Як. Нивич
Як. Нивич
ГРАЖДАНИН ПО БЕРДЯЕВУ
ГРАЖДАНИН ПО БЕРДЯЕВУ
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Гражданин по Бердяеву, Нивич Як., Год: 1916
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Бердяев, Н.А. Падение священного русского царства: Публицистика 1914—1922
М., ‘Астрель’, 2007.
Г[-н] Николай Бердяев сделал еще одно ‘открытие’. В последней своей большой статье в ‘Бирж[евых] ведом[омостях]’ — ‘О гражданстве’ — он провозгласил в России новую эру — эру появления в обществе настоящего, подлинного гражданина. До сих пор, по Бердяеву, наша страна не знала, что такое гражданин В его действительном, высоком служении родине и народу.
При сей удобной оказии, г[-н] Н. Бердяев рекомендует русским людям — ‘окончательно освободиться от той ложной и вредной идеи, что гражданство есть какое-то низшее состояние и что в России существует, как данность, какое-то высшее состояние’.
Бердяев вообще говорит сильно и всегда склонен к широким обобщениям, но те пути, по которым пришел он к приведенному выводу, поражают своей экстравагантностью. Как публицист, оперирующий вопросами общественной важности, Бердяев, казалось бы, должен был искать для таких выводов предпосылок в истории. Но, очевидно, история не про Бердяева писана. Он не желает считаться с прошлым, и историю русского гражданства начинает с эпохи мировой войны.
Итак, по Бердяеву, русский гражданин до нынешней войны был tabula rasa1, выглядывал ‘таинственным незнакомцем’, а в общем на Руси царило ‘догражданское (как выражается он) состояние’, ‘политика же была прежде в России собственным душевным делом’.
Но вот настала мировая война, и русский гражданин, впервые став ‘патриотом’, принялся за дело ‘национального служения’, несмотря на то, что ‘состояние гражданства, говорит г[-н] Бердяев, очень затруднено для русских свойствами русского характера’. Этими свойствами Бердяев признает — ‘тенденцию русских людей впадать в крайние полюсы’ и ‘расплываться в безбрежной стихии’.
Нарождение нового гражданина Бердяев усматривает в гражданском поведении Шульгина и Пуришкевича!
Метаморфозы, проявленные названными депутатами, являются, как думает Бердяев, несомненными показателями прогресса русской общественности, как равно о том же свидетельствует и линия поведения русских социал-демократов, подчинивших классовые интересы интересам обороны родины.
Тут, что ни шаг, то игнорирование и условий современной действительности, и истории.
‘Прогресс русской общественности’ явится, по мнению Бердяева, результатом коренного изменения взгляда на то, что ‘гражданство есть какое-то низшее состояние и что в России существует, как данность, какое-то высшее состояние’.
Позвольте, в таком случае, г[-н] Бердяев, сослаться на азбуку нашей истории, которая говорит совсем иное. В скрижалях русской истории записаны имена очень и очень многих граждан России, появившихся в годину столь же серьезных государственных и общественных потрясений. Неужели ваша теория игнорирует и не желает считаться с теми славными общественными деятелями, которые выручали Россию из хаоса всяческой разрухи, — например, говядаря Минина, монахов Ермогена и Авраамия Палицына и всех тех земских людей, стало быть, общественных элементов древней России, которые вдохновляли на всенародный подвиг земский собор 1612-1613 гг.? Неужели так-таки никакой цены, никакого значения нет в их гражданском служении, которое признается беспристрастной историей великим подвигом? А ведь все эти граждане происходили не из ‘высших состояний’, а в большинстве из низших или, как называли тогда, ‘подлых’. И кто заподозрит всех [их] в искренности служения родине? Да разве только этой одной смутной эпохой XVII века ограничивается гражданское служение России? А вот, по Бердяеву выходит, что только теперь ‘гражданин русский чувствует зов родины’, только теперь он проникся общественным настроением, а прежде… прежде, говорит Бердяев, политика была для него ‘собственным душевным делом’…
Шульгин и Пуришкевич — граждане, Милюков, Родичев, Шингарев, князь Львов, Суханов, Чхеидзе — граждане, они, по Бердяеву, ‘укрепляют национальное сознание’, они ‘зовут к общественному деянию’, — а все, что до них на протяжении всей многовековой истории России служили народу, — все это, по Бердяеву, не имеет права претендовать на гражданство, так как вся масса, служившая ранее национальному самосознанию России, действовала только ‘себе во спасение’, ибо не имела возможности дебатировать в парламенте. Как будто можно любить свой народ, свой путь, свою мечту только при парламентском строе, под разноголосый шум партийных страстей и препирательств?
Новые птицы — новые песни. Новые граждане — новый строй, новые пути служения и способы осуществления этого служения. Но к чему же хаять былое и перечеркивать его крестом, как не имеющее никакой ценности? К чему доктринерски критиковать работу пращуров, которые создавали Русь ‘своим горбом’? Если они создавали ее, великую и необъятную, значит, они верили в свой подвиг, верили в будущее своей родины и — значит — жертвы их были необходимы и приносились не во спасение собственных душ, как резюмирует Бердяев, а для благородной страны, судьбы которой они прозревали. Нет, г[-н] Бердяев, гражданское служение никогда не было у нас ‘низшим состоянием’, никогда не было ‘отвлечённостью’ и ‘собственным душевным делом’!
Гражданство, предполагающее укрепление ‘национального сознания’, явилось к нам не в ноябре 1916 года и даже не в тот день, когда Царь объявил войну немцам и когда народ, и на площади Зимнего дворца, и в Кремле, обещал Ему стоять в борьбе до конца, гражданство русское выявило свой лик гораздо раньше, когда оно подняло на свои плечи борьбу за собирание Великой Руси, когда оно помогало Петру I прорубить окно в Европу и пролило потоки крови за свою заветную мечту, за овладение градом Седмихолмным, т. е. за ту идею, которую подчеркнул, с ведома и согласия союзников, наш премьер-министр, в своей декларации2.
Гражданин не может свести своего служения к одному обличению, к одной критике. Гражданин должен действовать. Действовать во имя блага России и ее народов. Во имя этого блага и действовали лучшие граждане России, и действование их привело к грандиозным результатам, а теперь г[-н] Бердяев полунасмешливо замечает: ‘так-то оно так, но — ведь, это было их ‘собственное душевное дело’, а не гражданское. Гражданин же появился только в наши дни’. И это говорит один из столпов нашей публицистики!..
Колокол. 1916, No 3166, 14 декабря.
Написана в ответ на статью Н.А. Бердяева ‘О гражданстве’.
1 См. прим. 1 к статье ‘О творческом историзме’ на с. 1116.
2 Имеется в виду Константинополь, овладение которым, наряду с овладением черноморскими проливами, было одной из целей России в Первую мировую войну. См. также прим. 7 к статье ‘Национализм и империализм’ на с. 1064.