28) История всеобщей литературы, как наука — понятие не установившееся, довольно трудно поэтому точно определить ее объем и сущность, а также ее судьбы до и после ее официального признания у нас университетским уставом 1863 г. По основным своим задачам и приемам исследования она распадается на несколько дисциплин. Прежде всего ‘всеобщая литература’ может быть понята как изучение тех произведений словесного творчества, которые имеют мировое значение, служа показателями эволюции духовной жизни человечества. В этом смысле она есть отрасль всеобщей истории культурных народов, между которыми предполагается духовная связь и преемство. С другой стороны, ограничив понятие ‘мирового значения’, можно расширить количественно объем предмета, включив в него все многообразные проявления человеческого духа в памятниках словесного творчества, и дать таким образом общую картину форм и видов словесности от низших степеней до высших. Такая задача сводится к тому, что может быть названо ‘исторической поэтикой’, т. е. изучение родов и видов литературы в их зарождении, развитии и последовательной смене или сосуществовании. Далее, история всеобщей литературы может быть также сведена к историко-сравнительному изучению памятников литературы для уяснения или их относительной ценности, или обусловленности одного от другого, или параллелизма. Главной целью науки могут быть, наконец, поставлены законы (предполагаемые или открытые) духовного развития, а также законы творчества. Толкование задач истории всеобщей литературы находится в зависимости от приемов и методов изучения, от их большей или меньшей научности. Главные из этих методов — отвлеченно-эстетический, историко-эстетический, чисто исторический и историко-филологический. Первый есть по преимуществу философский метод критики или оценки произведений с точки зрения общих принципов и отвлеченных понятий. В силу своей отвлеченности он легко может впасть в произвол и субъективность, с перевесом априорных взглядов. Такой синтез, служа первым импульсом к пробуждению научной мысли, должен представиться, однако, и венцом здания, являясь конечным выводом индуктивных исследований. Историко-эстетический метод ведет к некоторому ограничению задач науки, так как он сводится к определению значения памятников литературы лишь в исторической их обстановке, по отношению к ближайшим предшествующим и последующим явлениям литературной жизни. Он имеет преимущества большей точности исследования и оценки, но с точки зрения лишь определенной исторической эпохи. По чисто историческому методу вопрос об оценке художественной как бы совсем упраздняется: памятники литературы рассматриваются лишь как документы проявления человеческого духа в той или другой форме. Метод филологический примыкает по своему характеру к историческому, но определяется особыми приемами филологической критики — изучением языка данного памятника, ближайших условий его возникновения, связи и соотношения с однородными или смежными явлениями. Методы психологический и биографический, применимые лишь к изучению отдельных моментов литературного развития, служат дополнением предшествовавших, так как психология должна вообще считаться основной наукой при изучении продуктов словесного творчества. Вышеуказанные методы, определившиеся в известной исторической последовательности развития науки, не вполне исключаются один другим, возможна их комбинация, причем взаимное отношение между ними и их отношение к предмету выразятся примерно в следующем виде: филологический метод (с биографическим и психологическим) объясняет произведение литературы, исторический и историко-эстетический указывают его место и значение в ряду других явлений исторической жизни, отвлеченно-эстетический определяет более общее значение его в истории человеческой мысли вообще. Эта последняя оценка предполагает у исследователя литературы общефилософское мировоззрение и, выходя за пределы так называемых положительных наук, представляется в то же время конечной целью научно-философского синтеза. История всеобщей литературы еще очень далека от приближения к такому идеалу и отчасти вследствие сложности и многообразия материала, отчасти вследствие неустойчивости понятия о законах развития человеческого духа представляется ныне в дробном виде отдельных дисциплин, соответствующих условиям постановки преподавания и личным особенностям исследователя. У нас кафедра по истории всеобщей литературы есть по преимуществу кафедра истории иностранных, т. е. западноевропейских, литератур, за выделением Востока, Греции и Рима, а также отечественной литературы. Рассмотрению вопроса о задачах и методах ист. лит. посвящен у нас ряд статей: Александр Ник. Веселовский, ‘О методах и задачах истории литературы, как науки’ (‘Ж. М. Н. пр.’, 1870), Н. П. Дашкевич, ‘Постепенное развитие науки истории литературы и современные ее задачи’ (‘Известия Киевского университета’, 1877), Н. И. Кареев, ‘Что такое история литературы?’ (1883), Л. З. Колмачевский, ‘Развитие истории литературы как науки, ее методы и задачи’ (‘Журн. Мин. нар. просв.’, 1884), А. И. Кирпичников, ‘Всеобщая литература в наших университетах’ (‘Истор. вестн.’, 1886), И. В. Аничков, ‘Научные задачи истории литературы’ (‘Известия Киевского университета’, 1896). Так как развитие русской литературы, особенно с XVIII века, зависело от иностранных образцов, то на первом месте в истории изучения у нас иностранных литератур должна стоять история поэтик (см. Поэзия и Поэтика), из которых самая значительная на рубеже XVIII и XIX веков — Аполлоса Байбакова, ‘Правила пиитические’ (ср. Кадчубовского, в ‘Журн. Мин. нар. просв.’, 1899, июнь). Перевод ‘Лицея’ Лагарпа (‘Ликей или круг словесности древней и новой’, 1810—14) был первой у нас книгой по всеобщей литературе в начале века. Точка зрения автора — догматико-эстетическая. К задачам общей истории литературы могут быть отнесены и попытки определить сущность и историю отдельных родов литературы (Мерзляков, ‘Рассуждение о драме’). К трудам западноевропейских ученых конца XVIII и первой половины XIX в. — Эйхгорна, Вахлера, Гервинуса, Вилльмена и др., — примыкает первый у нас курс ист. всеобщ. лит. моск. проф. Шевырева ‘История поэзии индийцев и евреев, с приложением вступительной характеристики образования главных народов новой Западной Европы’ (СПб., 1835, 2 изд. 1837). Почину Шевырева последовал в 50-х годах в Казани проф. Фойхт, читавший четырехгодичный курс ист. всеобщ. лит. Историко-описательное направление отразилось и в труде компилятивном, но не бесполезном для общей ориентировки Вл. Зотова, ‘История всемирной литературы’ (1876—82). Затем, кроме переводов трудов Шерра и компендия Штерна, у нас было предпринято обширное изд. под редакцией В. Ф. Корша (1880 — 83), продолженное под редакцией проф. А. И. Кирпичникова (1885) ‘Всеобщая история литературы’. Задача истории всеобщ. лит. решалась здесь с распределением работы между многими лицами, различные отделы выполнены неравномерно. Потребность в специализации вызвана неразработанностью некоторых частных вопросов, от которых зависит правильность общих выводов. Начало собственного исследования основ общей ист. литер. арийских народов положено у нас Ф. И. Буслаевым под влиянием немецких ученых (особенно Як. Гримма). Такое понимание задач науки развивалось параллельно сравнительному языкознанию. С целью определения именно основ литературы исследователи обращались по преимуществу к данным народной словесности и мифологии. Затем возник вопрос об отношениях книжной и устно-народной литературы. Отдельную отрасль ист. всеобщ. литерат. составило изучение сказаний и так называемых странствующих повестей. В объяснение происхождения ‘сказаний’ возникло (последовательно) несколько теорий — мифологическая, историческая, теория заимствований и теория независимого зарождения сходных сюжетов при повторяющихся в истории сходных условиях жизни. Буслаев придерживался первой теории, ныне оставленной. К памятникам иностранной литературы он обращался или для выяснения древнерусских преданий, или давая мастерские в смысле изложения и характеристики, но чисто описательные очерки народной поэзии в Зап. Европе (‘Песня о Роланде’, ‘Поэма о Сиде’ и т. д.). Своими лекциями в Моск. унив. и научными статьями Ф. И. Буслаев оказал огромное влияние на дальнейшее развитие у нас научного изучения литературы (см. ‘Четыре речи о Ф. И. Буслаеве, читанные в заседании Отд. Коменского’, 1898, СПб.). Непосредственным преемником Буслаева выступил А. Н. Пыпин в магистерской диссертации ‘Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских’ (1858), где приняты во внимание иностранные источники и параллели. А. Н. Пыпин читал курс по истории иностранной литературы в СПб. унив. (1859), ограничившись обзором древнепровансальской поэзии. С выходом А. Н. Пыпина из университета кафедра оставалась незамещенной до 1870 г., когда ее занял Александр Н. Веселовский, ученик Буслаева. Он сразу поставил вопрос, должно ли преподавание истории всеобщей литературы в университете отвечать требованиям общего образования или специально научным, и своей последующей деятельностью решил его в последнем смысле, даже с некоторым перевесом в пользу чистой эрудиции. Кафедра, по его убеждению, должна приготовлять самостоятельных работников, а не только сообщать слушателям выводы и общие воззрения зап.-европ. исследователей. Сначала А. И. Веселовский занимался почти исключительно вопросами методики, затем им были прочитаны курсы по истории национальных литератур в отдельные эпохи (преимущественно — Средние века и Возрождение), а также по истории отдельных родов и видов литературы. Им организованы также практические занятия языками с чтением и разбором памятников средневековой литературы. Постепенно он поставил преподавание ист. всеобщей лит. на почву романской и германской филологии, и в результате явилось самостоятельное отделение по романо-германской филологии на двух старших курсах историко-филологич. факульт. в СПб. университете, с двумя подотделами, для романистов и для германистов. Первоначально проф. Веселовский вел преподавание по обеим отраслям, но потом сказалась потребность в большей специализации. Ф. Д. Батюшков с 1886 г. читал сперва лекции тоже по романистике и германским наречиям, но позже почти исключительно по романской филологии (ср. его ‘Энциклопедию романской филологии’ в ‘Журн. Мин. нар. просв.’, Р. О. Ланге открыл курсы по английской филологии, Ф. А. Браун преподает германские наречия, а также читает общие курсы по истории зап.-европ. литературы. До 1899 г. читал курсы по новейшим эпохам зап.-европ. литературы П. И. Вейнберг. С 1899 г. Д. К. Петров читает по испанскому яз. и литературе. В Москве преподавание поставлено на более общую почву историко-литерат. занятий, с точки зрения объяснения выдающихся фактов литературной жизни Запада. Проф. Н. И. Стороженко ввел также чтение и разбор отдельных памятников иностранной литературы. Алексей Ник. Веселовский читает курсы иностранных литератур с указанием их отношений (влияния и отражения) к русск. литературе. В Киеве проф. Н. П. Дашкевич параллельно общим курсам, обставленным широкой эрудицией, ввел семинарии новых языков в их историческом развитии. Е. В. Аничков ведет специальные занятия по англ. яз. и читает общие курсы по истории критики в XIX в. В Харькове проф. А. И. Кирпичников (впоследствие проф. в Одессе, теперь в Москве) читал общие обозрения истории западноевроп. литературы и вел практические занятия языками. Вспомогательным предметом в курсы литературы им введены вопросы истории искусств и археологии. Кратковременная преподавательская деятельность Л. З. Колмачевского, оставившего ценный научный труд по историко-сравнительному изучению сказок ин животного эпоса, распределяется между Казанским и Харьковским университетами (ср. Л. Ю. Шепелевич, ‘Кафедра истории всеобщ. литер. в Имп. харьк. унив.’, 1897). Преемниками проф. Колмачевского в Казани выступили Л. Ю. Шепелевич, ученик А. Л. Кирпичникова и Сергей Соловьев. В Варшаве курсы по истории зап.-европ. литературы, преимущественно с точки зрения общих эволюционных процессов, читал проф. Н. И. Кареев, затем преподавание предмета поручено проф. русской словесности И. П. Созоновичу, уделившему широкое место в своих курсах вопросам фольклора и изучению народных сказаний. В Дерпте (Юрьеве) не было специального преподавателя всеобщей литературы, но проф. Лео Мейер читал курсы по германской филологии. Кроме университетов, преподавание предмета включено в учебные программы: Имп. Александровского лицея в СПб. (Р. О. Ланге, Н. А. Котляревский), СПб. духовной академии (проф. А. И. Пономарев), Высших женских курсов в Петербурге (А. Н. Веселовский, Ф. Д. Батюшков, Н. А. Котляревский, Ф. А. Браун) и в Москве (кроме профессоров университета, А. А. Шахов, курсы которого о Гете и о франц. литературе начала XIX в. вышли посмертным изданием), Педагогических курсов (П. И. Вейнберг, Ф. А. Браун, В. Ф. Шишмарев). Серия публичных лекций по истории всеобщей литературы в педагогическом музее при Соляном Городке в Петербурге прочитана П. И. Вейнбергом. Преподавание общей истории литературы включено также в программы педагогических классов при некоторых частных женских гимназиях в Петербурге и Москве.
Источник текста: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.