Хищения, Станюкович Константин Михайлович, Год: 1877 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ К. М. СТАНЮКОВИЧА.

Томъ X.
Картинки общественной жизни. Письма знатнаго иностранца.

Изданіе А. А. Карцева.

МОСКВА.
Типо-литгорафія Г. И. Простакова, Петровка, д. No 17, Савостьяновой.
1888.

http://az.lib.ru

OCR Бычков М. Н.

Хищенія.

Эти, по истин, чудовищныя хищенія и растраты, эти, наивные по своей простот, подлоги и недочеты, эта невозможная халатность веденія длъ рядомъ со слпотой контроля и безшабашностью произвола разныхъ воротилъ, являющіеся, вотъ ужъ пятнадцать лтъ, предметомъ разбирательства окружныхъ судовъ,— въ настоящее время не только не волнуютъ никого, но даже не обращаютъ на себя большого вниманія. Къ этому явленію, которое заставило бы ужаснуться иностранца, привыкли, какъ привыкаютъ къ хронической болзни. Оно стало какъ бы неизбжнымъ условіемъ нашего общежитія, какъ бы одною изъ его несложныхъ формъ.

Вотъ ужъ пятнадцать лтъ, какъ мы присутствуемъ при этой вакханаліи грабежа во всхъ его видахъ. Грандіозная цифра расхищеннаго только за пять лтъ, сообщенная не такъ давно одной газетой, даетъ лишь слабое понятіе о дйствительномъ хищеніи, потому что не вс же дла попадаютъ въ окружные суды и становятся достояніемъ гласности. Мало ли грандіозныхъ ‘длъ’ — не говорю уже о длишкахъ — осталось въ безвстности, мало ли лицъ, избжавшихъ, по тмъ или другимъ ‘уважительнымъ’ причинамъ, судебнаго зала?

Пятнадцать лтъ безостановочно продолжается этотъ процессъ, не представляющійся, пожалуй, намъ, современникамъ, тмъ зловщимъ признакомъ болзни общественнаго организма, какимъ онъ явится у будущаго историка и займетъ свое мсто — и мсто очень почетное — среди другихъ, не мене характерныхъ, признаковъ деморализаціи.

Пятнадцать лтъ подрядъ, какъ прокуроры распинаются, когда счастливый случай приведетъ въ ихъ объятія какого, нибудь боле легкомысленнаго и неосторожнаго, крупнаго расхитителя или — что случается чаще — какихъ-нибудь второстепенныхъ музыкантовъ, игравшихъ свои партіи по мановенію палочки капельмейстера,— и пресерьезно увряютъ, горячатся и доказываютъ, что хищеніе прекратится, когда невольные гости окружнаго суда со скамьи подсудимыхъ отправятся на жительство въ мста, отстоящія на 2,000 верстъ отъ столицы, которыя безъ всякой ироніи называются не столь отдаленными… Горячія и эффектныя рчи прокуроровъ и адвокатовъ за это время заняли бы нсколько десятковъ томовъ мелкой печати, не мене томовъ заняли бы и газетныя статьи, написанныя по этому поводу… Тысячи постителей перебывало на этихъ судебныхъ представленіяхъ и наглядно видли, какъ наказывается иногда порокъ, этотъ самый (‘порокъ’, въ лиц осужденныхъ, отправлялся на ‘новыя мста’, не теряя надежды, впрочемъ, что Богъ не безъ милости, и что можно вернуться если не въ Петербургъ, то въ Царское Село, а хищеніе,— продолжаетъ свое дло, какъ ни въ чемъ не бывало, словно подсмиваясь надъ всми этими палліативными мрами, надъ всми этими перлами краснорчія, и конца процессамъ о растратахъ не видать…

Только что окончилось дло взаимнаго кредита, какъ ужъ скоро предстоитъ любоваться дломъ о растратахъ въ кронштадтскомъ банк и началось дло о злоупотребленіяхъ и подлогахъ въ корочанскомъ общественномъ банк.

О хищеніяхъ теперь даже и не говорятъ, какъ говорили прежде, когда эти дла благодаря новымъ судамъ выплыли на свтъ а если и говорятъ, то въ такомъ только случа, если цифра перевалитъ за милліонъ, или если на скамью подсудимыхъ попадетъ какой-нибудь еще ‘вчера’ вполн ‘уважаемый и безкорыстный дятель’, къ которому считалъ бы за честь попасть на обдъ или на вечеръ тотъ самый прокуроръ, который ‘сегодня’ мечетъ въ него громы и молніи (впрочемъ, лниве прежняго, громы и молніи отъ долгаго употребленія притупляются), хотя ни для кого не было секретомъ, что, какъ ‘вчера’, такъ и ‘сегодня’ этотъ ‘уважаемый и почтенный дятель’ былъ все тотъ же заматерлый и ловкій мошенникъ. Но ‘вчера’ онъ не попался и, слдовательно, былъ еще ‘порядочнымъ’ человкомъ, у котораго можно было занять денегъ, получить мсто и протекцію, а ‘сегодня’… Сегодня… ‘Господа присяжные! Вы видите здсь, на скамь подсудимыхъ, человка, который расхитилъ ввренные ему капиталы… Онъ занималъ высокое положеніе въ обществ, онъ былъ на верху почестей и извстности и, тмъ не мене, не постыдился совершить дянія, предусмотрнныя 1785, 2154 и 3125 ст. уложенія о наказаніяхъ. Старецъ, убленный сдинами, казалось бы умудренный опытомъ,— онъ забылъ Бога, совсть и законъ и расточалъ ввренные ему капиталы несчастныхъ вдовъ и сиротъ, задавалъ лукулловскіе пиры, ведя жизнь, полную роскоши и соблазна, удовлетворяя сластолюбивымъ своимъ наклонностямъ, онъ держалъ трехъ любовницъ разомъ — француженку, англичанку и русскую, а это, гг. присяжные, стоитъ не мало. Тмъ съ большей строгостью должны мы отнестись къ этому расхитителю, чмъ выше онъ былъ поставленъ… Воззрите отсюда на этихъ бдныхъ, сирыхъ ограбленныхъ вдовъ… И потому, на основаніи 1785, 2852 и 3152 статей я прошу, я требую, во имя общественной справедливости, осужденія этого преступнаго человка. Осудивъ его, вы очистите атмосферу и безъ того уже зараженную хищеніемъ… Изгнавъ изъ среды своей порочнаго члена, вы покажете примръ, какъ наказуются у насъ даже такія высокопоставленныя лица, какъ подсудимый, и примромъ этимъ вы наведете страхъ на другихъ хищниковъ. Они вострепещутъ, и хищеніе не будетъ боле позорить нашу общественную жизнь’.

Такъ или почти такъ, а если не такъ, то въ подобномъ дух говорятъ обыкновенно обвинители, залзая, по принятому обыкновенію, для психическаго анализа, съ сапогами въ самую душу обвиняемаго и копаясь тамъ съ какимъ-то особеннымъ сладострастіемъ и тмъ безцеремонне, чмъ смирне и стыдливе субъектъ, надъ которымъ они пробуютъ свое краснорчіе. Особливо краснорчіе это усугубляется въ такихъ длахъ, гд подсудимый не всегда иметъ возможность что-нибудь сказать безъ риска тотчасъ же быть остановленнымъ… При обвиненіяхъ вчерашняго ‘уважаемаго дятеля’, этотъ ‘психическій анализъ’ бываетъ, конечно боле тонокъ, но, Боже ты мой, какъ изощряются они, прокуроры, иногда — особенно изъ молодыхъ, но раннихъ — когда передъ ними стоитъ самый обыкновенный уличный воръ, и если вдобавокъ въ трибун для постителей сидитъ ‘очаровательная брюнетка’ — слушательница, впившаяся глазами въ современнаго ‘душку прокурора’, столь не похожаго на прежній типъ дореформеннаго прокурора, о которомъ говорилъ Собакевичъ.

Этотъ старецъ, ‘убленный сдинами’, совершившій дянія, предусмотрнныя не только статьями, перечисленными г. прокуроромъ, но, быть можетъ,— если покопаться поглубже — виноватый по всмъ статьямъ уложенія,— этотъ старецъ, говорю я, въ отвтъ на филиппики, могъ бы, въ нкоторыхъ случаяхъ, не безъ нкотораго основанія, бросить въ глаза обвинителю:

— Ахъ, прокуроръ, прокуроръ! Какая муха укусила тебя, что ты такъ порочишь теперь меня. Вдь ты самъ, милый мой, пошелъ бы ко мн за 15,000 въ члены правленія и молчалъ бы, пока я грабилъ бы кассу… А теперь ты же распинаешься!.. Не ты ли и вс вы вчера считали за честь, если я протягивалъ вамъ руку, а теперь…

Но, разумется, такой реплики никто не подаетъ — мсто суда священно — хотя такая реплика чуется въ глубин души многихъ, присутствующихъ на судебныхъ процессахъ, и въ результат выходитъ нчто странное и лицемрное… Пафосъ многихъ рчей очень часто кажется подозрительнымъ, имющимъ въ основаніи либо ‘дальнйшій ходъ’, либо крупный кушъ, или же, въ лучшемъ случа, усердіемъ не по разуму, стрляніемъ по пустому мсту, безплоднымъ исканіемъ ‘вчерашняго’ дня и сожалніемъ о ‘прошлогоднемъ снг’…

Не такія рчи могли бы говорить гг. прокуроры и гг. адвокаты, но еслибъ они могли говорить иныя рчи, то разв первые были бы хорошими прокурорами, и нашли ли бы себ не только хорошій кусъ, а просто даже кусокъ хлба вторые? А главное, едва были бы такъ часты поводы — говорить такія рчи?

II.

Дло взаимнаго кредита прошло не только безъ помпы, но даже тихо, совсмъ тихо… Публика не рвалась, словно бы чувствуя, что ничего особенно любопытнаго и поучительнаго она не увидитъ въ суд, кром тринадцати второстепенныхъ дльцовъ взаимнаго кредита, принесенныхъ на алтарь правосудія, и скучнйшаго, давно всмъ извстнаго, нескончаемаго разбирательства о переборахъ, о вопіющей халатности веденія длъ и т. п. Что за охота слушать оперу, исполняемую однми компримаріями, а вс эти тринадцать подсудимыхъ, вс эти ‘жертвы’ порядковъ взаимнаго кредита, въ самомъ дл казались компримаріями, бичевать которыхъ значило повторять всмъ извстный стихъ Некрасова… Что они виноваты, одни боле, другіе мене, что директора правленія, получая громадное жалованье, ничего не повряли, ни за чмъ не смотрли — въ этомъ разв можно было сомнваться?.. Разв есть у насъ — врне: разв возможны такіе — ‘безпокойные’ директора, которые бы совали носъ свой туда, куда суетъ только тотъ какой-нибудь Петръ Иванычъ — ‘геній’ всякаго учрежденія, безъ котораго не обходится ни одно правленіе и который играетъ роль царька въ своей сатрапіи, давая всему тонъ — и за это получали бы по 15,000? Именно за то и получаютъ обыкновенно, чтобы ничего не знать, ничего не понимать и длать то, что прикажетъ ‘многоуважаемый’ и ‘многолюбимый’ сатрапикъ. Такіе ‘члены’ именно и подбираются… Вы помните въ дл Юханцева этотъ букетъ старцевъ, членовъ правленія, изъ которыхъ младшему было отъ роду 50 лтъ, а старшему 68, но которые на суд явились такими слабоумными младенцами, наивными и доврчивыми, что пресерьезно объяснили, какъ при поврк кассы принимали пакеты съ обрзками отъ старой бумаги за цнныя бумаги и какъ добросовстно расписывались ежемсячно въ томъ, что все въ ихь учрежденіи идетъ, какъ слдуетъ, ‘честно и благородно…’ Эти пять старцевъ тогда много смшили публику, слушавшую ихъ дтскій лепетъ о ‘довріи’ къ Юханцеву, объ ‘увренности’ и прочемъ въ томъ же род, мало утшительномъ для заемщиковъ, поручившихъ этимъ господамъ наблюденіе за длами,— но за смхомъ открывалась и другая сторона: эти старцы, почтенные, заслуженные люди, занимавшіе мста не въ одномъ только правленіи земельнаго банка,— какихъ бы замшателствъ не сдлали они, если бъ судьба поставила ихъ во глав не одного только частнаго банка? Къ какомъ положеніи находились бы зависимые отъ нихъ люди, когда каждое слово ихъ на суд нельзя было слушать безъ улыбки?.. Слабоуміе, вдь, не составляетъ добродтели.

Вмсто ‘старцевъ’ — представителей спеціально землевладльческаго банка, основаннаго, какъ извстно, для поддержки крупнаго землевладнія, но въ дйствительности помогающаго, кажется, землевладльцамъ свершать увеселительныя поздки за границу,— на суд возсдали представители нашей аристократіи гостинаго двора и, такъ называемой, мелкой буржуазіи. Вмсто дйствительныхъ статскихъ совтниковъ и кавалеровъ, окончившихъ курсъ наукъ въ привиллегированныхъ заведеніяхъ, сидли коммерціи совтники, почетные граждане, купцы разныхъ гильдій, мщане, окончившіе курсъ въ коммерческомъ училищ или просто за прилавкомъ гостинодворской лавки.

Увы! И ‘новая сила’, по части веденія длъ, не особенно опередила носителей принципа ‘блой кости’. Правда, ‘гостиный дворъ’, оказался юрче и умомъ остре по части переборовъ (‘блая кость’ не ‘перебирала’ ничего въ поземельномъ кредит) и такой вопіющей невмняемости не выказалъ на суд, но въ халатности веденія длъ и ‘старая’ и ‘новая’ силы сошлись, объединившись лишь полученіемъ крупныхъ кушей жалованья.

Какъ т, такъ и другіе,— ‘врили’ и не ‘сомнвались’ — одни въ ІОханцев, другіе — въ покойномъ Бритнев, какъ т, такъ и другіе,— сидли за спиной своихъ ‘геніевъ’, какъ у Христа за пазухой, и раболпно слушали, что имъ совтовали… Какъ т, такъ и другіе,— исправно получали большія жалованья, увренные, что имъ платятъ именно за то, чтобы ничего не проврять и ничего въ сущности не длать толкомъ. Какъ въ землевладльческомъ банк, такъ и въ банк, учрежденномъ г. Ламанскимъ для развитія промышленности и торговли, въ длахъ былъ полнйшій хаосъ, но въ первомъ бюрократическая закваска положила на все лоскъ канцелярской опрятности и видимаго благоприличія, скрывавшій отъ слпыхъ старцевъ юханцевскія операціи съ милліонами,— во второмъ — царила полнйшая ‘купецкая’ удаль и распущенность, такъ что Бритневъ, бывшій кассиромъ, въ карманахъ носилъ куши, распоряжался въ кладовой, какъ у себя дома, и гд-то завалилъ, какъ оказалось посл его смерти, нсколько десятковъ червонцевъ, отысканныхъ случайно въ стол между бумагами, неизвстно кому принадлежавшими… Въ дворянскомъ банк съ бюрократической закваской было столько инструкцій, что служащіе могли потерять голову, ‘во взаимномъ’ кредит — никакихъ, если не считать клочка бумаги съ набросками ‘инструкцій’, сдланныхъ г. Ламанскимъ… И тамъ, и здсь отчеты велись ‘по книгамъ’ врно, въ то время, какъ въ касс давно не было ‘врно’… И тамъ, и здсь годовыя собранія устраивались по мановенію волшебнаго жезла вдохновителей, и тамъ и здсь въ правящіе выбирались ‘спокойные’ и насчетъ дла беззаботные персонажи… И тамъ, и здсь въ результат оказалось хищеніе, причемъ въ первомъ оно обнаружилось случайно, а во второмъ — почти вс знали, что дло неладно, что многіе векселя безнадежны, что кредитуются лица завдомо неблагонадежныя, но ‘старйшины’ молчали, пока, наконецъ, молчать уже нельзя было. Словомъ, если приводить аналогію дальше, то въ результат окажутся признаки одного и того же грабежа, въ одномъ случа — при бюрократическомъ благоприличіи, въ другомъ — при отсутствіи слишкомъ стснительныхъ формъ длопроизводства.

Они сидли, эти подсудимые, и слушали цлый длинный рядъ дней вс эти подробности о переборахъ, о фальшивыхъ записяхъ, о подлогахъ, о той легкости, съ которой можно было каждому сдлать — по счастливому выраженію князя Урусова — ‘позаимствованіе’ изъ кассы, и, смю думать, многимъ изъ нихъ, по крайней мр, нкоторымъ, тутъ на суд въ первый разъ пришлось познакомиться съ настоящими порядками веденія длъ…

Немного ‘оживленія’ внесли и свидтельскія показанія, хотя нкоторые свидтели, надо думать, чувствовали себя и не совсмъ хорошо въ своей роли свидтелей. Во всякомъ случа, для нкоторыхъ пришлось провести не одинъ мучительный ‘quart d’heure de Rahlais’ и отвчать на допросы объ обязанностяхъ, внутренно красня за свои отвты.

Разсчитывали, что показанія г. Ламанскаго — этого весьма важнаго свидтеля и знатока длъ основаннаго имъ учрежденія — будутъ интересны и прольютъ нкоторый свтъ на причину такихъ вопіющихъ безпорядковъ, но т, которые разсчитывали на это, очень ошиблись. Адвокаты хвалились, что сумютъ заставить говорить этого, несомннно важнаго свидтеля, но… синица моря не зажгла, а сама со срамомъ удалилась… Когда свидтель началъ свои показанія, многимъ показалось (быть можетъ, только показалось), что голосъ его дрогнулъ, но когда онъ увидлъ, съ какими противниками иметъ дло, онъ, человкъ несомннно умный и знающій банковское дло досконально,— когда услыхалъ наивные вопросы адвокатовъ, онъ поправилъ только пенсне на своемъ характерномъ носу, видавшемъ на своемъ вку всякіе виды, и могъ повторить, спеціально обращаясь къ адвокатамъ, то, что говорилъ обращаясь ко всмъ, 25 лтъ тому назадъ, что мы еще не созрли. Да, противники его передъ нимъ были несозрвшіе ребята, а онъ каждымъ словомъ, каждымъ жестомъ своимъ представлялъ вполн созрвшаго человка для того, чтобы объяснить на суд какое благодтельное учрежденіе было общество взаимнаго кредита, какъ оно оживило и подняло торговлю, а что если были безпорядки, то въ нихъ виноваты правленіе и бухгалтеръ. Что касается самого свидтеля, то онъ не разъ указывалъ на необходимость правильнаго веденія длъ, хотя онъ инструкціи и не давалъ, но счетоводство въ взаимномъ кредит велось по примру государственнаго банка, и счетоводство, по мннію свидтеля, не имло недостатка, если растраты, производившіяся въ теченіи многихъ лтъ, оставались незамченными, то не вслдствіе недостатка отчетности, а вслдствіе недостатка контроля… Съ чьей стороны недоставало контроля — свидтель сказать не можетъ, но смло можетъ заявить, что виновато правленіе, а не совтъ…

Однимъ словомъ, показанія этого свидтеля никакого ‘свта’ не пролили, и ничего новаго на суд не выяснилось…

Да и можно ли все выяснить — это еще вопросъ. Иногда ‘выяснить’ вполн дло, даже при желаніи прокурора, такъ же затруднительно, какъ затруднительно, я думаю, многимъ такъ называемымъ ‘уважаемымъ’ дятелямъ выяснить съ откровенностью: отъ какихъ трудовъ праведныхъ они нажили въ короткое время милліоны?

Да не подумаетъ наивный читатель, что затруднительность такого объясненія иметъ что-либо общее съ какой-нибудь формой грубаго хищенія, въ род выемки кассы, подлога или чего-нибудь подобнаго… Сохрани Богъ! На такія грубыя продлки идутъ люди, которые еще не созрли и у которыхъ нтъ подъ руками другихъ средствъ. Опытные и осторожные дльцы не пойдутъ на такой рискъ, да имъ и не нужно рисковать. Есть положенія, когда безъ всякаго риска и безъ всякой опаски познакомиться съ прокуроромъ можно не забыть себя, есть много дяній, хотя и не предусмотрнныхъ никакими статьями, тмъ не мене на обыкновенномъ язык и по обыкновеннымъ понятіямъ он считаются — выражаясь деликатно — совсмъ предосудительными.

Напримръ, представьте себ такой случай. Я управляю, положимъ, частнымъ банкомъ и въ качеств такого лица, зная хорошо настроеніе биржи, играю деньгами банка въ свою пользу… На язык дльцовъ это, быть можетъ, и называется ‘воспользоваться положеніемъ’, но на простомъ язык такая игра называется иначе… Людей, играющихъ въ карты наврняка, иногда бьютъ, а джентльменовъ, играющихъ чужими деньгами, называютъ ‘уважаемыми’ и почтенными дятелями… Въ этомъ только и разница.

III.

Длинное, томительное и, какъ кажется, надовшее ршительно всмъ, судебное слдствіе, наконецъ, закончено. Господинъ прокуроръ, натурально, въ пространной рчи доказывалъ виновность подсудимыхъ и требовалъ, во имя правды и справедливости, строгаго наказанія, для примра прочимъ, разсчитывая, быть можетъ, что зрлище наказанныхъ произведетъ на избжавшихъ скамьи подсудимыхъ такое же хорошее педагогическое воздйствіе, какъ порка въ старину двороваго мальчишки за проступокъ барчонка. Господа адвокаты, въ свою очередь, разумется, доказывали полную невинность подсудимыхъ (кром тхъ, конечно, которые сознались, что виноваты) и, во имя той же бдной правды и обтрепанной справедливости, требовали отпустить подсудимыхъ на вс четыре стороны. Такимъ образомъ, подсудимые, по прокурорской рчи, являлись такими черными воронами, какихъ земля не носила, а по рчамъ адвокатовъ такими невинными голубицами, какихъ еще міръ не видалъ…

Присяжные вынесли обвинительный приговоръ. Правосудіе удовлетворено. Обвиненные приговорены къ боле или мене тяжкимъ наказаніямъ и разъдутся по боле или мене отдаленнымъ мстамъ. Тмъ дло и кончится, но хищеніе отъ этого, конечно, не кончится, какъ не кончится и халатное веденіе длъ. Мало того, я увренъ, что посади одного изъ тхъ же самыхъ обвиненныхъ директоровъ правленія снова въ директоры и дай ему 25,000 р. жалованья — онъ снова будетъ ‘доврять’ и подписывать отчеты, не читая, ревизовать, не провряя, пока какой-нибудь новый ‘теплый парень’, въ род покойнаго Бритнева или Касаткина, не разграбитъ кассы и не заставитъ этихъ директоровъ разинуть въ изумленіи рты…

А что же смотрлъ бухгалтеръ? спроситъ, быть можетъ, читатель. Ахъ, оставимъ въ поко бухгалтера. Онъ, въ качеств свидтеля, и безъ того провелъ не мало тяжкихъ часовъ на суд. Лично безусловно честный, стоящій выше всякихъ подозрній, не имющій ничего общаго съ той сворой дльцовъ, въ среду которыхъ забросила его судьба, онъ однако съ спокойствіемъ философа Сенеки закрывалъ глаза на все, что длалось вокругъ. Онъ тоже ‘врилъ’ и врилъ гораздо боле, чмъ слдовало бы опытному бухгалтеру. Изъ его показаній оказалось, что онъ доврялъ записямъ своихъ помощниковъ (одинъ изъ нихъ сидлъ на скамь подсудимыхъ и обвинялся въ подлогахъ) и, на основаніи этихъ записей, велъ книги. Зналъ ли онъ или не зналъ, или просто хотлъ не знать, что творилось вокругъ,— это осталось тайной самого бухгалтера, но что ни для кого не тайна — и вроятно для самого свидтеля — это то, что онъ исполнялъ свои обязанности не такъ какъ, слдовало. Овому талантъ, овому два.

IV.

Во всхъ этихъ длахъ о хищеніяхъ и растратахъ, занимающихъ суды въ теченіе долгихъ лтъ, замчается одна общая имъ всмъ, типическая черта весьма характернаго свойства — это непремнное присутствіе въ учрежденіи ‘царька’, какого-нибудь всми уважаемаго и почитаемаго дятеля, который обыкновенно и ворочаетъ всми длами безконтрольно, завоевывая себ права неограниченнаго владыки — это нчто врод Созона Псоича въ разсказ г. Эртеля. Чаще всего этими ‘царьками’ бываютъ ловкіе джентльмены пройдохи новйшаго типа, узурпирующіе власть ради большаго удобства достиженія своекорыстныхъ цлей. Случается — хотя рже, что въ такіе ‘сатрапы’ попадаютъ и люди, относительно честные, но не отличающіеся административными способностями, словомъ, по большей части или плутъ или дуракъ стоятъ на страж интересовъ того бараньяго стада, которое иначе называется общими собраніями.

Не надо забывать при этомъ среды, дающей намъ контингентъ дльцовъ — это тотъ конгломератъ всевозможныхъ профессій и состояній, который образовался на нашихъ глазахъ немного спустя посл освобожденія крестьянъ, когда погоня за концессіями, за всякаго рода учредительствомъ, когда нажива во чтобы то ни стало обратилась въ какую-то бшенную сатурналію, смшавъ въ своемъ вихр потомка промотавшагося Аскольдовича съ проходимцемъ евреемъ, знавшимъ, гд зимуютъ раки и какъ ихъ доставать оттуда, генерала не у длъ съ матерымъ русскимъ плутомъ изъ крестьянъ, еще не мечтавшимъ о чин дйствительнаго статскаго совтника, но запустившаго уже свои алчные глаза на эту самую даму французскаго происхожденія — концессію. Вы помните, конечно, что происходило тогда, подъ веселый говоръ объ оживленіи торговли и промышленности? Вы помните, разумется, какое ‘оживленіе’ внесла въ общество эта бшенная сатурналія легальнаго и нелегальнаго грабежа и хищенія. Старая старуха, наша исконная Взятка, свившая себ гнздо на Руси, еще со временъ Гостомысла, должна была удалиться со срамомъ подъ побдоноснымъ напоромъ новыхъ ‘силъ’, которыя подъ именемъ промессъ, комиссій, паевъ и т. п., сулили несравненно большія блага, чмъ могла дать наша старинная спутница всхъ длъ… И старушка убжала изъ столицъ въ захолустья, гд и понын, вроятно, влачитъ свое печальное существованіе, какъ вышедшая изъ моды куртизанка, съ жадностью взирая издалека на пришельцевъ. Сатурналія достигла своего апогея. Грабилось все, что было возможно, не останавливались ни передъ чмъ, ни передъ движимостью, ни передъ недвижимостью — все шло въ прокъ, грабились уфимскія земли, пріобртались заповдныя имнія, грабились банки, растрачивали суммы въ земскихъ управахъ, въ городскихъ обществахъ, въ казенныхъ учрежденіяхъ. Идеаломъ въ доминирующей части общества была нажива во чтобы то ни стало. Когда объявлена была война — вы помните, какая масса желающихъ нашлась ограбить солдата и казну? Какая смсь племенъ, партій, состояній стремилась туда, за Дунай, wo die Zitronen blhen? Докторъ философіи ставилъ подводы, профессора служили у Горвица и К, генералы (отставные, конечно) считали за честь пристроиться въ свит г. Полякова. Масса голодныхъ желудковъ бросилась въ интенданство…

Эти процесы, послдовавшіе за войной, раскрывшіе передъ нами только часть, небольшую часть всей картины, хоть и забыты нами, но не забудутся будущимъ историкомъ нашей эпохи и нашихъ нравовъ.

Если вы читали хоть одинъ изъ этихъ безконечныхъ процессовъ интендантовъ и подрядчиковъ,— продолжающихся еще и теперь, то вы, конечно, замтили взаимную связь между первыми и послдними и знаете очень хорошо, какимъ образомъ и почему вещь, стоющая два гроша, обходится казн въ рубль… Вопросъ о распредленіи этой разницы едва ли составляетъ секретъ даже для гимназиста приготовительнаго класса.

То, что во время войны выразилось въ обостренной форм, отвратительной по своему цинизму и наглости,— то въ мирное время выражается въ боле мягкой… Мы видимъ, въ теченіи многихъ лтъ, какова эта практика хищенія… Правителство не останавливалось даже передъ строгими мрами: мы видли, какъ возвращались уфимскія земли, мы видли на скамь подсудимыхъ генералъ-штабъ-доктора Буша, бывшаго губернатора Токарева, завоевавшаго себ имніе у мирныхъ гражданъ: мы скоро увидимъ знаменитаго скопинскаго Рыкова, мы чуть ли не ежедневно продолжаемъ читать судебные отчеты о растратахъ, подлогахъ и злоупотребленіяхъ,— и все-таки по-прежнему думаемъ лчить эту болзнь тми же средствами…

Мы видли на процессахъ, какъ обыкновенно ведутся дла въ частныхъ учрежденіяхъ, какъ подтасовываются общія собранія, какъ подбираются ‘удобные’ члены правленія и какъ надъ всмъ этимъ царитъ одинъ воротила… Припомните среду, изъ которой обыкновенно подбираются разные воротилы, припомните средства, пускаемыя въ ходъ для ‘обстановочки’ дла, и вамъ ясно представятся т безобразные порядки, всегда неминуемые, когда вся и все зависитъ отъ одного сатрапа… Если ‘самъ’ и не грабитъ непосредственно, (иногда это и не нужно), тмъ не мене хищеніе отъ этого не исчезаетъ. Являются Юханцевы, и въ одинъ прекрасный день все это учрежденіе, съ виду крпкое и солидное, является построеннымъ на песк, и т самые вкладчики и заемщики, которые вчера еще считали своего сатрапа ‘геніемъ’, сегодня плюютъ на него…

Исторія слишкомъ обыкновенная и выводы изъ нея далеко не головоломные.

Но неужели же нтъ честныхъ, независимыхъ людей? можетъ воскликнуть въ ужас иной читатель, слдившій за скорбной лтописью хищеній послдняго времени… Неужели наши нравы до того повреждены, что нельзя найти честныхъ людей, настолько примитивно по крайней мр честныхъ, что ихъ можно безъ боязни подпустить въ касс, что имъ можно доврить дло контроля?

При этомъ восклицаніи мн припоминается недавній разговоръ съ однимъ прізжимъ провинціаломъ. Мы разговорились объ одномъ общемъ пріятел, находящимся безъ мста, и изыскивали средства куда бы его пристроить.

— Я пытался, было, его рекомендовать въ капитаны парохода въ одной частной компаніи, да раздумалъ!— отвчалъ мой знакомый.

— А что? Разв онъ неспособенъ? Онъ, какъ бывшій морякъ, былъ бы на мст…

— Да нтъ, не то… Слишкомъ ужъ честный это малый и, главное, независимый.

— Честный?..

— Ну да… честный… Его и сотрутъ въ порошокъ другіе-то, какъ пить дадутъ… Еще такую кляузу подведутъ, что чудо. А онъ, вдобавокъ, человкъ не сильный… Не суметъ бороться съ мошенниками, ну и пропадетъ ни за грошъ…

Понимаете ли вы, читатель, весь драматизмъ положенія? Человка нельзя рекомендовать только потому, что онъ ‘безусловно честный’. И вдь это не выдуманный анекдотъ, это не фарсъ, это — голая правда, результатъ тхъ условій, которыя явились не со вчерашняго дня…

Да, именно у насъ нельзя рекомендовать людей только потому, что они ‘безусловно честны’ и не идутъ на компромиссы!

Было бы безуміемъ, конечно, утверждать на основаніи всхъ этихъ примровъ хищенія, что мы оскудли честными людьми, что ихъ нтъ совсмъ, что мы не можемъ даже плевое дло какого-нибудь общественнаго банка или земской управы вести умло, не грабя общественной кассы… Есть, конечно, не мало и честныхъ людей, есть — хотя и меньше — независимыхъ людей, дло въ томъ, что честность и независимость не въ большомъ спрос на общественномъ рынк и больше требуется въ романахъ, чмъ въ жизни… И спросите-ка всхъ этихъ честныхъ и независимыхъ людей ихъ интимную исторію (многіе изъ такихъ исторій попадали въ газеты) и вы узнаете такія одиссеи, которыя могутъ показаться баснословными… Честность, пожалуй, еще терпится въ разныхъ нашихъ учрежденіяхъ, но независимость… да съ какой стати ее терпть?.. Она вдь тоже, что совсть — колетъ глаза, и чмъ дальше ее съ глазъ, тмъ лучше… Въ той сред, гд нтъ идеаловъ, гд нтъ убжденіи, гд приспособляться значитъ умть жить, гд ‘честность’ не понимается даже какъ выгодная профессія,— въ той сред, говорю я, независимость — роскошь, совершенно ненужная…

Не забудьте, опять-таки, что я говорю объ извстной сфер, и вы согласитесь со мной, зная если не по опыту, то по примру близкихъ знакомыхъ, что я говорю не парадоксъ, а констатирую только извстное явленіе. Да, честность и независимость — у насъ ненужная роскошь, и надо только удивляться, что идеалъ правды и добра такъ еще живучъ, что, несмотря ни на что, несмотря на плевки и заушенія, которыми награждаетъ жизнь порядочныхъ людей, они — эти добровольные абсентеисты въ своемъ отечеств — ютятся, угрюмые, по своимъ угламъ или корпятъ гд-нибудь за черной работой, неумющіе продать своего права глядть всмъ въ глаза за разныя блага, предлагаемыя жизнью…

Но вдь нельзя принимать въ расчетъ, что вс люди сильны духомъ. Надо брать средняго человка… Что же длаетъ жизнь изъ средняго человка, обыкновеннаго человка, вступающаго въ жизнь съ самыми скромными требованіями, съ самыми невысокими даже идеалами правды и справедливости?.. Литература, въ лучшихъ своихъ представителяхъ, давно отвтила на этотъ вопросъ, и я могу только сказать, что достаточно побывать одинъ день въ какомъ-нибудь учрежденіи, гд во глав стоитъ какой-нибудь царекъ, чтобы увидать, во что можетъ обратиться внецъ творенія.

Вы сами видите на каждомъ шагу эти метаморфозы… Вы знаете этого ‘средняго’ человка, послушнаго раба своего ближайшаго начальства, забывшаго даже, что значитъ имть свое мнніе… Подождите бранить его… Прежде спросите, какъ онъ дошелъ до этого состоянія машины для письма… Вы знаете и этого — юркаго, ловкаго, умющаго приспособляться ко всякимъ обстоятельствамъ, сегодня либерала, завтра — яраго гонителя, посл-завтра — снова либерала. Этихъ перекати-поле — непочатый уголъ, созданный все тою-же жизнью. Они пристраиваются всегда къ тому, что иметъ успхъ и плывутъ за нимъ, какъ лоцманы за акулой, перехватывая то, что остается отъ хищной рыбы… Они сами рдко длаются хищниками, но за то никто боле не распинается за нихъ, какъ эти втромъ гонимыя души… Вы знаете и этихъ крупныхъ хищниковъ, этихъ людей, которые живутъ, чтобъ гадить, и гадятъ, чтобъ жить… Вы знаете всхъ этихъ Бушей, Матвеевыхъ — по процессамъ, но знаете, конечно, и многихъ такихъ, которые на нихъ не фигурировали и пользуются почетомъ, уваженіемъ, если не вашимъ, то большинства…

Хищенія.

Читайте также: