19 сентября скончался профессоръ и сенаторъ И. Я. Фойницкій, крупный ученый и выдающійся общественный дятель съ немаловажными общественными заслугами.
Но вмст съ заслугами въ прошломъ покойнаго имются и тяжкія прегршенія.
Странный это былъ человкъ. Про него говорили, что въ качеств профессора онъ училъ, какъ долженъ дйствовать судья, а въ качеств судьи показывалъ, какъ не долженъ дйствовать судья.
Очень трудно говорить о такихъ людяхъ, какъ Фойницкій, тотчасъ посл ихъ смерти. ‘Смерть велитъ умолкнуть злоб’, и о мертвыхъ, какъ гласитъ извстная латинская пословица, слдуетъ говорить только хорошее,— или же молчать. Но если въ могилу сошла слишкомъ крупная историческая фигура, то молчать нельзя, а говорить только хорошее — иногда значитъ говорить завдомую неправду. Поэтому, все же лучше говорить правду, не смущаясь тмъ, что кому-нибудь она можетъ показаться неумстной.
Фойницкому принадлежитъ видное мсто въ наук. Едва ли можно сдлаться серьезнымъ криминалистомъ, не проштудировавъ ‘Ученія о наказаніи’ (1889) и ‘Курса уголовнаго судопроизводства’ покойнаго профессора, а человкъ, интересующійся нкоторыми спеціальными вопросами уголовнаго права, и теперь еще не пройдетъ мимо его магистерской и докторской диссертаціи, несмотря на ихъ значительную устарлость — ‘Мошенничество по русскому праву’ (1871) и ‘Ссылка на Запад въ ея историческомъ развитіи и современномъ состояніи’ (1881), не пройдетъ онъ и мимо его многочисленныхъ статей, частью собранныхъ въ двухъ томахъ его сборника ‘На досуг’ (1898 и 1900) {Общанный авторомъ 3-ій томъ этого сборника не вышелъ, но объ этомъ можно пожалть. Ученикамъ покойнаго слдуетъ позаботиться объ его изданіи.}. Съ особеннымъ удовольствіемъ остановится читатель этихъ сборниковъ на юридическихъ корреспонденціяхъ Фойницкаго изъ Англіи, представляющихъ собою отчеты о нкоторыхъ интересныхъ уголовныхъ процессахъ передъ англійскимъ судомъ присяжныхъ, въ которыхъ авторъ талантливо развертываетъ яркую картину англійскаго суда съ его крупными достоинствами и нкоторыми недостатками. Въ тхъ же сборникахъ читатель прочтетъ съ глубокимъ интересомъ монографію не изъ спеціальной области Фойницкаго ‘Міровая эволюція (Моменты исторіи) законодательства печати’. Она до сихъ поръ остается лучшей (не только въ ряду русскихъ, но и иностранныхъ) общей работой по исторіи цензуры и свободы печати. Фойницкій длитъ всю исторію законодательства о печати на три періода: періодъ крпостного состоянія, когда правительство предписывало литератур служебную по отношенію къ нему роль, періодъ полицейской опеки, когда правительство мирится съ независимой отъ него печатью и ограничивается только предупредительными мрами для предупрежденія и пресченія проистекающихъ для него отъ независимой литературы опасностей, наконецъ, періодъ свободы и подзаконности печати, неизбжно наступающій во всякомъ развивающемся государств. Россія, по объясненію Фойницкаго, только что вступила во второй періодъ, и ея правительство не совсмъ еще забыло стремленія періода перваго (работа Фойницкаго написана въ 1875 г., но едва ли и теперь въ своей оцнк положенія русской печати авторъ имлъ бы основаніе смягчить хоть одно слово). Доказавъ, на основаніи тщательнаго изученія громаднаго фактическаго матеріала, а не апріорныхъ положеній, ‘безсиліе и вредъ для правительства стснительныхъ мръ надъ печатью’, Фойницкій приходитъ къ выводу, что ‘у всхъ безъ исключенія народовъ гражданская полноправность достигается гораздо раньше политической… Но, съ другой стороны, признаніе правъ гражданскихъ есть предвстникъ обезпеченія правъ политическихъ и необходимо влечетъ ихъ за собой’.
Какъ криминалистъ, Фойницкій принадлежалъ къ школ Листа и, въ противовсъ старой классической школ, видлъ задачу уголовной репрессіи въ борьб съ состояніемъ преступности, а не съ преступнымъ дяніемъ, какъ таковымъ, поэтому онъ на ряду съ догматическимъ анализомъ преступнаго дянія считалъ необходимымъ для криминалиста также изученіе личности преступника. Задолго до Ломброзо Фойницкій обратилъ свое вниманіе на психологію преступниковъ и занимался изслдованіемъ космическихъ вліяній на нихъ {Имъ посвящена очень цнная работа ‘О вліяніи временъ года на распредленіе поступленій. Опытъ соціальнаго діагноза преступленій’, впервые появившаяся въ свтъ въ 1873 г. и перепечатанная въ 1 том сборника ‘На досуг’.}. Однако, когда появилась знаменитая книга Ломброзо (1876) о преступномъ человк, объяснявшая преступленіе антропологическими свойствами виновника и, въ особенности, строеніемъ его черепа, то Фойницкій призналъ это ученіе одностороннимъ, главнымъ образомъ, что Ломброзо не уяснилъ себ смысла преступленія, какъ явленія соціальнаго.
По своему отношенію къ вопросамъ уголовнаго права, поскольку они имютъ общественно-политическое значеніе, Фойницкій былъ представителемъ прогрессивныхъ началъ, совершенно такъ же, какъ и по отношенію къ вопросу о свобод печати. Онъ былъ ршительнымъ врагомъ смертной казни, не говоря уже о тлесныхъ наказаніяхъ, своимъ вліятельнымъ словомъ онъ боролся противъ ссылки, онъ доказывалъ, и притомъ, какъ всегда, на основаніи анализа богатаго собраннаго имъ матеріала, что судъ присяжныхъ есть лучшая изъ всхъ извстныхъ въ настоящее время формъ суда. Эти начала Фойницкій проводилъ въ своихъ лекціяхъ, и цлый рядъ поколній русскихъ юристовъ испыталъ на себ его благотворное вліяніе. Эти же начала проводилъ онъ и въ качеств члена комиссій по выработк новаго уголовнаго уложенія и по пересмотру судебныхъ уставовъ, хотя здсь ему не разъ приходилось идти на весьма печальные компромиссы. Такъ первая изъ этихъ комиссій сохранила въ своемъ уголовномъ уложеніи смертную казнь и сдлала это, по ея собственнымъ объясненіямъ, приведеннымъ въ объяснительной записк, по соображеніямъ политическимъ, хотя въ той же объяснительной записк сама она прекрасно выяснила всю несостоятельность этого наказанія юридической точки зрнія, и врагъ смертной казни, Фойницкій (такъ же, какъ и Таганцевъ, тоже ршительный врагъ смертной казни), согласился подъ такимъ ршеніемъ и такимъ двусмысленнымъ его объясненіемъ подписать свое имя. не сочтя даже нужнымъ приложить къ проекту свое особое мнніе. Врядъ ли также Фойницкій-профессоръ могъ сочувствовать той редакціи статей 129, 73 и многихъ другихъ, подъ которыми руку приложилъ Фойницкій-чиновникъ, и которыя направлены къ преслдованію политическихъ и религіозныхъ преступленій.
Фойницкій нсколько лтъ (1904—09) былъ гласнымъ С.-Петербургской городской думы, и именно ему, главнымъ образомъ, Петербургъ обязанъ введеніемъ особаго суда для малолтнихъ, вызвавшаго общее сочувствіе. Онъ былъ однимъ изъ основателей СПб. юридическаго общества и долгое время предсдателемъ его уголовнаго отдленія, иниціаторомъ и предсдателемъ русской группы международнаго союза криминалистовъ, онъ же принялъ дятельное участіе въ созданіи С.-Петербургскаго общества патроната.
Когда въ конц прошлаго, 1912 года, Кассо нашелъ, что Фойницкій съ его сочувствіемъ началамъ судебныхъ уставовъ, вообще съ его прогрессивнымъ складомъ мышленія, не подходитъ къ современному направленію дятельности министерства народнаго просвщенія и уволилъ его отъ кафедры, которую онъ занималъ сорокъ лтъ, то студенты подали ему адресъ, въ которомъ говорили:
‘Благоговйно проходили черезъ вашу аудиторію длинные ряда предшествовавшихъ намъ поколній и вами пріобщенные къ лучшимъ и свтлымъ началамъ права широкой волной разливались по лицу земли родной, взращивая заложенныя въ нихъ смена ‘разумнаго, добраго, вчнаго’. Не намъ говорить о цнности вашихъ научныхъ трудовъ: они нашли себ авторитетную оцнку и высокое признаніе не только въ Россіи, но и везд за границей, и всякій, будь онъ русскій или иностранецъ, хоть сколько-нибудь причастный къ юриспруденціи, смотритъ на нихъ, какъ на цннйшій вкладъ нашей родины въ сокровищницу міровой науки права. А мы, лишь только соприкасались съ ними, мы всегда подпадали подъ, могучее обаяніе вашего строгаго научнаго мышленія, глубокаго и тонкаго анализа и яркой силы и красоты вашего изложенія. И это чувствовали и признавали не только т, которые объединились вокругъ этого вами созданнаго кабинета уголовнаго права — это единодушный голосъ всхъ студенческихъ бесдъ. И т, которые, не интересуясь этой именно отраслью права, лишь, такъ оказать, невольно подходили къ вашимъ трудамъ, и они также невольно подпадали подъ власть стройной, строго научной мысли вашей. Съ гордостью скажемъ мы всегда: ‘Онъ былъ нашъ учитель’, съ грустью глубокою вспомнимъ, что это былъ прощальный годъ.
‘Въ нашей печали есть одно лишь утшеніе, съ большимъ, чмъ когда-либо, правомъ, мы можемъ сказать: ‘не профессоръ Фойницкій отставляется отъ каедры, а каедра отъ профессора Фойницкаго’.
‘Но пока въ этихъ стнахъ будетъ существовать каедра уголовнаго права, до тхъ поръ могучая сила вашей творческой мысли, вашихъ научныхъ построеній будетъ царить здсь и надъ тми, кто слушаетъ, и надъ тми, кто будетъ читать’.
Пишущій эти строки самъ былъ когда-то ученикомъ Фойницкаго, хорошо помнитъ его лекціи и отъ души присоединяется къ словамъ студенческаго адреса. Но, къ сожалнію, онъ былъ также подсудимымъ по литературному длу (по знаменитой стать 129), по которому Фойницкій въ качеств сенатора принималъ участіе въ кассаціонномъ разсмотрніи, и онъ, къ несчастью, ршительно не въ состояніи свести воедино своихъ представленій о Фойницкомъ-профессор и о Фойницкомъ-судь. Фойницкій-профессоръ былъ безусловнымъ сторонникомъ свободы печати, а Фойницкій-судья душилъ печать. Фойницкій-профессоръ проводилъ великія начала судебныхъ уставовъ, и цлый рядъ поколній русскихъ юристовъ именно ему обязанъ прочнымъ ихъ усвоеніемъ, а Фойницкій-судья самъ плохо ихъ усвоилъ и соглашался своимъ высоко авторитетнымъ именемъ покрывать ту казуистику, которою сенатъ снискалъ себ столь печальную славу {Между прочимъ, Фойницкій принималъ участіе и въ томъ засданіи сената (въ 1909 г.), на которомъ была отвергнута кассаціонная жалоба Лопухина на приговоръ суда, хотя судебное разбирательство было ведено сенаторомъ Варваринымъ съ изумительнымъ пренебре,еніемъ къ законности, и хотя его приговоръ давалъ боле чмъ достаточное число поводовъ для кассаціи, несмотря даже на то, что это былъ приговоръ особаго присутствія сената, со многихъ сторонъ забронированный отъ кассаціоннаго разсмотрнія. Поздне (въ 1910 г.), Фойницкій въ стать, помщенной имъ въ ‘Вечернемъ Времени’ (No 34), пытался снять съ суда въ дл Лопухина обвиненіе въ неправосудіи и возложить долю отвтственности на защитника Пассовера. Но статья Фойницкаго своей цли не достигла и подверглась вполн заслуженной ею уничтожающей критик въ отвтной стать В. Новикова въ ‘Рчи’ (No 6).
Глубокое противорчіе между дятельностью Фойницкаго-профессора и Фойницкаго-судьи было хорошо извстно уже давно. Еще въ 1905 г., т. е. задолго до того, какъ опредлился новый курсъ въ дятельности сената, М. Л. Гольдштейнъ въ стать, посвященной инциденту съ кіевскимъ създомъ криминалистовъ (‘Наша Жизнь’, 1905, No 78), говорилъ:
‘Профессоръ И. Я. Фойницкій въ зданіи по эту сторону Невы поучалъ съ университетской каедры о священномъ прав присяжныхъ засдателей оправдывать сознавшихся обвиняемыхъ.
Сенаторъ И. Я. Фойницкій въ курульномъ кресл въ зданіи но ту сторону Невы подписывалъ указы о кассаціи приговоровъ присяжныхъ засдателей, разъ они оправдывали сознавшихся обвиняемыхъ, и, кром того, неуклонно привлекалъ къ дисциплинарной отвтственности тхъ защитниковъ, которые, ссылаясь на учебникъ Фойшщкаго, домогались подобныхъ оправданій. Такъ продолжалось долгіе годы’.}.
И не только въ судейской дятельности Фойницкаго имются такіе ошибочные шаги. Въ 1890 г., въ качеств предсдателя комиссіи петербургскаго юридическаго общества, подготовлявшей доклады для предстоящаго въ Петербург 4-го международнаго тюремнаго конгресса, Фойницкій въ своей рчи, вызвавшей въ свое время общественное недоумніе, счелъ нужнымъ отъ имени юридическаго общества выразить благодарность печальной памяти начальнику главнаго тюремнаго управленія Галкину-Врасскому и закончилъ свою рчь такими удивительными словами:
‘Современная тюрьма разглядла въ грубыхъ очертаніяхъ арестанта Божій ликъ человка… На воротахъ современной тюрьмы дантевскія слова отчаянія становятся боле и боле неумстны, ихъ должны смнить слова евангельскаго характера: ты, сюда входящій, врь, надйся, люби и заслужи того же’ (‘Труды пенитенціарной комиссіи С.-Петербургскаго Юридическаго Общества’, подъ редакціей И. Фойницкаго. СПБ. 1890, стр. 13) {Интересно, разсмотрлъ ли эту надпись Бейлисъ, когда входилъ въ ворота кіевской тюрьмы, чтобы посидть въ ней два года предварительно за несовершенное имъ преступленіе!}.
Эти слова были произнесены передъ обширной аудиторіей, въ которой присутствовали многія высокопоставленныя лица, они были произнесены непосредственно посл якутской бойни политическихъ ссыльныхъ и засченія на карійской каторг нсколькихъ женщинъ, вызвавшемъ массовое самоубійство каторжанъ.
Фойницкій, какъ было уже упомянуто, былъ основателемъ русской группы международнаго союза криминалистовъ и долгое время предсдательствовалъ въ ней. Но его предсдательство окончилось весьма печально. 3 января 1905 г. въ Кіев засдалъ V създъ названной группы. Създъ былъ открытъ Фойницкимъ, какъ предсдателемъ, и первый день засданія, несмотря на раздраженное и придирчиво поведеніе Фойницкаго по отношенію къ нкоторымъ членамъ, прошелъ благополучно. 4 января, на второмъ засданіи предсдательствовалъ избранный създомъ H. В. Тесленко. По поводу доклада объ юридической помощи населенію И. А. Кистяковскимъ была предложена резолюція въ дух резолюцій того времени съ требованіемъ конституціи. Резолюція вызвала рзкія возраженія со стороны Фойницкаго, онъ предложилъ къ ней свои поправки и принялъ участіе въ баллотированіи какъ своихъ поправокъ, такъ и самой резолюціи. Значительнымъ большинствомъ голосовъ резолюція Кистяковскаго была принята въ первоначальной редакціи. Ея принятіе было встрчено апплодисментами. Но вдругъ поднялся со своего мста Фойницкій, и, несмотря на то, что въ этотъ день онъ не предсдательствовалъ, заявилъ:
‘Въ виду того, что собраніе създа начинаетъ принимать нелегальный характеръ, я объявляю създъ закрытымъ’ {Такъ эти слова переданы въ очень обстоятельномъ отчет журнала ‘Право’ (1905, No 5, стран. 361).}.
Предсдательствующій Тесленко выразилъ удивленіе, назвалъ это вмшательство насиліемъ и продолжалъ веденіе засданія. Но черезъ нсколько времени явился полиціймейстеръ и, по распоряженію кіевскаго генералъ-губернатора (Клейгельса), закрылъ създъ. На слдующій день въ газетахъ появилось офиціальное объявленіе, что създъ закрытъ генералъ-губернаторомъ, въ виду закрытія его предсдателемъ группы {‘Право’, стр. 361.}.
Поступокъ Фойницкаго вызвалъ всеобщее негодованіе. Въ ‘Прав’ и другихъ газетахъ появилось письмо за подписью 74 членовъ създа (изъ общаго числа 115 участвовавшихъ въ баллотировкахъ въ засданіи 4 января), въ числ которыхъ были H. В. Тесленко, Л. А. Куперникъ, проф. В. Я. Желзновъ, присяжные повренные А. С. Гольденвайзеръ, В. Н. Новиковъ и многіе другіе. Авторы письма,— говорилось въ немъ, — ‘считаютъ несовмстимымъ со своимъ нравственнымъ достоинствомъ и общественными обязанностями дальнйшее съ нимъ (Фойницкимъ) общеніе и заявляютъ протестъ противъ грубаго насилія, учиненнаго надъ кіевскимъ създомъ И. Я. Фойницкимъ, совмстно съ мстной администраціей’ {‘Право’, No 2, стр. 85.}.
Инцидентъ этимъ, однако, не былъ исчерпанъ. Фойницкій, оскорбленный единодушнымъ осужденіемъ его поступка въ печати, счелъ нужнымъ помстить въ ‘Журнал Министерства Юстиціи’ (1905, No 2) свои объясненія вмст съ различными касавшимися създа документами. Но лучше бы онъ этого не длалъ, лучше, по крайней мр для его собственной памяти, такъ какъ въ смысл разъясненія дла опубликованные имъ матеріалы, представляютъ большой интересъ. Онъ становился на чисто формальную почву и съ уставомъ международнаго союза въ рукахъ доказывалъ, что онъ имлъ право на закрытіе създа, хотя и не былъ предсдательствующимъ, что же касается его поступка по существу, то здсь онъ не нашелъ ни одного слова въ свою защиту, кром ссылки на опасность принятой резолюціи. Какимъ образомъ ради избжанія опасности закрытія създа администраціей можно было самому накликать ту же самую опасность,— Фойницкій оставилъ не разъясненнымъ. Боле того, онъ самъ въ своихъ объясненіяхъ сообщилъ фактъ, о которомъ ходили неясные слухи, но въ возможность котораго никто не хотлъ врить: ‘Я,— говоритъ онъ,— немедленно похалъ къ начальнику края (Клейгельсу), которому и заявилъ, что къ величайшему сожалнію, я вынужденъ былъ закрыть създъ’. (‘Ж. М. Ю.’, 1905, No 2, стр. 333). Въ числ документовъ, напечатанныхъ Фойницкимъ, долженствовавiихъ служить къ его оправданію, находилось сочувственное ему письмо отъ нсколькихъ чиновъ кіевской прокураторы и тюремной инспекціи и дв столь же сочувственныя статьи изъ стоявшаго тогда едва ли не на верху своего консерватизма ‘Кіевлянина’ и изъ ярко въ то время черносотеннаго ‘Кіевскаго Слова’ (впослдствіи перешедшаго въ другія руки и измнившаго свой характеръ). Сочувствіемъ черносотенцевъ хотлъ Фойницкій оправдать свой доносъ.
Опубликованіе всхъ этихъ документовъ, конечно, никого не примирило съ поступкомъ Фойницкаго, и на очередномъ собраніи группы международнаго союза 20 апрля 1905 г. было постановлено: ‘выразить Фойницкому крайнее порицаніе за поведеніе его на кіевскомъ създ и, кром того, выразить ему свое удивленіе, что онъ продолжаетъ до сихъ поръ оставаться членомъ създа, игнорируя выраженный ему отъ имени 74 членовъ създа протестъ’ {‘Сынъ Отечества’, 1905, No 56.}.
Несмотря на эту весьма недвусмысленную резолюцію, Фойницкій остался членомъ русской группы, удовольствовавшись отказомъ отъ званія предсдателя.
Я уже указалъ на заслуги Фойницкаго въ качеств гласнаго петербургской городской думы. Но, увы, и здсь его дятельность была далеко небезупречна. Иногда и здсь онъ дйствовалъ подъ вліяніемъ соображеній, не имющихъ ничего общаго ни съ правомъ ни съ интересами представляемаго имъ городского населенія. 8 апрля 1909 г. въ петербургской городской дум на очереди стоялъ вопросъ о лишеніи Е. И. Кедрина званія гласнаго, которое онъ носилъ въ теченіе многихъ лтъ. Поводомъ послужило то, что Кедринъ только что отбылъ трехмсячное тюремное наказаніе за подписаніе Выборгскаго воззванія. Значительное большинство городской думы было на сторон Кедрина, не видя въ трехмсячномъ тюремномъ заключеніи безъ лишенія или ограниченія въ правахъ по политическому длу ни юридическаго ни, тмъ боле, общественнаго основанія къ тому, чтобы лишать петербургскихъ избирателей права имть своимъ гласнымъ лицо, къ которому они питали довріе, во всякомъ случа, имъ казалось боле удобнымъ предоставить удаленіе Кедрина административной или судебной власти, но не забгать самимъ впередъ, какъ не забгаютъ впередъ по аналогичному поводу и присяжные повренные, не удаляющіе изъ своей среды людей, осужденныхъ по политическимъ дламъ. Фойницкій же пошелъ навстрчу желаніямъ администраціи раньше даже, чмъ эти желанія были офиціально выражены. Онъ настаивалъ на удаленіи Кедрина изъ засданія при обсужденіи вопроса о немъ, онъ обращалъ вниманіе предсдателя и требовалъ занесенія въ протоколъ, ‘что посл того, какъ засданіе было объявлено закрытымъ, Кедринъ оставленъ былъ въ засданіи, и ему предоставлено было слово’, и онъ же настаивалъ на исключеніи Кедрина изъ числа гласныхъ. Къ счастью онъ остался въ меньшинств, городская дума признала права Кедрина, и только впослдствіи высшая власть ршила вопросъ иначе {Стенографическій отчетъ о засданіи городской думы напечатанъ въ No 18 ‘Извстій СПб. городской думы’ за 1909 г., приведенныя слова Фойницкаго см. стран. 1263.}.
Итакъ, И. Я. Фойницкій въ своей общественной дятельности не разъ былъ готовъ идти далеко навстрчу требованіямъ торжествующей реакціи. И, тмъ не мене, власть имущіе не прощали ему его образа мыслей. Въ конц 1911 г. Фойницкій изъ кассаціоннаго департамента сената былъ неожиданно перемщенъ во второе общее собраніе, считающееся въ сенат какъ бы ссылкой, а въ конц 1912 г. министръ народнаго просвщенія Кассо лишилъ Фойницкаго университетской кафедры. Общественное мнніе отвертывалось отъ Фойницкаго за его заслуги передъ администраціей, а высшая администрація карала за его общее міросозерцаніе, за его заслуги ученаго и учителя, и Фойницкій дожилъ послдніе мсяцы своей жизни, лишенный одинаково дятельности въ университет и дятельности въ сенат, которую онъ любилъ. Удаленіе отъ обихъ должностей человка съ громкою славою ученаго, и вмст съ тмъ столь покладистаго, какъ Фойницкій, является послднимъ яркимъ штрихомъ на картин, послднимъ аккордомъ симфоніи жизни покойнаго профессора и судьи.
Смерть примирила съ Фойницкимъ тхъ и другихъ. На отпваніи его тла и на панихидахъ присутствовали, съ одной стороны, многіе лучшіе общественные дятели, въ томъ числ и т, которые 8 лтъ тому назадъ печатно заявили о прекращеніи всякаго общенія съ Фойницкимъ и голосовали за резолюцію съ предложеніемъ Фойницкому выйти изъ русской группы международнаго союза, и рядомъ съ ними министръ юстиціи И. Г. Щегловитовъ и товарищъ мин. нар. просв. Шевяковъ, можно сказать, что и т, и другіе имли достаточноNo основаніе почтить намять умершаго, — одни за одну сторону его дятельности, другіе за другую.
Таковы были странныя противорчія въ дятельности покойнаго. Для ихъ объясненія нкоторые изъ близко знавшихъ его людей указывали на крайнюю его болзненность, вызывавшую постоянное состояніе раздражительности, которое и послужило причиной его поведенія на кіевскомъ създ и въ петербургской дум по отношенію къ Кедрину. Но врядъ ли это объясненіе достаточно, чтобы объяснить всю отрицательную сторону въ дятельности Фойницкаго. Другіе думаютъ словомъ ‘карьеристъ’ отмахнуться отъ разршенія загадки. Но почему же карьерныя соображенія не повліяли на общее юридическое и политическое міросозерцаніе Фойницкаго, сказывавшееся въ его лекціяхъ и научныхъ работахъ, и сказывавшееся одинаковымъ образомъ до послднихъ дней его жизни? Обыкновенные карьеристы дйствуютъ иначе…
Какъ Фойницкій примирялъ въ своей душ вс эти противористы дйствуютъ иначе…