томъ, а теперь — по шиллингу. И въ окн книжной лавки нашего ультра-консервативнаго и чопорнаго округа, рядомъ съ книгами, абсолютно одобренными М-rs Grundy, я вижу тотъ самый четырнадцатый томъ, который мы, подписчики, съ такимъ трудомъ получили пять лтъ тому назадъ изъ Парижа.
Мистеръ Клэйполъ не отрывался отъ окна. Глядлъ ли онъ на убгавшія волнистыя поля, перерзанныя во всхъ направленіяхъ живыми изгородями, или высматривалъ ‘barrows’, т. е. продолговатыя могилы, съ громадными каменными плитами на нихъ, и думалъ о лежащихъ подъ ними троглодитахъ? Въ этой части Англіи такихъ остатковъ каменнаго вка великое множество., Я смотрлъ на другого студента, не занятаго чтеніемъ, и думалъ. гд я встрчалъ его? Положительно мн знакомо и это нсколько застнчивое лицо, и эти близорукіе глаза, которымъ очки придаютъ особый блескъ. Молодой человкъ тоже взглянулъ на меня и улыбнулся. И я тотчасъ же вспомнилъ его. То было въ март этого года, въ глухой части Алжиріи. Пестрая, разноязычная публика, жившая въ ‘Etablissement des Bains’ въ Хаммамъ Мескутин испытала очень непріятныя минуты. Въ Хаммамъ Мескутин есть гейзеры, изъ которыхъ вырывается кипящая, насыщенная срой вода. Эти гейзеры образуютъ единственный въ своемъ род горячій водопадъ, низвергающійся со скалъ, окрашенныхъ въ разные цвта вслдствіе минеральныхъ осадковъ, оставляемыхъ водою. Прелесть этого горячаго водопада увеличивается еще тмъ, что онъ находится въ совершенно пустынномъ мст. Кром единственнаго отеля ‘Etablissement des Bains’, да двухъ-трехъ домовъ для служащихъ, тамъ нтъ даже жилья. Судя. по развалинамъ, сюда прізжали лечиться карагеняне, а потомъ римляне. Теперь одинъ гейзеръ отведенъ совершенно первобытнымъ путемъ въ ванны. Не знаю, прізжаетъ ли кто-нибудь въ Хаммамъ Мескутинъ изъ Европы спеціально для того, чтобы лечиться (говорятъ, эти воды пречудесно излечиваютъ неврастенію въ самой тяжелой форм), но вс туристы, дущіе изъ Туниса въ Алжиръ, считаютъ долгомъ остановиться тамъ на день или на два. Находясь тутъ, они берутъ дв-три горячія ванны ‘изъ любознательности’. Англичане обыкновенно по утрамъ отправляются черезъ весь садъ, внизъ къ ваннамъ, въ спальныхъ костюмахъ и въ туфляхъ на босу ногу. И вся эта публика сильно встревожилась, когда разъ увидала молодого туриста, тщательно осматривавшаго вс стулья на террас, гд уже завтракали многіе.
— Что вы ищете?— спросилъ щеголеватый лакей, похожій лицомъ на русскаго студента.
— У меня ушелъ скорпіонъ,— спокойно отвтилъ молодой туристъ, оказавшійся студентомъ естественникомъ. Онъ цлый день шарилъ у основанія громадныхъ известковыхъ конусовъ, стоящихъ у горячаго водопада, и возвратился съ богатой добычей.
— Скорпіонъ сидлъ въ коробк, но въ карман она у меня раскрылась. Онъ ушелъ, но онъ долженъ быть здсь гд-нибудь въ тни. Скорпіоны не любятъ солнца,— объяснилъ молодой человкъ.
Испуганныя дамы вскочили и начали сильно встряхивать юбки.
— Вотъ онъ! Я вамъ сказалъ, что онъ заберется тутъ же гд-нибудь въ тнистое мсто, — торжествующе сказалъ молодой человкъ, поднимая плевательницу, подъ которой, прижавшись къ асфальту, лежалъ срый скорпіонъ, цвтомъ напоминавшій мокрицу.
— Окружите скорпіона углями. Пусть онъ покончитъ самоубійствомъ!— предложилъ кто-то. Молодой человкъ снисходительно улыбнулся.
— Самоубійство скорпіоновъ — легенда,— сказалъ онъ.— Вы видите, какъ помщено жало на конц такъ называемаго ‘хвоста’? Чтобы ужалить, скорпіонъ долженъ нагнуть ‘хвостъ’ внизъ. Такимъ образомъ, разсказъ про то, что скорпіонъ, окруженный углями, кончаетъ самоубійствомъ путемъ укола въ голову, фактически невозможенъ: скорпіонъ сверху ужалить не можетъ. Затмъ точно такъ, какъ укусъ кобры безвреденъ для кобры, ядъ скорпіона не дйствуетъ на скорпіоновъ.
Прочитавъ эту маленькую лекцію, молодой человкъ увренно и твердо схватилъ скорпіона двумя пальцами и показалъ дамамъ два ряда простыхъ глазъ, лежащихъ на верхней поверхности щита животнаго, да пару обыкновенныхъ глазъ.
И въ одномъ изъ студентовъ я узналъ молодого естественника.— Какъ вашъ скорпіонъ поживаетъ?
— Живъ. Онъ у меня въ комнат, въ колледж, — спокойно отвтилъ студентъ.— Я его кормлю мухами и комарами.
И, такъ какъ у насъ оказался общій знакомый, хотя только скорпіонъ, то быстро завязался разговоръ. ‘Естественникъ’ былъ довольно сдержанъ, но товарищъ его, сунувшій книгу со злодемъ въ карманъ, оказался крайне словоохотливымъ. Я узналъ, что они дйствительно студенты, учатся въ Кембридж, въ St. John’s College, и теперь дутъ въ Андоверъ, чтобы оттуда кочевать вдоль береговъ рки Энтонъ до моря. Женоподобный студентъ сообщилъ мн о цломъ ряд ‘tuns’, проказъ, продланныхъ весною этого года его товарищами по колледжу. Студенты забрались ночью въ кухню, чтобы всыпать каскару (слабительное) въ пищу. Не найдя ничего съдобнаго, они вытащили вс тарелки, не меньше двухъ тысячъ, и разставили ихъ рядкомъ на трав въ саду. А то былъ у нихъ ‘донъ’ (на студенческомъ жаргон такъ зовутся холостые профессора, живущіе въ колледж), котораго не взлюбили. Одинъ студентъ задумалъ пошутить надъ нимъ: онъ нарзалъ нсколько десятковъ хлбовъ, намазалъ ломти масломъ и тщательно завернулъ въ бурую оберточную бумагу. Получилось множество изящныхъ пакетовъ, какъ маленькія почтовыя посылки. Затмъ студентъ перевязалъ пакеты, надписалъ на нихъ адресъ нелюбимаго дона и на другой день разбросалъ ихъ по всмъ окрестнымъ деревнямъ. Черезъ день въ Кэмбриджской газет появилось объявленіе: ‘Утеряна почтовая посылка, кто найдетъ и доставитъ по адресу, указанному на ней, получитъ въ награду двадцать шиллинговъ’. Въ тотъ же вечеръ около ста крестьянъ явились къ ‘дону’ съ найденными посылками и требовали награду. ‘И мы такъ хохотали тогда’!— прибавилъ женообразный студентъ. У того же ‘дона’ въ другое время студенты ночью унесли изъ комнаты все платье, до манишки включительно. На другой день рано утромъ платье оказалось на каменной фигур, украшающей конекъ колледжа. Зданіе очень высокое, а крыша крайне крута, такъ что прямо непостижимо, какъ студенты добрались до конька. Какъ только у этого ‘дона’ бывало, затопятъ каминъ, студенты проберутся и поднесутъ къ огню громадную ленту, образовавшуюся изъ развернутой катушки туалетной бумаги. Огонь подхватитъ ленту и втянетъ ее въ трубу. Она взлетаетъ высоко и трепещетъ надъ крышей, какъ длинный желтый языкъ. Надо было видть какъ свирплъ ‘донъ’, замтивъ во время прогулки этотъ дразнившій его языкъ!
— У насъ, конечно, не вс студенты занимаются дтскими шалостями,— началъ естественникъ, слушавшій съ снисходительной улыбкой товарища.— Студенты группируются въ цлый рядъ клубовъ. У насъ есть клубъ консервативный, либеральный, радикальный и соціалистическій. Каждый политическій клубъ приглашаетъ время отъ времени какого-нибудь виднаго общественнаго дятеля,— тори, либерала, радикала или соціалиста,— для прочтенія доклада. Студенты имютъ также цлый рядъ литературныхъ и философскихъ клубовъ. У насъ даже есть теперь ‘клубъ еретиковъ’, возникшій въ этомъ году,— улыбнулся естественникъ.
— Еретиковъ?
— Да. Члены клуба провозглашаютъ ереси въ области литературы, искусства, религіи, философіи и политики. Черезъ каждыя дв недли читаются доклады. И въ каждомъ изъ нихъ обществъ ставится ‘poser’ {Техническое слово, обозначающее вопросъ или теорію, которые сразу ‘ошарашиваютъ’.}.
— У членовъ этого клуба даже и наружность еретическая, — вставилъ женоподобный студентъ:— никто во всемъ университет не носитъ такихъ длинныхъ волосъ, такихъ воротничковъ, галстуковъ и пиджаковъ, какъ ‘еретики’. Почему оригинальность мысли должна непремнно афишироваться оригинальнымъ костюмомъ? Мн кажется, только сомнніе въ томъ, что ихъ мысли дйствительно оригинальны, заставляетъ людей придумывать для себя оригинальные костюмы.
Я узналъ дальше, что студенты Кембриджскаго университета издаютъ три журнала: серьезный, серьезно-юмористическій и юмористическій. Послдній называется ‘The Grunter’ (Ворчунъ).
Мы минуемъ ‘уздные’ города Бэйсингстокъ и Уайтчёрчъ, о существованіи которыхъ, и подобныхъ имъ, узнаемъ только во время общихъ или дополнительныхъ выборовъ. Только тогда мирное, не особенно подвижное населеніе какого-нибудь Корби, Хорикэстедя или Биминстера узнаетъ изъ мстной газеты, что ‘на нихъ гля дитъ вся Англія’ и что отъ мудрости или безумія, прозорливости или ослпленія, проявленныхъ при голосованіи за Тома Джонеса, эквайра, или за сэра Рэджинальда Фрибоди — зависитъ-спасеніе или гибель Британской имперіи. Только во время выборовъ есті какой-нибудь поводъ для моціона у единственнаго ‘бобби’, разжирвшаго отъ бездлья до того, что для него застегнуть на брюх форменный поясъ — своего рода фокусъ профессора Боско. Прибывающаго съ континента поражаетъ, прежде всего, въ такихъ англійскихъ Алешкахъ или Кимрахъ (какъ вообще во всхъ провинціальныхъ городахъ) то, что обыватели живутъ здсь совершенно ‘безъ начальства’ и благоденствуютъ… Мелькаютъ мимо оконъ крошечныя ‘деревни’, такъ не похожія не только на русскія, но и на французскія, деревни безъ крестьянъ, съ барынями въ шляпкахъ и подъ зонтиками на улицахъ, съ рядомъ кокетливыхъ домиковъ, обвитыхъ плющомъ, и (подальше) съ другимъ рядомъ почернвшихъ коттеджей, гд живутъ сельскіе работники. Въ крайне интересномъ изслдованіи, выпущенномъ только что {‘How the Labourer Lives’.}, Сибомъ Раунтри, авторъ знакомаго читателямъ Русскаго Богатства капитальнаго труда о жизни городскихъ рабочихъ, окончательно устанавливаетъ такіе факты. ‘Въ деревняхъ коттеджи все больше и больше становятся жилищемъ только стариковъ. Молодежь при первой возможности уходитъ въ города или уплываетъ въ колоніи. Нельзя почти встртить сельскаго работника, выражающаго желаніе, чтобы сынъ его остался въ деревн. Прибавьте къ этому низкую заработную плату и отсутствіе сколько-нибудь удобныхъ коттеджей, что останавливаетъ деревенскую молодежь отъ желанія вступить въ бракъ,— и вы. получите естественное объясненіе исхода изъ деревень. Очень возможно, что сельскому. рабочему, отправившемуся въ городъ, будетъ не лучше, чмъ въ деревн, вполн возможно, что выработаетъ онъ не больше восемнадцати шиллинговъ въ недлю, но за то въ город онъ найдетъ коттеджъ или часть коттеджа, гд можетъ поселиться съ молодой женой. Въ город у каждаго рабочаго есть какія-нибудь надежды, хотя бы и туманныя, тогда какъ въ деревн — впереди въ жизни все ясно до самой смерти’. Такимъ образомъ тщательный анализъ Раунтри удостовряетъ явленіе, на которое указывалось много разъ: англійская деревня пустетъ, мы имемъ непрекращающуюся тягу изъ почернвшихъ коттеджей, окруженныхъ полями, въ ‘великую каменную пустыню’, громадныхъ городовъ.
И тмъ не мене въ деревняхъ тхъ графствъ, по которымъ мы прозжаемъ, въ деревняхъ, гд, повидимому, остались только старики да совершенно незадачливые, обиженные природой, люди, теперь всюду происходитъ броженіе. Смирный, старый ‘ходжъ’ (сельскій рабочій) шевелится, тайкомъ собирается на митинги, организуется въ союзы, устраиваетъ стачки изъ за minimum’а заработной платы. Словомъ, по мннію сквайра, ходжъ ‘бунтуетъ’.
— Еслибы нашихъ рабочихъ не подстрекали, они сидли бы спокойно,— говоритъ одинъ изъ пассажировъ мистеру Клэйполу.— Вообще ходжъ причиняетъ намъ мало хлопотъ. Если сельскіе рабочіе шевелятся теперь, то во всемъ виноваты эти проклятые наемные агитаторы. Имъ надо заработать свой хлбъ, и вотъ они разъзжаютъ по деревнямъ да подговариваютъ къ стачкамъ.
— Мн, какъ горожанину, заработная плата, получаемая сельскими рабочими, кажется невысокой, — вставилъ я, когда сквайръ обратился ко мн.
— Больше мы платить не можемъ, — съ нкоторымъ раздраженіемъ сказалъ неизвстный собесдникъ. То былъ типичный деревенскій ‘сквайръ’: высокій, широкоплечій, съ веселымъ обвтреннымъ лицомъ, съ громкимъ, нсколько хриплымъ отъ порсканья голосомъ. Волосы и усы у ‘сквайра’ были блы, а между тмъ глаза блестли и станъ былъ прямъ. Такіе сквайры въ 65 лтъ мчатся впереди всхъ во время охоты на лисицъ, пускаютъ коня черезъ турникеты, канавы и живыя изгороди и громче всхъ ‘порскаютъ’ охотничій подкликъ: ‘тамъ-го!’, ‘тамъ-го!’, ‘тамъ-го-го!’.
— Когда внесенъ подоходный налогъ и погашены предъявленные счеты за машины и за смена, то у насъ немного остается для ‘ходжа’, — продолжалъ сквайръ. Кто-то замтилъ, что, быть можетъ, дло поправится, если уменьшить ренту за землю. Красное лицо сквайра стало багровымъ.
— Разв я не имю права получать справедливый процентъ на капиталъ только потому, что онъ у меня помщенъ въ поляхъ? Если я куплю желзнодорожныя акціи, дома или фабрику, то вс найдутъ нормальнымъ мое стремленіе получить хорошій доходъ. Почему же насъ, помщиковъ, попрекаютъ, если мы стремимся выжать изъ земли возможно больше?
Сквайръ часто обращался къ мистеру Клэйполу, но тотъ отвчалъ тми ничего не значущими словами, которыми англичанинъ можетъ поддерживать какой угодно разговоръ: ‘Ues, indeed!’, ‘Is it no?’. ‘Do you?’ ‘Realy!’. Обсужденіе земельнаго вопроса, повидимому, совершенно не интересовало моего пріятеля. На маленькой станціи сквайръ взялъ свой единственный багажъ: разобранное ружье въ изящной коробк изъ желтой кожи, и вышелъ. Ливрейный грумъ въ блыхъ лосинахъ и въ блестящихъ сапогахъ съ желтыми отворотами, увидавъ сквайра, приложилъ палецъ къ туль цилиндра съ кокардой, почтительно взялъ багажъ и уложилъ въ dogcart. Черезъ минуту поздъ помчался дальше.
— Вотъ мста, которыя съ особенною любовью описывалъ Джорджъ Барро {Старый писатель, скончавшійся много лтъ тому назадъ и переживающій въ настоящій моментъ бурную ‘вторую славу’.} въ ‘Lavengro’ и въ ‘Romany Rye’, — началъ одинъ изъ пассажировъ.— Бдняга ушелъ изъ города, сталъ бродягой и кочевалъ много лтъ съ цыганами, потому что томился по живому, естественному, правдивому. Только въ ‘дикой Англіи’, т. е. въ естественной, на лон природы, Барро могъ предаваться своему любимому занятію, изученію безчисленнаго множества языковъ.
— Меня, какъ естественника, напротивъ, всегда поражаетъ у Барро выдумка, да еще очень плохая, сочиненность, книжность,— замтилъ одинъ изъ студентовъ.— Всеобщее увлеченіе произведеніями Джорджа Барро, охватившее теперь Англію, достигло и до Кэмбриджскаго университета. Наши ‘еретики’ теперь клянутся Джорджемъ Барро и выставляютъ его, какъ идеалъ свободнаго писателя, интересовавшагося только свободными людьми, имющими свободныя чувства. А меня въ произведеніяхъ Барро, прежде всего, поражаетъ книжность и отсутствіе жизни.
— Джефри,— обратился онъ къ женоподобному студенту — дайте мн ‘Лавенгро’.
Молодой человкъ досталъ изъ кармана маленькій шиллинговый томикъ переизданнаго посл семидесятилтняго забвенія романа, всеобщее увлеченіе которымъ является однимъ изъ безчисленныхъ признаковъ переворота, переживаемаго теперь Англіей. ‘Естественникъ’ раскрылъ ту главу, гд Лавенгро, т. е. самъ Джорджъ Барро, кочующій съ цыганами, объясняется въ любви дикой красавиц-бродяжк Белл, причемъ, какъ филологъ, свою декларацію облекаетъ въ форму урока армянскаго языка.
— Есть ли что-нибудь боле выдуманное и боле книжное, чмъ это?— началъ студентъ.— Послушайте, что Барро говоритъ своей красавиц.
‘— Въ армянскомъ язык глаголы имютъ четыре спряженія. Первое спряженіе кончается на al, второе на yel, третье на oul и четвертое на il. Поняла?
— Боюсь, что it will all and ill,— отвчаетъ Белла {Все кончится плохо). Тутъ игра словъ, построенная на томъ, что окончанія армянскихъ глаголовъ напоминаютъ англійскія слова ‘all, ill’.}.
‘— Не прерывай, пожалуйста. Начнемъ съ глагола перваго спряженія hntal, означающаго ‘радоваться’. Ну, начнемъ: hntam, ‘я радуюсь’, hntas, ‘ты радуешься’. Почему ты не повторяешь за мною, Белла?
— Что бы ты ни длалъ теперь, я не радуюсь.
— Немножко терпнія. Оставимъ глаголъ hntal и перейдемъ ко второму спряженію. Я выберу самый красивый глаголъ въ армянскомъ язык siriel. Настоящее время будетъ siriem, siries, sirи, siriemk, sirè,k, sirien. Ну, Белла, скажи: ‘siriem’.
Белла колебалась.
— Ты должна, однако, признать, что siriem звучитъ куда красиве, чмъ hntam.
— Правда. Такъ и быть. Чтобы угодить теб, скажу siriem.
— Прекрасно. А теперь, чтобы показать теб, въ какой зависимости находятся глаголы отъ мстоименій, я скажу siriem Zkiez.
— Siriem Zkiez,— повторила Белла. — Послднее слово ужасно трудно.
— Мн больно слышать, Белла, что ты думаешь такъ! Повтори, за мною: ‘Siria Zis’.
Белла послушалась.
— Ну, а теперь скажи: gerani thè, sirir Zis, — сказалъ я.
Белла повторила.
— Отлично!— воскликнулъ я.— Ты теперь сказала: ‘Я люблю тебя, люби меня… Будешь ли ты любить меня?’ Ну, теперь станемъ продолжать урокъ.
— Sirietti, значитъ: ‘я любилъ’.
— Если ты когда-нибудь кого любилъ, то только себя, — вставила Белла.
— Sirietsits, ‘я буду любить’, sirietsies, ‘ты будешь любить’.
— Такого безсердечнаго, какъ ты,— никогда.
— Ты, Белла, становишься несносной! Перемнимъ глаголъ. Возьмемъ слово ‘parghatsoutsaniem’, что означаетъ: ‘я огорчаюсь’.
— Неужели?— переспросила, всхлипывая, Белла.
— Ну, да, конечно.
— Наши пути расходятся.
— Соединимъ ихъ вмст. Подемъ въ Америку, поселимся гд-нибудь въ лсу и будемъ вмст спрягать глаголъ sinel’.
Въ окн мелькаютъ обвитые плющемъ домики, съ крутыми красными крышами, похожіе на кокетливыхъ миссъ, надвшихъ нарядныя, красныя шляпки да зеленыя накидки и вышедшихъ гурьбой къ позду, чтобы посмотрть на пассажировъ.
— Эндоверъ! Намъ выходить здсь,— сказалъ одинъ изъ студентовъ.— До свиданія.
Равнина, по которой мы демъ дальше,— знаменитая въ исторіи Англіи Salisbury Plains,— производитъ совершенно своеобразное впечатлніе. Долинки (у насъ на юг ихъ назвали бы ‘балками’), расползающіяся въ разныя стороны, такъ правильны, что кажется, будто какому-нибудь Микромегасу, при посщеніи нашей планеты, когда онъ растянулся на Salisbury Plains для отдыха, пришла охота поиграть. Онъ тогда кулакомъ своимъ провелъ по равнин и выдавилъ эти правильныя ‘балки’, или ‘doles’, какъ ихъ здсь называютъ. Сравительно недавно еще только эти ‘балки’ и были распаханы, тогда какъ вся равнина поросла верескомъ. Теперь всюду тихо шумятъ хлбныя поля. И среди желтыхъ, звонкихъ колосьевъ пшеницы и овса безчисленные ‘barrows’, т. е. продолговатые надгробные памятники, сложенные изъ громадныхъ плитъ людьми каменнаго вка, кажутся тиноцер асами, цератозаврами и аллозаврами, выползшими изъ невдомыхъ глубинъ еще неизвстныхъ пещеръ, въ которыхъ скрывались десятки тысячъ вковъ, и глазющими и тупо, и растерянно, ничего не понимая, на совершенно новый міръ. А печально и мягко освщенныя поля своею грустною улыбкою говорятъ архаическимъ чудовищамъ: ‘не такъ ужь все измнилось’!
Мы оставляемъ поздъ въ крошечномъ, чистенькомъ, сонномъ Эмесбёри, минуемъ старинную церковь съ квадратной башней и переходимъ черезъ горбатый, выстроенный, вроятно, еще римлянами, мостъ. Въ сонную, прозрачную рчку задумчиво глядятъ прибрежныя ветлы. Не вспорхнетъ ни одна птица и никто не потревожитъ покоя этихъ зеленокудрыхъ мечтателей. На другомъ берегу стоитъ чистенькая таверна, у дверей которой стоитъ мальчикъ и держитъ коня, запряженнаго въ кабріолетъ. На вывск таверны нарисована громадная золотая корона. Отъ кабака дороги расходились, но столбъ съ прибитой доской показалъ намъ направленіе. Мы прошли версты дв полями и вдругъ на поворот я увидалъ нчто, похожее издали на остатки рощицы. Тамъ какъ будто росли громадные дубы, но ихъ обломали бури. Остались только стволы да пни. Но нтъ, то не пни, а громадные полуотесанные камни, поставленные торцомъ, то колоссальный храмъ, начатый неизвстно когда и достроенный въ неолитическомъ період четыре тысячи лтъ тому назадъ. Словомъ, то Стоненджъ. Надо себ представить своеобразное сооруженіе, состоящее изъ трехъ концентрическихъ круговъ. Наружный кругъ состоитъ изъ земляного вала, второй кругъ изъ колоссальныхъ, сажени въ четыре, полуотесанныхъ каменныхъ плитъ, поставленныхъ торцомъ на разстояніи приблизительно въ аршинъ другъ отъ друга. Надъ каждыми двумя плитами сверху лежатъ саженные полуотесанные камни. Такимъ образомъ получается кругъ, шаговъ въ сто діаметромъ, составленный изъ своеобразныхъ гигантскихъ каменныхъ ‘дверныхъ косяковъ’. Третій кругъ составленъ изъ такихъ же ‘косяковъ’, но только камни значительно меньше и совершенно неотесаны. Внутри третьяго круга находятся еще два концентрическихъ полукруга или подковы, обращенные открытой стороной на востокъ. Первая ‘подкова’ составлена изъ пяти каменныхъ ‘косяковъ’. Плиты поразили меня сначала только своею величиной и тщательной обработкой.
Единственный въ своемъ род, Стоненджъ съ незапамятныхъ временъ поражалъ воображеніе населенія, но только первые книжники придавали ему сравнительно недавнее происхожденіе. Хронографъ XII вка Джеральдъ Баррійскій (латинизированное имя его Giraldus Cambrensis) считалъ, напримръ, что камни чудесно перенесены изъ Ирландіи и поставлены Авреліемъ Амброзіусомъ въ память вождей бриттовъ, предательски убитыхъ саксонцами въ 460 году нашей эры. ‘Въ давнія времена — пишетъ Джеральдъ Баррійскій {Цитирую по ‘Prehistorimes’, Лэббока.} — стояли въ Ирландіи достойные изумленія камни, именуемые ‘Пляской великановъ’, ибо великаны привезли эти камни изъ отдаленнйшихъ мстъ Африки. И, когда привезли эти великаны камни, не столько силой, сколько чарами, то поставили ихъ на развалинахъ Кильдара, неподалеку отъ замка Наасъ. И подобные камни, поставленные такимъ же чудеснымъ путемъ, можно видть близъ Кильдара еще и нын. Прямо непостижимо уму, какимъ образомъ удалось собрать въ одномъ мст столько громадныхъ камней и какъ могли ихъ поставить торцомъ. И на стоящихъ камняхъ лежатъ другіе, не меньшей величины. И кажется, будто они висятъ въ воздух {Кстати. По объясненію англійскихъ филологовъ, Stonehenge — испорченное Саксонское слово, означающее ‘висящіе камни’.}. По объясненію древнихъ лтописцевъ,— продолжаетъ хронографъ XII вка — король бриттовъ Аврелій убдилъ волшебника Мерлина, чтобы онъ чудеснымъ образомъ перенесъ сюда эти камни изъ Ирландіи. И такимъ образомъ король на вчныя времена воздвигъ памятникъ цвту британскаго народа, то есть вождямъ, предательски зарзаннымъ саксонцами’.
— Не даромъ такъ изумлялся хронографъ, — объяснялъ мн мистеръ Клэйполъ.— Вы видите эти громадныя плиты изъ песчаника? По вычисленіямъ, каждая изъ нихъ вситъ тридцать тоннъ (1,800 пудовъ). Какія усилія потребовались, чтобы привезти эти монолиты сюда, обтесать ихъ каменными топорами (они найдены зарытыми тутъ же), поставить ихъ и поднять потомъ въ воздухъ плиты, служащія вереей! Но это еще не все! Вотъ эти монолиты изъ особаго песчаника, находимаго неподалеку отсюда, въ Уэльтшир. Но обратите вниманіе на другіе монолиты. Они не изъ песчаника, а изъ сіенита. Теперь надо вамъ сказать, что нигд вблизи сіенита нтъ. Эти каменныя глыбы пришлось таскать сюда изъ ломокъ, отстоящихъ на разстояніе сотни миль. Прямо непостижимо, какъ это сдлали люди каменнаго вка!
На восток, на дуг наружнаго земляного круга (въ этомъ мст въ насыпи есть своего рода ворота), на земл лежитъ громадный наклоненный плоскій камень, служившій алтаремъ, а дальше отъ алтаря, за наружнымъ кругомъ, тоже на востокъ, находится высокій, сажени въ четыре, монолитъ, нсколько наклоненный, какъ стрлка на солнечныхъ часахъ. Мстное населеніе называетъ этотъ камень ‘Пяткой чернеца’ (Friar’s Heel) и такъ объясняетъ происхожденіе его Стоненджъ былъ построенъ дьяволомъ въ одну ночь. Когда онъ поставилъ послдній камень, то пробормоталъ про себя: ‘Никто не узнаетъ, кто это сдлалъ’. но какъ разъ въ это время проходилъ чернецъ, услыхалъ похвальбу врага рода человческаго и крикнулъ: ‘А я видлъ!’ Затмъ чернецъ обратился въ бгъ. Дьяволъ пустилъ въ догонку монаху громадный камень, но задлъ только пятку.
Въ 1858 году англійскій археологъ, докторъ Тернэмъ, впервые указалъ, что, если стоять на алтар и смотрть черезъ ‘Пятку чернеца, то въ лтній солнцеворотъ можно было видть какъ разъ тотъ пунктъ, гд надъ горизонтомъ показывается солнце. Такимъ образомъ было установлено, что Стоненджъ представляетъ собою храмъ, въ которомъ много десятковъ вковъ тому назадъ поклонялись солнцу. Но когда именно сооруженъ этотъ храмъ? Подъ нсколькими монолитами, свалившимися отъ времени, найдены т каменные топоры, которыми работали древніе строители. Періодъ (неолитическій), такимъ образомъ, былъ опредленъ. Но теперь удалось и боле точно вычислить время, когда построенъ Стоненджъ. Докторъ Тернамъ указалъ, что черезъ ‘Пяту чернеца’ можно было видть восходъ солнца въ лтній солнцеворотъ, но теперь точка, гд появляется солнце, лежитъ нсколько дальше. Это обусловливается, конечно, отклоненіемъ земной оси за нсколько тысячъ лтъ. И такъ какъ это отклоненіе происходитъ правильно, то, вычисливъ дугу между двумя точками, можно опредлить, когда сооруженъ Стоненджъ. Теперь высчитано, что въ 1688 году до P. X. (съ приближеніемъ до 200 лтъ), стоя на алтар и глядя черезъ ‘Пяту чернеца’, можно было наблюдать моментъ появленія солнца надъ горизонтомъ въ лтній солнцеворотъ.
Но точные факты, повидимому, не давали фантазіи мистера Клэйпола вполн развернуть крылья.
— Обратите вниманіе на третій концентрическій кругъ и на внутреннюю ‘подкову’,— сказалъ мн пріятель.— Вы видите, они сложены изъ совершенно другихъ камней, до которыхъ не коснулась человческая рука. Передъ нами своего рода Кельнскій соборъ, достроенный черезъ нсколько вковъ посл того, какъ онъ начатъ. Третій кругъ и внутренняя ‘подкова’ сложены неизмримо раньше, чмъ второй кругъ и наружная ‘подкова’. Храмъ начали строить люди палеотическаго вка, современники полосатой гіены, питавшейся мамонтами, т люди, огнища которыхъ найдены въ Кентской пещер подъ толстымъ слоемъ сталагмитовъ въ нсколько футовъ. Потребовалось отъ 100 до 200 тысячъ лтъ, чтобы образовался этотъ слой сталагмитовъ. Климатъ тогда въ Англіи былъ полярный. Затмъ постепенно льды отодвигались, климатъ смягчался и, въ зависимости отъ этого, полярная флора и фауна отодвигались на сверъ и на сверо-востокъ. Укочевали мамонты, нашедшіе въ конц концовъ климатъ по своему вкусу въ ныншней Сибири, гд наиболе любознательные изъ нихъ, забираясь на сверо-востокъ, тонули цлыми стадами въ болотахъ. Укочевали сверные олени, какъ и теперь у васъ въ Сибири съ наступленіемъ лта эти животныя переправляются черезъ полярныя рки съ тундроваго берега на каменный. А вслдъ за свернымъ оленемъ ушелъ человкъ палеолитическаго вка. Онъ кочевалъ долго, покуда нашелъ на свер Гренландіи климатъ вполн по своему вкусу, и тамъ остался. Вполн возможно, что ныншняя Англія и сверъ Европы долго представляли собою полную пустыню, посл того, какъ укочевалъ, вслдъ за полярными животными, палеолитическій человкъ. Наконецъ, изъ боле южныхъ странъ явились новыя племена, знавшія уже сравнительно высокую культуру: они употребляли орудія имъ полированнаго камня, умли приручать животныхъ и сяли кое-какіе злаки. И эти люди, вроятно, съ снисходительной улыбкой смотрли на кругъ, сложенный ‘дикими’ предками. Подобно тому, какъ въ Рим языческіе храмы превращены въ католическія церкви, люди неолитическаго періода приспособили храмъ, сложенный неизвстному божеству, для поклоненія солнцу. Они достроили храмъ, такъ какъ были честолюбивы и хотли, чтобы ни у одного народа не было ничего подобнаго. И съ этой цлью тысячи рабовъ волокли на каткахъ издалека каменныя глыбы, а тысячи другихъ людей обтесывали твердый сіенитъ кремневыми топорами и поднимали плиты. Какъ мало въ сущности измнился человкъ за четыре тысячи лтъ! Колоссальная работа свидтельствуетъ о замчательной способности организовываться. Сіенитовыя глыбы говорятъ о томъ, что и тогда кто-то приказывалъ длать развдки на далекомъ разстояніи. Взгляните на эти продолговатыя ‘barrows’ (могилы), свидтельствующія о томъ, что богатые люди каменнаго вка сорокъ вковъ тому назадъ такъ же, какъ и теперь, стремились быть похороненными ближе къ главному храму. И тогда, значитъ, уже существовалъ вопросъ о бдныхъ и богатыхъ.
— Realy!— воскликнулъ я, пораженный окрыленностью фантазіи, но мистера Клэйпола такъ же трудно было остановить, какъ токующаго тетерева.
— Помните ли вы ‘L’а Rotisserie de la reine Pdanque’ Анатоля Франса? Аббатъ Куаньяръ, указавъ, что жизнь смертныхъ иметъ два полюса: голодъ и любовь, прибавляетъ: ‘Отвратительныя существа, стремящіяся только къ пожиранію другъ друга да къ бшенымъ объятіямъ, сковали, тмъ не мене, себя законами, всми силами препятствующими удовлетворенію двухъ основныхъ вожделній. Эти въ сущности глуповатыя животныя, становясь гражданами, добровольно накладываютъ на себя лишенія всякаго рода и чтутъ чужую собственность, что прямо изумительно, принимая во вниманіе ихъ жадную натуру. Они знаютъ стыдъ, являющійся у нихъ чудовищнымъ, но обще распространеннымъ лицемріемъ и заключающійся въ томъ, что люди очень рдко говорятъ о томъ о чемъ думаютъ постоянно’. ‘Два полюса’ были вдомы, конечно, и строителямъ Стоненнджа. И тогда уже люди подчинялись кодексамъ, ‘qui leur interdisent prcisment,— выражаясь словами аббата Куаньяра, — la satisfaction de cette double et fondamentale concupiscence’.
— На основаніи какихъ же данныхъ мы можемъ строить такіе смлые выводы?
— Здсь, при раскопкахъ, найдены топоры изъ нефрита. Этого камня нтъ совсмъ въ Англіи. Значитъ, сорокъ вковъ тому назадъ уже существовала торговля, немыслимая безъ извстныхъ законовъ, опредляющихъ право собственности. Чтобы взвалить кого на жертвенный камень, тоже требовались опредленные законы… И все же тогда было лучше, чмъ теперь,— прибавилъ мистеръ Клэйполъ — такъ какъ за четыре тысячи лтъ произошло значительное накопленіе человческаго безумія.
— Согласитесь, что хоть кое-что было хуже,— не могъ не улыбнуться я.
— Хуже?— ощетинился мистеръ Клэйполъ.— Знаете ли вы ту площадь, гд жмутся другъ къ другу двнадцать городовъ: Сметвикъ, Дёдли, Олдбери, Типтонъ, Билстони, Іэнсбери и другіе, то есть южную половину Стафордшира да часть Іорстершира и Іоркшира? Мы называемъ это царство каменнаго угля, желза, стали и огнеупорной глины черной страной. Когда вы въ погожій іюльскій день подъзжаете къ Дёдли, присутствіе города замтно издали по непроницаемой черной туч. Круглое лто въ город — черный туманъ. Въ какое бы мсто черной страны вы ни попали, будетъ ли то Олдбери, Типтонъ или Билстонъ, вы увидите безконечные ряды закопченныхъ домовъ, землю, покрытую угольной пылью (какъ будто здсь выпалъ черный, блестящій снгъ и уже больше не таетъ), горы ржавыхъ желзныхъ обломковъ, валы дымящагося шлака и каналы съ стоячей водой. И всюду — пасти шахтъ, пыхтящія доменныя печи и черные заводы. Я какъ-то ночью поднялся въ Дёдли на холмъ, гд стоитъ, не знаю какого вка, замокъ. И тогда внизу, въ черномъ океан, я увидалъ тысячи огней доменныхъ печей. И мн показалось тогда, что тучи, освщенныя вздрагивающими огнями, нависли не надъ англійскимъ городомъ, а надъ кругомъ ада, гд
Sospiri, pianti ed alti guai
Risonavan per l’аer senza stelle.
(Вздохи, стоны и громкій вой раздавались въ воздух, не освщенномъ ни единой звздой). И у меня рождался вопросъ: ‘Зачмъ люди живутъ тутъ? Почему они не разбгутся въ поискахъ за боле свтлой и радостной страной?’ Но люди тутъ прикованы не мене крпко, чмъ т тни, которыя видлъ Данте. Каждый изъ городовъ иметъ свою спеціальность, къ которой, какъ къ кругу ада, прикованы люди. Городъ Крэдли, напр., выдлываетъ гвозди и цпи. Тутъ рабы всю жизнь куютъ цпи для другихъ рабовъ. Замки, ключи, гвозди, а въ особенности цпи изготовляются не на заводахъ, а кустарями. Дти въ десять лтъ уже начинаютъ ковать цпи, семидесятилтнія старухи еще стучатъ молотомъ, доковывая послднія въ своей жизни кольца. Вы представьте себ только шестьдесятъ лтъ ‘сознательной жизни’, измряемой только цпями, цпями, цпями! Такого ада въ неолитическомъ вк не было.
— За то теперь этого нтъ,— указалъ я на жертвенный камень.
— Вы хотите сказать, что прежде приносили человческія жертвы, а теперь нравы смягчились? Видите ли, мы имемъ теперь новыя теоріи, дающія жертвоприношеніямъ иную оцнку, чмъ Спенсеръ или Тайлоръ. Въ основ теоріи Робертсонъ Смита, напр., лежитъ признанный фактъ колоссальнаго значенія тотемизма въ первобытномъ обществ. Робертсонъ Смитъ различаетъ три вида жертвоприношеній: почитательный, умилостивительный и мистическій, причемъ послдній является возвращеніемъ къ первому. Основной чертой почитательныхъ жертвъ является вра, что божество и поклонники его участвуютъ въ раздл жертвы и, такимъ образомъ, могутъ быть признаны сотрапезниками. Въ отдаленныя времена такіе поклонники, раздляющіе трапезу съ божествомъ, были, по мннію Робертсона Смита, родовичи, объединенные общимъ тотемомъ (totem-kin), имвшіе вообще обычай обдать вмст и, во всякомъ случа, отдльно отъ людей, имющихъ другой тотемъ (родовой Символъ). Цлью почитательнаго жертвоприношенія, т. е. совмстной трапезы съ божествомъ, было обновленіе узъ крови. Жертвой являлось животное, представлявшее собою чужой тотемъ. Божество было первоначально чужакомъ, принятымъ въ кланъ при обряд ‘кроваваго побратимства’. Второй видъ жертвоприношеній, т. е. Жертвы умилостивительныя, порожденъ былъ необходимостью искупить кровь родовича, пролитую другимъ родовичемъ. Собственно говоря, въ жертву долженъ былъ быть принесенъ самъ преступникъ, но если онъ бжалъ или если остался необнаруженнымъ, то его замняли. Естественной замной являлось животное, служившее тотемомъ клана, то есть само божество. Другими словами, божество умирало за грхъ, совершенный его народомъ. Въ мистическомъ жертвоприношеніи божество символически убивалось и съдалось его поклонниками. Такова, въ общемъ, теорія Робертсона Смита. Теперь обратите вниманіе на то, какъ постепенно накоплялось безуміе. По мннію всхъ современныхъ антропологовъ, приношеніе въ жертву животнаго (тотема) древне человческаго жертвоприношенія. Только тогда, когда люди утратили вру, что животное (тотемъ) равно имъ, возникъ обычай человческихъ жертвоприношеній (дйствительныхъ или символическихъ). Такимъ образомъ, первое спокойное убійство по общему постановленію, на глазахъ у всхъ (а не въ припадк ярости, страсти или запальчивости), явилось результатомъ культуры. Прежде въ міропониманіи человка все было логично и разумно. Война, напр., происходила между племенами, имвшими разные тотемы, разныхъ боговъ. Рукопашный бой долженъ былъ ршить, чей богъ выше, чей богъ больше заслуживаетъ жертвъ. Война должна была опредлить, является ли божество даннаго племени настоящимъ или только самозванцемъ. Теперь мы видимъ, какъ четыре народа, признающіе одно и то же божество, поклоняющіеся ему по тому же ритуалу, благодарятъ его черезъ посредство своихъ священниковъ за окончательное истребленіе пятаго народа, признающаго, то же божество, имющаго т же ритуалы и тхъ же священниковъ. Ничего подобнаго въ неолитическомъ вк не было.
— Мы вообще тянемъ тяжелую барку скучнымъ бичевникомъ, которому имя — жизнь. Мы вообще не думаемъ и не имемъ времени думать ни о чемъ, кром какъ о томъ, что барка, которую мы тянемъ, намъ не подъ силу и что бичевникъ однообразенъ до одури. Порой однако мы засыпаемъ на мгновеніе на ходу и грезимъ… о жизни, И если насъ что-нибудь можетъ примирить съ тяжелой баркой и однообразнымъ бичевникомъ, то именно эти мимолетныя грезы о жизни. Иные грезятъ о далекомъ прошломъ, а иные — объ отдаленномъ будущемъ. Но никогда не слдуетъ анализировать сновъ и принимать ихъ за дйствительность. Иначе мы быстро убдимся, что въ прошломъ барка была такъ же тяжела, а бичевникъ такъ же скученъ, какъ въ настоящемъ. Однако,— закончилъ мой пріятель,— поспшимъ въ Эмесбёри, не то мы пропустимъ послдній лондонскій поздъ.