История одной руды, Брет-Гарт Фрэнсис, Год: 1878 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 81 минут(ы)

ИСТОРІЯ ОДНОЙ РУДЫ.

РАЗСКАЗЪ

Бретъ Гарта.

I.
Кто ее искалъ?

По крутой, горной тропинк, перескающей монтерійскій береговой кражъ, халъ Кончо. Кончо усталъ. Кончо былъ покрытъ густымъ слоемъ пыли. Кончо былъ не въ дух. Единственнымъ утшеніемъ для Кончо въ этомъ трудномъ путешествіи была кожаная фляжка, висвшая на его сдл. Кончо поднесъ фляжку къ губамъ, хлебнулъ, поморщился и воскликнулъ:

— Carajio!

Кожаная фляжка заключала въ себ не aguardiente, а дурную американскую водку, которую продавалъ ирландецъ въ таверн, близь Tres-Pinos. Однако, Кончо почти уже опорожнилъ фляжку, и, опущенная на сдло, она казалась такою же желтой и сплюснутой, какъ его лицо съ впалыми щеками. Подкрпившись, Кончо оглянулся за долину, со дна которой онъ поднимался въ гору съ самаго полудня. Это была пустынная, сухая, пыльная равнина, только тамъ и сямъ окаймленная узкой полосой обработанной земли или зеленыхъ луговъ. Глаза его на минуту остановились на блой полос, то показывавшейся, то исчезавшей на восточномъ горизонт. Кончо провелъ рукою по лбу и приподнялъ свои воспаленныя вки. Были ли дйствительно это снжныя вершины Сьерръ, или ему только мерещилось подъ вліяніемъ проклятой американской водки?

Онъ продолжалъ подниматься въ гору. По временамъ тропинка совершенно пропадала въ обнаженномъ горномъ скат, но умный мулъ вскор снова находилъ ее, наконецъ, однако, переднія его ноги поскользнулись, и онъ упалъ. Тщетно Кончо старался его поднять, бдное животное оставалось на земл и только отъ времени до времени приподнимало голову. Тогда онъ прибгнулъ къ ударамъ и свтской брани: убійца, воръ, свинья и т. д., но столь же безуспшно. Наконецъ, онъ сталъ искать спасенія въ духовныхъ проклятіяхъ.

— Такъ-то ты, клятвопреступникъ, ренегатъ, Іуда Искаріотскій, оставляешь своего господина въ одной мил отъ стана и ужина! Вставай, осквернитель алтаря!

Но ничего не дйствовало. Кончо началъ безпокоиться, никогда порядочный мулъ набожнаго происхожденія не оставался глухъ къ подобному краснорчію. Онъ сдлалъ еще послднюю попытку.

— Я заклинаю тебя, дьяволъ! воскликнулъ Кончо, поднимая руку и длая крестное знамя въ воздух, — Ага! ты дрожишь, богоотступникъ. Я отлучаю тебя, мулъ!

— Что вы шутите, чортъ? произнесъ грубый голосъ съ утеса надъ головой Кончо.

Кончо вздрогнулъ. Неужели онъ дйствительно вызвалъ дьявола? Онъ не смлъ поднять головы.

— Оставьте въ поко бднаго мула, проклятый рудокопъ, продолжалъ неизвстный голосъ:— разв вы не видите, что онъ вывихнулъ себ плечо?

Кончо былъ очень испуганъ этими словами, но все же нсколько успокоился въ нравственномъ отношеніи. Мулъ былъ безъ ногъ, но, по крайней мр, не пересталъ быть хорошимъ католикомъ. Онъ теперь поднялъ глаза. Съ утеса спускался прямо къ нему незнакомецъ, по одежд и акценту — американецъ. Это былъ человкъ небольшого роста, съ чистымъ смуглымъ лицомъ, которое было бы совершенно обыкновеннымъ, невыразительнымъ, еслибъ не его лвый глазъ. Въ этомъ глазу сосредоточивалось все, что было злого во всемъ его существ. Закройте лвый глазъ, и лицо его, повторяю, было самое обыкновенное, закройте все лицо, кром лваго глаза — и онъ сверкалъ, какъ у дьявола. Природа, повидимому, это замтила и, парализировавъ нервъ, иронически опустила надъ этимъ коварнымъ глазомъ верхнюю вку, словно занавсъ.

— Что вы тугъ длаете? спросилъ незнакомецъ, помогая Кончо поднять мула.

— Ищу руду, синьоръ.

Незнакомецъ обратилъ на Кончо свой приличный правый глазъ, а лвымъ взглянулъ на окружавшую ихъ горную природу съ невыразимымъ презрніемъ.

— Какую?

— Золото и серебро, больше серебро, синьоръ.

— Вы одни?

— Нтъ, насъ четверо.

Незнакомецъ посмотрлъ во вс стороны.

— Они въ стан, отстоящемъ на милю отсюда.

— Нашли что-выбудь?

— Много… вотъ этого.

И Кончо вынулъ изъ вьюка обломокъ срой желзной руды, испещренной тамъ и сямъ блестками колчедана. Незнакомецъ не сказалъ ни слова, но лвый глазъ его сверкалъ дьявольской хитростью.

— Вы счастливы, другъ мой.

— Отчего?

— Это серебро.

— Почемъ вы знаете?

— Это мое дло. Я — металлургъ.

— И вы можете сказать, что серебро и что нтъ?

— Конечно. Посмотрите.

Говоря это, незнакомецъ вынулъ изъ своего вьюка маленькій кожаный футляръ съ полдюжиной стклянокъ и подалъ Кончо одну изъ нихъ, завернутую въ темную, синюю бумагу.

— Это жидкое серебро, сказалъ онъ.

Глаза Кончо засверкали, но онъ сомнительно посмотрлъ на незнакомца.

— Дайте мн воды.

Кончо опорожнилъ свою водяную фляжку въ котелокъ, всегда сопровождающій рудокопа и подалъ его незнакомцу. Послдній обмакнулъ въ стклянку сухую былинку и стряхнулъ съ нея одну каплю въ воду. Вода осталась такой же чистой и прозрачной, какъ прежде.

— Теперь бросьте туда щепотку соли.

Кончо повиновался. Въ ту же минуту на поверхности воды показался бловатый паръ, и вся вода стала молочнаго цвта.

— Пресвятая Богородица! Это колдовство! воскликнулъ Кончо, набожно крестясь.

— Дуракъ, это хлористое серебро.

Не довольствуясь этимъ дешевымъ опытомъ, незнакомецъ еще боле поразилъ Кончо лакмусовой бумажкой, которая въ азотовой кислот принимала красный цвтъ, а въ соленой вод снова свой прежній — синій.

— Сдлайте опытъ съ этимъ образцомъ, сказалъ Кончо, подавая незнакомцу кусокъ желза: — испытайте его солью и серебромъ.

— Не торопитесь, другъ мой. Во-первыхъ, этотъ обломокъ руды надо расплавить и потомъ уже извлечь изъ него серебро, но это чего-нибудь, да стоитъ. Неужели, сэръ, я провелъ всю свою юность въ Фрейбург и Гейдельберг для того, чтобъ моими знаніями пользовался даромъ первый попавшійся рудокопъ?

— А что это будетъ стоить? спросилъ поспшно мексиканецъ — Ну, я полагаю, что я вамъ найду серебро въ этой руд за 100 долларовъ съ вашими расходами. Но вдь, получивъ золотникъ серебра отъ меня, вы потомъ можете добывать его пудами.

— Хорошо, вы получите эти деньги отъ насъ четверыхъ, воскликнулъ съ жаромъ Кончо:— отправимтесь въ нашъ станъ, вы расплавите руду, найдете серебро и — дло въ шляп.

Съ этими словами, онъ схватилъ за руку незнакомца и хотлъ увлечь его по тропинк.

— А что вы сдлаете съ муломъ?

— Правда, что а съ нимъ сдлаю, Пресвятая Богородица?

— Оставьте его здсь, онъ далеко не уйдетъ, сказалъ незнакомецъ съ мрачной улыбкой:— у меня тутъ вблизи второй, вьючный мулъ, вы можете похать на немъ въ станъ, а завтра вернетесь за своимъ животнымъ.

Сердце честнаго Кончо ёкнуло при мысли, что онъ броситъ врнаго слугу, котораго еще такъ недавно осыпалъ бранью, но жажда золота взяла верхъ надо всмъ.

— Я завтра вернусь къ теб богатымъ человкомъ, мой маленькій мулъ, сказалъ онъ:— покуда ты потерпи. Adios.

И, взявъ незнакомца за руку, онъ сталъ взбираться съ нимъ по крутой тропинк. Вскор они достигли вершины горы, и незнакомецъ, остановившись на минуту, бросилъ проницательныйвзглядъ своего злобнаго лваго глаза на разстилавшуюся внизу долину.

Въ послдующіе годы, когда эта правдивая исторія была узнана, мексиканскіе піонеры, какъ истые католики, прозвали эту гору ‘Za Canada de la Visitation del Diablo’, то есть Гора Посщенія Дьявола. Нын здсь идетъ граница одной изъ громаднйшихъ мексиканскихъ концессій.

II.
Кто ее нашелъ?

Кончо такъ нетерпливо желалъ поскоре добраться до стана и обрадовать товарищей доброй встью, что незнакомецъ просилъ его нсколько разъ убавить шагъ мула.

— Вамъ мало, проклятый рудокопъ, что вы испортили своего мула, вамъ тоже хочется сдлать и съ моимъ. Или вы хотите чтобъ я поставилъ Джони въ счетъ расходовъ?

Произнося эти слова, незнакомецъ слегка приподнималъ свою коварную лвую вку.

Они прохали около мили по вершин кряжа и потомъ стали снова спускаться въ долину. Очень скудная растительность окаймляла тропинку, пробиваясь сквозь разслины черно сраго камня. Всюду на выдающихся утесахъ виднлись слды лома рудокоповъ. Наконецъ, обогнувъ откосъ горы, они увидали у своихъ ногъ клубы дыма, поднимавшіеся перпендикулярно съ горной площадки.

— Это нашъ станъ, я предупрежу товарищей о вашемъ прізд, весело сказалъ Кончо и прежде, чмъ незнакомецъ могъ его удержать, скорой рысью исчезъ за утесомъ.

Оставшись одинъ, незнакомецъ похалъ еще тише и на свобод погрузился въ глубокую думу. Хотя онъ былъ большой негодяй, но простодушная доврчивость бднаго Кончо его тревожила. Я нимало не хочу сказать, чтобъ его совсть проснулась, но онъ боялся, какъ бы товарищи Кончо не заподозрили въ немъ желанія воспользоваться простотою бдняка. Бродяга по рожденію и воспитанію, шулеръ по ремеслу, негодяй по репутаціи, онъ съ самаго дтства стоялъ на той роковой границ, на которой начинается преступленіе и, не красня, обманывалъ мексиканцевъ, принадлежавшихъ къ низкой, вымирающей рас, тогда какъ онъ чувствовалъ себя уполномоченнымъ агентомъ прогресса и цивилизаціи.

Вскор на тропинк показались въ полумрак четыре фигуры. Впереди всхъ шелъ Кончо, котораго незнакомецъ тотчасъ узналъ по его сіяющей улыбк. Остальные же трое, хотя и не отличались добродушіемъ Кончо, но не превосходили его умомъ, какъ убдился съ перваго взгляда незнакомецъ. Педро былъ рослый, здоровенный vaquerо, Мануэль, тщедушный полукровный питомецъ миссіи Сан-Кармель, а Мигуэль недавно былъ мясникомъ въ Монтере. Отъ благодтельнаго вліянія разсказа Кончо исчезла въ этихъ людяхъ всякая тнь подозрнія, съ которымъ обыкновенно необразованный человкъ встрчаетъ незнакомца, и они очень любезно проводили въ станъ своего гостя, который называлъ себя мистеромъ Джозефомъ Вайльсомъ. Они такъ нетерпливо желали подвергнуть испытанію найденную руду, что совершенно забыли долгъ гостепріимства и только опомнились, когда самъ мистеръ Вайльсъ, котораго они называли дономъ-Жозе, напомнилъ имъ, что онъ голоденъ. Посл скромнаго ужина, состоявшаго изъ соленой свинины, шоколада и сдобныхъ булокъ, поспшно была сложена изъ камня печь, въ которую вмазали глинянный кувшинъ, глазированный какимъ-то особеннымъ мстнымъ способомъ. Огонь былъ разведенъ съ помощью сосновыхъ шишекъ, запасъ которыхъ постоянно пополнялся изъ сосдняго покрытаго лсомъ оврага, и въ нсколько минутъ горнило было готово. Мистеръ Вайльсъ не принималъ дятельнаго участія въ этихъ приготовленіяхъ, а только давалъ совты сквозь зубы, лежа на спин и покуривая глиняную трубку. Если этотъ трудъ приносилъ ему какое нибудь удовольствіе, то ни одна чорта его лица не выдавала его внутренняго чувства, только его лвый глазъ почти не отрывался отъ полудикаго лица Педро. Встртивъ впервые его роковой взглядъ. Педро громко произнесъ какое-то ругательство, но никакъ не могъ отвести отъ него своихъ глазъ — такъ могущественна была чарующая его сила.

Вся эта сцена, однако, отличалась мрачнымъ, живописнымъ характеромъ и безъ дьявольскаго взгляда Вайльса. Горы возвышались тяжелой черной массой, а надъ ними виднлось небо такъ безконечно высоко, что бдная человческая душа невольно, отчаивалась когда нибудь достигнуть его лазуревой вершины. Звзды, большія, блестящія, казались холодными, неподвижными. Огонь подъ горномъ освщалъ лица окружающихъ людей багровымъ колоритомъ, весело игралъ на пестрой ихъ одежд, но, въ двадцати шагахъ разстоянія, совершенно поглощался громадною тнью черныхъ горъ. Тихая, полупвучая иностранная рчь людей и трескъ сосновыхъ шишекъ одни нарушали могильную тишину горной природы.

Почти на разсвт, мексиканцы объявили, что руда расплавилась и какъ нельзя боле кстати, потому что камни, составлявшіе печь, начали уже распадаться и котелъ грозилъ опрокинуться. Кончо торжествеоно воскликнулъ: ‘Богъ и свобода’, но донъ-Джозе Вайльсъ попросилъ его замолчать и принести изъ лса какихъ нибудь подпорокъ, а самъ на минуту нагнулся надъ. котломъ. Какъ ни быстро пронеслась эта минута, но ученый металлургъ, мистеръ Джозефъ Вайльсъ, усплъ преспокойно бросить въ кипвшую массу серебрянный полу-долларъ. Посл этого, онъ приказалъ поддерживать огонь, а самъ заснулъ, за исключеніемъ его лваго глаза.

Мало-помалу ближайшія вершины горъ и отдаленная, снжная линія на восток загорлись огнями восходящаго солнца. Внизу, въ долин, запли птицы и послышался скрипъ фургона на отдаленной дорог. Донъ-Джозе всталъ и, торжественно разбивъ котелъ, далъ остыть расплавленной масс на каменистой почв. Потомъ, когда она затвердла, онъ отломилъ кусокъ, истолокъ его, подвергъ дйствію кислоты, опустилъ въ соленую воду, которая приняла молочный цвтъ, и, наконецъ, представилъ изумленнымъ мексиканцамъ серебра на 2 цента.

Кончо вскрикнулъ отъ радости, остальные бросили другъ на друга подозрительный взглядъ: такъ дйствуетъ неожиданное богатство на людей, бывшихъ истинными друзьями въ бдности. Лвый глазъ Вайльса иронически наблюдалъ за ними.

— Вотъ ваши 100 долларовъ, донъ-Джозе, сказалъ Педро подавая Вайльсу эту сумму золотыми, и ясно выразилъ своимъ тономъ, что они боле не нуждались въ присутствіи чужестранца.

Вайльсъ взялъ деньги съ милостивой улыбкой и такъ подмигнулъ лвымъ глазомъ, что душа Педро ушла въ пятки. Онъ уже хотлъ удалиться, когда вдругъ его остановилъ крикъ Мануэля:

— Котелъ, врно, потекъ! Посмотрите! Посмотрите!

Онъ хотлъ привести въ порядокъ расшатавшіеся камни печи и нашелъ на земл между ними блестящую, жидкую массу ртути.

Вайльсъ вздрогнулъ, бросилъ поспшный взглядъ на окружающихъ и, убдившись, что этотъ металлъ былъ имъ незнакомъ, онъ спокойно сказалъ:

— Это не серебро.

— Извините, синьоръ, это серебро въ жидкомъ вид.

Вайльсъ нагнулся и опустилъ руку въ блестящій металлъ. Боже мой! это колдовство!

— Нтъ, это никуда негодный металлъ.

Слдуя примру Вайльса, Кончо схватилъ горсть ртути, которая разбжалась по его пальцамъ тысячами шариковъ. Онъ заплясалъ отъ радости, какъ ребенокъ.

— И вы полагаете, что не стоитъ этого брать? спросилъ Педро.

Лицо Вайльса и правый его глазъ были обращены къ говорившимъ, а лвый смотрлъ на отдаленныя горы.

— Не стоитъ, отвчалъ онъ и осдлалъ своего мула.

Оставшись на един Мануэль, Мигуэль и Педро повели между собою оживленную бесду, а Кончо отправился за своимъ муломъ. Но его не оказалось на томъ мст, гд онъ остался наканун. Преданный и врный своему хозяину, несмотря на вс получаемые удары, онъ не выдержалъ его невнимательности и бжалъ. Въ этомъ отношеніи, отличительная черта женскаго характера вполн присуща всей одушевленной природ.

Въ грустномъ настроеніи и упрекая себя въ дурномъ обращеніи съ муломъ, Кончо возвратился въ станъ. Но, къ величайшему его изумленію, онъ тамъ не нашелъ никого и ничего: ни людей, ни муловъ, ни вещей. Кончо сталъ громко кричать. Только горное эхо отвчало ему. Неужели это была шутка? Кончо старался захохотать. Но нтъ, онъ не могъ смяться. Они бросили его. Бдный Кончо поникъ головой и, бросившись на землю, зарыдалъ, словно честное его сердце разрывалось на части.

Но эта вспышка продолжалась недолго: не въ натур Кончо было долго страдать или сердиться на причиненный вредъ. Поднявъ голову, онъ увидалъ массу ртути, такъ сильно забавлявшую его часъ передъ тмъ. Онъ снова съ дтскимъ смхомъ началъ играть этой потшной игрушкой и совершенно забылъ объ измн товарищей. Даже когда онъ навьючилъ себ на плечи свой мтокъ и отправился въ путь, то наполнилъ потшными шариками свою пустую, жестяную фляжку.

Однако, я полагаю, что во время его унылаго странствія по горной тропинк солнце смотрло на него съ доброй улыбкой и онъ шелъ легче, свободне, чмъ его товарищи, такъ какъ не несъ на себ ни серебра, ни преступленія.

III.
Кто предъявилъ на нее права?

Туманъ опустился на Монтерей, и бловатыя его волны вскор скрыли изъ вида голубое море. Спускаясь съ горы, Кончо два или три раза останавливался и бросалъ пытливый взглядъ на лежавшую внизу бухту еще въ разстояніи нсколькихъ миль отъ него. Утромъ онъ видлъ блествшій при солнечномъ свт золотой крестъ блыхъ домовъ миссіи, но теперь все исчезло. Когда онъ достигъ большой улицы города, то уже было совершенно темно, и онъ, войдя въ первую таверну, старался залить свое горе и усталость крпкимъ aguardiente. Но голова и спина до того болли и вообще онъ чувствовалъ себя до того разбитымъ, что вспомнилъ объ американскомъ доктор, который недавно поселился въ Монтере и уже однажды лечилъ Кончо и его мула однимъ и тмъ же лошадинымъ средствомъ. Кончо разсуждалъ не безъ логики, что если ужь лечиться, то докторъ долженъ давать такую дозу лекарства, которая была бы достойна получаемыхъ имъ денегъ. Чудовищное развитіе жизни и растительнаго царства въ Калифорніи не допускало маленькихъ пріемовъ, и въ предъидущій разъ докторъ далъ ему 12 порошковъ хины, по 4 грана каждый. На слдующій день, мексиканецъ пошелъ къ доктору, чтобъ поблагодарить его за оказанную помощь. Медикъ былъ очень доволенъ, но ужаснулся, когда узналъ, что Кончо, не довряя своей памяти и желая избавить себя отъ излишнихъ хлопотъ, принялъ вс порошки разомъ. Однако, видя быстрое выздоровленіе своего страннаго паціента, докторъ пожалъ плечами и перемнилъ систему леченія относительно его.

— Ну, сказалъ докторъ Тильдъ, когда Кончо опустился въ изнеможеніи на кресло въ кабинет доктора:— что съ вами? Вы снова ночевали на болот?

Но Кончо объяснилъ, что въ его желудк сидлъ дьяволъ, что Іуда Искаріотскій овладлъ его спиннымъ хребтомъ, что бсы сжимали его виски, а пятки ему бичевалъ Понтій Пилатъ.

— Вамъ надо синюю микстуру, сказалъ докторъ и подалъ ему пузырекъ, чрезвычайно тяжелый.

Кончо разомъ выпилъ всю микстуру и, направляясь къ дверямъ, сказалъ:

— У меня нтъ денегъ, господинъ докторъ.

— Ничего, это стоитъ только долларъ.

Кончо стало стыдно, что онъ проглотилъ такую массу денегъ и онъ застнчиво произнесъ:

— У меня нтъ денегъ, но есть нчто очень забавное.

И онъ подалъ доктору блестящій жидкій металлъ, который онъ захватилъ съ собою въ жестяной коробк.

— Это ртуть! воскликнулъ докторъ поспшно: — гд вы ее достали?

— Она вылилась изъ котла, въ которомъ плавили руду въ горахъ.

Докторъ взглянулъ на него недоврчиво, и Кончо разсказалъ свою исторію.

— Вы можете найти это мсто?

— Madr di Dios! тамъ остался мой мулъ. Чортъ бы его побралъ!

— Вы говорите, что ваши товарищи видли этотъ металлъ?

— Да.

— И потомъ, бросивъ васъ, бжали?

— Да, собаки!

Докторъ всталъ и затворилъ дверь своего кабинета.

— Послушайте, Кончо, сказалъ онъ: — лекарство, которое я вамъ только что далъ, стоитъ долларъ, потому что оно сдлана изъ этого именно металла — ртути или Меркурія. Онъ — одинъ изъ самыхъ драгоцнныхъ металловъ, особливо въ золотыхъ пріискахъ. Если вы можете указать мсто, гд много этой ртути, то вы — милліонеръ.

Кончо вскочилъ съ креселъ.

— Камень, изъ котораго вы сложили печь, красный?

— Si, sennor.

— И бурый?

— Si, sennor.

— И отъ жары лечь вся полопалась?

— Совершенно развалилась.

— А много этого краснаго камня?

— Цлая гора.

— Вы уврены, что ваши товарищи не завладли этой горой?

— Какъ?

— Предъявивъ свои права на открытіе этой руды, согласно горнымъ законамъ.

— Я не позволю.

— Но какъ вы станете бороться одинъ противъ четверыхъ? потому что я увренъ, что вашъ ученый другъ замшанъ въ этомъ дл?

— Я вступлю съ ними въ борьбу.

— Хорошо, Кончо, но что бы вы сказали, еслибъ я досталъ вамъ, полдюжины американцевъ въ товарищи? Вамъ вдь понадобятся деньги для разработки руды. Вы будете длить съ ними барышъ пополамъ, а они возьмутъ на себя рискъ, найдутъ денегъ и будутъ защищать васъ.

— Понимаю, отвчалъ Кончо, кивая головою и выразительна подмигивая:— Bueno.

— Подождите, я вернусь черезъ десять минуть, сказалъ докторъ, взявъ шляпу.

Дйствительно, черезъ десять минуть, онъ возвратился. Все было устроено: совть директоровъ, предсдатель, секретарь и акта объ образованіи компаніи Ртутной Руды. Ко воему этомк предсдатель прибавилъ необходимый револьверъ.

— Возьмите это, сказалъ онъ, подавая Конт смертоносное оружіе:— моя лошадь ждетъ на улиц. Скачите на ней въ горы и ждите насъ тамъ.

Черезъ минуту, Кончо уже былъ въ сдл. Тогда директоръ новой промышленной комоаніи превратился въ доктора.

— Впрочемъ, я не знаю, сказалъ онъ, сомнительно качая головой:— можете ли вы путешествовать въ вашемъ положеніи? Вы только что приняли такое сильное лекарство.

— Чортъ возьми! воскликнулъ, смясь, Кончо:— что значитъ принятая мною ртуть въ сравненіи съ той, которая меня ожидаетъ.

— Ну, ну, впередъ!

Онъ пришпорилъ мула и вскор исчезъ во мрак ночи.

— Вы какъ разъ во-время, господа, составили свой компанейскій актъ, сказалъ американскій alcalde, который остановился у дверей доктора Тильда черезъ нсколько минутъ посл отъзда Кончо: — другая компанія только-что образовалась для эксплуатированія той же руды.

— Кто ее составляетъ?

— Три мексиканца: Педро, Мануалъ, Мигуэль и проклятый Вайльсъ.

— Они здсь?

— Только Мануэль и Мигуэль. Остальные въ таверн Tusdinos уговариваютъ Роскомона принять участіе въ ихъ компаніи съ цлью похерить свои долги за водку.

— Если такъ, то намъ нечего отправляться въ путь ране восхода солнца. Они наврно напьются до чертиковъ.

Между тмъ, Кончо, сильный Кончо, счастливый Кончо, не жаллъ ни мула, ни шпоръ. Ночь была темная, тропинка извилистая, опасная, и Кончо, хотя отлично зналъ вс горные проходы, не разъ пожаллъ своего надежнаго франциската.

— Потерпи немного, Кончо, говорилъ онъ себ:— у тебя будетъ другой францискатъ не хуже. Каковъ металлецъ! лучше серебра, за унцъ платятъ долларъ.

Однако, несмотря на свое веселое настроеніе, онъ зорко всматривался въ темноту при каждомъ поворот тропинки, конечно, онъ боялся не убійцъ или разбойниковъ — онъ былъ для этого слишкомъ храбръ — но дьявола, который въ различныхъ видахъ скрывался въ Санта-Крускихъ горахъ, къ величайшему опасенію всхъ набожныхъ католиковъ. Онъ припомнилъ случай съ Игнатіемъ, погонщикомъ муловъ францисканскихъ монаховъ, который, остановившись въ часъ всенощной для прочтенія символа вры, увидалъ самого чорта въ образ громаднаго медвдя, сидвшаго на корточкахъ и также въ вид шутки сложившаго руки, какъ на молитву. Однако, держа крпко одной рукой поводъ и четки, а другой револьверъ и фляжку съ водкой, онъ скакалъ такъ быстро, что достигъ вершины, когда еще первые лучи солнца слабо освщали отдаленный кряжъ. Соскочивъ съ лошади, онъ съ револьверомъ въ рукахъ осмотрлъ все пространство вокругъ развалившейся печи, заглянулъ во вс пещеры и разщелины сосднихъ утесовъ, бросилъ пытливый взглядъ за вс деревья и кусты. Все находилось въ томъ же самомъ положеніи, какъ утромъ, и не было никакихъ слдовъ недавняго посщенія человческими существами этого уединеннаго уголка. Все было тихо, и только внизу, подъ его ногами, легкій втерокъ нжно вздыхалъ въ макушкахъ сосенъ. Впродолженіе нкотораго времени, онъ ходилъ взадъ и впередъ по площадк, сознавая, что исполняетъ обязанности часового, но мало по малу усталость и постоянное обращеніе къ флажк съ водкой взяли свое, и онъ улегся на землю, завернувшись въ одяло. Черезъ минуту онъ уже крпко спалъ.

Лошадь два раза громко заржала, прямо надъ нимъ что-то зашевелилось, и небольшой камень скатился къ его ногамъ, но онъ лежалъ неподвижно. Наконецъ, дв темныя фигуры показались на горномъ скат.

— Шш! Кто-то лежитъ подл печи.

Эти слова были произнесены шопотомъ и поиспански, но произнесъ ихъ Вайльсъ.

Другая фигура осторожно подкралась къ самому краю утеса и протянула голову.

— Это дуракъ Кончо, сказалъ презрительно Педро.

— А если онъ не одинъ? А если онъ проснется?

— Я останусь здсь караулить, а вы ставьте значки.

Вайльсъ исчезъ, а Педро тихонько сталъ опускаться по крутому утесу, придерживаясь за кустарники. Черезъ минуту, онъ стоялъ подл спавшаго Кончо. Онъ оглянулся. Его товарища не было видно въ окружающей темнот, и только шелестъ въ кустахъ обнаруживалъ его присутствіе наверху. Потомъ, Педро набросилъ свой платокъ на повернутой къ верху лицо лежавшаго на спин Кончо и навалился на него всею тяжестью своего тла, крпко сжимая руками завернутое въ одяло его тло. Произошла минутная борьба, и все стихло. Несчастный не могъ двинуться: такъ крпко обхватывало его одяло и могучія руки Педро.

Не было слышно ни крика, ни воплей, не видно было никакихъ тлодвиженій, барахтались только дв фигуры, лежащія другъ на друг. Наконецъ, въ темнот послышались шаги Вайльса,

— Я ничего не вижу, произнесъ онъ съ утеса: — что вы длаете?

— Караулю.

— Онъ спитъ?

— Спитъ.

— Крпко?

— Крпко.

— Мертвымъ сномъ?

— Мертвымъ.

Тло несчастнаго уже не шевелилось, и Педро всталъ.

— Все готово, сказалъ Вайльсъ: — вы свидтель, что я поставилъ значекъ на этой гор, въ доказательство того, что мы первые открыли здсь руду.

— Я — свидтель.

— А его оставить?

— Отчего же нтъ? Дуракъ напился до безчувствія.

Вайльсъ взглянулъ своимъ лвымъ главамъ на Педро — и тотъ громко вскрикнулъ:

— Caramba! Не смотрите на меня этимъ дьявольскимъ глазомъ!

— Хорошо, добрый Педро, отвчалъ Вайльсъ, повертываясь къ нему правымъ бокомъ.

Испуганный Педро спряталъ за поясъ полувыдернутый охотничій ножъ и пробормоталъ сквозь зубы:

— Ступайте впередъ. Я пойду за вами съ правой стороны.

И они исчезли въ темнот, изъ которой вышли нсколько минутъ передъ тмъ, подозрительно озираясь и прислушиваясь къ малйшему звуку.

Прошло полчаса, востокъ загорлся огнемъ, и передъ гордо встающимъ солнцемъ бловатый туманъ сталъ быстро подниматься изъ ущелій горныхъ расщелинъ. Вся природа ожила, и’ самыя мелкія былинки потянулись къ восходящему свтилу, только Кончо, сильный Кончо, храбрый Кончо, добродушный Кончо лежалъ неподвижно и безмолвно.

IV.
Кто ее взялъ?

На горной вершин безъ устали ржала лошадь. Лошадь Кончи просила завтрака.

Этотъ протестъ голоднаго желудка достигъ до ушей всадниковъ, поднимавшихся въ гору съ запада. Одному изъ нихъ онъ показался знакомымъ.

— Чортъ возьмні Это ржетъ Чикита! воскликнулъ предсдатель ‘Компаніи Ртутной Руды’: — Проклятый мексиканецъ, вроятно, заснулъ пьяный гд-нибудь по близости.

Поровнявшись съ покинутымъ на произволъ судьбы животнымъ, докторъ Тильдъ бросилъ по сторонамъ пронзительный взглядъ.

— Мн это не нравится, сказалъ онъ: — американецъ можетъ бросить своего коня по легкомыслію, но мексиканецъ — никогда. Прибавьте шагу, молодцы, пожалуй, мы уже опоздали.

Черезъ полчаса, они остановились передъ развалившейся печью и неподвижно лежавшей фигурой Кончи, завернутой въ одяло.

— Что я вамъ говорилъ? онъ пьянь! сказалъ предсдатель.

Докторъ не произнесъ ни слова, но нахмурилъ брови. Вс сошли съ лошадей и на четверенькахъ взлзли на выступъ утеса надъ самой печью.

— Посмотрите! воскликнулъ секретарь Биссъ: — насъ предупредили. Здсь уже выставлены объявленія.

Дйствительно, на скал висли два объявленія на полотн о томъ, что земля эта занята Мануэлемъ, Мкгуэлемъ, Педро, Вайльсомъ и Роскомономъ.

— А пока эти молодцы распоряжались, докторъ, произнесъ предсдатель: — вашъ проклятый мексиканецъ спалъ пьяный. Что намъ длать?

Но докторъ молча направился къ виновнику ихъ несчастья. Остальные послдовали за нимъ. Онъ всталъ на колни передъ Кончо, развернувъ одяло, прилегъ ухомъ къ его сердцу и сказалъ:

— Умеръ!

— Неудивительно. Онъ принялъ вчера вечеромъ ваше лежарство. Всему виною ваши проклятыя лошадиныя средства.

Докторъ не обратилъ вниманія на это безцеремонное замчаніе. Онъ пристально взглянулъ на выпученные глаза Кончи и, открывъ ему ротъ, ощупалъ вспухшій языкъ.

— Ничего, молодцы, не бойтесь! сказалъ онъ, вставая: — сорвите эти объявленія, но спрячьте ихъ и смло выставляйте свои. Никто не станетъ оспаривать вашего права. Тутъ, кром грабежа, совершено и убійство.

— Убійство!

— Да, отвчалъ докторъ въ волненіи: — я покажу на суд подъ присягою, что этотъ человкъ задушенъ. Посмотрите, прибавилъ онъ, указывая на руку Кончи, въ которой лежалъ пистолетъ: — на него напали во время сна и онъ, очнувшись, инстинктивно взвелъ курокъ, но не усплъ выстрлить.

— Да, это вроятно, отвчалъ предсдатель: — никто не заснетъ держа въ рукахъ пистолетъ съ взведеннымъ куркомъ. Но что намъ длать?

— Все, отвчалъ докторъ: — преступленіе совершено только часа два тому назадъ. Тло еще тепло. Мы не встртили убійцу: слдовательно, онъ находится гд-нибудь между этой горой и Tree Pines.

— Господа! произнесъ предсдатель торжественно: — двое изъ васъ останутся караулить тло, а остальные послдуютъ за мною въ Trs-Pinos. Законъ нарушенъ самымъ преступнымъ образомъ. и надо возстановить его святость.

— демъ! сказали эти полуциничвые, полулегкомысленные и вполн смлые, отчаянные люди, обратившіеся вдругъ въ трезвыхъ, искреннихъ гражданъ.

— Не подождать ли намъ составленія протокола и выдачи исполнительнаго листа на поимку убійцы? сказалъ секретарь съ благоразумной осторожностью.

— Сколько насъ?

— Пятеро.

— Такъ на кой намъ чортъ проклятый исполнительный листъ! воскликнулъ предсдатель, резюмируя одной фразой все существующее въ Калифорніи законодательство.

V.
Кому она была передана?

Полдень, три сосны, дававшія этому мстечку названіе Tres Pinos, какъ бы дымились среди пыльной дороги и душной атмосферы. Все блестло и сіяло подъ раскаленными лучами соляца: и дорога, и окрестные утесы, и блыя парусиновыя крышу немногихъ хижинъ, составлявшихъ маленькое селеніе, и некрашенныя досчатыя стны таверны и мелочной лавки Роскомона. Нсколько муловъ отдыхало на земл у водопоя подъ небольшой тнью навса.

Мелочная торговля мистера Роскомона, хотя совершенно достаточная для подобнаго мстечка, не занимала у него много времени: одного часа въ субботу вечеромъ было вполн довольно, чтобъ наполнить свининой и мукою боченки рудокоповъ, но ежедневное переполненіе рудокоповъ водкою было трудной постоянной его работой. Роскомонъ проводилъ поэтому гораздо боле времени за прилавкомъ своего кабачка, чмъ въ мелочной лавк. Прибавьте къ этому, что на длинномъ флигел дома или, лучше сказать, сара красовалась торжественная вывска: ‘Космополитъ, гостинница Роскомона, комнаты отдаются поденно и понедльно’, и вы поймете, какъ разнообразны были обязанности этого промышленника. Впрочемъ, гостинница находилась почти въ исключительномъ завдываніи мистрисъ Роскомонъ, тридцати-лтней, сильной, здоровенной и добродушной женщины.

Роскомонъ уже давно примнялъ къ своимъ постителямъ ту теорію, что вс они были сумасшедшіе и что съ ними слдовало обращаться соотвтственно, потому, никакая крайность въ ихъ словахъ или дйствіяхъ не выводила его изъ себя, и его упрямая, суровая натура всегда сохраняла вншнее спокойствіе. Когда онъ не подавалъ гостямъ водку, или въ то время, какъ она исчезала въ ихъ желудкахъ, онъ вчно обтиралъ свой прилавокъ грязнымъ полотенцемъ или чмъ либо попадавшимся ему подъ руку. Замтивъ эту особенность Роскомона, рудокопы часто подсовывали ему различныя, неподходящія тряпки и даже однажды сунули ему въ руки юпку его же жены, снятую съ веревки на двор, гд она сушилась. Ничего не замчая, Роскомонъ продолжалъ вытирать прилавокъ и не поднималъ головы, но это нисколько не мшало ему видть и встрчать подобающимъ привтствіемъ каждаго входящаго постителя.

— Вы не получите ни капли водки, пока не уплатите своега счета, Джакъ Браунъ, говоривалъ онъ: — а вы, голубчикъ Маккоркль, давно не приходили, васъ бутылочка ждетъ съ субботы и т. д., и т. д.

Но въ этотъ день, когда докторъ Тильдъ, предсдатель и секретарь новой компаніи подъхали къ дверямъ его таверны, мистеръ Роскомонъ былъ не въ дух и, услыхавъ лошадиный топотъ, поднялъ голову и пересталъ обтирать прилавокъ.

— Мы ищемъ, снигь предсдатель:— человка по имени Вайльса и трехъ мексиканцевъ: Педро, Мигуэля и Мануэля.

— Будто?

— Да.

— Желаю вамъ успха и, если вы ихъ поймаете, то получите-ка съ нихъ по моему счету. Я вамъ за это скажу спасибо.

Эти слова были покрыты общимъ смхомъ постителей таверны, которымъ почему-то не понравилось появленіе чужестранцевъ.

— Тутъ ничего нтъ смшного, господа, сказалъ сухо докторъ Тильдъ:— сейчасъ совершено убійство въ горахъ, и убійцы оставили слдующее объявленіе на мст преступленія.

Докторъ показалъ объявленіе, снятое съ утеса, толп рудокоповъ, съ любопытствомъ окружившихъ его. Только Роскомонъ не обратилъ на это никакого вниманія и принялся обтирать прилавокъ.

— Вы замтите, господа, что имя Роскомона стоитъ въ ряду лицъ, занявшихъ упомянутую мстность.

— Ну, голубчики, сказалъ Роскомонъ, не поднимая головы:— если у васъ такія же улики противъ нихъ, какъ противъ меня, такъ лучше бросьте дло. Я не выходилъ изъ лавки весь день и всю ночь. Это подтвердятъ вс молодцы.

— Росъ правъ: мы видли его всю ночь за прилавкомъ, хоромъ произнесла толпа.

— Такъ какъ же попало ваше имя на это объявленіе?

— Боже мой! разв мало приходятъ ко мн задолжавшихъ рудокоповъ и говорятъ: ‘голубчикъ Роскомонъ, я открылъ руду и поставилъ ваше имя въ числ лицъ, занявшихъ эту землю, дайте водочки, чтобъ выпить за нашъ успхъ и ваше будущее богатство’? Да вотъ Джонъ Броунъ, спросите у него: сколько онъ мн поднесъ такихъ проклятыхъ подарковъ?

Снова раздался общій смхъ, и искатели убійцъ бднаго Кончо поняли, что имъ здсь не открыть никакого слда преступленія. Къ угрозамъ же прибгать въ такой толп было небезопасно. Однако, докторъ упорствовалъ.

— Когда вы видли въ послдній разъ этихъ людей? спросилъ онъ.

— Когда я ихъ видлъ въ послдній разъ? отвчалъ Роскомонъ: — да чортъ возьми! я никого не вижу, постоянно услуживая гостямъ или обтирая прилавокъ.

— Такъ, такъ, Росъ! вторила толпа, которую очень забавлялъ этотъ неожиданный эпизодъ.

— Такъ я вамъ скажу, господа, сказалъ докторъ торжественно:— что они были въ прошлую ночь въ Монтере и не возвратились сегодня по той же дорог. Слдовательно, они на разсвт прохали здсь.

Не усплъ докторъ выговорить этихъ словъ, какъ уже пожаллъ, но длать было нечего, и онъ съ своими товарищами молча удалился.

Роскомонъ продолжалъ по прежнему услуживать гостямъ и обтирать прилавокъ. Но поздно ночью, когда вс его заведенія были закрыты, онъ заперся съ женою въ спальн и таинственно подалъ ей какую-то бумагу.

— Прочти, Маджи, сказалъ онъ: — небо не наградило меня граматностью.

— Это гербовая бумага, произнесла мистрисъ Роскоманъ:— это передача теб какого-то участка земли. О, Майкъ, ты пустился въ спекуляцію.

— Молчи и спрячь эту грязную, срую бумагу.

— Она меня очень безпокоитъ. Она даже и написана не поанглійски.

— Это испанская концессія на землю.

— Испанская? Что-жь ты за нее далъ?

— Водки, отвчалъ Роскоманъ, хлопнувъ пальцемъ себ по носу.

VI.
Какъ получена была на нее концессія.

Въ то время, когда члены ‘Компаніи Ртутной Руды’ съ энергіей, невполн, быть можетъ, благоразумной, преслдовали Педро и Вайльса по дорог въ Trs Pines, синьоры Мигуэль и Мануэль спокойно сидли въ одномъ изъ кабачковъ Монтерея, покуривая папиросы и обсуждая свою недавнюю находку. Они, повидимому, были не въ дух и, какъ можно было понять изъ разговора, продали свое право на мнимую серебряную руду Вайльсу и Педро за нсколько сотенъ долларовъ, изъ боязни встртить упорную оппозицію со стороны американцевъ. Смышленые читатели, конечно, легко поймутъ, что почтенный мистеръ Вайльсъ не объяснилъ Мигуэлю и Мануэлю настоящей стоимости и значенія ртутной руды, хотя ему пришлось подлиться этой тайной съ Педро, какъ необходимымъ своимъ сообщникомъ. Что Педро не задумался обмануть своихъ товарищей, можно легко заключить изъ его безцеремоннаго поступка съ бднымъ Кончо, а что онъ былъ въ состояніи отправить на тотъ свтъ при удобномъ случа и мистера Вайльса, то въ этомъ послдній нисколько не сомнвался.

— Еслибъ мы немного затянули дло, то онъ далъ бы намъ больше, проклятый глазъ! замтилъ съ сожалніемъ Мануэль.

— Нтъ, мы ничего боле отъ него не получили бы, отвчалъ твердо Мигуэль.

— Отчего? Ты знаешь, что мы могли бы сами эксплуатировать руду.

— И даромъ потерять свой трудъ. Покажи мн, голубчикъ Мигуэль, мексиканца, который выручилъ хоть одинъ реалъ изъ какой нибудь руды въ Калифорніи. Ни одинъ мексиканецъ здсь не разбогатлъ. Кто владетъ мексиканскими рудами? американцы. Кто выручаетъ изъ нихъ деньги? американцы. Помнишь Бріона, который прожилъ золотую руду, чтобъ найти серебряную? Въ чьихъ рукахъ его земли и дома?— у американцевъ. У кого руда Бріона?— у американцевъ. Кто получилъ серебро, которое не могъ найти Бріонъ?— американцы. Везд и всегда американцы.

Между тмъ, злой духъ, повидимому, ршился прослдовать этихъ, сравнительно, невинныхъ людей и предсталъ передъ ними въ лиц Виктора Гарсіи. Это былъ секретарь изъ мстнаго ayuntamiento, который, угостивъ Мануэля и Мигуэля водкой, разсказалъ имъ исторію открытія ртутной руды и составленія въ эту ночь двухъ компаній для ея разработки Вайльсомъ и Кончо. Мануэль побагровлъ и разразился самыми безбожными проклятіями, а Мигуэль, бывшій нкогда духовнымъ лицомъ, поблднлъ и задумался. Наконецъ, словоохотливый Мануэль умолкъ, и нчто въ род слдующаго разговора произошло между боле хладнокровными дйствующими лицами:

Мигуэль (задумчиво).— Когда это ты, другъ Викторъ, просилъ концессію земли въ долин?

Викторъ (съ удивленіемъ).— Никогда, разв я дуракъ, чтобы просить землю въ пустын?

Мигуэль (мягко).— Однако, ты просилъ у губернатора Михельторены. Я самъ видлъъ твое прошеніе.

Викторъ (начиная кое-что смекать).— Да, да, я-было и забылъ. Но увренъ ли ты, что я просилъ земли въ долин?

Мигуэль (убдительно).— Да и на подошв горы.

Викторъ (ршительно).— Такъ, такъ, и на подошв горы.

Мигуэль (смотря пристально на Виктора).— И ты не получилъ документа на эту концессію. Онъ, по несчастью, сгорлъ во время истребленія американскаго архива въ Монтере.

Викторъ (осторожно).— Да, да.

Мигуэль.— Можно было бы возобновить это дло.

Викторъ.— Зачмъ?

Мигуэль.— Для твоей и нашей пользы, другъ Викторъ. Мы, съ своей стороны, приносимъ въ общее дло наше открытіе, а ты — твое знаніе, умнье и испанскую гербовую бумагу.

Мануэль (громкимъ, пьянымъ голосомъ).— Мы, мексиканцы, гонимы судьбою. Намъ ничего не удается. Мы не можемъ прогнать американцевъ.

Мигуэль.— Мы, напротивъ, возьмемъ въ компанію американца. Онъ подкупитъ своихъ чиновниковъ и судей, а потомъ поставимъ необходимыхъ рабочихъ, машины и все нужное.

Викторъ.— Но гд мы его найдемъ?

Мигуэль.— Я уже нашелъ. Это — ирландецъ и набожный католикъ, трактирщикъ въ Tres-Pinos.

Викторъ и Мануэлъ (вмст).— Роскомонъ!

Мигуэль.— Да, мы ему дадимъ долю въ нашемъ предпріятіи, за доставку машинъ, орудій, провизіи и водки. Американцы боятся ирландцевъ. Въ ихъ рукахъ большинство, они выбираютъ президента. Ирландецъ назначенъ алькальдомъ въ Сан-Франциско и мы одной вры съ ирландцами.

Они въ одинъ голосъ сказали bueno, и на минуту, казалось, ими овладлъ религіозный энтузіазмъ, означавшій смерть и погибель всми путами, даже путемъ подлоговъ, людямъ противоположнаго мннія. Это набожное чувство побороло вс практическія соображенія и сомннія.

— У меня маленькая племянница, которая длаетъ перомъ чудеса, сказалъ Викторъ:— стоитъ только сказать ей: ‘Карменъ, спиши мн вотъ это’, и она тотчасъ сниметъ такую врную копію, что ея не отличишь отъ оригинала. Madr de Dios! На дняхъ она сдлала подпись губернатора Піо Пико до того схожую, что, право, можно ошибиться. Ты ее знаешь, Мигуэль. Она спрашивала о теб вчера.

Мигуэль старался скрыть свое смущеніе, но, по всей вроятности, вліяніе черныхъ глазокъ Карменъ отчасти побудило его обратиться къ помощи Виктора. Однако, онъ нашелъ нужнымъ сказать.

— Она не пойметъ?

— Нтъ, она — ребенокъ.

— Она не разболтаетъ?

— Нтъ, если я, и въ особенности ты, Мигуэль, скажемъ ей молчать.

Эта грубая лесть, хотя ни на чемъ неоснованная, такъ какъ Карменъ далеке не сочувствовала Мигуэлю, подйствовала. Они молча пожали другъ другу руку.

— Но если длать, то нельзя терять ни минуты, сказалъ Мигуэль.

— Конечно, отвчалъ Викторъ:— пойдемъ сейчасъ.

— Мы вернемся черезъ часъ, жди меня, сказалъ Мигуэль, кивнувъ головою Мануэлю.

Они отправились по темной, узкой улиц и случайно прошли мимо квартиры доктора Гильда, именно въ ту минуту, когда Кончо садился на лошадь, а президентъ новой компаніи давалъ ему послднія инструкціи.

— Слышишь? спросилъ Мигуэль, схвативъ за руку своего спутника.

— Да. Но пусть скачетъ. Черезъ часъ у насъ будетъ документъ, которымъ мы опередимъ его на нсколько лтъ.

Они продолжали свой путь и, наконецъ, тихо, незамтно достигли низенькаго каменнаго дома.

Этотъ домъ былъ нкогда роскошнымъ жилищемъ, но, повидимому, раздлилъ судьбу своего первоначальнаго владльца, сэра Хуана Бріонеса, и теперь находился въ очень дурномъ положеніи. Ряды черепицы на его красной крыш казались морщинами старости, въ лучшихъ его комнатахъ пахло сыростью и ветхостью, но его массивныя стны не боялись землетрясенія и поддерживали внутри одинаковую температуру во вс времена года.

Викторъ провелъ Мигуэля черезъ низенькую переднюю комнату, очень просто мёблированнную, въ которой Карменъ рисовала.

Карменъ была очень граціознымъ живописцемъ и отличалась всми туманными стремленіями артиста, но не имла стойкой, закаленной души истиннаго художника. Она понимала красоту съ вншней ея стороны, какъ ребенокъ, но не постигала ея внутренняго смысла, и потому ея картины, изображавшія цвты, птицъ, наскомыхъ, виды, людей, были врны природ, но въ нихъ недоставало поэзіи. Птицы пли ей всегда одну пснь, цвты деревья говорили одну рчь, а небо сіяло только блестящимъ колоритомъ. Она особенно хорошо изображала католическихъ святыхъ, не имющихъ никакого выраженія и походившихъ, какъ дв капли воды, на произведенія древнихъ художниковъ. Ея искуство въ подражаніи обнаруживалось точно также въ почеркахъ и подписяхъ. Еще воспитываясь въ монастыр, она обращала на себя вниманіе прекраснымъ почеркомъ, за что добрыя сестры ее очень любили.

Ея фигура была маленькая, дтская, еще несформировавшаяся и, быть можетъ, слишкомъ плоская. Ея лобъ низкій, откровенный, честный, былъ окаймленъ черными, какъ вороново крыло, волосами, глаза темно-каріе, не очень большіе, дышали дремавшею страстью, носъ былъ ничмъ не замчателенъ, ротъ маленькій, правильный, зубы блые, ровные. Все ея лицо отличалось замчательною пикантностью, которую могло смягчить нжное чувство и, напротивъ, исказить — злоба. Въ настоящее время это былъ винегретъ, въ которой масло и уксусъ положили по ровной порціи. Конечно, прозорливая читательница тотчасъ пойметъ, что это лишь поверхностный портретъ, набросанный мужской кистью, и сразу составитъ себ мнніе о характер молодой двушки и компетентности лица, говорящаго о ней. Я могу только сказать одно — что она мн нравится и играетъ довольно значительную роль въ этомъ правдивомъ разсказ.

Она подняла голову, вскочила со стула и насупила брови при вид чужого человка, но, замтивъ поспшный знакъ дяди, открыла ротъ, обнаруживая свои прелестные зубы.

Она сказала только одно слово и самое обыкновенное, но, еслибъ она могла передать свой голосъ своимъ картинамъ, то, безъ сомннія, обогатила бы свое семейство. Онъ былъ такъ нженъ, мелодиченъ, пріятенъ и музыкаленъ, что, казалось, ока впервые изобрла человческій голосъ. И, однако, она сказала только ‘здравствуйте’, это пустое, глупое слово, которое ежедневно тысячи хорошенькихъ ротиковъ произносятъ то картавя, то взвизгивая, то проглатывая буквы.

Мигуэль разсыпался въ похвалахъ ея картинамъ, его особливо поразилъ эскизъ мула, изображенный карандашомъ.

— Пресвятая Богородица! воскликнулъ онъ: — это совсмъ живой мулъ, такъ и видно, что онъ не хочетъ идти дале.

— Это все вздоръ въ сравненіи съ ея писаніемъ, сказалъ хитрый Викторъ:— посмотримъ, узнаете ли вы подлинную подпись Піо-Пико.

Онъ вынулъ изъ письменнаго стола дв бумаги: одну желтоватую, а другую — обыкновенную, блую. Конечно, Мигуэль, съ любезностью влюбленнаго, указалъ на послднюю, какъ боле новую.

— Вотъ это — подлинникъ, сказалъ онъ.

Викторъ весело разсмялся, и Карменъ ему вторила дтскимъ, серебристымъ смхомъ.

— Нтъ, это моя работа, отвчала она.

Самая лучшая женщина не откажется отъ комплимента даже со стороны человка ей непріятнаго.

Но Викторъ не довольствовался этимъ доказательствомъ искуства своей племянницы.

— Покажи ей какой хочешь почеркъ, и она немедленно теб его спишетъ.

Мигуэль не былъ настолько влюбленъ, чтобъ не понять намека Виктора, и замтилъ, что подпись губернатора Михельторены была особенно сложна и трудна.

— Она вамъ сейчасъ ее сдлаетъ, сказалъ ршительно Викторъ.

Изъ груды старыхъ оффиціальныхъ бумагъ онъ выбралъ подпись покойнаго губернатора, которая, по своимъ прихотливымъ ‘изворотамъ, вроятно, стоила ему много труда’ Карменъ взяла въ руки перо, но, прежде чмъ обмокнуть его въ чернила, сомнительно покачала головою.

— Старая бумага, совсмъ желтая, сказала она: — чтобъ блой придать тои же видъ, надо покрыть ее краской, а тогда чернила потекутъ.

Заговорщики переглянулись. Минута была критическая.

— Кажется, у меня есть старая гербовая бумага, сказалъ Викторъ небрежно и, вынувъ изъ ящика пожелтвшій листъ, подалъ племянниц:— попробуй лучше на этой бумаг.

Карменъ улыбнулась съ дтской радостью и однимъ почеркомъ пера сдлала подпись покойнаго губернатора, которой онъ самъ не отличилъ бы отъ своей.

— Это — просто волшебство! воскликнулъ Мигуэль, крестясь.

Викторъ долженъ былъ разыграть роль. Онъ прикинулся очень тронутымъ торжествомъ племянницы и, свернувъ бумагу, спряталъ ее въ карманъ.

— Я одурачу донъ-Джозе-Кастро, сказалъ Викторъ:— онъ поклянется, что это подпись губернатора, его закадычнаго друга, но, пожалуйста, Карменъ, не говори никому объ этомъ, чтобъ не испортить моей шутки. Потомъ я ему скажу, какое ‘сокровище — моя племянница’, и онъ будетъ съ удовольствіемъ покупать твои картины.

Съ этими словами онъ поцловалъ молодую двушку и потрепалъ ее по обимъ щечкамъ. Мигуэль смотрлъ на него съ завистью, но вскор любовь уступила мсто корысти. Викторъ припомнилъ, что къ 10-ти часамъ они должны быть въ Posada del Toros, почему и удалились, однако, не прежде ядовитой выходки Карменъ.

— Скажите мн, сказала она, обращаясь къ обоихъ: — что случилось съ Кончо? Онъ постоянно приносилъ мн изъ горъ цвты, птицъ и наскомыхъ. Ты помнишь, дядя, какъ мой Кончо приходилъ сюда и разсказывалъ мн о медвдяхъ, о злыхъ духахъ, о различныхъ камняхъ, которые онъ видалъ и т. д. А. теперь онъ уже давно не приходилъ. Не случилось ли съ нимъ, чего дурного?

И она патетически опустила глаза.

— Онъ, врно, запилъ, синьорита, отвчалъ Мигуэль, ревность котораго громко заговорила: — и нетолько забылъ васъ, но и своего мула. Это съ нимъ часто случается — ха, ха, ха!

Алыя губки Карменъ поблднли, и она злобно сжала ихъ. Горлица неожиданно превратилась въ ястреба, ребенокъ — въ старую вдьму, едва проглядывавшій въ ея чертахъ духъ злобной представительницы древняго дома Гарсіи, вдругъ проявился во всей своей сил. Бросивъ быстрый взглядъ на дядю и подойдя къ Мигуэлю, она сказала:

— Можетъ быть, синьоръ Мигуэль Доминго Пересъ, дйствительно, Кончо — пьяница, но онъ никогда, ни трезвый, ни пьяный, не повертывалъ спины друзьямъ или врагамъ.

Мигуэль хотлъ отвчать, но Викторъ шепнулъ ему:

— Дуракъ! это ея старый пріятель, и намъ еще много дла. Разв ты съума сошелъ?

Мигуэль позволилъ Виктору увезти себя, но затаилъ въ своемъ сердц ревность и жажду мести.

Возвратясь въ кабачокъ, они нашли Мануэла совершенно въ безпомощномъ положеніи отъ выпитой водки и ярой ненависти къ американцамъ. Поэтому они принялись вдвоемъ за работу.

Въ полночь, черезъ два часа посл отъзда Кончо, Мигуэль. вскочилъ на лошадь и поскакалъ въ селеніе Tres-Pinos. Въ карман у него преспокойно лежало оффиціальное прошеніе на имя губернатора Михельторены о концессіи участка земли въ Ранч Красныхъ Утесовъ.

VII.
Кто воспользовался ею.

Безъ сомннія, присяжные въ Фрезно ршили бы, что смерть Кончо произошла отъ нелишняго употребленія спиртныхъ напитковъ, еслибъ докторъ Тильдъ не отстаивалъ пламенно интересовъ правосудія и своего собственнаго мннія. Большинство присяжныхъ даже находило, что вовсе не надо было ихъ созывать для произнесенія приговора, на основаніи сдланнаго слдствія. Одинъ изъ нихъ прямо высказалъ, что не стоило безпокоить американскихъ гражданъ каждый разъ, какъ мексиканцу вздумается, такъ или иначе, покончить съ своей проклятой жизнью. ‘Если его и убили, сказалъ другой: — то естественное право каждаго мексиканца — быть убитымъ’. Наконецъ, присяжные пошли на сдлку и признали, что бдный Кончо былъ убитъ неизвстными людьми, хотя всмъ было хорошо извстно, что эти неизвстные люди были Вайльсъ и Педро. Они бжали, въ Нижнюю Калифорнію, а Мануэль, Мигуэль и Роскомонъ ясно доказали свое alibi. Но все же они сочли, что, при возбужденномъ въ то время общественномъ мнніи, не безопасно была предъявлять въ судъ свои права, основанныя на фальшивыхъ документахъ.

Такимъ образомъ, впродолженіи года посл убійства Конча и бгства его убійцъ, компанія ‘Ртутной Руды’ спокойно разработывала руду. Но призракъ убитаго Кончо, какъ призракъ Банко, преслдовалъ эту компанію. Однажды, крупный капиталистъ явился въ руду, нашелъ ее очень выгоднымъ предпріятіемъ и предложилъ одному изъ компаньоновъ свое имя и извстный капиталъ за пай въ компаніи, съ правомъ контролирующаго голоса, причемъ онъ объяснилъ, что, въ случа отказа, онъ скупитъ различныя мексиканскія ртутныя руды, наводнитъ рынокъ ртутью и тмъ вполн раззоритъ компанію. Это глубокомысленное заявленіе одного изъ князей горнаго дла въ Калифорніи, оказавшаго такія громадныя услуги для развитія производительныхъ силъ государства, нельзя было оставить безъ вниманія, и, посл долгихъ объясненій съ компаніей, означенный пайщикъ продалъ свою долю. Какъ только разнеслась всть, что крупный капиталистъ взялъ въ свои руки компанію ‘Ртутной Руды’, паи тотчасъ поднялись и пайщики ликовали. Но это продолжалось недолго, крупный капиталистъ нашелъ необходимымъ завести дорогія машины, управляющаго съ значительнымъ жалованьемъ и вообще улучшить все дло, употребивъ на это часть дохода. Потомъ онъ послалъ управляющаго изучить положеніе ртутныхъ рудъ въ Россіи и Испаніи, а также поручилъ извстнымъ ученымъ изслдовать составныя части ртути. Все эта испугало пайщиковъ, и, пользуясь случаемъ, крупный капиталистъ, чрезъ своихъ ловкихъ маклеровъ, скупилъ вс остальные паи. Но, впервые, онъ не принялъ во вниманіе корыстолюбія другихъ и былъ неожиданно пораженъ извстіемъ, что въ американскую поземельную комиссію представлена просьба о выдач владтельнаго документа на участокъ земли, извстный подъ названіемъ Ранчи Красныхъ Утесовъ и въ составъ котораго входила ртутная руда. Но эта всть была получена тайно и онъ тотчасъ же спустилъ вс свои паи единственному члену первоначальной компаніи, дятельному молодому человку, неподозрвавшему ничего дурного. Когда дло выяснилось, то покупщикъ оказался въ очень затруднительномъ положеніи. На немъ остались вс громадные расходы и долги, его кредитъ былъ поколебленъ удаленіемъ изъ компаніи крупнаго капиталиста, умніемъ котораго предохранить себя отъ предстоящей опасности вс восхищались. Однимъ словомъ, оставшись владльцемъ руды, безъ репутаціи и съ процессомъ въ виду, бдный Битсъ, первый секретарь компаніи, пришелъ въ отчаяніе. Но онъ былъ человкъ хорошій, надежный и врилъ въ свое дло, въ самого себя. Кром того, Провидніе, разметавъ во вс стороны его враговъ, подарило ему друга. Объ этомъ друг намъ надо сказать нсколько словъ, такъ какъ онъ занимаетъ видное мсто въ нашемъ правдивомъ разсказ.

Пиладъ этого Ореста назывался Рояль Тотчеръ. Его генеалогія, рожденіе и воспитаніе не имютъ отношенія къ нашему разсказу, который касается только его дружбы къ Бигсу и послдствій этой дружбы. Онъ зналъ Бигса года два передъ тмъ, тогда они длили между собою деньги и провизію, и все, что у нихъ было, съ искреннимъ братствомъ рудокоповъ. Въ настоящее время, судьба отвернулась отъ Тотчера, и онъ бдствовалъ въ Сан-Франциско, имя за душею только одн надежды на будущія богатства, тогда какъ онъ воображалъ, что ладья Бигса торжественно плаваетъ въ мор блестящей ртути. Такимъ образомъ, онъ очень удивился, получивъ отъ своего друга слдующую записку:

‘Любезный Рой, прізжай сюда и помоги пріятелю. Одинъ я не справлюсь, а вдвоемъ, можетъ быть, мы еще можемъ спасти дло. Твой Бригси.’

Тотчеръ читалъ этотъ призывный кличъ въ плохо мёблированной комнат и на тощій желудокъ. Онъ тотчасъ написалъ своей хозяйк, которой былъ долженъ, чтобъ она не безпокоилась, и, избгая трогательнаго съ нею прощанія, спустилъ свой чемоданъ по веревк во дворъ и былъ таковъ. Черезъ три дня, частью пшкомъ, частью верхомъ, онъ достигъ своего назначенія. Въ нсколько минуть онъ узналъ всю правду о компаніи ‘Ртутной Руды’, а черезъ полъ-часа былъ уже законнымъ компаньономъ своего друга, владя половиной руды, ея несчастнаго прошедшаго и сомнительнаго будущаго.

Покончивъ съ дломъ, Бягсъ пристально посмотрлъ на своего друга.

— Вы очень постарли, сказалъ онъ: — вроятно, это слдствіе голода. Я узналъ бы всегда ваши глава, но вашъ ротъ и губы такъ мрачно сжаты, какъ я никогда не видывалъ.

Тотчеръ улыбнулся, чтобъ доказать, что онъ умлъ еще улыбаться, но не сказалъ, что разочарованіе, сдержанная злоба и по временамъ одолвавшій его голодъ исказили его добродушное лице. Онъ снялъ свой изношенный сюртукъ, засучилъ рукава и тотчасъ принялся за работу, говоря:

— Намъ предстоитъ много труда и борьбы.

VIII.
Кто тягался изъ-за нея.

Между тмъ Роскомонъ, посл продолжительной отсрочки, предъявилъ, отъ имени Гарсіи, въ поземельную комиссію Соединенныхъ Штатовъ свои права на эту руду. Доказательствомъ этихъ правъ было прошеніе о концессіи участка земли, поданное губернатору Михельторены и снабженное оффиціальными помтками, конечно — фальшивыми. Подлинный актъ концессіи, по словамъ Гарсіи, былъ уничтоженъ огнемъ, но отчего?

Повидимому, даже удивительный талантъ миссъ Карменъ поддлывать подписи имлъ границы. Она не могла дойти до врнаго воспроизведенія оффиціальной печати, безъ которой актъ концессіи былъ немыслимъ. Но за то были представлены письма на гербовой бумаг губернатора Михельторены къ Роскомону, Гарсіи, Мануэлю и отцу послдняго. Кром того, были многочисленныя свидтельскія показанія: Мануэля, Мигуэля и все помнящаго де-Гаро о томъ, что его превосходительство клялся дать концессію Гарсіи и дйствительно ее далъ. Тутъ было все: и свидтели, и письма, и разговоры, и документы, одного только недоставало — печати его превосходительства. Но единственный снимокъ съ этой печати находился у враждебной школы возстановленія древностей, работавшей въ поземельной комиссіи. И Роскомону было отказано, Поземельная комиссія недавно выдала патенты двумъ различнымъ лицамъ на одну и ту же землю, а потому теперь была очень осторожна и консервативна.

Роскомонъ сначала удивился, потомъ пришелъ въ негодованіе и, наконецъ, сталъ воинственно кричать, что онъ подастъ на апелляцію.

Быть можетъ, читателю покажется, что Роскомонъ былъ въ этомъ невренъ себ, но для нкоторыхъ натуръ судебная тяжба иметъ всю прелесть картежной игры, и, къ тому же, не надо забывать, что это былъ его первый процессъ. Такимъ образомъ, его адвокатъ, мистеръ Сопонаціусъ Вудъ, нашелъ его въ томъ воинственномъ настроеніи, которое обязываетъ адвоката лицемрно прибгать ко всмъ софизмамъ ремесла.

— Конечно, вы имете право апеллировать, но обсудите дло спокойно, сэръ, говорилъ онъ:— оно, съ нашей стороны, было обставлено великолпно и наши доказательства безспорны, но случалось, что подобныя же ршенія поземельной комиссіи навлекали на нее непріятности, такъ что, еслибъ самъ губернаторъ Михельторены воскресъ изъ мертвыхъ и сталъ бы утверждать, что вы получили отъ него концессію, то это ни къ чему не повело бы. Теперь и, по крайней мр, еще на полгода, никакая испанская концессія не получитъ утвержденія. Дло въ томъ, любезный сэръ, что правительство прислало одного изъ крупныхъ уашингтонскихъ юристовъ для изслдованія испанскихъ концессій, и онъ донесъ, что большинство ихъ — обманъ и мошенничество. А почему, сэръ? Потому что онъ купленъ кружкомъ.

— Что такое кружокъ? спросилъ Роскомонъ.

— Кружокъ? Это сборище безнравственныхъ, но богатыхъ и вліятельныхъ людей, соединившихся для противодйствія правосудію.

— А какое дло кружку до концессіи, которую мн уступилъ за долгъ мошенникъ мексиканецъ?

— Кружокъ, любезный сэръ — противная сторона въ нашемъ дл.

— Но отчего же у насъ нтъ кружка? За что же я вамъ плачу 500 долларовъ? Послушайте, мистеръ Сапи Вудъ, я хочу во что бы то ни стало апеллировать и получить землю. Достаньте мн ее, и я вамъ отдамъ половину. Идетъ?

— Но, любезный сэръ, у насъ, адвокатовъ, есть правила, конечно, техническія…

— Чортъ бы побралъ ваше адвокатское ремесло! мое не хуже. Если я рисковалъ провизіей и водкой, покупая права Гарсіи, то вы можете рисковать своими законами.

— Ну, отвчалъ Вудъ съ какой-то странной улыбкой:— я полагаю, что можно помириться на слдующемъ: вы уступите мн половину земли по дружб, а я все же заплачу вамъ за нее… ну, хоть долларъ.

— Но противъ кого мы боремся? За кого стоитъ кружокъ?

— Нашъ противникъ — Соединенные Штаты.

— Соединенные Штаты? Правительство? И вы его боитесь? Я боролся съ правительствомъ въ моемъ отечеств, и правительство заставило меня переселиться въ Америку, и неужели я измню теперь моимъ принципамъ?

— Ваши политическія убжденія длаютъ вамъ честь, сэръ.

— Но какое дло правительству до нашей апелляціи?

— Правительство является въ нашемъ дл въ лиц окружнаго атторнея.

— А кто этотъ разбойникъ?

— Говорятъ, отвчалъ Вудъ, смотря знаменательно на Роскомона,— что будетъ назначенъ новый атторней, и я самъ желалъ получить это мсто.

Роскомонъ обратилъ свои хитрые, но не слишкомъ умные срые глаза на американскаго адвоката, но сказалъ только:

— Неужели?

— Да, продолжалъ Вудъ, смло смотря ему въ глаза:— еслибъ меня поддержали многіе изъ вашихъ вліятельныхъ соотечественниковъ, которые имютъ большую силу во всхъ партіяхъ, то я надюсь, что вы со временемъ сдлаетесь консерваторомъ или по крайней мр, примиритесь съ правительствомъ.

Меньшій и большій мошенники пристально посмотрли другъ на друга и, неожиданно почувствовавъ теплое дружеское сочувствіе другъ къ другу, ударили по рукамъ.

— Вы подадите на апелляцію и выиграете дло?

— Да.

И онъ подалъ на апелляцію, и выигралъ дло. Вмст съ тмъ, по странному стеченію обстоятельствъ, онъ получилъ мсто окружнаго атторнея. Положивъ въ карманъ формальный актъ объ уступк въ его пользу Ранчи Краснаго Утеса, онъ поручилъ товарищу-адвокату явиться въ лиц своего кліента, Соединенныхъ Штатовъ, противъ самого себя, Роскомона, Гарсіи и пр. Такова деликатность юристовъ, которой не мшало бы подражать намъ, литераторамъ.

Соединенные Штаты проиграли. Это грозило раззореніемъ и погибелью компаніи ‘Ртутной Руды’, которая купила у благодтельнаго правительства не принадлежавшую ему землю. Мексиканская концессія, конечно, относилась ко времени, предшествовавшему занятію этого участка земли Вайльсомъ, Кончо, Педро и др., а также компаніей ‘Ртутной Руды’ и ея теперешними представителями, Бигсомъ и Тетчеромъ. Мало того, Бигсъ и Тотчеръ являлись отвтственными передъ Гарсіей за вс барыши, полученные крупнымъ капиталистомъ, эксплуатировавшимъ руду. Окружный атторней, былъ, повидимому, огорченъ, но спокойно покорился судьб. Битсъ и Тотчеръ были дйствительно огорчены и продолжали борьбу.

Теперь началась серьёзная, тяжелая, долголтняя борьба, поддерживаемая со стороны Бигса и Тотчера съ энергіей, мужествомъ и искренней увренностью въ своей правот, а со стороны Гарсіи, Роскомона и пр.— проволочками, крючкотворствомъ, техническими хитростями и всми пріемами Фабія Кунктатора. Такимъ образомъ, дло, которое, при обыкновенныхъ обстоятельствахъ, окончилось бы черезъ нсколько мсяцевъ, безмилосердно волочили и затянули на восемь или на девять лтъ. Однако, въ могучихъ рукахъ Бигса и Тотчера было дйствительное пользованіе землею, и они добывали и продавали ртуть въ то время,какъ ихъ противники только расходовали золото на тяжбу. Наконецъ, Бигсъ не выдержалъ борьбы, его руки повисли, какъ плетки, щеки ввалились, и онъ умеръ, завщая свои права товарищу. Съ того времени Рояль Тотчеръ сталъ царить одинъ.

Но мы слишкомъ далеко забжали съ юридической стороной нашего разсказа и пора вернуться къ различнымъ человческимъ интересамъ, составлявшимъ основу процесса.

Начнемъ съ Роскомона. Чтобъ быть справедливымъ на счетъ его послдующаго поведенія, не надо забывать, что, принимая концессію на Ранчу Краснаго Утеса, онъ не зналъ и даже на подозрвалъ, что тутъ скрывался какой-нибудь обманъ. Только подъ опьяняющимъ вліяніемъ тяжбы онъ почувствовалъ, что его обманули и обидли, и, какъ всякій обиженный, видлъ причину своего несчастія въ людяхъ, а не въ обстоятельствахъ. Для его простого, грубаго ума было ясно лишь то, что компанія ‘Ртутной Руды’ получала доходы съ принадлежавшей ему земли, и каждую проволочку, отсрочивавшую его вводъ во владніе, даже возбуждаемую его собственнымъ адвокатомъ, онъ считалъ личнымъ оскорбленіемъ, а мысль, что онъ получилъ этотъ богатый участокъ за чистый пустякъ, совершенно даромъ, никогда не входила ему въ голову. Возможность потерять плодъ этой даровой спекуляціи пугала его гораздо боле, чмъ еслибъ онъ заплатилъ за эту руду милліонъ, который онъ надялся выручить изъ нея. Вообще я замтилъ, что люди обыкновенно любятъ получать многое изъ ничего, и чмъ мене расходовъ, тмъ они разсчитываютъ на большій барышъ.

Но все это печально отзывалось на немъ, какъ всегда бываетъ съ корыстолюбцами. Онъ бросалъ тысячи долларовъ изъ своихъ законныхъ прибылей отъ мелочной торговли на безумную химеру и совершенно измнился. Онъ уже не смялся и не шутилъ съ постителями таверны, а постоянно былъ занятъ мрачными заботами о борьб съ врагами, о вознагражденіи друзей и такъ дале. Дла мелочной лавочки разстроились, а въ гостинниц мистрисъ Роскомонъ была принуждена, въ явный убытокъ, пріютить и кормить толпу ложныхъ свидтелей. Даже въ таверн стало меньше постителей, такъ какъ служащіе въ компаніи ‘Ртутной Руды’ перешли въ сосднюю таверну, проклиная громогласно Роскомона. Спокойное, механическое равнодушіе, съ которымъ онъ услуживалъ своимъ гостямъ, совершенно исчезло. Онъ уже никогда боле не обтиралъ конторки, и на ней виднлись безконечные слды стакановъ и рюмокъ. Очевидно, онъ былъ занятъ другимъ, и его проницательный срый глазъ всюду искалъ враговъ или друзей.

Теперь скажемъ нсколько словъ о Гарсіи. Врожденный талантъ этого джентльмэна къ извращенію историческихъ фактовъ усиливался, по несчастью, вмст съ упадкомъ его памяти, и года черезъ два посл его присяжнаго показанія по длу объ испанской концессіи, онъ, по какому-то другому длу, далъ такое противорчивое показаніе, что его тотчасъ уличили во лжи. Съ того времени, его слава, какъ свидтеля, эксперта и историка, стала быстро падать. Ему одному уже никто не врилъ, а другому свидтелю, подтверждавшему его показанія, надо было дорого платить. Вмст съ тмъ, онъ съ горя запилъ и, мало по малу, потерялъ свое положеніе въ город, домъ, и пр., такъ что Карменъ, переселившаяся въ Сан-Франциско, должна была содержать его своею кистью.

Такимъ образомъ, мы дошли до хорошенькой молодой двушки, невинно поддлавшей подпись на документ, который произвелъ столько роковыхъ послдствій въ Ранч Краснаго Утеса.

IX.
Какое отношеніе къ ней имлъ прекрасный полъ.

Домъ, изъ котораго Рояль Тотчеръ такъ неожиданно исчезъ во время своего бгства въ обтованную землю Бигса, былъ одинъ изъ тхъ громадныхъ несоразмрныхъ зданій, которыя возникали въ Сан-Франциско чудовищной фантазіей строителей, питавшихъ Богъ знаетъ какія надежды. Сначала они всегда предназначались для жительства какого-нибудь калифорнійскаго Аладина, а потомъ обыкновенно дло кончалось тмъ, что въ его великолпныхъ стнахъ безпомощная вдова или безнадежная старая два открывала меблированныя комнаты, стараясь соддержать себя въ приличномъ положеніи и нажить кусокъ хлба. Хозяйка Тотчера принадлежала къ первому разряду. Она, по несчастью, пережила нетолько своего мужа, но и его состояніе, а теперь, живя въ одной комнат, отдавала въ наемъ, по обычаю итальянскихъ аристократовъ, остальной, пришедшій въ упадокъ, дворецъ. Эти грустные факты ея жизни она особливо рельефно выставляла жильцамъ каждое первое число, и потому естественно, что исчезновеніе Тотчера тяжело ее поразило. Но, когда черезъ нсколько дней, она получила отъ него съ излишкомъ всю должную имъ сумму, то сердце вдовы возликовало, и отъ удара жезломъ по скал низвергся потокъ щедротъ. На самой вдов появилось новое платье, на ея сын Джон — новый сюртукъ, въ столовой — новая клеенка, и, главное, она стала гораздо любезне обходиться съ бдной молодой двушкой изъ Монтерея, которая существовала живописью и задолжала ей за нсколько мсяцевъ. Дйствительно, въ послднее время, кошелекъ миссъ де Гаро былъ совершенно опорожненъ ея дядей, такъ какъ цна на лжесвидтельство страшно упала на монтерейскомъ рынк, вслдствіе чрезмрнаго предложенія этого предмета.

Мистрисъ Плоджитъ — такъ звали хозяйку — не могла удержаться, чтобъ не передать Карменъ де-Гаро своей радости.

— Онъ всегда былъ вашимъ другомъ, моя милая, сказала она:— и я была уврена, несмотря на его бгство, что онъ не обидитъ бдной вдовы, а вотъ послушайте, что онъ пишетъ о васъ.

И, вынувъ изъ кармана письмо Тотчера, она прочла слдующее:

‘Скажите моей маленькой сосдк, что я пріду за ней и за ея рисовальными принадлежностями, привезу ее сюда и не отпущу, пока она мн не нарисуеть большой картины, изображающей на первомъ план заводъ компаніи ‘Ртутной Руды’.

Но что это! Зачмъ Карменъ такъ покраснла отъ этого перваго блестящаго заказа? Зачмъ она въ смущеніи сунула въ ротъ свою кисть? Зачмъ съ быстротою рзваго мальчишки подскочила къ хозяйк? Отвчай мн на эти вопросы, о, Карменъ, миніатюрнйшая изъ брюнетовъ! Но она молчитъ и я долженъ самъ вывести заключеніе о ея поступкахъ, на основаніи мн извстныхъ фактовъ.

Маленькая комнатка миссъ Карменъ находилась противъ комнаты Тотчера, и раза два, когда дверь была отворена, онъ видалъ черезъ корридоръ маленькую мальчишечью фигурку молодой двушки въ синемъ передник и съ черной, курчавой головкой, на высокомъ стул передъ мольбертомъ. Съ другой стороны, Карменъ часто чувствовала въ своей комнат табачный дымъ и замчала, также въ отворенную дверь, американскаго олимпійца, въ большомъ качающейся кресл съ протянутыми на каминъ ногами. Нсколько разъ они встрчались на лстниц, и Тотчеръ привтствовалъ молодую двушку съ почтительной, но полу-юмористической любезностью, которая никогда серьёзно не оскорбляетъ истинной женщины и только возбуждаетъ въ ней желаніе отгадать, не скрывается ли страстный Ромео подъ маской смющагося Меркуціо. Въ сущности же, Тотчеръ былъ по природ защитникъ и покровитель слабыхъ, только слабость, одна слабость возбуждала въ его сердц нжныя чувства, и потому онъ всегда питалъ глубокую симпатію къ женщинамъ и дтямъ.

Конечно, читатель выведетъ изъ всего этого, что Карменъ была влюблена въ Тотчера, но боле критическій и аналитическій взглядъ женщины не усмотритъ здсь ничего не соотвтствующаго простой дружб. Правда, Тотчеръ не былъ сантименталенъ, никогда не говорилъ молодой двушк комплиментовъ, и случалось даже, что по цлымъ днямъ дверь въ его комнату была затворена, хотя потомъ онъ встрчался съ ней такимъ искреннимъ, дружескимъ расположеніемъ, словно видлъ ее только наканун. Его исчезновеніе возбудило въ первые дни такое же негодованіе въ миссъ Карменъ, какъ и въ мистрисъ Плоджитъ, а потому, очевидно, она мало ему сочувствовала. Кром того, она была привязана только къ одному Кончо, другу ея дтства, и, врная его памяти, ненавидла всхъ американцевъ, которыхъ считала его убійцами.

Такимъ образомъ, не было ничего удивительнаго, что она тотчасъ забыла о Тотчер и объ его предложеніи и принялась за живопись. Она въ это время оканчивала фантастическій портретъ добраго патера Джуниперо Серра, знаменитаго миссіонера, который, по счастью, умеръ за сто лтъ до пріобртенія Калифорніи американцами. Но такъ какъ эта картина, несмотря на вс ея достоинства, долго не продавалась, то она стала серьёзно думать о вывскахъ, какъ боле популярномъ и требующемся на рынк предмет. Дйствительно, она продала неоконченную голову Іоанна Крестителя, окруженную облаками, за 50 долларовъ извстному москательщику. Но мало по малу она начала приходить въ уныніе и даже въ отчаяніе, такъ что вздыхала о безмолвной летаргіи монашеской жизни, и вотъ, наконецъ…

Онъ пріхалъ.

Но онъ явился не какъ царевичъ волшебныхъ сказокъ на бломъ кон для освобожденія заточенной царевны. Онъ очень загорлъ, обросъ длинной бородой, одежда его была въ большомъ безпорядк, и онъ, очевидно, былъ чмъ-то озабоченъ. Но его глаза и ротъ сохраняли свое прежнее выраженіе, и кргда онъ повторилъ своимъ обычнымъ, искреннимъ, полу-юмористичнымъ тономъ свое предложеніе, то маленькая Карменъ не могла ничего отвчать и только покраснла.

Тогда неожиданная мысль блеснула въ его голов, и онъ также покраснлъ. Истинный джентльмэнъ скроменъ не мене женщины. Онъ бросился со всхъ ногъ къ мистрисъ Плоджитъ и поспшно воскликнулъ:

— Вы убиваете себя, живя здсь постоянно. Вамъ необходимъ отдыхъ. Прізжайте ко мн въ Монтерей дня на два и привезите съ собою миссъ де-Гаро.

Вдова тотчасъ поняла въ чемъ дло. Тотчеръ былъ теперь видный женихъ, и такъ какъ вс дочери Евы — природныя свахи, то она немедленно согласилась. Карменъ де-Гаро, съ своей стороны, также не могла отказаться отъ этой поздки.

Обимъ дамамъ заводъ компаніи ‘Ртутной Руды’ показался, какъ и говорилъ имъ Тотчеръ, немного грубымъ и исключительно населеннымъ мужчинами мстечкомъ. Впрочемъ, Тотчеръ былъ чрезвычайно гостепріименъ и предоставилъ въ ихъ распоряженіе свое жилище, самъ же спалъ у своихъ рабочихъ или подъ деревомъ. Сначала почтенной мистрисъ Плоджитъ недоставало газа, водопроводовъ и другихъ удобствъ цивилизаціи, между прочимъ, подушки и простыни, но вскор горный воздухъ совершенно смягчилъ ея невралгію и характеръ. Что-же касается до Карменъ, то она, какъ дитя, радовалась своей безграничной свобод и возможности предаваться вполн своимъ юношескимъ стремленіямъ, которыхъ не связывали никакія общественныя узы. Она одна бгала по горамъ, лазила по крутизнамъ, пробиралась по лснымъ чащамъ и приносила домой груды цвтовъ, плодовъ и лавровыхъ листьевъ. Но она не соглашалась даже изъ угожденія своему padrone, дону-Роялю-Тотчеру, нарисовать заводъ компаніи ‘Ртутной Руды’ по меркаторскому плану для дальнйшаго воспроизведенія литографическимъ, а, быть можетъ, и хромолитографическимъ способомъ. Напротивъ, она набросала эскизъ Краснаго Утеса съ развалившейся печью и умирающимъ огнемъ въ костр, однако, и этой работой она не была довольна и долго ее передлывала, пока, наконецъ, не показала съ вызывающей улыбкой Тотчеру.

Онъ добросовстно любовался картиной и недобросовстно сталъ ее критиковать.

— Не можете ли вы за извстную приплату выставить на утес надпись: ‘Дорога въ новый заводъ компаніи Ртутной Руды’? сказалъ онъ:— вы, геніи, никогда не умете соединятъ практическое дло съ искуствомъ. Но что это за фигура, завернутая въ простыню, лежитъ у печки? Вы никогда не видали тамъ моихъ рудокоповъ, а, судя по одежд, это мексиканецъ.

— Я нарисовала эту фигуру, отвчала холодно Карменъ:— чтобъ придать жизнь пейзажу.

— Дйствительно, это живой человкъ. Но, скажите мн, миссъ де-Гаро, кто мой ненавистный соперникъ?

— О! отвчала Карменъ вздыхая:— это бдный Кончо.

— А гд теперь Кончо? спросилъ съ нетерпніемъ Тотчеръ.

— Онъ умеръ, донъ-Рояль.

— Умеръ?

— Да, убитъ на этомъ самомъ мст вашими соотечественниками.

— Вы его знали?

— Онъ былъ мн другъ.

— Но вы не полагаете, что эта картина бросаетъ слишкомъ печальный свтъ на мои владнія?

— Отчего, донъ-Рояль? Онъ спитъ.

— Да, мертвымъ сномъ.

Они оба чувствовали себя какъ-то неловко и Карменъ даже вздрогнула. Но она, какъ женщина, первая, пришла въ себя.

— Этотъ эскизъ я сдлала для себя, донъ-Рояль, а вамъ нарисую другую картину, сказала она, уходя изъ комнаты и полагая, что щекотливый разговоръ прекратится навсегда.

Но она ошиблась, на слдующій же день Тотчеръ возобновилъ его. Карменъ отвчала на вс его вопросы очень уклончиво, не изъ хитрости, какъ, вроятно, думаетъ читатель, но изъ осторожности, какъ истая женщина. Однако, онъ все же узналъ отъ нея невдомый ему дотол фактъ, что она была племянница его главнаго противника и, какъ джентльмэнъ, сталъ еще любезне съ ней посл этого открытія, такъ что мистрисъ Плоджитъ начала уже обсуждать, какой туалетъ она наднетъ на свадьб молодыхъ людей. Но бдная Карменъ, ложась спать въ этотъ вечеръ, долго плакала и ршилась бросить своего нечестиваго дядю и перейти на сторону добраго американца, хотя ей и въ голову не приходило, что ея искуство невинно поддлывать чужія подписи послужило источникомъ ихъ смертельной вражды, она даже совершенно забыла, что, по просьб дяди, длала какую-нибудь подпись. Теперь читатель пойметъ причину, почему Карменъ смущалась и краснла въ присутствіи Тотчера, и назоветъ себя осломъ за предположеніе, что она была въ него влюблена. Напротивъ, читательница, вроятно, теперь вполн убдилась, что единственной мыслью хитрой двушки было заманить въ свои сти Тотчера. Я право не знаю, кто изъ нихъ правъ.

Какъ бы то ни было, Карменъ нарисовала для Тотчера картину, которая нын украшаетъ контору компаніи въ Сан-Франциско и прекрасно изображаетъ въ пріятныхъ линіяхъ заводъ и окружающую его мстность. Заслуживъ, такимъ образомъ, сдланный ей пріемъ, она стала обращаться съ Тетчеромъ гораздо холодне, что нимало не мшало ему окружать ее по прежнему самымъ любезнымъ вниманіемъ. Его нимало не безпокоило, что она племянница врага и онъ смотрлъ на нее все такъ же, какъ на пріятную, интересную молодую двушку, которая нуждалась въ поддержк и покровительств.

Между тмъ, мистрисъ Плоджитъ, видя, что сватовство не шло на ладъ, стала винить въ этомъ молодую двушку и перешла на сторону Тотчера.

— Жаль, что въ ея крови испанская месть, сказала она Тотчеру въ полголоса, указывая издали на Карменъ, которая сидла насупившись.

Тотчеръ съ удивленіемъ поднялъ глаза.

— Разв вы не видите, что она постоянно думаетъ о томъ, что ваши владнія должны принадлежать ея дяд?

— Боже мой, произнесъ Тотчеръ: — мысль объ этомъ никогда не приходила въ мою голову. Нтъ, прибавилъ онъ ршительно:— это невозможно, это на нее не походитъ.

— Надюсь, что она не думаетъ ничего худшаго, отвчала мистрисъ Плоджитъ, съ замтнымъ неудовольствіемъ.

Тотчеръ улыбнулся, но въ ум его засли тревожныя мысли, и, встртивъ Карменъ, онъ бросилъ на нее такой инквизиторскій взглядъ, какого она никогда еще не замчала въ немъ. Это только подлило масла въ огонь, и, забывъ, что онъ — хозяинъ, а она — гостья, Карменъ обошлась съ нимъ совершенно грубо. Тотчеръ ничего не сказалъ, но, уговоривъ въ этотъ вечеръ мистрисъ Плоджитъ идти пораньше спать, предложилъ Карменъ полюбоваться живописнымъ видомъ при лунномъ освщеніи.

— Что это значить? миссъ де-Гаро, сказалъ онъ, когда они дошли до площадки, гд находилась развалившаяся печь: — я васъ обидлъ?

— Нтъ, отвчала она: — вы вольны, донъ-Рояль, предпочитать новымъ друзьямъ старыхъ, которые, конечно, такъ благородны, что не наговариваютъ вамъ на бднаго джентльмэна, находящагося въ несчасть. Но не за что винить меня.

Они взглянули другъ другу прямо въ глаза. Они находились въ самыхъ лучшихъ условіяхъ, чтобъ совершенно разориться, благодаря необъяснимому недоразумнію. Тотчеръ былъ мужчина, а, слдовательно, изъ фактовъ выводилъ заключенія, а Карменъ женщина и хотла факты пріурочивать къ чувствамъ.

— Но я нисколько васъ не виню, миссъ Карменъ, сказалъ онъ серьёзно:— съ моей стороны было глупо пригласить васъ въ помстье, которое вашъ дядя считаетъ своимъ и которымъ я владю, но вдь это была только ошибка, нтъ позвольте, даже не ошибка. Я не зналъ, кто вы такая, а вы знали и не отказались пріхать сюда.

— Конечно, я во всемъ виновата, воскликнула Карменъ, надувъ губки: — вы, мужчины, всегда умете оправдаться.

Тотчеръ ничего не отвчалъ, и Карменъ, несмотря на то, что ей только-что минуло пятнадцать лтъ, ловко воспользовалась своимъ превосходствомъ.

— Зачмъ вы удерживаете собственность дяди Виктора? спросила она торжествующимъ тономъ.

— Я не увренъ, чтобъ эта земля принадлежала ему.

— Вы не уврены? Разв вы не видали прошенія, концессіи и подписи губернатора Михельторены? Разв вы не читали свидтельскихъ показаній?

— Подписи могутъ быть фальшивыя, а свидтельскія показанія ложныя.

— Что значитъ фальшивая подпись?

Тотчеръ вспомнилъ, что на испанскомъ язык нтъ слова подлогъ, которое, вроятно, вмст съ самимъ преступленіемъ, изобртена дьяволами, американцами.

— Фальшивой подписью или подлогомъ мы называемъ дйствіе человка, который достаточно ловокъ и низокъ, чтобъ сдлать подпись другого человка съ цлью мошенничества, отвчалъ онъ съ улыбкой: — Но что это съ вами, миссъ де-Гаро?

Она задрожала всмъ тломъ, прислонилась къ дереву и дико смотрла на него. Съ чисто женскимъ инстинктомъ, она поняла въ одну минуту то, чего онъ не могъ открыть въ теченіи нсколькихъ лтъ.

Для Тотчера было ясно одно, что она страдаетъ, и этого было достаточно.

— Можетъ быть, вашъ дядя самъ обманутъ, произнесъ онъ:— часто честныхъ людей обманываютъ ловкіе мошенники и…

— Замолчите! Madr de Dios. Не можете вы замолчать!

Тотчеръ съ удивленіемъ отшатнулся отъ маленькой блдной фигурки, гнвно наступавшей на него съ сжатыми кулачками.

— Гд этотъ документъ? Гд подлогъ? воскликнула она:— покажите мн его.

— Неужели вы думаете, что у меня доказательства правъ вашего дяди? отвчалъ Тотчеръ съ улыбкой превосходства мужского пола надъ женскимъ въ судебныхъ длахъ: — вс его бумаги, конечно, находятся у его адвоката.

— А когда я могу ухать отсюда? спросила неожиданно молодая двушка.

— Если вы желаете сдлать мн пріятное, то останетесь, хоть для того только, чтобъ простить меня, но если я васъ очень оскорбилъ, хотя невольно, и вы…

— Могу я хать завтра утромъ?

— Какъ вамъ угодно.

— Gracias, senor.

Они возвратились домой молча. Только у самыхъ дверей, Карменъ вдругъ съ прежней дтской веселостью воскликнула:

— Доброй ночи, донъ-Рояль, пріятнаго сна!

Тотчеръ съ изумленіемъ взглянулъ на капризную молодую двушку.

— Это для старой кошки, сказала Карменъ, указывая на окно мистрисъ Плоджитъ: — прощайте!

Тотчеръ приказалъ одному изъ слугъ приготовить экипажъ для гостей на другой день. Но когда онъ проснулся, то уже Карменъ ухала одна съ слугою въ Монтерей.

Онъ не могъ скрыть отъ мистрисъ Плоджитъ своего удивленія, и эта почтенная женщина, хотя чувствовала себя въ очень неловкомъ положеніи, все же сказала иронически:

— Я васъ предупреждала, она похала къ своему дяд и скажетъ ему все.

— Все? Да чортъ возьми! что же она можетъ ему сказать?

— Я надюсь, что не скажетъ ничего лишняго.

Мистрисъ Плоджитъ была права. Карменъ поскакала прямо въ Монтерей, не жаля лошади, и, достигнувъ своей цли, отослала обратно лошадь и слугу съ запиской къ мистрисъ Плоджитъ, въ которой общала пріхать на пароход прямо въ Сан-Франциско. Потомъ она смло отправилась въ контору Сопанацеуса Куда, окружнаго атторнея и адвоката ея дяди.

Большинство гражданъ Монтерея знало и уважало миссъ Карменъ, несмотря на дурную славу Гарсіи. Мистеръ Вудъ принялъ ее очень любезно, миссъ Карменъ была, напротивъ, холодна и сухо объяснила, что дядя прислалъ ее посмотрть документы по его длу. Они тотчасъ были предъявлены, и Карменъ безъ труда отыскала прошеніе на имя губернатора Михельторены съ помткой послдняго. Она поблднла. Подпись Михельторены была сдлана ею.

Однако, она съ улыбкой взглянула на Вуда и сказала спокойно:

— Позвольте мн отнести на часокъ эти бумаги къ моему дяд.

Никто не могъ бы устоять противъ ея нжнаго голоса и хорошенькаго личика, а потому не удивительно, что Вудъ отвчалъ:

— Сдлайте одолженіе.

— Я принесу ихъ назадъ черезъ часъ.

Она сдержала свое слово, возвратила бумаги окружному атторнею и въ тотъ же вечеръ отправилась на пароход въ Санфранциско.

На слдующее утро, въ контору вбжалъ Викторъ Гарсія, еще не совсмъ отрезвившійся.

— Моя племянница Карменъ перешла на сторону нашихъ противниковъ! воскликнулъ онъ, вынимая изъ кармана анонимное письмо, писанное, очевидно, неграматной рукой мистрисъ Плоджитъ, которая предупреждала Гарсію, что Карменъ была подкуплена его врагами.

— Это невозможно, отвчалъ адвокатъ:— она еще на прошлой недл прислала теб 60 долларовъ.

Викторъ покраснлъ, но все же покачалъ головой.

— Къ тому же, ты самъ вчера присылалъ ее посмотрть бумаги, прибавилъ Вудъ.

— Вы дали ей бумаги? воскликнулъ, задыхаясь, Викторъ.

— Конечно.

— И прошеніе о концессіи съ помткой Михельторены?

— Еще бы. Вдь ты ее прислалъ.

— Нтъ, чортъ возьми! тысячу разъ нтъ! Я ея не посылалъ, дьяволову дочь. Давайте скорй бумаги, если еще не поздно.

Вудъ подалъ вс бумаги по длу своего кліента и Гарсія дрожащими руками перебиралъ ихъ. Найдя роковое прошеніе, онъ подошелъ къ окну и внимательно его разсмотрлъ.

— Оно самое, сказалъ онъ, переводя дыханіе.

— Еще бы, замтилъ рзко Вудъ: — ты просто дуракъ, Викторъ Гарсія.

Дйствительно, онъ былъ дуракъ, но и его адвокатъ Сопонацеусъ Вудъ въ настоящемъ случа былъ не умне.

Между тмъ, миссъ де-Гаро возвратилась въ Сан-Франциско и принялась за свою прежнюю работу. Дня черезъ два явилась и мистрисъ Плоджитъ, которая, посл анонимнаго письма, стала еще любезне обходиться съ своей жиличкой и описывала въ преувеличенныхъ краскахъ горе донъ-Рояля при ея неожиданномъ отъзд. Карменъ молча ее слушала и спокойно продолжала заказанную Тотчеромъ картину, по окончаніи которой она уже прибавила нсколько новыхъ чертъ къ своему эксизу развалившейся печки въ горахъ.

Подождавъ нсколько времени дона-Рояля и видя, что дла мшаютъ ему пріхать, мистрисъ Плоджитъ отдала въ наймы его комнату на время двумъ спокойнымъ мексиканцамъ, которые были бы очень хорошими жильцами, еслибъ не курили папиросъ цлый день. Но, несмотря на все ихъ желаніе познакомиться съ своей хорошенькой соотечественницей, миссъ де-Гаро, это имъ никакъ не удавалось.

— Миссъ де-Гаро — очень странная молодая двушка, объясняла хозяйка:— она ни съ кмъ никогда не знакомится, что, я полагаю, много вредитъ ея ремеслу. Еслибъ не я, то она не узнала бы Рояля Тотчера и не получила бы отъ него заказъ картины, изображающей его знаменитую ‘Ртутную Руду’.

Мексиканцы знаменательно переглянулись и потомъ, воспользовавшись отсутствіемъ хозяйки и мисъ де-Гаро, отперли дверь въ комнату молодой двушки подобраннымъ ключемъ.

— Ты видишь, сказалъ Педро:— что американецъ всемогущъ, и Викторъ, несмотря на то, что всегда пьянъ, справедливъ въ своихъ подозрніяхъ.

— Да, отвчалъ Мигуэль:— помнишь, какъ Джовита Кастро, ради своего любовника американца, выдала тайну собріентской концессіи. Только въ насъ съ тобою Педро живетъ настоящій мексиканскій духъ.

Они съ чувствомъ пожали другъ другу руки и принялись за работу, перебрали вс комоды, ящики и чемоданы молодой двушки, даже не пощадили ея двственнаго ложа. Но не нашли, чего искали.

— Что это на мольберт покрыто кисеей? сказалъ Мигуэль.

Педро подошелъ къ мольберту, сорвалъ кисею и громко, отчаянно воскрикнулъ.

— Боже мой! произнесъ поспшно Мигуэль:— неужели ты хочешь собрать сюда весь домъ.

— Смотри, отвчалъ глухимъ голосомъ Педро, дрожа, какъ листъ: — смотри! Это рука Божія.

И онъ упалъ на полъ безъ чувствъ.

Мигуэль взглянулъ на мольбертъ. На немъ стояла картина, изображавшая развалившуюся печь въ горахъ. На первомъ план съ лва виднлась фигура спящаго Кончо, а, для симетріи, Карменъ помстила на право фигуру Педро, который на четверенькахъ ползъ къ спящему.

X.
Кто велъ интригу о ней въ конгресс.

Былъ лтній день въ Уашингтон. Даже рано утромъ, когда солнце еще наклонно освщало лица прохожихъ, было невыносимо жарко. Потомъ вс улицы начали болзненно блестть, какъ расходящіеся лучи другого солнца, Капитолія, на которое нельзя было смотрть невооруженнымъ глазомъ. Становилось все жарче, и съ Потомака поднялся туманъ, образовавшій мало по малу на горизонт грозовыя тучи, которыя, однако, разразились въ другой мстности, а столиц оставили всю туже нестерпимую духоту.

Городъ былъ пустъ. Немногіе остававшіеся въ немъ попрятались отъ ослпляющаго свта дня въ полутемную прохладу лавки, дома или гостинницы, и изнемогающій отъ испарины чужестранецъ, входившій въ эти святилища, лицезрлъ призраки безъ галстуховъ и сюртуковъ, съ верами въ рукахъ, которые, звая, бесдовали съ нимъ и тотчасъ засыпали по его уход, Большинство членовъ конгресса и сенаторы уже давно возвратились къ своимъ избирателямъ съ печальнымъ извстіемъ, что страна быстро шла въ погибели, или съ радостной встью, что никогда въ республик не обстояло все такъ благополучно, смотря по вкусу избирателей. Нсколько министерскихъ дятелей все еще оставались въ город, хотя вполн убжденные, что они не могутъ ничего сдлать по своему, а должны продолжать дйствовать по старому. Собраніе образованныхъ, ученыхъ людей, составлявшихъ высшій трибуналъ въ стран, также еще засдало съ смутной мыслью, что оно обязано заслужить скудное жалованье, назначенное его членамъ экономными основателями республики, и терпливо слушало аргументы адвокатовъ, гонорар которыхъ равнялся пожизненному содержанію половины судей. Генеральный атторней и его помощники по прежнему охраняли государственные милліоны отъ корыстныхъ мошенниковъ, получая за это такое вознагражденіе въ годъ, которое ихъ противники постыдились бы дать за одну рчь адвоката. Небольшая, постоянная армія министерскихъ чиновниковъ, безпомощныхъ жертвъ самой безсмысленной, идіотской, административной дисциплины, когда-либо виднной на свт, бездйствовала, такъ какъ эта дисциплина всецло была основана на капризахъ, глупостяхъ, трусости и тираніи. Эти непонятныя явленія объяснялись тмъ, что вс правительства и партіи одинаково упорно старались пригнать одежду, сшитую нашими предками, къ юной великой націи. Везд были заплатки и дыры, по мстамъ локти и колнки выбивались въ наружу, а все же партія, имвшая власть, и партія, стоявшая въ оппозиціи, могли только чинить, штопать и даже иногда въ бшенномъ отчаяніи предлагать ампутацію тхъ ненужныхъ членовъ общественнаго тла, которые упорно выростали изъ короткой, узкой, дтской одежды.

Это былъ городъ противорчій и абсурдовъ. На одномъ конц возсдалъ отвтственный хранитель военной чести и мужества великой націи, который не могъ выдавать слдуемаго его воинамъ жалованія прежде, чмъ политическія партіи не покончатъ какія-то себялюбивыя распри. Рядомъ находился другой министръ, должность котораго, повидимому, состояла въ томъ, чтобъ давать другимъ странамъ самое ложное понятіе о республик, посылая ея представителями самыхъ недостойныхъ ея гражданъ-политиковъ и то лишь когда избирателя признавали, что они недостойны представлять ихъ въ конгресс или сенат. До высоты этого національнаго абсурда доходилъ только другой абсурдъ, въ силу котораго отставной политикъ находился въ продолженіи 4-хъ лтъ во глав учрежденія, долженствовавшаго поддерживать честь флага всей націи на океанахъ, хотя онъ никогда не бывалъ въ мор, повиновался приказаніямъ начальника, столь-же мало смыслящаго въ этомъ спеціальномъ дл, какъ и онъ, и состоялъ подъ контролемъ конгресса, видвшаго въ немъ только политика. Дале возвышалось еще одно министерство, столь громадное и разнообразное по своимъ занятіямъ, что немногіе изъ дйствительно способныхъ, практическихъ дятелей страны взяли бы на себя тяжелую отвтственность руководить этимъ чудовищнымъ вдомствомъ за сумму въ десять разъ большую, чмъ та, которую отпускали на его содержаніе, а совершеннйшая въ мір конституція вручала управленіе этимъ учрежденіемъ людямъ, смотрвшимъ на свои мста лишь какъ на подножку для дальнйшихъ успховъ. Наконецъ, существовало и еще министерство, глава котораго несъ титулъ и отвтственность казначея великой страны или хранителя ея кошелька, но который также получалъ такое содержаніе, какое постыдился бы частный банкъ дать своему директору. Но самымъ величайшимъ абсурдомъ былъ обычай отъ времени до времени обращаться къ державному народу съ вопросомъ: не угодно ли ему высказать, что вся эта система противорчій и абсурдовъ была совершеннйшей формой совершеннйшаго государственнаго правленія? и державный народъ, единогласными устами своего представительства, администраціи и поэзіи, отвчалъ утвердительно.

Даже пресса поддерживала великую систему абсурдовъ. Для газетъ одной партіи было ясно, какъ день, что страна пойдетъ къ чорту, если духъ отцовъ республики не воскреснетъ въ дтяхъ, а для газетъ враждебнаго лагеря было не мене очевидно, что только возвращеніе къ букв конституціи, данной отцами, можетъ спасти страну. Вс соглашались что существовавшая система правленія была величайшая, лучшая, совершеннйшая, и жаль было только, что она подверглась убійственнымъ набгамъ чудовищной гидры, именуемой ‘Кружкомъ’. Происхожденіе этой гидры было покрыто мракомъ, производительность ея была изумительная, а прожорливость сверхъестественна, хотя желудокъ ея переваривалъ все чрезвычайно скоро и легко. Она все окружала мрачной тайной, все отравляла ядомъ недоврія. Она проникала даже въ частную и общественную жизнь, были кружки между слугами, между учениками въ школахъ, между пріятными, красивыми юношами, отбивавшими у насъ, зрлыхъ мужей, вс милости прекраснаго пола, наконецъ, между нашими кредиторами, которые уничтожали нашъ кредитъ и доводили насъ до несостоятельности. Однимъ словомъ, все, что было дурнаго, гибельнаго въ политическихъ, общественныхъ и частныхъ длахъ, происходило отъ сосредоточенія силъ въ меньшинств противъ большинства, того могучаго современнаго явленія, которое извстно подъ названіемъ ‘кружка’.

Въ этотъ жаркій, лтній день, въ одномъ изъ нумеровъ второстепенной гостинницы Уашингтона, достопочтенный мистеръ Пратъ Гашвиллеръ, членъ конгресса, сидлъ за письменнымъ столомъ. Нкоторые толстые, жирные люди не могутъ снять галстуха или растегнуть рубашки, чтобъ не казаться совершенно неприличными. Такъ и мистеръ Гашвиллеръ, безъ сюртука и въ однихъ панталонахъ, представлялъ зрлище вполн нескромное. Однако, когда кто-то постучался въ дверь, онъ, не колеблясь, сказалъ: ‘войдите’ и пододвинулъ къ себ корректурные листы своей предстоящей парламентской рчи. При этомъ чело депутата глубокомысленно отуманилось.

Вошедшій взглянулъ правымъ глазомъ на Гашвиллера, какъ на стараго знакомаго, а лвымъ пристально посмотрлъ съ иронической улыбкой на бумаги, лежавшія да стол.

— Вы заняты? сказалъ онъ.

— Да, отвчалъ членъ конгресса:— я исправляю мою рчь. Проклятые наборщики всегда врутъ, вроятно, я пишу неразборчиво.

Еслибъ почтенный депутатъ прибавилъ, что онъ писалъ нетолько неразборчиво, но и неграматно, то онъ былъ бы ближе къ истин. Впрочемъ, въ настоящемъ случа, эти качества почтеннаго мистера Гашвиллера не имли никакого отношенія къ его рчи, такъ какъ ее сочинилъ и написалъ бдный молодой человкъ, по имени Дабсъ, и весь трудъ Гашвиллера при чтеніи корректуры заключался въ вставк тамъ и сямъ безъ смысла и основанія, словъ: ‘анархія’, ‘олигархія’, ‘сатрапъ’, ‘око Аргуса’, и т. д.

Незнакомецъ видлъ все это лвымъ глазомъ, но правымъ любезно улыбался. Онъ снялъ со стула сюртукъ и жилетъ Гашвиллера и, придвинувъ его къ столу, слъ.

— Ну?

— У васъ есть что нибудь новаго?

— Да, женщина.

— Женщина, любезный мистеръ Вайльсъ? Эти прелестныя созданія всегда имютъ сильное вліяніе. Ха, ха, ха! общественный дятель знаетъ, когда онъ можетъ быть любезенъ и когда долженъ быть твердъ. Я, сэръ, испыталъ кое-что.

И членъ конгресса откинулся на спинку кресла съ выраженіемъ св. Антонія, который устоялъ отъ одного соблазна, чтобъ съ большимъ удовольствіемъ поддаться другому.

— Да, отвчалъ Вайльсъ нетерпливо:— но, чортъ возьми! она на противной сторон.

— На противной? спросилъ съ удивленіемъ Гашвиллеръ.

— Она — племянница Гарсіи и чистый чертенокъ.

— Но Гарсія на нашей сторон.

— Это не мшаетъ ей быть подкупленной кружкомъ.

— Что же можетъ сдлать женщина, если мужчины — не такіе дураки, чтобъ поддаться ея чарамъ? Разв она очень хороша?

— Я никогда не находилъ ее красавицей, хотя, повидимому, она обошла проклятаго Тотчера, несмотря на всю его холодность. Какъ бы то ни было, она пользуется его покровительствомъ. Впрочемъ, Гашвиллеръ, она не такая, какой вы ее воображаете. Она, говорятъ, знаетъ или, покрайней мр, увряетъ, что знаетъ многое объ испанской концессіи своего дяди. Можетъ быть въ ея рукахъ находятся какія-нибудь бумаги. Эти мексиканскіе рудокопы всегда были дураками, и отъ нихъ можно ожидать всякой глупости.

— Она ничего не можетъ сдлать противъ насъ, сказалъ Гашвиллеръ съ достоинствомъ.

— Мануэль и Мигуэль, продавшіе свои права нашему кліенту, очень ее боятся, отвчалъ Вайльсъ, смотря на депутата своимъ нечестивымъ лвымъ глазомъ:— они были нашими свидтелями, и я боюсь, чтобъ подъ ея вліяніемъ они не взяли бы назадъ своихъ словъ. По крайней мр, Педро полагаетъ, что въ ея рукахъ его жизнь и смерть.

— Жизнь и смерть! Что это значитъ? спросилъ изумленный Гашвиллеръ.

Вайльсъ понялъ свою ошибку, но онъ зашелъ уже слишкомъ далеко, чтобъ отступать, и потому спокойно прибавилъ:

— Педро подозрвали въ убійств Кончо, одного изъ рудокоповъ, первоначально занявшихъ руду.

Гашвиллеръ поблднлъ, какъ полотно, и потомъ вспыхнулъ, какъ зарево.

— Вы смете сказать, что дерзнули обмануть американскаго законодателя и заставили его подать свой голосъ въ дл, которое пахнетъ уголовнымъ преступленіемъ! воскликнулъ онъ, вскакивая съ мста въ благородномъ негодованіи: — вы утверждаете, что совершено убійство по тому длу, которое я поддерживаю въ качеств члена конгресса?

И мистеръ Гашвиллеръ протянулъ руку къ звонку, какъ бы желая позвать слугъ въ свидтели личнаго его оскорбленія.

— Это убійство, если оно и было совершено, произошло прежде, чмъ Гарсія началъ дло судебнымъ порядкомъ, и о немъ не упоминается въ оффиціальныхъ бумагахъ.

— Вы въ этомъ уврены?

— Да. Вы сами можете убдиться.

— Это измняетъ дло, сказалъ съ достоинствомъ депутатъ, возвращаясь на прежнее мсто.

Вайльсъ посмотрлъ на него своимъ лвымъ глазомъ, а правый обратилъ на окно.

— Я принесъ акціи, сказалъ онъ спокойно:— прикажете ихъ написать на ваше имя?

— А!… позвольте… да, вы принесли акціи, хорошо, отвчалъ Гашвиллеръ, какъ бы съ трудомъ догадываясь, о чемъ говорилъ Вайльсъ:— напишите ихъ на имя моего секретаря, мистера Дабса, это будетъ ему наградой за его экстренные труды по вашему длу. Онъ достойный молодой человкъ. Впрочемъ, хотя онъ и не оффиціальный чиновникъ, но такъ близокъ но мн, что я, быть можетъ, нехорошо длаю, что позволяю ему принять вознагражденіе отъ тяжущихся. Вы понимаете, мистеръ Вайльсъ, членъ американскаго конгресса не можетъ быть достаточно остороженъ. Но приготовьте также бланковый переводъ акцій, потому что мистеръ Дабсъ очень бденъ, несмотря на свои достоинства, и, вроятно, захочетъ тотчасъ продать акціи. Вдь дло еще не пошло въ ходъ, и онъ, можетъ быть, найдетъ пріятеля, который согласится, по доброт душевной, купить у него акціи, рискуя своимъ капиталомъ.

— Вы слишкомъ добры, мистеръ Гашвиллеръ, замтилъ Вайльсъ, открывая и закрывая свой лвый глазъ, какъ глухой фонарь.

— Преданныхъ, работящихъ молодыхъ людей слдуетъ всегда поощрять, отвчалъ Гашвиллеръ:— я недавно говорилъ рчь объ этомъ предмет передъ конгрессомъ воскресныхъ школъ. Благодарю васъ, я передамъ акціи ему лично.

Вайльсъ взялъ шляпу и хотлъ удалиться, но Гашвиллеръ остановилъ его.

— Вы говорите, что племянница Гарсіи хороша собой и очень ловка?

— Да.

— Ничего, я натравлю на нее другую женщину, которая перехитритъ ее.

— Неужели? отвчалъ Вайльсъ, нимало не выказывая, что замчаетъ легкій тонъ, которымъ депутатъ произнесъ послднія слова.

— Вотъ увидите. Если я этого не сдлаю, то не будь я членъ конгресса.

Вайльсъ поблагодарилъ его правымъ глазомъ, при чемъ лвый злобно сверкнулъ.

— Она живетъ здсь? спросилъ онъ.

— Да, она чрезвычайно красивая женщина и мой большой другъ, произнесъ членъ конгресса, и Вайльсъ ршилъ, что ему необходимо познакомиться съ этой женщиной и черезъ нее дйствовать на почтеннаго Гашвиллера.

Не усплъ онъ удалиться, какъ въ комнату вошелъ блокурый молодой человкъ, съ тревожнымъ выраженіемъ лица. Онъ смиренно остановился и преклонилъ голову, какъ бы въ присутствіи высшаго существа.

— Я поправляю вашъ трудъ, сказалъ Гашвиллеръ, повидимому, очень довольный смущеніемъ юноши.

— Я надюсь, что онъ годится, промолвилъ Дабсъ застнчиво.

— Да… годится… отвчалъ Гашвиллеръ, тономъ великодушнаго снисхожденія.

— Вы не имете никакихъ извстій? спросилъ юноша, покраснвъ.

— Нтъ, никакихъ, отвчалъ Гашвиллеръ и потомъ прибавилъ, какъ бы спохватясь:— ахъ! да, я думалъ о васъ и полагаю, что частное мсто, напримръ, хоть секретарское у меня, помогло бы вамъ скоре достать хорошую казенную должность. Что вы скажете на это?

Дабсъ бросилъ на своего патрона низкопоклонный, подобострастный взглядъ, и лицо его выразило такую собачью благодарность, что, очевидно, онъ замахалъ бы хвостомъ, еслибъ обладалъ имъ.

— Я вполн увренъ въ вашемъ согласіи, продолжалъ Гашвиллеръ: — и уже написалъ на ваше имя нсколько важныхъ бумагъ, которыя вы должны помтить, чтобы я могъ уже смло рекомендовать васъ, какъ моего секретаря. Не угодно ли вамъ тотчасъ приступить къ исполненію вашихъ обязанностей?

Съ гордостью и радостной надеждой, бдный юноша подписалъ свое имя на указанной бумаг.

— Мн излишне вамъ напоминать, прибавилъ Гашвиллеръ съ суровымъ достоинствомъ неподкупнаго римскаго стоика: — что во всхъ государственныхъ длахъ необходимо соблюдать самую строжайшую тайну.

И почтенный депутатъ указалъ пальцемъ на свой чемоданъ, въ который онъ спряталъ подписанныя Дабсомъ акціи, точно он составляли какой-нибудь международный трактатъ.

— Слдовательно, мои обязанности заставятъ меня быть всегда при васъ? спрашивалъ юноша, сіяя счастіемъ.

— Нтъ, отвчалъ поспшно Гашвиллеръ, но потомъ прибавилъ:— то есть, не теперь.

Бдный Дабсъ пригорюнился. Въ это самое утро хозяйка отказала ему отъ квартиры за долговременный неплатежъ, и онъ надялся, что новое мсто дастъ ему и пищу, и кровъ. Но длать было нечего, и онъ только спросилъ: не нужно ли написать какую-нибудь другую бумагу?

— Нтъ, пока не надо. Я принималъ столько дловыхъ визитовъ сегодня, что буду принужденъ теперь до ночи запереться отъ всхъ.

Новый частный секретарь почтеннаго депутата понялъ намёкъ своего патрона и смиренно удалился изъ комнаты, нсколько разочарованный, но все же питающій большія надежды на будущее.

Не усплъ онъ сдлать, однако, нсколькихъ шаговъ, какъ судьба, быть можетъ, покровительствуя бдному Дабсу, сдлала его неожидажнымъ свидтелемъ такого происшествія, изъ котораго, при умніи, онъ могъ бы извлечь значительную пользу.

Повидимому, мистеръ Вайльсъ, выйдя отъ Гашвиллера, имлъ еще другое дло въ той же гостинниц и прошелъ въ No 90. На его стукъ грубый голосъ отвчалъ: ‘войдите’, и онъ, отворивъ дверь, увидалъ передъ собою рослаго, здоровеннаго мужчину съ рыжей бородой, лежащаго въ постел.

Вайльсъ подошелъ къ кровати и протянулъ руку, чтобъ поздороваться съ Рыжей Бородой, но тотъ не отвчалъ ни словомъ, ни жестомъ.

— Я, можетъ быть, васъ обезпокоилъ? спросилъ онъ.

— Можетъ быть, отвчалъ Рыжая Борода.

Вайльсъ улыбнулся правой щекой: обращенной къ лежавшему въ постел, а лвая исказилась гнвомъ.

— Я хотлъ спросить только: разсмотрли ли вы мое дло? сказалъ онъ смиренно.

— Разсмотрлъ вдоль и поперегъ.

— Вы прочли вс бумаги?

— Вс, съ первой до послдней.

— Такъ я надюсь, что вы, познакомившись основательно съ дломъ, примите нашу сторону?

Рыжая Борода ничего не отвчалъ, а только потянулъ на себя простыню, покрывавшую его до самаго горла.

— Я принесъ акціи, о которыхъ вамъ говорилъ, прибавилъ Вайльсъ подобострастно.

— Есть у васъ подъ рукой какой-нибудь пріятель? спросилъ Рыжая Борода, мягкимъ голосомъ.

— Я васъ не понимаю, отвчалъ съ улыбкой Вайльсъ:— на акціяхъ можно выставить какое угодно имя.

— Если у васъ нтъ пріятеля, то позовите слугу.

— Нтъ, къ чему? произнесъ Вайльсъ, смотря подокрительно на своего собесдника.

— Можетъ быть, вы предпочитаете чужого человка? Я слышу, кто-то идетъ по лстниц, позовите его.

Вайльсъ отворилъ дверь и бросилъ инквизиторскій взглядъ на проходившаго мимо Дабса.

— Незнакомецъ, войдите сюда! произнесъ громко Рыжая Борода.

Дабсъ смиренно повиновался.

— Я не знаю васъ, да и не желаю знать, продолжалъ Рыжая Борода: — вотъ этотъ господинъ — Вайльсъ, а я — Джошуа Сибли изъ Фрезно, членъ конгресса отъ четвертаго калифорнійскаго округа. Я лежу въ постел и едва могу устоять отъ желанія снести голову этому негодяю. Да будетъ вамъ, незнакомецъ, извстно, что этотъ низкій мошенникъ, по имени Вайльсъ, хотлъ подкупить меня, Джошуа, и только изъ уваженія къ моимъ избирателямъ я до сей минуты его щадилъ. Но боле не могу терпть, и если кто-нибудь не…

— Любезный мистеръ Сибли, это ошибка, произнесъ съ жаромъ Вайльсъ.

— Хороша ошибка! Незнакомецъ, снимите съ меня простыню.

— Нтъ, нтъ! произнесъ поспшно Вайльсъ, видя, что добродушный Дабсъ собирался исполнить желаніе почтеннаго мистера Сибли.

— Уберите его прежде, чмъ я опозорю своихъ избирателей! воскликнулъ депутатъ:— вс говорили, что я, прежде окончанія сессіи, буду сидть въ тюрьм. Уведите его отъ сюда и поскоре. если въ васъ есть искра человчности.

Дабсъ, блдный, пораженный ужасомъ, взглянулъ на Вайльса и не зналъ, что ему длать. Рыжая Борода зашевелился въ кровати. Вайльсъ и Дабсъ бросились къ двери, и, черезъ минуту, въ комнат остался одинъ представитель Фрезно.

XI.
Какъ вели интригу.

Достопочтенный Пратъ Гашвиллеръ, конечно, не зналъ эпизода, описаннаго въ прошедшей глав. Если Дабсъ и понялъ, въ чемъ дло, то этотъ честный, наивный человкъ никогда не разболталъ бы чужой тайны, а сердитый мистеръ Сибли былъ совершенно доволенъ торжественнымъ заявленіемъ своей честности и не думалъ длать публичнаго скандала. Кром того, Вайльсъ былъ убжденъ, что Дабсъ находился въ близкихъ отношеніяхъ съ Гашвиллеромъ, а потому изъ личнаго интереса будетъ молчать. Такимъ образомъ, ничего не нарушило спокойствія Гашвиллера.

Когда дверь затворилась за мистеромъ Вайльсомъ, онъ написалъ записку и послалъ ее съ большимъ, дорогимъ, но чрезвычайно безобразнымъ букетомъ. Потомъ онъ приступилъ къ своему туалету, представляющему очень рдкую живописную картину, когда предметомъ его мужчина, а не женщина, и положительно отвратительную, когда мужчина — толстый. Надвъ чистую рубашку, слишкомъ жестко накрахмаленную, блый жилетъ, слишкомъ рельефно выставлявшій его выдающійся животъ, и черный фракъ, слишкомъ модный, онъ съ самодовольствомъ посмотрлъ въ зеркало. Но лестное о себ мнніе мистера Гашвиллера нисколько не раздлилъ бы безпристрастный, посторонній зритель, тмъ боле, что весь его костюмъ рзалъ глаза своей новизной и блескомъ, словно находился на выставк у портного, а не на почтенной особ законодателя.

Спустя часъ, онъ отправился по тому же адресу, куда послалъ букетъ съ запиской. Этотъ домъ нкогда былъ блестящимъ жилищемъ иностраннаго посланника, а теперь въ немъ содержала меблированныя комнаты жена одного министерскаго чиновника, служившаго около сорока лтъ и, по своимъ практическимъ и административнымъ знаніямъ, бывшаго душею всего учрежденія, что не мшало ему получать самое маленькое жалованье. Эти меблированныя комнаты пользовались замчательной репутаціей, и во глав жильцовъ мистера Фанера была красивая, черноокая дама, пользовавшаяся мстной славой знаменитой кокетки. Однако, ея общественное положеніе нисколько тмъ не было поколеблено, благодаря ея добродушному мужу, который смотрлъ снисходительно даже сочувственно на веселую жизнь жены и, въ извстной степени, безмолвно одобрялъ ея поведеніе. Никто не обращалъ никакого вниманія на Гопкинсона, его совершенно стушевывала блестящая, лучезарная фигура мистрисъ Гопкинсонъ. Нкоторыя замужнія женщины, съ слишкомъ щекотливыми мужьями, и нсколько старыхъ двъ строго судили о ней. Молодые люди, конечно, восхищались ею, но, я полагаю, что главную ея поддержку составлялъ нашъ братъ: пожилые, самодовольные, философскіе отцы семействъ, такъ какъ мы не очень разборчивы на счетъ нравственныхъ качествъ прекраснаго пола, весело смемся надъ тмъ, что наши дочери и жены считаютъ преступнымъ и вообще даемъ право гражданства легкомысленнымъ женщинамъ. Но возвратимся къ Гопкинсону, хотя о немъ нечего много говорить. Онъ находился всегда въ прекрасномъ настроеніи и даже однажды, выслушавъ совтъ нсколькихъ дамъ построже относиться къ поведенію жены, отвчалъ, что приметъ надлежащія мры. Мало того, его добродушіе не знало границъ, и когда молодой Де-Ланси жаловался ему на предпочтеніе, оказываемое мистрисъ Гопкинсонъ его сопернику, онъ очень сочувственно отнесся къ ревности юноши и общалъ поговорить съ женою въ его пользу. ‘Если же мн не удастся, прибавилъ онъ:— то я скажу два слова Гашвиллеру. Онъ иметъ на нее большое вліяніе. Не отчаивайтесь, дло етце уладится’.

Букеты на стол мистрисъ Гопкинсонъ были не рдкость и, однако, букета мистера Гашвиллера не было видно. Его уродливая форма и безобразное сочетаніе цвтовъ оскорбили ея изящный вкусъ, который всегда сохраняется доле всхъ другихъ женскихъ добродтелей. Но все-таки, увидавъ Гашвиллера, она промолвила въ полголоса:

— Я очень рада имъ видть. Вы меня такъ перепугали часъ тому назадъ.

— Чмъ я провинился, милая мистрисъ Гопкинсонъ? спросилъ Гашвиллеръ съ удивленіемъ.

— Не говорите, перебила его грустно красавица: — чмъ вы провинились? А букетомъ. Онъ такъ великолпенъ и цвты подобраны съ такимъ вкусомъ, что нельзя было усумимться, отъ кого онъ. А вы знаете, какъ мой мужъ ревнивъ. Я должна была спрятать отъ него букетъ. Общайте мн, что вы никогда, никогда этого боле не сдлаете.

Гашвиллеръ любезно протестовалъ.

— Я говорю серьёзно. Мужъ, вроятно, замтилъ, какъ я была взволнована, какъ покраснла.

Только грубая лесть, просвчивавшая въ этихъ словахъ, стушевала въ глазахъ Гашвиллера ихъ очевидную нелпость. Но онъ все-таки сказалъ:

— Отчего же онъ теперь такъ ревнивъ? Я самъ видлъ, какъ два два тому назадъ Самсонъ при немъ поднесь вамъ букетъ.

— Да, онъ былъ въ ту минуту спокоенъ, отвчала мистрисъ Гопкинсонъ:— но вы не знаете, какую онъ сдлалъ мн потомъ страшную сцену.

— Однако, замтилъ практическій Гашвиллеръ: — Самсонъ устроилъ для вашего мужа казенную поставку, принесшую ему 50,000 долларовъ чистой прибыли.

Мистрисъ Гопкинсонъ взглянула на Гашвиллера настолько съ достоинствомъ, насколько таковымъ можетъ обладать маленькая фигурка, съ смющимися голубыми главами, русыми кудрями и тоненькой таліей.

— Вы забываете, что мужъ меня любитъ, произнесла она, опуская глаза.

— Но ваши прелести и достоинства такъ велики, милая мистрисъ Гопкинсонъ, отвчалъ Гашвиллеръ:— что они должны принадлежать всей стран.

И онъ любезно поклонился, какъ бы изображая въ эту минуту всю страну.

— Мн понадобятся вся ваша сила въ дл Кастро, прибавилъ Гашвиллеръ:— ужинъ у Белькера, стаканъ или два шампанскаго и одинъ взглядъ вашихъ прелестныхъ глазъ, и дло въ шляп.

— Но я общала Джошуа бросить всю эту легкомысленную жизнь. Совсть меня ни въ чемъ не-упрекаетъ, но вы знаете, какъ въ свт легко распространяются глупыя сплетни. На дняхъ, на балу у Патагонскаго посланника, вс дамы возстали противъ меня за то, что я вошла въ залу подъ руку съ германскимъ посланникомъ. Точно жена человка, имющаго близкія отношенія съ правительствомъ, не должна быть учтивой съ представителемъ дружественной державы?

Гашвиллеръ не понималъ, какое отношеніе существовало между любезностями иностраннаго посла и контрактомъ, заключеннымъ Гопкинсономъ съ Соединенными Штатами на поставку ветчины для арміи, но благоразумно удержался отъ всякихъ препирательствъ, впрочемъ, замтилъ при этомъ:

— Я полагалъ, что мистеръ Гопкинсонъ не имлъ ничего противъ вашего участія къ этимъ дл и акціи…

— Акціи! воскликнула съ ужасомъ красавица:— любезный мистеръ Гашвиллеръ, ради самого неба! не упоминайте объ акціяхъ. Он такъ мн опротивли. Неужели вы, мужчины, не можете говорить ни о чемъ другомъ съ женщинами?

При этомъ она бросила на почтеннаго представителя Ремуса такой лукавый, соблазнительный взглядъ, что онъ вполн поддался ея чарующему вліянію. Надо надяться, что его избиратели никогда не узнали объ измн ихъ великаго законодателя, Гашвиллеръ теперь забылъ дло, по которому онъ явился къ мистрисъ Гопкинсонъ, и началъ осаждать ее самыми пламенными любезностями, отъ которыхъ она ловко защищалась. Въ это время слуга доложилъ:

— Мистеръ Вайльсъ.

Гашвиллеръ съ изумленіемъ поднялъ голову, но мистрисъ Гопкинсонъ ни мало не удивилась и только не много отодвинулась отъ своего собесдника.

— Вы знаете мистера Вайльса? спросила она съ улыбкой.

— Нтъ… то есть да, я имлъ съ нимъ кой-какія дла, отвчалъ Гашвиллеръ, вставая.

— Вы уходите? произнесла мистрисъ Гопкинсонъ:— пожалуйста, останьтесь.

Благоразуміе всегда брало верхъ въ Гашвиллер надъ всми его другими чувствами и онъ отвчалъ:

— Нтъ, мн лучше уйти. Вы сами только что говорили о сплетняхъ, распространяемыхъ о васъ. Пожалуйста, не упоминайте моего имени мистеру… мистеру… какъ его зовутъ… мистеру Вайльсу.

И, не спуская глазъ съ дверей, онъ поспшно удалился.

Мистеръ Вайльсъ, безъ всякихъ вступленій, прямо приступилъ къ длу, какъ только онъ очутился передъ мистрисъ Гопкинсонъ.

— Гашвиллеръ говоритъ, что знаетъ женщину, которая можетъ намъ помочь въ борьб съ молодой испанкой, вооруженной красотою и важными документами, сказалъ онъ:— вы должны отыскать эту женщину.

— Зачмъ? спросила красавица съ улыбкой.

— Я не довряю Гашвиллеру. Хорошенькая женщина, даже совершенная дура, можетъ легко обойти его.

— Ну, ужь и совершенная дура! вдь онъ уменъ.

— Можетъ быть, но я полагаю, что эта женщина гораздо умне его.

— Конечно, гораздо умне, отвчала мистрисъ Гопкинсонъ съ странной усмшкой.

— Такъ вы ее знаете?

— Да, но мене, чмъ его.

— Ей можно довриться? Кто она такая? Почему вы сметесь? Это дло серьёзное. Скажите, кто она?

Мистрисъ Гопкинсонъ торжественно присла и промолвила:

— C’est moi!

XII.
Скачка съ припятствіями изъ за нея.

Рояль Тотчеръ энергично работалъ, и совершенно естественно, что въ его дятельной жизни не оставила никакого слда маленькая Карменъ, пользовавшаяся нкогда его гостепріимствомъ на завод. Ртутная руда сосредоточивала на себ всю его любовь, вниманіе и пламенную преданность, составлявшую отличительную черту его характера. По всей вроятности, миссъ Карменъ это замтила и съ женскимъ тактомъ старалась если не совершенно замнить свою соперницу, то, по крайней мр, умалить ея всепоглощающее вліяніе. Стремясь къ этой цли, она въ то же время ревностно занималась живописью, хотя, по несчастью, съ незначительнымъ матерьяльнымъ результатомъ. Мстные художники очень плохо цнились въ Калифорніи. Живописныя мстности страны еще не пріобрли знаменитости на всемірномъ рынк, а туземцы не могли находить удовольствія въ изображеніяхъ той природы, которая окружала ихъ. Поэтому миссъ Карменъ должна была, для поддержанія своей маленькой фигурки, размнивать искуство на мелкую монету: рисовать на фарфор, бархат и т. д. У меня хранятся восковые цвты — удивительная фуксія и восхитительная далія работы этой художницы, картины которой недавно взяли первую награду на иностранной выставк, посл чего Калифорнійская пресса называла ее геніальнымъ дтищемъ Калифорніи, хотя она тамъ едва не умерла съ голода.

Объ этой борьб и успхахъ юной художницы Тотчеръ ничего не зналъ, и его чрезвычайно поразила телеграмма, полученная имъ въ одинъ прекрасный декабрьскій день:

‘Прізжайте немедленно въ Уашингтонъ.

‘Карменъ де-Гаро’.

Карменъ де-Гаро! Я, къ сожалнію, долженъ засвидтельствовать, что герой, этой дйствительной исторіи не сразу припомнилъ, кто она: такъ онъ былъ занятъ своимъ дломъ. Когда же передъ нимъ мелькнулъ образъ молодой двушки, мужественна возставшей противъ него и потомъ съ женской непослдовательностью обратившейся въ бгство, онъ сталъ упрекать себя за непростительную холодность въ дочери своего врага. Но къ чему она телеграфировала ему, и что она длала въ Уапшистон? На вс эти вопросы онъ, надо сказать къ его чести, нисколько не искалъ сантиментальныхъ или романтичныхъ отвтовъ. Рояль Тотчеръ былъ по природ очень скроменъ и не самоувренъ, особливо въ отношеніи женскаго пола, впрочемъ, большинство людей, имющихъ успхъ между женщинами, отличаются этими качествами, несмотря на вс нелпые толки о непобдимомъ вліяніи на женщинъ смлыхъ Донъ-Жуановъ. Если бываютъ женщины, которыхъ побждаетъ смлость, то десятки, сотни поддаются терпливому ухаживанью, полному уваженія и любви.

Въ первую минуту удивленія Тотчеръ не замтилъ, что вмст съ телеграммой онъ получилъ изъ Уашингтона и письмо отъ своего адвоката, который писалъ въ конц:

‘Можетъ быть, вы хорошо сдлали бы, пріхавъ сюда сами, здсь Роскомонъ и племянница Гарсіи, которая, по всей вроятности, съуметъ возбудить общее сочувствіе къ старому мексиканцу. Я не знаю, можетъ ли она быть свидтельницею въ дл, но она, говорятъ, очень умна, привлекательна и иметъ большое вліяніе на важныхъ для насъ личностей’.

Тотчеръ бросилъ письмо съ негодованіемъ. Мощные люди, такъ же какъ и слабыя женщины, иногда впадаютъ въ неожиданное противорчіе. Какое право имлъ этотъ прелестный бутонъ, которымъ онъ такъ дорожилъ (онъ былъ теперь въ этомъ вполн увренъ), неожиданно разцвсти, быть можетъ, на груди его враговъ? Впрочемъ, въ этомъ послднемъ отношеніи, онъ не соглашался съ своимъ адвокатомъ и надялся, что она не дошла до такой низкой измны, но, во всякомъ случа, она находилась въ опасности, окруженная блескомъ, силой, лестью. Теперь онъ былъ убжденъ, что миссъ Карменъ дурно обошлась съ нимъ, хотя, пять минутъ тому назадъ, считалъ себя виновнымъ противъ нея. Это волненіе, хотя и минутное, побудило мужественнаго Тотчера телеграфировать въ Сан-Франциско и взять билетъ въ дилижанс, содержавшемъ сообщеніе съ Уашингтономъ, такъ какъ онъ опоздалъ бы къ отплытію парохода. Спустя часъ посл взятія билета, онъ, однако, въ этомъ раскаялся, но съ чисто мужскимъ упорствомъ, не хотлъ торжественно сознаться въ непослдовательности. Во всякомъ случа онъ вполн сознавалъ, что предпринималъ путешествіе не исключительно для дловыхъ цлей.

Въ то время была выстроена еще только небольшая часть громадной желзной дороги, пересвающей Америку отъ Атлантическаго Океана до Тихаго, и по средин находилось необозримое, дикое пустынное пространство. Простившись съ желзной дорогой въ Рено, путешественникъ, вмст съ тмъ, прощался съ цивилизаціей, и до границы Небраски слдовалъ по старому пути эмигрантовъ въ дилижанс Континентальной Компаніи. Вся дорога, за исключеніемъ небольшаго пространства въ Чертовомъ Ущель, шла по гладкой, не живописной мстности и даже перевалъ черезъ скалистыя горы нисколько не напоминалъ поэтическую горную природу, а, напротивъ, отличался пустынными, безплодными пейзажами Новой Англіи. Вообще, это путешествіе было чрезвычайно монотоннымъ и скучнымъ, никакія серьёзныя опасности не разнообразили безконечно тянувшееся время, такъ что, наконецъ, нервы приходили въ совершенное разстройство и даже бывали случаи, что пассажиры сходили съ ума.

Рояль Тотчеръ былъ слишкомъ опытнымъ и практическимъ путешественникомъ, чтобъ принимать къ сердцу скучную дорогу и всевозможныя неудобства зды въ дилижанс, отъ которыхъ, конечно, значительно увеличивались доходы компаніи. Онъ довольствовался скудной пищей, добродушно переносилъ различныя лишенія, ни на что не жаловался и находился всегда въ такомъ хорошемъ расположеніи духа, что заслужилъ даже одобреніе возницы, Юбы Биля, который предложилъ ему мсто на козлахъ, рядомъ съ собой.

— Но это мсто взято однимъ джентельмэномъ изъ Сакраменто, отвчалъ Тотчеръ:— онъ заплатилъ за него лишнюю плату, и у васъ въ накладной такъ помчено.

— Мн до этого дла нтъ, отвчалъ презрительно Юба Биль:— я ни за что не позволю сидть рядомъ съ собою человку съ дурнымъ глазомъ. Въ Вебстер, онъ слзъ съ козелъ и, проходя мимо лошадей, такъ напугалъ ихъ своимъ страшнымъ глазомъ, что он едва не понесли.

— Но, во всякомъ случа, онъ заплатилъ деньги и иметъ право на это мсто, упорствовалъ Тотчеръ.

— Можетъ быть, онъ иметъ право на какое-нибудь мсто въ контор компаніи, отвчалъ Юба Биль: — но здсь я хозяинъ дилижанса и лошадей.

— Дйствительно, онъ кажется такой же повелитель надъ пассажирами въ этой пустыц, какъ капитанъ на пароход въ открытомъ мор, замтилъ Тотчеръ пассажиру съ дурнымъ глазомъ, въ которомъ читатель, конечно, узналъ мистера Вайльса.

Онъ улыбнулся правымъ глазомъ, а лвымъ злобно засверкалъ. Тотчеръ не подозрвая въ немъ своего злйшаго врага, настоялъ на своемъ и водворилъ его на козлахъ.

— Благодарю васъ, сказалъ Вайльсъ и прибавилъ вкрадчиво:— а долго я буду имть удовольствіе пользоваться вашимъ обществомъ?

— До Уашингтона.

— Это веселый городъ во время сессіи конгресса.

— Я ду по длу, сказалъ откровенно Тотчеръ.

На станціи Сосновыхъ Деревьевъ маленькій эпизодъ еще боле возстановилъ Юбу Биля противъ Вайльса. Онъ пошелъ зачмъ-то въ ящикъ подъ козлами, въ которомъ перевозились только вещи, принадлежавшія компаніи, и Вайльсъ, замтивъ между прочими тюками небольшой кожанный чемоданъ, спросилъ добродушно:

— А вы сюда также кладете пассажирскій багажъ?

— Рдко, отвчалъ Юба Биль рзкимъ тономъ.

— Такъ въ этомъ чемодан находятся какія-нибудь особыя драгоцнности?

— Не знаю, онъ принадлежитъ человку, у котораго вы отняли мсто на коэлахъ, произнесъ Юба Биль, нарочно выставляя Вайльса въ качеств узурпатора: — а вамъ до этого какое дло? Кто здсь хозяинъ? Можетъ быть, вы себя считаете хозяиномъ, потому что торчите на козлахъ и пугаете своимъ страшнымъ глазомъ лошадей!

Тутъ вмшался снова Тотчеръ, вчный защитникъ угнетенныхъ, и принудилъ замолчать расходившагося возницу.

На четвертый день путешествія, разразилась страшная мятель въ необозримой пустын, простиравшейся, по крайней мр, на 100 миль. Лошади съ трудомъ дотащились до слдующей станціи и тамъ совершенно отказались идти дале. Нкоторые изъ пассажировъ хотли продолжать путешествіе на саняхъ, другіе предлагали переждать непогоду. Юба Биль совтовалъ хать дале въ дилижанс, не боясь ничего.

— Еще дв мили, говорилъ онъ:— и мы достигнемъ плоской возвышенности, на которой втеръ такъ великъ, что сдуетъ каждую снжинку. Я провезу васъ черезъ эту мятель гораздо благополучне, чмъ плоскодонныя лодки, которыя снгъ можетъ занести на каждомъ шагу.

Юба Биль питалъ къ санямъ презрніе истаго калифорнійца, но только одинъ Тотчеръ пламенно поддерживалъ его, инстинктивно надясь на его опытность.

— Ну, ршайтесь! воскликнулъ, наконецъ, возница, разрубая гордіевъ узелъ:— кто хочетъ остаться — оставайся, кто хочетъ хать въ саняхъ — бери сани въ сара, кто хочетъ продолжать путь со мною — садись въ дилижансъ.

Вайльсъ выбралъ сани и нанялъ себ особаго возницу, нсколько пассажировъ предпочли ждать слдующаго дилижанса, а Тотчеръ, съ двумя другими спутниками, ршился сопровождать Юбу Биля.

— Желаю вамъ счастливаго пути, сказалъ Вайльсъ, узжая въ саняхъ, пока Биль перекладывалъ лошадей въ дилижансъ.

— Выбрось его въ Ролингс! воскликнулъ Биль, обращаясь къ возниц саней, и спокойно продолжалъ свою работу.

Луна была уже высоко на неб, когда дилижансъ снова двинулся въ путь. На первой полуверст теорія Юба Биля вполн подтвердилась, дорога была гладкая, замерзшая, безъ снжинки: такъ сильно бушевалъ втеръ на горной возвышенности. Дале, за небольшимъ утесомъ, потянулся длинной лентой снжный сугробъ въ два и три фута глубины. Но Юба Биль смло проскакалъ половину сугроба и съ замчательнымъ искуствомъ миновалъ остальную. Но не усплъ онъ преодолть этой преграды, какъ дилижансъ покачнулся на сторону и лвое переднее колесо отскочило. Биль осадилъ лошадей, но въ ту же минуту правое, заднее колесо откатилось и тяжелый дилижансъ навалился на одну сторону, потомъ на другую и, наконецъ, остановился.

Юба Биль соскочилъ съ козелъ и осмотрлъ колеса съ фонаремъ въ рук. Затмъ, вырвался изъ его устъ такой потокъ неудержимой брани, что я не могу ее передать, несмотря на ея художественность и на сочувственное снисхожденіе ко мн читателя во всемъ, что касается рельефной обрисовки характеровъ. Скажу только, что впродолженіи нсколькихъ минутъ онъ ухитрился обозвать самыми дурными словами и обличить въ самыхъ позорныхъ поступкахъ своихъ хозяевъ, ихъ родственниковъ въ мужскомъ и женскомъ колн, каретника, сдлавшаго дилижансъ, станціоннаго смотрителя, путешественниковъ и самого себя съ восходящими и нисходящими родственниками, а чтобъ дать скромному читателю хоть какое нибудь понятіе о поэтическомъ настроеніи разгнваннаго возницы, я отошлю его къ третьей глав книги Іова.

Пассажиры хорошо знали своего возницу и терпливо ждали, чмъ все это кончится. Наконецъ, раздался голосъ Тотчера съ козелъ:

— Что случилось, Биль?

— Ни въ одномъ колес нтъ чеки! воскликнулъ Юба Биль, продолжая свою непечатную брань и исполняя на снгу какую-то дикую пляску въ бшенномъ отчаяніи.

— Кто это сдлалъ? спросилъ Тотчеръ.

Возница ничего не отвчалъ, быстро взлзъ на козла и, выдвинувъ изъ подъ нихъ ящикъ, торжественно произнесъ:

— Это сдлалъ тотъ, кто укралъ у васъ чемоданъ. Вайльсъ.

— Ну, не безпокойтесь, Биль, замтилъ, смясь, Тотчеръ:— тамъ всего была одна рубашка, два воротничка, да кой-какія бумаги.

Юба Биль медленно спустился съ козелъ и, отозвавъ въ сторону Тотчера, спросилъ вполголоса:

— Такъ у васъ въ чемодан не было ничего важнаго, и вы не скрывались отъ преслдованія?

— Нтъ, отвчалъ съ усмшкой Тотчеръ.

— Такъ Вайльсъ не полицейскій сыщикъ?

— Не знаю.

Юба Биль грустно вздохнулъ и сталъ навертывать колеса.

— Ничего, Биль, сказалъ одинъ изъ пассажировъ,— мы догонимъ Вайльса въ Ролингс.

— Догонимъ! отвчалъ возница съ презрительной улыбкой:— вамъ надо вернуться на станцію и когда мы снова пустимся въ путь, то онъ будетъ уже скакать въ Клармонтъ на нашихъ лошадяхъ. Нтъ, его ужъ не догнать!

Но длать было нечего, пришлось вернуться на станцію для починки экипажа. Во время этой неожиданной остановки, Юба Биль снова отвелъ въ сторону Тотчера.

— Я всегда подозрвалъ этого молодца съ дурнымъ глазомъ, сказалъ онъ:— и, на всякій случай, выхватилъ изъ саней его дорожный мшокъ. Не знаю, выгодная ли эта мна, но, во всякомъ случа, вамъ будетъ легче его найти, имя залогъ. Не правда ли, я поступилъ благоразумно?

Съ этими словами онъ подалъ удивленному Тотчеру черный дорожный мшокъ Вайльса.

— Нтъ, Биль, это не годится, отвчалъ поспшно Тотчеръ:— я не могу взять его мшка. Мы не знаемъ, онъ ли похитилъ мой чемоданъ… Я не имю никакого права на его вещи, даже еслибъ…

— Пустяки! перебилъ его Биль:— я обязанъ отвчать за вашъ чемоданъ. Онъ пропалъ, благодаря этому чертовскому глазу. Вотъ другой. Я не знаю, кому онъ принадлежитъ, но возьмите его.

Полусмясь, полупротестуя, Тотчеръ взялъ мшокъ.

— Вы можете открыть его при мн, сказалъ серьёзно Юба Биль.

Тотчеръ со смхомъ повиновался. Мшокъ былъ набитъ бу ъмагами и дловыми документами. Имя Тотчера въ одномъ изъ нихъ обратило на себя его вниманіе, онъ поспшно прочелъ документъ. Улыбка исчезла съ его устъ.

— Кажется, вы не въ наклад.

Тотчеръ молча продолжалъ пересматривать бумаги. Наконецъ, этотъ осторожный, благоразумный человкъ взглянулъ на Биля и спокойно сказалъ:

— Да, я не въ наклад. Это ловкая штука.

XIII.
Какъ она пріобрла знаменитость.

Юба Биль былъ правъ, говоря, что Вайльсъ не станетъ терять времени въ Ролингс. Прежде, чмъ Биль возвратился съ сломаннымъ дилижансомъ на предъидущую станцію, онъ уже выхалъ изъ Ролингса на быстромъ кон, за два часа до полученіи телеграммы объ его задержаніи. Оставивъ въ сторон большую дорогу и опасный телеграфъ, онъ отправился на югъ въ Денверъ и перехалъ черезъ Миссури прежде, чмъ Тотчеръ достигъ Джульсбурга. Когда Тотчеръ былъ въ Омах, то Вайльсъ уже находился въ Сенъ-Луи, а когда герой Ртутной Руды вышелъ изъ вагона въ Чикаго, Вайльсъ уже гулялъ по улицамъ Уашингтона. Однако, несмотря на эту быстроту, онъ усплъ бросить маленькій черный чемоданъ Тотчера, въ которомъ оказались только туалетный нессесеръ, дв рубашки, и нсколько ненужныхъ писемъ. Пожалвъ, въ глубин своего сердца, что добродушные простяки не брали съ собою въ дорогу важныхъ документовъ и крупныхъ денегъ, онъ вмст съ тмъ, осторожно принялъ мры къ розысканію своего собственнаго дорожнаго мшка, въ которомъ дйствительно были важные документы. За исключеніемъ этой пропажи, онъ былъ очень доволенъ успшнымъ ходомъ дла.

— Все идетъ прекрасно, весело сказала мистриссъ Гопкинсонъ, которую Вайльсъ постилъ тотчасъ по своемъ прізд:— пока вы съ Гашвиллеромъ возились съ своими акціями, полагая, что весь свтъ можно купить, я сдлала гораздо боле вашего, вызывая слезы на глазахъ министровъ и сенаторовъ, разсказомъ о Роскомон. Мало того, я одла во фракъ этого добродушнаго, врящаго въ свою бдственную участь человка и ввела его въ общество. Вы не можете себ представить, какимъ онъ пользуется успхомъ. На-дняхъ, у меня были сенаторъ Мизнанси и судья Фицдадль, я заставила Роскомона разсказать свою печальную исторію, а потомъ сама спла ‘Вотъ идетъ изгнанникъ Эрина’, и мой мужъ увряетъ, что въ этотъ вечеръ, мы пріобрли двнадцать голосовъ.

— А что длаетъ ваша соперница, племянница Гарсіи?

— Вы совершенно ошибаетесь, придавая ей значеніе. Вы не понимаете женщинъ. Во первыхъ, она худенькая, маленькая брюнетка, глаза у нея — щелки, походка мужская, одвается она плохо, и не носитъ корсета. Во вторыхъ, она одинокая женщина и хотя считаетъ себя артисткой, но находитъ невозможныхъ вызжать въ свтъ безъ дуэньи.

— Но она пользуется вліяніемъ. Судья Мэсонъ и сенаторъ Пибоди постоянно говорятъ о ней, а Динвиди, представитель Виргиніи, показывалъ ей вчера Капитолій.

— Мэсонъ и Пибоди хотятъ прослыть за любителей искуствъ, а Динвиди просто льстить мн, отвчала со смхомъ мистриссъ Гопкинсонъ.

— Но Тотчеръ не дуракъ…

— Тотчеръ любитъ женщинъ! перебила его мистриссъ Гопкинсонъ.

— Не думаю, онъ, повидимому, весь погрузился въ свою руду и даже вы наврядъ ли…

— Вотъ и опять вы ошибаетесь. Тотчеру нравится эта двчонка, потому что онъ не видалъ ничего лучшаго. Пусть онъ прідетъ въ Уашингтонъ и сравнитъ ее со мною.

Она побдоносно посмотрлась въ зеркало, а Вайльсъ, иронически поклонившись, вышелъ изъ комнаты.

Гашвиллеръ также откровенно призвался въ успх своей агитаціи въ конгресс.

— Теперь остается всего нсколько дней до закрытія сессіи, сказалъ онъ: — мы быстро проведемъ это дло, прежде чмъ Тотчеръ опомнится.

— Да, нашъ успхъ почти обезпеченъ, если мы все обдлаемъ до его прізда, отвчалъ Вайльсъ:— онъ застрялъ на дорог на два дня,, жаль, что не на доле.

Адвокатъ вздохнулъ. Сколько драгоцннаго времени было бы спасено и какъ икъ успхъ былъ бы вроятне, еслибъ несчастье съ дилижансомъ случилось на горной крутизн и онъ упалъ бы въ бездну. Но въ адвокатскія обязанности Вайльса не входило убійство, по крайней мр, онъ въ этомъ сомнвался.

— Нечего безпокоиться, продолжалъ Гашвиллеръ:— дло теперь въ рукахъ высшаго апелляціоннаго суда въ стран. Его разршатъ справедливо, будьте въ этомъ уврены. Я уже приготовилъ нсколько замчаній…

— Кстати, перебилъ его Вайльсъ:— гд вашъ молодой человкъ… вашъ частный секретарь… Дабсъ?

— Его здсь нтъ, отвчалъ съ замтнымъ смущеніемъ членъ конгресса:— и позвольте мн вамъ замтить, что я вовсе не питалъ къ нему такого доврія, какъ вы полагаете.

— Но вы сами мн его представили, какъ вашего секретаря.

— Я ему давалъ этотъ почетный титулъ только изъ снисхожденія, впрочемъ, я, быть можетъ, и дйствительно взялъ бы его въ свои секретари, еслибъ не обманулся въ немъ, какъ это всегда случается, когда я дозволяю своимъ чувствамъ взять верхъ надъ моимъ долгомъ, въ качеств американскаго законодателя. Мистеръ Дабсъ во зло употребилъ мое покровительство и снисхожденіе. Онъ сталъ шибко жить и надлалъ множество долговъ. Я нсколько разъ давалъ ему денегъ подъ т акціи, которыми вы такъ щедро вознаградили его труды, но онъ все расточилъ. И поврите ли, сэръ, что его семейство обратилось недавно ко мн съ просьбой помощи. Я, конечно, отказалъ, но изъ сожалнія смолчалъ о пропаж книгъ изъ моей библіотеки. На другой день, посл его отъзда, у меня пропали два тома отчетовъ о выдач привилегій и одинъ томъ ‘Синей книги’ конгресса. Я едва устроилъ, чтобы въ газетахъ не было объявлено объ этой пропаж.

Вайльсъ слышалъ эту исторію въ совершенно иномъ вид, но, взглянувъ своимъ лвымъ глазомъ на Гашвиллера, онъ сказалъ спокойно.

— Такъ его здсь нтъ?

— Нтъ.

— И вы его сдлали своимъ врагомъ? Это напрасно.

Гашвиллеръ старался сохранить полнйшее хладнокровіе, но слова, а главное тонъ Вайльса явно его смущали.

— Выслушайте меня, продолжалъ Вайльсъ.— Узжая отсюда, я нашелъ въ меблированныхъ комнатахъ, гд онъ жилъ, чемоданъ, который хозяинъ задержалъ за слдующія съ него деньги. Открывъ этотъ чемоданъ, я нашелъ въ немъ ваши письма и бумаги съ его поправками и подумалъ, что ихъ слдовало бы вамъ возвратить, а потому, выдавъ себя за его пріятеля, я заплатилъ что слдовало по счечу и взять чемоданъ.

— Такъ онъ у васъ? спросилъ Гашвиллеръ, побагроввъ, и съ трудомъ переводя дыханіе.

— По несчастью, нтъ.

— Что-жъ вы съ нимъ сдлали?

— Потерялъ.

Гашвиллеръ въ одну минуту поблднлъ, какъ полотно, и побагровлъ, какъ пурпуръ.

— Это все подлоги, произнесъ онъ хриплымъ голосомъ.

— Нтъ, отвчалъ Вайльсъ, улыбаясь однимъ глазомъ и подмигивая иронически другимъ:— ваши бумаги вс подлинныя и не содержатъ въ себ ничего дурного, но, по несчастью, я въ тотъ же мшокъ положилъ свои замтки по длу, и умный человкъ можетъ, воспользовавшись ими, сдлать намъ много вреда.

Оба негодяя взглянули пристально другъ на друга и слабйшій изъ нихъ съ ужасомъ подумалъ, что бы онъ сдлалъ съ собою, еслибъ былъ на мст сильнйшаго.

— Послушайте, сказалъ Гашвиллеръ съ жаромъ:— намъ надо достать эти бумаги.

— Конечно, отвчалъ Вайльсъ холодно:— если Тотчеръ намъ не помшаетъ.

— Онъ не можетъ.

— Онъ халъ въ одномъ дилижанс со мною, когда я потерялъ чемоданъ

Гашвиллеръ снова поблднлъ, забывъ присутствіе Вайльса, онъ подошелъ къ шкафу и вынулъ изъ него бутылку, но Вайльсъ, не давъ ему опомниться, вырвалъ ее у него изъ рукъ и самъ прежде глотнулъ нсколько разъ.

— Положимъ, что бумага даже въ рукахъ Тотчера, промолвилъ Гашвиллеръ, фамильярно постукивая пальцами по животу Вайльса: — но прежде, чмъ онъ явится сюда, дло будетъ кончено.

— Вы забываете, замтилъ мрачно Вайльсъ:— что эти лнивые, честные люди, всегда подвертываются въ самую критическую минуту. Они никогда не торопятся, а обстоятельства ихъ ждутъ. Помните, какъ по одному длу мы, то есть вы, мистрисъ Гопкинсонъ и я, добыли подпись президента на документ и въ тотъ же день является, Богъ знаетъ откуда, изъ Австраліи или изъ Сан-Франциско, законный владтель, находитъ дорогу къ президенту и получаетъ отъ него приказъ, отмняющій его распоряженіе. Такимъ образомъ, въ одинъ часъ были уничтожены труды цлыхъ шести лтъ.

— Но конгрессъ не отмняетъ своихъ собственныхъ постановленій, сказалъ Гашвиллеръ и, замтивъ недоврчивую улыбку Вайльса, прибавилъ: — по крайней мр, въ теченіи той же сессіи.

— Увидимъ, отвчалъ Вайльсъ, спокойно взявшись за шляпу.

— Увидимъ, повторилъ съ достоинствомъ представитель Ремуса.

XIV.

Въ то время, въ сенат Соединенныхъ Штатовъ засдалъ замчательный и всми уважаемый человкъ, высокообразованный, честный, радикальный, достойный представитель республики. Впродолженіи многихъ лтъ, онъ благородно исполнялъ свои обязанности, а его избиратели съ рдкимъ постоянствомъ останавливали на немъ свой выборъ. Не вдая однихъ соблазновъ, по характеру, а другихъ — по обстоятельствамъ, онъ сохранилъ незапятнанно свою общественную и политическую честность. Какъ ораторъ и практическій государственный человкъ, онъ отличался изящной рчью и ненавистью къ личностямъ, вс одинаково признавали его безпристрастіе и возвышенность его мнній. Никто даже не старался поколебать его принциповъ взяткой, и рдко пытались разжалобить его непреклонно честное сердце. Пламенный любитель искуствъ и литературы онъ плъ достаточно средствъ, чтобъ удовлетворять своимъ изящнымъ вкусамъ, и его роскошный домъ былъ наполненъ драгоцнными сокровищами человческой мысли и генія. Его библіотека отличалась нетолько своимъ богатствомъ, но и художественнымъ безпорядкомъ мастерской артиста. Все это замтила съ перваго взгляда молодая двушка, входя въ это святилище въ одинъ холодный январскій день.

На карточк, которую подали сенатору, стояло скромно: ‘Карменъ де-Гаро’, а въ уголк микроскопическая надпись: ‘артистка’. Увлеченный, бытъ можетъ, звучностью и исторической извстностью ея имени, онъ приказалъ просить постительницу, какъ только слуга доложилъ, что она желала его лично видть. Сидя за громаднымъ столомъ, заваленнымъ книгами, брошюрами и бумагами, онъ спокойно ожидалъ молодую двушку, дерзавшую помшать его занятіямъ.

Она вошла и остановилась въ нершительности. Мистрисъ Гопкинсонъ была права, въ ней не было никакого шика. Но она отличалась оригинальностью и чужеземными манерами. Американская шаль была надта на ней, какъ испанская мантилья, постоянно спадая съ одного плеча, а ея талія была до того гибка, граціозна, что, очевидно, не вдала корсета. Черные курчавые волосы такъ низко падали на лобъ, что, казалось, составляли неотъемлемую часть ея мховой шапочки. Однажды, по привычк, она накинула шаль на голову и кокетливо ею задрапировалась, но тотчасъ же сбросила, замтивъ изумленіе сенатора. Однако, онъ привтливо всталъ и указалъ ей на кресло съ большей любезностью, чмъ еслибъ на ней былъ парижскій костюмъ по послдней мод. Когда же быстрой, ршительной поступью она подошла къ нему, и онъ ближе разглядлъ ея энергичное, мужественное маленькое личико, въ которомъ женственнаго были только блестящіе глаза, прелестныя губки и изящное очертаніе подбородка, онъ поспшно бросилъ книгу, находившуюся въ его рукахъ и нжно спросилъ, чмъ могъ служить своей прекрасной постительниц.

Я уже, кажется, упоминалъ о замчательно мелодичномъ и привлекательномъ ея голос. Къ тому же, пвучій языкъ ея родины придалъ съ дтства ея рчи какую-то непостижимую сладость. Въ нсколькихъ музыкально произнесенныхъ словакъ она объяснила, что желала взглянутъ на его рдкую коллекцію гравюръ.

Въ сущности, эти гравюры была драгоцнны только по своей древности, объясняя, такъ сказать, во очію постепенное усовершенствованіе искуства и, я полагаю, что Карменъ не очень восторгалась ими, но она знала, что сенаторъ гордился своей коллекціей. Дйствительно, его заинтересовало вниманіе, обращенное этой случайной постительницей на его любимыя картины, которыми никто не любовался.

— Я бдная, молодая художница, прибавила Карменъ:— и не могу пріобрталъ подобныя сокровища, но одинаково не могу и отказывать себ въ счасть любоваться ими у другихъ, хотя и рискую надость занятымъ великимъ умамъ.

Еслибъ подобная лесть была произнесена на обычномъ язык его родины, то сенаторъ скоро удалилъ бы непрошенную гостью, но эта же лесть, съ иностраннымъ, южнымъ акцентомъ, звучала такой маненной искренностью, что онъ пріятно улыбнулся. Черезъ нсколько минутъ, черная кудрявая головка художницы и сдые разввающіеся волосы сенатора наклонялись надъ большимъ портфелемъ съ гравюрами. Тутъ-то, слушая исторію возникновенія гравернаго искуства въ Нидерландахъ, Карменъ забылась до того, что набросила шаль себ на голову. Въ послдующіе два часа, они оба почти не измняли своей позы, и въ этомъ положеніи икъ видли четыре члена конгресса, три сенатора, одинъ министръ и одинъ членъ верховнаго суда. Хозяинъ дома всхъ выпроводилъ поспшно, хотя и любезно. За то въ пріемной громко выражалось неодобреніе.

— Это ужъ слишкомъ, замчалъ провинціальный делегатъ.

— Въ его года разсматривать картины съ двчонкой, которая годилась бы ему во внучки! замычалъ почтенный чиновникъ, впослдствіи подозрваемый въ эротическихъ наклонностяхъ.

— И ничего въ ней нтъ хорошаго, прибавлялъ представитель Дакоты.

— Вотъ почему онъ молчитъ во всю сессію, восклицалъ товарищъ сенатора по штату.

— Чортъ его возьми! произносили вс хоромъ.

Женатые изъ этихъ собесдниковъ, конечно, поспшили домой, чтобъ разсказать все своимъ женамъ. Дйствительно, одна изъ самыхъ трогательныхъ сторонъ супружескаго союза заключается въ замчательной откровенности, съ которой супруги разсказываютъ другъ другу о безнравственности своихъ пріятелей и пріятельницъ. На этихъ основахъ священной откровенности твердо зиждется супружескій союзъ.

Между тмъ, живые предметы этихъ коментаріевъ, по крайней мр, одинъ изъ нихъ не подозрвали возбужденного ими неудовольствія.

— Надюсь, что я не удерживаю васъ отъ важныхъ государственныхъ длъ или отъ вашихъ друзей, сказала, наконецъ, Карменъ, застнчиво опуская глаза.

— О! нтъ, не безпокойтесь. Они опятъ придутъ, вдь они хлопочутъ по своимъ дламъ, а не по моимъ.

Слова сенатора были почти комплиментомъ, по крайней мр образованный, изящный Бостонецъ, никогда не позволяетъ себ большей любезности.

— А я, вроятно, никогда боле не буду васъ безпокоить, отвчала Карменъ.

— Этотъ портфель всегда къ вашимъ услугамъ, вы можете располагать мною, когда угодно, произнесъ сенаторъ.

— Вы слишкомъ добры и любезны въ бдной молодой двушк изъ неизвстной вамъ страны.

— Вы ошибаетесь, я хорошо, знаю Калифорнію.

Дйствительно, онъ могъ, сказать безошибочно, сколько въ ея родномъ, Монтерейскомъ, округ родится пшеницы на акр, какое количество въ немъ избирателей и какія ихъ политическія мннія, но о самомъ важномъ произведеніи этой страны, стоявшемъ теперь передъ нимъ, онъ, какъ вс теоретики, не зналъ ничего.

Карменъ съ удивленіемъ и почтительно слушала невдомыя ей подробности о китайскомъ вопрос, объ американскихъ золотопромышленныхъ законахъ и о распространеніи шелководства на ея родин.

— Кстати, ваща фамилія историческая, сказалъ сенаторъ, между прочимъ:— въ числ эмигрантовъ, прибывшихъ въ Америку съ Ласъ-Казасомъ, былъ рыцарь Алькантары, по имени Де-Гаро.

— Да, это мой пра-пра-пра-праддушка, отвчала Карменъ, кивая головой.

Сенаторъ широко открылъ глаза отъ изумленія.

— Да, продолжала молодая двушка:— я племянница Виктора Кастро, который былъ женатъ на сестр моего отца.

— Виктара Кастро, имющаго дло съ компаніей ‘Ртутной Руды’? рзко спросилъ секаторъ.

— Да, отвчала спокойно Карменъ.

Еслибъ сенаторъ принадлежалъ къ тому типу американцевъ, представителемъ которыхъ былъ Гашвиллеръ, то онъ выразилъ бы свое изумленіе пронзительнымъ свистомъ…

— У меня есть къ вамъ просьба, большая просьба, продолжала она, поникнувъ головой.

Сенаторъ теперь снова удалился за свой письменный столъ, составлявшій какъ бы бастіонъ, и приготовился къ осад. Онъ понялъ, что былъ обманутъ и что хитростью былъ вынужденъ конфиденціально разговаривать въ продолженіи нсколькихъ часовъ съ племянницей одного изъ просителей, дло котораго разбиралось въ конгресс. Чего не дерзнетъ просить у него эта женщина! Но онъ былъ тмъ непреодолиме, чмъ боле чувствовалъ, что она расположила его въ свою пользу. Онъ сердился на нее за то, что она ему понравилась.

Не обращая, повидимому, вниманія на перемну въ его обращеніи, Карменъ продолжала съ оригинальной свободой выраженій и жестовъ:

— Вы знаете, что во мн течетъ испанская кровь, и что лозунгъ моей второй родины: ‘Богъ и свобода’. Еще ребенкомъ я слышала о васъ, о великомъ эманципатор, объ апостол свободы, о друг угнетенныхъ и несчастныхъ. Въ исторіи этой великой страны, я читала о вашей славной дятельности я учила наизусть ваши рчи, и всегдашнимъ моимъ желаніемъ было — услышать изъ вашихъ устъ символъ вры моихъ предковъ. Madr de Dios! какое счастье, должно быть, слышать вашу вдохновенную рчь! Но простите… вы врно сердитесь на меня, какъ на глупую, дерзкую, съумасшедшую двчонку.

Сенаторъ чувствовалъ, что, несмотря на его эасаду, онъ готовъ сдаться смлому непріятелю и промолвилъ:

— Нтъ. Что вы! Благодарствуйте.

— Я здсь остаюсь только еще два дня и узжаю снова въ Калифорнію, продолжала Карменъ:— неужели я не услышу васъ въ Капитоліи этой великой страны?

Сенаторъ поспшно отвчалъ, что въ эту сессію его обязанности требовали большаго участія въ комитетскихъ и кабинетныхъ работахъ, чмъ въ преніяхъ.

— Такъ значитъ мн говорили правду, сказала Карменъ грустно:— что вы покинули вашу великую партію и не возвышаете боле голоса въ защиту великихъ принциповъ?

— Кто вамъ это сказалъ, миссъ де-Гаро, тотъ солгалъ, отвтилъ рзко сенаторъ:— позвольте узнать кто?..

— Н…втъ, я не знаю, перебила его Карменъ:— это въ воздух. Я иностранка и, можетъ быть, ошибаюсь, но каждый день а хожу въ Капитолій, не свожу глазъ съ великаго апостола свободы и слышу, что говорятъ то о налогахъ, то о почтовомъ вдомств и т. д., но никогда онъ не произноситъ гордой рчи о правахъ человка. Я спрашивала, отчего? и мн отвчали: ‘онъ забастовалъ, бросилъ свою партію и никогда боле не будетъ говорить’.

— Позвольте мн вамъ сказать, миссъ де-Гаро, реко произнесъ сенаторъ, вставая:— вы очень несчастливы въ своихъ знакомыхъ. Никто, прибавилъ онъ гораздо мягче и снова опускаясь въ кресла:— не иметъ права предсказывать о томъ, что я буду длать впредь и какими путями я буду служить своимъ великимъ принципамъ и своей партіи. Это мое дло. Если представится случай, и будетъ время…. хотя остается только два дня сессіи…

— Да, перебила его Карменъ мрачно:— я знаю, что они въ Капитолі будутъ разсуждать о мелкихъ практическихъ длахъ и вы будете молчать. Madr de Dioe, мн придется…

— А когда вы собираетесь хать? спросилъ сенаторъ очень учтиво:— когда мы васъ лишимся?

— Я останусь до конца сессіи, отвчала Карменъ:— а теперь мн пора.

Она встала и закуталась въ свою шаль.

— Быть по вашему, сказалъ сенаторъ съ любезной улыбкой:— но теперь поздно. Позвольте мн предложить вамъ мою карету. Она у подъзда.

Онъ проводилъ ее до кареты и торжественно раскланялся. Но дорог молодая двушка тихо плакала, но когда экипажъ остановился у дома, въ которомъ она жила, она поспшно отерла глаза.

— Ну, что, спросилъ Гарло, адвокатъ Тотчера, высаживая Карменъ изъ кареты: — я васъ жду два часа, вы долго у него оставались. Это хорошій признакъ.

— Не спрашивайте меня теперь ни о чемъ, отвчала Карменъ съ нетерпніемъ:— я устала.

— Надюсь, что вы отдохнете къ завтрему, къ прізду нашего друга Тотчера.

Загорлыя щеки Карменъ покрылись легкимъ румянцемъ.

— Ему слдовало уже давно быть здсь. Гд онъ? Что онъ длалъ?

— Его застигла снжная буря на западныхъ равнинахъ. Теперь онъ летитъ сюда со скоростью пара, но я боюсь, что онъ опоздаетъ.

Карменъ ничего не отвчала.

— Какъ вы нашли великаго сенатора? спросилъ адвокатъ.

Карменъ устала, Карменъ утомилась, Кармекъ была недовольна. Она холодно отвчала.

— Онъ джентльменъ.

XV.
Какъ она стала не оконченнымъ дломъ.

Закрытіе LXIX сессіи конгресса ничмъ не отличалось отъ закрытія предъидущихъ конгрессовъ. Таже непрактичная суета, таже торопливая, несправедливая, несообразная ни съ чмъ очистка неоконченныхъ, неразобранныхъ длъ. Такого легкомысленнаго, безпорядочнаго отношенія къ общественнымъ интересамъ, американскій народъ никогда не допустилъ бы въ своихъ частныхъ ддахъ. Дерзкія мошенничества оставлены безъ вниманія, справедливыя жалобы отлажены разсмотрніемъ, уплаты по безспорнымъ требованіямъ отсрочены, однимъ словомъ, каждую минуту происходили такія сцены, которыя, только благодаря искреннему американскому юмору, не были совершенно гнусными, отвратительными. Дйствующія лица, законодатели, знали это и смялись, коментаторы, печать, также знали и смялись, зрители, великій американскій народъ, одинаково зналъ и смялся. И никому не приходило въ голову, что все это могло бы происходить иначе.

Къ неоконченнымъ дламъ принадлежала: жалоба Роскомона, его собственная, патетическая, назойливая личность, многіе члены конгресса, боле или мене заинтересованные въ этомъ дл, представителя Фрезно, подготовившіе громовую рчь противъ Роскомона и пр., и пр. Талантливый Гашвиллеръ, безпокоившійся въ глубин своей души о пропавшихъ письмахъ но расточавшій теперь направо и налво медовыя рчи, былъ настоящимъ царемъ Неоконченныхъ Длъ. Красивая мистрисъ Гопкинсонъ, осторожно пріхавшая въ сопровожденіи мужа и ненеосторожно подаемая глазами со стороны членовъ конгресса, украшала своимъ присутствіемъ окончаніе Неоконченныхъ Длъ, также какъ газетные редакторы, наживавшіеся этими Неоконченными Длами. Много хищныхъ птицъ, почуявъ падаль, налетло на Неоконченныя дла и толпилось въ корридорахъ и залахъ Капитолія.

Нижняя палата, подъ руководствомъ талантливаго Гашвиллера, вкусила до опьяненія одурвающаго зелья, именуемаго тяжбою Роскомона и передала его, какъ Неоконченное Дло, въ сенатъ. Но, увы! въ самую критическую минуту общей суматохи, при очистк Неоконченныхъ Длъ, явилась неожиданная помха, въ лиц великаго сенатора, права котораго на рчь, какъ бы она длинна ни была, никто не смлъ оспаривать. Между прочими Неоконченными Длами была жалоба ирландца, преданнаго Соединеннымъ Штатамъ, на насильственную конфискацію куръ арміей Шермана во время похода черезъ Георгію. Отсюда возникъ конституціонный вопросъ и великій ораторъ отверзъ свои уста.

Семь часовъ говорилъ онъ краснорчиво, пламенно, убдительно. Семь часовъ разбиралъ онъ съ своей прежней, строгой логикой вс вопросы, касающіеся великихъ принциповъ нашего времени, великихъ основъ его партіи. Его перебивали сенаторы, забывъ о Неоконченныхъ Длахъ, и снова думая только объ интересахъ партіи, и другіе сенаторы, помнившіе о Неоконченныхъ Длахъ и сгоравшіе нетерпніемъ покончить съ Роскомономъ. Но великій ораторъ только черпалъ новое вдохновеніе въ этихъ помхахъ. Набатъ, раздавшійся въ сенат, откликнулся въ конгресс, и взволнованные члены сбжались въ сенатъ, бросивъ Неоконченныя Дла.

Впродолженіи семи часовъ предоставленныя самимъ себ Неоконченныя Дла скрежетали зубами въ безпомощной злоб. Семь часовъ талантливый Гашвиллеръ продолжалъ расточать сладкія рчи, семь часовъ Роскомонъ и его друзья мрачно шагали по корридорамъ, показывая кулаки великому сенатору. Семь часовъ газетные редакторы должны были слушать славную рчь, которая въ туже ночь облетла всю страну, но хуже всего, что они должны были на другой день объявить о закрытіи LXIX сессіи, по окончаніи грандіозной рчи великаго сенатора. При этомъ. Неоконченныхъ Длъ осталось боле, чмъ когда либо.

Небольшая группа друзей окружила великаго сенатора, поздравляя съ необыкновеннымъ успхомъ. Старые враги почтительно ему кланялись. Вдругъ къ нему подошла молодая двушка, закутанная въ шаль.

— Я плохо говорю по англійски, сказала она нжно: — но много читала и знаю вашего Шекспира. Я хотла бы вамъ повторить слова Роэамунды къ Орландо посл сраженіи: ‘Вы бородись мужественно и сразили нетолько своихъ враговъ, но еще многихъ другихъ’.

Съ этими словами, она исчезла. Но все же она не избгла взгляда мистрисъ Гопкинсонъ, которая также подошла поблагодарить великаго сенатора, хотя сопровождавшая ее свита отличалась мрачнымъ, унылымъ видомъ.

— Вотъ женщина, которой вы такъ боялись, произнесла она, ущипнувъ Вайльса:— посмотрите на нее, посмотрите на ея платье и шаль. Я вамъ говорила, что въ ней нтъ никакого шика.

— Кто она? спросилъ Вайльсъ холодно.

— Карменъ де-Гаро. Но куда вы торопитесь?

Вайльсъ только что замтилъ въ толп утомленное долгимъ путешествіемъ лицо Рояля Тотчера. Онъ казался очень блднымъ и разсяннымъ. Его адвокатъ говорилъ съ нимъ.

— Никто не поврилъ бы, произнесъ Гарло:— что вы только что избгли когтей колоссальнаго мошенничества. Вы теперь можете спокойно владть своей рудой. Но что съ вами? Миссъ де-Гаро только что прошла мимо. Отчего вы ей не поклонились?

— Я думалъ, отвчалъ мрачно Тотчеръ.

— Вы холодно привтствуете свое счастье и не очень-то благодарны женщин, которая спасла васъ сегодня, ибо она побудила сенатора произнести такую длинную рчь.

Тотчеръ ничего не отвчалъ, вышелъ молча изъ Капитолія. Онъ замтилъ Карменъ де-Гаро и хотлъ къ ней подойти съ смшаннымъ чувствомъ робости и удовольствія, но услыхалъ ея слова, обращенныя къ сенатору. И этотъ сильный, энергичный, только думавшій о своей руд человкъ, вдругъ забылъ свой успхъ, возненавидлъ сенатора, оказавшаго ему такую громадную услугу, преданнаго адвоката и даже молодую двушку, которая быстро удалилась, не замтивъ его.

XVI.
И кто ее забылъ?

По странному противорчію, Рояль Тотчеръ, выйдя изъ Капитолія, похалъ прямо къ миссъ де-Гаро. Не заставъ ея дома, онъ надулся и сталъ сожалть, что повиновался честному инстинкту, приведшему его къ молодой двушк, столько сдлавшей для него. Онъ чувствовалъ, что поступилъ въ отношеніи къ ней, какъ слдовало, и вполн исполнилъ свой долгъ, онъ тотчасъ, по полученіи депеши, прилетлъ въ Уашингтонъ и прямо, посл засданія, явился къ ней, если же ей было угодно отлучиться въ такую минуту, то это было ея дло, а не его. Еслибъ она была дома, же восторгалась бы краснорчивыми рчами и исполняла бы свой долгъ, то… то… онъ самъ не зналъ, что случилось бы, но что-то хорошее. Вообще, теперь воображеніе этого практическаго человка уносило его Богъ знаетъ куда, въ чемъ онъ винилъ все ту же Карменъ де-Гаро. Быть можетъ, это уменьшитъ въ читател уваженіе къ моему герою, но я полагаю, что неожиданное пробужденіе пламенной страсти въ сильномъ, взросломъ человк сопровождается гораздо большими припадками безумія, чмъ въ юнош. Обыкновенно всякая горячка проявляется сильне въ могучей натур, чмъ въ слабой.

Въ очень дурномъ настроеніи духа отправился Тотчеръ жъ своему адвокату, мистеру Гарло. Его прямо привели въ кабинетъ, мрачный, холодный, какъ вс кабинеты адвокатовъ, съ длами въ кардонкахъ и съ юридическими книгами на полкамъ Онъ бросилъ полуутомленный, полуравнодушный взглядъ на комнату и опустился въ хозяйское кресло.

— Вы скоро вернулись, замтилъ Гарло, входя въ дверь.

— Да, отвчалъ лниво кліентъ, не поднимая глазъ и обнаруживая мене интереса къ своему длу, чмъ его адвокатъ:— вотъ я и пріхалъ, но, право, не знаю, зачмъ.

— Вы мн сказали, что нашли какія-то бумаги, произнесъ Гарло.

— Да, отвчалъ Тотчеръ, звая и щаря рукою въ баковомъ карман:— но здсь ужасно холодно и мрачно. Подайте лучше жъ Велькеру, и вы пересмотрите бумаги за бутылкой шампанскаго.

— Я вамъ самъ кое-что покажу, а что касается шампанскаго, то мы его найдемъ, не узжая отсюда, но потомъ. Теперь же, я хотлъ бы, чтобъ мы оба со свжей головой занялись вашими длами, то-есть, если они достаточно васъ интересуютъ.

— Признаюсь, они ужъ мн надоли, сказалъ Тотчеръ, смотря въ пространство, и, вынувъ изъ кармана свертокъ бумаги, бросилъ ихъ на столъ:— вотъ бумаги. Я не знаю имютъ ли он какое теченіе — это ваше дло ршить. Я даже не знаю, имю ли я ни нихъ юридическое право, и этотъ вопросъ вы тоже потрудитесь разршить. Дло въ томъ, что он попали ко мн въ рукд очень страннымъ образомъ. По дорог сюда изъ Калифорніи, я потерялъ мой дорожный мшокъ съ кой-какими вещами и ненужными письмами. Я говорю, что мшокъ пропалъ, но возница дилижанса уврялъ, что онъ украденъ другимъ пассажиромъ, по имени Байльсъ, или Стайльсъ, или…

— Вайльсъ? произнесъ поспшно адвокатъ.

— Да, да! вы правы, его звали Вайльсъ. Ну, возница, замтивъ эту кражу, самъ преспокойно укралъ… Нтъ ли у васъ сигары?

— Сейчасъ принесу.

Гарло ушелъ въ сосднюю комнату и черезъ минуту вернулся съ сигарами и спичками. Тотчеръ машинально курилъ, и пуская клубы дыма, промолвилъ:

— А вы иногда разговариваете сами съ собою?

— Нтъ, почему вы это спрашиваете?

— Мн показалось, что я слышалъ вашъ голосъ въ сосдней комнат. Но, признаюсь, этой кабинетъ такой мрачный, что въ немъ Богъ знаетъ что можетъ, показаться. Я увренъ, просиди я здсь хотя полчаса, мн показалось бы, что лордъ канцлеръ, висящій вонъ на стн, вышелъ изъ своей рамка, чтобъ побесдовать со мною.

— Пустяки! когда у меня иного длъ, то я занимаюсь здсь до глубокой ночи. Здсь очень тихо.

— Да, чертовски тихо.

— Но возвратимся къ бумагамъ. У васъ украли мшокъ, а вы украли…

— Возница укралъ, поправилъ Тетчеръ.

— Хорошо, положимъ, что возница укралъ и передалъ вамъ, какъ своему сообщнику и пріемщику ворованныхъ вещей…

— Послушайте, Гарло, я вовсе не въ такомъ настроеніи, чтобы шутить, особенно въ этой мрачной комнат. Выслушайте меня. Юба Биль, возница дилижанса, укралъ мшокъ у пассажира, по имени Вайльса или Смайльса, и отдалъ мн взамнъ того мшка, который пропалъ. Я въ немъ нашелъ бумаги, касающіяся моего дла. Вотъ он, длайте съ ними, что хотите.

И Тотчеръ повернулся къ огню, мерцавшему въ камин.

Гарло взялъ первую попавшуюся бумагу изъ свертка.

— Это телеграмма, произнесъ онъ:— да. ‘Прізжайте скоре въ Уашингтонъ.— Карменъ де-Гаро’.

— Это ошибка! воскликнулъ Тотчеръ покраснвъ, какъ молодая двушка и выхватывая мзъ рукъ адвоката телеграмму: — она случайно попала въ эти бумаги.

— Я вижу, замтилъ сухо Гарло.

— Мн казалось, что я ее изорвалъ, прибавилъ Тотчеръ, посл нкотораго молчанія.

Я долженъ, къ сожалнію, сознаться, что этотъ обыкновенно правдивый человкъ, теперь лгалъ самымъ безстыднымъ образомъ. По дорог, онъ ежедневно разъ по двнадцати перечитывалъ телеграмму и она была совершенно истерта по сгибамъ. Это обстоятельство обратило на себя вниманіе адвоката, но онъ не сказалъ ни слова и молча принялся разсматривать остальныя бумаги.

— Ну, сказалъ онъ, наконецъ:— здсь достаточно уликъ, чтобъ лишить Гашвиллера его мста въ конгресс или, по крайней мр, заставить его молчать по нашему длу. Другія бумаги очень любопытны, но не могутъ имть юридическаго значенія, хотя трудно будетъ, посл обнародованія этихъ документовъ, продолжать, по крайней мр, въ нашемъ дл систему подкуповъ. Но вотъ я не понимаю, напримръ, замтки противъ имени мастера X.: ‘Хорошо принялъ лекарство и чувствуетъ себя лучше’.

— У насъ въ Калифорніи употребительны медицинскія выраженія, отвчалъ Тотчеръ:— и это просто значитъ, что взятка принята съ удовольствіемъ. Но вотъ чего а не понимаю, какъ мошенникъ можетъ вести точную лтопись своимъ мошенничествамъ?

— Это обычное явленіе, отвчалъ Гарло, нсколько смущенный своей недогадливостью: — недавно судился злодй, совершившій цлый рядъ преступленій, и въ суд была прочитана его памятная книжка, въ которой онъ аккуратно записывалъ каждое свое преступленіе. Помилуйте, половина нашихъ длъ возникаетъ изъ того простого факта, что многіе сохраняютъ письма и документы, которые они могли бы — я не скажу, должны бы, потому что это зависитъ отъ вкуса — уничтожить.

Тетчеръ машинально бросилъ телеграмму бдной Карменъ, и поспшно всталъ.

— Нтъ, я васъ не отпущу безъ шампанскаго, сказалъ со смхомъ адвокатъ и провелъ Тотчера въ сосднюю комнату, на порог которой его гость остановился въ изумленіи.

Это была великолпная, изящно убранная библіотека.

— Сибаритъ! произнесъ онъ:— отчего вы никогда меня здсь не принимали?

— Оттого, что до сихъ поръ, вы всегда являлись ко мн кліентомъ, а теперь — вы мой гость, отвчалъ адвокатъ:— всякій входящій сюда оставляетъ въ передней, съ шляпою, вс мысли длахъ. Посмотрите, здсь нтъ на полкахъ ни одной юридической книги, а на столахъ — ни одной судебной бумаги. Васъ это удивляетъ? Мн казалось удобнымъ соединить подъ однимъ кровомъ мой дловой кабинетъ и мое частное жилище, но притомъ такъ, чтобъ одно не мшало другому. На верху я живу съ матерью и сестрою, въ кабинет я работаю, а здсь отдыхаю. Это и удобне, и дешевле.

Тотчеръ насупилъ брови и задумчиво опустился въ кресло. Онъ также любилъ книги и какъ вс люди, ведущіе тяжелую, волную приключеній жизнь, дорого цнилъ комфортъ спокойнаго существованія. Ему невольно стало завидно, что другіе пользовались всми удобствами цивилизаціи, а онъ проводилъ жизнь въ трудахъ на открытомъ воздух, часто имя, вмсто мягкой постели, сырую землю, и впервые онъ съ сожалніемъ подумалъ, что могъ бы, въ послднее время, жить совершенно иначе.

Но вдругъ онъ вскочилъ и поспшно приблизился въ мольберту, на которомъ стояла картана. Это былъ первый эскизъ ‘Ртутной Руды’, сдланной Карменъ де-Гаро.

— Вамъ нравится эта картина? сказалъ Гарло, держа въ рукахъ бутылку шампанскаго: — у васъ, значитъ, хорошій вкусъ. Вс любители восхищаются ею. Посмотрите, какъ прекрасно огонь освщаетъ блдное лицо мексиканца, спящаго мертвымъ сномъ. А какъ таинственно уходятъ въ даль мрачныя гори! Вы знаете, кто рисовалъ эту картину?

— Миссъ де Гаро, промолвилъ Тетчеръ, съ какимъ-то страннымъ замшательствомъ.

— Да. И вамъ, конечно, извстна исторія этой картины?

— Нтъ… не помню.

— Спящій мексиканецъ былъ ея поклонникомъ. Она его любила и уврена, что его умертвили на этомъ самомъ мст, которое изображено на картин.

Тотчера поразили, во-первыхъ, слова адвоката о любви Карменъ къ Кончо, а во-вторыхъ, непонятный фактъ перехода картины въ его руки.

‘Зачмъ это она сдлала? чортъ ее возьми!’ подумалъ онъ, и громко произнесъ:— Какъ эта картина очутилась у васъ?

— Я купилъ ее у миссъ де-Гаро. Узнавъ, въ какомъ отношеніи она находится къ нашему длу, я счелъ своею обязанностью, быть ея покровителемъ въ Уашингтон, гд она никого не знаетъ. Моя мать и сестра также ухаживали за нею.

— Она давно здсь?

— Нтъ. Въ тотъ день, когда она вамъ телеграфировала, миссъ де-Гаро пришла ко мн и спросила: чмъ она можетъ служить нашему длу? Я отвчалъ, что нтъ другого средства спасти васъ, какъ отложить разсмотрніе дла въ конгресс. Она это и сдлала. Дйствительно, она, а не кто другой побудила великаго сенатора произнести его длинную рчь. Но, кажется, вы ее мало знаете, прибавилъ онъ, съ саркастической улыбкой.

— Нтъ… я… то есть… въ послднее время я былъ очень занятъ, отвчалъ Тотчеръ, не сводя глазъ съ картины: — Она часто у васъ бываетъ?

— Да, очень часто. Она сегодня вечеромъ была у матери. Она, кажется, еще сидла у нея, когда вы пришли.

Тотчеръ пристально посмотрлъ на Гарло, но лицо адвоката не выражало никакого смущенія. Наливъ себ стаканъ вина, Тотчеръ выпилъ его залпомъ и вскочилъ съ кресла въ сильномъ волненіи.

— Нтъ, любезный другъ, я васъ такъ не отпущу, сказалъ Гарло, нжно положивъ руку на плечо своего кліента:— вы очень разстроены. Переночуйте у меня. Здсь не дворецъ, но мы найдемъ вамъ покойную комнату. Подождите минутку, я сейчасъ распоряжусь.

Тотчеръ былъ радъ, что остался одинъ. Въ послдніе полиса онъ убдился, что его любовь къ Карменъ де Гаро была поругана самымъ ужаснымъ образомъ. Пока онъ въ пот лица работалъ въ Калифорніи, она пользовалась покровительствомъ лицъ, покупавшихъ ея картины и вводившихъ ее въ уашингтонское общество. Истинно ревнивое сердце всегда любитъ увеличивать число предметовъ своей ревности, и Тотчеръ уже считалъ сотнями поклонниковъ Карменъ.

Онъ не сводилъ главъ съ картины. Мало-по-малу, она, однако, стушевалась и передъ нимъ возстала та же сцена, но при лунномъ свт, какъ въ памятную ночь, когда онъ гулялъ тамъ съ Карменъ. Онъ видлъ ясно передъ собою полуразвалившійея очагъ, нависшій черный утесъ, дрожавшую листву деревьевъ и, главное, блескъ черныхъ глазъ изъ подъ мантильи, наброшенной на голову. Какой онъ былъ тогда дуракъ! Дйствительно, онъ былъ не умне Кончо, спавшаго мертвымъ сномъ на картин. И она любила этого человка. Да, конечно, она считала его, Тотчера, въ тотъ вечеръ, ужаснымъ дуракомъ! А теперь, онъ врно, казался ей фатомъ. Вдругъ ему послышался какой-то шорохъ. Онъ взглянулъ на дверь изъ кабинета, какъ бы ожидая появленія лорда канцлера, портретъ котораго вислъ на стн, іо все было тихо. Несмотря на это, онъ чувствовалъ себя какъ-то странно, неловко. Гарло ужасно долго не возвращался. Онъ хотлъ выйти изъ комнаты и посмотрть, не было ли того въ передней, для этого нужно было прибавить газа въ горлк, но, ро ошибк, онъ повернулъ кранъ въ другую сторону и погасилъ газъ.

Гд были спички? Онъ вспомнилъ, что на стол красовалась какая-то бронзовая вещица, одинаково пригодная для сигарной золы, и для спичекъ. Онъ сталъ ощупью ее искать и опрокинулъ сначала чернильницу, а погонъ стаканъ съ шампанскимъ. Наконецъ, той же участи подверглась бронзовая статуэтка Меркурія, и онъ, видя вс своя усилія тщетными, безпомощно опустился въ кресло. Въ эту минуту какіе-то нжные, бархатные пальцы прикоснулись въ его рук.

— Вы ищете спичекъ? промолвилъ мелодичный голосъ: — вотъ он.

Тотчеръ вздрогнулъ, и, думая, что неловко говорить ‘благодарствуйте’ лицу, котораго не видишь въ темнот, молча зажегъ спичку. Передъ нимъ стояла Карменъ де-Гаро. Онъ совершенно смутился, обжогъ себ пальцы, уронилъ спичку и снова погрузился въ темноту.

— Дайте, я зажгу, сказала Карменъ, и въ одну секунду чиркнула спичку, вскочила на кресло и зажгла газъ: — вы любите, врно, сидть въ темнот. Мн самой иногда это нравится.

— Миссъ де-Гаро! воскликнулъ Тотчеръ съ неожиданнымъ жаромъ и, подходя къ ней съ распростертый руками:— поврьте мн, что я очень радъ… страшно радъ…

Но Карменъ быстро повернула кресло спиной къ Тетчеру, и, помстившись въ немъ на колнахъ, ожидала въ этой засад наступленія врага.

— Мы не въ Калифорніи, а въ Уашингтон, сказала она, ударяя своимъ чернымъ веромъ по рукамъ Тотчера:— теперь уже полночь, и я — бдная двушка, которой надо беречь свое доброе имя. Вы сядете вонъ тамъ, на диван, а а останусь здсь, прибавила она, опираясь подбородкомъ на спинку кресла:— мн надо съ вами поговоритъ, донъ Рояль.

Тотчеръ смиренно повиновался. Сердце маленькой Карменъ тронулось этимъ послушаніемъ, но все же она не вышла изъ засады.

— Донъ Рояль, продолжала она, махая своимъ веремъ: — прежде чмъ я васъ узнала, я была ребенкомъ, но смлымъ, гадкимъ ребенкомъ… и… занималась… какъ вы это называете? подлогами?

— Чмъ? воскликнулъ Тотчеръ съ изумленіемъ и чмъ-то среднимъ между вздохомъ и улыбкой.

— Я длала подлоги, повторила Карменъ съ жаромъ:— меня забавляло срисовывать подписи другихъ людей, и дядя наживалъ этимъ деньги. Вы понимаете? Что жъ вы не говорите? Или желаете, чтобъ я васъ опять ударила веромъ?

— Продолжайте, сказалъ Тетчеръ со смхомъ.

— Во время моего посщенія вашей руды, я случайно узнала, что совершила подлогъ противъ васъ, подписавъ имя Михельтерены на документ, которомъ мой дядя доказывалъ свои права на вашу землю. Я тотчасъ отправилась къ адвокату дяди и удостоврилась, что дйствительно это была правда. Посмотрите на меня, донъ-Рояль, передъ вами стоитъ преступница, виновная въ подлог.

— Карменъ!

— Шш! Хотите, чтобъ я ударила по рукамъ? Я пересмотрла вс бумаги по вашему длу и нашла документъ, подписанный мною. Вотъ возьмите.

И она бросила ему на колни конвертъ. Тотчеръ распечаталъ его.

— Вы завладли этимъ документомъ, вашимъ невиннымъ подлогомъ?

— Вы принимаете меня за вора! Ступайте вонъ! Ступайте вонъ!

— Милая Карменъ…

— Посмотрите на бумагу, глупый!

Тэтчеръ! пробжалъ глазами находившійся у него въ рукахъ документъ. По бумаг, почерку и давности, онъ былъ совершенно сходенъ съ прошеніемъ Гарсіи о концессіи земли. Помтка Михельторены была, безъ сомннія, подлинная. Но просьба была отъ имени Рояля Тотчера и его подпись была поддлана, какъ дв капли воды.

— Я получила отъ васъ только одно письмо, сказала Карменъ:— и не могла лучше поддлать вашу подпись.

— Ахъ! Карменъ, милый мой чертенокъ! добрый мой ангелъ! воскликнулъ Тотчеръ:— Разв вы не видите…

— Такъ вамъ не нравится моя работа?

— Радость моя!

Онъ вскочилъ и подошелъ къ ней. Но она поспшно его оттолкнула веромъ и онъ возвратился на свое прежнее мсто.

— И вы не видли меня и не писали мн цлый годъ.

— Карменъ!

— Сидите, не хорошій, дерзкій человкъ. Разв вы не понимаете, что мы говоримъ о длахъ? такъ, по крайней мр, полагаютъ люди, сидящіе на верху.

— Къ черту дла! воскликнулъ Тотчеръ, неожиданно овладвъ спинкой кресла, на которомъ помщалась Карменъ:— милая моя! Душа моя! Скажите мн, что вы говорили этому скверному сенатору?

— Старику-то? О длахъ. А вы только что сказали: къ чорту дла!

— Карменъ!

— Донъ-Рояль!

——

Хотя Карменъ во время разговора съ Тотчеромъ часто прибгала къ веру, но должно быть въ воздух было очень холодно, потому что Гарло черезъ нсколько минутъ, спускаясь по лстниц съ верхняго этажа, отчаянно кашлялъ.

— Ну, сказалъ онъ, входа въ комнату: — вы, миссъ де-Гаро, показали ваши бумаги мистеру Тотчеру? Я вамъ далъ на это, кажется, довольно времени. А теперь вамъ обоимъ пора спать.

Карменъ находилась все еще на своемъ кресл и, закрывшись мантильей, ничего не отвчала.

— Я надюсь, что вы уже достаточно понимаете дло, продолжалъ Гарло, обращаясь къ Тотчеру:— и вамъ не надо объяснять, что документы, представленные миссъ де-Гаро, хотя составлены очень искусно, не могутъ имть юридической силы, разв…

— Разв она подтвердитъ ихъ подъ присягою, въ качеств свидтельницы, отвчалъ Тотчеръ: — вы, Гарло, хорошій человкъ, и потому я отъ васъ не скрою, что не желаю воспользоваться этими бумагами моей жены. Что же касается до самого дла, то… мы его оставимъ Неоконченнымъ Дломъ.

——

Тотчеръ исполнилъ свое слово. Но однажды вечеромъ, нашъ герой подалъ мистрисъ Рояль Тотчеръ газету, въ которой былъ напечатанъ краснорчивый, пламенный панегирикъ только что умершему великому сенатору.

— Прочти, милая Карменъ, сказалъ онъ:— не правда ли теб не стыдно, то ты обошла такого человка.

— Нтъ, отвчала Карменъ поспшно:— тутъ не было ничего дурного, я хлопотала по своему длу, и еслибъ вс хлопоты по дламъ были такъ честны, то… то…

Конецъ.

‘Отечественныя Записки’, NoNo 1—2, 1878

ИСТОРІЯ ОДНОЙ РУДЫ.

Бретъ Гарта.

I.Кто ее искалъ?

II.Кто ее нашелъ?

III.Кто предъявилъ на нее права?

IV.Кто ее взялъ?

V.Кому она была передана?

VI.Какъ получена была на нее концессія.

VII.Кто воспользовался ею.

VIII.Кто тягался изъ-за нея.

IX.Какое отношеніе къ ней имлъ прекрасный полъ.

X.Кто велъ интригу о ней въ конгресс.

XI.Какъ вели интригу.

XII.Скачка съ припятствіями изъ за нея.

XIII.Какъ она пріобрла знаменитость.

XIV.

XV.Какъ она стала не оконченнымъ дломъ.

XVI.И кто ее забылъ?

Читайте также:

I.
Кто ее искалъ?

II.
Кто ее нашелъ?

III.
Кто предъявилъ на нее права?

IV.
Кто ее взялъ?

V.
Кому она была передана?

VI.
Какъ получена была на нее концессія.

VII.
Кто воспользовался ею.

VIII.
Кто тягался изъ-за нея.

IX.
Какое отношеніе къ ней имлъ прекрасный полъ.

X.
Кто велъ интригу о ней въ конгресс.

XI.
Какъ вели интригу.

XII.
Скачка съ припятствіями изъ за нея.

XIII.
Какъ она пріобрла знаменитость.

XV.
Какъ она стала не оконченнымъ дломъ.

XVI.
И кто ее забылъ?