Иван Сергеевич Тургенев, Соловьев Всеволод Сергеевич, Год: 1900

Время на прочтение: 16 минут(ы)

 []

ИВАНЪ СЕРГЕВИЧЪ ТУРГЕНЕВЪ.

Подъ редакціей Вс. С. Соловьева.

Изданіе учрежденной по Высочайшему повелнію Постоянной Коммисіи народныхъ чтеній.

Съ портретомъ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія М. Акинфіева и И. Леонтьева, Бассейная. 14.
1900.

 []

Иванъ Сергевичъ Тургеневъ.

I.

Среди русскихъ писателей одно изъ самыхъ почетныхъ мстъ по своему таланту, мастерскому изображенію какъ людей, такъ и природы и живому, образцовому слогу занимаетъ Иванъ Сергевичъ Тургеневъ. Онъ родился 28-го октября 1818 года въ г. Орл, гд тогда стоялъ полкъ, въ которомъ служилъ отецъ будущаго писателя, Сергй Николаевичъ, принадлежавшій къ старинному дворянскому роду, не разъ упоминаемому въ русской исторіи. Вскор посл рожденія сына Сергй Николаевичъ Тургеневъ вышелъ въ отставку и поселился въ имніи своей жены, сел Спасскомъ-Лутовинов, находящемся недалеко отъ г. Мценска, Орловской губ., гд и протекло все дтство Ивана Сергевича. Тургеневы были людьми богатыми и поэтому окружили сына всевозможными учителями и воспитателями. Но, какъ и въ большинств богатыхъ помщичьихъ семействъ того времени, маленькаго Тургенева старались прежде всего научить иностраннымъ языкамъ — французскому и нмецкому, на русскій же языкъ вниманія обращалось довольно мало. Первымъ человкомъ, познакомившимъ Тургенева съ произведеніями русскихъ писателей и заинтересовавшимъ его русской литературой, былъ крпостной камердинеръ его матери, знавшій очень хорошо грамоту и страстно любившій читать стихи, главнымъ образомъ старинныхъ писателей. Чтеніе этихъ стиховъ было для мальчика настоящимъ праздникомъ. Онъ. забирался куда нибудь въ глубь сада, и тамъ готовъ былъ хоть цлыми часами сидть и слушать. Вообще жизнь въ деревн дала Тургеневу много такихъ впечатлній, которыя впослдствіи принесли ему, какъ писателю, большую пользу.
Какъ во всякомъ богатомъ помщичьемъ дом въ Спасскомъ была многочисленная дворня, съ которой Ивану Сергевичу приходилось постоянно имть сношенія и такимъ образомъ онъ съ самыхъ малыхъ лтъ могъ приглядываться къ быту дворовыхъ. Немудрено поэтому, что впослдствіи онъ такъ хорошо зналъ и описывалъ этотъ бытъ. Вмст съ тмъ, не смотря на постоянное присутствіе разныхъ учителей и гувернеровъ, Тургеневъ пользовался большой свободой и могъ сколько душ угодно бродить по громадному спасскому саду. Описывая этотъ садъ, Тургеневъ говоритъ: ‘тутъ по веснамъ пвали соловьи, свистали дрозды, куковали кукушки, тутъ и въ лтній зной стояла прохлада и я любилъ забиваться въ эту глушь и чащу, гд у меня были любимыя, постоянныя мстечки, извстныя,— такъ, по крайней мр, я воображалъ,— только мн одному’. Постоянныя прогулки по саду, наблюденіе за жизнью населявшихъ его наскомыхъ, птицъ и животныхъ мало по малу развили въ Тургенев горячую любовь къ природ. Когда онъ выросъ, то сдлался страстнымъ охотникомъ и оставался имъ до самой старости. Съ ружьемъ за плечами онъ исхаживалъ и изъзживалъ большія разстоянія и эти охотничьи прогулки, во время! которыхъ ему приходилось встрчаться съ самыми разнообразными людьми и наблюдать природу во всхъ ея видахъ, также способствовали развитію въ Тургенев наблюдательности и дали ему возможность такъ живо и мастерски описывать природу. Когда Тургеневу пошелъ десятый годъ, его родители перехали въ Москву, гд они хотли помстить уже подроставшихъ сыновей (у Ивана Сергевича было еще два брата) въ какое нибудь учебное заведеніе.
Иванъ Сергевичъ былъ отданъ въ частное заведеніе Краузе, гд и подготовлялся къ поступленію въ университетъ. Учителя въ пансіон Краузе были довольно хорошіе, особенно же добрую память оставилъ по себ Тургеневу учитель русскаго языка Дубенскій, на урокахъ котораго онъ познакомился съ русской литературой. Въ 1833 году, имя всего пятнадцать лтъ отъ роду, Тургеневъ поступилъ въ Московскій университетъ, но пробылъ въ немъ только годъ. Въ это время умеръ отецъ Тургенева и онъ перешелъ въ Петербургскій университетъ, гд и окончилъ курсъ. Изъ числа петербургскихъ профессоровъ наи: большее вліяніе на Тургенева имлъ извстный литераторъ Плетневъ, другъ Пушкина, Гоголя и другихъ извстныхъ писателей. Плетневъ умлъ заинтересовывать слушателей читаемымъ имъ предметомъ и вмст съ тмъ, благодаря своему доброму сердцу и участливому вниманію къ студентамъ, достигъ того, что молодые люди смотрли на него какъ на близкаго, какъ бы родного имъ человка и охотно отдавали на его судъ свои первыя литературныя произведенія. Такъ же поступилъ и Тургеневъ, давъ прочитать Плетневу свой первый литературный опытъ — большую драму въ стихахъ, ‘Стеніо’, о которой впослдствіи самъ отзывался, какъ о совершенно плохой вещи, написанной напыщеннымъ, неестественнымъ языкомъ… ‘Въ одну изъ слдующихъ лекцій, разсказываетъ Тургеневъ, Петръ Александровичъ (Плетневъ), не называя меня по имени, разобралъ съ обычнымъ своимъ добродушіемъ это совершенно нелпое произведеніе’. Выходя посл этого изъ университета и увидавъ смущеннаго неуспхомъ своего перваго опыта Тургенева, Плетневъ подозвалъ его и, еще разъ отечески пожуривъ, замтилъ однако, чтобы молодой авторъ не унывалъ, такъ какъ, въ немъ что-то есть, и пригласилъ бывать у себя. Ободренный Тургеневъ отнесъ Плетневу еще нсколько своихъ стихотвореній, тотъ выбралъ изъ нихъ два лучшихъ и черезъ годъ напечаталъ ихъ, но только безъ подписи автора, въ лучшемъ тогда журнал ‘Современник’. Бывая у Плетнева, Тургеневъ встрчалъ тамъ многихъ тогдашнихъ писателей и между прочимъ видлъ великаго нашего поэта Пушкина, передъ геніемъ котораго преклонялся всю свою жизнь. Посщая университетъ, Тургеневъ, кром слушанія лекцій, занимался еще у частныхъ преподавателей и, по свидтельству ихъ, работалъ очень усердно. Въ свободное отъ лекцій время онъ узжалъ къ матери въ Спасское и тамъ предавался двумъ своимъ любимымъ занятіямъ — чтенію и охот. Окончивъ университетъ, но все же находя себя еще недостаточно образованнымъ, Тургеневъ ршилъ похать за границу, въ Берлинъ, университетъ котораго славился своими учеными профессорами. Это путешествіе едва не стоило Ивану Сергевичу жизни, такъ какъ пароходъ, на которомъ онъ халъ, сгорлъ на мор и пассажиры съ большимъ трудомъ и опасностями кое какъ успли добраться до берега на лодкахъ, пожитки же ихъ вс погибли. Это происшествіе Тургеневъ описалъ въ разсказ ‘Пожаръ на мор’.
Въ Берлин Тургеневъ пробылъ въ два прізда около двухъ лтъ и занимался, такъ усердно, что по возвращеніи въ Россію справедливо могъ считаться однимъ изъ самыхъ образованнйшихъ людей того времени. Въ особенности обстоятельно познакомился онъ съ произведеніями лучшихъ иностранныхъ писателей и ученыхъ. Въ Берлин Тургеневу жилось хорошо, такъ какъ тамъ въ то время собрался довольно большой кружокъ русскихъ молодыхъ людей, изъ которыхъ многіе впослдствіи заслужили извстность на различныхъ поприщахъ. Вся эта молодежь жила дружно и весело, Тургеневъ съ большой, грустью покинулъ Берлинъ и вернулся въ Петербургъ, гд поступилъ на службу въ Министерство Внутреннихъ Длъ. Онъ прослужилъ не боле двухъ лтъ и затмъ навсегда вышелъ въ отставку.
Въ это же время начинается его литературная дятельность.
Первымъ его литературнымъ произведеніемъ, если не считать напечатанныхъ Плетневымъ въ ‘Современник’ двухъ стихотвореній, была небольшая повсть въ стихахъ ‘Параша’. Не обладая большими достоинствами, ‘Параша’ однако указывала на несомннное присутствіе въ ея автор литературнаго дарованія и лучшій тогдашній критикъ Блинскій отозвался о ней сочувственно. Съ этихъ поръ Тургеневъ сошелся съ Блинскимъ и ихъ дружескія отношенія прекратились только со смертью критика. Это знакомство имло большое вліяніе на всю дальнйшую литературную дятельность Тургенева, такъ какъ черезъ Блинскаго онъ вошелъ въ литературный кружокъ, состоявшій изъ талантливыхъ тогдашнихъ писателей (Некрасовъ, Григоровичъ, Панаевъ и другіе) и въ ихъ обществ его собственный талантъ могъ только развиваться. Въ свою очередь Тургеневъ оказалъ значительное вліяніе на весь этотъ кружокъ своимъ обстоятельнымъ знакомствомъ съ западно-европейской литературой, произведенія которой, благодаря прекрасному знанію иностранныхъ языковъ, могъ читать въ подлинникахъ. Вслдъ за ‘Парашей’ Тургеневъ написалъ нсколько небольшихъ повстей, а въ 1847 г. появился его маленькій разсказъ, ‘Хорь и Калинычъ’, сразу обратившій на себя вниманіе. Этимъ разсказомъ начались знаменитыя ‘Записки Охотника’, встрчавшіяся единодушными похвалами какъ критиковъ, такъ и публики. Вс заговорили о произведеніяхъ неизвстнаго автора, такъ какъ Тургеневъ подписывалъ ‘Записки Охотника’ не полнымъ именемъ, а только начальными его буквами, но скоро узнали, кто авторъ этихъ прекрасныхъ разсказовъ,— и имя Ивана Сергевича Тургенева сразу получило большую извстность въ Россіи. Съ этого времени и начинается тотъ успхъ произведеній Тургенева… который въ короткое время поставилъ его на почетное мсто среди русскихъ писателей начала второй половины девятнадцатаго столтія. Когда печатались ‘Записки Охотника’, Тургенева не было въ Россіи. По возвращеніи изъ Берлина Иванъ Сергевичъ ршилъ всецло предаться литературной работ, но первыми своими произведеніями, хотя и одобрительно встрченными, какъ, мы уже сказали, критиками, съ Блинскимъ во глав, самъ онъ остался недоволенъ и даже думалъ одно время совершенно бросить писать. Съ такимъ намреніемъ онъ и ухалъ въ 1847 году заграницу, но неожиданный успхъ ‘Хоря и Калиныча’ снова побудилъ его взяться за перо и продолжать ‘Записки Охотника’. Проживъ нсколько лтъ за-границей, Тургеневъ вернулся въ 1850 году въ Россію, гд въ это время умерла его мать. Получивъ въ наслдство большое имніе, онъ тотчасъ отпустилъ на волю своихъ дворовыхъ, и перевелъ на оброкъ всхъ пожелавшихъ того крестьянъ и вообще всячески содйствовалъ улучшенію быта своихъ крпостныхъ.
При общемъ освобожденіи крестьянъ въ 1861 году и выкуп ихъ земель, Иванъ Сергевичъ также сдлалъ очень много въ пользу своихъ крестьянъ, даже въ ущербъ собственнымъ средствамъ и интересамъ.
Вскор посл своего прізда въ Россію Иванъ Сергевичъ познакомился съ Гоголемъ, котораго онъ, наравн съ Пушкинымъ, ставилъ чрезвычайно высоко. Гоголь въ свою очередь очень одобрительно относился къ молодому писателю, хвалилъ его разсказы и разъ даже какъ то замтилъ, что ‘теперь только стоитъ читать одного Тургенева’. Но личное знакомство Тургенева съ великимъ русскимъ писателемъ было непродолжительно, потому что въ 1852 году Гоголь скончался. Эта смерть сильно поразила Тургенева и онъ посвятилъ памяти умершаго горячо написанную статью. До 1855 года Тургеневъ почти безвыздно прожилъ въ своей деревн и это пребываніе плодотворно отразилось на его литературной дятельности, такъ какъ, по его собственнымъ словамъ, сблизило его съ такими сторонами русскаго быта, на которыя онъ, безъ того, можетъ быть вовсе не обратилъ бы вниманія. Въ 1856 году онъ снова ухалъ заграницу и съ тхъ поръ до самой смерти постоянно проводилъ тамъ большую часть времени.
Въ конц пятидесятыхъ и начал шестидесятыхъ годовъ появились въ свтъ лучшія, вмст съ ‘Записками Охотника’, его произведенія: ‘Дворянское гнздо’, ‘Фаустъ’, ‘Рудинъ’, ‘Первая любовь’, ‘Отцы и дти’, и другіе романы и повсти. Вс эти труды окончательно упрочили положеніе Тургенева, какъ первокласснаго писателя. Всякое новое произведеніе Ивана Сергевича всегда съ нетерпніемъ ожидалось въ Россіи и вызывало самые оживленные толки. Но не говоря уже о томъ почет и извстности, которымъ пользовалось имя Тургенева на его родин, извстность его была велика и за-границей, гд онъ провелъ большую часть второй половины своей жизни.
Въ конц шестидесятыхъ годовъ, за исключеніемъ ежегодныхъ, но непродолжительныхъ поздокъ въ Россію, Тургеневъ почти все время жилъ въ небольшомъ нмецкомъ город Баденъ-Баден. Въ этомъ городк, извстномъ своими цлебными водами, въ то время ежегодно стекалось множество народа со всхъ концовъ міра. Тургенева главнымъ образомъ прельщала въ Баденъ-Баден рдкая по живописности мстность, среди которой расположенъ этотъ городокъ. Баденъ настолько понравился Ивану Сергевичу, что онъ купилъ себ тамъ небольшой участокъ земли и выстроилъ на немъ маленькій, но прекрасно устроенный домъ, а всю остальную землю превратилъ въ садъ.
Рядомъ съ домомъ Тургенева стоялъ домъ его друзей, Віардо. Госпожа Віардо была въ молодости пвицей, пользовавшейся всемірной извстностью, но въ описываемое нами время уже больше не пла на сцен и жила постоянно съ своей семьей въ Баден. Однако, для такой пвицы невозможно было оставаться въ уединеніи: ея извстность была такъ велика. что къ ней часто обращались съ просьбами давать молодымъ начинающимъ пвицамъ указанія и уроки. Поэтому она время отъ времени устраивала подъ своимъ наблюденіемъ театральныя представленія. Такія представленія обыкновенно происходили у Тургенева, у котораго въ дом была большая зала, отлично приспособленная къ скорому устройству въ ней сцены. Иванъ Сергевичъ написалъ -для этихъ представленій нсколько веселыхъ маленькихъ пьесъ сказочнаго содержанія на французскомъ язык, и даже иногда принималъ * на себя нкоторыя роли. Имя богатырскую фигуру, онъ, по большей части, изображалъ какого нибудь стараго колдуна или людода, которому приходилось воевать съ маленькими духами, русалками или домовыми, и оказывавшагося, несмотря на свой ростъ и силу, въ конц концовъ побжденнымъ. Эти представленія посщались самой отборной частью жившаго тогда въ Баден общества, и на нихъ нердко присутствовали король и королева прусскіе, проводившіе въ Баден каждое лто. Вс боле или мене выдающіеся люди, по прізд въ Баденъ, считали непремннымъ долгомъ постить Тургенева и у него постоянно можно было встртить не только русскихъ, но и многихъ извстныхъ иностранныхъ писателей и критиковъ, находившихся съ нимъ въ самыхъ лучшихъ отношеніяхъ и единогласно отдававшихъ дань почтенія его большому таланту. Вообще изъ числа русскихъ писателей Тургеневъ былъ первый, пользовавшійся за-границей почти I такой же извстностью, какъ и на родин. Причиной этого были конечно, главнымъ образомъ, постоянныя поздки Тургенева за-границу и сближеніе его тамъ съ многими изъ. выдающихся людей, а затмъ превосходное знаніе имъ иностранныхъ языковъ, благодаря которому онъ часть своихъ произведеній даже писалъ на французскомъ язык, чтобы дать своимъ заграничнымъ друзьямъ возможность лучше и скорй познакомиться съ его трудами. Въ Париж, гд онъ провелъ почти вс послдніе годы своей жизни, Иванъ Сергевичъ близко сошелся съ лучшими французскими писателями — Флоберомъ, Зола, Додэ, Мопассаномъ, и по ихъ отзывамъ имлъ на нихъ сильное вліяніе. Большая часть Тургеневскихъ произведеній были переведены на многіе иностранные языки и пользуются большимъ распространеніемъ не только во всей Европ, но и въ Америк. Иванъ Сергевичъ постоянно получалъ письма отъ разныхъ лицъ изъ всякихъ странъ, въ письмахъ этихъ выражалось уваженіе къ его таланту и желаніе хоть заглазно познакомиться съ нимъ. Прізды его въ Россію бывали для Тургенева также постояннымъ торжествомъ. На какихъ бы публичныхъ собраніяхъ онъ ни присутствовалъ, его появленіе служило поводомъ къ восторженнымъ и шумнымъ проявленіямъ радости публики, изъ всхъ силъ старавшейся показать свое уваженіе и любовь къ русскому писателю. Особеннымъ торжествомъ былъ для Тургенева пріздъ его ддомъ 1880 г. въ Москву на открытіе памятника Пушкину. И онъ, и другой присутствовавшій тамъ извстный писатель, Достоевскій, были предметомъ самыхъ восторженныхъ привтствій со стороны собравшихся со всей Россіи образованныхъ людей, желавшихъ, у подножія памятника великаго учителя всхъ русскихъ художниковъ слова, показать свое уваженіе къ достойнымъ его преемникамъ. Лто слдующаго 1881 года Иванъ Сергевичъ провелъ у себя въ Спасскомъ, гд гостило нсколько его друзей. Мучительная болзнь, которою онъ страдалъ послдніе годы,, какъ бы стихла, Иванъ Сергевичъ чувствовалъ себя хорошо, много гулялъ, охотно разговаривалъ и разсказывалъ. Узжая осенью заграницу, онъ надялся къ лту снова вернуться на родину, но этой надежд не суждено было сбыться — живымъ родина больше его не видала. Въ конц 1881 года въ Россіи стали появляться очень тревожные слухи о состояніи здоровья Тургенева. Говорили. что болзнь его усиливается, что онъ почти не можетъ двигаться и принужденъ цлыми днями лежать на одномъ мст, такъ какъ малйшее движеніе причиняетъ ему невыразимыя страданія. Но такъ какъ, наряду съ этимъ, въ русскихъ журналахъ то и дло появлялись новыя произведенія Ивана Сергевича, показывавшія, что онъ не пересталъ работать, то никто и не думалъ о возможности его скорой кончины. Но въ начал 1883 года болзнь Тургенева такъ усилилась, что ему пришлось сдлать операцію. Операція эта была сдлана удачно и силы какъ бы вернулись къ Ивану Сергевичу, который тотчасъ же воспользовался этимъ и принялся за начатый имъ уже прежде пересмотръ своихъ сочиненій для новаго изданія. Но самъ писать онъ уже не могъ и долженъ былъ диктовать окружающимъ свои письма и замтки. За два мсяца до смерти онъ окончилъ свой послдній разсказъ, ‘Пожаръ на мор’, гд описывалъ происшествіе, дйствительно случившееся съ нимъ въ молодости, и о которомъ мы уже упоминали. Въ август вс окружавшіе Тургенева друзья его поняли, что со дня на день слдуетъ ожидать его кончины. Измученный невроятными страданіями, больной почти все время лежалъ въ забытьи и сознаніе возвращалось, къ нему лишь на самое короткое время. Послдніе два дня Тургеневъ былъ совершенно безъ сознанія и только по дыханію можно было судить, что онъ еще живъ, а 22-го августа его не стало. Умеръ Тургеневъ на своей дач, въ окрестностяхъ Парижа, куда черезъ два дня было перевезено его тло для отпванія въ русской церкви. Отпваніе это было совершено очень торжественно, въ присутствіи нашего посла, большинства проживавшихъ въ то время Въ Париж русскихъ и множества иностранныхъ, друзей и почитателей умершаго писателя. Въ Россіи извстіе о смерти Тургенева было встрчено съ самымъ горячимъ сожалніемъ. Большинство образованныхъ русскихъ людей поспшило такъ или иначе выразить свою любовь къ покойному. Во многихъ городахъ Россіи были отслужены по немъ панихиды, и похороны Тургенева ршено было обставить какъ можно боле торжественно. При этомъ нужно прибавить, что не въ одной только Россіи смерть Тургенева была признана, какъ тяжелая потеря. Въ большинств европейскихъ и американскихъ газетъ и журналовъ появились самые сочувственные отзывы объ умершемъ русскомъ писател, доказывавшіе, какъ высоко цнился его талантъ не только на родин, а далеко за ея предлами, во всхъ тхъ странахъ, гд были переведены его произведенія. Тургеневъ непремнно хотлъ, чтобы его похоронили въ Россіи, и сначала выражалъ желаніе быть погребеннымъ въ Святогорскомъ монастыр, у ногъ Пушкина, котораго онъ всегда называлъ своимъ учителемъ, но затмъ отказался отъ этого намренія, находя себя недостойнымъ такой чести, и завщалъ похоронить себя въ Петербург, рядомъ съ своимъ другомъ Блинскимъ.
Черезъ три недли посл смерти Тургенева прахъ его былъ отправленъ въ Россію. Проводить тло знаменитаго русскаго писателя, такъ долго прожившаго среди французовъ и такъ ихъ любившаго, собралась въ Париж громадная толпа народа во глав со многими представителями науки, литературы и искусства. ’27-го-сентября, покрытый цвтами и внками, гробъ Тургенева прибылъ въ Петербургъ. Торжественные похороны его состоялись въ тотъ же день и вс расходы по нимъ городское управленіе Петербурга приняло на свой счетъ. Сверхъ того городская дума открыла въ память покойнаго два народныхъ училища его имени и назначила стипендію его же имени въ Петербургскомъ университет, въ которомъ Иванъ Сергевичъ окончилъ курсъ.
Похороны отличались необычайной торжественностью. Толпы народа совершенно покрывали вс улицы, по которымъ двигалось похоронное шествіе отъ станціи желзной дороги до самаго кладбища. Въ шествіи принимало участіе сто семьдесятъ девять депутацій съ внками отъ различныхъ ученыхъ учрежденій и обществъ, высшихъ и среднихъ учебныхъ заведеній, большинства газетъ и журналовъ, какъ столичныхъ, такъ и провинціальныхъ, а также отъ нкоторыхъ русскихъ городовъ. Очень много внковъ было привезено вмст съ гробомъ, такъ какъ во всхъ городахъ, лежащихъ по Варшавской желзной дорог, по которой везли изъ заграницы тло Тургенева (Вильн, Двинск, Остров, Псков, Луг и другихъ), толпа народа по цлымъ часамъ ожидала прибытія позда съ гробомъ Ивана Сергевича, чтобы возложить на него внки. По окончаніи заупокойной литургіи и панихиды въ кладбищенской церкви гробъ человка, пользовавшагося почти сорокъ лтъ такой извстностью, которая едва ли выпадала на долю другихъ знаменитыхъ русскихъ писателей, былъ опущенъ въ могилу и засыпанъ землей и цвтами. Надъ свжей могилой было произнесено много рчей, посвященныхъ памяти покойнаго и многотысячная толпа еще долго наполняла все Волково кладбище.

II.

Одной изъ важныхъ заслугъ Тургенева передъ Россіей, независимо отъ той пользы, которую онъ принесъ своими многочисленными произведеніями, было то обстоятельство, что главнымъ образомъ благодаря ему знаніе и пониманіе русской литературы начало распространяться заграницей. Горячо любя отечественную литературу, Тургеневъ всю жизнь стремился, чтобы эта литература сдлалась извстной и за предлами Россіи. Проведя чуть не половину жизни въ Германіи и Франціи, гд находился въ самыхъ близкихъ, дружескихъ отношеніяхъ со многими изъ выдающихся людей, Тургеневъ употреблялъ вс усилія, чтобы познакомить своихъ заграничныхъ друзей съ Россіей, о которой они по большей части имли самыя неврныя понятія. Онъ хотлъ доказать имъ, что въ далекой стран, почитаемой ими чуть не за варварскую, есть много вещей, достойныхъ вниманія, удивленія и даже подражанія.
Благоговя передъ геніемъ Пушкина, котораго всю жизнь, до самой смерти, называлъ своимъ учителемъ, Иванъ Сергевичъ самъ перевелъ на французскій языкъ его драматическія произведенія. Онъ же постоянно наблюдалъ за переводами на иностранные языки сочиненій графа Л. Н. Толстого. Вообще можно сказать, что если теперь произведенія нкоторыхъ русскихъ писателей (Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Достоевскаго, Толстого) переведены на большинство иностранныхъ языковъ, пользуются въ Европ большой извстностью и имютъ обширный кругъ читателей, число которыхъ увеличивается съ каждымъ годомъ, то этимъ наши писатели и вся Россія очень многимъ обязаны Тургеневу. При этомъ нужно замтить, что изъ всхъ нашихъ писателей именно Иванъ Сергевичъ былъ особенно пригоденъ для того, чтобы служить распространителемъ интереса къ русской литератур среди иностранцевъ. Происходило это вотъ почему. Понятно, что при обширности заграничныхъ знакомствъ Тургенева и той извстности, которой’ онъ много лтъ пользовался въ Европ, иностранцы, желавшіе ознакомиться съ русской литературой, прежде всего знакомились
съ произведеніями самаго Тургенева. Этимъ же путемъ они легче чмъ какимъ либо инымъ могли перейти, къ чтенію и пониманію различныхъ произведеній русской литературы, потому что въ своей манер писать и изображать выводимыхъ имъ лицъ Тургеневъ подходилъ ближе другихъ русскихъ писателей къ писателямъ иностраннымъ.
Многіе русскіе писатели, какъ, напримръ, Гоголь, Писемскій, Достоевскій изображаютъ въ своихъ повстяхъ и романахъ по большей части такіе чисто русскіе типы, что, несмотря на всю талантливость этихъ произведеній, иностранцу, плохо знакомому съ русской жизнью, они нердко кажутся мало понятными, и потому мене интересными, чмъ романы Тургенева. Но если Тургеневъ и не такъ глубоко проникалъ въ тайники русской души, зато мало у кого даже изъ лучшихъ нашихъ писателей найдутся такія чудныя описанія природы какъ у Тургенева, мало кто писалъ, такимъ прекраснымъ, чистымъ русскимъ языкомъ, мало кто такъ любилъ, и высоко цнилъ этотъ языкъ. Вотъ что писалъ Иванъ Сергевичъ въ своихъ ‘воспоминаніяхъ’, обращаясь къ молодымъ русскимъ писателямъ, съ ‘послдней’, какъ онъ говорилъ, ‘просьбой’:— ‘берегите нашъ языкъ, нашъ прекрасный русскій языкъ, этотъ кладъ, это достояніе, переданное намъ нашими предшественниками, въ чел которыхъ блистаетъ (какъ и во всемъ, относящемся до литературы) опять таки Пушкинъ! Обращайтесь почтительно съ этимъ могущественнымъ орудіемъ: въ рукахъ умлыхъ оно въ состояніи совершать чудеса’.
И Тургеневъ имлъ право говорить это, такъ какъ послднее выраженіе, по полной справедливости, можетъ быть отнесено къ нему самому. Кого бы онъ ни описывалъ, крестьянина, мастерового, купца, или важнаго барина, вс эти лица говорятъ тмъ самымъ языкомъ, какой услышите отъ подобныхъ лицъ въ дйствительности, особенности, встрчающіяся въ русской рчи, сообразно съ мстностями, также всегда замчаются Тургеневымъ и выраженіе, свойственное жителю хотя бы Орловской губерніи, въ его произведеніяхъ никогда не будетъ произнесено, напримръ, москвичемъ. Преимущественно хорошо зналъ Тургеневъ вс особенности языка, обычаевъ, нравовъ и привычекъ обитателей средней, черноземной полосы Россіи. Недаромъ во время своихъ охотъ исходилъ онъ цлые узды — нтъ мелочи въ жизни орловцевъ, калужанъ и туляковъ, которая была бы ему неизвстна. Въ особенности это превосходное знаніе русской жизни и природы выказываются Тургеневымъ въ ряд небольшихъ разсказовъ, носящихъ общее названіе ‘Записокъ Охотника’, съ которыхъ, какъ мы уже сказали, и началась его литературная извстность, поддержанная и увеличенная послдующими его сочиненіями. ‘Записки Охотника’ заключаютъ въ себ рядъ очерковъ самаго разнообразнаго содержанія. Тургеневъ описываетъ въ нихъ различныя сцены, которыя ему приходилось наблюдать во время его охотъ. Когда читаешь ‘Записки Охотника’, то передъ глазами проходятъ, какъ живые, всевозможные люди: помщики, купцы, крестьяне.
Главнымъ образомъ въ Тургеневскихъ разсказахъ, писанныхъ во время крпостного права, встрчаются описанія крестьянъ, отличающіяся замчательной живостью и врностью. При этомъ Тургеневъ съ особенной любовью останавливается на хорошихъ чертахъ простого русскаго человка, его доброт, покорности Божьей вол и такъ дале.
Въ первомъ разсказ ‘Записокъ Охотника’, озаглавленномъ ‘Хорь и Калинычъ’, Тургеневъ выводитъ двухъ совершенно различныхъ, ни въ чемъ между собой не схожихъ, но хорошихъ мужиковъ. Хорь представляетъ изъ себя разсудительнаго, умнаго, дльнаго мужика. Когда его изба сгорла, онъ пошелъ къ своему помщику и попросилъ у него разршеніе построить себ новую не въ деревн, а поодаль отъ нея, въ лсу, около болота. Помщикъ сначала удивился такой просьб, но когда Хорь согласился платить за себя очень большой оброкъ, съ тмъ только, чтобы его не употребляли ни на какую работу, то согласился. Хорь выстроилъ себ избу и занялся хозяйствомъ. Работая непокладая рукъ, онъ, съ помощью своихъ сыновей, которыхъ у него было восемь человкъ, мало по малу разбогатлъ, сталъ заниматься торговлей и сдлался образцомъ исправнаго мужика. Помщикъ нсколько разъ предлагалъ Хорю откупиться на волю, но тотъ все отказывался. Когда охотникъ, отъ лица котораго ведется разсказъ, то есть самъ Тургеневъ, началъ его разспрашивать, почему онъ не хочетъ сдлаться свободнымъ человкомъ, онъ объяснилъ, что теперь ему живется очень хорошо, ему только и заботы, что исправно уплачивать свой оброкъ, барышъ у него хорошій и онъ, Хорь, чувствуетъ себя совсмъ спокойнымъ, знаетъ, что его никто не тронетъ. ‘А попалъ Хорь въ вольные люди’,— продолжалъ онъ вполголоса, какъ будто про себя,— ‘кто безъ бороды, тотъ Хорю и набольшій’.
Сложа руки Хорь никогда не сидлъ, вчно надъ чмъ нибудь копается,— телгу чинитъ, заборъ подпираетъ, сбрую пересматриваетъ. Разговорившись съ охотникомъ и узнавъ, что тотъ побывалъ заграницей,— Хорь принялся его разспрашивать про чужіе края, про то какъ тамъ живутъ люди, какіе тамъ порядки. При этомъ Хорь по временамъ вставлялъ свои замчанія, что ‘дескать это у насъ не шло бы, а вотъ это хорошо, это порядокъ’, и эти замчанія всегда были дловыя, врныя.
Калинычъ представлялъ изъ себя полную противоположность съ Хоремъ. Тоже уже не молодой мужикъ, онъ жилъ бобылемъ въ плохенькой избушк и хозяйство у него было неважное, только паску держалъ хорошую. Впрочемъ Калинычъ не могъ держать въ исправности свое хозяйство не изъ лни, а главнымъ образомъ потому, что чуть не ежедневно ходилъ со своимъ помщикомъ, страстнымъ охотникомъ, на охоту, что доставляло ему большое удовольствіе, хотя самъ онъ никогда не бралъ ружья въ руки. Но онъ очень любилъ природу и ему было пріятно проводить цлые дни на чистомъ воздух, любоваться на Божій міръ и его красоту. Лицо его было необыкновенно кроткимъ и яснымъ и вообще кротость, доброта и желаніе всегда услужить людямъ составляли основныя черты его характера. Онъ былъ большимъ пріятелемъ съ Хоремъ, который хотя немного и относился къ нему свысока за отсутствіе въ немъ степенности и разсудительности, но за то уважалъ за нкоторыя его особенныя дарованія.
Такъ Калинычъ заговаривалъ кровь, испугъ, бшенство, выгонялъ червей, пчелы его очень любили и хорошо у него водились, рука у него была легкая. Калинычъ также вмст съ Хоремъ разспрашивалъ Тургенева о заграничныхъ странахъ, но при этомъ его больше всего интересовали описанія природы, горъ, водопадовъ, необыкновенныхъ зданій, большихъ городовъ. Калинычъ былъ очень разговорчивъ, любилъ пть и играть на балалайк, чмъ доставлялъ большое удовольствіе своему пріятелю Хорю, который на это время бросалъ свою вчную работу надъ чмъ нибудь- и готовъ былъ безъ конца слушать. Несмотря на то, что Калинычъ жилъ довольно бдно, чистота у него была поразительная и Хорь, самъ особенно чистоты не придерживавшійся, говоря, что ‘надо де изб жильемъ пахнуть’, объяснялъ чистоту Калиныча тмъ, что иначе у него пчелы не стали бы жить.
Въ другомъ разсказ, носящемъ названіе ‘Бирюкъ’, Тургеневъ показываетъ, какъ у самаго суроваго мужика въ глубин сердца является жалость, когда онъ видитъ передъ собой настоящее несчастье. Въ этомъ разсказ Тургеневъ описываетъ, какъ однажды, возвращаясь ночью съ охоты, онъ былъ застигнутъ въ лсу сильной грозой. Полилъ такой дождь и наступила такая тьма, что охотникъ принужденъ былъ остановиться и, пріютившись у большого куста, пережидать окончанія ненастья. Къ счастью скоро рядомъ съ нимъ, какъ будто изъ подъ земли, выросла высокая фигура какого то человка. Человкъ этотъ назвался мстнымъ лсникомъ и предложилъ охотнику переждать грозу у него въ изб. Тотъ, понятно, съ радостью согласился и скоро очутился въ маленькой, бдной избушк своего спутника, жившаго съ двумя дтьми — двочкой лтъ двнадцати, и груднымъ ребенкомъ. Жена лсника, какъ оказалось, недавно ушла куда то, бросивъ мужа и дтей. Тургеневъ поблагодарилъ своего проводника и спросилъ, какъ его зовутъ. ‘Меня зовутъ омой,— отвчалъ онъ, а по прозвищу Бирюкъ.— А, ты Бирюкъ?— Я съ удвоеннымъ любопытствомъ посмотрлъ на него. Отъ моего Ермолая (охотника, постояннаго спутника Тургенева) и отъ другихъ я часто слышалъ разсказы о лсник Бирюк, котораго вс окрестные мужики боялись, какъ огня. По ихъ словамъ, не бывало еще на свт такого мастера своего дла. ‘Вязанки хворосту не дастъ утащить, въ какую бы ни было пору, хоть въ самую полночь, нагрянетъ какъ снгъ на голову, и ты не думай сопротивляться,— силенъ, дескать, и ловокъ, какъ бсъ… И ничмъ его взять нельзя: ни виномъ, ни деньгами, ни на Какую приманку не идетъ. Ужь не разъ добрые люди его сжить со свту собирались, да нтъ, не дается’.— Вотъ какъ отзывались сосдніе мужики о Бирюк.— ‘Такъ ты Бирюкъ?— повторилъ я:— я, братъ, слыхалъ про тебя. Говорятъ, ты никому спуску не даешь,— Должность свою справляю,— отвчалъ онъ угрюмо,— даромъ господскій хлбъ сть не приходится’. Когда гроза стала проходить, Бирюкъ предложилъ охотнику проводить его изъ лсу, а самъ взялъ, ружье говоря, что въ лсу шалятъ… ‘У ‘Кобыльяго Верху ‘дерево рубятъ’. Видя, что лсникъ боится опоздать и не застать уже порубщика, Тургеневъ сказалъ ему, что пойдетъ съ нимъ вмст. ‘Ладно,— отвчалъ Бирюкъ,— мы его духомъ поймаемъ, а тамъ я васъ провожу. Пойдемте’. Они пошли, причемъ охотникъ все время удивлялся искусству лсника находить дорогу среди непроглядной тьмы и лсной чащи, а также его слуху, потому что самъ Тургеневъ только подходя къ самому оврагу услышалъ звуки топора, Бирюкъ же, не смотря на шумъ дождя и втра, ухитрился разслышать ихъ еще во двор своей избушки. Подойдя къ мсту порубки, Бирюкъ сдлалъ знакъ своему спутнику остановиться, нагнулся и, поднявъ ружье, исчезъ между кустами. Скоро послышался шумъ борьбы и когда Тургеневъ подосплъ, то увидлъ, что лсникъ уже держалъ вора и закручивалъ ему кушакомъ руки за спину. Тутъ же стояла дрянная лошаденка, покрытая рогожкой, вмст съ телжнымъ ходомъ. Охотнику стало жалко порубщ
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека