Искус, Гофман Виктор Викторович, Год: 1910 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 20 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Виктор Гофман

Искус

I. Природа

1. Песня к лугу

Луг золотистый,

Сонный и влажный,

Тихий, лучистый,

Как песня протяжный, Ты все такой же,

Как был и в раю,

О, успокой же Душу мою!

Сотни веков исступленною бурей

Мир сотрясали — и что ж?

Светлое царство прозрачной лазури,

Царство лазури все то ж,

Также над миром дрожат аметисты,

Никто их в корону не вплел королю.

Символ безбурности, — луг золотистый,

Влажно-лучистый, тебя я люблю.

Утром весь дышащий, сонный и свежий,

Нежно на солнце блестя,

С спуском зеленым зеленых прибрежий

Ты радостен, словно дитя,

Взорами ясными белых кувшинок,

Смеясь, ты на солнце глядишь,

Сколько росинок, сколько слезинок

Снова ему подаришь!

Но полдень становится душен,

Пьянит тревожной мечтой.

Как прежде ты солнцу послушен.

Днем золотым — золотой.

Лежу, созерцая безбрежность,

Едва приоткрывши глаза.

Весь мир — бирюзовая нежность,

Весь мир — одна бирюза.

Вечером тихим ты спелый и желтый

С огненно-красной каймой.

Вечер, как рад я, что снова пришел ты,

Ласковый вечер, ты мой.

Вот я, как слабый, поникнувший колос,

Больше борьбы не приму.

Сердце устало, сердце боролось.

Надо заснуть и ему.

Ночью ты бледный, дымчато-сизый,

Над тобою колдует туман.

Белые, влажные ризы

Протянулись от западных стран.

Но снова настанет рассвет бледно-алый,

Он будет такой же, как был и в раю,

Душа еле дышит, устала, устала,

Луг, успокой же душу мою!

1906

2. Весне

Весна, приди, не медли боле, —

Мое унынье глубоко, —

Моей усталой, тихой боли

Коснись ласкающе-легко.

Я изнемог от дум бессильных,

От исступления в борьбе,

Как узник из глубин могильных,

Тянусь я с трепетом к тебе.

Природы грустный отщепенец,

Восславивший природный ум,

Я жалкий пленник жалких пленниц —

Навек порабощенных дум…

О, если б быть опять ребенком,

Не думать горько ни о чем,

Тонуть в сиянье нежно-тонком

Под воскрешающим лучом.

Чтоб, затушив мятеж сознанья,

Приникнуть к шелестам травы,

Впивая тихое сиянье

Непостижимой синевы.

1908

3. Апрель

Душа, живи как все в природе,

Люби неведомую цель.

Смотри, на синем небосводе

Опять зацарствовал апрель.

Всё опьянилось тонким хмелем —

И свет, и воздух, и глаза.

Всё дышит радостным апрелем,

Во всё проникла бирюза.

Всё верит: чудо совершится,

Воскреснет жизнь — и в этом цель.

Мир лучезарно возродится, —

Ведь снова царствует апрель.

Лишь ты одна во всей вселенной,

Весну сознаньем заглуша,

Не можешь быть светло-блаженной,

Порабощённая душа.

О, будь как все, вернись к природе,

Сознаний бремя удали,

Прильни к лучам на небосводе

И к вешним трепетом земли.

И чудо жизни совершится —

Воскреснешь ты — и в этом цель.

Мир лучезарно озарится, —

Ведь снова царствует апрель.

1908

4. Весенние грезы

Стало небо совсем бирюзовым.

Бесконечна его глубина.

Стала звать завлекающим зовом,

Стала в душу проситься весна.

Лепесточки блаженно замлели,

Весь взволнован и радостен лес.

Полюбил я скитанья без цели,

Ожидание светлых чудес.

Разбросали песок по дорожкам.

Золотистый — еще не измят,

Ты сидела опять под окошком,

Я поймал провожающий взгляд.

Ты лелеяла сонные грезы,

Доверялась лучистой весне.

Точно призрак мерцали березы,

Выделяясь на белой стене.

Я ушел по хрустящей дорожке,

И твой взгляд протянулся за мной.

Ты весь вечер сидела в окошке

И весь вечер дышала весной.

Ты весь вечер мечтала неясно,

И был влажен твой взор и глубок,

Улыбаясь глядела на красный,

Нерастоптанный, крупный песок.

А вокруг загоралась безбрежность,

И казались так полны чудес —

Бирюзовая, тихая нежность

И блаженно-взволнованный лес.

1905

5. Весною

Чу, запахло весной,

Воздух нежен и тих.

Мир, как слабый больной,

В ожиданьи затих.

Мир измучен в плену

Беспощадных снегов.

Жаждет встретить весну

С голубых берегов.

Жаждет нежной весны

С хороводом чудес,

Голубой глубины

Лучезарных небес.

Под напором дождей

Задрожавших кустов

И улыбок людей,

И улыбок цветов.

Мир блаженно притих,

Как усталый больной.

Воздух ласково-тих —

Чу, запахло весной.

1908

6. Радость весны

Весной я радуюсь всем звукам,

Что мне доносятся в окно.

С воскресшим гулом, с вешним стуком

Так много в жизни сплетено.

Предавшись сладостным мечтаньям,

Гляжу с восторгом в вышину.

Легко скользит по белым зданьям

Луч, воскрешающий весну.

Сверкают окна ярким блеском,

Расцвечены обломки льда, —

Из желобов с веселым треском

Теснит их вешняя вода.

На площадях, уже растаяв,

В ручьи сбежался вешний снег.

Как снова бодр и звон трамваев,

И окрылившийся их бег!

Под грузным колесом пролеток

Как весел лужи звонкий всплеск.

Крестов, карнизов и решеток

Вновь возродился жар и блеск!

Все возродилось, все лучисто,

Все вешним днем восхищено,

Врываясь с радостью искристой

В мое раскрытое окно.

1908

7. ЗНОЙ

Вы встали поздно. Не хотелось.

Томила сладостная лень.

Хоть солнце в окна к нам гляделось

И ликовал лучистый день.

Казалось жарко, очень жарко.

Куда пойти в томящий зной —

В тенистость шепчущего парка

Или на камни над волной?

Весь раскален навес балконный.

От солнца щурятся глаза.

Пред вами шелестно и сонно

Катится моря бирюза.

Или спуститься в сад фруктовый

Смотреть расцветов красоту? —

Зеленый, розовый, лиловый,

Он весь в ликующем цвету…

Вот осторожный шаг нащупал

Одну тропинку вдоль травы.

Безбрежна высь. Безбрежен купол

Глубокой, мягкой синевы.

Все море нежно-бирюзово,

Как бы закутано в фату.

Лучист и зелен сад фруктовый,

Ах, сад фруктовый весь в цвету!

Вы тихо сели на скамейке.

На ней от солнца горячо.

Листочек ласковый и клейкий

Дрожа упал вам на плечо.

Кусты олив и винных ягод

Создали призрак темноты…

Вот-вот бегут и снова лягут

Прибоя белые хребты.

И грезы с шепчущею лаской

Прибоем вкрадчивым бегут,

Становятся лучистой сказкой

Безумно-сладостных минут.

Ах, эта сказка — снова, снова

Вы ей отдали всю мечту.

Ей чутко внемлет сад фруктовый

В своем ликующем цвету.

1905

8. Вечерняя песня (I)

Уж солнце тихо поникает,

Стволы деревьев золотя,

Лучами реку рассекает,

В ней отражаясь и блестя.

Закат огнист, лучисто-красен.

Земля лелеет свой покой.

И как-то бесконечно-ясен

Вечерний воздух над рекой.

Зеленый луг — в короне влажной,

Идет туман, а вдалеке

И заунывно, и протяжно

Пастух играет на рожке.

За нами тень давно мелькает.

До новых встреч, мое дитя.

Уж солнце тихо поникает,

Стволы деревьев золотя.

1905

9. ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЯ (II)

Прозрачный вечер. Тихо стынут

Поля, встречающие сон.

В траве зеленой запрокинут,

Я снова счастью возвращен.

С цветами в радостном соседстве, —

Я близок светлой красоте.

Мне кажется, я снова в детстве,

В своей прижизненной мечте…

За нашим маленьким оконцем —

Сиянье солнечных костров.

Наш день окончен вместе с солнцем, —

Дитя не знает вечеров.

Горят и блещут стекол рамы,

Круги рождая наверху.

Зовут унылым звоном в храмы

Тех, что поверили греху.

Ложимся тихо мы в кроватки.

В окно глядится небосклон.

Неясно-радостны и сладки

Мечты, встречающие сон.

В них вплетены и стекол рамы,

И отраженные круги,

И нашей синеглазой мамы

Легко шуршащие шаги.

В них светлым чудом перекинут

Вечерне-яркий небосклон.

И тихо все, и тихо стынут

Поля, встречающие сон.

1905

10. Заснуть

Лучистое небо безбрежно и сине.

Забыться. Заснуть.

В эфирной, в манящей, в лазурной пустыне

Навек утонуть.

Березы — как грезы: мерцают и дышат,

Блаженно дрожат,

Заснули, — нет, слышат, приветно колышут

Зеленый наряд.

Давно все безмолвно в притихнувших далях,

Все жаждет чудес.

Вся жизнь — только в этих лучистых спиралях,

Безбрежных небес.

Давно все безмолвно. Закончились сроки.

И времени нет.

И все охватил, золотой, огнеокий,

Ликующий свет.

В безбрежности тихой, в безбрежности синей —

Обещанный путь.

Забыться, заснуть и в эфирной пустыне

Навек утонуть.

1905

11. В уединеньи

В высокой комнате с балконом,

Как птица в трепетном гнезде,

Я близок только горным склонам

И этой ласковой звезде.

Столичный шум — он был так гулок.

Как грезу в нем подсторожу?..

А здесь, спускаясь для прогулок,

Я словно в чей-то сон вхожу.

Вокруг меня одни равнины,

Их безупречный изумруд,

Холмов изогнутые спины

С хребтом двугорбым, как верблюд…

Я все забыл, живя на склонах,

В уединеньи и тиши,

Спускаясь вглубь лесов зеленых,

Спускаясь вглубь своей души.

Душа и лес так беспредельны,

Так много тайн в их глубине!

Я рад, что дни мои бесцельны,

И счастье грез доступно мне.

Мне снится на моем балконе

Покой качающихся гнезд,

Закатный блеск на небосклоне

И близость ласковая звезд…

1907

12. В волнах качаясь

Пурпурный вечер. По тихим далям

Легли сиянья. Прозрачна тень.

Мы вступим в лодку. Легко отчалим.

Оставим берег. Забудем день.

Вонзится лодка, как будто в ризу,

В струи янтарно-пурпурных волн.

Обрывист берег. Нам надо книзу.

Там между сосен привязан челн.

Наш челн спокойный, наш челн любимый

Скользящий тихо в немой волне,

Близ тихих сосен идущий мимо,

Легко качаясь, как в светлом сне.

Безбрежно счастье немой истомы.

Не надо думать. И можно плыть.

И серебрятся волны изломы,

И вслед за лодкой струится нить…

Полюбим волны, в волнах качаясь,

В дрожащей, в тихой, в вечерней мгле,

Все удаляясь, не приближаясь

К забытой нами, к чужой земле.

Пусть темен берег, пусть он отвесен,

Пусть жутко-черен прибрежный лес,

В душе — сиянье блаженных песен,

Как тихий шопот, как сон принцесс…

1905

13. В грозу

Зловеще-грозный гул грохочущего треска.

На миг открывшийся заоблачный пожар.

И ослепительность стремительного блеска,

И где-то резкий, впившийся удар.

Притихли девушки, чего-то ждут пугливо.

Их взгляд задумчивый печален и глубок.

Вот снова острый блеск и желтых туч разрывы,

И синим пламенем охваченный восток,

Вот снова грозный гул, зловещ и жутко-долог,

Все исступленней дождь, высоко брызжет грязь.

Поднялись девушки, идут к себе за полог

И Божьей кары ждут, задумчиво крестясь.

Повисших ставен сорванные болты

О стену глухо бьют, рыдая и гудя.

Меж темных туч все небо мутно-желто,

И непрерывен шум тоскливого дождя.

1905

14. Песня осени

Уж темно.

О, как рано темнеть теперь стало.

Закрываю окно.

А помнишь, — бывало?

Вечера золотые в венках из рубинов,

Нега сумерек — песни без слов.

Разноцветность пушистых павлинов,

Мягкий шелк кружевных кринолинов,

Силуэты седых исполинов

В очертаньях сквозных облаков.

А теперь

Вечер скучен и длинен,

Крепко замкнута дверь,

И балкон наш пустынен.

Ветер рвет полотно,

Насыщенное долгим дождем.

Вот совсем уж темно

За окном.

Время тянется долго, и оно уж ненужно.

Что мне делать, на что мне смотреть

В этой комнате грустной, при лампе недужной,

Готовой сейчас умереть?

Были дни огневые, как блеск нестерпимый

Мировых лучезарных ракет,

Были яркие дни, как крыло серафима,

Были тихие дни, как прозрачные дымы,

Были нежные дни, как улыбки любимой, —

А теперь этих дней уже нет!

Наши клумбы в саду

Искалечены, как после пыток.

Ветер рвет на ходу

Лепестки маргариток.

Он не знает пощад,

Исступленный грабитель,

Плачет сад,

Словно робких монахинь обитель.

Это празднует месть

Кто-то, любящий тьму.

Не дано ведь доцвесть

Ничему.

1907

15. Осенние листья

Листья осенние жёлтого клёна,

Кружитесь вы надо мной.

Где же наряд ваш, нежно-зелёный,

Вам подарённый весной?

Брошены вы, как цветы после бала,

Как после пира венки,

Словно поношенный хлам карнавала,

Изодранный весь на куски.

Вы отслужили, и вы уж ненужны,

Презренный, растоптанный сор,

Ваш жаркий багрянец, осенне-недужный,

Мой только радует взор.

Прах позабытый умолкшего пира,

Где разрушено всё, разлито,

Листья, вы образ безумного мира,

Где не ценно, не вечно ничто.

Где всё мгновенно и всё — только средство,

В цепи безумий звено,

Где и весна, и светлое детство

Гибели обречено.

Листья, вы будите скорбь без предела

Жаром своей желтизны,

Вы для меня ведь — любимое тело

Так рано умершей весны.

Как же могу я легко, как другие,

Вас растоптавши, пройти,

Жёлтые листья, листья сухие

На запылённом пути?

1907

16. Туман

Вот опять, точно белые пчелы,

Налетают пушинки снегов.

Вот опять этот сумрак тяжелый

Облепил вереницы домов.

Фонари — точно бледные пятна,

Что сейчас вот размоет туман.

Безысходный, седой, необъятный,

Он ползет из неведомых стран.

Он повис на карнизах, на окнах,

Он спустился по выступам стен.

Ах, в его беспросветных волокнах

Безысходный, мучительный плен.

Облепили безумные пчелы,

Искололи до жалобных слез.

Узнаю этот сумрак тяжелый,

Это снова проснулся хаос.

Это древняя песня хаоса,

Это истинный лик бытия.

Черных стен уплывают утесы,

Уплываю куда-то и я.

Вместо неба — бездонность провала,

Протянувшийся в вечность буран.

Все столкнулось, смешалось, упало,

Всем владеет безбрежный туман.

Черных стен в нем исчезли утесы,

В нем навек исчезаю и я.

Это древняя песня хаоса,

Это истинный лик бытия.

1908

17. Снежная песня

Снег колючий щиплет щеки.

Санок бег как по стеклу.

Путь желанный, путь далекий

Увлекает нас во мглу.

Скоро город мы оставим,

Город шума и огней.

В вихри снежные направим

Бег стремительных коней.

Дальше, дальше в мглу метелей,

Где не видно и огня.

Мимо сосен, мимо елей,

Колокольцами звеня!

Ты со мной, и мне так сладко,

Ближе к сердцу прислонись.

По дорого ровной, гладкой

Увлекательно нестись.

Ты со мной в метелях хлестких.

Вновь тобой любуюсь я,

Вся в снегу ты, вся ты в блестках,

О, снегурочка моя!

Снег в бровях и на ресницах,

Вся ты им занесена.

Ярко блещет, как в зарницах,

Снеговая пелена.

Дальше, дальше мчитесь, санки,

Подымая бурей снег.

Нет, не нужно нам стоянки,

Пусть продлится этот бег.

Пусть уносит скорость бега.

Но мгновения не трать,

В губы, мокрые от снега,

Дай тебя поцеловать.

Как я рад метелям хлестким,

Этой ночи без огня

И езде в снегу по блесткам

Колокольцами звеня!

1907

Ii. Любовь

1. Голубая любовь

В голубом на лестнице часто,

Притаясь возле самых перил.

На меня глядела не раз ты,

Когда мимо я проходил.

Вся воздушная, вся голубая,

Вся безумию грез отдана,

Стан свой тонкий нежно сгибая,

Ты казалась мне призраком сна…

Бесконечны у нас коридоры,

В коридорах все номера,

В них опущены темные шторы,

И неверный сумрак с утра.

Я к другой неразрывно прикован

Цепью жертв, что она принесла,

Но мечтой о тебе я взволнован,

И мечта эта нежно-светла…

Вся воздушная, вся голубая,

Вся как призрак без крови, без сил,

Тонкий стан свой назад отгибая,

Ты стояла у темных перил.

Взгляд твой душу мне сжал как объятье,

Озарил ее глубину.

Голубое, нежное платье

С этих пор я люблю как весну.

С этих пор со мной, без пощады —

Светлый призрак у темных перил,

Голубое безумие взгляда

И воздушность без крови и сил.

1908

2. Близ тебя

Мне хочется, мне хочется с тобой остаться вместе,

Глядеть в твои глаза, в лучистое лицо.

Мне хочется надеть тебе, моей невесте,

На пальчик маленький красивое кольцо.

Когда я близ тебя, я тихо воскресаю.

Я делаюсь цветком, раскрывшим лепестки.

Я словно вдруг приник к лепечущему раю,

Быть может, чрез твои лучистые зрачки.

Мне кажется, мне кажется, что мы дрожим влюбленно,

Два влажные цветка — в сиреневом саду.

И тихо я шепчу: ‘Оставь свой стебель сонный

И приходи ко мне. И я к тебе приду’.

И страшно нам, и страшно нам, что вдруг увидят люди,

Что мы, цветы, ушли с зеленых стебельков,

И будут говорить о невозможном чуде,

И будут тайну знать задумчивых цветов.

Как сладостно, как сладостно с тобой остаться вместе.

Но страшно нам людей и их лукавых глаз.

И я шепчу тебе, застенчивой невесте,

Про тайну тихую, про наш заветный час.

Про сумрак тающий — в аллее затененной.

‘Ты приходи ко мне. И я к тебе приду’.

Про шепот ласковый, про шепот полусонный,

Про шепот двух цветов в сиреневом саду.

1908

3. Уговор

О, девочка-цветок с лучистыми глазами,

Ты мне открыла все, доверившись на миг.

И нежный уговор безмолвно между нами,

Как тихий поцелуй, таинственно возник.

О, я подозревал, и мне всегда казалось,

Что лишь случайно ты средь нас — среди людей,

Цветком задумчивым всегда ты оставалась,

Любимцем светлых зорь и ласковых дождей.

Давно заметил я в тебе как будто пленность,-

Как будто ты — не здесь, как будто ты в бреду.

О, я подозревал в тебе прикосновенность

Цветам загадочным в задумчивом саду.

О, девочка-цветок, как счастлив я сознаньем,

Что тайной странною теперь владею я.

Я так же, как и ты, пленен очарованьем

Двойного счастия, двойного бытия…

Над миром встала ночь. И нет луне запретов,

Я помню уговор. И я давно в саду.

Я к каждому цветку в мерцаньи бледных светов

Взволнованный мечтой, крадучись, припаду…

Вот шорох пробежал и скрылся в сонных травах.

Зачем? Что значит он? Не твой ли это зов?..

Но как узнать тебя средь тысячи лукавых,

Манящих, ласковых, смеющихся цветов?

Душа тебя зовет с волненьем и мольбою.

Ты — здесь, ты где-то здесь. Я знаю, — ты близка.

О, дай найти тебя, дай мне побыть с тобою, —

Дай мне побыть цветком вблизи тебя, цветка!

1905

4. В новогоднем сне

Мне лицо лучистое твое давно желанно,

И давно, и тайно оно знакомо мне.

После чуда светлого, после встречи странной

В ласковом, в пророческом, в новогоднем сне.

Помнишь эту встречу — то было не случайно.

Тихая и светлая явилась ты ко мне.

Это души встретились радостно и тайно

В ласковом, в пророческом, в новогоднем сне.

Ты спала, закинувшись, не пошевелилась,

А душа с душою обнялась в вышине,

Радостного чуда тайно причастилась

В ласковом, в пророческом, в новогоднем сне.

И когда мы встретились, мы вздрогнули от счастья.

Мне казалось, словно я приблизился к весне.

Мы тотчас припомнили светлое участье

В ласковом, в пророческом, в новогоднем сне.

1905

5. Летний бал

Был тихий вечер, вечер бала,

Был летний бал меж темных лип,

Там, где река образовала

Свой самый выпуклый изгиб,

Где наклонившиеся ивы

К ней тесно подступили вплоть,

Где показалось нам — красиво

Так много флагов приколоть.

Был тихий вальс, был вальс певучий,

И много лиц, и много встреч.

Округло-нежны были тучи,

Как очертанья женских плеч.

Река казалась изваяньем

Иль отражением небес,

Едва живым воспоминаньем

Его ликующих чудес.

Был алый блеск на склонах тучи,

Переходящий в золотой,

Был вальс, призывный и певучий,

Светло овеянный мечтой.

Был тихий вальс меж лип старинных

И много встреч и много лиц.

И близость чьих-то длинных, длинных,

Красиво загнутых ресниц.

1905

6. Песня обещания

Счастье придет.

Дни одиночества, дни безнадежности,

Дни воспаленной, тоскующей нежности,

Счастье как светом зальет,

Счастье придет.

О, не грусти.

О, не желай же всегда недоступного.

Друга неверного, друга преступного

С тихим смиреньем прости

И не грусти.

Ты отдохнешь.

Я наклонюсь и в уста воспаленные

Тихо слова положу упоенные,

Губ моих нежную дрожь.

Ты отдохнешь.

Будет любовь.

Тело застонет от нежного счастия,

Тело душе передаст сладострастие.

Душу готовь,

Будет любовь.

1906

7. Больное счастье

Я хочу, чтоб прошедшее было забыто.

За собой я огни потушу.

И о том, что погибло, о том, что изжито,

Я тебя никогда не спрошу.

Наше счастье больное. В нем грустная сладость.

Наше счастие надо беречь.

Для чего же тревожить непрочную радость

Так давно ожидаемых встреч.

Мне так больно от жизни. Но как в светлое счастье

Ты в себя мне поверить позволь.

На груди твоей нежной претворить в сладострастье

Эту тихую, тихую боль.

Пусть не будет огня. Пусть не будет так шумно.

Дай к груди головою прилечь.

Наше счастье больное. Наше счастье безумно.

Наше счастие надо беречь.

1906

8. Песни счастья (I)

Я больше не грущу. Я больше не ревную.

Я только счастья жду — и упоенных встреч.

Хочу отдаться весь тебе и поцелую,

Хочу к груди твоей приникнуть и прилечь.

Я долго ревновал. Душа моя боролась.

Душа была больна. Душа боится мук.

Но пусть звучит теперь твой смех, твой нежный голос,

Пусть шею обовьет кольцо стесненных рук.

Я жажду губ твоих, покорных поцелую.

Я счастья, счастья жду, все думы отстраня.

Я больше не грущу. Я больше не ревную. —

Люблю, люблю, люблю… люби же ты меня.

1906

9. Песни счастья(II)

Я часто счастья ждал, усталый от ненастья.

Молитвам ропотным внимала тишина.

И вот мне кажется, вся беспредельность счастья,

Как в солнце все лучи, — в тебе заключена.

Ты точно светлый сон, сияющий и вешний,

Что душу озарил и шепчет ей: поверь.

Ты с самых первых встреч казалась мне нездешней,

Но то, что счастье — ты, я понял лишь теперь.

Мечтою ласковой задумчиво взволнован,

Я образ твой храню в мельканьи всех минут.

И я люблю тебя. И я к тебе прикован.

Так, как я жду тебя, так только счастья ждут.

Я знаю,- вся лазурь, вся беспредельность счастья,

Вся солнечность лучей, — в тебе заключена.

Поверив, тихо жду, усталый от ненастья.

Молитвам радостным внимает тишина.

1906

10. Вдвоём

Морозная ночь. На окне бриллианты.

Мерцает и блещет их снежная грань.

Душистые волосы, шпильки и банты

И тело сквозь тонкую ткань,

Какое безумье, какая истома

К губам исступленным припасть,

И с них, как с волшебных краев водоема,

Принять безысходную страсть!

Всё глуше, протяжней и все погребальней

Метельный напев за окном.

А здесь, в этой душной, натопленной спальне,

Какое безумье вдвоем!

Там шумная вьюга, там песни метели,

Подобные пению труб.

А здесь на горячем, на трепетном теле —

Следы обезумевших губ!

Закрыты глаза, обессилено тело,

Сползли волоса на виски.

Но груди как прежде упруги и белы,

Как граненый опал их соски.

Не надо теперь никаких достижений,

Ни истин, ни целей, ни битв.

Вся жизнь в этом ритме безумных движений —

Ему исступленье молитв!

Пусть мир сотрясают снега и метели,

И громы архангельских труб.

Всё в этом горячем, порывистом теле

Открыто безумию губ.

1908

11. Люблю

О, девочка моя, твои слова так скрытны,

Но я в глазах твоих все тайны уловлю.

Я твой подвижный стан, прямой и беззащитный,

Так радостно-светло, так ласково люблю.

Когда к твоей руке я тихо прикасаюсь,

Заметила ли ты, — все переходит в сон?

Тобою я давно безмолвно восхищаюсь,

Девичеством твоим лучисто осенен.

Пока — молчали мы, но раз мы были рядом.

Ах, что-то и влекло, и отстраняло нас,

И долго я смотрел любующимся взглядом

В сиянье темное твоих лучистых глаз.

И вдруг твой взор поймал, так нежно заблестевший,

Как будто вся душа, дрожа, в него вошла,

Но вмиг смутилась ты, стыдливо покрасневши,

И вновь потухший взор поспешно отвела.

О, девочка моя, мы связаны тем взглядом,

Заметила ли ты, — все переходит в сон?

Я навсегда хочу с тобой остаться рядом,

Девичеством твоим лучисто осенен,

Сегодня вечером, когда наш знак прощальный —

Прикосновенье рук я ласково продлю,

О, девочка, пойми, что я душой печальной

Тебя и радостно, и ласково люблю.

1905

12. У зеркальной реки

О как мне жаль тебя и ласково, и нежно,

Как я люблю тебя, любуясь и грустя,

За все, что ждет тебя, за все, что неизбежно,

О, как мне жаль тебя, стыдливое дитя.

Что я скажу тебе, доверчивой и чистой,

В ответ на всю любовь, застенчивость и дрожь.

Как я скажу тебе, безгрешной и лучистой, —

И разве я могу? И разве ты поймешь?

Последних дум моих, дитя, ты не уловишь,

Полна ты светлых зорь, стыдливо полюбя,

О, если б знала ты, что ты себе готовишь,

Какой безмерный груз берешь ты на себя!

Зеркальная река. Лучистая полоска.

Дрожит прощальный луч, деревья золотя.

С своей затейливой и взрослою прической

Как ты мне нравишься, стыдливое дитя.

Как мне хотелось бы все то, что неизбежно,

Все то, что ждет тебя, заботливо отвлечь,

И в тихой радости и ласково, и нежно

Твой розовый расцвет лелеять и беречь.

1905

13. Меж черных сосен

В тебе есть что-то строгое, стыдливое и чистое,

Каких-то тайн нетронутых немая глубина.

И все-таки ты нежная, как будто вся лучистая.

Девическая строгость всегда, всегда нежна.

Когда со мною рядом ты и смотришь вопрошающе,

Глядишь так детски-пристально мне в душу, в глубину,

Перед тобою девственной, перед тобой незнающей

Я начинаю чувствовать безумную вину-

Задумчивые сосны суровы и безжизненны.

Плечом к плечу коснулись мы, и сладко быть вдвоем.

Но взгляд твой недоверчивый, но взгляд твой укоризненный

И быть с тобой мне кажется мучительным грехом.

Безжизненные сосны черны и тесно сдвинуты.

Повсюду сосны черные и больше ничего.

Ужели все прошедшее не может быть отринуто,

И все твое девичество не озарит его?

Прости меня за прошлое. Мне хочется прощения,

Лучисто-тихой радости, чтоб душу озарить,

И светлой непорочности, и светлого смущения…

Ты можешь, можешь, можешь, и ты должна простить.

Со взглядом детски-пристальным, ты — строгая и чистая, —

Но даже этой строгостью светло озарена,

Ты нежная, ты нежная, ты словно вся лучистая,

Девическая строгость всегда-всегда нежна.

1905

14. У ночного окна

Там в гостиной люди, — говорят и спорят,

Странно-возбужденны, как будто бы в бреду,

Тайной, темной власти ослепленно вторят,

Там в гостиной люди — я от них уйду.

Уходи за мною — в тихое молчанье,

В комнату закрытую — к высокому окну.

Видишь, там на улице — каменные зданья

Тихо покорились ласкающему сну.

Радостно лелея загадочные думы,

Тихо и доверчиво безмолвствуют они.

Не смутят их счастья — уличные шумы,

Блики электричества, желтые огни…

А над ними дышат — волей необъятной,

Светлым обещанием, знающей судьбой —

Звезд неумирающих серебряные пятна,

Небо сине-черное, сумрак голубой.

В комнате так тихо. Протянуты мерцанья.

Блики электричества на матовом полу.

О, смотри доверчиво в темное молчанье,

О, приникни ближе к морозному стеклу.

Если верить сумраку, — он тихо улыбнется,

Даст и обещание, даст и забытье.

Видишь, стало радостно, только сердце бьется,

Только сердце бьется — твое или мое?..

Там за дверью — люди, спорят возбужденно.

И не видят люди, что мы ушли с тобой,

Что мы удалились, тайно и влюбленно,

В комнату закрытую, в сумрак голубой.

Что мы верим тихо, верим обещанью,

Радостно приникнув к морозному стеклу,

Что мы полюбили тихое молчанье,

Небо сине-черное, ласкающую мглу…

Что мы так забылись тут, что если сердце бьется,

В первый миг неясно нам — твое или мое…

Если верить сумраку — сумрак улыбнется,

Даст и обещание, даст и забытье.

1905

15. В толпе

Ужель, ты думаешь, что я в ревнивой муке

Не рад любви твоей и счастью твоему,

Когда, соединив ласкающие руки,

Ты с ним в толпе идешь, доверившись ему?

Ужель ты думаешь, что я тебя ревную

В тот самый светлый миг, в тот радостный твой миг,

Когда почуявши кругом толпу чужую,

Твой стан к его руке доверчиво приник?

О, нет, я тихо рад, в твои глаза взглянувши.

Останься с ним всегда. Ему не прекословь.

О, как ты счастлива, к нему дрожа прильнувши,

Забывшая себя, принявшая любовь.

Я вижу вас в толпе, я вижу отовсюду.

Он выше всех в толпе, ликующий орел.

И всюду вместе вас всегда я видеть буду,—

О, если б хоть на миг он от тебя ушел!

Лишь чтоб открыть тебе рыдающую муку,

Все исступление, что я несу любя.

Но ты проходишь с ним, склоненная на руку,

На руку мощную, держащую тебя.

О, этот тонкий стан, к нему дрожа прильнувший,

О, этот тонкий стан слабее стебелька.

Но нет, я тихо рад, в твои глаза взглянувши,

И радостно душа душе твоей близка.

И не ревную я. Не надо мне участья.

Останься с ним всегда. Ему не прекословь.

Останься счастлива, изведавшая счастье,

Забывшая меня, принявшая любовь.

1905

16. В час разлуки

Благословим судьбу за наше разлученье?..

В нем воля явная. Зачем же длить борьбу?

Пусть в сердце сдавленном глухое исступленье,

Благословим судьбу. Благословим судьбу.

Открылся весь наш путь, навек разъединенный,

Мы отданы судьбой влиянью разных сил.

Я знаю весь твой путь, лучисто-неуклонный,

И я его в душе давно благословил.

О, тихая сестра, о, агнец златорунный,

Ты ангел ласковый среди печальных дев.

И вся твоя душа — святой и многострунный,

Угодный Господу молитвенный напев.

Ты подвиг свой возьмешь без ропота и думы.

О, сохрани себя. И душу уготовь,

Твой подвиг не в борьбе, тяжелой и угрюмой,

Твой подвиг сладостный — смиренная любовь.

В ней ласковая весть о счастья всеединства.

Для душ поверивших мгновенье забытья.

В ней радость светлая святого материнства

И приобщение к заветам бытия.

О, тихая сестра, дай ласковые руки.

Я покорюсь судьбе. Я больше не ропщу.

Я в этот крупный час мучительной разлуки

Ненужным ропотом тебя не возмущу.

Я встану, как и ты, смиренно на колени,

Я буду повторять покорную мольбу.

Пусть в сердце сдавленном безумье исступлений,

Благословим судьбу. Благословим судьбу.

1905

17. Терцины о прошлой любви

В те дни, когда с тобою мы встречались,

Мы рядом шли и грезили одно,

Мы рядом шли, но чуждыми остались.

И души слить нам было не дано.

Душа другой души не понимала,

В другой душе осталось все темно.

Мы отошли. Судьба нам указала.

Былое стало невозможным сном.

Я вновь один, тревожный и усталый.

Глухая боль означилась на всем.

Быть близ тебя казалось так желанно,

Быть близ тебя казалось мне грехом.

Была ты вся лучисто-осиянной,

Входила в душу ясной тишиной,

Как светлый сон, легко-благоуханной.

Был взор твой сладостный и неземной,

Ты мне казалась ласковой святыней,

Ты мне казалась радостной весной.

В твоем лице, в сиянье тихих линий

Была покорность знающей судьбе,

Безмолвный страх глухих моих уныний.

Когда ж, дрожа, склонялась ты в мольбе,

Все позабыв в молитвенном напеве. —

Светилось что-то чудное в тебе

И что-то близкое Пречистой Деве.

1905

III. Труд

1. Терцины трудового утра

Несвязный гул ворвавшихся речей.

Зеленый свет, угрюмый и неясный.

Да, это утро, утро без лучей!

Подходит день, тяжелый и ненастный,

Тревожен мрак, глядящий из окна,

А лампы свет—пугающий и красный.

Итак прошло очарованье сна,

И этот день в оправе дымно-синей —

Действительность, что нам присуждена.

На ветках дрогнущих — тяжелый иней,

На улицах пустынно и темно,

Весь мир одет в покров глухих уныний.

Весь мир — зеленое, глухое дно.

Но пусть дома — как темные пещеры,

Где счастье мертвое погребено.

Пусть небеса безжизненны и серы, —

Я верю дню, я жду и жажду дня

Со всем безумием последней веры!..

И день пришел и глянул на меня —

Меж фонарей, где дотлевает чадно

Гниющий след вчерашнего огня.

Что ж, здравствуй, день, угрюмо-безотрадный,

Тебя я встретил стойко, как всегда,

Как верный страж на службе беспощадной

Бессмысленно-позорного труда!

1906

2. Вечерние терцины

Вот, наконец, свободен и один,

Могу отдаться я любимой думе,

Часов вечерних грустный властелин.

В дневном, в мучительном, в докучном шуме

Я не живу, я там как в полусне.

Я — только здесь в безбрежности раздумий.

Лишь здесь легко спускаются ко мне,

Как бабочки к огню свечи балконной,

Те мысли, что живут лишь в тишине.

Неотразимостью их потрясенный,

Каким проклятьем, горьким и глухим.

Кляну я день свой, снова завершенный!

Да, прожит день и был он трудовым,

Как каждый день, как сонмы дней привычных,

Идущих вспять, влачащихся как дым.

Средь мелочей, забавных и трагичных,

Проходит жизнь, а сзади, в прожитом —

Лишь серый дым дней тупо-безразличных.

Всю нашу жизнь уродуя трудом,

Как тонкий стан суровою сермягой,

Какой ценой себя мы продаем!

В нас притупляется вся гордость и отвага.

Всем мы безумно жертвуем труду,

Поденщики общественного блага…

О, вечер, как томительно я жду

Весь долгий день минуты лучезарной,

Когда в тебе забвенье я найду.

И вот ты здесь, прозрачный и янтарный.

Что ж не доходит мир твой до меня,

Зачем в душе все тот же гул базарный,

Наследие бессмысленного дня?

1907

3. Дни умирания

Давно и тихо умирая,

Я — как свеча в тяжелой мгле.

Лазурь сияющего рая

Мне стала явной на земле,

Мне стали странно чужды речи,

Весь гул встревоженных речей.

И дни мои теперь — предтечи

Святых, вещающих ночей.

Звучат мне радостью обета

Мои пророческие сны.

Мне в них доносятся приветы

Святой, сияющей весны.

Я тихо, тихо умираю.

Светлеет отблеск на стене.

Я внемлю ласковому раю

Уже открывшемуся мне.

Какой-то шепот богомольный

Иль колыханье тихих нив,

Иль в синем небе колокольный,

Влекущий радостный призыв.

1905

4. В плену

Задумчивый по улицам ходил я много раз.

Как близкого приветствовал меня дрожащий газ.

И я смотрел доверчиво на цепи фонарей,

На тихое сияние закатных янтарей.

И все казалось призрачным средь неподвижных стен,

Закутанным, захваченным в какой-то тайный плен.

С безмолвным пониманием глядящим в глубину,

Любовно убаюканным в ласкающем плену.

Порой бывали огненны и жутки вечера.

Казалось, срок исполнился, — последняя пора.

Бежали неба красного, теснились возле стен,

Боялись, что разрушится наш бестревожный плен.

Но вновь спускалась призрачность укромной тишины,

И снова все лелеяли ласкающие сны,

И снова тени тихие, уставшие от дня,

Отдавшись грезе трепетной, скользили близ меня.

Когда вечерним сумраком сменялась бирюза,

У них бывали грустные, бездонные глаза.

И руки слабо-белые без жизни и без сил,

И эти руки слабые я трепетно любил.

И стал я тоже призрачным, как тени вкруг меня,

Как эти тени бледные, боявшиеся дня.

С душой, навек отдавшейся мечте и тишине,

Бегущей жизни красочной, живущей лишь во сне.

И в счастье беспредельное с тех пор я погружен.

Сливаюсь с миром призраков, сам обращаюсь в сон.

С благоговейным трепетом лелею тишину,

Навеки убаюканный в ласкающем плену.

1908

5. Песня о вечернем звоне

Ev. Matth. 6.25-33

Снова звон, равномерный, ласкающий,

Успокоенный, радостный звон.

Над усталой душой простирающий

Кружевной и серебряный сон.

Сердце плакало горьким рыданием

О неделе тупого труда,

Светлый звон прозвучал обещанием,

Обещание то — навсегда.

Чтоб расцвесть — надо быть в одиночестве,

Надо бросить позорящий труд.

Надо верить, что в тихом пророчестве

Звуки счастье душе принесут…

Было сказано нам: Посмотрите на лилии,

Как наряд их нетленно-красив,

В ежедневном труде, в ежедневном усилии

Гаснет медленно каждый порыв.

Звуки, мирные звуки поют о смирении.

Веры нет — и душа смятена,

И поэтому труд и в труде — унижение,

И вся жизнь как гробница темна.

Надо быть как цветы, как прекрасные лилии.

Без забот о дневном, о себе.

Надо в тихом безмолвии, в светлом бессилии

Покориться, поверить судьбе.

Надо в душу принять этот тихий, ласкающий,

Этот поздний и радостный звон.

Над усталой душою светло простирающий

Кружевной и серебряный сон.

III

Боже, я твой, я послушен.

Звону я душу открыл.

Сумрак был черен и душен,

Звон его светом пронзил.

Сладостным стало бессилье.

Нет ни желаний, ни слез.

Звон для души словно крылья,

Звон ее в небо унес.

Тихо плыву в бесконечность,

Слившийся с звоном в одно

Непостижимую вечность

Сердцу почуять дано.

Звезды — как чашечки лилий.

Мир — как серебряный звон.

Тихо без мук и усилий

В чей-то вступаю я сон.

Вот он разлитый в эфире,

В шири пространств без конца —

Сон о ликующем мире,

Сон Молодого Творца.

Звон поет, звон растет как видение,

Звоном синее небо полно.

Сердце любит свое усыпление,

Сердце в творческий сон вплетено.

О, как сладко святое бессилие,

Озаренное верой в Творца.

Сердце стало как чашечка лилии,

Сердце ждет золотого венца.

Все почило в немом усыплении.

Беспределен ликующий звон.

И весь мир — лишь мечта, лишь видение,

Кружевной и серебряный сон.

1907

6. Баллада о поздних встречах

О странные встречи с прошедшим.

О да, это было. Но было давно.

Казалось навек отошедшим, —

И вот воскресает оно.

Как больно, как жутко, как радостно-странно.

В душе поднялись, зашептали мечты.

И тихое Вы так нежданно,

И странно и хочется вымолвить — ты.

Оно было прежде так ласково-свято,

Таило незримую дрожь.

— Ты помнишь, мы были ведь близки когда-то.

— Ах, помню. Ах, здравствуй. Куда ты идешь?

— Какая ты странная стала,

Как пристально в душу глядишь,

Зачем ты глядишь так устало,

В глазах твоих мертвая тишь.

Как будто в них что-то тревожно заснуло,

И встал недоверчивый страх.

Как будто бы что-то навек утонуло

В твоих неподвижных глазах.

Как будто бы тихие звоны

Звучали там прежде. Замолкли теперь.

Какая-то тайна затона,

Которой — не верь.

Затона, где стебли оторванных лилий

Тоскуют о тихой луне.

В безумьи бессилий

На призрачном дне.

— О, как мы давно не видались.

Тогда было лето. Ты рвал васильки.

Скажи, почему мы расстались

И вот — далеки?

— Не знаю. Не знаю. Все это так больно.

Тогда было лето. Его уже нет.

Но счастья былого душе недовольно,

И радости прошлой мучителен след.

— Ты думаешь, счастье возможно?

Но больше ведь нет васильков.

И кто-то вздыхает тревожно

В безмолвии поздних часов.

Я явственно слышу как кто-то тоскуя

Вздыхает, окутанный тьмой,

Когда одиноко к себе прихожу я

В часы полуночи домой.

— О, бедная пленница тусклых кошмаров,

Облекшихся в позднюю тьму.

Средь этих асфальтов и этих бульваров

Так тягостно быть одному.

Я верю, мы встретились здесь неслучайно,

Нам вместе назначено быть.

Так будем же счастливы тихо и тайно,

Раз счастье опасно открыть…

Безжизненный сумрак. Глядящие тени.

Не видно лица.

Какие-то стены тяжелых строений,

Куда-то идем без конца.

Все стены и стены толпой беспощадной, —

Я их уже видел когда-то во сне,—

И свет фонарей, умирающий чадно,

Прикованный к черной стене.

Глухой переулок. И мгла подворотни.

Зловеще-зияющий вход.

О, если бы можно нам быть беззаботней

Пред черною мглою ворот!

Тревожно глядим мы. Друг друга не знаем.

И души боятся вступить в разговор.

Скрипучая дверь. Отворяем.

Угрюмая лестница. Грязный ковер.

И вдруг — виноватая нежность во взоре.

Идем вдоль ковра.

Глухие шаги в коридоре,

Кругом номера.

Вот кто-то вздыхает тревожно.

Рыдает визгливый засов.

Ужели ты думаешь, счастье возможно,

Ведь больше уж нет васильков!

1907

Печатается по: Виктор Гофман. Искус. Новые стихи. Издание т-вa М.О.Вольф М.. 1910.

Источник текста: Гофман, Виктор. Любовь к далекой: поэзия, проза, письма, воспоминания. — СПб.: ООО ‘Изд-во ‘Росток», 2007. — 384 с.

Искус

I. Природа

Ii. Любовь

III. Труд

Читайте также: