Хроника парижской жизни, Шассен Шарль-Луи, Год: 1879 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 27 минут(ы)

ХРОНИКА ПАРИЖСКОЙ ЖИЗНИ.

I.
Затрапезныя инсуррекціи.— Банкеты легитимистовъ въ Париж и провинціяхъ.— Письмо Эрве и рчь Бараньона.— Вандейская демонстрація.— Сдержанность графа Шамбора.— Бонапартисты и Паскаль.— Слова Греви.— Выборъ Эмбера.— ‘La Rpublique Franaise’ и полная амнистія.— Циркуляръ Ле-Ройэ.— Отставка роялистскихъ мэровъ.— Оправданіе судомъ Бассаньява и осужденіе ‘Марсельезы’.— Возвращеніе Ферри.— Поздка Луи Блана.— Образъ дйствій Гамбетти.— Разногласія въ центральныхъ группахъ палаты.

Политическое затишье сентября было нарушено въ конц этого мсяца цлымъ рядомъ легитимистскихъ банкетовъ, какъ въ Париж, такъ и въ провинціяхъ.

О банкетахъ этихъ было очень торжественно заявлено допотопными представителями легитимизма, утверждавшими, что они вполн готовы для осуществленія ‘мужественныхъ ршеній’, но участіе въ нихъ было принято въ цлой Франціи не боле, чмъ тремя тысячами шестью стами французовъ, изъ ея тридцати шести милліоннаго населенія.

Главнйшій изъ этихъ католико-монархическихъ банкетовъ происходилъ въ замк Шамбор, замк, именемъ котораго ршился называться Генрихъ У, со времени своего изгнанія, въ 1830 году. На банкетъ этотъ явилось нсколько дальнихъ сельчанъ, полагавшихъ, что устроители праздника покажутъ имъ за дессертомъ самого претендента. Делегаты католическихъ клубовъ были вполн убждены, что если Генриху У и не удастся самолично появиться на банкет, то имъ дадутъ, по крайней мр, случай видть лицо, которое могло бы ему наслдовать въ случа, еслибы провидніе призвало на лоно Авраама потомка по женской линіи Людовика XVI и Людовика Святого. Но, увы! имъ не удалось увидть даже журналиста Эрве, редактора ‘Soleil’, этого главнаго выразителя интересовъ Орлеановъ, ставшихъ наслдниками Генриха V, посл знаменитаго сліянія (fusion). Онъ передъ самымъ банкетомъ открытымъ письмомъ, надлавшимъ немало шуму между монархистами, отказался отъ приглашенія легитимистовъ участвовать на манифестаціи. Обстоятельство это, однако же, не помшало оратору-громовержцу Бараньону, этому главнйшему столпу алтаря и престола, заявитъ на банкет торжественно, что все уже вполн подготовлено во Франціи для того, чтобы законная монархія, такъ нетерпливо ожидаемая всми французами, могла немедленно водвориться, чуть только исчезнетъ республика. Республика же, въ угоду Бараньону, должна сама устроить свое уничтоженіе, такъ какъ разрушать ее ораторъ, въ качеств сенатора, нетолько никогда себ не позволитъ, но считаетъ несогласнымъ съ его положеніемъ, при настоящемъ порядк вещей, даже и другимъ совтовать что-либо подобное. Въ теченіи боле получаса Бараньонъ возглашалъ: ‘Да здравствуетъ король!’ предварительно оговорившись въ слдующихъ выраженіяхъ: ‘Мы не оказываемъ сопротивленія законамъ, мы не приглашаемъ никого къ заговорамъ и мятежамъ и далеки отъ того, чтобы не признавать существованія республики, которая очевидна для насъ’. Вслдъ за Бараньономъ, на томъ же банкет, говорилъ маркизъ де-Рошеюнь, въ которомъ ‘Фигаро’ провидитъ ‘государственнаго человка будущаго’. Рчь этого ‘будущаго’ не отличалась уже тою сдержанностью, какую выказалъ Бараньонъ, и была вся преисполнена брани и нападенія противъ… статуи республики.

Въ Марсели на легитимистскомъ банкет предсдательствовалъ маркизъ де-Фореста, тотъ самый де-Фореста, къ которому Генрихъ У писалъ свое извстное, появившееся въ газетахъ письмо, подавшее поводъ къ устройству банкетовъ. Де-Фореста, въ качеств королевскаго повреннаго, старался показать видъ, что ему конфиденціально извстно многое, о чемъ другіе и не догадываются. ‘Король нашъ, сказалъ онъ: — недавно высказалъ мнніе, что онъ желаетъ спасти Францію, а въ настоящую минуту мы уже имемъ вс данныя, чтобы утверждать съ увренностью, что онъ ее спасетъ’. На этомъ же банкет одинъ изъ участниковъ высказалъ слдующую наивно забавную мысль, которая, разумется, тотчасъ же и была поднята на смхъ всми либеральными газетами: ‘Что возстановленіе королевской власти, сказалъ онъ: — не подлежитъ никакому сомннію и неизбжно, мы можемъ заключить уже по тому, что еслибы намъ не предстояло видть короля-чуда, то для насъ оставалось бы совершенно непонятнымъ и рожденіе дитяти-чуда (enfant de miracle)!!..

Въ Пуатье — пункт, съ котораго начинается та Вандея, на которую, какъ на операціонный центръ, разсчитываютъ клерикалы, въ случа возникновенія искуственнаго возбужденія междоусобія, участники банкета къ крикамъ: ‘Да здравствуетъ король!’ набожно прибавляли восклицанія въ честь святого Михаила, въ день котораго происходилъ банкетъ.

Тому же святому посвященъ былъ и одинъ изъ парижскихъ банкетовъ, происходившій въ Елисейскихъ Поляхъ, въ ресторан Ле-Дойена, посщаемомъ обыкновенно почти исключительно камеліями и кокотками. На этомъ банкет присутствовало много офицеровъ изъ воспитанниковъ іезуитскихъ школъ, и эти члены республиканской арміи позволяли себ, указывая на ордена, полученные ими въ 1870—71 годахъ, открыто говорить слдующее: ‘Ордена эти заслужены нами въ сраженіяхъ, во время которыхъ сердца наши бились преданностію къ Генриху V, явись онъ завтра во Францію, и мы отдадимъ ему эти сердца и обнажимъ за него наши шпаги!’

На банкет въ Пасси одинъ изъ уроженцевъ Вандеи, де Ля-Мартиньеръ, клялся своею честью, что ‘вся Вандея вполн готова встртить, какъ велитъ долгъ, торжественную минуту королевскаго возвращенія!’ На банкет въ Монпарнас, устроенномъ дровянникомъ, поставляющимъ дрова для парижскихъ церквей, произошли нкоторыя недоразумнія. Въ то самое время, когда въ помщеніи банкета начались тосты въ честь короля, съ улицы послышались радостныя восклицанія республиканцевъ. Пирующіе побесдовали и поторопились закрыть окна, опасаясь, что нечестивые ворвутся къ нимъ и немедленно начнется свалка. Тревога оказалась, однако, напрасной. Крики слышались извн и нисколько не относились въ легитимистамъ. Парижане въ этотъ день встрчали на монпарнаскомъ дебаркадер комунаровъ, возвращавшихся изъ Нумеи, и криками своими привтствовали появленіе ихъ въ Париж.

Еще большаго страха натерплись участники банкета Монмартрскаго квартала. Устроители этого праздника заняли ресторанъ въ нижнемъ этаж весьма оживленной улицы, и когда гости, посл обильныхъ возліяній, стали провозглашать тосты, то въ зал стало такъ душно, что пришлось отворить окна. Какъ разъ въ это самое время массы рабочихъ, окончивъ свои занятія, возвращались съ фабрикъ и проходили этою улицею. Раздававшіеся изъ ресторана возгласы пирующихъ: ‘Да здравствуетъ король!’ пришлись не по нутру рабочимъ, и вотъ у оконъ ресторана собралась толпа въ четыреста человкъ. Но полиція стала уговаривать рабочихъ разойтись, и толпа, благодаря тому, что это вмшательство было произведено самымъ вжливымъ образомъ, послушалась и мирно разошлась.

Изъ всего мною сказаннаго слдуетъ, что правительство могло бы привлечь къ суду многихъ изъ участниковъ банкетовъ, еслибы захотло примнить къ легитимистамъ т законы строгости, какіе реакція 1871—77 годовъ удержала въ кодексахъ. Мало того, всмъ этимъ частнымъ собраніямъ могъ быть приданъ характеръ публичныхъ и явно мятежническихъ, такъ какъ на всхъ банкетахъ подписывался одинъ и тотъ же адресъ Генриху V, въ которомъ говорится: ‘Мы никогда не забудемъ, что родившійся 29 сентября 1820 года герцогъ Бордоскій Генрихъ, прозванный Богомъ-даннымъ, былъ привтствованъ одновременно, какъ дитя Франціи и какъ дитя цлой Европы. Между тмъ, Франціи все еще недостаетъ королевской власти, и въ этомъ смысл Европа все еще ждетъ настоящей Франціи… Поэтому, мы все еще ждемъ нашего короля и вс наши помыслы и сердца принадлежатъ ему: пусть же онъ располагаетъ нами, какъ своими лучшими и преданнйшими врноподданными…’

Разумется, республиканское правительство имло бы полное право, особенно, еслибы у насъ нашлось для этого достаточно безпристрастныхъ судей, приложить къ легитимистамъ, подписавшимъ этотъ адресъ, т неотмненные еще законы временъ реставраціи и имперія, по которымъ они должны подлежать наказанію тюремными заключеніями и значительными штрафами, какъ ‘члены тайнаго общества, открыто стремящіеся къ низверженію законно-существующаго порядка’, но съ другой стороны совершенно понятна та терпимость, какую оказываетъ къ нимъ правительство, въ виду ихъ крайняго безсилія и того комизма ихъ положенія, которое длаетъ ихъ смшне извстныхъ заговорщиковъ оперетки ‘Дочь г-жи Анго’. Такъ, въ этомъ самомъ адрес они дале помщаютъ такую фразу: ‘Мы ршительно не политическіе люди (!!), мы только простые рабочіе’. Какъ покажется читателямъ это удачное выраженіе?

Несмотря на всю нелпость такого фарса, ‘Фигаро’ принялъ за серьёзное эту комическую манифестацію, такъ что можно было подумать, что воскресъ самъ печальной памяти Вилльмесанъ. Два нумера сряду этой газеты были сплошь наполнены обсужденіями глубокаго и важнаго значенія легитимистскихъ банкетовъ, адреса роялистовъ къ королю и вообще движенія во Франціи въ пользу возстановленія королевской власти. Легитимистскіе органы, съ своей стороны, съ немалою торжественностью, стали заявлять, что республика уже близка въ совершенной погибели, что дни ея сочтены и что ей дано монархистами торжественное предостереженіе. Все это, конечно, только смшно, но не смшно то, что, благодаря снисходительности правительства, весьма многіе изъ участниковъ банкетовъ, у которыхъ закружилась голова, получили возможность посл этихъ банкетовъ появляться въ свои помстья въ самыхъ темныхъ закоулкахъ Франціи и заявлять въ сред бывшихъ своихъ вассаловъ о возстановленіи своего прежняго могущества, о томъ значеніи, какое они получили снова во Франціи, и о томъ, что республика оказалась совершенно безсильною, чтобы противодйствовать ихъ планамъ и намреніямъ. Это подало поводъ къ тому прискорбному обстоятельству, что ‘католическая Вандея’, столь прославленная на легитимистскихъ манифестаціяхъ 29-го сентября, позволила ‘себ такую демонстрацію, относительно которой терпимость республиканскаго правительства не иметъ уже ршительно никакого оправданія. 14-го октября, жители мстечка Рошъ-на-Іон, принадлежащаго въ такъ называемой нкогда бурбонской, а потомъ Наполеоновской Ванде, собрались на банкетъ подъ предсдательствомъ нелпаго легитимистскаго депутата де-ла-Бассетьера, составили и подписали свой отдльный адресъ Генриху У. Адресъ этотъ, до-нельзя мятежный, напоминаетъ инсуррекцію 1793 года, съ участіемъ иноземцевъ, и показываетъ, что вандейцы остались совершенно тми же шуанами, какими были тогда. Въ адрес этомъ заключается, ни больше ни меньше, какъ прямое заявленіе его величеству, что внуки де-Шарретовъ и де-Кателино готовы по мановенію его руки снова произвести все то, что производили ихъ дды!

Фрошдорфскій изгнаникъ не соблазнился, однакоже, готовностью на рзню новыхъ шуановъ, и нетолько не поспшилъ во Францію на гостепріимный призывъ своихъ нетерпливыхъ врноподданныхъ, не позволилъ себ отвтить печатно ни на одинъ изъ обоихъ ихъ адресовъ. Мало того, когда одинъ изъ горячихъ легитимистовъ сталъ учреждать общество легитимистовъ дйствія, Генрихъ У отправилъ приказаніе прекратить всякую вербовку въ члены общества ‘до тхъ поръ, пока онъ самъ не подастъ роялистамъ сигнала для открытія дйствій’. Очевидно, графъ Шамборъ сообразилъ, что усердіе не по разуму его сторонниковъ можетъ достигнуть только того, что республиканское правительство, потерявъ наконецъ всякое терпніе, заставитъ непокойныхъ конспираторовъ явиться передъ судомъ исправительной полиціи.

Въ это же время разнеслась во Франціи фраза, только что произнесенная президентомъ республики Греви: ‘Слдуетъ все позволить говорить и ничего не позволить длать’. Слова эти немедленно охладили воинственный нылъ потомковъ рыцарей крестовыхъ походовъ, хотя и совершенно напрасно, такъ какъ, если республиканское правительство и ршилось перейти въ боле активному образу дйствія, то никакъ не относительно легитимистовъ или имперіалистовъ, выдающихъ себя въ настоящее время за анти-клерикаловъ и демагоговъ. Такъ, напримръ, жеромистамъ прошло совершенно безнаказанно, такъ сказать, открытое политическое пиршество въ честь Наполеона V, на которомъ особенно рзво и, если хотите, весьма мятежно отличился всмъ извстный бывшій орлеанистъ Паскаль, скомпрометировавшій самое 24-ое мая своимъ знаменитымъ циркуляромъ, въ которомъ онъ, въ качеств помощника государственнаго секретаря, предлагалъ префектамъ самыя невозможныя и противозаконныя мры, для совращенія журналистовъ съ пути правды и чести. Президентъ республики и министерство, очевидно, были удивлены и озадачены тмъ, что, рядомъ съ этими относительно ничтожными и мало значущими выходками и манифестаціями совершенно обезсиленныхъ старыхъ партій, возникло неожиданное движеніе непримиримыхъ, значеніе котораго, впрочемъ, по моему мннію, весьма преувеличено.

Возвращеніе амнистированныхъ, происшедшее въ начал этого мсяца, носило бы тотъ же мирный и братскій характеръ, какъ и возвращеніе комунаровъ въ сентябр, еслибы рядомъ съ комитетомъ для помощи возвращеннымъ, подъ предсдательствомъ В. Гюго и Луи Блана, не возникъ другой комитетъ для пособія амнистированнымъ и не амнистированнымъ, подъ управленіемъ Жюля Геда и подъ протекторатомъ газеты е Марсельеза’. Соперничество депутатовъ этихъ комитетовъ при встрч вновь возвращавшихся нсколько возбудило коммунаровъ и изъ среды ихъ, вмсто единодушнаго крика ‘да здравствуетъ республика» раздалось нсколько голосовъ, закричавшихъ: ‘да здравствуетъ коммуна’. Вслдъ за тмъ, два или три случая смерти амнистированныхъ подали поводъ въ ихъ торжественнымъ похоронамъ, на которые собрались значительныя массы населенія предмстій, и на кладбищ были неосторожно произнесены горячія рчи. Въ это же самое время предстоялъ выборъ члена въ муниципальный совтъ отъ Жавельскаго округа Парижа, населеннаго почти сплошь работниками, и какъ ‘Марсельеза’, такъ и соціалистскій комитетъ для пособія, о которомъ я упоминалъ, не хотли упустить случая попытаться провести своего кандидата противъ буржуазнаго кандидата газеты ‘Si&egrave,cle’. Выборъ ихъ палъ на Альфонса Эмбера, только что возвращеннаго изъ Новой Каледоніи, коммунара и бывшаго сотрудника весьма рзкой газеты ‘P&egrave,re Duchne’. Эмберъ сначала отклонялъ отъ себя эту неожиданную честь, хорошо понимая, что самый его успхъ можетъ принести существенный вредъ, тмъ изъ его товарищей, которые еще остались въ ссылк или изгнаніи. Но когда онъ, несмотря на свое отреченіе, получилъ, при первой баллотировк, триста голосовъ, то поддался вліянію своихъ сторонниковъ и друзей, и согласился остаться кандидатомъ и при перебаллотировк. Перебаллотировка эта происходила 12-го октября и, благодаря усердію крайнихъ, онъ былъ выбранъ большинствомъ 60-ти голосовъ.

Между этими двумя баллотировками, при отсутствіи изъ Парижа Гамбетты, который, впрочемъ, уже отказался отъ всякой отвтственности за статьи, помщаемыя въ газет ‘Rpublique Franaise’, въ газет этой появилась статья главнаго ея въ настоящее время редактора Ранка, который, несмотря на то, что сохраняетъ за ней характеръ оппортунизма, высказался за полную, и неограниченную амнистію. Цль этого манёвра заключалась въ томъ, чтобы воспрепятствовать неосторожному избранію Эмбера и обезпечить выборъ за умреннымъ кандидатомъ, который, впрочемъ, тоже высказался вполн опредленно и ясно за полную амнистію, но, разумется, безъ всякихъ иппологій коммун. Когда избраніе Эмбера обмануло миролюбивыя надежды ‘Rpublique Franaise’, то въ ней появился цлый рядъ статей, цлью которыхъ было какъ смягчить по возможности важность значенія выбора Эмбера, который поспшили тотчасъ же эксплуатировать въ свою пользу имперіалисты и роялисты, такъ и внушить министерству мысль, что для прекращенія въ самомъ начал движенія коммунаровъ надлежитъ немедленно распространить помилованіе на всхъ тхъ коммунаровъ, которые еще не помилованы.

Еще неизвстно, какъ станетъ дйствовать правительство въ вопрос объ амнистіи, грозящемъ вызвать столько разнообразныхъ трудностей и затрудненій при открытіи палаты. Депутаты лваго центра и республиканскаго союза мало по малу начинаютъ возвращаться въ Парижъ и, судя по слухамъ, новое предложеніе о полной амнистіи будетъ, вроятно, отвергнуто депутатами и, наврное, сенатомъ. Это-то именно обстоятельство и должно было бы побудить министерство, не теряя времени, выказать свое великодушіе и распространить помилованіе на возможно большее число осужденныхъ и озаботиться яснымъ мотивированіемъ причинъ, почему остальные не могутъ быть помилованы. Въ настоящую минуту Греви только-что перехалъ въ Елисейскій дворецъ и, очевидно, ведутся дятельныя приготовленія къ тому, чтобы слова ничего не позволять длать не было пустымъ звукомъ. Министръ юстиціи отправилъ во всмъ генеральнымъ прокурорамъ циркуляръ, въ которомъ съ торжественною краткостью предлагаетъ ‘предавать суду вс рчи, печатныя статьи и акты, которые окажутся противузаконными и подлежащими преслдованію’, такъ какъ, говорится дале въ этомъ документ, на собраніяхъ, въ рчахъ и въ разнаго рода печатныхъ произведеніяхъ уже нсколько недль сряду заявляются мятежныя стремленія и угрозы ниспроверженія существующаго порядка. Министръ внутреннихъ длъ воспользовался настоящими обстоятельствами, чтобы въ той мр, насколько это отъ него зависитъ, сдержать безумства роялистовъ. Онъ смстилъ около 20—25 мэровъ, кричавшихъ ‘да здравствуетъ король!’ на банкет въ Рошъ-на-Іон. Онъ лишилъ званія мэра въ Виреланд (Жирондскій департаментъ) я своего боеваго товарища, сенатора де-Карайонъ-Латура, давая этимъ ему понять, что онъ отниметъ отъ него, за его нескрываемую ненависть къ республик, и командованіе территоріальною арміею. Къ совершенному переформированію кадровъ этой арміи министръ намренъ приступить немедленно, такъ какъ при образованіи ихъ правительствами 24-го и 16-го мая имлась преимущественно въ виду тайная цль переполнить ихъ такими элементами, которые длали бы изъ этого войска настоящій роялистскій или имперіалистскій резервъ. Къ несчастію, при президентств Греви, какъ и при Тьер суды, щадящіе по прежнему реакціонеровъ, накидываются со всею строгостью на однихъ только радикаловъ, такъ что, еслибы несмняемымъ судьямъ предоставить еще нсколько больше воли, то они уничтожили бы даже самыхъ преданныхъ друзей правительства! Въ настоящую минуту боле чмъ когда нибудь чувствуется неотложная необходимость отмны того множества законовъ, доставшихся намъ отъ прежнихъ правительствъ, которые тяготютъ надъ нашей печатью и какъ только придетъ новый (относительно либеральный) законопроэктъ о печати, выработанный комиссіей подъ предсдательствомъ Эмиля де-Жирардена, то, при первыхъ попыткахъ примненія закона въ практик, для всхъ ршительно станетъ очевидно, что наши судебныя учрежденія требуютъ немедленной и радикальной реформы, а судебный персоналъ — коренного измненія своего состава.

До тхъ поръ все будетъ идти по старому и, благодаря несмняемости судей, Поли де-Кассаньяви (какъ это снова произошло на дняхъ) будутъ постоянно оправдываемы и судами ассизовъ, и судами исправительной полиціи, а каждаго республиканца, справедливо или несправедливо привлеченнаго въ отвтственности, эти судьи съ злобной ироніей будутъ приговаривать къ высшей мр наказанія.

Девятая палата суда исправительной полиціи присудила, 21-го октября, ‘за нападки на судебную власть и восхваленіе дйствій, признаваемыхъ закономъ преступными’, муниципальнаго совтника Альфонса Эмбера въ шестимсячному тюремному заключенію и 2,000 фр. штрафа, а редактора газеты ‘Marseillaise’ въ заключенію на мсяцъ и 5,000 фр. штрафа, и, кром того, еще къ тысяч фр. штрафа за другой проступокъ — опубликованіе въ газет письма Анри Рошфора (безъ подписи Рошфоръ иметъ право хоть каждый день печатать свои статьи). Не довольствуясь этими двумя наказаніями, судьи приговорили еще, на основаніи закона временъ имперіи, вошедшаго въ законъ Бюффе-Дюфора конца 1875 года, ту же ‘Marseillaise»у къ прекращенію въ теченіи 15-ти дней.

Я знаю наврное, что приговоръ этотъ привелъ въ негодованіе какъ министра юстиціи Ле-Ройэ, человка весьма честнаго и либеральнаго, такъ и начальника его кабинета Антонена Дюбожа, сотрудника журнала ‘Позитивная философія’. По всмъ вроятностямъ, этотъ случай заставитъ поторопиться министра юстиціи съ законопроэктомъ судебной реформы, который находится въ настоящее время въ его рукахъ.

Реакціонная пресса въ восторг отъ осужденія Эмбера, вс ея органы чуть не каждый день посвящаютъ цлые столбцы брани противъ освобожденнаго каторжника, какъ они его называютъ. Оправданный судомъ Поль-де-Кассаньякъ нисколько не уступаетъ въ этомъ смысл другимъ журналистамъ реакціоннаго лагеря и заклинаетъ своихъ единомысленниковъ въ ‘Pays’ всегда и во всхъ вопросахъ подавать голоса вмст съ непримиримыми, чтобы достигнуть, говоря его изящнымъ выраженіемъ, того, чтобы республика ‘сама себя сожрала’. Такое ликованіе реакціонеровъ, само собой разумется, никого не огорчаетъ: одною изъ причинъ того, что сторонники монархіи не успли произвести реставраціи въ то время, когда монархисты держали въ своихъ рукахъ номинальную республику, было то, что они открыто конспирировали въ реакціонной печати. Теперь, будучи побждены, они повторяютъ ту же самую ошибку, и можно быть вполн увреннымъ, что благодаря ихъ нелпому образу дйствій, республика будетъ спасена и выйдетъ, наконецъ, изъ того ложнаго положенія, въ которое она встала, не съумвъ или не будучи въ состояніи ликвидировать сразу то прошлое, въ которомъ она нисколько не виновата, и выступить прямо на новый путь будущаго.

Жюль Ферри окончилъ свой объздъ южныхъ департаментовъ посщеніемъ Ліона, гд передъ окнами ‘Htel de-Ville»я собралась густая толпа для заявленія своего сочувствія седьмой стать. На заявленія эти, Ферри отвчалъ въ такихъ выраженіяхъ: ‘Ваше сочувствіе меня чрезвычайно радуетъ, такъ какъ оно даетъ правительству ту силу, которая ему необходима для борьбы съ его врагами… Республиканское правительство единодушно, оно никогда не измняло себ и въ томъ закон, который былъ мною предложенъ, не сдлаетъ никакихъ уступовъ. Врьте мн, это правительство отступать не станетъ!’ Отправившись черезъ нсколько дней по возвращеніи въ Парижъ въ Кулломьеръ, находящійся въ его окрестностяхъ, на открытіе тамъ коллежа, министръ народнаго просвщенія получилъ новый случай сказать рчь противъ клерикаловъ и въ пользу національнаго университета, на этотъ разъ въ сред собственниковъ крестьянъ, на которыхъ весьма сильно подйствовалъ его призывъ помогать правительству въ противодйствіи врагамъ революціи 1789 года, этой революціи, которая дала имъ возможность владть землею и пользоваться политическими правами’.

Такъ какъ по возвращеніи Жюля Ферри, на югъ похалъ Луи Бланъ, то реакціонеры надялись, что какія-нибудь неосторожныя выходки одного изъ главнйшихъ коноводовъ непримиримыхъ разрушатъ то благопріятное впечатлніе, какое было произведено на населеніе словами министра. Ничего подобнаго, однакожь, не произошло, хотя ‘Univers’ и ‘Figaro’ и печатали извстія въ этомъ смысл, якобы полученныя ими отъ своихъ корреспондентовъ. То, что говорилъ знаменитый историкъ въ Тулон 5-го, и въ Кавальон (Воклюзскаго департамента) 20-го октября о захватахъ духовенствомъ не принадлежащей ему власти и о томъ, что общественное образованіе должно покоиться на тхъ національныхъ основахъ, о которыхъ говорится въ знаменитыхъ докладахъ членовъ національнаго конвента — могло служить только подтвержденіемъ взглядовъ, высказанныхъ министромъ. Но, кром того, Луи Бланъ весьма краснорчиво говорилъ о необходимости развода, поддерживая этимъ то движеніе, которое начато его другомъ Накэ. Правда, что Луи-Бланъ говорилъ три рчи и о значеніи соціализма, но выказывалъ при этомъ т взгляды, какіе онъ имлъ на него еще въ 1848 году. Кром того, онъ высказывался и противъ оппортунизма въ такомъ тон, который далъ надежду правымъ на то, что между лвыми произойдетъ неизбжный коренной расколъ, но этого опасаться ршительно нечего. Настоящая агитація находитъ себ откликъ разв только на страницахъ радикальныхъ газетъ. Весьма можетъ быть, что въ Ліон, гд предстоитъ сдлать нсколько выборовъ, въ муниципальный совтъ будетъ выбрано нсколько непріятныхъ для правительства лицъ, но и въ Ліон, какъ и въ Париж, агитація эта иметъ весьма незначительное число сторонниковъ, а населеніе небольшихъ городовъ и деревень не принимаетъ въ ней ршительно никакого участія. Дурной урожай пшеницы, плохіе сборы винограда и стачки въ различныхъ сферахъ промышленности — вотъ что составляетъ насущную заботу населеній, которыя, однакожь, нисколько не сваливаютъ причины этихъ бдъ на республиканское правительство, такъ какъ они видятъ, что оно принимаетъ всевозможныя мры для помощи народу и лучше всхъ прежнихъ правительствъ можетъ облегчить для него тяжесть произведеннаго этими бдами положенія. Министръ земледлія и торговли, Тираръ, на открытіи въ Дромскомъ департамент новаго ирригаціоннаго канала, заявилъ, что, благодаря различнымъ поступленіямъ въ большемъ противъ расчитаннаго въ бюджет количества, можно будетъ гораздо ране и въ гораздо боле широкихъ размрахъ, чмъ это предполагалось, приступить къ значительнымъ работамъ для поднятія національныхъ производствъ и доведенія ихъ до высшей степени процвтанія, что, по его удачному выраженію, ‘должно какъ бы увеличить самое протяженіе французской территоріи’.

Вс розсказни, какія появлялись за послднее время на страницахъ передовыхъ статей ‘Фигаро’, а оттуда проникали и въ европейскую печать о несогласіяхъ въ министерств, о сочувствіи президента республики къ лвому центру, о заявленномъ имъ желаніи подать въ отставку въ случа недоразумній, съ палатою депутатовъ, также какъ о коварныхъ планахъ Гамбетты, были уже оффиціально опровергнуты и, смю васъ уврить, на основаніи самыхъ достоврныхъ свдній, не имли ни малйшаго серьёзнаго основанія для своего возникновенія. Относительно Гамбетты, все остается въ томъ же положеніи, о которомъ я нсколько разъ говорилъ въ цломъ ряд своихъ послднихъ корреспонденцій. Тоже самое, что я вамъ передавалъ, говорятъ теперь и англійскія газеты. Вотъ, напримръ, что напечатано объ этомъ въ одной изъ послднихъ корресподенцій: ‘Гамбетта ршительно не станетъ во глав министерства до тхъ поръ, пока ему не покажется, что республика находится въ опасности, теперь онъ этого еще не находитъ и нисколько не мечтаетъ честолюбиво о захват власти Греви въ свои руки. Онъ твердо ршился ждать истеченія семилтняго срока полномочій президента республики, въ которомъ онъ видитъ не соперника, а друга, обязаннаго ему тмъ, что, благодаря его твердому вмшательству, республиканская партія возвела его единодушно на постъ Мак-Магона’.

Вообще, настоящее положеніе таково, что, несмотря на поздку Луи Блана, на возникновеніе новой газеты ‘Grand Parisien’, подъ редакціею Елемансо, вовсе не слдуетъ особенно опасаться, чтобы, при открытіи сессіи въ декабр, министерство непремнно было бы низвергнуто крайнею лвою, при помощи нкоторыхъ членовъ республиканскаго союза. Не слдуетъ также особенно опасаться и того, что число членовъ лваго центра въ палат станетъ постоянно увеличиваться. Реакціонные планы получили слитномъ большую гласность и радикалы, конечно, не попадутъ въ западню. Что же касается до умренныхъ, то въ сред ихъ столько фракцій и различныхъ теченій, что имъ положительно трудно разобраться въ сред различныхъ и противуположныхъ стремленій своихъ единомышленниковъ. До сихъ поръ главная ихъ фракція имла своими органами ‘Dbats’, ‘Temps’ и ‘Globe’, но вотъ появился новый органъ ‘Parlement’, служащій выраженіемъ идей Дюфора, и остается разв только одному Жюлю Симону затять свою газету. Политическая литература, разумется, ничего не потеряетъ отъ такого увеличенія числа газетъ, а увеличеніе числа группъ различныхъ республиканскихъ партій, нисколько не послуживъ въ пользу реакціи, произведетъ, такъ сказать, нейтрализацію различныхъ вліяній, что приведетъ къ тому, что на будущее время и кризисы потеряютъ всякій характеръ рзкости. Министерство не будетъ низвергнуто, но министры, его составляющіе, по всмъ вроятностямъ, должны будутъ пріурочиться въ обстоятельствамъ.

Что же касается до Греви, то отъ него нельзя ждать никакихъ необдуманныхъ дйствій, въ род преждевременнаго выхода въ отставку и т. д. Это человкъ, умющій съ безпечною вншностью соединять строгую врность принципамъ и твердость характера. Онъ не способенъ къ безплоднымъ колебаніямъ. На дняхъ онъ говорилъ одному изъ своихъ друзей слдующія слова: — ‘Если меня назначили президентомъ республики, то сдлали это, вроятно, потому, что знали, что я способенъ заставить уважать законъ. Въ моемъ положеніи, я не позволяю себ имть другихъ мнній, кром этого, я совершенно увренъ, что никто во всемъ томъ, что я впродолженіи всей моей жизни длалъ, говорилъ и писалъ, не найдетъ ршительно ничего, что бы противорчило моему уваженію къ закону при всякихъ обстоятельствахъ, относительно каждаго и противъ всхъ’. Изъ дальнйшаго разговора Греви, собесдникъ его понялъ, что слова его настолько же относятся къ роялистамъ и имперіалистамъ и что если начались преслдованія радикаловъ, то того же должны ждать и старыя партіи. Что бы ни говорили газеты и самъ пророкъ всхъ несбывающихся предсказаній, Эмиль де-Жерарденъ, Греви нисколько не озадаченъ настоящимъ положеніемъ вещей во Франціи и не связываетъ своей личной судьбы съ перемнами въ министерств. Главною своею задачею онъ считаетъ охраненіе законовъ. Выборъ же министерствъ онъ предоставляетъ законодательной власти. Въ этомъ вся его сила, и поэтому-то онъ и долженъ считаться образцовымъ президентомъ республики.

II.
Театральныя новости: недостатокъ хорошихъ новыхъ пьесъ и изобиліе посредственныхъ.— ‘Жонатанъ’, комедія гг. Гондинэ, Освальда и Жиффара.— ‘Кукушечки’, Адольфа Вело и Эмиля Нюса.— ‘Страданія матери’, Альфонса де-Лоеэ.— ‘Лолоттъ’ и ‘Аббатикъ’ на сцен театра Водевиля.— ‘Мельница Рупейрака’, Фалье.— ‘Винценториксъ’, историческая хроника Анри Мартена.— ‘Крошка’, Мориса Драке.— ‘Les Pques fleuries’, оперетка Дакома.— Концертъ Патти въ Трокадерскомъ Дворц.

Сверхъ всякаго ожиданія, разсчеты парижанъ на хорошую осень посл невозможнаго лта оказались несостоятельными. Осень была нисколько не лучше лта, и вотъ вс т, кто узжалъ изъ Парижа съ цлью отдыха, вынуждены были возвратиться. Съ этимъ возвращеніемъ ‘всего Парижа’, съ половины октября начался, какъ и всегда это бываетъ, самый разгаръ театральнаго сезона и въ погон за новостями, мн приходится чуть не каждый вечеръ проводить въ театр.

Но, несмотря на значительную многочисленность и разнообразіе театральныхъ новостей, мн ршительно нечего сообщитъ вамъ. Я знаю, что для вашихъ читателей не можетъ быть нисколько интересно ни перечисленіе всхъ неудачныхъ нашихъ новыхъ драматическихъ произведеній, ни передача содержанія относительно лучшаго изъ этой массы драмъ, комедій, водевилей, которыя вс положительно ниже посредственности и не заслуживаютъ нисколько критическаго къ нимъ отношенія. Я знаю и то, что я давно долженъ былъ надость вашимъ читателямъ своими постоянными жалобами на упадокъ драматическаго искуства во Франціи, а между тмъ, это фактъ прискорбный, но несомннный, и вотъ уже, около десяти лтъ, дло стоитъ въ одномъ и томъ же положеніи, нисколько не подвигаясь впередъ. Хроникёру поэтому не остается ничего другого, какъ констатировавъ этотъ фактъ, для нагляднаго уясненія иго каждый разъ иллюстрировать его бглымъ просмотромъ того мняющагося матеріала, который хоть какими-нибудь сторонами я хоть сколько-нибудь выдается изъ общаго уровня посредственности…

На сцен театра Гимназіи пользуется значительнымъ успхомъ пьеса въ трехъ дйствіяхъ гг. Гондине, Освальда и Жиффара: ‘Жонатанъ’, что-то ль род оперетки безъ музыки, построенной на самомъ невроятномъ сюжет. Несмотря на это, парижане въ восторг отъ пьесы и, слдовательно, я не могу не познакомить васъ съ тмъ, чмъ она восхищается. Жонатанъ и Вильямъ Карзеттъ — двоюродные братья и такіе друзья, какихъ мало въ мір. Живутъ они въ Америк, гд у Вилльяма такія серьёзныя торговыя дла, что онъ ихъ не можетъ вставить ни на одну минуту. Между тмъ, ему сватаютъ его парижскіе корреспонденты очаровательную невсту, Анджелу Буаморо, у которой такъ много претендентовъ, что промедли Вилльямъ хоть немного и ее тотчасъ же выдадутъ за другого. Бдный Вилльямъ не знаетъ, что ему длать и останавливается, наконецъ, на мысли отправить въ Парижъ своего кузена съ тмъ, чтобы замнить его, разумется фиктивно, въ семь невсты, до тхъ поръ, пока дла не позволятъ ему самому освободиться и хать въ Парижъ. Жонатанъ берется съ радостью услужить своему другу, не предугадывая всхъ трудностей, какія могутъ ему предстоять въ этомъ щекотливомъ положеніи. Онъ детъ въ Парижъ принимается семьей Буаморо, какъ Вилльямъ и женихъ. Анджел онъ очень нравится и она, ничего не подозрвая, позволяетъ въ себ разгораться чувству любви, заронившемуся въ ней съ первой же встрчи съ Жинатаномъ какъ въ жениху, выбранному для нея родителями. Старики Буаморо замчаютъ это, радуются успху своего плана и торопятся какъ можно скоре узаконить бракъ подписью контракта въ присутствіи мэра. Между тмъ, какъ ни торопится Вилльямъ своимъ выздомъ изъ Америки, ему все что-нибудь въ этомъ препятствуетъ. Жонатанъ, съ своей стороны, придумываетъ всевозможные предлоги, чтобы отсрочить роковой день формальной подаиси контракта и доводитъ дло до того, что родители уже насильно тащутъ его къ мэру. Контрактъ подписанъ, Жонатанъ становится мужемъ Анджелы, но онъ вмст и врный другъ и вполн честный человкъ, почему и не хочетъ пользоваться случайно полученными имъ правами и продолжаетъ ждать Вилльяма, чтобы передать ему съ рукъ на руки Анджелу. Ни о какихъ своихъ супружескихъ правахъ онъ ршительно не хочетъ и слышать, влюбленная Анджела въ горькомъ отчаяніи, что на каждое свое желаніе къ нему приласкаться постоянно встрчаетъ суровый отпоръ и какіе-то непонятные для нея резоны. Родители и родственники узнаютъ, наконецъ, объ особенностяхъ положенія новобрачныхъ. Начинаются всевозможныя предположенія, невыгодныя для личности Жонатана: одни подозрваютъ, что у него любовница, а можетъ быть даже и три, другіе доводятъ свою проницательность до того, что допытываются, не былъ ли онъ въ плну у турокъ и не состоялъ ли смотрителемъ при серал, но ничто не дйствуетъ на твердаго въ дружб Жонатана, ни просьбы, ни упреки и увщанія родителей, ни соблазнъ постоянной близости очаровательной двушки, которую Жонатанъ, противъ своей воли, усплъ глубоко полюбить. Наконецъ, родители, видя, что ничто не беретъ, начинаютъ угрожать ему судебнымъ процессомъ. Страхъ суда и скандала съ одной стороны, и любовь съ другой — ршаютъ дло: супруги сближаются какъ разъ въ то время, когда Вилльямъ появляется въ Париж. Тогда Жонатану не остается ничего другого длать, какъ стараться избавиться отъ Вилльяма, что ему и удается, такъ какъ для этого подъискивается какой-то благовидный предлогъ. Посл всего мною сказаннаго, я думаю. нтъ надобности прибавлять, что значительною частью своего успха піеса обязана игр актеровъ. И дйствительно, Сен-Жерменъ, Ландроль и г-жа Май, какъ исполнители, превзошли самихъ себя.

Какъ ни снисходительна, ни неразборчива наша публика, особливо публика второстепенныхъ театровъ, но въ Палэ-Рояльскомъ театр произошелъ случай, который нашимъ драматическимъ авторамъ слдовало бы принять къ свденію, какъ предостереженіе въ томъ, что всему есть мра и что имъ слдовало бы остановиться въ своей постоянной погон за скабрёзными сюжетами, скандальными сценическими положеніями и всевозможными непристойностями, какими они стараются привлечь публику, все боле и боле развращая ее, притупляя ея вкусъ къ простой и здоровой умственной пищ, не брезгая никакою безнравственностью самаго грубаго свойства и заботясь только о томъ, чтобы придавать произведеніямъ своей развратной фантазіи возможно утонченную форму. Наконецъ, и выносливые нервы постителей Палэ-Ролльскаго театра не выдержали, и пьеса двухъ извстныхъ писателей, романиста Адольфа Вело и стараго драматурга Эженя Нюса, нетолько была освистана, но возмутившаяся публика не дала ее даже окончить. Я говорю о ‘Кукушечкахъ’ (Les petits coucous). Нея она построена на тонъ, что старый развратникъ, на склон лтъ, начинаетъ ощущать приливы родительскаго чувства и пускается въ поиски по своимъ прежнимъ любовницамъ для отысканія своихъ дтей. Изъ дамъ, любезностями которыхъ онъ нкогда пользовался, онъ отыскиваетъ только двухъ. У каждой изъ нихъ множество дтей, изъ которыхъ одни своимъ происхожденіемъ обязаны законнымъ мужьямъ, другія — герою пьесы, третьи — его предшественникамъ или наслдникамъ. На этомъ завязывается пьеса, развязки которой публика, къ чести ея, не хотла досмотрть. На сцен театра ‘Клюни’ имла значительный успхъ слезливая мелодрама Альфонса де Лонэ: ‘Страданія матери ‘(Le Supplice d’une m&egrave,re)’, замыкающая собою, такъ сказать, цлую серію всякихъ ‘supplices’, нкоторыя изъ которыхъ успли, конечно, и вамъ давно надость на сцен вашего Михайловскаго театра. Мать, прегршавшая въ молодости, иметъ двоихъ дтей, изъ которыхъ одно законное, а другое — плодъ увлеченія молодости. Дти выростаютъ и влюбляются другъ въ друга до того, что для воспрепятствованія ихъ браку матери не остается другого средства, какъ опозорить себя и открыть свою тайну. Но въ самую критическую минуту, по неисповдимымъ судьбамъ мелодраматическаго творчества, оказывается, что кто-то изъ дтей, ужь не знаю сынъ или дочь, принадлежитъ не ей, бракъ длается возможнымъ, и хорошо проученная мать, получивъ достодолжное возмездіе за свой грхъ, иметъ право утереть свои слезы. Все это старо, затасканно и весьма грубо скомпановано, но въ пьес есть нсколько живыхъ сценъ, которыя ведены чрезвычайно естественно, написана она отличнымъ языкомъ, а нкоторые монологи исполнены такой теплоты и задушевности, что успхъ мелодрамы обезпеченъ и остается только пожалть, что весьма хорошіе узоры вышиты на такой грубой канв.

Театръ ‘Водевиля’ не ставилъ еще своей новой пьесы, а длаетъ хорошіе сборы возобновленной комедіей Леона Гозлана, ‘Чучело льва’ (Le Lion empaill). Пьеса эта стара и страшно заиграна, но публика идетъ въ театръ потому, что вмст съ ней идутъ дв небольшія пьески, въ которыхъ не безъизвстная вамъ Селина Шомонъ положительно восхитительна и производитъ ршительный фуроръ. Одна изъ нихъ принадлежитъ гг. Мельяку и Галеви и называется ‘Лолотта’. Свтская барыня, приготовляясь къ домашнему спектаклю, беретъ уроки декламаціи у актрисы, и съ такимъ успхомъ, что выучивается произносить фразу: ‘я васъ люблю’ такъ естественно, что тутъ же высказываетъ ее одному лицу своего круга, которымъ она заинтересована, на что и получаетъ въ отвть: ‘а я никого и никогда не буду любить, кром васъ’, сказанную такъ же просто, и отъ души, такъ что они съ этой минуты начинаютъ вполн доврять другъ другу. Другая піеса называется ‘Аббатикъ’ (Le petit abb), и написанная для одного лица, даетъ возможность Селин Шомонъ быть около часа передъ глазами публики въ костюм молодого аббата, собирающагося въ первый разъ въ своей жизни явиться въ роли соблазнителя свтской дамы, которой онъ рекомендованъ письмомъ своего дяди. Селина Шомонъ, съ тонкой граціей, напоминающей игру Дежазе, проводитъ всю эту сцену, читаетъ книгу, которая должна, по мннію аббата, научить его соблазнять дамъ, поетъ гривуазные куплеты, положенные восхитительно на музыку Гризаромъ и совершенно кружитъ голову парижанамъ, любящимъ тонкое исполненіе художественныхъ сценическихъ мелочей.

Ни на ‘Театр французской комедіи’, ни въ ‘Одеон’, гд ‘возобновленія’ даютъ хорошіе сборы, не появлялось еще новыхъ сезонныхъ пьесъ и только ‘Третій французскій театръ’ рискнулъ поставить пьесу въ стихахъ, да еще въ добавокъ александрійскихъ, начинающаго, но уже не молодого автора Фалье, ‘Мельница Рупейрака’, драму изъ сельскаго быта, преисполненную патріотизма и… весьма неудачную.

Сенаторъ и академикъ Анри Мартенъ, какъ извстно, весьма почтенный историкъ и очень честный политическій дятель, но онъ вовсе не поэтъ въ высокомъ смысл этого слова. Несмотря на это, ему удалось произвести значительное впечатлніе и вызвать даже настоящій энтузіазмъ зрителей своими тремя пснями драматической поэмы ‘Верценжеториксъ’, шедшими на первомъ изъ драматическихъ международныхъ утръ сезона 1879—1880 гг., открытыхъ ‘Театромъ Націй’. Передъ представленіемъ онъ самъ читалъ объясненіе на свою пьесу. Успхомъ своего произведенія онъ обязанъ сцен втораго акта, въ которой Верценжеториксъ предлагаетъ Цезарю, только-что имъ побжденному, заключить союзъ противъ варваровъ, угрожающихъ одинаково Риму и Галліи. Вс помяли аллюзію, заключающуюся въ этой сцен, на современное положеніе Франціи относительно Германіи и даже не охотники до стиховъ, особенно посредственныхъ, были поражены высотою чувствъ и мыслей, высказанныхъ въ этой сцен. Верценжеториксъ ршительно не сценичная пьеса и, какъ спектакль, не можетъ имть успха и удовлетворить зрителей, но это безспорно весьма добросовстный историческій этюдъ, чрезвычайно драматично разработанный. Онъ не доставитъ Анри Мартену славы Виктора Гюго, но и не испортить его извстности, какъ историка и академика.

La Petiote (Брошка), какъ показываетъ само названіе, пьеса изъ народнаго быта, написанная весьма талантливымъ хроникёромъ газетъ ‘Globe’ и ‘La Paix’, Морисомъ Драке, но такъ какъ онъ писалъ ее для театра Шато-до, то и сдлалъ попытку введенія въ разговоръ выведенной имъ шайки разбойниковъ argot каторжниковъ, какъ Зола ввелъ argot кабаковъ въ ‘Assommoir’. Постители театра, Шато-до нисколько этимъ не скандализировались и пьеса имла большой успхъ, такъ какъ въ ней очень много драматическихъ перипетій и великодушныхъ порывовъ, которые въ народной сред всегда находятъ себ отзывъ. У очень молодой двушки только-что зарзали отца и ей почему-то представляется, что мать ея была участницей въ этомъ злодяніи. Съ отчаянія она бросается въ воду, но ее спасаютъ цыгане и удерживаютъ въ своемъ табор, надясь извлечь для себя выгоду изъ ея молодости и красоты. Двушку выручаетъ молодой художникъ, въ мастерской котораго она сталкивается съ своей матерью. Изъ этой встрчи проистекаетъ дйствительно потрясающая сцена, когда двочка не соглашается признать своей матери, не ршаясь, однако, высказать ей въ глаза причину этого, но она сообщаетъ ее художнику, который и разсказываетъ все дло судебному слдователю. Начавшееся слдствіе мшаетъ матери двочки, неповинной въ убійств своего мужа, выйти замужъ за его настоящаго убійцу, нкоего Отто Отадлера, выдающаго себя за доктора, въ сущности же главы шайки убійцъ, ведущей постоянныя сношенія съ цыганами, которыхъ мы уже видли. Невообразимая эта путаница даетъ возможность въ четвертомъ акт весьма эффектной сцены объясненія между матерью и дочерью, а въ пятомъ, ведетъ въ благополучному заключенію брака между художникомъ и молодой двушкой. Разумется, подобныя пьесы не могутъ нравиться развитой публик, но Драве написалъ ее въ вид опыта, чтобы убдиться, обладаетъ ли онъ средствами производить на публику впечатлніе, такъ какъ уже нсколько времени онъ занятъ сочиненіемъ серьёзной драмы на сюжетъ одного изъ романовъ Дюма-отца и при сотрудничеств Дюма-сына.

Я не стану разсказывать вамъ содержаніе новой оперетки: ‘Pques Fleuries’, появившейся на сцен театра ‘Folies Dramatiques’. Либретто ея весьма неудачно, хотя и принадлежитъ перу одного изъ остроумнйшихъ нашихъ водевилистовъ, Делякура. Къ сожалнію, онъ писалъ его вмст съ покойнымъ Клервиллемъ, а когда, по окончаніи, увидалъ, что пьеса не удалась, и хотлъ ее передлать, то не получилъ на это разршенія ничего непонимающихъ въ литератур наслдниковъ Блервилля. Это тмъ боле жаль, что музыка оперетки, написанная Лакомбомъ, уже извстнымъ публик по. другой, весьма удачной оперетк ‘Жанна, Жанета и Жантонъ’, чрезвычайно хороша и исполнена первостепенныхъ красотъ легкаго жанра. Нкоторыя мста въ ней положительно могутъ быть поставлены въ образецъ музыкальнаго изящества, до какого могутъ доходить комическія оперы. Въ смысл шутовства Лакомбъ, разумется, стоитъ несравненно иже нетолько Оффенбаха и Эрве, но даже и Лекока. Никто лучше его не введетъ въ музыку шаловливаго мотива, но онъ лишенъ совершенно способности грубаго фарса, заставляющаго публику хохотать до упада. Ужасно жаль, что въ Париж нтъ оперныхъ сценъ, для которыхъ онъ могъ бы работать. Будемъ надяться, что такую сцену доставитъ ему новый театръ народной оперы, въ который въ скоромъ времени долженъ обратиться Gait.

На той же будущей сцен мы увидимъ въ феврал мсяц и Патти. Въ октябр она была проздомъ въ Париж и дала большой концертъ въ Трокадерскомъ дворц въ пользу общества взаимнаго вспомоществованія лирическихъ и драматическихъ артистовъ. Устраивая этотъ концертъ, кром благотворительной цли, она имла въ виду посмотрть, какъ приметъ ее парижская публика посл ея злосчастной исторіи съ маркизомъ де-К^о. Парижъ принялъ ее съ распростертыми объятіями, какъ избалованнаго ребенка. Об аріи, которыя она пропла, ее заставили повторить отъ первой до послдней нотки и, въ знакъ признательности, она пропла третью. Энтузіазмъ, произведенный ея пніемъ, былъ полнйшій и долженъ былъ разсять вс ея страхи и опасенія. Принята была она, однимъ словомъ, съ такимъ восторгомъ и сердечностью, на какіе, конечно, не могла и разсчитывать.

III.
Литературныя новости: нсколько словъ объ Эмил Золя и его новомъ роман: ‘Нана’.— ‘Марта’ романъ Гюисманса.— Появленіе ‘Новаго Обозрнія’.

Едвали до настоящаго времени о какомъ либо литературномъ произведеніи заявлялось во Франціи съ такимъ трескомъ и блескомъ, чуть не съ трубными звуками и барабаннымъ боемъ, какъ о томъ, что Эмиль Зол написалъ новый романъ изъ временъ второй имперіи ‘Папа’, который и намревался помщать въ фельетонахъ газеты ‘Вольтеръ’, издаваемой однимъ изъ бывшихъ редакторовъ ‘Rpublique franaise’. Появленію этого романа въ печати очевидно старались придать размры европейскаго и чуть даже не міроваго событія. Вс средства рекламы пущены были для этого въ ходъ и недоставало разв только того, чтобы по парижскимъ улицамъ разъзжали герольды и объявляли на перекресткахъ жителямъ о всерадостномъ и великомъ событіи. Герольдовъ этихъ замнили, впрочемъ, разнощики газетъ, надлявшіе пшеходовъ въ изобиліи объявленіями о ‘Нана’. Вс 500,000 лицъ, имена которыхъ помщены въ ‘Ежегодномъ лексикон комерціи’, получили въ дома свои въ Париж и провинціяхъ особыя извщенія о времени, съ котораго новый романъ начнетъ печататься въ ‘Вольтер’. Во всхъ газетахъ было напечатано, что Зол получилъ за ‘Нана’ отъ редакціи ‘Вольтера’ круглую сумму въ 50 тысячъ франковъ! Въ ней же, раньше появленія романа, помщались какъ сочувственные объ немъ отзывы, такъ и сердитыя выходки противъ его автора. Но всего этого Эмилю Зол, очевидно, казалась мало, и онъ, такъ сказать, злоупотребилъ рекламой. Начиная печатать ‘Нана’ въ фельетон ‘Вольтера’, онъ сталъ помщать въ верхнихъ ея столбцахъ объяснительные этюды (пять или шесть статей), подъ названіемъ ‘Экспериментальный романъ’. Въ этюдахъ этихъ онъ занялся прославленіемъ какъ себя самого, такъ и того значенія его романовъ, которое они, по его мннію, должны были имть нетолько въ литератур, но и въ политической и соціальной жизни народовъ. Въ статьяхъ этихъ онъ занесся на такую высоту научной терминологіи, что у него, безспорно талантливаго романиста, но весьма слабаго и непривычнаго мыслителя — совершенно закружилась голова и онъ наговорилъ съ три короба нелпостей, приписавъ беллетристик такія свойства, какихъ она никогда не можетъ имть. То направленіе, котораго онъ служитъ представителемъ, по его мннію, не должно уже боле называться натуралистическимъ или реалистическимъ, какъ это до сихъ поръ считалось, а де-тер-ми-на-тив-но-эксперимен-та-льнымъ! такъ какъ современныя натуралисты-романисты, по его словамъ, наблюдаютъ и производятъ опыты (!!) и все ихъ творчество проистекаетъ изъ тхъ сомнній, съ которыми они относятся къ необъясненнымъ явленіямъ и малоизвстнымъ истинамъ до того момента, когда экспериментальныя идеи, внезапно проснувшіяся, не заставятъ встрепенуться ихъ генія (!) и не побудятъ ихъ произвести рядъ опытовъ для анализа фактовъ и господства надъ ними. Такимъ образомъ, ихъ произведенія изъ простыхъ ‘житейскихъ протоколовъ’, какъ, со словъ же Зола, это повторялось недавно, пріобртаютъ характеръ научно аналитическихъ актовъ. Экспериментальный романъ продолжаетъ физіологію, въ свою очередь опирающуюся на химію и физику, замняетъ изученіе абстрактнаго и метафизическаго человка изученіемъ человка естественнаго, подчиненнаго физикохимическимъ законамъ, и детерминируетъ вліяніе среды. Однимъ словомъ, наша литература настолько же соотвтствуетъ вку науки, какъ классическая соотвтствовала вку схоластики и теологіи. Вслдствіе всего этого, современный романистъ, какъ Зола, становится ‘провозгласителемъ ближайшихъ причинъ’, такъ какъ, по словамъ Клода Бернара, ‘ближайшія причины и суть опредляющія (детерминирующія) феноменъ’. Обязанности же писателя детерминиста весьма сложны и не легки, онъ, изволите видть, творитъ ‘практическую соціологію, помогаетъ политическимъ и экономическимъ наукамъ, распоряжается (est matre) добромъ и зломъ, регулируетъ (r&egrave,gle) жизнь, регулируетъ общество, исподволь разршаетъ вс проблеммы соціализма (хорошо еще что не сразу) и въ особенности доставляетъ прочныя основы юстиціи, разршая опытнымъ путемъ вопросы криминалистики’.

Прочтя такое предисловіе, разумется, публика не могла не проникнуться особеннымъ благоговеніемъ къ роману ‘Нана’, долженствующему быть практическимъ осуществленіемъ всхъ чудесъ новой теоріи Зола. Читать въ фельетонахъ романы, особенно романы съ такимъ важнымъ физіолого-соціологическимъ значеніемъ, неособенно удобно, не дожидаться окончанія ‘Нана’, чтобы упиться сразу ея красотами, ршительно не позволяетъ возбужденная до точна кипнія любознательность… Длать нечего, приходится пока хотя бгло пробжалъ т пять или шесть фельетоновъ, которые уже появились… Фельетоны эти прочитываются и… ничего особенно страшнаго не оказывается. Вся исторія пока толыао заключается въ похожденіяхъ экстраординарной кокотки, въ род покойной Бланшъ д’Антиньи, съ чертами грубости, навязанными ей авторомъ отъ любой уличной Цирцеи… Въ чемъ состоятъ особенности новаго романа 3tw пока видть нельзя и это должно быть составляетъ еще тайну автора… Никакихь признаковъ какого-либо глубоко научнаго смысла въ ‘Нана’ ршительно не разберешь, а потому, въ ожиданіи конца романа, я думаю, что на начало его можно взглянуть, какъ на самое ординарное произведеніе.

Съ этой точки зрнія многое въ ‘Нана’ бросается въ глаза.

Во-первыхъ, читателя должно поразить стремленіе Зола уснащать свой разсказъ такими словами и выраженіями, какія ни въ одной литератур не принято употреблять въ печати и которыя редакція ‘Вольтера’, не желая, вроятно, доставлять суду исправительной полиціи прочныя основы для ршенія нкоторыхъ вопросовъ криминалистики, сочла необходимымъ замнять точками. Вслдствіе такого противуположнаго стремленія автора и редакціи текстъ романа испещренъ рядами точекъ, а читатели такъ и остаются въ неизвстности о томъ, какъ директоръ театра ‘Варьетэ’ называетъ свой театръ, хотя онъ и повторяетъ это названіе безпрестанно, что сказала молодая двушка при выход изъ ложи посл перваго представленія съ участіемъ ‘Нана’, какое общественное положеніе той дамы, которая приглашаетъ ‘Нана’, нуждающуюся въ 300 франковъ, получить 400, и какое названіе носатъ тотъ домъ, куда она ее приглашаетъ. Если подобное нововведеніе должно составлять необходимую принадлежность экспериментальныхъ романовъ, то едва ли этому слдуетъ радоваться.

Поразятъ читателя также крайнее незнаніе Зола быта кокотокъ, ихъ нравовъ, длающее, конечно, большую честь его цломудрію (извстно, что онъ въ самой ранней молодости женился самымъ буржуазнымъ образомъ и всегда былъ хорошимъ семьяниномъ), но нисколько не объясняющее, почему онъ для своего опытнаго романа избралъ такой ршительно незнакомый ему типъ. Результатомъ же этого являются такія, напримръ, нелпости. Нана иметъ громадный успхъ въ публик, посл перваго своего появленія на сцен, ‘Фигаро’ посвящаетъ ей цлую статью, какъ восходящей драматической ‘звзд’, по окончаніи спектакля, у выхода ее ждутъ около 200 представителей высшихъ сферъ парижской жизни, съ туго набитыми бумажниками, готовыхъ за одну ея улыбку, за одинъ ласковый взоръ заплатить ей тысячами франковъ, а она на слдующій день идетъ, Богъ знаетъ, куда, за какими-то двадцатью луидорами!

Капая идиллія! Неужели же Зол не знаетъ, что въ Париж послдняя уличная Цирцея, а нетолько восходящая звзда первой величины, прежде всего и лучше всего знаетъ себ цну! Попытки описывать нравы падшихъ женщинъ длаются у насъ чуть не ежедневно. Не говоря о массахъ бездарныхъ или посредственныхъ романовъ, мы имемъ въ этомъ род такія произведнія, какъ напр.: ‘Величіе и паденіе куртизанокъ’ Бальзака или ‘Оперныя сцены’, во всхъ ихъ видно, что авторы, хотя и издалека, но изучали и наблюдали свой предметъ. 7 Зол же незамтно и малйшихъ признаковъ подобнаго’ изученія, а слдовательно, за этотъ особый міръ ему не слдовало и браться.

Поразятъ читатели ошибки, промахи и неврности даже въ описаніяхъ такихъ сторонъ парижской жизни, которыя у всхъ на виду. Такъ напримръ, главнйшая сцена напечатанной уже части ‘Нана’ происходитъ на первомъ представленіи въ театр ‘Varits’. Не знаемъ, гд скрывался Зол, когда шли первыя представленія его ‘Терезы Равенъ’ на театр Renaissance, или ‘Розоваго Бутона’ въ пале-ролльскомъ театр, но описаніе, составленное имъ, заставляетъ предполагать, что онъ не видалъ ни разу ‘первыхъ представленій’. Очевидно, что онъ задался только описать, по воспоминаніямъ, первое представленіе ‘Прекрасной Елены’, но онъ тогда былъ слишкомъ молодъ, чтобы знать, на что именно обратить вниманіе. Первая неврность состоитъ въ томъ, что онъ говоритъ, что зала театра была не освщена до 9-ти часовъ. Этого положительно никогда не было въ Париж и самые театралы подобнаго случая не запомнятъ. На всхъ сценахъ у насъ на первыхъ представленіяхъ всегда первою капитальною пьесою идетъ небольшая пьеска для създа, такъ называемая lev de rideau, и пока гандэны и ихъ подруги съзжаются на главную пьесу, скромные буржуа считаютъ своимъ долгомъ съ полнымъ вниманіемъ выслушать эту первую бездлву. Потомъ Зола садитъ клакёровъ въ партеръ, хотя всему Парижу извстно, что въ театр Varits они разсажены въ верхнихъ галлереяхъ. Затмъ, Зол заставляетъ директора театра — чего не бываетъ нетолько въ Париж, но, вроятно, нигд въ мір — торчать на подъзд театра, въ ожиданіи публики, подобно паяцу какого-либо балагана, тогда какъ и обязанности его, и прямой интересъ заставляютъ его обыкновенно быть въ это время на сцен, въ фойе артистовъ или у себя въ касс, гд ему приходится оспаривать требованія на право дарового входа у цлой массы просителей, какъ это обыкновенно бываетъ въ Париж, передъ началомъ такихъ необычайныхъ спектаклей, какъ тотъ, въ которомъ впервые появилась на сцен ‘Нана’.

Самое же появленіе ‘Нана’ передъ публикой въ парадной форм короля Зулусовъ до нельзя неправдоподобно, нереально, неврно и противохудожественно, начиная отъ антиэстетическаго описанія того поднятія руки Наны, которое позволяетъ видть ‘рыжій пушокъ подъ мышкой’, ‘поднимаетъ дыбомъ волосы на голыхъ черепахъ зрителей’, и до анализа впечатлній, произведенныхъ актрисою на публику. Все это ложь, и самая нереальная. Ощущенія, описываемыя при этомъ Зола, могли быть у того или другого изъ зрителей, но схватывать всю залу — ршительно не могли. Публика въ масс всегда цломудренна, цломудренне, можетъ быть, самого Зола, несмотря на всю его неопытность въ длахъ изученія кокотокъ. Парижъ насмотрлся довольно сценической наготы, видлъ декольте г-жи Шнейдеръ, костюмы Тео и Коры Пирль, выставки полураздтыхъ женщинъ въ Biche au bois, на сцен театра Сен-Мартенскихъ воротъ, и ‘Орфе въ аду’, на сцен Gait — но никогда, могу уврить читателей, какъ очевидецъ, ничего подобнаго описываемому Зола въ залахъ театровъ не происходило.

Вообще, опытъ Зола изслдованія кокотки положительно не удался, въ этомъ легко могъ бы убдиться онъ самъ, еслибы прочиталъ появившійся въ продаж романъ другого реалиста Гюисманса: ‘Марта, исторія публичной женщины’. Романъ этотъ дйствительно вырванъ изъ жизни и списанъ съ натуры. Въ немъ нтъ, правда, непристойныхъ словъ и выраженій, но то, что въ немъ описывается, ужасно своею страшною правдой. Есть тамъ, напримръ, отталкивающій типъ стараго комедіанта, торгующаго женщиной, написанный съ безпощаднымъ реализмомъ, но представляющійся читателю совершенно живымъ человкомъ. Конецъ романа, правда, слащавъ и сантименталенъ, и Марта, жертва общественнаго темперамента, соединяется самымъ обыкновеннымъ образомъ съ своимъ первымъ возлюбленнымъ, но ‘Пана’, въ смысл реальности, до нельзя далеко до ‘Марты’ Гюисманса.

Вообще же, нельзя не пожалть, что реальные романисты такъ падки на описаніе героинь проституціи: Гонкуры описываютъ Елизу, Гюисмансъ — Марту, Зола… Нана, какъ будто этимъ исчерпываются вс вопросы современной цивилизаціи.

Не знаю, сообщать ли вамъ о появленіи въ Париж новаго ежемсячнаго журнала ‘Новое обозрніе’ (Revue nouvelle), который, кажется, намренъ соперничать съ ‘Revue des deux mondes’, обратившейся въ какой-то литературный некрополисъ. Я очень люблю эту форму изданій, такъ обычную у васъ и англо-саксонцевъ, и такъ чуждую намъ, французамъ, у которыхъ преобладаютъ газеты, изъ которыхъ нельзя ничему научиться. У насъ эта форма періодическихъ изданій какъ-то ршительно не прививается. Сколько на глазахъ моихъ ихъ ни возникало — и нкоторыя отличались при этомъ великолпнымъ подборомъ статей или извстнйшихъ писателей, или такихъ дебютантовъ, какъ напр., Флоберъ (‘Athneum franais’, ‘La revue franaise’, ‘La fibre recherche’, ‘La revue de Paris’) — вс они въ самомъ скоромъ времени прекратились, за невозможностью пріобртенія такого числа подписчиковъ, при которомъ могло ба поддерживаться ихъ матеріальное существованіе.

Къ счастію, финансовая сторона новаго обозрнія’ обезпечена. Издательница его — очень богатая вдова сенатора Эдмона Адама, салонъ которой, на бульвар Пуасоньеръ, составляетъ одинъ изъ любимыхъ центровъ, куда собираются отдыхать ‘по середамъ’ и государственные люди, и литераторы* художники, и музыканты. Гамбетта весьма нердко въ немъ засиживается далеко за полночь. Г-жа Адамъ сама писательница, и выступила на литературное поприще уже давно, раньше выхода замужъ за Адама. Тогда она писала подъ псевдонимомъ Жюльетты Ламберъ, и книжечка ея, въ которой она вступалась за права женщинъ и полемизировала съ Прудономъ, посл извстныхъ грубыхъ его статей о женщинахъ — надлала въ Париж немало шума. Будучи уже госпожею Адамъ, она издала свои записки объ осад Парижа, а недавно написала романъ изъ греческой жизни, преисполненный намековъ на современное положеніе Франціи. Въ ‘Обозрніи’ она будетъ принимать постоянное литературное участіе, и ей принадлежитъ въ первомъ выпуск объясненіе съ читателями, въ которомъ высказываются цди изданія. ‘Пора намъ оставить, говорится въ нихъ, между прочимъ:— навязанный намъ католицизмомъ и крестовыми походами девизъ: ‘будемъ жить, чтобы умть умереть’. Вспомнимъ другой вливъ, раздававшійся въ Галліи: ‘будемъ жить, чтобы дйствовать!’ и примемъ его своимъ девизомъ. Когда ‘жить, чтобы дйствовать’ станетъ нашимъ національнымъ лозунгомъ, то изъ этого явится неизбжно для насъ долгъ дйствовать, чтобы жить!’

Составленъ первый выпускъ новаго изданія весьма оживленно, разнообразно, но чтобы высказать ршительное мнніе, необходимо подождать появленія слдующихъ выпусковъ, когда характеръ и направленіе ‘Новаго обозрнія’ выразятся опредленне.

Людовикъ.

Парижъ, конецъ октября 18579 г.

‘Отечественныя Записки’, No 11, 1879

ХРОНИКА ПАРИЖСКОЙ ЖИЗНИ.

Читайте также: