Источник живой воды и недужная братия, Соколовский Николай Михайлович, Год: 1868

Очерк
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Скачать в PDF

ИСТОЧНИКЪ ЖИВОЙ ВОДЫ
и
НЕДУЖНАЯ БРАТІЯ.

(Очерки изъ жизни въ кумысолечебныхъ заведеніяхъ.)

I.
Пароходъ и первое знакомство съ недужной братьей.

Волжскій пароходъ миновалъ обгорлый, тоску нагоняющій своими безконечными пустырями и заборами Симбирскъ, миновалъ Новодвичье село съ красивыми калашницами, продающими гадкіе калачи, въ синющей дали обрисовались покрытыя лсомъ, дйствительно живописныя Жигулевскія горы. Палуба парохода приняла другой видъ, оживилась, — спавшіе въ растяжку проснулись, образовались группы, кто-то разсказывалъ о давно сошедшихъ въ могилы народныхъ герояхъ…
Въ одномъ углу слышалось:
— И вывелъ, сударики мои, Стенька на энту вонъ самую гору свою полюбовницу. Красоты она была писаной, одно слово: король-двка. ‘Кормила ты, говорить Стенька-то, меня, мать-Волга, поила и тшила, земно и я теперича т кланяюсь своей лапушкой’. И, сгребши Стенька двку эвдакимъ самымъ манеромъ, въ воду и брякнулъ. Потому самому эвта гора Двичьей и прозывается.
— Рать, баютъ, у Стеньки страсть была!
— Коли не быть,— слышь съ нечистымъ снюхался.
— Мати Пресвятая Богородица!
Въ другомъ углу слышится:
— Сказывалъ дядя Андрей: у эвтихъ самыхъ мстовъ, Марквашей товсь, прозду не было. Озорничали знатно. Плыветъ энта касаушка, етаманъ стоитъ, мушкатанище — во! потому, значитъ, на всякій случай держитъ. Полыснетъ. Ну, какъ есть все передъ нимъ лоскомъ. Сарынь-на кичку! лежи, робя, смирно! Приказчикъ въ ноги: бери, батюшка…
— Чай и отпору давали.
— Нашелся зудкій… Ты, подь бы, задалъ?..
— За хозяйско-то добро? Плевать…
Въ pendant къ разсказамъ о давно минувшихъ временахъ, изъ нагорныхъ разслинъ выходятъ послдніе остатки этихъ временъ: старцы въ черныхъ рясахъ, съ огромными деревяннымъ крестомъ въ одной рук, съ блымъ платкомъ въ другой и низко кланяющіяся пробгающему пароходу… Съ парохода бросили деньги, — около самого берега упали они…
— Дядя! глянь… Вона! кричатъ съ парохода.
— И спасаетъ онъ это свою душеньку,— поясняетъ кто-то значеніе пустынниковъ.— Сказано: нсть спасенія въ міру. Потому соблазнъ везд пошелъ, табачище. Врагъ-то нашъ не нарадуется…
Картинныя Жигули вызвали на палубу нсколько новыхъ, до сихъ поръ гд-то прятавшихся, личностей, испитые, блдные, не смотря на теплынь, кутаются они въ пледы, шарфы, бурнусы, выглянувъ на свтъ Божій, каждый изъ нихъ жадно упивается ароматически теплыми струями, несущимися съ горъ… Послышался глухой кашель… Нкоторые изъ вновь явившихся на палубу смотрятъ совсмъ мертвецами. Разсказы о жигулевскихъ герояхъ мало занимаютъ ихъ, за то кто-то громко произнесъ слово: ‘кумысъ!’ и мертвецы встрепенулись, насторожили, уши, стали сходиться, образовался кружокъ. Особенность этого кружка заключается, между прочимъ, въ настойчивой, упорной наблюдательности, съ которою одинъ преслдуетъ и изучаетъ другого. Въ моментъ наблюденія, глаза наблюдающаго говорятъ: ‘Э-эхъ! посмотрю я на тебя, плохъ же ты, недолго проскрипишь!’ Къ живымъ мертвецамъ присоединилось еще нсколько мужскихъ и женскихъ личностей, боле веселыхъ, имющихъ за собой больше шансовъ увидать снова, на возвратномъ пути, т же Жигулевскія горы, тхъ же пустынниковъ. Вс эти полумертвыя и здоровыя личности соединила во-едино общая цль: это недужная братія, отправляющаяся къ башкирскому источнику ‘живой воды’.
Въ воздух не шелохнетъ, недужная братія забралась на трапъ.
На первомъ план дебютируетъ полногрудая, красивая, лтъ тридцати барыня: она везетъ здороваго мужа, подготовляющаго себя коньякомъ къ воспринятію кумыса, и страшно исхудалаго, блднаго молодаго человка,— домашняго учителя. Полные страсти, много говорящіе глаза барыни, исхудалое лицо молодого учителя, нжная заботливость барыни, вся сосредоточившаяся на молодомъ человк, покорность, съ которой переноситъ она его желчность, довольно краснорчиво передаютъ причину, заставившую сняться эту семью ‘съ береговъ царственной Невы’ и плыть, къ самарскимъ степямъ. Здсь поздка на кумысъ — послдняя глава слишкомъ бойко разыграннаго романа. Ежеминутно обращается барыня къ молодому человку:— Pierre! Вамъ дуетъ здсь? Pierre! садитесь сюда, здсь нтъ сквозного втра. Pierre! закутайтесь моимъ платкомъ! Pierre! сойдите внизъ!
Блднолицаго молодаго человка нервно подергиваетъ отъ непрошеныхъ заботъ.
— Да отстаньте отъ меня, пожалуйста. Дайте мн хоть здсь-то спокойно надышаться. Чего вы пристали съ своими втрами, гд вы нашли ихъ? Подите, кутайте своего Николая Дмитрича. Надоли вы мн…
Около этой барыни цвтетъ золотушный цвтокъ симбирскихъ полей. Откровенность этого цвтка равняется ея же безтолковости, въ продолженіе всей дороги барышня стрляетъ именами существительными: буфы, Либихъ, клубъ, Москва, приданое, Иверская, женихъ, трудъ, молебны, любовь, кумысъ и проч., но найдти грамматическую и логическую связь въ этомъ набор именъ существительныхъ, познакомиться ‘съ исторіей болзни’ цвтка — является трудомъ выше силъ человческихъ.
Papa, сопровождающій барышню, коротко ставитъ и разршаетъ вопросъ о причинахъ, вызвавшихъ поздку на кумысъ:
— Зачмъ демъ — сами не знаемъ, двичья дурь и только. Заладила одно: больна, больна, на кумысъ вези! а передъ зеркаломъ пялится, хвосты обивать, да деньги мотать — здорова: Вмсто кумыса, палкой бы болсть выбить, лучше было бы. Да и меня стараго олуха щадить нечего. Глазъ да глазъ теперь въ деревн, а тутъ тащись, чортъ знаетъ куда. Пристала какъ банный листъ…
Papa сплюнулъ…
— Ахъ, papa, идите въ каюту. Неужели вы и дорогой хотите мучить меня? Довольно съ васъ дома. Вы видите, какъ я слаба. Мои нервы…
— Пошла писать!..
Papa машетъ рукой и удаляется въ каюту — поддерживать мужа полногрудой барыни, по части истребленія коньяку…
Въ сторон на лавочк пріютились двое больныхъ. Одинъ совсмъ плохъ, всю дорогу трясетъ его лихорадка, теплая шинель не помогаетъ, розовый густыми пятнами румянецъ горитъ на его щекахъ. Здсь не можетъ даже возникнуть вопроса въ опредленіи болзни, говорите прямо: злйшая чахотка.
— Да-съ, себя утшаю, а больше жену,— говоритъ чахоточный.— Драли, драли послднюю шкуру, проклятые, видятъ, не въ моготу, такъ на кумысъ ступай издыхать. Дло заглазное, на совсти меньше лежать будетъ.
— Сказываютъ, кумысъ на многихъ оказываетъ благотворное дйствіе,— утшаетъ чахоточнаго другой больной.
— Пускай сказываютъ другимъ, а не мн. Я слишкомъ зазженная кляча, въ мсяцъ не склеишь, что расклеивали годами… Надорвался я… Взваливали да били много…
— Надо врить въ т средства, которыми лечишься.
— Эхъ, батюшка, не въ вр дло… Трусъ человкъ — вотъ что! Дйствительность не такъ страшна, когда не передъ глазами стоитъ. Вы женаты, семью имете?
— Нтъ.
— Такъ вы и не поймете, почему люди передъ смертью изъ дому бгаютъ…
Рядомъ съ неврующимъ паціентомъ детъ благочестивый кіевлянинъ, напутствуемый, вмсто докторскихъ совтовъ, назиданіями какого-то юродиваго старца…
Облокотясь на бортъ парохода, рисуется молодой человкъ. Картинно накинутый пледъ и молодая, вся въ черномъ, собесдница, какъ видно, больше кумыса и болстей интересуютъ его. Глаза собседницы томны, вс усилія направлены къ тому, чтобы казаться страдалицей, что, однако, не мшаетъ ей кокетничать жесточайшимъ образомъ съ пледомъ. Это герои будущаго недужнаго романа.
— Вы смотрите такъ грубо на женщину, вы не можете понять нашихъ страданій.
— Быть можетъ, но за то я понимаю, что у васъ прехорошенькая ножка.
Пледъ роняетъ платокъ и маневръ поднятія устраиваетъ такъ, что, во время его, успваетъ пожать ножку. Страдалица бьетъ его зонтикомъ.
— Видите, какой вы матеріалистъ. Вамъ говорятъ про страданія, а вы длаете глупости.
— Однако, гд же вы будете жить? Когда вы откроете мн эту тайну?
— Не скажу.
— Но я не отстану отъ васъ, я буду слдить за вами, какъ тнь.
— Ведите себя паинькой — узнаете.
— Согласенъ на вс условія… А вдь глаза-то у васъ прелесть.
— Опять… О несносный!
Но путь конченъ, видна уже Самара. Изъ массы зелени показалось кумысолечебное заведеніе Постникова, дальше, съ голой известковой горы смотрятся въ Волгу какія-то глупо затйливыя, ни къ селу ни къ городу натыканныя башенки. Это тоже кумысное заведеніе Анаева. Встрепенулась недужная братія, вопросъ, гд поселиться, требовалъ немедленнаго разршенія.
— Вы куда?
— Думаю къ Постникову.
— Что вамъ за охота хать къ этому господину? У него прошлаго года семь человкъ отправились на тотъ свтъ.
— Онъ-то чмъ виноватъ.
— Какъ чмъ? Помилуйте! Кумыса не достаетъ, кормитъ скверно, деретъ въ тридорога. Нашли мсто.
— А вы куда?
— Да въ степь махнуть хочу.
— Экъ васъ куда нелегкая несетъ!
— Спаси васъ силы небесныя отъ эдакаго несчастія!
— Говорятъ вотъ, у Анаева хорошо. Къ нему что ли?
— Ну, батюшка, поздравляю. Не опротивлъ еще петербургскій Излеръ, такъ съ самарскимъ хотите познакомиться. Да вдь вы тамъ изжаритесь черезъ дв недли, тамъ тни меньше, чмъ подъ этой трубой.
— Не здите къ Анаеву. Тамъ въ гробъ уложитъ олна Музыка.
— Подемте къ Чарыкову!
— Благодарю за предложеніе, только не могу воспользоваться, да и вамъ не совтывалъ бы.
— Да почему же?
— А потому, что тамъ нашего брата, какъ свиней, въ хлва запираютъ. Мало, видно, старыхъ болстей, новыхъ захотли. Позжайте.
— Вотъ Чембулатовъ…
— Нашли кого! Мой пріятель жилъ у него. Степь голая, тоска смертельная. Брюхо одной бараниной набиваютъ, а дерутъ какъ и везд.
— Про всхъ говорятъ дурно. Мало ли что говорятъ про Постникова, да я не врю.
— Книжку должно быть прочитали. Разочаруетесь, разочаруетесь.
— И вы не разочаруйтесь въ вашемъ Анаев.
— Онъ такой же мой, какъ и вашъ.
Дло между недужной братіей доходитъ чуть не до драки.
Данъ свистокъ, страсти утихли, начались прощанья и пожеланья.
— Выздоравливайте же!
— Надобно бы.
— Чего думать: демте къ Чембулатову.
— Ни за что!
— Ну желаю всего лучшаго.
— Что же, тайна-то будетъ открыта?
— Нтъ.
— Полно же вамъ.
— Къ Постникову.
— Браво! Вмст!
Какъ стая голодныхъ волковъ набрасываются на недужную братію извозчики, геркулесовскій кулачище будочника, нестсняющійся въ своихъ симпатіяхъ къ мордобитію, едва спасаетъ ихъ отъ преждевременной смерти {Нельзя представить себ глупе положенія больного, въ первый разъ отправляющагося на кумысъ, пустозвонныя рекламы и пароходная ругань — его единственные путеводители. ‘Гд лучше? гд поселиться мн на эти два, три мсяца?’ спрашиваетъ онъ себя въ недоумніи.
Къ глубокому сожалнію, мы отказываемся быть полезными въ разршеніи этого насущнаго для больныхъ вопроса. Изъ нашихъ собственныхъ наблюденій и изъ многочисленныхъ разсказовъ, слышанныхъ отъ другихъ, мы пришли къ убжденію, что везд ‘получше’, везд ‘одинъ чортъ на дьявол’.}.

II.
Степное леченіе.

Съ кумысомъ и его дйствіемъ на организмъ русское общество начало знакомиться въ первыхъ годахъ настоящаго столтія, широкіе же размры кумысолеченіе приняло только Въ ближайшее къ намъ время — въ пятидесятыхъ годахъ, его подняли во-первыхъ желзныя дороги и пароходы, а во-вторыхъ переносъ главныхъ пунктовъ леченія изъ глубины оренбургскихъ и самарскихъ степей въ мстности, расположенныя въ ближайшемъ разстояніи отъ Самары.
Безспорно ‘настоящій’, степной кумысъ по своимъ достоинствамъ выше приготовляемаго въ лечебницахъ, но его достоинства совершенно парализируются условіями, изъ суммы которыхъ слагается степная жизнь. Захавъ въ степь, больной, въ продолженіе двухъ-трехъ мсяцевъ, становится отрзаннымъ ломтемъ отъ всего остальнаго, цивилизованнаго міра, его новый міръ заключается въ кибитк, въ лошадяхъ и баранахъ, въ подавляющей своимъ однообразіемъ степи, да въ грязныхъ хозяевахъ этой степи башкирахъ. Живется привольно при такихъ условіяхъ, при такой обстановк только тому же башкиру, но ужь никакъ не ‘больному сыну больного вка’. Безпредльность, однобразіе степи, съ ея ничмъ незаслоняемымъ горизонтомъ, съ ея невозмутимой, могильной тишью, на первыхъ порахъ иметъ свою прелесть, свое обаяніе, но въ конц концовъ эта нескончаемая, выжженная солнцемъ земля доводитъ больного до мучительнаго раздраженія: онъ готовъ отдать все, чтобы только глазъ могъ остановиться на какомъ нибудь бугр, на овраг съ бьющимъ родникомъ, на синющемъ вдали лс. Въ болзненномъ раздраженіи, отыскивая предметъ, на которомъ можно было бы отдохнуть, успокоиться, больные доходятъ до-галлюцинацій, — они живутъ ими и живутъ для того только, чтобы (когда, благодаря случайному столкновенію съ дйствительностію, разобьется міръ грезъ) еще мучительне отозвалось на разшатавшемся организм это ничмъ непрерываемое однообразіе, эта гробовая тишина. Тяжелое впечатлніе, производимое голой, безконечной равниной, постоянно поддерживается всей обстановкой башкирскаго кочевья. Здсь каждый шагъ напоминаетъ больному, что онъ попалъ въ самую суть дикой, первобытной жизни, нетронутой никакими ‘вяніями’. Больному дается кибитка (изъ кошмы), полная ‘всякія скверны’, кишащая гадами, и наскомыми. Въ этой кибитк нтъ защиты ни отъ зноя, ни отъ дождя. Въ знойные дни (тянущіеся иногда по цлымъ мсяцамъ, безъ капли дождя), когда термометръ показываетъ 30о, когда земля раскаляется до невозможности ходить, въ кибитк стоитъ страшная духота. Напрасно больные, подражая башкирамъ, раздвшись до нага, ложатся на полу и, приподнявъ края кибитки, ждутъ: авось изъ степи пахнетъ прохладой, вмсто прохлады оттуда, точно изъ печки, обдаетъ сухой, горячій воздухъ. Въ дождь сквозь швы и дыры кошмы, ручьемъ льетъ вода, въ кибитк стоятъ лужи жидкой грязи. Степные ураганы (особенно ночью) часто съ корнемъ рвутъ убогія пристанища. Застигнутый врасплохъ, подъ потоками дождя, при эффектномъ освщеніи ежеминутно сверкающей молніи, больной по невол долженъ ‘пребывать въ области безпечальнаго созерцанія’ расходившихся стихій. Человку съ желзнымъ здоровьемъ, башкиру, сроднившемуся съ степными сюрпризами, подобныя ванны проводятъ, хоть и не всегда, даромъ, но не такъ легко отдлываются отъ нихъ люди съ разбитымъ организмомъ: случается, что ночная ванна служитъ больному послднимъ омовеніемъ, посл нея у ключа ‘живой воды’ — кумыса — роется одинокая, степная могила. Но этимъ не исчерпываются неудобства степнаго леченія. Всемогущія деньги оказываются въ степи часто безсильны, на нихъ ничего и негд достать, больной долженъ запастись походной аптекой, походной кухней, забирать съ собой цлые вороха табаку, чая и проч. Счастье больнымъ, если по близости кочевки есть русскій хуторъ, тамъ они могутъ (хотя и не всегда) найдти хлбъ, кусокъ говядины, въ противномъ случа цлое лто они должны пробавляться одной бараниной, черезъ недлю производящей на желудокъ такое же впечатлніе, какъ степь на глаза. Башкиры, приготовляютъ масло, творогъ, но все, что выходитъ изъ ихъ рукъ отличается такой нечистоплотностью, что достаточно разъ взглянуть на предметъ, чтобы потомъ отказаться навсегда отъ желанія испробовать вкусъ его. Въ степи есть нсколько привилегированныхъ мстностей, куда стекаются больные (напр. по рк Каралыкъ), если въ партіи кумысниковъ найдется человкъ забравшій съ собой повара, въ такомъ случа остальные должны считать себя родившимися подъ особеннымъ покровительствомъ неба, иначе имъ придется или умирать съ голоду, или самимъ подвизаться на поприщ кулинарнаго вскуства, — призывать же на помощь ‘дтей степей’ невозможно: разъ потому, что все ихъ умнье ограничивается приготовленіемъ шашлыка {Баранина, разрзанная на тонкіе куски и изжаренная на вертел.} и лепешекъ изъ кобыльяго творога, а главное потому, что самый притупленный петербургскими кухмистерскими желудокъ не въ состояніи переварить ихъ отвратительно грязной стряпни. Въ степи больной остается совершенно безпомощнымъ: какое бы развитіе ни принимала болзнь, какими бы новыми симптомами ни выражалась она,— облегчить страданія, направить къ лучшему исходъ болзни, здсь положительно некому. Все медицинское знаніе башкира ограничивается, тремя словами: ‘ашай, бачка, кумысъ’, и чмъ больше ‘ашаеть’ больной кумыса, тмъ, по мннію чумазаго эскулапа, лучше, спасительне, больного рветъ — ‘ашай, бачка, кумысъ’, больного изнуряетъ поносъ — ‘ашай, бачка, кумысъ’: хотите слушаться, — ‘ашайте’, и какъ разъ доашаетесь до того, отъ чего бжали, хотите не слушаться, поступайте какъ совтуетъ собственное знаніе, хотя бы оно немногимъ отличалось отъ башкирскаго ашай. Кром кумыса, въ башкирской медицин есть еще одно средство (универсальное, отъ всхъ болзней), это лошадиное сало съ примсью меда и какой то дряни, обыкновенный пріемъ этого степного средства — стаканъ. Есть храбрецы, ршающіеся принимать отраву, но мы не совтуемъ, изъ числа нсколькихъ примровъ вліянія лошадинаго лекарства на человческій организмъ, укажемъ одинъ: больной чувствовалъ стсненіе въ груди: посл лекарства его стало рвать кровью, стсненіе увеличилось и онъ вскор отправился къ отцамъ. Конечно, нечего и говорить, что въ степи больные должны окончательно отложиться отъ длъ міра, сего: между ними и міромъ гд пущены корни, залегла двственная первобытная степнина, въ которой нтъ ни телеграфовъ, ни почтъ, газета становится уже недосягаемой роскошью, старому номеру, попавшему сюда случайно, въ вид обертки, рады какъ старому другу, его читаютъ съ жадностью отъ строки до строки.
Не исчисляя другихъ неудрбствъ, присущихъ степному леченію, мы думаемъ, что и указанныхъ нами достаточно для того, чтобы понять ихъ вліяніе на больныхъ: проживъ дв-три недли, больные проклинаютъ часъ, когда напутствуемые благословеніями сбывавшаго ихъ доктора, ршились они искать спасенія у степного ключа ‘живой воды’: забывая цль съ которой тащились сюда сотни, тысячи верстъ, они думаютъ только о томъ, чтобы скоре, не дождавшись конца леченія, бжать отъ этой двственной природы съ ея дикими дтьми.
Спекуляція на счетъ человческаго здоровья вызвала въ послднее время существованіе особыхъ лечебныхъ заведеній, спеціально предназначенныхъ для пользованія кумысомъ. Насколько велика потребность въ подобнаго рода заведеніяхъ, а отсюда насколько выгодно учрежденіе ихъ, мы укажемъ теперь на одинъ только фактъ: лтъ восемь тому назадъ вблизи Самары не существовало ни одного, кумысолечебнаго заведенія, въ настоящее же время ихъ уже пять {Степными кочевками киргизовъ и мстностью ближайшею къ Самар не ограничивается районъ кумысолеченія, кром названныхъ нами кумысолечебныхъ заведеній, существуютъ таковыя же близъ Царицына въ д. Винновк, близъ Севастополя — доктора Ротгольца, въ Одес — доктора Левенсона, въ оренбургской губерніи въ имніи Тевкевыхъ, близъ Москвы — Марецкаго, сверхъ того пользованіе кумысомъ введено на Липецкихъ минеральныхъ водахъ и на срныхъ Сергіевскихъ водахъ.}: Постникова, Анаева, Чембулатова, Чарикова и Журавлева.
Но если увеличеніе числа больныхъ, въ связи съ неудобствами степной жизни, вызвало на свтъ Божій существованіе кумысолечебныхъ заведеній, то, съ своей стороны, и кумысолечебныя заведенія оказываютъ огромное вліяніе на увеличивающійся съ каждымъ годомъ наплывъ въ Самарскій край лицъ, желающихъ пользоваться кумысомъ. Не смотря на удобства кумысолечебныхъ заведеній, все же обстановка жизни здсь уже приближается къ цивилизованной. Паціентъ, привезшій съ собой туго набитый кошелекъ и достаточный запасъ здоровья, иметъ полную возможность разнообразить здсь свою жизнь стаканомъ шампанскаго, страсбургскимъ пирогомъ и прочими благами. Благодаря этому обстоятельству, кумысолеченіе измнило свой характеръ, оно вызвало существованіе новаго типа недужной братіи: прежде въ степь, на кумысъ, халъ только тотъ, передъ кмъ въ ближайшемъ будущемъ разстилалась торная дорога на кладбище, нын огромное большинство недужной братіи о кладбищ и о страданіяхъ не помышляютъ, если смерть и грозитъ имъ, ‘то изъ прекраснаго далека’. У каждаго въ организм найдется и предлогъ лечить эту болзнь, подъ прикрытіемъ этихъ-то, боле воображаемыхъ, чмъ дйствительныхъ болзней, являются въ кумысолечебныя заведенія промотавшіеся франты, ищущіе богатыхъ невстъ (благо тотъ край славится пшеницей и капиталами), двы разсчитывающія на перемну обстановки, какъ на средство найдти законнаго друга сердца, барыни, желающія перемнить законнаго друга на незаконнаго, но боле пріятнаго, и проч. Петербургъ, съ его редакціями и департаментами, съ его мансардами и подвалами, съ его дороговизной, болотами и міазмами, наконецъ съ его камеліями, Борелями, Дюссо,— больше другихъ мстностей высылаетъ потребителей башкирскаго напитка, толпами стремятся къ ‘ключу живой воды’ его гемороидальные, желтозеленые съ впалой грудью труженики, толпами спшатъ сюда его же, то испитые, то сіяющіе счастіемъ и здоровьемъ фланеры и барыни. Благодаря наплыву послдняго сорта страдальцевъ, кумысныя заведенія успли уже превратиться въ лечебноувеселительныя: это тже ‘воды’, куда являются вмст и праздность, незнающая, что длать съ собой, и дйствительныя страданія. Фарсъ жизни идетъ здсь рука объ руку съ тяжелой драмой, самоуслаждающая пошлость уживается рядомъ съ разбитой до конца жизнью. Говоръ, смхъ, глупыя рчи, румяна, саженные шлейфы, ‘шопотъ, робкое дыханье, трели соловья’, глухой кашель и стоны умирающихъ сливаются въ странный концертъ подъ этимъ знойнымъ степнымъ небомъ.

III.
Посвящается докторамъ.

Пароходы и желзныя дороги облегчили доступъ къ башкирскому источнику живой воды, кумысолечебныя заведенія, рекламы и докторское невжество съ каждымъ годомъ увеличиваютъ толпы недужной братіи.
О достоинствахъ рекламъ мы распространяться не будемъ, больше чмъ странно относиться серьезно къ ‘Одалискъ — талисманъ красоты’, ‘Нтъ боле почечуя!’ ‘Ахъ какіе подстаканники’ и т. под., рекламы же о дйствіи кумыса на организмъ совершенно тождественны съ этими произведеніями расходившейся фантазіи торгашей, достаточно, если мы укажемъ на общаніе Нестора кумысолеченія, доктора Постникова (зри его брошюру о кумыс) превратить посредствомъ кумыса каждую женщину въ граціознйшее созданіе.
Доказать докторское невжество и шарлатанство по части кумысолеченія, не будучи даже спеціалистомъ, не трудно.
На сотню докторовъ, сплавляющихъ караваны своихъ паціентовъ на кумысъ, врядъ ли придется одинъ, который на мст изслдовалъ бы, хотя поверхностно, вліяніе на организмъ рекомендуемаго метода леченія, познакомился бы съ условіями обстановки жизни своихъ паціентовъ. Успхъ леченія (кром, конечно, правильности діагноза) зависитъ еще отъ знанія химическаго состава того средства, которое предполагается давать больному, не знавши химическаго состава тла, вводимаго въ организмъ, нельзя предвидть и регулировать метаморфозы, имющія образоваться въ организм, безъ этого знанія леченіе низводится на степень шарлатанизма, знахарства. Кумысъ — вещь новая, необслдованная, наука къ нему еще не прикасалась, кругозоръ докторовъ ограничивается здсь только знаніемъ, что кумысъ приготовляется изъ кобыльяго молока, да что въ учебникахъ онъ извстенъ подъ именемъ lac fermentatum, vinum lactis, все же остальное для нихъ ‘покрыто мракомъ неизвстности’. Чтобы показать, насколько жалки научныя изслдованія кумысолеченія, приведемъ результаты двухъ анализовъ, даже не кумыса, но только первоначальнаго вещества, изъ котораго онъ получается, — кобыльяго молока:

0x01 graphic

Разница, какъ видите, громадная, прямо указывающая на несовершенство и несостоятельность того или другого анализа.
Кумысъ — это кобылье молоко, приведенное въ броженіе. Извстно, что органическія вещества, вслдствіе броженія, испытываютъ такія метаморфозы, что въ веществ, подвергнутомъ процессу броженія, часто не остается ни одного изъ элементовъ въ томъ вид, въ какомъ находились они до начала процесса броженія. Изъ чего состоитъ кумысъ?
На этотъ вопросъ одинъ изъ спеціалистовъ кумысолеченія, докторъ Полубенскій, въ своей брошюр {‘О кумыс’.}, очень скромно и кратко отвчаетъ: ‘полнаго точнаго химическаго анализа кумыса (а гд же не полный-то, хоть какой ни на есть, немудрящій?), сколько мн извстно, до сихъ поръ еще не произведено’, и затмъ, описывая свои подвиги на поприщ кумысолеченія, въ утшеніе себ и въ назиданіе другимъ, прибавляетъ: ‘мои усилія опредлить количество нкоторыхъ составныхъ частей кумыса приводили къ такимъ неожиданно-разнообразнымъ результатамъ, что охладили желаніе подвести подъ какія нибудь общія цифры содержаніе даже главныхъ составныхъ частей этого напитка’.
Какъ видите, знаніе доктора-спеціалиста ограничивается нулемъ, спрашивается: какой же цифрой можетъ быть измрено знаніе докторовъ не спеціалистовъ, въ глаза невидавшихъ башкирскую живую воду?
Знахари лечатъ по опыту, этотъ опытъ сложился, въ продолженіе цлыхъ вковъ, изъ громадной массы наблюденій, за докторами, посылающими больныхъ на кумысъ, нтъ даже добродтели знахарей — эмпиризма. Единственную возможность произвести наблюденія надъ дйствіемъ кумыса на организмъ представляютъ степь и кумысолечебныя заведенія, тамъ, имя подъ рукой сотни больныхъ со всевозможными недугами и добросовстно изслдуя ихъ по крайней мр раза три въ недлю, можно было бы, въ продолженіи четырехъ-пяти лтъ, составить богатый рядъ наблюденій и изъ этихъ наблюденій вывести общія начала. Еслибы эти начала и не выдерживали строгой критики (по отсутствію химическаго анализа самого кумыса), то, во всякомъ случа, они были бы несомннно полезне современнаго невжества, прикрывающагося жалкими фразами, повыдерганными изъ медицинскихъ учебниковъ. Между тмъ о подобнаго рода наблюденіяхъ и выводахъ нтъ и не можетъ быть рчи въ настоящую минуту, объ нихъ никто и не заботится. Чумазый башкиръ знаетъ только свое: ‘ашай, бачка, кумысъ’, въ цивилизованныхъ кумысолечебныхъ заведеніяхъ больныхъ дважды взвсятъ (объ этомъ единственно ученомъ пріем мы скажемъ впослдствіи подробне), прочтутъ въ назиданіе ученую диссертацію ‘о благотворномъ вліяніи кумыса на организмъ’, при случа посовтуютъ: ‘кушайте десять стакановъ’ вмсто одинадцати, изрдка же попадающіеся на кумыс иногородніе эскулапы уподобляются зефирамъ: порхнутъ и скроются.
На какихъ же основаніяхъ, не имя подъ рукой ни химическаго анализа, ни даже эмпирически выработанныхъ общихъ началъ, заставляютъ наши мудреные врачи своихъ паціентовъ глотать громадные пріемы lac fermentatum? Какимъ путемъ приходятъ они къ заключенію, что башкирская ‘живая вода’ не послужитъ къ ускоренію поздки въ Елисейскія поля?
Спросите отвта на эти вопросы у доктора, посылающаго васъ на кумысъ, да кстати же спросите его: честно ли ставить на карту здоровье и жизнь другихъ?
Конечно, спеціалистъ, пріхавшій на кумысъ, могъ бы познакомить публику съ боле блестящими доказательствами полнйшаго невжества своихъ собратій, но и на нашу долю выпала сотня примровъ, по которымъ весьма основательно можно было придти къ заключенію о степени блаженнаго невденія даже звздъ первой величины медицинскаго міра: на кумыс мы встрчали больныхъ желудочнымъ катарромъ, развившимся вслдствіе застоя крови, при хроническомъ страданіи сердца, первые пріемы кумыса производили у такихъ больныхъ сердцебіеніе, дальнйшіе же вызывали лихорадочные пароксизмы, черезъ дв-три недли эти больные окончательно превращались въ мертвецовъ, встрчали беременныхъ женщинъ, у которыхъ кумысъ вызывалъ рвоту, грозившую произвести выкидышъ плода, нервные больные испытывали отъ кумыса страшныя головныя страданія, заставляющія ихъ кричать на все заведеніе, у страдавшихъ бугорчаткой легкихъ первые стаканы кумыса вызывали кровохарканіе и т. д. Достаточно было докторамъ самаго поверхностнаго знакомства съ свойствами кумыса (между прочимъ, возбужденіе кровеносной системы), чтобы избавить всхъ этихъ больныхъ отъ лишнихъ тратъ и страданій.
Мы не говоримъ здсь о масс больныхъ съ развитіемъ бугорчатки въ послднемъ період или о тхъ больныхъ, у которыхъ вс признаки указывали на присутствіе рака въ кишечномъ канал, ихъ слало на кумысъ уже не блаженное невжество, но безчеловчная недобросовстность: тащись за смертью хоть тысячу верстъ, отравляй послднія минуты одиночнымъ, безпризорнымъ страданіемъ, но только умирай не на нашихъ глазахъ, не роняй нашу практику.
Отсылая, по пословиц: ‘куда кривая ни вынесетъ’, больныхъ на кумысъ, доктора предписываютъ (нельзя безъ предписаній и ‘сухихъ тумановъ’: честь знамени того требуетъ) непремнное соблюденіе нкоторыхъ правилъ, при употребленіи lac fermentatum: такъ, при обнаруживающемся понос, паціентъ долженъ пить кумысъ крпкій, при противоположномъ явленіи — слабый и проч. Подобное раздленіе кумыса (на крпкій, средній и слабый) существуетъ только въ пылкомъ воображеніи докторовъ и въ рекламахъ, которымъ они врятъ на слово, а потому и исполненіе спасительныхъ совтовъ является здсь такъ же, возможнымъ, какъ возможно исполненіе большинства докторскихъ предписаній, даваемыхъ бднякамъ: ‘спокойствіе духа, легкая, но питательная пища, благопріятный климатъ Италіи и проч.’ Ближе къ истин кумысъ слдуетъ длить на порядочный (встрчающійся впрочемъ, какъ рдкость), плохой и отвратительно-гадкій (встрчающіеся всплошную). Послдніе виды кумыса добываются двоякимъ путемъ: или посредствомъ безцеремоннаго разведенія кумыса водой и кобыльимъ молокомъ (бурда эта обладаетъ гнуснйшимъ, возбуждающимъ тошноту, вкусомъ) или посредствомъ превращенія кумыса (отъ долгаго стоянія) въ уксусъ. Встрчаются больные съ геройствомъ, достойнымъ лучшей участи, глотающіе и тотъ и другой видъ отравы, въ продолженіе цлыхъ недль, но большинство больныхъ пьетъ обыкновенно въ этотъ періодъ стаканъ-два кумыса въ день (чтобы успокоить совсть), и только когда вмсто бурды появится напитокъ боле удобоваримый и мене опасный — съ лихвой вознаграждаетъ себя за потерянное.
Докторамъ, считающимъ излишнимъ личное знакомство съ кумысными порядками, совтуемъ подумать: какое, напримръ, вліяніе можетъ произвести стакановъ сорокъ кумыса, выпитыхъ въ продолженіе сутокъ, при страданіяхъ мочеваго пузыря (и такихъ посылаютъ на кумысъ), или уксусъ при катарр кишокъ, при образованіи кислотъ, требующемъ употребленія противокислотныхъ средствъ?
Посылая своего паціента глотать башкирскую ‘живую воду’, докторъ не преминетъ, въ вид утшенія, указать ему на нсколько случаевъ ‘чудотворнаго’ дйствія кумыса. Въ кумысолечебныхъ заведеніяхъ и степяхъ, конечно, стараются придать особую важность этимъ разсказамъ, тамъ назовутъ даже имена, отчества, званія мертвецовъ, поднятыхъ на ноги ‘живой водой’. Вс эти разсказы относятся преимущественно къ бугорчатк. Безспорно, съ точки зрнія гуманизма, подобное утшеніе похвально: заставляя человка тащиться сотни, тысячи верстъ, зачмъ же отнимать у него надежду, но цнность этихъ разсказовъ подрывается до весьма значительной степени нижеслдующими обстоятельствами: самые опытные діагносты, ошибаясь сплошь и рядомъ въ опредленіяхъ свойства болзни, придаютъ ей характеръ боле серьезный, чмъ она иметъ на самомъ дл, или принимаютъ симптомы, только предшествующіе болзни, за самую болзнь. Слдовательно, болзнь, окрещенная докторомъ чахоткой, не всегда еще чахотка. Это во-первыхъ.— Во-вторыхъ: на кумыс, указывая пять-шесть случаевъ воскресеніи изъ мертвыхъ, обыкновенно скромно умалчиваютъ о сотн примровъ, гд судьба оказывалась мене благосклонной къ людямъ. Затмъ, бугорчатка легкихъ, хотя и принадлежитъ къ числу самыхъ неумолимо послдовательныхъ недуговъ, но извстно, что и въ этой послдовательности встрчаются исключенія {‘Рдко случается, что бугорки уничтожаются, при чемъ всасываются распавшіяся и разжиженныя части бугорка, а на мст послдняго остается срый или чернопигментированный рубецъ. Къ рдкимъ исходамъ относится омлотвореніе бугорка, оно встрчается если во время разжиженія бугорка въ его составныя части отлагаются извстковыя соли, которыя по всасываніи жидкихъ частей образуютъ извстковое ядро’. Кунцъ.}. Наука не выяснила еще причины этихъ отступленій, а потому и не нашла средствъ ввести въ организмъ т элементы, присутствіе которыхъ обусловливаетъ происхожденіе отступленій. Чахоточнымъ указываютъ, какъ на средство спасенія — жизнь въ конюшняхъ, въ сосновыхъ домахъ, заставляютъ ихъ дышать воздухомъ, напитаннымъ дегтярными парами, даютъ имъ нефть, рыбій жиръ и проч. На массу случаевъ, гд болзненный процессъ заканчивался смертью, конечно, придется нсколько примровъ противоположнаго исхода, но ни одинъ (добросовстный) врачъ не скажетъ, что въ данномъ случа именно въ его-то метод и заключалось спасеніе. Въ прошломъ году мы встртили больного, лучшіе доктора нашли у него чахотку и приговорили къ смерти, однакожъ, проживъ лто въ лсу и немилосердно истребляя пар
Соколовский Николай Михайлович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Русские Фра-Дьяволы, Соколовский Николай Михайлович, Год: 1869
  2. Г. Р. Державин. Его жизнь, литературная деятельность и служба, Брилиант Семен Моисеевич, Год: 1893
  3. Джон Локк. Его жизнь и философская деятельность, Литвинова Елизавета Федоровна, Год: 1892
  4. Маколей. Его жизнь и литературная деятельность, Барро Михаил Владиславович, Год: 1894
  5. Первый замечательный шут … Петра Первого Великого, Балакирев, Добронравов Николай Евгеньевич, Год: 1913
  6. Древнейшие христиане на Руси, Каразин Николай Николаевич, Год: 1872
  7. Фенелон, воспитатель Герцога Бургонского, Лагарп Фредерик Сезар, Год: 1809
  8. Микеланджело. Его жизнь и художественная деятельность, Брилиант Семен Моисеевич, Год: 1891
Электронная библиотека