Мы обязаны следующим анекдотом гражданину Баналю, надзирателю ботанических монпельерских садов. Кто не читал Йонга? Кто вместе с ним не плакал о милой Нарциссе?
Я гулял в ботаническом саду и пришел к террасе, осененной кипарисами. Тут добродушный садовник рассказал мне трогательный анекдот, который делает сие место любезным и священным для нежного сердца. ‘Отец мой, сказал он, нанимал здешний сад и разводил в нем редкие травы. Этот грот был завален: я вздумал очистить его, чтобы в жаркие дни наслаждаться тут прохладою. У нас был в услугах добрый старик, именем Мерсье: услышав о моем намерении, он вместе со мною принялся за работу. Видя на лице его некоторые знаки чувствительности, я хотел знать причину. Здесь покоится милый прах, отвечал он со слезами. Любопытство мое принудило его рассказать мне все обстоятельства горестного происшествия.
Уже лет двадцать пять тому, сказал Мерсье, как один англичанин привез в Монпелье больную дочь свою, чтобы требовать совета здешних медиков. Но ни целебный воздух, ни искусство докторов не помогли ей: она томилась, увядала, и через несколько месяцев умерла. Ее не дозволяли хоронить, для того, что она была не католического закона. Неутешный отец с трудом мог выпросить для ее могилы сажень земли в этом саду, надлежало еще скрываться от жестоких людей, чтобы они не видали погребения. Мы впустили его сюда ночью. Он сам выбрал этот грот, и я начал рыть могилу. Какими словами могу описать вам горесть несчастного отца, который держал на коленях мертвое тело любимой дочери, при бледном свете фонаря рассматривал ее желтое лицо, напрасно хотел удерживать свое рыдание, обнимал неодушевленный труп, и с ужасом взглядывал на могилу, готовую навеки сокрыть драгоценные остатки милой!.. Он стенал и жалобным голосом требовал моего утешения… Месяц был на ущербе, и редко показывался из облаков. Вся натура в минуты безмолвия и мрака, казалась мертвою. Наконец я взял холодное тело. Несчастный отец в горестном исступлении своем не мог видеть, как я засыпал могилу!.. Вот она!’…
Чувствительный Мерсье указал место, залился слезами и не мог говорить.
Через несколько времени после того г. Баленвилье, начальник лангедокский, пришел в этот сад собирать травы. Я рассказал ему любопытный свой анекдот. Он был тронут, задумался, ушел, через десять минут возвратился с прекрасным изданием Йонговых Ночей и показал мне изображенный на фронтисписе грот, совершенно сходный с здешним. ‘Это без сомнения могила Нарциссы’, сказал г. Баленвилье: ‘она священна для всякого доброго сердца, которое было растрогано горестным красноречием отца!’
Скоро слух о том разнесся по всему городу. Милорд и миледи Камельфорт захотели изъявить свою чувствительность к судьбе нежной Нарциссы. Они получили дозволение вырыть тело: нашелся один скелет, который, по мнению господина Вигаро, искусного медика, мог быть только остовом шестнадцатилетней девицы. Это совершенно уверило всех в истине догадки нашей. Лорд Камельфорт и чувствительная супруга его положили кости в гроб и зарыли их в прежнем месте’.
Тронутый слышанною повестью, сожалея, что могила без надписи, я в ту же минуту написал следующую эпитафию:
Нарцисса не могла Филандра пережить!
О вы, которые умеете любить!
Осыпьте нежными цветами гроб прекрасный,
Где столько пролил слез отец ее несчастный!
——
[Арто Э.] Гроб Нарциссы: (Из Парижскаго журнала [1802. N 209]) / [Пер. Н.М.Карамзина] // Вестн. Европы. — 1802. — Ч.4, N 14. — С.129-132.