И. С. ТУРГЕНЕВЪ
И. С. ТУРГЕНЕВЪ
(по В. Блинскому)
Очеркъ Николая Зин—ко.
Очеркъ Николая Зин—ко.
Николай Зин—ко.
‘Байкалъ’, No 35, 1903
И. С. Тургенев, Зин—ко Николай, Год: 1903
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Талантъ Тургенева иметъ много аналогіи съ талантомъ Луганскаго (Даля). У него нтъ таланта чистаго творчества, онъ не можетъ создавать характеровъ, ставить ихъ въ такія отношенія между собой, изъ какихъ образуются сами собой романы или повсти. Онъ можетъ изображать дйствительность, виднную и изученную имъ, если угодно — творить, но изъ готоваго, даннаго дйствительностью матеріала. Это не простое списываніе съ дйствительности. она не дастъ автору идей, но наводитъ, наталкиваетъ, такъ сказать, на нихъ. Она перерабатываетъ взятое имъ готовое содержаніе по своему идеалу, и отъ этого у него выходитъ картина боле живая, говорящая и полная мысли, нежели дйствительный случай, подавшій ему поводъ написать эту картину: и для этого необходимъ въ извстной мр поэтическій талантъ. Правда, иногда все умніе его заключается въ томъ, чтобы только врно передать знакомое ему лицо или событіе, котораго онъ былъ свидтелемъ, потому что въ дйствительности бываютъ иногда явленія, которыя стоитъ только врно переложить на бумагу, чтобы они имли вс признаки художественнаго вымысла. Но и для этого необходимъ талантъ, и таланты такого рода имютъ свои степени.
Въ обоихъ этихъ случаяхъ Тургеневъ обладаетъ весьма замчательнымъ талантомъ. Главная характеристическая черта его таланта заключается въ томъ, что ему едва ли бы удалось создать врно такой характеръ, подобнаго которому онъ не встрчалъ въ дйствительности. Онъ всегда долженъ держаться почвы дйствительности. Для такого рода искусства ему даны отъ природы богаты я средства: даръ наблюдательности, способность врно и быстро понять и оцнить всякое явленіе, инстинктомъ разгадать его причины и слдствія, и такимъ образомъ догадкой и соображеніемъ дополнить необходимый ему запасъ свдній, когда разспросы мало объясняютъ.
Первая изъ его поэмъ ‘Параша’, была замчена публикой при ея появленіи но бойкому стиху, веселой ироніи, врнымъ картинамъ русской природы, а главное — но удачнымъ физіологическимъ очеркамъ помщичьяго быта въ подробностяхъ. По прочному успху поэмы помшало то, что авторъ, ниша ея, вовсе не думалъ о физіологическомъ очерк, а хлопоталъ о поэм въ томъ смысл, въ какомъ у него нтъ самостоятельнаго таланта къ этому роду поэзіи. Оттого все лучшее въ ней проблеснуло какъ-то случайно, невзначай. Потомъ онъ написалъ поэму — ‘Разговоръ’: стихи въ ней звучные и сильные, много чувства, ума, мысли, но какъ эта мысль чужая, заимствованная, то на первый разъ поэма могла даже понравиться, но прочесть ее вторично уже не захочется. Въ третьей поэм Тургенева, ‘Андрей’, много хорошаго, потому что много врныхъ очерковъ русскаго быта, но въ цломъ поэма опять не удалась, потому что это повсть любви, изображать которую не въ талант автора. Письмо героини къ герою поэмы длинно и растянуто, въ немъ больше чувствительности, нежели паоса. Вообще въ этихъ опытахъ Тургенева былъ замтенъ талантъ, но какой-то нершительный и не опредленный.
Стихъ обнаруживаетъ необыкновенный поэтическій талантъ, а врная наблюдательность, глубокая мысль, выхваченная изъ тайника русской жизни, изящная и тонкая иронія, подъ которой скрывается столько чувства,— все это показываетъ въ автор, кром дара творчества ‘сына нашего времени’, носящаго въ груди своей вс скорби и вопросы его. Объ оригинальности мы не говоримъ: она то же, что талантъ — по крайней мр безъ нея нтъ таланта. Многіе найдутъ въ поэм слды подражанія Пушкину и особенно Лермонтову: это неудивительно, ибо живая историческая послдовательность литературныхъ явленіи всегда смшивается толпой съ холодной и бездушной подражательностью. Но люди мыслящіе понимаютъ, что быть подъ неизбжнымъ вліяніемъ великихъ мастеровъ родной литературы, проявляя въ своихъ произведеніяхъ упроченное ими литератур и обществу, и рабски подражать — совсмъ не одно и то же: первое есть доказательство таланта, жизненно развивающагося, второе — безталантности. Можно поддлаться подъ стихъ и подъ манеру писателя, но не подъ духъ и натуру его, ибо можно цлый вкъ проживать съ чужими словами и чужими манерами, но отъ собственнаго духа и собственной натуры отречься нельзя, каковы бы они ни были — велики или малы… Въ стихахъ Т. Л. столько жизни и поэзіи, въ созерцаніи его столько истины и врности, что тутъ всякая мысль о подражательности нелпа. Вся поэма проникнута такимъ строгимъ единствомъ мысли, тона, колорита, такъ выдержана, что обличаетъ въ автор не только творческій талантъ, но и зрлость и силу таланта, умющаго владть своимъ предметомъ. Вообще нельзя не замтить но случаю этой поэмы, какіе великіе успхи въ послднее время сдлали наша поэзія и наше общество, чтобъ убдиться въ этомъ, стоитъ только вспомнить о поэмахъ, являвшихся до ‘Цыганъ’ Пушкина… Иронія и юморъ, овладвшіе современной поэзіей, всего лучше доказываютъ ея огромный успхъ: ибо отсутствіе ироніи и юмора всегда обличаетъ дтское состояніе литературы.
Дай Богъ, чтобы наша встрча съ талантомъ автора ‘Параши’ не была также случайна, но превратилась въ знакомство продолжительное и прочное. Грустно было бы думать, что такой талантъ — не боле, какъ вспышка юности, кипніе молодой крови, а не признакъ призванія, и можетъ обмануть возбужденныя имъ ожиданія и надежды, какъ обманула поэта героиня его поэмы.
‘Параша’ — произведеніе, запечатлнное всей свжестью, всей яркостью и страстностью и вмст съ тмъ всей неопредленностью перваго опыта.— обратила на себя общее вниманіе тотчасъ но своемъ появленіи и удостоилось не только похвалы однихъ, но и брани другихъ журналовъ.— брани, въ которой высказалась, подъ плоскими и неудачными остротами, худо скрытая досада… Сравнивая, Разговоръ’ съ ‘Парашей’, нельзя не видть, что въ первомъ поэтъ сдлалъ большой шагъ впередъ. Въ ‘ Параш’ мысль похожа боле на намекъ, нежели на мысль, потому что поэтъ не могъ вполн’ совладать съ нею, въ ‘Разговор’ основная мысль съ выпуклой и яркой опредлительностью представляется уму читателя. И между тмъ эта мысль не высказана никакой сентенціей: она вся въ изложеніи содержанія, вся въ звучномъ, крпкомъ, сжатомъ и поэтическомъ стих. Содержаніе поэмы просто до того,— что рецензенту нечего* и пересказывать. Это — разговори между старымъ отшельникомъ, который и на краю могилы все еще живетъ воспоминаніемъ о своей прошлой жизни, такъ полно, такъ могущественно прожитой, и молодымъ человкомъ, который везд и во всемъ ищетъ жизни и нигд, ни въ чемъ не находить ея, отравляемый, мучимый какимъ-то неопредленнымъ чувствомъ внутренней пустоты, та и на то недовольства собой и жизнью.
Пусть читатели сами прослдятъ, въ цлой поэм, ея основную мысль: мы не считаемъ себя вправ отнимать у нихъ этого удовольствія выписками. Скажемъ только, что всякій, кто живетъ и, слдовательно, чувствуетъ себя постигнутымъ болзнью нашего вка ‘апатіей чувства и воли’, при пожирающей дятельности мысли.— всякій съ глубокими вниманіемъ прочтетъ прекрасный поэтическій ‘Разговоръ’ Тургенева и, прочтя его, глубоко, глубоко задумается…
Стихотворный разсказъ — ‘Помщикъ’, не поэма, а ‘физіологическій очерки помщичьяго быта’, шутка, если хотите, но эта шутка какъ-то вышла далеко лучше всхъ поэмъ автора. Бойкій эпиграмматическій стихъ, веселая иронія, врность картинъ, вмст съ этимъ выдержанность цлаго произведенія, отъ начала до конца,— все показало, что Тургеневъ напалъ на истинный родъ своего таланта, взялся за свое, и что нтъ никакихъ причинъ оставлять ему вовсе стихи.
Маленькая пьеска — ‘Хорь и Калинычъ’ имла большой успхъ: въ ней авторъ зашелъ къ народу съ такой стороны, съ какой до него къ нему никто еще не заходилъ. Хорь съ его практическимъ смысломъ и практической натурой, съ его грубымъ, но крпкимъ и яснымъ умомъ, съ его глубокими презрніемъ къ ‘бабамъ’ и сильной нелюбовью къ чистот и опрятности — типъ русскаго мужика, умвшаго создать себ значущее положеніе при обстоятельствахъ весьма неблагопріятныхъ. Но Калинычъ — еще боле свжій и полный типъ русскаго мужика: это поэтическая натура въ простомъ народ. Съ какимъ участіемъ и добродушіемъ авторъ описываетъ намъ своихъ героевъ, какъ уметъ онъ заставить читателей полюбить ихъ отъ всей души! Всхъ ‘Разсказовъ Охотника’ было напечатано прошлаго года въ ‘Современник’ семь. Въ нихъ авторъ знакомитъ своихъ читателей и съ разными сторонами провинціальнаго быта, съ людьми разныхъ состояній и званій. Не вс его разсказы одинаковаго достоинства: одни лучше, другіе слабе, но между ними нтъ ни одного, который бы чмъ-нибудь не быль интересенъ, занимателень и поучителенъ. ‘Хорь и Калинычъ’ до сихъ поръ остается лучшимъ и изъ всхъ разсказовъ охотника, за нимъ — ‘Бурмистръ’, а посл него ‘Однодворецъ Овсянниковъ’ и ‘Контора’. Нельзя не пожелать чтобы Тургеневъ написалъ еще хоть цлые темы такихъ разсказовъ.
Разсказъ Тургенева — ‘Петръ Петровичъ Каратаевъ’, хотя и не принадлежитъ къ ряду ‘Разсказовъ Охотника’, но это такой же мастерской физіологической очерки характера чисто русскаго, и при томи съ московскими оттнкомъ. Въ немъ талантъ автора выказался съ такой же полнотой, какъ и въ лучшихъ изъ ‘Разсказовъ Охотника’.
Не можемъ не упомянуть о необыкновенномъ мастерств Тургенева изображать картины русской природы. Онъ любитъ природу не какъ диллетантъ, а какъ артистъ, и потому никогда не старается изображать ее только въ поэтическихъ ея видахъ, но беретъ ее, какъ она ему представляется. Его картины всегда врны, вы всегда узнаете въ нихъ нашу родную русскую природу…
Онъ пробовалъ себя и въ повсти, написалъ ‘Андрея Колосова’, въ которомъ много прекрасныхъ очерковъ характеровъ и русской жизни, но, какъ повсть, въ цломъ это произведеніе до того странно, не доска: за но, неуклюже, что очень немногіе замтили, что въ ней было хорошаго. Замтно было, что Тургеневъ искалъ своей дороги и все еще не находить ея: потому что это не всегда и не всмъ легко и скоро удается. Изъ разсказа же въ проз — ‘Три Портрета’ видно, что Тургеневъ и въ проз нашелъ свою настоящую дорогу.
Тургеневъ началъ свое литературное поприще лирической поэзіей. Между его мелкими стихотвореніями есть пьесы три, четыре: очень недурныхъ, какъ напримръ, ‘Старый Помщикъ’, ‘Баллада’, ‘едя’, ‘Человкъ, какихъ много’, но эти пьесы удались ему потому, что въ нихъ или вовсе нтъ лиризма, или что въ нихъ главное но лиризмъ, а намеки на русскую жизнь. Собственно же лирическія стихотворенія Тургенева показываютъ ршительное отсутствіе самостоятельнаго лирическаго таланта.
Крпкій, энергическій и простой стихъ, выработанный въ школ Лермонтова, и въ то же время стихъ роскошный и поэтическій, составляетъ не единственное достоинство произведеній Тургенева: въ нихъ всегда есть мысль, ознаменованная печатью дйствительности и современности и. какъ мысль даровитой натуры, всегда оригинальная. Поэтому отъ Тургенева многаго можно ожидать въ будущемъ.