Интрига чужих и своих врагов против русского народного чувства
Недавно, — и в No 189 ‘Московских Ведомостей’ было своевременно обращено на это внимание, — ‘Северо-Германская Всеобщая Газета’, орган князя Бисмарка, во главе своего нумера воспроизвел как передовую статью энергические возражения, напечатанные в другом прусском официозном органе, ‘Майнцской Газете’, против фальшивых и злостных сближений Славянского движения с революцией, коими стращали Россию самые враждебные ей в целой Европе партии. ‘Панслависты, — сказано было в этой честной и правдивой статье, быть может, внушенной и одобренной самим германским канцлером, — никогда не принимали участия ни в каких нелепостях нигилистов, ни в студенческих смутах, ни в распространении революционных изданий или в социально-демократических возбуждениях. Панслависты чувствовали себя на высоте символа своих политических воззрений, стоящими слишком высоко над обыкновенными оппозиционными выходками… Между тем в европейской печати много твердилось нелепостей насчет этого пугала, стремления панславизма были низведены на один уровень и смешаны со стремлениями какой-то несуществующей старорусской партии, со стремлениями нигилистов и эмигрантских колоний в Цюрихе, Брюсселе и Лондоне или с замыслами революционной литературы Бакуниных, Герценов, Огаревых, Блюмеров и Лавровых… Со всем этим панславизм не имеет ничего общего. Он хочет Россию с ее Государем…’ — говорила в заключение цитируемая статья. Что же касается мечтаний панславизма о будущем в области международной политики, весьма естественно открывающей более простора фантазии, то тут, к сожалению, германская официозная газета сама поддалась страху ‘пугала’, указывая на чуждый русскому обществу миф политического объединения славян как на конечную цель внешней политики панславизма, между тем как русские панслависты, в сущности, никогда не простирали своих видов далее духовного объединения славянства. Но и в этом случае ‘Северо-Германская Газета’ отдавала им справедливость: в приписываемом им домогательстве не находила она ничего революционного, так как и эту цель панслависты имеют-де в виду достигнуть не иначе как с ‘русским Государем во главе славян’ и ‘не путем революции, измены или отпадения, а, если невозможно иначе, то силой меча, — и то не вольных шаек с гарибальдийскими лозунгами, но силой меча русской армии’.
Имея в виду эти благонадежные основы всей так называемой панславистской программы, прусские официозные органы находили весьма естественным, что русское правительство дает у себя простор этим стремлениям, ‘насколько то соответствовало его собственным желаниями и целям’. Действительно, чувство братства с угнетенными единоверцами и соплеменниками составляет в нашем народе силу, которая, по признанию цитуемой статьи, в годину борьбы за их освобождение может оказать великую пользу этому великому делу. Поддерживая в русском народе воодушевление и готовность к пожертвованиям, Славянские комитеты были-де в войне с Турцией весьма полезными и поистине патриотическими факторами…
За исключением ложно понимаемой конечной цели внешней политической программы панславизма, приведенными мнениями означенной статьи верно характеризовалось значение славянских сочувствий в России в настоящее время. С этой точки зрения так называемый панславизм в России не есть программа какой-либо партии, а политическая исповедь русского народа, он создан не мудрованиями отдельных мечтателей, а историей, и им написаны самые блестящие страницы русской истории, с ним неразлучно связаны имена Петра Великого, Екатерины Второй, Николая…
И вот этот честный порыв русского народного чувства поддержать свое правительство в исторической борьбе с заклятым врагом за святое дело вдруг ославляется интригой как дело одной сомнительной и опасной партии, русское народное чувство выставляется под именем панславизма как нечто революционное и мятежное. Что та же сила сказалась в незабвенную годину Наварина и Кулевчи за греков, как теперь за славян, что она же, в сущности, и с тою же энергией проявлялась и в 1812 году, что она же и с тою же энергией обнаружилась в 1863 году, когда по случаю взбунтовавшейся шляхты Россия, по-видимому, была накануне борьбы почти с целою Европой, — до всего этого интриге нет дела. С оскорбительною для России уверенностью рассчитывает она подействовать на ее правительство и поселить в нем разлад с историей своей страны, с духом и призванием своего народа, наконец, с самим собою.
К сожалению, почтенная редакция ‘Северо-Германской Газеты’ помещает иногда в столбцах своей газеты корреспонденции из Петербурга (заметьте!), совершенно расходящиеся с ее воззрениями. Так, на днях поместила она петербургскую корреспонденцию, вторившую тем лживым толкам о значении ‘панславизма’ в России, против которых так доказательно восставала сама газета, находя в них не иное что, как выражение ребяческого страха пред пугалом русского панславизма. По словам этой петербургской корреспонденции, ‘панславизм’, обнаруживая стремления ‘к переходу из области отвлеченных умозрений в область практической жизни’, будто бы вызывает против себя со стороны правительства решительные меры, и так как это стремление с особенною силой высказалось-де именно по поводу временных наших неудач, по поводу ‘Плевненского периода’, то настало-де время для правительства выступить во всеоружии против этого внутреннего своего противника… Действительно, русский патриотизм никогда не чувствовал сильнее своего долга выступить на поддержку защищаемого русским правительством дела, как именно в момент временных невзгод нашего оружия, — и именно это патриотическое движение и выставляется врагами России как злокозненное проявление!
Но неудовольствие этого петербургского корреспондента против ‘панславистов’ обнаружилось и до наступления ‘Плевненского периода’. Уже тогда ставил он им в упрек разные, как он выражается, ‘бессмысленные требования’, как-то: ‘мобилизации всей армии, созвания ополчения и даже отправления гвардии и гренадер на театр войны’… Во всем этом высказывалось-де со стороны панславистов революционное стремление ‘направлять правительство согласно целям своей партии‘…
Замечательнее всего то, что именно с теми же самыми упреками против панславистов выступал и польский патриот, пописывающий из Варшавы в венскую ‘Политическую Корреспонденцию’…
А между тем в недавно напечатанной ‘Северо-Германской Газетой’ превосходной передовой статье о причинах наших временных неудач сообщается, что именно эти ‘требования’ еще до объявления войны были высказаны самым высшим в России авторитетом, но не исполнены вследствие советом дипломатии и военной администрации…
Петербургский корреспондент делает даже попытку затронуть и столь чувствительную ныне струну немецкого национального чувства, утверждая, будто русским ‘панславистам’ (в ряды их зачисляются, конечно, и ‘Московские Ведомости’) несносны в русской армии немецкие имена генералов Циммермана, Криденера, Тотлебена…
Стоит ли отвечать на это? Как нарочно, имя Тотлебена было впервые произнесено именно в ‘Московских Ведомостях’, когда явились затруднения под Плевной, а его на театре войны не было…
Но и в этом случае надо отдать справедливость газете князя Бисмарка: она усвоила себе статью ‘Майнцской Газеты’, но не обратила никакого внимания на присланную ей петербургскую корреспонденцию, напечатав ее, по-видимому, только в угождение какой-то партии в Петербурге… В этом факте обнаруживается сила этой какой-то партии у нас, которая, восставая против русской политики русского правительства, старается всеми силами привести в уныние нашу публику и для этого не находит лучшего средства, как чернить и злословить русское народное чувство… В Петербурге есть газета, которая служит явным органом этой партии. В ‘Биржевых Ведомостях’ недавно появилось письмо, которое наизлейшие враги России, как, например, орган венского турецкого посольства ‘Neue Freie Presse’, с восторгом перепечатали целиком, озаглавив его ‘Русским покаянием’ (‘Russisches Selbstkentniss’). Несколько дней спустя по поводу арестования в Галиции г. Иловайского по лживому доносу польского ксендза ‘Биржевые Ведомости’ снова пустились в дерзкую филиппику против русского патриотического чувства, обзывая его ‘панславизмом’ в дурном смысле, а в промежуток от одной статьи до другой фельетонисты этой газеты то и дело толковали, что война всем ‘начинает приедаться’, что ‘общий интерес’ к ней ‘ослаб’, что публика не хочет читать известий о войне, — так они ей надоели, — что она даже не покупает телеграмм с театра войны… Понятно, что от этой лжи в восторге ‘Neue Freie Presse’…
Впервые опубликовано: ‘Московские ведомости’. 1877. 20 октября. No 260.