Иванъ Александровичъ Гончаровъ +.
Иванъ Александровичъ Гончаровъ +.
В. Г.
‘Русская Мысль’, кн.X, 1891
Иван Александрович Гончаров, Гольцев Виктор Александрович, Год: 1891
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Смерть знаменитаго писателя оживила, по обыкновенію, интересъ къ ‘го произведеніямъ. Обыкновенная исторія, Обломовъ, Обрывъ перечитываются теперь образованною Россіей. Длинною вереницей проходятъ удивительные образы, съ Ильею Ильичемъ Обломовымъ во главъ, созданные поразительнымъ талантомъ художника. ‘Въ умньи охватить полный образъ предмета, отчеканить, изваять его — заключается сильнйшая сторона таланта Гончарова,— говоритъ Добролюбовъ.— И ею онъ превосходитъ всхъ современныхъ русскихъ писателей’. Другой критикъ находитъ Гончарова эпикомъ въ самомъ точномъ смысл этого слова (В. П. Острогорскій: ‘Этюды о русскихъ писателяхъ’). Нтъ сомннія, что художественныя созданія Гончарова долго будутъ доставлять высокое наслажденіе, что образы Обломова, Райскаго, Татьяны Марковны, Вры, Мариньки а многіе другіе не умрутъ въ русской литератур.
Создавши безсмертный типъ всероссійскаго лнивца, Гончаровъ, при всемъ эпическомъ склад своего дарованія, длалъ иногда попытки создать такъ называемые положительные типы или развнчать носителей несимпатичнаго автору направленія, но эти образы не могутъ быть поставлены наряду съ упомянутыми нами выше. И Штольцъ, и Маркъ Волоховъ далеко не охвачены вполн, не отчеканены, не изваяны. Самъ авторъ причисляетъ себя къ художникамъ, творящимъ безсознательно, и соглашается съ Блинскимъ, съ свойственною ему геніальною проницательностью указавшимъ, что Гончаровъ увлекается ‘своею способностью рисовать’. Но творецъ Обломова утверждаетъ, что нтъ истинно-художественныхъ произведеній безъ участія сердца. Понятно поэтому горячее сочувствіе Гончарова Чацкому. Сравнивая его съ Онгинымъ и Печоринымъ, знаменитый романистъ говоритъ: ‘Онъ искренній и горячій дятель, а т — паразиты, изумительно начертанные великими талантами, какъ болзненныя порожденія отжившаго вка. Ими оканчивается ихъ время, а Чацкій начинаетъ новый вкъ, и въ этомъ все его значеніе и весь’. Чацкій,— продолжаетъ Гончаровъ, — рвется къ свободной жизни, къ занятіямъ наукой и искусствомъ, требуетъ службы длу, а не лицамъ. Лично онъ получаетъ за это только милліонъ терзаній, но для общества Горе отъ ума было великимъ и плодотворнымъ поученіемъ…
Въ Блинскомъ можно встртить лучшія черты Чацкаго и естественно, что Гончаровъ посвятилъ характеристик великаго критика не мало трогательныхъ, задушевно написанныхъ страницъ. Теперь въ мод отрицать значеніе и Блинскаго, и Добролюбова. Такимъ критикамъ не мшаетъ перечесть (или прочесть) полные уваженія и симпатіи отзывы Гончарова объ автор Темнаго царства.
Въ своихъ критическихъ замткахъ Лучше поздно, чмъ никогда Иванъ Александровичъ Гончаровъ говоритъ, что его Обрывъ есть картина Пробужденія. Райскій, по словамъ самого автора, ‘умомъ и совстью принялъ новыя животворныя смена, но остатки еще не вымершей обломовщины мшаютъ ему обратить усвоенныя понятія въ дло. Онъ совался туда, сюда, но онъ не былъ серьезно приготовленъ наукой и практикой къ какой-нибудь государственной, общественной или частной дятельности, потому что на всхъ этихъ сферахъ еще лежала обломовщина, тихое, монотонное теченіе сонныхъ привычекъ, рутина. Живое дло только что просыпалось. Россія доживала вкъ петровскихъ реформъ и ждала новыхъ’.
И Вра, по объясненію автора, была жертвой въ борьб старой жизни съ новою: ‘она не хотла жить слпо, по указк старшихъ. Она сама знала, что отжило въ старой, и давно тосковала, искала свжей, осмысленной жизни, хотла сознательно найти и принять новую правду, удержавъ и все прочное, коренное, лучшее въ старой жизни’.
Многое въ этой новой правд было чуждо творцу Обрыва, не все врно освщено въ этой картин Пробужденія, но старая правда встаетъ въ произведеніяхъ Гончарова въ поразительно живыхъ и яркихъ образахъ. Сошелъ въ могилу великій художникъ нашего родного слова, достойно послужившій русской литератур и русскому общественному сознанію. И долго еще его произведенія будутъ доставлять высокое наслажденіе, долго еще созданные имъ образы будутъ привлекать насъ своимъ горемъ и радостями и будить въ насъ самихъ то радость, то горе.