ИРБИТСКАЯ ЯРМАРКА — БЛАГОДТЕЛЬНИЦА СИБИРИ.
ИРБИТСКАЯ ЯРМАРКА — БЛАГОДТЕЛЬНИЦА СИБИРИ.
(ФЕЛЬЕТОНЪ).
Добродушный Сибирякъ.
‘Восточное Обозрніе’, No 13, 1885
Ирбитская ярмарка — благодетельница Сибири, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1885
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Когда я вспоминаю Ирбить, то на меня нападаетъ удивительно веселое расположеніе духа и припадокъ стараго юмора. Эта Ирбить мн напоминаетъ и Кондрата, и остроумныя каррикатуры М. С. Знаменскаго на ирбитскихъ постителей ярмарки, писанныя имъ нсколько лтъ назадъ на огромныхъ листахъ. Ирбить остается, конечно, той же Ирбитью. За ея ярмарочною лтописью, передаваемой ‘Ирбитскимъ Ярмарочнымъ Листкомъ’, встаютъ цлыя сцены и рисуется даже образъ ихъ неизмннаго фельетониста какого-то ‘русскаго купца’ и театрала, постоянно жалующагося, что въ какомъ-то ярмарочномъ балаган при игр ‘Чародйки’ ‘ансамбля’ нтъ. Юморъ его плоскій, дешевый, какъ ирбитскій товаръ, по добродушный, самодовольный и краснощекій, какъ купеческое лице.
Вырывая разныя ярмарочныя извстія и описанія, точно я самъ созерцаю эту ярмарку, добрую сибирскую ярмарку съ роднымъ купечествомъ. Это особый міръ, гд нтъ нашихъ заботъ, нтъ идеаловъ, кром ‘сбыть и объегорить’, или ‘купить и пустить въ трубу’, нтъ мукъ и страданій интеллигентнаго человка, гд самъ онъ немыслимъ, гд самое слово — ‘мысль’, ‘литература’, будетъ звучать какъ въ пустой бочк. Это міръ нашихъ антиподовъ, увы! тмъ не мене, напоминающій о томъ, что эти антиподываши сограждане, хотя цлая бездна отдляетъ васъ отъ нихъ.
Но вотъ и здсь уже завелась, литература и здсь это проклятое зеркало отражаетъ дйствительность. Однако, погрузимся на минуту въ этотъ міръ.
‘Противъ гостинаго двора, какъ извстно, помщается рядъ ларей татаръ мелочниковъ и лимонщиковъ. Мста подъ пари продаются городской управой, и въ выдаваемыхъ ею свидтельствахъ обозначается No мста, гд долженъ быть помщенъ ларь. Въ натур же никакихъ NoNo не имется, при размщеніи ларей торговцами бываютъ постоянно каждый годъ ссоры и чуть-чуть не драки между татарами, по тому что пріхавшіе впередъ захватываютъ самыя лучшія мста, не смотря на то, что по свидтельству городской управы мсто продано ему совсмъ не то. Городская же управа при поставк ларей для указанія мстъ никого ни командируетъ. Подобная исторія случается изъ года въ годъ’.
Итакъ на площади драки татаръ, это первая сцена (No 6 ‘Ирбит. Ярм. Лист.’).
‘Но вотъ мы въ пассаж. Публики негусто, гулъ голосовъ отчетливо выдляетъ преимущественно еврейскій акцентъ, можетъ быть, въ силу присущей послднему типичной звучности. На вывскахъ магазиновъ и на разныхъ печатныхъ объявленіяхъ то и дло мелькаютъ фамиліи разныхъ ‘мановъ’ и ‘зоновъ’. Но вотъ заигралъ оркестръ, то было попурри изъ русскихъ псенъ, аранжированное, какъ оказалось, самимъ капельмейстеромъ оркестра’.
Здсь поститель ярмарки умиляется, очень ему правится попурри.
‘Около эстрады музыкантовъ столпилась кучка людей, подошли и мы’,— пишетъ хроникёръ ‘Листка’ ‘Оказалось все ‘цнители’ музыки. Тмъ временемъ піеса была кончена, и мы пошли дале. Что-то зашумли внизу. Мы туда. Оказалось — состоялось распоряженіе выдворить торгующихъ въ зал пассажа съ лотковъ фруктами татаръ. Т въ претензіи, да и резонно: по-нашему, если мсто наняли, деньги заплатили, такъ и имютъ же право этимъ мстомъ пользоваться’,— резонно разсуждаетъ пишущій въ ‘Листк’ обыватель. Деньги заплатилъ, стало быть… такъ вс разсуждаютъ на ярмарк.
‘Завернувъ въ нкоторые магазины и пройдясь въ буфет по ‘маленькой’, направились въ театръ. Идетъ первое дйствіе піесы ‘Блестящая партія’. Публики въ театр мало до невозможности. Заключили, что непомрно высокими цнами на мста гг. распорядители театромъ совсмъ отбили публику. А жаль! Это особенно прискорбію за такую піесу, какъ ‘Блестящая партія’, и за то удачное исполненіе, съ которымъ она была проведена. Смло можно утверждать, что это одна изъ самыхъ лучшихъ піесъ здшняго репертуара. Вс артисты были на своихъ мстахъ, г-жа Пушкина (въ роли Елены), г. Ермоловъ (въ роли Липяева) и г. Славскій (въ роли купца Желзнова, отца Елены) переносили насъ своею игрою въ настоящую жизнь. Немало восторга у ‘верхней’ публики было вызвано словами Желзнова о его происхожденіи, семейныхъ отношеніяхъ, образ жизни и т. н. Но такъ удачна вышла Сесиль (г-жа Ермолова), ну, да на то она и француженка!’ — остроумно замчаетъ мстный литераторъ.
‘Встртились и разговорились въ буфет съ знакомыми. Восхищались игрой г-жи Пушкиной, выпили, чекнувшись, за ея здоровье и ругали театральныхъ хозяевъ’ помилуйте: составъ труппы — разъ, два, да и обчелся, цпы на мста непомрныя, въ буфет — хоть не подходи, до того дорого. Съ огорченія ршили хать прямо въ ‘Москву’ (понятно, въ какую ‘Москву’). Что это, какая везд пустота? Вдь и въ ‘Москв’ тоже совсмъ пусто. Впрочемъ, за однимъ столомъ разошлась по душ одна веселая компанія: вотъ-то кутятъ люди! Арфистки такъ и льнутъ къ раскутившимся, должно быть, чаютъ поживиться. Патріархальность царитъ на каждомъ шагу, свободная безцеремонность Обращенія не оставляетъ желать ничего лучшаго’.
Помилуйте, чего же можно желать еще лучше! Тутъ же описывается и мстная сцена.
Кутитъ какая-то компанія: ‘Раскупориваютъ бутылку краснаго (которая это по счету, знаетъ только разв служащій за столомъ лакей, компанія, очевидно, иметъ смутное объ этомъ сознаніе), глава компаніи авторитетно утверждаетъ, что вино не чисто, съ осадкомъ. Доводы, что вино откупорено на ихъ глазахъ, во вниманіе не принимаются. Поршили послать къ начальнику полиціи отъ имени городскаго головы.— Да кто же у насъ голова-то?’ — вдругъ задаютъ себ вопросъ пирующіе и, увы! ни у протестующихъ, ни въ город головы не нашлось.
Вотъ вамъ сцены, передаваемыя мстнымъ бытописателемъ въ No 6 ‘Листка’. Здсь все типично — и выпивка по маленькой, и театръ, гд ‘артисты были на своихъ мстахъ’ (бываютъ и не на своихъ), и Сесиль, и самъ рецензентъ, довольный и театромъ, и арфистками, и свободнымъ съ ними обращеніемъ.
Протестъ по поводу вина въ ирбитской компаніи иметъ особый юморъ. На этой ярмарк съиздавна не только пьютъ, но и покупаютъ тысячи бутылокъ всякой поддльной дряни въ вид ‘мадеръ’, ‘лиссабонскихъ’ ‘мараскиповъ’, по 1 р. 20 к. бутылка и т. п. Вся Сибирь питается ирбитскими виноградными винами. Въ трезвомъ вид никто не заявляетъ протеста и покоряется своей участи: жретъ настои изъ спирта, жжонаго сахара, сандала и иногда буры, изъ года въ годъ. но вдругъ, хотя непьяна, сибирскій желудокъ начинаетъ протестовать противъ ирбитскаго нектара. Въ первый разъ нечаянно запротестовалъ онъ къ удивленію лакеевъ! Но и то неудачно — головы не было!
Кто-то на этой ярмарк вздумалъ искать духовной пищи, странная наивность! и, конечно, натолкнулся на Манухина, Леухина и Морозова, продающихъ ‘душевный товаръ’. Вотъ что вынесъ наивный поститель изъ этого обстоятельства.
‘Вылъ въ книжной лавк Морозова. Лавка прежде всего завалена кипами грошевыхъ раскрашенныхъ литографій. На видномъ мстъ извстная литографія ‘страшаго суда’. Кром обычныхъ аттрибутовъ, на ней особенно кидается въ глаза зеленый крокодилъ, не то изрыгающій, не то проглатывающій какого-то гршника. Внизу картины, въ отдльныхъ клткахъ помщены разнаго рода гршники, подвергнутые заслуженнымъ ими мученіямъ. Трогательно и поучительно. На сосднихъ двухъ полкахъ помщаются разнаго вида и рода оракулы, тутъ есть и полнйшіе, и новйшіе, и полные, и новые оракулы и, наконецъ, просто оракулы. Дале помщены и романы Золя, и путь ко спасенію, и потшные разсказы, и Миша Евстигнеевъ и т. д., и т. д. Спрашиваю сочиненій русскихъ авторовъ, говорятъ, что остался только экземпляръ сочиненій Пушкина. Показываютъ.— Какая же, говорю, цна?— Пятнадцать рублей ршительно.— Почему же такъ дорого, вдь и на обертк цна назначена только 10 рублей?— Уступки, однакожъ, не послдовало, и я отдаю 15 рублей. Отправляюсь затмъ въ лавку Леухина и спрашиваю Гоголя. Оказалось, что уже вс экземпляры распроданы. Нашлись Л. Н. Толстой, Потхинъ и Пушкинъ.— А сколько стоитъ Пушкинъ?— полюбопытствовалъ я.— Въ переплет 15 рублей, въ бумажк 10 рублей.— Ну, хорошо, — невольно вырвалось у меня по адресу Морозова, и я объяснилъ г. Лсухину мой случай. Оказалось, отъ издателей книгопродавцы получаютъ полное собраніе сочиненій Пушкина за 8 р., т. е. пользуются уступкою 20%. Слдовательно въ лавк Морозова съ меня взяли. 15 рублей за то, что самимъ стоитъ только 8 рублей, т. е. взяли лишнихъ 7 рублей, или иначе 87 1/2% барыша!! Недурно, не правда ли? А еще говорятъ, что товары на ярмарк дешевы! Помилуйте, да тутъ самый заядлый ростовщикъ изъ отъявленныхъ жидовъ позавидуетъ такому %, а ‘благородная’ торговля ничего, не стыдится такъ беззастнчиво эксплоатировать публику. Ай да просвтители! Если принять въ разсчетъ, что здсь на ярмарк всего только дв книжныхъ торговли: Леухина и Морозова, и что изъ нихъ послдняя помщается на видномъ, бойкомъ мст (у западнаго угла гостинаго двора), то невольно приходится искренно пожалть тхъ людей, которые, въ качеств покупателей, длаются жертвами подобной эксплоатаціи. Отъ души желаю, чтобы моя замтка послужила предостереженіемъ доврчивымъ лицамъ, имющимъ несчастіе быть покупателями въ магазин Морозова’ (‘Ирб. Ярм. Лист.’, No 10).
И здсь замчательная наивность и странная увренность. Вдь у гг. Леухина, Манухина и Морозова покупаютъ гг. купцы тысячами изданія и продовольствуютъ Россію и Сибирь. Неужели эта замтка нанесетъ имъ ущербъ? Здсь царитъ ‘Разбойникъ Чуркинъ’ г. Пастухова и его всегда предпочтутъ намъ съ тобою, наивный ирбитскій протестантъ.
У ирбитскаго продавца своя публика. Для этой публики свой товаръ и свои условія торга. Извстно, что на этой ярмарк ‘панкрутятъ’ сибиряка и сибирскому купцу сбывается въ кредитъ разная прелесть, въ вид фасонистыхъ шляпокъ съ рыжими цвтами, толкучныхъ манто, гнилыхъ окороковъ, дешевыхъ сыровъ, и все это идетъ въ благословенную Сибирь. Дрянь эта но только уступается, но навязывается, чтобы сбыть ‘мануфактуру’, а разсчетъ посл, въ ‘долговомъ’.
При этомъ намъ разсказывали про слдующія сдлки. У торговца, явившагося съ ярмарки, въ глухомъ сибирскомъ уздномъ городк, въ мелочной лавк оказался цлый ящикъ ‘шапо-кляковъ’, насильно ему навязанный москвичемъ, у котораго онъ бралъ товаръ въ кредитъ.
Является покупатель.
— Позвольте голову сахару!
— Извольте! Только не угодно ли вамъ въ придачу купить у васъ ‘шапо-клякъ’?
— Да мн не нужно.
— А мы безъ этого сахару не продаемъ! Намъ тоже свой товаръ надо сбывать!
Безъ этого условія житель не могъ купить долго ни стеариновыхъ свчъ, ни сахару, ни мыла. Терплъ, терплъ и, нечего длать, давай покупать шапо-кляки въ придачу, чай безъ сахару тоже нить не хочется.
Городъ просто преобразился. Пошли въ моду ‘шапо-кляки’. Удивительно цивилизуетъ эта ярмарка!
Недаромъ въ Сибири образованный купецъ говоритъ:— Помилуйте, разв мы образованія не получили, да въ ирбитской почти нтъ трактира, гд бы мы не перебывали.
Цивилизація и новости преуспвали и на ныншней ярмарк. Вотъ одно изъ извстій.
‘Въ магазинахъ идетъ оживленная торговля, много видлъ интереснаго въ магазинахъ Захо, Зальфишъ и блестящаго Соболя, много рдкостныхъ зауральскихъ произведеній въ магазин стариннйшаго на ярмарк торговца Лагутяева, много диковиннаго у извстнаго изобртателя Гагарина: у него есть, напримръ, мастика, отъ которой сами собой волосы ростутъ у лысыхъ на головахъ, и, кажется, опредленнаго цвта, по желанію. По вс эти диковинки меркнутъ передъ двумя новостями на ярмарк: первая новость — это самъ Бабошъ-Королевъ. Новость! новость! Театръ сатиры и каррикатуръ въ лицахъ, лице-то впрочемъ одно, — самого Бабошъ-Королева, сатиры и каррикатуры напоминаютъ самого достославнаго Петрушку. Новость! новость! Но самое чудесное, диковинное на ярмарк — это чудодйственныя мази и рафанистроль изъ рдьки г. Иванова. Разсказываютъ, что стоитъ только надрубить себ руку или ногу и помазать этими мазями, и он сами собой сростутся. Почтите, испробуйте и убдитесь! Вс эти мази продаются съ разршенія медицинскаго начальства. Интересно звать, пробовало ли начальство мази на себ? Намъ передавали, что г. Ивановъ присуждался въ Москв къ тюремному заключенію за свои мази, но эти же самыя мази у насъ въ Сибири продолжаютъ чудодйствовать, съ разршенія начальства’ (‘Ирб. Ярм. Лист.’, No II).
Итакъ театръ сатиръ и каррикатуръ въ одномъ лиц и рафанистроль — мазь изъ рдьки. Что же вы хотите отъ русской изобртательности!
Остается представить нсколько сценъ, дополняющихъ жизнь и картины ярмарки. Представьте себя въ ирбитскомъ отел ночью. Вы спите. Вдругъ оглушительный трескъ, вы вскакиваете.— Это что,— пушка?
— Никакъ нтъ-съ! Успокойтесь!— говоритъ половой:— это у насъ купецъ, когда они въ веселомъ расположеніи духа, они бутылками прямо въ рамы кидаютъ — увеселеніе-съ! Мы не препятствуемъ, на утро счетъ!
Чрезъ нсколько времени раздается ‘караулъ!’
— Это что?!
— Не безпокойтесь,— говорить половой: — въ сосдяхъ картежная игра происходитъ, такъ вотъ одни проигрались, денегъ по отдали, такъ съ нихъ получаютъ.
Слышенъ точно бои по турецкому барабану, затмъ громъ отъ опрокинутыхъ столовъ, звонъ разбиваемой посуды. Кто-то летитъ по лстниц.— Ахъ, ты, московскій шулеръ!— слышится ему вслдъ.
— За вами… до завтраго,— раздается изъ-подъ лстницы.
Еще нсколько минутъ, и вы слышите удивительные аккорды. Это что такое?!
— Успокойтесь сударь,— говоритъ половой:— это купецъ арфистку привезли и заставили ‘на арф камаринскую играть’. Это они всегда такъ!
— Ой, ой, ой! батюшки, караулъ! умру! Спасите!— вылетаетъ какая-то ошалвшая фигура изъ номера,— Ой, спасите!
— Что васъ ржутъ, что ли?
— Какое ржутъ… рафанистроль — ой, спасите!
— Да что съ вами?
— Боже мой! мазью-рафанистроль Иванова физіономію натеръ, всю рожу теперь ведетъ, видите, разнесло!… Ну, ‘новость! Попробуйте — убдитесь’!