Идеальная жизнь, Друммонд Генри, Год: 1897 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 203 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Генри Друммондъ

Идеальная жизнь.

СБОРНИКЪ БЕСДЪ
Переводъ съ англійского

Изданіе Кіевскаго Религіозно-Философскаго Общества.

КЕВЪ, 1910.

ОГЛАВЛЕНЕ.

Генри Друммондъ

Дурной характеръ

Старшій братъ

Почему Христосъ долженъ былъ уйти

Слово передъ Св. Причащеніемъ

Путь къ Отцу

Написана по случаю смерти друга

Эксцентричность Религіи

‘Для меня жизнь — Христосъ’

Ясновиденіе

‘Все существующее двойственно’

Три факта грха

Три факта Спасенія

Дополненіе къ бесд ‘Три факта грха

Не удивляйтесь

Покаяніе

Идеальная жизнь

Идеалъ христіанской жизни по Библіи

Что такое ваша жизнь?

Что такое воля Божія?

Отношеніе воли Божіей къ освященію

Какъ узнать волю Божію

Настоящій сборникъ бесдъ представляетъ собою переводъ съ послдняго англійскаго изданія тхъ рчей Генри Друммонда, которыя не появились въ печати при жизни ихъ автора, но сохранились въ рукописномъ вид. Рчи эти, изданныя немедленно по кончин ихъ автора, были весьма сочувственно встрчены въ Англіи и въ теченіе немногихъ лтъ выдержали боле десяти изданій, на русскій же языкъ до настоящаго времени он не были переведены. Кіевское Религіозно-Философское Общество приступило къ изданію этихъ рчей въ русскомъ перевод съ твердымъ убжденіемъ, что этимъ шагомъ оно пойдетъ на встрчу пробудившемуся въ обществ интересу къ религіознымъ проблемамъ, которыя всегда такъ своеобразно и глубоко освщалъ Друммондъ.

Совтъ Религіозно-Философскаго Общества считаетъ долгомъ выразить глубокую признательность переводчиц за ея высокоцнный трудъ, принесенный въ дар Обществу.

Генри Друммондъ¹

¹ Настоящій ‘Посмертный очеркъ’ представляетъ собою переводъ одного изъ двухъ некрологовъ, помщенныхъ въ англійскомъ изданіи этихъ рчей Г. Друммонда.

Вліяніе профессора Друммонда на его современниковъ не можетъ быть измрено количествомъ проданныхъ его сочиненій, какъ бы велико оно ни было. Сомнительно, имлъ ли хоть одинъ изъ ныншнихъ романистовъ столько читателей и, быть можетъ, во всей Европ и Америк ни у одного изъ современныхъ писателей не было такихъ горячихъ послдователей и такихъ ожесточенныхъ критиковъ. Было, напримръ, время, когда не проходило почти недли безъ того, чтобы въ Германіи не появилась какая-нибудь книга или памфлетъ, въ которыхъ разбирались взгляды проф. Друммонда. Въ Скандинавіи ни одинъ изъ современныхъ англійскихъ писателей не пользовался, быть можетъ, такой широкой извстностью. Во всхъ частяхъ Америки его книги были въ необычайномъ распространеніи. Это вліяніе охватило вс классы, оно проникло во вс христіанскія церкви и далеко за ихъ предлы. Помимо всего этого нужно еще сказать, что самое глубокое его вліяніе было скрытое, такъ какъ оно было личное. Длиннымъ рядомъ проповдей, произнесенныхъ по всему свту, онъ произвелъ цлый переворотъ въ душ своихъ слушателей. Я готовъ утверждать, что ни одинъ человкъ того времени не получалъ столькихъ признаній отъ сердецъ, не тронутыхъ оффиціальной церковной проповдью. Мужчины и женщины шли къ нему со своими сокровенными и горькими сомнніями. Каждому онъ былъ доступенъ и личнымъ разговоромъ или перепиской помогалъ какъ могъ.

Онъ былъ идеальнымъ духовникомъ. Никакія признанія не смущали и не удивляли его. Для каждаго у него было слово надежды. Но самъ онъ, казалось, не нуждался въ поддержк другихъ, хотя онъ былъ горячимъ и отзывчивымъ другомъ. Самъ онъ не искалъ расположенія и, казалось, не нуждался въ немъ. Все сокровенное его души было тайной между нимъ и его Спасителемъ. Вообще откровенный, онъ никогда не говорилъ о себ или о тхъ, кто доврялся ему. Сотни людей были обязаны Друммонду всмъ тмъ, чмъ только одинъ человкъ можетъ быть обязанъ другому. И сколько сердецъ содрогнулось при извстіи о его смерти, содрогнулось такъ, какъ никогда боле имъ не придется содрогнуться!

Генри Друммондъ родился въ Стерлинг въ 1851 году. Съ дтства онъ былъ окруженъ сильнымъ религіознымъ вліяніемъ. Его дядя Питеръ Друммондъ былъ основателемъ такъ называемаго Стерлингскаго книгоиздательства, которое выпускало въ свтъ цлые милліоны религіозныхъ брошюръ. Еще ребенкомъ онъ отличался жизнерадостнымъ и мягкимъ характеромъ, при чемъ религіозность его натуры проявлялась уже въ самомъ раннемъ період. Но я не нахожу въ его дтств большихъ указаній на его будущую извстность. Его считали нсколько непостояннымъ и независимымъ. Въ свое время онъ поступилъ въ Эдинбургскій университетъ, гд отличался успхами въ наукахъ, но ни въ чемъ другомъ. Кажется, онъ получилъ медаль за геологію. Но, подобно многимъ не ищущимъ дипломовъ студентамъ, онъ былъ лнивъ. Онъ разсказываетъ, что началъ составлять библіотеку, первое его пріобртеніе было томикъ извлеченій изъ сочиненій Рэскина. Рэскинъ научилъ его видть міръ такимъ, какъ онъ есть, и онъ скоро сдлался для него новымъ міромъ, полнымъ прелести и обаянія, онъ научился засиживаться у вспаханнаго поля и наслаждаться, глядя какъ сгущаются краски и тни надъ только что вспаханной бороздой, тогда какъ въ двухъ футахъ надъ темной землей воздухъ словно залитъ растопленнымъ янтаремъ. Рядомъ съ Раскиномъ онъ поставилъ Эмерсона, всю жизнь имвшаго громадное вліяніе на его проповдническую дятельность и на его слогъ. Не сходные во многихъ отношеніяхъ, они оба были оптимистами въ высокой и благородной концепціи добра, но съ различнымъ пониманіемъ зла. Генри Джэмсъ говорить, что геній Эмерсона отличался замчательной легкостью, прозрачностью, почти трогательнымъ непостоянствомъ и разбросанностью. То же до извстной степени можно сказать и о Друммонд. Религіозные писатели, привлекавшіе его, были Чаннингъ и Робертсонъ. Чаннингъ научилъ его врить въ Бога, благого и милосердаго Владыку. Отъ Робертсона узналъ онъ, что Богъ человколюбивъ и что мы можемъ имть съ Нимъ общеніе, такъ какъ Онъ любитъ насъ. Было бы большимъ преувеличеніемъ сказать, что знакомство съ Робертсомъ и Чаннингомъ было началомъ религіозной жизни Друммонда. Но только благодаря имъ еще въ періодъ своей студенческой жизни онъ началъ постигать христіанскую истину. Тайна его вліянія на окружающихъ заключалась въ томъ, что онъ проповдывалъ только то, что относилось и лично къ нему и что дйствительно таилось въ глубин его души. Ко многому въ преподаваемой ему теологіи онъ относился не то что отрицательно, скоре онъ держался отъ нея на почтительномъ разстояніи. Онъ только позже занялся ею, усвоилъ ее и сталъ проповдывать ее. Умъ его былъ всегда воспріимчивымъ. Подобно Эмерсону онъ умлъ слушать. Отъ. каждаго онъ надялся узнать что-либо, и всякое изложеніе личныхъ взглядовъ считалъ новымъ, достойнымъ вниманія фактомъ.

По окончаніи университета онъ поступилъ въ Новую Коллегію въ Эдинбург, чтобы приготовиться къ священническому служенію въ Свободной церкви. Время было критическое. Очевидная опасность была въ томъ, что Свободная Церковь длалась пріютомъ ханжества и обскурантизма.

Вначал эта опасность была не такъ велика. Затихли богословскіе споры и критика, люди, казалось, стояли на твердой почв. Чувствовалось вліяніе широкаго и благороднаго ума Чальмерса, одного изъ главныхъ основателей этой церкви, и съ самаго начала видно было желаніе распространить вліяніе религіи на искусство, литературу и на вс отрасли знанія. North British Review былъ, напримръ, органомъ свободной церкви и не уступалъ Edinburgh и Quarterly ни въ талантливости своихъ статей, ни въ даровитости своихъ сотрудниковъ. Но особую мудрость выказала Свободная церковь, основывая богословскія семинаріи и заполняя каедры своими талантливйшими людьми. Профессорская богословская каедра ставилась выше каедры пастырской. Однако съ теченіемъ времени, когда нападки на догматы Вестминстерской Евангелистической церкви начали усиливаться, свободной церкви стала грозить опасность упадка ея интеллектуальной жизни. Подозрніе въ ереси такъ же сильно могло повредить священнику, какъ и обвиненіе въ тяжкомъ преступленіи противъ нравственности. Свободная мысль нетерпимо и злобно преслдовалась. Макдонель писалъ въ Spectator‘ въ 1874 г., что Свободная Церковь умираетъ отъ умственнаго голода. Въ Свободной Церкви царило, повидимому, единодушіе, но оно было только кажущимся. Во всякомъ случа преподаваніе нкоторыхъ префессоровъ производило свое дйствіе. Д-ръ Давидсонъ, признанный знатокъ Ветхаго Завта, человкъ, обладавшій помимо знанія живымъ воображеніемъ, тонкимъ умомъ, рвеніемъ и рдкимъ даромъ слова, преспокойно училъ лучшихъ изъ своихъ учениковъ, что старый взглядъ на откровеніе долженъ быть существенно измненъ. Онъ внушалъ это не прямо, а косвеннымъ путемъ, такъ какъ это былъ періодъ, когда каждый священникъ Свободной Церкви, осмлившійся признать существованіе въ Библіи ошибокъ, былъ бы немедленно отршенъ отъ должности. Способнйшіе изъ студентовъ здили слушать лекціи въ Германскіе университеты и такимъ образомъ избгали узости взглядовъ, налагаемой провинціей. Нкоторые изъ нихъ интересовались литературой, другіе — наукой, третьи философіей. Въ своемъ богословскомъ кружк новой коллегіи они свободно и смло обсуждали проблемы жизни. Чувствовалось приближеніе кризиса — кризиса, который могъ разрушить въ конецъ Церковь. Если онъ не наступилъ, то главнымъ образомъ благодаря вліянію одного американскаго евангелиста Муди.

Муди началъ свою дятельность въ 1873 году въ Эдинбург въ Барклэйской Свободной церкви. Незадолго передъ тмъ Друммондъ въ богословскомъ обществ своей коллегіи сдлалъ докладъ объ умственномъ діагноз, въ которомъ онъ утверждалъ, что проповдь не самое важное, что личное общеніе съ мятущимися душами принесетъ большую пользу. Другими словами, онъ считалъ, что практическая религія можетъ быть разсматриваема какъ точная наука. Въ это время онъ началъ готовиться на степень доктора. Муди произвелъ сразу сильное впечатлніе въ Эдинбург и привлекъ даровитйшихъ студентовъ. Онъ нашелъ, что молодежь этой страны иметъ недостаточно духовной пищи и, по его мннію, наиболе полезными ей въ этомъ отношеніи могли бы быть молодые же люди. Своимъ проницательнымъ взглядомъ американца онъ сразу увидлъ, что лучшее орудіе онъ можетъ найти въ Друммонд, и онъ немедленно привлекъ его къ длу. Результатъ былъ прямо волшебный. Съ перваго же раза Друммондъ сталъ привлекать и потрясать толпу. Цлыхъ два года онъ посвятилъ длу евангелизма въ Англіи Шотландіи и Ирландіи. Въ теченіе этого времени онъ познакомился съ жизнью молодыхъ людей всхъ классовъ. Изъ него вырабатывался большой ораторъ, онъ умлъ уловить психологическій моментъ, его скромность, утонченность, ласковый и благородный характеръ, его мужественность и, главнымъ образомъ, то, что онъ былъ глубоко убждннымъ чловкомъ, привлекали къ нему учениковъ везд, гд бы онъ ни появился. Его товарищи работали въ томъ же направленіи и такимъ путемъ Свободная церковь была спасена, реформа наступила. Робертсонъ Смисъ, одинъ изъ главныхъ членовъ этого кружка, цной потери собственнаго положенія завоевалъ терпимость для библейскаго критицизма и доказалъ, что самый ярый критикъ можетъ быть одновременно самымъ убжденнымъ и ревностнымъ евангелистомъ. Другіе тоже работали, каждый въ своей области, и не будетъ преувеличеніемъ сказать, что результаты распространились по всему свту. Почти въ каждой отрасли богословской науки, за исключеніемъ, быть можетъ, церковной исторіи, Свободная церковь дала дятелей, имена которыхъ можно поставить на ряду съ знаменитйшими современными именами. Будетъ только справедливостью замтить, что молодое поколніе Свободной церкви внесло свою лепту въ проведеніе взгляда, что христіанство должно царить во всхъ отрасляхъ знанія, что воплощеніе освящаетъ всякую человческую мысль и дятельность. Безъ сомннія это требованіе не могло не возбудить извстной враждебности, но она была подавлена всеобщимъ одобреніемъ публики, и каждая хорошо написанная въ христіанскомъ дух книга находитъ теперь такое количество читателей, въ сравненіи съ которымъ число читателей свтскихъ авторовъ кажется ничтожнымъ.

Даже въ это время евангелизмъ Друммонда не былъ обычнымъ. По окончаніи своего ученія, проработавъ нкоторое время въ другихъ мстахъ, онъ длается лекторомъ по естественной исторіи въ коллегіи Свободной Церкви въ Глэзгоу. Здсь онъ подпалъ подъ вліяніе д-ра Марка Додса и, какъ онъ самъ утверждалъ, ни одному человку онъ не обязанъ столькимъ, какъ ему. Онъ работалъ въ миссіи, зависящей отъ конгрегаціи д-ра Додса и здсь онъ сказалъ цлый рядъ замчательныхъ рчей, опубликованныхъ позже подъ названіемъ ‘Естественный законъ въ духовномъ мір’. Книга появилась въ 1883 г., и авторъ могъ быть удовлетворенъ успхомъ: изданіе въ 1000 экземпляровъ разошлось сразу. Въ одной Англіи было продано около 120.000 экземпляровъ, а американскимъ и заграничнымъ изданіямъ нтъ числа. Существуетъ естественное предубжденіе противъ преждевременнаго примиренія науки и религіи. Многіе скажутъ съ Шиллеромъ: Feindschaft sei zwischen euch, noch kommt ein Bndins zu frhe: ‘Forschet beide getrennt, so wird die Wahrheit erkannt’ {‘Пускай будетъ вражда между вами, не настало еще время для союза: изслдуйте каждую отдльно, тогда познается истина’.}. Чтобы примирить науку съ религіей вы должны въ конц концовъ опредлить, что такое наука и что такое религія. Пока это не сдлано, всякій синтезъ будетъ преждевремененъ, и книги, содержащія его, могутъ черезъ извстное время оказаться ненужными. Друммондъ нисколько не заблуждался въ этомъ отношеніи, но видлъ, что кое-что все-таки можетъ быть сдлано. Эволюція становилась боле чмъ теоріей, она длалась атмосферой. Въ ученіи эволюціонистовъ появляется неуловимая перемна во взглядахъ на нравственность, политику и религію. Были испробованы компромиссы, но неудачно. Строгое разграниченіе этой области, къ чему стремились нкоторые, найдено было неосуществимымъ. Друммондъ началъ не съ доктрины, а съ природы. Онъ насколько могъ расширилъ естественный законъ и изъ него вдругъ открылась доктрина. Обрэй Муръ возражалъ ему, что нужно начинать съ доктрины. Признавъ, что наука еще далеко не опредлена, что мы едва знаемъ очертанія проблемы эволюціи, Муръ тмъ не мене утверждалъ, что начинать надо было съ богословія католической церкви и что защитить христіанство возможно лишь на основ всей христіанской вры. Друммондъ даже и не пытался длать это. Онъ, напримръ, отказался разсматривать отношеніе эволюціи къ грхопаденію и къ доктрин Павла объ Искупленіи. Онъ утверждалъ, что начавъ съ естественнаго закона, вы неизбжно закончите закономъ духовнымъ, и въ ряд яркихъ картинъ онъ представилъ научныя доказательства, нкоторыя характерныя ученія кальвинизма, представилъ ихъ прямо и открыто. Многими ортодоксалами онъ былъ привтствованъ какъ борецъ, но другіе не могли согласиться съ его примненіемъ эволюціи и считали его опасне открытаго врага. Книга подверглась всесторонней критик. Друммондъ никогда не отвчалъ ни на одну изъ нихъ, но онъ одобрилъ анонимную защиту, появившуюся въ Expositor‘. Не мшаетъ вспомнить главные пункты ея: 1) Критики отвергали его главное положеніе, утверждавшее, что духовный законъ не аналогиченъ законамъ естественнымъ, но что это одинъ и тотъ же законъ. На это онъ отвчалъ, что если онъ не доказалъ тождественности значитъ онъ ничего не сдлалъ, но онъ допускалъ, что приложеніе естественнаго закона къ духовному міру иметъ положительныя и опредленныя границы, принципъ непримнимый къ тмъ областямъ духовнаго міра, которыя наиболе удалены отъ человческаго опыта. Онъ признавалъ, что есть различіе между природой и благодатью, но онъ считалъ также и благодать одной изъ составныхъ частей божественнаго цлаго природы, которая и есть эманація изъ областей Божественной мудрости, могущества и любви. 2) Примненіе Друммондомъ біогенетическаго закона подверглось одинаково суровымъ нападкамъ, какъ въ научномъ, такъ и въ религіозномъ отношеніяхъ. Даже христіанскіе ученые считали, что онъ довелъ до опасной крайности принципъ omne vivum ex vivo и отказались признать, что біогенетическій законъ такъ же достовренъ, какъ законъ тяготнія. Дале они утверждали, и не безъ основанія, что принципъ не существенъ для вры. Съ религіозной стороны его обвиняли въ томъ, что онъ слишкомъ преувеличивалъ различіе между духовнымъ и естественнымъ человкомъ и что онъ не признавалъ воспріимчивость и стремленіе естественнаго человка къ духовному вліянію. Отвтъ былъ, что онъ весьма убжденъ въ существованіи способности воспринимать идею Бога. ‘Горница не только приготовлена для новой жизни, но Гостя съ нетерпніемъ ждутъ и пока Его нтъ, Его отсутствіе чувствуется. До тхъ же поръ душа томится и тоскуетъ, скорбитъ и чахнетъ, протягивая въ пустот свои щупальцы, какъ будто этимъ она можетъ найти Его’. 3) Что же касается обвиненія, что онъ не могъ согласовать свои собственныя положенія о божественномъ вліяніи и объ отвтственности человка, имъ было указано, что это только фазисъ боле труднаго вопроса — вопроса о дйствіи божественной воли въ связи съ свободой человческой воли. Друммондъ, какъ и Августинъ и пуританскіе богословы, утверждалъ, что въ каждомъ случа возрожденія было личное вмшательство Бога, 4) Отсутстиніе упоминанія объ Искупленіи объясняется тмъ фактомъ, что это ученіе присуще области, недоступной для новаго метода, находясь въ глубин Божественнаго Разума, и могло быть познано только черезъ откровеніе. 5) Обвиненіе въ томъ, что онъ проповдывалъ уничтоженіе невозрожденныхъ, было отвергнуто. Невозрожденные не выполнили условій для вчной жизни, но это еще не доказываетъ, что они не могутъ имть ея, разъ они существуютъ въ жизни временной, хотя въ смысл Друммонда они вовсе не живутъ. Нтъ сомннія, что многія изъ возраженій, направленныхъ противъ его книги, могли одинаково прилагаться ко всякой форм, такъ сказать, Евангелическаго Кальвинизма. Но мн кажется, что главное впечатлніе, произведенное на компетентныхъ судей было, что книга, написанная съ блестящей ясностью мысли и воображенія и полная христіанскаго духа, не отводила должнаго мста личности, свобод и совсти — термины, противъ которыхъ была направлена вся артиллерія физическихъ наукъ, старающихся обезличить человка, тогда какъ въ этихъ терминахъ лежитъ истинная душа нравственности и религіи. Быть можетъ, впослдствіи Друммондъ и самъ пришелъ къ такому же выводу.

Во всякомъ случа приговоръ Матью Арнольда гласитъ: ‘Несомннно, что автор обладаетъ неподдльной любовью къ религіи и настоящимъ религіознымъ опытомъ’.

Изъ должности лектора Друммондъ назначается на профессорскую каедру въ Глэзгоу, которую и занимаетъ до конца жизни. Его должность оставляла ему много свободнаго времени. Нсколько мсяцевъ въ году онъ читалъ курсъ геологіи и ботаники, прибавляя и отдльныя лекціи о біологическихъ вопросахъ и объ ученіи эволюціи. Онъ имлъ обыкновеніе устраивать два экзамена въ году, первый, который онъ называлъ экзаменомъ по ‘глупости’, для испытанія знанія студентами самыхъ обыденныхъ вещей, онъ предлагалъ, напримръ, такіе вопросы: ‘почему трава зеленая’? ‘Почему море соленое’? ‘Отчего небо голубое’? ‘Что такое листъ’? и т. д., и т. д. Посл такихъ Сократовскихъ вопросовъ онъ начиналъ чтеніе лекціи и въ конц экзаменовалъ студентовъ настоящимъ образомъ. Онъ читалъ въ своей аудиторіи которая въ то же время была настоящимъ музеемъ, во время лекцій передъ нимъ были всякіе образцы, онъ училъ студентовъ обращенію съ научными инструментами, кром того устраивалъ для нихъ геологическія экскурсіи. Въ свободное время онъ много путешествовалъ. Трижды постилъ онъ Америку и одинъ разъ былъ въ Австраліи. Результатомъ же его путешествія по Африк была небольшая, но блестящая книга подъ заглавіемъ ‘Тропическая Африка’, въ которой глубина его знаній, даръ подбора, наблюдательность, свжесть слога и личная обаятельность выказались въ самомъ выгодномъ свт. Книга имла блестящій успхъ, хотя Стэнли раскритиковалъ ее, на что Друммондъ написалъ сильный, но добродушный отвтъ. И во время путешествій, и при всякомъ удобномъ случа дома онъ продолжалъ дло евангелизма. Его дятельность была обращена главнымъ образомъ на студентовъ, на которыхъ онъ имлъ большое вліяніе, и въ теченіе многихъ лтъ онъ здилъ каждую недлю въ Эдинбургъ, чтобы сказать воскресную проповдь въ университет. Его неизмнно окружала цлая толпа, состоящая главнымъ образомъ изъ студентовъ-медиковъ. Говорилъ онъ не разъ и въ Лондонъ по разнымъ политическимъ и соціальнымъ вопросамъ, и аудиторія его заключала не мало лидеровъ и всякихъ знаменитыхъ людей того времени. Суть этихъ рчей появлялась въ знаменитыхъ брошюрахъ, начиная съ ‘Самое великое въ мір’, и нельзя обойти молчаніемъ особенности его проповди. Друммондъ не начиналъ по обычному трафарету. Онъ обходился безъ всего того, что, казалось, было необходимымъ для традиціоннаго христіанства. Онъ приближался къ предмету непринужденно, съ полнымъ пренебреженіемъ къ условности и обычной чопорности, съ чмъ многіе никогда не могли примириться. Онъ совершенно опускалъ въ своихъ проповдяхъ теологію Креста, которая до сихъ поръ являлась сущностью евангелистическихъ проповдей. Никто не могъ сказать, что его евангеліе было ‘артерьяльнымъ’ или ‘обагреннымъ кровью’. Подобно Эмерсону онъ глубоко врилъ въ могущество человческой воли. Его девизомъ можно поставить слова Спинозы, такъ сказать, текстъ изъ писаній человчества. ‘Кто хочетъ помогать ближнимъ…. тотъ долженъ стараться избгать въ обыденныхъ разговорахъ упоминаній о человческихъ порокахъ, только слегка касаться человческой немощи, но какъ можно боле говорить о сил и могуществ человка, о пути къ совершенству, такъ чтобы люди, движимые не страхомъ или отвращеніемъ, но силой радости, стали бы стараться по мр возможности жить по законамъ разума’. Рядомъ съ этими словами, какъ эхо ихъ, могутъ быть поставлены слова изъ ‘Исповди прекрасной души’: ‘Нашъ главный долгъ состоитъ не въ томъ, чтобы подобно адвокату злаго духа вчно обращать вниманіе на наготу и слабость нашей природы, но скоре чтобы разыскивать вс ея совершенства, которыя могли бы помочь намъ осуществить наши стремленія уподобиться Богу’. Вмст съ этимъ мы видимъ у Друммонда страстную преданность исусу Христу. Эмерсонъ говоритъ: ‘не было человка на земл, который могъ бы питать насъ вчно’. Друммондъ утверждаетъ съ полнымъ убжденіемъ, что Христосъ можетъ всегда удовлетворять всмъ потребностямъ души человческой. Въ своей критик ‘Ессе Homo’ Гладстонъ разбираетъ вопросъ, иметъ ли право христіанскій проповдникъ проповдывать Евангеліе не въ цломъ. Друммондъ утверждалъ, что для нуждъ теперешняго времени наиболе подходящимъ методомъ будетъ начать съ самаго начала, съ первыхъ дней христіанства. Корабль христіанства перегруженъ, для хорошей погоды, быть можетъ, это и не опасно, но наступила буря, и грузъ кренитъ корабль въ подвтренную сторону. Друммондъ призывалъ своихъ слушателей идти прямо къ Христу, не къ такому Христу, какимъ Онъ стоитъ передъ нами теперь, въ ореол цлаго ряда побдъ, покорившихъ весь міръ, но къ тому Христу, Который открылся удеямъ на Галилейскомъ озер, въ синагог Капернаума и въ ерусалимскомъ храм. Онъ не признавалъ всякую деталь христіанства необходимой частью цлаго. Онъ отрицалъ, что отнятіе несущественнаго влечетъ за собой и раздленіе существеннаго, и онъ старался идти прямо къ первоисточнику. Что бы ни говорила критика, тмъ не мене нужно признать, что не было человка въ этомъ столтіи, привлекшаго столькихъ своихъ слушателей и читателей къ ногамъ Христа! О Карлейл было сказано, что послдняя искра его стараго Пуританизма, все еще ярко горвшая въ его душ, была вра въ то, что честные и правдивые люди могутъ найти въ Богъ силу измнить къ лучшему многое. Друммондъ же всмъ сердцемъ врилъ, что люди могутъ найти въ Христ силу преобразовать свою жизнь.

Изъ семи или восьми мсяцевъ, находившихся въ его полномъ распоряженіи, онъ лишь весьма немногое время проводилъ въ своемъ прекрасномъ дом въ Глэзгоу.Онъ путешествовалъ по свту и въ живыхъ сношеніяхъ съ людьми находилъ дорогу къ сердцамъ и богатыхъ, и бдныхъ. Онъ. такъ же свободно держалъ рчь на рабочемъ митинг, какъ и въ Гросвеноръ-Хауз. Онъ отличался изысканнымъ вкусомъ, всегда былъ безупречно одтъ и цнилъ комфортъ цивилизаціи. Но онъ могъ моментально отбросить все это и быть все-таки совершенно довольнымъ. Путешествуя по Африк, онъ весело переносилъ массу лишеній. Онъ отличался во всякаго рода спортахъ и былъ прекраснымъ стрлкомъ. Хотя онъ избгалъ всякихъ поводовъ къ ссорамъ и обладалъ безукоризненно честнымъ и нжнымъ характеромъ, тмъ не мене онъ всегда оставался вполн независимымъ. Онъ никогда не былъ женатъ. Онъ никогда не брался за дло, къ которому не чувствовалъ призванія. Хотя ему представлялись постоянно самыя соблазнительныя предложенія отъ издателей, ничто не могло заставить его начать писать, разъ тема не привлекала его, да и тогда онъ соглашался неохотно. Обладая величайшей легкостью пера, онъ никогда не полагался на нее. Онъ писалъ блестяще и быстро, изъ него могъ бы выйти прекрасный журналистъ. Но все, что онъ публиковалъ, было обработано съ величайшей добросовстностью. Я никогда не видалъ рукописей боле тщательно корректированныхъ, чмъ его рукописи. Казалось все, что онъ писалъ, доставалось ему легко, но за этимъ таился громадный трудъ. Хотя онъ носилъ духовный санъ, онъ никогда не пользовался присвоеннымъ ему титуломъ и платьемъ и предпочиталъ смотрть на себя какъ на мірянина Онъ глубоко понималъ значеніе и дло Церкви, но мн кажется, что онъ не былъ связанъ ни съ одной изъ нихъ и никогда не посщалъ общественнаго богослуженія, разв только если ожидалъ услышать что-нибудь полезное для себя отъ проповдника. Казалось, онъ неизмнно былъ въ хорошемъ расположеніи духа и всегда свободенъ. Всегда онъ былъ готовъ оказать каждому дружескую услугу. Нужно добавить, что хотя никто боле Друммонда не подвергался критик и ложнымъ сужденіямъ, но съ своей стороны онъ никогда не написалъ ни одного жесткаго слова, никогда не злорадствовалъ, не мстилъ и всегда отдавалъ полную справедливость способностямъ и характеру своихъ противниковъ. Мн разсказывали, что онъ даже потихоньку хлопоталъ, чтобы доставить мсто одному изъ своихъ наиболе рзкихъ критиковъ и добился этого.

Цлые годы онъ спокойно работалъ надъ своей послдней и знаменитой книгой ‘Прогрессъ человка’. Ея главы были прочитаны раньше, какъ лекціи въ Бостон, и привлекли громадную толпу слушателей. Книга вышла въ 1894 году и, хотя она разошлась въ громадномъ количествъ, свыше 20.000 экземпляровъ, но она уже не захватила его прежнихъ слушателей. Отчасти виной было и упорство Друммонда, настаивавшаго на продаж книги по настоящей цн, что очень оскорбило книгопродавцевъ, расчитывавшихъ сильно заработать на продаж ея. Но это произведеніе самое значительное изъ всего оставленнаго имъ. О немъ было сказано, что это попытка привить эволюціонную соціологію и этику къ біологическому стволу. Основная доктрина о борьб за существованіе приводитъ къ индивидуалистической систем, въ которой нтъ мста для нравственной стороны природы. Друммондъ утверждалъ, что принятая всми теорія, будучи основана на исключительномъ изученіи условій питанія, изслдуетъ только половину истины. Къ питанію онъ присоединялъ, какъ другой факторъ, воспроизведеніе, борьбу за жизнь другихъ и утверждалъ, что оба они имютъ равное значеніе въ міровомъ прогресс. Хотя и другіе признавали, что альтруизмъ измняетъ дйствіе эгоизма, но Друммондъ пошелъ еще дальше. Онъ пытался опредлить мсто альтруизма, какъ результатъ тхъ процессовъ, посредствомъ которыхъ умножается видъ, и его отношеніе къ эволюціи этики’. Если природа одяніе Божіе она выткана безъ швовъ, если она откровеніе Бога она одинакова и вчера, и сегодня, и вчно, если она выраженіе Его воли въ ней нтъ ни измнчивости, ни тни уклоненій’. Очертивъ стадіи прогресса эволюціи физической и этической, онъ развиваетъ свою основную идею въ глав о борьб за жизнь другихъ, а затмъ переходитъ къ высшимъ стадіямъ развитія альтруизма, какъ измняющаго фактора. Книга была безжалостно раскритикована, но я увренъ, что никто не пытался отрицать точность и красоту ея научныхъ описаній. Не мало знаменитыхъ ученыхъ, какъ напримръ проф. Герднеръ и Макалистеръ, видли въ ней по крайней мр зерно, изъ котораго должно было вырости многое. Одинъ изъ суровйшихъ критиковъ д-ръ Долингеръ считаетъ, что природа не нравственна и что религія начинается только съ Христомъ. Бога никто никогда не видлъ — вотъ что утверждаетъ природа. Только Единородный Сынъ Божій открылъ Себя — вотъ всть христіанства. Но есть немало религіозныхъ и ученыхъ умовъ, убжденныхъ вопреки всякимъ трудностямъ, что естественный законъ долженъ быть нравственъ, и съ негодованіемъ отвергающихъ безнадежный дуализмъ физическаго и моральнаго законовъ міра. Они говорятъ, что вся сила эволюціи направляетъ наши взгляды впередъ и что ея девизъ: ‘ ‘.

Съ изданіемъ этой книги дятельность Друммонда, какъ общественнаго проповдника, сама собой окончилась. Никогда не знавшій что такое болзнь, заботы и печали, онъ слегъ, сраженный невдомымъ и мучительнымъ недугомъ. Одинъ изъ его врачей сообщилъ мн, что Друммондъ страдалъ хронической болзнью костей, страшно искалчившей его. Боле года ему пришлось лежать на спин, об руки его были искривлены, такъ что ему трудно было держать книгу, писать же стало почти невозможный!.. Долгое время его мучили острыя боли. Вотъ тогда то многіе, ложно судившіе о немъ, пришли къ истинному пониманію его характера. Т, кому на долю выпалъ суровый путь, смотрли прежде на Друммонда косо, какъ на баловня судьбы, не знавшаго настоящаго смысла жизни. Но когда ударъ поразилъ Друммонда въ цвт лтъ, на вершинъ счастья, когда ему была послана, говоря его словами, ‘буря и непогода, прежде чмъ онъ достигъ берега’, тогда оказалось, что его страданія освободили и раскрыли силы его души. Зрлище его долгой борьбы со смертельнымъ недугомъ было боле чмъ трогательно. Видвшіе его во время болзни замчали, какъ по мр угасанія его физическихъ силъ расли его силы духовныя. Всегда мягкій и внимательный, онъ сдлался еще внимательне, нжне и заботливе, еще мене эгоистомъ. Доктора могли съ трудомъ заставить его говорить о болзни. Было странно, тяжело и въ то же время поучительно видть его живость, гибкость его ума и сохранившійся ко всему интересъ. Д-ръ Барбуръ говоритъ: ‘я никогда не видлъ больного, который бы переносилъ страданія, слабость и вынужденное бездйствіе такъ терпливо, какъ если бы онъ ихъ не чувствовалъ’. Конецъ наступилъ внезапно отъ слабости сердца. Окружающіе лишь за нсколько часовъ были предупреждены объ опасномъ положеніи. Это не было похоже на смерть. Друммондъ лежалъ на кушетк въ гостиной и перешелъ въ вчность во сн. Въ открытыя окна свтило солнце и доносилось пніе птицъ. Не было ни слезъ ни прощанія. Его смерть напомнила его же слова о смерти его друга: это ‘откладываніе безъ вздоха въ сторону изношенныхъ орудій въ ожиданіи въ другомъ мст лучшаго дла’.

Робертсонъ Николъ.

‘Разгнвася же, и не хотяше внити’.
Лука XV, 28.

Дурной характеръ.

Старшій братъ.

Кому приходилось изучать картины Noel Paton’а, тотъ долженъ былъ обратить вниманіе на то, что особенная красота ихъ, благодаря извстному пріему искусства, зависитъ отъ ихъ частичнаго безобразія. Тамъ есть цвты и птицы, рыцари и прекрасныя дамы, прозрачнокрылыя феи и дти ангельской красоты, а гд-нибудь въ углу холста или у ногъ ихъ мы видимъ какой-либо уродливый, отталкивающій образъ — жабу, скользкую улитку, ящерицу, которыя своимъ

безобразіемъ особенно выдляютъ чудную красоту остальной картины. Точно также въ древней скульптур безобразные грифы и зеленые драконы среди ангельскихъ ликовъ на фронтонъ соборовъ увеличивали своей уродливостью окружающую ихъ красоту.

Такого же рода контрасты встрчаются и во многихъ повствованіяхъ Новаго Завта: двнадцать учениковъ — одинъ изъ нихъ діаволъ, Христосъ на крест, чистый и царственный — по обимъ сторонамъ Его разбойники. Такъ и въ XV гл. Евангелія отъ Луки прекрасная картина оттняется мрачной грозовой тучей-образомъ старшаго брата. Чудное драматическое положеніе!

Но подобное сочетаніе контрастовъ, безъ сомннія, преслдуетъ не только художественную цль. Помимо намека на фарисеевъ, сопоставленіе этихъ двухъ характеровъ — блуднаго сына и его брата — иметъ еще глубокій нравственный смыслъ.

Изслдуя вопросъ о грхахъ не съ богословской точки зрнія, а въ обыденномъ смысл слова, мы видимъ, что ихъ можно раздлить на два рода: есть грхи плоти и грхи расположенія. Или, говоря точне, грхи страстей, включая сюда вс виды похоти и себялюбія, и грхи характера. Примромъ грховъ страстей въ Новомъ Завт является блудный сынъ, а грховъ характера его старшій братъ.

По первому взгляду кажется, что именно младшій братъ — темное пятно на картин. Вдь это онъ погрязъ въ грхахъ и опозорилъ себя и своихъ, и до сихъ поръ люди видятъ въ блудномъ сын соединеніе всего худшаго въ человческомъ характер и противопоставляютъ ему его домовитаго старшаго брата. Но возможно, что это сужденіе неправильно, и что худшій изъ двухъ — старшій братъ. Мы судимъ о грхахъ, какъ и о многомъ другомъ, по ихъ наружному виду.

Мы распредляемъ грхи нашихъ ближнихъ сообразно классификаціи, молчаливо принятой обществомъ, помщая самые грубые и видные грхи внизу лстницы, на слдующихъ ступеняхъ распредляются боле легкіе, затмъ лстница почему-то начинаетъ расплываться и въ конц концовъ она исчезаетъ въ пространств, а большая часть грховъ остаются неназванными. Но у насъ нтъ всовъ для взвшиванія ихъ, и опредленія тяжелый и легкій это слова нашего собственнаго изобртенія. И всего вроятне, что грхи, кажущіеся легкими, въ дйствительности самые тяжелые. Уже тотъ фактъ, что люди видятъ самые грубые грхи, говоритъ противъ того, что они самые худшіе. Утонченный и невидимый грхъ, грхъ боле близкій нашей духовной природ, долженъ быть боле унизительнымъ, чмъ какой-либо другой. Но люди не нашли нужнымъ до сихъ поръ заклеймить подобныя тонкія формы грха. По ихъ мннію, грхъ старшаго брата это просто пустякъ, минутное дурное расположеніе духа, о которомъ не стоитъ и вспоминать. Но вдь Христосъ нашелъ нужнымъ упомянуть о немъ? Старшій братъ, трудящійся, терпливый, послушный (отдадимъ дань всмъ его достоинствамъ), возвращается домой посл тяжелаго дневного труда въ поляхъ. Много лтъ подърядъ каждый вечеръ плетется онъ, какъ и сегодня, домой съ каплями честнаго трудового пота на чел, съ отяжелвшими отъ усталости членами, но съ легкимъ сердцемъ: онъ исполнилъ свой долгъ! Но слишкомъ часто съ окончаніемъ дневного труда оканчивается и самообладаніе человка и чувство отвтственности за свой нравъ. А искушеніе встрчается намъ чаще всего тогда, когда мы мене всего ожидаемъ его. Такъ и въ этотъ вечеръ: приближаясь къ дому, онъ слышитъ веселые голоса, пніе и танцы — совершенно новые необычные звуки въ этомъ тихомъ, скучномъ жилищ: ‘Твой братъ возвратился’, говоритъ ему слуга, ‘и отецъ твой закололъ для него упитаннаго тельца’. Братъ! Счастливая минута! Какъ долго они горевали о немъ! Наконецъ, молитвы семьи услышаны, и убжавшій мальчикъ возвратился подъ родительскій кровъ! Но на лиц брата не видно никакой радости, оно подобно мрачной туч. ‘Братъ!’ бормочетъ онъ сквозь зубы, ‘этотъ повса! И для него они закололи тельца! Никогда никто не подумалъ сдлать это для меня. И говорятъ, что добродтель вознаграждается! Я покажу имъ, что я думаю обо всемъ этомъ весельи. Для меня никогда не сзывали гостей, а для встрчи этого бродяги, возвратившагося прямо отъ свиного корыта, собралось все село!’ И онъ разгнвался и не захотлъ войти.

‘Какой ребенокъ!’ скажемъ, пожалуй, въ первую минуту. Но это боле, чмъ ребячество. Это грозовая туча, которая накоплялась всю его жизнь подъ покровомъ добродтелей. Незамтныя испаренія разнообразныхъ грховъ сразу соединились и жгутъ его душу. Ревность, гнвъ, гордость, немилосердіе, жестокость, самомнніе, угрюмость, обидчивость, упрямство — все это составныя части дурного расположенія духа. И однако это вызываетъ у людей только снисходительную улыбку. ‘Это только дурное расположеніе духа!’ говорятъ они, ‘припадокъ вспыльчивости, мимолетная зыбь, набжавшее облачко’. Но это облачко составлено изъ капель. А эти капли указываютъ на существованіе гд-то въ глубин души цлаго бушующаго океана, мутнаго и злобнаго — океана ревности, гнва, гордости, немилосердія, жестокости, самомннія, угрюмости, упрямства.

Вотъ почему дурное расположеніе духа иметъ такое значеніе. Важно оно не само по себ, а по тому, что оно открываетъ намъ. Перемежающаяся лихорадка говоритъ о непрекращающемся скрытомъ недуг организма, случайный пузырь на поверхности пруда указываетъ на гніеніе на дн, такъ точно, когда вы перестаете слдить за собою, скрытыя свойства вашей души даютъ о себ знать помимо вашей воли въ вид дурного расположенія духа. Вспышка дурного характера — это сверкнувшая молнія, это дйствіе цлой дюжины гнусныхъ нехристіанскихъ грховъ.

Что особенно поражаетъ насъ въ грхахъ характера это ихъ странная совмстимость съ высокими нравственными качествами. Старшій братъ былъ, безъ сомннія, человкомъ самыхъ нравственныхъ правилъ. Много лтъ назадъ, когда отецъ раздлилъ имущество между сыновьями, онъ имлъ полную возможность, если только хотлъ, попутешествовать, увидть свтъ, вообще насладиться жизнью и отдать дань молодости. Но, какъ добрый сынъ, онъ избралъ монотонную жизнь въ отеческомъ дом. Этотъ старый домъ сдлался для него цлымъ міромъ, старикъ его обществомъ. Онъ былъ правой рукой своего отца, утшеніемъ и радостью его старости, примромъ трудолюбія для слугъ, образцомъ справедливости и бережливости для сосдей, примрнымъ молодымъ человкомъ для всего села, особенно по сравненію съ его праздношатающимся братомъ. Поэтому, тмъ боле прискорбнымъ и уродливымъ является въ подобномъ прекрасномъ человк дурной характеръ. Это обстоятельство невольно возбуждаетъ въ насъ странныя сомннія въ истинной цнности того, что носитъ имя добродтели и признается такой. Въ дйствительности у насъ нтъ критеріума для истинной оцнки людей, являющихся образцами всхъ добродтелей. Все зависитъ отъ побужденій. Добродтели могутъ быть дйствительными или только кажущимися, точно также какъ и пороки могутъ быть дйствительными, хотя и невидимыми. Многіе люди, напримръ, не сходятъ съ прямаго пути только изъ трусости. У нихъ нтъ достаточно силы воли, чтобы ршиться погубить свою репутацію. Очень часто нуженъ очень сильный характеръ, чтобы поступить дурно. Требуется извстная доля оригинальности, мужества, отсутствія гордости, на что не вс способны, чтобы ршиться выйти изъ колеи, порвать съ обществомъ и навлечь на себя дурную славу. Такимъ образомъ, часто случается, что весьма низкіе люди сохраняютъ наружную добродтель. И наоборотъ среди блудныхъ сыновей часто встрчаются характеры чудной красоты. Безъ всякаго сомннія пріятне встртиться съ блуднымъ сыномъ и провести часъ-другой съ нимъ, чмъ съ его безупречнымъ братомъ. Насъ поражаетъ та нжность и благородство характера, та доброта и мягкость, какія постоянно встрчаются у людей, признанныхъ общественнымъ мнніемъ безнадежно погибшими. Но это-то и есть примръ непониманія природы грха дурного характера, который многими считается за ничто, тогда какъ другіе, подверженные боле грубымъ грхамъ, считаютъ это непростительнымъ. Многіе люди, считающіе за ничто напиться пьянымъ, никогда не допустятъ себя до неблагороднаго поступка или до оскорбленія ближняго словомъ. И вопросъ еще, не на ихъ ли сторон правда? Одинъ гршитъ грубо, другой утонченно, но въ общемъ пьяница и мотъ можетъ быть лучшимъ человкомъ, чмъ брюзжащій христіанинъ. ‘Истинно говорю Вамъ’, сказалъ Христосъ священникамъ, ‘мытари и блудницы впередъ васъ идутъ въ царство Божіе’ (М. XXI, 31).

Такимъ образомъ мы знаемъ, что есть два вида грховъ, но не многіе подвержены сразу обоимъ и преимущественно гршатъ одними или другими, и этимъ фактомъ объясняется совмстимость добродтельной жизни съ дурнымъ характеромъ. Эта-то совмстимость и заставляетъ часто смотрть на дурной характеръ, какъ на безобидный недостатокъ. Мы думаемъ, что не можетъ быть много дурного тамъ, гд мы видимъ столько хорошаго. Какъ часто слышимъ мы въ защиту сварливыхъ людей, что они — воплощенная кротость, если ихъ узнать поближе. Также часто выставляютъ въ оправданіе вспыльчивыхъ, что въ нормальномъ состояніи они — образецъ мягкости и деликатности. Но именно это и длаетъ труднымъ леченіе. Мы прощаемъ себ частичные недостатки нашего характера на томъ основаніи, что въ общемъ онъ заслуживаетъ одобренія. Мы позволяемъ иногда быть немножко дурнымъ тмъ, кто хорошъ вообще. Логично будетъ сказать, что мы довольствуемся тмъ, чтобы люди были до извстной степени хорошими. Но если даже муха, попавшая въ кушанье, и очень мала, то все-таки лучше если тамъ не будетъ даже и такой маленькой мушки. Дурной характеръ это грхъ добродтельныхъ людей. Притча Христова о блудномъ сын относится, очевидно, къ добродтельнымъ людямъ, она иметъ ввиду не исправить дурныхъ, но хорошихъ сдлать совершенными.

Оставивъ теперь въ сторон вопросъ о природ и взаимоотношеніи грховъ этого рода, мы сразу перейдемъ къ разсмотрнію ихъ дйствія на людей. Это дйствіе двояко: вліяніе дурного характера на интеллектъ и на нравственную и религіозную природу.

Относительно перваго принято думать, что дурной характеръ скоре хорошо вліяетъ на интеллектъ. Предполагается, что вспыльчивость и горячность возбуждаютъ мыслительныя способности и придаютъ жизненную силу и интенсивность мозговымъ функціямъ. ‘Когда человкъ сильно утомленъ’, говоритъ Дарвинъ, ‘онъ безсознательно старается найти воображаемую обиду, чтобы разсердиться и тмъ оживить свою упавшую энергію’. Безъ сомннія, страсть занимаетъ полноправное мсто въ человческой природ, и когда она является управляемой, а не управляющей силой, она можетъ быть могущественнымъ стимуломъ для интеллектуальныхъ способностей. На это намекаетъ Лютеръ, когда говоритъ: ‘Я никогда не работаю лучше, чмъ тогда, когда я разсерженъ. Я лучше всего могу писать, молиться, проповдывать, когда я въ гнв, тогда мой духъ возбуждается, мое пониманіе обостряется, и вс земныя огорченія и искушенія отходятъ отъ меня.’

Во всякомъ случа характеръ вліяетъ главнымъ образомъ на принятіе ршеній разнаго рода. Живой характеръ вовсе не способствуетъ правильному сужденію. Ршенія принимаются въ пылу возбужденія, при чемъ не дается времени ни на разсмотрніе основаній, ни на выслушиваніе объясненій. А затмъ скромный разумъ, какимъ обладаетъ большинство изъ насъ, вступаетъ въ свои права и пытается отмнить это быстро принятое ршеніе. Мы же стоимъ за него только потому, что сами приняли его, и своимъ дальнйшимъ поведеніемъ стараемся вообще оправдать наше первое стремительное ршеніе. Безъ сомннія, старшій братъ въ душ назвалъ себя глупцомъ, едва усплъ повернуться спиной къ отцовскому дому. Но онъ упрямо стоитъ на своемъ, онъ сказалъ: ‘я не войду’, и ни мольбы его отца, ни его собственное сознаніе нелпости своего поведенія (человкъ изгоняетъ себя изъ своего собственнаго дома), ничто не въ силахъ поколебать его. Искушеніе заставляетъ человка принять обдуманное ршеніе, за нимъ слдуетъ такое же несообразное дйствіе, а затмъ посл всего поднятаго шума не остается ничего, какъ сообразовать свое дальнйшее поведеніе съ первымъ порывомъ. Вотъ истинное дйствіе дурного характера на разумъ.

Результаты такого нашего поведенія являются гибельными не только лично для насъ, но и для другихъ. Одна изъ особенностей грховъ характера это то, что самое пагубное ихъ дйствіе проявляется на окружающихъ. Обыкновенно слабые являются всегда страдающимъ лицомъ. А такъ какъ дурной характеръ преимущество высшихъ, то низшіе должны не только выносить ихъ дурное расположеніе духа, но также скрывать свое собственное мнніе и проводить всю свою жизнь въ исполненіи того, что они считаютъ капризомъ. Такого рода систематическая дрессировка дйствуетъ на нихъ развращающимъ образомъ, пріучая ихъ къ фальшивости. Но когда тоже примняется въ дл воспитанія, то результаты являются еще боле пагубными. Дти видятъ, что ихъ не выслушиваютъ, чувствуютъ, что приговоръ надъ ихъ проступками произносится безъ всякаго разсмотрнія объясненій и оправданій съ ихъ стороны, и это примненіе въ дтской своего рода закона Линча, не дающаго объясненія нравственныхъ побужденій, притупляетъ чувство законности, и въ дйствительности наказаніе является гораздо боле серіознымъ, чмъ предполагалось, такъ какъ оно уничтожаетъ всякое чувство справедливости.

Но главное зло дурного характера заключается въ его разрушающемъ дйствіи на нравственную и общественную жизнь. Поразительно, какъ много мста въ своихъ заповдяхъ Христосъ удлилъ ученію о блаженств. Почти вся жизнь Его была посвящена тому, чтобы сдлать людей счастливыми. Ни одно слово не сходило такъ часто съ Его устъ, какъ слово ‘блаженны’, и цлью нашей жизни Онъ призналъ счастье ближнихъ. И какъ мало нужно, чтобы исполнить этотъ завтъ! Для этого даже не нужно самому быть счастливымъ. Святость, конечно, еще боле великое слово, но не намъ давать ее ближнимъ, это принадлежитъ самому Господу Богу, но дать счастье въ нашихъ рукахъ, и въ этомъ отношеніи каждый изъ насъ является сторожемъ своего брата. Собственно и общество создано для того, чтобы дать счастье людямъ и охранять его, дурной же характеръ является препятствующей и разрушающей силой. Возвратимся къ притч и посмотримъ, какъ старшій братъ своей жалкой мелочностью и грубостью испортилъ счастливое настроеніе всего кружка. Прежде всего, конечно, онъ испортилъ свое собственное настроеніе. Можно ясно себ представить, какъ стыдно ему стало, когда онъ пришелъ въ себя. Но эти вспышки дурного расположенія духа не проходятъ такъ скоро и безслдно, какъ это кажется на первый взглядъ. Отвращеніе къ самому себ и стыдъ могутъ придти моментально, но многое другое должно подождать. Такъ, напримръ, должна подождать молитва: человкъ не можетъ молиться, пока злоба царитъ въ душ его. Онъ долженъ простить своему брату, прежде чмъ просить Господа о прощеніи собственныхъ грховъ.

Теперь обратимся къ остальнымъ лицамъ притчи. И для отца, и для гостей, и даже для слугъ эта тягостная сцена у дверей не прошла безслдно, и все ихъ веселье и радость были испорчены окончательно. Но на одного изъ присутствовавшихъ она подйствовала въ десять разъ сильне, чмъ, на другихъ — это на младшаго брата. Мы можемъ себ представить, что онъ почувствовалъ тогда! Такъ вотъ каковъ его родной домъ! Жаль, что онъ вздумалъ возвратиться. Если таковъ его семейный очагъ, то не лучше-ли снова уйти отсюда? Въ тысячу разъ лучше пасти свиней, чмъ переносить грубость своего самодовольнаго и высокомрнаго брата. Да, мы часто отталкиваемъ людей отъ вратъ Христовыхъ нашимъ дурнымъ пріемомъ. Мы, составляющіе Церковь Христову, пока недостаточно возвышены душой, чтобы умть обходиться съ людьми. Намъ, такъ сказать, недостаетъ духовной привтливости. Мы упражняемся въ вр, провозглашаемъ наши надежды, но забываемъ, что выше всего любовь. Пока о насъ не скажутъ: ‘они долго терпли и остались кроткими, ихъ не легко разсердить, они ведутъ себя пристойно, все переносятъ и не думаютъ злого’ — до тхъ поръ мы не можемъ надяться имть какое-нибудь вліяніе на ближнихъ. Одинъ жесткій христіанинъ можетъ оттолкнуть отъ дверей царства двадцать блудныхъ сыновей. Любовь Божія къ бднымъ гршникамъ поистин поразительна, но еще боле глубокая тайна — Его терпніе по отношенію къ святымъ съ дурнымъ характеромъ.

Но самое худшее это то, что страданія, причиняемыя дурнымъ характеромъ, вовсе не служатъ на благо человка. Бываютъ страданія благодтельныя, но страданія этого рода вполн безполезны, и въ то же время ничто не причиняетъ боле жгучей, продолжительной и ненужной боли. Вотъ почему такъ суровы слова Христа, обращенныя къ нарушающимъ законъ любви: ‘кто соблазнитъ одного изъ малыхъ сихъ, врующихъ въ Меня, тому лучше было бы, если бы повсили мельничный жерновъ на шею и потопили его въ глубин морской’ (Ме. XVIII, 6). Иначе сказать, по приговору Христа лучше не жить, чмъ не любить.

По своей природ дурной нравъ — грхъ противъ любви. И какъ ни трудно поврить этому, какъ бы мы ни старались извинить его, какъ простительную слабость или небольшой недостатокъ, но нтъ большаго грха, чмъ дурной характеръ. Грхъ противъ любви — это грхъ противъ Бога, потому что Богъ — любовь. Кто гршитъ противъ любви, гршитъ противъ Господа!

Изслдовавъ этотъ грхъ до самаго корня, мы невольно приходимъ къ вопросу о леченіи его. Христіанство излечиваетъ вс недуги душевные, леченіе можетъ быть продолжительнымъ, режимъ очень суровымъ, но выздоровленіе полнымъ. Но что если дурной нравъ прирожденное качество и зависитъ отъ темперамента? Или если онъ наслдственный недостатокъ? Разв въ подобномъ случа онъ можетъ быть излечимъ? Да, даже и въ такомъ случа! Если бы у христіанства не было средствъ сдлать это, то оно оказалось бы несоотвтствующимъ нуждамъ человчества. Взглянемъ, что сдлалъ въ притч отецъ, чтобы успокоить своего сына. Обратите вниманіе на то, что вначал онъ и не пытался убждать его. А обычно вс длаютъ ошибку, начиная съ убжденія. Мы видимъ, что все дло пустяки и ребячество, но вс наши разсужденія и уговариванье не помогутъ длу, когда человкъ раздраженъ. Недугъ лежитъ въ области чувствъ, и отецъ начинаетъ съ нихъ. Придетъ часъ, когда разумъ вступитъ въ свои права, и тогда сыну будутъ представлены серьезные доводы противъ его поведенія, перечисленные въ послднемъ стих главы. Но прежде всего онъ старается подйствовать любовью.

‘Сынъ’, сказалъ отецъ: ‘ты всегда со мной и все мое — твое’. Вникните въ эти слова, и въ нихъ вы найдете девизъ, объединяющій вс великія общины: Свобода, Равенство и Братство — счастливая формула, на которой люди искали основать государства и поддержать царства. ‘Сынъ’ — это свобода. ‘Ты всегда со мной’ — это единеніе, братство. ‘Все мое — твое’ — здсь равенство. Если какой-либо призывъ и можетъ смягчить человка и побудить его отказаться отъ эгоистическихъ цлей, то именно эта формула христіанскаго государства. Возьмите хотя бы одну ея послднюю часть — равенство: ‘все мое — твое’. Безсмысленно говорить о моемъ или твоемъ, когда вы имете право на все. ‘Все мое — твое’. Нтъ мста для эгоизма, для любостяжанія тамъ, гд все принадлежитъ вамъ и нечего больше пожелать. Господь создалъ равенство, Господь даровалъ намъ все, и если сознаніе Его доброты, Его великой доброты къ намъ проникнетъ въ наше сердце, то оно не можетъ не переполниться горячей любовью къ Нему, избытокъ которой изольется и на всхъ людей, какъ на братьевъ нашихъ.

Безполезно стараться искоренить въ себ дурной нравъ одной силой воли. Кто не принималъ тысячу разъ подобныхъ ршеній съ тмъ, чтобы со скорбью увидть, какъ они разлетаются въ прахъ при первомъ искушеніи. Душу можно излечить не извлеченіемъ изъ нея гнвныхъ началъ, но введеніемъ въ нее любви, великой Божіей любви. Она одна способна растворить въ себ все дурное, переработать и обновить его. Если человкъ допуститъ любовь въ свою душу, его излеченіе несомннно, если же нтъ онъ безнадеженъ.

Самымъ труднымъ для пониманія характеромъ является въ Новомъ Завт немилосердый рабъ. За растраченныя имъ деньги господина онъ долженъ быть посаженъ въ темницу, а его жена и дти проданы. Онъ молитъ о пощад и 10.000 талантовъ его безконечно огромный долгъ прощены ему. Едва успваетъ онъ выйти изъ дома господина своего, какъ встрчаетъ товарища, который долженъ ему сто динаріевъ, хватаетъ его за горло и сажаетъ его въ темницу, которой онъ самъ едва только избжалъ. Просто невроятно, чтобы человкъ, только что на колняхъ умолявшій о помилованіи и прощенный своимъ господиномъ, могъ тотчасъ же поступить такъ жестоко. Этотъ рабъ, расточая деньги своего господина, расточилъ, должно быть, одновременно и душу свою, потому что если у человка есть еще душа, то любовь не можетъ не слдовать за прощеніемъ.

Кому много прощено, тотъ долженъ и много любить, и не по обязанности, а потому, что онъ не можетъ иначе, онъ безсознательно длается и нжне, благородне и милосердне. Разъ любовь пуститъ ростки въ его душ, она начнетъ расти, развиваться и обниметъ всю землю. Тогда онъ начнетъ понимать даръ Отца своего: ‘все мое — твое’. Весь міръ — его, онъ не можетъ вредить своей собственности. Чувство собственности служитъ основаніемъ благожелательства. Вс любящіе Бога — собственники міра. ‘Кроткіе наслдуютъ землю’: все что Его — ихъ. Но что же это все? Горы и долины, деревья и небо, дворцы и хижины, чернокожіе и блые, геніи и тупицы, узники и нищіе, старики и больные, все это моя собственность. А если моя собственность прекрасна и процвтаетъ, то я долженъ радоваться, и я наслаждаюсь и богатыми и знатными, любуюсь прекрасными и благородными, если у меня есть бдные — я ихъ одваю, узниковъ и больныхъ навщаю, голодныхъ кормлю. Потому что все это мое, какъ и остальное достояніе Божіе, все я долженъ любить и быть готовымъ положить за него душу свою.

Теперь задача расширяется. Отъ Платона до Герберта Спенсера реформаторы старались создать новыя основы соціологіи. Но нтъ боле возвышенной соціологіи, какъ соціологія исуса Христа. Только мы еще не дошли до соціологіи Новаго Завта: цлыя столтія мы провели надъ изученіемъ его теологіи, и можно съ увренностью сказать, что отношеніе человка къ Богу уже твердо установлено. Время наступило приняться за другую задачу, за отношеніе человка къ человку. Прежде человкъ, какъ отдльная личность, совсмъ не принимался во вниманіе. Это была теологическая единица, х доктрины, неизвстная величина. Его учили вр, но не любви. Теперь мало-помалу мы узнаемъ, что врить — это значитъ любить, что первая главная заповдь — это любовь къ Богу, а вторая, подобная ей, другая версія ея, любовь къ ближнему. Мы начинаемъ познавать не только счастье, но и значеніе пассивныхъ добродтелей, значеніе любви, какъ могущественной силы съ ея практическими результатами на земл. Тотъ фактъ, что Христосъ не предводительствовалъ войскомъ, не писалъ книгъ, не созидалъ храмовъ, не раздавалъ денегъ, но только любилъ и тмъ покорилъ міръ, начинаетъ поражать людей. Точно также начинаетъ пріобртать приверженцевъ и ученіе Ап. Павла о томъ, что, когда вс пророчества исполнятся, вс наши знанія устарютъ, и вс языки сдлаются непонятными, останется одна любовь, которая увидитъ, какъ все постепенно уйдетъ въ забвеніе {Свободная передача 1 Кор., XII 18. Прим. перев.}. Одна надежда для насъ, что мы научимся любить и, учась любви, разучимся гнваться, мстить и злобствовать.

Въ этомъ-то и заключается будущее міра, въ этомъ небо. Занавсъ опускается надъ притчей о блудномъ сын, оставляя его внутри, а старшаго брата снаружи. А почему такъ это ясно. Для подобнаго человка быть на неб немыслимо, онъ испортилъ бы рай для всхъ остальныхъ обитателей. Подобный человкъ можетъ войти въ Царство небесное только въ томъ случа, если онъ родится вновь. Чтобы получить рай, мы должны принести его въ себ.

Но даже и теперь на земл существуетъ нсколько видовъ рая, изъ котораго, благодаря своему дурному нраву и требовательности, мы сами себя изгоняемъ — это рай дружбы, семейной жизни, труда Божія и милосердаго служенія на пользу нищимъ, невжественнымъ и страждущимъ. Но часто изъ-за какой-нибудь личной обиды, изъ-за того, что намъ не нравится организація извстнаго дла, что нкоторые сотрудники намъ несимпатичны, что то или другое не по нашему вкусу мы, по примру старшаго брата, сердимся и не хотимъ войти. Все дло исключительно въ томъ, что мы недовольны, сердимся и только потому не хотимъ войти. Но въ томъ, что мы по своей вол не вошли, и лежитъ самое тяжелое наказаніе, потому что, что можетъ быть тяжеле, какъ остаться снаружи, одинокому, почувствовать себя лишнимъ, ненужнымъ, состариться въ одиночеств нелюбящимъ и нелюбимымъ. Всякій грхъ омрачаетъ въ насъ образъ Божій, но грхи характера разрушаютъ и образъ Божій, и Божіе дло, и человческое счастье!

‘Лучше для васъ, чтобы Я пошелъ’.
оан. XVI, 7.

Почему Христосъ долженъ былъ уйти.

Слово передъ Св. Причащеніемъ.

Эти слова были сказаны во время совершенія такого же таинства причащенія, къ какому приступаете и вы. Подобно громовой молніи изъ безоблачнаго неба упали они среди учениковъ. Тридцать и три года жилъ Онъ среди нихъ, недавно только научились они любить Его. День за днемъ длили они съ Нимъ сіяніе солнца и непогоду, и ихъ сердца льнули къ Нему съ необычной для нихъ нжностью. И именно теперь, когда все достигло высшаго предла, когда дружба ихъ была навки запечатлна въ первомъ торжественномъ таинств, раздались неожиданныя слова: ‘Я долженъ сказать вамъ — прощайте, лучше для васъ, чтобы Я пошелъ’. Это былъ потрясающій ударъ для маленькаго собранія. Ради этой любви они отдали все, оставили домъ, дла, друзей и общали слдовать за Нимъ. А теперь Онъ говоритъ: ‘Я ухожу’.

Посмотримъ, что такое Христосъ хотлъ сказать этими словами. Быть можетъ они помогутъ намъ понять полне наше собственное отношеніе къ Нему теперь, когда Онъ ушелъ.

1. Первое, что останавливаетъ наше вниманіе — это путь, избранный исусомъ, чтобы объявить эту всть. Онъ очень характеренъ. Слово и поступки Христа всегда объяснялись самымъ естественнымъ образомъ. Даже самое глубокое ученіе Онъ неизмнно высказывалъ по поводу какихъ-либо, часто самыхъ незначительныхъ, обстоятельствъ обыденной жизни. Такъ и теперь, Онъ не сразу возвстилъ догматъ о Вознесеніи. Это вылилось само собой, по естественному ходу вещей. Вечеря окончилась, но у друзей было такъ много о чемъ поговорить между собой въ эту торжественную ночь, что они олго засидлись за столомъ. Они не знали, даже не подозрвали, что это была ихъ послдняя трапеза съ Учителемъ, но они чувствовали въ этотъ вечеръ какую-то необычную сладость бесды и продолжали, и продолжали говорить. Уже совсмъ смерклось, но оаннъ все еще возлежалъ у груди Господа, а остальные ученики вокругъ нихъ наслаждались спокойствіемъ торжественнаго вечера, передавая другъ другу чашу. Но внезапно картина омрачается. Зловщая фигура поднимается украдкой, беретъ мшокъ и старается незамтно проскользнуть въ дверь. исусъ зоветъ его и, обмокнувъ кусокъ, подаетъ ему. Очарованіе исчезло. Душа Христа смутилась, страшная боль пронзила Его сердце — точно во тьм кинжалъ вонзился въ Его грудь. Онъ не можетъ продолжать бесду, не стоитъ и пытаться длать это. Онъ не въ силахъ сохранить даже искусственную бодрость духа.

‘Дти’, говоритъ Онъ торжественно, и Его голосъ прерывается отъ волненія: ‘не долго уже быть Мн съ вами’. И затмъ: ‘куда Я иду, вы не можете придти’.

Такъ какъ часъ былъ поздній, то они подумали, что Учитель усталъ и желаетъ отдохнуть. Но Петръ прямо спрашиваетъ: ‘Господи, куда Ты идешь?’ Въ садъ? Обратно въ Галилею? Но никому изъ нихъ не приходитъ въ голову, что Онъ говоритъ о Невдомой Стран.

‘Куда Я иду’, отвчаетъ Онъ вторично, ‘вы не можете теперь идти за Мной, но пойдете посл’. Посл! Ударъ медленно падаетъ. Смутно, сбивчиво начинаетъ выясняться передъ ними истина. Это разлука!

Мы можемъ судить о произведенномъ на нихъ впечатлніи по слдующимъ словамъ: ‘Да не смущается сердце ваше’, говоритъ Христосъ. Онъ видитъ ихъ ужасъ и смятеніе, и ученіе остается въ сторон, пока нужна помощь экспериментальной религіи. А затмъ, только отрывочно возвращается Онъ къ этому ученію, почти на каждой фраз Его прерываютъ, вопросы, сомннія, требованіе объясненій чередуются между собой,— но страшной истины не скроешь. И Онъ постоянно возвращается все къ тому же, Онъ не хочетъ смягчить смысла словъ, Онъ настаиваетъ на томъ, что онъ непреложенъ, букваленъ, и, наконецъ, говоритъ открыто и просто: ‘лучше для васъ, чтобы Я пошелъ’.

II. Разсмотримъ теперь причины Его ухода. Зачмъ ушелъ исусъ? Мы вс помнимъ еще то время, когда мы не могли отвтить на этотъ вопросъ. Мы хотли, чтобы Христосъ остался и теперь былъ съ нами. Слова дтскаго гимна вполн выражаютъ истинное человческое чувство, и сердца наши и теперь еще разгораются, когда мы слышимъ его:

Когда я читаю милую старую исторію,

Какъ исусъ жилъ среди людей,

Какъ Онъ собиралъ вокругъ себя дтей, какъ ягнятъ,

Я думаю, что и я хотлъ бы жить тогда съ ними.

Мн хотлось бы, чтобъ Онъ возложилъ руки на мою голову,

Чтобы Онъ заключилъ меня въ Свои объятія,

И чтобъ я могъ видть Его ласковый взглядъ, когда Онъ говорилъ:

‘Не мшайте малымъ симъ приходить ко Мн’.

исусъ долженъ былъ имть основаніе, чтобы разочаровать человка въ его такихъ глубокихъ, общихъ всмъ, такихъ священныхъ чувствахъ. И мы въ то же время можемъ быть уврены, что эти причины тсно связаны съ нашимъ же благомъ. Онъ ушелъ не потому, что Онъ утомился. Правда, что Онъ былъ презираемъ и отвергнутъ людьми, совершенная правда, что безжалостный свтъ ненавидлъ Его, пренебрегалъ Имъ и попиралъ Его ногами. Но не это заставило Его уйти. Правда также, что Онъ тосковалъ по обители Отца Своего, томился и жаждалъ Его любви. Но и не это заставило Его уйти. Нтъ. Никогда Онъ не думалъ о Себ. Полезно для васъ, а не для Меня, говоритъ Онъ, чтобы Я ушелъ.

1. Первую причину ухода Онъ объясняетъ Самъ: ‘Я иду приготовить мсто вамъ’. И это упоминаніе есть доказательство предусмотрительности Христа. Для каждаго человка того времени, размышлявшаго о жизни, самымъ жгучимъ вопросомъ было: ‘Куда ведетъ эта жизнь’? Настоящее, увы! было достаточно темно и необъяснимо, но будущее это была уже ужасная, неразршимая тайна. Потому Христосъ и выяснилъ это, прежде чмъ ушелъ. Онъ далъ образъ и окраску неизвстному будущему, и только потому, что мы привыкли къ этому, мы мало поражаемся великолпіемъ идеи, открытой Имъ намъ, что, когда для насъ не будетъ больше мста на земл, тогда для насъ уже будетъ уготовано другое. Мы знаемъ не многое объ этомъ мст, но самое лучшее намъ извстно: то, что готовитъ его намъ Онъ. Глазъ не видлъ, ухо не слышало, сердце человческое не могло понять, что готовитъ Господь для любящихъ Его. Лучше думать о томъ, что Онъ готовитъ намъ его, лучше успокоиться на этой мысли, чмъ предоставить нашей фантазіи изобртать подробности.

Но дло не ограничивается этимъ. Разсмотримъ альтернативу. Если бы Христосъ не ушелъ, что тогда? И мы также не могли бы уйти. Условія нашей будущей жизни зависли отъ того, что Христосъ ушелъ, чтобъ приготовить ихъ, и фактъ нашего отхода всецло зависитъ отъ Его отхода. Мы не смогли бы послдовать за Нимъ посл, какъ Онъ пообщалъ, если бы Онъ не приготовилъ намъ пути раньше. Ему надлежало быть Воскресеніемъ и Жизнью.

И это приготовленіе пути было отчасти приготовленіемъ мста для насъ. Онъ приготовилъ мсто для насъ уже самымъ путемъ, какой Онъ избралъ для этого. А это былъ весьма удивительный путь.

Когда-то въ Швейцаріи, въ уединенной долин, маленькій отрядъ патріотовъ шелъ противъ наступающаго врага въ десять разъ сильне ихъ. Вдругъ они очутились передъ входомъ въ узкое ущелье, защищеннымъ цлой стной пикъ. Приступъ за приступомъ, но сверкающая стна остается неповрежденной. Нсколько разъ имъ приходится отступать съ тяжелыми для немногочисленнаго отряда потерями. Въ отчаяніи они ршаются на послднюю попытку пройти. Но едва собрались они двинуться на врага, какъ ихъ предводитель внезапно бросился съ распростертыми руками одинъ впередъ. И моментально вс копья непріятельской линіи вонзились сразу въ его грудь. Онъ палъ мертвымъ. Но онъ приготовилъ путь слдовавшимъ за нимъ. Черезъ образовавшійся проходъ, по его трупу, бросились они впередъ къ побд и завоеванію свободы для своей страны.

Такъ и Господь исусъ Христосъ пошелъ впереди своего народа, вождь нашего спасенія, принимая на Себя жало смерти и отдавая Себя на казнь, готовя намъ путь Своимъ тломъ. Благо для насъ не только то, что Онъ ушелъ, но и то, что Онъ ушелъ путемъ Креста.

2. Вторая причина Его ухода та, чтобы быть близко. Это кажется парадоксомъ, но это дйствительно такъ: Онъ ушелъ, чтобъ быть близко. Предположимъ снова, что Онъ не ушелъ, предположимъ, что Онъ теперь здсь. Предположимъ, что Онъ все еще въ Святой Земл, въ ерусалим. Каждый корабль, отправляющійся на востокъ, былъ бы переполненъ христіанскими паломниками, каждый поздъ былъ бы набитъ людьми, жаждущими видть исуса. Каждая почта была бы завалена письмами отъ страждущихъ и болящихъ и дарами отъ почитателей и благодарныхъ. Предположимъ, что и вы находитесь на одномъ изъ этихъ кораблей. Посл долгаго плаванія вы прибываете въ гавань, всю запруженную кораблями подъ флагами всевозможныхъ цвтовъ. Съ великимъ трудомъ вы высаживаетесь на берегъ и присоединяетесь къ одному изъ длинныхъ каравановъ, направляющихся въ ерусалимъ. Вся пустыня, насколько можно окинуть взглядомъ, наполнена такими же караванами, безконечной лентой движущимися къ ерусалиму. Вы не обращаете вниманія на палящее солнце, на затрудняющую дыханіе пыль, на тснящую васъ толпу и горячіе пески. Вы въ Святой Земл и скоро увидите исуса! Вотъ, наконецъ, вдали видна вершина Святой горы, сверкающій надъ нею куполъ храма, гд возсдаетъ Онъ. Но что это за темная волнующаяся масса, растянувшаяся на цлыя версты между вами и святымъ городомъ? Это все такіе же паломники, какъ и вы, пришедшіе съ свера и юга, съ востока и запада, чтобъ увидть исуса. Они хотятъ,

‘Чтобъ Онъ возложилъ руки на ихъ голову,

Чтобъ Онъ заключилъ ихъ въ Свои объятія’. Но это немыслимо. Вы пришли, чтобы видть исуса, но вы Его не увидите. Вотъ и они здсь уже недли, мсяцы, годы и не видли Его. Они приблизились къ Нему за это время на аршинъ или два, и это все! Увидть Его невозможно.

Все это предвидлъ Христосъ, когда сказалъ, что полезно для насъ, чтобы Онъ ушелъ. Замтьте, Онъ не сказалъ, необходимо, но лучше. Относительно противоположнаго плана можно возразить просто, что онъ не достигъ бы цли. Поэтому Онъ говоритъ вамъ: очень любезно и внимательно съ вашей стороны прійти такъ издалека, но вы сдлали ошибку. Идите отъ стнъ Святаго Города, возвращайтесь черезъ моря обратно, и вы найдите Меня въ вашемъ собственномъ дом. Вы найдете Меня тамъ, гд нашли Меня пастухи, за своимъ обычнымъ дломъ, гд нашла Меня Самаритянка, достававшая воду для своей трапезы, гд нашли Меня ученики, чинившіе сти въ своемъ рабочемъ плать, гд нашла Меня Марія за хозяйственными заботами въ своемъ селеньи’. Дйствительно, что же это была бы за религія, если бы больные душой должны были ждать очереди подобно бднымъ паціентамъ у дверей доктора въ часы безплатнаго пріема. Каково было бы тогда старику, слишкомъ слабому для путешествія къ Нему, или бдняку, не имющему средствъ для этой поздки? Каково было бы слпому, не могущему узрть Его, или глухому, лишенному возможности слышать Его? Для милліоновъ людей было бы физически невозможно повиноваться призыву Господа: ‘Придите ко Мн, и Я успокою васъ’.

Именно для такихъ было полезно, что Онъ ушелъ. Его отходъ былъ величайшимъ благомъ для всего міра. Теперь доступъ къ Нему совершенно свободенъ изъ каждаго угла дома, въ какой бы то ни было части свта. Потому что бдные всегда могутъ имть Его теперь съ собою, больные душой не будутъ безъ Врача, слпой можетъ зрть Его красу теперь, когда Онъ ушелъ, глухіе слышать Его голосъ, когда вс остальные для нихъ безмолвны, нмые могутъ молиться Ему, хотя не могутъ говорить.

Да, видимое Воплощеніе по необходимости должно быт ограничено. Только небольшой кружокъ могь наслаждаться Его дйствительнымъ присутствіемъ, но для государства, подобно христіанству, нуженъ былъ воскресшій Господь. И для всхъ подданныхъ этого государства полезно было, чтобы Онъ ушелъ. Онъ сталъ ближе къ людямъ, повидимому, отдалившись отъ нихъ. Ограниченность тлесныхъ чувствъ связывала Его, когда Онъ былъ съ нами. Онъ былъ связанъ и пространствомъ, и временемъ. Но отойдя, Онъ очутился въ безконечной стран, въ безпременной вчности, имя возможность быть со всми людьми въ одно и то же время, до предловъ земли.

3. Еще причина почему Онъ ушелъ — хотя это также парадоксъ было то, чтобъ мы могли лучше видть Его. Въ самомъ дл, когда нашъ другъ съ нами, мы не видимъ его такъ хорошо, какъ въ то время, когда его нтъ. Мы видимъ только детали, мелочи. Это похоже на то, когда вы любуетесь высокой горой: она лучше всего видна издали. Взбираясь на Монбланъ, вы видите очень немного нсколько скалъ, одну или дв сосны, ослпительное снжное поле, но спуститесь въ долину Шамуни, и тогда этотъ монархъ предстанетъ предъ вами во всемъ своемъ величіи.

Христосъ самый исполинскій образъ исторіи. Чтобы увидть Его во всемъ Его величіи, нужно быть сразу и далеко и близко. То же можно сказать и о всякомъ величіи. Извстно, что вс великіе поэты, философы, политики, ученые никогда не были оцнены своими современниками. Они выростаютъ, передъ нами по мр того, какъ уходитъ время. Только тогда ихъ жизнь и труды предстаютъ предъ нами въ истинномъ свт. Точно также мы никогда не знаемъ своихъ друзей, пока не потеряемъ ихъ. Какъ часто мы и не подозрваемъ всей душевной красоты жизни, прожитой вблизи насъ, пока рука смерти не унесетъ ее. Полезно было для насъ, чтобы Христосъ ушелъ, потому что только теперь мы можемъ увидть все величіе Его образа, оцнить высоту и силу Его характера и почувствовать совершенную красоту и единство Его жизни и длъ.

4. Еще одна причина. Онъ ушелъ, чтобы мы могли руководствоваться врой. Если бы, несмотря на вс неудобства Онъ остался съ нами, то наконецъ, мы руководствовались бы зрніемъ. А религія именно и старается постоянно уничтожить это стремленіе въ насъ. Для каждаго человка самое сильное искушеніе — это желаніе руководствоваться тмъ, что онъ можетъ видть, чувствовать и осязать. Въ этомъ сущность ритуализма, основа Римскаго католичества, корень идолопоклонства. Люди хотятъ видть Бога и поэтому создаютъ Его изображенія. Мы не насмхаемся надъ ритуализмомъ, онъ весьма свойственъ человку. Это не столько грхъ самонадянности, какъ грхъ заблужденія. Это попытка уничтожить уходъ Христа, попытка заставить думать, что Онъ все еще здсь. Но роковая ошибка этой попытки въ томъ, что она уничтожаетъ сама то, къ чему стремится. Кто ищетъ Бога въ осязаемой форм не находитъ Его, потому что Богъ Духъ. Въ человк горитъ желаніе узрть Бога, желаніе это вложено въ него для того, чтобы сдлать его духовнымъ, давая ему духовное упражненіе, а онъ обманываетъ самаго себя, упражняя тло вмсто духа. Голодъ и жажда о Господ вложены въ насъ, чтобы возвысить насъ надъ видимымъ и скоропреходящимъ. Но вмсто того, чтобы предоставить духовному голоду возвышать насъ духовно, мы способны унизить самое орудіе нашего одухотворенія и заставить его служить плоти.

Для того, чтобы одухотворить учениковъ, нужно было, чтобы исусъ сдлался Духомъ. Тлесная жизнь человка коротка. Смертное умираетъ, освобождая безсмертную часть, Поэтому главная дл Христа утвердить будущую жизнь. И Онъ далъ испытаніе въ вр, чтобы воспитать человка для безсмертія. Христосъ ушелъ для того, чтобы укрпить нашъ духъ для вчности. Вра играетъ такую важную роль въ религіи не потому, что въ ней самой таится какой-нибудь глубокій таинственный смыслъ. Мы должны руководствоваться врой, а не зрніемъ не потому, что Господь произвольно избралъ первое, но потому, что это необходимо для нашего будущаго, потому что способность, вры — это необходимйшая изъ всхъ способностей для духовной жизни.

Въ будущей жизни не будетъ ничего плотскаго, потому что эта жизнь будетъ духовной. Христосъ заботится воспитать въ насъ вру, потому что зрніе будетъ безполезно. Въ будущей жизни не будетъ ни глаза, ни зрачка, ни стчатой оболочки, ни зрительнаго нерва, и вра должна будетъ послужить духовной замной ихъ, и это-то Христосъ желаетъ развить въ насъ Своимъ уходомъ.

5. Но мы должны указать еще на боле важную причину. Онъ ушелъ, чтобы могъ пріити Утшитель.

Мы видли, какимъ образомъ Его отходъ былъ приготовленіемъ для будущей жизни. Отсутствующій Господь готовитъ мсто тамъ, отсутствующій Объектъ вры воспитываетъ души врныхъ для обладанія и наслажденія будущей жизнью. Но въ то же время Онъ помогаетъ намъ пользоваться и настоящей жизнью. И Его уходъ такъ же важенъ для земной, какъ и для загробной жизни. Однажды, когда исусъ находился въ Пире, прислали сказать, что Его другъ заболлъ. Этотъ другъ жилъ въ отдаленномъ селеніи со своими двумя сестрами. Он были сильно удручены болзнью брата и поспшили послать за исусомъ. исусъ любилъ Марію и Мару и брата ихъ Лазаря, но обстоятельства сложились такъ, что Онъ не могъ пойти къ нимъ сейчасъ же. Быть можетъ, Онъ былъ слишкомъ занятъ, быть можетъ, у Него были подобные же больные, во всякомъ случа Ему нельзя было идти. Когда же, наконецъ, Онъ отправился въ путь — было слишкомъ поздно. Сестры непереставая ждали Его, Он не врили, что Онъ не захотлъ отозваться на ихъ призывъ. Но часы медленно шли за часами, больной скончался и былъ положенъ въ могилу, а исусъ все не приходилъ. Можете ли вы себ представить мысли исуса, когда, наконецъ, Онъ стоитъ у могилы и плачетъ вмст съ неутшными сестрами. ‘Лучше, если бы Я ушелъ. Я могъ бы присутствовать у его смертнаго ложа, если бы не былъ здсь. Я иду и пришлю Утшителя. И не будетъ тогда ни одного скорбнаго призыва, на который Онъ не отвтилъ бы. Онъ будетъ пребывать съ людьми всегда. Онъ будетъ вездсущъ. Онъ будетъ подобенъ невидимому, неслышному дуновенію, дышущему повсюду, гд Онъ хочетъ’.

Догматъ о Святомъ Дух очень простъ. Люди останавливаются передъ нимъ въ смущеніи, потому что они воображаютъ, что это что-то очень таинственное и непонятное. Вся суть этого ученія заключается въ приведенныхъ словахъ Христа, въ нихъ ключъ къ нему. Духъ Святой это именно то, чмъ былъ бы Христосъ, если бы Онъ остался здсь. Онъ подаетъ помощь, какъ подалъ бы ее Христосъ, но только безъ неудобствъ, зависящихъ отъ земныхъ условій, такъ какъ Онъ не зависитъ ни отъ времени, ни отъ пространства. Боле того: всмъ изъ насъ нуженъ Христосъ, но мы не можемъ имть Его или, по крайней мр, не каждый изъ насъ можетъ имть Его. Единственное ршеніе этого вопроса — это безтлесный Христосъ — Святой Духъ, который былъ бы близокъ каждому и всмъ. Христосъ обличалъ міръ грха, самоправедности и осужденія. Христосъ ушелъ, чтобы дать мсто Лицу Троицы, которое, могло бы имть общеніе со всмъ міромъ. Онъ Самъ могъ только обличать отдльныхъ лицъ въ грхахъ, самодовольств и осужденіи. Но въ боле широкой степени это стало возможно теперь, когда Онъ ушелъ. На это Онъ намекаетъ, когда говоритъ: ‘Большія дла, чмъ эти сотворите’.

И все-таки Христосъ ушелъ не для того, чтобы Духъ Святой могъ занять Его мсто. Христосъ Самъ съ нами. Онъ съ нами, и въ то же время Его нтъ съ нами, такъ какъ Онъ съ нами Духомъ Своимъ. Духъ не открываетъ Духа. Онъ говоритъ не о Себ. Онъ открываетъ намъ Христа. Онъ — связь между отсутствующимъ Христомъ и міромъ — духовное существо, могущее проникать туда, куда не могъ проникнуть воплощенный Христосъ. Лучше было для воплотившагося Христа уйти, чтобы всемірный Христосъ могъ прійти ко всмъ.

Наконецъ, если все это было полезно для насъ, то это необычное отношеніе исуса къ Своему народу должно было имть страшное вліяніе на нашу жизнь. Уйти было громаднымъ рискомъ. Было ли это средство, избранное Христомъ, полезно для васъ, для меня? Во всякомъ случа три великихъ практическихъ результата очевидны.

1. Христосъ долженъ быть такъ близокъ къ намъ, какъ, если бы Онъ былъ еще здсь. Ничто не упрощаетъ такъ всю религіозную жизнь, какъ эта мысль. Присутствующій, личный Христосъ разршаетъ всякое затрудненіе и приходитъ христіанамъ на помощь при всякой надобности или испытаніи. У насъ есть историческій Христосъ, національный Христосъ, богословскій Христосъ — для каждаго изъ насъ нуженъ Христосъ. И мы имемъ Его. Ради нашей пользы Онъ сдлался на время невидимымъ. Но намъ дано имть Его

Боле присутствующимъ въ живомъ видніи

Вры,

Чмъ какое-либо видимое явленіе,

Боле близкимъ, боле роднымъ,

Чмъ всякая другая земная связь.

2. Теперь взгляните, какое это побужденіе для врности. Царство Небесное подобно человку, отправляющемуся въ далекое путешествіе. Прежде чмъ уйти, онъ сзываетъ своихъ слугъ и даетъ каждому работу.

Исполняемъ ли мы врно заданный намъ урокъ? Принялись ли мы за него вообще? Глазъ Господина не видитъ насъ. Никто не слдитъ за нашей работой. Руби дрова, коси сно, жни хлбъ, никто не знаетъ, что ты длаешь. Это-то и есть испытаніе насъ отшедшимъ Христомъ. Онъ обучаетъ насъ врности, высшая степень которой недостижима никакими земными средствами. Ученики начали работать, когда Господь покинулъ ихъ. Тогда они окрпли, пріобрли энергію, практичность, увренность въ себ и силу характера. До сихъ поръ они пребывали подъ покровомъ Его любви. Приходило ли вамъ когда-либо на мысль, какой это былъ для Него рискъ уйти? было страшно опасно предоставить насъ самимъ себ. И однако Онъ избралъ этотъ путь, чтобы возвысить насъ. Ничто не возвышаетъ такъ человка, какъ оказанное ему довріе. И Онъ ушелъ, предоставивъ намъ испытать самихъ себя.

Мы не можемъ постоянно вкушать отъ Тайной Вечери. Мы наслаждаемся ею, какъ праздничнымъ пиршествомъ, хотя только она можетъ дать намъ силу для труда. Мы думаемъ, что наши воскресныя богослуженія, наши молитвы, чтеніе Библіи — это наша религія. Вовсе нтъ. Мы исполняемъ все это только для того, чтобы помочь себ быть религіозными въ другихъ отношеніяхъ. Все это ежедневная пища, и работникъ не получаетъ платы за то, что ежедневно обдаетъ. Плата дается за трудъ. Сила же причастія еще не опредлена. Послдующіе дни покажутъ ее. Само по себ оно можетъ мало стоить, но мы увидимъ его цну по его дйствію на насъ.

Христосъ возлагаетъ на каждаго причастника великую отвтственность. Довріе Христа къ намъ несказанно трогательно. Христосъ былъ увренъ въ насъ: Онъ чувствовалъ, что міръ былъ въ безопасности въ нашихъ рукахъ. Онъ ушелъ, но мы должны быть Христами для міра, свтъ міра погасъ, но Онъ будетъ свтить тысячами огней, предоставляя каждому изъ насъ освщать хоть маленькій темный уголокъ.

3. Въ заключеніе вспомнимъ, что Онъ ушелъ только на время. ‘Смотрите, Я скоро приду’ Испытаніе скоро окончится. ‘Будьте хорошими дтьми, пока я возвращусь’, сказалъ Онъ подобно матери, оставляющей на короткое время своихъ малютокъ. ‘Я возвращусь и приму васъ къ Себ, чтобы, гд Я былъ, и вы могли быть со Мною’.

Итакъ, будемъ ждать, пока Онъ возвратится, будемъ ожидать, пока будетъ лучше для Него прійти.

‘Такимъ образомъ я ожидаю спокойно Каждый день.

Когда солнце свтитъ ясно, Я встаю и говорю: Наврно это сіяніе Его лица!

А когда тнь падаетъ на мое окно,

У котораго я работаю надъ заданнымъ урокомъ.

Я поднимаю голову, чтобы взглянуть на дверь и спрашиваю,

Не пришелъ ли Онъ’.

‘Я къ Отцу Моему иду’.
оан. XIV, 12.

Путь къ Отцу.

Написана по случаю смерти друга.

Вся жизнь человка раскроется передъ вами, если вы станете наблюдать, какія слова онъ употребляетъ чаще всего. У каждаго изъ насъ есть небольшой запасъ словъ, которыя мы постоянно употребляемъ, сами того не замчая, и которыя заключаютъ въ себ весь нашъ жизненный опытъ, все наше пониманіе жизни. Въ этихъ словахъ — все наше прошлое. Мы усвоили себ ихъ самымъ естественнымъ образомъ, въ нихъ отразилось все богатство, вся глубина нашего опыта. Такимъ образомъ, нашъ лексиконъ — наша исторія, и наши любимыя словечки мы сами.

Обратили ли вы когда-нибудь вниманіе на любимыя слова Христа? Если обратили, то васъ должны были поразить въ нихъ дв вещи: ихъ несложность и малое количество. Вся Его теологія заключается въ какой-нибудь полдюжин словъ, и вс они безъ исключенія элементарныя, простыя, немногосложныя слова, какъ напримръ: міръ, жизнь, вра, любовь.

Но среди этихъ словъ нтъ величайшаго слова Христа. Его великое слово было новымъ для религіи. Когда Онъ пришелъ на землю, Онъ не нашелъ въ религіи ни одного слова достаточно богатаго, чтобы вмстить въ себ новую истину, несомую Имъ людямъ. Поэтому Онъ взялъ одно изъ величайшихъ словъ человческаго языка, преобразовалъ его и, просвтленное и преображенное, оно сдлалось съ тхъ поръ лозунгомъ новой религіи. Слово это было Отецъ.

Міръ обязанъ Господу исусу Христу тмъ, что Онъ далъ ему это слово. Намъ самимъ оно никогда не пришло бы въ голову, а если бы и пришло, то мы никогда не осмлились бы произнести его. Это было настоящимъ откровеніемъ.Несомннно, въ исторіи человчества нтъ боле трогательнаго зрлища, какъ Единородный Сынъ Божій нисходящій съ небесъ, чтобы научить нмыхъ, заикающихся обитателей этой жалкой планеты произносить ‘Отче нашъ’.

Именно это слово соединило въ одно великую семью Божію: все затруднительное, все сложное въ религіи разршается легко этой простой истиной, что Богъ, Котораго остальные называютъ Предвчнымъ Царемъ, Безконечнымъ еговой, является нашимъ Отцемъ, а мы Его дтьми.

Вотъ въ чемъ, въ конц концовъ, религія. Жить изо дня въ день въ этой наивной вр это жить подобно Христу.

Чтобы быть истиннымъ христіаниномъ, нужно такъ много, что это рдко кому удается. И главная причина этой неудачи заключается въ отсутствіи центральнаго слова. Люди неохотно руководствуются въ своей жизни принципами. Имъ легче понять фактъ, чмъ соотношеніе фактовъ. Мы изучаемъ подробности длъ Христа, детали того или другого чуда, основную истину той или другой притчи, но подражать деталямъ вовсе не значитъ подражать Христу. Жить подобно Христу вовсе не значитъ мучиться изо дня въ день надъ каждой мелочью и тоскливо сравнивать, какъ поступаемъ мы съ тмъ, какъ поступалъ Онъ. Нтъ, это гораздо проще. Подражать Христу значитъ быть эхомъ словъ Христа. Это значитъ проникнуться духомъ терпнія и увренности, при которыхъ вся наша жизнь — путь къ Отцу.

Среди сотни христіанъ едва ли найдется одинъ, обладающій центральнымъ словомъ для своей христіанской жизни, и результатомъ является то, что нтъ ничего на свт боле безпорядочнаго и боле небрежнаго, чмъ личный духовный опытъ. У большинства изъ насъ онъ является неустойчивымъ, непостояннымъ и мняется отъ каждаго встрчнаго пустяка отъ каждой новой мысли или настроенія. Это рядъ отдльныхъ приближеній къ Богу, безпорядочные религіозные порывы, несвязность въ поступкахъ: сегодня мы поступаемъ такъ на основаніи только-что прочитаннаго въ одной книг, завтра наоборотъ, потому что мы прочли совершенно противоположное въ другой. А когда обстоятельства дйствительно заставляютъ насъ заняться самоанализомъ, мы видимъ, что все въ насъ неопредленно, туманно, неудовлетворительно и все, на чемъ покоится наша христіанская жизнь, это, быть можетъ, обрывки послднихъ воскресныхъ проповдей и нсколько заимствованныхъ клочковъ чужого опыта. И мы живемъ въ такомъ постоянномъ духовномъ колебаніи и безпорядк, что мы почти довольны, когда какой-нибудь другъ или книга опровергнутъ наши любимйшія убжденія.

Но что длало устойчивой жизнь Христа — это была мысль о томъ, что Онъ идетъ къ Своему Отцу. Одно это дало ей единство, гармонію и успхъ. Въ теченіе всей Своей жизни Онъ никогда ни на минуту не забывалъ Своего слова. Нтъ ни одной проповди, гд бы оно не встрчалось, нтъ ни одной, даже самой краткой молитвы, гд оно отсутствовало бы. Это слово находимъ мы и въ первомъ достопамятномъ изреченіи Его, разрушившемъ торжественныя чары исторіи, это слово звучало въ теченіе тридцати лтъ молчанія, и въ послдующіе годы труда и усилій ‘Великое Имя’ всегда дрожало на Его устахъ и было готово вырваться изъ Его сердца. Отъ начала до конца, отъ того момента, когда Онъ впервые возвстилъ о дл Отца Своего, и до того времени, когда Онъ окончилъ возложенное на Него дло, вся Его жизнь, можетъ быть, выразилась въ словахъ: ‘Я къ Отцу Моему иду’.

Если мы воспользуемся этимъ принципомъ для нашей жизни, мы увидимъ, что онъ иметъ вліяніе на нее въ трехъ отношеніяхъ:

I. Онъ объясняетъ жизнь.

II. Онъ поддерживаетъ жизнь.

III. Онъ дополняетъ жизнь.

I. Онъ объясняетъ Жизнь. Я думаю, рдко кто изъ людей не чувствуетъ, что жизнь требуетъ объясненія. Намъ кажется, что мы понимаемъ ее отчасти, но большая ея часть остается загадочной для самаго мудрйшаго изъ насъ. Т, кто знаетъ ее лучше другихъ, испытываютъ самое сильное удивленіе, и стоящіе на самомъ краю жизненнаго водоворота признаются, что даже для нихъ она является покрытой туманомъ и мракомъ. Что такое моя жизнь? Куда я иду? Откуда я пришелъ? Вотъ вопросъ не ршенный до сихъ поръ, хотя весь міръ работалъ надъ нимъ. На эти вопросы существуетъ три отвта: одинъ, данный поэтомъ, другой атеистомъ и третій христіаниномъ.

а) Поэтъ говоритъ намъ, а философія повторяетъ то же самое, хотя мене понятнымъ языкомъ, что жизнь — это сонъ, мечта, тнь. Это паръ, показывающійся на малое время, и затмъ исчезающій, метеоръ, проносящійся изъ одной невдомой вчности въ другую, пузырь, появляющійся и тотчасъ же лопающійся надъ ркой времени. Но эта философія ничего не объясняетъ. Она ищетъ убжища въ тайн. Куда я иду? Отвтъ поэта: ‘Я иду невдомо куда’.

b) Отвтъ атеиста совершенно противоположенъ. Для него нтъ невдомаго. Ему все понятно, потому что для него существуетъ только то, что мы можемъ видть или чувствовать. Жизнь — матерія, душа — фосфоръ. ‘Куда я иду?’ — ‘Я обращаюсь въ прахъ’, отвчаетъ онъ, ‘смерть конецъ всему’. Но это ничего не объясняетъ. Это хуже, чмъ тайна. Это противорчіе. Это полный мракъ.

с) Но отвтъ христіанина даетъ нкоторое объясненіе. ‘Куда я иду?’ ‘Я иду къ Моему Отцу’. Это не опредленіе смерти смерть не существуетъ въ христіанств. Это объясненіе жизни христіанина. Вся его жизнь непрерывный путь къ Отцу. Одни идутъ быстро, другіе совершаютъ путь медленно, одни встрчаютъ пріятныя приключенія во время этого путешествія, другіе подвергаются разнымъ опасностямъ и огорченіямъ, но пряма или извилиста дорога, скорымъ или медленнымъ шагомъ идетъ путникъ, это путь къ Отцу.

Вотъ объясненіе жизни. Это объясняетъ дв наиболе необъяснимыя въ жизни вещи. По крайней мр оно объясняетъ, почему мы видимъ въ жизни больше горя, чмъ радости. Господь знаетъ, хотя мы врядъ ли понимаемъ это, что существуетъ нчто лучшее, чмъ удовольствіе прогрессъ. Наслажденіе, просто наслажденіе это нчто животное, и Господь предназначаетъ его мотыльку. Но прогрессъ — это законъ жизни, ведущій къ безсмертію. Поэтому Господь и длаетъ нашу жизнь движеніемъ впередъ, и ея движущее начало эволюція. Это вовсе не обозначаетъ, что въ ней не должно быть удовольствія и радости. Отецъ слишкомъ любитъ Своихъ дтей, чтобы лишить ихъ этого. Но Онъ вводитъ въ жизнь мрачныя тни, чтобы они не позабыли, что въ жизни есть кое-что иное, кром удовольствія. Да, Господь по своей доброт не можетъ оставить Своихъ дтей безъ радостей и даетъ намъ ихъ больше, чмъ мы заслуживаемъ, но Онъ въ то же время не хочетъ, чтобы они испортили насъ. Наши удовольствія это только развлеченія. Мы развлекаемся, какъ развлекаются путешественники въ гостиницахъ по пути. Но даже посл самаго изысканнаго обда мы не должны мшкать. Мы обязаны снова взять свой странническій посохъ и продолжать нашъ путь къ Отцу.

Рано или поздно, но мы убдимся, что жизнь не праздникъ, но школа. Рано или поздно мы откроемъ, что земля не мсто для игръ. Вполн очевидно, что Господь предназначаетъ ее быть школой. И съ того момента, когда мы забываемъ это, жизнь длается загадкой. Мы хотимъ играть въ школ, Учитель не обратилъ бы на это вниманія, потому, что Его радуетъ, когда дти счастливы, но среди игръ мы забываемъ объ урокахъ. Мы не отдаемъ себ отчета, какъ много предстоитъ намъ выучить и мы не заботимся объ этомъ. Но нашъ Учитель иметъ все это въ виду. Онъ преисполненъ заботъ о нашемъ воспитаніи, такъ какъ Онъ любитъ насъ, то Онъ часто приходитъ въ школу и бесдуетъ съ нами. Голосъ Его можетъ быть мягкимъ, ласковымъ, но можетъ быть также громкимъ и строгимъ. Иногда достаточно одного взгляда, чтобы заставить насъ, подобно Петру, сознать свою вину и горько заплакать. Иногда же голосъ Его подобенъ громовымъ раскатамъ въ лтнюю ночь. Но въ одномъ мы должны быть всегда твердо уврены: заданный Имъ урокъ никогда не увеличивается за наши проступки. На нашъ взглядъ урокъ можетъ казаться или слишкомъ легкимъ для нашихъ силъ или черезчуръ труднымъ. Но онъ отмряется намъ только заботой Божіей, Его любовью къ намъ. Наука жизни это приготовленіе насъ къ встрч съ Отцемъ. Когда мы удостоимся увидть Его красоту, наши глаза должны быть способны увидть ее, а для этого мы должны развивать наше зрніе здсь. Чтобы увидть Господа, мы должны сдлаться чистыми сердцемъ, а для этого нужна большая работа. Это объясняетъ намъ жизнь, объясняетъ почему Господь очищаетъ человка огнемъ въ горнил.

А когда мы увидимъ Его, намъ придется и говорить съ Нимъ. А для этого необходимо изучить языкъ. Вотъ, быть можетъ, почему Господь заставляетъ насъ такъ много молиться. Затмъ мы должны предстать предъ Нимъ въ блыхъ одеждахъ. Наше освященіе и есть одваніе этого благо одянія. Но прежде чмъ облечься въ новыя одежды, нужно освободиться отъ ветхихъ, грязныхъ лохмотьевъ. Поэтому-то Господь разрушаетъ красоту человческую, кратковременную, какъ красота бабочки. Онъ отнимаетъ у человка крылья мотылька и даетъ ему взамнъ ангельскія, чтобы человкъ могъ быстро совершить свой путь и предстать въ боле прекрасномъ вид передъ Отцемъ.

Но иногда наша жизнь омрачается тнью отъ какого-нибудь опредленнаго грха. Но и здсь объясненіе остается тмъ же. Идя къ Отцу, мы, быть можетъ, иногда сбиваемся съ пути. Путь этотъ тяжелъ, и мы выбираемъ вьющуюся рядомъ тропинку, усянную цвтами, вмсто терній. Часто, очень часто мы оставляемъ этотъ путь, иногда умышленно, иногда случайно. Тогда Господь исусъ Христосъ приходитъ къ намъ на помощь. И часто Ему приходится вести насъ черезъ пустыни и опасности, пока мы не выйдемъ снова на истинный путь — прежде чмъ мы станемъ тмъ, чмъ были прежде, и снова мы слышимъ печальный голосъ, который говоритъ намъ: ‘вотъ путь къ Отцу’.

Но эта истина объясняетъ намъ еще другое, почему въ мір такъ много непонятнаго, необъяснимаго. Какъ много не знали бы мы, остается еще больше необъясненнаго. Все наше знаніе, какъ сказано, это различная степень мрака. Но мы знаемъ почему мы не знаемъ почему. Потому что мы идемъ къ нашему Отцу. Мы еще находимся только въ пути, мы еще не пришли. Поэтому терпніе. ‘Что я длаю, ты не знаешь теперь, но уразумешь посл’. Посл, потому что главная радость жизни — это ожиданіе чего-нибудь впереди. Но посл и по другой, боле глубокой причин, потому что знаніе дается только для дйствія. Знаніе дано намъ только для того, чтобы мы прилагали его на дл, а между тмъ почти вс люди умютъ длать и знаютъ больше, чмъ они длаютъ въ дйствительности. Поэтому Господь придерживаетъ чашу всовъ, пока мы не примнимъ къ длу всхъ нашихъ знаній и пока не возстановится, такимъ образомъ, равновсіе. Посл, въ дальнйшей жизни, намъ будетъ дано больше, сообразно боле широкой сфер дятельности и боле горячему усердію дятелей.

Поэтому неизбжно, что многое въ жизни пока сумерки. И самое лучшее для насъ это заране унестись мыслью къ нашему Отцу и, подобно дтямъ, утомленнымъ безплодными усиліями сложить разрозненныя части складной картинки, ожидать пока имъ можно будетъ отнести эти куски къ. Отцу, чтобы Онъ помогъ имъ.

Но иногда нтъ и этого утшенія. Кажется, что Господь скрывается отъ насъ, и мы совершенно теряемъ путь. Слды, по которымъ мы отыскивали до сихъ поръ нашъ путь, вдругъ совершенно исчезаютъ, и мы остаемся одни среди мрачной, холодной ночи. Если бы мы могли видть путь, мы узнали бы, что онъ ведетъ къ Отцу. Но мы не можемъ даже сказать, что мы идемъ къ Нему, мы можемъ только сказать, что мы хотли бы идти къ Нему. ‘Господи’, взываемъ мы, ‘не знаемъ, куда идешь и какъ можемъ знать путь’ — ‘Куда Я иду’, звучитъ непонятный отвтъ, ‘вы не можете теперь знать’. И хорошо тмъ, кто находится достаточно близко къ Господу въ ту минуту, чтобы уловить и остальныя слова: ‘но вы узнаете посл’.

II. Во вторыхъ, это поддерживаетъ жизнь.

Годъ или два тому назадъ въ одномъ изъ нашихъ журналовъ были помщены отвты величайшихъ и знаменитйшихъ людей нашей страны на вопросъ: ‘стоитъ ли жить?’ Многіе считали тріумфомъ для религіи уже одно то, что величайшіе умы XIX столтія занялись подобнаго рода вопросомъ. Но это совсмъ не такъ, это было яркимъ доказательствомъ крайняго язычества нашего времени. ‘Стоитъ ли жить?’ Это все равно, что спросить: ‘стоитъ ли дышать’? Настоящій вопросъ — согласно вышеприведенному опредленію жизни стоитъ ли идти къ Отцу?

Но тмъ не мене мы можемъ понять этотъ вопросъ и при всякомъ иномъ опредленіи жизни. Ясно, что при иномъ опредленіи жизни, конечно, не стоитъ жить: тогда жизнь хуже, чмъ загадка, это пытка. Если жизнь не школа, то она, ужаснйшая жестокость. Здсь на земл человкъ постоянно встрчаетъ препятствія въ своихъ лучшихъ стремленіяхъ, его чистйшій я желанія унижаются, разумъ систематически оскорбляется, духъ пытливости подавляется, любовь осмивается и надежды его называются безсмысленными. И нтъ никакого разршенія загадки жизни, нтъ ничего, чтобы поддержать душу и разумъ среди страшной окружающей тайны, нтъ даже ничего, чтобы объяснить эту душу и разумъ. И просто поразительно, что подобные, могучаго ума, люди, изучающіе жизнь, чувствующіе ея паосъ и горечь и въ то же время окруженные, благодаря своимъ убжденіямъ, подобной тьмой — я повторяю, что это непонятная тайна,— какъ могутъ эти люди, окруженные этими нершенными проблемами, сохранить здравымъ свой разсудокъ и не сойти съ ума. Если жизнь не путь къ Отцу, тогда не только не стоитъ жить, но сама жизнь это оскорбленіе для всего живого, и непонятно, какъ люди, съ одной стороны достаточно широко развитые, чтобы предложить себ этотъ вопросъ и слишкомъ ограниченные съ другой, чтобы отвтить на него, какъ могутъ они добровольно продолжать эту жизнь?

Только одно убжденіе, что жизнь — путь къ Отцу, можетъ дать поддержку жизни, и оно дйствительно поддерживаетъ ее. Мы можемъ увидть это на примр. Возьмемъ самую печальную, самую страдальческую жизнь въ исторіи міра. Это была жизнь исуса Христа. Взгляните чмъ была для Него на дл эта истина. Она сдлала вполн устойчивой Его жизнь среди жизненнаго пути, полнаго самыхъ трагическихъ испытаній.

Невыразимо трогательно видть, какъ Онъ все боле и боле ищетъ опоры въ этой истин, по мр того, какъ Его жизнь съуживается и вокругъ Него сгущаются печали и заботы. А когда приближаются послдніе дни, какъ это описываетъ оаннъ въ незабвенныхъ главахъ, съ какой нжностью Онъ повторяетъ почти во всякой фраз слова ‘Отецъ Мой’! Въ этихъ заключительныхъ словахъ Его горячій порывъ какъ-то странно смягчается, точно письмо, писанное на корабл и оканчиваемое, когда на горизонт уже показался желанный берегъ.

Это единственная опора для христіанина въ жизни. Она даетъ покой его душ, работу его характеру, цль, непостижимо высокую цль, его честолюбію. Его не безпокоитъ мысль, что онъ странникъ здсь, что міръ не вченъ. Христіанинъ подобенъ искателю жемчуга, лишенному на время солнечнаго свта и проводящему свои короткіе дни среди утесовъ, водорослей и всякихъ опасностей на дн океана. Разв онъ хочетъ проводить свою жизнь такъ? Нтъ, этого желаетъ его Господинъ. Разв его жизнь на дн океана? Нтъ, онъ живетъ наверху, на земл. И теперь существуетъ сообщеніе съ поверхностью, и чистый свжій воздухъ приходитъ къ нему отъ Господа. Не теряетъ ли онъ напрасно времени на дн океана? Онъ собираетъ жемчугъ для внца своего Господина. Останется ли онъ навсегда тамъ? Когда послдняя жемчужина будетъ взята, сверху будетъ данъ сигналъ: ‘поднимайся!’ Тяжесть, удерживавшая его внизу, пріобртетъ дивную силу славы и вознесетъ къ Отцу и его, и всхъ тхъ, кого онъ несетъ съ собой.

Или возьмемъ другой примръ и скажемъ, что онъ чувствуетъ себя подобно человку, готовящемуся къ состязанію въ бг. До дня состязанія еще цлые мсяцы впереди, но оно ближе къ нему, чмъ завтра, ближе, чмъ все остальное. Важныя вещи всегда близки для насъ. Поэтому онъ живетъ будущимъ. Спросите у него, почему онъ такъ тщательно воздерживается отъ всякаго излишества въ пищ и пить? Онъ отвтитъ, что онъ бережетъ свои силы. Зачмъ этотъ отказъ отъ свтской жизни, эта спокойная жизнь, вмсто прежнихъ шумныхъ пирушекъ далеко за полночь? ‘Онъ бережетъ свои силы’. Онъ долженъ выбирать между настоящимъ и будущимъ, а онъ знаетъ, что каждый правильно провденный часъ, каждое побжденное искушеніе придаютъ крпость его мускуламъ и увеличиваютъ вмст съ его силой и шансы на выигрышъ приза.

Испытаніе для христіанина это приготовленіе къ вчности, и онъ совершенно доволенъ имъ, онъ знаетъ, что ‘любящій душу свою погубитъ ее, а ненавидящій душу свою въ мір семъ сохранитъ ее въ жизнь вчную’. И онъ охраняетъ свою жизнь, пока не придетъ къ Отцу.

III. Наконецъ, это дополняетъ жизнь.

Мы опредлили жизнь, какъ путь къ Отцу. Совершенно ясно, что въ конц концовъ должно наступить время, когда вс живущіе на земл придутъ къ Отцу. Это наиболе торжественный мигъ жизни. Ангелы присутствуютъ при немъ. Вс обитающіе по той сторон съ неописуемой радостью привтствуютъ прибытіе новой души. Когда путникъ далеко еще не дошелъ до конца, Отецъ выходитъ къ нему на встрчу и принимаетъ его въ Свои объятія.

Здсь на земл мы называемъ это Смертью. Это означаетъ окончаніе пути къ Отцу. Это не уходъ, но прибытіе, не сонъ, но пробужденіе. Жизнь для тхъ, кто живетъ подобно Христу, вовсе не погребальная процесса. Это тріумфальное шествіе къ Отцу, лучшій мигъ — это восшествіе въ собственную колесницу Господа. Да, когда мы смотримъ на жизнь, какъ на путь къ Отцу, намъ не будутъ страшны ни ночь, ни мракъ, ни сумерки, ни заходъ солнца. Это жизнь — ночь, а Смерть — восходъ солнца.

‘Молитесь умренно о жизняхъ народа христіанскаго’, говоритъ одинъ древній святой. Молитесь умренно. Онъ подразумваетъ, что если мы можемъ желать, чтобы наши земные спутники были съ нами на земл, то и Христосъ можетъ желать имть ихъ около Себя. Онъ издали замтилъ ихъ и просилъ Отца помочь имъ скоре совершить путь. ‘Я хочу’, говоритъ Онъ, ‘чтобы такой-то или такой-то были со Мной’. Поэтому лучше, чтобы они ушли къ Отцу.

Эти слова имютъ различное значеніе для различныхъ людей. Существуетъ три класса, для которыхъ они имютъ особое значеніе:

1. Они важны для тхъ, кто стоитъ далеко отъ Господа. ‘Я удивляюсь не тому, что люди претерпваютъ’, говоритъ Рэскинъ, ‘я удивляюсь часто тому, что они теряютъ’. Мои спутники въ земномъ странствованіи, вы не знаете что вы теряете, не желая идти къ Отцу. Вы живете, окруженные страшной тайной. У васъ нтъ ничего, что бы помогло объяснить вашу жизнь, нтъ ничего, что бы поддержало ее, нтъ никакого указанія, что тамъ дальше за темнымъ горизонтомъ. Когда жизнь кончена, вы погружаетесь въ мракъ. Вамъ предстоитъ переплыть въ одиночеств мрачную рку и въ одиночеств же вступить на тотъ берегъ. И никто не встртитъ васъ тамъ. Вы и Обитатели Вчности чужды другъ другу. Почему бы вамъ не начать сегодня же путь къ вашему Отцу?

2. Затмъ эти слова относятся ко всему народу Божію. Будемъ помнить, что мы идемъ къ Отцу. Мы и теперь сыны Божіи. О, будемъ же жить, какъ подобаетъ таковымъ: боле просто, безропотно, съ пользой для другихъ, радостно какъ т, кто совершаетъ путь съ музыкой и пніемъ, но въ то же время скромно, какъ подобаетъ тмъ, кому предназначено быть со Христомъ. Путь тяжелъ, придется подниматься на горы, спускаться въ пропасти, но скоро скоро мы будемъ дома. Господь поможетъ намъ прибыть благополучно въ домъ нашего Отца.

3. И этотъ голосъ несетъ еще одну радостную всть всмъ, оплакивающимъ своихъ дорогихъ умершихъ. Разв Смерть всему конецъ? Разв не хорошо теперь почившему? Конечно, хорошо. Послдній этапъ совершенъ, и онъ покинулъ послднюю гостиницу на краю дороги — вотъ и все, и его голосъ звучитъ намъ издалека: ‘До свиданія, я къ Отцу моему иду’.

‘Ибо говорили, что Онъ вышелъ изъ Себя’.
Марк. III. 2.

Эксцентричность Религіи.

Нтъ боле трогательной жизни въ исторіи міра, какъ жизнь Господа исуса Христа. Кто внимательно изучаетъ ее, тотъ каждый день открываетъ въ ней новыя горести и новыя печали. Еще задолго до Его пришествія было предсказано, что Онъ будетъ знать всю скорбь міра, но никакое воображеніе не могло представить всю мрачную дйствительность.

Уже въ начал ему пришлось перенести одно изъ самыхъ горькихъ страданій муки вынужденнаго молчанія. Въ теченіе тридцати лтъ Онъ долженъ былъ все видть, но не смлъ дйствовать. Все зло міра, уничтожить которое Онъ пришелъ, лежало передъ Нимъ. Самая лицемрная религія, какая когда-либо была извстна — просто комедія — проповдывалась повсюду, какъ религія живого Бога, Онъ видлъ угнетаемыхъ бдняковъ, безпризорныхъ больныхъ, беззащитныхъ вдовъ, видлъ народъ Своего Отца разсяннымъ, истину Его искаженной и лицемріе и жестокосердіе царящими по всей земл. Онъ видлъ все это, Онъ выросъ среди всего этого, зналъ какъ излечить все и однако Онъ оставался нмъ и не отверзалъ устъ Своихъ. Непостижимо, какъ могъ Онъ не впасть въ уныніе въ теченіе этихъ медленно тянувшихся лтъ!

Но вотъ наступила пора общественной жизни, необходимость окунуться въ ея атмосферу, искушеніе, ропотъ гршниковъ, нападки фарисеевъ, покушеніе на Его жизнь, удручающая тупость учениковъ, отверженіе Его удеями, кажущаяся неудача Его дла, Гесиманія, Голгоа. Но это были лишь боле замтныя тни среди общаго мрака, царившаго на всемъ пути Мужа Скорбей.

Сегодня передъ нами эпизодъ изъ Его жизни, не включенный во все перечисленное, эпизодъ полный особой горечи, какая рдко кому выпадаетъ на долю. И причиной этой горести было не отношеніе къ Нему свта, не злоба фарисеевъ, не происки враговъ, это пришло отъ Его друзей. Съ тхъ поръ какъ Онъ покинулъ мастерскую плотника для боле широкой дятельности, друзья Его не переставали озабоченно слдить за Нимъ. Уже и раньше они замчали въ Немъ нкоторыя странности. Онъ всегда отличался отъ своихъ братьевъ, но теперь это стало все боле и боле бросаться въ глаза. Въ послднее время Онъ сталъ говорить странныя вещи, строить странные планы, уходить по необычнымъ поводамъ въ необычныя мста. Что все это могло значить? Чмъ все это грозило окончиться? Не придется ли семейству Его отвчать за всю эту эксцентричность? Наконецъ, въ одинъ печальный день все это достигло высшаго предла. Для нихъ теперь все стало ясно: Онъ не былъ отвтственъ за Свои поступки. Его разумъ, увы! былъ поврежденъ. Онъ вышелъ изъ себя.

Ужасныя слова, если они — правда, еще ужасне, если они ложь, но самое ужасное, когда это обвиненіе исходитъ отъ любимыхъ нами людей, которые должны знать насъ лучше другихъ. Это не былъ голосъ врага, онъ раздался въ Его собственномъ дом. Это, быть можетъ, были Его собственные братья, кто первые произнесли ихъ, умоляя народъ не обращать на Него вниманія, потому что Онъ вышелъ изъ Себя.

Казалось, родной кровъ въ Назарет долженъ былъ быть тмъ единственнымъ мстомъ на земл, гд Сынъ Человческій всегда могъ бы преклонить главу Свою, гд бы усталаго Труженика всегда ждала заботливость матери и любовь сестеръ. Но Его собственный домъ длается чужимъ для Него. Ему приходится замчать, какъ глаза, нкогда съ такой любовью глядвшіе на Него, теперь избгаютъ встрчаться съ Его взоромъ: Онъ видитъ, какъ Его близкіе слдятъ за каждымъ Его шагомъ и шопотомъ передаютъ другъ другу ужасное подозрніе, Ему приходится испытать насиліе рукъ, прежде протягивавшихся къ Нему только для ласки и, наконецъ, открыто услышать потрясающій приговоръ Его семьи: ‘Онъ вышелъ изъ Себя’. Поистин Онъ пришелъ къ Своимъ, и Свои Его не приняли!

Что же заставляетъ насъ сегодня возстановлять эти надрывающія сердце воспоминанія и такъ долго останавливаться на мысли, которая — мы не можемъ не чувствовать этого-граничитъ съ богохульствомъ? Мы длаемъ это потому, что смыслъ этого Евангельскаго эпизода до сихъ поръ не потерялъ своего важнаго значенія. Онъ является особеннымъ урокомъ для насъ, называющихъ себя послдователями Христа,— мы узнаемъ, чего намъ будетъ стоить быть на дл Его послдователями. Жизнь Христа отъ начала и до конца — это притча, только въ драматической форм притча слишкомъ краткая и слишкомъ многозначительная, чтобы можно было пропустить неиспользованной хотя бы самую краткую подробность, если даже по нашему мннію и лучше было бы почтительно обойти ее молчаніемъ.

1. Замтьте, съ точки зрнія міра обвиненіе справедливо. Безполезно называть его грубой клеветой и богохульствомъ. Это не такъ это правда. Не могло быть двухъ мнній на этотъ счетъ. Или Онъ былъ Христосъ Сынъ Бога Живаго или Онъ былъ безумецъ — Онъ вышелъ изъ Себя. Святая жизнь всегда феноменъ. Міръ не признаетъ ея. Для него это явленіе или сверхъестественное или ненормальное.

Что, собственно говоря, значитъ выйти изъ себя? Что такое сумасшествіе? Это та же эксцентричность — эксцентричность разноцентренность, это значитъ имть различный центръ съ остальными людьми. Возьмемъ, напримръ, человка, посвящающаго свою жизнь собиранію древностей, врод старинныхъ монетъ, старинныхъ изданій книгъ. У него совсмъ иной центръ, чмъ у окружающихъ людей, его жизнь вращается въ своей собственной орбит Вотъ его друзья и говорятъ, что онъ эксцентричный человкъ, оригиналъ.

Или вотъ передъ вами машина съ массой движущихся колесъ, тутъ есть и большія и малыя, и зубчатыя и гладкія, но вс они вращаются вокругъ центральной оси, описывая правильный кругъ. Но вотъ сбоку вы видите маленькое колесо, не участвующее въ этомъ круговомъ вращеніи. Его движеніе отличается отъ движенія остальныхъ колесъ, а мняющаяся кривая линія, какую онъ описываетъ, совсмъ не похожа на обычныя математическія начертанія. Инженеръ-механикъ скажетъ вамъ, что это эксцентрикъ, потому что у него особый центръ.

Когда исусъ Христосъ сошелъ на землю, Онъ нашелъ, что почти вс люди двигались въ одномъ направленіи. Былъ одинъ только центръ въ жизни людей они сами. Главная цль человка — это было вчно наслаждаться и величаться. И тогда, какъ и теперь, по всеобщему единодушному соглашенію людей, было признано, что вс заботы и усилія человка должны быть посвящены исключительно земной жизни, что земное благополучіе законная цль. исусъ Христосъ какъ человкъ по закону притяженія долженъ былъ быть втянутъ въ водоворотъ самоугожденія, удовольствія и наслажденія,— качества, какими было проникнуто человчество отъ начала вковъ. Но Онъ уклонился отъ этого. Онъ ршительно не далъ увлечь Себя этому водовороту. Онъ исключилъ изъ Своей жизни все, что хотя слегка могло приблизить Его къ центру міра сего. Онъ былъ смирененъ — въ вихр свта нтъ мста смиренію. Онъ не искалъ славы — въ свт нтъ мста для людей неизвстныхъ. Онъ лишилъ свою жизнь всего, чмъ полна жизнь людей, а сила тяготнія не можетъ дйствовать на пустоту. И пришелъ князь міра сего и ничего не нашелъ въ Немъ. Онъ не нашелъ ничего потому, что истинный центръ Его жизни былъ невидимъ. Онъ былъ въ Бог. Невидимое и вчное руководило Его поступками. Онъ искалъ счастья не для себя, но для другихъ. Онъ стремился длать добро. Цлью Его жизни было не пріобртать земныя блага, но творить добро.

А разв все это не было эксцентрично? Это была жизнь на совершенно новыхъ началахъ. Онъ творилъ волю Божію. Онъ не думалъ о Себ. Его центръ былъ совсмъ въ сторон. Онъ вышелъ изъ Себя. Съ точки зрнія свта это было настоящее сумасшествіе.

Возьмите, напримръ, хотя бы эту Его сумасбродную идею: посвятить жизнь дланію добра, или наивность думать, что люди захотятъ сдлаться когда-либо хорошими, или эти неразумныя рчи о неизвстной имъ плоти, которую они должны сть, о вод живой, эти необыкновенные, проповдуемые Имъ, источники блаженства, о которыхъ никто никогда не слыхалъ, эти излюбленные Имъ парадоксы, врод того, что кто желаетъ сохранить свою душу, долженъ погубить ее и что погубить ее въ этомъ мір значитъ сохранить ее въ жизнь вчную. Что же все это, какъ не простыя галлюцинаціи и грезы! Было неизбжнымъ, что люди станутъ насмхаться надъ Нимъ. Все это было такъ необыкновенно. Онъ поступалъ не такъ, какъ поступали вс. Онъ не желалъ слдовать примру большинства. А люди считаютъ, что нужно думать, говорить и поступать такъ, какъ думаетъ, говоритъ и поступаетъ большинство. А если кто осмливается думать, говорить и поступать иначе, пусть тогда самъ винитъ себя, если его назовутъ безумцемъ, если скажутъ, что онъ вышелъ изъ себя.

II. Всякій человкъ, живущій подобно Христу, производитъ такое же дйствіе на міръ. Результатъ этотъ неизбженъ. Все, что люди говорили о Немъ, все это они скажутъ о насъ, если мы будемъ врны Ему. ‘Слуга не выше господина своего. Если Меня гнали, будутъ гнать и васъ’. Христіанинъ долженъ отличаться отъ остальныхъ людей. Время не измнило существеннаго различія между духомъ міра и духомъ Христа. Они различны по существу и вчно останутся такими. И съ точки зрнія міра христіанство остается до сихъ поръ эксцентричностью, потому что, спросимъ снова, что же такое христіанство? Это проведеніе въ міръ тхъ путей, по которымъ шелъ Христосъ. Это подражаніе въ современной жизни духу, методу и цли Христа, это значитъ идти въ мір по слдамъ, оставленнымъ Его стопами. А если оставленная Имъ стезя составляла прямой уголъ съ избитымъ широкимъ путемъ, какимъ шелъ свтъ въ Его дни, то это отношеніе остается такимъ же и въ наше время. Безполезно утверждать, что это различіе уничтожилось. Эти два пути составляютъ прямой уголъ и теперь. Быть можетъ наступитъ день, когда путь справедливости сдлается широкимъ почетнымъ путемъ для всей земли. Но пока это еще далеко не такъ. Христосъ Самъ не надялся, что это наступитъ скоро и принялъ мры предосторожности на совершенно противоположный случай. Онъ заране предупредилъ Свою Церковь о пріем, какой ей готовитъ міръ, и не далъ надежды на то, что этотъ пріемъ будетъ однимъ изъ пріятныхъ. Свтъ долженъ будетъ бороться съ тьмой, истина съ заблужденіями. Въ мір, каковъ онъ теперь, нтъ узаконеннаго мста для жизни, въ которой Богъ начальная и конечная цль, а основное правило — самоотверженіе. Кротость будетъ угнетаема, духовная жизнь будетъ ложно пониматься, истинная религія — высмиваться. Святость произведетъ ужасное дйствіе и волненіе повсюду, куда только проникнетъ, и въ семь, и въ общин, въ мастерской ремесленника и среди всякихъ другихъ учрежденій. ‘Не думайте, что Я пришелъ принести вамъ миръ на землю, не миръ пришелъ Я принести, но мечъ, ибо Я пришелъ раздлить человка съ отцомъ его и дочь съ матерью ея и невстку со свекровью ея. И враги человку (Христосъ боле чмъ кто-либо могъ сказать это) — домашніе его’.

Истинная религія это не легкое испытаніе. Это мечъ, это огонь, огонь опаляющій и истребляющій, который долженъ освщать все вокругъ. Переворотъ, производимый жизнью во Христ, настолько поразителенъ, что человкъ, дйствительно пережившій его, не находитъ словъ въ обыденномъ человческомъ язык, чтобы описать его революціонный характеръ. Ему приходится пользоваться наиболе странными выраженіями Новаго Завта, казавшимися ему раньше такимъ преувеличеніемъ: ‘новый человкъ, новое твореніе, новое сердце, новое рожденіе’. Вся его жизнь началась снова и вторично окристаллизовалась вокругъ новаго центра. Онъ снова родился.

Впечатлніе, производимое имъ на его друзей теперь, это впечатлніе эксцентричности. Перемна не можетъ не поражать, такъ какъ она радикальна, центральна. Они начнутъ объяснять эту перемну недостойными побужденіями, скажутъ, что это просто временное увлеченіе, которое скоро пройдетъ, скажутъ, что никогда не ожидали отъ него подобной слабости и будутъ стараться насмшками заставить его отказаться отъ новыхъ взглядовъ и отъ новаго образа жизни. Все это тотъ же приговоръ ‘Онъ вышелъ изъ себя’, только въ боле мягкой и современной форм. И противъ этого ничего не подлаешь. Это неизбжное безчестіе креста. Суровы эти слова, но они не новы. Разв не были они сказаны о цломъ ряд тхъ, кого міръ не былъ достоинъ? Увы! исторія эта хорошо извстна. Это же было сказано о первыхъ христіанахъ, только въ боле грубой и пошлой форм.

Маленькая Церковь только что начала свою жизнь. Ученики, собравшіеся вмст въ великій день Пятидесятницы съ безмрной радостью разсуждали объ этой первой побд дла Христова. Наконецъ-то впечатлніе на міръ было произведено! Ихъ усилія начинаютъ увнчиваться успхомъ, и вся земля наполнится славой Божіей Имъ въ голову не приходило, что произведенное впечатлніе оказалось совсмъ инымъ, и что сами они показались окружающимъ просто смшными. ‘Что это значитъ?’ спрашивалъ народъ. ‘Это значитъ’, отвтили бы ученики, ‘что Святой Духъ, который долженъ былъ сойти во имя Его, уже здсь, что Божія благодать наполняетъ сердца людей и побуждаетъ ихъ покаяться’ Но народъ нашелъ себ совершенно иное объясненіе: ‘Эти люди напились сладкаго вина’. На этотъ разъ о нихъ несказали, что они были сумасшедшими — ихъ сочли только пьяными.

Черезъ нкоторое время подобное обвиненіе выпало на долю Павла. Онъ только что произнесъ свою большую рчь въ судебной палат въ Кесаріи передъ Агриппой и Фестомъ, въ которой разсказалъ имъ о своемъ обращеніи и закончилъ ее пламеннымъ исповданіемъ Господа. Какое же впечатлніе произвелъ онъ на слушателей? Впечатлніе сумасшедшаго человка. ‘Когда онъ такъ защищался, Фестъ громкимъ голосомъ сказалъ: безумствуешь ты, Павелъ! Большая ученость доводитъ тебя до сумасшествія’. Бдный Павелъ! Какъ мы сочувствуемъ ему, когда на него обрушился этотъ жестокій ударъ. Но тутъ нечего возражать. Съ ихъ точки зрнія это была совершенная правда. То же было и со всми святыми до настоящаго времени. Ничего не значило, что они, подобно Петру, говорили слова истины и здраваго смысла. Ничего не значило, что это были люди, полные горячаго рвенія, подобно Ксаверію и Уитфильду, люди спокойнаго духа подобно Тертугену и ом Кемпійскому, люди ученые подобно Августину или же люди среднихъ дарованій какъ Уэсли — впечатлніе, производимое какой бы то ни было святой жизнію на міръ, одно и то же. Для удеевъ — это камень преткновенія, для грековъ — безуміе.

Но не одно только активное Христіанство является оскорбленіемъ для міра. Всякая духовная жизнь для естественнаго человка эксцентричность. Возьмемъ, напримръ, такое проявленіе ея, какъ молитва. По приговору современной науки это просто галлюцинація. Или возьмемъ общественную молитву. Цлое собраніе людей съ наклоненными головами, съ полузакрытыми глазами, шопотомъ каются, оправдываются, призываютъ и молятъ Того, Кто, невидимый — по ихъ мннію — видитъ, безмолвный — отвчаетъ. Съ точки зрнія міра для подобнаго волшебства нтъ другого названія, какъ эксцентричность, обманъ чувствъ, умопомшательство. Но мы не стыдимся этихъ терминовъ. Они намъ порукой высокаго достоинства. И вс высокія качества подвергаются въ мір такому же осужденію. Потому что это общее правило, которое относится къ изобртателямъ, иниціаторамъ, философамъ, поэтамъ и ко всмъ людямъ лучше и выше своихъ современниковъ. Подобные люди никогда не бываютъ поняты въ свое время. И если бываютъ мученики науки, центръ которой видимъ для міра, доказанъ и извстенъ, то насколько больше должно быть мучениковъ религіи, центръ которой недостижимъ для человческаго глаза.

III. Изъ этого слдуетъ, что чмъ активне религія, тмъ мене она должна бытъ популярна.

Вначал религія Христа не смущала Его друзей. Въ теченіе тридцати лтъ, во всякомъ случа, они охотно признавали ее. Но по мр того какъ увеличивалась ея интенсивность, они все боле и боле теряли терпніе. Когда же Онъ призвалъ двнадцать учениковъ, они покинули Его. Христосъ продолжалъ Свое дло, и нкоторое время міръ безмолвствовалъ. Но когда Его путь началъ длаться все боле и боле необычнымъ, чувства Его семьи распространились повсюду. Самыя чудныя и трогательныя Его рчи стали приводиться какъ доказательство Его болзненнаго состоянія. оаннъ разсказываетъ намъ въ десятой глав, что посл прекрасныхъ словъ о Добромъ Пастыр между удеями произошла распря! ‘Многіе изъ нихъ говорили: Онъ одержимъ бсомъ и безумствуетъ, что слушаете Его?’ Это казалось имъ положительнымъ безуміемъ.

Обратили ли вы когда-нибудь вниманіе — нтъ ничего боле трогательнаго въ исторіи — какъ постепенно съуживается путь Христа?

Первый большой періодъ Его дятельности называется въ книгахъ годомъ общественнаго расположенія. Въ общемъ это былъ годъ полнаго успха. Міръ принялъ Его на время. Огромная толпа слдовала за Нимъ. Послдователи оанна Крестителя оставили своего учителя, чтобы слдовать за новымъ голосомъ. Имя исуса гремло по всей Палестин. Вс именитые люди того времени, старйшины, учителя и священники наперерывъ искали случая побесдовать съ Нимъ. Но возбужденіе прошло неожиданно скоро.

Слдующій годъ называютъ годомъ оппозиціи. Восторженные клики умолкли, толпа пордла. Повсюду Онъ встрчаетъ сопротивленіе. Саддукеи и Фарисеи оставили Его. Политическая партія возстала противъ Него. Почти весь народъ удейскій покинулъ Его. Путь все съуживался.

Съ третьимъ періодомъ наступаетъ конецъ. Путь уже совсмъ съузился. Только двнадцать учениковъ остаются съ Христомъ, когда начинается послдній актъ драмы. Въ послдній разъ мы видли ихъ всхъ вмст, но число ихъ все уменьшается. Одинъ изъ учениковъ, получивъ омоченный въ вин кусокъ, уходитъ и ихъ остается одиннадцать. Затмъ слдуетъ очередь Петра и остается только десять. Одинъ за другимъ они сходятъ со сцены, наконецъ вс покидаютъ Его и разбгаются, а Онъ остается умирать Одинъ. Съ полнымъ основаніемъ могъ Онъ взывать на крест среди этого страшнаго одиночества, когда какъ будто и Господь позабылъ о Немъ: ‘Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставилъ?’

Но подобныя испытанія мы видимъ не исключительно только въ жизни Христа. То же самое типично въ жизни каждаго христіанина. И его путь долженъ будетъ съузиться и омрачиться печалями. По мр того какъ онъ возрастаетъ въ благодати, онъ длается все боле и боле одинокимъ. Онъ чувствуетъ, что Господь отдляетъ его жизнь отъ всего окружающаго и привлекаетъ его къ Себ для боле тснаго общенія. Но чмъ ближе это общеніе, тмъ боле должна расширяться пропасть между нимъ и остальными людьми. Степень религіозности человка можетъ быть измрена степенью его отверженія міромъ. Разв не было это аксіомой для первыхъ христіанъ? Разв не предостерегалъ ихъ Павелъ: ‘Мы говорили вамъ раньше, что мы должны страдать’. ‘Нкоторымъ было дано не только увровать во Христа, но и претерпть ради Него’. Считалось почетнымъ въ семь Божіей претерпть гоненія ради Христа.

Печально думать, что — какъ это было съ Христомъ — самыя мучительныя страданія приходится часто переносить отъ своей собственной семьи. Между нашими друзьями и теперь, быть можетъ, есть кто-либо, на кого мы вс давно поглядываемъ искоса — въ комъ, быть можетъ, расцвтаетъ краса святости, а мы не знаемъ что именно это и длаетъ его страннымъ. И часто только смерть открываетъ намъ всю красоту жизни, прожитой около насъ, мы узнаемъ всю цну ея только тогда, когда Господь беретъ ее къ Себ и тмъ свидтельствуетъ объ ея достоинств.

Въ заключеніе постараемся возразить тмъ, кто утверждаетъ, что если эксцентричность — добродтель, то она очень легко пріобртается. Всякій можетъ выдать себя за эксцентричнаго человка. И если это — desiderata религіи, то у насъ всегда будетъ достаточно кандидатовъ. Остается опредлить условія, какимъ должна отвчать истинно христіанская эксцентричность условія Самого Христа. И пусть они послужатъ намъ руководствомъ въ нашей эксцентричности, потому что безъ нихъ мы будемъ не христіанами, а фанатиками.

Три качества отличаютъ христіанскую эксцентричность отъ всякой другой эксцентричности, и вс эти качества мы беремъ изъ жизни Христа.

1. Замтьте, Его эксцентричность не была разрушающей. Какимъ Христосъ нашелъ міръ, такимъ Онъ и оставилъ его. Онъ не возставалъ противъ существующихъ учрежденій. Онъ не разрушалъ храма Онъ вошелъ въ него. Онъ ничего не проповдывалъ противъ политики Онъ поддерживалъ правленіе страны. Онъ не отрицалъ общества — Его первое публичное дйствіе было посщеніе брачнаго пира. Казалось Его главная цль была не отличаться отъ окружающихъ людей и быть какъ можно мене эксцентричнымъ. Настоящій же фанатикъ поступаетъ всегда какъ-разъ наоборотъ. Необычной была въ Христ только Его духовная жизнь, фанатикъ же всегда портитъ свое дло, придерживаясь буквы. Христосъ пришелъ не разрушить, а исполнить. Фанатики же приходятъ не исполнить, а разрушить. Если мы хотимъ слдовать эксцентричности нашего Учителя, то пусть это выразится не въ аскетизм, не въ осужденіи, не въ преувеличенной точности и щепетильности въ пустякахъ, пусть это выразится въ величіи души, въ прямот характера, чистомъ сердц, широт взгляда, въ истинной любви къ ближнимъ и въ героической готовности пострадать за Христа.

2. Эксцентричность Христа была совершенно спокойна. Мы представляемъ себ эксцентричность неразрывно связанной съ извстной долей легкаго помшательства, съ нервностью, съ способностью легко возбуждаться и съ безграничнымъ энтузіазмомъ. Но жизнь Христа была полнымъ покоемъ. Въ ней царила удивительная тишина. Гроза и непогода бушевали вокругъ, волненіе, раскаты грома и шумъ грозныхъ перекатывающихся валовъ не утихали ни на мгновеніе въ теченіе всей Его жизни, пока Его измученное тло не было положено въ могилу. Но внутренняя жизнь Христа была подобна зеркальной поверхности моря, это была жизнь, полная идеальнаго спокойствія. И даже въ настоящее время приблизиться къ ней, значитъ получить успокоеніе и утшеніе. Идите къ ней и вы всегда найдете тамъ полный покой. Призывъ ‘пріити’ во всякое время постоянно звучитъ въ Его рчахъ. Придите ко Мн въ самое печальное для Меня время, въ часы самыхъ тяжелыхъ для Меня испытаній, въ самые трудовые дни, и Я успокою васъ. Когда разъяренная толпа преслдовала Его по улицамъ ерусалима, не обратился ли Онъ къ трепещущимъ Своимъ спутникамъ съ послднимъ завтомъ: ‘Миръ Мой’.

Въ жизни Христа мы не находимъ никакой экзальтаціи, никакой возбужденности. Спокойствіе и увренность не покидаютъ Его въ самые ужасные дни: Неторопливо и спокойно совершалъ Онъ самыя поразительныя чудеса. Люди приходили къ Нему и находили покой. Покой дается врой. Мы будемъ хуже фанатиковъ, если захотимъ слдовать Христу, не проникнувшись этимъ духомъ. Мы принесемъ вредъ, а не пользу. Мы оставимъ наше дло незаконченнымъ. Мы истомимся раньше времени. Не говорите: ‘Жизнь коротка’. Жизнь Христа тоже была коротка, однако Онъ закончилъ данное Ему дло. Онъ никогда не спшилъ. А если Господь далъ намъ исполнить для Него извстный урокъ, Онъ дастъ намъ достаточно времени, чтобы закончить его, не лишая насъ въ то же время часовъ досуга.

3. Эта жизнь была послдовательна.

Съ точки зрнія христіанина послдовательная жизнь и есть единственно здравая жизнь. Не стоитъ и стараться быть религіознымъ, если не быть религіознымъ вполн и постоянно.

Непослдовательный христіанинъ вотъ настоящій эксцентричный человкъ. Вотъ форменный феноменъ въ религіозномъ мір, онъ настоящій сумасшедшій въ глазахъ своихъ братьевъ христіанъ. Потому что сумасшествіе въ извстномъ смысл и есть непослдовательность, безуміе это несвязность, разбросанность, нелогичность, и поистин нтъ ничего боле нелогичнаго, чмъ вра въ Бога и въ вчную жизнь и несоотвтствующій этому образъ жизни. И ‘вышелъ изъ себя’ тотъ, кто присвоилъ себ имя Христа, кто при таинств Причащенія, быть можетъ, далъ обтъ быть врнымъ имени и длу Христа и кто годъ за годомъ и пальцемъ не пошевелилъ, чтобы исполнить это. Истинно сумасшедшій человк это тотъ, кто носитъ имя христіанина, нисколько не заботясь о томъ, какова его земная жизнь, нисколько не страшась жизни будущей и вра котораго выражается въ томъ, что

Онъ живетъ для себя, думаетъ о себ,

О себ одномъ и ни о комъ другомъ,

Какъ будто бы Христосъ никогда не жилъ,

Какъ будто бы Онъ никогда не умеръ за насъ.

Да, послдовательная эксцентричность и есть истинно здравая жизнь. ‘Полная энтузіазма религія — это совершенство здраваго смысла’. И ‘выйти изъ себя’ ради Христа, это значитъ приблизиться къ Нему, быть вчно около Него, а это и есть главная цль человка, какъ въ этой жизни, такъ и въ вчной.

Къ Филип. 1—21.
Дянія IX, 1 — 18.

‘Для меня жизнь — Христосъ’.

Наиболе знаменательнымъ явленіемъ нашего времени можно считать интересъ, выказываемый обществомъ къ біографіямъ великихъ людей. Такъ, напримръ, почти вс популярнйшія изданія, книги, которыя каждый считаетъ долгомъ прочесть, можно подвести подъ категорію біографій, и въ отвтъ на такой спросъ книжный рынокъ выпускаетъ два или три раза въ сезонъ подробнйшія жизнеописанія людей, которые безъ этого остались бы мирно лежать въ невдомыхъ могилахъ.

Эту жажду къ мемуарамъ, біографіямъ и переписк нельзя объяснить исключительно преклоненіемъ передъ героями, столь свойственнымъ всякому человческому сердцу. Тутъ таится, быть можетъ, нчто боле высокое. Эта жажда указываетъ не только на то, что великихъ людей почитаютъ, но что имъ и подражаютъ. Если дйствительно правда, что многіе изъ насъ начинаютъ цнить величіе само по себ величіе въ смысл истинной жизни, то на это надо смотрть, какъ на одинъ изъ наиболе благопріятныхъ симптомовъ нашей исторіи. И мы подчиняемся лучшимъ побужденіямъ нашего существа, когда затмъ отъ простого восхищенія великими людьми переходимъ къ попыткамъ и жить подобно имъ. Дйствительно, нтъ лучшаго вліянія извн, чмъ вліяніе чтенія біографій великихъ людей, и старанія литературы доставить изуродованному свту прекрасные и достойные подражанія образцы даютъ ей право на благодарность и уваженіе.

Но иногда мысль о притягательной сил величія омрачается дальнйшей мыслью о томъ, какъ трудно найти это величіе въ чистомъ вид. Колодезь глубокъ, ключъ искрится передъ нашими глазами, но гд гарантія качества воды? Каждый послдній, избранный нами для подражанія, идеалъ оказывается съ такой же примсью гордости или эгоизма, какіе мы нашли въ предыдущемъ, и къ нашему огорченію нашъ образецъ для подражанія длается маякомъ, отъ котораго надо держаться подальше.

Тмъ не мене есть біографіи, въ которыхъ можно найти желаемое нами величіе въ чистомъ вид, есть одно, всмъ знакомое, произведеніе, хотя и рдко разсматриваемое какъ біографія, но тмъ не мене дйствительно заключающее въ себ жизнь и переписку одного изъ величайшихъ людей въ исторіи человчества. Этотъ человкъ — Павелъ. Жизнь Павла-человка, независимо отъ ученія Павла-Апостола, сама по себ заслуживаетъ изученія, какъ великая и плодотворная жизнь. По сил и благотворности вліянія на человческую исторію она боле, чмъ какая-либо другая жизнь, достойна восхищенія и подражанія. И въ нашихъ исканіяхъ истинной, достойной и дающей удовлетвореніе жизни эта древняя біографія дастъ намъ, быть можетъ, то, чего мы не могли найти въ біографіяхъ позднйшихъ людей.

Если бы мы вздумали искать эпиграфъ къ жизни Павла, намъ не нужно было бы идти за нимъ далеко. Нашъ текстъ — отрывокъ одного изъ его посланій — раскрываетъ намъ всю ея тайну, весь ея смыслъ. Чтобы узнать вполн чей-либо характеръ, нужно узнать его идеалы. Въ этомъ случа Павелъ избавляетъ насъ отъ всякихъ догадокъ и предположеній. ‘Для меня жизнь — Христосъ’, говоритъ онъ. Вотъ его девизъ, вотъ главная страсть его жизни, сразу объясняющая какъ характеръ, такъ и причины ея успха. Онъ живетъ для Христа: ‘Для меня жизнь Христосъ’.

Такимъ образомъ, въ этой біографіи съ самаго начала установленъ весьма важный пунктъ. Изучая біографіи величайшихъ людей, мы часто вовсе не находимъ ключа къ нимъ или же находимъ настолько сложный, что посл изученія мы остаемся съ смутнымъ желаніемъ сдлаться лучше, но безъ указанія какъ. Намъ дается побужденіе, но не знаніе, и это прямо оскорбительно. Мы преисполняемся энтузіазма на нкоторое время, но ничего не длаемъ. Въ конц концовъ мы не чувствуемъ себя лучшими, а только измученными и уставшими. Вотъ почему многіе, старающіеся узнать изъ біографій великихъ людей путь величія, часто находятъ посл долгаго изученія, что они не только не подвинулись на этомъ пути, но, пожалуй, больше чмъ когда-либо расположены оставаться на прежнемъ мст.

Павелъ же ясно указываетъ на дйствующее начало своей жизни. Если этотъ путь — великій путь, то въ немъ нтъ ничего скрытаго, таинственнаго. Если мы хотимъ жить подобно Павлу, мы должны жить для Христа, Христосъ наша жизнь, наша жизнь для Христа, и все вмст резюмируется словами Павла: ‘Для меня жизнь Христосъ’.

Теперь, когда мы знаемъ, что въ этихъ словахъ лежитъ объясненіе всей жизни Павла, возникаетъ дальнйшій вопросъ: что именно подразумваетъ.

Павелъ подъ этимъ принципомъ и какъ онъ пришелъ къ нему? Но вопросъ, ‘въ чемъ заключается эта цль жизни’, такъ тсно связанъ съ вопросомъ, какъ Павелъ нашелъ эту цль, что отвтъ на послдній вопросъ будетъ въ то же время отвтомъ на первый.

Поэтому поищемъ отвта въ самой жизни Павла. Великіе принципы всегда лучше и ясне, когда они взяты изъ жизни, а въ жизни Павла есть обстоятельство, длающее особенно удобнымъ примненіе здсь этого правила.

Обстоятельство это въ томъ, что у Павла было дв жизни. Не мало людей, помимо Павла, имли дв жизни, но линія, раздляющая его жизнь на дв совершенно отдльныя части, гораздо рзче и ясне, чмъ въ какой-либо другой біографіи. Насколько намъ извстно, об жизни были приблизительно одинаковы по числу дней, но поразительно различны и въ главныхъ чертахъ, и деталяхъ. Какъ бы для того, чтобы отмтить это различіе, у Павла было не только дв жизни, но и два имени. Остановимся же на первой изъ этихъ жизней.

Какъ всмъ намъ извстно, первая половина жизни Павла протекла при самыхъ благопріятныхъ условіяхъ. Семья его принадлежала къ избранной богословской школ того времени, и родители съ самыхъ раннихъ дней видли въ сын надежду семьи и будущую опору религіи. Еще мальчикомъ Павелъ былъ отправленъ въ ерусалимъ и помщенъ въ самую знаменитую коллегію. Посл блестяще пройденнаго курса онъ посвящаетъ нсколько лтъ изученію высшихъ наукъ, какими только могла похвалиться удейская столица, и сразу выступаетъ на общественную арену со своими блестящими, дарованіями и сразу занимаетъ видное мсто въ тревожной политической жизни той эпохи. Для подобнаго характера, полнаго юношескаго энтузіазма и гордости фарисея, было невозможно удовлетвориться тусклой дятельностью раввина. Но усиленіе христіанской секты дало ему удобный случай проявить свои дарованія въ борьб съ ней и составить себ имя. Въ этомъ онъ, безъ сомннія, видлъ достойную цль жизни.

Повидимому, дло преслдованія приходится ему по душ, и онъ занимается имъ съ наслажденіемъ инквизитора. Видная роль, какую онъ играетъ среди убійцъ первыхъ мучениковъ, выдвигаетъ его, какъ предводителя, пробуждаетъ въ немъ любовь къ популярности, и безъ вмшательства десницы Божіей все это могло бы окончиться печально для борющейся Христіанской церкви. Его блестящія инквизиторскія способности оцнены въ высшихъ сферахъ, и карьера молодого человка обезпечена. Быть можетъ, ни у одного изъ раввиновъ того времени не было такой блестящей перспективы, какъ у Савла. ‘Этотъ человкъ прославитъ свое имя’, таково было мнніе всего ерусалима, и все іудейское общество было у его ногъ. Окруженный лестью, гордый своимъ успхомъ, онъ не оставляетъ камня на камн, отыскивая новый случай увеличить свое вліяніе и силу. И мы можемъ себ представить, какой гордостью наполнялось его сердце, когда шагъ за шагомъ подымаясь по лстниц славы, онъ ночью читалъ въ книг премудрости: ‘Я буду имть славу въ народ и честь передъ старйшинами, будучи юношей, окажусь проницательнымъ въ суд и въ глазахъ сильныхъ заслужу удивленіе. Когда я буду молчать они будутъ ожидать, и когда начну говорить будутъ внимать’. И вотъ этотъ человкъ черезъ нкоторое время говоритъ: ‘Для меня жизнь Христосъ’.

Но вотъ его ярость излита до конца на немногочисленную ерусалимскую церковь. Городъ и его окрестности избавлены, наконецъ, отъ этой чумы и — совершенно непредвиднное несчастье — достигнувъ апогея славы, Савлъ видитъ, что для него нтъ больше дла. Члены маленькой христіанской общины разсыпались во вс стороны, притаились въ уде, Самаріи, Сиріи, Финикіи и даже въ чужихъ странахъ. Вблизи ерусалима Савлъ не находитъ больше топлива для поддержанія огня въ костр мучениковъ и для возвеличенія славы своего имени.

Но нтъ отдыха въ погон за человческой славой. Для молодого человка немыслимо закончить свою карьеру подобнымъ образомъ. И въ сердц юнаго фарисея, полномъ гордости и ненасытнаго честолюбія, зарождается мысль, придавши обратный смыслъ словамъ распятаго вождя ненавистной секты, идти во вс стороны свта, преслдуя Евангеліе во всякой твари. Получивъ разршеніе отъ первосвященника, ‘дыша угрозой и убійствомъ’, человкъ, который вскор станетъ жить только для Христа, отправляется въ путь съ твердымъ намреніемъ въ конецъ уничтожить Его Церковь. Это заключительный актъ первой жизни Павла. Остановимъ же на немъ наше вниманіе. Мы на границ, раздляющей дв его жизни. До сихъ поръ жизнь его протекала среди непрерывнаго вихря возбужденія и рукоплесканія толпы. Но какъ только ворота ерусалима закрылись за нимъ, Савлъ начинаетъ размышлять. Отзвуки людскихъ похвалъ мало-помалу затихаютъ. Въ пустын, черезъ которую лежитъ его путь, царитъ странная, убаюкивающая тишина. И въ душ Савла затихаетъ возбужденіе, и въ ней впервые воцаряется спокойствіе и тишина.

Быть можетъ, давно уже у него не находилось времени для размышленія, но Савлъ былъ слишкомъ великимъ человкомъ, чтобы долго жить не размышляя: наступилъ и для него моментъ сосредоточиться и подумать. И пока онъ со своей маленькой свитой подвигается впередъ по берегамъ ордана, черезъ пустынную, холмистую Самарію, передъ его мысленнымъ взоромъ проносится вся его прошлая жизнь. И если Савлъ былъ слишкомъ великимъ человкомъ, чтобы долго жить не думая, то онъ также былъ слишкомъ великъ, чтобы, начавъ думать, отнестись одобрительно къ своей жизни. По мр того, какъ онъ удалялся отъ театра своихъ успховъ и смотрлъ на свое прошлое съ извстнаго разстоянія что даетъ всегда особенно врное представленіе у него не могли не проснуться въ душ упреки. И во время ночлега въ тиши пустыни его не могли не мучить мысли о томъ, стоила ли дйствительно его жизнь жертвуемыхъ ей дарованій, силъ и молодости. Со свойственной ему быстротой пониманія, съ острымъ, развитымъ умомъ и проницательностью, онъ не могъ не увидть, что въ конц концовъ вся его жизнь была ошибкой. Апплодировавшая ему толпа, которую онъ недавно покинулъ, говорила, что онъ великъ. Но въ эти тихія минуты онъ зналъ, что онъ не былъ великъ. Вчный небесный сводъ, разстилавшійся надъ его головой, заставлялъ думать о безконечности, лежавшей за нимъ, и звзды, и само молчаніе говорили ему о Бог. Онъ чувствовалъ, какъ ничтожно мала была его жизнь. Мысли Савла были выше его жизни. Онъ долженъ былъ увидть, что онъ велъ недостойную его жизнь, что онъ расточилъ драгоцнные годы молодости, что онъ продалъ свою жизнь за славу и почетъ и обмнялъ на извстность данныя ему отъ Господа дарованія. Онъ былъ ослпленъ, и въ этомъ было все. У него ничего не было сказать въ оправданіе своей жизни, ничего, что бы выдержало критику разума. Все, что онъ длалъ, онъ длалъ только для себя. Онъ, Савлъ Тарсійскій, восходящая звзда своего времени, былъ исключительнымъ центромъ своей жизни. ‘Въ конц концовъ’, стоналъ онъ, быть можетъ, въ изнеможеніи, ‘для меня жизнь — Савлъ’.

Итакъ, мы видимъ, что первое великое открытіе, сдланное Павломъ, было открытіе самого себя, а такое открытіе предшествуетъ всякому дйствительному преобразованію жизни. Когда Павелъ сказалъ себ: ‘для меня жизнь — это я’, начало его обращенія свершилось. Для человка, подобнаго Павлу, возврата уже не было. Онъ былъ слишкомъ великъ, чтобы имть въ своей жизни такой ничтожный центръ, или, врне сказать, онъ почувствовалъ, что жизнь слишкомъ великая вещь, чтобы быть поглощенной даже такой выдающейся личностью, какъ онъ.

Но не такъ легко было въ этомъ случа найти другой элементъ, а это было еще важне. Первымъ дломъ Павла было открытіе самого себя. Второй же задачей было найти другого, лучшаго, чмъ онъ самъ. Ему нуженъ былъ новый центръ жизни гд же онъ могъ найти его? Незримая рука, начертавшая на темномъ фон души Павла его собственный портретъ, рисовала передъ нимъ и вс другія жизни похожими на его собственную. ерусалимскіе первосвященники, члены синедріона, его собственный отецъ въ Тарс,— вс эти люди жили такъ же, какъ и онъ. Они были не лучше, многіе изъ нихъ даже хуже его. Неужели же центръ жизни Павла долженъ былъ остаться безъ перемны? Неужели нтъ ничего на свт лучшаго, чмъ онъ самъ?

Можно предположить, и это предположеніе будетъ, вроятно, близко къ истин, что, когда Павла волновали подобные вопросы, въ душ его таилось уже, незамтно для него самого, вліяніе другой жизни — такой жизни, какой онъ жаждалъ. Наиболе извстныя путешествія Павла — это его миссіонерскія поздки, и мы вообще соединяемъ его въ нашихъ мысляхъ со странами Азіи, Италіи и Греціи. Но въ этотъ разъ его дорога лежала черезъ Святую землю. Онъ вступилъ въ страну Христа. Онъ шелъ по дйствительнымъ слдамъ ногъ исуса. Селенія по пути были полны еще аромата словъ и длъ Спасителя и это были вовсе не т рзкіе отзывы, какіе Савлъ слышалъ о Христ до сихъ поръ. Ему повторяли кроткія рчи Христа и разсказывали о длахъ милосердія, сотворенныхъ имъ. Окрестные поселяне и пастухи не уставали говорить о самоотверженномъ Человк, проходившемъ годъ или два назадъ по этому пути и который не пройдетъ уже больше. Матери у дверей хижинъ вспоминали о Странник, позволявшемъ маленькимъ дтямъ приходить къ Нему и, быть можетъ, заставляли своихъ дтей повторять передъ Савломъ слова благословенія, слышанныя ими отъ Христа. Быть можетъ, проходя черезъ Самарію, Савлъ встртилъ и женщину у колодезя, которая разсказала въ тысячный разъ странную исторію объ усталомъ человк, присвшемъ однажды на этомъ же мст и сказавшемъ ей, что Онъ Христосъ. Галилея, Капернаумъ, Висаида и берега Генисаретскаго озера все было полно воспоминаніями объ этой истинной жизни, которая, по всей вроятности, тогда же начала производить свое вліяніе на Савла. Во всякомъ случа мы видимъ въ его душ странную готовность ко встрч по дорог въ Дамаскъ, какъ будто бы эта встрча со Христомъ была не началомъ его дружбы, а естественнымъ результатомъ чего-то предыдущаго. И, безъ сомннія, въ теченіе этихъ спокойныхъ дней духъ молчаливо работалъ въ его душ, направляя его мысли къ грядущему откровенію и приготовляя душевное настроеніе для памятнаго и безъ этого необъяснимаго вопроса: ‘что ты гонишь Меня?’.

Что произошло дальше между сердцемъ Павла и Господомъ, намъ неизвстно. Мы не знаемъ, какъ глубоко было раскаяніе Савла, и гд и какимъ образомъ снизошла съ небесъ въ его душу очищающая благодать. Тогда ли именно произошло его обращеніе процессъ, который мы любимъ наблюдать и описывать техническими терминами,— намъ это неизвстно. Но мы знаемъ одно, въ его жизни произошла перемна. Она радикально измнилась. Въ ней измнился центръ. Во время процесса, каковъ онъ ни былъ, произошло это измненіе. Павелъ добровольно уничтожилъ центръ своей жизни и поставилъ на его мсто новый. Вмсто ‘для меня жизнь Савлъ’ теперь центромъ стало ‘для меня жизнь Христосъ’.

Разумется, измнивъ центръ своей жизни, Павелъ долженъ былъ разобрать на части всю свою жизнь и построитъ ее вновь по совершенно иному плану. Эта перемна — не простой эпизодъ въ жизни человка: это революція и революція самаго разрушительнаго типа. Не было никогда жизни, наполненной столь антихристіанскими мыслями и побужденіями и такъ круто измненной. Никогда не было такого полнаго затменія мірской славы, такого рзкаго перехода отъ ослпляющаго величія къ смиренію и позору.

Пусть т, кто опредляетъ обращеніе, какъ извстный безцвтный опытъ, происходящій, по ихъ предположенію, въ чувствованіяхъ, пусть они закрываютъ, если хотятъ, глаза на дйствительное перерожденіе жизни. Но пусть они спросятъ себя, былъ ли когда-либо въ чьей жизни боле потрясающій переворотъ, чмъ переворотъ въ жизни Павла, когда онъ отказался отъ себя, буквально отказался отъ себя, и подчинилъ все и навсегда единственной высшей страсти ‘жить для Христа’.

Ступени къ достиженію этой возвышенной основы жизни теперь вполн ясны для насъ. Это открытіе самаго себя и открытіе Христа. Эти два открытія исчерпываютъ всю жизнь. Ни одинъ человкъ, собственно говоря, не живетъ, пока не сдлаетъ этихъ обоихъ открытій, потому что многіе находятъ себя, хотя они еще не нашли Христа. Но кто не иметъ Сына, тотъ не иметъ жизни. Что бы онъ не имлъ, существованіе, продолжительность, онъ не иметъ жизни. Условіе жизни — это жить для Христа. Только тотъ одинъ, кто иметъ Сына и никто иной, ‘иметъ жизнь’.

Павелъ съ особеннымъ усердіемъ старается объяснить намъ совершенное различіе двухъ жизней, какими можетъ жить человкъ. Въ его глазахъ первая жизнь, обычная жизнь людей, была полной ошибкой. ‘То, что для меня было преимуществомъ’, говоритъ онъ намъ, ‘то ради Христа я почелъ за тщету’. Его блестящая карьера была ошибкой, его миссія, прежде казавшаяся столь благородной и привлекательной, была простой тратой энергіи и времени. Но онъ идетъ еще дальше. Его жизнь была смертью. Это былъ чистый, сплошной эгоизмъ, это была чисто плотская жизнь, а такая жизнь равняется смерти. Теологія этихъ посланій станетъ намъ боле понятной, если мы будемъ смотрть на автора, какъ на человка, избжавшаго смерти. И на ужасномъ темномъ фон его жизни особенно ярко выдлится значеніе его словъ, что для него жизнь — Христосъ.

Сдлается понятной для насъ и другая вещь.

Непрестанныя напоминанія Новаго Завта о возрожденіи станутъ намъ понятными, когда мы изучимъ эту доктрину на примр подобной жизни. Это былъ не Савлъ, написавшій посланія, это былъ совершенно другой человкъ — Павелъ. Это былъ человкъ совсмъ иного міра. Если же это и былъ Савлъ, то Савлъ родившійся вновь, чтобы быть способнымъ сдлать это. Иного объясненія быть не можетъ. Все въ немъ было иное, новое: и интересы, и точка зрнія, и образъ дйствій, и друзья, и привязанности. Все прежнее отошло, все обновилось. Однимъ словомъ, онъ былъ ‘новое твореніе’. Стоячій грязный прудъ нашелъ выходъ въ широкое, чистое море, духъ, истомленный узкой темницей и получившій отвращеніе къ честолюбію, цль котораго онъ самъ, вырывается на вчную свободу и находитъ достойное поле дятельности въ великомъ дл Христовомъ.

Есть люди, для которыхъ біографія Павла иметъ особое значеніе. Люди, которые боле всего нуждаются въ перемн вовсе не т. которымъ, но общему мннію, слдуетъ измниться. Самые трудные случаи, какъ для другихъ, такъ и для себя, это т. случаи, когда люди дйствительно не замчаютъ, что ихъ жизнь могла бы быть лучше. Есть тысячи людей, которые не могутъ себ даже ясно представить, для чего имъ нужно обращеніе. И въ недоумніи они спрашиваютъ: ‘что въ конц концовъ мы должны измнить въ себ? Наша жизнь почти ничмъ не отличается отъ жизни окружающихъ насъ истинныхъ христіанъ. Если бы мы были неврующими, или богохульниками, или безнравственными и непокорными, то обращеніе могло бы дать намъ что-нибудь, но мы знаемъ, какъ мы хорошо воспитаны, какъ наши интересы глубоко связаны съ религіей, какъ прилична и осмотрительна вся наша вншняя жизнь. Поистин, мы незнаемъ, какую перемну могло бы произвести въ насъ обращеніе’. Рдко кому приходитъ въ голову пожалть подобныхъ людей, а между тмъ нтъ никого, кто бы боле заслуживалъ сожалнія и участія. Религіозные люди и священныя книги постоянно относятся сурово къ подобнымъ ‘религіозно-воспитаннымъ людямъ’ и въ своихъ горькихъ несправедливыхъ упрекахъ доходятъ до того, что даже ихъ достоинства считаютъ преступленіемъ. Но сколько терзаній сердца таится среди этихъ людей, сколько страстнаго стремленія къ Богу, стремленія быть можетъ.боле чистаго, чмъ гд-либо помимо истинной семьи Божіей. Сколько между ними людей, сознающихъ трудность измнить свою жизнь среди этой, повидимому, христіанской обстановки, людей, чувствующихъ это такъ болзненно, что иногда они въ припадк мрачнаго отчаянія начинаютъ почти завидовать блуднымъ сыновьямъ и явнымъ гршникамъ, у которыхъ, повидимому, больше шансовъ войти въ царство Божіе.

Вотъ перемна въ жизни Павла и можетъ послужить для нихъ совершенно подходящимъ примромъ. Павелъ также былъ однимъ изъ тхъ людей, которые недоумвали, что могло сдлать для нихъ обращеніе. Онъ былъ также ‘религіозно воспитаннымъ’ человкомъ. По отношенію къ закону онъ былъ безупреченъ. Не было во всемъ ерусалим человка, боле строгаго въ исполненіи требованій религіи, никто не посщалъ храма аккуратне, чмъ онъ, никто несоблюдалъ тщательне его день субботній. Передъ закономъ онъ былъ безупреченъ, а вы бы сказали, что такому человку не было надобности что-либо измнять въ себ, что онъ былъ слишкомъ хорошъ, чтобы даже пожелать какой-либо перемны. Но именно этотъ человкъ, для котораго, по общему мннію, были раскрыты врата царства Божія, именно онъ находитъ мсто въ своемъ сердц для самаго радикальнаго переворота, какой когда-либо происходилъ въ человческой жизни.

Пусть же т, кто дйствительно не знаетъ, что могла бы сдлать для нихъ религія, пусть т, подобно Павлу, дадутъ себ время для спокойнаго размышленія. Пусть они взглянутъ хоть разъ не на окружность, а на центръ ихъ жизни. Пусть они зададутъ себ вопросъ относительно этого центра: ‘Христосъ ли это?’ Въ религіи нтъ средняго пути или я, или Христосъ. Пусть наше себялюбіе будетъ самаго высшаго качества, пусть для насъ центромъ будетъ искусство, литература, интеллектуальный трудъ,— все это нисколько не уменьшаетъ разстоянія между двумя центрами — я или Христосъ. Въ этомъ отношеніи не было центра боле культурнаго, чмъ у Павла. На своемъ мст это былъ бы великій и достойный центръ, но его мсто было не тамъ, гд мы видимъ его у Павла въ первой половин его жизни. Поэтому вопросъ о центр жизненный вопросъ. ‘Для меня жизнь — что?’ — ‘Для меня жизнь — я самъ’. Предположимъ, что это такъ. Но что же это за цль жизни? Не достойна ли боле благороднаго центра наша жизнь — жизнь, которая будетъ длиться вчно, которая сообразно возвышенному или низкому центру будетъ вчно или возвышенной или низкой. Подумайте только о возможности всегда, вчно жить съ самимъ собой! Подумайте, что вы жили, живете и всегда будете жить только для себя! Посмотрите на Него, претерпвшаго ради насъ гоненія гршниковъ, отдавшаго Себя на поношеніе, отрекшагося отъ удобствъ жизни, не имвшаго гд приклонить голову, терпвшаго лишенія и смирившагося ради насъ. Затмъ взгляните самодовольно, если можете, на такую жизнь, о которой можно сказать:

‘Я жилъ для себя, я думалъ о себ,

‘О себ и ни о комъ другомъ,

‘Какъ будто Христосъ никогда не жилъ,

‘Какъ будто Онъ не умеръ ради насъ’.

‘Для меня жизнь — дла’, ‘для меня жизнь — удовольствіе’, ‘для меня жизнь я самъ’. Вс мы можемъ мгновенно опредлить истинную цнность нашей религіи. Что шевельнется невольно въ нашемъ сердцъ, когда мы захотимъ испытать его вопросомъ: ‘для меня жизнь что?’ ‘Для чего я живу?’ Говорятъ, что въ длахъ совсти первыя мысли самыя лучшія. Какая же мысль пробудилась прежде всего въ нашей душ? Какое именно слово затрепетало на нашихъ устахъ при вопрос: ‘для меня жизнь что?’ Были ли это дла, было ли это удовольствіе, я самъ или Христосъ?

Наступитъ время, когда мы спросимъ себя, зачмъ мы втискивали безконечную сущность нашей жизни въ такія узкія границы, зачмъ основывали вчное на преходящемъ? Передъ вчностью и рядомъ съ жизнью Христа вс наши жизни покажутся бдными, ничтожными и добровольно погубленными. Вс готовы собраться вокругъ Креста въ жизни будущей. Но кто хочетъ сдлать это теперь же? Кто? Масса людей готова умереть за Христа, готова провести съ Нимъ Вчность, но гд человкъ, желающій жить для Христа? Смерть и Вчность придутъ въ свое время. Христосъ же желаетъ жизней. И если мы жили для Христа, намъ нечего бояться, что смерть не будетъ для насъ пріобртеніемъ.

Для насъ одинъ только выборъ — выборъ Павла — открытіе Христа. Въ дйствительности вс мы сдлали отчасти это открытіе. Быть можетъ, мы также близки къ нему, какъ Павелъ, когда онъ покидалъ ерусалимъ. Вдь у него не было никакого указанія на то, что онъ внезапно перемнитъ Господина. Новому Господину достаточно было однажды пересчь его путь, и великая перемна свершилась. А сколько разъ перескалъ Онъ нашъ путь? Но теперь мы знаемъ, какъ намъ поступить въ слдующій разъ, мы знаемъ, что сдлать нашу жизнь достойной и великой можно только однимъ способомъ, мы знаемъ, что только однимъ путемъ можно достигнуть того, чтобы смерть была пріобртеніемъ. Многіе дйствительно находятъ, что смерть благо. Многіе искренно жаждутъ, чтобы ихъ жизнь окончилась, и чтобы они могли успокоиться, какъ они говорятъ, въ тихой могил. Но не допустимъ, чтобы дешевая сантиментальность обманула насъ. Смерть только тогда будетъ пріобртеніемъ, если прожитая жизнь была Христосъ!

‘Мы смотримъ не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вчно‘.
2 Корин. IV, 18.

Ясновиденіе.

‘Все существующее двойственно’.

Hermes Trismegistus.

‘Не смотрите на видимое’. Какъ мы можемъ не смотрть на видимое? Разъ оно видимо, то какъ не смотрть на него? ‘Смотрите на невидимое’. Какъ можемъ мы смотрть на невидимое? Разв религія обладаетъ волшебной шапкой-невидимкой, длающей тлесный міръ невидимымъ, или разв она можетъ дать странную способность ясновиднія, позволяющую видть невидимое?

Передъ нами одинъ изъ тхъ увлекательныхъ и столь излюбленныхъ всми великими книгами парадоксовъ, которые смущаютъ нашу мысль, лаская ее, но которые открываютъ умющему найти ключъ къ нему самыя дивныя и глубокія истины. На первый взглядъ всякій парадоксъ или безсмыслица или ложь. Въ данномъ случа это представляется ложью. Вначал кажется, что это одна изъ тхъ нападокъ на міръ, какія будто бы такъ любитъ Библія. Въ немъ видятъ грозное противопоставленіе временнаго вчному, несправедливое осужденіе земного міра. Все видимое преходяще и не заслуживаетъ не только мысли, но даже и мимолетнаго взгляда.

Въ дйствительности же ни Библія, ни разумъ не говорятъ ничего подобнаго.

Существуютъ четыре причины, по которымъ мы должны смотрть на видимое:

1. Во-первыхъ, потому, что Господь создалъ его. Все созданное Господомъ достойно, чтобы на него смотрли. Мы живемъ не въ случайномъ мір. Все въ немъ обдуманно. Повсюду мы видимъ, что на него было положено много мысли и труда — любящей мысли и утонченнаго труда. Весь видимый міръ и въ цломъ и въ частяхъ носитъ отпечатокъ таланта, красоты и цлесообразности. И мы сами — произведеніе Великаго Мастера — мы должны смотрть, смотрть долго и сознательно на все видимое.

2. Затмъ, мы должны смотрть на видимое, потому что Господь создалъ насъ, чтобы мы смотрли на него.

Создавшій свтъ создалъ и глазъ. Даръ этотъ полученъ нами отъ Создателя спеціально для того, чтобы мы могли созерцать видимый міръ. Весь человческій организмъ созданъ сообразно условіямъ земного міра: глазъ чтобы видть его, ухо — чтобы слышать, нервы чтобы ощущать, мускулы — чтобы двигаться на немъ и пользоваться имъ. Кто относится къ видимому міру иначе, тотъ поступаетъ противно своей собственной природ.

3. Дале, въ-третьихъ, Господь не только создалъ міръ, но Онъ создалъ его бросающимся въ глаза. Далеко отъ того, чтобы прятаться въ тни и оставаться незамтнымъ, все на земл взываетъ къ нашему вниманію. Природа никогда и нигд не остается безмолвной. Если вы равнодушны и не хотите смотрть на видимый міръ, онъ самъ вынуждаетъ васъ бросить на него взглядъ. Птичка будетъ пть вамъ съ верхушки дерева, море будетъ мнять для васъ свое настроеніе, цвтокъ на краю дороги будетъ умильно смотрть на васъ, а солнце до самаго захода будетъ приковывать ваши взгляды волшебной роскошью своихъ красокъ. Создатель постановилъ, что будетъ ли Онъ видимъ или нтъ, но ни одна живая душа не сдлаетъ шага на Его земл безъ того, чтобы видимыя дла Его рукъ не напоминали постоянно о Немъ. Господь все устроилъ для этого. И все на земл до безмолвныхъ твореній, не обладающихъ ни даромъ слова, ни языкомъ, все иметъ свой голосъ и свой призывъ, звучащіе по всему свту до предловъ земли. Если бы Господь боялся, что видимый міръ будетъ для насъ искушеніемъ, Онъ сдлалъ бы его мене привлекательнымъ, мене обращающимъ на себя вниманіе. Правда, Онъ предостерегалъ насъ не любить его, но никогда не запрещалъ смотрть на него.

4. Наконецъ, есть еще четвертая, самая важная причина. До сихъ поръ мы имли дло только съ фактами. Теперь переходимъ къ основному положенію. Смотрите на видимое, потому, что только глядя на видимое, мы можемъ составить у себя, понятіе о невидимомъ. Все наше представленіе о вчномъ вытекаетъ изъ временнаго.

Возьмемъ какое-нибудь невидимое явленіе, законъ или истину. Все это можетъ быть постигнуто нами только посредствомъ видимаго и временнаго. Возьмемъ хотя бы самое слово вчный. Что мы знаемъ о Вчности? Ничего помимо того, чему мы научились изъ временнаго. Когда мы стараемся представить себ смыслъ этого слова, передъ нами является картина безбрежнаго моря. День за днемъ мы быстро скользимъ по его поверхности, но передъ нами снова и снова такая же безграничная водная пустыня, которой и конца нтъ. Мы продолжаемъ плыть впередъ недли, мсяцы, а вокругъ все тотъ же туманный безграничный горизонтъ, до котораго ни-когда намъ недобраться. Мы останавливаемся. Мы достаточно далеко. Это вчность.

Въ дйствительности это вовсе не вчность, это просто вода, видимая, жидкая, осязаемая. Въ этомъ случа, глядя на видимое, мы увидли невидимое. Вотъ передъ вами рка. Это тоже вода, но въ иномъ вид. И этотъ иной видъ отражаетъ иную истину. Въ то время, когда мы глядимъ на рку, передъ нами встаетъ понятіе противоположное Вчности. Это Время быстрое и безмолвное или Жизнь скоротечная, невозвратная. Можно перебрать подобнымъ образомъ вс наши главныя мысли, вс основныя идеи и прослдить ихъ въ видимыхъ образахъ. Въ дйствительности вс они вещественны, матеріальны, и чтобы вообще думать, нужно прежде всего видть.

Быть можетъ нигд это не видно ясне, чмъ въ литературныхъ формахъ нашей Библіи. Оставивъ пока въ сторон языкъ символовъ и картинъ, какимъ говорилъ Христосъ, мы можемъ сказать, что нтъ ни одной великой истины, которая была бы дана намъ иначе, какъ въ тлесномъ образ. Посмотрите, напримръ, на ученіе Библіи о человческой жизни. Она даже не пользуется для этого описанія отвлеченными словами и понятіями, образовавшимися изъ видимаго міра. Она прямо ставитъ передъ нами весь видимый міръ и заставляетъ насъ самихъ длать отвлеченія. Никогда она не употребляетъ словъ ‘скоротечная’ или ‘преходящая’. Она говоритъ, что жизнь — это паръ, являющійся на малое время, а потомъ исчезающій. Она сравниваетъ ее съ гонцомъ, съ быстрымъ кораблемъ, съ путешествіемъ, съ разсказанной повстью.

Библія нигд не употребляетъ слово ‘невозвратная’. Она говоритъ о пролитой на землю вод, которую нельзя собрать снова, о нити, перерзанной ткачемъ. Не говоритъ она также, что жизнь ‘мимолетна’. Она называетъ преходящія вещи — сонъ, мечту, тнь, переносной шатеръ пастуха. И даже для того, чтобы высказать такую простую истину, что жизнь коротка, она указываетъ на видимыя вещи, вызывающія представленіе краткости: пядь, цвтокъ, путешествіе, челнокъ ткача. Употребляя эти сравненія, Библія не старается быть поэтичной, она желаетъ просто быть врной. И хотя безсознательно, но она ясно доказываетъ, что истина можетъ быть открыта намъ только посредствомъ вещей. Поэтому мы должны отказаться отъ мысли, что не нужно смотрть на видимое. Это прямо необходимо, такъ какъ временное и видимое, это скорлупа и остовъ вчнаго. И невидимое создано изъ кажущагося. ‘Все видимое’, говоритъ Карлейль, ‘это только эмблемы. Все, что вы видите, существуетъ не само по себ. Матерія существуетъ только духовно, чтобы представить и воплотить какую-нибудь идею’. А Джонъ Рзскинъ выражается такъ: ‘Чмъ боле я объ этомъ думаю, тмъ боле я убждаюсь, что величайшее для человческаго духа въ этомъ мір это что-нибудь видть и ясно передать виднное.

Между сотнями людей, умющихъ говорить, найдется одинъ, умющій мыслить. Но только между тысячами мыслящихъ можно найти одного, умющаго видть. Видть ясно вотъ поэзія, пророчество и религія, все въ одномъ’.

Теперь мы можемъ перейти отъ отрицательной части парадокса къ положительной ‘смотрите на невидимое’. Теперь мы понимаемъ какъ сдлать это. Гд вчное? Гд невидимое, на которое мы должны смотрть? Отвтъ — во временномъ. Поэтому смотрите на временное, но не останавливайтесь на немъ, смотрите черезъ него и смотрите на его тнь духовную тнь по той сторон. Смотрите на эту тнь долго, внимательно, пока предметъ, сквозь который вы смотрите, самъ не превратится въ тнь, а тнь не сдлается реальностью. Смотрите на видимое, пока оно не начнетъ длаться тусклымъ, прозрачнымъ и, наконецъ, невидимымъ, а невидимое за нимъ станетъ принимать опредленную форму. Истина въ томъ, что именно видимое — тнь, а то, что за нимъ дйствительность. То, что вы видите, это только ощущаемое, а люди принимаютъ плотность за дйствительность. Одно только дйствительно вчное, лежащее за всмъ этимъ. Не смотрите же на видимое, но смотрите черезъ него на невидимое.

Изъ всего этого вытекаетъ для насъ великій урокъ о томъ, какъ пользоваться временнымъ міромъ въ религіозномъ дух. Небо лежитъ за землей. Эта земля не только мсто для житья, но и для созерцанія. Мы должны совершать земной путь, какъ ясновидящіе, видя во всемъ временномъ мір, только транспарантъ, за которымъ сіяетъ вчное.

Попробуйте же приложить это правило къ нашей обыденной жизни. Для большинства изъ насъ жизнь длится на три части: рабочая жизнь, семейная жизнь и религіозная жизнь. Что же каждая изъ нихъ заключаетъ въ себ вчнаго и какимъ образомъ?

1. Рабочая жизнь. Большая часть людей видитъ въ труд только трудъ физическій, умственный, профессіональный, домашній, общественный но только трудъ. Желтая буковица только желтая буковица, лопата — только лопата, счетная книга только счетная книга, словарь — только словарь. Для работника съ подобными взглядами нтъ никакой духовной пользы отъ труда, такъ какъ трудъ для него это безполезная, непонятная трата драгоцннаго времени. Онъ долженъ въ пот лица зарабатывать свой хлбъ, вотъ все, что онъ знаетъ о труд. Это проклятіе, тяготющее съ начала міра на человк, какъ человк.

Но Господь никогда не лишилъ бы духовнаго смысла три четверти человческой жизни, заполняя ее трудомъ, если бы трудъ былъ только трудомъ и ничмъ боле.

Другой работникъ смотритъ нсколько дальше. Для него трудъ не вполн проклятіе, это предназначенная ему жизнь, его удлъ. Это — воля Божія, и онъ долженъ исполнить ее, крестъ, который онъ долженъ нести. Для него нтъ сомннія, что его испытанія назначены для его же пользы, и разъ Господь далъ ему это поле дятельности, онъ долженъ подчиниться съ христіанской покорностью.

Но это была бы плохая похвала Божественному устроенію, если съ нимъ можно было только примириться. Премудрость Божія наврно имла въ виду нсколько высшій результатъ трехъ четвертей человческой жизни, чмъ кусокъ хлба и покорность.

Для духовнаго человка за этимъ временнымъ лежитъ нчто все объясняющее. Въ труд онъ видитъ не только одинъ заработокъ, исполненіе заданнаго урока или пользу для своего рода. Страдиваріусу не было бы смысла посвятить всю свою жизнь изготовленію скрипокъ, если бы результатомъ его труда были только скрипки. Трудъ — это воплощеніе невидимаго. Трудъ — это станокъ, на которомъ ткется душа человка. Невидимая машина работаетъ въ то время, когда работаетъ онъ, создавая или уничтожая въ немъ невидимое. Точность, аккуратность, сознательность, честность, врность, терпніе эти невидимыя качества души вплетаются въ нее во время труда. Этого нельзя достичь ничмъ помимо труда. Какъ невидимая электрическая сила проходитъ въ наши мускулы по проводамъ, такъ трудъ проводитъ въ нашу душу вс высшія качества характера, вс главныя добродтели и истину. Счетныя книги и словари, дловая переписка, домашнія обязанности, торговля, приготовленіе уроковъ, ремесленныя занятія — все это провода вчнаго. И эти провода вчнаго настолько важны, что безъ нихъ нтъ и вчнаго. Ни одному человку не можетъ пригрезиться честность, точность и т. п. Не можетъ онъ узнать ихъ и изъ книгъ. Для этого, какъ и для электричества, нужна особая проволока. Духовные токи, какъ и токи электрическіе, подчинены одному и тому же закону, честный трудъ невидимо передаетъ всть благодати, подобно тому, какъ по телеграфной проволок невидимо для насъ передаютъ различныя всти. Терпніе и набожность путешествуютъ по проводамъ, какъ электричество.

Мастерская, школа, контора все это гигантскіе провода. Контора — это не мсто для пріобртенія денегъ, это мсто для пріобртенія характера, мастерская существуетъ не для одной фабрикаціи машинъ, но для фабрикаціи истинныхъ людей, не для выстругиванія дерева, не для прилаживанія машинъ, не для литья цилиндровъ: въ глазахъ Божіихъ это мсто для отливки характера, для проведенія въ жизнь добродтелей, для вырабатыванія скромныхъ, честныхъ, богобоязненныхъ людей. Высшая школа не столько мсто для приготовленія ученыхъ, сколько для образованія души. И кто хочетъ духовно расти и совершенствоваться, тотъ никогда не долженъ упускать изъ виду духовнаго смысла своего ежедневнаго труда, постоянно глядя на невидимое въ видимомъ и обращая такимъ образомъ три четверти своего дня въ вчно дйствующее орудіе божественной благодати.

Скажутъ, что нкоторыя отрасли труда безнравственны. Человкъ, занимающійся неразумнымъ, несовершеннымъ трудомъ, вырабатываетъ въ себ такой же небрежный, несовершенный характеръ. Работникъ, имющій при своемъ род труда дло съ обманомъ, невольно проникается этимъ невидимымъ ядомъ, отравляющимъ его душу. Скажутъ, что безнравственъ частичный трудъ, превращающій человка въ машину, длающій изъ него часть человка, лишающій его работу разнообразія и оригинальности, съуживающій и уменьшающій его душу. Но говоря это, мы забываемъ другую истину, что честный и добросовстный трудъ и только онъ одинъ вырабатываетъ честность, доброту, прямодушіе и добросовстность въ человк. И человкъ, желающій преуспвать и совершенствоваться духовно, долженъ всегда имть въ виду религіозное примненіе дневного труда, видть невидимое въ видимомъ и оберегать свой трудъ не съ сухой мелочностью, но съ любовью, сознавая его благородный смыслъ и смотря на него не какъ на простое средство для пріобртенія денегъ, но какъ на избранное орудіе божественной благодати.

2. Семейная жизнь. Затмъ жизнь человка устроена такъ, что другую немалую часть ея онъ проводитъ въ семь.И это также играетъ роль въ совершенствованіи души. Одна трудовая жизнь никогда не могла бы научить человка всему невидимому. Цлая серія дополнительныхъ ученій о вчномъ усваивается его душой у семейнаго очага. Вотъ почему нехорошо человку быть одному. Одинокій человкъ изолированъ отъ вчнаго, недоступенъ тонкимъ токамъ, которые могли бы ежечасно вливаться въ его душу.

Въ семь боле возвышенный источникъ духовной жизни, чмъ въ труд. Здсь именно начинается жизнь и дается первая форма зиждительной субстанціи. Семья — колыбель вчности. Поэтому вс ея законы и установленія должны носить на себ отпечатокъ вчнаго. Почему вс говорятъ, что семья божественное установленіе? Потому что самъ Богъ установилъ ее? Но что имлъ въ виду Господь, устраивая ее такъ, а не иначе? Вчность. Семья — это предверіе Неба. Она устроена такъ, какъ устроено Небо. Небо — это Отецъ среди своихъ дтей. Въ небесной семь каждый изъ насъ будетъ играть ту роль, какую онъ изучилъ въ своей земной семь. Тамъ будетъ такая же жизнь, только не матеріальная. Эта матерія — свойство, данное намъ только на время, чтобы посредствомъ ея научить и насъ вчному, подобно тому, какъ дтямъ даютъ деревяные шарики, чтобы научить ихъ считать, пока для нихъ числа не станутъ существовать сами по себ.

Что длаютъ обыкновенно родители, когда хотятъ познакомить дтей со свойствами матеріи, объяснить имъ форму и гармонію, красоту и симметрію и тому подобныя отвлеченныя понятія? Они даютъ имъ видимые предметы, посредствомъ которыхъ дти могутъ научиться всему этому. Они даютъ имъ для игры ящикъ съ кубиками и при складываніи изъ нихъ разныхъ фигуръ, линій и четыреугольниковъ, башенъ и арокъ, въ душу ребенка западаютъ понятія о правильности, устойчивости, форм и симметріи, такъ и Господь поступаетъ съ нами. Видимый міръ, это тотъ же ящикъ съ кубиками. Мы занимаемся ими пока несдлаемся взрослыми людьми и не отложимъ въ сторону дтскихъ игрушекъ. Видимое — это только подмостки, лстница къ вчному. Когда послдній духовный человкъ достигнетъ Господа, эта лстница будетъ убрана прочь, и земля уничтожится огнемъ, не потому, что она зло, но потому, что ея задача исполнена.

Духъ Христовъ познается въ семь. Трудъ помогаетъ выработать силу характера, но красоту характера даетъ только семья. Въ семь зарождаются и развиваются благороднйшія чувства и привязанности, особенно та любовь, которая не перестаетъ, хотя языки умолкнутъ и знаніе упразднится. Въ семь мы постигаемъ, что такое благородная, истинно небесная жизнь. Однимъ словомъ, семейный кругъ — это высшій проводникъ христіанства. Нжность, скромность, услужливость, отзывчивость, врность, самозабвеніе — вс эти украшенія кроткой, тихой души пріобртаются у семейнаго очага, за домашней трапезой, среди будничной обстановки. Эти качества вндряются въ нашу душу или вытсняются изъ нея среди обычнаго теченія жизни. Какъ актеры, разыгрывающіе шараду, вс члены семьи сознательно или безсознательно изображаютъ постоянно одно слово шарады. Роль это видимое, слово это невидимое, и думаетъ ли или не думаетъ объ этомъ слов исполняющій его, вс окружающіе безмолвно угадали это слово. И когда тлесные маски и костюмы будутъ сняты и давно позабыты, это слово вчности будетъ продолжать жить къ стыду или къ слав актера и остальныхъ дйствующихъ лицъ этого спектакля жизни.

Чтобы открыть человку весь смыслъ, заключающійся въ ежедневной жизни, въ самыхъ незначительныхъ обстоятельствахъ, въ случайныхъ словахъ и взглядахъ, нужно, конечно, только указать ему, что въ этомъ временномъ лежитъ вчное, что въ жизни, а не въ храм заключается религія, что все сдланное или несдланное, сказанное или несказанное, справедливое или несправедливое — все это по непреложному закону иметъ свою часть въ общей вчной жизни.

3. Теперь мы перейдемъ къ Религіи. Мы увидимъ дальше, что Господь даже и ее далъ намъ въ видимой форм. Сосредоточимся на мгновеніе надъ ученіемъ Христа. Все, что Онъ сказалъ намъ о вчности, Онъ облекъ въ образы видимаго міра. Что такое вс его притчи, вс указанія на природу, примры изъ дйствительной жизни, Его метафоры и уподобленія, какъ не раскрытіе для нашихъ ослпленныхъ глазъ невидимаго въ видимомъ? Въ дйствительности вчное ближе всего намъ тогда, когда оно въ матеріальномъ вид. Разумъ не можетъ приблизить къ намъ религію, но сдлать это могутъ только видимые предметы. Поэтому Христосъ никогда ничего не доказывалъ, никогда не обращался къ мыслительнымъ способностямъ человка, но къ его зрительной способности, къ сил воображенія, имющей дло съ образами вещей.

Въ этомъ-то и разгадка ученія Христа, что Онъ говорилъ не разуму, но воображенію. Онъ непрестанно указывалъ намъ на предметы, которымъ предстояло обратиться въ прахъ черезъ нсколько дней или лтъ, и говорилъ намъ, что мы должны видть въ нихъ вчное. Онъ показывалъ хлбъ и говорилъ: ‘Я хлбъ’. И если бы мы всю жизнь продумали надъ этимъ, мы не приблизились бы боле къ истин, чмъ посредствомъ этого матеріальнаго понятія о хлб. Это временное, такой совершенный образъ вчнаго, что никакое чтеніе, никакое размышленіе, никакіе споры и проповди не приблизили бы насъ боле къ Христу.

Подобнымъ же путемъ Христосъ заставилъ насъ видть въ самыхъ простыхъ и обыденныхъ предметахъ видимаго міра зеркала, отражающія вчное, мы же съ нашимъ ложнымъ представленіемъ о духовномъ никогда бы не осмлились на это. Такимъ образомъ свтъ, жизнь, виноградная лоза, вино, пастырь и тысячи другихъ вещей совершенно преобразились, освщенные свтомъ иного міра. Замтьте, Христосъ не говоритъ, что Онъ подобенъ всему этому. Онъ есть все это. Смотрите сквозь эти вещи, смотрите внимательно, и вы увидите Его. Мы постоянно готовимъ неудачу и разочарованіе, пытаясь узнать духовный міръ инымъ путемъ, чмъ черезъ посредство этого тлеснаго міра.

Людямъ, посвятившимъ себя исключительно интеллектуальному труду, грозитъ опасность лишиться этого мягкаго, благодатнаго вліянія. Часто изъ благороднаго, но опаснаго уваженія къ наук студенту дозволяется быть исключеніемъ въ семь. Ему даютъ отдльное помщеніе, онъ ведетъ иной образъ жизни и незамтно, но ко вреду для себя онъ начинаетъ смотрть свысока на обыденную дятельность и на боле низкіе интересы остальныхъ членовъ семьи. Въ обществ также часто относятся снисходительно къ ученымъ и нердко случается, что эксцентричность, прощаемая въ виду другихъ достоинствъ, именно и показываетъ на остановку развитія истинно высокихъ качествъ. Нужно боле всего опасаться этого и стараться всми силами души уничтожить въ себ это стремленіе выйти изъ обычной людской колеи, чтобы въ результат не почувствовать себя не дома въ собственномъ дом.

Весьма замчательнымъ примромъ примненія Христомъ этого принципа является установленіе Таинства Причащенія — Цль Его была увковчить въ наиболе ясной и яркой форм два величайшихъ факта духовнаго міра. Какъ же Онъ поступаетъ? Онъ сдлалъ ихъ видимыми. Онъ соединилъ эти два факта съ двумя обыкновеннйшими предметами — водой и хлбомъ съ виномъ — обычная ежедневная пища каждаго крестьянина. При этомъ таинств души людей въ самые священные моменты жизни являются прикованными мыслью къ самымъ обыденнымъ матеріальнымъ предметамъ, такимъ образомъ Христосъ Самъ указываетъ, что высшая духовность дается чадамъ Божіимъ чрезъ посредство низшихъ формъ тлеснаго міра. Трансцендентализмъ въ религіи — это полное заблужденіе. Истинная духовность состоитъ въ томъ, чтобы видть божественное въ обыденныхъ вещахъ.

Наконецъ, есть еще боле дивное проявленіе этого закона, чмъ Таинство Причащенія. Господь даровалъ людямъ тлесные образы всего вчнаго за однимъ только исключеніемъ. Каждая вчная истина имла на земл свой тлесный образъ, для каждаго небеснаго закона существовала модель среди законовъ природы. Одно только отсутствовало: не было матеріальнаго образа Самого Предвчнаго Господа. И человку не доставало Его. Онъ жаждалъ увидть невидимаго въ какомъ-либо видимомъ образ. Въ моръ человкъ видлъ вчность, въ пространств — безконечность, въ горахъ — величіе, въ семь — любовь, въ государств — законъ. Не было только образа Божія. Но слдующія слова можно произнести только благоговйно понизивъ голосъ — Господъ далъ его. Господь дйствительно далъ его, не видніе, не метафору, но видимый, точный Свой образъ. Онъ сдлался видимымъ, облекся плотью и жилъ посреди насъ. Воплощеніе это была вчность, сдлавшаяся на время видимой, чтобы мы могли узрть ее.

Для насъ это былъ единственный способъ узнать Его, потому что невидимое мы можемъ видть только въ видимомъ. Слово ‘Богъ’ не давало намъ никакого представленія о Немъ, въ видимомъ мір не существовало ничего соотвтствующаго этому слову, а ни одно слово не будетъ понятнымъ для насъ безъ образа, объясняющаго его. Поэтому Господь далъ религіи новое слово въ понятной форм — Слово во плоти, чтобы люди могли узрть славу Божію не самое по себ, потому что это невозможно, но въ лиц исуса. Вотъ высшее послднее доказательство религіознаго примненія земного міра.

Въ послднее время выяснилось, что существуетъ три класса людей, различно относящихся къ этому принципу примненія временнаго міра.

1. Одни совершенно не желаютъ смотрть на невидимое — это матеріалисты. Они совершенно слпы къ вчному. Другіе же, наоборотъ, слпы къ видимому, временному — это мистики. Они не ищутъ въ видимомъ невидимаго, они видятъ или стараются видть невидимое непосредственно. Третьи вовсе не слпы ни къ видимому, ни къ невидимому, они только близоруки по отношенію къ обоимъ. Ритуалистъ выбираетъ нсколько предметовъ видимаго міра и только въ нихъ старается увидть невидимое, какъ будто бы на свт существуютъ только эти предметы кресты, облаченія, цвтныя стекла, музыка чрезъ которые сіяетъ вчное. Нтъ, весь міръ богослужебная книга. И кто будетъ искать Бога только въ нсколькихъ обрядахъ, тотъ наврно не найдетъ Его ни тамъ, ни въ иномъ мст. Это долженъ помнить всякій, искренно стремящійся приблизиться къ Господу, всегда быть съ Нимъ, всегда жить духовной жизнью! Пусть онъ помнитъ, что можно смотрть на видимое тлеснымъ взглядомъ и видть лишь его рыночную стоимость, но можно смотрть и духовнымъ взоромъ, который смотритъ глубже, видитъ его духовную цнность, видитъ ясно, что

‘Земля преисполнена Неба,

‘И каждый обыкновенный кустъ —

‘Купина огненная, изъ которой

‘Говоритъ Господь’.

‘Онъ прощаетъ вс беззаконія твои,
‘Исцляетъ вс недуги твои,
‘Избавляетъ отъ могилы жизнь твою’
(Пс. С, 3, 4)

Три факта грха.

Въ послднее время почти во всхъ произведеніяхъ новйшей изящной литературы мы постоянно встрчаемъ одинъ богословскій терминъ. Проникнувъ недавно въ литературный міръ, онъ сдлался не только однимъ изъ его словъ, онъ сталъ, быть можетъ, его словомъ. Его универсальность, реальность, извстное вліяніе и значеніе для человческой жизни были, наконецъ, признаны и, несмотря на свое богословское происхожденіе, это слово заняло мсто, какое не удавалось занять ни одному религіозному слову. Нтъ надобности пояснять, что это слово Грхъ.

Весьма замчательно, что теперь, даже въ такъ называемой, легкой литератур господствующимъ словомъ является Грхъ. Было время, когда блестящій терминъ Рыцарство занималъ выдающееся мсто въ поэмахъ, романсахъ и балладахъ. Позже слово Любовь стало царить въ повстяхъ и романахъ. Но въ наши дни боле глубокое слово стоитъ въ заголовкахъ книгъ. Теперь на арен появляется нчто боле возбуждающее, чмъ рыцарство, и сама любовь теряетъ интересъ рядомъ съ этимъ краткимъ названіемъ, взятымъ изъ теологіи, но измнившимъ обликъ литературы и сдлавшимъ многія послднія книги своего рода проповдями.

Религіи нечего жаловаться на то, что міръ заимствуетъ слова изъ ея лексикона. Проповдническія каедры могутъ существовать помимо храмовъ, и для религіи должно быть драгоцннымъ открытіе, что люди начинаютъ требовать отъ литературы, чтобы она не только занимала ихъ разумъ, но и отвчала запросамъ совсти. Въ этомъ случа на религіи лежитъ одна только обязанность слдить, чтобы заимствованныя у нея слова употреблялись въ полномъ объем. Истина, пускаемая въ обиходъ, не должна быть искалченной истиной, она должна оставаться цльной, опредленной, сильной и гремящей истиной, она должна быть образцомъ истины, однимъ словомъ, она должна быть истиной Библейской.

Что касается содержанія, влагаемаго Библіей въ смыслъ этого слова, то оно само по себ чрезвычайно интересно и замчательно. Особенно художественно и полно очерченъ грхъ у Давида: описаніе и классификація главныхъ фактовъ и разновидностей грха представляютъ собою одну изъ наиболе поучительныхъ и трогательныхъ страницъ священнаго писанія. Псалмы останутся навсегда образцовымъ произведеніемъ по вопросу о Грх, наиболе полнымъ анализомъ его природы, его дйствія, различныхъ его оттнковъ и способовъ его леченія.

Но несмотря на то, что грхъ такая обыденная вещь, я думаю, что многіе изъ насъ почти ничего не знаютъ о немъ. Какъ это ни странно, но мы мене всего размышляемъ именно о самыхъ обычныхъ, близкихъ намъ вещахъ. Возьмемъ, напримръ, самое обычное воздухъ. Что мы знаемъ о немъ? Что мы знаемъ о вод, объ этомъ огромномъ таинственномъ мор, у береговъ котораго нкоторые изъ васъ проводятъ всю свою жизнь, которое реветъ и стонетъ у вашего порога въ продолженіе всей длинной зимы? Грхъ еще боле обычная вещь, чмъ все это, онъ глубже, чмъ море, неуловиме воздуха, онъ нчто таинственное, тоскливо стонущее и зиму и лто во всхъ нашихъ жизняхъ, онъ то, что останется въ безсмертной душ человка, когда вс моря исчезнутъ съ лица земли. По меньшей мр неразумно для человка жить всю жизнь въ грх, не имя хотя бы нкотораго представленія о немъ.

Но въ этомъ случа важно то, что безъ полнаго представленія о грх человкъ не можетъ имть полнаго представленія о самомъ себ, и что еще важне, не понимая грха, онъ никогда не можетъ понять и Господа. Недостаточно также христіанину имть только общее, обычное представленіе о грх, потому что при такомъ представленіи ни жизнь, ни теологія его не могутъ быть плодотворными, извстно, что опытъ религіи и благодати почти пропорціоналенъ опыту грха.

Нтъ сомннія, что тонкое знаніе самихъ себя, какимъ обладали писатели Ветхаго Завта, зависло вполн отъ ихъ знанія Господа. Такъ, напримръ, Давидъ, обладавшій глубочайшимъ Богопознаніемъ, такъ же глубоко зналъ и свое собственное сердце. И что особенно бросается въ глаза въ его произведеніяхъ — это постоянное повтореніе особенно замтныхъ фактовъ грха — причинъ, дйствій, различныхъ оттнковъ и леченія его.

Въ краткихъ строкахъ нашего текста Давидъ далъ намъ въ сжатомъ вид все относящееся къ главнымъ фактамъ грха. И для того, кто хочетъ знать великую ось, на которой вертится жизнь всхъ людей и его собственная, кто хочетъ познать работу Божественной благодати, кто хочетъ проврить самаго себя по отношенію къ главнымъ фактамъ человческаго грха, для того нтъ боле удивительныхъ словъ, чмъ эти:

‘Онъ прощаетъ вс беззаконія твои, исцляетъ вс недуги твои, избавляетъ отъ могилы жизнь твою’.

Разсматривая грхъ черезъ призму текста, мы найдемъ въ немъ три факта: Вина Грха, Пятно Грха и Власть Грха.

Въ общихъ чертахъ они соотвтствуютъ естественному дленію текста:

Онъ прощаетъ вс беззаконія твои = Вина Грха.

Онъ исцляетъ вс недуги твои = Пятно Грха.

Онъ избавляетъ отъ могилы жизнь твою = Власть Грха.

Мы находимъ удобне начать съ послдняго изъ нихъ, такъ какъ тамъ стоитъ слово жизнь. ‘Онъ избавляетъ отъ могилы жизнь твою’. У всхъ насъ есть личный интересъ къ тому, что касается жизни. Мы способны понять многое, даже въ теологіи, разъ только тамъ мы находимъ что-либо, относящееся къ жизни. И мы всегда готовы внимательно слушать и усердно учиться тому, что близко касается нашего существованія, иметъ на него вліяніе, можетъ улучшить его. Мы готовы принять охотно великую доктрину, разъ она иметъ значеніе для нашей жизни. И между цлымъ рядомъ истинъ ни одна не иметъ столькихъ точекъ соприкосновенія съ человческимъ сердцемъ, какъ Власть Грха.

1. Поэтому, прежде всего скажемъ, что Грхъ это Сила и къ тому же сила, имющая вліяніе на нашу жизнь.

Существуетъ одна старинная поэма съ любопытнымъ названіемъ ‘Споръ въ небесахъ’. Поэтъ разсказываетъ, какъ онъ однажды, прогуливаясь по улицамъ Новаго ерусалима, замтилъ толпу святыхъ, занятыхъ серіознымъ споромъ. Онъ подходитъ ближе, прислушивается и узнаетъ, что споръ идетъ о томъ, кто изъ этихъ святыхъ можетъ считать себя самымъ великимъ памятникомъ спасающей благодати Божіей. Каждый разсказывалъ свою исторію, утверждая, что среди массы спасенныхъ именно онъ наиболе замчательный трофей любви Божіей. Посл долгихъ дебатовъ они соглашаются ршить вопросъ по большинству голосовъ. Вс подвергаются поочередно голосованію, но никто не получаетъ большинства. Остается только два соревнователя, которымъ разршаютъ разсказать снова ихъ исторію. Первымъ говоритъ глубокій старецъ, онъ увряетъ, что абсолютно невозможно, чтобы Божественная благодать могла сдлать для кого-либо больше, чмъ она сдлала для него. Онъ велъ ужаснйшую, порочную жизнь, полную всхъ грховъ, какіе только можно вообразить, запятнанную всякими преступленіями. Онъ былъ воромъ, лжецомъ, богохульникомъ, пьяницей, убійцей. И уже на лож смерти, въ одиннадцатомъ часу пришелъ къ нему Христосъ, и онъ былъ прощенъ. Вслдъ за нимъ начинаетъ свой разсказъ такой же старикъ и въ краткихъ словахъ объясняетъ, что еще мальчикомъ онъ былъ приведенъ къ Христу и съ тхъ поръ, какъ онъ себя помнитъ, его тихая, незамтная жизнь была стремленіемъ къ небу.

Снова начинается голосованіе, и вы наврно подумаете, что дло ршится въ пользу перваго. Но нтъ, вс голоса отдаются послднему. Вамъ могло казаться, что боле обязанъ Господу тотъ, кто велъ легкомысленную, безбожную жизнь, кто лгалъ, богохульствовалъ, воровалъ, убивалъ и былъ спасенъ передъ самой смертью. Но старинный поэтъ зналъ боле глубокую истину. Безъ сомннія, нужна была великая сила милосердія, чтобы исторгнуть изъ огня эту угасающую головню. Нужна была безконечная глубина милосердія, чтобы простить этого ветерана грха на закат его гршныхъ дней. Но еще большая сила милосердія была необходима, чтобы охранить отъ грха душу второго въ теченіе всей его жизни, полной соблазновъ. Нужно было великое милосердіе, чтобы спасти его отъ грховъ въ юности, сохранить чистымъ его христіанское отрочество, помочь ему непорочно провести зрлые годы, сдлать полезной всю его жизнь и дать терпніе и надежду его старости. Оба начали жизнь въ одно время, но къ одному благодать пришла въ конц ея, къ другому въ начал. Одинъ былъ спасенъ отъ вины грха, другой отъ власти грха. Первый былъ спасенъ отъ смерти въ грх, второй же избавленъ отъ жизни въ грхъ. Одному потребовалось великое дло любви на закат дней, жизнь другого все время была полна любви, и это было гораздо большее спасеніе. Душа второго была спасена, какъ и душа перваго, но, кром того, и жизнь его была избавлена отъ вчной смерти.

Выводъ изъ этой старинной поэмы тотъ, что въ грх такъ же важна его власть, какъ и его вина, что спасеніе не мене вопросъ Жизни, чмъ Смерти. Въ жизни каждаго человка всегда есть нчто, грозящее ему, отъ чего онъ долженъ спасать себя, нчто, могущее испортить его жизнь и привести его къ погибели, если онъ не приметъ своевременно мръ. Это разрушительное начало и есть первый великій фактъ грха его Власть.

Каждый человкъ, слдящій за своей жизнью изо дня въ день, особенно если онъ стремится направить ее къ извстной нравственной цли, часто съ оскорбительнымъ чувствомъ видитъ, какъ эта сила усердно дйствуетъ въ его жизни. Онъ видитъ, что эта сила работаетъ противъ него, побждая его на каждомъ шагу и упорно противясь всмъ его добрымъ начинаніямъ. Онъ чувствуетъ, что его естественныя склонности влекутъ его въ сторону отъ Господа, отъ добра. Онъ ясно сознаетъ въ своей душ элементъ, который не только нейтрализуетъ его стремленія держаться прямого и лучшаго, по его мннію, пути, но постоянно и настойчиво работаетъ противъ его лучшаго Я и толкаетъ его прямо на широкій путь, ведущій къ вчной смерти.

Давидъ имлъ въ виду именно этотъ путь, когда онъ благословлялъ Господа за то, что Онъ избавилъ его жизнь отъ могилы. И когда Давидъ писалъ эти слова, онъ прекрасно зналъ, что поистин только рука Господня спасла его отъ погибели. И на закат дней своихъ, оглядываясь на всю прожитую жизнь и призывая свою душу благословлять Господа за вс благодянія Его, Давидъ находитъ недостаточнымъ благодарить Его только за прощеніе грховъ. Господь далъ ему гораздо больше, чмъ прощеніе грховъ. Онъ избавилъ отъ могилы жизнь его. Онъ спасъ его отъ всемогущей власти грха. Что это за сила, чмъ она можетъ сдлаться, какъ она можетъ овладть человкомъ и тысячу разъ погубить его жизнь — это станетъ ясно всякому, кто вспомнитъ жизнь Давида. Какъ мы были далеки отъ мысли, что въ жизни псалмопвца было что-либо подобное, заставившее его въ старости благодарить Господа за избавленіе его отъ могилы! Воспитанный въ уединенной долин Вилеема, выросшій въ чистой атмосфер сельской невинности, гд могъ этотъ молодой пастухъ схватить заразу грха, развившуюся впослдствіи въ такую страшную разрушительную силу? Но какъ бы то ни было, онъ получилъ эту заразу. И даже въ его невинные дтскіе годы его подстерегала эта фатальная сила, злобная, способная и всегда готовая вторгнуться въ его жизнь и погубить ее прежде, чмъ она расцвтетъ. Всю свою жизнь онъ былъ съ Господомъ, онъ обдумывалъ планъ храма Господня, онъ писалъ свои святые псалмы, заставляющіе весь міръ дивиться благодати псалмопвца, но въ то время, когда онъ плъ Господу свои псалмы, сопровождая ихъ торжественными, сладкими звуками арфы, власть грха кипла и бушевала въ его душ, готовая погасить данное Господомъ вдохновеніе и навсегда погубить и его вру, и душу. Но въ теченіе всей жизни Давида рука Господня охраняла его отъ этой силы и, размышляя о своемъ полномъ приключеній пути, онъ не находитъ ничего, за что онъ долженъ былъ боле благодарить Господа, чмъ за избавленіе его отъ этого перваго великаго факта Грха.

Спасеніе Давида, по словамъ стариннаго поэта, гораздо боле чудесно, чмъ спасеніе распятаго разбойника. Для Давида нужна была гораздо большая сила благодати. Умирающему разбойнику нужна была предсмертная благодать. Давиду же была нужна живая благодать. Разбойникъ нуждался только въ прощающей благодати, Давидъ же и въ прощающей и въ охраняющей. Давиду нужно было, чтобы благодать сопутствовала ему въ жизни и удерживала ее отъ уклоненія въ сторону. Разбойникъ же не нуждался въ охраняющей благодати. Время для нея уже прошло. Жизнь его была уже испорчена. Все, посянное въ молодости, дало обильный урожай, и наступило время пожинать горькіе плоды. Гибель грозила со всхъ сторонъ, и у него не было противоядія отъ власти грха, проникающей во вс фибры души. Его доброе имя было погублено навки, душа насквозь источена грхомъ. Онъ не могъ бы вмст съ Давидомъ славить Господа за то, что его жизнь была избавлена отъ могилы. Онъ былъ спасенъ отъ вчной смерти, обломки его души были спасены, но его жизнь была потеряна и для Господа, и для міра, и для него самого. Жизнь его не была спасена, какъ жизнь Давида, и поэтому Давидъ былъ большимъ должникомъ предъ Божіей благодатью. Мало у кого изъ людей были такія великія основанія благословлять Господа за избавленіе ихъ жизни отъ могилы, какъ у Давида.

Да, въ спасеніи есть нчто большее, чмъ одно прощеніе грховъ. Но почему? Потому что грхъ заключаетъ въ себ больше, чмъ одну вину. Люди, не знающіе этого, говорятъ: ‘если бы я былъ прощенъ сегодня, я завтра же сдлался бы прежнимъ гршникомъ’. Нтъ, это заблужденіе, это ересь говорить, что религія даетъ человку только прощеніе грховъ. Я торжественно заявляю, что она принесла бы мн мало пользы, если бы въ ней было только это. Такая религія не была бы нужна и человку, въ род Давида. Разв жизнь его была бы полной, если бы у него, кром воспоминанія о прощеніи Божіемъ, не было воспоминанія и о сил Божіей, избавившей его жизнь отъ могилы? Разв могъ бы быть тогда написанъ этотъ псаломъ? Мы вс благодарили Бога за прощеніе распятаго разбойника, но благодарили ли мы Его за избавленіе нашихъ жизней отъ вчной могилы? Могила — естественный конецъ каждой человческой жизни. Для души также естественно стремиться къ погибели, какъ брошенному камню падать на землю. Благодаримъ ли мы когда-нибудь Господа за избавленіе нашей души отъ этого? А когда мы благодаримъ Господа за наше спасеніе, имемъ ли мы тогда въ виду только спасеніе отъ ада или подразумваемъ также и избавленіе нашей жизни отъ губительной власти грха.

2. Пятно грха. Власть грха не проходитъ въ человческой жизни безслдно. Ничто въ мір не работаетъ безъ тренія. Горный потокъ прорываетъ долины по склонамъ горъ, море обтесываетъ скалы на берегу, пронесшійся ураганъ оставляетъ за собою тысячи поврежденныхъ деревьевъ, разрушенныхъ зданій. Такъ и грхъ, протекая широкой ркой черезъ человческую жизнь, оставляетъ то здсь, то тамъ груды развалинъ, обозначающихъ подобно печальнымъ памятникамъ его путь. Несмотря на все свое могущество, природа удивительно нжный и чувствительный механизмъ, и все оставляетъ на ней слдъ. Ничто не проходитъ безъ слда, но ничто не иметъ и такой поразительной реакціи, какъ грхъ.

Исторія это безсмертный памятникъ человческаго грха. Все наиболе выдающееся на ея страницахъ это пятна грха, которыхъ не могло стереть время. По большей части исторія человчества написана человческой же кровью, и когда-нибудь вс царствованія императоровъ и королей затеряются въ единственномъ всепоглощающемъ могучемъ царств, въ продолжительномъ царств грха. Все, что мы наблюдали въ исторіи, мы видимъ и въ современномъ мір. Общество поблло отъ проказы. Если бы теперь вы и уничтожили власть грха, пятно все-таки останется. И если міръ недостаточно знаетъ вину грха, не убжденъ въ ней, то во всякомъ случа онъ ясно видитъ и вполн убжденъ въ существованіи пятна грха. Мы видимъ его въ жизни окружающихъ насъ людей, видимъ его на ихъ лицахъ. Только пятно міроваго грха тревожитъ совсть міра. Пятно грха смущаетъ филантропію, безпокоитъ парламентъ и страну и не даетъ покоя пресс. Именно пятно грха провело въ литературу слово грхъ. Эта сторона грха является сюжетомъ нашихъ лучшихъ литературныхъ произведеній, ею занимается современная поэзія, благодаря ей, тысячи современныхъ книгъ проповдуютъ ученіе о Возмездіи, которое, говоря попросту, означаетъ ученіе о пятн грха. Общество оказалось недостаточно мудрымъ, чтобы понять власть грха, недостаточно религіознымъ, чтобы видть вину грха, но око не можетъ не видть пятна грха. Ему нтъ дла ни до власти, ни до вины грха, но оно вынуждено обратить вниманіе на пятно грха, потому что оно его тревожитъ и безпокоитъ, лежитъ у его дверей, является сучкомъ въ глазу. Это пятно слишкомъ омерзительное зрлище, и общество находитъ необходимымъ принять мры, чтобы избавиться отъ него. И оно начинаетъ проявлять свою дятельность: въ одномъ углу оно строитъ тюрьму это избавитъ общество отъ безпокойства, въ другомъ воздвигаетъ домъ для умалишенныхъ, чтобы незамтно сгноить тамъ безпокоящій общество сучекъ. Тутъ оно устраиваетъ больницу, тамъ кладбище. Тюрьмы, дома для умалишенныхъ, больницы все это служитъ для того, чтобы спрятать пятна грха. Въ нкоторомъ отношеніи даже хорошо, что пятно является необходимымъ спутникомъ грха. Какъ можно находить хорошую сторону и въ боли, являющейся показателемъ, что въ организм не все въ порядк, такъ есть хорошая сторона и въ пятн грха, которое показываетъ, что сила вырвалась на свободу. Общество и не подумало бы безпокоить себя изъ-за грха, если бы не это пятно. Но занимаясь уничтоженіемъ пятенъ грха, оно, быть можетъ, достигнетъ того, что уменьшитъ слегка и силу грха. Но это слабое, жалкое средство. Если бы сила грха была ясно видна, и люди стали бы бороться противъ нея съ помощью божественной благодати, міръ могъ бы въ конц, концовъ быть избавленъ отъ нея. Но люди видятъ только пятно грха и замчаютъ его поздно, когда горло добродтели уже перерзано, и это — пятно ея крови. Разумется, когда дло сдлано, не остается ничего, какъ уничтожать слды преступленія.

Но нтъ надобности идти такъ далеко и отыскивать пятна грха въ исторіи и въ обществ. Мы видимъ его не только въ жизни окружающихъ людей, но и въ своей собственной. Хотя наша совсть и не такъ чутка, какъ она могла бы быть, но пятна грха слишкомъ замтно стоятъ между нами и свтомъ. Совсть, которой мы не внимали, говорила намъ такъ часто, что ея голосъ сталъ хриплымъ и неяснымъ. Наша духовная жизнь не такова, какой она должна была бы быть, наши интеллектуальные грхи запятнали и испортили нашу память, притупили наше чувство и наполнили нашу душу подозрніями, односторонними истинами и разрушили слабую силу вры. Рдко что трогаетъ сильне, чмъ старанія пожилого человка уничтожить слды своего прошлаго, о которомъ онъ не радлъ. Это прошлое уже ушло, но оно тайно живетъ въ пятнахъ, накопившихся въ жизни, и человкъ тщетно старается стереть ихъ. А между тмъ было время, когда его одяніе было чистымъ и блоснжнымъ. ‘Берегитесь, чтобы міръ не запятналъ вашего одянія’, шепталъ ласковый внутренній голосъ, когда онъ вступалъ въ жизнь. О, какъ памятно ему первое пятно на этомъ одяніи. Много тяжелыхъ дней прошло съ тхъ поръ, но не было между ними ни одного такого мрачнаго, какъ тотъ день, ни одно пятно не выдляется на его душ такимъ зловще багровымъ цвтомъ, какъ этотъ первый грхъ. За первымъ пятномъ непосредственно послдовало и второе, потому что грхи по большей части двойники. А затмъ пошли еще и еще пятна, пока не потерялся имъ счетъ, и все платье не покрылось цлымъ узоромъ пятенъ грха. Сила Божія пришла на помощь и сдлала изъ него новаго человка, но пятна такъ глубоко проникли въ его душу, что сдлались живой ея частью. Для него стало тяжело отказаться отъ міра, оставаться чистымъ, позабыть картины, наполнявшія въ теченіе всей его жизни галлереи его воображенія, позабыть ихъ тогда, когда онъ начинаетъ думать о Бог, забыть ихъ, когда онъ преклоняетъ колна для молитвы, забыть ихъ даже тогда, когда онъ сидитъ въ храм. Его прошлая жизнь вся противъ него, и если въ будущемъ онъ можетъ даже быть религіознымъ, то слды прошлаго все-таки не могутъ не отозваться на немъ. Именно пятно грха длаетъ такимъ тяжелымъ раскаяніе для взрослаго человка, и оно является наиболе убдительнымъ аргументомъ, чтобы заставить молодого обратиться къ Господу въ юные годы, Даже ‘ангелы’, говоритъ Рэскинъ, ‘радующіеся раскаянію гршника, не могутъ не чувствовать непонятной скорби, когда они снова и снова тщетно пытаются согрть жестокія сердца своими теплыми, нжными крыльями’.

Но если пятно грха невидимо ни въ нравственной, ни въ интеллектуальной жизни, то едва ли кто-либо можетъ не замчать его въ жизни тлесной. Мы видимъ его въ жизни окружающихъ людей, но еще боле видимъ его на лицахъ этихъ людей. Порокъ отпечатывается ясно, и весь міръ — его записная книжка. И отъ полюса до полюса, везд и повсюду мы можемъ читать ее. Возьмемъ наиболе выдающійся примръ — пьяницу, который такъ пятнаетъ своимъ грхомъ тлесную жизнь, что послдствія ея сказываются и посл его смерти. Если бы завтра вс пьяницы отказались навсегда отъ своего порока, то пятна грха, оставшіяся въ ихъ тлахъ, привели бы большинство изъ нихъ, раньше или позже, къ смерти пьяницы.

Проявленія грха бываютъ какъ религіозныя, такъ и физическія, и ни одинъ грхъ не можетъ пройти ни черезъ тонкія качества ума, ни черезъ грубыя ткани тла, не оставивъ на нихъ пятна или въ вид положительнаго вреда для жизни, или же, что одинаково гибельно, въ вид предрасположенія къ повторенію того же грха. Это предрасположеніе всегда является однимъ изъ наиболе реальныхъ и страшныхъ дополненій пятна грха. Въ человческой жизни едва ли существуетъ, такъ сказать, совершенно обособленный грхъ. Многіе грхи существуютъ только благодаря предшествовавшему. Каждый грхъ, если можно такъ выразиться, иметъ свою собственную родословную и является результатомъ накопившейся силы, иначе, накопившихся пятенъ отъ массы предварительныхъ грховъ.

Такимъ образомъ, когда Петръ началъ клясться и божиться во двор первосвященника, наврно это случилось съ нимъ не въ первый разъ. Человкъ не можетъ пріобрсти сразу привычки клясться, и если о Петр сказано, что ‘тогда онъ началъ клясться и божиться’, то слова ‘тогда’ и ‘началъ’ вовсе не доказываютъ, что онъ не имлъ этой привычки и раньше. Весьма возможно, что не разъ за тяжелой работой рыбака, когда сти запутывались, когда втеръ уносилъ его челнокъ въ противоположную сторону, Петръ выходилъ изъ себя и изливалъ свой гнвъ въ проклятіяхъ. И теперь, посл нсколькихъ лтъ преданной дружбы со Христомъ, эта привычка оказывается настолько сильной въ его душ, что онъ осмливается клясться даже въ присутствіи Господа. Когда грхъ проявляется публично, это по большей части проявленіе цлой серіи грховъ, которые сдерживались до сихъ поръ самообладаніемъ. Доктрина о пятн грха не знаетъ исключеній, и мы можемъ быть увренными, что мало кто, совершивъ внезапно явный грхъ, не чувствуетъ въ душ, что это только послднее звено въ цлой цпи родственныхъ ему грховъ.

Но наиболе печальнымъ фактомъ является то, что съ пятномъ грха чрезвычайно трудно бороться. Оно почти неизгладимо, и ничто не можетъ его вполн стереть и уничтожить. Вина грха можетъ быть прощена, власть его разрушена, но пятна остаются. Слова ‘Онъ исцляетъ наши недуги’ значатъ дйствительно, что мы можемъ быть исцлены, но разрушенія, произведенныя грхомъ, должны остаться вчно. Оспа легко излечивается, но она оставляетъ свои слды. Отрубленные члены можно сростить, но рубецъ остается навсегда. Землетрясеніе продолжается дв-три секунды, но въ теченіе цлыхъ вковъ почва остается покрытой трещинами и пропастями, которыхъ не уничтожитъ время. Такъ и рубцы грха остаются на тл, душ и ум, какъ молчаливое возмездіе за прошлое, и сопровождаютъ насъ въ могилу.

И это пятно не исчезаетъ и посл нашей смерти. Всякое дйствіе человка иметъ какъ предковъ, такъ и потомство въ жизни другихъ людей. Пятна грха обладаютъ способностью распространяться и на другихъ. Чужія пятна перешли въ нашу жизнь, пятна нашей жизни отразились въ свою очередь на чужой жизни. ‘Я часть всего того, что я встрчалъ’, говоритъ Теннисонъ. Черезъ сотни лтъ посл смерти мы все еще будемъ жить — въ мысляхъ, въ склонностяхъ, во вліяніи и, быть можетъ, въ грхахъ и пятнахъ другихъ людей. Грхи отцовъ падаютъ на дтей. Какъ часто у порочныхъ родителей бываютъ душевнобольныя дти. Слды пьянства матерей выскажутся въ цломъ ряд несчастныхъ потомковъ-алкоголиковъ. И боле тонкія формы грха переходятъ точно такимъ же образомъ отъ товарища къ товарищу, отъ брата къ сестр, отъ учителя къ ученику. Такъ какъ Самъ Господь постановилъ, что проклятіе слдуетъ за нарушеніемъ закона, то даже Онъ, исцляющій наши недуги, не можетъ ничего сдлать противъ неизбжнаго пятна въ гршной жизни.

‘Возьмите мое вліяніе’, стоналъ одинъ гршникъ на лож смерти, ‘возьмите мое вліяніе и похороните его со мной’. Онъ самъ былъ спасенъ и шелъ ко Христу, но его вліяніе было противъ Христа, онъ оставлялъ его за собой. Какъ заговорщикъ, приглашенный по особой милости своего повелителя къ его столу, съ невыразимыми угрызеніями совсти думаетъ о томъ убійц, котораго онъ посадилъ въ засад у воротъ своего короля, такъ точно припоминаетъ гршникъ свое предательство и то вліяніе, которое будетъ злоумышлять противъ Господа, когда онъ самъ будетъ наслаждаться жизнью вчной. Уже изъ-за одного того, чтобы не оказаться виновнымъ въ подобной измн, слдуетъ стараться омыться отъ грха. Слдуетъ вести праведную и самотверженную жизнь хотя бы изъ-за того, чтобы ‘присоединиться къ незримому хору тхъ безсмертныхъ умершихъ, которые все еще живутъ среди насъ въ лиц тхъ, кого они сдлали лучшими своимъ вліяніемъ’.

3. Теперь мы переходимъ, наконецъ, къ третьему великому факту грха — его вин. И мы стоимъ передъ величайшимъ вопросомъ: ‘что скажетъ Господь всему этому множеству грховъ’.

Вроятно, никто изъ насъ не станетъ отрицать, что его жизнь служитъ доказательствомъ двухъ первыхъ фактовъ грха. Но, признавъ это, мы должны идти и дале. Мы вс признаемъ грхъ. Поэтому мы вс должны признать себя виновными. Сознаемъ ли мы это или нтъ, но вина неразрывно связана съ грхомъ. Физическое зло можетъ огорчить человка, но нравственное зло длаетъ его виновнымъ. Оно, быть можетъ, и не заставитъ его почувствовать себя виновнымъ, но, мы имемъ дло съ фактомъ, онъ виновенъ. Такимъ образомъ, мы виновны за наше прошлое. Не достаточно сожалть о прошломъ, мы виновны въ немъ. Мы боле чмъ гршники, мы преступники. Вотъ тутъ-то литературная концепція грха является недостаточной и требуетъ дополненія. Она ничего не знаетъ и ничему не можетъ научить относительно виновности души гршника. Мы узнаемъ это только тогда, когда придемъ къ Господу. Господь нашъ Отецъ, но Господь и нашъ Судья. И когда мы начинаемъ сознавать это, нашъ грхъ начинаетъ пріобртать мрачную окраску. Онъ длается пространне нашей жизни и внезапно кажется безконечнымъ. Весь міръ, вся вселенная участвуютъ въ немъ. Грхъ, отталкивавшій только насъ отъ самихъ себя, теперь заставляетъ Господа отвратиться отъ насъ. Мы не въ согласіи съ Господомъ. Наши беззаконія отдлили насъ отъ Него, и какимъ-то таинственнымъ образомъ мы оказались отвтственными передъ Нимъ. Мы чувствуемъ, что Господь обернулся въ нашу сторону и смотритъ на насъ такъ, какъ Онъ смотрлъ на Петра, и намъ остается только выйти и горько заплакать.

А если этотъ опытъ чуждъ нашей душ, въ насъ должно пробудиться сознаніе вины, когда мы посмотримъ на Господа. Христосъ не могъ свершить Свой земной путь безъ того, что-бы одно зрлище Его жизни не потрясло до глубины сердца всхъ, кому Онъ встртился на пути. И мы не можемъ вызвать въ своихъ мысляхъ образа Христа, столь поразительно непохожаго на насъ, не сознавъ одновременно своего грха и не почувствовавъ жгучаго стыда. И крестная смерть Христа доказала главнымъ образомъ разъ навсегда всю огромность человческой вины. Объ этомъ-то высшемъ убжденіи говоритъ Пророкъ: ‘воззрятъ на Того, Котораго пронзили, и будутъ рыдать о Немъ’.

Такое глубокое убжденіе въ грх не можетъ быть передано словами, его можно чувствовать. Оно слишкомъ глубоко для словъ. Оно наполняетъ душу невыразимой скорбью и мрачной тяжестью и исчезнетъ только тогда, когда Христосъ возвститъ Миръ.

Вотъ въ краткихъ словахъ описаніе трехъ фактовъ грха. Знать это полезно въ двухъ отношеніяхъ: они учатъ насъ познавать самихъ себя и познавать Бога. Но въ этихъ же трехъ строкахъ текста вы найдете и спасеніе. Направьте вашъ взоръ на первую власть грха, и вы поймете исуса. ‘И наречетъ Ему имя исусъ, ибо Онъ спасетъ людей Своихъ отъ грховъ ихъ’. Взгляните на вторую пятно грха, и вы постигнете праведность Христа. Вы увидите необходимость одной чистой жизни. Вы будете довольны тмъ, что былъ Одинъ, Кто сохранилъ въ мір незапятнаннымъ Свое одяніе.

Посмотрите, наконецъ, на третью, и вы увидите Агнца Божія, избавляющаго міръ отъ грха. Вы постигнете Искупленіе. Вы станете молиться:

‘Пусть кровь и вода,

‘Истекшія изъ Твоего прободеннаго ребра,

‘Будутъ двойнымъ лекарствомъ отъ грха

‘И очистятъ меня отъ его вины и власти’.

‘Онъ прощаетъ вс, беззаконія твои,
исцляетъ вс, недуги твои,
избавляетъ отъ могилы, жизнь твою’.
Пс. 102, 3, 4.

Три факта Спасенія.

Дополненіе къ бесд ‘Три факта грха’.

Въ послдней воскресной бесд мы говорили о трехъ фактахъ грха. Сегодня мы переходимъ къ тремъ фактамъ Спасенія.

Три факта грха были:

1. Вина грха ‘Онъ прощаетъ вс беззаконія твои’.

2. Пятно грха ‘Онъ исцляетъ вс недуги твои’.

3. Власть грха — ‘Онъ избавляетъ отъ могилы жизнь твою’.

Переходя теперь къ тремъ фактамъ Спасенія, мы должны подчеркнуть первыя слова каждаго стиха.

1. Онъ прощаетъ. 2. Онъ исцляетъ. 3. Онъ избавляетъ.

Каждый, являющійся въ міръ, испытываетъ на себ три факта грха, но жизнь дается каждому главнымъ образомъ для того, чтобы онъ могъ также испытать и три великіе факта Спасенія. Господь только съ этой цлью откладываетъ со дня на день кончину многихъ изъ насъ. Грхъ овладлъ нами, и Господь даетъ намъ время побороть его съ помощью благодати, время найти въ нашей жизни три факта Спасенія противъ трехъ фактовъ грха. Мы находимся между двумя рядами фактовъ свтлыхъ и темныхъ, и жизнь наша — это поле сраженія, на которомъ они борются до послдней крайности. Если побждаетъ свтлая сторона — наша жизнь свтла, мы спасены. Если побда на сторон темной наша жизнь меркнетъ, мы погибли.

Мы видли дйствіе этихъ трехъ фактовъ грха въ нашей жизни, мы видли, что они не только проникаютъ въ жизнь, но незамтно подрываютъ ее, сторожатъ каждую удобную минуту, чтобы броситься и овладть ею. И вотъ, при вид) грха, разрушающаго нашу жизнь, у насъ невольно является вопросъ: ‘что мн длать, чтобы спастись?’

Прежде всего, мы приложимъ этотъ вопросъ къ власти грха факту, наиболе касающемуся нашей жизни, и спросимъ: ‘что мн длать, чтобы спастись отъ власти грха?’ Большинство изъ насъ, главнымъ образомъ, ожидаетъ и требуетъ отъ религіи — хотя это и не самый глубокій опытъ,— чтобы она спасла насъ отъ чего-то ощущаемаго нами въ себ, отъ чего-то ужаснаго, влекущаго насъ къ погибели. Это ‘что-то’ пріобрло надъ нами какую-то непонятную власть, заставляетъ насъ неизмнно поступать дурно, хотимъ ли мы этого или нтъ, повидимому, это ‘что-то’ не ослабваетъ отъ постояннаго дйствія, но съ каждымъ днемъ растетъ и усиливается. Даже истинный христіанинъ знаетъ, что эта страшная, грозная сила вчно стоитъ на сторож у его дверей, и что если онъ, напримръ, позабудетъ помолиться утромъ, она непремнно причинитъ какой-нибудь вредъ его жизни, прежде еще чмъ окончится день. Если онъ не молится постоянно, то эта сила помимо его воли, самымъ естественнымъ образомъ, направляетъ его жизнь къ погибели. И откуда бы ни взялась эта сила, какова бы она ни была, но она существуетъ, это — фактъ, и первый практическій вопросъ религіи, возникающій во многихъ умахъ — это: ‘что длать, чтобы спастись отъ этого неизбжнаго, универсальнаго и ужаснаго факта грха?’

По всей вроятности, вс мы уже испытали на себ въ извстной дол вліяніе этого факта, и вс мы можемъ отчасти объяснить, что мы длаемъ, чтобы спастись отъ него.

Нкоторые изъ насъ, напримръ, на вопросъ, какимъ фактомъ Спасенія они пользуются для борьбы съ властью грха, могли бы отвтить, что они стараются употребить вс усилія, чтобы противостоять ей и поступать хорошо. Да, это весьма важная вещь, когда человкъ длаетъ все возможное для этого. Но два вопроса помогутъ испытать пригодность этого метода. Спросимъ, во-первыхъ, насколько успшны ваши старанія? А во-вторыхъ, не могли бы вы употребить еще большихъ? И если бы мы были чистосердечны, мы отвтили бы, что намъ не всегда удавались наши старанія не поддаваться власти грха, и что въ нкоторыхъ случаяхъ мы могли бы поступить много лучше. Достигнутые же результаты показываютъ, что этотъ фактъ Спасенія не отвчаетъ цли и что его нужно отложить въ сторону.

Затмъ, люди стараются бороться съ властью грха, вполн отдаваясь какому-нибудь излюбленному занятію: дламъ, литератур или чему-нибудь иному. Думаютъ, что грхъ приходитъ только въ часы бездлья, и люди стараются не имть свободныхъ часовъ. Но разв наше дло не является иногда само по себ непрерывнымъ грхомъ? А помимо того, не будетъ у человка свободныхъ часовъ найдутся свободныя минуты, а грхъ можетъ овладть человкомъ и въ одну секунду. Большинство грховъ совершается внезапно, моментально. Правда, часто нужны цлые часы, чтобы совершить грхъ, но мысль о грх рождается въ одно мгновеніе, воля соглашается, и дло сдлано. Ясно, что не въ занятіяхъ и не въ длахъ спасеніе.

Иные ищутъ спасенія въ отдаленіи отъ міра, въ затворничеств. Но они забываютъ, что грхъ живетъ не только среди гршнаго міра, но и внутри гршнаго сердца, что онъ такъ же успшно проникаетъ въ уединенную келію пустынника, какъ и въ нечестивый міръ вокругъ нея. Итакъ, мы видимъ, что и одиночество не даетъ спасенія.

Ищутъ люди убжища отъ власти грха и въ религіозности, въ посщеніи храма, въ религіозномъ обществ и въ чтеніи. Но и среди четырехъ стнъ храма, и на страницахъ религіозныхъ книгъ вы найдете такъ же мало помощи для противленія грху, какъ и въ театральномъ зал или же въ томикахъ современныхъ романовъ. Правда, въ первыхъ вы найдете, быть можетъ, меньше искушеній, но не больше силы. Одни религіозные обряды не въ силахъ уничтожить власть грха, и доказательствомъ этого служатъ примры многихъ людей, которые, посл многихъ лтъ посщенія церкви, открывали, что власть грха ничуть не ослабла въ ихъ душ и попрежнему влечетъ ихъ ко всякимъ порокамъ. Значитъ, и религіозность безсильна помочь намъ освободиться отъ владычества грха.

Наконецъ, многіе изъ насъ ищутъ спасенія въ доктринахъ. Мы склонны думать, что доктрины, носящія религіозныя названія, обладаютъ также и религіозной силой. Но въ дйствительности можно въ совершенств изучить теорію грха и ничего не знать о способахъ бороться съ нимъ. Часто случалось, что перо работало надъ книгой о доктрин грха, а душа писавшаго неслась къ погибели, такъ какъ не знала спасенія отъ его власти.

Но существуетъ доктрина, съ которой особенно соединено слово ‘Спасеніе’ и въ которой многіе надются найти освобожденіе отъ власти грха. Это доктрина объ Искупленіи. Но, какъ ни кажется это невроятнымъ, даже само Искупленіе не есть отвтъ на вопросъ: ‘что мн длать, чтобы спастись отъ власти грха?’ Отвтъ всецло зависитъ отъ Искупленія, но это не Искупленіе. Искупленіе не фактъ спасенія, избавляющій гршника отъ власти грха. Если бы вы увровали въ Искупленіе сегодня и вполн убдились бы, что ваши прежніе грхи прощены, это вовсе не было бы гарантіей того, что завтра же вы не сдлались бы снова такимъ же гршникомъ, какимъ были до сихъ поръ. Искупленіе вовсе не сила, непрерывно дйствующая противъ грха. Искупленіе иметъ дло съ однимъ моментомъ. Мы сейчасъ пояснимъ это. Мы говоримъ о жизни, мы ищемъ чего-нибудь, способнаго вліять на нее, чего-нибудь, могущаго избавить ее отъ могилы. И только человкъ, жизнь котораго не избавлена отъ могилы, можетъ врить въ Искупленіе.

Не случалось ли вамъ когда-нибудь, гуляя раннимъ утромъ, проходить мимо простой деревенской мельницы и наблюдать, какъ мельникъ пускаетъ въ ходъ ея несложный механизмъ? Онъ открываетъ затворы, и вода, выпущенная черезъ шлюзы, начинаетъ литься на колесо, которое остается неподвижнымъ. Но вотъ мельникъ поворачиваетъ его своей сильной рукой разъ-другой и затмъ предоставляетъ вод двигать его въ теченіе цлаго дня. Конечно, это плохое сравненіе, но смыслъ его въ томъ, что Искупленіе — это первый великій толчекъ, какой даетъ Господь колесу жизни христіанина на зар его обращенія. Безъ этого перваго толчка невозможно дальнйшее движеніе, но одинъ онъ еще недостаточенъ, чтобы поддерживать это движеніе. Вода жизни должна литься живымъ потокомъ въ теченіе всего рабочаго дня и не переставая давать ему свою силу, пока дло и жизнь не будутъ окончены.

Итакъ, на дл все въ спасеніи зависитъ отъ того, насколько ясно усвоена нами эта великая истина. Грхъ это сила, дйствующая въ нашей жизни, и бороться съ ней можетъ только другая такая же сила. Фактъ грха дйствуетъ въ теченіе всей нашей жизни, точно также долженъ непрестанно дйствовать противъ него и фактъ Спасенія. Смерть Христа или Искупленіе примиряетъ насъ съ Богомъ, длаетъ возможной для насъ религію и указываетъ силу, которая поможетъ намъ бороться съ Грхомъ и избавитъ нашу жизнь отъ могилы. Вода Жизни, истекающая изъ жизни Христа вотъ эта сила.

Своей жизнью Онъ избавляетъ мою жизнь отъ могилы. Эта власть, по словамъ Павла, избавила его жизнь отъ могилы. Жизнь Христа, а не Его смерть, вошла въ жизнь Павла, поглотила и преобразовала ее. ‘Христосъ во мн’, говоритъ онъ. Таковъ глубочайшій смыслъ словъ, въ которыхъ Павелъ даетъ истинный отвтъ на вопросъ ‘что мн длать, чтобы спастись?’ и какими описываетъ первый великій фактъ Спасенія, тонко и опредленно отличая его отъ другихъ. ‘Ибо если, будучи врагами, мы примирились съ Богомъ смертью Сына Его, то тмъ боле, примирившись, спасемся жизнью Его (Римл. V, 10).

‘Спасемся жизнью Его’, говоритъ Павелъ. Въ этихъ словахъ Павла нтъ и намека на неблагоговйное отношеніе къ Искупленію. Онъ только указываетъ одинъ изъ великихъ фактовъ Спасенія. Если Господь даетъ силу искупающую одной рукой, а силу спасающую — другой, то тутъ не можетъ быть никакого соперничества между ними. Об силы отъ Господа. И если вы назовете одну оправданіемъ, а другую — освященіемъ, то Господь тмъ не мене Создатель ихъ обихъ. И если Павелъ, какъ будто, беретъ кое-что изъ одной доктрины и прибавляетъ къ другой, онъ ничего не отнимаетъ у Господа. Искупленіе отъ Господа, но и сила противиться грху также отъ Господа. Когда мы говоримъ, что спасаемся смертью Христа, мы говоримъ истину. И когда Павелъ говоритъ, что ‘мы спасемся жизнью Его’ — это тоже истина. Христосъ все и во всемъ, начало и конецъ. Но когда мы говоримъ о какомъ-нибудь факт грха, позвольте намъ сказать и о соотвтствующемъ факт благодати. И когда мы нуждаемся въ сил, избавляющей нашу жизнь отъ погибели, дайте намъ воспользоваться и даромъ, даннымъ Господомъ для нашей жизни. Израильтянамъ, ужаленнымъ въ пустын змями, никогда не приходило въ голову лечить рану манной, потому что манна была предназначена для поддержанія жизни. Имъ былъ данъ для этого мдный змй. Манна не могла бы исцлить ихъ грхи, какъ не могъ мдный змй спасти ихъ отъ голодной смерти. Предположимъ, что они сказали бы: ‘Теперь мы излечены этимъ змемъ, мы здоровы и не нуждаемся больше въ манн. Змй все исправилъ, и мы чувствуемъ себя прекрасно. Въ результат получилась бы голодная смерть. Человкъ, безъ сомннія, былъ исцленъ, но ему нужно было жить и, если бы онъ пересталъ питаться манной, онъ ослаблъ бы и умеръ отъ истощенія. Онъ умеръ бы по естественному закону природы безъ всякихъ постороннихъ причинъ. Манна была пища, данная Господомъ Израильтянамъ, чтобы поддерживать ихъ жизнь посл того, какъ змй избавилъ ихъ отъ смерти. И если бы они не стали сть манны, то, по естественному ходу вещей, должны были бы умереть. И тутъ нтъ никакого соперничества между этими двумя вещами: манна была отъ Господа, и мдный змй былъ отъ Него же. Но это два различные дара съ различнымъ назначеніемъ. Змй далъ жизнь, но не могъ поддерживать и сохранять ее, манна питала жизнь, но не могла дать ее, И хотя Израильтяне были спасены змемъ, имъ не приходило въ голову питаться имъ.

Примнимъ это къ нашему вопросу. Искупленіе Христа — это мдный змй, жизнь Христа — это манна, хлбъ жизни. Хлбъ не даетъ прощенія нашимъ грхамъ, какъ смерть не можетъ поддержать нашу жизнь. Искупленіе не избавляетъ нашу жизнь отъ могилы, не охраняетъ ее изо дня въ день отъ власти Грха. Но мы спасаемся, по словамъ Павла, Его жизнью. Мы не можемъ жить смертью. Mors janua vitae — смерть врата жизни. И войдя въ жизнь черезъ врата смерти Христовой, мы спасаемся жизнью Его.

Поэтому одно быть спасеннымъ смертью Христа и совершенно иное быть спасеннымъ Его жизнью, и хотя оба выраженія правильны, но выраженіе быть спасеннымъ смертью Христа будетъ мене библейскимъ, чмъ быть спасеннымъ жизнью Христа. И въ вышеприведенной убдительной антитез Павелъ въ обычной сжатой форм выразилъ свой глубокій взглядъ на спасеніе. ‘Если, будучи врагами, мы примирились смертью Христа, то теперь мы спасемся жизнью Его’.

Такимъ образомъ, первымъ фактомъ Спасенія, какой можно противопоставить первому факту грха, являются не наши собственныя усилія, не наша религіозность, не доктрина, не Искупленіе или смерть Христа, но только сила жизни Христа. Онъ избавляетъ мою жизнь отъ могилы. Какимъ образомъ? Своею жизнью. Вотъ фактъ Спасенія. Чтобы спасти жизнь, нужна жизнь, чтобы побороть силу — нужна сила. Грхъ — это сила не умирающая, непрерывно дйствующая въ нашей жизни. И ему можно противопоставить только такую же безсмертную, неустанно дйствующую силу. Но во всемъ мір существуетъ только одна такая сила, единственная способная побдить силу грха — это сила жизни Христа. Господь зналъ всю силу грха въ человческой душ, когда далъ такую великую помощь. Онъ зналъ, какъ великъ грхъ, все предвидлъ и потому послалъ противъ него живого Христа. Вотъ точная ужасная оцнка грха. Господь видлъ, что ничто иное не можетъ помочь. Было бы безполезно дать намъ религію и предоставить насъ самихъ себ. Нельзя было оставить наши, склонныя къ грху, сердца искать спасенія въ религіи, философіи и наук. Христосъ долженъ былъ пріити Самъ и жить съ нами, сдлать насъ Своимъ жилищемъ. И такимъ образомъ, когда мы живемъ, это не мы живемъ, но Христосъ живетъ въ насъ, и въ нашей плотской жизни мы должны жить силой Сына Божія.

Что же теперь должны мы длать, чтобы спастись?

Прими Господа исуса Христа, и ты будешь спасенъ Рабъ тысячи грховъ, прими Господа исуса Христа въ твою жизнь, и жизнь твоя, растраченная жизнь, еще можетъ быть спасена отъ могилы. Прими Господа исуса Христа и ты, умиравшій отъ голода на чужбин, возвратишься въ домъ Отца твоего. Ты не просишь, чтобы Отецъ принялъ тебя въ Своемъ дом, ты никогда не сомнвался въ томъ, что будешь хорошо принятъ, но ты ищешь средствъ для существованія, ты ищешь силы. Ты ищешь силы быть врнымъ, быть чистымъ, быть свободнымъ отъ власти грха. ‘Что долженъ я сдлать, чтобы спастись отъ грха? Какая сила освободитъ меня отъ него?’ Сила живого Христа. ‘Тмъ, которые приняли Его, Онъ далъ власть быть чадами Божіими’. ‘Власть быть чадами Божіими’ — вотъ великій фактъ Спасенія. Прими Господа исуса Христа и ты будешь спасенъ.

Поэтому Христосъ — это Сила Божія, дающая спасеніе, контръ-фактъ власти грха, ведущей къ погибели. Христосъ есть Путь — Онъ также Истина и Жизнь. Эта сила, эта жизнь достижимы для насъ въ каждый моментъ нашего существованія, также близки, такъ же свободны и обширны, какъ воздухъ, которымъ мы дышемъ. Нсколько словъ молитвы утромъ, и ваша дневная жизнь обезпечена. Молитвенный вздохъ вечеромъ, и благословеніе нисходитъ на вашъ ночной отдыхъ. Такимъ образомъ, наша жизнь избавляется отъ могилы. Мало-по-малу мы оживаемъ, мало-по-малу мы спасаемся отъ нетлнія. Чмъ усердне ваша молитва, тмъ больше избавляется ваша жизнь отъ могилы. Чмъ сильне льется вода жизни, тмъ большее число оборотовъ длаетъ великое колесо жизни. Поэтому пусть всякій, кто хочетъ спастись, щедро пользуется водой жизни. Если хотите спастись — дышите дыханіемъ жизни. А если не можете, молите, чтобы Господь услышалъ ваши стенанія и далъ вамъ силу. Все намъ дастся, если только мы будемъ просить. Щедрость Господа превосходитъ наши самыя смлыя ожиданія, и самый послдній изъ насъ получитъ несравненно больше, чмъ онъ проситъ и желаетъ.

Второй фактъ Спасенія, соотвтствующій второму факту грха — пятну грха, заключается въ словахъ ‘Онъ исцляетъ вс недуги твои’. Пятно грха гораздо боле сложная вещь, чмъ даже власть грха. Причина въ томъ, что большая часть этого пятна лежитъ не въ нашей собственной жизни. Если бы оно лежало темными брызгами только на нашей жизни, мы могли бы постараться стереть ихъ. Но эти пятна перешли и на другія жизни и оставили свое ужасное клеймо — наше клеймо — на каждой душ, которую мы заразили, быть можетъ, въ самомъ отдаленномъ прошломъ.

Одинъ юноша лежалъ на смертномъ одр. Онъ умиралъ истиннымъ христіаниномъ, но на чел его лежала мрачная тнь. Готовый испустить послднее дыханіе, онъ попросилъ друзей, окружавшихъ его смертное ложе, приблизиться и прошепталъ имъ: ‘Возьмите мое вліяніе и похороните его со мной’. Онъ стоялъ на порог славы, но пятно грха горло огнемъ въ его прошломъ. Похоронить съ нимъ его вліяніе! Нтъ, его вліяніе нельзя было похоронить. Жизнь его ушла къ Господу, даровавшему ее, но его вліяніе было противъ Христа. Будущее его принадлежитъ Господу, но непогребенная часть прошлаго осталась навсегда противъ Него. Мрачная тнь на лиц многихъ умирающихъ бываетъ часто вызвана удручающей мыслью о сил и вліяніи, потерянныхъ для Христа, мыслью о томъ, что хотя они сами умираютъ христіанами и что вина ихъ прощена и жизнь ихъ спасена отъ погибели, но что зараза ихъ прошлаго остается на земл и что они виновники многихъ гнойныхъ язвъ у спутниковъ ихъ жизни.

Что же мн длать, чтобы спастись отъ пятна грха? Подведите итоги вашему вліянію и постарайтесь узнать, насколько оно было посвящено Христу. Тогда употребите вс усилія, чтобы уничтожить все то, что было сдлано противъ Него. Никакимъ инымъ способомъ вы не можете уничтожить его. Это самая темная сторона вашей жизни. Пятно Грха на вашей душ еще не самое важное. Это пятно можно отчасти уничтожить. Есть въ нашемъ прошломъ не мало открытыхъ ранъ, видъ которыхъ можетъ заставить содрогнуться даже небо. Но Господь излечиваетъ ихъ. Онъ стираетъ ихъ какъ изъ Своей, такъ и изъ нашей памяти. Если бы эти наши пятна были неизгладимы, жизнь наша была бы непрерывной агоніей. Но спасеніе пришло въ нашу душу. Господь помогаетъ вамъ въ вашихъ стараніяхъ исправить разрушенную жизнь. Онъ спасаетъ твою дупіу, исцляетъ вс твои недуги! А душа твоего брата, его недуги? Самыя худшія изъ вашихъ пятенъ распространились далеко вокругъ и, быть можетъ, Господь хочетъ излечить ихъ, ниспосылая вамъ благодать, чтобы бороться съ ними. Вы должны возвратиться къ вашему прошлому и передлать все сдланное вами. Вы должны разыскать чужія души, загрязненныя вашими кровавыми пятнами, и стереть эти пятна. Быть можетъ и не вы были причиной ихъ грха, но вы не постарались вывести ихъ изъ него, вы не показывали имъ, что вы христіане. Вы оставили по себ худшую память и худшую славу, чмъ это было въ дйствительности. Вы старались показать, что вы не отличаетесь отъ нихъ, что у васъ общіе съ ними источники счастья. Вы скрывали отъ нихъ силу, сохранявшую васъ отъ грха. Вы не допускали ихъ въ тайный покой вашего дома, гд они могли бы увидть васъ колнопреклоненными, они не знали, что вы дважды въ день раскрываете свою Библію. И вс эти умолчанія были пятномъ и грхомъ вашимъ. А мы знаемъ, что это большая несправедливость, худшее зло, какое мы можемъ оказать другу сохранить отъ него нашу лучшую тайну и предоставить ему спокойно идти въ адъ, въ то время, когда мы сами направляемся къ небу.

И если мы не можемъ похоронить все наше вліяніе, то будемъ благодарны Господу за то, что Онъ позволяетъ намъ уничтожать его то здсь, то тамъ. Будетъ ли это слуга въ кухн, клеркъ за сосднимъ столомъ или сосдка, мы должны пойти къ нимъ и съ помощью Божіей благодати уничтожить это пятно. И пусть мысль, что многое изъ сдланнаго нами не можетъ быть никогда уничтожено, что многія, зараженныя нашимъ грхомъ, жизни ушли уже въ вчность, что, даже стоя на Суд по правую сторону отъ трона Христа, мы можемъ увидть слва между гршниками яркія пятна нашихъ собственныхъ грховъ, пусть эта мысль заставитъ насъ поторопиться съ уничтоженіемъ вліянія нашего прошлаго и поможетъ намъ сохранить остающіеся намъ дни для Христа.

Поэтому второй фактъ спасенія можетъ быть осуществленъ Господомъ и отчасти нами: Господомъ по отношенію къ намъ и Господомъ и нами по отношенію къ другимъ. Онъ исцлитъ наши недуги, а мы должны излить бальзамъ, который Онъ намъ даетъ, на раны, вызванныя нашими грхами.

Наконецъ, третій фактъ грха это вина, а третій фактъ Спасенія прощеніе. ‘Онъ прощаетъ вс беззаконія твои’. Первый нашъ вопросъ былъ вызванъ жизнью, второй, главнымъ образомъ,— памятью, третій же возникаетъ изъ глубины нашей совсти.

Нашъ первый вопросъ, когда мы смотрли на будущее, былъ: ‘Гд я найду силу?’ Теперь глядя въ прошедшее, мы спрашиваемъ себя: ‘Гд я найду прощеніе?’ Вопросы, возбуждаемые совстью, самые глубокіе вопросы. И если человкъ никогда не мучился вопросомъ: ‘Гд я найду прощеніе?’ — значитъ онъ никогда не прислушивался къ голосу своей совсти, никогда не задумывался надъ тмъ, что для него всего важне. Для человка недостаточно имть въ виду свою жизнь, онъ долженъ думать и о Господ. Недостаточно еще, если онъ откроетъ пятно прошлаго и сокрушенно скажетъ: ‘согршилъ’. Онъ долженъ сознать вину своей жизни и сказать: ‘согршилъ противъ Господа’. Фактъ спасенія, соотвтствующій факту вины, хотя и боле остальныхъ бросается въ глаза, но длается яснымъ человку только тогда, когда онъ чувствуетъ себя виноватымъ и, какъ бдный гршникъ, стоитъ съ мольбой о прощеніи передъ Божественнымъ Судьей.

Тогда для него уже недостаточно призывать силу Божію противъ власти грха. Мы уже видли, что фактъ, противопоставленный вин грха, никогда не можетъ-быть противопоставленъ власти грха, какъ фактъ, соотвтствующій власти грха, не годится для факта вины. Манна была нужна человку для жизни, но она была безсильна исцлить его вину. Ничего не значитъ, что отнын онъ принялъ доброе намреніе никогда больше не гршить, что онъ проситъ Христа пріити жить съ нимъ, сокрушить власть грха и избавить его жизнь отъ могилы. Онъ долженъ прежде подвести итоги своего прошлаго, дать отчетъ въ немъ. Доброе намреніе поступать въ будущемъ всегда хорошо очень похвально, но какъ же быть съ прошлымъ? Господь требуетъ отчета въ немъ. Для насъ, быть можетъ, было бы удобне позабыть это прошлое. Но Господь не можетъ забыть его. Мы поступили дурно и должны понести наказаніе. Дурные поступки должны быть наказаны — должны, это заключается въ одномъ изъ фактовъ грха. Поэтому наказаніе должно заключаться въ одномъ изъ фактовъ Спасенія. А разъ это не заключается въ первыхъ двухъ, то оно должно быть гд-нибудь въ третьемъ.

Наказаніе за грхъ — это смерть: ‘въ день, въ который ты вкусишь отъ него — смертью умрешь’. Поэтому смерть есть наказаніе, которое и должно заключаться въ одномъ изъ фактовъ Спасенія. Мы не нашли его въ первыхъ двухъ, значитъ оно должно быть гд-то въ третьемъ. Этого мало, если гршникъ кается и смиренно общаетъ никогда больше не гршить, мало, если онъ начнетъ оправдываться и на колняхъ молить, чтобы Господь позабылъ о его прегршеніяхъ и сжалился надъ его злополучнымъ прошлымъ. Господь не сказалъ: ‘въ день, когда ты вкусишь отъ него, я сжалюсь надъ тобой. Въ день, когда ты вкусишь отъ него, ты станешь оправдываться или наврное раскаешься’. Но Онъ ясно сказалъ: ‘въ день, въ который ты вкусишь отъ него, смертью умрешь’. Значитъ, одну только смерть и ничего помимо смерти не долженъ заключать въ себ фактъ Спасенія, если только Спасеніе существуетъ.

Если вы поймете и почувствуете этотъ фактъ, эту печальную необходимость смерти, то остальное вполн ясно. Мы вс знаемъ, кто заслужилъ смерть. Вс мы также знаемъ, Кто перенесъ ее. Мы знаемъ, что мы небыли язвены за грхи наши, мы не были мучимы за беззаконія наша. Но мы знаемъ, Кто былъ язвенъ и мучимъ. Господь поступилъ сообразно нашимъ беззаконіямъ не съ нами, но мы знаемъ съ Кмъ. Мы знаемъ, Кто пострадалъ на крест за наши грхи — Единственный непорочный, не имющій грховъ. Мы знаемъ, Кто былъ вознесенъ, какъ змй въ пустын, Кто, Праведный, умеръ за неправедныхъ. Если мы знаемъ все это, мы знаемъ и великій фактъ Спасенія, потому что онъ въ этомъ.

Остается отвтить еще на одинъ вопросъ. Какимъ образомъ бдный гршникъ можетъ воспользоваться этимъ фактомъ Спасенія? Вруя во Христа. Вотъ единственный путь. Искупленіе — фактъ, прощеніе также фактъ. Пусть же онъ вритъ въ нихъ. Онъ не понимаетъ ихъ? Но отъ него и не требуется пониманія. Самый лучшій способъ по отношенію къ факту — это врить, и кто вритъ въ Него, тотъ не погибнетъ, но будетъ имть жизнь вчную. Хорошо также понять этотъ фактъ, и если вы можете, попытайтесь сдлать это, но прежде вы должны увровать въ него. Это — фактъ, и ваше непониманіе ничего не отниметъ и не прибавитъ къ нему, фактъ останется фактомъ. Смерть Христа всегда останется фактомъ. Прощеніе грховъ всегда будетъ фактомъ. Вы признали фактъ грха, признайте же и фактъ спасенія. Искупленіе, по вашимъ словамъ, смущаетъ васъ. Вы не вполн понимаете его, чмъ боле вы думаете, слушаете и читаете, тмъ боле оно становится таинственнымъ. Ну, пусть и будетъ таинственнымъ!

Какъ то недавно одинъ студентъ пришелъ къ профессору богословія и спросилъ его, сколько времени тотъ употребилъ на то, чтобы понять доктрину Искупленія. Профессоръ отвтилъ, что онъ употребилъ на это всю свою жизнь. Думая, что тутъ недоразумніе, молодой человкъ обратился къ другому профессору съ вопросомъ: ‘Сколько времени нужно употребить на то, чтобы понять Искупленіе’. Профессоръ посмотрлъ на него, подумалъ и сказалъ: ‘Вчность! Вчность, но я не пойму его и тогда’.

Сегодня мы имли дло съ фактами, и мы не должны огорчаться, если мы не понимаемъ ихъ. Какъ можно понять любовь Божію? Разв доступно пониманію прощеніе Божіе? ‘Онъ прощаетъ беззаконія мои’. Вотъ фактъ. Какое доказательство поможетъ, если вамъ недостаточно дла Божія? Провряйте фактъ, сколько хотите, изслдуйте его, насколько это доступно, только примите его, прежде всего примите его. Вы останавливаете вашу жизнь, ожидая, пока вы произведете это изслдованіе. Вы задерживаете ваше спасеніе. Лучше провести годъ въ незнаніи, чмъ прожить день непрощеннымъ. Ожидая, вы заражаете другія жизни, пока вы ожидаете, ваше вліяніе дйствуетъ противъ Христа. Лучше провести всю жизнь въ невдніи, чмъ допустить, чтобы ваше вліяніе дйствовало противъ Христа. Многое въ религіи дло одной вры. Но когда мы доходимъ до Искупленія, вс мы почему-то длаемся раціоналистами. Мы желаемъ разобрать эту доктрину и понять ее, какъ будто она нчто такое же опредленное, какъ мы сами, какъ будто она можетъ быть объята нашимъ узкимъ умомъ, какъ будто Господь не зналъ, что мы не можемъ понять ее, когда Онъ сказалъ: ‘Вруйте’, а не: ‘Разумйте’. Мы не раціоналисты, когда дло касается любви Божіей или вры или молитвы. Мы не требуемъ теоріи любви, когда мы начинаемъ любить, или теоріи молитвы, когда начинаемъ молиться. Когда къ исусу принесли разслабленнаго, Онъ именно сказалъ: ‘Чадо, прощаются теб грхи твои’, и человкъ тотчасъ же поврилъ этому. Онъ не спросилъ: ‘Но почему Ты долженъ простить меня и какимъ образомъ Ты прощаешь мои грхи? Я не вижу какое отношеніе Ты имешь къ моимъ грхамъ’. Нтъ, онъ призналъ фактъ. И онъ тотчасъ всталъ и пошелъ въ домъ свой, славя Бога. Дло въ томъ, что если мы хотимъ пріити къ Христу, мы не должны задавать вопросовъ. Наша душа будетъ полна Имъ. Мы должны оставаться въ области вчныхъ фактовъ, и мы должны тотчасъ увровать въ нихъ. По меньшей мр мы должны увровать въ Него, нашего Спасителя, сумму всхъ фактовъ Спасенія, единственнаго Избавителя отъ всхъ фактовъ грха. Если же вы не хотите принять Спасенія, какъ фактъ, примите Господа исуса Христа, какъ даръ, по отношенію же къ дару вопросы неумстны. Примите же Господа исуса, какъ даръ и вы будете спасены отъ власти, пятна и вины грха, потому что Его Сила, Его Слава. Аминь.

‘Не удивляйся тому, что Я сказалъ теб:
должно вамъ родиться свыше’.
оан. III, 7.

Не удивляйтесь.

Каждый человкъ вступаетъ въ міръ преисполненнымъ удивленія передъ окружающими его чудесами, и вся его дальнйшая жизнь — одно продолжительное усиліе вырваться изъ этой атмосферы удивленія. Съ того момента, когда онъ открываетъ глаза, и до той минуты, когда онъ закрываетъ ихъ передъ послднимъ величайшимъ предметомъ удивленія — Смертью, это чувство удивленія не покидаетъ его. Между этими двумя чудесами, первымъ пробужденіемъ и послднимъ сномъ, протекаетъ его жизнь — одинъ продолжительный вздохъ тайны.

Это чувство удивленія вовсе не дурное чувство, хотя все-таки надо стараться избавиться отъ него. Это одинъ изъ первыхъ даровъ Божіихъ, одинъ изъ лучшихъ Его даровъ, но польза его какъ для дтскаго, такъ и для зрлаго возраста зависитъ отъ того, во что переходитъ это чувство удивленія и замняется ли оно въ ум человка знаніемъ. Поэтому Господь устроилъ такъ, что это стремленія удивляться связано у насъ съ такимъ же стремленіямъ освободиться отъ него.

Вроятно, всякаго изъ васъ поражало удивленія ребенка передъ окружающимъ его міромъ, но еще боле поразительно его желаніе освободиться отъ этого удивленія. Оно заставляетъ его непрерывно стремиться въ область знанія, въ область фактовъ. Постоянные вопросы, нетерпливое отношеніе къ своему незнанію, ненасытная жажда объясненій, все это симптомы какъ удивленія, такъ и желанія избавиться отъ него. И если въ зрлые годы гордость и осторожность заставляютъ взрослаго человка скрывать это удивленія, то все-таки это чувство проявляется у него, хотя въ иномъ вид: въ изслдованіяхъ, въ сомнніи, въ запросахъ. И нтъ въ жизни человка боле радостнаго момента, чмъ тотъ, когда удивленіе переходитъ въ знаніе истины, когда разумъ озаряетъ внезапнымъ свтомъ ищущую душу, и знаніе шепчетъ: ‘Не удивляйся!’.

Существуютъ три способа, какими люди различнаго характера стараются избавиться отъ этого чувства удивленія. Они ищутъ этого избавленія въ знаніи, въ тайн или въ невжеств. Первое знаніе удовлетворяетъ чувство удивленія. Второе тайна увеличиваетъ его. Третье — невжество разрушаетъ его. Не удивляйся ничему, твердитъ невжество, все равно ты ничего не можешь знать. Удивляйся еще больше, шепчетъ тайна, потому что ты ничего больше не узнаешь. Не удивляйся, говоритъ знаніе, потому что ты знаешь достаточно. Въ приведенномъ текст Христосъ также говоритъ: ‘Не удивляйся!’

Обыкновенно, большинство людей пользуется для этого, по отношенію ко всмъ вопросамъ, за исключеніемъ одного, послднимъ и единственно разумнымъ способомъ знаніемъ. Исключеніе составляетъ религія. Люди не хотятъ дать себ труда серьезно изучать религію. Они утверждаютъ, что въ ней слишкомъ много чудеснаго. Когда что-нибудь мірское вызываетъ удивленіе въ человк, онъ старается познакомиться съ нимъ, изслдовать его и въ знаніи находитъ удовлетвореніе. Но когда это чувство удивленія вызывается чмъ-нибудь священнымъ, онъ обыкновенно ищетъ успокоенія въ тайн, хотя именно тайна и увеличиваетъ чувство удивленія, или въ невжеств, т. е. игнорируетъ это чувство. Люди всегда смотрятъ на религію, какъ будто она не заключаетъ въ себ ничего человческаго, какъ будто ея принципы расходятся съ здравымъ смысломъ, но если люди поступаютъ вполн правильно, выдляя религію изъ ряда остальныхъ предметовъ, то она все-таки пострадала гораздо боле отъ взгляда на нее, какъ на что-то исключительно сверхъестественное, чмъ пострадала бы отъ взгляда, какъ на что-то исключительно естественное. Люди, которые были бы ужасно сконфужены и смущены, если бы ихъ уличили случайно въ незнаніи какихъ-нибудь наукъ, совершенно не стыдятся говорить громко ‘я не знаю’, когда дло коснется религіи. Точно также лица, посчитавшія бы полной недобросовстностью неточность или уклончивость въ интеллектуальныхъ вопросахъ, находятъ вполн честнымъ, когда дло касается вопросовъ религіи, обходить и оставлять въ сторон вс встрчающіяся затрудненія. Неисповдимость Господа сдлалась оправданіемъ нерадивости по отношенію къ Нему, божественная безконечность — предлогомъ для человческаго невжества, а духовность небесныхъ законовъ — извиненіемъ, слабости и неотвтственности на земл. Поэтому бываютъ случаи, когда это чрезмрное удивленіе является неумстнымъ, и потому Христосъ говоритъ намъ, чтобы мы не удивлялись.

Но изъ всхъ предметовъ, такъ охотно изгоняемыхъ людьми въ область невдомаго, чаще всего подвергается этому вопросъ о возрожденіи. Предполагаемый въ немъ мистическій элементъ признается даже самыми интеллигентными людьми полнымъ основаніемъ не стараться понять его и этимъ же оправдывается всякая неудача при попыткахъ объяснить его.

Извстный учитель Израилевъ, удостоившійся безсмертной бесды о Возрожденіи, является подходящимъ примромъ. Именно онъ стоялъ на порог этого гибельнаго отчаянія. Никогда не былъ человкъ боле смущенъ, чмъ былъ смущенъ Никодимъ этимъ начальнымъ утвержденіемъ истины. Никогда умъ человческій не былъ больше пораженъ удивленіемъ, никогда не грозила ему большая опасность запутаться въ лабиринт тайны и погрузиться въ невжество, чмъ въ тотъ моментъ, когда исусъ сказалъ: ‘не удивляйся’ и этими словами не возвратилъ къ самообладанію растерявшагося учителя Израилева. Полна интереса для насъ и значенія работа этого ума во время странной ночной бесды съ Христомъ. Дважды во время этого разговора великій Учитель повторяетъ многозначительно: ‘должно вамъ родиться вновь’. И одинъ изъ сильнйшихъ умовъ того времени стоитъ буквально пораженный этими словами. Никодимъ старается пріити въ себя и пытается выразить свое удивленіе. ‘Какъ можетъ человкъ родиться, будучи старъ?’ это у него скоре не вопросъ, а высказанное вслухъ размышленіе. И чмъ больше размышляетъ надъ словами великаго Учителя спокойный еврейскій умъ, тмъ глубже длается его удивленіе: ‘какъ можетъ человкъ родиться, будучи старъ?’

Затмъ онъ умолкаетъ и не ршается длать замчаній, пока слова Учителя непрерывно льются передъ недоумвающимъ ученымъ: ‘Если кто не родится отъ воды и Духа, не можетъ войти въ Царствіе Божіе’. Христосъ даетъ ему ключъ къ загадк. Но Никодимъ не видитъ его. Ему кажется, что онъ находится во сн. Онъ стоитъ передъ Господомъ съ опущенными глазами, погруженный въ свои мысли. Христосъ читаетъ удивленіе и недоумніе на его омрачившемся чел. Быть можетъ Никодимъ близокъ къ отчаянію. Онъ готовъ отказаться отъ своего намренія узнать истину. Онъ положительно ошеломленъ страннымъ оборотомъ, какой приняла ихъ бесда. Въ конц концовъ не стоило искать этой тайной встрчи, и смущенный, упавшій духомъ, разбитый, онъ собирается уйти. Но исусъ хочетъ, чтобъ разъ вызванное чувство удивленія непремнно перешло въ знаніе. Оно должно окончиться знаніемъ, должно перейти въ духовную истину, а не въ интеллектуальную тайну. И Онъ говоритъ: ‘Не поражайся, не удивляйся. Нтъ ничего таинственнаго, чего бы Я не могъ объяснить вамъ. Вы все поймете, если подумаете надъ нимъ. И вы не должны удивляться тому, что Я сказалъ: должно родиться свыше’.

Вотъ какимъ образомъ исусъ спасъ Никодима отъ незнанія величайшей истины, которая сдлалась съ тхъ поръ извстной всему міру, и помшалъ его удивленію заснуть навсегда въ тайн и отчаяніи.

Теперь же ради тхъ изъ насъ, кто, подобно Никодиму, готовъ остановиться на порогъ истины, ради тхъ, кто былъ почти готовъ впасть въ интеллектуальный грхъ, потопить въ отчаяніи свое удивленіе передъ этой истиной, разсмотримъ вкратц, почему Христосъ сказалъ: ‘Не удивляйтесь’. Быть можетъ, будетъ удобне раздлить отвтъ на этотъ вопросъ на три части:

I. ‘Не удивляйтесь’ — какъ будто это непонятно.

II. ‘Не удивляйтесь’ — какъ будто это невозможно.

III. ‘Не удивляйтесь’ — какъ будто это не нужно.

Начнемъ съ перваго факта:

1. Не удивляйтесь — какъ будто это непонятно. Нтъ ничего боле непонятнаго въ мір, чмъ то, какъ душа рождается вновь. Но нтъ ничего боле понятнаго, чмъ фактъ, что она рождается вновь. Мы можемъ понять фактъ, не понимая въ то же время акта. Актъ возрожденія такая же тайна, какъ и Самъ Господь. Вс жалобы, высказанныя по поводу этой доктрины, относятся къ акту, до котораго въ сущности намъ нтъ дла, который является дломъ Божіимъ, результатомъ невидимаго дуновенія Духа, относительно котораго Самъ Христосъ предупредилъ насъ, чтобы мы не надялись понять его. ‘Не знаешь’, говоритъ Онъ ‘откуда приходитъ и куда уходитъ’.

Но это все не должно пугать насъ и удерживать отъ изслдованія. Точно такой же тайной окружены и вс процессы природы и жизни. Мы понимаемъ такъ же мало вліяніе солнечнаго свта на лепестки цвтка весной, какъ и таинственное распусканіе духовной жизни въ душ, но тмъ не мене ботаника — наука.

Мы не отказываемся отъ химіи, какъ отъ безполезнаго занятія, на томъ основаніи, что намъ непонятны невидимые законы, дйствующіе при различныхъ соединеніяхъ и реакціяхъ. Мы не теряемъ вры въ значеніе пищи для живого организма только потому, что никто не можетъ точно объяснить, какъ эта мертвая пища переходитъ въ жизнь. Мы не избгаемъ вопроса объ электричеств, хотя электричество — тайна, или ученія о теплот, хотя мы не можемъ видть теплоты, или метеорологіи оттого, что не видимъ втра. И по аналогіи съ физической природой, не удивляйтесь, если мы и по отношенію къ Духу Возрожденія не можемъ сказать откуда приходитъ и куда уходитъ. И вовсе не поэтому непонятно, что человкъ долженъ родиться вновь.

Мы можемъ найти еще боле убдительные примры въ моральной и интеллектуальной природ. Сущность Возрожденія — это переходъ изъ одного состоянія въ другое — отъ старой жизни къ новой. Духовно оно выражается въ ненависти къ прежде любимымъ вещамъ и въ любви къ прежде ненавистнымъ. Возрожденный боле не избгаетъ Бога, но почитаетъ Его, не презираетъ Христа, но вритъ Ему.

Разв мы не видимъ ежедневно подобныхъ перемнъ въ интеллектуальномъ мір человка? Вчера, напримръ, вы проснулись враждебно настроенные противъ того или другого плана. Вы были такъ твердо убждены въ справедливости своего мннія, что ничто, повидимому, не могло поколебать его. Вамъ казалось, что вы никогда не измните его, не можете измнить его. Но вотъ вы встртили друга, который начинаетъ говорить съ вами по этому поводу. Вы слушаете его убжденія, начинаете колебаться и затмъ сдаетесь на его доводы. Вы допустили его убдить васъ. Онъ обратилъ васъ. И къ вечеру того же дня ваши убжденія настолько радикально измнились, что вы какъ будто родились вновь — вы буквально сдлались инымъ человкомъ, вы почувствовали себя въ новомъ мір идей, интересовъ, надеждъ, причемъ прежнія симпатіи смнились отвращеніемъ, и любовь ненавистью.

Нчто подобное, только тутъ дйствуетъ боле возвышенная сила, происходитъ въ душ при Возрожденіи, и по-этому тутъ употребляются сходныя же названія перемна сердца, обращеніе, переворотъ. И какъ убжденія могутъ измнить мнніе человка или обратить его интеллектуально, такъ и дйствіе Духа Божія можетъ измнить его сердце или обратить его духовно. Поэтому, когда вамъ говорятъ, что ваше сердце можетъ быть измнено Духомъ, подобно тому, какъ вашъ умъ былъ измненъ вашимъ другомъ — не удивляйтесь, какъ будто это непонятно. И если нсколько часовъ разговора могли заставить васъ полюбить то, что вы ненавидли и возненавидть то, что вы любили, то не удивляйтесь, если сила Божія можетъ дать вамъ новую жизнь вмсто старой. Если нсколько минутъ разговора съ другомъ могли поколебать вашъ упорный взглядъ, то насколько сильне могли бы измнить вашу жизнь нсколько минутъ бесды со Христомъ, подобно той, какую велъ Никодимъ и которая перевернула вс его мессіанскіе взгляды и измнила съ этой минуты все теченіе его жизни.

Собственно говоря, для Никодима идея о рожденіи вновь вовсе не должна была показаться тайной. Для каждаго удея это была весьма знакомая мысль, хотя въ нсколько иномъ значеніи — не боле и не мене какъ одно изъ общеупотребительныхъ современно-политическихъ выраженій. По обычаю того времени, всякій чужестранецъ, поселяющійся въ іудейскомъ город, считался нечистымъ. Отъ него держались въ отдаленіи, считали человкомъ иной касты, удей не имлъ никакихъ сношеній съ Самаритяниномъ. Но если онъ соглашался оставить своихъ боговъ, принять вру удеевъ и пользоваться всми гражданскими преимуществами, то для этого былъ только одинъ путь — онъ долженъ былъ родиться вновь. Его погружали въ воду и совершали надъ нимъ различные обряды, пока не признавали его чистымъ, и онъ не длался однимъ изъ истинныхъ сыновъ избраннаго народа, какъ будто бы онъ былъ прямымъ потомкомъ Авраама. Процессъ принятія язычника въ царство удейское назывался возрожденіемъ или вторымъ рожденіемъ. Поэтому для удея въ понятіи новаго рожденія не должно было быть ничего удивительнаго: ‘Ты учитель Израилевъ’, съ полнымъ правомъ могъ сказать исусъ, ‘и этого ли не знаешь?’ Учитель Израилевъ, становящійся втупикъ при обыденномъ примр, какъ если бы это было что-то непонятное. ‘Не удивляйся тому, что Я сказалъ теб: должно вамъ родиться свыше’.

Принятіе удеями чужестранца въ свою среду точно соотвтствуетъ нашему процессу натурализаціи. Натурализація — выражаясь точне, спиритуализація вотъ идея, заключающаяся въ словахъ Христа ‘родиться свыше’. И если мы воспользуемся этимъ выраженіемъ для поясненія, то оно дастъ намъ прекрасное представленіе о томъ, какъ Господь призываетъ человка — чужестранца, путника — забыть свою далекую страну и, очистившись черезъ вступительные обряды отъ всякой нечистоты, вступить въ царство Его возлюбленнаго Сына. И хотя существуютъ, быть можетъ, причины, почему намъ такъ трудно понять это, существуетъ, быть можетъ, въ глубин нашей мысли, многое чудесное, пока недоступное изслдованію, но во всякомъ случа ясно, что мы не должны удивляться, какъ будто это непонятно.

II. Не удивляйтесь — какъ будто это невозможно. Среди именъ Божіихъ существуетъ одно, которое современные люди стараются забыть — Господь Создатель неба и земли. Быть можетъ подъ этимъ именемъ люди впервые узнали Бога Бога, сотворившаго нашу землю, нашъ домъ, сотворившаго насъ. Онъ нашъ Творецъ и Богъ. Мы думали тогда, что Господь можетъ сдлать многое, сдлать все. Но мы потеряли нашу счастливую дтскую вру и теперь мы желаемъ узнать что можетъ Онъ сдлать, какъ будто бы существуетъ что-либо, чего Онъ не могъ бы сдлать.

Но существуетъ одна вещь, которую намъ всегда было нетрудно признать созданной рукой Господа — это жизнь. Никто, кром Господа, не создалъ никогда жизни. Мы называемъ Его Творцомъ жизни, и Онъ создаетъ ее щедрой рукой въ неисчислимомъ количеств. Нтъ ничего боле поразительнаго въ природ, какъ это чудесное богатство, безконечное обиліе жизни. Кажется, что Господь Самъ наслаждается, создавая жизнь. И міръ переполненъ ею. Лса, воздухъ, дно океана все полно жизни, всюду избытокъ жизни, созданной Господомъ.

Но если вы признаете, что Господь можетъ дать жизнь, вы должны также признать, что Онъ можетъ и увеличить ее. Возрожденіе въ сущности ничто иное, какъ увеличеніе жизни. Господь добавляетъ жизнь къ жизни, даетъ человку, имющему жизнь, еще больше жизни. Человкъ обладаетъ жизнью, которую даровалъ ему Господь, но часть его, лучшая часть, мертва. Его душа мертва отъ грха. Господь прикасается къ ней, и она оживаетъ. Какъ Господь оживляетъ мертвое тло Своимъ дыханіемъ, такъ точно Онъ можетъ вдохнуть и въ душу новую жизнь, жизнь лучшую.

Такимъ образомъ, если нтъ ничего невозможнаго въ томъ, чтобы родиться вообще, то нтъ ничего невозможнаго и въ томъ, чтобы родиться вновь — въ Возрожденіи. Для чего Христосъ пришелъ въ міръ? Какъ Онъ Самъ сказалъ, чтобы дать жизнь, боле обильную жизнь. Христосъ, дающій жизнь — это Возрожденіе. Никодиму нужно было не больше знанія, хотя онъ думалъ такъ, но больше жизни, и лучшимъ доказательствомъ того, что жизнь была возможна, было то, что жизнь была дана. Такимъ образомъ, лучшимъ доказательствомъ христіанства служитъ христіанинъ, лучшимъ доказательствомъ Возрожденія человкъ возрожденный. Можетъ ли человкъ родиться вновь, будучи старъ? Конечно можетъ, потому что это бывало не разъ. Вспомните Биніана-гршника и Биніана — святого, вспомните Ньютона атеиста и Ньютона — миссіонера, вспомните, наконецъ, Павла — преслдователя и Павла апостола и не удивляйтесь, какъ будто это невозможно.

III. Не удивляйтесь какъ будто это не нужно. Возрожденіе не только понятно и возможно — оно необходимо, чтобы войти въ Царство Божіе. ‘Если кто не родится свыше, не можетъ увидть Царствія Божія’. исусъ говоритъ, что это необходимо. Человкъ не можетъ увидть Царства Божія, если не родится свыше. Онъ не только не можетъ войти въ него, исусъ говоритъ, что онъ не можетъ увидть его. Оно, дйствительно, невидимо для него. Вотъ почему люди говорятъ о религіи: ‘Она непонятна намъ, неубдительна, мы не можемъ видть ее’. Разумется, они не видятъ ея, они не могутъ видть ее, для этого прежде всего нужно родиться вновь.

Когда люди рождаются въ міръ, они находятся вн Царства Божія и не могутъ видть того, что внутри его. Они ходятъ вокругъ, разсматривая его снаружи, и на основаніи этого высказываютъ свое мнніе о немъ. Но они не могутъ быть судьями. Они не видятъ того, о чемъ разсуждаютъ. Рожденное отъ духа есть духъ, и рожденное отъ плоти есть плоть, поэтому они могутъ дать только матеріальную оцнку духовнаго понятія. Критическая цнность мннія невозрожденнаго относительно религіозныхъ вопросовъ — нуль. Высказываемое ими мнніе является просто смшнымъ, такъ какъ они говорятъ о вещахъ, которыхъ они никогда не видали. Но въ дл религіознаго опыта Возрожденіе измняетъ все. Это похоже на то, какъ если бы кто-либо стоялъ снаружи одного изъ знаменитыхъ соборовъ. Онъ слыхалъ о чудной красот его цвтныхъ оконъ. Онъ ходитъ вокругъ, но видитъ только тусклыя, ничего не говорящія пятна и желзныя ршетки передъ ними, которыя еще боле усиливаютъ царящую, повидимому, внутри темноту. Ничто не манитъ войти внутрь, а скоре отталкиваетъ. Но пусть онъ только войдетъ. Пусть онъ взглянетъ на т же окна извнутри. Глаза его будутъ очарованы чудной игрой красокъ, чудеса и притчи заблестятъ передъ нимъ на стеклахъ, и образъ Христа и исторія Его любви вырисуется передъ нимъ на каждой рам, и онъ увидитъ хоры ангеловъ, херувимовъ и серафимовъ и на престол въ недосягаемомъ сіяніи славы Бога Отца.

Точно также пусть только человкъ войдетъ въ Царство Небесное, пусть онъ родится вновь и войдетъ, и онъ увидитъ это царство. Онъ увидитъ чудеса и притчи, которыя раньше казались ему безсмысленными и безцвтными, онъ увидитъ исторію Креста, вызывавшую въ немъ раньше чувство отвращенія и оскорбленія, увидитъ Христа и Царя во всей Его крас и, узрвъ какъ въ зеркал славу Единороднаго и переходя отъ славы къ слав, онъ и самъ уподобится Ему. Не удивляйтесь же, если для того, чтобы увидть все это, нужно родиться вновь.

Въ этомъ великомъ мір есть много маленькихъ мірковъ, входъ въ которые достигается только рожденіемъ. Есть міръ интеллектуальный, который требуетъ прирожденнаго ума, Міръ артистическій, требующій врожденнаго вкуса, міръ драматическій, требующій прирожденнаго таланта, наконецъ музыкальный, для котораго необходимъ даръ слуха и гармоніи. Нельзя войти въ интеллектуальный міръ, не обладая умомъ, или въ артистическій міръ, не имя вкуса. Но человкъ не можетъ создать въ себ умъ или вкусъ, они должны быть въ немъ врожденными. Человкъ не можетъ выработать въ себ поэтическаго таланта, онъ также долженъ быть прирожденнымъ. Поэтому говорятъ, что человкъ не длается поэтомъ, но рождается имъ. Точно также нельзя сдлать христіанина, человкъ рождается христіаниномъ.

Намъ остается высказать еще одно возраженіе для тхъ, кто утверждаетъ, что нтъ надобности въ Возрожденіи. Человческая природа требуетъ Возрожденія, какъ если бы оно было необходимо. Ни одинъ человкъ, знающій человческое сердце и исторію человчества, не станетъ возражать противъ необходимости для міра Возрожденія. Предпринимались всевозможныя мры преобразовать міръ. Подобныя попытки преобразованія длало и правительство, и философія, и филантропія, но вс потерпли неудачу. Сердце народное или индивидуальное — остается попрежнему безнадежно порочнымъ и склоннымъ ко злу. Реформа принесла ему мало пользы, потому что всякая реформа это только новая безполезная попытка передлать то, что не было въ сущности сдлано. Перестройка была безполезна, потому что это было необдуманное стараніе построить много разъ падавшій домъ изъ тхъ же старыхъ кирпичей и бревенъ. Человкъ, отъ начала созданія до настоящаго времени, имлъ много случаевъ доказать, что міръ не нуждается въ Возрожденіи, но и здсь онъ оказался несостоятельнымъ.

Правда, мы уже говорили, что все, что нужно міру это только толчекъ. Поставьте разъ человка или міръ на ноги и дайте ему хорошіе руководящіе принципы, дайте человческой природ возможность проявить свою силу, и она достигнетъ цли. Но нтъ! Эти опыты производились не разъ. Самъ Господь пробовалъ этотъ способъ. Было сдлано все возможное, но ничего не вышло. Когда человкъ наполнилъ весь міръ своими беззаконіями, Господь сказалъ, что Онъ истребитъ все живое на земл за исключеніемъ немногихъ избранныхъ, которые обновятъ міръ. Прекрасный экспериментъ! И все живое на земл было поглощено потопомъ, за исключеніемъ спасшихся въ ковчег, тхъ немногихъ избранныхъ, которымъ предстояло найти Утопію, которые должны были перестроить вселенную, начать новую жизнь и сдлать все лучшимъ, чмъ оно было досел. Но и этотъ опытъ не удался. Немногіе избранные не оказались на высот призванія. Не смогли сдлать этого и ихъ дти. И дти ихъ дтей оказались неспособными обновить міръ. Ничто не стало лучше вокругъ, но, пожалуй, все шло хуже и хуже, и никто не могъ понять въ чемъ таится причина, пока исусъ не сказалъ міру, что онъ долженъ, обязательно и безусловно долженъ родиться вновь.

Если же это нужно для человческой природы, то насколько же это необходиме для природы Божественной! Когда Христосъ представитъ предъ Господомъ Свою Церковь, она должна предстать, какъ непорочная невста. Въ этомъ предвчномъ царств выше другихъ. Поэтому не удивляйтесь, если мн и вамъ, желающимъ быть въ числ ихъ, нужно родиться вновь: ‘Господи! кто можетъ пребывать въ жилиш Твоемъ? кто можетъ обитать на святой гор Твоей? Тотъ, кто ходитъ непорочно и длаетъ правду, и говоритъ истину въ сердц своемъ’, ‘и не войдетъ въ него ничто нечистое’. Не удивляйтесь же, если отъ васъ требуется, чтобы ваша одежда была бла!

Не удивляйтесь — какъ будто это непонятно.

Не удивляйтесь, какъ будто это невозможно.

Не удивляйтесь, какъ будто вамъ не нужно родиться вновь.

‘Тогда Господъ, обратившись, взглянулъ на Петра…
и Петръ вышедъ вонъ, горько заплакалъ’.
Лук. XXII, 61, 62.

Покаяніе.

Нтъ человка, который не согршилъ бы въ теченіе своей жизни. Большинство людей гршитъ много разъ и только немногіе согршаютъ рдко. И чмъ сознательне относится человкъ къ своей жизни, чмъ внимательне слдитъ изо дня въ день за ея теченіемъ, тмъ большимъ кажется ему число этихъ грхопаденій, тмъ чаще несется къ Господу его покаянная молитва.

Вс мы содрогались, читая исторію грхопаденія Петра.

Вс мы съ замираніемъ сердца слдили за тмъ, какъ сгущалась вокругъ него атмосфера, мы чувствовали къ нему безсознательную симпатію, которая сама по себ указывала, какъ много сходнаго въ этой исторіи съ тмъ, что часто происходитъ съ нами. Слдя за печальнымъ ходомъ этого паденія, мы видимъ, что этимъ же самымъ избитымъ путемъ идетъ съ тхъ поръ къ грху всякая человческая душа. Какъ могъ Петръ спать въ саду, когда онъ долженъ былъ бодрствовать и молиться — это могутъ понять многіе, таящіе въ себ пережитое. А разв многіе, не лучшіе изъ насъ, не поступили бы подобно Петру и не послдовали бы издали за Христомъ, вмсто того, чтобы идти рядомъ съ Учителемъ? Мы вс слишкомъ хорошо знаемъ, что значитъ иногда отойти отъ Христа. И мы не стали бы разспрашивать Петра, когда онъ вмст съ остальными грлся у костра. Кому извстно, какъ вроломно человческое сердце, тотъ не станетъ удивляться, что человкъ, такъ долго жившій со Христомъ, видвшій вс Его чудеса, удостоившійся въ числ избранныхъ узрть славу Преображенія, могъ отречься отъ своего Господа, отречься отъ Него и начать клясться въ присутствіи Господа, когда въ ушахъ его еще звучали самыя торжественныя слова, когда-либо слышанныя людьми, когда сердце его было еще согрто воспоминаніемъ о Тайной вечер, когда на его устахъ еще не обсохло вино причащенія! Увы! подобныя вещи не чужды всмъ, кто принимаетъ участіе въ ужасной трагедіи грха.

Но въ жизни Петра есть фактъ еще боле великій, хотя мене извстный, чмъ его грхъ — это его раскаяніе. Вс люди заодно съ Петромъ въ его грх, но не вс раздляютъ его покаяніе. Петръ гршникъ — это одинъ человкъ, а кающійся Петръ — совсмъ иной человкъ, многіе, сопровождавшіе его на избитомъ пути къ грху, предоставили ему идти въ одиночеств по слезной стез покаянія. Тмъ не мене истинный урокъ жизни Петра это урокъ покаянія. Его грхопаденіе для насъ мало поучительно, но покаяніе его является великимъ урокомъ для спасенія. Покаяніе Петра полно глубочайшаго смысла для всхъ тхъ, кто подобно ему созналъ, что онъ согршилъ.

Краткія слова, составляющія трогательное продолженіе исторіи грха Петра, могутъ быть опредлены какъ ‘идеальный ходъ покаянія христіанина’. Они заключаютъ въ себ матеріалъ для анализа наиболе рдкой и непонятной благодати въ духовномъ опыт. И эти дв простыя фразы заключаютъ въ себ тайну нкоторыхъ наиболе важныхъ духовныхъ законовъ. Мы находимъ въ нихъ четыре характеристичные признака состоянія покаянія:

1. Божественность покаянія. Оно исходитъ отъ Господа. Обратился не Петръ, но ‘Господь, обратившись, взглянулъ на Петра’.

2. Сильная чувствительность. Достаточно было одного взгляда. ‘Господь взглянулъ на Петра’.

3. Интенсивность. ‘Петръ вышедъ вонъ, горько заплакалъ’.

4. Одиночество. ‘Петръ вышелъ вонъ’,— въ темноту, чтобы быть наедин со своимъ грхомъ и съ Господомъ.

Вотъ главныя черты не только покаяннаго состоянія, но и всякаго состоянія души, когда въ ней дйствуетъ Божественная сила.

1. Начнемъ съ первой изъ нихъ. Мы видимъ, что начало этого удивительнаго опыта исходитъ отъ Господа. Обратился не Петръ, но Господь, обратившись, посмотрлъ на Петра. Быть можетъ, пніе птуха и заставило Петра опомниться. Но это было въ моментъ совершенія грха. А когда человкъ гршитъ, то въ ту минуту мысль его далека отъ раскаянія. И Петръ не подумалъ обернуться, но обернулся къ нему Господь, и когда Петръ былъ готовъ смотрть куда угодно, только не на Господа, Господь посмотрлъ на Петра. И этотъ едва упомянутый фактъ, что Господь обратился первый, заключаетъ въ себ великій урокъ для каждаго согршающаго.

Это различіе показываетъ намъ, что существуетъ два рода сокрушенія о грх, различающіеся и по происхожденію, и по религіозной цнности, и по вліянію на нашу жизнь. Покаяніе обычнаго рода состоитъ въ томъ, что человкъ, поступивъ дурно, сожалетъ о томъ, что онъ поступилъ такъ. Въ подобномъ случа намъ всегда легче, разъ мы чувствуемъ это сожалніе о своемъ дурномъ поступк. Намъ кажется, что это своего рода гарантія, что мы не совершимъ такого же проступка въ другой разъ, мы стараемся видть въ этомъ доказательство, что наше лучшее ‘я’ еще достаточно жизненно въ насъ, разъ оно возстаетъ противъ грха, совершеннаго нашей низшей природой. И въ этомъ чувств стыда и сожалнія, такъ непосредственно слдующемъ за грхомъ, мы видимъ извстное заглаживающее обстоятельство, нкоторое искупленіе сдланнаго зла. Этого рода сокрушеніе хорошо извстно всмъ анализирующимъ себя и борющимся со грхомъ. Люди жаждутъ этого чувства, которое даетъ облегченіе, такъ сказать, сокрушенному сердцу и длаетъ боле горячими покаянныя молитвы. Но ужасная истина въ томъ, что въ подобномъ состояніи души нтъ никакой религіи. Въ немъ нтъ истиннаго покаянія. И можетъ быть въ немъ нтъ даже и намека на раскаяніе. Для большинства людей это ощущеніе и есть все, что они знаютъ о покаяніи, высшая степень раскаянія, какое они чувствуютъ. Но это состояніе вовсе не настоящее сокрушеніе о грхъ. Это только задтое самолюбіе. Это огорченіе при мысли, что мы оказались слишкомъ слабыми передъ грхомъ. Мы считали себя сильными, но когда пришло испытаніе, мы съ огорченіемъ увидли себя побжденными. Вотъ это то огорченіе мы ошибочно принимаемъ за покаяніе. Но это покаяніе не даръ Божественной благодати, это просто оскорбленная гордость, печаль, что мы не поступили лучше, что мы оказались вовсе не такими хорошими, какими насъ считали наши ближніе, да и мы сами. Это именно то, какъ если бы Петръ обернулся и посмотрлъ на Петра. А когда Петръ смотритъ на Петра, онъ ясно видитъ, какое слабое, какое жалкое существо этотъ Петръ. Быть можетъ, Петръ заплакалъ бы также горько, если бы Господь и не посмотрлъ на него, но онъ заплакалъ бы не потому, что согршилъ противъ Господа, но потому что онъ, великій апостолъ, поддался слабости, оказался такимъ же слабымъ, какъ и прочіе люди.

Хотя мы и считаемъ припадки унынія, находящіе на насъ по совершеніи грха, извстнымъ знакомъ раскаянія и даже искупающимъ обстоятельствомъ, которое Господь наврно приметъ во вниманіе, но часто это уныніе ни что иное, какъ только раздраженіе и досада на самого себя за то, что, несмотря на вс добрыя ршенія и попытки передлать себя, мы снова сошли съ прямого пути.

Сравните это покаяніе съ покаянной молитвой мытаря въ храм. Въ немъ не было ни досады, ни оскорбленной гордости. Читая объ этомъ, мы чувствуемъ, что Господь не могъ не обернуться и не посмотрть на мытаря, когда тотъ взывалъ къ нему: ‘Боже, милостивъ буди мн гршному!’ какъ будто Господь стоялъ передъ нимъ. Удрученный своей виной передъ Господомъ, этотъ мытарь мало думалъ о потерянномъ самоуваженіи, онъ не чувствовалъ никакого стыда признать себя преступникомъ и научиться истинному божественному покаянію.

Теперь сразу видно, что разница между покаяніемъ мытаря и выше описаннымъ сокрушеніемъ о грх — это разница между человческимъ и божественнымъ. Господь, обращающійся къ человку и глядящій на него — это одно, и совсмъ другое — человкъ, глядящій на самого себя. Нтъ ничего дурного въ томъ, что человкъ обращаетъ на себя свой взоръ, но тутъ таится опасность. Опасность въ томъ, что человкъ можетъ ложно понять то, что онъ видитъ и чувствуетъ. А онъ чувствуетъ огорченіе, досаду скульптора за неудачный ударъ рзца, горе артиста, испортившаго грубымъ прикосновеніемъ работу цлой недли. Безъ всякаго отношенія къ религіи, мы не можемъ не чувствовать себя огорченными, когда мы поступаемъ дурно. Безъ сомннія, жизнь это произведеніе искусства, выработка характера, культура души это высшій родъ искусства, и было бы дйствительно странно, если бы вс неудачи проходили незамтными для человческаго ума.

Не было бы большой бды, если бы он проходили незамченными умомъ, бда въ томъ, что он проходятъ часто незамченными душой. Извстнаго рода раскаяніе пробуждается въ обоихъ случаяхъ, но въ одномъ оно духовное, а въ другомъ — чисто артистическое. Въ послднемъ случа опасность особенно сильна, особенно неуловима, потому что чмъ выше характеръ, тмъ больше въ немъ чисто артистическаго раскаянія.

Въ результат самолюбіе замняетъ собой подлинный опытъ жизни, принимаетъ его видъ и обращаетъ величайшіе случаи для исправленія на недостойную службу гордости. Истинный же опытъ является трогательнымъ урокомъ для человческой безпомощности, онъ указываетъ, какъ Господь приходитъ на помощь человку во всхъ случаяхъ его жизни, какъ Рука, дающая ему прощеніе, сама же направляетъ его къ покаянію.

Взглядъ Божій, направленный на лицо гршника, внесъ христіанскій элементъ въ человческую скорбь. И составляя христіанскій словарь, апостолъ Павелъ долженъ былъ создать новое слово, которое было чуждо всмъ философамъ того времени и которое чуждо и теперешнимъ. Именно онъ соединилъ въ одно концепцію Бога и концепцію покаянія и повдалъ намъ о Божественной печали, обладающей дивной силой творить покаяніе, въ которомъ не придется раскаиваться. И эта новая священная скорбь пробуждается въ людяхъ, когда Господь обращается и смотритъ на ихъ жизнь, это она прибавляетъ покаянный иміамъ къ жертв сокрушеннаго и смиреннаго сердца. Именно это великое различіе отмчаетъ св. Лука въ жизни блуднаго сына между тмъ моментомъ, когда онъ пришелъ въ себя и когда онъ пришелъ къ Отцу. ‘Пришедъ же въ себя’, говоритъ онъ, ‘пошелъ къ отцу своему’. Мы также всегда приходимъ въ себя и, подобно блудному сыну, сознаемъ свое недостойное поведеніе. Но мы можемъ исправить и искупить свои ошибки, только придя къ нашему Отцу.

2. Теперь мы переходимъ къ чувствительности покаянія или скоре, быть можетъ, къ чувствительности кающейся человческой души. Господь, обратившись, посмотрлъ на Петра. Нтъ ничего въ мір чувствительне человческой души, когда она пробуждена божественнымъ прикосновеніемъ. Люди рдко способны врно оцнить тонкую красоту и нжность сердца гршника. Мы стараемся подйствовать на него жесткими словами и употребляемъ грубыя и суровыя средства, чтобы пробудить его къ жизни. И когда это не дйствуетъ, мы обращаемся къ еще боле тяжелымъ орудіямъ, къ еще боле жесткимъ словамъ, не понимая, что душа слишкомъ тонка и нжна, чтобы на нее могли подйствовать такія тупыя орудія. Ткани тла достаточно грубы, чтобы на нихъ могли дйствовать удары, существуетъ грубость и въ человческой природ, на которую дйствуютъ угрозы, но душа тонка какъ дыханіе и, несмотря на нищету, жестокость и грхъ, сохраняетъ дивную нжность, указывающую на ея близость къ духу Божію, даровавшему ей дыханіе жизни. Быть можетъ, Петръ былъ самый грубый изъ всхъ учениковъ Христа. Мы представляемъ его себ крпко сложеннымъ, загорлымъ рыбакомъ, порывистымъ, сильнымъ, безстрашнымъ, вспыльчивымъ, готовымъ клясться и божиться, какъ мы это и видли, однимъ словомъ дикаремъ, изъ котораго могъ бы выйти великій гршникъ, если бы Господь не сдлалъ изъ него великаго святого. Но въ этой необузданной душ таилось чудное, изящное растеніе, быть можетъ наиболе нжное изъ всхъ, посаженныхъ Господомъ на земл. Господь посадилъ его тамъ Своей собственной рукой. Изо дня въ день Онъ питалъ его Своимъ собственнымъ дыханіемъ, и бушующіе порывы этой дикой души смягчались и утихали подъ вліяніемъ священнаго цвтка, который началъ пропитывать своимъ ароматомъ даже грубую жизнь Петра. Пробудившаяся душа дйствуетъ очищающимъ образомъ на человка, и самый прекрасный характеръ это тотъ, какой вырабатывается безсознательно въ жизни, облагороженной Христомъ.

Господь не употребилъ ни грома, ни молніи, чтобы заставить Петра услышать Свой голосъ. Господь зналъ, что въ то время, когда уста Петра произносили клятву и божбу, въ душ его царила мертвая тишина. И въ этотъ моментъ, моментъ высоко напряженнаго чувства, даже шопотъ былъ бы слишкомъ сильнымъ для чрезмрно чувствительнаго духа, поэтому Господь только обернулся и посмотрлъ. Одинъ взглядъ, и это было все. Но молнія не могла пронзить такъ сердце Петра, какъ пронзилъ его этотъ взглядъ, отъ котораго растаяла его душа.

Въ одномъ изъ псалмовъ мы находимъ удивительное выраженіе — кротость Господа. Мы иногда удивляемся, что Господь столь грозный въ своемъ величіи, употребляетъ такъ мало принужденія по отношенію къ намъ, такимъ ничтожнымъ существамъ. Но это не Его путь. Его обычное средство — кротость. Господь рдко принуждаетъ насъ, Онъ направляетъ, Онъ рдко заставляетъ, но руководитъ. Онъ не забываетъ, что мы прахъ. Намъ кажется, что, быть можетъ, было бы лучше, если бы Господь употреблялъ силу, угрожалъ, что тогда бы мы скоре исполняли Его волю. Но Господь требуетъ отъ насъ не быстраго, но добросовстнаго труда. Онъ требуетъ отъ насъ не рабскаго труда, но труда свободнаго. Поэтому Господь кротокъ со всми нами, Онъ измняетъ насъ и направляетъ къ добру однимъ только взглядомъ. Грубостью и жестокостью никогда нельзя покорить человческую душу. Господь не приказалъ Петру покаяться. Господь не угрожалъ ему наказаніемъ. Господь даже ничего не говорилъ ему. Одинъ единственный взглядъ подйствовалъ на его душу сильне, чмъ голосъ и слова, звучавшіе въ теченіе всей его жизни.

Передъ нами два великихъ урока: кротость Господа и кротость души — и то и другое одинаковыя чудеса Божіи. Быть можетъ, именно въ настоящую минуту Господь тайно дйствуетъ на насъ, хотя мы не замчаемъ этого. Вся наша жизнь складывается такъ таинственно, дйствіе руки, формирующей нашу волю, такъ незамтно, что мы едва можемъ поврить, что тутъ дйствовала рука Божія. Вотъ это то и есть кротость Божія. Господь создалъ чувствительнымъ сердце Петра и ваше, и мое для того, чтобы на него могла дйствовать Его кротость. Да, мы совершенно ошибочно понимаемъ и Господа, и религію, если мы думаемъ, что Господь сурово обращается съ нашей душой. Если мы спросимъ себя, что всего сильне вліяло на нашу жизнь, то мы должны будемъ отвтить, что это были немногіе тихіе голоса, наставлявшіе насъ, это были вянія, проносившіяся черезъ нашу душу такъ незамтно, что мы не могли бы сказать, откуда они пришли и куда ушли. Вс великія физическія силы міра невидимы и молчаливы. Одна изъ главнйшихъ — тяготніе дйствовала въ теченіе столтій такъ безшумно, что тысячи мудрйшихъ людей прошли мимо, прежде чмъ одному чуткому уху удалось уловить звукъ ея шаговъ. И великія духовныя силы, направляющія мысли человка къ Богу, къ правд и добру, заставляющія его въ вихр свтской жизни вспомнить о томъ, что у него есть душа, и подумать о вчности, когда онъ еще молодъ и жизнь для него сладка.— силы эти проявляются не въ предостереженіяхъ въ вид смерти, уносящей нашихъ ближнихъ вокругъ, не въ угрозахъ грядущаго суда, не въ возмездіи настоящей жизни, но въ тихихъ голосахъ, проникающихъ въ душу, подобно взгляду Христа на Петра, и обращающихъ чувствительное человческое сердце къ Богу. Лицо, похожее на лицо давно умершей матери, мелодія дтскаго гимна, вызывающая чистыя воспоминанія дтства посл долгихъ гршныхъ лтъ, отрывокъ стараго позабытаго текста Библіи — вотъ посланники Небесъ, которые должны привести людей къ Господу.

Многіе ожидаютъ, что Христосъ станетъ громко стучать у ихъ дверей, пока они не откроютъ Ему, но пусть они вспомнятъ, что это не Его путь, что тихое воскресное богослуженіе, мягкій шопотъ псалма или стиха, стонъ нашей совсти и глубокое глубокое стремленіе сердца къ совершенству — вотъ способъ, какимъ Христосъ дйствуетъ на нихъ. Пусть же не забываютъ этого трудящіеся для Христа. Пусть вс т, кто пытается употребить свое вліяніе для Христа, пусть они хорошо изучатъ способы, какими вліялъ Христосъ. А т, кто живетъ въ тни, чья жизнь скована прирожденной робостью и сдержанностью, пусть они съ радостью узнаютъ, что духъ христіанства допускаетъ даже Евангеліе лица. Когда же люди, живущіе среди борьбы, увидятъ что ихъ грубыя орудія оказались непригодными, пусть они поищутъ для себя урока въ словахъ пророка Иліи: ‘Большой и сильный втеръ, раздирающій горы и сокрушающій скалы, но не въ втр былъ Господь, посл втра землетрясеніе, но не въ землетрясеніи Господь, посл землетрясенія огонь, но не въ огн Господь, посл огня вяніе тихаго втра’.

3. Въ третьихъ, изъ разсказа объ исцленіи Петра мы узнаемъ, что духовный опытъ — большая сила. Петръ горько заплакалъ. Эта коротенькая фраза окончательно устанавливаетъ вопросъ объ эмоціи въ религіи. Когда Господь, обернувшись, посмотрлъ на Петра, въ памяти послдняго въ одно мгновеніе предстала вся его вина, и что оставалось сдлать Петру, какъ не заплакать горько? Заставимъ же себя и мы сегодня возстановить въ нашей памяти всю нашу жизнь и пусть взглядъ Предвчнаго укажетъ намъ всю неприкрытую правду нашего прошлаго и тогда спросимъ себя, выразитъ ли слово ‘горько’ всю ту агонію, какую мы почувствуемъ, когда Господь откроетъ нашъ грхъ. Дйствительно, Петръ долженъ былъ горько плакать, и если мы не проливаемъ такихъ же горькихъ слезъ въ нашей религіозной жизни, то это не потому, что нашъ грхъ меньше, чмъ грхъ Петра, но потому, что у насъ меньше благодати, чмъ у него.

Напрасно стараемся мы утшить себя мыслью, что нашъ грхъ ничтоженъ по сравненію съ его грхомъ. Дйствительно, на земл существуютъ великіе грхи, но нтъ ничего соотвтствующаго понятію — малый грхъ. Самый маленькій грхъ все-таки грхопаденіе — паденіе отъ Бога, а упасть отъ Бога это значитъ упасть съ самой величайшей высоты всей вселенной. Извстность грха не иметъ никакого отношенія къ его величин. Нашъ сегодняшній или вчерашній грхъ можетъ быть такимъ же великимъ, какъ грхъ Петра, Давида, Ноя, акова, или иныхъ многочисленныхъ гршниковъ, упоминаемыхъ исторіей или на которыхъ указываетъ Библія, какъ на маяки для всего человчества.

Всякій когда-либо совершенный грхъ требуетъ горькаго покаянія. И если мы видимъ въ религіи человка мало душевнаго волненія, то это потому, что въ ней мало самоуглубленія. Религія безъ эмоціи это религія безъ рефлексіи. Пусть человкъ поразмыслитъ спокойно надъ своей жизнью. Пусть онъ вспомнитъ, какъ поступалъ съ нимъ Господь съ той минуты, когда онъ впервые пролепеталъ имя Божіе. Пусть затмъ онъ подумаетъ и надъ тмъ, какъ онъ поступалъ по отношенію къ Господу съ тхъ поръ, какъ онъ сдлался способнымъ гршить. И когда онъ вызоветъ картины прошлаго, и забытые грхи одинъ за другимъ цлой вереницей возстанутъ въ его мысляхъ, разв не пробудится тогда въ его сердц сильное волненіе, которое найдетъ себ исходъ въ слезахъ? Да, религія безъ душевнаго волненія это религія безъ размышленія. И наоборотъ, человкъ, серьезно размышляющій о своихъ поступкахъ, всегда найдетъ въ себ достаточно сердечнаго волненія, чтобы пробудить въ своей душ религіозный жаръ.

Только слдите, чтобы религіозное волненіе устремилось по настоящему руслу, чтобы оно перешло въ дйствіе, а не въ восторженную чувствительность, чтобы оно не осталось только нервнымъ возбужденіемъ или эгоистичнымъ страхомъ, и тогда не будетъ опыта, боле способнаго очистить душу. Безъ сомннія, слезы Петра были благотворными для него, безъ сомннія, горечи этой покаянной ночи онъ обязанъ сладостью своей дальнйшей жизни.

4. Наконецъ, въ четвертыхъ, покаянію свойственно одиночество. Петръ вышелъ вонъ. Когда Господь обернулся, Онъ посмотрлъ на Петра. Никто не обратилъ вниманія на этотъ молчаливый обмнъ взглядовъ. Но этотъ взглядъ произвелъ свое дйствіе. Онъ сразу сдлалъ одинокимъ извстнаго человка, выдлилъ его изъ всей остальной толпы. ‘И Петръ вышелъ вонъ’. И не было въ ту ночь ни одного человка въ Божіемъ мір боле одинокаго, чмъ Петръ со своимъ грхомъ.

Людямъ извстны два рода одиночества: одиночество пространства и одиночество духа. Рыбакъ въ своемъ челнок среди безбрежнаго моря чувствуетъ одиночество пространства. Но это одиночество не настоящее. Образы людей, дорогихъ его сердцу, тутъ же съ нимъ въ челнок. Мысли его полны ими. Но Петръ испытывалъ одиночество духа. Разстояніе, боле широкое чмъ море, отдляло измнившаго Господу ученика отъ всхъ остальныхъ людей и заставляло его плакать въ одиночеств.

Когда Господь говоритъ, Онъ не любитъ, чтобы чей-либо иной голосъ нарушалъ тишину. Вотъ чмъ объясняется то важное значеніе, какое придается уединенію во всякой истинно религіозной жизни. Конечно, могутъ быть преувеличенія въ ту и въ другую сторону. Но въ наши дни нужно особенно стараться внушать людямъ, что когда Господь желаетъ говорить съ человкомъ, Онъ желаетъ говорить наедин. И поэтому-то Господь возбуждаетъ въ истинно христіанскихъ сердцахъ стремленіе къ уединенію. ‘Талантъ развивается въ одиночеств’, говоритъ нмецкій поэтъ, ‘характеръ же среди жизненныхъ бурь’, И если правда, что религіозный характеръ вырабатывается среди борьбы міра, то также врно, что религіозные таланты совершенствуются въ спокойномъ уединенномъ созерцаніи и въ общеніи съ Богомъ. Какого глубокаго сожалнія достойны т врующіе, вся религіозная жизнь которыхъ проходитъ публично: самый божественный опытъ, освящающій сердце христіанина, остается чуждъ тому, кто не знаетъ, что такое значитъ удалиться иногда отъ толпы и быть одному съ Господомъ. Но что дало особую красоту одиночеству Петра, это было то, что онъ удалился вовремя. Въ покаяніи Петра мы видимъ не только силу и одиночество, насъ поражаетъ его непосредственная быстрота. Петръ вовсе не былъ вынужденъ уйти. Онъ могъ остаться на своемъ мст, ничего не страшась. Господь смотрлъ на насъ, когда мы гршили, но мы не поступали подобно Петру. Онъ не далъ пройти времени между его грхомъ и покаяніемъ. Мы часто уничтожаемъ благодать покаянія, ожидая, чтобы грхъ сдлался давнимъ. Мы нарочно длаемъ это. Намъ кажется, что время смягчаетъ остроту грха и уничтожаетъ его горечь. И мы откладываемъ наше покаяніе, пока, по нашему мннію, острота грха не притупится. Какъ будто время, какъ будто сама вчность могли сдлать поступокъ гршника мене гнуснымъ. Время не уменьшаетъ грха, и напрасно люди стараются дождаться minimum’а его, чтобы избавиться отъ него покаяніемъ. Истинное время для покаянія это именно то время, когда мы согршили. И можетъ быть это именно теперь. Петръ раскаялся тотчасъ по совершеніи грха. Онъ покаялся не на смертномъ лож, не въ преклонные годы, но именно тогда, когда согршилъ. Многіе люди откладываютъ часы своего покаянія насколько могутъ, откладываютъ настолько, что оно уже не можетъ помочь имъ, они до тхъ поръ не хотятъ замчать, что Господь обращается къ нимъ, пока Онъ не обратится и не посмотритъ на нихъ въ день суда. И только тогда они выйдутъ, чтобы заплакать. Но тогда они выйдутъ навстрчу темной ночи, у которой нтъ разсвта.

Вотъ чему научаетъ насъ раскаяніе Петра. Теперь еще одно слово.

Когда Господь говоритъ, Его гласъ звучитъ подобно громовому раскату и передъ нимъ нмютъ вс земные голоса. Но въ то же время, когда Онъ говоритъ, Его рчь такъ тиха и нжна, что никто не можетъ услыхать этого шопота кром васъ. Быть можетъ и сегодня во время нашей съ вами бесды Господь обернулся и посмотрлъ на кого-нибудь изъ насъ. И чья-нибудь душа уже вышла вонъ, чтобы заплакать горько. Никто не замтилъ куда упалъ взглядъ Божій и никто изъ присутствующихъ въ храм не знаетъ, что это были вы. Вы сидите теперь на вашемъ обычномъ мст, но ваша душа въ настоящую минуту далеко отсюда, она занята какимъ-нибудь прежнимъ грхомъ, и Господь Самъ даетъ вамъ горьчайшій и въ то же время сладчайшій урокъ вашей жизни — урокъ глубоко прочувствованнаго покаянія. Не возвращайтесь же назадъ въ толпу, пока Господь не посмотритъ еще разъ на васъ тмъ взглядомъ, какимъ Онъ посмотрлъ на разбойника на крест, пока вы не увидите ‘сіяніе любви Божіей на лиц Господа исуса Христа’

‘Мужъ по сердцу Моему, который исполнитъ вс хотнія Мои’.
Дян. XIII, 22.

Идеальная жизнь.

Идеалъ христіанской жизни по Библіи.

Ни одна человческая жизнь не можетъ быть плодотворной, если въ ней нтъ опредленной цли, если человкъ не знаетъ, для чего онъ живетъ. А между тмъ попробуйте спросить наугадъ нсколько лицъ, какая цль ихъ жизни, и вы будете поражены, убдившись, что только весьма немногіе изъ нихъ составили себ объ этомъ понятіе, да и то боле чмъ туманное. Вопросъ о summum bonum всегда былъ самымъ труднымъ для человческаго разума. Чему долженъ человкъ посвятить свою жизнь? Какая цль ея? Зачмъ она ему дана? Эти вопросы всегда были величайшей загадкой, какъ древняя философія и средневковыя науки, такъ и современная культура оказались одинаково неспособными отвтить на нихъ.

Ни одинъ человкъ, ни одна книга, за исключеніемъ единственной, не могли сказать міру, что ему нужно, поэтому каждый человкъ долженъ былъ разсматривать эту проблему при неврномъ свт своего собственнаго разума и ршать ее каждый по своему.

Одинъ находитъ, что литература великое дло, и ршаетъ посвятить ей жизнь. Онъ окружаетъ себя лучшими образцами стиля, величайшими произведеніями литературы и, направляемый своимъ великимъ честолюбіемъ къ великимъ цлямъ, работаетъ надъ тмъ, что считаетъ главнымъ дломъ всей своей жизни. Другой говоритъ, что общество великая вещь, онъ желаетъ сдлаться общественнымъ человкомъ, третій хочетъ быть дльцомъ, четвертый — ученымъ, и каждый стремится къ тому, что считаетъ идеаломъ жизни.

Христіанинъ также долженъ имть опредленную цль и идеалъ жизни. Цль жизни всхъ тхъ людей, быть можетъ, и велика сама по себ, но недостаточно велика для него. Его одна книга открыла передъ нимъ такую благородную жизнь, какой они не могли найти во всей богатой литератур безсмертнаго прошлаго. Разумется, если онъ пожелаетъ, онъ можетъ сдлаться ученымъ или дловымъ человкомъ, но онъ стремится къ еще боле высокому призванію. Онъ желаетъ быть человкомъ по сердцу Божію. Онъ открылъ тайну, невдомую досел философіи: идеальный человкъ это ‘Мужъ по сердцу Моему, который исполнитъ вс хотнія Мои’. И если общественный дятель или ученый находятъ нужнымъ составить себ программу для короткаго періода своей трудовой жизни, которая, по ихъ мннію, должна быстро исчезнуть въ неизвстности могилы, тмъ боле долженъ христіанинъ имть планъ для своей продолжительной жизни, которая перейдетъ въ вчность.

Чмъ выше человкъ, тмъ возвышенне планъ его жизни. Поэтому планъ жизни христіанина долженъ быть величайшимъ изъ нихъ, такъ какъ и жизнь его величайшая изъ жизней, и дло его величайшее изъ длъ, и оба они послдуютъ за нимъ, когда все земное будетъ исполнено.

Теперь мы спросимъ, каковъ истинный планъ христіанской жизни? Намъ нужно не только знать опредленіе идеала, но и имть указанія, которымъ мы могли бы слдовать. И мы найдемъ то и другое при первомъ же взгляд на нашъ текстъ: ‘Мужъ по сердцу Моему’ — вотъ опредленіе того, чмъ мы должны быть, ‘который исполнитъ вс хотнія Мои’ — вотъ указаніе, какъ мы должны поступать. Въ этихъ словахъ и опредленіе, и указаніе идеала жизни. Въ нихъ изображеніе человка по сердцу Божію, въ нихъ ключъ къ идеальной жизни.

Главный смыслъ этихъ словъ просто въ томъ, что цль жизни творить волю Божію. Но именно это — великое и удивительное откровеніе. Ни одинъ человкъ не могъ до сихъ поръ дойти до него. Восемнадцать вковъ лежало оно передъ глазами міра, и однако только немногіе нашли его даже въ наши дни. Одинъ говоритъ, что цль жизни — самоотреченіе, другой — что это врность, третій видитъ ее въ исполненіи Десяти Заповдей, четвертый укажетъ Заповди Блаженства. Одинъ скажетъ, что цль жизни длать добро, другой — самому длаться добрымъ, третій — быть добрымъ. Но цль жизни вовсе не въ этомъ, она выше всего и заключаетъ въ себ все это. Цль жизни не въ самоотреченіи, не въ врности, не въ соблюденіи Заповдей, она просто въ исполненіи воли Божіей. Она не въ томъ, чтобы длаться или быть добрымъ, и не въ томъ даже, чтобы длать добро, она именно въ томъ, чтобы творить волю Божію, будь это въ работ или ожиданіи, въ пріобртеніи или потер, въ болзни или выздоровленіи, въ жизни или смерти.

Но такое понятіе слишкомъ возвышенно для насъ. Оно недостаточно практично. Это величайшая концепція человка, данная когда-либо міру. Великіе философы отъ Сократа и Платона до Эммануэля Канта и Милля дали намъ свое представленіе объ идеальной человческой жизни, но ни одинъ изъ нихъ не достигъ до такой высоты. Каждый изъ нихъ описалъ идеальную человческую жизнь, универсальную жизнь, какъ они ее называютъ, жизнь для всхъ другихъ жизней, жизнь для подражанія всмъ людямъ, во вс времена. Но нтъ между ними ни одной и наполовину такой глубокой, прекрасной и возвышенной, какъ эта, ‘Мужъ по сердцу Моему, который исполнитъ вс хотнія Мои’.

Именно на этомъ основаніи она и кажется на первый взглядъ неосуществимой. Мы чувствуемъ себя безпомощными передъ такой великой и вчной истиной. Господь долженъ объяснить намъ все это. А мы, какъ маленькіе дти, должны ссть у Его ногъ и учиться. И когда мы прибгаемъ къ Нему съ нашими затрудненіями, мы видимъ, что у Него готовы для насъ два практическія пособія, что Онъ можетъ облегчить намъ урокъ, приблизить къ намъ истину, такъ что изучая эти два пособія и слдуя имъ добровольно и смиренно, мы научимся подражать въ нашей жизни великому идеалу Господа.

Вотъ два пособія, данныя намъ Богомъ:

I. Идеальная жизнь, воплощенная въ Христ, въ живомъ Слов.

II. Идеальная жизнь, подробно разсмотрнная въ Библіи, въ начертанномъ Слов.

Принято обыкновенно пользоваться почти исключительно первымъ изъ этихъ пособій, но сегодня, по нкоторымъ причинамъ, мы займемся вторымъ. Что же касается перваго, то, конечно, если человкъ могъ бы слдовать Христу, его жизнь была бы идеальной. Но что означаетъ слдовать Христу? Какъ это сдлать? Не похоже ли это на то, какъ если бы начинающаго художника поставили передъ картиной Мурильо или Рафаэля и сказали ему скопировать ее? Но, именно, какъ и художникъ при подобной задач получаетъ въ руки кисти, холстъ и краски, какъ ему отъ времени до времени помогаетъ учитель то своимъ указаніемъ, то мазкомъ своей кисти, такъ точно бываетъ и съ учениками въ школ Божіей. Самъ Великій Учитель помогаетъ имъ, Св. Духъ приходитъ къ нимъ на помощь. Но идеальная жизнь достигается не мистицизмомъ. Въ ней духовность, но нтъ нереальности. Такимъ образомъ, Господь далъ намъ другое великое пособіе: Идеальную жизнь, разсмотрнную въ Слов Божіемъ. Безъ перваго мы не могли бы поврить возможности существованія такой идеальной жизни, безъ второго она была бы для насъ непонятна. Поэтому Господь указалъ намъ дв стороны этой идеальной жизни: воплощенную въ живомъ Слов и подробно разсмотрнную въ Слов начертанномъ.

Изслдуемъ же въ Библіи эту идеальную жизнь и, подражая ей въ нашей жизни, воспроизводя ее день за днемъ, шагъ за шагомъ, мы можемъ достигнуть плодотворныхъ результатовъ, и о насъ, какъ о Давид, можетъ быть сказано:

‘Мужъ по сердцу Моему, который исполнитъ вс хотнія Мои’.

1. Первое, чего требуетъ идеальный человкъ, это знать зачмъ онъ вообще живетъ. Онъ долженъ объяснить себ смыслъ своего существованія. Зачмъ онъ здсь? И Библія отвчаетъ: ‘Вотъ иду исполнить волю Твою, Боже!’ (Евр. X, 7).

Вотъ зачмъ мы здсь творить волю Божію. ‘Вотъ иду исполнить волю Твою, Боже!’ Это цль моей и вашей жизни. Цль не въ томъ, чтобы быть счастливымъ, имть успхъ, славу или длать по возможности добро, или стараться жить честно. Она значительно выше творить волю Божію. Въ этомъ-то для начинающихъ главный ключъ къ жизни. Каждый изъ насъ можетъ сказать сразу, правильна наша жизнь или нтъ, творимъ ли мы волю Божію? Мы не подразумваемъ подъ этимъ дло Божіе — проповдывать, учить или благотворить, но волю Божію. Человку можетъ казаться, что онъ длаетъ Божіе дло, когда онъ даже не творитъ воли Его. Но, обтесывая камни и подметая улицы, онъ можетъ точно также творить Божіе дло и Божію волю, какъ проповдуя и молясь. Вопросъ только въ томъ, совпадаетъ ли съ волей Божіей нашъ ежедневный обыденный трудъ: ‘Я пришелъ устроить мой путь’ — вотъ взглядъ міра на идеальную жизнь. ‘Не мой путь, не моя воля, но будетъ воля Твоя’ — вотъ взглядъ христіанина. ‘Ищу не Моей воли, но воли пославшаго Меня Отца — вотъ что говоритъ человкъ по сердцу Божію.

2. Второе, въ чемъ нуждается идеальный человкъ, это пища. Получивъ жизнь, онъ долженъ получить и пищу. Какую же пищу мы дадимъ ему теперь? Будетъ ли это знаніе, богатство, слава, красота, могущество или истина? Нтъ, есть боле рдкая пища, чмъ все это, такая рдкая, что мало кому удавалось даже попробовать ее, такая прекрасная и питательная, что т, кто разъ испробовалъ ее, не хотятъ боле питаться ничмъ другимъ. О ней сказано: ‘Моя пища есть творить волю Пославшаго Меня’ (оан. IV, 34).

Итакъ, творить волю Божію — вотъ для чего живетъ человкъ, вотъ чмъ онъ живетъ. Пища. Въ ней сила, поддержка и питаніе. Сила идеальной жизни черпается изъ Божественной воли. У человка сильная воля, но воля Божія сила вчная, Всемогущая сила. Такую силу получаетъ идеальный человкъ. Онъ возрастаетъ черезъ нее, усваиваетъ ее, это его жизнь. ‘Не о хлб единомъ будетъ живъ человкъ, но о всякомъ глагол, исходящемъ изъ устъ Божіихъ’. Только это можетъ насытить его. Онъ жаждетъ творить волю Божію. Ничто другое не удовлетворитъ его. Вс знаютъ, что люди страдаютъ отъ духовнаго голода, близки къ голодной смерти. У нихъ есть разная пища и напитки, но они непитательны. У нихъ есть удовольствія, радости и возбужденіе, но тамъ нтъ пищи для вчно алчущей души. У нихъ есть театры, общество, свтскія книги и наслажденія, но все это только опьяняетъ, во всемъ этомъ нтъ питанія. И поэтому нашъ идеальный человкъ отворачивается отъ нихъ съ невыразимымъ омерзеніемъ. ‘Моя пища творить волю Божію’. Творить волю Божію! Разв мыслимо умереть отъ голода при такой чудесной пищ? Воля Божія вчная пища христіанина. Весной она не сется, лтомъ засуха не погубитъ ея, ея не жнутъ и не убираютъ, а между тмъ житницы всегда полны. О! какая жизнь открывается передъ нами! Какая возможность совершенствоваться, какая перспектива работы! Какъ развивается душа, питаясь волей Божіей!

3. Слдующее, въ чемъ нуждается идеальный человкъ это общество. Человкъ не созданъ для одиночества. Ему нужны друзья. Безъ общества идеальный человкъ будетъ уродомъ, противорчіемъ. Вы должны дать ему друзей. Кого же вы ему дадите? Быть можетъ, вы угодите ему, обратившись къ сильнымъ міра, чтобы они пришли и служили ему? Нтъ, идеальный человкъ не нуждается въ угожденіи. У него есть лучшая пища. Пригласите ли вы для него служителей Церкви и старйшинъ? Предложите ли вы ему общество святыхъ и ангеловъ, херувимовъ и серафимовъ, когда онъ направитъ свой путь черезъ пустыню жизни. Нтъ, все это не удовлетворитъ его. У него лучшій другъ, чмъ святые и ангелы, херувимы и серафимы. На устахъ его дрожатъ слова: ‘Кто будетъ исполнять волю Отца Моего Небеснаго, тотъ Мн братъ, и сестра, и матерь’. (Мат. XII, 50).

Да. Тотъ Мн, братъ, и сестра, и мать. Матери! Темна и нерадостна стезя вашей жизни. А тутъ какъ разъ рядомъ съ ней лежитъ гладкій, удобный путь — путь запрещенный. Много разъ вы готовы были поддаться искушенію и вступить на него. Но вы знали, что это грхъ, вы медлили и затмъ со вздохомъ продолжали идти прежней утомительной дорогой. ‘Это воля Божія’, сказали вы. Мужественныя женщины! О, если бы вы слышали, что именно тогда, когда вы поступили хорошо, и исусъ увидлъ это, именно тогда около вашего уха неслышный вамъ голосъ произнесъ: ‘Мать Моя!’ ‘Кто будетъ исполнять волю Отца Моего, тотъ Мн матерь’. Да, это утшеніе Христа ‘Мать Моя!’ Какое общество для васъ! Что для васъ мрачный путь, разъ вамъ свтитъ Его улыбка?

‘Лучше ходить въ темнот съ Христомъ,

‘Чмъ идти одному въ сіяньи свта,

‘Лучше ходить съ Нимъ врою,

‘Чмъ идти одному видніемъ’.

Или вотъ юноша, окруженный большими соблазнами. Сегодня онъ чувствуетъ себя сильнымъ противостоять имъ, но завтра вс воскресныя ршенія покидаютъ его. Что скажутъ его товарищи, если онъ отстанетъ отъ нихъ? Вдь ему будетъ неловко смотрть имъ въ глаза, если онъ вздумаетъ вести себя такъ, какъ полагается христіанину. Но что такое вс пріятели въ мір въ сравненіи съ Нимъ? Что такое самые врные и искренніе друзья передъ драгоцнной и священной дружбой Христа? ‘Кто будетъ исполнять волю Отца Моего, тотъ Мн братъ’.

Моя мать, Мой братъ, Моя сестра! Да, у Него есть здсь и сестра. Сестры, вамъ на долю выпало вести тихую жизнь, жизнь наполненную обычными домашними длами. Вы мечтаете, быть можетъ, о боле широкомъ пол дятельности, вы вздыхаете о великой и плодотворной жизни, подобной жизни тхъ знаменитыхъ женщинъ, имена которыхъ всмъ извстны. Вы спрашиваете, разв справедливо, что все ваше существованіе уходитъ на эти мелочныя заботы? Но нтъ ничего ничтожнаго, ничего мелочнаго, что длается для Бога. И разъ это Его воля, она не можетъ быть несправедлива. Если эта будничная жизнь въ маленькомъ уголк съ ея домашними длами ваше послушаніе, не томитесь, не ропщите, врьте, что ваша серенькая, незамтная женская доля близка и дорога сердцу Того, Кто сказалъ: ‘Кто будетъ исполнять волю Отца Моего, тотъ Мн сестра’.

4. Итакъ, мы видимъ, что у идеальнаго человка есть Другъ. Но ему нужно еще больше. Ему нуженъ даръ рчи, чтобы говорить съ другомъ. Онъ не можетъ молчать въ его обществ. А разговоръ съ такимъ Другомъ не простой разговоръ, для него есть иное, высшее названіе, это причащеніе, это молитва. Прислушаемся же къ молитв идеальнаго человка. Безъ сомннія, она будетъ о вол Божіей, такъ какъ о чемъ другомъ можетъ онъ говорить? Это цль его жизни, его пища, въ этомъ его общество. Каждый знаетъ, о чемъ онъ будетъ молиться, каждому вспоминаются слова идеальной молитвы: ‘Да будетъ воля Твоя’. (Мат. VI, 10)

Обратите вниманіе на слова ‘да будетъ воля Твоя’. Онъ молится о томъ, чтобы воля Божія творилась. Это не то, что волю Божію можно перенести, перетерпть. Въ этой молитв есть активность. Это не простая покорность, не преданіе себя вол Божіей, это стремленіе исполнить ее. А между тмъ какъ часто звучитъ у нкоторыхъ людей въ этихъ словахъ простая покорность, страданіе и пассивность. ‘Да будетъ воля Твоя’, говорятъ они со вздохомъ. ‘Ничего съ этимъ не подлаешь, приходится подчиниться, вдь все равно будетъ такъ, какъ желаетъ Господь. Не лучше ли сразу покориться? Но какъ все это далеко отъ духа идеальной молитвы. Быть можетъ, выше и благородне терпть волю Божію, чмъ творить ее. Но въ покорности такого рода, въ этой протестующей покорности нтъ никакого благородства. И она искажаетъ смыслъ молитвы ‘Да будетъ воля Твоя’, молитвы, полной активности. Это не простое подчиненіе сил Божіей. Это мольба, чтобы сила Божія еще боле проявлялась повсюду, по отношенію меня, каждаго изъ насъ, всего міра. Это призывъ къ могущественной энергіи на небесахъ и на земл, чтобы она еще боле дйствовала, еще боле расширялась. Это моленіе, чтобы всемогущая сила Божественной воли была извстна всему міру, всми чувствовалась, всми почиталась.

Итакъ, у идеальнаго христіанина нтъ боле глубокой молитвы, чмъ эта. Онъ хотлъ бы быть захваченнымъ этой могучей волной Божественной воли, которая безшумно набгаетъ изъ вчности и снова въ нее быстро возвращается. Единственная для него надежда на счастье, на плодотворность работы — это присоединить къ ней живую струю своей воли. Нкоторые христіане упускаютъ случай сдлать это или остаются на берегу могучаго потока, но идеальный человкъ хочетъ быть посреди этихъ силъ, энергіи и могущества, чтобы соединить свою слабость съ могуществомъ Божіимъ, свое ничтожество съ Божіимъ величіемъ, чтобы получить силу, энергію и могущество для исполненія долга, для Господа. Быть можетъ, Господь сдлаетъ что-нибудь съ нимъ или измнитъ что-нибудь въ немъ, потому что и то, и другое въ рукахъ Божіихъ. Поэтому, единственная забота человка быть всегда готовымъ отдать себя въ распоряженіе Божіе, быть готовымъ служить Ему.

У идеальнаго человка нтъ боле глубокой молитвы. Слова ‘да будетъ воля Твоя’ это истинное желаніе его сердца. Онъ не хочетъ ни ложа, усяннаго розами, ни пути, усыпаннаго цвтами. Онъ проситъ дать Ему творить волю Божію. Онъ не проситъ ни здоровья, ни богатства, ни болзни, ни бдности, онъ желаетъ только того, что пошлетъ ему Господь. Не нуженъ ему и успхъ, даже успхъ въ спасеніи душъ. Вс его желанія — то, что желаетъ для него Господь. Онъ не проситъ, чтобы дла его процвтали или хотя бы шли только гладко. Господь знаетъ, что для него лучше. Онъ не проситъ Господа сохранить жизнь его друзей или собственную, онъ не молитъ о смерти. Да будетъ воля Божія. Жизнь его протекаетъ много глубже, далеко отъ всхъ волнующихъ поверхность обстоятельствъ. Въ этомъ гораздо боле глубокій принципъ, чмъ жить для самого себя. Онъ только проситъ, чтобы въ обыденномъ круговорот его жизни не появилось желанія боле глубокаго, боле живого, боле поглощающаго, чмъ желаніе ‘Да будетъ воля Твоя’. И для кого эти слова будутъ постоянной молитвой, тотъ ясно пойметъ, что изъ всхъ молитвъ это самая драгоцнная молитва, самая близкая духу Того, Кто искалъ не Своей воли, но воли Пославшаго Его. ‘Господь! Да будетъ воля Твоя! Если мой путь тернистъ, ‘Позволь кой-гд межъ терній расцвсти и розамъ. ‘Но нтъ! Ты шелъ путемъ тернистымъ, Боже, ‘Такимъ веди меня, Твоя да будетъ воля!’.

5. Но идеальный человкъ не всегда проситъ. Для него такое блаженство повторять слова молитвы Господней, что уста его немогутъ больше произнести другихъ словъ. Миръ Божій нисходитъ въ его душу и наполняетъ ее невыразимой радостью. Уста его безмолвствуютъ. Онъ не можетъ больше просить своего Друга, и молитва его переходитъ въ хвалу. Изъ глубины переполненнаго сердца невольно вырывается пснь. Поищемъ же въ Библіи хвалу устъ его. Но кто же не знаетъ псенъ идеальнаго человка этихъ дивныхъ псалмовъ? Охотники, собираясь по вечерамъ, воспваютъ свои храбрые подвиги на охот, пастухи въ псняхъ разсказываютъ о львахъ и медвдяхъ, убитыхъ ими, когда т подстерегали ихъ стада. Давидъ же беретъ арфу, и пснь его звучитъ слаще всхъ этихъ псенъ: ‘Уставы Твои были пснями моими на мст странствованій моихъ’. (Пс. СXVII, 54). Для него нтъ боле сладкой псни. Какое различіе со взглядами людей, видящихъ въ заповдяхъ Божіихъ что-то суровое, холодное. Заповди Божіи это Его написанная воля. Он не страшны идеальному человку. Онъ не боится ихъ суровости, ихъ величія. ‘День и ночь размышляю о законахъ Твоихъ’, говоритъ онъ. Спросите его, о чемъ онъ постоянно думаетъ? ‘О законахъ Твоихъ’, о томъ, чмъ еще можетъ онъ угодить Господу, что еще можетъ сдлать для Него, что еще претерпть за Него,— нтъ у него въ жизни иного удовольствія. Не говорите ему о наслажденіяхъ жизни. ‘Уставами Твоими утшаюся’. Вотъ радости идеальнаго человка, вотъ источникъ его наслажденія. Хвала — это избытокъ переполненнаго сердца. И предметъ хвалы указываетъ на то, чмъ оно переполнено. Тема хвалы идеальнаго человка — это воля Божія. У него нтъ другого источника наслажденія. Чаша мірскихъ удовольствій не привлекаетъ его, для него горьки удовольствія жизни. ‘Я желаю исполнить волю Твою, Боже мой’, (Пс. XL,

— вотъ единственная его радость, единственное его наслажденіе.

6. Затмъ, идеальному человку нужно еще воспитаніе. Ему нужно учиться. Вмст съ другими учениками онъ садится у ногъ Господа. Что хочетъ онъ отъ Великаго Учителя? Научи меня мудрости? Нтъ, мудрости недостаточно. Научи меня правд? Нтъ, даже не этому. Научи меня быть добрымъ, научи меня любить и врить? Нтъ, у него есть боле глубокое желаніе: ‘Научи меня исполнить волю Твою’ (Пс. СXVII, 10). Вотъ истинное воспитаніе. Научи меня исполнить волю Твою. Таково было и ученіе Христа. Мудрость, какъ вра, любовь и добрыя дла, также великая наука, но есть наука еще боле серіозная — это послушаніе. И идеальный ученикъ молится: ‘Научи меня исполнить волю Твою.

Но объ этомъ мы уже сказали достаточно. Дйствительно, все это нужно идеальному человку. Но на случай, если бы ему понадобилось что-нибудь еще, Господь далъ ему одно общаніе. Богъ все предвидлъ. Онъ предвидлъ, что въ жизни идеальнаго человка могутъ возникнуть непредвиднныя обстоятельства, онъ можетъ сдлать какую-нибудь ошибку, прійти въ уныніе, или же онъ побоится обратиться съ просьбой къ своему Другу, думая, что она слишкомъ велика или наоборотъ слишкомъ ничтожна. Поэтому Богъ далъ.

7. Идеальное общаніе. ‘Когда просите чего по вол Его, Онъ слушаетъ насъ… Знаемъ и то, что получаемъ просимое отъ Него’. (I оан. V, 14). Нтъ границъ доврію Божію къ идеальному человку и, что бы онъ ни просилъ, Господь знаетъ, что онъ проситъ доброе, и Господь руководитъ даже его просьбами. Поэтому Господь не ограничиваетъ нашей свободной воли. Тотъ, кто творитъ волю Божію, можетъ просить все, что желаетъ. И въ томъ, что онъ проситъ, воля Божія. Пусть онъ испытаетъ Его общаніе.

Обратите вниманіе, въ чемъ истинная суть молитвы. Молитва, услышанная Богомъ и исполненная Имъ, это молитва, согласная съ волей Божіей. И вполн понятно почему это такъ. Воля Божія это то, чего желаетъ Господь. И Господь желаетъ, чтобы Его воля была исполнена во что бы то ни стало, какихъ бы жертвъ ни стоило. Тысячи молитвъ остаются неисполненными только потому, что он не согласны съ волей Божіей. Но о чемъ бы мы ни просили у Господа, разъ наши желанія не противорчатъ Его вол, мы можемъ быть уврены, что вс они будутъ исполнены, потому что наши желанія отраженіе желаній Божіихъ. Для идеальнаго человка пожелать значитъ получить. Просьба это тнь, отбрасываемая отвтомъ. Отвтъ этотъ былъ раньше готовъ у Господа. И отвтъ этотъ иметъ дв тни: одна изъ нихъ — это желаніе, еще не исполненное, выражающееся въ молитв, другая — это радость по удовлетвореніи желанія, изливающаяся въ хвал. О! какъ богата, какъ чудесна эта идеальная жизнь! Просить и все получать, желать того, что желаетъ Господь, молиться вмст съ Господомъ, пть хвалу вмст съ Нимъ. Нтъ, оно поистин велико, это послднее общаніе. Но какъ можетъ Господь доврить намъ такую великую, такую страшную силу? Онъ все можетъ доврить идеальному человку. ‘Когда мы просимъ чего’… Значитъ, когда онъ проситъ чего-нибудь, онъ не можетъ попросить дурного. И если онъ проситъ или не проситъ, на все это воля Божія, потому что этотъ человкъ живетъ, чтобы ‘творитъ волю божію’.

8. Но остается еще одно, что могъ бы пожелать идеальный человкъ. Предположимъ, что онъ пожелаетъ узнать, какъ долго можетъ продолжаться такая идеальная жизнь, жизнь полная невыразимой красоты, ангельской чистоты, божественной славы, небеснаго мира. Ему можетъ казаться, что она слишкомъ свтла и прекрасна, а все прекрасное недолговчно. И если какое-нибудь облако и могло бы омрачить небо истиннаго христіанина, то это только мысль, что эта идеальная жизнь когда-либо окончится. Но Господь въ Своемъ безконечномъ предвдніи разсялъ и это опасеніе глубоко утшительными словами, которыя учатъ не останавливаться надъ временными обстоятельствами, такъ какъ наша жизнь не оканчивается на земл, но переходитъ въ безпредльную вчность. ‘Исполняющій волю Божію пребываетъ во вкъ’ (I оан. II, 17).

Пусть же Господь научитъ насъ такой великой и святой жизни. Будемъ вчно помнить великія слова Того, Кто былъ первымъ образцомъ ея, Чья жизнь была единственной вполн идеальной жизнью: ‘Не всякій, говорящій Мн: Господи! Господи! войдетъ въ Царство Небесное, но исполняющій волю Отца Моего Небеснаго!’ (Мат. VII, 21).

‘Вы, которые не знаете, что такое случится
завтра: ибо что такое жизнь ваша? парь,
являющійся на малое время, а потомъ исчезающій’
ак. I, 14.

Что такое ваша жизнь?

Завтра первый день новаго года — день желаній. Сегодня послдній день стараго — день вопросовъ. Завтра предвкушеніе будущаго, сегодня отраженіе прошедшаго. Завтра наши мысли устремятся навстрчу грядущимъ событіямъ и радужнымъ перспективамъ, въ какихъ рисуетъ себ будущее даже самый скромный изъ насъ. Сегодня же мысли наши бродятъ посреди погребенныхъ воспоминаній, и сердца наши стараются уяснить себ смыслъ нашего прошлаго.

Но если завтра — день ожиданій, то сегодняшній день долженъ быть днемъ размышленій. Если завтра — время для твердыхъ намреній, то сегодня — день для анализа прошлаго. И если бы мы пересмотрли всю Библію, отыскивая въ ней базисъ для этого анализа, мы все-таки не нашли бы ничего лучшаго, чмъ этотъ вопросъ: ‘что такое ваша жизнь?’.

Мы должны тмъ не мене оговориться, что слово ‘жизнь’ здсь употреблено въ спеціальномъ смысл — нкоторые могли бы сказать въ узкомъ смысл. Вопросъ этотъ не обозначаетъ, каково качество вашей жизни? Какая цль ея? Успшно ли идетъ она? Насколько выше былъ ея тонъ въ этомъ году по сравненію съ предыдущимъ? Вопросъ Библіи вовсе не такъ обширенъ. Онъ относится не столько къ качеству жизни, какъ къ количеству ея. Онъ только обозначаетъ: какъ продолжительна ваша жизнь? Какъ вы оцниваете ее? Какъ долго, по вашему мннію, она будетъ длиться? Каково ея отношеніе къ вчности?

По многимъ основаніямъ, такая постановка вопроса является особенно подходящей не только для послдняго дня года, но и вообще для выясненія современнаго состоянія религіозной мысли по этому предмету. Мы остановимся на двухъ главнйшихъ изъ этихъ основаній. Именно, въ настоящее время существуютъ дв школы, изъ которыхъ одна совершенно игнорируетъ этотъ вопросъ, а другая, столь же многочисленная, совершенно искажаетъ его. Иначе сказать, существуетъ два способа глядть на жизнь, и каждый изъ нихъ находитъ въ наши дни широкій кругъ послдователей.

1. Теорія, что жизнь все,

2. Теорія, что жизнь ничто.

Или же, если мы прибавимъ къ нимъ обратныя предложенія:

1. Теорія, что жизнь все, а вчность — ничто.

2. Теорія, что жизнь ничто, а вчность — все. Послдователи первой изъ этихъ теорій совершенно не признаютъ вопроса о времени жизни. И несомннно, что эта теорія наиболе распространенная, наиболе модная изъ двухъ. Таковъ взглядъ на жизнь культурнаго міра, многихъ мыслящихъ людей, его же мы находимъ во многихъ серьезныхъ современныхъ книгахъ. Жизнь, говорятъ они, великая вещь. О жизни мы все-таки знаемъ кое-что. Мы находимся среди нея, мы слышимъ вокругъ себя біеніе ея пульса. Мы чувствуемъ ея величіе и реальность. Вчность же не даетъ себя чувствовать подобнымъ образомъ. Она далека отъ насъ и таинственна. Нужно нкоторое усиліе даже для того, чтобы поврить въ нее. Поэтому будемъ лучше придерживаться того, что мы знаемъ, что вокругъ насъ, въ чемъ мы уврены.

Сила этой школы заключается въ ея широкомъ взгляд на жизнь, ея слабая сторона и ошибка — въ слишкомъ узкомъ взгляд на время. Восторженное отношеніе представителей этой школы къ качеству жизни заставляетъ ихъ броситься въ противоположную крайность и забыть объ ея количеств.

Мысль о томъ, что жизнь коротка, не иметъ никакого вліянія на нихъ. Они попросту не останавливаются на ней и когда бываютъ вынуждены высказать свой взглядъ относительно времени жизни, они съ видомъ превосходства заявляютъ, что у нихъ слишкомъ много дла въ настоящей жизни, чтобы терять время на сентиментальныя мысли относительно будущей.

Второй взглядъ на жизнь, боле древній и, быть можетъ, мене научный, утверждаетъ, что жизнь ничто. Это пузырь, паръ, тнь. Вчность велика, Вчность важна. Вчность для нихъ единственное главное. А жизнь — это жалкое преддверіе, что-то врод мрачной прихожей, въ которой человкъ долженъ ждать своей очереди, довольствуясь пока той перспективой вчности, какая открывается изъ оконъ. Скоро наступитъ его очередь войти, а пока пусть онъ постарается съ возможной покорностью перенести эти непріятные часы ожиданія, моля Господа сократить ихъ.

Сила этой теоріи въ томъ, что она признаетъ вчность: слабая же сторона и главная ея ошибка въ томъ, что она совершенно отказывается думать о жизни и тмъ искажаетъ понятіе о вчности для тхъ, кто признаетъ жизнь. Послдователи перваго ученія нуждаются въ напоминаніи о томъ, что жизнь коротка, вторая же школа наоборотъ требуетъ, чтобы ей говорили о продолжительности, величіи жизни, такъ какъ для нея жизнь ничто.

Конечно, ясно, что эти оба взгляда являются естественнымъ обратнымъ отраженіемъ одинъ другого. Но ошибка въ томъ, что каждый зашелъ слишкомъ далеко: Теорія, что жизнь ничто, не могла не вызвать теоріи, доказывающей, что жизнь есть кое-что, но ее не должно было обращать въ теорію — жизнь все. Точно также теорія — вчность кое-что, явившаяся для опроверженія теоріи, что вчность ничто не должна была выработаться въ теорію: вчность все.

Итакъ ясно, что об эти теоріи ошибочны, хотя и не вполн. Каждая изъ нихъ заключаетъ въ себ достаточную долю истины и даже настолько достаточную, что если бы эти доли, заключающіяся въ каждой изъ нихъ, соединить въ одно, то получилось бы цлое — истина. И если бы об эти школы были равны, если бы въ обихъ было равное количество считающихъ жизнь ничмъ, какъ считающихъ ее всмъ, то не было бы боле благодарной и полезной задачи, какъ согласить ихъ. Но стороны неравны и поэтому лучше будетъ заняться той стороной, которая мене обладаетъ истиной.

А это, безъ сомннія, первая школа, утверждающая, что жизнь все. Сравнительно съ ней вторая является немногочисленной или, скоре, весьма немногочисленны послдователи ея крайней формы. Истина, что жизнь ничто, очевидна и ясна, и было бы нетрудно убдить человка, утверждающаго, что вчность все, уступитъ кое-что и жизни. Но гораздо трудне заставить человка, считающаго жизнь всмъ, признать хоть отчасти вчность, потому что сила міра грядущаго еще не прочувствована и не испытана, а теченіе жизни такъ быстро, что соперничающее съ нимъ въ стремительности теченіе времени остается незамтнымъ.

Людей, отказывающихся думать о теченіи времени, можно раздлить главнымъ образомъ на два класса:

1. Многочисленный классъ трудящихся и поглощенныхъ своимъ дломъ людей, которые слишкомъ дорожатъ временемъ, слишкомъ заботятся о немъ, чтобы видть въ вчности преемницу времени. У нихъ слишкомъ мало времени, чтобы думать о времени.

2. Столь же многочисленный классъ лнивыхъ, ничего не длающихъ свтскихъ людей, слишкомъ не дорожащихъ временемъ и поэтому вовсе не думающихъ о томъ, что оно окончится. У этихъ людей слишкомъ много времени, чтобы думать о немъ, и имъ кажется, что у нихъ всегда будетъ такъ много его.

Вотъ къ этимъ то двумъ классамъ особенно подходитъ вопросъ: ‘что такое ваша жизнь?’ И нтъ никакаго основанія для большинства уклоняться отъ разсмотрнія этого вопроса, потому что фанатичное меньшинство, благодаря преувеличенію вчности, сдлало этотъ предметъ отталкивающимъ. И если одни страдаю гъ оттого, что смотрятъ на жизнь, какъ на ничтожную, не имющую значенія величину, другіе страдаютъ еще боле отъ страшнаго преувеличенія жизни на счетъ вчности.

Главнымъ возраженіемъ противъ ученія о вчности или, что тоже самое, о краткости жизни выставляется то, что оно непрактично. Школа жизнь все признаетъ себя въ высшей степени утилитарной. Она не желаетъ имть никакого дла съ абстракціями, съ тмъ, что не относится непосредственно къ жизни. Все вн сферы дйствія иметъ мало значенія для практическихъ людей. Члены этой школы чувствуютъ себя участниками міровой работы, и у нихъ есть надъ чмъ подумать. Что-нибудь да значитъ жить среди этой міровой работы, подчиняться ея необходимымъ условіямъ, раздлять ея надежды и покорно переносить ея дисциплину. Когда же вы оставляете жизнь, говорятъ они, вы отходите отъ настоящаго и реальнаго. Вы вдаетесь въ поэзію и въ сентиментальность, и ваши размышленія, быть можетъ, интересныя для философовъ и мечтателей, вовсе не пригодны для людей, сознающихъ величіе жизни и желающихъ только того, чтобы имъ позволили оставить въ сторон все таинственное и мистическое.

Отвтъ на это и вполн точный отвтъ можетъ быть данъ въ двухъ словахъ. Прежде всего, кто сказалъ вамъ, что вчность ничто? Кто сказалъ вамъ, что это непрактичная, безполезная мечта, неисполнимый сонъ? Кто сказалъ вамъ длать ваше дло и оставить въ сторон время и другія абстракціи? Разумется, это не былъ Господь. Господь говоритъ совершенно иначе. Онъ настаиваетъ на важности вопроса. ‘О, пусть они будутъ мудры… чтобы они могли размышлять о своемъ послднемъ конц’, говоритъ Господь. ‘Укажи мн мой конецъ и мру дней моихъ какова она есть’, такъ говоритъ Давидъ, человкъ по сердцу Божію. А Моисей, другъ Господа, говоритъ: ‘Научи меня исчислять дни мои’.

Господь объясняетъ, почему нужно размышлять объ этомъ. Онъ могъ бы ограничиться однимъ указаніемъ, безъ объясненія причины, но Онъ нашелъ нужнымъ объяснить и причину. Для чего намъ нужно исчислять дни наши? ‘Чтобы намъ пріобрсти сердце мудрое’. Вотъ почему нужно думать о времени: чтобы сдлаться мудрымъ. Вамъ, можетъ быть, показалось, что это сентиментальная выдумка, риторическіе цвты, годные для поэта, безобидная популярная сказка для невжественнаго народа, не умющаго разсуждать о жизни, драматическая истина, предназначенная укрплять слабыхъ и подготовлять ихъ узкіе умы къ смерти? Но нтъ, это не то. Господь никогда не дйствуетъ на чувство. И если подумаете немного, вы увидите, что истина нужна не узкимъ умамъ, но такимъ, которые серьезно размышляютъ о жизни. Человкъ, много думающій о цли жизни, долженъ много думать о времени. Когда вы разсуждаете о жизни, вы увряете, что это для ея пользы, и съ презрніемъ относитесь къ вопросу о времени, какъ безполезному для новаго ученія, слишкомъ заботящагося о жизни, чтобы терять силу на чувство времени. О, если бы вы дйствительно заботились о жизни, это чувство времени заставило бы васъ только еще боле любить бытіе. Потому что время это мра жизни, и все въ жизни находится въ зависимости отъ жалкаго, скуднаго количества его. Ваша земная жизнь — великая вещь, богатое, драгоцнное владніе. Она полна смысла и значенія, которыхъ не можетъ разгадать ни одинъ человкъ. Но она длается для насъ въ десять разъ боле великой при мысли, что она должна окончиться. Одна изъ главныхъ причинъ, почему жизнь такъ велика именно въ томъ, что она такъ коротка. Если бы намъ дано было жить тысячу лтъ, жизнь не была бы такъ велика, какъ если бы мы имли только тысячу часовъ. Она велика, потому что она мала. Человку произнесенъ смертный приговоръ, и судья даетъ ему мсяцъ, чтобы приготовиться къ смерти — одинъ короткій мсяцъ! Какъ богатъ длается каждый его часъ, какъ драгоцнны даже самыя минуты. Но предположимъ, что ему дано всего пять минутъ жизни. Насколько величественне, насколько важне эти пять минутъ жизни, чмъ цлый мсяцъ! Предположимъ, что вчность — мсяцъ, а земная жизнь — пять минутъ, если только можно представить себ такое страшное преувеличеніе жизни по сравненію съ вчностью. Какой великой длается она, благодаря краткости!

Какъ драгоцнно время для недолговчнаго человка! Я долженъ умереть въ тридцать лтъ, вы — въ шестьдесятъ, каждая минута вдвое дороже для меня, потому, что моя минута вдвое короче вашей. Такъ для меня день значитъ боле, чмъ для Маусаила, потому что ему было дано много дней, а мн мало. О, если бы мы дйствительно прониклись сознаніемъ величія жизни, мы не мене дивились бы ея краткости, чмъ ея величію. Если бы мы чувствовали величіе жизни въ настоящій моментъ, то насколько остре стало бы это чувство при мысли, что мы должны умереть прежде, чмъ эта проповдь будетъ окончена! Какими ошибочными показались бы намъ многія вещи, которыя мы позволяемъ себ на томъ основаніи, что жизнь велика, при пробудившемся чувств времени! Какъ много легкомысленныхъ вещей, какъ много даже великихъ вещей мы должны были бы немедленно же выбросить изъ нашей жизни, если бы мы увровали, что время коротко. Въ нашей жизни нтъ мста для вещей, которыя не могутъ продолжать жить, когда жизнь и время окончатся. Такимъ образомъ, тотъ, кто не испытываетъ постоянно при каждомъ оконченномъ дл, при каждомъ упущенномъ удобномъ случа остраго чувства убгающаго времени, тотъ не можетъ знать истиннаго величія жизни и невыразимой цнности добровольно избранныхъ длъ, которыми онъ наполняетъ ея короткій, ограниченный періодъ. Мысль о смерти, не мене чмъ мысль о жизни, можетъ во всхъ отношеніяхъ измнить цнность многихъ важныхъ земныхъ вещей, и угнетающая сознаніе истина, что трудовая жизнь коротка, постоянно наводитъ насъ на печальныя размышленія о несоотвтствіи количества дла съ продолжительностью жизни.

Одинъ современный поэтъ въ удивительныхъ словахъ описалъ, какъ идея о времени и смерти впервые появилась на земл. Дйствіе происходитъ гд-то на восток, среди многочисленной колоніи дтей и внуковъ Каина, убійцы своего брата. Каинъ знаетъ, что такое смерть — онъ видлъ ее. Но знаетъ только онъ одинъ, такъ какъ онъ хранитъ въ себ эту жгучую тайну. Семья Каина росла и разсялась по всей стран, но никогда мысль о смерти не смущала радостную полноту жизни, пока однажды во время юношескихъ игръ неудачно брошенный камень не повергаетъ сына Ламеха бездыханнымъ на землю. Товарищи окружаютъ лежащаго мальчика, приносятъ ему всякія игрушки, стараясь разбудить его отъ этого сна. Но никогда сынъ Ламеха не засыпалъ подобнымъ сномъ, и никакія ласковыя умоляющія слова не могли вызвать отвта изъ его холодныхъ устъ, ни взгляда изъ его потухшихъ глазъ. Тогда подходитъ Каинъ, тихо шепчетъ: ‘мальчикъ умеръ’ и объясняетъ пораженной ужасомъ семь тайну смерти. И затмъ поэтъ описываетъ магическое дйствіе этого слова, какъ ‘отнын въ дом Каина повяло новымъ духомъ, время, прежде неопредленное какъ воздухъ, стало пробуждать въ душ странный ужасъ и создало жизни минуты, которыхъ она досел не знала, даже солнечное сіяніе пріобрло иной видъ, трудъ сталъ боле усерднымъ, и явились всякія изобртенія’.

Казалось, что до сихъ поръ свтъ не былъ вовсе любимъ, Теперь же каждый сказалъ: ‘онъ уйдетъ и боле не вернется’

И всякая распускающаяся втка, всякій камешекъ въ ручь,

Каждый образъ, каждая тнь пріобрли новую цнность При одной мысли, что жизнь иметъ конецъ.

Такимъ образомъ, сознаніе, что жизнь не безконечна, что всякій день приближаетъ насъ къ концу, сознаніе это длаетъ каждый нашъ часъ въ милліонъ разъ большимъ и омрачаетъ каждую нашу мысль, каждое слово, каждый поступокъ тнью грядущей смерти.

Изъ всего этого ясно, что человкъ, дйствительно желающій жить хорошо, долженъ постоянно помнить, что ему не дано жить долго. Поэтому вопросъ ‘что такое ваша жизнь’, предлагаемый намъ ежедневно Господомъ, въ высшей степени полезенъ для великой жизни и можетъ только поощрять, а не парализовать человка.

Но Библія не только предлагаетъ этотъ вопросъ. Она даетъ и отвтъ на него. А когда Библія отвчаетъ на какой-нибудь вопросъ, она всегда даетъ самый лучшій, самый точный отвтъ. Поэтому мы не можемъ сдлать ничего лучшаго, какъ заняться этимъ отвтомъ, потому что мало предметовъ, которыми Библія занималась бы боле подробно, чмъ этимъ, мало вопросовъ, по которымъ она высказывалась бы чаще, чмъ по поводу вопроса ‘что такое ваша жизнь’.

Кром того въ отвтахъ Библіи есть одна особенность, которая длаетъ ихъ замчательно цнными и благодаря которой они чрезвычайно глубоко запечатлваются въ умахъ всхъ возрастовъ. И эта особенность въ томъ, что отвтъ никогда не дается въ сухихъ, голыхъ словахъ, но предлагается въ вид образа такой чудной красоты, что никто не можетъ не обратить на него вниманія, хотя бы изъ-за одной только красоты и изящества метафоры. Такъ напримръ, на вопросъ нашего текста ‘что такое ваша жизнь’? слдуетъ отвтъ: это ‘паръ, являющійся на малое время и потомъ изчезающій’. Разв можно позабыть подобную мысль, разъ наша душа почувствовала однажды ея красоту? И если Господь не отвтилъ на одинъ изъ боле важныхъ вопросовъ жизни нсколькими точными и строгими сентенціями, то не потому ли это, что Онъ хотлъ, чтобы онъ остался навсегда памятнымъ, не потому ли, что Онъ хотлъ, чтобы мысль о краткости и неврности жизни жила постоянно въ каждомъ человк и трогала его сердце въ т минуты, когда вс остальныя мысли были безсильны подйствовать на него? Онъ хочетъ, чтобы эта истина въ нжныхъ тонахъ запечатллась въ каждой распускающейся душ еще въ дтств, когда не пришла пора для глубокихъ мыслей, въ зрлые же годы, когда заботы и болзни не позволятъ упавшему духу отдаться серьезнымъ размышленіямъ, Онъ хочетъ, чтобы у человка все-таки жили въ душ эти вчно поучительныя картины непрочности его жизни.

Чмъ объяснить такую странную привлекательность для многихъ сердецъ этихъ библейскихъ мыслей о времени, и въ чемъ это особое очарованіе, заставляющее наимене религіозныхъ людей останавливаться подолгу надъ текстами, говорящими о человческой жизни? Объясненіе въ томъ, что Господь придалъ особенно живой интересъ этимъ истинамъ, перенеся ихъ изображенія въ галлереи воображенія, гд душа никогда не устаетъ. Если бы эти мысли были даны разуму, онъ задушилъ бы ихъ своимъ холоднымъ прикосновеніемъ, если бы он попали въ сердце, онъ сгорли бы вмст съ нимъ въ горячей, жгучей страсти, но въ обширной области воображенія довольно мста и для этихъ широкихъ истинъ, довольно также силы и тайны, чтобы пробудить и въ сердцахъ, и въ ум благоговйное удивленіе и трепетъ передъ ними. И если не проходитъ для насъ дня безъ какого-нибудь молчаливаго напоминанія о томъ, что мы такое, то это только потому, что Библія употребила всевозможныя обыденныя вещи для объясненія душ этихъ уроковъ, и каждая тнь на стн, каждый засохшій стебелекъ травы полны значенія для каждаго открытаго сердца.

Особенно замчательнымъ въ этомъ отношеніи является тотъ фактъ, что Библія воспользовалась почти всми существующими тлесными образами, какіе только было возможно примнить въ этомъ случа. Если бы мы пересмотрли вс концепціи жизни, высказанныя великими людьми во вс послдующія эпохи, мы едва ли бы нашли что-нибудь новое, что-нибудь еще неиспользованное Библіей.

Въ разныхъ мстахъ Библіи на вопросъ ‘что такое ваша жизнь’ разсыпано ни боле ни мене какъ восемнадцать отвтовъ и вс въ метафорахъ. И человкъ, знакомый съ каждымъ изъ нихъ въ отдльности, не можетъ не быть пораженъ замчательной красотой и соотвтственностью этой коллекціи. Перечислимъ же вс эти отвты. ‘Что такое жизнь ваша?’ Это

Разсказанная повсть,

Странствіе,

Быстрый гонецъ,

Быстрая лодка,

Пядь,

Снятая палатка пастуха,

Нитка, перерзанная ткачемъ,

Сновидніе,

Сонъ,

Паръ,

Тнь,

Цвтокъ,

Челнокъ ткача,

Вода, разлитая на земл,

Трава,

Втеръ,

Ничто.

Первое, что насъ поражаетъ въ этихъ образахъ, это то, что вс они — образы вещей скоропроходящихъ, вызывающихъ въ насъ представленіе о краткости и эфемерности, и это ощущеніе такъ сильно, что мы можемъ увидть въ этомъ только одинъ общій отвтъ на вопросъ ‘что такое ваша жизнь’, а именно: ‘Ваша жизнь коротка’. Но если мы вникнемъ въ эти образы, передъ нами начнутъ выясняться различные оттнки, мы найдемъ намеки на иное значеніе, столько же великое, поразительное и необходимое для дополненія концепціи ‘вашей жизни’.

И вотъ въ трехъ изъ этихъ метафоръ мы находимъ слдующій весьма подробный отвтъ.

1. Ваша жизнь очень малая вещь. Мы вс признали, что жизнь чрезвычайно великая вещь, но въ то же время она весьма незначительна. Если вы будете оцнивать ее какъ жизнь, продолжающуюся за гробомъ, то во всемъ Божіемъ мір вы не найдете ничего равнаго ей по величію и благородству. Да, жизнь велика и величественна. Но начните судить о ней только по отношенію къ времени, къ ея земной продолжительности, къ ея плодотворности для міра, для другихъ жизней, и нтъ подходящаго примра, чтобы передать всю узость и мелочность ‘вашей жизни’, которая, по словамъ Библіи, ‘тнь’, ‘снятый шатеръ пастуха’, ‘разсказанная повсть’.

Тнь. Это нчто нереальное, призрачное. Она падаетъ на міръ, не производя на него никакого дйствія, быть можетъ, она только омрачитъ его. Затмъ она внезапно поднимается и исчезаетъ. Она оставляетъ мало впечатлнія, тнь не можетъ сильно дйствовать на другія тни. Такимъ образомъ, жизнь въ лучшемъ случа жалкая, безплодная мрачная вещь.

Снятый шатеръ пастуха. Передъ заходомъ солнца склоны холмовъ на Восток покрываются шатрами арабовъ. И когда наступаетъ ночь, путешественникъ, расположившійся для ночного отдыха, можетъ видть мерцающіе огоньки ихъ костровъ и слышать громкое блеяніе ихъ стадъ. Но когда онъ просыпается, и стада, и пастухи уже исчезли.

Быть можетъ, нсколько часовъ тому назадъ шатры были сняты, и холмы глядятъ пустынными и молчаливыми, какъ будто ничья нога не ступала на ихъ росистые склоны. Такъ и человкъ, говоритъ Библія, проходитъ стезю жизни, не оставляя слда. Сегодня онъ здсь, среди трудовъ міра, завтра вашъ взглядъ тщетно будетъ искать его, онъ уже ушелъ. Ночью его легкая палатка была снята, и на ея мст пустота и тишина. Жизнь его не оставила слда, указывающаго, что она здсь прошла только догорвшій костеръ напоминаетъ о снятомъ шатр пастуха.

Но лучше всхъ третій изъ этихъ образовъ разсказанная поветъ. Нкоторые считаютъ, что это обозначаетъ мысль или созерцаніе. Но такъ какъ пснопніе, въ которомъ мы находимъ сравненіе жизни съ повстью, написано Моисеемъ, то вроятне всего, что правильне понимать это въ прямомъ смысл. Въ своихъ странствованіяхъ дти Израиля имли не мало скучныхъ свободныхъ часовъ. У нихъ не было книгъ, чтобы наполнить эти монотонные часы и, безъ сомннія, по восточному обычаю они пытались скоротать скучные досуги у костровъ ночного лагеря, разсказывая свои приключенія въ форм повстей и сказокъ. Каждую ночь выступаютъ одинъ за другимъ разсказчики со своими повствованіями, одно удивительне другого, пока мало-по-малу вс эти разсказы не начнутъ смшиваться въ умъ слушателей, блднть и даже надодать имъ. Первая исторія, вызвавшая самое сильное впечатлніе, теряетъ свою прелесть, вторая, казавшаяся еще интересне первой, затмевается третьей. Затмъ забываются и третья, и четвертая, и пятая, и вниманіе приковывается только послдней сегодняшней повстью. Но и послдній разсказчикъ долженъ помнить, что завтра другой займетъ его мсто и разскажетъ новую, еще боле увлекательную исторію, а его вчерашняя сказка будетъ позабыта, и никто не вспомнитъ о ней.

Наши годы проходятъ подобно этимъ разсказаннымъ сказкамъ. Мертвые повдали свою повсть, они сказали свое слово. Имъ казалось, что мы долго будемъ помнить ихъ дла и слова. Но, увы! они уже позабыты. Теперь это старая сказка. Наступитъ и наша очередь очередь остановиться. Ангелъ смерти закроетъ книгу нашей жизни, будетъ ли это повсть или псаломъ, и напишетъ ‘Finis’ въ конц. Если даже изрдка нкоторыя фразы изъ этой книги и повторятся въ какой-нибудь лучше разсказанной повсти, безъ обозначенія автора цитатъ, то все-таки сама плохо разсказанная, плохо прослушанная и плохо усвоенная повсть должна закончиться и быть позабытой, какъ и все прочее на земл.

II. Теперь перечислимъ рядъ метафоръ, дающихъ боле обычный отвтъ, что жизнь коротка. Краткость, безъ сомннія, отличается отъ маловажности, ничтожности. Молнія коротка, но не ничтожна. Но жизнь въ одно время и коротка, и ничтожна. Но жизнь коротка въ двухъ отношеніяхъ: 1) по сравненію съ совершенствованіемъ и 2) по отношенію къ минутамъ. Чмъ боле человкъ развивается, тмъ боле онъ чувствуетъ краткость времени. Жалкій обломокъ человка, онъ старается выработать изъ себя человка, а жизнь слишкомъ коротка, чтобы достичь этой цли. Поэтому онъ работаетъ надъ своимъ спасеніемъ со страхомъ и трепетомъ, дрожа при мысли, что придетъ смерть, и жизнь окончится, прежде чмъ онъ достигнетъ цли. Тотъ же, кто измряетъ жизнь минутами, не находитъ возразить ничего противъ ея краткости, для него она достаточно длинна. Ему нужно не болше времени, ему нужна ‘боле вмстительная душа’, какъ выражаются нкоторые изъ нихъ, ‘которая и проникла бы во вс поры того малаго, что онъ иметъ’. Библія же не длаетъ никакого различія между ними. Время одинаково для всхъ. Это — пядь, челнокъ ткача, ничто, орелъ, бросающійся на добычу, быстрый гонецъ, быстрый корабль. Давидъ просилъ Бога дать ему мру дней его. И Господь указалъ ее ему. Это была ширина его руки. Мы носимъ постоянно на себ мру нашихъ дней. ‘Дни мои какъ пяди’.

Остальные символы также довольно обычны. Челнокъ ткача разв это не монотонность, не однообразіе, не постоянное повтореніе жизни? Нтъ, это скоре быстрота, постоянное движеніе между тонкой тканью времени, вдь во времена прежнихъ несложныхъ машинъ челнокъ, быть можетъ, былъ однимъ изъ быстрйшихъ приспособленій, какія имлъ человкъ.

Въ т же времена жители селъ не представляли себ ничего быстре, чмъ нападеніе орла на добычу, для живущихъ же на морскомъ берегу самымъ быстрымъ казалось парусное судно, несомое невидимымъ втромъ, или поспшное прибытіе ‘быстраго гонца’ съ встями издалека. И если кто въ т несложныя времена и не усвоилъ себ урока о краткости жизни, то это было не отъ недостатка удобныхъ случаевъ: тогда было такъ мало перемнъ въ жизни, что каждая изъ нихъ не могла не пробуждать мысли о предстоящей великой перемн переход въ вчность.

III. Слдующая мысль такъ близко соприкасается съ предыдущей, что почти невозможно раздлить ихъ. Она вызываетъ идею скоротечности. Ваша жизнь преходящая вещь. Она подвержена перемнамъ. Въ ней нтъ ни продолжительности, ни устойчивости, не чувствуется, что вы дйствительно ‘дома’. Поэтому Господь называетъ ее странствіемъ, переходомъ къ чему-то, что наступитъ посл. Еще боле близко къ этому другое уподобленіе, что жизнь парь. Это обозначаетъ, что въ ней нтъ реальности. Мы появляемся на земл, движемся нкоторое время и затмъ исчезаемъ. Слдующія метафоры еще боле поясняютъ эту идею, въ нихъ скоротечность переходитъ въ таинственность. Он говорятъ, что наша жизнь таинственная вещь. И это правда. Мы не понимаемъ жизни зачмъ она появляется, зачмъ оканчивается. Въ ней гд-то таится смыслъ, который ускользаетъ отъ всякаго изслдованія, какой-то высшій смыслъ, нчто боле реальное и великое, чмъ она сама. И Библія называетъ ее сномъ, сновидніемъ, дуновеніемъ втра. Ни одна книга, кром Библіи, не сказала, что жизнь сонъ. Великая книга Грековъ называетъ смерть сномъ, говоря что

‘Смерть и сонъ два брата близнецы’.

Но мысль, высказанная Библіей, гораздо глубже. Жизнь сонъ. Смерть пробужденіе. И отъ библейскихъ временъ ни одинъ поэтъ, ни одинъ философъ не нашелъ боле глубокихъ сравненій для жизни, чмъ это. Повидимому, для нихъ это была утшительная мысль, для насъ же, быть можетъ, мысль освящающая, что эта жизнь не конецъ, и поэтому разумно иногда поразмыслить во время этого нашего сна о томъ, что въ немъ не одни только сновиднія.

Чтобы закончить нашъ вопросъ, мы выскажемъ еще дв мысли, имющія практическій интересъ.

IV. Что такое жизнь ваша? жизнь — вещь неизмняемая. Мы только что закончили годъ. Оглядываясь назадъ, мы видимъ въ немъ каждый взглядъ, каждую мысль, каждое слово на томъ же мст, гд мы оставили его. Вотъ вс воскресные дни, а между ними хорошо и дурно использованныя будни. Вотъ передъ вами возстаютъ вс ваши желанія, вс поступки, вс грхи, каждый именно въ той обстановк, именно въ т дни и часы, когда они произошли. Ровно въ полночь все это вмст съ уходящимъ годомъ уйдетъ въ вчность и уйдетъ точно такимъ, какимъ мы его сдлали. Теперь ни одинъ часъ не можетъ быть измненъ, ни одно изъ малйшихъ желаній не можетъ быть взято обратно, ни одно жестокое слово смягчено. Все это неизмнимо, все это прочно запечатлно, напечатано стереотипомъ на доскахъ прошедшаго въ вчности. Библія даетъ чудную метафору: ‘разлитая на земл вода, которая не можетъ быть собрана’. Нтъ, мы не можемъ собрать снова эти дни въ разбитую урну времени и пережить ихъ вторично. Они были разсыпаны на земл, и великая рка времени унесла ихъ давно на берега вчности къ остальнымъ ушедшимъ годамъ, гд они и останутся, пока не наступитъ часъ Господень, и одинъ за другимъ, въ такомъ порядк какъ ушли, они не возвратятся, чтобы встртить насъ и Его въ день Суда. Завтра наступаетъ день намреній, не правда ли? Хорошо, примемъ же прежде всего твердое ршеніе, чтобы въ этотъ же день слдующаго года, когда мы, какъ и сегодня, оглянемся назадъ на невозвратное прошлое, мы бы нашли въ немъ какъ можно меньше поступковъ, о которыхъ мы пожалли бы словъ, которыхъ лучше было бы не произносить, и чтобы въ немъ было побольше воспоминаній, на которыхъ пріятно было бы остановиться мыслью, боле поступковъ, при мысли о которыхъ наше сердце наполнилось бы радостью.

V. Наконецъ, жизнь больше чмъ невозвратная вещь, она вещь неврная, настолько неврная, что несомннно не вс мы соберемся здсь снова въ послдній день будущаго года. Что хочетъ сказать страшное изображеніе въ Библіи нити ткача, протянутой въ воздух, и острія ножа, почти касающагося ея. Это означаетъ, что мы должны умереть. Нить вашей жизни должна быть перерзана. Быть можетъ, ножъ уже поднятъ, острое лезвіе почти касается ея, одно легкое движеніе руки и все кончено. Одна половина, еще неоконченная, привязана къ прошлому, другая безшумно опускается въ вчность. О, жизнь внезапно оканчивающаяся вешь! Не правда ли это? Утромъ она растетъ и цвтетъ, вечеромъ она скошена и увядаетъ. Созрла ли ваша жизнь для быстро падающаго ножа, для Жнеца, стоящаго у вашихъ дверей? Слышали ли вы, что есть другая жизнь — жизнь неумирающая, жизнь, которая будучи соединена съ вашей жизнью, можетъ еще сдлать ваше прошлое свтлымъ черезъ прощеніе, а ваше будущее богатымъ черезъ надежду? Эта жизнь въ Его Сын!

‘Богъ отцовъ нашихъ предъизбралъ
тебя, чтобы ты позналъ волю Его’.
Дян. XXII, 14.

Что такое воля Божія?

Сегодня мы снова возвратимся къ предмету нашей послдней воскресной бесды нсколько недль тому назадъ, предметъ этотъ воля Божія.

Мы уже пытались доказать,

1. Что цль нашей жизни — творить волю Божію и

2. Что это же было цлью жизни Христа.

Если мы сравнимъ это положеніе съ другимъ, близко знакомымъ каждому изъ насъ, опредленіемъ цли жизни, намъ будетъ легче вспомнить все сказанное раньше.

Безъ сомннія, это не самое полное объясненіе цли нашей жизни, но оно самое практическое.

Нашъ краткій катехизисъ объясняетъ цль жизни совсмъ иными словами. ‘Главная цль жизни человка’, говоритъ онъ, ‘прославлять Бога и вчно наслаждаться Имъ’. Но именно этотъ отвтъ слишкомъ возвышенъ для насъ. Въ немъ заключается слишкомъ много. Въ дйствительности это тотъ же отвтъ, но имющій въ виду отношенія наши къ Богу. Онъ слишкомъ возвышенъ для нашего пониманія. Въ немъ та же истина, но истина слишкомъ глубокая. Онъ дивно задуманъ и выраженъ, но онъ минуетъ насъ. Онъ объясняетъ цль жизни по отношенію къ Богу, оцниваетъ качество всхъ нашихъ дйствій сообразно тому, насколько они уготовляютъ въ мір путь для грядущей славы Божіей. Но это слишкомъ чудесно для насъ. Намъ нуженъ принципъ, относящійся одновременно и къ Богу, и къ жизни. Намъ нужно указаніе, какъ относиться ко всему, что вокругъ, внутри и ниже насъ, а не только къ тому, что надъ нами. Поэтому мы находимъ, что въ отвт краткаго катехизиса не хватаетъ человческой стороны.

Какая главная цль человка?

Главная цль человка творить волю Божію.

Въ нкоторомъ смысл это не такой богословскій отвтъ. Но мы сами не богословы. Волю Божію мы понимаемъ, славу же Божію лишь смутно — мы еще только люди, а ‘слава’ — слово языка небесъ.

Скажите школьнику, твердящему первый вопросъ катехизиса, сдлать то или другое во славу Божію. Всякій благопріятный случай сдлать это уйдетъ, прежде чмъ вамъ удастся вложить въ голову ребенка идею о томъ, что такое слава Божія. Но скажите ему сдлать то же самое, потому что это воля Божія, потому что этого хочетъ Господь, онъ сразу пойметъ васъ. Онъ знаетъ ясно, что воля Божія это то, что нравится Богу, и по всей вроятности именно то, что не нравится ему самому. И теперь эта концепція длается такъ ясна, что ни одинъ школьникъ никогда не позабудетъ цли жизни, такъ какъ это значитъ просто длать то, что нравится Богу. И если наши души еще недостаточно велики, чтобы видть въ слав Божіей практическое правило жизни, не допустимъ ихъ умалиться настолько, чтобы стать неспособными вмстить въ себ волю Божію. И если мы будемъ смотрть на цль жизни съ этой стороны, Господь будетъ смотрть съ другой. Если мы будемъ творить волю Божію, Господь Самъ позаботится, чтобы это было во славу Его.

Предположимъ, что посл долгихъ размышленій о назначеніи жизни, мы, наконецъ, остановимся на томъ, что цль жизни творить волю Божію. Предположимъ также, что мы примирились и съ разочарованіемъ, испытаннымъ нами, когда мы узнали, что на земл нтъ для насъ никакого боле высокаго назначенія. Или же, наоборотъ, представимъ нашу радость, когда мы убждаемся, что съ этимъ идеальнымъ принципомъ и наша серенькая жизнь вовсе не будетъ тщетно прожита, что при всей ея обыденной обстановк она можетъ быть такой же великой, какъ и жизнь величайшихъ людей, разъ ни одинъ человкъ не можетъ длать въ своей жизни ничего большаго, какъ только творить волю Божію, что хотя мы можемъ не быть знаменитыми, могущественными или призванными совершить самоотверженные, героическіе подвиги, о которыхъ будетъ говорить исторія, хотя намъ не предназначено быть апостолами, миссіонерами и мучениками, но лишь обыкновенными людьми, проводящими свои дни въ обыкновенныхъ жилищахъ, мастерскихъ, кухняхъ, но творя тамъ волю Божію, мы длаемъ столько же, сколько и апостолы, миссіонеры и мученики, и исполняемъ свое назначеніе такъ же врно, такъ же точно и успшно, какъ и они, потому что и они на своемъ мст, какъ и мы на своемъ, могутъ длать не боле того, какъ творить волю Божію.

Предположимъ, что мы чувствуемъ все это и, стоя на порог истинно идеальной жизни, желали бы съ помощью Божіей начать вести такую же жизнь, какъ вдругъ встаетъ вопросъ: какъ же узнать волю Божію? Главная цль жизни творить волю Божію. Вопросъ: какъ могу я узнать волю Божію, узнать ясно и опредленно? Возможно ли это? И если возможно, то какимъ образомъ?

По всей вроятности, у всякаго изъ насъ уже есть сложившееся на этотъ счетъ мнніе. И если бы вамъ пришлось выразить его, то вы бы сказали, что это невозможно. Вы много размышляли о вол Божіей, читали и думали, думали и читали и пришли къ заключенію, что воля Божія таинственная вещь, весьма таинственная, нкоторымъ людямъ, быть можетъ, удалось открыть ее, но для васъ это кажется во всякомъ случа невозможнымъ.

Вы по природ своей отличаетесь отъ другихъ людей и хотя вы старались развить свой взоръ молитвой и размышленіями, вамъ до сихъ поръ не удалось ни разу увидть волю Божію. А если когда-либо вамъ и казалось, что вы поступаете согласно съ ней, то это было случайно, и у васъ не было ни основанія, ни увренности, что такъ будетъ и дальше. Правда, вы можете припомнить одинъ или два особенныхъ случая, когда вы думали, что были близко къ вол Божіей, но это вроятно, было спеціальное вмшательство Божіе. Онъ не даетъ прямыхъ указаній ежедневно: если одинъ или два раза за всю жизнь Онъ укажетъ вамъ ее, то это самое большое, на что вы можете надяться по отношенію къ этому высокому опыту.

А разъ это невозможно, разумется не стоитъ продолжать отыскивать, что такое воля Божія. Если этотъ опытъ безошибоченъ, и мы не можемъ узнать воли Божіей, потому что это тайна, мы должны въ такомъ случа отказаться сразу и отъ идеальной жизни. Но если вы разсмотрите этотъ опытъ даже поверхностно, вы сразу увидите, что это далеко не такъ.

1. Во-первыхъ, это просто опытъ, основанный исключительно на вашихъ собственныхъ наблюденіяхъ, не на Божіихъ мысляхъ, но на вашихъ собственныхъ. Самонадянность вотъ настоящее имя этому.

2. Отсюда слдуетъ, что разъ цль жизни творить волю Божію, а вы не можете узнать ее, то вы, слдовательно, являетесь неотвтственными за неисполненіе назначенія жизни.

Это самообманъ.

3. Это заставляетъ думать о томъ, что Господь могъ бы открыть вамъ Свою волю, если бы хотлъ, если по вашему собственному признанію, Онъ длалъ это разъ или два. И однако, несмотря на то, что Онъ требуетъ отъ васъ исполненія Его воли, Онъ умышленно отказывается объяснить вамъ ее. Это обвиненіе противъ Господа.

Поэтому, боле чмъ неразумно говорить, что, по нашему мннію, нтъ никакой надежды узнать волю Божію. Наоборотъ, мы должны быть уврены, что найдемъ ее. Если это такая важная вещь, что въ ней заключается истинная цль жизни, то было бы абсурдомъ думать, что Господь сталъ бы скрывать отъ насъ, что такое Его воля.

И эта самоувренность обращается въ увренность, когда мы начинаемъ размышлять о словахъ текста: ‘Богъ отцовъ нашихъ предъизбралъ тебя, чтобы ты позналъ волю Его’. Тутъ дло идетъ уже не просто о самоувренности, а о предопредленіи. Думали ли вы когда-нибудь надъ этимъ страннымъ, глубокимъ предназначеніемъ Господа? Мы призваны ко спасенію и мы думали надъ этимъ, мы призваны къ святости и мы размышляли объ этомъ, но есть у насъ еще одно такое же великое призваніе это знать волю Божію. Мы отзываемся на призывъ Господа въ первыхъ двухъ случаяхъ, но отвчаемъ ли мы и въ этомъ? Что такое воля Божія? Знаемъ ли мы ее? Хорошо ли мы изучили то, къ чему мы призваны? И молимся ли мы такъ же неустанно, какъ молился тотъ, къ кому обращены были эти слова, можемъ ли мы надяться, что и мы будемъ ‘исполнены познанія Его воли’.

Поэтому, вполн разумно стараться узнать, что такое воля Божія по отношенію къ намъ. И вполн разумно надяться, что мы можемъ узнать ее настолько хорошо, чтобы каждую минуту быть увренными, поступаемъ ли мы согласно съ ней или нтъ, и чтобы въ затруднительныхъ случаяхъ относительно того или другого жизненнаго шага мы могли бы съ абсолютной увренностью знать, въ какую сторону склоняется воля Божія. Въ религіи есть разные виды увренности, и такъ же важно имть увренность въ вол Божіей, какъ имть увренность въ спасеніи Божіемъ. Какъ потеря увренности въ спасеніи означаетъ отсутствіе мира, вры и полезности, такъ отсутствіе увренности въ вол Божіей означаетъ дурную христіанскую жизнь, несовершенный христіанскій характеръ и слабую христіанскую пользу.

Поэтому, мы начинаемъ наше изслдованіе съ твердой увренностью, что Господь долженъ открыть всякому изъ насъ Свою волю, и съ желаніемъ пріобрсти такую же ясную и твердую увренность въ томъ, что Господь руководитъ всей нашей жизнью, какъ Христосъ нашимъ искупленіемъ и спасеніемъ.

Разумется, въ извстномъ смысл ни одинъ человкъ не можетъ знать воли Божіей, какъ онъ не можетъ знать Самаго Бога. Воля Божія такая великая и безконечная тайна, такъ обширна и могущественна, что не можетъ быть измрена и выражена человческими словами, какъ не можетъ быть выражено предвчное всевдніе Божіе или безграничная любовь Христа.

Но какъ бдная человческая душа все-таки иметъ достаточное понятіе о предвчномъ всевдніи Божіемъ и безграничной любви Христовой, точно такъ же Господь выражаетъ въ человческихъ словахъ Свою волю настолько, насколько человческое сердце можетъ вмстить, человческая воля желать и человческая жизнь — исполнить ее.

Когда мы стараемся выразить эту волю словами, мы находимъ въ ней дв главныя части:

I. Есть частичное выраженіе воли Божіей, которую можетъ знать каждый человкъ — это универсальная частъ.

II. И часть, которая неизвстна никому кром васъ — индивидуальная частъ.

Универсальная часть — для всхъ людей, индивидуальная — для отдльныхъ лицъ.

I. Начнемъ съ первой части воли Божіей, съ той части, которая можетъ быть извстна каждому, она написана Божественными словами въ двухъ священныхъ книгахъ, которыя могутъ быть прочитаны каждымъ. Одна изъ этихъ книгъ — Библія, другая — Природа. Библія — это воля Божія въ словахъ, точныхъ выраженіяхъ и въ милосердіи. Природа — это воля Божія въ матеріи, въ ткани и въ сил. Природу рдко разсматриваютъ, какъ часть воли Божіей. Но это ея часть и часть немалая, первая начальная часть. И, можетъ быть, причиной незнанія второй ея части является неполное повиновеніе первой. Законъ прогресса — идти отъ низшаго къ высшему, и недостаточное послушаніе Его вол вначал означаетъ непослушаніе и въ дальнйшемъ. Законы природы — это воля Божія по отношенію къ нашимъ тламъ. Какъ есть воля Божія для нашей высшей природы — нравственные законы, такъ же ясно видна воля Божія и для низшей — естественные законы. И если вы хотите узнать волю Божію въ высшемъ, вы должны начать познавать ее въ низшемъ, а попросту это значитъ, что идеальная жизнь начинается съ идеальнаго тла. Законъ умренности, законъ сна, законъ аккуратности, движенія, чистоты вотъ для васъ законы или воля Божія. Это первый законъ, начало Его воли. И если мы желаемъ исполнять волю Божію въ высшихъ областяхъ, то будемъ же относиться съ одинаковымъ уваженіемъ къ проявленію ея въ низшихъ, потому что и въ малыхъ вещахъ выражается воля Божія, потому что мы такъ же исполняемъ волю Божію, питаясь хорошимъ хлбомъ и употребляя чистую воду, какъ и сохраняя чистую совсть и ведя чистую жизнь. Слыхалъ ли кто-нибудь, чтобы воля Божія требовала прожорливости, лности, неопрятности или же небрежности и распущенности? Если человкъ не повинуется Господу въ этомъ, вы не можете быть твердо увренными, что онъ будетъ исполнять Его волю и въ другомъ. Воля Божія исполняется не только въ храм, въ молитвенныхъ собраніяхъ и въ высшихъ областяхъ души, но въ обыденной домашней обстановк, отъ кладовой и погреба до чердака, а въ нашемъ тлесномъ организм отъ костей и мускуловъ до мозга.

Вотъ содержаніе первой части воли Божіей, которое можно назвать физическимъ содержаніемъ.

Затмъ, по порядку мы переходимъ къ содержанію моральному. Оба они могутъ быть подведены подъ одно и то же названіе, какъ т части воли Божіей, которыя можетъ знать каждый.

Это моральное содержаніе, какъ мы видли уже, заключается въ слов Божіемъ, и въ Библіи существуютъ для него разныя имена, какъ откровеніе, законы, предписанія, уставы, заповди.

И эта область много трудне, чмъ физическое содержаніе. Одно — выполнить физическія условія — всякій атлетъ можетъ сдлать это — и совершенно другое отвтить условіямъ моральнымъ. Весьма трудная вещь объяснить точно, какова воля Божія въ этой великой области, съ одной стороны лежитъ опасность слишкомъ возвысить ее и такъ напугать робкія души, что он не станутъ даже и пытаться достигнуть ея, съ другой же стороны является незамтная тенденція принизить ее до человческой точки зрнія и его идеаловъ.

А между тмъ нужно твердо знать, что несмотря на всю трудность, моральныя условія абсолютно не могутъ быть измнены. Нравственные законы, данные Господомъ, не могутъ быть ни смягчены, ни сдланы мене обязательными, мене нравственными, мене значительными. Каковы бы они ни были, они обязательны для каждаго человка во всей ихъ суровой истин, какъ окончательное и точное выраженіе воли Божіей.

Въ моральной сторон воли Божіей различаются три отдльныя категоріи. Первая и, повидимому, самая суровая — это десять заповдей, которыя въ немногихъ словахъ выражаютъ одну изъ наиболе извстныхъ частей воли Божіей. Он являются наиболе строгимъ нравственнымъ кодексомъ міра, основаніемъ всхъ другихъ кодексовъ и наиболе почитаемымъ и универсальнымъ выраженіемъ воли Божіей для человка. Затмъ слдуютъ заповди блаженства Христа — другая не мене великая часть воли Божіей. Эти заповди — единственный въ мір кодексъ нравственности, наиболе полное и милостивое выраженіе воли Божіей для христіанъ. Пройдя черезъ человческое сердце Христа, старинная заповдь Творца превращается въ мягкую, ласкающую заповдь блаженства Спасителя, переходитъ изъ холодной области закона, съ наказаніемъ за всякій грхъ, въ теплую страну любви, съ благословеніемъ за успхъ. Вотъ два главныхъ элемента моральной части воли Божіей по отношенію къ человку. Есть еще третья категорія законовъ и правилъ, но они не ясно выражены и въ первыхъ, и во вторыхъ заповдяхъ. Десять заповдей и заповди блаженства являются главнымъ выраженіемъ воли Божіей, но существуютъ еще и неозначенные тамъ оттнки, которые заключаются въ другихъ текстахъ и словахъ Христа и также имютъ свое значеніе, какъ частицы воли Божіей.

Такимъ образомъ, оказывается, что мы уже знаемъ большую часть воли Божіей, хотя, быть можетъ, до сихъ поръ мы и не называли ее этимъ именемъ. И прежде чмъ продолжать наши изысканія, быть можетъ, не будетъ для насъ лишнимъ остановиться и научиться исполнить ее.

Вдь очень возможно, что узнавъ, какъ велика эта воля Божія, мы невольно скажемъ: лучше бы мы вовсе не знали ея. Мы настроили себя мыслью, что мы готовы начать жизнь согласно вол Божіей, что эта жизнь будетъ легче и глаже, чмъ наша прежняя жизнь. Для насъ открывалась перспектива лучшаго будущаго съ картинами счастья, видніями святости и даже нашей полезности для Господа. Но теперь вс надежды разбиты. Разв возможно для насъ исполнить волю Божію? Эту сложную массу правилъ и предписаній, изъ которыхъ каждое представляетъ вамъ тысячу случаевъ нарушить его? Разв возможно соблюсти эти десять строгихъ заповдей съ ихъ полнымъ презрніемъ ко всякому компромиссу, съ ихъ требованіемъ не опускать ни іоты, ни буквы? Могутъ ли наши грубые умы проникнуться небеснымъ дыханіемъ этихъ заповдей блаженства? или наша упрямая воля принудить себя къ строгому исполненію всхъ этихъ обязательныхъ словъ? Знаетъ ли Господь, какъ мы слабы, какъ слпы, какъ склонны ко грху? Знаетъ ли Онъ, что для насъ невозможно соблюсти вс эти законы даже въ вид опыта въ теченіе одного часа, при неотступномъ вниманіи? Дйствительно ли Христосъ имлъ ввиду все это, а не что-либо боле легкое, когда училъ насъ въ идеальной молитв, что воля Божія должна исполняться на земл ‘яко на небеси’.

На все это можетъ быть только одинъ отвтъ: ‘Господь предъизбралъ тебя, чтобы ты позналъ волю Его’. И Господь ожидаетъ отъ насъ только’ этого — ни больше, ни меньше. Ему извстна слабость нашего тла. Онъ не забываетъ, что мы прахъ, но такой прахъ, что каждому изъ насъ Онъ находитъ возможнымъ дать обширнйшее божественное назначеніе творить Его волю на.земл такъ же, какъ она исполняется на небесахъ. При всей нашей слабости Онъ съ довріемъ вручаетъ намъ Свою святую волю и, какъ бы вкладывая ее въ рученки ребенка и желая, чтобы тотъ съ любовью принялъ ее къ сердцу и лелялъ ее, Онъ говоритъ:

‘Если кто любитъ Меня, онъ волю, Мою, соблюдетъ’.

Поэтому невозможно, чтобы не было чего-нибудь, что бы смягчало эту кажущуюся безнадежность исполнить волю Божію, чего нибудь, что бы ободряло насъ и давало силу повиноваться призыву Господа. Мы никакъ не ожидали, что найдемъ волю Божію повсюду. Но не одна же въ ней мрачная сторона, должно же быть что-нибудь и свтлое. Подумаемъ немного надъ этимъ.

1. Прежде всего, подобные законы должны существовать. Богъ — Царь. Его Царство Царство небесное. Его народъ Его подданные. У подданныхъ должны быть законы. Это дло необходимости. Законы должны быть.

2. Но кто страшится законовъ? Хорошіе подданные? Никогда! Боятся законовъ преступники. Кто боится законовъ страны Божіей, кто возстаетъ противъ нихъ, кто охотно отмнилъ бы ихъ, если бы только могъ? Вс низкіе, злые и развратные люди, пьяницы, воры и убійцы. Кто любитъ эти законы и дорожитъ ими? Честные, хорошіе и благоразумные люди, люди справедливые, святые, люди чистой жизни и чистые сердцемъ, они не только любятъ эти законы и уважаютъ ихъ, но боле того, они требуютъ ихъ. Не стоило бы быть подданными въ царств безъ законовъ. Царство Божіе не влекло бы къ себ, если бы въ немъ не было этихъ законовъ истины и чистоты, общающихъ защиту отъ несправедливости и грха. Именно недосягаемое могущество и чистота воли въ Царств Божіемъ привлекаютъ подъ его власть въ качеств подданныхъ и вс другія воли. И то обстоятельство, что воля Божія заключаетъ въ себ такіе элементы, какъ законъ, не только не жестокость, но привилегія: имть законы боле чмъ привилегія.

3. Исполнять эти законы — это тоже привилегія. И это особенная привилегія. Она заключается отчасти въ томъ, что мы забываемъ, что это законы, что мы замняемъ имена заповди, предписанія, откровенія, уставы однимъ именемъ — воля Божія. Никакая мысль о жестокости не можетъ прійти въ голову, разъ въ этомъ названіи заключается и имя Божіе, и помощь, и сила Его, и связывающая любовь Христа. Это отгоняетъ мысль о безнадежности попытокъ исполнить волю Божію. Теперь это личное дло, отношеніе къ живой вол, а не къ дидактическому закону.

А затмъ есть у насъ и чудесная помощь, данная намъ Господомъ одновременно съ Его святой волей, это великая любовь Его. Когда сердце мое робетъ передъ Его волей, трепещетъ при вид суроваго, неумолимаго лица закона, мн является на помощь любовь съ ея спокойнымъ могуществомъ, и сердце мое возгорается страстью служить Господу, я снова спокоенъ, снова чувствую въ себ силу творить Его волю. Это то же самое, какъ если бы ребенку дана была непосильная задача, но въ то же время рука великана помогала бы ему и направляла его слабую руку. Гд законъ Господа, тамъ и любовь Его. Ни одинъ мученикъ не идетъ на смерть за отвлеченную истину, за законы Господа. Но за личнаго Бога, изъ любви къ Нему онъ готовъ трижды умереть. И чмъ сурове, чмъ трудне кажется воля Божія, тмъ сильне повиновеніе любви. Отсюда глубокія слова: ‘Любовь исполненіе закона’, ‘И это любовь Господа, чтобы мы соблюдали Его заповди, и заповди Его не тяжки’.

Воля Божія велика, какъ Господь, высока, какъ небеса, и легка, какъ любовь. Любовь не знаетъ труда, не чувствуетъ ига. Тамъ, гд она любитъ, она не хочетъ никакого снисхожденія къ ея нищет. Пусть Господь будетъ еще боле великъ, Его воля еще боле сурова, любовь будетъ только расти и послушаніе усиливаться. Пусть Господь не спускается ко мн, пусть Онъ не понижаетъ для меня истину, не облегчаетъ требованія Своей воли: я вручаю заботы о моемъ благ въ руки моего Царя, оно будетъ увеличиваться съ Его возвеличеніемъ дайте мн только любовь, чистую, горячую любовь и врность, и я самъ черезъ исполненіе закона, черезъ благодать и славу достигну Его трона, гд ангелы творятъ Его волю. Смотрите на волю Божію съ точки зрнія любви, и это приведетъ къ успху и къ свобод. Смотрите съ точки зрнія закона и вы придете къ отчаянію и рабству. Чтобы легче было усвоить это, мы обратимся къ простому примру.

Предположимъ, что вы зашли случайно въ мастерскую и наблюдаете работниковъ за ихъ трудомъ. Большинство работаетъ механически, безъ всякаго интереса къ длу, слишкомъ точно и аккуратно — можно было бы сказать съ рабской точностью. Они являются на работу съ первымъ звукомъ колокола, но и бросаютъ ее, какъ только зазвучитъ вечерній звонокъ. Васъ поражаетъ эта необычная точность, эта особаго рода пунктуальность. Не разъ вы замчаете, какъ они тревожно оглядываются, словно чувствуя на себ чей-то взглядъ, и затмъ угрюмо продолжаютъ свою работу, точно исполняя ее по принужденію.

Но одинъ изъ этихъ работниковъ обращаетъ на себя ваше вниманіе своимъ веселымъ видомъ и энергіей, чуждыми его товарищамъ. Иногда вы находите его на своемъ мст уже за работой, прежде чмъ прозвучалъ колоколъ, и онъ охотно остается лишнихъ пять минутъ, чтобы докончить работу, когда вс остальные уже ушли. Особенно поражаетъ васъ въ немъ отсутствіе той пунктуальности, которая замчалась въ его товарищахъ. Повидимому, этотъ трудъ для него не тиранія, но свобода и удовольствіе. Хотя онъ работаетъ не такъ непрерывно, не такъ механически, но въ результат онъ длаетъ и лучше, и больше. Разница въ томъ, что первые — наемные работники, а онъ — сынъ хозяина. По вншности онъ такой же рабочій, въ такой же бумазейной блуз, какъ и они, но онъ — сынъ хозяина. Т работаютъ изъ за платы, боятся опоздать къ началу работы, чтобы не сдлали вычета изъ ихъ жалованья, исполняютъ вс требованія изъ боязни потерять мсто, а сынъ хозяина исполняетъ все это и исполняетъ лучше не за плату, а изъ любви.

Такъ и христіанинъ исполняетъ волю или законъ Господа изъ любви къ Нему, не потому, что это правила, вывшенныя на стн мастерской, но потому что это воля Господа, творить которую для него такъ же естественно, какъ и дышать. Ему и на мысль не приходитъ не исполнить ея. Это его пища творить волю Отца, Который на небесахъ. Нтъ мста пунктуальности и щепетильности тамъ, гд воля Божія исполняется настоящимъ образомъ. Слишкомъ щепетильный, пунктуальный въ мелочахъ христіанинъ — это наемный слуга, а не сынъ хозяина.

II. Теперь перейдемъ ко второй части воли Божіей, невдомой для всхъ людей и извстной только вамъ. Мы уже знаемъ, что есть воля Божія для всего міра и воля Божія для отдльныхъ лицъ. Есть воля Божія, начертанная на скрижаляхъ, которую вс могутъ прочесть, и есть воля Божія, выраженная священными іероглифами, которую можете разгадать только вы одни. Есть воля Божія, звучащая громовыми раскатами въ жизни всхъ людей, и есть воля Божія, возвщаемая врующему нжнымъ ангельскимъ шопотомъ или еще боле тихимъ внутреннимъ голосомъ въ глубин его души. Въ отличіе отъ моральнаго и физическаго содержанія воли Божіей, мы можемъ опредлить этотъ послдній элементъ, какъ духовное содержаніе.

Это вполн самостоятельное дополненіе къ двумъ первымъ частямъ, дополненіе многимъ совершенно неизвстное, многими отрицаемое. Но тмъ не мене существуетъ эта область воли Божіей, область не начертанная на человческихъ картахъ, не описанная въ человческихъ книгахъ, область для чистыхъ сердцемъ, для праведныхъ, для врныхъ. Для тхъ, кто ея не знаетъ, эта область таинственная, страна безумія и слабодушія, полная обманчивыхъ видній и звуковъ. Но это страна, въ которой движется духъ, страна лучезарная, хожденіе въ свт Божіемъ. Это страна, гд собственный народъ Господа получаетъ дыханіе свыше, гд каждый шагъ святыхъ направляется Господомъ.

Отличительное ея свойство — таинственность. Это тайна между Господомъ и вами. Вы хотите знать, какъ вамъ поступить въ томъ или другомъ случа, какую, напримръ, избрать карьеру, начинать то или другое дло, какъ распорядиться своими деньгами. Вы идете во внутреннія палаты воли Божіей и при закрытыхъ дверяхъ обращаетесь къ Нему съ вопросомъ относительно вашего личнаго дла: ‘Господи, что Ты хочешь, чтобы я сдлалъ?’.

Затмъ, она различается и по своему дйствію. Она касается совсмъ иной стороны нашей жизни. Первая часть воли Божіей иметъ вліяніе на нашъ характеръ. Вторая же вліяетъ на нчто большее. Отъ нея зависитъ весь нашъ жизненный путь. Путь человка въ жизни такъ же важенъ, какъ и его характеръ, т. е. важенъ передъ Господомъ что самое главное. Если цль жизни характеръ, то именно въ идеальномъ жизненномъ пути онъ лучше всего устанавливается и вырабатывается. Человкъ долженъ жить для характера. Но если цль жизни воля Божія, то Господь можетъ имть Свою волю и относительно моего характера и точно также относительно моего жизненнаго пути. Но это вовсе не значитъ, что человкъ долженъ жить для своего жизненнаго пути, онъ долженъ жить для воли Божіей въ его характер посредствомъ его жизненнаго пути.

Быть можетъ, я желалъ бы употребить вс свои силы, всю свою жизнь на выработку характера, на самоусовершенствованіе. Но, быть можетъ, мои силы нужны Господу для чего-либо иного. Быть можетъ, Онъ желаетъ сдлать меня орудіемъ Своей воли, и я могу не знать ни когда, ни зачмъ, ни какимъ образомъ, ни для кого. Возможно, что я понадоблюсь Ему сегодня или въ другое время. Я могу быть Его орудіемъ въ теченіе всей моей жизни или только въ извстный періодъ, быть можетъ, я уже исполнилъ мое назначеніе, но возможно, что оно ждетъ меня еще впереди. Я всегда долженъ быть наготов, предоставляя Ему указать мой путь. Если Онъ, повидимому, не требуетъ отъ меня никакого дла, оно можетъ еще открыться для меня на каждомъ поворот пути, и я долженъ тщательно слдить за каждымъ изгибомъ дороги, не увижу ли я тамъ Господа. И уже ради возможности быть нужнымъ Господу хоть одинъ единственный разъ, слдуетъ всю жизнь быть готовымъ служить Ему. Священное Писаніе упоминаетъ о человк, который послужилъ Господу только однажды. Быть можетъ, онъ длалъ и многое другое для Господа, но это одно порученіе Божіе настолько затмило все другое, что онъ какъ будто родился, жилъ и умеръ только для этого. Имя этого человка — Ананія, и онъ былъ орудіемъ обращенія Павла. Что длалъ онъ въ Дамаск, когда Павелъ прибылъ туда въ сознаніи своего грха? Зачмъ онъ вообще жилъ въ Дамаск? Потому что это была родина и его, и его родныхъ, скажете вы. Пусть будетъ такъ. Но нкоторые увидли бы здсь боле высокій смыслъ. Ананія былъ хорошимъ человкомъ, и весь его путь былъ подсказанъ ему Господомъ — обстоятельствами, если хотите. Конечно, Ананія былъ бы такимъ же достойнымъ человкомъ и въ ерихон, въ Антіохіи или въ Эфес. И характеръ его остался бы такимъ же. Но путь его былъ бы совершенно инымъ. Весьма вроятно, что и характеръ его измнился отъ вмшательства Господа въ его путь. Когда Господь вступаетъ въ путь человка, это оказываетъ иногда сильное вліяніе на его характеръ научаетъ жить меньше для характера и для себя самаго, а больше для своего жизненнаго пути и для Господа. Золото останется всегда золотомъ, но есть разница, будетъ ли изъ него сдлана чаша для причащенія или позолочена авансцена театра.

Поэтому есть различіе между Господомъ въ характер и Господомъ въ жизненномъ пути. Вы можете имть Господа въ вашемъ характер, не имя Его вовсе въ вашемъ жизненномъ пути. Вы могли бы быть въ настоящее время въ Лондон или въ Кита, вы могли бы быть миссіонеромъ или чмъ-нибудь инымъ, вы могли бы избрать для себя боле широкій путь, чмъ тотъ, который предназначалъ вамъ Господь. Во всхъ этихъ случаяхъ характеръ вашъ могъ бы и не пострадать, но пострадалъ бы непремнно вашъ жизненный путь. Вы творили бы волю Божію одной рукой, посвященной Христу, и свою собственную біографію другой, посвященной самому себ.

Итакъ, хотите ли вы знать волю Божію? Спросите Господа относительно вашего жизненнаго пути. Оттого что Онъ не далъ вамъ никакого дла ни на прошлой недл, ни въ прошломъ году, вовсе не слдуетъ, что Онъ не иметъ ничего для васъ и впереди. Воля Божія относительно пути человка открывается большей частью внезапно, является полной

неожиданностью. Господь не предупреждаетъ своихъ слугъ заране о порученіи, какое Онъ намренъ имъ дать. Павелъ лишь за нсколько часовъ до отъзда узнавалъ, что ему предстоитъ отправиться куда-либо на конецъ свта, по тогдашнимъ понятіямъ. Точно также можетъ быть и съ вами, и со мной. И это не должно пугать насъ и заставлять говорить: ‘Если такова въ конц концовъ воля Божія, то лучше оставимъ мы ее въ поко’. Наоборотъ, для насъ должно быть дивнымъ отличіемъ, дивной привилегіей узнать, что Онъ находитъ насъ достойными претерпть то или другое ради Него.

Вы скажете, что вы уже стары. И Ананія былъ старъ. Или что вы погружены въ дла вашей профессіи. Павелъ также былъ поглощенъ своимъ дломъ, скажете, что вы молоды и неопытны. Одинъ мальчикъ пришелъ нкогда къ исусу съ пятью хлбами и двумя рыбками, но этимъ было насыщено пять тысячъ. Поэтому, принесите Господу вашъ юношескій опытъ, ваше молодое желаніе служить, и Господь употребить васъ на пользу пяти тысячъ и еще пяти тысячъ. Все это не значитъ, что вы непремнно совершите все это. Отдайте себя въ распоряженіе Господа, и Онъ Самъ укажетъ вамъ что длать.

Но какъ узнать эту тайную волю Божію? Это великій вопросъ, котораго мы не коснемся сегодня. Удовлетворитесь утвержденіемъ, что ее можно узнать. Да, вы можете узнать ее. Стезя хорошаго человка направляется Господомъ. ‘Я буду вести тебя Моими глазами’. Во тьм восходитъ свтъ правымъ. Это не мистицизмъ, не мечта. Это не химерическая надежда энтузіаста, помрачающая разумъ, не замна слова Божія слпыми причудами фанатизма. Нтъ, это не то. Это слова Христа: ‘овцы слушаются голоса его, и онъ зоветъ своихъ овецъ по имени и выводитъ ихъ’.

‘Ибо воля Божія есть освященіе ваше’.
I есс. IV, 3.

‘Но по примру призвавшаго васъ Святаго,
и сами будьте святы во всхъ поступкахъ.
Ибо написано: будьте святы, потому что Я святъ’.
I Петр. I, 15 16.

‘Вотъ иду исполнить волю Твою, Боже…
По сей же вол, освящены мы единократнымъ
принесеніемъ тла исуса Христа’.
Евр. X, 9 10.

Отношеніе воли Божіей къ освященію.

Наша бесда о вол Божіей привела насъ, быть можетъ нсколько непредвидннымъ образомъ, къ великому вопросу объ освященіи. Если вы помните, мы узнали, что цль освященія въ смысл посвященія это творить волю Божію, и доказательствомъ этого служатъ слдующія слова: ‘Представьте тла ваши въ жертву живую, святую, благоугодную Богу и не сообразуйтесь съ вкомъ симъ’. Но для чего же это? ‘Чтобы вамъ познавать, что есть воля Божія благая, угодная и совершенная’. Мы должны предать себя Господу не потому, что пребывать въ состояніи освященія благо и наслажденіе, но потому что этого хочетъ воля Божія. ‘Ибо освященіе ваше познаніе воли Божіей’.

Но въ сегодняшнемъ текст мы читаемъ, повидимому, совершенно противное. ‘Воля Божія есть освященіе ваше’. Въ одномъ случа кажется, что освященіе зависитъ отъ воли Божіей, въ другомъ выходитъ, что какъ будто воля Божія находится въ зависимости отъ освященія.

Такимъ образомъ очевидно, что тутъ есть что-то, требующее разъясненія. А для этого необходимо разсмотрть этотъ вопросъ съ другой стороны и подробно разобрать, что такое святость сама по себ.

Въ Библіи слово освященіе употребляется въ двухъ главныхъ значеніяхъ. Въ Ветхомъ Завт оно употребляется въ одномъ смысл. Въ другомъ же, хотя и не исключительно, мы отожествляемъ его съ Новымъ Завтомъ. Въ Ветхомъ Завт при употребленіи этого слова вовсе не подразумвается необходимость внутренней перемны въ освященномъ сердц. Слово это прилагалось вовсе даже не къ сердцамъ, но къ самымъ разнообразнымъ предметамъ. Могло быть освящено поле, домъ, алтарь, ковчегъ, золотые и серебряные сосуды, облаченія священника, мста убжища. Однимъ словомъ все, что отдлялось для священнаго употребленія, называлось освященнымъ. Но въ Новомъ Завт слово это иметъ боле глубокое значеніе. Оно иметъ въ виду не только наружное посвященіе, но и внутреннюю святость. Оно обозначало внутреннее очищеніе сердца отъ всякой нечистоты и одареніе его духомъ Христа. Это было не простое отдленіе, какъ въ первомъ случа, но посщеніе, отдленіе отъ низшаго міра и посщеніе изъ высшаго, вхожденіе свыше отъ Духа Святаго начала святости, которое должно было внутренно уподобить освященнаго Богу.

Практическая цль перваго процесса заключалась, главнымъ образомъ, въ предоставленіи той или другой вещи въ распоряженіе Господа. Золотой подсвчникъ освящался, чтобы онъ могъ служить Господу. Посвящался Богу домъ, и Господь могъ сдлать съ нимъ, что хотлъ. Подобнымъ же образомъ посвящались Богу и люди, чтобы Онъ пользовался ими. И здсь процессъ состоялъ въ предоставленіи человка въ распоряженіе Господа. Освященіе состояло въ томъ, что человкъ ставился въ такія условія, чтобы онъ всегда былъ въ распоряженіи Господа, чтобы онъ могъ длать то, что угодно Богу, чего Господь желаетъ.

Но въ освященіи заключается нчто большее, чмъ простое обращеніе человка въ орудіе въ рукахъ Божіихъ. Если бы оно обозначало только это, то автоматы могли бы служить для этой цли лучше, чмъ люди. Они никогда не противились бы вол Божіей и всегда были бы наготов служить Ему. Но воля Божія дйствуетъ на орудія, которыми Онъ пользуется. Конечно, если это орудіе посвященная чаша или посвященный домъ, то она не дйствуетъ на нихъ и не производитъ въ нихъ внутренней перемны, но если это орудіе человкъ, воля Божія, которую онъ творитъ, отражается на немъ въ его же пользу. Господь никогда ничего не хранитъ только для Себя. Возлюбившій міръ настолько, что Онъ далъ ему Единороднаго Своего Сына, не далъ ли Онъ ему одновременно также щедро и все остальное? Для насъ Его Сынъ, для насъ Его любовь, для насъ Его воля. Но почему мы знаемъ, что это все для насъ? Потому что воля Божія есть освященіе ваше. Что бы ни заключала въ себ воля Божія, но ваше освященіе заключается въ ней безусловно и, что бы ни приносила она Господу, вамъ она приноситъ во всякомъ случа ваше освященіе. ‘По сей же вол освящены мы’, читаемъ мы въ посланіи къ Евреямъ. ‘Ибо Моя воля не Мое пріобртеніе, но ваше, не Мое вчное преимущество, но ваше, не Моя святость, но ваше освященіе’. Неужели вы думаете, что Господу нужны ваши тла, когда Онъ говоритъ вамъ предоставить Ему ихъ? Неужели вамъ кажется, что Онъ требуетъ ихъ для Себя, для того, чтобы обогатиться ими? Однимъ дуновеніемъ Господь могъ бы создать тысячу лучшихъ, чмъ вы. Онъ требуетъ ихъ ради васъ самихъ. Ему нуженъ вашъ даръ, чтобы дать вамъ взамнъ Свой, потому что вашъ даръ стоялъ на пути Его дару. Онъ желаетъ, чтобы вы отказались отъ своей воли, чтобы дать мсто Его вол. Вы даете все Господу, Господь все возвращаетъ вамъ съ излишкомъ. Вы даете ваши тла, живую жертву, чтобы познать волю Божію. Вы ее познаете, получивъ обратно ваше тло, но прославленнымъ. Вы отказываетесь отъ міра, чтобы познать волю Божію. Воля же Господа въ томъ, чтобы вы получили святость, потому, что святость это небо, говоря иначе, воля Божія есть освященіе ваше.

Резюмируя эти факты, мы видимъ, что они сводятся къ двумъ слдующимъ положеніямъ:

1. Наше освященіе или, точне, наше посвященіе находится въ зависимости отъ воли Божіей, ‘познавать, что такое благая, угодная и совершенная воля Божія’.

2. Исполненіе воли Божіей отражается на насъ самихъ, такъ какъ очевидно, что воля Божія отчасти и въ томъ, чтобы мы сами были святы, ‘ибо воля Божія есть ваше освященіе’.

Такъ какъ мы уже разсмотрли первое изъ этихъ положеній, то вопросъ теперь въ томъ, какъ намъ лучше всего исполнить эту ясную часть воли Божіей и сдлаться святыми. Воля Божія для всхъ насъ въ томъ, чтобы мы были святы. Какъ же намъ сдлаться святыми?

Наврно мы уже не разъ въ нашей жизни предлагали себ этотъ вопросъ. Мы думали надъ нимъ, читали и молились, но, можетъ быть, никогда не пришли къ заключенію, какимъ образомъ мы можемъ сдлаться святыми. Быть можетъ, вопросъ этотъ давно уже облекся въ другую уклончивую форму, ‘когда мы сдлаемся святыми?’ или, быть можетъ, въ безнадежную форму: ‘Разв можемъ мы когда-либо сдлаться святыми?’.

Самый врный способъ выйти изъ затрудненія — это поставить себ еще боле глубокій вопросъ: ‘зачмъ мн быть святымъ?’ Вс величайшія затрудненія въ религіи сосредоточиваются около нашихъ побужденій. Мутность духовнаго потока указываетъ обыкновенно на загрязненіе духовнаго источника. Богатство или бдность души зависятъ отъ источника, какимъ питается рка желаній. Поэтому, наши затрудненія относительно возможности сдлаться святыми вроятне всего лежатъ въ причинахъ, побуждающихъ насъ къ этому. Такимъ образомъ, если вы откроете истинное побужденіе къ святости, то вамъ не нужно будетъ искать опредленія святости. ‘Истинная святость лежитъ въ томъ, чтобы имть истинное побужденіе. Мы подойдемъ ближе къ истинному пониманію святости, если остановимся на главномъ вопрос: ‘зачмъ мн быть святымъ?’

1. Первое, что побудило многихъ изъ насъ стремиться къ лучшей жизни, была, быть можетъ, инфекція. Мы заразились стремленіемъ къ лучшей жизни отъ какого-нибудь извстнаго лица. Мы лниво шли своимъ жизненнымъ путемъ, какъ вдругъ встртили человка, полнаго энтузіазма и высокихъ цлей. Мы пришли въ восторгъ отъ принциповъ его жизни. Благородная цль его жизни очаровала насъ, пренебреженіе къ мелкимъ заботамъ и огорченіямъ жизни поразило насъ удивленіемъ. Мы почувствовали себя необыкновенно заинтересованными. Было что-то романическое въ этой страстности и самоотверженіи, и у насъ мелькнула мысль, что и мы охотно измнили бы нашу жизнь и начали бы ее на новыхъ основахъ. Вотъ какимъ образомъ мы почувствовали первое побужденіе къ святости.

И это побужденіе не было неправильнымъ, оно было только неполнымъ. Оно достигло своей цли, насколько оно могло достигнуть ея. Господь иногда избираетъ удивительные способы, чтобы пробудить въ человк религіозность. Нтъ, напримръ, ничего боле замчательнаго въ исторіи обращенія, какъ безконечное разнообразіе отвтовъ на вопросъ: ‘что такое побудило васъ впервые подумать о вашей душ?’ Господь употребляетъ необычные способы, чтобы направить человка къ небу. Иногда человкъ находитъ совершенно неожиданно на своемъ пути столбы съ указаніемъ дороги домой, иногда человка заставляютъ впервые направиться къ Богу такіе ничтожные поводы, что онъ посл и самъ не ршается назвать ихъ. Часто, посл того уже, какъ онъ давно началъ путь христіанина, Господь побуждаетъ его ускорить медленные шаги средствами, которыя настолько ниже наслдника небесъ, насколько его духовная жизнь ниже того, чмъ она должна была быть.

Но нужно помнить, что средства, употребляемыя Господомъ, чтобы толкнуть насъ на истинный путь, не дйствительны въ теченіе всей нашей жизни. Иногда такимъ новымъ необходимымъ толчкомъ является неудача въ длахъ, огорченіе, самолюбіе, церковная гордость и тысяча другихъ вещей.

Но подобныя побужденія не могутъ длиться долго, не могутъ вести насъ далеко. И наступитъ время, когда нужно замнить его другимъ, боле возвышеннымъ, если мы хотимъ преуспвать въ благодати и двигаться впередъ къ боле святой жизни. Побужденіе человка должно расти съ ростомъ благодати. И многіе люди питаются ветхой благодатью, потому, что они довольствуются ветхимъ побужденіемъ. Господь допускаетъ насъ начать съ низшаго побужденія и затмъ, когда Онъ даетъ намъ больше благодати, это для того, чтобы мы могли пріобрсть боле высокое побужденіе, но мы растрачиваемъ благодать на что-либо иное, и наши побужденія остаются такими же, какими были прежде. Такимъ образомъ, очень часто, хотя въ нашей религіозной жизни намъ былъ данъ толчекъ, мы не стали много лучше отъ этого, и вся наша жизнь не двинулась впередъ, такъ какъ побужденіе не было достаточно сильнымъ.

2, Но мы можемъ получить заразу и не только отъ друга. Существуетъ иной великій источникъ заразы, атмосферой котораго многіе изъ насъ дышатъ ежедневно — это книги. Иногда книга пробуждаетъ въ насъ стремленіе быть добрыми. Въ трудахъ по вопросамъ этики, въ сочиненіяхъ всхъ великихъ поэтовъ и, можетъ быть, даже въ нкоторыхъ беллетристическихъ произведеніяхъ мы нашли, что величайшая цль жизни — быть врными себ, чистыми и добрыми. Мы увидли, что современная литература полна восхваленій добродтели. И мало-по-малу мы: научились уважать ее, восхищаться ею и, наконецъ, стремиться къ ней. И этотъ энтузіазмъ передъ чистотой измнилъ всю нашу жизнь и былъ главнымъ толчкомъ, направившимъ насъ къ религіи.

Во всякомъ случа, мы должны благодарить Бога за то, что Онъ далъ намъ какой бы то ни было толчекъ. Первый шагъ иметъ громадное значеніе. Стремленіе быть добрыми, чистыми и правдивыми великая вещь. Нтъ ничего обиднаго для Библіи въ томъ, что Господь пользуется мене значительными книгами, чтобы побудить людей къ лучшей жизни. Но вс книги кром Библіи, ошибаются и не достигаютъ цли. Самыя высокія побужденія лучшихъ изъ этихъ книгъ настолько же не соотвтствуютъ слав Божіей, насколько энтузіазмъ, зажженный на алтар современной литературы, не соотвтствуетъ жизни и духу Христа. Господь можетъ дать это побужденіе человку въ качеств перваго толчка. Если человкъ не хочетъ читать книги Божіей, то Господь находитъ возможнымъ помстить хоть что-либо похожее на нее и въ книги человческія. Господь исусъ Христосъ приходилъ къ людямъ въ самыя ихъ жилища. Нтъ на земл мста настолько темнаго, чтобы небесный свтъ не могъ проникнуть туда, и нтъ клочка земли, на которомъ Господь не могъ бы воздвигнуть памятника Своей любви. Въ мір везд найдется мстечко для святой мысли. Она можетъ постить человка на пути, какъ Павла, или же на втвяхъ смоковницы, какъ Закхея. Она можетъ прійти ему въ лодк, какъ Петру, или за чтеніемъ Библіи, какъ Евнуху. Но въ лодк ли, за чтеніемъ ли Библіи, эта благая мысль приходитъ отъ Господа, и люди должны быть благодарны Подателю всхъ благъ за то, что Онъ наполнилъ всю землю, воздухъ и небо мыслями объ Его слав и голосами, призывающими къ Нему. Но въ то же время нужно помнить, что первоначальныя побужденія вовсе не предназначаются, чтобы постоянно двигать насъ впередъ. Въ дйствительности они непродолжительны и, если человкъ не пріобртаетъ новыхъ высшихъ побужденій, его религія и его нравственность приходятъ къ печальному концу. Грустнымъ доказательствомъ справедливости этого утвержденія можетъ служить тотъ фактъ, что именно т люди, которые заразили насъ почти Божественнымъ энтузіазмомъ, въ большинств случаевъ были сами по себ гршными, испорченными людьми. Если побужденія человка къ добру зависятъ только отъ энтузіазма его высшей природы, то вс шансы за то, что со временемъ его низшая природа уничтожитъ ихъ.

Поэтому, истинныхъ побужденій къ святости нельзя — найти въ книгахъ.

3. Затмъ, для нкоторыхъ изъ насъ побужденіемъ къ лучшей жизни было благоразуміе и страхъ.

Въ Библіи мы нашли поразительныя слова: ‘Безъ святости ни одинъ человкъ не увидитъ Господа’. Мы же желаемъ видть Господа. Мы видимъ также, что Библія полна заповдей и приказаній хранить законы Божіи. Мы съ трепетомъ пытаемся исполнять ихъ. Ихъ строгость является постояннымъ нашимъ двигателемъ. Мы бдимъ и молимся. Мы живемъ въ атмосфер вчнаго опасенія нарушить ихъ. Конечно, это приноситъ пользу, большую даже пользу. Подобно первымъ побужденіямъ, и это недурное побужденіе, только и оно несовершенно. Какъ и первыя, оно должно быть замнено боле возвышеннымъ, если желаете достигнуть успха въ святой жизни.

4. Благодарность также является побужденіемъ къ святости для нкоторыхъ изъ насъ. Великая любовь Божія во Христ глубоко тронула наше сердце. Мы сознали и прочувствовали все величіе Его жертвы, Его прощенія. Мы хотли бы воздать любовью за Его любовь. И наши благодарныя сердца устремились къ Господу. Мы ршили, что вся наша жизнь, вс наши дла будутъ Евангеліемъ Христа. Мы ршили сдлать ради него то, чего мы не сдлали бы ради себя. Но даже это благородное побужденіе оказалось неспособнымъ помочь намъ выполнить желаніе нашего сердца, и наше великодушіе не приблизило насъ къ Богу.

5. Наконецъ, была еще одна вещь, помогавшая намъ иногда въ нашемъ прогресс — это настроеніе, находящее на насъ во время Причастія, во время возрожденія, настроеніе, испытываемое христіанскими работниками во всякое время. ‘Мы окружены великими преимуществами, выдлены изъ міра особой заботой Божіей. Господь приближается къ намъ, самая земля длается иногда священной. Какими же праведными и святыми должны быть мы во всхъ нашихъ поступкахъ? Какъ должны мы отличаться отъ всхъ окружающихъ! Какъ далеки отъ всякаго подобія зла! Какъ осторожно должны ходить мы, носящіе въ себ сосуды Божіи’!

Безспорно, что нкоторыя изъ этихъ побужденій прекрасны. Вс они дары Божіи. И нтъ сомннія, что благодаря имъ многіе достигли извстной степени святости. Во всякомъ случа, они пробудили, по крайней мр, въ насъ стремленіе къ Господу. Но вс они недостаточны и неспособны довести до конца то, что они такъ удачно начали.

Они несовершенны и недостаточны въ трехъ отношеніяхъ:

1. Они несогласны съ Священнымъ Писаніемъ, или скоре, они не вполн выражаютъ библейскую истину.

2. Они могутъ помочь намъ достигнуть только небольшой доли святости.

3. Они никогда не дадутъ намъ настоящей святости. И если у насъ не было боле возвышенныхъ побужденій чмъ эти, то изъ этого слдуетъ, что наша духовная жизнь основана на принципахъ, которые по самой своей природ не могутъ никогда дать желанныхъ нами результатовъ.

Мы удивляемся, почему мы возрастаемъ въ благодати такъ незначительно, такъ мало, что иногда намъ кажется, будто мы вовсе не двигаемся впередъ. И, глядя въ свои сердца, мы видимъ, что одна изъ причинъ и, можетъ быть, самая главная въ томъ, что наше побужденіе было несовершеннымъ.

Недостаточность стараго побужденія, помимо его ошибочности, состояла въ томъ, что, во-первыхъ, ему недоставало авторитета, во-вторыхъ, что оно не давало образца для подражанія. Въ первомъ случа не было основанія для человка стараться быть лучшимъ. Это предоставлялось на его собственное усмотрніе. Побуждалъ ли его къ этому другъ или любимый авторъ, но побужденіе росло или падало сообразно близости или отдаленности вліянія. Что же касается до образца, то и нашъ другъ, и любимый герой нашего излюбленнаго автора являлись въ конц концовъ слабыми образцами для подражанія, потому что существо, созданное изъ глины, можетъ достигнуть только весьма несовершенной духовной красоты.

Итакъ, какое же, наконецъ, истинное побужденіе для святой жизни? До сихъ поръ мы имли дло съ обыкновенными побужденіями, теперь мы перейдемъ къ необыкновеннымъ. Святость — это одна изъ самыхъ необыкновенныхъ вещей въ жизни и вызвать ее могутъ только самые благородные мотивы, самыя благородныя побужденія. И мы видимъ, что Господь даетъ для нея побужденіе, вполн удовлетворяющее нашу душу. Господь побуждаетъ людей къ святости словами: ‘Будьте святы, потому что Я святъ’.

Голосъ Божій дйствуетъ потрясающимъ образомъ на насъ, когда онъ шепчетъ: ‘будьте святы’, но еще боле потрясаетъ онъ, когда на вопросъ нашъ: ‘зачмъ мы должны быть святы?’ мы получаемъ отвтъ: ‘потому что Я святъ’. Божіе основаніе для святости — ‘потому что Я святъ’. Слова ‘будьте святы’ — вотъ авторитетъ, Божественная обязанность. Потому что Я святъ — вотъ причина, Божественное побужденіе.

Будьте святы. Вдумайтесь въ величіе этой обязанности.

Много лтъ назадъ, когда мы начинали христіанскую жизнь, намъ слышался голосъ: ‘будьте святы’. Быть можетъ, какъ мы говорили раньше, это былъ заразительный голосъ друга. Быть можетъ, это былъ вдохновенный голосъ поэзіи и литературы или это былъ предостерегающій голосъ закона. Но это не былъ голосъ повелвающій — голосъ Божіи. И, быть можетъ, поэтому мы не думали о голос, а думали только о слов ‘святой’. Предъ нами предстало нчто новое и прекрасное, нчто полное общаній и способное, повидимому, освятить даже нашу обыденную жизнь. Тогда религіозный міръ показался намъ свтлымъ, люди и книги которые могли бы помочь намъ достигнуть этого, сдлались дорогими для насъ. Это обаяніе святости внесло что-то необычное въ нашу жизнь. И мы поистин были уврены, что голосъ, шепнувшій намъ: ‘будьте святы’, былъ голосъ Господа. Но въ дйствительности это былъ только нашъ собственный голосъ, отдаленное эхо нашего чтенія, нашего размышленія или словъ нашихъ друзей. Поэтому въ этомъ голос не было авторитетности, и отъ нашей собственной слабой воли попрежнему зависло, будемъ ли мы преуспвать въ святости или нтъ. Иногда воля наша была сильна, и мы чувствовали себя лучшими, чмъ когда-либо прежде, но наступали періоды, когда мы подчинялись инымъ голосамъ, шептавшимъ намъ: ‘Будьте благополучны’ или ‘Будьте счастливы’, и мы теряли все пріобртенное.

Но когда Господь говоритъ намъ, что мы должны быть святыми, намъ не остается выбора, это длается обязательствомъ. Мы должны быть святыми. Теперь посмотрите, какъ побужденіе къ святости связано съ обязательностью ея? Вы должны быть святы, ‘потому что Я святъ’. Причина объясняетъ обязательство. Единственное желаніе Господа для всего міра — чтобы міръ былъ святъ, именно потому что Онъ Самъ святъ. Самое лучшее, что Онъ можетъ дать людямъ, это сдлать ихъ похожими на Себя. Вся земля Его, и Онъ желаетъ, чтобы все гармонировало съ Нимъ. Господь можетъ требовать, чтобы и мы, и все, и вся были святы, потому что Онъ Самъ святъ. Возьмемъ самый простой примръ. Мы вдь стараемся, чтобы вс украшенія въ нашемъ жилищ были красивы и пріятны для нашего глаза. И намъ нтъ никакого основанія обременять собой Господню землю, если мы не святы, тогда нтъ основанія жить въ одномъ съ Нимъ мір. Тогда мы оскорбленіе для Господа, диссонансъ въ музык вселенной.

Но Господь налагаетъ на насъ эту высокую обязанность ради нашего блага. Мы созданы для этого. Для этого мы рождены въ христіанской стран. Для этого удивительныя вещи случались въ нашей жизни, необъяснимыя событія нарушали спокойное ея теченіе, необычныя горести, чудесныя предвднія, странныя наказанія. Нтъ иного объясненія для тайны нашей жизни какъ то, что Господь хочетъ сдлать насъ святыми. Господь хочетъ, чтобы мы были святыми, чего бы это ни стоило. Мы можемъ быть чмъ хотимъ, но святыми мы должны быть. Потому что воля Божія есть наше освященіе. Вовсе нтъ необходимости, чтобы мы были богатыми, славными или счастливыми, но необходимо, чтобы мы были святы. И во время важнйшихъ моментовъ нашей жизни у насъ мелькаютъ иногда проблески сознанія, что есть еще боле милосердное основаніе словъ Господа ‘Будьте святы’, что Онъ хочетъ этого ради насъ самихъ, потому что быть нечестивыми это адъ.

Въ нашемъ новомъ побужденіи къ святости не достаетъ только одного. Мы открыли, что источники обязательности святости лежатъ высоко наверху въ совт Божіемъ и глубоко внизу, въ слабости нашей природы. Мы нашли, что святость абсолютно необходимая добродтель и что жить безъ нея это значитъ противиться нашему Творцу. Но мы еще не подумали объ ея качеств. То, къ чему мы такъ горячо стремимся, что это, собственно говоря, такое? Какъ мы должны представить ее себ, когда мы размышляемъ о ней? Существуетъ ли ясное опредленіе ея — образъ, который можно бы легко себ представить и которому можно было бы легко подражать? Да, ее нетрудно себ представить. А т, кто пытался подражать ей, могутъ сказать, легко ли это. Будьте святы, какъ Онъ святъ. Какъ Онъ, призвавишій васъ, святъ, такъ и вы будьте святы. Вотъ образъ святости, которому мы должны слдовать. Вотъ модель, Божественное толкованіе основанія: ‘Какъ Онъ… такъ и вы’. Представьте себ все различіе между этими двумя мстоименіями. Онъ — вы. Онъ, призвавшій васъ исусъ Христосъ. Онъ, не знавшій ни грха, ни обмана. Онъ, не отвчавшій на поношенія оскорбленіемъ, Онъ, не угрожавшій за мученія. Онъ — безпорочный, чистый, въ которомъ даже и враги не нашли вины.

Вы же — падшіе сыны падшаго народа. Вы съ безконечно лживыми сердцами и безнадежно порочные. Вы должны сдлаться такими, какъ Онъ. Оба мстоименія должны стать рядомъ. Распинавшіе должны подняться до Распятаго. Вы должны сдлаться такими, какъ Онъ. Вотъ побужденіе, достойное святости Божіей. Оно заставляетъ насъ понять, что вся задача жизни еще впереди, До сихъ поръ мы едва ли даже начали уподобляться Господу, потому что мы начали съ низшихъ побужденій, съ подражанія кому бы то ни было, но вовсе не Господу. Нкоторое усовершенствованіе, достигнутое нами благодаря книгамъ или случайнымъ толчкамъ другихъ людей, вовсе не было исполненіемъ воли Божіей, не могло никогда освятить сердца, подобныя нашимъ, и сдлать васъ такими, какъ Онъ.

Безъ сомннія, человкъ можетъ достигнуть относительно хорошей жизни, даже если онъ еще и не уподобился Христу. Возвышенныя земныя цли и побужденія могутъ сдлать благородной человческую жизнь. Но они никогда не создадутъ святой жизни. Святая жизнь это жизнь, подобная жизни Христа. И къ какимъ бы благопріятнымъ результатамъ ни приводили насъ боле низкія побужденія, одного они не могутъ дать намъ жизни, подобной жизни Христа или же духа Христа. Потому что жизнь, подобная жизни Христа, можетъ пріити только отъ Самаго Христа, и духъ Христа приходитъ только отъ него.

Теперь мы переходимъ, наконецъ, къ другому тексту, стоящему отдльно въ Слов Божіемъ и являющемуся единственнымъ истиннымъ заключеніемъ подобнаго вопроса.

‘Вотъ иду исполнить волю Твою, Боже’, цитируетъ изъ Давида авторъ посланія къ Евреямъ и прибавляетъ дале: ‘по сей же волгъ освящены мы’. Христосъ пришелъ исполнить волю Божію, которой мы и освящены. Потому что воля Божія есть освященіе ваше. Но еврейскій писатель добавляетъ дальше: ‘по сей же вол освящены мы’. Какимъ образомъ? ‘Единократнымъ принесеніемъ тла исуса Христа’. Наше освященіе не въ книгахъ, не въ энтузіазм, не въ личныхъ усиліяхъ и стремленіи къ лучшей жизни. Оно въ единократномъ принесеніи тла исуса Христа. Оправданіе — въ единократномъ принесеніи крови Христовой. Освященіе — въ единократномъ принесеніи тла Христова. Оно не вырабатывается, но получается. Освященіе нельзя пріобрсти понемногу то изъ одного, то изъ другого отрывка опыта, нтъ, если оно приходитъ, оно приходитъ только отъ Христа, и если мы когда-нибудь будемъ освящены, то только потому, что Христосъ живетъ въ насъ. Наше освященіе не результатъ нравственности, не даръ Библіи, даже не даръ Христа, это жизнь Христа, это Самъ Христосъ.

Причина почему мы такъ часто прибгаемъ къ низшимъ побужденіямъ для христіанской жизни это несовершенное соединеніе съ Христомъ. Мы беремъ наше ученіе изъ Библіи и нашу увренность отъ Христа. Но не находя въ нашихъ сердцахъ Его живаго, свтлаго и реальнаго присутствія, мы ищемъ этихъ побужденій въ окружающемъ міръ. Мы отыскиваемъ эти импульсы въ книгахъ, въ трактатахъ, проповдяхъ, но тщетно. Ихъ тамъ нтъ. ‘Я Альфа и Омега, начало и конецъ’. Начало всего въ вол Божіей. Конецъ всего въ освященіи черезъ вру въ исуса Христа. ‘По сей же вол освящены мы’. Между этими двумя полюсами протекаютъ и духовная жизнь, и опытъ христіанина. И ничто не можетъ привести человка къ Христу, кром Самаго Христа. Если ваше побужденіе не такъ возвышенно, какъ Христосъ, оно не въ силахъ возвысить васъ до Христа. Вода не можетъ подняться выше своего уровня. ‘Смотрите, братья, чтобы кто не увлекъ васъ философіей и пустымъ обольщеніемъ по преданію человческому, по стихіямъ міра, а не по Христу, ибо въ немъ обитаетъ вся полнота Божества тлесно, и вы имете полноту въ Немъ, Который есть глаза всякаго начальства и власти’ (Кол. И, 8, 9, 10). ‘Который сдлался для насъ премудростью отъ Бога, праведностью и искупленіемъ и освященіемъ’ (I Кор. I. 30).

Поэтому ‘какъ вы приняли Христа исуса Господа такъ и ходите въ Немъ’.

‘Кто хочетъ творитъ волю Его, тотъ
узнаетъ о семъ ученіи отъ Бога ли оно’.
оан. VII, 17.

Какъ узнать волю Божію.

Всякій, кто пытается слдовать Христу, неизбжно начинаетъ испытывать чувство все боле и боле увеличивающагося одиночества своей христіанской жизни. Это происходитъ отъ сознанія особеннаго личнаго интереса, проявляемаго къ нему Христомъ, интереса иногда, повидимому, настолько сильнаго, что христіанинъ чувствуетъ себя какъ бы выдленнымъ изъ толпы окружающихъ людей, вырваннымъ изъ среды человчества, какъ будто невидимая рука крпко схватила его руку и влечетъ его отсюда ближе къ себ для боле глубокой, для боле задушевной дружбы.

Это вовсе не значитъ, что Господь забываетъ ради него Свою многочисленную семью или что онъ какимъ-то образомъ является любимцемъ небесъ, нтъ, это происходитъ отъ освящающаго и поистин смиряющаго сознанія, что Господь проявляетъ Себя каждой жалкой человческой единиц такъ же реально, какъ если бы она была цлымъ міромъ, и если въ начал своего пути къ Христу онъ чувствовалъ себя единственнымъ погибшимъ, то теперь, слдуя со Христомъ, онъ чувствуетъ себя единственнымъ спасеннымъ. Быть можетъ правда, что чмъ больше онъ отдается Христу, тмъ боле онъ чувствуетъ, что и Христосъ весь принадлежитъ ему, хотя при этомъ чувство святаго общенія со всми, кто какъ и онъ взываетъ въ своихъ молитвахъ ‘Отче нашъ’, нисколько не уменьшается. Христосъ умеръ за всхъ людей, но особенно за него. Христосъ даруетъ Свою любовь, Свое участіе всему міру, но ему особенно. Подобное ощущеніе присуще всякой близкой дружб, а тмъ боле всеобъемлющей дружб Господа съ Его народомъ.

Но есть еще нчто боле принадлежащее христіанину, чмъ любовь и участіе Господа, нчто являющееся чуднымъ символомъ Божественной любви и участія — это знаніе воли Божіей, знаніе сокровенной воли Божіей. И чмъ боле сокровенна эта воля Божія, тмъ боле она является личной. Принадлежащая лично мн часть любви Божіей это только отдльная ея доля, равная по количеству и по качеству со всми остальными долями, предназначенными всмъ людямъ. Но въ вол Божіей есть часть, предназначенная лично мн и никому другому. Это уже не частица универсальной воли Божіей, не частица подобная той, какую я имю въ универсальной любви, это отдльная воля для меня, отличная отъ воли предназначенной остальнымъ людямъ, воля сокровенная, которой никто кром меня не знаетъ, никто кром меня не можетъ знать.

Конечно, какъ мы видли это раньше, есть воля Божія одинаковая и для меня, и для каждаго человка. Господь возвщаетъ Свою волю всему міру въ десяти заповдяхъ, въ совсти, въ заповдяхъ блаженства Христа. Эта моя часть ни для кого не тайна, она универсальна, какъ и Его любовь. Эта воля служитъ каждому человку для образованія его характера и для согласованія его съ характеромъ Господа.

Но какъ есть воля Божія для характера, такъ есть воля Божія и для жизненнаго пути человка. Какъ есть воля Божія, указывающая что я долженъ уподобиться Господу, такъ есть воля Божія, указывающая гд, въ какомъ мст, въ этомъ или иномъ город долженъ я уподобиться Господу. Есть воля Божія, указывающая гд я долженъ быть, чмъ я долженъ сдлаться, чмъ я долженъ заняться завтра. Есть воля, назначающая что мн предпринять, какой трудъ выполнить для Христа, какъ распорядиться своимъ временемъ или своимъ имуществомъ. Это отдльная воля Божія для меня лично, для каждаго моего шага, для каждаго поступка воля Божія для всего моего жизненнаго пути.

Если я буду имть волю Божію въ характер, моя жизнь можетъ быть великой и полезной, она можетъ сдлаться благотворной и почитаемой, даже памятникомъ освящающей силы Божіей. Но она будетъ только жизнью. Какъ бы велика и чиста она ни была, она останется только жизнью, тогда какъ она должна быть миссіей. Всякая жизнь должна быть миссіей.

У Господа начертанъ планъ жизни каждаго человка. Опредляя на предвчномъ совт Своей воли судьбу каждаго цвтка, каждой песчинки, каждой былинки и мошки, вся жизнь которой не дольше одного часа, Создатель размышлялъ и о васъ, и обо мн. Наша жизнь должна быть постепеннымъ раскрытіемъ этой мысли, подобнымъ развитію маисоваго стебля изъ зерна или цвтка изъ медленно раскрывающейся почки. Господь заране предназначилъ чмъ мы должны быть, чмъ должны сдлаться, какъ должны использовать наши дни и годы, наше вліяніе и нашу жизнь. Но всякому изъ насъ дана ужасная возможность отклониться, если мы пожелаемъ, отъ этого плана и построить нашу жизнь по иному плану, по иной вол. Почка можетъ развернуться только въ цвтокъ, звзда можетъ обращаться только по орбит, начертанной Господомъ. Человку же дана прерогатива самому избирать свой путь и обязанность избирать его въ Господ. Но божественное право избирать всегда казалось человку большимъ, чмъ обязанность избирать въ Господ, и поэтому въ большинств случаевъ онъ получалъ свою жизнь отъ Господа, а свой жизненный путь избиралъ для себя самъ.

Такимъ образомъ мы видимъ, что въ настоящее время существуетъ два класса христіанъ: 1) т, которые имютъ волю Божію въ своемъ характер, 2) т, которые имютъ волю Божію также и въ своемъ жизненномъ пути. Первые живутъ въ мір для того, чтобы жить. Ихъ жизнь только жизнь. Вторые живутъ въ мір, чтобы служить. Ихъ жизнь — миссія.

Первые, попросту живущіе въ мір и вырабатывающіе свой характеръ — какъ бы прекрасно они его ни выработали — не могутъ понять вполн ясно, что они не исполняютъ воли Божіей. На дл они далеки отъ величайшей части воли Божіей. Они понимаютъ универсальную часть, которая образовываетъ ихъ характеръ. Ихъ жизнь, какъ жизнь, можетъ быть въ извстномъ смысл истинной и благородной. Но имъ совершенно неизвстна сокровенная часть воли Божіей, имъ не слышенъ тайный шопотъ Господа, невдомы непрестанныя посланія съ земли на небо: ‘Господи, что хочешь Ты, чтобы я сотворилъ?’ Имъ чуждо радостное сознаніе, что и они участвуютъ въ совт Божіемъ, что Господь внимаетъ ихъ вопросамъ, что Онъ даетъ имъ исполнить для Него спеціальное, личное дло, какого не дано исполнить никому кром нихъ, они не испытываютъ всего этого, дающаго истинное величіе жизни для Господа и обращающаго въ таинства вс обыденныя дла. Для нихъ даже и въ лучшемъ случа жизнь пуста и эгоистична, потому что въ ней бездйствуютъ истинныя пружины, и самое чудесное въ человческой исторіи — жизненный путь человка съ его постепеннымъ развитіемъ, съ его удивительнымъ сцпленіемъ обстоятельствъ, съ его трагедіей является необъясненнымъ, непонятнымъ и вчной тайной витаетъ надъ ихъ жизнью.

Весьма возможно, что причина, почему столь немногіе имютъ Господа въ своемъ жизненномъ пути, въ томъ, что немногіе имютъ Господа въ своей жизни. Никто не думаетъ о Господ, избирая свой жизненный путь, да и не можетъ думать, пока его жизнь не уподобится жизни Господа. Никто не можетъ даже знать, что такое значитъ имть Господа въ своемъ жизненномъ пути, прежде чмъ онъ не узнаетъ, что значитъ имть Бога въ тайникахъ своего сердца. Нужно вести хорошую жизнь, чтобы узнать волю Божію, и никто, не уподобившійся Христу въ характер, не можетъ знать Христа и въ жизненномъ пути.

Случается поэтому, что отрицаютъ иногда и самый фактъ руководительства Божія въ индивидуальной жизни. Говорятъ, что признавать это значитъ придавать отдльной жизни гораздо большее значеніе, чмъ ей было предназначено Господомъ при созданіи человка. Одна жизнь, разсуждаютъ они, ничуть не значительне какой-либо другой жизни и говорить объ особенномъ промысл, проявляющемся ежедневно и ежечасно, это значитъ умалять величіе и достоинство Господа, на дл это значитъ сводить религіозную жизнь къ простому религіозному капризу, а мысль, что человкъ можетъ творить волю Божію, къ галлюцинаціи ума.

Есть еще другое возраженіе, мене опредленное, но все-таки очень опасное, что хотя Св. Писаніе и свидтельствуетъ о возможности узнать волю Божію, но, во-первыхъ, это по всей вроятности обозначаетъ, что она открывается въ важныхъ обстоятельствахъ, разъ или два за всю жизнь, во-вторыхъ, весь этотъ вопросъ такъ туманенъ и неясенъ, что, принявъ все во вниманіе, человкъ поступитъ благоразумне, если станетъ руководиться собственнымъ здравымъ смысломъ и оставитъ въ сторон всю эту таинственность.

Но христіанинъ не долженъ прибгать къ подобнымъ жалкимъ предлогамъ, чтобы уклониться отъ вопроса. Ежедневно по поводу самыхъ разнообразныхъ житейскихъ обстоятельствъ возникаетъ передъ нимъ вопросъ: ‘Какова воля Божія въ этомъ случа?’ Какъ хочетъ Господь, чтобы я поступилъ сегодня, какова Его воля по отношенію къ этому вопросу, этому развлеченію, этому предполагаемому длу для Христа? Онъ чувствуетъ, что во всемъ этомъ онъ долженъ сообразоваться съ волей Божіей, что есть опредленная воля Божія для него во всхъ этихъ случаяхъ, что существуетъ возможность узнать эту волю, что это не только предположеніе, но пунктъ его ученія и вры.

Не пытаясь доказывать основательность подобныхъ ожиданій, мы укажемъ просто какъ на фактъ, что существуетъ много орудій, чтобы узнать волю Божію. Между ними есть одно главнйшее, настолько превосходящее остальныя своей точностью, что его можно признать единственнымъ, всегда достигавшимъ цли. Остальныя вс ниже его, грубе и часто не достигаютъ цли. Иногда они вовсе не открываютъ воли Божіей, а иногда принимаютъ за нее что-либо иное. Но тмъ не мене, несмотря на свои недостатки, и эти орудія имютъ свою цнность и являются весьма полезными, какъ вспомогательныя средства при главномъ инструмент.

Главнымъ изъ этихъ низшихъ орудій является разумъ и, хотя это только вспомогательный инструментъ, но иногда его вполн достаточно, чтобы открыть тайну воли Божіей. Иногда Господь подвергаетъ вашу жизнь и характеръ извстному испытанію, напримръ: Онъ ставитъ на вашемъ жизненномъ пути цлый рядъ событій. И вдругъ свтъ Его, которымъ вы руководствовались, исчезаетъ, и вы должны нкоторое время искать вашъ путь при тускломъ свт разума. Но это воля Божія, чтобы вы пользовались этимъ разумомъ и, возвысивъ его черезъ освященіе до вры, руководствовались его свтомъ, пока не появится вновь боле ясный лучъ Его воли.

Второе изъ этихъ орудій — опытъ. Есть много стезей жизни, по которымъ намъ приходилось проходить не разъ. Когда мы шли по нимъ впервые, Божій свтъ сіялъ на нихъ и освщалъ путеводные столбы по краямъ дороги. Но когда Онъ послалъ насъ на этотъ путь вторично, Онъ предоставилъ намъ идти самимъ безъ Его свта, такъ какъ намъ должны были свтить эти путеводные огни по сторонамъ дороги.

Затмъ, этимъ вспомогательнымъ орудіемъ являются еще обстоятельства. Господь иногда устраиваетъ все вокругъ насъ такъ, что намъ нтъ выбора, остается только одинъ выходъ. И по всей вроятности этотъ выходъ и будетъ волей Божіей для насъ.

Затмъ есть еще орудія: совты другихъ, благо другихъ, чужой примръ и много другихъ фактовъ и принциповъ, которые создаютъ нравственность человка. Если все это не всегда помогаетъ открыть чего хочетъ Господь, то часто является достаточнымъ, чтобы опредлить, чего Онъ не хочетъ.

Но даже самыя лучшія изъ этихъ орудій имютъ сами по себ мало значенія. Въ конц концовъ приходится обратиться къ единственному главному орудію, которое дополняетъ открытія этихъ меньшихъ орудій и даже замняетъ ихъ по своему усмотрнію своимъ собственнымъ свтомъ, силой и правдой. Оно подобно сильнйшему телескопу, который можетъ видть въ небесахъ среди полнаго мрака и открывать путь самыхъ отдаленныхъ звздъ, тогда какъ вс остальные видятъ только слабый туманный свтъ, показывающійся на мгновеніе то здсь, то тамъ между облаками.

И это могучее орудіе для открытія воли Божіей, орудіе способное проникать въ области недоступныя разуму и наблюденію, гд память безсильна и гд руководящая рука обстоятельствъ не помогаетъ достичь цли, это орудіе носитъ названіе рдко связываемое съ такой великой цлью, названіе понятное каждому ребенку, при этомъ случается иногда, что дтская рученка оказывается способной привести въ движеніе это изумительное, могущественное орудіе, тогда какъ вс остальныя руки тщетно пытаются сдлать это.

Названіе этого орудія — послушаніе. Послушаніе, по извстному выраженію, это органъ духовнаго знанія, какъ глазъ — органъ тлеснаго зрнія, умъ — интеллектуальнаго зрнія, такъ органомъ духовнаго виднія является эта дивная сила — послушаніе.

Это одно изъ великихъ откровеній Библіи міру. Это чисто библейская мысль. Философія никогда не могла дойти до столь простой и въ то же время столь возвышенной истины. И хотя истина эта была извстна во времена Ветхаго Завта, была написана въ ветхозавтныхъ книгахъ, но только исусу Христу было предоставлено вполн раскрыть ее міру и добавить къ Своему ученію другую нисшедшую съ небесъ на землю истину, что тайна воли Отца скрыта въ слов ‘повинуйтесь’.

Всякому изъ насъ извстно при какихъ обстоятельствахъ Христосъ сообщилъ міру это великое открытіе.

Наступилъ празднікъ Кущей въ ерусалим, когда исусъ вошелъ въ храмъ и началъ учить. Толпа удеевъ, окружавшая Его, удивлялась Его словамъ, полнымъ необычной мудрости. Онъ не претендовалъ на ученость. Онъ не имлъ ученой степени ни одной изъ раввинскихъ школъ. Ему не были доступны священныя книги Его народа. И однако этотъ пришелецъ изъ Назарета смутилъ мудрйшіе умы ерусалима, объясняя спокойно и свободно истины, какія не приходилось слышать досел этимъ стнамъ храма. Тогда ‘удеи дивились, говоря: какъ Онъ знаетъ писаніе не учившись?’ Какимъ особеннымъ органомъ знанія долженъ былъ обладать Онъ, разъ Онъ зналъ не учившись? Не учившись — они не знали, что Христосъ учился. Имъ была неизвстна школа въ Назарет, Учитель которой былъ въ небесахъ, классной комнатой которой служила мастерская плотника, предметомъ науки — воля Отца. Они не знали, что сокровенныя истины должны приходить отъ Бога, а мудрость свыше съ небесъ.

То, что они знали, они пріобрли изъ книгъ или услышали изъ человческихъ устъ. Имъ не было извстно ни одно пособіе кром ума, ни одно орудіе для познаванія небеснаго кром употреблявшихся въ ихъ школахъ, Но Христосъ указываетъ на духовный міръ лежащій дальше и разсказываетъ о духовномъ взор, читающемъ все скрытое въ его глубин и открывающемъ тайны божіи. ‘Мое ученіе не Мое, но пославшаго Меня’ и ‘Мое сужденіе истинно’, говоритъ Онъ, ‘потому что Я ищу не Мою волю, но волю пославшаго Меня Отца’. И чтобы люди не подумали, что этотъ великій опытъ предназначенъ не для нихъ, Онъ говоритъ всякому человку, ищущему знать волю Божію: ‘Кто хочетъ творить волю Его, тотъ узнаетъ о семъ ученіи отъ Бога ли оно’.

Слово ученіе употреблено здсь не въ томъ смысл, въ какомъ мы употребляемъ его. Это не доктрина теологіи. ‘Кто’, т. е. всякій человкъ узнаетъ волю Божію, если захочетъ творить ее. Это Божіе ученіе, Божіе разумніе. Всякій человкъ, желающій творить Его волю, узнаетъ мысль Господа, онъ узнаетъ ученіе и волю Господню.

Весь смыслъ этого текста лежитъ поэтому въ слов ‘хочетъ’. И отвтъ Христа на вопросъ, какъ узнать волю Божію? можетъ быть выраженъ такъ: ‘Если кто хочетъ творить волю Божію, тотъ узнаетъ ее’, или еще проще: ‘если кто искренно старается творить волю Божію, тотъ узнаетъ ее’.

Отношеніе всего этого къ послушанію въ томъ, что желаніе творить волю является высшей формой послушанія. Это духъ и сущность послушанія. Есть въ мір извстнаго рода послушаніе, которое вовсе не есть истинное послушаніе, потому что актъ послушанія на лицо, а духъ повиновенія отсутствуетъ.

‘У одного человка’, читаемъ мы въ Библіи, ‘было два сына, и онъ, подошелъ къ первому, сказалъ: сынъ! пойди сегодня, работай въ виноградник моемъ. Но онъ сказалъ въ отвтъ: не хочу, а посл,

раскаявшись, пошелъ. И подошелъ къ другому, онъ сказалъ то же. Этотъ сказалъ въ отвтъ: иду, государь, и не пошелъ. Который изъ двухъ исполнилъ волю Отца’ Послушаніе здсь выставлено въ его истинномъ значеніи, какъ принадлежность воли. И кто иметъ послушную волю, искреннее, истинное и смиренное желаніе повиноваться, тотъ узнаетъ изъ ученія или указанія отъ Бога ли оно.

Теперь взглянемъ, какъ мы должны были бы поступить, если бы намъ пришлось примнить на практик это правило. Предположимъ, что передъ нами встаетъ на нашемъ пути какое-нибудь затрудненіе. Оно лежитъ на самомъ порог нашей жизни, и мы не можемъ приступить къ нашему обычному еженедльному труду, не справившись съ нимъ. Быть можетъ, уже давно въ нашей душ начали скопляться сомннія относительно какого-нибудь пустяка нашей дловой жизни, теперь эти сомннія не покидаютъ нашихъ мыслей, безпокоятъ нашу совсть и преслдуютъ насъ даже во время молитвы. Или вдругъ обстоятельства складываются такъ, что намъ нужно сдлать выборъ между тмъ или другимъ путемъ. А иногда просвтлніе нашей духовной атмосферы и увеличивающійся свтъ Божій заставляютъ насъ чувствовать, что мы неправы, тогда какъ разумъ не можетъ согласиться и произнести осужденіе. Во всякомъ случа что то бременемъ ложится на нашу душу, заставляетъ ее работать, страдать, отказываться, являются альтернативы, въ которыхъ мы должны разобраться, иное принять, иное отбросить. Предположимъ, что мы или кто-либо иной находимся въ подобныхъ обстоятельствахъ, и у насъ является вопросъ: какимъ образомъ точно отдлить свтъ Божій отъ нашего свта, наши мысли отъ Его мыслей, чтобы быть увренными, что мы слдуемъ Его вол, а не отраженію нашей собственной?

Естественно, что прежде всего мы постараемся внимательно осмотрться вокругъ, собрать какъ можно больше матеріаловъ для ршенія этого вопроса со всхъ точекъ зрнія, станемъ взвшивать выводы, подводить итоги всмъ ‘за’ и ‘противъ’, пока, наконецъ, не придемъ къ самому врному заключенію. Но этотъ способъ ршать дилемму, способъ естественнаго человка. Духовный человкъ изберетъ совершенно иной путь. Этотъ путь, скажетъ онъ, совершенно игнорируетъ религію и длаетъ исключеніе только въ единственномъ случа, признавая нчто божественное въ разум, и хотя весьма вроятно, что духовный человкъ самъ достигнетъ свта посредствомъ разума, но онъ придетъ къ этому выводу совсмъ инымъ путемъ, и выводъ будетъ весьма вроятно совершенно иной.

Его выводъ будетъ также лучшимъ, боле правильнымъ. Не религіозный методъ можетъ оказаться несостоятельнымъ, и настоящій органъ знанія воли Божіей можетъ настолько ослабть отъ бездйствія, что даже разумъ въ его рукахъ не достигнетъ цли. Воля Божія никогда не можетъ обитать въ сердц, не вполн принадлежащемъ Господу, и разумъ при такомъ сердц является недостаточнымъ орудіемъ и не можетъ безошибочно найти волю Божію, потому что область, гд обитаетъ воля Божія, доступна только послушанію.

Поэтому духовный человкъ начнетъ свои поиски со стороны совершенно противоположной. Онъ начнетъ ихъ не вокругъ, но внутри себя. Онъ не займется наблюденіемъ окружающихъ обстоятельствъ. Онъ посвятитъ свои силы самому серьезному, самому тщательному самоанализу. Тутъ нельзя воспользоваться удобнымъ и безпечнымъ способомъ обходить трудные вопросы. Тутъ требуется узнать самое высокое, самое священное въ небесахъ, требуется укрпить сердце для величайшей и суровйшей жертвы на земл — укрощенію непокорной человческой воли, пока она не станетъ согласоваться съ волей Божіей. Это значитъ, что нужно ревниво и заботливо слдить за своимъ сердцемъ, сохраняя его для Господа. Это значитъ, что наши скрытыя желанія должны быть одно за другимъ вырваны съ корнемъ и возрождены Христомъ, что слабйшія наклонности души, оживленныя духомъ Божіимъ, должны быть готовы облечься силой воли и быть способными дйствовать во что бы то ни стало. Нужно боле всего на свт бояться, чтобы душа не потеряла чувствительности къ Богу, чтобы Господь никогда не нашелъ нашъ слухъ тупымъ и неспособнымъ услышать Его слова, чтобы наши сердца всегда были готовы повиноваться Господу и творить всякую Его волю.

Когда мы достигнемъ всего этого размышленіемъ, самоанализомъ, освященіемъ и силой Духа Святаго, тогда мы въ нашей ежедневной молитв можемъ просить Господа, чтобы Онъ далъ намъ узнать Его волю, и когда сердце наше будетъ приготовлено подобнымъ образомъ, и когда своенравная воля, смирившись черезъ жертву и терпніе, готова отдать все Господу, тогда воля Божія можетъ открыться предъ нами на каждомъ поворот жизненнаго пути и сдлаться нашей не только въ нашихъ священныхъ стремленіяхъ, но и на дл.

Отыскивать же волю Божію съ помощью такого орудія не представляетъ никакого труда. Воля Божія лежитъ на каждомъ поворот пути, но если намъ случится иногда, какъ мы упоминали уже раньше, остановиться въ недоумніи, то пусть разумъ постарается изслдовать этотъ феноменъ такъ тщательно, такъ полно, такъ усердно, какъ будто бы не было надежды, что когда-нибудь придетъ свтъ свыше, и тогда пусть человкъ спокойно ждетъ, пока чудесная распознавающая способность души, этотъ глазъ, свтящійся во всякомъ цльномъ сердц и направленный прямо къ Богу изъ глубины всякой желающей души, не направитъ его на одинъ отдаленный пунктъ, быть можетъ и невидимый всему окружающему міру, но на которомъ сосредоточены вс лучи воли Божіей.

Какимъ образомъ соприкасается это конечное съ безконечнымъ, какимъ образомъ невидимая воля Божія открывается земному сердцу, это должно остаться навсегда неизвстнымъ. Ни одному человку, но только Духу Божію извстенъ точно тотъ таинственный пунктъ въ подготовленномъ и желающемъ сердц, гд встрчается земное съ божественнымъ, гд въ конц концовъ воля человческая сливается съ волей Божіей.

Духъ дышитъ, гд хочетъ. ‘Мы слышимъ его голосъ, но не знаемъ откуда приходитъ и куда уходитъ’. Когда вс страсти побждены, когда ни одна мысль не тревожитъ душу, и вс способности затихаютъ въ ожиданіи Господа, тогда духовный взоръ нашъ можетъ уловить въ душ какое-то нжное движеніе, какую-то мысль, колеблющуюся какъ листъ, движимый невидимымъ дуновеніямъ воздуха и указывающій, что здсь присутствуетъ Господь. Открываютъ намъ волю Божію не тишина, не невидимое дуновеніе, не проявившаяся мысль, но эти три тайны вс вмст. Правда, воля Божія не уничтожаетъ, но освщаетъ нашу мысль. Но только когда Господь посылаетъ ангела возмутить воду, будемъ вровать что это рука ангельская и сила небесная возмутили воды нашей души.

Постараемся же только поддерживать наши сердца въ готовности познать волю Божію, постараемся только не угашать въ себ желанія знать ее, желанія творить ее, и насъ не станутъ смущать вопросы о томъ, какъ можетъ прійти эта воля, не будутъ страшить т случаи, когда небесный свтъ исчезаетъ на время.

Но не забудемъ, что нужна хорошая жизнь, чтобы желать творить волю Божію. Нужна хорошая жизнь, чтобы творить волю Божію, но нужна еще лучшая жизнь, чтобы желать творить ее. Имть это желаніе еще боле рдкая благодать, чмъ возможность творить волю Божію. Случается, что человку желающему и готовому творить волю Божію не дано ничего сдлать, и ему остается согласиться ожидать, гораздо легче творить волю Божію, чмъ быть готовымъ ничего не длать, гораздо легче трудиться для Христа, чмъ добровольно согласиться оставить этотъ трудъ. Нтъ въ мір ничего боле рдкаго въ настоящее время, чмъ душа истинно расположенная творить волю Божію, но въ тоже время самое достойное, къ чему человкъ долженъ стремиться, это желаніе желать волю Божію. Для всякой христіанской души нтъ боле драгоцннаго сокровища, чмъ прозрачно — простой механизмъ искренно повинующагося сердца. И если бы мы сохранили въ исправности этотъ механизмъ, То тысячи людей творили бы волю Божію на земл такъ, какъ она творится на небесахъ. Тогда Господь былъ бы въ жизненномъ пути многихъ тхъ людей, души которыхъ теперь, подчиняясь каждому мняющемуся вянію жизни, проходятъ безполезно и для Бога, и для людей, тогда не мало христіанскихъ благородныхъ характеровъ, напрасно растрачивающихъ свои добрыя качества, были бы спасены для дла Божія.

И когда наступитъ время суда, и все на земл и на небесахъ покроется мракомъ, и даже любовь Божія покажется тусклой, какая опора останется тогда, какъ не это желаніе желающаго сердца, эта Господомъ данная, къ Господу направленная воля, которая посреди всхъ наиболе важныхъ и смущающихъ душу превратностей жизни будетъ твердить:

‘Отецъ, я знаю, что вся моя жизнь

‘Давно опредлена Тобой для меня,

‘И я не жду со страхомъ,

‘Тхъ перемнъ, которыя придутъ неизбжно.

‘Молю лишь Тебя объ одномъ: дай мн желанье

‘Всегда готовымъ быть служить Теб’.

Генри Друммондъ

Идеальная жизнь.

Генри Друммондъ1

Дурной характеръ.

Старшій братъ.

Почему Христосъ долженъ былъ уйти.

Слово передъ Св. Причащеніемъ.

Путь къ Отцу.

Написана по случаю смерти друга.

Эксцентричность Религіи.

‘Для меня жизнь — Христосъ’.

Ясновиденіе.

‘Все существующее двойственно’.

Три факта грха.

Три факта Спасенія.

Дополненіе къ бесд ‘Три факта грха’.

Не удивляйтесь.

Покаяніе.

Идеальная жизнь.

Идеалъ христіанской жизни по Библіи.

Что такое ваша жизнь?

Что такое воля Божія?

Отношеніе воли Божіей къ освященію.

Какъ узнать волю Божію.

Читайте также:

Генри Друммондъ¹