ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Гражданская война, Юровский Леонид Наумович, Год: 1917
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Юровский Л. Н. Впечатления. Статьи 1916-1918 годов
Сост., предисл. и коммент. А.Ю. Мельникова.
М., 2010.
Много и часто говорили в течение последних месяцев о том, что стране угрожает гражданская война, говорили в надежде предупредить тот фазис революции, который наиболее страшен и опасен для самого её исхода. Ныне этот фазис наступил, и гражданская война налицо. Критические дни пришли гораздо скорее, чем это можно было ожидать, и дело революции — в смертельной опасности. Надо признать прямо и без обиняков: положение настолько трудно, что, кажется, никто не видит сколько-нибудь надёжного выхода из него. Надо ‘работать и не отчаиваться’ и верить в свою страну. Больше мы ничего не знаем.
Элементы гражданской войны в высшей степени сложны, противоречивы, не всегда уловимы. Большевики с одной стороны и черносотенцы — с другой, фанатики-интернационалисты и государственные изменники, люди голодные и люди подкупленные, часть бывшего подполья, не могущая приспособиться к новым условиям политической жизни, и бывший полицейский участок, который не желает примириться с ними, люди усталые, которые хотят только мира и разрешения разойтись по домам, и люди беспокойные, готовые приветствовать всякое восстание уже потому, что это удовлетворяет их стремлению к авантюре, — всё это и ещё многое другое встретилось в одном лагере, не склонном теперь признавать никакую власть, — лагере противогосударственном по самому существу своих настроений. По одну сторону этот лагерь, по другую сторону — революционная власть, и между ними — борьба в самой острой форме — борьба, в которой обе стороны уже взялись за оружие, в которой политический и моральный авторитет уже не действует, и на первый план выступил вопрос о силе: это и есть гражданская война.
Но она происходит не между революционной властью и течениями контрреволюционными в тесном смысле слова. Конечно, не исчезли сторонники старого порядка, и всякий раз, как где-нибудь — в Петрограде, в Нижнем Новгороде или на фронте — завязывается сложный узел и вспыхивает бунт, — всякий раз обнаруживается где-либо на сцене фигура агитатора, не столь давно состоявшего на службе в охранном отделении. Но черносотенные лозунги имеют пока лишь второстепенное значение, если не считать отдельных уголков России. Сторонники старого порядка не обнаруживают своего подлинного лица, ибо почвы для контрреволюционной агитации в общем в стране, очевидно, нет. Революция борется не с контрреволюцией, а с анархией.
Если в первом фазисе нашего революционного процесса речь шла о том, чтобы приобщить к власти революционно-социалистические круги, если во втором фазисе борьба велась под лозунгами ‘долой буржуазных министров’ и ‘вся власть советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов’, то теперь, когда последний лозунг практически осуществлён, борьба ведётся уже против самих советов. Кто-то из видных общественных деятелей охарактеризовал нынешний период так: ‘советы рабочих и солдатских депутатов борются с анархией — в этом суть совершающихся событий’. Мне думается, что это — правильное определение.
Советы ещё пользуются среди широких масс авторитетом, и они являются сейчас единственными органами, имеющими авторитет. Но это уже не то, что было два-три месяца назад. Уже Петроград показал это наглядно. Он показал это 11 -го июня и снова подтвердил в кровавые июльские дни. А вести из провинции почти также красноречивы, как петроградские сообщения. Разве не пришлось силой восстанавливать в Нижнем Новгороде пошатнувшийся авторитет совета солдатских депутатов, раскассированного взбунтовавшимися эвакуированными и поддержавшим их полком? Лица, которым приходится встречаться с провинциальными деятелями, знают, что жалобы на недостаточную силу и власть советов постоянны. В Туле, в Ельце, во Владимире, в Рязани, в Липецке, в Ярославле и в десятках других городов, где были эксцессы и где их не было, — всюду жалуются на то, что власть советов, особенно советов солдатских депутатов, уже недостаточно сильна, чтобы обеспечить устойчивость порядка. Им самим уже доверяют лишь постольку, поскольку они плывут по течению и принимают все лозунги толпы. Там, где они поддерживают центральную революционную власть, они то и дело отрываются от той самой массы, из которой они вышли. Трагизм положения заключается именно в том, что органы безусловно революционные и безусловно демократические тоже начинают чувствовать, что почва колеблется под их ногами. Дальше идти некуда. Больше революция ничего не в состоянии дать. Новые уступки невозможны, и власти остаётся только удерживать государство силой на краю пропасти.
В данный момент главная опасность идёт со стороны солдат. Полки, отказывающиеся отправиться на фронт, эвакуированные, заявляющие, что они поедут в действующую армию лишь тогда, когда будут переловлены в тылу ‘все окопавшиеся буржуи’, старые солдаты, настойчиво требующие, чтобы их послали на сельскохозяйственные работы домой, — всё это — горючий материал, воспламеняющийся, когда власть начинает настаивать на выполнении своих приказов. И с того момента, когда революционно-общественные организации требуют подчинения революционным властям, они также рискуют утратить своё влияние и свою силу, ибо массы перестают видеть в них своих истинных представителей и перестают подчиняться им.
В нашей государственной и общественной жизни исчезло психологическое звено, являющееся наиболее крепкой и надёжной социальной спайкой: это — доверие. Кому-нибудь же нужно доверять, иначе общественная жизнь невозможна. Нельзя построить государство на принципе homo homini lupus est. Если взаимное доверие исчезает даже в пределах отдельных классов и групп, если люди перестают верить своим собственным представителям, то это значит, что разрушительный процесс достиг опаснейших пределов. В Нижнем Новгороде эвакуированные кричали, что члены сед. — буржуи, которым верить нельзя. На этой грани нет уже классовой борьбы, а начинается война всех против всех. Это — не просто гражданская война, это — один из худших видов её.
В трудные дни, когда ещё и внешний враг прорвал наш фронт, не время считать ошибки и попрекать друг друга. В эти дни определённее должно быть намечено, кто по какую сторону революции, и теснее должны сплотиться те силы, которые готовы спасать государство и революционные завоевания. Гражданская война всё равно началась. В этой войне революционная власть должна либо восторжествовать, либо погибнуть. А чтобы восторжествовать, она должна прежде всего дать себе ясный отчёт, что война налицо.
‘Русские Ведомости’, 11(24) июля 1917 года, No 156, с. 3.
Стр. 51. ‘Советы еще пользуются среди широких масс авторитетом, и они являются сейчас единственными органами, имеющими авторитет. Но это уже не то, что было два-три месяца назад. Уже Петроград показал это наглядно. Он показал это 11-го июня…’ — Имеется в виду, по-видимому, собрание 11 июня Петроградского Совета, в ходе которого около ста его членов (включая большевиков) собрались для обсуждения событий предшествующих дней. Начиная с 1 июня большевики готовили восстание и захват власти в Петрограде, на 10 июня была запланирована вооружённая демонстрация, 9 июня большевистские агитаторы были направлены в казармы и на фабрики, в середине дня в городе были расклеены большевистские листовки. Как только о намерении большевиков узнал открывшийся 3 июня 1-й съезд Советов, было проголосовано постановление об отмене демонстрации. Сообщить об этом в рабочие кварталы и казармы были отправлены агитаторы. Вооружённое восстание большевиков было предотвращено. 11 июня выступавший в Петроградском Совете от имени меньшевиков Ф.И. Дан предложил резолюцию, запрещавшую каким-либо партиям проводить демонстрации без ведома Совета и разрешающий привлекать вооружённые отряды только там, где демонстрации организовывали сами Советы. Эта мягкая резолюция была проголосована.
Альтернативой был подход И.Г. Церетели, который ясно понимал суть происходящего: ‘То, что произошло, является не чем иным, как заговором, заговором для низвержения правительства и захвата власти большевиками, которые знают, что другим путём эта власть им никогда не достанется. Заговор был обезврежен в момент, когда мы его раскрыли. Но завтра он может повториться. Говорят, что контрреволюция подняла голову. Это неверно. Контрреволюция не подняла голову, а поникла головой. Контрреволюция может проникнуть к нам только через одну дверь: через большевиков. То, что делают теперь большевики, это уже не идейная пропаганда, это заговор. Оружие критики сменяется критикой оружия. Пусть же извинят нас большевики, теперь мы перейдём к другим мерам борьбы. У тех революционеров, которые не умеют достойно держать в своих руках оружие, нужно это оружие отнять. Большевиков надо обезоружить. Нельзя оставить в их руках те слишком большие технические средства, которые они до сих пор имели. Нельзя оставить в их руках пулемётов и оружия. Заговоров мы не допустим.’ — См. по вопросу захватывающе написанные страницы в книге — Ричард Пайпс, Русская революция, ч. 2, Москва, РОССПЭН, 1994, с. 88-91.
Стр. 53. homo homini lupus est (лат.) — человек человеку волк.