К ВОПРОСУ О ПРИНАДЛЕЖНОСТИ
Ф. Ф. МАТЮШКИНА К ТАЙНОМУ ОБЩЕСТВУ
ДЕКАБРИСТОВ
П. В. Ильин
Сноски
Ильин П. В. К вопросу о принадлежности Ф. Ф. Матюшкина к тайному обществу декабристов, Матюшкин Федор Федорович, Год: 2004
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Ильин П. В. К вопросу о принадлежности Ф. Ф. Матюшкина к тайному обществу декабристов // Временник Пушкинской комиссии: Сб. науч. тр. / РАН. Истор.-филол. отд-ние. Пушкин. комис. — СПб.: Наука, 2004. — Вып. 29. — С. 270—284.
http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/v04/v04-270-.htm
Причастность Ф. Ф. Матюшкина к кругу декабристов не вызывала сомнений у многих исследователей. Источники, прежде всего переписка Матюшкина с Е. А. Энгельгардтом, с товарищами по Лицею и участниками тайных обществ И. И. Пущиным и В. Д. Вольховским, не раз заставляли говорить о близости Матюшкина к ‘декабристскому движению’. Его дружеские связи и контакты с тем же И. И. Пущиным, а также с В. К. Кюхельбекером, В. И. Штейнгейлем, Г. С. Батеньковым, К. Ф. Рылеевым, Ф. С. Лутковским и, возможно, некоторыми из офицеров-моряков, вошедших в число участников тайного общества (Н. А. Бестужев, М. К. Кюхельбекер), обнаруживаемые из этих источников, послужили основанием для заключения о том, что Матюшкин входил в ближайшее окружение декабристов и даже являлся их политическим единомышленником.1
Однако вплоть до последнего времени не были известны сколько-нибудь определенные, конкретные документальные свидетельства о факте формального членства известного мореплавателя и лицейского товарища А. С. Пушкина в декабристском тайном обществе.
Первым на прямое свидетельство о принадлежности Матюшкина к числу членов тайного общества, сохранившееся в фонде следственных показаний лиц, привлеченных к делу декабристов, обратил внимание А. Б. Шешин. В 1979 г. он опубликовал результат своего наблюдения в статье ‘Морская управа Северного общества декабристов’.2 В 1989 г. он же посвятил этому вопросу отдельную статью ‘Друг Пушкина Ф. Ф. Матюшкин — декабрист’.3
Внимание исследователя привлекли показания одного из руководителей Южного общества М. П. Бестужева-Рюмина, опубликованные в составе его личного следственного дела в 1950 г. и находившиеся ранее вне поля зрения научной традиции. Эти показания прямо и недвусмысленно свидетельствуют, что в тайном обществе знали о приеме Матюшкина в Северное общество, в состав предполагавшейся ‘морской управы’, состоявшей из флотских офицеров.
Отвечая на вопрос о том, что ему было известно о положении дел в Северном обществе, Бестужев-Рюмин сообщал: ‘…Матвей Муравьев жаловался на бездейственность Северного общества, говоря, что Трубецкой, Никита Муравьев, Тургенев проводят время в беспрерывных политических прениях и тем связывают руки Оболенскому и Рылееву <...> Что Рылеев намеревался сформировать морскую управу и уже начал принимать флотских членов. По имени помню только Матюшкина’.4
Предположительный характер свидетельства, относящийся, однако, только к самому намерению Рылеева учредить ‘управу’ из морских офицеров, очевидно, не относится напрямую к сообщению о Матюшкине: как раз его, согласно утверждению автора показания, в тайное общество уже приняли (Рылеев ‘уже начал принимать флотских членов’). Именно фамилию Матюшкина запомнил Бестужев-Рюмин — как одного из первых принятых в тайное общество в Петербурге флотских офицеров.
Проанализировав это свидетельство Бестужева-Рюмина, А. Б. Шешин пришел к выводу о высокой степени достоверности информации, которая в нем содержится.
Бестужев-Рюмин, после раскассирования гвардейского Семеновского полка служивший на юге — в 1-й армии, не посещал Петербург в течение 1821—1825 гг. Тем не менее он выступает здесь в качестве авторитетного источника. По обоснованному заключению А. Б. Шешина, автор показания передает сведения, полученные им от М. И. Муравьева-Апостола, длительное время (в 1823—1824 гг.) выполнявшего функции представителя Южного общества в Петербурге.
Матвей Муравьев-Апостол был человеком очень хорошо осведомленным в делах петербургских конспираторов. Он был непосредственно погружен в деятельность тайного общества на севере, тесно общался с его руководством в лице Н. М. Муравьева, Е. П. Оболенского, С. П. Трубецкого, Н. И. Тургенева, И. И. Пущина, контактировал он и с К. Ф. Рылеевым.5 Покинув Петербург в августе 1824 г., Матвей Муравьев-Апостол вскоре оказался рядом со своим младшим братом Сергеем и, безусловно, мог передать сведения о вновь принятых в Петербурге членах как ему, так и его ближайшему другу — Бестужеву-Рюмину. Постоянный контакт с братом и Бестужевым-Рюминым сохранялся у Матвея Муравьева-Апостола и позже, вплоть до событий мятежа Черниговского полка и их общего ареста 3 января 1826 г.
Таким образом, вопрос о причастности Ф. Ф. Матюшкина к тайному обществу возник на следствии в результате показаний одной из наиболее крупных и влиятельных фигур декабристского движения, Бестужева-Рюмина, следовательно, — возник не случайно, не в силу случайного подозрения или ошибочного показания, сделанного неосведомленным лицом. Исходя из этого, следует признать, что отнесение Матюшкина к числу участников тайного общества декабристов имеет под собой вполне конкретное и достаточно серьезное основание.
Введя это ценное документальное свидетельство, ранее не останавливавшее на себе внимания ученых, в научный оборот, А. Б. Шешин сделал вывод о несомненном участии Матюшкина в ‘морской управе’ Северного общества. Этот вывод в целом разделял и автор настоящей статьи.6
Вместе с тем ряд вопросов, возникающих при углубленном изучении данного свидетельства, исследователь оставил без ответа. Вызвало ли показание, сделанное Бестужевым-Рюминым, интерес у следствия? Опрашивались ли в связи с полученными от Бестужева-Рюмина сведениями другие подследственные? Были ли сделаны показания о Матюшкине другими лицами? Наконец, отбирались ли показания у Матвея Муравьева-Апостола, который собственно и являлся первоисточником информации, поступившей от Бестужева-Рюмина? Иначе говоря, до настоящего времени все еще не получен ответ на вопрос — содержит ли фонд следственных показаний по делу декабристов дополнительные свидетельства относительно участия Матюшкина в тайном обществе?
В следственном деле Бестужева-Рюмина отсутствуют какие-либо следы интереса следствия к вновь названному лицу. Нет такого рода указаний и в персональном следственном деле М. И. Муравьева-Апостола.
Обращение к фонду материалов следствия и суда по делу декабристов позволило выявить документы, связанные с расследованием причастности Матюшкина к тайному обществу. В следственном деле ‘Справки, собранные о разных лицах, в описи означенных, о принадлежности их к злоумышленным обществам’ отложились показания, сделанные в ответ на запросы Следственного комитета о степени причастности ряда подозреваемых к декабристскому союзу.7 Большинство из них появились в результате показаний, впервые назвавших в ходе процесса то или иное имя. Среди этого комплекса материалов и обнаружились запросы о принадлежности Матюшкина к тайному обществу и ответы на них подследственных.
Теперь можно считать несомненным тот факт, что показания Бестужева-Рюмина обратили на себя внимание следствия, что и неудивительно: ведь это свидетельство принадлежало одной из самых заметных и деятельных фигур в тайном обществе.
Показания, содержавшие первое упоминание о Матюшкине, были даны Бестужевым-Рюминым после устного допроса, состоявшегося 5 апреля, и ‘читаны’ в Следственном комитете 9 апреля.8
Лишь спустя почти два месяца, 24 мая 1826 г., последовал повторный, содержательно развернутый запрос Следственного комитета, адресованный Бестужеву-Рюмину, который специально касался названных им ранее Матюшкина и Бутурлина: ‘В ответах ваших вы называете членами Тайного общества Бутурлина и Матюшкина.9 Комитет требует от вас чистосердечного и положительного пояснения: подтверждаете ли вы показание свое, что Бутурлин и Матюшкин действительно были членами тайного общества и чем можете доказать сие? Знаете ли вы их лично как членов или только слышали как о членах и от кого именно? Каким образом вам о них сказывали, т. е. когда, где и кем именно они были приняты, в каких сношениях и с кем из членов находились и какое принимали участие в делах общества?’.10
В своем ответе Бестужев-Рюмин свидетельствовал: ‘Имею честь донести Комитету, что я о Бутурлине никогда не слыхал и в показаниях моих о нем не упоминал. О Матюшкине же говорил мне Матвей Муравьев, но я уже ясно вспомнить не в состоянии, сказывал ли он, что Матюшкин член или что общество намеревается принять его’.11
Это повторное показание Бестужева-Рюмина требует комментария. Прежде всего, вопреки данному показанию, фамилию Бутурлина Бестужев-Рюмин все же называл на следствии и именно в качестве участника тайного общества. Она прозвучала в его показаниях, зачитанных на заседании Следственного комитета 18 февраля. В этих показаниях Бестужев-Рюмин перечислял известных ему участников Союза благоденствия — тайного общества, которое на момент его вступления в декабристский союз уже не существовало. Сведения о них он получил от давних участников тайного общества, с которыми имел постоянный контакт: ‘Известные мне члены того общества суть: <...> Бутурлин (писатель)…’.12 Отрицание этого обстоятельства в повторном показании показывает, что его автор был откровенен далеко не во всем.
В своем повторном показании (в отличие от первого) Бестужев-Рюмин уже не свидетельствует о приеме Матюшкина в тайное общество как о безусловном факте, ссылаясь на состояние своей памяти. Он предпочел отказаться от утвердительного свидетельства о принятии в тайное общество нового лица и сделал оговорку: возможно, что Матюшкина лишь намеревались принять, но не приняли.
Повторное показание Бестужева-Рюмина как будто не подтверждает прием Матюшкина в декабристский союз. Тем не менее оно безусловно представляет значительную ценность как свидетельство о возможном вступлении Матюшкина в тайное общество: показание прямо говорит о весьма специфическом интересе руководителей тайного общества к Матюшкину: они либо приняли, либо хотели принять его в конспиративную организацию, очевидно, считая его своим идейным единомышленником.
Но для нас важен еще один момент — Бестужев-Рюмин в этом показании вновь указывает источник своей осведомленности о Матюшкине — М. И. Муравьева-Апостола — источник, безусловно, авторитетный. Можно сказать, что эта информация действительно поступила к Бестужеву-Рюмину ‘из первых рук’, от лица, долгое время находившегося в Петербурге среди наиболее активных членов Северного общества.
Было бы удивительно, если бы после этого следствие не обратилось с запросом о Матюшкине к М. И. Муравьеву-Апостолу. Так и произошло. На следующий день, 25 мая 1826 г., ему были направлены вопросные пункты: ‘Подпоручик Бестужев-Рюмин показывает, что вы говорили ему о Матюшкине, но не упомнит, сказывали ли вы ему, что он член тайного общества или что оное намеревалось принять его. Комитет требует от вас откровенного и положительного пояснения: принадлежал ли означенный Матюшкин к Тайному обществу, когда, где и кем именно был принят, в каких сношениях и с кем из членов находился и какое принимал участие в делах общества? Равно кто он такой и где находится?’.13
Муравьев-Апостол ответил на этот запрос лаконично и вполне категорически: ‘В последнем показании моем я написал Мотовиловка. Я не говорил с Бестужевым-Рюминым о Матюшкине, которого я не знал никогда’.14
Показания Муравьева-Апостола вызывают определенные сомнения. Прежде всего они противоречат зафиксированному в источниках факту его знакомства с Матюшкиным: дело в том, что Муравьев-Апостол встречался с ним до начала следственного процесса. Это могло произойти, судя по всему, только в 1824 г., в Петербурге. Недвусмысленное указание на это обстоятельство содержат материалы поздней переписки И. И. Пущина и Ф. Ф. Матюшкина. В письме от 25 января 1852 г. Пущин писал лицейскому другу из места своего поселения — Ялуторовска (Тобольская губерния): ‘Со мной здесь один твой знакомец, Муравьев-Апостол <...> он тебя видел у Корниловича, когда ты возвратился из полярных стран, шлет тебе поклон…’. Позже последовало уточнение: Муравьев-Апостол видел Матюшкина ‘у Корнилова в доме армянской церкви’.15 9 сентября 1852 г. Пущин вновь напоминал Матюшкину о его давнем знакомце: ‘Приветствует тебя Матвей Муравьев, он помнит твои рассказы по возвращении из сибирской экспедиции. Один он только тебя знает из здешних моих товарищей ялуторовских’.16 Матюшкин откликнулся, и вскоре Муравьев-Апостол благодарил Матюшкина за то, ‘что <...> не забыл’.17 Таким образом, очевидно, что М. Муравьев-Апостол был знаком (хотя и не близко) с Матюшкиным, встречался с ним, слушал его ‘рассказы’ о полярной экспедиции в Петербурге в 1824 г. и сохранил о нем воспоминания, вопреки утверждению о своей полной неосведомленности относительно Матюшкина, прозвучавшему на следствии.
Муравьев-Апостол не только дал ложное показание, но и предпочел, уходя от ответа на заданный вопрос, скрыться за ссылкой на ошибку, якобы допущенную со стороны следствия, — путаницу между приведенным в его показаниях названием села (Мотовиловка), в окрестностях которого происходили события мятежа Черниговского пехотного полка, и фамилией Матюшкина. В данном случае не приходится сомневаться в том, что и со стороны М. Муравьева-Апостола, и со стороны Бестужева-Рюмина (в случае его повторного показания) имело место стремление спасти от расследования и наказания мало замешанное лицо, против которого не было определенных показаний о вступлении в тайное общество и деятельности в качестве его участника. В этом оба декабриста могли убедиться по самому содержанию заданного им вопроса.
Других вопросов и показаний о Матюшкине данное следственное дело не содержит. Можно лишь констатировать, что показания Муравьева-Апостола фактически спасли Матюшкина от привлечения к следствию и от дальнейшего расследования степени его участия в тайном обществе.
Важно отметить, что следствие вообще не задало вопроса о принадлежности Матюшкина к тайному обществу тому лицу, кто, судя по всему, непосредственно участвовал в приеме Матюшкина — Рылееву. Особенно это кажется странным в контексте показания Бестужева-Рюмина, прямо отсылавшего к Рылееву как инициатору приема морских офицеров в тайное общество, и в том числе Матюшкина. В данном случае, как можно заключить, следствие не проявило необходимой тщательности при сборе и анализе показаний, а спрошенные о Матюшкине повторно Бестужев-Рюмин и Муравьев-Апостол, оценив столь явно проявившийся вполне определенный интерес следствия к новому подозреваемому, несомненно, решили не вовлекать в дело новое лицо.
При анализе следственных показаний о Матюшкине нельзя не заметить, что кратковременное и быстротечное расследование его причастности к тайному обществу носит явно незаконченный характер. В этом отношении можно провести параллель с расследованием участия в тайном обществе А. С. Грибоедова. Тщательное исследование хода и особенностей этого вопроса, проведенное М. В. Нечкиной, показало, что следствие не придало значения прозвучавшим в ходе процесса авторитетным показаниям, прямо свидетельствующим о членстве Грибоедова в тайном обществе, оставило без внимания содержащиеся в них противоречия и недоговоренности, не учло других показаний, прекратило расследование ряда эпизодов его контактов с членами Южного общества в Киеве, сделав в итоге вывод о его полной ‘невиновности’ и освободив из-под ареста. М. В. Нечкина убедительно доказала, что многие показания, касавшиеся принадлежности Грибоедова к тайному обществу, на самом деле скрывали действительную степень его причастности к декабристскому союзу.18
Так же как и в случае с Грибоедовым, следствие установило причастность Матюшкина к тайному обществу, но окончательно не доказало факт его членства. Как и в случае с Грибоедовым, следствие фактически проигнорировало показание, свидетельствующее о принадлежности Матюшкина к тайному союзу, не проявило внимания к явному сокрытию подлинных фактов в показаниях Муравьева-Апостола и Бестужева-Рюмина, не провело очных ставок в связи с полученными противоречивыми показаниями, не обратилось с запросами к важнейшим свидетелям (Рылееву) и в целом не было доведено до конца. Как и в случае с Грибоедовым, налицо стремление ряда подследственных выгородить Матюшкина, вывести его из зоны наказания.
Но в отличие от Грибоедова показание о членстве Матюшкина в тайном обществе привлекло еще меньше внимания следователей: он не был арестован и не привлекался к допросам, скоротечное расследование носило заочный характер и ограничилось только повторными запросами Бестужеву-Рюмину и Муравьеву-Апостолу. На Матюшкина не было заведено и отдельного персонального следственного дела. Несмотря на прозвучавшее показание Бестужева-Рюмина, справка о Матюшкине отсутствует и в известном ‘Алфавите’ А. Д. Боровкова — составленном делопроизводителем Следственного комитета по итогам расследования своде данных о степени причастности к делу привлеченных к следствию лиц.19
Насколько уверенным может быть исследователь в достоверности свидетельства Бестужева-Рюмина о вступлении Матюшкина в тайное общество? Действительно ли контакты Матюшкина с лидерами Северного общества носили такой характер, что мог иметь место прием в его члены?
Сопоставление биографических данных и указаний на встречи с участниками декабристских союзов дает основание утверждать, что прием Матюшкина в тайное общество мог состояться в промежутке времени от первых месяцев до августа 1824 г., когда Матвей Муравьев-Апостол покинул Петербург.20
В начале 1824 г. Матюшкин возвратился из многолетней экспедиции по описи берегов Ледовитого океана (1821—1824) и некоторое время провел в Москве, где встречался со своими лицейскими товарищами, в том числе с И. И. Пущиным. Об одной из этих встреч прямо говорится в позднейшей переписке двух товарищей по Лицею: в письме от 25 января 1852 г. Пущин замечал: ‘…я воображаю тебя тем же веселым Федернельке, каким оставил тебя в Москве, — помнишь, как тогда Кюхельбекер Вильгельм танцевал мазурку и как мы любовались его восторженными движениями…’.21 Встреча могла произойти начиная с марта 1824 г.: Пущин находился в Москве, перейдя на службу в Московский надворный суд, с 14 марта 1824 г.22
Не мог ли ближайший друг Матюшкина Пущин, незадолго перед тем (не позднее середины 1823 г.) принявший в Северное общество К. Ф. Рылеева,23 известить своего лицейского товарища о существовании тайного общества, а затем, когда Матюшкин отправился в Петербург, направить его к Рылееву для окончательного приема во вновь создаваемую ‘морскую управу’?
Достаточно хорошо известно, что Пущин активно привлекал своих лицейских товарищей и вообще давних друзей к участию во вновь созданном Северном обществе, стремясь к расширению рядов конспиративной организации и к активизации ее деятельности — среди тех, кто благодаря ему вступил в новый союз, в первую очередь следует назвать В. Д. Вольховского, бывшего члена Союза благоденствия, в октябре 1823 г. привлеченного к деятельности Северного общества и принявшего участие в ряде совещаний на квартире Пущина, где обсуждались уставные правила и проводились выборы руководства.24 В 1824—1825 гг. Пущин фактически в одиночку образовал из своих старых товарищей два кружка — московскую управу Северного общества и ‘Практический союз’. В состав этих обществ вошли друзья Пущина Павел И. Колошин, С. Н. Кашкин, И. Н. Горсткин, А. В. Семенов, А. А. Тучков, к этому же кругу были близки бывшие лицеисты А. П. Бакунин, Б. К. Данзас и В. П. Пальчиков (последние двое — лицеисты 2-го курса), давние товарищи Пущина.25
Отметим здесь также, что в документах следствия зафиксирован и факт встречи Матвея Муравьева-Апостола с Пущиным в Москве в августе 1824 г., когда Муравьев-Апостол возвращался из Петербурга в южные губернии и на неделю остановился в Москве: ‘После моего выезда из Петербурга в 1824 году я поехал в Малороссию через Москву, где я прожил неделю <...> Я видел также Пущина, который жил у Колошина меньшого <...> Пущин мне говорил, что он так занят по делам службы, что ему нет времени куды-нибудь поехать, что в Москве, кроме стариков и детей, никого нет…’.26 На этой встрече, как видим, речь шла о делах тайного общества и о возможности расширения рядов конспиративной организации. Очень возможно, что тогда же Муравьев-Апостол мог передать Пущину сведения об окончательном приеме Матюшкина в тайное общество, произошедшем в Петербурге и осуществленном Рылеевым. Пущин же в свою очередь мог сообщить Муравьеву-Апостолу о том, что он, Пущин, еще в Москве открыл Матюшкину существование тайного общества. Следовательно, в этом случае Муравьев-Апостол располагал безусловно достоверной информацией о факте именно состоявшегося (а не планируемого) приема нового члена — Матюшкина в Северное общество.
Между тем хорошо известен и тот факт, что Матюшкин со своей стороны прекрасно знал о тесной дружбе Пущина и Рылеева: об этом свидетельствует его письмо к Е. А. Энгельгардту от 19 октября 1826 г., написанное вскоре после приговора суда по делу декабристов: ‘Нет, Пущин не может быть виноват, не может быть преступником. Я за него отвечаю. Он взят по подозрению и по пустому подозрению — дружба его с Рылеевым, слово, сказанное неосторожно, но без умысла…’. Далее следует весьма любопытная фраза: ‘Признаюсь Вам, Егор Антонович, когда я прочел его (Пущина. — П. И.) в списке <...> я думал, что и я виноват (курсив мой. — П. И.), я его так любил, так люблю’.27 Возможно, Матюшкин осторожно соотносил собственную осведомленность о тайном обществе, собственное согласие вступить в него и беседы, которые велись им на встречах с Пущиным и Рылеевым в 1824 г., с теми реальными обстоятельствами и связями, которыми интересовалось следствие. Следует признать весьма симптоматичным отраженный в данном письме факт осведомленности Матюшкина о тесной ‘дружбе’ Пущина и Рылеева.
Что же касается отрицания Матюшкиным ‘виновности’ Пущина, то для Матюшкина, как и для многих других участников тайных обществ, существовало значительное расстояние между членством в тайном политическом объединении и участием в открытом вооруженном выступлении, которое имело место 14 декабря 1825 г. Очевидно, Матюшкин не мог поверить в то, что Пущин сыграл столь заметную роль в событиях мятежа на Сенатской площади.
Таким образом, наличие точно установленных на протяжении 1824 г. связей Матюшкина с Пущиным и Рылеевым прямо указывает на вполне определенный конкретный путь, который привел Матюшкина в тайное общество декабристов. Информация о состоявшемся приеме Матюшкина, отраженная в первом показании Бестужева-Рюмина, а затем смягченная различными оговорками во втором его показании, также могла поступить к нему по прямому каналу — от Рылеева и Пущина через М. Муравьева-Апостола.
В августе 1825 г. Матюшкин отправился в кругосветную экспедицию и, таким образом, время его фактического пребывания в тайном обществе ограничивается мартом 1824 г., когда начались его встречи с Пущиным, и августом 1825 г. Покинувший в августе 1824 г. Петербург Муравьев-Апостол уже знал о принятии Матюшкина.
Существуют и другие, далеко не косвенные, свидетельства источников о том, что Матюшкин не скрывал своих связей с участниками тайного общества и своей принадлежности к кругу их единомышленников. В письме Ф. П. Врангеля к Ф. П. Литке сообщается о том, что в августе 1826 г., получив в Петропавловске-на-Камчатке первые известия о событиях 14 декабря, Матюшкин, вообразив, что ‘…его сообщники в Петербурге овладели всем правлением, затеял было в Камчатке дурные дела’, якобы возбуждая неудовольствие в подчиненной команде.28 В настоящее время это документальное свидетельство может вызвать определенный скепсис. В самом деле, насколько целесообразно и реалистично было вызывать возмущение далеко от пределов России, среди участников кругосветной экспедиции? По-видимому, Матюшкин, как и другие участники плавания, получил известия не только о мятеже 14 декабря, но и о его разгроме, о первых арестах его активных участников и организаторов.
Непредвзятый анализ свидетельства в свете приведенных в настоящей статье данных подводит исследователя к мысли о том, что Матюшкин мог выражать в этой связи сожаление о гибели своих товарищей по тайному обществу, близких ему людей, в том числе — в разговорах с подчиненными ему младшими офицерами. О характере эмоциональных высказываний Матюшкина по поводу участия в восстании Пущина и других друзей можно судить по его известному письму Е. А. Энгельгардту, цитированному выше. Весьма возможно, что имел место и обмен мнениями о возможности победы ‘бунтовщиков’, об их планах ввести в России представительное правление и Матюшкин выразил свое сочувствие этим планам. Все это, разумеется, вполне могло быть расценено непосредственным начальством как ‘дурные дела’.
Но примечателен сам факт осведомленности Ф. П. Врангеля — знаменитого мореплавателя и многолетнего начальника Матюшкина — о том, что ‘сообщниками’ Матюшкина являются именно те, кто выступил 14 декабря в Петербурге. Это напрямую свидетельствует о том, что последний явно обнаружил свое сочувствие восставшим. Менее достоверным следует считать его признание в организационной связи с обнаружившимся тайным обществом, в своей принадлежности к нему.
Как и другие приведенные свидетельства источников, письмо Врангеля в немалой степени подтверждает заключение, которое можно сделать на основании показания Бестужева-Рюмина — о вступлении Матюшкина в тайное общество декабристов в 1824 г.
Таким образом, ставшие предметом нашего анализа дополнительные показания о принадлежности Матюшкина к декабристскому тайному обществу, сохранившиеся в материалах следствия, показывают, что действительные обстоятельства его вступления в тайный союз, равно как и степень осведомленности о политических планах заговорщиков, не получили адекватного отражения в материалах следствия. Наиболее обоснованным представляется заключение о том, что эти показания в значительной мере скрывают подлинные факты и обстоятельства, нежели содержат исчерпывающие данные на этот счет. Причиной этому стало главным образом стремление подследственных не вовлекать в расследование лиц, мало замешанных в деятельности заговорщиков.
Факт принятия Матюшкина в ‘морскую управу’ Северного общества, первоначально сообщенный Бестужевым-Рюминым в достаточно категоричной, утвердительной форме, затем был укрыт от расследования — им и М. И. Муравьевым-Апостолом. В целом, расследование вопроса о вступлении Матюшкина в тайное общество не было закончено и осталось недоведенным до конца, в частности, не были допрошены важнейшие и самые осведомленные свидетели: Рылеев и Пущин.
Приведенные нами следственные показания не перечеркивают первоначального свидетельства Бестужева-Рюмина. Они даже в некотором отношении подтверждают его обоснованность (ссылка на Матвея Муравьева-Апостола в повторном показании Бестужева-Рюмина, полный и явно намеренный отказ Муравьева-Апостола от какого-либо определенного показания относительно вступления Матюшкина в тайное общество), но вместе с тем лишают его безусловного доказательного значения.
Вывод о вступлении Матюшкина в число членов тайного общества декабристов, сделанный ранее на основании первоначального показания Бестужева-Рюмина, необходимо сопроводить поправкой — ‘согласно показанию Бестужева-Рюмина, не получившему подтверждения в ходе расследования’. Эта поправка не означает, что показание Бестужева-Рюмина неавторитетно — она свидетельствует лишь о том, что первоначальное, достаточно точное и недвусмысленное свидетельство в дальнейшем не было подтверждено другими показаниями. Отметим, что тоже очень важно, — показание Бестужева-Рюмина фактически не было и опровергнуто.
Итоговое положение представляется в следующем виде: причастность Матюшкина к тайному обществу не вызывает сомнений, но его формальное членство в декабристском союзе остается окончательно недоказанным. Можно лишь высказать достаточно обоснованное предположение о том, что лицейский друг Пушкина, вероятнее всего, был принят в тайное общество Рылеевым в течение марта — августа 1824 г., по рекомендации и при непосредственном участии Пущина (давний товарищ по Лицею, возможно, первым сообщил Матюшкину о существовании тайного союза ‘либералистов’). Об этом факте в той или иной форме стало известно участникам тайных обществ — даже на юге, в кругу членов Южного общества.
Введенные в научный оборот новые указания следственных документов снимают категоричную однозначность с ранее известного показания Бестужева-Рюмина о принятии Матюшкина в Северное общество. Последовавшее затем неполное и явно незаконченное расследование не подтвердило первоначального показания этого декабриста в полном объеме. Но углубленный анализ содержания всех полученных следствием показаний, а также приведенные в настоящей статье данные других источников, позволяют предположить, что Матюшкин все же состоял в тайном обществе декабристов и лишь случайно избежал привлечения к следственному процессу и соответствующего наказания. При таком развитии событий вопрос о принадлежности к тайному обществу Матюшкина имел бы более определенный и, несомненно, положительный ответ.
1 См., например: Гастфрейнд Н. Товарищи Пушкина по Императорскому Царскосельскому Лицею: Материалы для словаря лицеистов 1-го курса. СПб., 1913. Т. 2. С. 3—115, Пасецкий В. М. Впереди — неизвестность пути. М., 1969. С. 134, Друзья Пушкина: Переписка, воспоминания, дневники: В 2 т. М., 1985. Т. 1. С. 284.
2 Шешин А. Б. 1) Морская управа Северного общества декабристов // Вопросы истории. 1979. N 2. С. 115—122, 2) Федор Матюшкин в Якутии // Полярная звезда. 1980. N 4. С. 133—138.
3 Шешин А. Б. Друг Пушкина Ф. Ф. Матюшкин — декабрист // Временник Пушкинской комиссии. Л., 1989. Вып. 23. С. 161—166.
4 Восстание декабристов: Материалы. М., 1950. Т. 9. С. 113.
5 Там же. С. 269.
6 Ильин П. В. Безвестные декабристы: О лицах, не вошедших в ‘Алфавит’ А. Д. Боровкова // 14 декабря 1825 года: Источники, исследования, историография, библиография. СПб., Кишинев, 2001. Вып. 4. С. 391—394.
7 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 48, оп. 1, д. 244.
8 Восстание декабристов. С. 100.
9 Курсивом здесь и далее выделены фамилии, подчеркнутые в документе. — П. И.
10 ГАРФ, ф. 48, оп. 1, д. 244, л. 58.
11 Там же, л. 58—58 об.
12 Восстание декабристов. С. 82.
13 ГАРФ, ф. 48, оп. 1, д. 244, л. 59. Формулировка вопроса показывает, что Следственный комитет спустя почти два месяца после первого показания Бестужева-Рюмина не сделал никаких справок и не располагал никакими новыми данными о Матюшкине.
14 ГАРФ, ф. 48, оп. 1, д. 244, л. 59—59 об.
15 Пущин И. И. Сочинения и письма: В 2 т. Т. 2: Письма 1850—1859 гг. М., 2001. С. 41, 60.
16 Там же. С. 51.
17 Там же. С. 60.
18 См.: Нечкина М. В. Следственное дело А. С. Грибоедова. М., 1982. С. 25, 46, 52, 85—90.
19 Случай Матюшкина не единичен в этом отношении. О других подобных случаях неучтенных в ‘Алфавите’ свидетельств о членстве в тайном обществе (к которым относятся, например, Д. П. Бутурлин, С. Д. Нечаев, К. М. Полторацкий) см.: Ильин П. В. Безвестные декабристы. С. 363—468. В силу этого ‘Алфавит’ Боровкова никак нельзя считать исчерпывающим сводом декабристских персоналий, как это традиционно принято в исследовательской практике.
20 Восстание декабристов. С. 201.
21 Пущин И. И. Сочинения и письма. Т. 2: Письма 1850—1859 гг. С. 39. Следует напомнить, что в это время В. К. Кюхельбекер еще не входил в число членов тайного общества.
22 Пущин И. И. Сочинения и письма. Т. 1: Записки о Пушкине. Письма 1816—1849 гг. М., 1999. С. 76.
23 Пушкина В. А., Ильин П. В. Персональный состав декабристских тайных обществ (1816—1826): Справочный указатель // 14 декабря 1825 года: Источники, исследования, историография, библиография. СПб., Кишинев, 2000. Вып. 2. С. 59.
24 Восстание декабристов: Материалы. М., Л., 1925. Т. 1. С. 266, 271, М., Л., 1926. Т. 2. С. 225, Т. 9. С. 189 (показания Е. П. Оболенского, И. И. Пущина, М. И. Муравьева-Апостола). См. также недавно опубликованное следственное дело В. Д. Вольховского: Восстание декабристов: Документы. М., 2001. Т. 20. С. 445—451.
25 Пушкина В. А., Ильин П. В. Персональный состав декабристских тайных обществ. С. 15, 67.
26 Восстание декабристов: Материалы. С. 257.
27 Письмо написано Матюшкиным во время кругосветного плавания под началом Ф. П. Врангеля из Русской Америки. Цит. по: Друзья Пушкина: Переписка, воспоминания, дневники: Т. 1. С. 291 (оригинал письма: ОР ИРЛИ, шифр 22774. С IX в, л. 6).
28 Письмо Ф. П. Врангеля (2-я половина 1826 г., Петропавловск-Камчатский). Цит. по: Пасецкий В. М. Впереди — неизвестность пути. С. 135.