Сергей Николаевич Шубинский
Сергей Николаевич Шубинский
Холмогорская старина
Холмогорская старина
—— —— ———————————————————
Холмогорская старина, Шубинский Сергей Николаевич, Год: 1869
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Северная Двина за 112 верст до впадения в Белое море образует своими рукавами несколько островов. На одном из них находится уездный город Архангельской губернии Холмогоры. С восточной стороны он прилегает к рукаву Двины, называемому Курополкою, а с остальных трех сторон окружен обширными и роскошными лугами, омываемыми речкою Оногрою. По этим лугам идет в Холмогоры почтовая дорога. Ровно и гладко стелется она — не в пример всем другим архангельским дорогам. Взоры путешественника, утомленные однообразными, унылыми видами дикой архангельской природы, с пустынными полями,кочками и болотами, лесами с чахлыми, малорослыми деревьями, отдыхают на веселых, раскинувшихся вдаль лугах, замыкаемых волнистою линиею холмов и пригорков с разбросанными на них деревнями.
Но насколько живописны окрестности Холмогор, настолько же некрасив и беден самый город. Посредине его тянется грязная кривая улица, прерываемая пустырями, заросшими травой. Сотни полторы домов, искривленных и почерневших от ветхости, виднеются в разных направлениях на двухверстном пространстве. Единственный в городе каменный казенный дом представляется роскошными палатами среди своих убогих деревянных соседей… И еще грязнее и унылее кажется город, когда взглянешь на его роскошную реку, на зеленые острова с деревнями на холмах и полями по косогорам.
А между тем этот городок принадлежит к числу древнейших на Руси и играл некогда довольно важную роль в истории северо-востока нашего отечества. Пронеслись над ним чуть не сказочные времена владычества белоглазой чуди, видал он и буйную вольницу новгородскую, был центром администрации и торговли на дальнем Севере во времена московских царей, здесь жили правители Двинской области и архиереи холмогорской и важской епархии. Одним словом, вся древняя история северного края России выразилась в истории Холмогор точно так же, как новая история этого края тесно связана с Архангельском.
Из памятников старины, свидетельствующих о былом значении Холмогор, до наших дней сохранилось только два: собор во имя Преображения Господня и женский Успенский монастырь, переделанный из прежнего архиерейского дома, где почти сорок лет томилось в тесном заключении Брауншвейгское семейство. Об этих памятниках мы и хотим сказать здесь несколько слов.
Спасо-Преображенский собор во времена Петра Великого считался, в сравнении с другими, первым в крае по величине и красоте. Он каменный, пятиглавый, построенный в византийском стиле и не имеет приделов. Свет проходит в окна, расположенные в два яруса и в трех куполах, опирающихся на четыре столба, остальные два купола не имеют окон. Колокольня в виде башни, в нижней своей части четырехугольная, а в верхней восьмиугольная, посредине ее вделаны старинного устройства железные часы с боем. Иконостас собора деревянный, четырехъярусный, окрашен голубой краской с вызолоченной, потемневшей от времени резьбой. Престол и жертвенники из кипариса. В напрестольном ковчеге хранятся части мощей св. Василия Анкирского, св. великомученика Никиты, мученика Христофора и частица гроба Господня. У южной и северной стен храма находится десять надгробий, покрытых черными пеленами, здесь покоятся умершие архиереи, погребенные под церковным помостом. Прежде над гробницами висели и портреты усопших, но теперь они убраны во избежание порчи от сырости. Собор заложен при первом архиепископе холмогорском Афанасии, 27 августа 1685 года, в четвертый год по учреждении здесь епархии. Постройка окончена в шесть лет, на нее употреблено 6504 рубля 47 коп., частию из сумм, пожалованных государем, и частию на иждивении домовых имений преосвященного и добровольных пожертвований.
Архиерейский каменный дом, ныне женский Успенский монастырь, построен почти одновременно с Преображенским собором, именно в 1691 году. До 1744 года в нем имели постоянное жительство архиереи, но в этом году он был отобран в казну и назначен местом заточения Брауншвейгского семейства.
Печально и неудобно было жилище несчастной принцессы Анны Леопольдовны, ее мужа и детей. Обширный двор архиерейского дома, заключающий в себе вместе с землею, занятой строениями, до 2084 квадратных сажен, был обнесен высоким тыном, или оградою, вокруг которой днем и ночью постоянно ходили часовые для того, чтобы никто не смел сюда приближаться. Главное здание, служившее тюрьмой для Брауншвейгского семейства и занимаемое теперь монастырем, возвышается у юго-восточной стороны ограды. В верхнем этаже каменного дома, примыкающего к монастырской церкви, находится небольшая комната с одним окном на двор и двумя дверями, из которых одна прямо против входа, а другая в левой стене. Эта небольшая комната служила передней помещения Анны Леопольдовны. Здесь стоит небольшой низенький комодец из дубового дерева, с массивными медными ручками и замочными бляхами, принадлежавший бывшей правительнице России. Сохранилось еще туалетное зеркало в резной, на ножках, раме, в нескольких местах скрепленной веревочками, оно составляло собственность дочерей Анны Леопольдовны и некогда отражало их лица.
Дверь, противоположная входу в переднюю, ведет в огромную залу, занятую теплою монастырскою церковью. В правой стороне устроен алтарь с небольшим иконостасом. Потолок без сводов, в средине он поддерживается четырехугольным каменным столбом, около которого помещены иконы. При Брауншвейгском семействе церкви здесь не было, эта огромная комната служила залой. Она очень слабо освещена несколькими окнами, находящимися на одной только стороне. Часть света проходит также в стеклянные двери в стене против входа, ведущие в другую церковь, где богослужение отправляется только летом. Церковь имеет купол. До прибытия Брауншвейгского семейства она была крестового (потому что здесь жили архиереи), а затем переименована в церковь Зачатия св. Анны и поступила в придворное ведомство. По отправке Брауншвейгского семейства в Данию в 1780 году императрица Екатерина II приказала перенести иконостас этой церкви в деревню Ракулу, в 60 верстах от Холмогор, а вместо него поставить новый.
Дверь в левой стене передней ведет в комнату, называемую гостиной Анны Леопольдовны. Эта комната со сводами и хорошо освещена тремя окнами, выходящими на почтовую дорогу, она была разделена деревянного перегородкою на две части: большая имела до 13 шагов в длину и столько же в ширину. Мебель гостиной состояла из дивана, стула и двух столов. Над диваном висят три портрета, между которыми один Петра Великого, в простенке окон большой образ Божией Матери. Вид этой комнаты изображен на прилагаемом здесь рисунке.
Перед домом в ограде находится большой пруд, на котором заключенным позволяли кататься в шлюпке, они выходили к пруду по маленькому крыльцу, существующему до сих пор, возле комнаты принцессы Анны. Близ пруда был сарай, вмещавший в себе старую карету, узники пользовались правом отъезжать в ней иногда сажени на двести от своего жилища. В карету обыкновенно впрягали шесть лошадей, обязанности кучера, форейтора и лакеев исполняли солдаты. На таком незначительном протяжении совершались все их прогулки. Арестанты никого не видели, кроме людей, приставленных к ним для услужения. Одна команда караульных солдат помещалась в особой казарме, построенной у входа в ограду, а другая находилась в нижнем этаже дома, где содержалось Брауншвейгское семейство. Обоим командам, хотя и имевшим одно и то же назначение, было строго воспрещено сноситься между собою. Глубокая, непроницаемая тайна окружала жилище узников. Ни один посторонний любопытный взор не проникал во внутренность, никто, даже врач не допускался к ним без разрешения губернатора, изредка приезжавшего в Холмогоры из Архангельска. Холмогорские жители знали, что в этих безмолвных стенах живут какие-то ‘важные арестанты’, но какие именно, того не ведал никто. Народ дал этой тайне название ‘неизвестной комиссии’, которое повторяется на месте до сего времени.
На содержание Брауншвейгского семейства не было назначено определенной суммы, но отпускалось ежегодно из архангелогородского магистрата от 10 до 15 тысяч рублей. Деньги эти расходовались по усмотрению губернаторов, которые поступали относительно несчастных узников крайне недобросовестно, заставляя терпеть во всем нужду и лишения.
Умственная жизнь арестантов была самая жалкая. Как уже сказано, они не видели вокруг себя никого, кроме прислуги и солдат. Единственные развлечения их состояли в чтении церковных книг, игре в карты или шашки, работах в саду и ухаживании за курами и утками. Приставленные к ним люди тоже не могли никуда ходить с архиерейского двора, что, разумеется, вредно отражалось на их нравственности. Рапорты, посылавшиеся в Петербург, наполнены донесениями о ссорах, драках, дерзостях прислуги, о незаконно прижитых детях и т.п.
Ненормальные условия жизни влияли также на здоровье и физическое развитие узников: все дети Анны Леопольдовны, жившие в Холмогорах, принцы Петр и Алексей и принцессы Екатерина и Елизавета, были или косноязычны, или горбаты, кривобоки, страдали разными хроническими болезнями*.
______________________
* Старший сын Анны Леопольдовны, император Иван Антонович, содержался, как известно, отдельно, в Шлиссельбургской крепости.
______________________
Анна Леопольдовна и принц Антон-Ульрих умерли в холмогорской тюрьме, но это нисколько не облегчило участи их детей, которые и после смерти родителей продолжали томиться в тесном заключении еще шесть лет, до 1780 года, когда, наконец, императрица Екатерина решилась освободить их и выслать в Данию. Но к чему была теперь свобода этим одичавшим, полуграмотным больным людям? Они сами отказывались от нее.
‘Прежде для нас было очень желательно жить в большом свете, — говорила принцесса Елизавета А.П. Мельгунову, присланному императрицей в Холмогоры для отправки Брауншвейгского семейства за границу, — по молодости своей мы надеялись еще научиться светскому обращению, но в теперешнем положении не остается нам ничего больше желать, как только того, чтобы жить здесь в уединении. Рассудите сами, можем ли мы пожелать чего-нибудь, кроме этого. Мы здесь родились, привыкли к здешнему месту и застарели. Теперь большой свет не только для нас не нужен, но и будет тягостью: мы даже не знаем, как обходиться с людьми, а научиться тому уже поздно. Но просим вас исходатайствовать нам у ее величества милость, чтобы позволено нам было выезжать из дома на туга для прогулки, мы слыхали, что там есть цветы, каких в саду нашем нет. Офицеры, которые теперь при нас, имеют жен, мы просим позволения им ходить к нам, а нам к ним для препровождения времени, а то иногда нам бывает скучно. Просим еще дать нам такого портного, который мог бы на нас шить платья. По милости государыни присылают нам из Петербурга корсеты, чепчики и токи, но мы их не употребляем для того, что ни мы, ни девки наши не знаем, как их надевать и носить. Сделайте милость, пришлите такого человека, который бы умел наряжать нас. Баня в саду стоит близко к нашим деревянным покоям, мы боимся, чтобы нам не сгореть, прикажите отнести ее подальше. Если вы исходатайствуете нам все это, то мы будем очень довольны, ни о чем более утруждать не станем, ничего больше не желаем и рады остаться в таком положении навеки’.
Эти скромные желания, высказанные принцессой Елизаветой Мельгунову, показывают, до какой степени были ограничены требования и вкусы несчастных узников и как мало интересовались они тем, что находилось за пределами их тюрьмы. Впрочем, принцесса Елизавета была совершенно права, упрашивая императрицу оставить их на месте долголетнего заключения. Отправленные в Данию, дети Анны Леопольдовны до самой смерти влачили там довольно жалкое существование и не раз с сожалением вспоминали о Холмогорах…
Говоря о холмогорской старине, нельзя не упомянуть о деревне Денисовке, месте рождения Ломоносова. Деревня эта, называемая в народе Болотом, находится всего в трех верстах расстояния от Холмогор, на юго-западной части Кур-острова, образуемого рукавами Двины: Курополкою и Куростровкою. Денисовка имеет всего только 10 домов. Земля, на которой родился и жил Ломоносов, принадлежит в настоящее время крестьянину Шубному. От дома, бывшего жилищем Ломоносова, не сохранилось и следа. Существуют только полусгнившие остатки сруба, служившего фундаментом другому дому, построенному каким-то крестьянином на этом месте, последний находится между домом Шубного и амбаром, позади его виднеется на высоком холме ветряная мельница, а впереди — каменная куростровская церковь, близ которой начинается песчаный берег мелкой и неширокой Курополки, огибающей Кур-остров почти под прямым углом. Жители Денисовки совершенно равнодушны к памяти своего знаменитого уроженца, и самое имя его уже начинает забываться ими…
Опубликовано: Шубинский С.Н. Исторические очерки и рассказы. СПб.: Тип. М. Хана, 1869.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/shubinskiy/shubinskiy_holmogorskaya_starina.html.