Евгений Чириков
Евгений Чириков
Хаврюшка
Хаврюшка
Хаврюшка, Чириков Евгений Николаевич, Год: 1909
Время на прочтение: 21 минут(ы)
Всякий раз, когда я вижу поросенка, живого или жареного, я вздрагиваю, и снова мне делается так скучно и грустно, что хочется заплакать… Впрочем я вам расскажу все, как это было, подробно и с самого начала…
Нас было трое: я, брат Володя и сестра Варенька. Я был старший, и мне было лет семь, Володе — пять, а Варенька еще ползала и говорила только ‘гу-гу’ и ‘ля-ля’, но понимала много. Жили мы в городе, который не помню, как назывался, с папой, мамой и бабушкой. Папа у нас был невеселый, утром уходил куда-то служить, а после обеда спал и храпел, а мама все хворала. И тогда было так же. Маме очень надоедала Варенька: все капризничала, просилась на руки, а ночью мешала маме спать. И мы с Володей больше играли с бабушкой. Иногда она нас наказывала, когда очень уж нашалим, но потом ей станет нас жалко, и она даст нам по конфетке. Мы очень любили ходить с бабушкой на базар, но она брала кого-нибудь одного, и из-за этого мы ссорились с бабушкой и с Володей. Вот один раз была моя очередь идти с бабушкой на базар, а я разбил блюдечко, и за это бабушка оставила меня дома, а Володю взяла с собой. Я, конечно, заплакал и стал бранить Володьку:
— Жилда! Жилда! — кричал я ему, когда он собирался на базар. А бабушке я сказал, что она упадет на базаре: — Тебя накажет Бог за то, что ты вместо меня берешь Володьку!
— Поговори еще! — сказала бабушка. — Я поставлю тебя в угол носом.
Так мы поссорились, и бабушка с Володей ушли. Скучно было мне сидеть дома и очень досадно на Володю. Уж больно любил я ходить на базар! Там очень интересно и весело! Очень много народу, шум такой, что ничего не разберешь. Лошади, телеги, мужики и бабы, на телегах телята, поросята, курицы, а то есть убитые коровы и свиньи. Продают всякую всячину, вешают на весах, бранятся, а голуби бегают около того места, где продают овес, крупу, семечки, и совсем не боятся людей. И игрушки есть! Только плохие… Пряники есть!
Мама шила на машине, а я залез на подоконник и озорничал, потому что было скучно. Муслил палец и рисовал на стекле домики с трубой и с дымом, потом пошел в детскую, залез в игрушки и сломал у Володи железную дорогу. Это я сделал от злости… Нехорошо я сделал, да уж ничего не поделаешь, пробовал сделать, да только еще больше испортил. Долго бабушка с Володей не приходили с базара, но наконец в кухне зазвонили, и я обрадовался. Было очень интересно, что бабушка купила на базаре. Вдруг Володя выбежал из кухни и замахал руками:
— Купили поросенка.
— Мертвого?
— Живого.
Тут уж я не вытерпел, закричал ‘ура!’ и побежал в кухню. Я давно просил бабушку купить живого поросенка, и наконец это исполнилось… Понятно, что я очень обрадовался и, когда бежал, не заметил Вареньку и наступил ей на ручку. Она закричала и сильно заплакала, но когда вышла мама, я был уже в кухне…
— Где? Где? Бабушка, где?..
— В корзинке.
— Здесь, — сказал Володя и отвернул краешек крышки.
Я взглянул и действительно увидел поросеночка. Он был такой чистенький, с розовеньким холодным носиком с двумя дырочками и с маленькими глазками. Высовывает мордочку и все нюхает и пищит. Володя принес кусок сахару, он, глупый, думал, что поросенок обрадуется и съест, а поросенку было наплевать на сахар, а хотелось вылезти из корзинки. Пришла мама с Варенькой на руках. Варенька все еще плакала, но когда ей показали поросенка, она улыбнулась и сказала:
— Ля-ля…
И забыла, что надо плакать.
И Пегас[1] — так звали нашу большую собаку — тоже пришел в кухню. И ему было интересно, что такое в корзине. Пегас встал передними лапами на лавку, махал хвостом и нюхал корзинку. А когда ему показали поросенка, он начал громко лаять. Пришла кухарка, посмотрела на поросенка и сказала:
— Кто будет резать-то? Я не умею…
— Зачем резать?
— Не надо резать… Мама! Бабушка!
И мы с Володей стали умолять маму и бабушку не убивать поросенка…
— Такого миленького, чистенького…
Володя заплакал, схватил маму за платье, а я за руку — и мы умолили маму подождать резать поросенка хотя несколько дней. Бабушка упиралась, но когда я ей сказал, что ее за это накажет Бог, она тоже согласилась подождать.
— А куда его деть-то? — сердито спросила кухарка.
— Пусть живет в кухне… — сказал я.
— Больно мне нужно! Грязи-то!
— Ну в детской! — предложил Володя.
— В детской я не позволю, — ответила мама.
Вот тебе и раз. Нигде не позволяют… Надо же было где-нибудь жить? Я сильно испугался, что если негде поросенку жить, то его заколют сейчас же и, слава Богу, придумал:
— На подволоке! Ура! На подволоке…
С этим все согласились. Из кухни была дверь на подволоку — и там мы с Володей устроили квартиру для поросенка: поставили ящик, положили в него сена, принесли большую плошку — кормить нашего поросеночка, и еще устроили ему двор: посыпали землю на подволоке песком и сделали загородку.
Там он и поселился.
Началась у нас с Володей интересная жизнь. Как только кто-нибудь из нас просыпался утром, он прежде всего вспоминал про поросенка: ‘Что-то там, на подволоке, поделывает наш миленький Хаврюша?’
Мы называли поросенка разными именами: ‘Чушкой’, ‘Свинтусом’, ‘Хаврюшей’… Чаще всего — Хаврюшей.
— Володька! Спишь?
— М-м…
Я будил брата:
— Пойдем к Хаврюше! Он, верно, скучает и ждет…
— Он спит еще…
— Сам спишь, так думаешь — и он тоже? Поросята встают рано.
— А ты почем знаешь?
— Пойдем, увидишь, — говорил я таким тоном, точно мне были открыты все тайны поросячьей жизни. Наскоро одевшись сам и одевши младшего брата, я потихоньку лез в буфет отыскивать чего-нибудь съедобного для Хаврюши. Пегас спал в столовой. Увидя меня, он вставал, потягивался, расставляя широко передние и задние пары лап, и помахивал хвостом. Пегас уже знал, что мы идем к Хаврюше, и шел за нами на подволоку. Как только Хаврюша услышит, что мы несем ему молока и хлеба, он начинал визгливо похрюкивать…
— Сейчас, сейчас… миленький. Проголодался?
— Не спит.
— Вот видишь! Чья правда? Я уж знаю…
Сперва Пегас не особенно любил Хаврюшу и всегда хотел куснуть его за хвост или ухо. Но скоро привык к Хаврюше и только озорничал с ним: подсунет свою морду ему под брюхо и подкинет кверху. Хаврюша взвизгнет и начнет вертеться на одном месте, точно танцует, и похрюкивает, хочет убежать, а места мало: везде загорожено. Мы его успокоим: погладим, дадим молочка, поласкаем.
— Ты чеши ему спинку, а я за ухом.
Володя чесал ему спинку, я — за ухом, а Пегас облизывал ему нос, потому что он пил молоко и замочил себе всю мордочку…
И скоро Хаврюша привык к нам, а Пегаса перестал бояться. Пегас понял, что нехорошо обижать маленького Хаврюшу, и только шутил с ним и показывал вид, что хочет укусить, а сам не кусался. Очень интересовался Пегас хаврюшиным хвостиком. Хвостик был у него закорючкой и очень смешно шевелился. Вот Пегас возьмет в рот Хаврюшин хвостик и тянет его… или возьмет за ушко и не пускает. А Хаврюша сердится: прыгает и все хочет толкнуть Пегаса мордочкой, подпрыгивая на месте. Устроили мы Хаврюше сад: наломали в саду больших веток и натыкали около ящика. Но Хаврюша не захотел сада. Пришли на другой день и видим, что все деревья валяются: это он их вытащил и бросил.
— Он не любит сада… Ему надо грязную лужу…
— А ты почему знаешь?
— Вот глупый. А большие свиньи? Они всегда лежат в лужах… Надо устроить ему лужу…
— А как?
— Вот тут, где земля… Принесем ведро воды, выроем яму и нальем.
— И посадим в нее Хаврюшу.
— Давай! Где у нас лопатки?.. Неси!
Володя принес наши маленькие лопатки, и мы начали устраивать Хаврюше большую яму. Пегас понял, в чем дело: понюхал землю и тоже начал передними лапами рыть и выбрасывать землю…
— Дурак! В глаза мне попал землей!.. — закричал Володя и ударил Пегаса.
— Ты сам виноват… Зачем встал тут? Помогай, Пегас!
Я погладил Пегаса, и он опять начал работать. Я пошел за водой. Очень трудно было принести целое ведро, и пришлось ходить три раза. Вылили первую порцию воды и стали мешать… Потом вторую, потом третью… Вышла отличная яма с грязью, как на улице после дождя.
— Иди, Хаврюша. Купайся! Чего боишься, дурачок?..
— Он не любит на руках… Опускай скорее!
Опустили Хаврюшу в грязь.
— Не хочет…
— Сиди! Не бойся…
— Он не хочет.
— А вот хочет. Видишь — сел?..
Хаврюша сел, потом прилег. Володя набирал в пригоршню жидкой грязи и подкладывал Хаврюше под бока, а я прихлопывал ладонью, чтобы было ровнее и красивее… А Пегас искал у Хаврюши блох, елозил своей мордой по его спине и пощелкивал зубами.
— Хорошо, Хаврюша? — спрашивал я поросенка, а он похрюкивал и моргал глазами. И было видно, что Хаврюше очень хорошо и приятно.
Но кончилось это большим огорчением. На подволоку вдруг прибежала кухарка и закричала:
— Что вы тут наделали?
— Ничего… Видишь — Хаврюшу купаем? — сказал Володя.
— Ах, вы, такие-сякие… Что вы натворили?
Кухарка пихнула ногой Пегаса, отшвырнула нас от Хаврюши, а Хаврюшу взяла за шиворот и выкинула из ямы. Потом она взяла лопату и стала ломать у нас грязную лужу, засыпая ее песком.
— Как ты смеешь? Мы вот маме скажем…
— Поди-ка: мать вам надерет уши-то… Насквозь промокло. Весь потолок в зале испортили…
Оказалось, что мы очень глубоко вырыли яму и очень много налили воды. Вода протекла вниз и промочила потолок в зале…
— Убирайтесь отсюда!
— Погоди. Дай поймать Хаврюшу.
— Вот вам Хаврюша!..
Кухарка схватила грязного Хаврюшу за задние ноги и бросила его с лестницы в кухню.
— Заколоть его надо…
Мы с Пегасом побежали следом за Хаврюшей в кухню. Что-то теперь будет? Мы боялись, что войдет мама, начнет браниться и велит заколоть нашего милого Хаврюшу… Надо было устроить так, чтобы только мы с Пегасом были виноваты и чтобы Хаврюша остался невинным. Но как это устроить? Наверно, злая кухарка уже все рассказала и маме, и бабушке… Я посмотрел на Хаврюшу, который забился в уголок, и мне сделалось так жалко его, что я забыл все на свете и, присев на корточки, начал ласкать его, бедного.
— Бедненький ты мой! Я не дам тебя зарезать. Никому не дам.
Я забыл, что Хаврюша купался в грязи, прижимал его к себе и весь испачкался… А курточка была у меня новая… Вот еще беда!.. Еще хуже теперь стало, потому что бабушка и в этом обвинит его же, Хаврюшу… Сошла с подволоки кухарка.
— Милая Степанидушка! Ничего не говори маме с бабушкой.
— А что же я им скажу? Меня послали посмотреть, отчего протекло…
— Скажи… скажи, что ты сама пролила воду.
— Больно нужно… Меня ругать будут из-за вашего поросенка…
— Ну скажи, что это дождик… Насквозь — скажи — прошел, — научал Володя.
— Видишь, какой ты хитрый. А хорошо обманывать мать-то? Подумай-ка!
— Ну а как же?.. Если сказать правду, Хаврюшу заколют… — сказал я.
— А куда его? Для того и купили, чтобы заколоть да съесть. Вот ты будешь скоро именинник, — к тебе гости придут, — вот и зарежем.
— Больно мне нужно.
— Тебе не нужно, так гости съедят.
— Гости! Пусть лучше не приходят.
— Не пустим гостей, — сказал Володя.
— Ты уж, пожалуйста, не говори маме с бабушкой, что это мы устроили на подволоке-то.
— Дурачки. Ведь не было давно уж дождя-то. Откуда она, вода-то, возьмется?
— Бедненький Хаврюша!
— Какое придумали имя-то ему…
— А как же? — сказал Володя. — У него маму зовут Хавроньей, а он — Хаврюша…
— У-у, ты! Свиное рыло.
И кухарка пихнула Хаврюшу башмаком прямо в носик.
О, ужас, вошла бабушка… Мы так и замерли на месте… Что-то теперь будет?
— Почему потолок промок? — спросила бабушка.
— Вот они, озорники-то. Все со своим поросенком…
— Милая бабушка, мы… мы… ему хотели устроить лужу… Не сердись уж, он ведь не виноват, мы сами это…
— А в чем это ты курточку-то новую испачкал?
А?
— Сама испачкалась…
— Все с поросенком возитесь… Будет уж ему нежиться: пора колоть. Завтра пораньше попроси дворника зарезать… Надоел он… Грязь от него одна…
— Бабушка!
— Милая бабушка…
— Не надо резать!..
— Помилуй его, бабушка!..
Мы с Володей уцепились за бабушкино платье и со слезами умоляли пощадить бедного Хаврюшу.
— Он не виноват. Милая бабушка!
— Вот накажет тебя Бог… Скажи — не надо колоть!
— Убирайтесь! Пожил, слава Богу. Целую неделю прожил… Будет уж… Завтра же утром пусть дворник зарежет…
— Бабушка! Пусть поживет хоть до моего ангела! Гости придут… — просил я, глотая слезы и желая хоть еще денька на три сохранить жизнь Хаврюше.
А бедненький Хаврюша ничего не понимал. Он не понимал, что его собираются зарезать и что ему осталось так мало прожить на свете. Хаврюша стоял около ведра с помоями и старался как-нибудь достать их мордочкой… Только Пегас понял, в чем дело. Он смотрел то на бабушку, то на Хаврюшу и тихонько скулил. Должно быть, и Пегас просил бабушку все о том же, о чем умоляли ее мы с Володей…
— Только до моего ангела!.. Милая бабушка! Погоди, послушай, что скажу…
— Ну что еще?
— Ты мне хотела подарить на именины турецкий барабан… Ну, так лучше ничего не дари, только не вели завтра колоть Хаврюшу…
— Ну, ладно… Там посмотрим…
И бабушка ушла.
Мы отправились к маме. Бабушка успела уже рассказать про нашу лужу маме, и мама встретила нас сердито:
— Глупости делаете. Надоел ваш Хаврюша… Будет уж, надо заколоть.
Долго мы умоляли маму. Пришел Пегас и тоже ластился к маме. Верно, и он упрашивал ее. Но мама была неумолима.
— Идите в детскую. Не мешайте мне шить.
Бог помог Володе, как спасти Хаврюшу.
— Если бы меня велели заколоть — тебе было бы жалко? Да? А Хаврюша — маленький, и у него есть мама Хавронья, — сказал Володя.
Мама захохотала, поцеловала Володю и сказала:
— Ну, пусть подождут колоть. Успеем…
— Конечно, успеем, мамочка! Пойдем, Пегас! Идем, Володя!
Мы все радостно выбежали от мамы и опять направились в кухню:
— Радуйся, Хаврюша, мама помиловала тебя!
— Давай, обмоем Хаврюшу, видишь, какой он грязный.
Хаврюша не давался, но мы все-таки вытерли его тряпкой, а Пегас облизал его. И опять настали радостные дни. Хаврюша жил по-прежнему на подволоке, но иногда вечером мы перетаскивали его к себе в детскую и укладывали спать под кроватью. У меня под кроватью стояла корзина, раньше мы в нее укладывали игрушки, а теперь — Хаврюшу, вытащили старый Варенькин тюфячок из колясочки и устроили постель для Хаврюши. Один раз Хаврюша ночевал со мной на кровати. Днем Хаврюша любил спать около Пегаса. Пегас ляжет на бок, протянет задние лапы, а Хаврюша заберется ему под самое брюхо и уткнется мордочкой в шерсть. И оба так сладко спали, что будить их жалко…
— Вишь, как дружно живут, — говорила бабушка и ставила их в пример нам с Володей. — Не ссорятся, не дерутся… Кабы вы, братья, так между собой жили!..
Прошла еще неделя. Хаврюша хорошо кушал, подрос и сделался такой кругленький. Выросла на нем побольше шерсть, такая ровная, гладенькая, а на спинке стала расти щетинка, красивая, вся из одинаковых серебристых иголочек… Мы часто брали Хаврюшу на руки и рассматривали у него ножки с копытцами, хвостик, уши. Копытцы были у него из двух половинок, а в ушах росли волосы, как у папы в носу. Глазки были маленькие и веселенькие, словно все смеялись, а зубки — востренькие…
Вот один раз мы сидели на полу в детской и подробно рассматривали, как устроены у Хаврюши носик с пятачком, ротик и губы. Подползла к нам Варенька и сказала:
— Ля-ля! Гу-гу, ля-ля.
И ткнула Хаврюше пальчиком в рот. А Хаврюша, видно, рассердился, что ему лезут в рот прямо руками, и укусил Вареньке пальчик. Да до крови… И случилась опять беда, такая беда, что и рассказать невозможно… Варенька широко раскрыла рот и так заревела, словно у ней совсем откусили палец…
— Не плачь!.. Сахару дам!.. — уговаривал я сестренку и дул ей на пальчик. А она не переставала.
Прибежала мама и схватила на руки Вареньку. Мама очень испугалась.
— Что вы с ней сделали?..
— Ничего… Плакса она, — сказал Володя… Но мама увидела кровь на пальчике у Вареньки и испугалась еще больше.
— Кто ее? Что это?
— Ля-ля! — кричала Варенька и показывала ручкой на Хаврюшу.
— Поросенок. Ее укусил поросенок?
Мы потупились и молчали. Что было сказать маме? Врать не хотелось.
— Она сама… плакса… лезет, а потом ревет…
— Поросенок ее? — сердито спрашивала мама… — Говорите же!
— Ля-ля!.. — кричала Варенька и продолжала показывать ручкой на Хаврюшу.
— Разве свинья кусается, мама?
— Да ты говори, о чем я тебя спрашиваю?
— Свиньи вовсе не кусаются.
— Не заговаривай мне зубы!
Мама шлепнула меня рукой по затылку и пошла на кухню… Зачем она пошла туда? Что она там кричит и говорит кухарке?.. Мы притихли и даже боялись слушать, о чем говорила мама. Но мы чувствовали, что дело очень плохо, потому что Варенька не унималась и ревела все громче.
— Ах, Хаврюша, Хаврюша! Что ты, дурачок, наделал?!
Пришла из кухни кухарка и сказала:
— Где он, проклятый?..
— Кто? — спросил я и прикрыл Хаврюшу рубашечкой.
— Да поросенок-то?.. Мамаша велела отобрать. Где он?
Кухарка ходила по комнатам, а мы с Володей сидели, как куклы: не шевелились.
— Пегас! Где у нас поросенок-то? Залез куда-нибудь… — ворчала кухарка в детской и заглядывала под кровати, за комод, за сундук… Надо было нам убежать и спрятать куда-нибудь Хаврюшу, а мы так перепугались, что застыли на месте… Кухарка вернулась обратно и прошла мимо нас, да оглянулась. А Пегас стоял около меня, вертел хвостом и нюхал. И кухарка догадалась.
— У тебя он? В подоле?
— Да нет же.
— Ну-ка встань!
— Не хочу и вставать. Сидеть хочу.
Кухарка ткнула мне в рубашку, и Хаврюша хрюкнул.
— Эх, Хаврюша, Хаврюша, Хаврюша! Зачем ты, дурачок, хрюкнул?..
Кухарка схватила Хаврюшу. Мы с Володей не давали. Но кухарка была сильнее: вырвала у нас Хаврюшу и потащила его в кухню.
— Отдай! Куда ты его?..
— Заколоть его надо…
— Мама велела подождать до моего ангела.
— Нечего ждать… Завтра утром колоть приказано…
Мы подошли к кухонной двери и хотели опять умолять маму, но как только она увидала нас, закричала ‘убирайтесь!’ и захлопнула дверь в кухню…
Значит, все конечно… Не спасешь Хаврюшу…
Мы с Володей долго стояли около кухонной двери и с ужасом прислушивались, о чем говорили в кухне. Пришла бабушка:
— Вы что тут болтаетесь? Кыш!
— Милая бабушка! Помоги нам!
Я объяснил бабушке, в чем было дело, но бабушка и слушать не хотела.
— Будет, будет… Пожил он на свете довольно. Уходите прочь!..
— Хоть до моего ангела!
— Твой ангел через месяц. Если ждать твоего ангела, так не Хаврюша, а Хавронья будет.
И бабушка исчезла в кухне… О чем они там говорят?.. О, ужас!..
— Завтра пораньше попроси дворника зарезать. Палить умеешь?
— Могу.
— Хорошенько опали, чтобы ни одного волоса не попало в кушанье.
— Слушаю, барыня. Постараюсь.
— Слышишь, Володя?
— Слышу.
— Зарежут нашего Хаврюшу…
— А как, барыня, приготовить-то его? — спросила кухарка маму.
— Зажарить с гречневой кашей…
Боже мой! Я отлично знал смысл этих слов и содрогнулся от ужаса. Ведь это значило, что Хаврюше разрежут животик и набьют туда гречневой каши… Слезы подступили к моим глазам, и я убежал в детскую, чтобы не слушать больше этого страшного разговора. Здесь никого не было, и можно было поплакать. Я спрятался в уголок за шкапом и, отвернувшись к стене, потихоньку хныкал. Пришел Володя и шепотом сказал:
— Где ты? Я придумал.
Не хотелось мне выходить из-за шкапа с мокрыми глазами, но я не вытерпел:
— А?
Володя понял, что я за шкапом, и подошел. Я не смотрел на Володю, но мне очень хотелось поскорее узнать, что придумал Володя.
— Ну! Говори!
— Давай, выпустим Хаврюшу на улицу. Пусть он убежит, куда хочет…
— У-у! Я думал, что ты другое…
— А что же? Пускай убежит…
— Люди поймают его.
— А все-таки останется жив…
— Съедят его люди, — угрюмо сказал я.
— А может быть, и не съедят. Ты почему знаешь?
— Да уж знаю.
— Не всех же съедают… Откуда же тогда берутся большие свиньи?
Этот вопрос поставил меня в затруднение. Действительно, если бы съедали всех поросят, то не было бы на свете больших свиней…
— Может быть, его поймают добрые и не заколют, — говорил Володя.
— А как мы его выпустим?
— Утащим у кухарки и унесем на улицу…
— А мама? Она задаст. И бабушка тоже…
— Не беда. Чего сделают? Пускай ставят в угол носом. Постоим, а зато…
— А розгами?
— Папа не велит розгами. Он велит только в угол носом…
— Бабушка не послушает и папу…
— Скажем, что я выпустил… Меня не будут розгами: я — маленький…
— Ну, ладно, — согласился я и, улыбаясь, вытер кулаком слезы.
Стоя в уголке, мы шепотом совещались, как нам устроить все это дело. Надо торопиться, потому что завтра рано утром хотят заколоть Хаврюшу. А времени осталось уже мало: скоро придет со службы папа — будут обедать, потом скоро — чай, а там, немного погодя, и спать…
— А ночью? — спросил Володя.
— Ночью страшно идти на подволоку… Темно там…
— Темно-то не беда, а может быть, там Баба-Яга живет! — сказал Володя.
— Это все глупости: никакой Бабы-Яги на свете не бывает…
— А ты почему знаешь?
— Знаю уж…
— По-твоему, и чертей не бывает? — спросил Володя.
— Не бывает…
— У тебя все не бывает… А вдруг из-за трубы и выглянет…
— Ничего не выглянет. Спроси у папы: он говорит, что никаких чертей нет, а это только врут все…
Долго мы обсуждали, как лучше устроить, и решили так: после обеда, когда папа ляжет спать, а бабушка сядет штопать чулки, пусть Володя попросит маму идти с ним гулять, когда они уйдут гулять, я буду смотреть, не уйдет ли куда-нибудь кухарка: в лавку или в другое место, и как только кухарка уйдет — я утащу Хаврюшу и унесу его через задний двор на улицу и выпущу на волю… Если кухарка никуда не уйдет, решили встать ночью, потихоньку пробраться на подволоку и похитить Хаврюшу, ночью его можно выпустить с парадного крыльца…
— Может быть, попросить еще папу, чтобы не убивали Хаврюшу? — спросил Володя.
— Нечего просить… Папа сердитый и очень любит есть поросенка с кашей…
— Думаешь, — не помилует?
— Нет. Мама добрее, и то не хочет помиловать…
— Да, лучше выпустить…
— Кухарку будут бранить…
— Ну так и что? Что важнее: чтобы не бранили кухарку или чтобы не зарезали Хаврюшу?
— Хаврюша важнее…
— То-то и есть.
— Знаешь, что?..