История моего современника, Беляев Александр Романович, Год: 1919

Время на прочтение: 8 минут(ы)

Исторія моего современника*).

*) См. No 620.

III.

В предыдушей стать мы затронули только петербургскій період жизни ‘современника’ до перехода его в петровскую с.-х. академію.
В воспоминаніях о петровской академіи, Вл. Короленко приводит интересныя свднія — слов старых студентов,— об академической жизни в період перваго, ‘слишком либеральнаго’ устава академіи.
Петровская академія была открыта 21 ноября 1865 года во дворц, принадлежавшем когда-то Разумовскому. Ровесница крестьянской реформы, академія отразила на первом устав своем вянія того времени. По этому уставу никаких предварительных испытаній или аттестатов для поступленія не требовалось. Лекціи мог слушать каждый по желанію — какія и сколько угодно. Переходных курсовых испытаній не полагалось, а были лишь окончательные экзамены для лиц, желавших получить диплом, при чем эти экзамены можно было сдавать в какіе угодно сроки. На слушателей смотрли ‘как на граждан, сознательно избирающих круг дятельности и не нуждающихся в ежедневном надзор’. Словом, либеральный устав был основае на вр в ‘настоящаго студента’, а так-как на свт такого идеальнаго студента и нт, а есть ‘Васьки Веселитскіе’, то либеральный устав дал довольно печальные результаты. В академію налетли отовсюду лнтяи, не одолвшіе в гимназіи бездны премудрости, помщичьи сынки, выгнанные из низших классов, которым родители пожелали наиболе легким способом дать званіе студента. Вообще, академія представляла из себя что-то врод студенческой казачьей вольницы. Москва была полна разсказами о необыкновенных выходках петровских студентов. Образовательный уровень студентов был очень низок. Один, напр., студент, на вопрос, что такое центр тяжести, задумался, потом хватил себя по лбу и радостно воскликнул:
— А знаю, знаю… Центр тяжести… Это если тло повсить на нитк…
В 1872 году послдовало преобразованіе ‘слишком либеральнаго устава’, приблизившее академію, к обычному типу высших учебных заведеній. Но современнику еще удалось застать ‘послдних могикан’,— старых студентов.
Молодой сапожник, длавшій современнику высокіе сапоги, говорил ему: Измельчал народ. Нт теперь настоящаго студента. Вот Иван Семеныч был… Кулаком двери в одни раз вышибал… Собаку бывало за хвост поймает, сейчас на древо зашвырнуть наровит… Теперь таких уже нт…
Короленко зарисовывает нсколько портретов этих старых студентов. Среди них интересна фигура Эдемскаго замшаннаго в нечаевском дл. Попутно Короленко упоминает и о Нечаев. Нечаев думая, что Россію можно охватить стью отдльных конспиративных кружков, связанных желзной дисциплиной, хотябы цементом явился только обман. Каждый член кружка обязуется образовать такой же кружок, так что ‘революція’ растет в геометрической прогрессіи. В извстный день приказом сверху от центральнаго кружка,— в Россіи объявляется свободный строй… Приказ идет от кружка к кружку, не знающих даже друг друга, и страна вдруг узнает, что она чуть не вся революціонна и свободна… Никакой вры в народ, только крайній раціонализм и математическій разсчет, боле наивный, чм самая наивная вра. Одного из членов дружка, —честнаго, прекраснаго человка,— Иванова, разгадавшаго пріемы Нечаева, послдній убил, чтобы скрпить кровью свою первою конспиративную ячейку. Развалины ‘Ивановскаго грота’, гд произошла эта трагедія, еще существовали в бытность Короленко в академіи.
Возвращаемся к Эдемскому. ‘Эдемскій был великоросс и, кажется, бывшій семинар. У него было лицо дегенерата, с рзко выдаюшейся нижней челюстью и черными, горящими глубокой страстью глазами. Он ходил в каком-то охабн вмсто пальто, с суховатой палкой. В обычное время молчаливый по временам он напивался и тогда становился страшен. У него появлялось при этом странное краснорчіе и он с пламенным пафосом произносил рчи о необходимости всеобщаго разрушенія. При этом он ломал попадавшіеся ему под руки картины, фотографіи, зеркала’. Кончил этот демон разрушенія, как узнал впослдствіи Короленко,— тм, что, побывав в ссылк, женился на простой, необразованной двушк, занял мсто смотрителя с ничтожным жалованьем, но ‘сторонними доходами от купечества’.
В то время уже происходили довольно часто студенческіе сходки на дачах, разбросанных в окрестности академіи, но ‘ничего серьезнаго на этих сходках не происходило’, не смотря на то, что нкоторые студенты, как семинар Владиміров, являлись с револьвером на красной лент и чуть-ли не с хинжалом. Обсуждали вопросы школьной дисципливы пли революціонныя псни: ‘Дубинушку’ и ‘Отршимся от стараго міра’.
Из новых студентов современник останавливает вниманіе на Вернер и Григорьев, с которым он особенно сдружился. Оба бывшіе офицеры, оба принадлежали к нарождающемуся тогда народническому движенію. Чрез Григорьева современник познакомился с заграничными нелегальными изданіями. В одной нелегальной газет (‘кажется ‘Набат’) была статья Ткачева, довольно извстнаго писателя, эмигрировавшаго посл нечаевскаго дла,— в которой он полемизировал с Лавровым, требовавшим от пропагандистов большей предварительной подготовки. Ткачев, возражая на это, сравнивая, народ с распятым на крест.— И вот,— писал он, нам предлагают изучать химію, чтобы изслдовать химическій состав креста и т. п…
Мы не в состояніи изслдовать… Мы охвачены одним страстным желаніем снять жертву с креста.
Статья произвела впечатлніе на современника только своим ‘пафосом революціонера’. Но когда современник прочитал ‘Вперед’, гд была программа Лаврова, и его статью ‘Разговор послдовательных’, он был совершенно захвачен стройной системой революціоннаго народничества.
‘Я не стану много распространяться и о народничеств… Теперь не трудно подвести итоги и той моральной правд, которую, впрочем, склонны теперь многіе отрицать, и ошибкам этого направленія. Среди послдних, конечно, главнйшая,— это наивное представленіе о ‘народ’ (под этим словом в то время еще разумли преимущественно крестьян), о его потенціальной так сказать мудрости, которая дремлет в его сознаніи и ждет только окончательной формулы, чтобы проявить себя и скристалливовать по своему подобію жизнь.
Представленіе о ‘народ’ со времени освобожденія занимало огромное мсто в настроеніи всего русскаго общества. Он как туча лежал на нашей горизонт… В соціальной жизни есть свои предчувствія. ‘Туча’ еще не шевелилась. В ней одно время не видно было даже зарниц и не слышно даже отдаленных раскатов, но загадочная тнь уже ложилась оттнками на вс предметы еще свтящейся и сверкающей жизни и взгляды невольно обращались в ея сторону. Молодежь, как боле впечатлительная и чуткая часть общества, сдлала своя выводы.
Соціальная несправедливость была фактом, бьющим в глаза. От нея наиболе страдают т, кто наиболе тяжко трудится. И вс, без различія на равленія, признают, что в этих-же массах зрет, или уже созрло какое то слово, которое разршает вс сомннія.
Вот что тогда было — широко разлито в сознаніи всего русскаго общества и из чего наше поколніе,— в семидесятых годах подходившее к своему жизненному распутью,— сдлало только наиболе послдовательные и наиболе честные выводы. Если общая посылка правильна, то вывод дйствительно ясен, нужно ‘отршиться от стараго міра’, нужно ‘от ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови’ уходить туда, гд работают грубыя руки и гд, кром того, зрет какая то формула новой жизни.
Эго было наивно? Да, но эту наивность раздляли наимене романтическіе представители русскаго культурнаго общества того времени. Часть литературы легальной и вся литература не легальная сдлала из этого логически несомннные, нравственно наиболе честные выводы. А молодежь внесла присущій ей энтузіазм. И вот революціонное народничество готово. Старик Лавров и совсм еще молодой Михайловскій нашли для этого построенія ясныя формулы’.
‘В Москв и в академіи собирались теперь кружки горячо обсуждавшіе лавровскую программу. В это же время я увлекался статьями Михайловскаго… Теперь я нашел то, чего я напрасно искал в Петербург, ‘как нам жить честно и что нам длать’.
Вопрос о честности, возбуждая, впрочем, иногда споры. На одном собраніи кто-то поставил вопрос о том, можно-ли украсть ‘для дла’? Большинство дали утвердительный отвт,— не нкто Гортынскій сказал:
— Да, вижу: надо бы взять… Не лично про себя скажу: но мог бы. Рука-бы не поднялась.
‘На меня этот отвт,—говорит Короленко,— и тогда произвел сильное впечатлніе, и впослдствіи это ‘рука не поднимется’ вспоминалось много раз. Россія должна была пережить свою революцію, и для этого нужно было и базаровское безстрашіе и пересмотръ традицій, и безстрашіе пред многими выводами. Но мн часто приходило в голову, что очень многое было бы у нас иначе, если бы было больше той безсознательной, нелогичной, но глубоко вкорененной нравственной культуры, которая не позволяет нкоторым чувствам слишком легко, почти без сопротивленія, слдовать за ‘раскольниковскими’ формулами. Это ‘рука не подымается’ сыграло впослдствіи важную рель в нкоторых случаях моих колебаній… Да,— русскія руки часто слишком уж легко подымались и теперь подымаются на многое, на что бы не слдовало’.

А. Бляев.

Ялтинский голос’, No 626, 1.12.19, с.1.

Исторія моего современника*).

*) См. No 620, 626.

IV.

В предыдущей стать мы обрисовали, в общих чертах, жизнь петровской академіи в то время, когда современник был в числ студентов. В академіи современник много и охотно занимался науками, успшно выдержав переходный экзамен. Но скоро одно событіе навсегда прервало его студенческія запятія, превратив его из студента в ‘государственнаго преступника’.
Превращеніе современника в ‘государственнаго преступника’, повлекшее за собой его ссыльныя скитанія, произошло при слдующих обстоятельствах. Жандармское управленіе не могло розыскать нсколько скрывающихся студентов академіи. И вот, академическая инспекція ршила помочь жандарнам и прибгла к такой ловушк: в академической прихожей появлялись объявленія о полученіи переводов или посылок на имя разыскиваемых жандармами студентов. А когда послдніе, ничего не подозрвая, являлись за полученіем, их задерживали и передавали в руки жандармов. Современник, Григорьев и Вернер были иниціаторами письменнаго протеста по этому поводу академическому начальству. Протест вызвал цлый переполох. Еще до его подачи в академію прізжал министр П. А. Валуев для увщанія студентов. Подача-же протеста вызвала прізд тов. министра государств. имуществ свтлйшаго князя Ливена.
Несмотря на то, что большинство студентов, опасаясь за участь указанных иниціаторов, принесло повинную и несмотря на то, что сам князь Ливен заврял послдних, что они арестованы не будут, они были не только арестованы, но и высланы на свер ‘по высочайшему повелнію», как ‘государственные преступники’.
И вот, начинаются скитанья. Вологда. Затм, возвращеніе в Кронштадт, гд проживала семья современника, потом новая высылка, уже без всякаго повода, опять на свер, в Глазов, и дале, ‘на край свта’.
Современник был одним из первых политических ссыльных. Интересны черты тогдашняго періода россійской ссылки, вскор прекратившагося. ‘В ссыльных захолустьях жили еще, очевидно, воспоминанія о тх временах, когда люди попадали в ссылку, чтобы потом, при перемн обстоятельств, сугубо возвыситься’. Поэтому отношеніе администраціи к ссыльным, в общем было довольно предупредительное.
В Вологд, напр., полиціймейстер сам показывал современнику город, арестный дом и даже устроил смотр пожарным. Все оказалось в порядк. Общую картину нарушила только ‘маленькая неожиданность’: выброшенный из полицейскаго управленія пьянчужка, угодившій в живот полиціймейстера и обратившійся к нему с вопросом:
— Ваше высокоблагородіе… Что ж его у нас за порядки? Республика что-ли?..
А полиціймейстер, ‘обернувшись с грустной снисходительностью’, повернулся к современнику и сказал:
— Вот не угодно-ли,— какое понятіе, о республик!.. ‘Можно было догадаться, что его понятія о республик — другія’.
Посл возвращенія в Петроград из первой ссылки современнику довелось присутствовать на похоронах Некрасова, настоящим событіем была рчь Достоевскаго, поставившаго Некрасова наравн с Пушкиным и Лермонтовым и назвавшим покойнаго послдним великим поэтом ‘из господ’.
Интересную картину рисует современник из жизни столичной журналистики того времени, с которой он познакомился, работая корректором в газет ‘Новости’, гд появились его первыя печатныя строки,— замтка о бунт в Апраксином переулк.
В этот же період произошел и ‘выстрл Вры Засулич’,— первый террористическій акт. Современник описывает настроеніе общества и печати посл оправдательнаго приговора суда присяжных. ‘Казалось, начинается какое-то сліяніе революціонных теченій с широкими стремленіями общества’.
Вскор произошел второй террористическій акт, убійство шефа жандармов Мезенцова и, в связи с этим, начались ссылки всх ‘неблагонадежных’, в числ которых оказался и современник.
Когда современник, в карет, вызжал из Петербурга в ссылку, сопровождавшій его тюремный смотритель Денисюк все вздыхал, и на вопрос современника о причинах этого, меланхолично отвтил:— кто знает, сегодня я везу вас, а через мсяц, быть может, вы повезете меня…
‘Я невольно засмялся. Говорят, у турок существует какое-то коллективное народное предчувствіе, что они когда нибудь непремнно будут изгнаны из Европы. Такое же массовое предчувствіе не чуждо было и нашему прежнему строю. Впослдствіи мн много раз вспоминалась меланхолическая фраза Денисюка: ‘теперь мы вас, а посл вы нас’…
Подъхав к Волг, современник вспомнил о широкой распространеніи в его, время ‘волго-разбойническаго романтизма’. ‘Есть на Волг утес’… Да, мы охотно пли и охотно слушали эту ‘удалецкую’ псню, но… написал ее нкто Навроцкій, товарищ прокурора, длавшій карьеру обвинительными рчами в политических процессах.
При возвращеніи в ссылку во второй раз, отношенія администраціи было уже иное.
Глазовскій исправник внушал, с самым суровым видом:
— Помните, на неб — Бог, на земл — царь. У Бога — ангелы, у царя — исправники. Поэтому вы должны меня слушаться.
Впослдствіи современнику пришлось не мало претерпть за недостаточное послушаніе от этого ‘царскаго ангела’.
В ссыльных скитаніях современнику пришлось встрчать много недобрых людей, иного зла, несправедливости, неправды, но среди всего этого он сохранил бодрость, жизнерадостность, вру в добро и любовь к людям, сохранил ту свтлость духа, которую он пронес чрез вою свою жизнь. Природа одарила его счастливым свойством: при всей его зоркости, при умньи видть как хорошее, так и дурное, темная сторона жизни как-то не оставляет в нем слда, а всякое проявленіе в человк любви и добра он впитывает в себя, как живительные лучи солнца.
Гд-то в деревн, заброшенной среди сверных лсов, к нему подошел крестьянин, ‘поклонился с какой-то истовой и ласковой важностью, и подал ковш с брагой.
— Испей пріятель, не побрезгуй: на праздник варили’.
Современник называет эту встрчу ‘опредляющей минутой жизни’. ‘Я выпил и от души поблагодарил его. Когда он ушел, меня вдруг охватило какое то особое ощущеніе, теплой и сильной волной прилившее к сердцу,— ощущеніе глубокой нжности и любви к этому человку, нт, ко всм этим людей, ко всей деревн, ко всей сверной природ… с ея необъятными просторами’ …
Так глубоко, до сердца, проникали современнику свтлыя впечатлнія жмени. Он много впитал их за свою долгую жизнь. И не в этом ли тайна обаянія таланта Короленки, будящаго в сердц читателя ‘ощущеніе особой теплоты’ .

А. Бляев.

Ялтинский голос’, No 632, 8.12.19, с.1.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека