Время на прочтение: 19 минут(ы)
Тихомиров П. В. История философии как процесс постепенной выработки научно обоснованного и истинного мировоззрения: [Из лекций по истории философии] // Богословский вестник 1899. Т. 1. No 1. С. 57-76 (2-я пагин.) (Начало.)
ИСТОРІЯ ФИЛОСОФІИ,
какъ процессъ постепенной выработки научно обоснованнаго и истиннаго міровоззрнія 1).
1) Изъ лекцій по Исторіи философіи, читанныхъ въ Московской Духовной Академіи 3, 5 и 10 Сентября 1898 года.
Введеніе.
Сужденія объ исторіи философіи Декарта и Куно Фишера. — Историческія причины противоположности этихъ сужденій. — Предубжденія противъ исторіи философіи (мнніе Бруккера). — Необходимость раскрытія положительнаго взгляда на философію и ея исторію. — Значеніе этого раскрытія
Отецъ новой философіи Декартъ не придавалъ никакого значенія изученію исторіи философіи. ‘Я даже знать не хочу,— говорилъ онъ,— существовали-ли до меня люди’. Черезъ два съ половиною столтія посл него крупнйшій дятель по разработк нашей науки, досел не потерявшій своего обаянія надъ умами, знаменитый Куно Фишеръ, настойчиво заявлялъ и во всхъ своихъ многочисленныхъ трудахъ проводилъ мысль, что ‘исторія философіи содержитъ въ себ сущность философіи’ {Куно Фишеръ, Исторія новой философіи. Пер. Н. Страхoвa. Т. I, 1862. Стр 2.}. Эта діаметральная противоположность сужденій объясняется историческимъ положеніемъ лицъ, которыя ихъ высказывали.
Позади Декарта, въ прошломъ, лежало то, отъ чего бжалъ его свободолюбивый и горячо преданный истин духъ. Схоластика среднихъ вковъ и освщенные сквозь призму схоластическихъ кривотолковъ уродливые обломки классической святоотеческой философіи не могли ничего вызвать съ его стороны, кром презрнія: чмъ меньше связи и даже знакомства съ этимъ прошлымъ, тмъ лучше, впереди-же лежалъ широкій и свтлый міръ надеждъ, научныхъ и философскихъ открытій. Такимъ настроеніемъ проникнутъ былъ не одинъ Декартъ, a ршительно вс мыслители, стоявшіе на поворот отъ средневковья къ философіи новаго времени. Много было въ этомъ отрицательномъ взгляд преувеличенія и несправедливости, но не будь его, европейская философская мысль долго еще не могла-бы сдлать тхъ успховъ, какими она справедливо гордится теперь.
Куно Фишеръ въ двухсотлтнемъ прошломъ новой философіи видлъ ростъ и смну великихъ системъ, которыя, уступая мсто другъ другу, однако не умирали и не сдавались окончательно въ архивъ, a продолжали жить въ томъ положительномъ и непрестающемъ вліяніи, какое он оказывали и оказываютъ на всхъ новйшихъ мыслителей. Цльный образъ истинной философіи, по мннію Куно Фишера, раскрывался только ея исторіей. Позади современнаго мыслителя, въ прошломъ, лежитъ не пустыня и не устрашающіе призраки, a живоносный и свжій источникъ знанія и вдохновляющіе образы великихъ мастеровъ мысли.
Но напрасно было-бы думать, что пренебреженіе прошлымъ философіи, презрительное отношеніе къ ея исторіи можетъ быть результатомъ только извстныхъ историческихъ условій, какъ y Декарта. Нтъ, оно помимо того коренится еще и въ нкоторыхъ естественныхъ предразсудкахъ лицъ, лишенныхъ серьезнаго философскаго образованія, a равно и тхъ (къ сожалнію, довольно многочисленныхъ) мыслителей, которые воображаютъ себя философами, не имя въ сущности никакого яснаго понятія о природ философской истины. ‘Истина можетъ быть только одна’, — увренно провозглашаютъ умы, чуждые философіи и мене всего прикосновенные къ истин. ‘He можетъ быть многихъ истинъ’,— глубокомысленно вторятъ имъ и упомянутые псевдо-философы. И принимая это, — въ сущности вполн справедливое, но только плохо ими понимаемое положеніе, — за большую посылку, т и другіе ссылаются, какъ на меньшую посылку, на фактъ разнообразія философскихъ системъ и длаютъ отсюда логическій выводъ, ставшій со времени Бруккера, одного изъ первыхъ историковъ философіи, ходячимъ убжденіемъ всхъ противниковъ философіи, — что ‘исторія философіи есть рядъ безконечныхъ примровъ заблужденій’. Способность понять скрывающійся здсь софизмъ дается только хорошимъ философскимъ образованіемъ, которое, надо сознаться, въ наше время (какъ, впрочемъ, и всегда было) довольно рдко. Я увренъ, что съ подобными предубжденіями и изъ васъ многіе пришли въ эту аудиторію…
Кром этой крайней и, такъ сказать, типичной формы предубжденія есть не мало и другихъ, — смягченныхъ или умренныхъ, но одинаково обнаруживающихъ непониманіе истинной сущности философіи и значенія ея исторіи. Перечислять ихъ я здсь не буду. Но я считаю себя обязаннымъ, въ виду такого положенія дла, раскрыть предъ вами тотъ истинный взглядъ на философію и ея исторію, который одинъ только способенъ предохранить насъ какъ отъ нефилософскаго, такъ и отъ псевдо-философскаго пренебреженія исторіей философіи и который все боле и боле завоевываетъ себ признаніе въ философскомъ мір, — становясь понемногу, при спорности почти всхъ философскихъ доктринъ и мнній, единственной незыблемой точкой въ круговорот смняющихся системъ и теорій.
Не думайте однако, что я хочу предъ вами защищать или оправдывать философію. Этого не позволяетъ мн длать то высокое мнніе, какое я имю о достоинств своей науки и ясное пониманіе всей ненужности такой апологетики. Я хочу только раскрыть предъ вами свой положительный взглядъ на этотъ предметъ и помочь тмъ изъ васъ, въ комъ есть задатки настоящаго философскаго настроенія, встать на ту точку зрнія, при которой они легко могутъ понимать и непреходящую положительную цнность философскихъ ученій прошлаго, и ихъ относительное, временное и условное значеніе. Я хочу указать вамъ ту мрку, прилагая которую къ изученію исторически извстныхъ философскихъ системъ, вы могли-бы въ конц концовъ дйствительно усвоить ясно и сознательно вс пріобртенія, сдланныя досел философствующими умами, и стать лицомъ къ лицу съ насущными проблемами будущаго. Кто пойметъ и усвоитъ этотъ мой взглядъ, для того сама собой станетъ ясна вся несостоятельность и даже наивность тхъ предубжденій, о какихъ я упоминалъ, a т конкретныя формы, въ какихъ выражается это недовріе къ философіи, я буду отмчать лишь потому, что чрезъ противоположеніе ясне становится самый положительный взглядъ на дло.
Опредленіе философіи. — Философія, какъ научное изслдованіе. — Философія, какъ изслдованіе общихъ вопросовъ. — Міропознаніе и жизнепониманіе, какъ опредленія содержанія философіи. — Различіе между философіей, какъ самостоятельной наукой, и философіями спеціальныхъ наукъ. — Переходъ къ опредленію значенія исторіи философіи. — Три не-историческихъ взгляда на философію. — Корень всхъ этихъ ошибочныхъ воззрній. — Какъ смотрть на философскія противорчія?
Что такое философія, какъ историческій фактъ? Я не спрашиваю о томъ, чмъ должна быть философія по своей иде. Объ этомъ самими философами такъ много писано и говорено самыхъ разнообразныхъ вещей, что объединить все это разнообразіе воззрній въ одномъ опредленіи нтъ никакой возможности. Да это и не нужно, потому что вс эти философскія опредленія философіи, сдланныя почти всегда подъ угломъ зрнія извстной философской доктрины, сами должны стать предметомъ того историческаго изученія, въ которое я хочу ввести васъ. Я спрашиваю только о тхъ признакахъ, по какимъ мы извстныя умственныя или литературныя явленія боле или мене безошибочно называемъ ‘философіей’. Такимъ опредленіемъ, подъ которое подойдутъ не только вс исторически извстныя философскія доктрины, но руководясь которымъ, европейское словоупотребленіе и впередь будетъ называть извстныя доктрины именемъ философскихъ, я признаю слдующее: философія есть научное изслдованіе общихъ вопросовъ міропознанія и жизнепониманія {Опредленіе это примыкаетъ къ сдланному В. Виндельбандомъ въ его ‘Исторіи философіи’. ‘Unter Philosophie versteht der heutige Sprachgebrauch die wisesnschaftliche Behandlung der allgemeinen Fragen von Welterkenntniss und Lebensansicht’ (W. Windelband. Geschichte der Philosophie. 1892. S. I) Но предлагаемыя ниже разъясненія даннаго опредленія не стоятъ ни въ какой зависимости отъ тхъ краткихъ разъясненій, какія присоединяетъ къ своему опредленію Виндельбандъ, и имютъ съ ними мало общаго.}. Въ этомъ опредленіи намчены — задача, предметъ и содержаніе философіи.
Философія есть ‘научное изслдованіе’ — слдовательно, задача ея, какъ и всякаго вообще научнаго изслдованія, есть отысканіе истины относительно изслдуемаго предмета. Познаніе является неискоренимой психологической потребностью человческой природы. Любопытство дтей и дикарей есть самое яркое тому доказательство. A замчательная и поистинн неподражаемая подробность и разносторонность наивныхъ міросозерцаній, — имю въ виду не только народныя міросозерцанія, но даже и людей такъ называемаго средняго класса, — показываетъ, какую роль въ выработк нашихъ воззрній иметъ наука. Вы нердко услышите, да и сами, вроятно, не разъ высказывали избитый афоризмъ, что ‘наука обогащаетъ насъ знаніями’. Это — далеко не такъ справедливо, какъ кажется на первый взглядъ. Если подъ знаніемъ разумть, безъ всякихъ оговорокъ, совокупность положительныхъ свдній о предмет, какими разполагаетъ данный человкъ, то этотъ афоризмъ въ большинств случаевъ будетъ прямо ложенъ. Чмъ мене развитъ и научно образованъ человкъ, тмъ больше y него положительныхъ убжденій. Кто знакомъ съ психологіей, тотъ не только не усумнится въ этомъ факт, но и легко найдетъ ему объясненіе. Врожденная жажда знанія, называемыя любопытствомъ на низшихъ ступеняхъ развитія и — любознательностью на высшихъ, если не сдерживается научной и методической осторожностью, легко переходитъ въ то, что Бэнъ справедливо называетъ ‘врожденной склонностью къ слпой увренности’ {В. Минто, Дедуктивная и индуктивная логика. Пер. Котляревскаго. 1896. Стр. 30.}. Склонность эта не терпитъ пробловъ въ міровоззрніи. И для умовъ недисциплинированныхъ обыкновенно нтъ неразршимыхъ или нершенныхъ вопросовъ… Роль науки состоитъ прежде всего въ томъ, что она обуздываетъ эту склонность къ слпой увренности и тмъ производитъ въ наивныхъ міровоззрніяхъ громадныя опустошенія. Правда, въ замнъ разрушенныхъ наивныхъ убжденій она даетъ провренныя истинныя знанія. Но послднія количественно никогда не сравнятся съ тми убжденіями, какія они собой замняютъ.
Существенное отличіе научнаго убжденія отъ наивнаго состоитъ въ томъ, что для научно-дисциплинированнаго ума важно не какое попало убжденіе, лишь-бы не оставалось пустого мста въ нашемъ міровоззрніи, a — только убжденіе, отмченное печатью истинности. Условія этой истинности опредляютъ логика (въ ученіи о научной достоврности) и методологія наукъ, ‘Научное изслдованіе’ состоитъ въ методическомъ отысканіи и установк истинныхъ сужденій о предмет. Если я назвалъ философію ‘научнымъ изслдованіемъ общихъ вопросовъ міропознанія и жизнепониманія’, то этимъ, какъ замчено, утверждается, что цль и задача философіи есть отысканіе истины. Фантастическія построенія, художественныя концепціи, догадки обыденнаго или житейскаго смысла столь-же далеко не составляютъ философіи, какъ не составляютъ и науки. Философія, какъ ‘научное изслдованіе’, иметъ цлью замнять наивныя убжденія естественнаго или обыденнаго смысла методически установленными и провренными въ своей истинности сужденіями о предметахъ.
‘Философія есть научное изслдованіе общихъ вопросовъ міропознанія и жизнепониманія’. Здсь указанъ, какъ я уже замтилъ, и предметъ философіи, именно общіе вопросы. Когда говорятъ объ ‘общихъ вопросахъ’, то какъ показываетъ словоупотребленіе, ихъ отличаютъ отъ какихъ-то ‘частныхъ’ вопросовъ. Различеніе это есть выраженіе условности человческаго знанія. Всякая область знанія, составляющая извстную науку, развивается подъ условіемъ нкоторыхъ предположеній и допущеній, въ предлахъ самой этой науки не изслдуемыхъ. Въ отношеніи къ содержанію данной науки, какъ къ спеціальнымъ или частнымъ вопросамъ, эти предположенія и допущенія образуютъ сферу общихъ вопросовъ. Такъ вопросъ о природ и реальности пространства является общимъ вопросомъ въ отношеніи къ аксіомамъ и теоремамъ геометріи, опредляющимъ свойства спеціальныхъ пространственныхъ отношеній и особенности каждаго изъ измреній пространства. Подобнымъ-же общимъ вопросомъ въ отношеніи къ механик является вопросъ о времени, въ отношеніи къ юридической наук — вопросъ о свобод воли, вмняемости и нравственной отвтственности, въ отношеніи къ психологіи — вопросъ о реальности духовнаго начала въ человк и безсмертіи души, въ отношеніи къ физик и химіи — о существованіи и чувственныхъ свойствахъ матеріальныхъ вещей и т. д. Вс эти вопросы въ предлахъ указанныхъ наукъ не изслдуются. Такое или иное ихъ ршеніе спеціальными науками или предполагается, или игнорируется.
Всякое изслдованіе является философскимъ въ отношеніи къ той наук, общіе вопросы которой (не изслдуемые въ ея собственныхъ предлахъ) оно беретъ на себя. Съ этой точки зрнія можетъ быть столько-же философій, сколько есть спеціальныхъ наукъ, потому что въ каждой наук есть общіе вопросы, ею самою не изслдуемые.
Если-же существованіе въ каждой наук и различеніе въ ней вопросовъ частныхъ или спеціальныхъ, составляющихъ собственно предметъ ея изслдованія, отъ вопросовъ ‘общихъ’, не изслдуемыхъ данною наукой, есть, — какъ я сказалъ, — выраженіе условности человческаго знанія, то философія, или научное изслдованіе этихъ общихъ вопросовъ, является борьбой противъ указанной условности знанія: философія стремится препобдить эту условность и сообщить нашему познанію характеръ безусловной достоврности. Если истины спеціальныхъ наукъ всегда носятъ на себ печать относительности, то истины философскія, — по крайней мр, въ тенденціи, — суть истины безотносительныя, или абсолютныя. A поскольку всякое научное изслдованіе, какъ мы видли, характеризуется именно стремленіемъ къ истин, постольку, стало быть, философія есть наука par excellence, ‘Наука наукъ’….
Но если-бы философія предметомъ своего изслдованія имла только общія понятія и основныя предположенія всхъ вообще наукъ, оставаясь совершенно нейтральной къ затрогиваемому этими общими вопросами содержанію, къ ихъ взаимному отношенію и къ ихъ значенію для познавательной и практической дятельности человчества, то она являлась-бы только простымъ придаткомъ къ спеціальнымъ наукамъ, образовала-бы, такъ сказать, только 45, наукъ (такой взглядъ на нее дйствительно существуетъ) и — въ этомъ случа она никакъ ужъ не могла-бы претендовать на званіе самостоятельной науки. Только собственное, ей одной принадлежащее содержаніе гарантируетъ ей право считаться самостоятельной наукой. На это содержаніе философіи, какъ науки, и указываетъ послдній элементъ въ ея опредленіи. ‘Философія, — сказалъ я, — есть научное изслдованіе общихъ вопросовъ міропознанія и жизнепониманія’.— ‘Міропознаніе’ и ‘жизнепониманіе’ — вотъ что даетъ собственное содержаніе-философіи. Міропознаніе и жизнепониманіе находятъ свое частичное выраженіе и въ спеціальныхъ наукахъ, — какъ теоретическихъ, такъ и практическихъ, или прикладныхъ. Но это познаніе не есть познаніе міра, какъ цлаго, и жизнепониманіе не есть цльная концепція, охватывающая въ единств оцнки и программы всю многообразную и сложную совокупность практическихъ отношеній и жизненныхъ стремленій человчества. Міръ и жизнь, какъ цлое, ускользаютъ отъ изслдованія спеціальныхъ наукъ. Это изслдованіе беретъ на себя философія. Образуя въ отношеніи къ спеціальнымъ наукамъ, какъ я сказалъ, сводъ ихъ α,, философія не останавливается только на этомъ, не оставляетъ эти безъ тснйшаго внутренняго соотнесенія, какъ только механически объединенный матеріалъ, a объединяетъ ихъ въ стройную логическую систему, дающую полный, законченный образъ цлаго міра и высшее выраженіе жизненной мудрости.
Вы, можетъ быть, уже замтили, что раскрываемый мною въ настоящемъ случа взглядъ на философію напоминаетъ въ значительной степени древнеклассическое воззрніе на нее, связывавшееся съ понятіями , , и формулировавшееся въ опредленіи: ‘philosophia est rerum humanarum diviuarumque scientia’, — ‘философія есть познаніе вещей божескихъ и человческихъ’. Дйствительно, философія, какъ историческій фактъ,— если не спеціализировать ея понятіе въ интересахъ той или иной школы (съ такими опредленіями вы, вроятно, уже знакомы, да и успете еще познакомиться),— удобне всего можетъ быть опредлена въ дух древности, конечно, съ тою непремнною оговоркой, что scientia rerum divinarum humauarumqne не есть сумма наукъ, a ихъ завершеніе. Въ этомъ согласны большинство новйшихъ историковъ философіи. ‘Міропознаніе’ и ‘жизнепониманіе’ могутъ быть объединены въ одномъ понятіи — ‘міросозерцанія’, поскольку послднее объединяетъ въ себ какъ теоретическія, такъ и практическія убжденія человка. Философское міросозерцаніе въ отношеніи къ философіямъ отдльныхъ, спеціальныхъ наукъ, о которыхъ я говорилъ раньше, есть ихъ синтезъ въ одно органическое цлое. Но этого мало. При попыткахъ такого синтеза обнаруживается, что общіе вопросы спеціальныхъ наукъ, такъ сказать, не по всей линіи соприкасаются вплотную, оказывается очень много промежуточныхъ областей, заполненіе которыхъ, — въ интересахъ полнаго и систематическаго міросозерцанія, — образуетъ уже спеціальное содержаніе философіи, какъ науки.
Изъ сказаннаго вы видите, какое я признаю различіе между философіей, какъ самостоятельной и даже спеціальной наукой, и просто философскими изслдованіями, понимаемыми въ смысл научной обработки общихъ вопросовъ спеціальныхъ наукъ. Послднія относятся къ первой, безспорно, какъ части или элементы къ цлому, но цлое, или философія въ качеств самостоятельной науки, этими элементами не исчерпывается и не покрывается. Она ставитъ себ спеціальныя задачи, опредляемыя интересами полнаго и разносторонняго міросозерцанія, ищетъ высшаго завренія истины всхъ нашихъ знаній и, подъ руководствомъ этого критерія, создаетъ стройную систему, чуждую тхъ естественныхъ и многочисленныхъ пробловъ, какіе образуются при простомъ свод философій спеціальныхъ наукъ. Короче говоря, философія, какъ самостоятельная наука, отличается отъ простой философской обработки общихъ вопросовъ спеціальныхъ наукъ тмъ, что она универсализируетъ и свой предметъ, и свои задачи: идея міра и жизни, какъ цлаго,— во-первыхъ, идея истины гарантированной въ самыхъ послднихъ основаніяхъ,— во-вторыхъ, и чуждая пробловъ система знанія, — въ третьихъ, — вотъ т черты, какими характеризуется философія, разъ она стремится быть самостоятельной наукой. Въ качеств только тенденцій эти черты могутъ быть вскрыты и во всхъ философіяхъ спеціальныхъ наукъ. Но философія, какъ сама спеціальная наука, замняетъ эти тенденціи ясно поставленными идеалами и задачами.
Если вы усвоите раскрытое мною опредленіе философіи, то для васъ легко будетъ понять и сущность ея исторіи, и несостоятельность пренебреженія этой исторіей. Подъ ‘исторіей философіи’ я въ настоящемъ случа разумю не науку, которую мы съ вами будемъ изучать, — объ этомъ y меня еще рчь впереди, — a исторію, какъ объективный процессъ, какъ смну во времени философскихъ міросозерцаній. Какъ мы должны смотрть на эту смну? Всякая новая система есть-ли простое отрицаніе прежнихъ, длающее знакомство съ послдними совершенно безполезнымъ для выработки собственнаго нашего міросозерцанія? — Если мы на этотъ вопросъ отвтимъ утвердительно, то, конечно, правъ будетъ Декартъ, не хотвшій ничего знать о своихъ предшественникахъ, правъ будетъ и Бруккеръ, объявлявшій исторію философіи рядомъ безконечныхъ примровъ заблужденій.
Я говорилъ, что философія, какъ научное изслдованіе, стремится къ отысканію истины, a какъ изслдованіе общихъ вопросовъ, — возставая противъ условности знанія, — стремится найти абсолютно достоврную истину. Повидимому, ко всей совокупности исторически извстныхъ философскихъ системъ было-бы примнимо слдующее разсужденіе: или ни одна изъ нихъ не нашла истины, — въ такомъ случа, знакомство съ ними совершенно не нужно и безполезно для выработки нашего міровоззрнія, или истиной владетъ какая-либо одна изъ нихъ, — въ такомъ случа, ее и надо изучать a прочими пренебречь, или, наконецъ, обладаніе истиной раздлено между системами въ разной пропорціи, — въ такомъ случа, ихъ надо вс подвергнуть критическому изученію и выдлить содержащіяся въ каждой крупицы истины. Для цлесообразнаго и плодотворнаго историческаго изученія во всхъ трехъ случаяхъ не остается мста. Относительно двухъ первыхъ это очевидно само собою. Что-же касается третьяго, то я попрошу васъ прежде всего вспомнить, что критика вдь не есть еще исторія, и изученіе всхъ преемственно смнявшихъ другъ друга міровоззрній, съ цлію только выборки изъ нихъ истинныхъ элементовъ, не будетъ историческимъ, потому что для него совершенно безразличны — связь, послдовательность и взаимныя отношенія системъ: для него все равно изучать Декарта посл Гегеля, a Канта раньше Юма и Лейбница…. A затмъ, во имя какихъ началъ будемъ мы производить критику и выборку? Очевидно, что эти начала должны быть раньше найдены и установлены, a это значитъ почти то-же самое, что построить собственное истинное міровоззрніе, которое, разумется, сдлаетъ уже излишнимъ изученіе другихъ міровоззрній прошлаго.
Корень всхъ возникающихъ здсь недоразумній, какъ я уже сказалъ, находится въ превратномъ воззрніи на истину. Полагаютъ, что истина есть нчто подобное кладу, который можетъ быть однажды найденъ и тмъ сдлать излишними вс дальнйшія исканія. Это предположеніе и содержатъ въ себ пресловутые тезисы, что ‘истина можетъ быть только одна’ и ‘не можетъ быть многихъ истинъ’. Тезисы эти, какъ я сказалъ, — совершенно справедливы, но люди, чуждые философіи, не понимаютъ ихъ настоящаго значенія и легко увлекаются обольстительными аналогіями наивнаго опыта, — въ род, напримръ, приведеннаго сравненія съ кладомъ….
‘Истина можетъ быть только одна’. Какой смыслъ должны мы соединять съ этимъ утвержденіемъ? — Никто, конечно, и не подумаетъ придавать ему тотъ смыслъ, будто изъ всхъ нашихъ многочисленныхъ познаній о предметахъ только одно какое-нибудь можетъ быть истиннымъ: многочисленныя теоремы геометріи не мшаютъ истинности другъ друга, законы химіи, физики и механики нисколько не дискредитируются тмъ, что истиной владетъ геометрія и т. д. Настаиваютъ только на томъ, что объ одномъ и томъ-же предмет въ одномъ и томъ-же отношеніи можетъ быть высказано лишь одно истинное сужденіе. Это — безспорно правильно и только выражаетъ требованіе логическихъ законовъ тожества и противорчія. Но можемъ-ли мы безъ подробныхъ и тщательныхъ оговорокъ прилагать это мрило къ оцнк не только цлыхъ системъ, этихъ въ высшей степени многосложныхъ и разностороннихъ продуктовъ человческаго ума, a даже и отдльныхъ ихъ частей и предложеній? — вотъ въ чемъ вопросъ.
Истина, конечно, одна. Но противорчія философскихъ системъ, на которыя такъ любятъ указывать хулители философіи, всегда-ли суть противорчія въ сужденіи объ одномъ и томъ-же предмет и въ одномъ и томъ-же отношеніи?— Поврьте, что даже спеціалистъ въ философіи, прекрасно знакомый съ своей литературой, не ршится утверждать это, тмъ боле смшны претензіи на сужденіе въ этомъ вопрос лицъ, не дававшихъ себ труда, да и неспособныхъ какъ слдуетъ понять и оцнить ни собственнаго содержанія какой-либо системы, ни настоящаго отношенія ея къ другимъ системамъ. Извстно, что чмъ меньше человкъ знаетъ, тмъ проще кажется ему ршеніе всевозможныхъ вопросовъ, тмъ увренне онъ берется за подобное ршеніе и обыкновенно достигаетъ, по-своему, блестящихъ результатовъ. Такъ и съ философскими противорчіями: кто никогда не изучалъ самыхъ философскихъ системъ, a знакомился съ ними только по изложеніямъ да учебникамъ, тому нердко философскія системы въ ихъ взаимныхъ отношеніяхъ рисуются, какъ стройныя группы тезисовъ и антитезисовъ по однимъ и тмъ-же вопросамъ, и тотъ развязно можетъ толковать о ‘противорчіяхъ’, но кто самъ. проштудировалъ хоть нсколько первоисточниковъ, тотъ знаетъ всю неточность этого вншняго схематизма, тотъ знаетъ, что вскрыть настоящее философское противорчіе гораздо труднй, чмъ кажется на первый взглядъ. Возьмите, напримръ отношеніе Локка къ Декарту. — Вы наврное, знаете, что Декартъ былъ нативистъ, признавалъ врожденныя идеи, a Локкъ — эмпирикъ, противникъ врожденныхъ идей. Между тмъ, начните вы изучать подлинныя сочиненія Декарта и Локка, — и вы убдитесь, что это противорчіе далеко не такъ очевидно: вы убдитесь, что и Локкъ не отрицалъ нкоторыхъ врожденныхъ началъ знанія и дятельности, и Декартъ не признавалъ тхъ врожденныхъ идей, противъ которыхъ полемизировалъ Локкъ, вы убдитесь, что Декартъ и Локкъ гораздо ближе другъ къ другу, чмъ вамъ казалось, противорчіе-же ихъ есть въ значительной степени продуктъ историческаго схематизированія комментаторовъ, нарочитаго подчеркиванія и раскрытія различій. Послдній пріемъ самъ по себ иметъ очень высокую научную цнносгь, — но на него и надо смотрть именно, какъ на искусственный пріемъ.
Дале, — пусть намъ удастся открыть настоящее противорчіе. ‘He можетъ быть двухъ истинъ’, скажутъ намъ на это. — Врно! Но и самый горячій сторонникъ той мысли (Куно Фишера), упомянутой мною въ самомъ начал, — что ‘исторія философіи содержитъ въ себ сущность философіи’, — не станетъ уврять васъ въ противномъ и навязывать вамъ принятіе обоихъ противорчащихъ сужденій. Конечно, изъ нихъ истинно только какое-нибудь одно, но это отнюдь не значитъ, чтобы другое, оказывающееся ложнымъ, не имло никакого значенія для выработки нашего міросозерцанія, для нашихъ поисковъ за истиной. Часто наиболе плодотворныя и научно цнныя идеи зарождались въ затхлой атмосфер заблужденій, и познаніе этой идейной обстановки истины можетъ служить для насъ ключомъ къ новымъ изысканіямъ надъ нею, съ цлью раскрыть или ограничить сферу ея приложенія. Нердко также бываетъ, что принципъ, несостоятельный въ своихъ притязаніяхъ на положительную истинность, бываетъ въ высшей степени плодотворнымъ методологическимъ началомъ, — по крайней мр, до тхъ поръ, пока не будетъ замненъ столь-же плодотворньшъ истиннымъ принципомъ. Таковъ, напримръ, принципъ эволюціонной теоріи. Его громадная польза для всхъ почти наукъ безспорна. Его права на объективную истинность боле чмъ сомнительны. Противорчія философскихъ системъ, наконецъ, важны и цнны также потому, что только они даютъ намъ возможность понять во всей точности смыслъ положительныхъ философскихъ пріобртеній. Въ исторіи мысли противорчія сутъ двигатели прогресса. Старое изреченіе ‘изъ споровъ рождается истина’ нигд не является столь справедливымъ, какъ именно въ исторіи философіи.
Вы, надюсь, видите теперь, какъ осторожно надо примнять къ оцнк противоборствующихъ философскихъ ученій логическіе законы тожества и противорчія. Но этого мало. Я желалъ-бы, чтобъ вы вдумались въ самое понятіе истины — съ цлію ршить, можетъ-ли философская истина быть разсматриваема, какъ окончательно кристаллизовавшйіся итогъ научныхъ изысканій, исключающій всякую потребность въ дальнйшей работ, — похожа-ли философская истина на ‘кладъ’, съ которымъ такъ любятъ ее сравнивать?
Что такое истина? — Наростаніе положительныхъ пріобртеній въ наук и постоянный пересмотръ философіей своихъ проблемъ. — При какихъ условіяхъ наше познаніе согласно съ дйствительностью? — Не ускользаетъ ли отъ философіи истина? — Относительность понятія истины. — Условность научнаго познанія. — Стремленіе философіи препобдить эту условность. — Философское и научное понятіе истины.
Что такое истина? — Оставляя здсь, какъ и при опредленіи философіи, въ сторон вс многочисленныя философскія опредленія, сдланныя съ точки зрнія той или иной Школы, я беру пока опредленіе, даваемое самой нейтраль-ной наукой, логикой: истина есть согласіе познанія съ познаваемой дйствительностью. Этотъ идеалъ истины осуществляютъ вс науки. Его-же, — въ той или иной форм, съ необходимыми поправками, — ставить себ, не смотря на различіе въ опредленіяхъ, и философія.
Казалось-бы, что при этой одинаковости идеала, сравненіе историческихъ итоговъ развитія спеціальныхъ наукъ и философія можетъ доставить только отрицательныя данныя для сужденія о познавательной правоспособности философіи. Дйствительно, при такомъ сравненіи, вы безъ труда замтите, что положительныя пріобртенія {Прошу замтить, что я говорю о положительныхъ пріобртеніяхъ, a не гипотезахъ и теоріяхъ, которыя въ значительной степени сами принадлежатъ къ философіи и смняются съ не меньшей быстротой, чмъ философскія доктрины.} спеціальныхъ наукъ мирно уживаются съ раннйшими пріобртеніями и только увеличиваютъ собою содержаніе науки, между тмъ какъ въ философіи почти каждый новый взглядъ является на смну какихъ-либо прежнихъ. Философія вчно пересматриваетъ заново свое содержаніе. Я не касаюсь здсь пока вопроса о такъ называемомъ количественномъ прогресс философіи, хотя и считаю умстнымъ сказать, что я лично признаю такой прогрессъ. Я только отмчаю фактъ, что по отношенію къ однимъ и тмъ-же проблемамъ философскія ршенія не остаются неизмнными. Вотъ эту-то разницу между спеціальными науками и философіей обыкновенно и ставятъ въ пассивъ философіи, упрекая ее въ томъ, что она ‘толчется на одномъ мст’, никогда не можетъ ршить своихъ проблемъ окончательно. Если истина, — говорятъ намъ, — есть согласіе познанія съ познаваемой дйствительностью, то вчный пересмотръ философіей своихъ ршеній показываетъ, что это ‘согласіе съ дйствительностью’ ей не дается, какъ заколдованный кладъ.
Но на самомъ дл, и не покидая даннаго опредленія истины, какъ согласія познанія съ познаваемой дйствительностью, мы всетаки не вынуждаемся къ отрицательному сужденію о познавательной правоспобосности философіи. ‘Согласіе съ дйствительностью’ есть понятіе въ вышей степени многосмысленное, и когда мы уяснимъ себ его значеніе, мы поймемъ, что постоянный пересмотръ ‘философіей своихъ проблемъ еще не означаетъ того, будто отъ нея ускользаетъ истина, понимаемая въ этомъ смысл. Обыкновенно это согласіе признается или отрицается въ зависимости отъ тхъ общихъ понятій, какими владетъ данный человкъ. Непосредственнаго сравненія дйствительности съ содержаніемъ познанія никогда не бываетъ, — если не считать нкоторыхъ спеціальныхъ и при томъ весьма спорныхъ случаевъ. Справедливость этого даже въ отношеніи къ опытному познанію давно уже признана психологіей, какъ безспорный фактъ. Дикарь не сомнвается въ согласіи своихъ познаній съ дйствительностью, длая самыя невроятныя умозаключенія. Когда австралійскій негръ, сообщаетъ Фр. Мюллеръ въ своей ‘Allgemeine Ethnographie’, видитъ, что его соплеменникъ умираетъ не отъ выстрла или какого-нибудь другого вншняго поврежденія, то онъ заключаетъ что здсь замшано колдовство, и чтобы открыть, кто своей волшебной силой умертвилъ его товарища, онъ слдитъ за первымъ попавшимся наскомымъ, удаляющимся отъ мста убійства, кто первый попадается на встрчу, тотъ и долженъ быть убійцей {Г. Гефдингъ, Очерки психологіи, основанной на опыт. 2 Изд 1896. Стр 231.}. ‘По своимъ предположеніямъ, — замчаетъ объ этомъ примр Гефдингъ, — это хорошее и раціональное мышленіе. Дикарь стоитъ на той точк зрнія, что причиною бросающихся въ глаза явленій должны быть личныя существа, похожія на него и на его близкихъ’ {Ibid.}. A прочитайте вы ‘Исторію индуктивныхъ наукъ’ Уэвеля или I томъ ‘Исторіи матеріализма’ Лянге — и вы увидите, какъ богато подобными примрами даже научное познаніе на своихъ сравнительно низшихъ ступеняхъ. Пусть чувственный опытъ для всхъ людей одинъ, — истолкованіе его всецло опредляется нашими общими понятіями. Изучая исторію новой философіи, мы увидимъ, что это положеніе стало гносеологической аксіомой. Но если вы пожелаете остаться и на нейтральной почв логики, то припомните, что проврка истинности и достоврности познанія иметъ мсто главнымъ образомъ въ отношеніи такъ называемаго посредственнаго познанія, т. е. истолкованія нашего опыта подъ руководствомъ общихъ понятій. Докол человкъ не сомнвается въ правильности своихъ общихъ понятій, онъ всегда, будетъ имть налицо въ своемъ познаніи согласіе его съ дйствительностью. Ошибочнымъ и ложнымъ онъ будетъ считать только то, что не мирится съ принимаемыми имъ общими началами познанія. Почему такъ? — потому, что самую связь дйствительности онъ улавливаетъ лишь чрезъ очки этихъ началъ. Припомните, что суеврный человкъ въ опыт и въ дйствительности обыкновенно находитъ все новыя и новыя подтвержденія своихъ суеврій. Справедливо, по моему мннію, англійскій мыслитель Минто признаетъ неврною старинную поговорку: ‘опытъ учитъ глупыхъ’. — ‘Признакъ глупца, говоритъ онъ, тотъ, что его опытъ ничему не можетъ научить’ {Минто, цит. соч., стр. 30.}. Дйствительно, вс люди боле или мене пренебрегаютъ указаніями опыта подъ вліяніемъ предвзятыхъ идей, или, — какъ я ихъ называю, — общихъ понятій. Поэтому, докол мы остаемся врны своимъ общимъ понятіямъ, наше познаніе всегда будетъ, — по крайней мр, въ нашихъ собственныхъ глазахъ, — согласно съ дйствительностью.
Теперь и вернемся опять къ сравненію философіи съ спеціальными науками. Въ послднихъ, какъ я говорилъ, новыя истины становятся на ряду съ прежде добытыми. Въ философіи новое, большею частью, является на смну стараго. Значитъ-ли это, что въ спеціальныхъ наукахъ мы имемъ несомннное согласіе съ дйствительностью, a философіи это согласіе не дается? — Относительно спеціальныхъ наукъ это врно, но — лишь потому, что он не пересматриваютъ своихъ общихъ понятій. Относительно-же философіи это не врно. Пусть даже философія, какъ намъ говорятъ, ‘толчется на одномъ мст’, никогда не можетъ ршить своихъ проблемъ окончательно, можно-ли отсюда строго логически выводить, что философскія системы не достигаютъ согласія съ дйствительностью? — Въ основ этого упрека лежитъ ошибочное разсужденіе, что какъ одна дйствительность, такъ только одно можетъ быть и согласное съ нею познаніе. Но вы уже изъ приведенныхъ мною разъясненій видли, что каждое, даже самое фантастическое познаніе, по своему, бываетъ согласно съ дйствительностью. И съ этой точки зрнія философіи очень трудно сдлать упрекъ. Справедливо говорятъ, что философскія положенія не такъ легко подтвердить опытомъ, но не такъ легко и опровергнуть опытомъ, какъ естественно-научныя гипотезы и теоріи {Фалькенбергъ. Исторія новой философіи. Русск. пер. 1894, Стр. 1.}. Намъ, конечно, скажутъ, что — плохая рекомендація для философіи, если она свою познавательную правоспособность вынуждена подтверждать аналогіей съ фантастическимъ мышленіемъ дикарей и суеврныхъ людей, — надо искать такого согласія съ дйствительностью, которое обусловливалось-бы не фантастическими представленіями, a достоврными и надежными общими понятіями. Но къ этому именно и я самъ велъ свою рчь. Согласіе съ дйствительностью всегда будетъ въ предлахъ тхъ общихъ понятій, какими руководится познаніе. A философія, какъ я вамъ говорилъ, помимо спеціальныхъ интересовъ міропознанія, — и иметъ своимъ предметомъ именно общіе вопросы и общія руководящія понятія спеціальныхъ наукъ. Значитъ, она, во всякомъ случа, стоитъ выше упрековъ въ несогласіи съ дйствительностью, и когда ей станутъ указывать на такое несогласіе, она всегда можетъ отвтить отрицаніемъ тхъ общихъ понятій, во имя которыхъ констатируется это несогласіе.
Случай этотъ будетъ совершенно однороденъ съ тми, какіе наблюдаются въ борьб научныхъ теорій съ предразсудками и мнимо-фактическими опроверженіями. Лтъ двсти тому назадъ никто не опровергалъ и не считалъ требующею доказательства аксіому, что ‘вещь не можетъ дйствовать тамъ гд ея нтъ’. Аксіома эта для принимавшихъ ее, разумется, и сама была согласна съ дйствительностью, и была критеріемъ такого согласія для другихъ физическихъ сужденій. Она служила картезіанцамъ страшнымъ оружіемъ противъ теоріи тяготнія, которая, по ихъ мннію, обнимая очевидную нелпость, должна быть отвергнута на самомъ порог (in limine): солнце, не будучи на земл, не можетъ на нее и дйствовать. Это предположеніе имло вліяніе и на самого Ньютона, который для отраженія довода выдумалъ тонкій эиръ, наполняющій пространство между солнцемъ и землею {Дж. Ст. Милль, Система логики. Пер. П. Л. Лаврова. 1865, т. ІІ, стр. 292.}. Теперь никто не вритъ въ непогршимость этой аксіомы (хотя, къ слову замчу, и не настаиваютъ на ея ложности). A законъ тяготнія признанъ наукой и, конечно, вполн согласенъ съ дйствительностью… Противники Коперника отвергали движеніе земли на томъ основаніи, что если бы она двигалась, то камень, упавъ съ высокой башни, достигъ-бы земли не y подошвы башни, a на небольшомъ отъ нея разстояніи, въ направленіи, противномъ движенію земли, — точно такъ-же, говорили они, какъ мячикъ выпущенный изъ рукъ съ вершины мачты, на полномъ ходу корабля, упадетъ не вплоть y основанія мачты, a ближе къ корм корабля. Здсь въ опроверженіе теоріи приводился фактъ, который однако на дл былъ отнюдь не фактомъ, a лишь продуктомъ ложныхъ общихъ понятій и предположеній. Сторонники Коперника разомъ заставили-бы своихъ оппонентовъ замолчать, если-бы они испытали уронить мячикъ съ верху мачты: тогда они увидли-бы, что онъ падаетъ вплоть y мачты, какъ того требуетъ теорія {Ibid. Къ сожалнію, они этого не сдлали: они допустили мнимый фактъ и пытались избавиться отъ возраженія съ помощью умозрительныхь доводовъ.}.
Итакъ, мы видимъ, что истина, — если понятіе ея брать и въ самомъ распространенномъ и популярномъ значеніи, какъ согласіе знанія съ дйствительностью, — не есть нчто окончательно кристаллизовавшееся. Я намренно взялъ это понятіе въ его общераспространенномъ смысл, чтобы избжать упрека въ тенденціозности. Да это необходимо и потому, что недовріе къ способности философіи овладть истиной высказывается обыкновенно людьми, имющими именно это понятіе объ истин. Теперь для насъ легко будетъ понять,— да я думаю, что вы уже и поняли отчасти, — почему спеціальныя науки накопляютъ свои пріобртенія, a философія пересматриваетъ заново. Дло здсь отнюдь не въ томъ, что первымъ дается истина, a отъ послдней ускользаетъ. Дло совсмъ въ другомъ. Спеціальныя науки и философія стремятся познавать истину при разныхъ условіяхъ. Отъ этого получаются и разные результаты. Но въ своей сфер и науки и философія достигаютъ истины, только по разному.
Какъ я вамъ сказалъ, познаніе, достигаемое спеціальными науками, всецло запечатлно характеромъ условности и относительности. Въ рамкахъ своихъ предположеній и основныхъ допущеній каждая наука располагаетъ достаточными средствами для достиженія полной достоврности. Отнимите эти предположенія, — и науки теряютъ подъ собою почву. Слдовательно, достоврность спеціальныхъ наукъ есть, хотя и полная, но, въ послдней инстанціи (разъ мы расширимъ свой кругозоръ за предлы каждой данной науки), все-же условная или относительная достоврность. И спеціальныя науки вполн признаютъ эту условность, считая излишней всякую борьбу съ нею. Отсюда и возникло извстное правило: ‘contra principia negantem disputari non potest’, — нельзя спорить съ тмъ, кто отрицаетъ принципы, или общія начала. Въ предлахъ разъ признанныхъ предположеній и допущеній мысль вообще движется легко. Это видно уже на примр всхъ наивныхъ міросозерцаній. A затмъ возьмите во вниманіе религіозно-догматическія доктрины древняго и новаго времени, которыя неуклонно ростутъ и обогащаются содержаніемъ — до тхъ поръ, пока не поколебалась вра въ основные догматы или пока вншнія историческія препятствія не прекратятъ этого роста. Въ такомъ-же положеніи находится и научное познаніе: разъ его основоположенія и предпосылки точно соотвтствуютъ размрамъ его средствъ и его методамъ, оно безостановочно движется впередъ, не спрашивая о томъ основаніи, на которомъ строитъ.
Совсмъ иное дло — философія. Она стремится, какъ я вамъ говорилъ, препобдить условность познанія и достигнуть истины абсолютной или безотносительной. Это — основное стремленіе философіи, образующее ея главный движущій нервъ, и въ немъ — источникъ ея вчнаго и безпокойнаго пересмотра собственнаго содержанія. Всякій разъ, какъ только это стремленіе ослабвало или не имло для себя пищи, такъ философскія основоположенія превращались въ догматы, создавалась школа, и разработка системы быстро и увренно подвигалась впередъ. Приверженцы всхъ великихъ философемъ видли въ нихъ послднее слово философскаго вднія: въ ихъ глазахъ положенія исповдуемой ими доктрины стояли не мене твердо, чмъ любая научная истина. Но внимательный анализъ обыкновенно открывалъ условность и относительность самыхъ блестящихъ построеній, — и вотъ снова требовался пересмотръ всхъ началъ. Такъ всегда было, такъ несомннно будетъ и впредь: абсолютная или безотносительная истина дйствительно никогда не дается философія, какъ заколдованный кладъ, но не истина вообще (прошу это замтить). Во всякомъ случа, мы должны согласиться, что невыгодное для философіи сравненіе ея съ спеціальными науками не иметъ для себя законнаго основанія. Философія въ принцип отрицаетъ то главное условіе, какое даетъ прочность и устойчивость спеціальнымъ наукамъ: она отказывается довольствоваться относительной истиной, которая какъ сумма окончательныхъ пріобртеній, накопляется въ сокровищницахъ наукъ. Она не ищетъ того клада, какой добываютъ эти науки, a кладъ, не дающійся ей, подавно не дается и имъ. Сравненіе невозможно.
Не думайте, впрочемъ, что я считаю философскую истину чмъ-то совершенно не похожимъ на научную истину. Въ предупрежденіе этого недоразумнія, я при самомъ опредленіи истины и сказалъ, что философія ставитъ себ тотъ-же идеалъ истины, какъ и спеціальныя науки, т. е. согласіе съ дйствительностью. Съ тою-же цлью и въ опредленіе философіи включено, что она есть ‘научное изслдованіе’. Различіе касается только условій и способа удостовренія въ истин, но въ этой разниц и заключается причина того, почему для прочихъ наукъ ихъ исторія не иметъ большого значенія, тогда какъ для философіи ея исторія существенно важна.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
