Историческія сочиненія Шиллера.
Историческія сочиненія Шиллера.
Исторические сочинения Шиллера, Кареев Николай Иванович, Год: 1904
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Собраніе сочиненій Шиллера въ перевод русскихъ писателей. Подъ ред. С. А. Венгерова. Томъ III. С.-Пб., 1901
Читая въ настоящее время историческія сочиненія Шиллера, нужно хорошо помнить, что они были написаны боле ста лтъ тому назадъ. Отъ эпохи Шиллера насъ отдляетъ весь XIX вкъ, въ теченіе котораго въ области историческаго воспроизведенія событій и состояній прошлаго произошелъ полнйшій переворотъ, превратившій исторію-искусство въ исторію-науку. Еще въ начал XIX в. одною изъ обычныхъ темъ въ теоретическихъ разсужденіяхъ о томъ, чмъ должна быть исторія, было сравненіе между поэзіей и исторіей, родственную черту между которыми видли въ задач обихъ художественно воспроизводить жизнь, и вся разница полагалась въ томъ, что исторія воспроизводитъ нчто, когда-нибудь бывшее въ дйствительности, тогда какъ поэзія иметъ дло съ вымысломъ, съ тмъ, чего не было, но что могло бы быть. Такимъ образомъ выходило, что разница лежала въ предметахъ, а не въ методахъ, методъ же мыслился одинъ и тотъ же.
XIX вкъ возвелъ исторію на степень науки, указалъ на то, что и методъ у исторіи долженъ быть иной, нежели у поэзіи,— т. е. путь изслдованія, а не путь творчества, анализъ, а не синтезъ. Пока исторія занималась исключительно событіями и ихъ героями, а это значитъ — людскими дйствіями и ихъ характерами, у нея, дйствительно, было много точекъ соприкосновенія съ поэзіей, но когда въ исторической наук на первый планъ выступили общественныя состоянія и т коллективные процессы народной жизни, которыми эти состоянія создаются, историческія темы получили слишкомъ отвлеченный характеръ для того, чтобы оставаться предметомъ художественнаго творчества, чтобы не сдлаться, на оборотъ, предметомъ научнаго изслдованія. Исторія-искусство въ основ человческихъ поступковъ видла лишь т или другіе индивидуальные характеры и, стоя на этой точк зрнія такъ и изображала событія и дйствующія въ нихъ лица, какъ будто все дло было въ дйствіи душевныхъ настроеній и страстей, въ психологіи. Для исторіи-науки событія получили значеніе показателей извстныхъ культурныхъ и соціальныхъ состояній, сдлавшихся главнымъ ея предметомъ, а то, что историками-художниками выдвигалось на первый планъ, характеры героевъ, игра страстей, драматизмъ положеній, все это въ глазахъ историковъ научнаго типа отошло на задній планъ передъ выступившими впередъ, такъ сказать, безличными процессами культурной и соціальной эволюціи.
Шиллеръ въ исторіи былъ прежде всего художникомъ. Не даромъ и темы обихъ его главныхъ историческихъ работъ стоятъ въ тсной связи съ его чисто поэтическими твореніями, сюжеты которыхъ были имъ взяты въ прошломъ. Къ ‘Отпаденію Нидерландовъ’ онъ перешелъ отъ ‘Дона Карлоса’, т. е. въ данномъ случа сначала воспроизвелъ эпоху поэтически, потомъ исторически, и, наоборотъ, отъ ‘Тридцатилтней войны’, перешелъ къ ‘Валленштейну’, т. е. на этотъ разъ исторія эпохи предшествовала драм, взятой изъ того же времени. Но если уже старое пониманіе исторіи ставило задачу воспроизводить то, что было, какъ оно было, а не то, что могло быть или какъ могло быть, то уже этимъ самымъ требованіемъ въ исторію-искусство вносился научный элементъ — необходимость доподлинно узнать, что же такое было на самомъ дл и какъ оно происходило. Конечно, это — самое элементарное требованіе, безъ исполненія котораго немыслима никакая исторія, и Шиллеръ для своего времени былъ все-таки ученый историкъ, хотя и предавался историческимъ занятіямъ лишь въ сравнительно короткій періодъ своей жизни. Главный недостатокъ его историческихъ работъ съ теперешней точки зрнія тотъ, что въ его распоряженіи былъ лишь недостаточный и крайне ограниченный кругъ источниковъ. Шиллеръ писалъ за три-четыре десятилтія до той поры въ прошломъ теперешней исторической науки, когда за настоящимъ знаніемъ событій XVI и XVII вковъ, времени нидерландской революціи и тридцатилтней войны, историки обратились къ богатому архивному матеріалу, до сихъ поръ еще не вполн использованному наукой. Учеными разныхъ странъ и на разныхъ языкахъ уже столько было написано большихъ книгъ и мелкихъ изслдованій и о нидерландской революціи, и о тридцатилтней войн, что въ настоящее время сочиненія Шиллера объ этихъ событіяхъ утратили всякое значеніе, кром литературнаго {Нидерландская революція и тридцатилтняя война были въ XIX в. предметомъ обширной исторической литературы, въ которой по обимъ эпохамъ существуютъ первоклассныя сочиненія. Мы назовемъ здсь лишь главныя (кром общихъ исторій эпохи или Голландіи и Германіи и спеціальныхъ монографій объ отдльныхъ личностяхъ или частныхъ событіяхъ).
Нидерландская революція:
— Prescott. ‘History of the regn of Philipp II’. 1855—1858 (есть въ русск. nep.).
— Motley. ‘The rise of the Dutch republic’ (1856) и ‘History of the United Netherlands’ (1860 — 1868), первое изъ нихъ переведено по-русски.
— Juste. ‘Les Pays-Bas sous Philippe II’ и ‘Le souslevement des Pays-Bas contre la domination espagnole’ (1884—1885).
— Holzwarth. ‘Der Abfall der Niderlande’.
— Borgnet. ‘Philippe II et la Belgique’.
Кром того, нсколько сочиненій на голландскимъ язык.
По русски см. Кудрявцевъ ‘Осада Лейдена (во второмъ том ‘Сочиненій’) и H. Н. Любовиyъ: ‘Марниксъ де С. Альдегондъ’. (1877).
Тридцатилтняя война.
— Gindely. ‘Geschichte des dreissigjhrigen Krieges’. Подъ этимъ заглавіемъ существуютъ два сочиненія: большое, оставшееся неоконченнымъ (1878 1880), и меньшихъ размровъ, охватывающее всю эпоху (1882).
— Charvriat. ‘Histoire de la guerre de Trente ans’. 1878.
— Gardiner. ‘The thirty years war’.
По-русски см. второй томъ соч. Г. В. Форстена ‘Балтійскій вопросъ въ XVI и XVII столтіяхъ’.
Боле подробныя указанія см. въ глазахъ 25 и 28 второго тома нашей ‘Исторіи Западной Европы въ новое время или въ V том ‘Всеобщей исторіи Лависса и Рамбо’. Замтимъ только, что по одному Валленштейновскому вопросу’ существуетъ громадная литература. Знатокъ эпохи, Гиндели сравниваетъ работу надъ этимъ вопросомъ съ работой миическаго Сизифа. Одинъ изъ послднихъ трудовъ принадлежитъ чешскому ученому Пекаржу.}. Лишь очень немногіе ршаются утверждать, что историческія сочиненія Шиллера и теперь еще могутъ претендовать на научное значеніе. Такое мнніе мы встртили, напримръ, въ извстной ‘Исторіи нмецкой литературы’ Фохта и Коха, которые находятъ, что, несмотря на вс свои методическіе недостатки, эти сочиненія имютъ и научное достоинство, причемъ въ заслугу Шиллеру ставятся всемірно-историческая точка зрнія, связывающая избранныя для изображенія эпохи съ цлымъ историческаго развитія человчества, и ‘удивительная историческая проницательность въ отдльныхъ вопросахъ’ {Fr. Vogt und М. Koch ‘Geschichte der deutschen Literatur’. 1897. Стр. 619.}. Это мнніе можетъ служить обращикомъ того, какъ мало требованій иногда предъявляется къ историческимъ работамъ, чтобы имть право приписывать имъ научное значеніе.
Вмст съ историческою жизнью и историческая наука движется впередъ, и многое въ исторической литератур, что было важно и значительно въ свое время, съ годами переходитъ въ разрядъ совершенно устарлаго. Съ научной точки зрнія не одн историческія работы Шиллера постигла такая участь, но и боле крупныя произведенія исторіографіи всхъ временъ и народовъ. Но къ сочиненіямъ крупныхъ писателей всемірной литературы нельзя прилагать одну только эту мрку. Конечно, тотъ, кто желалъ бы познакомиться съ исторіей Греціи въ V в. до P. X. или Рима въ I в. по P. X., какъ ихъ понимаетъ современная наука, долженъ былъ бы*читать сочиненія теперешнихъ историковъ, а не укидида или Тацита, но изъ этого не слдуетъ, что укидидъ и Тацитъ не должны читаться и переводиться въ наше время. То, что въ свою эпоху находило въ обществ восторженный пріемъ и продолжало пользоваться популярностью у цлаго ряда поколній, не могло бы, конечно, прославиться, если бы не заключало въ себ такихъ достоинствъ, которымъ не страшны цлыя столтія. Лучшій примръ — Тацитъ, труды котораго и въ настоящее время, черезъ тысячу восемьсотъ лтъ посл своего появленія въ свтъ, находятъ множество читателей среди образованной публики всего міра. Есть вещи, которыя не могутъ никогда устарть, потому что всегда найдутъ сочувственный откликъ въ душ читателей. Въ литературныхъ произведеніяхъ это — благородство мыслей и мастерство изложенія. Въ обоихъ отношеніяхъ историческія сочиненія Шиллера, одного изъ благороднйшихъ и наиболе художественныхъ писателей новаго времени, продолжаютъ сохранять и долго еще сохранять будутъ свое воспитательное значеніе, а потому и будутъ находить читателей. Имъ только слдуетъ знать, что въ научномъ отношеніи и ‘Исторія отпаденія Нидерландовъ отъ Испанской монархіи’, и ‘Исторія тридцатилтней войны’ совершенно устарли.
Шиллеромъ, какъ историкомъ, уже давно въ большей или меньшей степени интересовались его біографы {См., напр., Н. Dntzer. ‘Schillers Leben’ (1881), гд цлая книга озаглавлена ‘Die Professur’.} и другіе писатели, посвящавшіе этому предмету отдльные этюды {Janssen ‘Schiller, als Historiker’. 1879. Большею частью эти статья входятъ въ составъ разныхъ изданій сочиненій Шиллера, таковы: 1) Введеніе А. Richter’а къ V тому берлинскаго шеститомнаго изданія Тренкеля. 2) Robert Boxberger. ‘Schiller als Geschichtsschreiber’ (въ X части изданія Боксбергера). 3) Статья Th.Kckelhaus’а ‘Schiller als Historiker’, и его же введенія къ отдльнымъ историческимъ сочиненіямъ Шиллера (въ VI и VII тт. изданія Л. Беллермана) и др.
Кром того, см. въ исторіяхъ нмецкой литературы и въ частности исторіографіи (Wegete. ‘Geschichte desdeutschen’Historiographie’, 1885), равно какъ философіи ноторіи.}. Шиллеръ занимался исторіей, съ одной стороны, въ связи съ своими чисто-поэтическими замыслами, съ другой — ради заработка, который заставилъ его также и взять на себя преподаваніе исторіи въ іенскомъ университет. Кром исторіи нидерландской революціи и тридцатилтней войны, онъ написалъ цлый рядъ статей, изъ которыхъ, конечно, далеко не вс могутъ представлять такой интересъ, чтобы ихъ стоило переводить. Вотъ общій списокъ этихъ меньшаго размра историческихъ сочиненій Шиллера:
1. Что такое всемірная исторія и съ какою цлью мы ей учимся?
2. Нчто о первомъ человческомъ обществ по Моисееву свидтельству.
3. Посланничество Моисея.
4. Законодательство Ликурга и Солона.
5. Всемірно-историческое обозрніе главнйшихъ націй, принимавшихъ участіе въ крестовыхъ походахъ, ихъ государственнаго устройства, религіозныхъ понятій, нравовъ, занятій, мнній и обычаевъ.
6. Всемірно-историческое обозрніе замчательнйшихъ государственныхъ событій во времена императора Фридриха I.
7. Исторія французскихъ смутъ, предшествовавшихъ правленію Генриха IV.
8 и 9. Два приложенія къ ‘Исторіи отпаденія Соединенныхъ Нидерландовъ отъ Испанской монархіи’: а) Жизнь и смерть графа Эгмонта и в) Осада Антверпена принцемъ Пармскимъ въ 1584 и 1585 гг.
10. Филиппъ II, король испанскій {Въ настоящемъ изданіи даются переводы NoNo 1, 8 и 9, кром, конечно, обоихъ большихъ трудовъ.}.
Прежде чмъ мы будемъ говорить объ отдльныхъ историческихъ работахъ Шиллера, мы бросимъ общій взглядъ на всю его дятельность, какъ историка.
Интересъ къ историческому знанію сталъ пробуждаться у Шиллера еще въ учебные годы, подъ вліяніемъ нкоторыхъ его учителей. Первый, кто поселилъ въ юнош любовь къ исторіи, былъ Шоттъ, человкъ очень краснорчивый и восторженный, отдававшій явное предпочтеніе исторіи новыхъ временъ, и въ его преподаваніи Шиллеръ впервые познакомился со всми тми историческими эпохами, которыя впослдствіи обрабатывалъ въ своихъ поэтическихъ и прозаическихъ произведеніяхъ. Другой его преподаватель, Дрюкъ, посвящалъ своего ученика въ исторію древности, быть можетъ, и нсколько суховато, но основательно и не безъ вліянія на общій складъ историческаго міросозерцанія Шиллера, такъ какъ совершенно въ дух своего времени выдвигалъ на первый планъ доблести великихъ людей, какъ достойный предметъ подражанія и соревнованія. Третьимъ учителемъ, оставившимъ слдъ въ душ Шиллера, былъ Абель, у котораго его питомецъ заимствовалъ склонность къ философскому пониманію исторіи, научившись у него видть первый источникъ всякой исторіи въ человческомъ сердц и въ первый разъ въ его передач познакомившись съ идеями Гердера. По указаніямъ этихъ трехъ своихъ наставниковъ Шиллеръ выбиралъ и свои книги для чтенія. Особенно пристрастился онъ къ Плутарху, сдлавшемуся для него источникомъ ‘возвышенныхъ чувствъ’ на всю жизнь, и когда Шиллеръ познакомился съ сочиненіями Руссо, то только еще боле укрпился въ своемъ поклоненіи Плутарху. ‘Вольнолюбивыя мечты’ Шиллера подогрвались и этимъ преподаваніемъ, и этимъ чтеніемъ, и скоро одною изъ любимйшихъ его книгъ сдлалась ‘Исторія заговоровъ’ (Histoire des complots) Дюпонъ-ди-Тертра, изъ которой онъ почерпнулъ очень много для своихъ будущихъ произведеній. Отсюда онъ заимствовалъ сюжетъ для своей, до насъ не дошедшей юношеской драмы ‘Заговоръ Пацци противъ Медичи’, и здсь же онъ нашелъ сюжетъ для ‘Заговора Фіеско’. Въ связи съ этою книгою стоитъ также не только, ‘Исторія отпаденія Нидерландовъ’, но даже и ‘Исторія тридцатилтней войны’, такъ какъ съ заговоромъ Валленштейна, входящимъ въ составъ этой исторіи, Шиллеръ впервые познакомился, по всей видимости, именно изъ сочиненія Дюпонъ-ди-Тертра. Начитанность Шиллера въ исторической литератур съ теченіемъ времени только расширялась. Уже подготовляя своего ‘Фіеско’, онъ долженъ былъ обратиться и къ другимъ книгамъ, среди которыхъ особенно слдуетъ отмтить ‘Исторію Карла V’ Робертсона. Этотъ англійскій писатель былъ первымъ историкомъ въ совершенно новомъ для того времени дух, съ которымъ познакомился Шиллеръ. Онъ очень понравился нашему поэту, который сталъ читать и другія его произведенія, между прочимъ ‘Исторію Шотландіи въ царствованіе королевы Маріи и короля акова VI’, послужившую ему первымъ источникомъ для драмы ‘Марія Стюартъ’. Расширяя свое историческое чтеніе, до поры до времени, однако, Шиллеръ имлъ въ виду исключительно одно приведеніе въ исполненіе своихъ поэтическихъ плановъ, а потому въ его чтеніи большое мсто заняли въ сущности своего рода историческіе романы, бывшіе въ то время въ ходу въ рукахъ всхъ людей, которые интересовались разными приключеніями извстныхъ историческихъ лицъ. Долгое время источники подобнаго рода не возбуждали въ Шиллер никакихъ критическихъ сомнній, но мало-по-малу, особенно съ того времени, какъ началась подготовка ‘Дона Карлоса’, Шиллеръ выработалъ въ себ извстное чутье исторической правды и умніе отличать дйствительный фактъ отъ вымысла романической фантазіи. Вмст съ этимъ въ голов Шиллера все боле и боле стала выясняться та общая идея, которую онъ положилъ въ основу своего пониманія общественнаго значенія исторіи. До того времени ‘ученая’ исторія разсматривалась, какъ наука, пригодная главнымъ образомъ для государей и правителей, и соотвтственная литература способна была нагонять только скуку на простыхъ смертныхъ. Источникомъ интереса къ исторіи у Шиллера были не ученая любознательность и не сознаніе политической пользы, а чисто человческій интересъ къ человку и ко всему человческому. Онъ находилъ, что исторія можетъ и должна сдлаться великою воспитательницею для гражданскаго общества, для котораго раньше она была совсмъ безплодна, а для этого, думалъ онъ, она должна возбуждать въ читател боле глубокое участіе къ дйствующимъ въ ней лицамъ. Главнымъ средствомъ въ достиженіи такой цли Шиллеръ считалъ ознакомленіе читателей не столько съ самыми поступками людей, сколько съ основными источниками ихъ поведенія, а эти источники онъ видлъ въ человческой душ и во вншнихъ обстоятельствахъ, на нее дйствующихъ. Съ этой точки зрнія за историческимъ чтеніемъ Шиллеръ призналъ новое для себя и притомъ въ высшей степени важное значеніе. Оно должно было теперь не только давать матеріалъ для поэтической переработки, но и дйствовать образовательнымъ образомъ на него самого. При тогдашнихъ условіяхъ нмецкой дйствительности Шиллеръ не могъ имть большого жизненнаго опыта въ общественномъ смысл, и недостатокъ его онъ сознательно замнялъ историческимъ чтеніемъ.
Особенно сильно сталъ предаваться этому занятію Шиллеръ во второй половин восьмидесятыхъ годовъ. Можно даже сказать, что на время историческіе интересы заслонили отъ него собою его поэтическіе замыслы. Онъ признавался съ болью въ сердц, что ему нужно еще страшно много учиться, прежде нежели пожинать плоды чтенія, и онъ, дйствительно, съ настоящею страстью предавался чтенію. Въ 1787 г. онъ занялся вплотную ‘Исторіей тридцатилтней войны и послдовавшаго за нею вестфальскаго мира’ Бужана (Bougeant) въ нмецкомъ перевод Рамбаха {Historie des Dreiszigjhrigen Krieges und des darauf erfolgten westflischen Friedens. 1758.}, и вотъ что писалъ своему другу Кернеру по этому поводу: ‘съ каждымъ днемъ исторія длается для меня дороже и дороже. На этой недл я читалъ одну исторію тридцатилтней войны, и до сихъ поръ моя голова, отъ нея горитъ… Я хотлъ бы, чтобы въ теченіе десяти лтъ подъ рядъ могъ ничмъ больше не заниматься, какъ исторіей. Я думаю, что тогда изъ меня вышелъ бы совершенно иной человкъ’ (ein ganz anderer Kerl). Главное, что заняло такъ Шиллера, было проявленіе въ эту эпоху бдствій великой силы человческаго духа. Теперь для него дло заключалось уже не въ томъ, чтобы вылавливать забытыя жемчужины въ царств исторіи’, а въ томъ, чтобы заняться этимъ царствомъ самимъ по себ и ради него самого. И вотъ у Шиллера рождается планъ въ сотрудничеств съ другими написать большую ‘Исторію достопримчательнйшихъ возстаній и заговоровъ’ {Geschichte der merkwrdigsten Rebellionen und Verschwrungen aus den minieren und neueren Zeiten. Bearbeitet von verschiedenen Verfassern, gesammelt und herausgegeben von Fr. Schiller. Leipzig. 1788. Вышелъ только одинъ томъ.}.
Въ этой коллекціи Шиллеръ взялъ лично на себя борьбу голландцевъ за свою свободу. Въ то самое время, какъ онъ принялся за эту работу, въ философскомъ отношеніи онъ испыталъ на себ вліяніе Канта, поставившаго (въ своей извстной брошюр ‘Идея всеобщей исторіи съ всемірно-гражданской точки зрнія’) исторіи новую задачу, и еще боле сталъ увлекаться этимъ предметомъ. Онъ даже сталъ смотрть на него, какъ на главную свою спеціальность (‘sein Fach’), и взялъ на себя ея защиту противъ нападокъ одного изъ своихъ друзей, находя его пренебреженіе къ исторіи несправедливымъ. Положимъ, писалъ онъ, въ ней много произвольнаго, недостаточнаго и часто даже безплоднаго, но именно само это произвольное способно возбудить философскій умъ къ тому, чтобы ее преодолть, а пустое и безплодное — подвинуть творческій умъ на то, чтобы ее оплодотворить и одть этотъ скелетъ мускулами и нервами’. Въ связи съ защитою исторіи стоитъ и разсужденіе Шиллера о взаимныхъ отношеніяхъ исторіи и поэзіи. По собственному опыту онъ зналъ, что обработка вымышленнаго сюжета вовсе не легче обработки сюжета, заимствованнаго изъ исторіи, внутренняя же необходимость и здсь, и тамъ въ сущности одна и та же. И у исторіи, и у поэзіи есть свои преимущества, и если удивляются великому поэту, то вдь уважаютъ и Робертсона, а если бы этотъ самый Робертсонъ писалъ въ поэтическомъ дух, то его и уважали бы, и удивлялись бы ему’. И передъ Шиллеромъ носилась мысль о превращеніи исторіи изъ сухой науки въ науку привлекательную’. Въ пылу спора съ другомъ Шиллеръ даже придумываетъ особые аргументы въ пользу того, что ему лично лучше заниматься исторіей, чмъ поэзіей, аргументы, которые теперь кажутся намъ нсколько наивными, но въ искренности которыхъ не можетъ быть ни малйшаго сомннія. Онъ думалъ, что на поприщ исторіи онъ будетъ гораздо полезне для общества, и что это занятіе лучше обезпечитъ его экономическое благополучіе. У Шиллера въ эти годы постоянно возникали все новые и новые планы историческихъ изданій. Одно время онъ носился съ мыслью объ изданіи нмецкаго Плутарха’, но изъ этого ничего не вышло. Нсколько счастливе былъ Шиллеръ съ другимъ предпріятіемъ, впрочемъ, оставшимся недоведеннымъ до конца. Онъ очень дорожилъ мемуарами, занимающими, такъ сказать, среднее мсто между исторіей и романомъ, и ему захотлось дать нмецкой публик нчто въ род выходившаго въ Лондон въ 1785—1790 гг. пофранцузски ‘Общаго собранія частныхъ мемуаровъ, касающихся исторіи Франціи’. Въ отличіе отъ этого изданія онъ думалъ дать мемуары изъ разныхъ странъ, начиная съ XII вка, съ особыми историческими къ нимъ введеніями. Въ этомъ изданіи {Allgemeine Sammlung historischer Mmoires herausgegeben von Fr. Schiller.} въ которомъ онъ работалъ лишь до 1793 г. (съ 1790), были помщены сдланный имъ переводъ части ‘Достопамятностей’ византійской принцессы Анны Комнины {Другая часть была переведена не Шиллеромъ,} и статьи, названныя нами выше подъ NoNo 5, 6 и 7.
‘Отпаденіе Нидерландовъ’ открыло въ 1789 г. путь Шиллеру къ профессур, которой самъ онъ не искалъ. Приглашеніе на каедру въ іенскомъ университет было для самого него совершенной неожиданностью, и нельзя сказать, чтобы она его обрадовала. Совсмъ даже напротивъ. Біографы Шиллера подробно разсказываютъ, съ какимъ неудовольствіемъ принялъ онъ сдланное ему предложеніе — по соображеніямъ чисто практическаго свойства. Его даже не привлекала перспектива глаголомъ жечь сердца студенческой молодежи и самому одушевляться отъ соприкосновенія съ чуткой аудиторіей. Шиллеру казалась вся эта вчная исторія хожденія изъ своего кабинета въ аудиторію слишкомъ скучной и прозаической, и смущало его равнымъ образомъ и то, что у него не было надлежащей подготовки въ своемъ предмет: ‘иной студентъ, писалъ онъ, можетъ быть, больше знаетъ, нежели господинъ профессоръ’. Онъ долженъ былъ читать шесть лекцій въ недлю, и, не надясь на свою память, онъ каждую лекцію писалъ сполна, а это, по его разчету, значило ежедневно писать чуть не по два печатныхъ листа, не считая чтенія разныхъ книгъ и извлеченія изъ нихъ выписокъ. И все это ради какихъ-нибудь трехъ десятковъ слушателей, которые у профессора остались изъ цлыхъ сотенъ, стекавшихся на его первыя лекціи. Стоило ли ради этого, спрашивалъ себя Шиллеръ, жертвовать своею независимостью? Хотя къ концу своей кратковременной профессуры Шиллеръ и сталъ испытывать отъ лекцій нкоторое удовольствіе, но когда болзнь заставила его отказаться отъ преподаванія, онъ объ этомъ нисколько не жаллъ.
Съ какими историко-философскими идеями вступилъ Шиллеръ на университетскую каедру, объ этомъ мы знаемъ изъ его первой лекціи о томъ Что такое всемірная исторія и съ какою цлью мы ее изучаемъ’. Въ сущности мы имемъ въ печати совсмъ не то, что было произнесено съ каедры, какъ это теперь превосходно доказано изслдователями біографіи и сочиненій Шиллера, но это не мшаетъ намъ видть въ стать, носящей названіе ‘вступительной рчи’ (Antrittsrede), выраженіе тогдашнихъ взглядовъ Шиллера на исторію. Ужесовременники отмтили въ ней вліяніе кантовской идеи. Благодаря усиленному чтенію и приготовленію къ собственнымъ лекціямъ, въ два года своего профессорства Шиллеръ еще боле расширилъ кругъ своихъ историческихъ идей, и онъ самъ даже признавался, что въ нихъ совершился крупный переворотъ. Въ боле ранніе годы главнымъ руководителемъ Шиллера въ его политическомъ міросозерцаніи былъ Руссо, философія котораго отличалась глубоко антиисторическимъ характеромъ, теперь же Шиллеръ научился цнить Монтескье, представителя историческаго духа въ теоретической политик, хотя онъ и не закрывалъ глазъ на недостатки и односторонности и этого новаго своего руководителя въ области вопросовъ исторіи и государственнаго права. Съ другой стороны, Шиллеръ въ эту эпоху своей жизни приблизился къ тому взгляду на исторію, который былъ высказанъ Вольтеромъ въ Опыт о дух и нравахъ народовъ’, находя, что съ политической исторіей слдовало бы слить воедино исторіи церкви, философіи, искусства, нравовъ и торговли. Это было своего рода предчувствіемъ ‘культурной исторіи XIX в.’, хотя на практик Шиллеръ продолжалъ стоять на старой точк зрнія.
Вообще теоретическіе взгляды Шиллера на исторію не нашли своего осуществленія въ его собственныхъ трудахъ. Въ нихъ нтъ обозрнія ‘гражданскихъ отношеній’, и рчь идетъ лишь о государяхъ и полководцахъ, о государственныхъ дйствіяхъ’ (Staatsaktionen) и сраженіяхъ. И универсальной, всемірно-исторической точки зрнія, или какъ еще ее называли, всемірно-гражданской, космополитической (weltbrgerlich), которую съ особенною настойчивостью рекомендовалъ Шиллеръ, не видно также въ сочиненіяхъ самого Шиллера. Чтеніе ‘Исторіи тридцатилтней войны’ сдлалось, какъ выразился одинъ писатель, дломъ патріотической чести для каждаго нмца, да и въ Голландіи ‘Исторія отпаденія Нидерландовъ’ пріобрла значеніе памятника національной славы. Между тмъ вотъ что писалъ въ 1789 г. Шиллеръ своему другу Кернеру:’ Мы, новые, обладаемъ интересомъ, котораго не зналъ ни одинъ грекъ или римлянинъ, именно представлять важнымъ для человка всякое замчательное происшествіе, случившееся съ человкомъ. Это — незначительный, мелкій идеалъ, писать для одной націи, для философскаго духа такая граница нестерпима. Философскій духъ не можетъ успокоиться на такой измнчивой, случайной, произвольной форм человчества, на отрывк, а что такое всякая, самая даже важная нація, какъ не отрывокъ?’ Впрочемъ, въ оправданіе Шиллера слдуетъ продолжить начатую выписку и привести т его слова, гд объясняется,, при какихъ условіяхъ и національное содержаніе получаетъ универсальное значеніе.’ ‘Онъ, т. е. Философскій духъ, продолжаетъ Шиллеръ, можетъ одушевляться ею (націею), лишь настолько, насколько ему та или другая нація, то или другое національное со, бытіе кажется условіемъ для прогресса всего рода. Разъ исторія какой бы то ни было націи или времени способна къ такому примненію, то и можетъ примкнуть ко всему роду’. Поставивъ, дале, теоретически задачею исторіи выяснить, какъ цль человческаго существованія, постепенное облагороженіе человка, переходъ его изъ состоянія дикости къ свту разума, на самомъ дл Шиллеръ о каждомъ времени судилъ на основаніи его собственной мрки и старался объяснить каждаго человка изъ окружающей его среды. Историко-философскія построенія въ дух теоретическихъ требованій Канта и Шиллера приводили въ Германіи очень часто къ чисто фантастическимъ представленіямъ о ход исторіи, и Шиллеръ сдлалъ хорошо, что воздержался отъ подобной попытки, но все-таки теорія и практика оказались у него въ противорчіи между собою. Шиллеръ оказался слишкомъ проникнутымъ духомъ настоящаго историка и для того, чтобы восполнять фактическіе проблы философскими домыслами и искажать факты въ угоду какой бы то ни было внутренней правды, какъ это часто длалось его философскими соотечественниками, и въ этомъ его заслуга, позволяющая намъ не придавать большого значенія тому, что Шиллеръ не вс свои теоретическія общанія исполнялъ на практик.
Кульминаціоннымъ пунктомъ дятельности Шиллера, какъ историка, была его работа надъ ‘Исторіей тридцатилтней войны’. Къ этому своему труду онъ готовился тщательне, чмъ къ какому бы то ни было другому изъ своихъ произведеній, прочитывая ‘массу фоліантовъ и пыльныхъ авторовъ’. Въ ‘Исторіи отпаденія Нидерландовъ’ его интересовала борьба между тираніей и человческими правами, которой не было въ тридцатилтней войн, и тонъ историка здсь сдержанне, спокойне, но и здсь его симпатія на сторон свободы, борцовъ за которую онъ видлъ въ протестантахъ. Для Шиллера тридцатилтняя война — ‘блестящая эпоха человческой силы’, какъ онъ выразился въ своемъ письм къ Кернеру по поводу чтенія книги Бужана. Исторія этой войны и по основному своему замыслу, и по своему общему построенію, и по широт взгляда и врности сужденій, особенно же по художественности изображенія является въ своемъ род образцовымъ произведеніемъ нмецкой исторической литературы, до сихъ поръ находящимъ читателей не по однимъ мотивамъ патріотическаго свойства.
Таковъ былъ въ главныхъ чертахъ путь, пройденный Шиллеромъ, какъ историкомъ. Конбчно, исторія не была настоящимъ его призваніемъ, какъ онъ думалъ въ періодъ разгара своихъ историческихъ интересовъ, и въ послдніе годы своей жизни посл окончанія ‘Исторіи тридцатилтней войны’ онъ уже не возвращался боле къ научнымъ занятіямъ въ области прошлыхъ судебъ народовъ и государствъ, но занятія его исторіей не прошли безслдно для исторіи литературы.
Скажемъ теперь нсколько словъ отдльно объ каждомъ изъ историческихъ произведеній Шиллера.
‘Что такое всемірная исторія и съ какою цлью мы ей учимся’. На этой стать, представляющей изъ себя не вполн точное, повидимому, воспроизведеніе вступительной лекціи въ іенскомъ университет, сказалось вліяніе идей Лессинга и Канта. Лессингъ, какъ извстно, видлъ въ исторіи воспитаніе человческаго рода, что прямо даже выражено въ заголовк его ‘Die Erziehung des Menschengeschlechts’, а Кантъ въ своей ‘Idee zu einer allgemeinen Geschichte in weltbrgerlichen Absicht’ проводитъ мысль о возможности и необходимости философской попытки обработать всеобщую исторію по плану природы, имющему цлью, совершенное гражданское общество {Ср. также у Шиллера ‘Философскія письма объ эстетическомъ воспитаніи человческаго рода’.}. Шиллеръ въ своей стать исходитъ изъ идеи о необходимости относиться къ исторіи философски. Онъ приписываетъ этой наук гуманизирующее вліяніе путемъ разсмотрнія совершающагося въ жизни человчества движенія впередъ, причемъ вся эта жизнь должна быть представлена, какъ единое цлое, и прошлое понято по его отношенію къ настоящему. Задача каждаго поколнія въ историческомъ движеніи человчества — передать потомству общій запасъ истины, нравственности и свободы, пріумноженнымъ для дальнйшаго совершенствованія человчества и стяжанія себ истиннаго безсмертія. Шиллеръ, какъ самъ въ томъ признается, хотлъ показать своею статьею, что онъ можетъ дать въ качеств профессора, но на этотъ счетъ голоса современниковъ раздлились, и въ то время, какъ одни ею восторгались, другіе находили ее недостаточно основательною для академическаго преподаванія.
‘Исторія отпаденія соединенныхъ Нидерландовъ отъ испанскаго правительства’, вышедшая въ свтъ въ 1788 г., осталась не оконченною. Событія въ ней доведены только до отъзда изъ Нидерландовъ герцогини Пармской, а изъ подготовительныхъ работъ къ дальнйшему продолженію были опубликованы ‘Жизнь и смерть графа Ламораля Эгмонта’ (1789) и Осада Антверпена принцемъ Пармскимъ въ 1584 и 1585 гг.'(1795), дв большія статьи, которыя впослдствіи’ и стали печататься въ вид приложеній къ новымъ изданіямъ ‘Исторіи отпаденія Нидерландовъ’. Текстъ книги былъ снабженъ подстрочными указаніями на источники, въ новйшихъ изданіяхъ обыкновенно опускаемыми. Этихъ источниковъ было довольно много, и лишь самымъ незначительнымъ количествомъ того, что о предмет было написано, авторъ не воспользовался для своего труда. Какъ и вообще у Шиллера, факты служатъ здсь главнымъ образомъ иллюстраціями идей, но историкъ пользовался этимъ пріемомъ такъ искусно, что его идеи вовсе не кажутся внесенными въ его представленія извн, а какъ бы сами непосредственно изъ фактовъ вытекаютъ. Въ отпаденіи Нидерландовъ отъ испанской монархіи Шиллеръ видлъ законную борьбу народа, достойнаго свободы, противъ своихъ притснителей, а въ ход этой борьбы — примръ того, что не геній создаетъ обстоятельства, но что нужда родитъ геніевъ и случаи — героевъ. Эту мысль онъ хотлъ подтвердить свидтельствами источниковъ, но они давали ему много такого, что или не укладывалось въ рамки этой идеи, или прямо ей противоречило, и безпристрастіе не позволило ему оправдывать вс дйствія возставшаго населенія Нидерландовъ или объяснять въ пользу твердости Вильгельма Оранскаго вс его отдльные поступки. Въ первый разъ предметъ, которымъ занялся Шиллеръ въ этомъ своемъ сочиненіи, былъ разсмотрнъ здсь съ возвышенной точки зрнія и въ дух глубокой гуманности, чмъ и объясняется его успхъ среди тогдашней нмецкой публики. Критики, однако, находили въ произведеніи и слабыя стороны. Остроумне другихъ судилъ о цломъ другъ Шиллера Кернеръ, указывавшій на то, что великолпному вступленію, въ которомъ авторъ раскрылъ передъ читателемъ свой идеалъ, не вполн соотвтствуетъ самое содержаніе книги, данное его матеріалами, столь часто противорчившими его высшимъ требованіямъ. Посл 1788 г. Шиллеръ нкоторое время разсчитывалъ еще окончить это свое произведеніе, но оно та