Евгений Сипко.
Истинный украинский патриот
Евгений Сипко.
Истинный украинский патриот
———————————————————————-
Истинный украинский патриот, Сипко Евгений, Год: 2003
Время на прочтение: 11 минут(ы)
В чем состоит практическое предназначение истории как науки? Ответ ясен и прост: чтобы, зная свое прошлое, лучше ориентироваться в настоящем и будущем. На первый взгляд история не так востребована, как физика, химия и кибернетика, но, именно, на первый взгляд. ‘Кто закрывает глаза на прошлое, становится слеп в настоящем’ — изрек один политиков.
Может, оттого народ на Украине настолько безразличен ко всему происходящему, что просто не знает своей настоящей истории. То, что нынешняя украинская история, построенная по схеме Грушевского, — искусственна — более, чем очевидно. Но не менее искусственна и марксистская схема с ее упрощенным классовым подходом ко всему, хотя она и имеет ряд преимуществ.
Пора по-другому взглянуть на нашу историю, хоть на миг избавиться от тех стереотипов, которые нам внушали и в период советской власти, и в период ‘незалежности’. Для этого читателю предоставляется возможность ознакомиться со статьями нашего земляка, киевлянина Василия Витальевича Шульгина (1878-1976), написанные в разное время на страницах редактируемой им газеты ‘Киевлянин’. Знатокам он известен как автор книг ‘1920’, ‘Дни’, ‘Три столицы’, ‘Годы’, ‘Что нам в них не нравится’, ‘Письма русским эмигрантам’. Но широкому кругу это имя мало известно, а напрасно, ибо идеи, которые он пропагандировал на страницах самой читаемой в дореволюционном Киеве газете во многом заставляют задуматься над многими вещами. Кому-то они могут показаться тенденциозными, но это лишь потому, что эти идеи идут вразрез с современной официозной линией.
А теперь наведем небольшую биографическую справку об этом замечательном человеке, ибо его жизнь — это, по сути, целая эпопея.
Василий Витальевич Шульгин родился 13(1) января 1878 г. в Киеве в дворянской семье, владеющей крупным поместьем в Волынской губернии. Отец его — Виталий Яковлевич Шульгин (1822-1879), родом из Калуги, — был известным историком, профессором Киевского университета Св. Владимира, написавший несколько очень интересных учебников всемирной истории, по которым училось несколько поколений русских гимназистов [Энциклопедический словарь: Т. XL / Издатели Ф.А. Брокгауз (Лейпциг), И.Л. Ефрон (С.-Петербург). — С.-Пб, 1904. — С. 4-5]. Но, кроме всего этого, он был и основателем газеты ‘Киевлянин’ — крупнейшей в Юго-Западном крае. Основную задачу этого издания В. Я. Шульгин изложил на первой странице ее первого номера 13 (1) июля 1864 г. — выяснение и укрепление того положения, что Юго-Западный край — ‘край искони русский’. Газета энергично боролась с украинским сепаратизмом и польской интригой, в чем она оставалась последовательной до самого конца. Она была самой читаемой в Юго-западном крае и находила широкое распространение не только в консервативных и чиновничьих, но и в умеренно-либеральных кругах [‘Киевская мысль’. — 1913. — 30 июля]. В то же время интеллигенция с социалистическими взглядами ее ненавидела, проклинала, как только могла.
Умер В.Я. Шульгин в 1879 г., когда сыну был только 1 год.
Отчимом В.В. Шульгина был профессор политэкономии Киевского университета Дмитрий Иванович Пихно (1853-1913), в руки которого перешел ‘Киевлянин’. В советское время утверждалось, что с переходом газеты в руки Пихно, она превратилась в ‘погромный листок’ [Малая советская энциклопедия. Т. 5. — М., 1936. — С. 42]. В действительности же Д.И. Пихно всегда осуждал погромы и необоснованное гонение на евреев: так повела себя газета во время процесса по делу Дрейфуса во Франции, когда симпатии ее, явно, были на стороне обвиняемого — она утверждала, что, суд — не арена для политической борьбы и когда речь заходит о чести, добром имени, то здесь совершенно неприемлемы ни идеи национализма, ни политические принципы [‘Киевлянин’. — 1899. — 9 сент.]. Также осуждающе ее тон звучал и в отношении еврейских погромов (‘Насилие при всяких условиях есть насилие, грабеж при всяких условиях есть грабеж’), хотя в то же время газета неоднократно подчеркивала значительное участие евреев в деле разрушения России. И под влиянием этих принципов формируется мировоззрение В.В. Шульгина.
Учился В.В. Шульгин во 2-й Киевской гимназии. С успеваемостью у него дела обстояли слабо: в аттестате зрелости у него из 11 предметов по 6 стояли тройки, в частности, по русскому языку, истории, латыни, что, однако, не помешает стать ему талантливым публицистом и своего рода философом.
Он окончил юридический факультет Киевского университета Св. Владимира и вскоре стал земским гласным и почетным судьей. В 1906 г. был избран от Волынской губернии в депутаты Государственной думы. В думе он занял правые места, правее октябристов. Правда, с наиболее резкими и грубыми высказываниями крайне правых монархистов он не соглашался и поэтому был в числе тех депутатов, которые выделились из фракции ‘правые и умеренные’ и основал 25 октября 1909 г. новую фракцию ‘русские националисты’ [Шульгин В. Годы в книге: Шульгин В. Годы. Дни. 1920. — М., 1990. — С. 70]. Представители этой фракции в общем были близки к ‘черносотенцам’, однако не разделяли ряда важнейших их устремлений [Кожинов В. ‘Черносотенцы’ и Революция. — М., 1998. — С. 73].
В думе он активно поддерживал политику Столыпина.
В 1913 г., после смерти Пихно, в руки Шульгина перешла газета ‘Киевлянин’ и на ее страницах он вступает в решительную борьбу с украинским сепаратизмом и ‘освободительным движением’, т. е. социалистами.
С началом войны 1914 г. Шульгин добровольцем отправляется на фронт. Он принимает участие в операции русских войск в Галиции и видел, как тепло относится ее население (не только русины, но и поляки) к русским войскам, как солдаты австро-венгерской армии славянской национальности добровольно сдавались в плен, не желая воевать против братской России. Все это убедило Шульгина в том, что война со стороны России носит справедливый характер, что она представляет собой борьбу славянства за свое достоинство, свободу и саму жизнь. Он видел и другое — насколько германская армия технически превосходит русскую. В русской армии ощущалась острая нехватка боеприпасов. И в результате в 1915 г. ей пришлось оставить не только Галицию, но и часть собственно российской территории: Польшу, Литву, Западную Белоруссию. И причину тому Шульгин усматривал в бездарности правительства и прогнившем бюрократическом аппарате. ‘Один этот счет — приговор правительству. Приговор в настоящем и прошлом.’ [Шульгин В. Дни. В книге: Шульгин В. Годы. Дни. 1920. — С. 386.].
И поэтому он решил вернуться в политику.
В 1915 г. Шульгин приезжает в Петроград, когда была вновь созвана Государственная дума. С этого момента он вступает в непримиримую оппозицию правительству. И при этом готов был даже объединиться со вчерашними противниками — кадетами. С 1915 г. он член Прогрессивного блока, выступает с резкими оппозиционными речами.
С началом февральской революции Шульгин вместе с Гучковым едет в царскую ставку и принимает от Николая II отречение от престола в пользу своего брата великого князя Михаила Александровича. На следующий день ему пришлось присутствовать при отказе Михаила принять престол.
Во время правления на Украине Центральной Рады он резко выступает против проводимой ею политики. Причем, он не выступал против автономии как таковой. Однако в требовании о немедленной автономии, да еще и со всеми атрибутами государства, он усматривал акт враждебный по отношению к России, особенно в условиях близости военных действий, ведь ему хорошо было известно и это является достоверным фактом — что в Германии и Австро-Венгрии в это время активно ратовали за отторжение Украины от России. Он считал, что Центральная Рада должна предъявить свои требования об автономии на Российском учредительном собрании. И в этом он был не одинок. В этом ему вторила по сути вся южнорусская интеллигенция, например, ученый совет университета Св. Владимира.
Одновременно Шульгин готовится к выборам в Украинское учредительное собрание, для чего формирует свой избирательный список — Русский внепартийный блок с целью доказать, что Юго-Западный край — край, действительно, русский. На выборах в январе 1918, он одержал блистательную победу, хотя и воплотить в жизнь избирательные лозунги не удалось, ибо события на Украине, да и во всей России, развивались с молниеносной скоростью.
После захвата власти большевиками Шульгин стал одним из идеологов Белого движения, участвовал в создании Добровольческой армии. Совместно с генералом Драгомировым в августе 1918 г. разработал ‘Положение об Особом совещании’. Редактировал газету ‘Великая Россия’, на страницах которой пропагандировал три основных принципа: верность союзникам — державам Антанты, восстановление единства Русского государства, борьба ‘с массовым помешательством, именуемым социализмом’ [‘Киевлянин’. — 1919. — 28 авг.]. В это время он отдает предпочтение установлению конституционной монархии в России (кандидат на престол великий князь Николай Николаевич), но в то же время считал, что на данный момент этот вопрос не стоит выставлять на повестку, поскольку ‘Россию еще надо добыть’ [Там же].
Статьи Шульгина использовала для пропаганды деникинское осведомительное агентство [Жуков Дм. [ Вступ. ст.] в книге Шульгин В.В. Дни. 1920. — М., 1989. — С. 42].
18 августа 1919 г., когда деникинские войска вошли в Киев, сюда же прибыл и Шульгин, а уже 21 августа было возобновлено издание газеты ‘Киевлянин’ [Издание газеты ‘Киевлянин’ было прекращено 9 марта (25 февраля) 1918 г. по случаю вступления в Киев немецких войск].
Он был уверен в победе, но вскоре, пол влиянием ряда поражений Добровольческой армии, его стал охватывать пессимизм.
После разгрома Белых в 1920 г. в Крыму Шульгин вместе с Врангелем бежит в Югославию. Жил во Франции, Германии, Югославии, сохранив за собой свое имение на Волыни, оказавшееся теперь на польской территории [Жуков Дм. Ключи к трем столицам в книге Шульгин В. В. Три столицы. — М., 1991. — С. 414].
Зимой 1925/26 гг. Шульгин по фальшивому паспорту тайно посетил СССР, побывав в родном Киеве, Москве и Ленинграде. Причиной этой поездки был поиск своего сына, которого он потерял в гражданскую войну, но фактически это был лишь предлог, настоящей же причиной было желание собственными глазами увидеть жизнь в России при большевистском режиме, поскольку газетная информация о том, что происходит в Советской России его не устраивала. И он не подозревал о том, что вся его поездка контролируется органами ОГПУ в рамках операции ‘Трест’.
После возвращения из СССР он пишет книгу ‘Три столицы’, в которой изложил собственные впечатления, сложившееся от поездки. Основные выводы таковы: ‘Все, как было, только хуже.’ и ‘Я думал, что я еду в умершую страну, а я вижу пробуждение мощного народа.’ [Шульгин В.В. Три столицы. — М., 1991. — С. 84, 287], хотя большевизм в ней по-прежнему ненавидит.
С 1931 г. Шульгин отошел от активной политической деятельности и поселился со своей второй женой Марией Дмитриевной, дочерью генерала Сидельникова, в Югославии в городе Сремски Карловцы, где было расположено последнее прибежище врангелевцев.
В октябре 1944 г. Сремски Карловцы были освобождены советскими войсками, а в январе Шульгин был препровожден советскими органами в Москву и за активную антисоветскую деятельность приговорен к 25 годам тюрьмы. В 1956 г. он был досрочно освобожден и остался жить во Владимире, сюда же из Югославии к нему приезжает жена.
В 1960-е годы он публично обратился к русской эмиграции с призывом отказаться от враждебного отношения к СССР, признавая положительные заслуги советской власти: ‘То, что делают коммунисты в настоящее время, т. е. во второй половине ХХ века не только полезно, но и совершенно необходимо для 220-миллионного русского народа, который они за собой ведут. Мало того, оно спасительно для всего человечества, они отстаивают мир во всем мире.’ [Шульгин В.В. Письма к русским эмигрантам. — М., 1961. — С. 43]. Хотя в действительности отношение Шульгина к советской власти было гораздо более сложным и противоречивым, о чем он начистоту высказался в книге ‘Опыт Ленина’, опубликованную сравнительно недавно. В ней автор пишет о том, что коммунистический режим в СССР очень важен как эксперимент для истории как России, так и всего человечества и его ни в коем случае нельзя прерывать насильственно, ему нужно дать реализоваться полностью, чтобы история рассудила — вреден он или полезен.
Умер 15 февраля 1976 г. на девяносто девятом году жизни во Владимире.
Как видим, он прожил долгую жизнь, дай Бог каждому такую. Он пережил несколько страшных катаклизмов: первую мировую войну, революцию, гражданскую войну, вторую мировую войну и нацистскую оккупацию. За свою долгую жизнь он многое успел пересмотреть в своих политических взглядах, однако остался верен тем принципам, которые и составляли весь смысл Белого дела. И в этот эпитет он вкладывал не столько политический, сколько, философский, морально-эстетический смысл: Белый — значит, чистый, благородный, честный.
Но на этом мы не будем особо останавливаться, ибо нас Шульгин интересует, прежде всего, в украинском масштабе, его позиция по украинскому вопросу, а она тоже занимает немаловажное место.
Как уже отмечено выше, отношение его к отделению Украины от России — ‘мазепинству’ — было однозначно негативным. В этом он совершенно небезосновательно усматривал деяние австро-германской агентуры в их деле расчленения и порабощения России. Для Запада любая сильная Россия, хоть царская, хоть большевистская, была костью в горле. Как черт ладана опасался он ее усиления, а вместе с ней — и славянства. И поэтому для него предпочтительно было видеть Россию максимально ослабленной, сотрясаемой внутренними смутами, расчлененную на множество буферных государств. И особое место они отводили как раз Украине. Известный украинский русофоб Дм. Донцов, духовным наследием которого живут нынешние ‘щирые’, в книге ‘Історія розвитку української державної ідеї’, объясняет это двумя причинами: это и ее важное экономическое значение, а главное то, что именно, что именно присоединение Украины обусловило престижное положение России в славянском мире. Россия была единственным славянским государством, которое не только сумело отстоять свою свободу перед непрошенными гостями, но и создать сильную и могучую державу. С тех пор южные славяне, которые изнывали под гнетом турок, стали смотреть на нее как на свою защитницу [Но помимо экономических и стратегических причин, следует указать еще и духовный фактор, а именно — то огромное символическое значение, которое занимает Киев в российской истории как ‘матерь городов русских’, откуда ‘есть и пошла русская земля’]. И из слов того же Донцова можно заключить, что украинский сепаратизм имеет ярко выраженную антиславянскую направленность и, прежде всего, направлен против самого украинского народа. Особенно это ярко выразилось во время ‘союза’ гетмана Дорошенко с османской Турцией в конце XVII века. Последнюю Донцов называет ‘протектором’ и ‘оборонцем визвольневих змагань’ Украины. А во, что вылилась подобного рода ‘протекция’ — хорошо известно — это описано в повести Д. Мордовца ‘Крымская неволя’. Что ж, поблагодарим г-на Донцова за такую откровенность. Врага надо разоблачать его же аргументами.
И поэтому в деле разоблачения предательской сути украинского сепаратизма Шульгин совершенно беспощаден. Но, ненавидя всей душей кучку политических авантюристов, он, отнюдь, не противопоставлял ‘хохлов’ ‘кацапам’, как это делают ‘щирые’, а считал и тех, и других, представителями одного народа. Если у него и встречается термин ‘хохлы’, то он не имеет здесь какого-либо презрительного значения, наоборот, из первой же статьи видно, что он по-настоящему любил Украину и ее народ. Его национализм не имеет ничего общего с той звериной ненавистью, пронизывающей весь украинский галицкий национализм (да, который, и национализмом-то трудно назвать). Лозунг ‘Украина для украинцев’ в подлиннике следует читать так: Украина для небольшой кучки политических авантюристов и предателей совершенно различного этнического происхождения (к примеру, тот же Донцов был великоросом), извечно находившихся на услужении у Запада и Турции [В этом смысле его статьи сегодня были бы полезны, как никогда, ведь на последних-то парламентских выборах откровенно прозападные и русофобские силы набрали внушительное количество голосов и уже видят себя на белом коне].
А в то время, которое описывает Шульгин, украинские самостийники в своем лобызании сапог немецко-австрийским интервентам зашли настолько далеко, что последние относились к ним не иначе, как с презрением. И даже после того, как немцами была разогнана Центральная Рада, они продолжали унизительно прислуживаться перед ними, заверяя их о своей дружбе с великим и храбрым германским народом. Об этом, в частности, свидетельствуют два воззвания Украинского национально-державного союза (организации, созданной украинскими политическими партиями после разгона Центральной Рады) [Заява українських політичних партій до гетьмана і Відозва Українського державного союза до німецького народа. — Одеса: Вид-во ‘Селянська самоосвіта’. Друк. УНР Губерніяльного комісаріата освіти, 1918. — 16 с.]. В них высказывалось резко негативное отношение к политике нового гетманского правительства, которое является ‘антиукраинским’ и проводит политику, направленную на возрождение ‘единой неделимой России’, враждебно относится ‘до наших союзників німців’ [Там же. — С. 4].
Кто-то по этому поводу может сказать, что и среди русских монархистов, сторонников ‘единой неделимой’ — также нашлось немало таких, которые в 1918 году большевикам предпочли немцев. Что было, то было. Слов из песни не выкинешь. Но Шульгин-то как раз к таковым и не принадлежал: ‘Я же от себя лично заявляю: землю у меня отнял русский народ, я буду ждать, пока он сам признает, что так поступать несправедливо, но из немецких или австрийских рук я своего имения не возьму.’ [‘Киевлянин’. — 1918. — 5 янв.]. Эту фразу не мешало было бы выучить наизусть и там, где нужно, процитировать, чтобы помнили о том, что не все продается и не все покупается. И в связи с приходом немцев в Киев газета ‘Киевлянин’ в знак протеста прекратила свое издание.
Шульгин не стал унижаться и перед ‘союзниками’ — французскими интерветами, с которыми ему довелось столкнуться в Одессе в начале 1919 г., перед тем как он вместе с войсками Деникина вернулся в Киев. Французы вели себя в Одессе, пожалуй, не менее чванливо, чем немцы. В марте 1919 г. они полностью устранили деникинские власти, взяв власть в свои руки. Но одновременно они пытались примерить деникинцев с петлюровцами (к этому времени Петлюра готов был продать Украину Франции, превратив ее в колонию). Тогда же состоялись переговоры между представителем французского командования полковником Фрейденбергом и Шульгиным, представлявшим генерала Деникина. Французская сторона настойчиво пыталась склонить командование Добровольческой армии к союзу с Петлюрой, чтобы таким образом сконсолидировать все антибольшевистские силы. Французы дали понять, что им совершенно безразличны интересы России, а главное сейчас — это борьба с большевиками (точно такой же точки зрения придерживался тогда британский военный министр Черчилль). На это Шульгин, естественно, ответил категорическим отказом.
Шульгин, будучи активным участником Белого движения, равно, как и Деникин, представлял ту его часть, для которой прежде всего была Россия, а не сохранение классовых привелегий.
Так будет и 20 с лишним лет спустя, уже во время гитлеровского нашествия. Многие русские белоэмигранты готовы были поддержать Гитлера в войне против Сталина. К таковым принадлежали члены Русского обще-воинского союза (РОВСа), созданного еще генералом Врангелем. Для них это было продолжение Белой борьбы. Но Шульгин, уже будучи в преклонном возрасте, за ними не пошел, ибо это противоречило тем его принципам, которые он вкладывал в эпитет ‘Белое дело’. Правда, за это его советская власть соответствующим образом ‘отблагодарила’. Писатель Жуков, которому довелось быть знакомым с Шульгиным, когда тот вышел на свободу, вспоминает, как он охарактеризовал тех белоэмигрантов и советских людей, которые во время войны 1941-45 гг. сражались по другую сторону баррикад: эти люди недостойны называться Белыми.
Однако я несколько далеко ушел от заданной темы.
Неподготовленного читателя могут шокировать нападки Шульгина на ‘мову’ профессора Грушевского. Но в том-то и дело, что он проводил четкую грань между красивым и мелодичным малороссийским наречием, на котором звучат народные мелодии, на котором слагал свои стихи Шевченко и тем, искусственно изобретенным в Галиции языком, куда было добавлено множество немецких и польских слов, чтобы сделать его как можно меньше похожим не только на русский, но и на малорусский язык и который на территории российской Украины никто не понимал [Гетман Скоропадский, которого никак нельзя заподозрить в русском национализме и враждебности к украинским сепаратистам, отмечал, что в украинском галицком языке на 5 слов 4 польского и немецкого происхождения (Павло Скопопадський. Спогади. — Київ, Філадельфія, 1995. — С. 233)]. И вот на этом-то языке с его раздельно от глаголов пишущимися ‘ся’ профессор Грушевский и писал свои пресловутые ‘труды’.
А вообще по поводу языкового единства великороссов и малороссов, в XIX — начале ХХ века между учеными писателями разгорелся оживленный спор: считать ли малорусский язык диалектом русского языка или же — самостоятельным славянским языком. Я, не будучи филологом, не хочу в него влезать, но отмечу, что между разными этническими группами немцев различия не меньшие чем, между русскими и украинцами (в Германии распространена областническая литература на местных диалектах) и, тем не менее, все они считают себя единым народом. Впрочем, так рассуждать можно до бесконечности. Пора, наконец, подвести итог.
Повторяю еще раз, что для многих неподготовленных украинских читателей, которые привыкли считать себя совершенно отдельным народом, статьи Шульгина, где доказывается совершенно обратное, могут показаться громом среди ясного неба. Однако они волей-неволей заставят себя задуматься над многими проблемами, тем более, что стиль у Шульгина превосходный и способный запечатлеваться в памяти. Хотя выводы от прочитанного будут у каждого свои.
Источник текста: ‘Русская Правда’, г. Киев. 24 апреля 2003 года