Хроника парижской жизни, Шассен Шарль-Луи, Год: 1879

Время на прочтение: 29 минут(ы)

Хроника парижской жизни

I.

Поль де-Кассаньякъ и Гоблэ.— Окончаніе академическаго скандала въ двухъ полныхъ собраніяхъ академіи, 29-го мая и 6-го іюня.— Дло о выбор Бланки: запросъ Локруа и предложеніе Клемансо.— Пренія объ этомъ выбор 3-го іюня.— Возстаніе правыхъ противъ министра юстиціи.— Скандалъ съ Полемъ де-Кассаньякомъ.— Рчь Мадье де-Монно.— Непризнаніе выбора Бланк.— Бланк и газета ‘La Rvolution’.— Непослдовательности въ вопрос о свобод&#1123, печати.— Новый законопроэктъ о печати и выходъ въ отставку Анатоля де-ла Форжа.

Въ послдней моей корреспонденціи я писалъ вамъ о столкновеніи, происшедшемъ между Полемъ де-Кассаньякомъ и помощникомъ государственнаго секретаря Гоблэ изъ-за того, что послдній назвалъ ‘позорными’ выходки ‘Pays’ противъ правительства. При отправленіи моего письма дло это не было еще окончено, было извстно только, что противники отправили другъ къ другу секундантовъ, и дуэль между ними казалась неизбжной. Дуэли этой, однакоже, не произошло, и все дло ограничилось составленіемъ секундантами протокола, гласившаго, что, такъ какъ изъ стенографическаго отчета ‘Оффиціальнаго журнала’ явствуетъ, что все, что могло быть принято за личное оскорбленіе въ вышеупомянутомъ выраженіи, было взято назадъ лицомъ, высказавшимъ его, то для дуэли не остается никакого повода. И отлично.
Академическій скандалъ изъ-за Оливье тоже разршился. Торжественный пріемъ Анри Мартена въ академію на нкоторое время отложенъ, и, вмсто того, академики назначили частное собраніе для обсужденія какъ имъ поступить въ этомъ случа. На этомъ собраніи химикъ Дюма предложилъ отложить ршеніе этого вопроса до 29-го ноября и встртилъ горячую поддержку своему предложенію со стороны академиковъ де-Фаллу, д’Осонвиля и Каро. Напрасно гг. Легуве и Минье, Кювилье-Флри, Жюль Симонъ и Жюль Фавръ настаивали на немедленномъ ршеніи вопроса, они оказались въ меньшинств при голосованіи (изъ 27-ми голосовавшихъ 15 было за отсрочку). По мннію дефаллу и его единомышленниковъ, немедленное отстраненіе Эмиля Оливье отъ участія при пріем Анри Мартена было бы ничмъ инымъ, какъ ‘академическимъ 18-мъ фруктидоромъ’. Несмотря на всю нелпость этого мннія, оно восторжествовало въ академія, и какъ пріемъ Аири Мартена, такъ и произнесеніе похвальной рчи въ честь памяти Тьера были бы отложены Богъ всть на какой долгій срокъ, еслибы Эмиль Оливье, тщеславіе и наглость котораго безграничны, самъ не испортилъ своего дла, позволивъ себ написать, ‘съ легкимъ сердцемъ’, благодарственное письмо академіи за это голосованіе. ‘Любезные мои сотоварищи, говорится въ этомъ письм:— вы поступили отлично. Лжеистолкованіе моихъ словъ отразилось бы самыми пагубными послдствіями на обществ… Повсюду индивидуальный починъ стсненъ нетерпимостью большинства. Оставайтесь неприкосновеннымъ убжищемъ свободной мысли и свободнаго слова. Не подчиняйтесь никогда капризамъ такъ-называемаго общественнаго мннія, измняющагося всякую минуту и остающагося всегда одинаково тираническимъ’. Дерзость такого письма превосходила всякое вроятіе, такъ что даже олимпійски спокойная академія оскорбилась и назначила на пятое іюня новое общее собраніе. На этомъ собраніи академикъ Мезьеръ предложилъ принятіе слдующей резолюціи: ‘такъ какъ всякая надежда достигнуть какого-либо соглашенія между г. Эмилемъ Оливье и академіей потеряна, то пріемъ г. Анри Мартена долженъ быть порученъ не ему, а стоящему за нимъ по очереди академику г. Мармье’. Принятію такой революціи противится бывшій при Наполеон, товарищъ министра изящныхъ искусствъ, Камиль Дусэ, и настаиваетъ на принятіи ршенія, предположеннаго на прошломъ засданія. Это вызываетъ пренія, продолжающіяся 2Уи часа, на которыхъ безсмертные, въ изысканной форм, высказываютъ другъ другу не мало колкостей, и дло кончается тмъ, что резолюція Мезьера принимается большинствомъ 13-ти голосовъ противъ 12-ти, при чемъ академики Мармье и Дюма (химикъ) отстраняются отъ голосованія. Здравый смыслъ побждаетъ на этотъ разъ въ академіи интригу, Эмиль Оливье лишается возможности высказывать отъ ея имени публично и торжественно свои непристойныя инсинуаціи и является, такимъ образомъ, въ сред академіи въ томъ же непріятномъ положеніи, въ какое нкогда былъ поставленъ покойный Дюпанлу.
Чтобы отмстить академіи, Оливье ршается напечатать цликомъ свою рчь, произнесеніе которой для него стало невозможнымъ, и она является, конечно, въ ‘Фигаро’. Позволяю себ привести оттуда все то мсто, которымъ былъ вызванъ академическій скандалъ.
‘Но еще ране, говорится въ ней:— тхъ дней, когда совершилось уничтоженіе коммуны и освобожденіе территоріи, судьба предоставляла господину Тьеру выказать величіе, еще большее достигнутаго имъ. Для этого стоило бы ему только 9-го августа, при первомъ извстіи о нашихъ пораженіяхъ, столько же страшныхъ, какъ и неожиданныхъ, прибгнуть къ тому же способу сужденія, какимъ онъ руководствовался 4-го сентября въ пользу людей, наводнившихъ законодательное собраніе, и сказать: ‘врагъ приближается, не станемъ же раздляться и остережемся отъ внутреннихъ раздоровъ и революцій! Пожертвуемъ вс нашими личными чувствами и стремленіями, въ видахъ избжанія общихъ бдствій’. Тогда, силою вещей, но вол собранія и по общему согласію, онъ тотчасъ же всталъ бы во глав общественныхъ длъ въ такое время, когда ничего еще не было потеряно, такимъ образомъ, спасъ бы дйствительно свое отечество и воспрепятствовалъ бы самому возникновенію тхъ бдствій, какія впослдствіи ему удалось только облегчить’.
‘Но, несмотря на весь свой патріотизмъ, г. Тьеръ не съумлъ такимъ образомъ понять своего долга. Между тмъ, нашелся человкъ, который, не обладая ни его авторитетомъ, ни его глубокимъ просвщеніемъ, простымъ движеніемъ сердца достигъ большей степени ясновиднія: это былъ благородный генералъ Шангарнье. Вдохновись примромъ Карно, онъ забылъ свое тюремное заключеніе, свое продолжительное изгнаніе и разрушенную карьеру и, не имя возможности проповдывать самоотверженіе съ трибуны, отправился въ главную квартиру для свиданія съ императоромъ, а затмъ заперся въ Мед, чтобы, несмотря на, свой преклонный возрастъ, бороться и страдать вмст съ своими старыми товарищами! Вотъ великодушный образъ дйствій, который можно выставить, какъ достойный удивленія въ наши дни, такъ какъ что съ нами станется, если никто изъ васъ, нуждающихся такъ много во взаимномъ снисхожденіи и пощад, не съуметъ возвыситься до показанія примра великодушнаго забвенія?’.
На этотъ разъ, судьба спасла память Тьера отъ подобной похвальной рчи, въ которой онъ, какъ видятъ читатели, выставляется чуть не измнникомъ съ бонапартистской точки зрнія.
Отъ Тьера мн приходится переходить къ Бланки, и переходъ этотъ не затруднителенъ, такъ какъ, если Бланки до сихъ поръ томился въ заключеніи, то виною этого былъ Тьеръ. Правительство народной обороны во время осады Парижа вообще не нарушало своего общанія амнистіи лицамъ, участвовавшимъ въ возстаніи 31-го октября 1870 года. Манифестація 22-го января 1871 г., для прекращенія которой пришлось прибгать къ оружію, что обусловило погибель несчастнаго Шодэ, казненнаго но приказанію Рауля Риго, хотя и привела къ тому, что военные суды начали преслдованіе участниковъ обихъ этихъ попытовъ, но Бланки, хотя и подлежавшій суду, не былъ взяты подъ стражу, и такъ какъ не былъ выбранъ Парижемъ въ депутаты на февральскихъ выборахъ, то и могъ свободно удалиться черезъ Бордо въ помстье къ одной изъ своихъ сестеръ. Онъ и находился у нея до 17-го марта, когда былъ арестованъ по приказанію правительства Тьера. Читатели, можетъ быть, не забыли, что коммуна, членомъ которой былъ выбранъ и Бланк, предлагала, взамнъ его освобожденія, освобожденіе своего заложника, парижскаго архіепископа, но Тьеръ этому воспротивился. Никакихъ, однако, особенныхъ преступленій, за время коммуны, за Бланк не оказалось, и онъ былъ арестованъ только въ видахъ государственной предосторожности, въ качеств вліятельнаго агитатора. Къ военному суду онъ вызывался дважды уже въ 1872 г. и былъ присужденъ къ депортаціи съ заключеніемъ въ крпость за участіе въ октябрьскихъ событіяхъ. Еслибы правительства, послдовавшія посл преэиденства Тьера, не смотрли на Бланк главами Тьера, считавшаго Бланк ‘мономаномъ конспирацій’, опаснымъ по тому вліянію, какое онъ можетъ имть на другихъ, то онъ долженъ былъ бы, по праву, однимъ изъ первыхъ воспользоваться амнистіей, но ему придано было какое-то преувеличенное значеніе, длавшее его страшнымъ въ глазахъ робкихъ и заставившее само правительство прибгать относительно его къ исключительнымъ мрамъ. Посл двухъ неудавшихся ходатайствъ за него, марсельскаго и руанскаго, было бы весьма благоразумномъ политическимъ актомъ или изгнаніе его изъ Франціи, или высылка на родину, куда-нибудь въ окрестности Ниццы, такъ какъ въ настоящее время Бланк — дряхлый старикъ, едва передвигающій ноги и питающійся однимъ только молокомъ. Но ни Мак-Магонъ, ни Греви не догадались этого сдлать, чмъ и вызвали какъ послднюю бордоскую манифестацію, такъ и то, что Бланк, котораго все-таки пришлось освободить, сдлался поневол и вполн ‘несвоевременно’ весьма вліятельною политическою личностью.
Вопросъ о проврк выбора Бланк первымъ бордоскимъ округомъ получилъ бы чрезвычайно важныя осложненія при обсужденіи его въ палат, еслибы крайняя лвая не ршилась заблаговременно отступить отъ предположеннаго ею образа дйствій, замтивъ, какъ горячо ее возбуждаютъ къ этому реакціонеры. Локруа во время догадался, какую неурядицу вызвала бы его попытка, и взялъ назадъ свой запросъ. Произошло это такъ: Клемансъ, прилагая къ Бланк парламентскіе обычаи, потребовалъ, чтобы узнику было позволено явиться въ бюро, разсматривавшее бордоскій выборъ. Министерство этому воспротивилось, но побдило съ трудомъ въ этомъ вопрос при публичномъ голосованіи, такъ какъ меньшинство, голосовавшее за предложеніе Клемансъ, было весьма значительно при оказанной ему поддержк 77 голосовъ реакціонеровъ. Это голосованіе и побудило Локруа молчать, а избирательное бюро заключило въ своемъ доклад о незаконности выбора въ депутаты лица, находящагося въ заключеніи, не беря въ разсчетъ личности Бланк. Въ засданіи 9-го іюня, Клемансъ произнесъ съ большимъ талантомъ рчь исключительно объ одномъ Бланкй, а отвчавшій ему докладчикъ комиссіи, Лакавъ, уже съ гораздо меньшимъ талантомъ поддерживалъ общій тезисъ о необходимости безусловнаго подчиненія законамъ. Министръ юстиціи сталъ поддерживать докладчика и вмст съ тмъ нападать на правыхъ, которые, передъ тмъ, въ видахъ затрудненія министерства и республиканскаго большинства, поручили герцогу де-Ларошфуко-Биззачіа заявить съ трибуны, что между министерствомъ и республиканцами существуетъ якобы предварительное соглашеніе въ томъ, чтобы выбора Бланкй не признавать, а самого его амнистировать. Министръ Ле-Ройэ нсколько вспыльчивъ, и легитимистскобонапартистская выходка вывела его изъ себя. Въ самомъ начал своей рчи онъ назвалъ преступленіемъ такой способъ дйствій, при которомъ ‘необходимо нарушить законность, чтобы возстановить право!’ — извстное выраженіе Луи-Бонапарта, объяснявшаго народу значеніе переворота 2-го декабря. Тотчасъ вслдъ за произнесеніемъ этой фразы, по знаку Поля де Кассаньяка, правые затяли невыразимый шумъ и крикъ. Гамбетта, видя, что его призывы къ порядку ни къ чему не ведутъ, вынужденъ былъ прибгнуть, по согласію съ 3/4 членовъ собранія, къ примненію правилъ парламентской цензуры относительно главнаго виновника безпорядка, Кассаньяка. Подвергаемый такой цензур (выговору) иметъ право слова для своего оправданія передъ выслушаніемъ порицанія, но Кассаньякъ и этимъ своимъ правомъ злоупотребилъ, ухудшивъ только свое положеніе, такъ что къ нему едва не пришлось примнить права, предоставленнаго президенту палаты регламентомъ 1877 года — удаленія изъ залы собранія при пособіи силы.
Когда порядокъ и молчаніе были такимъ образомъ возстановлены, взволнованный министръ едва могъ окончить свою рчь, которой почти никто не слушалъ. По ея окончаніи, другой бонапартистскій скандалистъ Робертъ Митчелъ попытался снова повторить выходку де Ларошфуко, но возбудилъ лишь всеобщій хохотъ палаты, чмъ и привелъ депутатовъ въ хорошее расположеніе духа. Это было очень кстати, такъ какъ имъ предстояло выслушать блистательную рчь, одну изъ тхъ, какими можетъ гордиться французскій парламентаризмъ. Произнесъ ее старый Мадье де-Монжо, которому, несмотря на вс достоинства еге прежнихъ рчей, никогда еще не удавалось достигать такой ораторской высоты. Началъ онъ съ заявленія растроганнымъ голосомъ о томъ, какъ ему тяжело высказывать взгляды’ противорчащіе взглядамъ его врнаго товарища по радикальнымъ убжденіямъ, Клемансо. Но, объяснялъ онъ, если палата депутатовъ, считая себя единственнымъ судьею въ дл допущенія новыхъ членовъ въ свою среду, ставитъ себя такимъ образомъ выше избирательнаго закона, для измненія котораго необходимо согласіе обихъ палатъ, то кто помшаетъ, чтобы въ дверь, такимъ образомъ неправильно открытую для республиканца Бланки, не проскользнулъ и какой-нибудь авантюристъ изъ бонапартовъ или бурбоновъ? Затмъ онъ напомнилъ, имъ пагубно отозвалось во Франціи неправильное допущеніе въ парламентъ Луи-Бонапарта въ 1848 году и членовъ орлеанскаго дома въ 1871 г. Первое дало возможность увлеченному народу назначить президентомъ республики человка, ставшаго потомъ преступнымъ узурпаторомъ императорской власти, второе заставило третью республику пережить 24-ое мая, 16 ое мая и долгіе, тяжелые годы всевозможныхъ монархическихъ конспирацій. Съ непобдимой энергіей ораторъ доказалъ потомъ всю нелпость ультра-радикальнаго положенія: будто желанія одного какого-либо избирательнаго округа должны быть признаваемы за выраженіе самодержавной воли народа, хотя бы они были высказаны при условіяхъ, нарушающихъ правила, обязательныя для всего избирательнаго состава. ‘Это вдь будетъ, вскричалъ онъ:— не что иное, какъ абсолютизмъ, котораго ни для кого и никогда нельзя допускать… Законъ или существуетъ, или не существуетъ. Если онъ неудобенъ — измняйте и отмняйте его. Но ни мы, ни министры не можемъ и не должны играть законодательствомъ, какъ мячикомъ, и въ отвтъ на нарушеніе закона одной стороной бросать ей въ лицо другое подобное же нарушеніе. Подумайте, какую неурядицу и хаосъ произвело бы это? При республик не должно быть ничего подобнаго, мы не хотимъ этого и не допустимъ никогда, никогда’. Замтивъ дружное одобреніе своихъ товарищей крайней лвой, ораторъ еще боле воодушевился и продолжалъ такъ: ‘Законъ, это — щитъ, законъ, это — мечъ оппозиціи… при существованіи закона, можно до нкоторой степени укрыться даже отъ такихъ бдствій, какъ второе декабря, а надъ 24-мъ маемъ, надъ 16-мъ маемъ можно даже восторжествовать… Имя въ рукахъ мечъ закона, можно поразить и низвергнуть министровъ, если они нарушаютъ законность или не умютъ заставить всхъ ей подчиняться. Можемъ ли мы, и должны ли мы такимъ образомъ сами бросать нашъ щитъ и ломать нашъ мечъ!’
Посл этихъ словъ, при всеобщемъ энтузіазм палаты, 354 депутата подали свои голоса за непризнаніе бордоскихъ выборовъ и только 33 за признаніе ихъ, да и въ этомъ числ непримиримыхъ оказалось только 25-ть, остальные голоса принадлежали Кассаньякамъ, Кюнео д’Орнано и ихъ приснымъ, хорошо понимавшимъ, какъ было бы выгодно для нихъ и пагубно для республики, если бы палата допустила явное нарушеніе избирательнаго закона.
Напомнивъ палат ея важнйшій долгъ быть строгою охранительницею существующихъ законовъ страны, Мадье де-Мошко своею рчью указалъ министерству на тотъ путь относительно вопроса Бланки, на которомъ оно всего удобне и скоре’могло бы прекратить печальный конфликтъ, возникшій между самодержавіемъ народнымъ и бордоскаго избирательнаго округа: ‘Я твердо убжденъ, сказалъ онъ при громкихъ рукоплесканіяхъ трехъ четвертей своихъ слушателей:— что правительство, воспользовавшись урокомъ, вытекающимъ изъ недавнихъ событій, поступитъ именно такъ, чтобы не ставить боле палаты въ печальную необходимость борьбы съ результатомъ всеобщаго голосованія’, т. е., другими словами, амнистируетъ Бланки и сдлаетъ этимъ то, что если бы въ Бордо снова избрали его, то такое дйствіе произошло бы въ границахъ законности. Большинство депутатовъ и думало, что Бланки на другой же день, 4-го, будетъ освобожденъ и воспользуется такимъ образомъ амнистіей въ числ нсколькихъ другихъ коммунаровъ. Но послдній срокъ амнистіи, 5-го іюня, прошелъ, а Бланки былъ освобожденъ только 9 го, т. е. былъ прощенъ, а не амнистированъ. Такимъ образомъ, онъ остается лишеннымъ политическихъ правъ, и если въ Бордо его снова выберутъ, то конфликтъ, на необходимость избжанія котораго указывалъ де-Монжо, снова возникнетъ.
Такимъ образомъ, Бланки оставилъ свою тюрьму въ Клерво больнымъ, измученнымъ, ожесточеннымъ и озлобленнымъ, и, разумется, при такомъ его состояніи на него не могли повліять всевозможныя увщанія благоразумнйшихъ изъ его друзей, что ему, какъ для блага республики, такъ и для личнаго успокоенія, слдовало бы отстраниться отъ политической дятельности. Въ самомъ дл, при настоящихъ обстоятельствахъ, никто лучше самого Бланкй не могъ бы поправить бордоскаго дла, или отказавшись отъ кандидатуры, или, въ случа избранія самоотверженно отклонивъ его во имя необходимости уваженія закона при существованіи республики. Но такъ какъ прощеніе должно было тяжело оскорбить его самолюбіе, то едва ли можно ожидать, что онъ такъ поступитъ. Возвратился въ Парижъ онъ 10-го вечеромъ и остановился у одного изъ своихъ друзей въ улиц Риволи. Уже одно то обстоятельство, что онъ вернулся позднимъ вечеромъ, показываетъ, что онъ не желаетъ возбуждать народныхъ овацій. Точно также съ прізда онъ старается отдлываться отъ многочисленныхъ посщеній, сказываясь больнымъ. Первый выходъ его былъ въ редакцію газеты ‘La Rvolution franaise’ для того, чтобы лично отблагодарить за сочувственныя объ немъ статьи ея сотрудниковъ, которымъ, по его выраженію, ‘онъ обязанъ своимъ освобожденіемъ гораздо боле, нежели правительству’. Отчетъ объ этомъ посщеніи долженъ былъ появиться въ 15-мъ No этой газеты, но No этотъ не былъ допущенъ къ продаж, не за свое содержаніе и не за политическій характеръ изданія, а только потому, что издателями не могли быть внесены въ срокъ штрафы, къ которымъ газета присуждена различными процессами, достигшіе общей суммы въ 10,000 ф?.— посл чего, по существующимъ законамъ, изданіе теряетъ право на существованіе. Послднее обстоятельство весьма раздражило бланкистовъ, и они тмъ съ большею настойчивостію стали поддерживать кандидатуру прощеннаго узника, лишеннаго по закону права избранія. Будь Бланкй амнистированъ, вроятно, выборъ его, какъ человка стараго и безсильнаго, не состоялся бы. Чувство справедливости избирателей было бы удовлетворено его амнистіей, и его легко могъ побдить сколько-нибудь порядочный кандидатъ-оппортюнистъ. Конечно, посл торжественнаго заявленія въ палат де-Монжо, правительство при поврк голосовъ можетъ не признавать голосовъ, поданныхъ за Бланки — но вопросъ о кандидат меньшинства, который могъ бы получить достаточное число голосовъ — вопросъ весьма трудный и щекотливый! И это — одинъ только изъ случаевъ, къ какимъ привела замна амнистіи вновь изобртенными ‘помилованіями’, и подобныхъ случаевъ впереди, вроятно, будетъ еще не мало, и если они не представятъ собой особенной опасности для существованія республики, то во всякомъ случа будутъ производить нежелательное броженіе въ общественномъ мнніи.
Съ немалымъ прискорбіемъ я долженъ занести въ настоящую свою хронику предположеніе, что правительство и нын, кажется, не желаетъ, воспользоваться возможностью сдлать во Франціи печать настолько же свободною, насколько она свободна въ Англіи, Италіи, Бельгіи и Американскихъ Соединенныхъ Штатахъ Въ самомъ дл, не обидно ли видть, что газеты, какъ ‘Rvolution’, должны прекращаться подъ тяжестью неоплатныхъ штрафовъ, между тмъ, какъ ‘Pays’ Кассаньяка, равныя ‘Univers’, ‘Union’, ‘Фигаро’, и т. д. благоденствуютъ подъ покровомъ относительной безнаказанности? Одно начало преслдованій Поля Кассаньяка и его газеты, о которомъ я буду говорить дале, еще не возстановляетъ нарушенной справедливости. Вс изданія въ равной мр должны подвергаться наказаніямъ и запрещеніямъ, или всмъ имъ должна быть предоставлена одинаковая свобода таковы требованія логики и здраваго смысла. Анатоль де-ла Форжъ въ своемъ доклад о состояніи печати во Франціи совершенно справедливо сказалъ, что республика не должна признавать ни проступковъ, ни преступленій печати, и его выходъ въ отставку, въ виду послднихъ распоряженій министерства и подготовленія новыхъ законовъ о печати, несогласныхъ съ заключеніемъ, высказаннымъ въ его доклад — поступокъ вполн логическій и заслуживающій всякаго уваженія. Новый законопроектъ о печати, состоящій изъ 71 статьи и явившійся результатомъ продолжительныхъ трудовъ особой комиссіи подъ предсдательствомъ Эмиля де-Жирардена, безспорно внесетъ нкоторыя облегченія въ эту область, но, говоря вообще, онъ весьма мало соотвтствуетъ республиканскому идеалу и той практик, какая выработалась въ дл печати, напр., въ Англіи или Швейцаріи. Конечно, при обсужденіи въ палат, законопроектъ этотъ весьма значительно измнится въ смысл свободы, но увы! самое его обсужденіе произойдетъ не въ настоящую, а въ будущую сессію. До тхъ поръ все останется по старому, такъ какъ въ правительственной и парламентской сферахъ получила преобладаніе мысль, что народныя массы, политическое воспитаніе которыхъ все еще въ будущемъ, испорченныя вковой опекой, способны убдиться въ могуществ республики, только видя, что она въ состояніи также безпощадно преслдовать своихъ враговъ, какъ предшествовавшія правительства безпощадно преслдовали республиканцевъ. Кром того, многіе изъ членовъ республиканскаго большинства думаютъ, что, въ виду назойливости и дерзости реакціонеровъ, излишнее великодушіе противъ старыхъ партій было бы неразумною ошибкою, что, реакціонеровъ, хотя на нкоторое время по крайнй мр, небезполезно подвергнуть тмъ строгостямъ и стсненіямъ, какія ими же изобртены. По моему мннію, такой взглядъ не достоинъ ни республики, ни республиканцевъ. Для чего, въ самомъ дл, безъ надобности тянуть переходное время, вмсто быстраго, приступа къ практик свободнаго демократизма?…

II.

Пренія о разршеніи преслдованій Кассаньяка, 9-го іюня.— Громадный скандалъ и оскорбленіе министровъ.— Скандалъ 16-го іюня, при открытіи преній о законопроектахъ Ферри.— Перерывъ засданія и резолюціи бюро.— Руэръ и его извиненія съ трибуны.— Приложеніе, къ Кассаньяку парламентской цензуры съ запрещеніемъ ему являться въ палату въ теченія трехъ засданій.— Недовольство правительства противъ предсдателя палаты и очередный переходъ съ заявленіемъ доврія.— Внесеніе въ палату дополненій къ существующему регламенту.

9-го іюня начались пренія о парламентскомъ разршеніи преслдованій Поля-де-Кассаньяка. Герой этого дня, ежедневно печатающій въ своей газет ‘Рауз’ всевозможную брань на республику и явно проповдующій необходимость ея разрушенія, но истин съ гасконскою безцеремонностью и узколобіемъ явился въ качеств представителя всевозможныхъ противо-правительственныхъ оппозицій и, въ частности, преданнымъ защитникомъ якобы преслдуемой католической вры. Онъ прочиталъ съ трибуны отъ строки до строки вс свои статьи, подавшія поводъ къ начатію противъ него преслдованія. Потомъ онъ самонадянно сравнилъ себя съ Рошфоромъ и разсказалъ подробно вс преслдованія, жертвою которыхъ былъ при имперіи издатель ‘фонаря’— такой-же депутатъ, какъ и онъ. Послднее онъ сдлалъ для того, чтобы выказать противорчіе между взглядами Ферри, Гамбетты и Греви въ 1869—70-хъ годахъ, когда они были депутатами, и мнніями ихъ въ настоящее время, когда Ферри и Греви попали въ правители, а Гамбетта — въ президенты палаты. Кром того, ему хотлось доказать, что республиканцы не должны поступать относительно имперіалиста такъ, какъ имперіалисты поступали противъ столькихъ республиканцевъ.
Опровергалъ его докладчикъ Лавернъ, цитируя подлинна слова Кассаньяка-отца и десятка депутатовъ, нян сидящихъ на правой сторон. ‘Но въ такомъ случа, возразилъ Каесаньякъ: — стоило ли низвергать имперію, если вы хотите являться теперь въ ея костюмахъ?’ Членъ крайней лвой, Таландье, высказался за полную свободу печати и за оставленіе въ совершенномъ пренебреженіи и самихъ выходокъ бонапартистовъ, которые, по его выраженію, ‘на смхъ всему міру’ стали выдавать себя въ ‘Pays’ за какихъ то ‘Отцовъ церкви’. Посл этого, многіе изъ республиканцевъ стали требовать закрытіи преній, но Поль де Кассаньякъ, взошло въ третій разъ на трибуну, сталъ самымъ наглымъ образомъ требовать вмшательства въ пренія Ле-Ройи: ‘я требую, кричали они, указывая рукою на министерскую скамью:— чтобы хранитель печати не прятался отъ настоящихъ преній, какъ нкогда онъ бжалъ отъ ліонскихъ коммунаровъ!’ Такая дерзость раздражила большинство, и оно тмъ настоятельне начало требовать закрытія преній. Гамбетта вынужденъ былъ пустить вопросъ о закрытіи на голоса.
Между тмъ, какъ урны двигались между депутатскихъ скамеекъ, вокругъ Пола де Кассаньяка, остановившагося близь министерской скамьи, собрались его единомышленники и подняли страшный шумъ, среди котораго можно было, однако, ясно разслушать дважды повторенную фразу кондомскаго депутата ‘я утверждаю, что большинство выказало нетерпимость, а министрь — трусость’. Гамбетта не усплъ еще прибгнуть къ строгостямъ регламента противъ нарушители порядка, какъ толпа, все ростущая, съ угрозами и ругательствами наступила на министровъ, чуть не вызывая ихъ на рукопашную. Республиканцы, вн себя отъ. гнва, тоже оставили свои мста и сбжались толпою къ министерской скамь. Съ обихъ сторонъ слышался обмнъ угрозъ и ругательствъ, еловомъ, происходила настоящіе сцена изъ ‘Assomoir»а, и, только благодаря энергіи нкоторыхъ молодыхъ депутатовъ, членовъ бюро, дло не перешло въ общую свалку. Парламентскіе пристава во всемъ состав выстраиваются у одной изъ внутреннихъ дверей залы, чтобы, по первому знаку президента, приступить къ исполненію его приказаній. Гамбетта, поднявшись, съ мста, звонитъ изо всей мочи и умоляетъ депутатовъ придти въ себя, но увы! какъ ни громокъ его голосъ, его не слышно среди шума! Ему оставалось одно — надть шляпу и такимъ образамъ сдлать засданіе закрытымъ, но онъ очень хорошо понимаетъ, что это можетъ послужить какъ бы сигналомъ къ начатію настоящей драки и превратить такимъ образомъ и безъ того уже прискорбное дло въ важное событіе, которое легко будетъ эксплуатировать во вредъ парламентскому управленію. Онъ догадывается, что этого-то и добиваются бонапартисты, и, едва сдерживаясь и рис куя публично выказать свою слабость, стремится только къ одному, чтобы такой планъ не осуществился. Онъ зорко слдитъ за всмъ происходящимъ, чутко прислушивается къ безпорядочному шуму и все возвышаетъ и возвышаетъ свой голосъ. Наконецъ, посл нсколькихъ минутъ невообразимаго гвалта, усилившагося еще тмъ, что вся публика, наполняющая трибуны, съ шумомъ поднялась съ своихъ мстъ, чтобы лучше разсмотрть происходящее въ зал, онъ достигъ того, что къ его голосу начинаютъ прислушиваться, и шумъ начинаетъ нсколько стихать. Тогда, собравъ вс свои силы, онъ заявляетъ, что онъ хочетъ предложить палат вопросъ: слдуетъ ли примнить въ Полю де Кассаньяку парламентскую цензуру? но что прежде этого, по парламентскимъ правиламъ, депутату, которому угрожаетъ примненіе къ нему цензурной строгости должна быть дана возможность для объясненія.
Тогда Кассаньякъ самъ начинаетъ успокоивать своихъ друзей, которые возвращаются на свои мста, и самъ заявляетъ свою готовность взять назадъ т выраженія, которыя навлекли на него недовольство президента. Гамбетта принимаетъ это извиненіе, которымъ какъ-бы возстановляется его власть. Кром того, онъ предлагаетъ палат подождать съ заключеніемъ преній, такъ какъ депутатъ, которому угрожаютъ преслдованія, иметъ право послдняго слова передъ тмъ, какъ начнется обсужденіе его участи. Мало этого, онъ отдаетъ громко приказаніе стенографамъ и проситъ секретарей редакціи вычеркнуть изъ ихъ отчетовъ о засданіи все, относящееся къ прискорбной, только что разъигравшейся сцен, которая такимъ образомъ какъ бы признается нравственно непроисходившею.
Усталый Кассаньякъ проситъ временнаго прекращенія засданія. Черезъ полчаса оно возобновляется, но уже при отсутствіи министра юстиціи. Между тмъ, Кассаньякъ въ своей рчи имлъ въ виду преимущественно отвтъ на правительственный взглядъ касательно его дла, онъ, очевидно, не понималъ, что вступаться въ дла такого рода исполнительная власть не иметъ никакой надобности. Сущность такихъ длъ состоитъ въ томъ, что юстиція желаетъ начать преслдованіе противъ лица, пользующагося правомъ неприкосновенности въ качеств народнаго представителя. Власть удержать за нимъ или лишить его этого права принадлежитъ исключительно палат. Правительство можетъ вмшаться въ это дло только для передачи требованія юстиціи или сообщенія ей ршенія палаты. Правые обвинили правительство въ трусости за то, что министръ молчалъ, но они же обвинили бы его въ незаконномъ и насильственномъ давленіи на мнніе палаты, если бы онъ сталъ говорить. Кром того, къ какимъ бы печальнымъ послдствіямъ повело, если бы министръ какимъ либо неосторожнымъ словомъ способствовалъ усиленію сцены, только-что мною описанной, этимъ онъ втянулъ бы, такъ сказать, въ своемъ лиц все правительство въ эту недостойную свалку, столь коварно задуманную и такъ безстыдно осуществленную клерикала-бонапартистскими консерваторами.
Палата молча выслушала рчь Кассаньяка, посл чего произошло голосованіе.
Преслдованія Кассаньяка были разршены 292 голосами противъ 178 (правые и крайніе лвые).
Въ своей защитительной рчи, какъ и вообще во всхъ своихъ рчахъ въ палат за послднее время, Кассаньякъ старался выказать себя глубоко религіознымъ человкомъ. Въ ‘Pays’ точно также съ нкотораго времени обсужденію религіозныхъ вопросовъ отводится весьма значительное мсто. Вообще, въ этой газет стала усердно проводиться мысль, что для истиннаго бонапартиста религіозные интересы должны быть дороже всего. Роль ханжи и святоши такъ не пристала къ Кассаньяку, этому несдержанному и готовому на всяческія циническія выходки бретру, что многіе полагали, будто онъ надлъ на себя клерикальную маску ради одного только шутовства. Но люди, знавшіе, что послднимъ лозунгомъ іезуитовъ было соединеніе всхъ остатковъ монархическихъ партій и подчиненіе ихъ своему вліянію, хорошо понимали, что за непризнаніемъ полномочій въ палат драгуна-апостола де-Мна, іезуиты возложили свои упованія на Кассаньяка, которому, такимъ образомъ, выпало на долю замнить хотя нсколько де-Мна въ дл защиты католическихъ интересовъ. Это сдлалось особенно яснымъ въ засданіи палаты 16-го іюня, на которомъ начались пренія о законопроект Ферри. На этомъ засданіи іезуитамъ во что бы то ни стало хотлось вызвать скандалъ, о чемъ многіе говорили даже открыто. Мн самому пришлось наканун случайно слышать, какъ на гулянь въ Булонскомъ Лсу какіе-то гаидены приглашали великосвтскихъ кокотокъ на слдующій день въ засданіе палаты въ такихъ выраженіяхъ: ‘смотрите-же, не опоздайте къ самому началу засданія: ‘потасовка’ (le boucan) произойдетъ съ самаго его открытія’.
При этомъ открытіи, однакоже, все было мирно, такъ какъ палата занималась обсужденіемъ вопросовъ, не имвшихъ политическаго значенія. Только въ половин второго Гамбетта, не безъ нкоторой торжественности, объявилъ, что, на основаніи очереднаго порядка, открываются общія пренія по поводу законопроэкта о свобод высшаго образованія. Первымъ записался говорить одинъ изъ клерикальныхъ депутатовъ, котораго почему-то въ засданіи не оказалось. Посл него наступила очередь Поля де Кассаньяка.
Пресловутый ораторъ взбирается на трибуну съ цлымъ ворохомъ какихъ то бумагъ. Потомъ, принявъ самую живописную позу’ онъ ироническимъ тономъ прочитываетъ отрывки изъ рчи, произнесенной Жюлемъ Ферри въ Эпинал. Рчь эту онъ называетъ ‘предварительными комментаріями министра народнаго просвщенія на свой законъ’ и характеризуетъ ихъ названіемъ ‘насильственныхъ и ненавистныхъ’. ‘Вы можете называть ихъ насильственными, прерываетъ его Гамбетта:— но не имете права называть ‘ненавистными’. ‘Пожалуй, отвчаетъ Кассаньякъ:— я готовъ признать рчь министра даже исполненной свободы и религіознаго чувства, но мн не нравится, напримръ, обвиненіе г. Ферри противъ какихъ-то систематическихъ клеветъ, распространяемыхъ будто бы людьми, готовыми къ превратному толкованію его стремленій, и которые не останавливаются даже передъ поддлкою документовъ… Кто же это поддлываетъ документы? кричитъ онъ, обращаясь прямо къ Ферри и другимъ министрамъ:— это вы сами ихъ поддлываете’. Гамбетта снова его прерываетъ словами: ‘приступая къ такимъ важнымъ преніямъ, нельзя позволять себ такія непарламентскія выраженія’.— Кассаньякъ отвчаетъ, что онъ согласенъ подчиниться президенту, какъ парламентской власти, но тотчасъ же снова начинаетъ говорить о поддлк документовъ, обвиняя въ ней всю республиканскую партію вообще и министерство въ частности. ‘Правительство, восклицаетъ онъ:— въ сред котораго находится г. Жиреръ, не иметъ права протестовать’. Въ словахъ этихъ заключается намекъ на бумагу, нкогда найденную Жареромъ въ вагон желзной дороги, копію съ подлинника, который бонапартистамъ удалось уничтожить, на основаніи этой копіи, при Тьер, Леонъ Рено, бывшій тогда полицейскимъ префектомъ, могъ начать извстное слдствіе о бонапартистской организаціи.
Повтореніе Кассаньякомъ обвиненія министровъ въ поддлкахъ и радость, выказанная при этомъ правыми, заставляютъ Гамбетту прибгнуть относительно оратора, еще такъ недавно подвергавшагося парламентской цензур, къ новому ея къ нему примненію, на этотъ разъ съ временнымъ удаленіемъ изъ среды депутатовъ. Но едва Гамбетта заявляетъ объ этомъ, какъ на скамьяхъ реакціонеровъ поднимается невообразимый шумъ, они соскакиваютъ со своихъ мстъ и собираются толпою въ то полукружіе, гд находились и при недавнемъ скандал. Поднимается отчаянный гвалтъ, среди котораго можно различить только слово депутата д’Ариста: ‘трусость’, которымъ онъ оканчиваетъ какую то угрозу Гамбетт, о чемъ можно заключить по его неприличному жесту, обращенному къ предсдателю палаты. Министръ Тираръ, при которомъ Жиреръ состоитъ въ качеств помощника государственнаго секретаря, врывается въ толпу реакціонеровъ, выражая словами и жестами всю степень своего къ нимъ презрнія, изъ бюро секретарей появляется жерскій депутатъ Жакъ Давидъ и начинаетъ личную перебранку съ д’Аристомъ. Общая свалка и толкотня. Тирара буквально схватываютъ за горло, напрасно раздается, какъ набатъ, безъ умолку, президентскій колокольчикъ. Тогда Гамбетта надваетъ шляпу и, объявивъ собраніе закрытымъ на часъ, предлагаетъ депутатамъ немедленно собраться въ ихъ бюро.
Очищеніе валы и трибунъ для публики происходитъ медленно, но, по крайней мр, безъ дальнйшихъ случайностей. Суматоха переносится въ залу Потерянныхъ Шаговъ, гд депутатовъ окружаютъ журналисты и торопливо обмниваются съ ними своими впечатлніями. Въ одной групп реакціонеръ накидывается на республиканскаго депутата, обвиняя большинство въ приложеніи къ меньшинству такихъ мръ, какими послднее, конечно, само не побрезгало бы, еслибы сила была на его сторон. Въ другой — старый бонапартистъ, испугавшись оборота, какой приняли обстоятельства, умоляетъ всхъ сторонниковъ партіи обращенія къ народу сговориться о согласномъ образ дйствій. Бонапартисты и сами замчаютъ, что ихъ дло плохо, и бросаются цлой гурьбою въ первую же дверь, но имъ не везетъ: они попадаютъ въ помщеніе, отведенное для бюджетной комиссіи, куда, вслдъ за ними, появляется ея президентъ Бриссонъ съ своими товарищами. Квесторъ де-Маги проситъ бонапартистовъ очистить помщеніе, но друзья Кассаньяка пробуютъ сопротивляться и отвчаютъ на его требованіе смхомъ. Квесторъ, на обязанности котораго лежитъ поддержаніе порядка въ зданіи парламента, не смущается этимъ смхомъ и твердымъ голосомъ отдаетъ приказаніе одному изъ парламентскихъ приставовъ привести стражу: ‘Пора, говоритъ онъ, обращаясь къ бонапартистамъ:— прекратятъ насиліе и безпорядки, сценой которыхъ сдлалась палата. Если для этого нужно вмшательство силы, мы и въ ней прибгнемъ’. Руэръ старается успокоить наиболе ярыхъ изъ своихъ единомышленниковъ и объясняетъ де Маги, что собраніе иметъ цлію именно достиженіе примиренія, но квесторъ поддерживаетъ права бюджетной комиссіи, и Руэръ уводитъ бонапартистовъ въ другое свободное помщеніе. Во время своего перехода, бонапартисты видятъ взводъ жандармовъ, готовый дйствовать противъ нихъ, при чемъ командующій ими полковникъ, обыкновенно носящій партикулярное платье, на этотъ разъ въ полной форм. ‘Вы погубите всю нашу партію, говоритъ экс-вице-императоръ Кассаньяку и предпринимаетъ въ сопровожденіи гг. Мако, Буржуа и герцога де-Паду ходатайство передъ президентомъ палаты, въ видахъ освобожденія Кассаньяка отъ строгости регламента. Гамбетта, выслушавъ въ своемъ кабинет объясненія Руэра, заявляетъ, что въ этомъ дл ничего отъ него не зависитъ, такъ какъ онъ обязанъ только исполнять волю большинства.
Большинство же это, черезъ посредство делегатовъ отъ своихъ одиннадцати бюро, заявляетъ, что оно находитъ необходимымъ немедленное прекращеніе очевиднаго заговора меньшинства противъ парламентскаго порядка, чести и достоинства республиканскаго правительства. Омо единодушно ршило требовать немедленнаго удаленія дерзкаго буяна изъ палаты на трое сутокъ, якъ какъ высшаго наказанія въ настоящемъ регламент не существуетъ, и намрено внести дополненіе къ регламенту о примненіи боле строгихъ наказаній на случай организованныхъ Попытокъ съ цлью нанесенія безчестія парламентскому управленію. Нкоторые предлагаютъ исключеніе депутата на срокъ отъ 15-ти дней до 6-ти мсяцевъ, другіе — отправленіе депутата къ его избирателямъ, а если и это не поможетъ, то штрафъ, тюремное заключеніе съ лишеніемъ политическихъ правъ. Многіе полагаютъ, что начавшійся скандалъ не слдуетъ продолжать предъ глазами публики, и дло Кассаньяка должно быть ршено въ секретномъ комитет. Противъ этого энергически возстаетъ Гамбетта, утверждая, что онъ съ уметъ справиться со всевозможнымъ скандаломъ, подобная-же мра нарушаетъ основное право каждаго представителя, какъ бы онъ ни былъ не годенъ. Ршаютъ на томъ, что при открытіи засданія Кассаньякъ будетъ допущенъ до объясненій, но что право слова будетъ отъ него отнято при малйшей дерзкой выходк съ его стороны, и что, какія бы извиненія онъ ни представлялъ, они не будутъ приняты во вниманіе, такъ какъ имъ нанесено регламенту такое оскорбленіе, что никакія смягченія въ приложеніи къ Касданьяку высшей мры допускаемыхъ имъ наказаній — немыслимы.
Засданіе открывается снова, съ допущеніемъ на трибуну публики и представителей печати, въ 20 минутъ 5-го ч. Занимая свое предсдательское кресло, Гамбетта предлагаетъ собранію сохранять возможное спокойствіе и проситъ депутатовъ не оставлять своихъ мстъ. Онъ предоставляетъ Кассаньяку слово для объясненій. Послдній бормочетъ, прося о томъ, чтобы къ нему была приложена 123-я ст. регламента, а не 124-я, боле строгая. Гамбетта любезно готовъ пустить это на голоса, но, такъ какъ правые начинаютъ роптать, а Бодри д’Ассонъ, съ обыкновенною безтактностью реакціонеровъ, утверждаетъ, что вопросы регламента должны ршаться самимъ президентомъ, то Гамбетта заявляетъ, что онъ вынужденъ высказаться за приложеніе цензуры съ трое-суточнымъ исключеніемъ виновнаго изъ палаты.
Тогда растерявшійся Кассаньякъ чисто ребячески утверждаетъ, что фраза, поднявшая бурю, была неврно разслышана, и представляетъ смягченный ея варіантъ. Гамбетта представляетъ собранію корректуру отчета о происходившемъ въ засданіи, гд слова Кассаньяка уже набраны курсивомъ. Руэръ считаетъ необходимымъ вмшаться, какъ для прикрытія неблаговиднаго отступленія Кассаньяка, такъ и для того, чтобы расположить Гамбетту къ снисходительности. Заступничество бывшаго перваго министра противупарламентской имперіи за права трибуны, нкогда ею низвергнутой, заставляетъ лвыхъ высказать нсколько знаковъ негодованія, хотя ими и было ршено ничмъ не нарушать своего молчанія. Гамбетта самымъ спокойнымъ образомъ опровергаетъ доводы Руэра и, прежде вотированія вопроса, еще разъ предоставляетъ Кассаньяку право объясненія. Но Кассаньякъ только жалуется на неврность стенографическаго отчета и на желаніе большинства лишить его возможности произнесенія рчи, въ виду предугадываемаго ими ея значенія — ‘защиты религіи’. Это вызываетъ невольный смхъ лвыхъ, такъ какъ вс очень хорошо понимаютъ, что еслибы Кассаньякъ имлъ возможность привести противъ законопроекта Ферри какіе-либо дйствительно вскіе аргументы, то никакъ не сталъ бы деревами выходками лишать себя возможности ихъ высказать.
Видя, что никакія риторическія словоизвитія ему не помогутъ, Кассаньявъ принявъ на себя самый серьзный видъ, заявляетъ, что онъ готовъ отказаться отъ всякихъ рзкостей, которыя не нравятся палат или ея президенту, ради… религіи! Посл этого вопросъ ршается вставаніемъ и сидніемъ. Три четверти депутатовъ за цензуру съ запрещеніемъ появленія Кассаньяка на трехъ засданіяхъ и только четверть противъ. Гамбетта приглашаетъ Кассаньяка немедленно сойти съ трибуны и оставить зало засданія. Видя, что послдній колеблется исполнять это, Гамбетта предостерегаетъ его словами: ‘Съ настоящей минуты, вс слова, какія произнесетъ г. Поль де-Кассаньякъ, составятъ нарушеніе общаго права и будутъ подлежать вднію генеральнаго прокурора’, надваетъ шляпу и объявляетъ засданіе пріостановленнымъ на четверть часа.
На этомъ обрывается, по распоряженію бюро, оффиціальный отчетъ о засданіи, но присутствовавшіе разсказываютъ, что Кассаньякъ, не сходя съ трибуны, сжалъ кулаки и вскричалъ: ‘я отношу ко всему правительству слова, сказанныя мной противъ Жирера, и нахожу, что все правительство безчестно!’
Когда члены бюро и депутаты стали выходить въ залу Потерянныхъ Шаговъ, Кассаньякъ добрался до своей скамьи и слъ, какъ бы ожидая жандармовъ. Но жандармы не пришли, и Руэру удалось уговорить его мирно удалиться, чтобы не навлечь на себя за послднія слова судебной отвтственности, тюремнаго заключенія и лишенія политическихъ правъ, а также не повредить своимъ упорствомъ длу своей партіи. Эти слова Руэра подйствовали, и Кассаньякъ, уже ни при возобновленіи засданія, ни на слдующій день, боле въ палату не явился.
При открытіи засданія, 18-го, министръ Тираръ спросилъ у президента: почему въ отчет прошлаго засданія въ ‘Оффиціальномъ журнал’ не помщены слова Кассаньяка, слышанныя многими и которыя составляютъ оскорбленіе правительства? Гамбетта отвчалъ, что исключены они потому, что были произнесены тогда, когда сказавшій ихъ не имлъ права слова. ‘Для преслдованія же ихъ не было ни парламентской санкціи, ни санкціи общаго права’. Такое объясненіе вызывало недовольство многихъ лвыхъ, а депутатъ Гюишаръ поставилъ такую дилемму: ‘произнося эти слова, Касаньяхъ или былъ еще депутатомъ, и тогда они должны находиться въ отчет, или уже не пользовался депутатскою неприкосновенностью, и тогда на него должно смотрть, какъ на простаго бунтовщика’. Гамбетта объяснилъ ему, что подобный случай не предусмотрнъ мы парламентскимъ регламентомъ, ни общимъ законодательствомъ, что и подаетъ поводъ къ необходимости внесенія въ регламентъ новыхъ репрессивныхъ мръ. Депутатъ Аленъ Таржэ поддержалъ мысль о недостаточности регламента. Тогда правительство, въ лиц Тирара и ле-Рейэ, заявило, что оно удовлетворится въ этомъ вопрос простымъ переходомъ къ очередному порядку, но президентъ палаты объявилъ, что онъ выйдетъ въ отставку, если очередной переходъ не будетъ сопровождаться одобреніемъ его образа дйствій. Тогда всмъ республиканскимъ большинствомъ одобряется слдующій очередной переходъ, составленный депутатами Фреминэ, Франкъ Шово и Пино: ‘палата, довряя твердости своего президента и бюро, ршила составить регламентарныя мры, которыя были бы достаточны для поддержанія уваженія къ правительству и къ достоинству палаты, и. переходитъ въ очередному порядку’.
Наканун, при возобновленіи засданія посл изгнанія Кассаньяка, герцогъ де-ла-Рошфукс-Бизаччіа требовалъ съ трибуны отсрочки преній по законопроэкту Ферри подъ предлогомъ того, что палата находится въ слишкомъ возбужденномъ состояніи. Требованіе это было, разумется, отвергнуто, и 17-го одинъ изъ членовъ правой, Фердинандъ Бойэ, получилъ возможность говорить рчь, исполненную всевозможныхъ нападокъ противъ законопроэкта, почти передъ пустыми скамьями. 18-го Поль де-Кассаньякъ наполнилъ цлый нумеръ своего ‘Pays’ рчью, которую ему не удалось произнести въ палат. Въ ней очень много цитатъ и статистическихъ цифръ, очевидно, доставленныхъ ему іезуитами, но очень мало доказательности и серьзныхъ доводовъ.
Такъ мизерно окончился новый іезуитско-бонапартистскій скандалъ, затянный противъ республики, очевидно, въ самыхъ широкихъ размрахъ.

III.

Вопросъ о возвращеніи пахать въ Парижъ въ сенат.— Вмшательство Жюля Симона.— Конгрессъ 19-го іюля.— Придирки реакціонеровъ.— Жюль Симонъ, докладчикъ.— Уничтоженіе IX статьи конституціи 2б-го февраля 1876 года.— Смерть Наполеона IV.— Принцъ Жеромъ Наполеонъ — глава бонапартистовъ, помимо ихъ желанія.

Въ субботу 14-го іюня, въ сенат былъ поднятъ, наконецъ, вопросъ о перенесеніи палатъ въ Парижъ, такъ долго остававшійся безъ разршенія. Пренія были довольно эффектны. Право слова принадлежало прежде всхъ Толэну, но онъ, не безъ нкотораго ехидства, отказался говорить и этимъ поставилъ въ весьма комическое положеніе слдовавшаго по очереди оратора де-Кердреля, говорившаго противъ возвращенія, вся рчь котораго, заране написанная, состояла изъ опроверженій доводовъ, которыя онъ, конечно, ожидалъ встртить въ рчи Толэна. Потомъ Баддингтонъ прочелъ заявленіе отъ всего правительства за возвращеніе, а Леонъ Сэ въ своей рчи опровергъ вс т страхи и ужасы, какіе правые связываютъ съ этимъ возвращеніемъ. Но вотъ, посл него взбирается на трибуну старый де-Ластейри и, по поводу выбора Бланки, воскрешаетъ передъ сенатомъ призракъ 15-го мая 1848 года. Великъ за нимъ говоритъ докладчикъ комиссіи, нкогда столь остроумный Лабулэ, ставящій весьма неосновательную дилемму: ‘Палаты въ Париж будутъ означать, что Парижъ господствуетъ надъ Франціей, палаты въ Версал означаютъ, что Франція остается господиномъ своей страны’. Министръ общественныхъ работъ де-Фрейсинэ доказываетъ, съ одной стороны, всю неосновательность опасеній, что будущій конгрессъ, созванный для отмны одной только статьи конституціи, займется общимъ ея пересмотромъ, съ другой — что безопасность парламентскихъ засданій настолько же гарантирована въ Париж, какъ и въ Версал. Наконецъ, онъ говоритъ, что, посл заявленія палаты о возвращеніи Франціи настоящей столицы, сенатъ, выразивъ такое же мнніе, скрпитъ этимъ гармонію общественныхъ властей и тмъ только усилитъ значеніе настоящаго правительства. Затмъ, ‘отецъ конституціи’ Валлонъ вяло повторяетъ доводы Лабулэ и угрожаетъ Франціи всякими ужасами въ близкомъ и отдаленномъ будущемъ, еслибы кто-либо затялъ малйшее измненіе въ конституціи. Жюль Симонъ, пользуясь х случаемъ возстановить свою репутацію, краснорчиво опровергаетъ поочередно вс уже представленныя или могущія быть представленными опроверженія противъ возвращенія. ‘Посл того, заключаетъ онъ:— какъ все министерство въ полномъ своемъ состав и съ общаго согласія заявило намъ здсь, что Парижъ ожидаетъ насъ и что намъ не предстоитъ тамъ никакихъ опасностей, мы должны послдовать примру правительства и возвратить собраніе Парижу, утвердивъ такимъ образомъ окончательный и неразрывный союзъ Парижа съ Франціей’. Не убждается, однако, никакими доказательствами герцогъ д’Одиффре-Пакье и посл Жюль Симона считаетъ необходимымъ повтореніе доводовъ Лабулэ и Валлона: ‘День, въ который собраніе, говоритъ онъ,— возвратится въ Парижъ, скомпрометируетъ нетолько будущность республики, но и то, что для насъ гораздо любезне — парламентское управленіе, миръ и свободу страны’. Вопросъ о томъ — подвергать ли преніямъ проектъ измненія 9-го параграфа конституціи?— сенатъ ршаетъ большинствомъ 153-хъ голосовъ противъ 133-хъ утвердительно, но тмъ не мене, тотчасъ же, безъ всякихъ преній, вторымъ голосованіемъ постановляетъ измнить параграфъ при большинств 149 голосовъ противъ 130. На основаніи такого ршенія, сенаторы и депутаты должны собраться въ конгрессъ или ревизіонное національное собраніе, и, несмотря на скандалъ съ Кассаньякомъ, происшедшій 16-го, открытіе этого конгресса назначается на утро 19-го іюня.
Для того, чтобы на этотъ разъ размстить боле удобно многочисленныхъ членовъ конгресса, чмъ это было на конгресс, избравшемъ Греви, была снята баллюстрада, окружающая скамьи депутатовъ, что дало возможность за скамьями поставить еще два ряда стульевъ. Депутаты гостепріимно уступили сенаторамъ вс переднія скамьи. Члены сенатскаго бюро, обратившагося въ бюро конгресса, равно какъ и ихъ президентъ Мартель, явились въ черныхъ фракахъ и блыхъ галстукахъ. Сенатскіе пристава были въ парадной форм. Почетную стражу конгресса составляли 400 жандармовъ, разставленныхъ шпалерами вдоль дворца при вход въ ‘аду и при выход изъ нея президента конгресса и членовъ его бюро. Вообще, конгрессъ имлъ торжественный характеръ, и только поведеніе правыхъ, какъ мы это сейчасъ увидимъ, было нсколько въ разрзъ съ этой торжественностью.
По открытіи засданія, президентъ Мартель прежде всего предложилъ примнить къ конгрессу регламентъ національнаго собранія 1871 года съ однимъ только конституціоннымъ добавленіемъ, что при ршеніи вопросовъ необходимо абсолютное большинство голосовъ. Это, разумется, было тотчасъ же принято. Потомъ хранитель печати заявилъ, что единственнымъ предметомъ обсужденія на конгресс должна быть отмна IX статьи конституціи, которою роялистъ Равинель, изъ ненависти къ Парижу, думалъ увковчить пребываніе парламента вн Парижа. Затмъ правые тотчасъ же принялись за свое дло — строить всякія затрудненія конгрессу. Первымъ выступилъ заклятый бретонскій католикъ изъ Морбигана — Френэ, выражая желаніе, чтобы бюро конгресса были организованы совершенно тмъ же порядкомъ, какъ они организовались въ собраніи на годичный срокъ, чтобы потомъ изъ ихъ членовъ была образована комиссія, выборъ каждаго участника въ которую обсуждался и голосовался отдльно, однимъ словомъ, онъ предложилъ такую процедуру, на которую пришлось бы конгрессу безъ надобности употребить цлый день. Онъ встртилъ поддержку со стороны всхъ правыхъ, а Бюффе формулировалъ его мысль въ предложеніе, которое, однакоже, провалилось. При громадной поддержк лвыхъ, сената и палаты прошло совершенно обратное предложеніе Тестелена о сокращенномъ порядк организованія бюро и комиссіи. На основаніи этого предложенія, члены бюро были выбраны по жребію, а имъ уже поручено было выбрать посписочно 15 членовъ комиссіи, такъ что для всей этой процедуры потребовалось мене 4 1/2 часовъ: началась она въ сорокъ минутъ 12-го, а окончилась въ пять минутъ 5-го.
Едва прочелъ президентъ принятый списокъ, начинавшійся именами Гамбетты и Пейра (505 голосовъ) и оканчивавшійся именемъ Жюля Симона (499) и въ который вошли республиканцы всхъ оттнковъ, какъ бонапартистъ Дреолль заявилъ, что при организаціи комиссіи былъ нарушенъ регламентъ, такъ какъ выборамъ членовъ не предшествовали пренія. Въ слдъ за нимъ пресловутый Шенлонъ, обратившійся изъ продавца свиней въ новйшаго ‘отца церкви’, настаивалъ на томъ, что при организаціи комиссіи было нарушено право меньшинства, изъ котораго никто не вошелъ въ члены комиссіи. Обоимъ имъ вмст возражалъ Пелльтанъ, доказывавшій, что списочное избирательство было необходимо для сокращенія работы бюро, если же, замтилъ онъ, члены меньшинства и не попали въ комиссію, то настоящее большинство только заплатило меньшинству тою же самою монетою, какую прежде отъ него не однажды получало. На это Шенлонъ возразилъ, что собраніе 1871 года во всхъ большихъ комиссіяхъ оставляло мсто и для лвыхъ. Республиканцы, не желая терять времени, не сочли нужнымъ доказывать, какъ фиктивно было подобное допущеніе обыкновенно одного республиканца на 5 или на 6 реакціонеровъ. Весьма жаль, однакоже, что никто не принялъ на себя труда высказать реакціонерамъ прямо, что въ установившейся республик смшно и нелпо было бы приглашать къ участію въ чисто-республиканскихъ вопросахъ отъявленныхъ ея враговъ, которые поторопились бы выбрать въ члены комиссіи противниковъ возвращеніи палатъ въ Парижъ на перекоръ двойному ршенію палаты и сената. Вслдъ за Шенлономъ, Френо сталъ настаивать на очередномъ порядк Дреолля, съ требованіемъ соблюденія правилъ регламента, и предложеніе это было бы пущено на голоса, еслибы лвые единодушно не потребовали признанія его несвоевременности, чмъ въ самомъ корн воспрепятствовали ребяческой попытк оппозиціи правыхъ, имвшихъ цлью только затянутъ время.
Во время второго перерыва засданія отъ пяти до шести часовъ, многіе республиканцы потеряли надежду, что конгрессъ исполнитъ свою миссію въ одинъ день, другіе же, какъ напримръ Эмиль де-Жирарденъ, находили даже, что было бы хорошо отложить пренія до слдующаго дна, такъ какъ они находили, что Парижъ недостаточно горячо относится къ вопросу о возвращеніи палатъ, и лишній день битвы былъ бы не безполезенъ для большей торжественности побды. Правда, что въ нкоторыхъ газетахъ парижане приглашались къ празднованію иллюминаціями и фейерверками благопріятнаго для нихъ разршенія вопроса, но можно было предвидть, заране, что на этотъ разъ уже не произойдетъ такой манифестаціи, какой ознаменовалось 31-ое мая прошлаго года.
Между тмъ, комиссія въ самомъ скоромъ времени организовалась, избравъ Гамбетту предсдателемъ, а Жюля Симона докладчикомъ, и также скоро обсудила вопросъ и составила докладъ. Республиканцевъ нсколько пугало присутствіе въ одной комиссіи этихъ враждующихъ между собою вліятельныхъ лицъ, и нкоторые опасались, чтобы между ними не возникло несогласія. Но они цоняли, что, въ виду поведенія реакціонеровъ, имъ слдуетъ быть единодушными, такъ что, при открытіи засданія конгресса посл его второй пріостановки, Гамбетта помстился тотчасъ за Жюль Симономъ съ явнымъ намреніемъ поддерживать его. Жюль Симонъ составилъ докладъ, отличавшійся ясностью и вмст съ тмъ тацитовскою сжатостью. Вотъ егозаключеніе: ‘Отмнивъ IX ст. конституціоннаго закона 25 февраля 1875 года, вы возвратите Франціи ея вковую и естественную столицу, вы въ одномъ город помстите снова власть исполнительную и законодательную. Это необходимо, какъ для достоинства правительства республики, для быстраго теченія длъ, такъ и для спокойствія и благоденствія страны’. По прочтеніи этого доклада, коварный Бюффе прибгаетъ къ послднему средству для замедленія ршенія конгресса. Онъ заявляетъ, что у него заготовлена большая рчь, но такъ какъ наступаетъ уже вечеръ, то онъ проситъ отложить засданіе до слдующаго дня. Видя, что это возбуждаетъ ропотъ, онъ прибавляетъ, что если его хотятъ заставить говорить тотчасъ-же, то это равносильно заявленію нежеланія конгресса поднимать серьзныя пренія, и онъ въ такомъ случа отказывается отъ слова. Жюль Симонъ повторяетъ, что, по мннію комиссіи, пренія должны быть начаты немедленно. Большинство его единодушно поддерживаетъ, Бюффе пораженъ голосованіемъ и пренія начинаются.
Тогда происходитъ нчто весьма комическое: правые, еще такъ недавно единодушно стремившіеся къ раздраженію республиканцевъ, начинаютъ дйствовать въ разбродъ, кто въ лсъ, кто по дрова. Люсьенъ Брнъ отъ лица легитимистовъ заявляетъ, что они намрены голосовать противъ возвращенія, помня хорошо день 6-го октября 1789 года: ‘Господа, заканчиваетъ онъ:— вы властны дйствовать какъ вамъ будетъ угодно, поступите-же такъ, чтобы Господь спасъ Францію!’ Бонапартистъ Робертъ Митчелъ напротивъ высказывается за возвращеніе, необходимое но его мннію для того, чтобы парижскій муниципальный сопть не злоупотреблялъ своей властью. Другой имперіалистъ, добродушный Ларошъ Жуберъ, торопится заявить, что онъ способствовалъ поднятію вопроса о мстопребываніи палатъ. Но вотъ, на трибун появляется знаменитый Кассаньякъ, отстраненный отъ возможности присутствовать при засданіяхъ палаты’ на воспрепятствовать появленію котораго на конгресс было нельзя. Тогда Мартель весьма находчиво дважды звонитъ въ колокольчикъ и заявляетъ самымъ спокойнымъ и серьзнымъ тономъ слдующее: ‘господа, я рекомендую вамъ глубокое молчаніе, чтобы мы не потеряли ни одного слова оратора’. Это замтно смущаетъ Кассаньяка, и онъ ограничивается слдующими словами, произнесенными глухимъ голосомъ: ‘я подамъ голосъ за возвращеніе въ Парижъ… такъ какъ въ этомъ возвращеніи заключается паденіе и близкая гибель республики, чего я ей и желаю’. Правые рукоплещутъ, лвые пожимаютъ плевами.
Голосованіе даетъ, при 775 присутствующихъ, 526 голосовъ за и 249 противъ возвращенія. Предсдатель объявляетъ знаменитую статью Равинеля — отмненною. Начинается чтеніе протокола засданія, члены конгресса расходятся, но неунимающійся легитимистъ де Бизаччіа и бонапартистъ Робертъ Митчель все-таки продолжаютъ протестовать передъ почти пустыми скамьями, ла-Рошфуко позволяетъ себ, между прочимъ, назвать даже все происшедшее ‘передержкой’. Нсколько лвыхъ протестуютъ, но Мартель, вмсто призыва герцога къ порядку, произносить: ‘я знаю слишкомъ хорошо оратора, чтобы допустить, что онъ, высказавъ неосторожную фразу, мо бы имть при этомъ какую-нибудь особенную мысль’.
Легкость, съ которую конгрессъ уже дважды, при избраніи президента и при отмн статьи конституціи, исполнилъ свою миссію, какъ нельзя ясне доказываетъ, что конституція 1875 года, составленная врагами республики, не можетъ служить помхою для дальнйшаго развитія демократіи въ консервативно-прогрессивномъ смысл. Нелпо было бы предполагать, что націямъ, желающимъ идти впередъ, можно было бы противопоставлять какіе-либо незыблемые устои. Самыя устойчивыя изъ учрежденій суть именно т, которыя всего легче поддаются преобразованіямъ, разумется, не подъ вліяніемъ случайнаго возбужденія, а вслдствіе естественнаго широкаго теченія общественной мысли, выслушанной, обсужденной и удовлетворенной.
Не успло еще общественное мнніе освоиться съ этимъ парламентскимъ событіемъ, какъ оно было внезапно отвлечено въ другую сторону извстіемъ, сообщеннымъ палат комиссаромъ англійскаго военнаго министра Стэнли, о смерти сына Наполеона III отъ копій зулусовъ. Еще боле несчастный, чмъ Наполеонъ И, Наполеонъ IV погибъ въ 23 года безслдно, ничего не прибавивъ въ легенд Наполеонидовъ и способствуя только распаденію бонапартистской партіи. Провидніе поступило жестоко съ крестникомъ папы и именно въ ту минуту, когда партія, стремившаяся къ возведенію его на пре столъ, почти вся примкнула къ клерикализму. Между тмъ, по сенатскому ршенію, при Наполеон первомъ, о престолонаслдіи, подтвержденному Наполеономъ III при его восшествіи на престолъ, за смертію Наполеона IV, Наполеономъ V иметъ право быть только одинъ изъ 363 республиканцевъ 1877 года, антиклерикалъ принцъ Жеромъ-Наполеонъ! Всмъ извстно, сколько усилій употребляла при второй имперіи императорская камарилья, чтобы сдлать ненавистною для всхъ эту личность, въ настоящее время случайно сдлавшуюся главой наполеоновской династіи. Еще два года тому назадъ, изъ-за ненависти къ нему экс-императрицы, Руэра и Кассаньяковъ — отца и сына, онъ потерялъ сразу депутатство въ палат и членство въ генералпомъ совт Корсики. Первою мыслью оффиціальныхъ представителей бонапартистской партіи, собравшихся у Руэра 21 то іюня, было изысканіе какого либо благовиднаго способа избавленія отъ этого ‘демагога’. Развязный Поль де-Кассаньякъ, съ невысохшими отъ слезъ глазами, поторопился немедленно въ ‘Pays’ выставить кандидатуру на престолъ старшаго сына принца Жерома, принца Наполеона-Виктора, ученика коллегіи Шарлемань, которому въ настоящемъ году предстоитъ экзаменъ для перехода въ Сен-Сирскую военную школу. Этому юнош только 17 лтъ и, какъ несовершеннолтній, онъ не иметъ права ни на что ршаться безъ согласія своего отца, да сверхъ того, по слухамъ, ршительно не желаетъ быть претендентомъ. Между тмъ, при первомъ извстіи о смерти прямого наслдника Наполеона III, русскій и англійскій посланники оставили свои визитныя карточки у принца Наполеона и этимъ какъ бы признали его главою низвергнутой династіи. Такимъ образомъ, Жеромъ Бонапартъ, изъ народныхъ представителей 1848 года партіи ‘горы’ сдлавшійся уже однажды императорскимъ высочествомъ, переселившимся въ Пале-Рояль, можетъ и теперь также легко, наперекоръ всякой логик, изъ среды 363-хъ республиканскихъ кандидатовъ, превратиться въ императора… ожидающаго своего трона. Но если онъ не отстранится отъ этой платонической роли, если онъ согласится позировать Наполеономъ V въ ожиданіи, пока народъ не призоветъ его къ власти, если онъ откажется ршительно отъ тхъ принциповъ, какіе дважды публично заявлялъ при второй и третьей республик, то ему все-таки едва ли удастся сдлать своими сторонниками какъ вліятельнйшихъ коноводовъ партіи, такъ и т населенія, которыя до сихъ поръ остались врны бонапартизму. Правда, депутаты и сенаторы партіи ‘возванія къ народу’ поспшили обнародовать свое заявленіе, гласящее такъ: ‘Вопросъ о престолонаслдіи не представляетъ для насъ особенныхъ трудностей. Представляя собою незыблемый принципъ, партія имперіалистовъ остается на-сторож, какъ всегда, дружной, единодушной, врной и преданной. Имперія будетъ жить’. Но никто, однакоже, ни во Франціи, ни за границей не вритъ подобному хвастовству, а лица, подписавшія заявленіе, конечно, мене всхъ другихъ. Удары 17 копій зулусовъ, убившіе Наполеона-Эжена, поразили на смерть и его партію. За принцемъ Наполеономъ слишкомъ много прошедшаго, чтобы онъ могъ имть будущее. Много, много, если онъ можетъ еще встать во глав демагогическаго цезаризма. Современные сторонники имперіи, большая часть которыхъ открыто ему враждебна, не пойдутъ за нимъ, и ему пришлось бы организовать новую партію съ Эмилемъ Оливье для приманки буржуазіи и Жюлемъ Амигомъ для уловленія рабочихъ. Для крестьянъ, врныхъ наполеонизму по невжеству, ему даже и выставить некого, и такъ какъ сами же бонапартистскіе депутаты и сенаторы нсколько разъ выставляли принца Наполеона, какъ ‘неврующаго ‘въ Бога’ и ‘врага папы и собственности’, то они, конечно, скоре присоединятся къ республик, чмъ послдуютъ за ‘краснымъ Цезаремъ’.
Оставляю до будущаго мсяца, т. е. до времени, когда вопросъ этотъ больше объяснится, обсужденіе того: разрушится ли окончательно бонапартистская партія и какія измненія въ другихъ партіяхъ произведетъ событіе смерти Наполеона IV? Пока ограничусь тмъ, что смерть эта не вызвала особенной скорби во Франціи. Новость въ первые дни выслушивалась съ любопытствомъ, а потомъ личная судьба принца отошла на задній планъ, и общественное мнніе просвщенныхъ классовъ пока сдлало изъ этого событія только два серьзные вывода: во-первыхъ, что смерть, покончившая съ серьзнымъ претендентомъ, весьма благопріятна для республики, и во вторыхъ, что уничтоженіе бонапартистской партіи можетъ послужить въ пользу орлеанизма.
Всмъ извстно, что посл появленія въ Лондон ‘Писемъ объ исторіи Франціи’, между герцогомъ Омальскимъ и принцемъ Наполеономъ должна была произойти дуэль, до сихъ поръ, однако, не состоявшаяся. Остряки находятъ, что теперь наступила самая благопріятная минута для такой дуэли, подъ непремннымъ, однако, условіемъ, чтобы секундантомъ одного изъ бойцовъ былъ легитимистъ, а другого — республиканецъ.
Говоря серьзно, для принца Наполеона — если онъ захочетъ поддержать свою репутацію демократа и свободнаго мыслителя, а не выставится на общее посмшище жонглеромъ принципами — остается одинъ только путь: онъ долженъ патріотически закончить наполеоновскую эру, отказавшись отъ наслдства съ Ватерлоо и Седаномъ, и искренно подчиниться народному самодержавію въ то время, когда вся Франція призвала для себя единственнымъ возможнымъ, законнымъ и логическимъ образомъ правленія — у становившуюся республику.

Людовикъ.
<
Шассен Ш.-Л.
Перевод Е. Г. Бартеневой?>

Париж, 23-го іюня 1879 года.

‘Отечественныя Записки’, No 7, 1879

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека