ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРНІЕ.
ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРНІЕ.
В. Г.
‘Русская Мысль’, кн.IX, 1890
Иностранное обозрение, Гольцев Виктор Александрович, Год: 1890
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Прошедшій мсяцъ ознаменовался въ дипломатическомъ отношеніи посщеніемъ русскаго двора императоромъ германскимъ. Съ посщеніемъ этимъ связывались различныя предположенія, причемъ нкоторая часть европейской печати склонна была не придавать большаго политическаго значенія присутствію императора Вильгельма II на маневрахъ русской арміи, а другая часть находила въ свиданіи двухъ императоровъ фактъ первостепенной международной важности. Французскія газеты видятъ въ новой поздк Вильгельма II въ Россію попытку опять привлечь Россію къ тройственному союзу и связать, такимъ образомъ, ея свободу дйствій. Въ нмецкой печати, въ газет, получающей теперь внушенія отъ князя Бисмарка, была высказана мысль о томъ, что для Германіи выгодно прямое сближеніе съ Россіей, что гогенцоллернская имперія не должна съ особеннымъ усердіемъ поддерживать восточную политику Австро-Венгріи, дйствующей подъ прикрытіемъ Германіи. Ходятъ толки о томъ, что въ правящихъ сферахъ Берлина не прочь пожертвовать кое-чмъ на Балканскомъ полуостров въ пользу Россіи, чтобы заручиться ея благосклонностью въ другихъ вопросахъ.
Для насъ ясно одно: русское правительство многократно и твердо заявляло о своемъ миролюбіи. Съ миролюбивыми цлями прізжалъ къ намъ и императоръ Вильгельмъ. Не подлежитъ сомннію, что при этомъ имлись въ виду какія-нибудь опредленныя международныя комбинаціи. Разъ он подчиняются искреннему желанію сохранить общеевропейскій миръ,— ихъ подробности получаютъ уже второстепенное значеніе, потому что этимъ исключаются какія бы то ни было посягательства на политическую самостоятельность большихъ и малыхъ европейскихъ народовъ. Съ другой стороны, неосторожныя сдлки и соглашенія, на которыя бываетъ нердко способна европейская дипломатія, въ настоящее время все боле и боле предупреждаются ростомъ просвщеннаго общественнаго мннія.
На дипломатію русскую слышалось и слышится не мало нареканій, и часто изъ компетентнаго источника. Покойный Иванъ Сергевичъ Аксаковъ настойчиво нападалъ на бюрократическій характеръ нашей дипломатіи, на то, что она иметъ маю живой и непосредственной связи съ народнымъ сознаніемъ. Другой писатель, хорошо знакомый съ исторіей и современнымъ состояніемъ дипломатическихъ отношеній, г. Татищевъ, говоритъ, что съ начала XVIII вка ‘наше дипломатическое вдомство перешло въ руки людей иного закала, инородцевъ по происхожденію, иноврцевъ по исповданію, скоро обратившихъ русскую дипломатію въ нчто обособленное, чуждое, лишенное всякой живой и органической связи съ животворнымъ источникомъ государственной и общественной жизни Россіи’ {Назв. книга, стр. 497—498.}. Въ этихъ словахъ есть значительная доля правды, хотя для насъ и неясно, кто и что виною, съ точки зрнія г. Татищева, такого долгаго (почти два вка) отчужденія русской дипломатіи отъ животворныхъ источниковъ нашей государственной и общественной жизни.
Г. Татищевъ является представителемъ политики національныхъ интересовъ. Онъ говоритъ, напримръ, опредляя направленіе русской дипломатіи XIX вка: ‘Если станемъ отыскивать общій источникъ ряда промаховъ и неудачъ, пораженій и униженій нашей политики въ Болгаріи за послднее десятилтіе, то найдемъ его въ политической систем, которой русская дипломатія упорно придерживается съ начала текущаго вка и которая извстна въ исторіи подъ именемъ политики отвлеченныхъ началъ. Великодушіе и безкорыстіе — таковы два ея главные устоя. Она имла цлью на Запад — миръ и благоденствіе Европы, на Восток — счастіе и процвтаніе христіанскихъ племенъ, его населяющихъ. Въ этомъ отношеніи санъ-стефанскій договоръ и берлинскій трактатъ — плоды одного и того же древа. И тотъ, и другой молчатъ о пользахъ и нуждахъ самой Россіи, не упрочиваютъ за нею ни малйшихъ матеріальныхъ обезпеченій ея интересовъ. Такая политика вовсе не политика, а составляетъ нчто ей прямо противуположное’. И г. Татищевъ повторяетъ, что оживотворить нашу дипломатію ‘можетъ только совокупность нравственныхъ и духовныхъ силъ Русской земли’ {С. Татищевъ: ‘Изъ прошлаго русской дипломатія’. Спб., 1890 г.}.
Съ послднимъ нельзя не согласиться, но другія утвержденія почтеннаго автора вызываютъ недоразумнія. Съ призывомъ русской мысли и русскаго чувства въ область дипломатическаго управленія, неужели, по мннію г. Татищева, изъ нашей международной политики должны быть изгнаны великодушіе и безкорыстіе? Неужели интересы такого великаго народа, какъ русскій, создавшаго такое могущественное государство, какъ Русскую имперію, противуполагаются великодушію и безкорыстію въ сношеніяхъ съ другими народами? Было бы горькою обидой, тяжелымъ оскорбленіемъ для нашего народа утверждать, что только инородцы да иноврцы вносили эти высокія начала въ вопросы иностранной политики императорскаго русскаго правительства. Съ другой стороны, мы не можемъ признать правильнымъ ршительнаго заявленія г. Татищева о безусловномъ великодушіи и безкорыстіи русской политики въ теченіе прошлаго и ныншняго столтій: достаточно взглянуть на карту Россіи въ начал XVIII и въ конц XIX вковъ, чтобы убдиться въ кое-какихъ матеріальныхъ приращеніяхъ нашего государства. Даже по берлинскому трактату мы вернули прилегающую къ устьямъ Дуная часть Бессарабіи, пріобрли Батумъ и Карсъ. Вопреки г. Татищеву, мы думаемъ, что русская дипломатія далеко не была поглощена заботами о водвореніи на Запад и на Восток мира и благополучія. Дйствительно, Россія вела нсколько войнъ съ возвышенными цлями освобожденія порабощенныхъ народовъ, но эти войны не наполняютъ всей нашей исторіи въ послдніе два вка, составляя, разумется, ея справедливую гордость и славу. Бда въ томъ, что великодушіе и безкорыстіе — термины мало опредленные въ юридическомъ смысл слова: мы, напримръ, усмиряли возстаніе венгровъ и поддерживали возстаніе грековъ, неужели и въ томъ, и въ другомъ случа политикой русскаго правительства руководили одинаковыя или хотя похожія побужденія и соображенія?
Г. Татищевъ настаиваетъ на возвращеніи русской политики ‘къ великимъ историческимъ началамъ, коими создалась Россія и которыя въ продолженіе долгаго ряда царственныхъ поколній развивали ея силу и величіе. Начала эти — здравый и трезвый государственный эгоизмъ, подчиненіе всхъ прочихъ соображеній забот о благ Русскаго государства и народа’. Какія же это вс прочія соображенія? Если русскій интересъ сталкивается съ нмецкимъ, съ австрійскимъ, — понятно, естественно и законно предпочтеніе интереса родной страны. Но если станутъ утверждать, будто въ интересахъ русскаго народа отнять что-либо у сосда, подавить его политическую самостоятельность и т. п., то противъ этого позволительно возражать. Истолковывать государственный здравый и трезвый эгоизмъ въ этомъ смысл значило бы совершенно отвергать справедливость, какъ руководящее начало въ сношеніяхъ между государствами, вполн уничтожать самую основу международнаго права. И какъ это печально случается, что призывъ къ національной самостоятельности, обращеніе къ животворнымъ источникамъ государственной и общественной жизни часто совпадаетъ у насъ съ отрицаніемъ не мене животворныхъ источниковъ общечеловческой нравственности!
‘Долгъ исторіи, — говоритъ г. Татищевъ, — внести свтъ въ дятельность русскихъ государственныхъ людей и, путемъ разоблаченія временныхъ и мимолетныхъ заблужденій, искать установиться строго объективной научной почв, вн всякихъ колебаній или сомнній, истины вчныя’. Основываясь на этихъ словахъ нашего дипломата и политическаго писателя, мы должны или признать, что великодушіе и безкорыстіе совсмъ не вчныя нравственныя истины, или что г. Татищевъ неправъ и самъ себ противорчитъ, призывая русскую мысль и русское чувство на борьбу съ инородческими началами, которыми всегда будто бы руководилась русская вншняя политика въ продолженіе послднихъ двухъ вковъ.
Не мало интереснаго для исторіи международныхъ сношеній представляетъ недавно вышедшій въ Париж Сборникъ инструкцій, данныхъ французскимъ посламъ. Первый томъ этого обширнаго изданія посвященъ сношеніямъ Франціи съ нашимъ отечествомъ, отъ зарожденія этихъ сношеній до 1748 года {Recueil des instructions donnes aux ambassadeurs et ministres de France. Tome premier. Paris, 1890.}. Извстный знатокъ русской исторіи, Альфредъ Рамбо, написалъ для сборника большое введеніе, посвященное характеристик французской и русской дипломатіи до великой Французской революціи. До 1654 года Россія не представляла для Франціи никакого интереса. Съ этого времени она вредитъ французскимъ интересамъ, нападая на союзниковъ Франціи — Швецію, Польшу, Турцію. Съ 1726 по 1756 годъ наше отечество становится союзникомъ главнаго врага Франціи (Австріи). Затмъ, явившись на короткое время, въ семилтнюю войну, на одной сторон съ Франціей, Россія продолжала политику, враждебную французскимъ интересамъ, т.-е. наносила ударъ за ударомъ Польш, Швеціи и Турціи. Съ 1775 до 1789 года во Франціи начинаютъ понимать,— говоритъ Рамбо,— что Россія, кончивъ свою разрушительную дятельность по отношенію къ прежней систем европейскаго равновсія, становится существеннымъ элементомъ новой системы, и между двумя государствами начинаютъ устанавливаться новыя отношенія. И Рамбо отмчаетъ, что русская дипломатія почти всегда направлялась нмцами, только при Петр Великомъ, при Екатерин I и при Елизавет, по разнымъ причинамъ, обнаружилось стремленіе къ сближенію съ Франціей. ‘Двнадцать первыхъ лтъ царствованія Екатерины II,— говоритъ Рамбо,— были временемъ ожесточенной борьбы противъ французскаго вліянія и противъ союзниковъ Франціи. Завоевательная политика Россіи тмъ боле возбуждала противъ нея Францію, что Людовикъ IV стремился всми силами къ сохраненію европейскаго равновсія, отказавшись самъ отъ всякихъ завоевательныхъ намреній’. Въ инструкціяхъ французскимъ посламъ говорится о томъ, что необходимо положить предлъ расширенію полу-варварской Россіи. Версальскій кабинетъ рзко осуждаетъ вроломную и непослдовательную, по его мннію, иностранную политику Екатерины II и выражаетъ надежду, что война съ Турціей унизитъ или, по крайней мр, ослабитъ Россію. По фактически миръ между нашимъ отечествомъ и Франціей во все это время не былъ нарушенъ. Отношенія между двумя государствами измняются къ лучшему съ восшествіемъ на престолъ Людовика XVI, котораго не отдляла отъ Екатерины II никакая личная непріязнь. Эта перемна была обрисована въ доклад статсъ-секретаря Половцева, прочитанномъ въ засданіи Историческаго общества. На него Рамбо и ссылается въ своемъ введеніи {Recueil des introduction, LIV, Сборникъ Истор. Общества, томъ XVII.}. Дло дошло до проектовъ тснаго союза. Но въ скоромъ времени разразилась французская революція, и Екатерина II приняла ршительно сторону низложенной во Франціи династіи. Въ настоящее время Рамбо полагаетъ, что поводы къ вражд между Россіей и Франціей исчезли, что все боле и боле выступаетъ общность ихъ интересовъ, откуда не далеко и до общности дйствій.
Мы въ теченіе уже нсколькихъ лтъ стараемся доказать, что для европейскаго мира, дйствительно, наилучшимъ обезпеченіемъ можетъ служить тсное сближеніе,— если не формальный союзъ,— между Россіей и Франціей. Несмотря на миролюбивыя заявленія ныншнихъ руководителей нмецкой политики, нашему отечеству нтъ никакого основанія идти на буксир гогенцоллернской имперіи. Прямой русскій интересъ, совпадающій съ требованіями справедливости, заключается въ томъ, чтобы славянскіе народы Австро-Венгріи получили широкую автономію, чтобы составъ народнаго представительства въ парламентахъ обихъ половинъ этой имперіи соотвтствовалъ численности въ ней славянъ. Это не соотвтствуетъ узкимъ національнымъ интересамъ мадьяръ и австрійскихъ нмцевъ, на сторон которыхъ въ данномъ случа стоитъ Германія. Послдняя принуждена, въ своихъ собственныхъ интересахъ, въ тхъ, которые г. Татищевъ противупоставляетъ великодушію и безкорыстію, поддерживать Австро-Венгрію (противъ насъ) и на Балканскомъ полуостров. Нужно отдать справедливость почтенному автору книги Изъ прошлаго русской дипломатіи: онъ съ большимъ знаніемъ дла и съ неменьшею основательностью указываетъ на крупныя ошибки нашей дипломатіи по отношенію къ Болгаріи,— ошибки, однимъ изъ печальныхъ результатовъ которыхъ было отчужденіе отъ насъ болгарскаго правительства и усиленіе въ княжеств австрійскаго вліянія. Но по этому поводу мы говорили такъ часто, что не будемъ приводить соображеній г. Татищева, во многомъ согласныхъ съ тми мыслями, которыя намъ приходилось высказывать. Достаточно напомнить, что, вслдствіе неврнаго пути, принятаго нашею дипломатіей, Россія, создавшая санъ-стефанскимъ договоромъ Болгарію съ Филиппополемъ, выступила потомъ противъ соединенія княжества и Восточной Румеліи, тогда какъ Великобританія, настоявшая на берлинскомъ конгресс на раздробленіи Болгаріи, поспшила признать совершившійся фактъ. На эту и на другія ошибки нашей дипломатіи указываютъ и многіе иностранные писатели {См., напримAdolphe Potel: ‘Aperu historique des affaires d’Orient’, стр. 170 и друг.}.
Revue des Deux Mondes {Revue des Deux Mondes, 15 aot 1890. Chronique de la quinzaine.} находитъ, что въ настоящее время во вншней политик наступило затишье, что напряженность международныхъ отношеній ослабла. Само собою разумется, что приходится привтствовать и такое положеніе вещей, хотя имъ только отсрочивается разршеніе важныхъ вопросовъ. Но миръ самъ по себ такое благо, что уже этотъ результатъ можно считать значительнымъ. Съ другой стороны, приготовленія къ нарушенію мира идутъ во всхъ государствахъ, повсюду колеблятъ благосостояніе народа. Эту международную вакацію наполняетъ теперь преимущественно императоръ Вильгельмъ II своими рчами и путешествіями. Французскій журналъ не отрицаетъ того, что глава гогенцоллернской военной монархіи иметъ при этомъ цлью сохраненіе мира, но нельзя забывать и того, что императоръ хочетъ укрпить гегемонію Германіи, стать руководителемъ политическихъ судебъ нашей части свта. Естественно, что подобное стремленіе вызываетъ противодйствіе, въ особенности со стороны Россіи и Франціи. Покуда грандіозные замыслы Вильгельма II не выразились еще ни въ чемъ практически-важномъ. Берлинская конференція по рабочему вопросу, о которой въ этой книжк нашего журнала говоритъ профессоръ Іванюковъ, не сопровождалась соотвтствующимъ движеніемъ нмецкаго законодательства, и нкоторыя французскія газеты подсмиваются уже надъ кратковременностью медоваго мсяца государственнаго соціализма въ Германіи. Дйствительно, трудно совмстить, т задачи, которыя поставилъ себ императоръ Вильгельмъ II по отношенію къ рабочимъ классамъ, съ его настойчивыми усиліями сохранить за Германіей значеніе первенствующей военной державы. То, что при такихъ условіяхъ создается одною рукой, разрушается другою, и гуманныя стремленія парализируются пагубнымъ вліяніемъ милитаризма и бюрократической опеки, стсняющей свободное развитіе личности и общества. Къ чести ныншняго германскаго правительства слдуетъ, однако, сказать, что бисмарковская система устрашенія общества и пренебреженія парламентомъ смняется иною системой, въ которой общественному мннію и политической самодятельности народа отводится подобающее мсто. Успхи просвщенія и широкая гласность въ веденіи государственныхъ длъ, ведутъ къ тому, что политическія страсти мене возбуждаются. Когда существуетъ не глухое негодованіе, а свободная критика правительственныхъ дйствій, то устраняются причины многихъ недоразумній и злоупотребленій. Такъ, на нашихъ глазахъ Французская республика благополучно пережила кризисъ, одно время казавшійся очень грознымъ. Въ настоящее время буланжизмъ отошелъ уже почти въ область преданія,— такъ выросли французское общество, такъ трудно теперь сбить французскій народъ съ толку заманчивыми общаніями всяческихъ благъ со стороны разныхъ авантюристовъ. Въ сознаніе этого народа, повидимому, прочно вошло убжденіе, что отнюдь не диктатура, отнюдь не захватъ власти какими-нибудь цезаріанцами можетъ обезпечить правильный ростъ благосостоянія и просвщенія, а безпрепятственное развитіе учрежденій.
Не мене замчательно движеніе общественной мысли въ Великобританіи. Подъ вліяніемъ настойчивой пропаганды такихъ людей, какъ Гладстонъ и его сотрудники, англичане все боле и боле переходятъ на сторону того мннія, что Ирландіи должно дать самоуправленіе, а ея земледльческому населенію необходимо обезпечить пользованіе тою землей, которую отъ обрабатываетъ. Укажемъ изъ этой же области явленій на все возростающее въ Бельгіи движеніе въ пользу введенія всеобщей подачи голосовъ. Бельгійскіе рабочіе поставили это ближайшею цлью въ своей программ. Нкоторая часть либеральной партіи опасается, что, съ введеніемъ всеобщей подачи голосовъ, въ Бельгіи усилится вліяніе клерикализма, такъ какъ на-селеніе нкоторыхъ мстностей государства погружено еще въ глубокое невжество. Но на это слдуетъ возразить, что съ невжествомъ должно бороться прежде и больше всего, что необходимо позаботиться о достаточномъ образованіи народныхъ массъ,— только этимъ путемъ и ослабится вредное вліяніе клерикализма. Участіе во всеобщей подач голосовъ является съ своей стороны весьма могущественнымъ воспитательнымъ средствомъ. Нужно замтить, что ни въ одной конституціонной стран нтъ такого ограниченія народнаго представительства путемъ имущественнаго ценза, какъ въ Бельгіи. Банкъ замчаетъ въ Paris {Paris, 12 aot.}, что система, по которой на населеніе въ шесть милліоновъ палата выбирается 130,000 или 140,000 избирателями, составляетъ теперь чистый анахронизмъ.
Большіе толки возбуждали въ Западной Европ участіе австрійской эскадры на маневрахъ въ Кил, ршеніе короля Гумберта не хать на спускъ новаго броненосца въ Спеціи и появленіе англійской эскадры въ Тулон. Итальянское общественное мнніе, повидимому, не одобряетъ совта, даннаго королю министромъ-президентомъ Криспи. Само собою разумется, что совтъ этотъ направленъ противъ Франціи. Враждебныя Французской республик газеты надются, что ей не удастся сохранить дружбу Россіи. Съ этой точки зрнія обсуждаются ими отзывы русской печати о свиданіи въ Нарв. Демократическая печать стоитъ, наоборотъ, за сохраненіе мира и за возстановленіе дружественныхъ отношеній между французскимъ и итальянскимъ народами. Этимъ добрымъ отношеніямъ наносится новый ударъ уклоненіемъ отъ привтствія со стороны французской эскадры въ Спеціи. Liritto осмиваетъ загадочное объясненіе внезапнаго ршенія короля, которое представляетъ органъ Криспи, Riforma. Въ такомъ же дух высказывается L’Opinione. Эта послдняя газета протестуетъ противъ предположенія объ охлажденіи отношеній между Италіей и Великобританіей (въ этомъ смысл обсуждаютъ нкоторые органы итальянской печати посщеніе французскаго военнаго порта англійскимъ флотомъ). Общее впечатлніе отъ этихъ фактовъ, преимущественно морскихъ, таково, что императору Вильгельму II не удалось достигнуть охлажденія отношеній между Россіей и Франціей. Наше отечество сохраняетъ свободу дйствій, и европейскій миръ поэтому не будетъ нарушенъ,— по крайней мр, не Россія и не дружественная намъ Франція могутъ вызвать это нарушеніе.