E. А. НЕЙЦ
E. А. НЕЙЦ
Иван Петрович как учитель
Иван Петрович как учитель
КОММЕНТАРИЙ
КОММЕНТАРИЙ
Иван Петрович как учитель, Нейц Евгений Александрович, Год: 1941
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Серия ‘Русский путь’
И. П. Павлов: pro et contra. Личность и творчество И. П. Павлова в оценке современников и историков науки (к 150-летию со дня рождения). Антология
Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург, 1999
Хмурое осеннее петербургское утро… Но в переполненной студентами аудитории кафедры физиологии Военно-медицинской академии не чувствуется осени. Гулкое эхо разносит молодые голоса, восклицания, смех. Сюда, на Выборгскую сторону, впервые после летних каникул собрались студенты-медики второго курса, съехавшиеся с разных концов России. Это было 1 сентября 1906 г.
Ровно в 9 час. в аудиторию быстро входит с часами в руках Иван Петрович Павлов, сопровождаемый своими ближайшими сотрудниками. Он садится в широкое венское кресло с овальной плетеной спинкой, бодро вскидывает голову, обводит взглядом аудиторию, улыбается, молчит несколько мгновений, словно собираясь с мыслями, и начинает читать нам лекцию.
Впечатление от первой встречи иногда бывает настолько глубоким, что остается на всю жизнь. И в моей памяти незабываемо запечатлелась добрая фигура учителя.
Высокий и широкий лоб Павлова обрамляли гладко зачесанные назад седоватые волосы. У него были живые серые глаза. Густые темные брови составляли контраст с седой окладистой бородой. Седые усы и борода делали его лицо особенно привлекательным. Он носил отложные воротнички и накрахмаленную манишку, черный галстук ‘бабочкой’ был тщательно повязан. Голос у Ивана Петровича особенно запоминался: говорил он громко, чисто и плавно.
На нижней скамье амфитеатра полукругом сидели сотрудники и ассистенты Павлова. В исключительной тишине речь Ивана Петровича звучала как-то особенно четко. Рисуя в своей первой лекции краткий исторический путь, пройденный физиологией, Иван Петрович говорил нам о великих основоположниках современной физиологии — Клоде Бернаре и И. М. Сеченове, тепло вспоминал своих учителей — русского физиолога Циона и немецкого ученого Людвига, подчеркнул свою постоянную связь с клиникой С. П. Боткина. Павлов призывал серьезно взяться за изучение физиологии — основной науки для каждого клинициста. Он рекомендовал нам перед каждой лекцией штудировать соответствующий раздел из руководства, составленного его другом, гельсингфорсским профессором Тигерштедтом.
Речь Ивана Петровича была удивительно простой, в ней почти не встречалось иностранных слов. Это была обычная разговорная речь, поэтому и лекция носила скорее характер беседы. Очень часто, как бы самому себе, он ставил вопрос и тотчас же отвечал на него. Особенно ценно было то, что Иван Петрович дал нам право без всякого стеснения задавать ему вопросы, если что-либо покажется непонятным. И если вопрос оказывался толковым, Иван Петрович с большим оживлением отвечал на него.
Из года в год три раза в неделю читал нам свои лекции Иван Петрович. И не было ни одной лекции, которая не сопровождалась бы демонстрацией опыта, иллюстрирующего соответствующую главу курса. Это были даже не столько лекции в обычном их понимании, сколько блестящий показ основных глав физиологии и вместе с тем очередная проверка самим Иваном Петровичем основных положений физиологии. Опыт обычно подготавливался к началу лекции. После короткого вступительного слова начиналась демонстрация опыта, и Иван Петрович, рассуждая вслух, еще раз сам наблюдал данный факт. Малейшее отклонение в ходе опыта подвергалось всестороннему анализу, и, таким образом, лекционные демонстрации подчас вели к тому, что Иван Петрович набрасывал планы необходимых изысканий.
Постановка демонстраций была всегда блестящей. Для нас, студентов, оставалась скрытой громадная напряженная работа ассистентов и самого Ивана Петровича. Это я узнал позднее, когда стал часто бывать в его лаборатории.
На дворе еще глубокая темень, а в лаборатории при свете электрической лампы у операционного стола уже стоял неутомимый исследователь. Здесь готовилась не показная сторона лекции, а гениальный ученый еще раз сам экспериментировал и наблюдал. Надо было видеть и чувствовать, с каким волнением и страстью Павлов испытывал природу и ждал ее ответа на поставленные вопросы! Здесь мы учились не только технике, не только высокой научной честности, но творчески устанавливали закономерности природы. Как сейчас вижу Павлова в лаборатории. Вот, глубоко задумавшись, Иван Петрович на своих губах проверяет силу электрического тока, раздражает приводящий нерв. Ожидаемый результат получен. Сколько радости и торжества над природой звучит в довольном смехе Ивана Петровича!
Штатными ассистентами кафедры физиологии в 1906 г. были Б. П. Бабкин и В. Н. Болдырев. В подготовке опытов постоянно участвовал тогда еще молодой физиолог В. В. Савич. Посильную помощь оказывали студенты Г. В. Фольборт, В. В. Вейнберг и автор этих строк. Б. П. Бабкин в то время только что возвратился из заграничной длительной командировки, и всю тяжесть организационной работы на кафедре нес В. Н. Болдырев, который с утра до ночи непрерывно хлопотал в лаборатории. Лаборантов на кафедре совсем не было. Два ассистента да два служителя — вот и весь штат лаборатории, получившей мировую известность. Ничтожны в то время были ассигнования на оборудование кафедры. Выручало то, что Иван Петрович одновременно руководил физиологическим отделом Института экспериментальной медицины, откуда не раз заимствовались необходимые приборы.
Иван Петрович из своего довольно скудного бюджета иногда не только оплачивал услуги служителей по уходу за подопытными животными, но и покупал животных. Средств кафедры хватало на содержание только двух-трех собак.
Как научный руководитель Иван Петрович был исключительно строг, что способствовало высокому качеству научной работы его учеников. А работой своих учеников Павлов руководил изо дня в день. У него была феноменальная память: она удерживала огромное количество фактов. Мы неоднократно бывали свидетелями того, как Иван Петрович с удивительной точностью вспоминал, что произошло в довольно отдаленное время при постановке опытов или в другом процессе исследовательской работы. Зорко следя за каждым движением своих учеников, Иван Петрович тяжело переживал всякую неудачу, особенно если она происходила из-за невнимания или неосмотрительности. Павлов гневно обрушивался тогда на виновного. Зато как горды мы бывали похвалой Ивана Петровича, ибо чувствовали, что его похвала — лучшая и самая справедливая оценка нашей работы.
Иной раз после неудавшейся демонстрации на лекции Иван Петрович туча тучей уходил в свой кабинет. Через час-два, успокоившись, он выходил к нам. Улыбался. Мы чувствовали, как тяжесть сваливалась с нас.
Начиналась короткая задушевная беседа с учителем. В этих беседах внимание Ивана Петровича все чаще и чаще привлекали политические события 1906 г. Высказывания Ивана Петровича были пронизаны горячей любовью к родине. Он страдал за ее унижение, возмущался бездарностью и жестокостью правящих кругов. Свой высокий патриотизм, свою искреннюю любовь к народу Павлов сохранил в течение всей своей жизни. Он испытывал чувство величайшей гордости за свой освобожденный народ. Этой гордостью насыщена его речь на XV Международном конгрессе физиологов1, эта же гордость звучит в его обращении к молодежи, посвященном X съезду ВЛКСМ2.
Педантично строгий там, где дело касалось науки, Иван Петрович был прост и доступен в отношениях с окружающими. Зато все: и служители, и ассистенты, и студенты, и поседевшие вместе с Иваном Петровичем его старшие ученики — горячо любили своего учителя. И не было для нас большей награды, как разрешение или приглашение Ивана Петровича проводить его из Академии на Аптекарский остров в Институт экспериментальной медицины. Иван Петрович был увлекательным собеседником. Его живая речь всегда касалась каких-либо научных вопросов. Часто он на ходу набрасывал план разрешения какой-либо невыясненной научной проблемы.
Иван Петрович ходил очень быстро. Иногда он даже испытывал выносливость своего спутника, и не каждый молодой сотрудник мог поспеть за ним. Павлов ежедневно ходил пешком от своей квартиры на Б. Пушкарской на Аптекарский остров, а позже — на Васильевский остров, где была лаборатория Академии. Эти прогулки укрепляли его здоровье и повышали работоспособность, которая поистине была изумительной. Вся его многогранная работа широко охватывала проводимый им план изучения сложнейшего раздела физиологии, а каждый его сотрудник был исполнителем этого плана. И сознание, что мы являемся участниками научной работы и помощниками этого великого ученого, наполняло нас огромной гордостью.
Присмотревшись к моей работе, Иван Петрович разрешил мне участвовать в подготовке лекционных опытов. Месяца через два он предоставил мне одну из лабораторных собак для изучения методики образования условных рефлексов. Теперь у меня была своя собака, свое рабочее место. Узнав от ассистента, что я более или менее хорошо овладел методикой работы и ежедневно занимаюсь в лаборатории (для этого я использовал обычно после-лекционные часы), Иван Петрович однажды предложил мне заняться разрешением одного частного вопроса, видоизменив применявшуюся до сих пор методику опыта. С жаром принялся я за работу. Добиваясь исключения посторонних раздражителей, могущих помешать чистоте опыта, я часами простаивал неподвижно у станка с собакой и наблюдал за работой слюнных желез при различных сочетаниях условных рефлексов. На дверях рабочей комнаты горел сигнал, указывающий, что в нее во время работы никто не имел права войти, кроме Ивана Петровича. Иногда, если этого требовал опыт, включался сигнал ‘запрещаю’, тогда запрет касался и самого Ивана Петровича. В своей увлекательной работе я не замечал времени. Дело спорилось. Получаемые результаты я показывал ассистенту Ивана Петровича Б. П. Бабкину. Раза два-три в месяц Павлов сам спрашивал меня об итогах работы и просматривал мои протоколы опытов. Однажды, уже в пятом часу вечера, когда в лаборатории, как всегда в это время, было необычайно тихо, вошел Иван Петрович. Он сел в дальнем уголке и сидел молча полчаса-час. Когда я закончил свой опыт, он встал и похвалил меня за выдержку. После того как у меня накопился достаточный материал, Иван Петрович предупредил, что он сам проверит мои выводы. И, действительно, несмотря на огромную занятость, Павлов наглел время прийти в лабораторию и просидеть более двух часов, наблюдая за всеми моими движениями, за правильностью отсчета каждой капли слюны у экспериментального животного, за всем ходом опыта. Иван Петрович принимал только такую работу, которую проверял лично. Порученная мне Павловым работа подходила к концу. Мне оставалось только провести достаточное количество повторных опытов. Однако Иван Петрович предложил, не затрачивая времени, сделать сообщение о результатах исследования в Обществе русских врачей. Доклад состоялся 8 мая 1908 г.3 После него я приступил к литературному оформлению своей работы. Месяца два пришлось мне просидеть в фундаментальной библиотеке Академии и проштудировать все вышедшие с 1902 г. работы по условным рефлексам. Осенью я смог прочесть свою работу Ивану Петровичу. Внимательно прослушав ее, он посоветовал кое-что сократить, кое-что развить. После исправлений он взял ее на просмотр. Тут Иван Петрович обычно не стеснялся и, если надо было, расправлялся карандашом, вычеркивая, подчеркивая, ставя вопросительные знаки. Моя работа была представлена в Конференции Военно-медицинской академии на соискание золотой медали, которую я и получил. С моей работой конкурировала работа студента из лаборатории акад. В. М. Бехтерева. К этому времени усилились споры по поводу ценности и научной правдивости применяемых обеими лабораториями методов работы. Думаю, что именно безупречность методики эксперимента сыграла свою роль: после трех дней дискуссии победа досталась не столько мне, сколько, конечно, Ивану Петровичу.
Свидетелем и участником этих научных споров мне пришлось быть на ряде заседаний Общества русских врачей. Это старейшее научное медицинское общество в то время объединяло около 200 врачей. В состав Общества входили представители всех медицинских специальностей, но в основном врачи-терапевты. Председателем Общества был Иван Петрович Павлов, а редактором научных трудов — его ассистент Б. П. Бабкин. Заседания происходили в здании Русского хирургического общества, что облегчало тесную связь между обоими обществами, игравшими в то время ведущую роль в жизни столичной медицинской общественности.
Особенно оживленной работа Общества была в 1907—1908 гг. В Обществе был сделан 31 доклад, причем 13 из них дала лаборатория И. П. Павлова (три доклада были сделаны самим Иваном Петровичем). В то время определились серьезные научные разногласия между школой Павлова и школой Бехтерева. Разногласия особенно усилились после доклада доктора И. С. Маковского на тему ‘К учению о слуховой области больших полушарий у собак’ и выступления самого Ивана Петровича4. Работа Маковского отвергла существование новых слуховых центров, описанных доктором Ларионовым, работавшим у акад. Бехтерева.
21 февраля 1908 г. Иван Петрович в своем докладе ‘О корковых центрах вкуса доктора Горшкова’5 напомнил, что диссертация приват-доцента Тихомирова, вышедшая из его лаборатории, не подтвердила существования описанных в лаборатории акад. Бехтерева вкусовых центров и что ‘результат доктора Горшкова есть плод предвзятой мысли и неточного наблюдения’. Далее Иван Петрович высказал сожаление, что разрабатываемые в его лаборатории научные вопросы из области нервной физиологии хотя и служат предметом постоянных сообщений в Обществе русских врачей, тем не менее не вызывают названных авторов (д-ра Ларионова, д-ра Горшкова и акад. Бехтерева) на вполне естественную экспериментальную проверку своих первоначальных утверждений. Это был прямой вызов акад. Бехтереву.
Мы, студенты Академии, молодые научные сотрудники, усердно посещавшие все заседания Общества русских врачей и диспуты при защите диссертаций, с нетерепением ждали, как разрешится этот вызов.
Спор с акад. Бехтеревым обострился после докладов д-ра Л. А. Орбели и д-ра М. И. Эльяссона, состоявшихся 20 марта. Так как в этот день было торжественное заседание, то прения были перенесены на 3 апреля6, что давало возможность противникам подготовиться. На заседание 3 апреля явились акад. Бехтерев со своими учениками. Зал был переполнен до отказа. Открыл заседание, как всегда, Павлов. Сообщив о кончине двух видных представителей медицины — Л. Ф. Рагозина и Н. В. Экка, Иван Петрович попросил вести заседание акад. Н. П. Симановского, а сам сел рядом. На кафедре мы увидели одного из старейших сотрудников акад. Бехтерева профессора Психоневрологического института П. А. Останкова. В своем выступлении он признал мозговую кору только одним из субстратов для условных рефлексов, считая последние по своей природе стоящими ближе к автоматическим актам, и, значит, подчиненных подкорковым центрам. Вскоре после проф. Останкова выступил акад. Бехтерев. В своей получасовой речи он указал на молодость и несовершенность нового метода изучения функций центральной нервной системы — метода условных рефлексов, на возможность развития у оперированных животных явлений компенсации и заявил, что факты, добытые в его лаборатории одним методом, должны быть проверены только тем же методом. Речь акад. Бехтерева была произнесена спокойно и убедительно, и нам казалось, что он в споре берет верх. Наблюдая за Иваном Петровичем, я видел, как нервно и быстро жестикулировал он, выражая свое удивление и несогласие с выступавшими.
И вот на кафедре Иван Петрович. Он еще раз резюмирует, в чем заключается несогласие между ним и акад. Бехтеревым. Данные Бехтерева относительно слюнного, желудочного и других корковых центров оказались в противоречии с данными, полученными путем эксперимента в лаборатории Ивана Петровича. ‘На основании экспериментов, — говорит Павлов, — мы пришли к заключению, что факты школы акад. Бехтерева ошибочны, а нас убедить можно только фактами, опытами, а не словами. Вот мой короткий ответ, и другого для меня как естествоиспытателя и экспериментатора нет и не может быть. Нужно спорить не словами, а фактами. Я и делаю В. М. Бехтереву вызов показать мне на опыте факты, которые я отрицаю. А пока я готов с удовольствием вступить с ним в словесный турнир’. Горячо и убедительно говорил Иван Петрович, почему он не признает работ, вышедших из лаборатории акад. Бехтерева. ‘Словам, — закончил Иван Петрович, — я придаю мало значения и был бы рад видеть с вашей стороны экспериментальные доказательства’. Часа два продолжались страстные прения обеих сторон. В. М. Бехтерев принял этот вызов и заявил, что пригласит на демонстрацию опытов к себе в клинику всех членов Общества русских врачей.
Было бы долго повествовать о дальнейшем ходе этой исторической дискуссии между обеими школами, из которых каждая имела мировую известность. Скажу только, что в дальнейшем спор продолжался в аудитории научного общества. Каждое его заседание привлекало огромное количество участников, особенно студентов. Жизнь показала, что точность методики, глубина анализа, правильность научного предвидения были на стороне акад. И. П. Павлова. И, конечно, особо важное значение имело то обстоятельство, что все выступления и научные утверждения Ивана Петровича были им построены на основании точных фактов.
Не всегда и в лаборатории Ивана Петровича предпринятые по его замыслу научные работы давали положительный или ясный результат. Неудачи не обескураживали Павлова, а заставляли снова и снова варьировать постановку опытов, чтобы добиться окончательного ответа: ‘да’ или ‘нет’. Мало того, по мере усовершенствования самой методики исследования Иван Петрович не раз возвращался к проверке и новой постановке опытов. При этом Иван Петрович никогда не смущался признавать свои ошибки. Свои выступления в обществах, на съездах, в печати Иван Петрович готовил долго. Он считал необходимым каждой работе (своей или чужой) дать ‘вылежаться’, чтобы иметь возможность спокойно и не раз продумать все написанное.
Зимой 1907/08 г. Иван Петрович еженедельно по средам с 3 до 5 час. читал нам специальный необязательный курс по физиологии центральной нервной системы.
В последние годы курс этот регулярно повторялся. Лекции собирали так много слушателей, что для того, чтобы попасть в аудиторию, надо было приходить задолго до начала лекции. Вместе со студентами разных курсов Академии, университета, Женского медицинского института здесь бывали и все ученики Ивана Петровича, профессора и врачи. Лекции последовательно излагали историю развития учения об условных рефлексах, подводили итоги сделанному, показывали значение полученных данных для клиники. Наконец, тут же Иван Петрович намечал дальнейший путь своих работ.
Здесь, как и на обычных лекциях, Иван Петрович крайне волновался за успех намеченной демонстрации, тем более что на опыт влияли новые раздражители, идущие от аудитории.
В 1922 г. я получил приглашение совета Воронежского медицинского факультета занять кафедру детских болезней. Это предложение для меня, мечтавшего тогда только о доцентуре, было неожиданно. Отлично сознавая ответственность, которая ложилась на меня, я обратился за советом к Ивану Петровичу. Он тотчас же принял меня и выслушал. Поняв мои опасения, он подробно расспросил о моей работе и сказал, что я должен ехать. ‘Пусть ты даже и слаб в чем-либо, — учил он меня, — напряги всю силу воли и работай’.
Нет такой отрасли медицины, где бы не отразились и не помогли ее дальнейшему развитию работы Ивана Петровича. Исключительно важное значение имеет И. П. Павлов и для развития современной педиатрии.
<,1941>,
Печатается по книге: Иван Петрович Павлов. Воспоминания учеников. Воронеж, 1941. С. 154—161.
Нейц Евгений Александрович (1884—1961) — врач и физиолог. Студентом начал работать под руководством И. П. Павлова на кафедре физиологии ВМА, где выполнил исследование (1908) ‘К вопросу о влиянии условных рефлексов друг на друга’ и получил за эту работу золотую медаль им. Тучевского. В 1922—1957 гг. профессор кафедры детских болезней медицинского факультета Воронежского университета. Будучи врачом-педиатром, популяризировал значение павловского учения для педиатрии.
1 Павлов И. П. Речь при открытии XV Международного конгресса физиологов // ПСС. 1951. Т. 1. С. 16—18.
2 Впервые напечатано в сборнике ‘Поколение победителей’ (М., Л., 1936), посвященном X съезду ВЛКСМ (Павлов И. П. ПСС. 1951. Т. 1. С. 22—23).
3 Доклад автором был сделан в Обществе русских врачей 8 мая 1908 г. на тему ‘Влияние условных рефлексов друг на друга’ (Тр. Общества русских врачей. СПб., 1908. Т. 75. С. 379—387).
4 Доклад И. С. Маковского был сделан 10 января 1908 г. (Тр. Общества русских врачей. СПб., 1908. Т. 75. С. 179—184). Выступление И. П. Павлова см.: Павлов И. П. ПСС. 1952. Т. 6. С. 290—293.
5 Павлов И. П. ПСС. 1951. Т. 3. Кн. 1. С. 85.
6 Там же. 1952. Т. 6. С. 288—289.