Въ одной изъ самыхъ плодородныхъ долинъ между Вальдеморо и Пинто {Это имена двухъ деревушекъ, недалеко отъ Мадрита, извстныхъ великолпнымъ виномъ. Сказать кому-либо ‘ты находишься между Вальдеморо и Пинто’ равносильно словамъ: ‘ты пьянъ’ или: ‘ты съ ума спятилъ’. Потому то Хауха въ воображеніи народномъ и помщается между этими деревнями.}, у подошвы двухъ горъ, ее окружающихъ, подымаются бронзовыя стны и серебряныя башни города Хауха.
Огромное, несчетное пространство земли занимаетъ она. Въ стнахъ ея протекаютъ многія рчки изъ различныхъ соусовъ, многіе ручьи изъ благо меда. Въ ней много прудовъ, но въ нихъ не простая вода, а все разные супы всхъ сортовъ, какіе только можетъ приготовить самый лучшій поваръ. Есть и много озеръ, и въ нихъ тоже вмсто воды въ одномъ — водка, а въ другомъ — пиво.
Среди фонтановъ хереса, малаги, аликанте, среди разныхъ водопадовъ изъ вина (т. е. стало быть, винопадовъ) поднимаются, растутъ и цвтутъ деревья безчисленныхъ сортовъ и свойствъ. Груши, на которыхъ растутъ груши и яблоки, яблоки, на которыхъ есть и фиги, сосны съ грецкими орхами, акаціи съ миндалями, дубы съ арбузами и дынями, оливковыя деревья съ апельсинами, лимонныя съ гранатами. Это все сады. Но есть рощи оливковыхъ деревьевъ, накоторыхъ не растутъ оливки, а прямо съ втокъ течетъ готовое прованское масло. Есть, наконецъ, цлые лса особыхъ деревьевъ, самыхъ простыхъ. На нихъ вмсто листьевъ висятъ маленькіе хлбцы, вмсто фруктовъ на всякомъ дерев не боле и не мене какъ по дв дюжины окороковъ, колбасъ или паштетовъ. А шпанскія вишни? Эти деревья самаго великолпнаго свойства. Кто хочетъ ихъ сть, лягъ на землю, разинь ротъ,— и начнутъ, откуда не возьмись, валиться въ ротъ десятки, сотни, тысячи вишенъ. Да еще безъ косточекъ. Косточки валятся по бокамъ, а въ ротъ попадаетъ мясо одно.
Чего бы ни захотлъ въ Хаух, все теб дается, да не посл дождика въ четвергъ.
Время проходитъ незамтно, погода всегда великолпная, небо вчно ясно и царитъ вчная безсмнная весна. Никогда не холодно и не жарко, а только тепловато прохладно.
Жатвы не бываетъ, такъ какъ всегда и всюду есть фрукты и хлбики съ ветчиной на деревьяхъ.
Не только бурь, но и простыхъ втровъ въ Хаух не бываетъ. Если подуетъ сильный втеръ, то выходить такъ, какъ еслибъ толпа молодцовъ играла на десяткахъ гитаръ. Подуетъ легкій втерокъ, подумаешь, что какой-нибудь молодецъ поетъ серенаду подъ балкономъ своей невсты. Пойдеть ли дождикъ,— польется чистйшая сахарная вода. Выпадетъ ли градъ малый,— то это вкуснйшій горохъ, а большой — то яйца, да готовыя, свареныя.
А самый городъ! Такого дива нтъ нигд!
Дома тамъ вс изъ пастилы, террасы и балконы изъ блйшаго французскаго хлба. Лстницы изъ различныхъ сушеныхъ фруктовъ и конфектъ. Ршетки оконъ изъ великолпнйшихъ жирнйшихъ колбасъ. Спальни даже въ домахъ особыя. Потолокъ, стны, вещи — все изъ шеколада и изъ пастилы, а кровати изъ такого вещества, которое водится только въ Хаух, и названье его по-испански не существуетъ. Когда кто въ Хауху попадетъ, то, начавъ съ ршетокъ изъ колбасъ, стъ все… и углы домовъ, и мебель, и въ особенности кровати.
Спишь, проснешься, отломишь кусочекъ шеколада отъ столика или стула и шь себ. Или, просто, разинешь ротъ, не трогаясь съ постели и, не выходя изъ дому, скажешь: ‘вишней!’ — и повалятся вишии. Не только люди вс сыты, но даже и собаки. Собакъ привязываютъ на цпяхъ, сдланныхъ изъ тонкихъ, но вкуснйшихъ сосисекъ, он до того сыты, что и не глядятъ на эту цпь — поэтому это самая врная привязь.
Улицы въ Хаух мостятся изъ бобовъ, иногда изъ орховъ. Глупыхъ названій улицъ нтъ, какъ въ обыкновенныхъ городахъ. Нтъ, напримръ, улицы Судимыхъ, или площади Опечаленныхъ, какъ въ Мадрит. Равно нтъ и подъемовъ. Куда ниподи, все подъ гору итти приходится, а назадъ вернешься, опять подъ гору выходитъ. Эдакихъ улицъ, кром какъ въ Хаух, нигд нтъ.
Въ Хаух главныя площади слдующія: площадь Хорошаго Пищеваренія, гд стоитъ дворецъ Большой Аппетитъ, потомъ площадь Невозмутимаго Спокойствія, гд знаменитый соборъ Святого Морфія. Затмъ великолпный загородный паркъ и дворецъ Сіеста {Послобденный отдыхъ испанцевъ.}.
А какія имена у людей, того не выразить по-испански. А какіе люди? А какія женщины? Такихъ женщинъ нтъ въ остальной Испаніи. Испанка, сравнительно съ этими феями, пародія на женщину. Нтъ того, чтобъ имть двухъ жениховъ, обманывать или кокетничать. Старухъ въ Хаух совсмъ нтъ, вс женщины вчно молоды, вчно красивы. Мущины старются, но лишь когда переживутъ сто лтъ, за то болзней они никакихъ не знаютъ. Сказать въ Хаух слово: докторъ — никто не пойметъ. Если кто и слыхалъ про это слово, то думаетъ, что такъ въ остальной Испаніи и въ Европ называютъ антихриста. А какая вжливость въ Хаух! Не только съ людьми, но и съ животными. Съ муломъ, съ собакой — вжливость. Порядокъ царствуетъ полный везд и всегда. Вс живутъ мирно, даже животныя. Напримръ, собака, кошка и мышь дятъ вмст изъ одной тарелки. Не запомнятъ старики, чтобъ когда-либо было ‘пронунсіаміенто’ или бунтъ. Нтъ ни одного жителя, который бы глядлъ букой, ибо его жестоко накажутъ за это. Никто не хочетъ командовать, вс хотятъ повиноваться. Начальства въ Хаух нтъ никакого, ни алькальдовъ, ни альгуасиловъ, ни коррехидоровъ, вообще никакой полиціи. Воровства и мошенничества не существуетъ. Никакому жителю и не объяснншь, что такое кража. Поэтому тюрьмы нтъ, судовъ и судей нтъ, адвокатовъ и не видывали въ Хаух. Жители думаютъ, что адвокатъ — это птица въ род попугая, которая уметъ твердо заучивать и повторять т же слова на разные голоса. Церкви и священники въ Хаух были, но перевелись. Жители молятся, собираясь вмст, на чистомъ воздух, и обращаясь къ Богу, поютъ благодарственные псалмы, но никогда ничего у Бога не просятъ, потому что еще ни одинъ гражданинъ города Хаухи не могъ ничего придумать, что попросить у Бога, чего бы не было у него подъ рукой.