‘Отечественныя Записки’, No 6, 1847
История отношений между Русскими Князьями Рюрикова Дома. Сочинение Сергея Соловьева, Кавелин Константин Дмитриевич, Год: 1847
Время на прочтение: 25 минут(ы)
Исторія отношеній между Русскими Князьями Рюрикова Дома. Сочиненіе Сергя Соловьева. Москва. Въ университетской тип. 1847. Въ 8-ю д. л. X и 700 стр.
Съ появленіемъ въ свтъ этой такъ нетерпливо-ожидаемой книги, русская исторія обогатилась,— мы смло скажемъ — образцовымъ, классическимъ сочиненіемъ. Съ какой стороны его ни взять, оно удовлетворяетъ самымъ строгимъ, изъискательнымъ требованіямъ. Длинный періодъ времени отъ внесенія въ Россію первыхъ зачатковъ государственности Варягами, до окончательнаго утвержденія московскаго самодержавія, обслдованъ здсь съ одной изъ самыхъ живыхъ, любопытныхъ его сторонъ, ибо исторія рюрикова княжескаго рода въ это время, безспорно, есть большая и важнйшая часть государственной и политической исторіи Россіи. Самое изслдованіе превосходно. Въ немъ все ново. То, что другими писателями не замчено, или замчено такъ, мимоходомъ, но осталось неразвитымъ, слдовательно, потеряннымъ для исторіи, г. Соловьевъ выдвинулъ на первый планъ, поставилъ какъ главное, движущее начало, и тмъ придалъ жизнь и смыслъ до-московской Руси, которой тайна до-сихъ-поръ была закрыта. И до г. Соловьева пытались поставить вверхъ дномъ прежній взглядъ на древнйшую Русь, ибо уже давно многіе чувствовали его неестественность, покрывавшую непроницаемой завсой дйствительное содержаніе нашей исторіи, но никто еще не приступалъ къ длу съ такой начитанностью въ нашихъ лтописяхъ, съ такимъ богатымъ запасомъ фактическихъ знаній, какъ г. Соловьевъ, и потому никто такъ прямо и врно не достигалъ этой цли, какъ онъ. Чтобъ убдиться, стоитъ взглянуть на книгу: каждое слово подтверждено ссылками, большею частію выписками изъ источниковъ, по нимъ каждый можетъ при самомъ чтеніи поврять автора, и рдко гд эта поврка выпадаетъ не въ пользу г. Соловьева. Наконецъ, изложеніе изящно, мстами увлекательно, какъ рдко пишутся у насъ и не ученыя сочиненія.
Дурно поймутъ насъ т, которые въ этихъ словахъ, высказанныхъ отъ полнаго убжденія, увидятъ панегирикъ сочиненію, или сочтутъ насъ за безусловныхъ поклонниковъ взгляда г. Соловьева, до того ослпленныхъ пристрастіемъ, что справедливый судъ и оцнка для насъ невозможны. Недостатки въ сочиненіи и взглядахъ г. Соловьева есть, нкоторые изъ нихъ мы видимъ, другіе, можетъ-быть, увидятъ ихъ и больше. По не забудемъ, что достоинства и недостатки всякаго новаго сочиненія опредляются не общимъ какимъ-нибудь мриломъ, а состояніемъ и средствами той литературы, въ которой оно является. Еслибъ вышло теперь сочиненіе по римскому праву, съ какой-нибудь, впрочемъ, незначительной ошибкой, эта ошибка покажется чрезвычайно-важною и уронитъ книгу, по обработанности предмета. Съ другой стороны, мы знаемъ, что у Огюстена Тьери есть недосмотры, есть какая-то легкость въ обращеніи съ источниками, а между-тмъ, кто жь не назоветъ его великимъ, геніальнымъ историкомъ? Въ этомъ смысл мы отозвались и о книг г. Соловьева. Мысли, которыя въ ней встрчаемъ, теперь въ большомъ ходу, это правда. Но кто думаетъ, что мы преувеличиваемъ похвалы, тотъ пусть взглянетъ на то, что было писано объ этомъ же предмет до-сихъ-поръ: сравненіе заставитъ оцнить книгу, можетъ-быть, еще выше, чмъ мы цнили, и во всякомъ случа оставитъ за г. Соловьевымъ честь полнаго, совершеннаго переворота въ нашихъ теперешнихъ понятіяхъ о жизни древнйшей Россіи. А эта заслуга такъ велика, что мы имемъ полное право, оставаясь совершенно-безпристрастными, назвать книгу г. Соловьева превосходной, классической, не смотря на недостатки и ошибки, въ добавокъ, неизбжные въ столько юной исторической литератур, какова наша.
Изложимъ возможно коротко содержаніе разсужденія и его главную, основную мысль.
Съ самаго начала, во вступленіи, которое какъ-бы служитъ программой для цлаго сочиненія, г. Соловьевъ высказываетъ совершенно-новый, въ высокой степени оригинальный и врный взглядъ на политическую исторію Россіи. До-сихъ-поръ мы думали, что удлы появились у васъ со смерти Ярослава, если не ране, и всю длинную эпоху русской исторіи до утвержденія московскаго государства называли вообще періодомъ удловъ: г. Соловьевъ доказываетъ, что это несправедливо, что удлы никогда не играли у насъ первой, главной роли, ибо сначала ихъ не было, а потомъ они являются какъ подраздленіе княжества, какъ понятіе подчиненное. Монгольскому игу мы приписывали до-сихъ-поръ главнйшую, почти исключительную роль въ развитіи нашего государственнаго быта: г. Соловьевъ опровергаетъ это и вычеркиваетъ названіе монгольскій періодъ изъ русской исторіи. На мсто этихъ представленій объ удлахъ и татарскомъ владычеств, которыя, будучи результатомъ одного поверхностнаго, такъ-сказать, вншняго изученія русской исторіи, заслоняли отъ насъ органическое, постепенное развитіе древней Руси, онъ ставитъ начало, которое двигало всею нашею тогдашнею частною и общественною жизнью, наполняло ее своимъ развитіемъ и различными своими Фазами опредляло различіе между эпохами и вками древней русской исторіи. Мы разумемъ родовое начало. Авторъ даетъ ему первенствующую роль въ отношеніяхъ между князьями до XIII вка, и даже въ послдующей до-московской русской исторіи видитъ лишь постепенную замну этого начала государственнымъ, слдовательно, опредляетъ ее отчасти тмъ же родовымъ началомъ, но только отрицательно. Такимъ образомъ названіе патріархальная Русь, которое мы давно уже давали себ, руководимые какимъ-то врнымъ чутьемъ, — теперь оправдано наукой.
Не станемъ вдаваться въ разсужденія о томъ, что это новое воззрніе чрезвычайно-важно, и что въ немъ лежитъ ужь зародышъ наступающаго кореннаго переворота въ теперешнихъ взглядахъ на до-петровскую Русь: предлы рецензіи намъ этого не позволяютъ. Познакомимъ лучше читателей съ аргументами автора. Это тмъ боле необходимо, что безъ того мысли его многимъ покажутся слишкомъ-смлыми, притомъ же онъ ихъ развиваетъ по-своему, можетъ-быть, нсколько различно отъ тхъ, которые согласны съ нимъ въ главныхъ началахъ.
‘Мы привыкли (говоритъ г. Соловьевъ) къ выраженіямъ: раздленіе Россіи на удлы, удльные князья, удльный періодъ, удльная система, исчезновеніе удловъ при Іоанн III, при сын его Василіи, при Іоанн IV. Употребляя эти выраженія, мы необходимо даемъ знать, что Россія, начиная отъ смерти Ярослава І-го до конца XVI-го вка, была раздлена, ставимъ удлъ на первомъ план, даемъ ему главную роль, за удлъ идутъ вс борьбы, около удла вращается вся исторія, если періодъ называется удльнымъ, если господствуетъ удльная система. Но раскроемъ лтописи отъ временъ Ярослава І-го до XIII-го вка: идетъ ли въ нихъ рчь объ удлахъ? встрчаемъ ли выраженіе: удльный князь и великій? происходитъ ли борьба за удлъ, за распространеніе, усиленіе одного удла на счетъ другаго, раздлена ли наконецъ Россія? Нисколько: вс князья суть члены одного рода, вся Русь составляетъ нераздльную родовую собственность, идетъ рчь о томъ, кто изъ князей старшіе, кто моложе въ род, за это вс споры, вс междоусобія. Владніе, города, области имютъ значеніе второстепенное, имютъ значеніе только въ той степени, въ какой соотвтствуютъ старшинству князей, ихъ притязаніямъ на старшинство, и потому князья безпрестанно мняютъ ихъ. Князь, у котораго во владніи обширная область на свер, оставляетъ ее и бьется изо всхъ силъ за одинъ городъ на юг, потому что этотъ городъ приближаетъ его къ старшинству: однимъ словомъ, интересъ собственника вполн подчиненъ интересу родича. Вмсто раздленія, которое необходимо связано съ понятіемъ объ удл, мы видимъ единство княжескаго рода: разв борьба Святославичей съ Мономаховичами есть борьба удловъ, борьба Чернигова съ Кіевомъ, Смоленскомъ, Суздалемъ? это борьба за единство Ярославова рода, за общность, нераздльность владнія: ‘мы внуки одного дда’, говорятъ Святославичи, я потому домогаются Кіева. Начинается вторая борьба, въ семь Мономаха, между Мстиславичами и Юріемъ Долгорукимъ, и опять но за удлы, но за старшинство. Наконецъ третья усобица между Ростиславичами и Юрьевичами идетъ также не за удлы, но за родовыя отношенія: Ростиславами требуютъ, чтобъ старшій князь поступалъ съ младшими, какъ съ братьями, а не какъ съ подручниками. Гд же удлы? въ лтописи вы не находите отношеній В. Князя къ удльнымъ, вы находите только отношенія отца къ сыновьямъ, старшаго брата къ младшимъ, дяди къ племянникамъ, даже самое слово: удлъ, мы не встрчаемъ въ лтописи, если не было понятія о раздл, о выдл, объ отдльной собственности, то не могло быть и слова для его выраженія, когда же на свер явилось понятіе объ отдльной собственности, то явился и удлъ, до этого же времени мы встрчаемъ только слова: волость и столъ. Такимъ образомъ-выраженіе: удльный періодъ, удльная система, приводятъ къ совершенно ложному, обратному представленію, выставляя господство удла, владнія, отдльной собственности въ то время, когда господствовали родовыя отношенія при раздльной родовой собственности.’ (Стр. I—III.)
‘Скоро мы видимъ, что единство Ярославова рода рушится, и Русь длится, впервые, на нсколько княжествъ, каждое съ своимъ В. Княземъ, потому что В. Князь означаетъ только старшаго въ княжескомъ род, и если родъ Ярослава раздробился на нсколько особыхъ родовъ,ти каждый родъ долженъ былъ имть особаго старшаго: явилось нсколько Великихъ Князей. Начинается борьба между отдльными княжествами, цль этой борьбы — пріобртеніе собственности, усиленіе одного княжества во счетъ другихъ, подчиненіе всхъ княжествъ одному сильнйшему: борьба оканчивается усиленіемъ княжества Московскаго, подчиненіемъ ему всхъ остальныхъ. Но во время этой борьбы между отдльными В. Князьями, или старшинами родовъ, внутри каждаго княжества, въ каждомъ, од идетъ борьба между старшимъ княземъ и младшими теперь уже удльными князьями, борьба также за собственность и за государственныя отношенія противъ родовыхъ: каждый В. Князь хочетъ уничтожить удлы, привести удльныхъ князей въ подданническое къ себ отношеніе, послдніе ратуютъ во имя старыхъ родовыхъ отношеній, старыхъ правъ. Эта внутренняя борьба въ другихъ княжествахъ оканчивается вмст съ подчиненіемъ ихъ Московскому, въ послднемъ же оканчивается только съ пресченіемъ Рюриковой династіи.’ (Стр. III—IV.)
‘Не смотря однако на то, что начиная съ XIII вка Русь точно раздляется на нсколько особыхъ княжествъ, и при господств понятія объ отдльной собственности, объ удл встрчаемъ частое упоминовеніе, являются отношенія между удльными князьями и великими, возникаетъ борьба между ними, стремленіе великихъ князей уничтожать удлы, — не смотря на все это, и здсь названіе: удльный періодъ, удльная система, опредленіе дятельности Іоанна III или сына его Василія уничтоженіемъ удловъ, не могутъ имть мста, ибо Русь раздляется не на удлы, а на нсколько независимыхъ княжествъ, изъ которыхъ каждое иметъ своего В. Князя и своихъ удльныхъ князей, и отношенія между великими князьями играютъ столь же важную роль, какъ и отношенія великихъ князей къ ихъ удльнымъ, слдовательно, названіе удльнаго періода и удльной системы и здсь также не врно, потому что не обнимаетъ всхъ сторонъ княжескихъ отношеній.’ (Стр. VI.)
‘Но если несправедливо названіе: удльный періодъ, то еще мене справедливо названіе Монгольскаго періода. Это названіе можетъ быть допущено только тогда, когда мы беремъ одну вншнюю сторону событій, по слдя за внутреннимъ, государственнымъ развитіемъ Россіи, мы не имемъ никакого основанія ставить Монгольскія отношенія на первомъ план, приписывать Азіатской орд такое сильное вліяніе на развитіе Европейско-Христіанскаго общества. Мы видли, что стремленіе замнить родовыя отношенія государственными началось съ Андрея Боголюбскаго, слдовательно, гораздо прежде Монголовъ, это стремленіе вызвало сильную борьбу между родовыми и государственными отношеніями, условія для которой были приготовлены прежде Монголовъ. Правда, когда отдльныя княжества, явившіяся въ слдствіе разрыва родоваго единства и преобладанія понятія объ отдльной собственности, начинаютъ борьбу другъ съ другомъ, то Монголы принимаютъ дятельное участіе въ этой борьб, помогаютъ войскомъ то, тому, то другому князю или княжеству: но здсь они дйствуютъ безотчетно, безсознательно, точно такъ, какъ прежде дйствовали Половцы, помогавшіе одному князю противъ другаго въ ихъ родовыхъ спорахъ, однако никто не вноситъ въ Русскую исторію Половецкаго періода. Возразятъ: Половцы не порабощали Руси своему игу, не налагали дани, не давали ярлыковъ.князьямъ нашимъ, по казнили ихъ въ степяхъ своихъ: но Монголы, не смотря на свое видимое владычество, но имютъ никакого понятія о княжескихъ отношеніяхъ, поддерживаютъ, даютъ ярлыки тмъ изъ князей, которые дадутъ имъ больше денегъ, еслибъ во время Монголовъ продолжали господствовать прежнія родовыя отношенія, то Монголы точно бы также поддерживали то дядей противъ племянниковъ и наоборотъ, Мономаховичей противъ Ольговичей, и наоборотъ, въ XIII-мъ же и XIV-мъ вкахъ, когда родовыя отношенія потеряли господство, Монголы помогаютъ князьямъ, Московскому, Рязанскому, Тверскому, Нижегородскому ярлыками и войскомъ въ борьб ихъ другъ съ другомъ, цль кокорой есть усиленіе одного княжества на счетъ другихъ, подчиненіе всхъ княжествъ одному, собраніе земли Русской. Какая разница между участіемъ Монголовъ и Половцевъ въ княжескихъ отношеніяхъ? Та, что для склоненія Хана Монгольскаго на свою сторону, князь долженъ быть хать въ Орду, тогда какъ для задариванія Половецкаго Хана Князь снимался съ нимъ на границахъ степей: слдствія были одни и т же. Ханы казнили Русскихъ князей въ Орд: не Ханы казнили ихъ, по Русскіе князья посредствомъ Ханскихъ палачей истребляли другъ друга, Ханы служили здсь только орудіемъ для цлей чуждыхъ, которыхъ они совершенно не понимали, для насъ важно не то, какъ, посредствомъ кого князья истребляютъ другъ друга, по но какимъ началамъ дйствуютъ, какія цли преслдуютъ въ своей борьб, а эти начала, эти цли явились независимо отъ Татаръ и прежде нихъ. Ханъ могущественно способствовалъ усиленію и обогащенію В. Князя, сдлавъ его своимъ прикащикомъ, сборщикомъ податей: по какого В. Князя разумютъ здсь? Московскаго? но кром Московскаго были другіе В. Князья, которые въ своихъ областяхъ были также прикащиками Хана, собирали дань съ своихъ удльныхъ, и могли также обогащаться и усиливаться на счетъ послднихъ. Узбекъ помогъ Москв восторжествовать надъ Тверью: по разв Половцы не давали побды князьямъ нашимъ? И такъ названіе Монгольскаго періода должно быть исключено изъ Русской исторіи, потому что мы не можемъ приписать Монголамъ самаго сильнаго вліянія на произведеніе тхъ явленій, которыми отличается наша исторія, начиная съ XIII вка, новый порядокъ вещей начался гораздо прежде Монголовъ и развивался естественно, въ слдствіе причинъ внутреннихъ, при пособіи разныхъ вншнихъ обстоятельствъ, въ числ которыхъ были и Монгольскія отношенія, но не подъ исключительнымъ ихъ вліяніемъ.’ (Стр. VI—ІХ.)
Положивъ новое начало въ основаніе своихъ изслдованій объ отношеніяхъ князей въ древней Руси, г. Соловьевъ долженъ былъ создать и новое раздленіе этихъ отношеній, по времени, на періоды или эпохи. Такъ онъ и сдлалъ. Въ между-княжескихъ отношеніяхъ, пока не исчезли въ Россіи владтельные князья, онъ различаетъ два главніе періода, до и посл Андрея Боголюбскаго. Въ первомъ господствуютъ одни родовыя отношенія, во второмъ они мало-по-малу смняются государственными. Этотъ послдній періодъ раздленъ авторомъ на три отдла, отъ Боголюбскаго до Ивана Калиты, отъ Калиты до Ивана Ill, и отъ него до прекращенія Рюриковой династіи. Сначала родъ раздробляется, образуются отдльныя княжества, которыя стараются усилиться одно на счетъ другихъ, первенство остается за Москвой, потомъ въ Москв родовыя отношенія боле-и-боле уступаютъ государственнымъ, наконецъ первыя совершенно исчезаютъ въ кровавой борьб Ивана IV съ московскимъ вельможествомъ.
Историческому изложенію родовыхъ между княжескихъ отношеній, въ первый періодъ, предшествуетъ ихъ общій.обзоръ. Читатели уже отчасти знакомы съ этой превосходной главой новаго сочиненія г. Соловьева, ибо она была, въ вид отдльной статьи, напечатана въ первомъ том ‘Московскаго Сборника’ и тогда же разобрана нами подробно въ XLVII том ‘Отечественныхъ Записокъ’ (184-6) въ Библіографической Хроник (стр. 27—31). По этому мы не станемъ надъ ней останавливаться, хотя она и является теперь въ новомъ вид, съ значительными дополненіями и измненіями. Скажемъ только, что добросовстный аи торъ, по видимому, воспользовался нкоторыми изъ замчаній, которыя были ему сдланы, что, какъ мы думаемъ, увеличило и безъ того несомннное достоинство этой главы.
Самое изложеніе отношеній между князьями авторъ начинаетъ съ Рюрика. По малочисленности ли князей, или по особенному ихъ характеру, въ-слдствіе котораго они постоянно истребляли другъ друга, и власть почти всегда находилась въ рукахъ одного,— но мы видимъ, что до самаго Ярослава родовыя отношенія не высказываются, не на чемъ было. Едва ли даже правъ авторъ, что ввелъ этотъ періодъ времени въ свое разсужденіе, по предмету онъ къ нему почти не относится, тмъ мене по характеру, о которомъ споръ не кончится, пока но разршится вопросъ о происхожденіи нашихъ Варяговъ. До-сихъ-поръ, такъ-называемый норманскій періодъ русской исторіи до того теменъ и мало похожъ на послдующіе, что о немъ нельзя говорить безъ оговорки. Г. Соловьевъ не сдлалъ этого и слилъ его съ Ярославовымъ княженіемъ и дальнйшими происшествіями. Не смотря на то, глава, посвященная этому періоду, заключаетъ въ себ много новаго и любопытнаго. Особенной благодарности заслуживаетъ авторъ за то, что воспользовался извстіями такъ-называемой іоакимовой лтописи, которая посл Татищева, по вин Карамзина, была почти совсмъ забыта. Своими прекрасными изслдованіями г.Соловьевъ доказалъ, что извстія этой лтописи очень-правдоподобны и, не противорча прочимъ источникамъ, дополняютъ и поясняютъ ихъ весьма-важными данными. Такое возстановленіе достоинства памятника, легкомысленно объявленнаго подложнымъ,— большая заслуга. Обратимъ также вниманіе читателей на изслдованіе о сыновьяхъ Владиміра, которое, по тщательности и остроумію, мало найдетъ себ равныхъ въ нашей исторической литератур.
Разсказавъ, въ III глав, какъ дти Ярославовы подлили между собою отеческія владнія, авторъ переходитъ наконецъ къ главной тэм разсужденія и исторически, подробно излагаетъ отношенія между князьями. Какъ ни коротокъ періодъ времени отъ смерти Ярослава до взятія Кіева Андреемъ Боголюбскимъ (1054—1169), но характеръ этихъ отношеній усплъ значительно измниться. Авторъ, внимательно слдя за малйшими ихъ подробностями, не теряется въ нихъ и рзкими чертами характеризуетъ оттнки., которые преимущественно принимали эти отношенія.
‘Вс борьбы, вс усобицы (говоритъ г. Соловьевъ), имвшія мсто отъ смерти Ярослава І-го до смерти Мстислава І-го, происходятъ отъ исключенія племянниковъ изъ сонаслдія съ дядьми, борьба идетъ въ трехъ, областяхъ: Полоцкой, Черниговской, Владиміро-Волынской. Первая оканчивается при Мстислав І-мъ изгнаніемъ потомковъ Пзяслава Владиміровича въ Грецію, вторая при Святополк Изяславич, на Любечьскомъ създ, возвращеніемъ несправедливо исключеннымъ Святославичамъ отцовской области, третья борьба оканчивается также при Святополк, на Витичевскомъ създ, исключеніемъ Давида Игоревича и раздленіемъ области между двумя остальными соперничествующими линіями — Изяслава и Владиміра Ярославичей, но это самое раздленіе спорной области вело къ новой вражд между линіями, подлившими ее, между Ярославомъ Святополчичемъ и Ростиславичами, сюда присоединилась вражда Ярослава къ Мономаху, и дло кончилось тмъ, что участокъ Изяславичей перешелъ ко Всеволодовичамъ. При этомъ но должно думать однако, что междоусобія идутъ за области — Черниговскую или Владиміроволынскую, эти области служатъ только сродствомъ для исключенныхъ князей снова войдти въ родъ и во владніе родовою собственностію, имъ нтъ нужды, какія бы волости имъ не дали, только бы ввели ихъ въ родъ, но такъ какъ отцы ихъ княжили въ означенныхъ областяхъ, то они домогаются по крайней мр, получить ихъ, хотя въ отдльную собственность, наподобіе княжества Полоцкаго, чего il достигли Ростиславичи въ Галиціи, но Святославичи, получивъ опять отцовскую Черниговскую область, по хотятъ ограничиться ею и выдлиться изъ рода Ярославова.’ (Стр. 134—135).
‘Борьба между князьями, начавшаяся по смерти Мстислава, носитъ совершенно другой характеръ: теперь ужо князья бьются не для того, чтобъ снова получить участки въ родовой собственности, они бьются за старшинство. Внуки и правнуки Святослава враждуютъ теперь со внуками и правнуками Всеволода уже не за область Черниговскую, но за старшинство, за Кіевъ, теперь уже Мономаховичи не изгоняютъ Святославичей изъ Чернигова, но хотятъ только исключить ихъ изъ владнія Кіевомъ, твердятъ имъ: оставайтесь за Днпромъ какъ распорядился праддъ вашъ Ярославъ Великій, Ольговичи отвчаютъ: ‘Мы не Венгры и не Ляхи, но потомки одного предка и отказаться отъ Кіева не можемъ’, слд. являются защитниками нераздльнаго, общаго владнія, по они знаютъ, что право старшинства разъ нарушено и возстановить его трудно въ слдствіе столкновенія противуположныхъ правъ и интересовъ: Мономаховичи считаютъ полное право на своей сторон, ибо Святославичи не противились троекратному нарушенію своего права и такимъ образомъ добровольно отказались отъ него. Вотъ почему, когда Святославичамъ удастся перейти на западную сторону Днпра, овладть Кіевомъ, то они хотятъ перебраться вс на эту завтную сторону, оставить ее за потомствомъ, въ свою очередь исключить Мономаховичей, отбросить ихъ на Востокъ, какая же цль этого стремленія? Желаніе прервать единство рода, раздлиться? проглядываетъ ли тутъ начало новаго порядка вещей, новыхъ отношеній? ничего подобнаго: имъ хочется только удержать постоянно старшинство за собою, въ томъ самомъ значеніи, въ какомъ его тогда понимали, оставляя въ сил вс прежнія отношенія старшаго къ младшимъ членамъ рода, — однимъ словомъ, Святославичи хотятъ Кіева по для Кіева, но для старшинства.
‘Но борьба за старшинство идетъ по между одними Святославичами и Всеволодовичами, три княжескія линіи, игравшія прежде важную роль — линія Изяслава Владиміровича Полоцкаго, Пзяслава и Игоря Ярославичей вышли теперь изъ борьбы (хотя Полоцкіе князья возвращаются изъ Греціи, но уже не имютъ никакого вліянія на отношенія между Ярославичами), но за то встала страшная котора въ самомъ род Мопомаховомъ. Здсь, повидимому, повторяется прежняя борьба, борьба дядей съ племянниками, но опять уже съ другимъ значеніемъ: дядья не исключаютъ племянниковъ изъ владнія родовою собственностію, но враждуютъ съ ними за старшинство, не хотятъ допустить, чтобы дти старшаго брата отнимали старшинство и столъ Кіевскій у младшихъ дядей своихъ, въ слдствіе новаго представленія, что старшій сынъ старшаго брата есть старшій братъ дядьямъ своимъ.’ (Стр. 137—139).
При Андре Боголюбскомъ, первомъ княз въ новомъ смысл слова, воплотившемъ собою типъ единовластителя, собственника и самодержца, характеръ между-княжескихъ отношеній снова измнился. Борьба, начавшаяся при Андре между юго-западными и сверо-восточными русскими князьями, выражаетъ уже глубокое различіе, существовавшее между древней отживавшей и новой, едва лишь возникавшей Русью.
‘Здсь (говоритъ г. Соловьевъ) борются не за волости отцовскія и не за старшинство, по князья южные, или Ростиславичи борются за старый порядокъ вещей, за старую Русь, за родовой бытъ, который хотятъ упразднить Юрьевичи. Съ этой великой и многозначительной борьб об враждебныя линіи княжескія или, лучше сказать, об Руси выставляютъ каждая по двое князей для борьбы: Русь старая, Ростиславами выставляютъ двоихъ Мстиславовъ — отца и сына, прямыхъ правнуковъ Мопомаха, представлявшихъ образецъ князей стараго времени, героевъ въ битвахъ, щедрыхъ къ дружин и народолюбивыхъ, новая сверная Русь иметъ представителями двоихъ братьевъ Юрьевичей, Андрея Боголюбскаго и Всеволода Ш, оба князя стремятся къ уничтоженію прежнихъ родовыхъ отношеній.’ (Стр. 223-224).
Въ другомъ мст читаемъ:
‘Новое стремленіе, начатое Боголюбскимъ, стремленіе утвердиться на свер, пріобрсть силу и посредствомъ ея измнить родовыя отношенія въ государственныя, неуклонно преслдуется братомъ его Всеволодомъ, что видно изъ поведенія его касательно Новгорода, Рязани, князей южныхъ, съ которыми онъ избгаетъ столкновенія въ чистомъ пол, зная ихъ неодолимую храбрость и слабость въ битвахъ свернаго народонаселенія, не окрпшаго въ усобицахъ, и однако уметъ заставить южныхъ князей признаться, что они не могутъ обойтись безъ него. Представленіе о старшинств всхъ дядей надъ племянниками, по видимому, торжествуетъ, ибо старшинство держитъ самый младшій сынъ четвертаго изъ Мономаховичей, по этотъ старшій живетъ на свер, гд господство понятія о собственности ведетъ неминуемо къ торжеству представленія о старшинств старшаго племянника надъ всми дядьми, что показалъ разительно поступокъ Всеволода, который какъ собственникъ и, самовластецъ, отнимаетъ старшинство у старшаго сына и отдаетъ его младшему, этотъ младшій съ другими младшими братьями идутъ противъ правъ старшихъ, основываясь на своей сил, распоряженіе отца-собственника, имвшаго слд. право располагать своею собственностію, и сила — вотъ право младшихъ Всеволодичей: ‘перемоги насъ, говорятъ они старшему брату, и теб вся земля!’ И такъ теперь, въ слдствіе понятія объ отдльной собственности, является понятіе о прав силы безъ уваженія къ старымъ родовымъ обычаямъ. Отсюда уже тотчасъ же является недоврчивость младшихъ къ старшимъ, ибо они знаютъ, что старшій сильне ихъ, знаютъ притомъ, что сила богатаго собственника заставляетъ его увеличивать эту собственность на счетъ слабйшихъ, и потому младшіе, при первомъ подозрительномъ движеніи старшаго, вооружаются, заключаютъ союзъ, чтобъ отразить силу силою.’ (Стр. 239 — 200).
Таково значеніе и всхъ между-княжескихъ отношеній посл Всеволода, и подъ татарскимъ владычествомъ, до Ивана Калиты:
‘Въ это время вс прежнія понятія о нрав старшинства исчезли, В. Князья показали, что они добиваются не старшинства, но силы. Каждый князь, получивъ область В. Княжества Владимірскаго, старается увеличить свою собственность, упрочить силу въ своей семь, на счетъ другихъ князей другихъ княжествъ. Но мы знаемъ, что и въ прежнее время младшіе князья какъ скоро видли, что старшій разрозниваетъ свои интересы съ интересами рода, то воставали противъ него и каждый заботился о себ. Теперь же, когда преобладаніе собственности, отдльности владнія заставляло каждаго В. Князя неминуемо заботиться только о самомъ себ, теперь вс остальные князья не могли уже боле доврять родственной связи, должны были также заботиться о самихъ себ, всми средствами должны были стараться пріобрсть силу, потому что имъ оставалось на выборъ: быть жертвою сильнйшаго, или другихъ сдлать жертвами своей силы. Вотъ почему мы видимъ теперь возстанія князей на Великаго съ попраніемъ всхъ старинныхъ правъ всхъ родовыхъ отношеній.’ (Стр. 274—275).
Съ Ивана Калиты начинается постепенное, но непрерывное усиленіе московскихъ князей и московскаго княженія на счетъ другихъ, пока, наконецъ, послднія не исчезаютъ, и первое не становится московскимъ государствомъ. Это возвышеніе Москвы и подавленіе другихъ самостоятельныхъ княженій совершается на основаніи того новаго типа и характера власти, котораго первымъ представителемъ былъ Боголюбскій. Подъ старыми родовыми отношеніями, которыя обратились теперь въ пустую юридическую формалистику, уже вырабатываются отношенія полновластнаго господина и безусловныхъ подданныхъ. Подробному историческому изложенію постепеннаго созрванія этого новаго порядка вещей, какъ оно выражалось въ между-княжескихъ отношеніяхъ, предшествуетъ въ книг г. Соловьева общій взглядъ на эти отношенія. Такой взглядъ дйствительно необходимъ, потому-что эти отношенія далеко были уже не прежнія, которыя такъ превосходно очерчены авторомъ въ первой глав перваго отдла. По мы позволимъ себ замтить, что этотъ общій взглядъ не выполняетъ своей задачи. Вмсто того, чтобъ показать, какъ теперь отношенія князей измнились противъ прежняго подъ вліяніемъ измнившагося характера и значенія князей и ихъ власти, г. Соловьевъ разсказываетъ подробно внутреннее устройство и бытъ княженій, сколько можно объ нихъ заключать по современнымъ источникамъ, трудъ прекрасный, изобилующій новыми, свтлыми взглядами, остроумными и оригинальными объясненіями, но тутъ онъ не у мста. Этотъ недостатокъ выкупается, впрочемъ, всмъ послдующимъ разсказомъ, гд на каждомъ отдльномъ событіи различіе прежнихъ отношеній съ новыми показано самымъ удовлетворительнымъ образомъ. Нельзя при этомъ не замтить особеннаго таланта, которымъ г. Соловьевъ одаренъ въ высокой степени,-вводить читателя въ описываемую эпоху и время, и какъ-бы воскрешать лица и событія. Это видно во всемъ сочиненіи, но особенно въ третьемъ его отдл, въ изложеніи событій отъ Ивана Калиты до перваго московскаго царя, Ивана III, здсь каждое слово рзко выставляетъ отличительныя черты времени и тогдашнихъ дятелей. Для примра приведемъ характеристику московскихъ князей,
‘Иванъ Калита Московскій продолжаетъ поведеніе брата своего Юрія, т. е. будучи проникнуть господствовавшею въ то время мыслію — усилить во что бы то ни стало свое княжество на счетъ другихъ, онъ примышляетъ къ своему владнію земли, длаетъ это съ меньшимъ насиліемъ, но не съ меньшею пользою и прочностію. Кто пріобртаетъ, тотъ дорожитъ своимъ пріобртеніемъ и не рискуетъ имъ, такой характеръ бережливаго хозяина, который трепещетъ за свою собственность, за свои пріобртнія, и потому избгаетъ мръ ршительныхъ, былъ необходимъ въ нашихъ князьяхъ въ слдствіе новаго порядка вещей, именно въ слдствіе понятія о собственности, въ слдствіе того, что вс сверные князья были собственниками: отсюда этотъ хозяйственный характеръ, господствующая мысль о пріобртеніи и сбереженіи, избжаніе ршительныхъ мръ, которыя отличаютъ большинство сверныхъ князей, и преимущественно князей Московскихъ, отъ Даніила до Іоанна III, послдняго князя-хозяина и перваго Государя. Разумется, что такой хозяйственный характеръ сверныхъ князей лишенъ той прелести, того блеска и благородства, которыми отличался характеръ князей южныхъ, героевъ, предводителей дружинъ, которые не сбирали себ ни золота, ни серебра, но все раздавали дружин — и расплодили Русскую землю. Точно, наши древніе князья своею отвагою, своею безпокойною дятельностію расплодили Русскую землю, намтили границы ея Европейской государственной области, неутомимо пробгая ея пустынныя пространства, строя города, прокладывая пути чрезъ лса и болота, населяя степи, соединяя расточенное народонаселеніе, но здсь и оканчивается ихъ благодтельная дятельность, ибо прочности, крпости всему этому они дать не могли но своему характеру, для этого необходимъ былъ хозяйственный характеръ скверны хъ князей собственниковъ. Южные князья до конца удержали прежній характеръ, и южная Русь вками бдствій должна была поплатиться за это, и спаслась единственно съ помощію сверной Руси, собранной и сплоченной умнымъ хозяйствомъ князей своихъ.’ (Стр. 333 — 334).
Въ конц, разсказавъ подробно исторію послднихъ княжескихъ междоусобіи въ княженіе Василья-Темнаго, г. Соловьевъ переходитъ къ четвертому и послднему отдлу своей книги — къ описанію между-княжескихъ отношеній отъ Цвана III до смерти Грознаго. Это не повсть объ отношеніяхъ равныхъ князей между собою, а картина окончательнаго уничтоженія тни тхъ княжескихъ правъ, которыя удерживали еще за собою удльные князья, уже прежде низошедшіе въ разрядъ царскихъ колоній. Иванъ III принимаетъ титулъ царя, съ которымъ насъ издавна соединялось понятіе о власти самодержавной.
‘Главною заботою Московскихъ князей (говоритъ г. Соловьевъ) было собираніе Русской земли, примыслы, прибытки, изъ князей, вождей дружины, сверные князья, преимущественно Московскіе, стали князьями собственниками, хозяевами, но эти князья, которые кланялись въ Орд но только Хану, но и вельможамъ его, отъ которыхъ родичи еще требовали родственнаго, равнаго обхожденія, эти князья не были еще окружены тмъ величіемъ, которымъ были окружены другіе монархи Европы, какъ преемники цезарей, какъ помазанные свыше. У насъ, не смотря на стремленія духовенства, В. Князю трудно было получить царственное значеніе именно, въ слдствіе родоваго быта, такъ долго господствовавшаго и затруднявшаго развитіе идей государственныхъ. Чтобъ церкви успть въ своемъ стремленіи сообщить В. Князю царственное величіе, нужна была помощь извн, и какъ на запад на помощь церкви пришли преданіи имперіи, такъ точно и у насъ на Руси эти преданія имперіи принесены къ Московскому двору Софіею Палеологъ. Изслдуйте движенія, перемны, имвшія мсто при Иван III, и вы увидите, что все движется, измняетъ форму для принятія какихъ-то новыхъ, неизмнныхъ идей. Византійская царевна хочетъ быть царицею: для этого ей нуженъ дворъ по образцу Византійскаго, и этотъ дворъ является при Иван III, по прежде всего царевн нужно гд жить, и вотъ въ этой бдной Москв, наполненной лачужками, являются дворцы, соборы, тронныя палаты, для построенія которыхъ вызываются иностранные художники, а для этого заводятся связи съ иностранными государствами, наши послы отправляются къ западнымъ дворамъ, просятъ прислать художниковъ своему государю, Императоръ и короли хотятъ воспользоваться этимъ случаемъ для достиженія своихъ цлей, предлагаютъ союзы, крестовые походы, браки, Московскій князь не прочь ни отъ чего, по хитрый правнукъ Калиты преслдуетъ во всемъ ближайшую цль, не заходить далеко, не обязывается никакими общаніями: онъ не спускаетъ глазъ съ Орды, Литвы и Польши, для чего пересылается съ Императоромъ, и вмст ищетъ дружбы Султана. Вотъ слдствія появленія Греческой царевны въ Москв для распространенія нашихъ иностранныхъ сношеній, но гораздо важне были перемны внутреннія, подъ ея вліяніемъ произведенныя. Никто лучше смтливаго Ивана III не могъ воспринять тхъ идей, которыя принесла Софія: вотъ почему онъ такъ легко является Грознымъ государемъ на Московскомъ великокняжескомъ стол, онъ первый получилъ названіе Грознаго, потому что первый явился для двора и народа Монархомъ, требующимъ безпрекословнаго повиновенія, и строго карающимъ за ослушаніе, первый возвысился до царственной, недосягаемой высоты, передъ которою бояринъ, князь, потомокъ Рюрика и Гедимина должны были благоговйно преклониться наравн съ послднимъ изъ подданныхъ. Такая перемна въ характер В. Князя не могла не возбудить сильнаго негодованія въ толп князей и бояръ: Иванъ III посягнулъ на важнйшее ихъ право, право отъзда, и, по первому мановенію грознаго Самодержца, головы крамольныхъ князей и бояръ лежали на плах, отсюда та страшная ненависть князей и бояръ къ новому порядку вещей, начавшемуся съ Ивана 111’ (Стр. 529—531).
Разсказъ о роли Софіи въ царствованіе Ивана, объ отношеніяхъ его ко внуку Дмитрію, сыну Насилью и къ Литв, можетъ быть названъ образцовымъ, остроумныя предположенія, въ объясненіи взаимныхъ отношеній разныхъ партій при Иван III и его преемникахъ, очень-правдоподобны и вызываютъ на свтъ не одну еще-неподмченную характеристическую черту древней Руси.
Послдняя глава посвящена Ивану IV. Всмъ извстно, что, за исключеніемъ автора статьи, помщенной въ ‘Встник Европы’ въ 1821 году (кажется, Арцыбашева) и г. Погодина, которые, впрочемъ, съ разныхъ точекъ зрнія старались объяснить это замчательное историческое лицо-вс прочіе повторяли, безъ размышленія, историческій приговоръ Карамзина. Въ послднее время въ разговорахъ послышались уже сильныя и основательныя возраженія противъ Карамзинскаго взгляда на Грознаго, и въ-слдствіе этого начала мало-по-малу возникать и слагаться новая оцнка этого историческаго дятеля. Правда, до-сихъ-поръ, она еще не вполн сложилась. г. Соловьевъ, въ новомъ своемъ сочиненіи, первый печатью высказываетъ новый взглядъ на Ивана, существенно различный отъ прежнихъ. Въ его характеристик мы находимъ важные матеріалы для будущаго, правильнаго его обсужденія, какъ человка и царя, и потому позволимъ себ прибавить къ прежнимъ выпискамъ еще нкоторыя.
Приступая къ описанію дйствій Грознаго, особливо въ-отношеніи къ тогдашнимъ князьямъ и боярству, г. Соловьевъ начинаетъ взглядомъ на эпоху, въ которую явился этотъ преобразователь.
‘Мы достигли въ нашей исторій (говоритъ г. Соловьевъ) того времени, когда оба порядка вещей, родовой и государственный, дали другъ другу послднюю отчаянную битву, которою знаменуется царствованіе Грознаго. Господство родовыхъ отношеній между князьями имло, какъ необходимо слдуетъ ожидать, могущественное вліяніе на весь общественный составъ Руси, имло могущественное вліяніе на бытъ городовъ, на положеніе дружины, когда, слдовательно, родовыя отношенія между князьями начали смняться государственными, то эта смна должна была отозваться во всемъ общественномъ организм, должна была повлечь измненія и въ быт городовъ, и въ положеніи дружины, двора. Отсюда ясно, что В. Князья, въ своихъ государственныхъ стремленіяхъ должны были встртить сопротивленіе не со стороны однихъ князей родичей, но со стороны всего того, что получило свое бытіе или, по крайней мр, поддерживалось родовыми княжескими отношеніями. Здсь первое мсто занимаетъ возможность вольнаго, безнаказаннаго перехода отъ одного князя къ другому, существовавшая для городовъ, для членовъ дружины, для людей изъ остальнаго даже народонаселенія при господств родовыхъ княжескихъ отношеній и прекращавшаяся при смненіи ихъ государственными. Эту-то возможность перехода, являвшуюся для нкоторыхъ въ вид права (напримръ, для дружинниковъ и вообще слугъ вольныхъ), для другихъ въ вид священнаго обычая, старины (напримръ, для старыхъ городовъ), старое общество поддерживало всми силами противъ государственныхъ стремленій Московскихъ В. Князей, которые справедливо видли въ ней несообразность, беззаконіе, измну. Вотъ смыслъ борьбы, начинавшейся давно въ Сверной Руси, но обнаружившейся съ большею силою при Иван III и дошедшей до крайности при внук его Иван IV. Если справедливо, что, какъ говорятъ, Иванъ IV былъ помшанъ на измн, то вмст съ этимъ должно допустить, что старое общество было помшано на переход, или отъзд. Изъ вышесказаннаго ясно, какъ несправедливо видть въ строгихъ мрахъ Грознаго исключительное противоборство какимъ-то аристократическимъ, боярскимъ стремленіемъ, факты противорчатъ этому: Иванъ IV вооружался не противъ однихъ бояръ, ибо не одни бояре были заражены закоренлою болзнію стараго Русскаго общества, — страстію къ переходу или отъзду.
‘Иванъ III и сынъ его Василій имли одинакій характеръ, отличавшій боле или мене всхъ князей Московскихъ, ихъ предшественниковъ: главныя черты этого характера — разсудительность, расчетливость, преобладаніе головы надъ сердцемъ, прямые наслдники Калиты, Иванъ III и сынъ его Василій, не увлекались никогда чувствомъ. Совершенно иная была природа Ивана IV: это былъ безспорно самый даровитый государь, какого только вамъ представляетъ Русская исторія до Петра Великаго, самая блестящая личность изъ всхъ Рюриковичей, но съ необыкновенною ясностію взгляда, ловкостію въ рчахъ и поступкахъ, качествами, полученными въ наслдство отъ предковъ, въ Иван было развито въ высшей степени другое противоположное начало, женственное, чувство: сколько Иванъ былъ уменъ и проницателенъ, столько же былъ страстенъ, воспріимчивъ, раздражителенъ, способенъ увлекаться, доходить до крайности. Можно легко угадать, какой характеръ долженствовала принять борьба такого Государя съ неисцлимымъ зломъ старинныхъ притязаній. Притомъ Иванъ III и сынъ его Василій не были еще такъ далеки отъ стараго порядка вещей, смотрли на него еще исторически, и потому въ борьб своей съ нимъ были необходимо хладнокровне и умренне, по Иванъ IV былъ уже третій государь на престол Московскомъ, въ этомъ смысл порфирородный, рожденный и воспитанный уже монархомъ. Напитанный въ дтств высокими понятіями о власти государя, онъ еще боле укрпилъ эти понятія своею обширною начитанностію, изученіемъ церковной, Римской Исторіи, онъ хотлъ быть тмъ же на Московскомъ престол, чмъ Давыдъ и Соломонъ были на Іерусалимскомъ, Августъ, Константинъ и еодосій на Римскомъ, Иванъ IV сталъ первымъ царемъ но потому только, что первый принялъ царскій титулъ, во потому, что первый созналъ вполн все значеніе царской власти, первый составилъ себ ея теорію, тогда какъ отецъ и ддъ его усиливали свою власть только практически. И вотъ Иванъ IV, который хочетъ вести свое происхожденіе отъ Августа Кесаря (и точно ведетъ его, только духовно, а не естественно), Иванъ IV съ глубокимъ убжденіемъ о святости, неприкосновенности своихъ правъ окруженъ толпою князей и дружинниковъ, которые толкуютъ о происхожденіи своемъ отъ князей Ярославскихъ, Суздальскихъ, Смоленскихъ, о томъ, что Государь не долженъ ничего длать безъ совта со старшими членами дружины, какъ водилось прежде, о прав безнаказаннаго отъзда. Но этого мало: оскорбленный такими противогосударственными притязаніями, какъ Государь, Иванъ IV былъ глубоко оскорбленъ лично, какъ человкъ, недостойными поступками окружавшихъ его во время дтства и потомъ трижды еще оскорбленъ въ своей довренности и въ своихъ чувствахъ, какъ отецъ и какъ мужъ. Вотъ почему въ борьб своей со старыми притязаніями, Иванъ IV, не только преслдуетъ противогосударственныя стремленія, какъ государь, по вмст преслдуетъ враговъ своихъ, какъ человкъ лично оскорбленный. Наконецъ для такого Государя, какъ Иванъ IV, съ природою въ высшей степени воспріимчивою и страстною, нужно было самое осторожное, глубоко обдуманное воспитаніе, надобно было допускать до него только одни благія впечатлнія и вмсто того отъ ранняго дтства его окружали только самыми недостойными сценами и какъ бы нарочно раздражали самымъ безумнымъ образомъ. Что же были за причины подобнаго воспитанія? Мы знаемъ, что Димитрій Донской, сынъ его и внукъ вступали на великокняжескій престолъ въ ранней молодости, когда еще не могли управлять сами, и между тмъ въ начал ихъ княженій мы вовсе не видимъ тхъ оскорбительныхъ явленій, которыя имли мсто во время малолтства Ивана IV: напротивъ, мы видимъ необыкновенно умное, дружное и дятельное управленіе бояръ для блага князя и княжества, откуда же происходитъ такая разница? При Донскомъ, сын и внук его интересы князя и бояръ были тсно соединены, ни князь,_ ни бояре не обнаруживали еще противоположныхъ стремленій, бояре Московскіе дружно отстаивали права своего князя и княжества противъ притязаній другихъ князей, потому что этого требовали ихъ собственныя выгоды. Но со временъ Ивана III интересы В. Князя и бояръ разрознились: князь началъ руководствоваться идеями государственными, бояре выставили свои, несовмстимыя съ этими идеями притязанія. По смерти Василія Ивановича опекуншею малолтнаго сына его Ивана осталась жена его Елена, уже ненавистная боярамъ: она не отступала отъ поведенія своего мужа, слдовательно, не уменьшила этой ненависти. Не могши управлять одна, Елена вврилась извстному лицу изъ бояръ же, и такимъ образомъ внесла этимъ предпочтеніемъ раздленіе между послдними, отсюда ненависть къ любимцу, стараніе свергнуть его какими бы то ни было средствами, партіи между боярами, борьба между партіями. Наконецъ еще одно важное различіе: при Донскомъ и его преемникахъ между Московскими боярами не было князей, ни Рюрикова, ни Гедиминова рода, во время малолтства Ивана IV они наполняли дворъ, куда принесли свои притязанія и свою ненависть къ Московскимъ Государямъ, лишившимъ ихъ удловъ, сведшимъ ихъ со степени независимыхъ владльцевъ на степень слугъ своихъ’ (Стр. 596 — 601.)
Затмъ, подробно разсмотрно регентство Елены Глинской, которая является совершенно въ другомъ свт, нежели у Карамзина, оскорбленнаго ея дйствительною или мнимою связью съ Телепневымъ-Оболенскимъ, борьба придворныхъ боярскихъ партій посл смерти Елены, которыхъ взаимная вражда выходила не изъ началъ, или мнніи, а за власть, за то, что ‘великій государь извстное лицо жаловалъ и берегъ’. Она окончилась, какъ и надо было ожидать, тмъ, что въ 1544 году Грозный казнилъ смертью Андрея Шуйскаго и ‘отъ тхъ мстъ начали бояре отъ государя страхъ имти и послушаніе’. Особенно интересенъ и новъ взглядъ автора на отношенія къ Ивану Сильвестра, и на причины, приготовившія его паденіе. У Карамзина и то и другое какъ-то сверхъестественно, исполнено чудеснаго, и эффекту принесена въ жертву истинность, исполненная смысла прозаичность событій. Г. Соловьевъ заставляетъ говорить факты, историческіе документы, и если нкоторые изъ его выводовъ могутъ возбудить споры и вызвать опроверженія, то другіе заставятъ крпко и крпко призадуматься безусловныхъ порицателей Грознаго.
‘Не одного Адашева взыскалъ царь ради помощи душ своей, сильную помощь этой растерзанной, озлобленной душ оказалъ въ начал Сильвестръ, священникъ Благовщенскаго дворцоваго Собора, родомъ Новгородецъ. По своему званію священника дворцовой церкви, Сильвестръ безпрестанно былъ на глазахъ у Ивана, а замчательная личность, рзко выдававшаяся изъ толпы людей, запятыхъ одними мелкими интересами и крамолами, не могла не обратить на него вниманіе Государя. Что вліяніе Сильвестра началось давно, доказательствомъ служитъ извстіе, что по мысли его было освобождено изъ темницы семейство князя Андрея Старицкаго, а это освобожденіе имло мсто еще въ 1341 году. Чмъ боле выросталъ Иванъ и приходилъ въ сознаніе своего положенія, тмъ боле прилплялся къ Сильвестру и усиливалось вліяніе послдняго на дла. Странно было бы представлять себ Сильвестра какимъ-то загадочнымъ сверхъестественнымъ существомъ, явившимся въ первый разъ предъ царя во время большаго Московскаго пожара и такъ напугавшимъ воображеніе Ивана, что тотъ совершенно подчинился его вліянію. Не надобно также упускать изъ виду разстояній времени, протекшаго отъ одного событія до другаго, такъ напр., если мы помстимъ тотчасъ за пожаромъ и появленіемъ Сильвестра созваніе выборныхъ и рчь царя на лобномъ мст (тогда какъ пожаръ былъ въ 1547 году, а созваніе выборныхъ имло мсто въ 1549), то этимъ сокращеніемъ времени скроемъ естественное, постепенное развитіе умственныхъ и нравственныхъ силъ царя: чего онъ не могъ сознать вполн и совершить въ 17 лтъ, то онъ сознаётъ и совершаетъ въ 19: это ясно! Но при этомъ ясно также, что поступки Ивана были слдствіемъ его естественнаго, самостоятельнаго развитія, а не совершались подъ исключительно чуждымъ вліяніемъ. Сильвестръ и Адашевъ были давно въ глазахъ царя, но не имли большаго вліянія на дла, потому что самъ Царь еще не имлъ его, съ возрастаніемъ же Ивана возрастало вліяніе этихъ двухъ людей, которыхъ онъ взыскалъ на помощь душ своей, по его собственному выраженію. Нравственное вліяніе обоихъ, и Сильвестра и Адашева, на царя, нравственная помощь отъ нихъ душ его безспорна, сильная религіозность Ивана давала особенно Сильвестру большую власть надъ нимъ но самому сапу его: въ длахъ, касающихся религіи и нравственности Иванъ слушался Сильвестра, какъ добрый христіанинъ слушается духовнаго отца, достойнаго служителя алтаря. Привыкнувъ совтоваться и слушаться Сильвестра въ длахъ религіозныхъ, и нравственныхъ, питая къ нему довренность неограниченную, царь не могъ не совтоваться съ нимъ и въ длахъ политическихъ: но здсь-то и начало борьбы между царемъ и Сильвестромъ. Сильвестръ, относительно ясности политическаго взгляда, былъ несравненно ниже Ивана, но, привыкши требовать исполненія своихъ религіозныхъ и нравственныхъ совтовъ отъ него, какъ отъ частнаго человка, Сильвестръ требовалъ исполненія и своихъ политическихъ совтовъ, тогда какъ царь не могъ своихъ, свтлыхъ государственныхъ мыслей принести въ жертву уваженію своему къ Сильвестру: отсюда тягость, которую началъ чувствовать Государь отъ несправедливыхъ притязаній Сильвестра, на пр. Иванъ первый зачалъ въ себ великую мысль, что Россія можетъ утвердить свое могущество и не бояться Востока только тогда, когда усвоитъ себ плоды европейской цивилизаціи, для чего необходимо непосредственное сношеніе съ Европою, которому неодолимую преграду поставлялъ Ливонскій орденъ, не пускавшій въ Россію ученыхъ и художниковъ изъ справедливаго опасенія ея могущества, отсюда твердое намреніе царя покорить Ливонію. Противъ этого намренія возстала вся дума и особенно Сильвестръ: они совтовали царю завоевать Крымъ, что необходимо должно было повлечь къ борьб съ Турціею, которой трепетала еще вся Европа и противъ которой у тогдашняго Московскаго государства, разумется, не было никакихъ средствъ, къ) сопротивленію, Иванъ, понималъ всю безразсудность этого совта и отвергъ его преслдуя войну Ливонскую. Какъ же поступилъ Сильвестръ въ. этомъ случа? Онъ не постыдился говорить царю, что болзнь его, его жены и дтей есть Божіе наказаніе за то, что онъ не слушается его совтовъ. Такъ употреблялъ во зло Сильвестръ довренность Ивана! Мало того: онъ употребилъ во зло глубокое религіозное чувство царя, позволивъ себ обмануть его какими то ложными видніями. Кто изучалъ сколько нибудь душу человческую, тотъ знаетъ, что вс возможныя оскорбленія прощаются гораздо легче, чмъ обманъ, потому что при послднемъ оскорбитель разсчитываетъ на слабоуміе оскорбляемаго, а такой разсчетъ простить трудно! вотъ почему и частные люди, и цари, и цлые народы такъ жестоко, кроваво мстятъ за обманъ. Наконецъ неблагоразуміе Сильвестра и его стороны нанесло самый тяжкій ударъ сердцу царя. Въ 1353 году Иванъ опасно занемогъ: ему предложили сдлать духовную и взять клятву въ врности сыну своему, младенцу Димитрію, съ кн. Владиміра Андреевича Старицкаго и бояръ. Но тутъ-то обнаружились съ одной стороны притязанія родичей, князей удльныхъ, съ другой притязанія бояръ, двоюродный братъ царскій, Владиміръ Андреевичъ не замедлилъ выставить свои права на престолъ по смерти Ивана, мимо племянника Дмитрія, вопреки новому обычаю престолонаслдія, за который такъ стояли вс Московскіе князья. Что удльный князь выставилъ устарлое право, тутъ нтъ еще ничего удивительнаго: есть преданія, есть понятія, отъ которыхъ нельзя освободиться, которыя родятся съ нами и умираютъ съ нами вмст: такъ удльныя преданія вымерли только съ послднимъ удльнымъ княземъ, по удивительно то, что Сильвестръ сталъ на сторон старыхъ притязаній, на сторон удльнаго князя, руководствуясь мелкимъ духомъ партій.’ (Стр. 633—638.)
За живымъ, драматическимъ разсказомъ боярской смуты у смертной постели царя, объясненія досел незамченныхъ отношеній царя и бояръ къ Волоцкому Монастырю и важнаго значенія свиданія Ивана съ Вассіаномъ Топорковымъ, подробно разобрана знаменитая переписка Андрея Курбскаго съ Грознымъ. Вотъ, что говоритъ объ ней г. Соловьевъ:
‘Въ письмахъ своихъ къ Ивану, равно какъ въ исторіи его царствованія Курбскій вполн обнаруживаетъ старинныя притязанія дружинниковъ, и преимущественно потомковъ князей-родичей, съ своей стороны, въ отвтныхъ письмахъ царь высказываетъ свои понятія о царской власти, свою теорію объ ней. Въ этой драгоцнной переписк передъ нами говорятъ старая и новая Русь, Русь съ родовымъ бы томъ и Русь съ бытомъ государственнымъ говорятъ въ лиц своихъ представителей — Курбскаго, отъзжаго боярина, потомка Ярославскихъ князей, и Ивана, В. К. Московскаго, перваго царя. Такимъ образомъ вмсто сухой, мертвой лтописи, гд лтописецъ очень часто опускаетъ самое важное для насъ, въ сочиненіяхъ Курбскаго и особенно въ его переписк съ царемъ мы имемъ живую, страстную рчь двоихъ борцовъ, двоихъ представителей противоположныхъ стремленій, вмсто лтописца, который такъ часто скрадываетъ причины явленій, Курбскій и царь высказываютъ намъ свои задушевныя мысли, свои чувства, руководившія ихъ поступками, раскрываютъ тайныя пружины борьбы. Разумется безпристрастія въ исторіи Курбскаго и въ переписк его съ царемъ искать нельзя: оба — и царь и Курбскій суть не иное что, какъ адвокаты своего дла, рчь ихъ страстна, они щедры на сильные эпитеты, щедры на неумренную брань чужимъ, на неумренную похвалу своимъ’. (Стр. 653 — 636).
‘Я долженъ обратить вниманіе на т мста въ письмахъ царя, гд онъ, по видимому, самъ признается, что при Сильвестр онъ не имлъ никакой власти, что все длалъ Сильвестръ съ своими сторонниками, и слд. можно заключить, что первая блестящая половина его царствованія принадлежитъ не ему, а Сильвестру. Но я уже замтилъ разъ, что оба — и Курбскій и царь пишутъ подъ вліяніемъ страсти, въ слдствіе чего впадаютъ въ противорчія, если основная мысль Курбскаго состоитъ въ томъ, что царь долженъ слушаться совтниковъ, то основная мысль Ивана, что подданые должны повиноваться царю, а не стремиться къ подчиненію Царской воли вол собственной, такое стремленіе есть величайшее изъ преступленій, и всею тяжестію его Иванъ хочетъ обременить Сильвестра и его сторонниковъ, вотъ почему онъ приписываетъ имъ самое преступное злоупотребленіе его довренности, самовольство, самоуправство, говоритъ, что вмсто его они владли царствомъ, тогда какъ онъ самъ облекъ ихъ не ограниченною своею довренностію’. (Стр. 672—673.)
Въ заключеніе, г. Соловьевъ разсматриваетъ завщаніе Грознаго, написанное имъ въ 1572 году, слдовательно, за 12 лтъ до смерти и въ самый разгаръ борьбы съ вельможествомъ и Старою-Русью. Намъ помнится, что кто-то удивлялся бдности содержанія этого завщанія. Но опытный и зоркій взглядъ знатока открылъ въ немъ не одинъ перечень владній, оставляемыхъ дтямъ, не одни общепринятыя и освященныя обычаемъ назидательныя увщанія, а прочелъ душевную мысль Ивана,— мысль, которая терзала его въ то время и даетъ новое объясненіе его дйствіямъ. Царь, по словамъ г. Соловьева, ‘былъ вполн убжденъ, что онъ и семейство его непрочны на московскомъ престол, считалъ себя изгнанникомъ, а государство въ военномъ положеніи до-тхъ-поръ, пока онъ съ своею опричниною не истребитъ враждебныя начала, и не утвердится снова на престол, при этомъ онъ не предвидлъ еще близкаго конца борьб, и въ духовной длаетъ наставленія сыновьямъ, какъ они должны жить до ея окончанія’. Приложенныя выписки вполн подтверждаютъ этотъ выводъ, и оставляютъ на душ какое-то тяжелое, страшное впечатлніе. Ужасно становится, когда подумаешь, чего стоила намъ о-сю-пору наша небогатая жизнь, и что за кровавая, ожесточенная борьба совершалась въ древней Россіи!
Предлы рецензіи не позволяютъ вамъ входить въ подробный разборъ замчательной книги г. Соловьева. Мы ужь сдлали много выписокъ, но еслибъ останавливаться на всемъ, что въ ней новаго, врно-подмченнаго, или удачно-поправленнаго въ прежнихъ изслдованіяхъ, — пришлось бы написать цлое сочиненіе. Не имя ни возможности, ни времени это сдлать, мы позволимъ себ, въ заключеніе, отъ души поблагодарить автора за его добросовстный, умный, прекрасный трудъ и вмст съ читателями порадоваться, что въ наше время молодые изслдователи русской старины начинаютъ свое поприще такими блистательными учеными подвигами.