И. Г. Ямпольский
Василий Курочкин
И. Г. Ямпольский. Василий Курочкин, Курочкин Василий Степанович, Год: 1987
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Библиотека поэта. Большая серия. Издание третье. Поэты ‘Искры’
В двух томах. Том первый. В. Курочкин
Л., ‘Советский писатель’, 1987
Вступительные статьи, составление, подготовка текста и примечания И. Г. Ямпольского
Подводя итоги истекшего 1875 г., П. Л. Лавров в своем лондонском журнале ‘Вперед’ так откликнулся на смерть Василия Курочкина: ‘Он не был в наших рядах, но он был одним из подготовителей русской мысли к восприятию социальной истины, он был один из честных борцов недавнего прошлого, и теперь, когда наше доброе слово не может уже повредить ему, мы заносим его имя с почетом на наши страницы, как имя одной из крупных сил отжившего периода, но сил задушенных и измельченных’. {‘Минувший год’ // ‘Вперед’. 1875, N 24. С. 748.} Несколько раньше Н. К. Михайловский, сетуя на равнодушие русского интеллигентного общества 1870-х годов, писал в некрологе Курочкина: ‘Тридцать-сорок человек шло за гробом человека, который каких-нибудь пятнадцать лет тому назад был одним из самых популярных людей в России, журнала которого боялись, стихи которого выдержали не одно издание’. {‘Записки профана’ // Михайловский Н. К. Полн. собр. соч. Спб., 1909. Т. 3. С. 594.}
Облик Василия Курочкина как человека, поэта и журналиста теснейшим образом связан с эпохой 1860-х годов. Незаурядный поэт, замечательный переводчик, редактор знаменитой ‘Искры’, он играл весьма заметную роль в литературном и общественном движении этого времени.
Отец поэта, Степан Иванович Курочкин, был дворовым кн. В. А. Шаховской. С детских лет Степан Иванович ‘был употребляем… к письменным делам’, а в 1813 г., когда ему уже шел тридцать второй год, Шаховская отпустила его вместе с женою и малолетним сыном на волю. С. И. Курочкин переехал из Нижегородской губернии в Петербург и поступил на государственную службу. Мало-помалу повышаясь в должности, он в 1822 г. получил чин коллежского асессора, который давал тогда потомственное дворянство. {Более подробные сведения о происхождении В. С. Курочкина см. в моей заметке в журнале ‘Звезда’ (1933, N 7. С. 168—170), где опубликован ряд архивных документов.}
Василий Степанович Курочкин родился 28 июля 1831 г. в Петербурге. Еще ребенком он лишился отца и воспитывался в доме своего отчима, полковника Е. Т. Готовцова (ум. в 1846 г.). Десяти лет Курочкина отдали в 1-й кадетский корпус, а в 1846 г. он перешел в другое военно-учебное заведение — Дворянский полк. Характер обучения в Дворянском полку, казарменная обстановка, палочная дисциплина, малограмотные педагоги подробно описаны в воспоминаниях одноклассника Курочкина, впоследствии известного географа и путешественника М. И. Венюкова. Были среди педагогов и некоторые исключения, например петрашевец Ф. Л. Ястржембский, читавший курс статистики (в нем излагались и общие основы политической экономии) и оказывавший благотворное, гуманное влияние на своих воспитанников.
М. И. Венюков писал: ‘Остроумный поэт, издатель ‘Искры’, Вас. Курочкин был моим одноклассником, в способностях его сомневаться трудно, за поведение упрекнуть было нельзя, потому что оно всегда было благородно, независимо-честно. Но вот эта-то честная независимость и некоторая небрежность в одежде и слабость по фронту заперли ему дорогу в мир горний. Начальство в лице скота Рышковского <ротного командира> преследовало бедного отрока-поэта и вместо того, чтобы содействовать развитию его таланта доставлением ему возможности читать лучшие произведения поэзии, мучило его мелкими придирками’. {Венюков М. И. Из воспоминаний. Амстердам, 1895. Кн. 1. С. 55-113.}
В 1849 г., по окончании Дворянского полка, Курочкин был выпущен прапорщиком в гренадерский принца Вюртембергского полк. Не чувствуя никакого влечения к военной карьере, он тем не менее прослужил офицером гренадерского полка около четырех лет. Однажды, еще в самом начале службы, ‘во время следования баталиона… с Семеновского плаца после высочайшего смотра’, {Там же. С. 65.} он оставил его и уехал. Это заметил Николай I (а по другой версии — великий князь Михаил Павлович), и по его распоряжению молодого прапорщика отдали под суд. Курочкин был заключен на месяц в Петропавловскую крепость. Кроме того, по решению суда, ‘сие оштрафование считалось ему препятствием на права и преимущества по службе’. {Дело департамента ревизии отчетов Гл. упр. путей сообщения и публичных зданий, N 85. Л. 5 об. // Центр. гос. архив СССР в Ленинграде (дальше: ЦГИА), ф. 223, оп. 1. Из дела ясно, что это решение возымело впоследствии свое действие — Курочкин ‘к повышению чином аттестовался достойным, к знаку же отличия беспорочной службы не аттестовался по бытности под судом’.} Годы 1850—1852 Курочкин провел вместе с полком в Порхове и Старой Руссе. В 1852 г. он был произведен в подпоручики.
Военная муштра и полковой быт были Курочкину не по душе, начальство относилось к нему недоброжелательно, и он решил либо поступить для получения высшего образования в Военную академию, либо выйти отставку. В академию он не попал и летом 1853 г., добившись отставки, определился канцелярским чиновником в департамент ревизии отчетов Главного управления путей сообщения и публичных зданий. Около двух лет Курочкин принужден был довольствоваться ничтожным жалованьем (четырнадцать рублей в месяц), затем был переведен на должность помощника контролера, но в 1857 г. навсегда бросил службу и всецело отдался литературной работе.
Интерес к литературе возник у Курочкина еще в раннем детстве: целые дни он проводил за чтением, а с десяти лет начал сочинять. Первые литературные опыты Курочкина — три комедии в стихах — были написаны под влиянием того, что он читал в ‘Библиотеке для чтения’ и ‘Репертуаре и пантеоне’, за которыми внимательно следил. В кадетском корпусе и Дворянском полку русскую словесность преподавал известный переводчик Иринарх Введенский — человек, близкий к передовым общественным кругам. Он заметил у своего ученика литературные способности и помогал ему советами. Курочкин (как и его товарищ по Дворянскому полку Д. Д. Минаев) принял активное участие в выпуске рукописного журнала. Их однокашник А. М. Миклашевский рассказывает в своих воспоминаниях: ‘В одну из лекций Введенского мы поднесли ему довольно объемистую тетрадь, величиною в лист писчей бумаги… На первой странице сияли стихи В. С. Курочкина, потом какой-то рассказ в прозе Д. Д. Минаева, и, наконец, критический отдел был мой… конечно, на второй уже месяц журнал не вышел за недостатком материала’. {Миклашевский А. М. Дворянский полк в 40-х годах // ‘Рус. старина’. 1891, N 1. С. 177.} Детские и юношеские произведения Курочкина, за немногими исключениями, до нас не дошли. Но, по свидетельству Миклашевского, еще в годы учения в Дворянском полку он начал переводить Беранже. {Там же. С. 125.} В эти же годы обнаружилось у него и влечение к сатире (сатира на эконома Дворянского полка, несколько позже — ‘Путешествие хромого беса из Парижа в Старую Руссу’).
Курочкин впервые выступил в печати (если не считать стихотворения к юбилею великого князя Михаила Павловича, написанного в 1848 г. для избавления товарищей от суровых наказаний и тогда же напечатанного в ‘Журнале для чтения воспитанникам военно-учебных заведений’) в 1850 г., в октябрьской книжке ‘Сына отечества’. С редакцией этого журнала Курочкина связал его старший брат Николай. Принесенное Курочкиным стихотворение ‘Мы рано стали жить, игривыми мечтами…’ было забраковано одним из руководителей ‘Сына отечества’, третьестепенным беллетристом П. Р. Фурманом, который заявил: ‘…это какая-то философия и сентиментальные признания’ — и посоветовал ему написать ‘что-нибудь в русском духе, захватывающее, а если он в состоянии, то еще лучше попробовать написать повесть’. {Быков П. В. Силуэты далекого прошлого. М., Л., 1930. С. 122.} Курочкин написал тогда стихотворение ‘Русская езда’ и наивную повесть ‘Незваное чувство’, для которой использовал рассказ одного своего знакомого. Обе эти вещи и появились на страницах ‘Сына отечества’. Приведенный эпизод характерен в том отношении, что, осуждая попытку Курочкина выразить настроения современного человека, не удовлетворенного окружающей действительностью, подавленного моральной обстановкой ‘мрачного семилетия’, Фурман толкал его к давно изжитым романтическим штампам и внешнему псевдопатриотизму.
Вторая повесть Курочкина — ‘Жильцы маленького домика’, напечатанная в ‘Сыне отечества’ под псевдонимом ‘В. Арлекинов’ (1851, N 1), представляет собою гораздо более интересное и зрелое произведение. Она написана в духе ‘натуральной школы’ и свидетельствует о наблюдательности и гуманистических тенденциях ее автора, его сочувственном отношении к судьбе маленьких, забитых людей. Вместе с братом Курочкин перевел много песен и баллад из сборника К. Мармье ‘Chants populaires du Nord’ (‘Песни северных народов’), а также ряд комедий А. Мюссе, пользовавшихся в те годы в России популярностью, одну из них — ‘Каприз’ — они напечатали в 1850 г. в том же ‘Сыне отечества’.
Через год по материальным соображениям Курочкин оставил этот журнал и стал сотрудничать в ‘Пантеоне’, где переводил рассказы для ‘Смеси’. Временами, испытывая острую нужду, он принужден был писать и по заказу ‘книжников, торговавших на ларях под Пассажем’. {Пашино П. Мои старые знакомые // ‘С.-Петерб. ведомости’. 1882, 17 янв.} Курочкин писал также для театра. Некоторые его водевили (‘Сюрприз’ — 1854, написанный вместе с Н. Круглополевым ‘Между нами, господа!’ — 1853) шли на сцене. Водевиль ‘Вертящиеся столы’, в котором была высмеяна начинавшая распространяться в русском обществе страсть к спиритизму, на сцену не попал.
Курочкин долго не мог найти свое настоящее призвание. Так, в начале 1850-х годов он писал большой роман ‘Увлечение’, который ему нигде не удалось пристроить. Как и большая часть первых опытов Курочкина, рукопись романа до нас не дошла.
В эти же годы Курочкин много работал над переводом ‘Мизантропа’ Мольера, возлагая на него большие надежды. Поэт думал напечатать его в ‘Библиотеке для чтения’, но А. В. Старчевский предложил за перевод мизерный гонорар. Тогда Курочкин послал первый акт комедии в ‘Современник’ на имя И. И. Панаева, присоединив несколько оригинальных стихотворений.
Летом 1854 г. три стихотворения Курочкина появились в ‘Литературном ералаше’ ‘Современника’ с несколькими сопроводительными словами о приславшем стихи молодом, подающем надежды поэте ‘г-не К-не’. ‘Едва ли что-нибудь нужно говорить в похвалу приведенным стихотворениям…— писал ‘Современник’.— Г-ну К-ну двадцать два года. Мы советовали и советуем ему продолжать свои опыты, не спешить писать и печатать и стараться развить свой литературный вкус, несовершенство которого много повредило некоторым его стихотворениям, здесь не помещенным’. {‘Современник’. 1854, N 6, ‘Лит. ералаш’, тетр. 4. С. 59. ‘Мизантроп’ не был помещен в ‘Современнике’. Лишь в 1866 г. в первом томе ‘Собрания стихотворений’ Курочкина был напечатан третий акт, а весь перевод — в ‘Невском сборнике’ 1867 г.} Такой способ опубликования его стихотворений огорчил Курочкина.
В 1855 г. по совету друзей Курочкин снова вернулся к переводам из Беранже. Он исправил один из давних переводов — ‘Старый капрал’ — и отдал его в ‘Отечественные записки’, но редакции журнала перевод не понравился. Другой, тоже старый, перевод (‘Весна и осень’) Курочкин отдал в ‘Библиотеку для чтения’, где он вскоре и появился. С этих пор в писательской судьбе Курочкина наступил явный перелом. Он постепенно приобретал все более широкие литературные связи и стал систематически печататься сначала в ‘Библиотеке для чтения’, затем в реформированном ‘Сыне отечества’ А. В. Старчевского, ‘Отечественных записках’, ‘Русском вестнике’ и целом ряде других периодических изданий, выступая и как оригинальный поэт и — преимущественно — как переводчик. Больше всего в эти годы Курочкин был связан с ‘Библиотекой для чтения’ и ‘Сыном отечества’, где печатал не только стихотворения, но и обзоры журналов, хронику иностранной литературы и жизни и пр. В 1857—1858 гг. Курочкин помещал время от времени фельетонные обозрения ‘Петербургская летопись’ в газете ‘С.-Петербургские ведомости’. Один его перевод (из Мюссе) появился в ‘Современнике’.
В середине 1850-х годов Курочкин выступает уже как вполне сложившийся и своеобразный поэт. ‘Несколько переводов из Беранже,— читаем в воспоминаниях П. И. Пашино,— разом обратили на него внимание всего общества: они были до того рельефны и звучали таким естественным юмором, что сейчас же клались на ноты и распродавались в бесчисленном количестве экземпляров. Конечно, выгоды от продажи оставались в карманах спекуляторов и приносили самую ничтожную пользу переводчику’. {} В 1858 г. Курочкин издал свои переводы’Мои старые знакомые’ // ‘С.-Петерб. ведомости’. 1881, 6 дек. из Беранже отдельной книгой, и с этих пор его имя приобрело широкую известность. Курочкин переводил любимого поэта в течение всей своей жизни и, неоднократно переиздавая книгу, каждый раз дополнял ее все новыми вещами.
Уже раннее творчество Курочкина характеризуется отчетливо выраженными антикрепостническими настроениями и демократическими симпатиями. Достаточно указать, например, на резко антикрепостническое стихотворение ‘Рассказ няни’, стихотворение ‘Ни в мать, ни в отца’, где с большой симпатией говорится о демократических стремлениях ‘молодого поколения’, восстающего против традиций ‘отцов’, стихотворения ‘Счастливец’ и ‘Общий знакомый’, в которых высмеиваются пошлость, пустота, эгоизм господствующих классов. К середине 1850-х годов относится стихотворение Курочкина ‘Двуглавый орел’, направленное против самодержавия как основного источника всех зол русской жизни. Оно не могло быть, естественно, напечатано в России и появилось в 1857 г. в ‘Голосах из России’ Герцена. О тех же настроениях и симпатиях Курочкина свидетельствуют и его переводы из Беранже.
О популярности Курочкина в эти годы говорят хотя бы такие факты. Через несколько месяцев после появления в печати стихотворения ‘Общий знакомый’ в стихотворении В. Г. Бенедиктова ‘Посещение’ {‘Сын отечества’. 1857, N 36. С. 870.} ‘сын Курочкина милый — Вечно милый Петр Ильич’ упоминается как персонаж, хорошо известный читателям, вскоре после опубликования стихотворения ‘Счастливец’ рефрен его цитирует Н. Г. Помяловский в первом своем напечатанном произведении — рассказе ‘Вукол’, {‘Журнал для воспитания’. 1859, N 1. С. 15.} несколько стихотворений Курочкина с весьма похвальными отзывами о них переписывает в дневник Т. Г. Шевченко, уже в 1858 г. стихи и переводы Курочкина вошли в ‘Сборник лучших произведений русской поэзии’, изданный Н. Ф. Щербиной.
С конца 1850-х годов жизнь и поэтическая деятельность Курочкина неразрывно связаны с журналом ‘Искра’, в котором его талант поэта-сатирика проявился с наибольшей силой и глубиной.
Человек молодой, веселый, общительный и к тому же прирожденный редактор, Курочкин стал душою ‘Искры’. Многие с благодарностью вспоминали о его помощи, добрых советах, тактичных, товарищеских отношениях с сотрудниками. ‘В В. С. Курочкине я встретил добродушного и милого редактора,— писал Н. М. Ядринцев,— никакого генеральства в нем не было. Я часто проводил у него редакционные утра и слушал весьма дельные разговоры и пользовался советами и замечаниями… Это был знаток литературы, замечательно образованный человек и деятель с неуклонно честными убеждениями. Я помню ‘Искру’ и в хорошие и в дурные времена. Несмотря на то что дела ‘Искры’ под конец шли плохо, В. С. Курочкин делился с сотрудниками последним’. {Н. Я. Студенческие и литературные воспоминания сибиряка // ‘Восточное обозрение’. 1884, 23 авг. С. 10.} Курочкин жил исключительно литературно-общественными интересами. Журнал был для него не коммерческим предприятием, а любимым детищем, которому он отдавал всю свою энергию и незаурядное дарование. ‘У покойного был и крупный талант и крупные силы,— писал другой современник,— и если он не создал крупного литературного произведения, зато он создал крупное литературное направление. Ради своей цели он отказался от более заманчивой славы. Он не разменялся на мелочи, как говорили о нем другие, он, напротив, понял, что только беглыми и меткими заметками, смелыми и честными обличениями, остроумными набросками можно сделать то дело, которое он сделал. Это не автор мелких статей ‘Искры’, это — автор ее направления’. {Barbe-bleu (Немирович-Данченко В. И.) Фельетон // ‘Всемирная иллюстрация’. 1875, N 347. С. 162.} Пусть не со всем в приведенных выше словах можно согласиться, но последнее утверждение очень точно передает роль Курочкина в ‘Искре’. Курочкин обладал блестящими организаторскими способностями. По словам Н. К. Михайловского, он ‘топил свой талант’ в журнальной работе, ‘здесь давал мысль, предоставляя выработку формы другим, там брал на себя только форму, и я думаю, что весьма трудно было бы определить, что именно принадлежало в ‘Искре’ Курочкину и что другим. Он и создавал, и вербовал солдат, и сам исполнял невидную солдатскую работу… Он вполне отвечал своему собственному идеалу газетного человека… Газетным человеком он называл такого, который может схватить на лету какой-нибудь даже мелкий факт текущей жизни и придать ему общее, типическое освещение’. {‘Записки профана’ // Михайловский Н. К. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 596—597.}
Первые несколько лет Курочкин редактировал ‘Искру’ совместно с Н. А. Степановым, а с 1865 г., когда Степанов начал издавать другой сатирический журнал, ‘Будильник’,— один. Курочкин был не только редактором, но и одним из самых активных сотрудников журнала. В течение пятнадцати лет он печатал в нем все свои стихотворения, переводы, фельетоны, статьи, лишь изредка отдавая их в другие журналы. Отдельные его произведения появились в ‘Иллюстрации’ в то время, когда ее редактировал Н. С. Курочкин (1861—1862), в ‘Веке’, когда он перешел в руки писательской артели, членами которой были оба брата (1862), в ‘Современнике’ (1864), ‘Неделе’ (1868), ‘Отечественных записках’ Некрасова. В ‘Отечественных записках’ кроме переводов он поместил под псевдонимом ‘Сверхштатный рецензент’ несколько театральных обзоров. В 1871 г. Курочкин был приглашен редактировать ‘Азиятский вестник’. Он сговорился с рядом видных публицистов радикального лагеря и решил сделать его живым, боевым журналом. Однако удалось выпустить только один номер (1872, кн. 1), после чего журнал был прекращен.
В 1866 г. поэт предпринял издание своих стихотворений, но выпустил лишь первый том, где были собраны его переводы. Кроме ‘Песен’ Беранже и ‘Мизантропа’ Мольера Курочкин перевел также ряд произведений Вольтера, Грессе, Виньи, Мюссе, Барбье, Надо, Гюго, Шиллера, Бёрнса и др. Однако многие из этих переводов относятся к более поздним годам и не попали поэтому ни в издание 1866 г., ни в двухтомное собрание стихотворений Курочкина, вышедшее в 1869 г. В него вошли также далеко не все оригинальные стихотворения Курочкина.
Отдельными книжками были изданы две переделанные им для Александрийского театра французские оперетты: ‘Фауст наизнанку’ (‘Le petit Faust’, 1869) и ‘Дочь рынка’ (‘La Fills de m-me Angot’, 1875). Другие переведенные и переделанные им оперетты и комедии (‘Дворников, Шиповников и компания’, ‘Прежде смерти не умрешь’, ‘Разбойники’ и др.) ставились на сцене, но изданы не были, большинство из них сохранилось в рукописи. Эта часть литературного наследия Курочкина представляет наименьший интерес. Курочкин нередко обращался к театру просто ради заработка и принужден был считаться со вкусами театральной публики. Однако даже в ‘Фаусте наизнанку’, ‘Дочери рынка’ и других есть ряд политически острых откликов на злобу дня, которые встречали иногда цензурные препятствия. {Так, в ‘Дочери рынка’ из полной намеков песни Клеретты сначала были исключены иронические слова: ‘милостивый, правый, скорый суд’, высмеивающие известную формулу из указа Александра II 1863 г. о введении судебных уставов, а затем вся она была зачеркнута цензором, после чего Курочкин заменил ее более невинным вариантом (Театр. библиотека им. А. В. Луначарского в Ленинграде, там же хранятся и ненапечатанные пьесы Курочкина).}
В 1860-х годах — и особенно в первую их половину — Курочкин, по свидетельству современников, приобрел широкую популярность. ‘Стихи Курочкина,— вспоминает один из них,— твердила на память вся читающая Русь’. Как редактор ‘Искры’, ‘он считался деятелем, имя которого упоминалось сейчас же за именами столпов ‘Современника’… Если бы могли заговорить Глеб Иванович Успенский, Помяловский и другие люди 60-х годов, они сказали бы, как сильно было на них влияние этого человека’. {Окрейц С. С. Встречи и впечатления. В. С. Курочкин // ‘Русский листок’. 1900, 14 авг.}
С самого начала 1860-х годов Курочкин был тесно связан с революционными кругами и революционным движением.
В мае 1861 г. он отправился за границу. Подробности этой поездки нам неизвестны, но кое о чем можно все же догадываться. Через несколько лет на вопрос следственной комиссии по делу Каракозова Курочкин ответил, что он в течение трех месяцев жил в Германии, Франции, Англии и Швейцарии. {Производство высочайше учрежденной в С.-Петербурге следственной комиссии, 1866, N 196. О литераторе Василии Курочкине, имевшем запрещенные сочинения весьма вольного содержания. Л. 15, 18. // Центр, гос. архив Октябрьской революции в Москве (дальше: ЦГАОР), ф. 95, оп. 1.} Артур Бенни на допросе в III Отделении в 1863 г. показал, между прочим, что он познакомился с Курочкиным до своего возвращения в Россию — еще в Лондоне. Бенни вернулся в Россию летом 1861 г., незадолго до этого он и был как раз в Лондоне, тогда, следовательно, и состоялось их знакомство. {Рейсер С. Артур Бенни. М., 1933. С. 25—26, 118, Герцен А. И. Полн. собр. соч. и писем. Пб., 1920. Т. 15. С. 409.}
Отвечая следственной комиссии, Курочкин, разумеется, хотел убелить ее, что, находясь за границей, он никаких предосудительных знакомств не заводил и ни с кем в переписке не был. Однако трудно себе поедставить, чтобы такой человек, как Курочкин, не использовал своего пребывания в Лондоне для того, чтобы повидать Герцена и Огарева. R пользу такого предположения говорит и самое знакомство с Бенни, близким к герценовскому окружению,— естественнее всего предположить, что они познакомились именно у Герцена. Да и вообще ‘быть в Лондоне и не видать Герцена в 50-х и в начале 60-х годов было, по словам современника, то же, что быть в Риме и не видеть папы’. {Кельсиев В. И. Рецензия на ‘Загадочного человека’ Н. С. Лескова // ‘Заря’. 1871, N 6. С. 25. Эта рецензия была, по-видимому, изъята из журнала по требованию цензуры, в некоторых известных мне экземплярах июньского номера ‘Зари’ она отсутствует.} Но есть и еще один довод, делающий предположение о посещении Курочкиным Герцена почти бесспорным. В конце июня 1861 г. в ‘Искре’, под псевдонимом ‘Н. Огурчиков’, был напечатан фельетон Герцена ‘Из воспоминаний об Англии’. Вероятнее всего, Курочкин получил его непосредственно у Герцена во время своего пребывания в Лондоне.
Этим, конечно, не разрешается вопрос о цели и характере поездки Курочкина в Лондон, но возможно, что он поехал туда специально для того, чтобы повидаться с Герценом и Огаревым и поговорить с ними о путях и задачах революционного движения в России. 1 июля 1861 г. в ‘Колоколе’ появилась статья Огарева ‘Что нужно народу?’. Она была написана при участии Н. Н. Обручева — впоследствии одного из руководителей ‘Земли и воли’ — и рассматривалась как программа будущей революционной организации. В это именно время был в Лондоне Курочкин. Есть основания думать, что он был участником разговоров, связанных с этим кругом вопросов,— ведь очень скоро после этого, осенью 1861 г., Курочкин вступил в члены тайного общества, принявшего позже название ‘Земля и воля’, а уже весной 1862 г. был одним из пяти членов (Н. А. и А. А. Серно-Соловьевичи, А. А. Слепцов, Н. Н. Обручев и он) ее центрального комитета. {См. воспоминания А. А. Слепцова, напечатанные М. К. Лемке в примечаниях к т. 16 Полн. собр. соч. и писем А. И. Герцена (Пб., 1920. С. 74, 76).} Осенью 1861 г., после освобождения из-под ареста за речь, произнесенную им на панихиде по убитым в селе Бездна крестьянам, известный историк А. П. Щапов сообщил своему казанскому знакомому: ‘Из литературных бесед мне особенно нравятся беседы у Курочкина, ближе к делу. Знакомство мое с Курочкиным запечатлевается подарком мне отличного портрета Искандера’. {Вульфсон Г. Н., Бушканец Е. Г. Общественно-политическая борьба в Казанском университете в 1859—1861 годах. Казань, 1955. С. 82. Курсив мой.— И. Я.}
‘Земля и воля’ была самой крупной революционной организацией 1860-х годов. Исходя из твердой уверенности в неизбежности всероссийского крестьянского восстания, она стремилась объединить все революционные силы, чтобы в нужный момент стать во главе движения и привести его к победе. ‘Земля и воля’ была связана как с Герценом и Огаревым, так и с Чернышевским, ее руководители не раз обращались к ним за советами и указаниями. ‘Земля и воля’ вела большую революционную работу — притом не только в столицах, но и в провинции, посылая туда своих членов для пропаганды и привлечения новых сил, в ряде провинциальных городов она имела отделения. Члены ‘Земли и воли’ вели деятельную пропаганду в деревне, в войсках и даже на фабриках. ‘Земля и воля’ была связана — и накануне восстания 1863 г., и во время его — с польскими революционными кругами. Наконец, она выпустила ряд прокламаций.
Курочкин, как член центрального комитета, не мог, разумеется, не принимать участия во всей этой работе. В агентурном донесении, полученном петербургским обер-полицмейстером И. В. Анненковым в апреле 1863 г., позиция Курочкина в ‘Земле и воле’ охарактеризована как ‘крайняя’. Здесь читаем: ‘Курочкин отправил письмо в Лондон. Он жалуется русскому комитету в Лондоне на петербургский комитет и на главную Земскую думу за то, что они, во 1-х, действуют чрезвычайно медленно, во 2-х, за то, что петербургский комитет не стал весеннюю прокламацию распространять в Петербурге, дабы отклонить тень подозрения, что она печаталась здесь, и, в 3-х, за то, что великорусская партия мешает и сдерживает крайнюю партию’. {Герцен А. И. Полн. собр. соч. Т. 16. С. 173.}
Еще в 1862 г. Курочкиным начинают усиленно интересоваться полицейские органы. В марте этого года у него был произведен обыск в связи с напечатанием и распространением портрета М. Л. Михайлова, на котором он изображен в тот момент, когда его заковывают в кандалы в Петропавловской крепости, согласно донесениям агента III Отделения, портрет этот нарисовал М. О. Микешин, ‘а Курочкин продавал в Шах-Клубе, но это пока еще трудно доказать’. {‘Н. Г. Чернышевский по донесениям агентов III Отделения (1861—1862 гг.)’ // ‘Красный архив’. 1926, N 1. С. 112—115.} За ним было установлено секретное наблюдение — до нас дошли два донесения агента III Отделения, относящиеся к лету 1862 г. В одном из них, за несколько дней до ареста Чернышевского, Курочкин был охарактеризован как его ‘большой приятель’ {‘Н. Г. Чернышевский и III Отделение’ // ‘Красный архив’. 1928, N 4. С. 178. Курочкину скоро стало известно, что он находится под надзором,— см.: Герцен А. И. Полн. собр. соч. Т. 16. С. 86.} В следующем, 1863 г. у Курочкина снова сделали обыск, И. В. Анненков в своем отношении к управляющему III Отделением А. Л. Потапову, перечисляя лиц, которые в последнее время ‘наиболее обращали на себя внимание вредным направлением’, первым назвал редактора и издателя газеты ‘Искра’ Курочкина’. Непосредственной причиной обыска были полученные Анненковым сведения, что выпущенная ‘Землей и волей’ прокламация ‘Свобода’ (N 2) ‘положительно исходит из кружка Благосветлова и Василия Курочкина’ и что ‘готовится новое воззвание, которое должно появиться в первых числах августа’. В типографии Г. Е. Благосветлова, книжном магазине П. А. Гайдебурова и редакции ‘Искры’ должна была, по его предположению, ‘сосредоточиваться главная деятельность тайных обществ’. В отобранных у Курочкина бумагах не оказалось ничего особенно предосудительного, и никаких последствий для него обыск не имел. {Дело III Отделения, 1-й экспедиции, 1863, N 97, ч. 11. Л. 91, 94, 101 об. // ЦГАОР, ф. 109.}
С октября 1865 г. Курочкин, как и ряд других писателей революционного лагеря и представителей демократической интеллигенции, ‘по поводу заявления… учения своего о нигилизме’, был отдан под постоянный и ‘бдительный’ негласный надзор полиции. {Дело департамента полиции исполнительной… о лицах, состоящих под надзором полиции за 1867 год // ЦГИА, ф. 1286, N 1250. Л. 656 об.—657. Здесь Курочкин, как и Минаев охарактеризованы как ‘нигилисты’, которые ‘мало дают надежды к исправлению’.} Разумеется, Курочкин возбуждал особый интерес властей предержащих и своими связями с революционными кругами, и как редактор вызывавшей их злобу и негодование ‘Искры’.
После каракозовского выстрела Курочкин был арестован и просидел в Петропавловской крепости свыше двух месяцев. Сподвижник назначенного председателем следственной комиссии М. Н. Муравьева П. А. Черевин, вспоминая о 1866 г., писал, что Муравьев ‘в лице Чернышевского, Некрасова, Курочкиных и др. объявил войну литературе, ставшей на ложном пути’. {Черевин П. А. Записки: (Новые материалы по делу каракозовцев). Кострома, 1918. С. 41.} Весьма показательно, что братья Курочкины названы рядом с Некрасовым и Чернышевским как наиболее заметные и опасные для самодержавия революционные писатели и журналисты. Полицейский надзор был снят с Курочкина только в 1874 г., через год после прекращения ‘Искры’ и за год до его смерти.
Работа в обстановке непрерывных цензурных преследований, при твердом решении не сдавать революционных позиций, подтачивала силы. С начала 1870-х годов бороться с цензурой стало невмоготу. Вспоминая о своей встрече с Курочкиным в 1871 г., после шестилетнего перерыва, П. Д. Боборыкин писал: ‘Я помнил его еще очень свежим, с мягкими блестящими глазами и благообразной бородой, с некоторым изяществом в туалете и с той особенной бойкой посадкой, какую тогда, т. е. в начале шестидесятых годов, имели люди, веровавшие в свою прогрессивную звезду. А тут мне пожимал руку человек уже далеко не свежий, с сильной проседью, с тревожным взглядом, с несколько осунувшимся лицом и слабым голосом, довольно небрежно одетый’. {‘Из воспоминаний о пишущей братии. В. С. Курочкин’ // ‘Биржевые ведомости’. 1878, 25 апр.}
В 1873 г. ‘Искра’ была закрыта правительством. Для Курочкина это был тяжелый удар. После прекращения журнала, последние два года своей жизни, он ‘выглядел совсем надломленным человеком. В нем оставалась лишь тень того, что жило в нем во дни оны… В речах Курочкина и в его сухом отрывистом смехе звучала угрюмая, нехорошая нота. Он был рассеян, желчен, недоволен’. {Засодимский П. Из воспоминаний. М., 1908. С. 305—306.} Вместе с тем, по словам другого современника, ‘иногда он, оживясь, рассказывал про свою прежнюю жизнь, про блестящую пору ‘Искры’, про писателей, которых он знавал. С большою любовью и уважением вспоминал он про Т. Г. Шевченко, с которым сблизился в 1860 г., и про Добролюбова. Об этих двух личностях он говорил мне с чисто юношеским восторгом и со сверкающими глазами. ‘Вот были люди! — восклицал он.— Ну где вы теперь таких найдете? …Перед памятью Добролюбова он благоговел’. {Сильчевский Д. П. Из воспоминаний о В. С. Курочкине //’Северный курьер’. 1900, 15 авг.}
Курочкину, который был в ‘Искре’ полным хозяином, приходилось теперь, при сношениях с разными редакциями, переживать подчас тяжелые минуты. Когда он вскоре после прекращения ‘Искры’ передал свой перевод поэмы А. Виньи ‘Гнев Самсона’ в ‘Вестник Европы’, А. Н. Пыпин предложил поэту напечатать его анонимно. Курочкин, как ни нуждался, ответил отказом: ‘Если Вы находите, что подпись моя в цензурном отношении неудобна, прошу Вас стихотворения этого вовсе не печатать’. {Письмо от 5 сент. 1873 г. // Арх. Пыпина в рукоп. отд. Гос. Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина.} После этого перевод был все же напечатан.
Курочкин дал несколько фельетонов в ‘Неделю’ П. А. Гайдебурова и ‘Новое время’ О. К. Нотовича, а затем — что было ему нелегко — принужден был, в значительной степени ради заработка, помещать еженедельные фельетоны в либеральных ‘Биржевых ведомостях’ В. А. Полетики. Курочкин сумел, однако, сохранить независимость в чуждой ему по направлению газете, в его фельетонах нет слов, написанных под диктовку редактора, в них много злых и остроумных насмешек, ряд ярких стихотворений, но они свидетельствуют вместе с тем и о душевной усталости поэта, и о трудной обстановке, в которой ему приходилось работать. Некоторое время Курочкин заведовал также театральным отделом ‘Биржевых ведомостей’. Говоря о сотрудничестве Курочкина в этой газете, необходимо вместе с тем отметить, что с ноября 1874 г. в ней одновременно с Курочкиным начали писать еще несколько сотрудников ‘Отечественных записок’: его брат Николай, Н. А. Демерт, А. М. Скабичевский, А. Н. Плещеев. Некрасов давно мечтал кроме журнала получить также газетную трибуну, но все попытки в этом направлении неизменно срывались. {См.: Папковский Б. и Макашин С. Некрасов и литературная политика самодержавия // ‘Лит. наследство’. М, 1946. Т. 49/50. С. 512—524, Бушканец Е. Г. Некрасов и ‘С.-Петербургские ведомости’ // ‘Н. А. Некрасов и его время’. Калининград. 1983. Вып. 7. С. 61.} Когда Полетика обратился к Некрасову с просьбой рекомендовать ему сотрудников, Некрасов решил использовать эту возможность. Он ‘послал’ в ‘Биржевые ведомости’ несколько видных писателей и публицистов с тем, что они негласно (выступая под псевдонимами) будут ‘проводить взгляды’ ‘Отечественных записок’ в ‘Биржевых ведомостях’. {Скабичевский А. М. Литературные воспоминания. М., Л., 1928. С. 315—321.} И эта попытка не увенчалась успехом, однако в свете указанных фактов сотрудничество Курочкина в ‘Биржевых ведомостях’ приобретает особый смысл.
В последние годы жизни, несмотря на тяжелые условия существования, Курочкин создал ряд острых сатирических пьес ‘на манер простонародных марионеток, писанных простонародным размером стиха на различные общественные темы’. {Чуйко В. В. Современная русская поэзия в ее представителях. Спб., 1885. С. 182.} К сожалению, до нас дошла лишь одна из них — ‘Принц Лутоня’ (переделка ‘Le roi Babolein’ M. Монье), но и она была напечатана уже после смерти поэта с цензурными искажениями.
Умер Курочкин еще не старым человеком, на сорок пятом году жизни, 15 августа 1875 г. от слишком большой дозы морфия, впрыснутой ему врачом. До конца своих дней Курочкин жил интересами литературы и продолжал мечтать о новом сатирическом журнале. Незадолго до своей смерти он развивал своим знакомым один из таких планов. {См., напр.: Устинов М. Памяти В. С. Курочкина // ‘Пчела’. 1875, N 33. С. 403.}