Сергей Николаевич Шубинский
Сергей Николаевич Шубинский
Граф К. Г. Разумовский
(1728 — 1803)
Граф К. Г. Разумовский
(1728 — 1803)
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/kirill_razumovsky_tokke.jpg)
Граф К. Г. Разумовский, Шубинский Сергей Николаевич, Год: 1869
Время на прочтение: 15 минут(ы)
В день рожденья императрицы Анны Ивановны, 28 января 1737 года, цесаревна Елизавета Петровна присутствовала при торжественном богослужении в церкви Зимнего дворца. Когда запели херувимскую, цесаревна была поражена необыкновенно чистым и приятным голосом певчего, исполнявшего теноровую партию, и пожелала узнать его имя. Ей доложили, что певчего зовут Алексеем Розумом, что он сын реестрового казака и недавно привезен из Малороссии. По окончании литургии великая княжна приказала представить себе Розума. Наружность его поразила Елизавету Петровну еще более, нежели голос. Высокий, стройный, немного смуглый, с правильными чертами лица и чудными черными глазами, Розум был настоящий красавец. Цесаревна упросила обер-гофмаршала графа Левенвольде уступить ей молодого певчего и перевела его в свой штат бандуристом. Красивый малороссиянин начал появляться в небольшом кружке лиц, приближенных к цесаревне, и увлекал всех неподражаемым пением мелодических песен своей родины. Скоро перед певцом широко раскинулась пышная дорога. Переименованный из Розума в Разумовского, он сделался любимцем и камер-юнкером Елизаветы Петровны, а 25 ноября 1741 года, в день восшествия ее на престол, пожалован в действительные камергеры, поручики лейб-компании, с чином генерал-аншефа, и вслед за тем получил звание обер-егермейстера, ордена св. Анны и св. Андрея Первозванного и несколько тысяч душ крестьян.
Достигнув столь быстро и неожиданно высших государственных чинов и важного значения при особе государыни, Разумовский прежде всего вспомнил о своих родных. В это время находились в живых: его старуха-мать Наталья Демьяновна, три сестры: Агафья, Анна и Вера*, и младший брат Кирилл, родившийся в 1728 году. Все они жили в Черниговской губернии, в Козелецком уезде, в небольшом хуторе Лемеши, где Наталья Демьяновна содержала шинок, а Кирилл пас скотину. Алексей Григорьевич поспешил вызвать их к себе. С этой целью в Лемеши было отправлено посольство в блестящих экипажах, с богатыми подарками, в числе которых находилась драгоценная соболья шуба. По приезде на хутор посланные спросили: ‘Где живет здесь госпожа Разумовская?’ Удивленные лемешовцы отвечали: ‘В нас зроду не було такой пани, а есть, коли божаете, Розумиха удова’ (‘У нас никогда не было такой госпожи, а есть, коли угодно, вдова Розумиха’). Посланные низко поклонились Наталье Демьяновне, поднесли ей подарки и в почтительнейших выражениях просили ехать в присланной карете в Петербург к сыну. Захваченная врасплох, старуха долго не могла прийти в себя от изумления, не хотела верить словам посланных и твердила им: ‘Люди добре, не глазуйте з меня, що я вам подняла? (‘Люди добрые, не насмехайтесь надо мной, что я вам сделала?’).
————————-
* Все они были замужем: Агафья за ткачом Будлянским, Анна за закройщиком Закревским, Вера за казаком Дараганом. Впоследствии благодаря покровительству Разумовского зятья его получили дворянство и заняли видные должности.
Наконец, убедившись в истине, Наталья Демьяновна раскинула на земле у порога своей хаты соболью шубу, села на нее с кумами и свахами, выпила с ними по малороссийскому обычаю горилки — ‘погладить дорожку — шоб ровна була’ — и затем, забрав детей, отправилась в Петербург. На последней станции перед столицей она была встречена сыном. Сначала старуха не признала в увешанном орденами вельможе своего Алексея и только тогда обнялась и расцеловалась с ним, когда убедилась, что это действительно он. На другой день по приезде Наталья Демьяновна, разряженная, перетянутая фижмами, с громадною куафюрою (‘писля очипка’) на голове, с лицом набеленным, нарумяненным и обклеенным, по тогдашней моде, черными мушками, представлялась императрице во дворце. Предупрежденная, что при появлении государыни должна стать на колени, старуха, войдя в приемную залу и увидя себя в зеркале, хотела опуститься на пол, но сын успел удержать ее и растолковать ошибку. Когда императрица вошла, Разумовская, стоя на коленях, в заученных фразах благодарила монархиню за милости и щедроты. Елизавета Петровна приняла ее чрезвычайно радушно, поцеловала и, говорят, между прочим, сказала ей: ‘Благословенно чрево твое’. Наталья Демьяновна была назначена статс-дамой и в этом звании сопровождала государыню в Москву, где присутствовала при торжествах коронации и, вероятно, при бракосочетании императрицы с Алексеем Григорьевичем, которое, как гласит предание, совершилось тайно в 1742 году в церкви подмосковного села Перова. Несмотря на то что сын и государыня постоянно окружали Разумовскую нежными заботами и предупредительным вниманием, она не захотела оставаться при дворе и вскоре уехала с дочерьми на родину. Умная старуха поняла, какую смешную роль ей приходилось играть среди придворной толпы, маскарадная жизнь и этикет тяготили ее, здесь она не слышала родного слова, не имела с кем разделить своих понятий, не находила около себя ни кумушек, ни свах-щебетушек — сердце просилось ‘до дому’.
Отпустив мать и сестру на родину, Разумовский оставил при себе брата и занялся его воспитанием. Когда он был достаточно подготовлен, Алексей Григорьевич отправил его в 1743 году под надзором ученого адъюнкта Академии наук Теплова* за границу, ‘дабы учением наградить пренебреженное поныне время, сделать себя способнее к службе ее императорского величества, фамилии своей впредь собою и поступками своими проложить честь и порадование’.
————————-
* Теплов Григорий Николаевич, сын истопника, воспитанник архиепископа Феофана Прокоповича, адъюнкт Академии наук (1741 г.), статс-секретарь у принятия прошений на Высочайшее имя (1763 г.), тайный советник (1767 г.), род. в 1720 г., ум. в 1780 году.
Кирилл Григорьевич пробыл за границей два года. Сперва он учился в Кенигсберге, где приобрел довольно основательные познания в истории, географии, немецком и латинском языках, потом в Берлине, у знаменитого профессора математики Леонарда Эйлера, и, наконец, во Франции, в Страсбургском университете. В течение этого времени он получил 25 апреля 1743 года звание камер-юнкера, а 15 июня следующего года возведен вместе с братом в графское Российской империи достоинство. В мае 1745 года Кирилл Григорьевич возвратился в Петербург и тотчас же был пожалован в действительные камергеры и кавалеры ордена св. Анны 1-й степени, а вскоре после того, 21 мая 1746 года, назначен президентом Академии наук, ‘в рассуждение усмотренной в нем особливой способности и приобретенного в науках искусства’.
Сознавая вполне всю трудность предстоявших ему обязанностей и свою неподготовленность к исполнению их, двадцатидвухлетний президент избрал себе в руководители воспитателя своего Теплова, который вследствие этого получил место асессора в академической канцелярии. Разумовский нашел академию в самом печальном положении: в ней не было ни денег, ни профессоров, ни учеников, дела находились в страшном беспорядке, доносы и ссоры между служащими оканчивались иногда драками и неоднократно разбирались в Сенате. Учрежденные при академии университет и гимназия числились только на бумаге. Президент вначале горячо принялся за улучшение академии, но скоро, опутанный интригами и встречая в подчиненных постоянное противодействие своим распоряжениям, охладел к делу. Однако, несмотря на это, он успел составить новый регламент, которым в точности были определены обязанности каждого члена академии, исходатайствовал увеличение штатной академической суммы до 53 000 руб., вытребовал в университет и гимназию лучших воспитанников из Александро-Невской, Московской и Новгородской семинарий, наконец, предписал издавать при академии под своим личным наблюдением и покровительством первый в России журнал, называвшийся: ‘Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие’.
Через месяц после назначения своего в президенты, 29 июня 1746 года, Разумовский был пожалован кавалером ордена св. Александра Невского. Около этого же времени императрица сосватала за него свою внучатую сестру, фрейлину Екатерину Ивановну Нарышкину, которая принесла ему в приданое более 40 000 душ. Свадьба Кирилла Григорьевича была отпразднована 27 октября во дворце с большим великолепием, причем Екатерина Ивановна получила звание статс-дамы. В 1748 году 5 сентября государыня собственноручно возложила на Разумовского знаки польского ордена Белого Орла, присланные ему королем Августом III, и в тот же день произвела его в подполковники лейб-гвардии Измайловского полка. С 1734 года, после кончины гетмана Даниила Апостола, управление Малороссией было вверено правительством особой коллегии, состоявшей из шести членов под председательством украинского генерал-губернатора. Малороссияне считали такое распоряжение нарушением своих прав и находили его неудобным и крайне отяготительным для себя. Когда Алексей Григорьевич Разумовский, отличавшийся страстной любовью к родине, сделался близким лицом к государыне, малороссияне поспешили воспользоваться столь благоприятным для них случаем и в 1744 году подали императрице прошение о восстановлении гетманского достоинства и некоторых других отнятых у них льгот. Прошение это благодаря всемогуществу ‘доброго патриота’, как называли малороссы Алексея Григорьевича, было принято благосклонно, но разрешение его оттянулось по разным причинам на долгое время. Только в исходе 1749 года состоялась Высочайшая жалованная грамота о том, чтобы ‘быть в Малой России гетману по-прежнему, коего избрать меж себя, из природных своих людей, по малороссийским своим правам и вольностям, вольными голосами’. Для объявления грамоты и присутствовании при избрании гетмана государыня отправила в Глухов генерал-аншефа графа Гендрикова. После предварительных и частых переговоров ‘с духовными и мирскими чинами’, граф Гендриков назначил днем ‘элекции’ 22 февраля 1750 года. К этому дню в городе собрались полковники, старшины, бунчуковые и значковые товарищи и реестровые казаки от всех полков. Граф Гендриков прибыл на городскую площадь в богатой карете цугом, окруженный многочисленной и блестящей свитой, и взошел на нарочно устроенное возвышение, обведенное перилами и обитое гарусным штофом и красным сукном. Около графа поместились митрополит, епископы, архимандриты и прочее духовенство в полном облачении, также генеральные старшины и бунчуковые товарищи в парадных мундирах, а вокруг — все малороссийское шляхетство. Поклонившись собравшемуся народу и казакам, Гендриков прочел жалованную грамоту и потом, оборачиваясь на все стороны, несколько раз громогласно спросил: ‘Кого желаете себе в гетманы?’ На это духовенство, генеральные старшины и другие высшие чины, равно и шляхетство, объявили, что ‘так как самым верным и неутомимым ходатаем за них постоянно был граф Алексей Григорьевич Разумовский, то они за правое полагают: быть в Малой России гетманом брату его, природному малороссиянину графу Кириллу Григорьевичу Разумовскому’. Народ троекратными кликами подтвердил избрание. Тогда граф Гендриков поздравил присутствовавших с новоизбранным гетманом. По данному сигналу раздался сто один пушечный выстрел, на который казаки отвечали беглым ружейным огнем. Затем все собрание направилось в церковь св. Николая, где была отслужена литургия и отпет молебен с многолетием государыне. В знак благодарности генеральные старшины поднесли графу Гендрикову от имени всей Малороссии на серебряном блюде десять тысяч рублей, свите его три тысячи рублей, а народу ‘для общей радости’ дано вина горячего более двухсот ведер.
5 июня и 24 июля 1750 года императрица подписала ряд указов, в силу которых утверждалось избрание Разумовского гетманом, жаловались ему на уряд прежние гетманские местности, состоявшие между прочим из городов Батурина, Ямполя и Почепа с уездами, соизволялось возобновить Батурин и иметь там резиденцию, разрешалось при торжествах и публичных церемониях занимать место с генерал-фельдмаршалами, считаясь с ними по старшинству, наконец, так как он ‘против других гетманов имел ту отличность’, что был русской империи граф, и так как императрица ‘высочайше имела к его персоне особливую доверенность и благоволение’, то повелевалось в отправляемых на его имя из коллегий грамотах давать ему предикат: ‘высоко и благоурожденного’.
В последних числах декабря 1750 года Разумовский отправился из Петербурга в Малороссию, сопровождаемый семейством, неразлучным спутником своим Тепловым, поварами и музыкантами, гайдуками и скороходами, сержантами Измайловского полка и даже труппою актеров. Поезд его заключал в себе до сорока экипажей и шестидесяти верховых лошадей. На границе Малороссии, в селе Товстогубове, гетман был встречен компанейскими полками, а несколько далее, в селе Ясмани, депутацией, состоявшей из архимандрита, протопопа, четырех священников, генерального писаря Безбородко и десяти бунчуковых товарищей. Когда поезд приблизился к Глухову, то генеральный есаул Волкович с бунчуковыми товарищами и запорожскими казаками окружили гетманскую карету. Внутри города по главной улице были расставлены в два ряда шесть тысяч казаков. Они отдавали гетману честь с музыкой, битьем в литавры и пальбою из пушек и ружей. Генеральные старшины и другие чиновники ожидали гетмана у городских ворот. Генеральный есаул Якубович приветствовал его речью. Весь поезд направился сперва к церкви св. Николая, где гомельский архимандрит произнес ‘предику’ и окропил ‘ясновельможного’ святою водою, а оттуда в гетманские палаты. Здесь снова встретили Разумовского генеральные старшины и бунчуковые товарищи, генеральный подскарбий Скоропадский выразил ему от имени всех малороссиян радость и надежды, возбуждаемые в них его приездом. Гарнизонный Глуховский полк, стоявший в параде вокруг церкви, отдал на караул со стрельбою, а рота, расположенная на гетманском дворе, — с преклонением знамен и барабанным боем. На другой день мужчины являлись к графу, а женщины к графине. Генеральные старшины и почетные лица удостоились приглашения к гетманскому столу, во время пира играла инструментальная музыка, а при возглашении тостов гремела пушечная пальба, вечером весь город горел огнями.
Граф-гетман зажил в Глухове маленьким властелином. Двор его сделался миниатюрной копией двора петербургского. В универсалах своих гетман употреблял старинную формулу: ‘мы, нам, нашим, того ради приказуем, дан в Глухове’ и т.д. При нем находился целый придворный штат и особая почетная стража, вроде телохранителей, одетая в зеленые гусарские мундиры и называвшаяся ‘командой у надворной хорогвы’, т.е. гетманского знамени. При дворе гетмана состояли еще казаки-‘бобровники’, стрельцы и пташники, обязанностью которых было ловить бобров и стрелять всякую птицу к его столу. В торжественные дни и семейные праздники бывали парадные выходы в Никольскую или домовую гетманскую церкви и молебны с пушечного пальбою. После богослужения граф принимал поздравления от старшин и других чиновников и в свою очередь поздравлял кого с повышением, кого с наградой. В гетманском дворце давались блестящие банкеты, маскарады, концерты и французские комедии. Одним словом, вся придворная петербургская жизнь в сокращенном виде повторялась в Глухове! Графу-гетману недоставало только ‘бликитной кавалерии’, т.е. андреевской ленты, — он получил и ее 18 апреля 1752 года.
Гетманство Разумовского ознаменовалось для Малороссии многими льготами и полезными учреждениями. Избавление украинцев от тягостных крепостных работ, внутренних пошлин и разных сборов, разорительных для народа, разрешение свободной торговли между Великой и Малой Россией, уничтожение таможен, табачного и других откупов, стеснявших промышленность, ограничение винокурения, истреблявшего леса и задерживавшего успехи земледелия и скотоводства, введение различных мер для уменьшения бродяжничества, уравнение украинских чинов с великороссийскими, восстановление судов ‘земских’, ‘городских’ и ‘подкоморских’, закрытых еще Хмельницким, который подчинил гражданские дела военным чиновникам, — вот важнейшие услуги, оказанные Разумовским своей родине.
По приглашению государыни граф Кирилл Григорьевич часто приезжал в Петербург, где оставался жить по целому году. В таких случаях управление Малороссией поручалось им ‘генеральному суду’, или, вернее, Теплову, который, хотя и не занимал при гетмане никакой официальной должности, но оставался его главным советником и доверенным лицом.
Во время пребывания своего в столице Разумовский был ежедневным гостем императрицы и принимал участие во всех совещаниях, касавшихся государственных дел. В Петербурге он жил так же пышно, как и в Глухове. Балы его поражали современников невиданной до того роскошью и великолепием. Количество людей, находившихся у него в услужении, простиралось до двухсот шестидесяти человек, в обширном доме его на Мойке, близ Полицейского моста (где помещается теперь воспитательный дом) с утра до вечера толпились у него многочисленные посетители, обильный и изысканный стол предлагался всем желающим, званым и незваным, в известные дни тысячи бедных стекались к графскому подъезду за щедрой милостыней. Императрица постоянно оказывала графу Кириллу Григорьевичу особенное расположение и внимание, она крестила у него вместе с наследником престола почти всех детей, пожаловала ему свой портрет и табакерку, осыпанные драгоценными каменьями, и беспрестанно делала ему другие значительные подарки. Не менее государыни благоволила к гетману и великая княгиня Екатерина Алексеевна, с которой он сблизился в особенности после того, как она вторично породнила его с царским домом, устроив свадьбу любимой его племянницы Марины Осиповны Закревской с камергером Львом Александровичем Нарышкиным.
Между тем с 1758 года здоровье императрицы начало заметно клониться к упадку. Она уже давно страдала завалами в желудке, к которым присоединились потом болезненные припадки в груди и опухоль в ногах. В ноябре месяце 1761 года государыня заболела простудной лихорадкой. Стараниями лейб-медиков Мунзея, Шиллинга и Крузе лихорадка пресеклась 1 декабря, и больная стала уже поправляться, как вдруг 12-го числа у нее открылась рвота с кровью. Врачи, приняв это за простое геморроидальное волнение крови, сделали императрице кровопускание и, к крайнему изумлению своему, нашли в крови воспаление. На другой день кровопускание было повторено без всякой пользы для страждущей, 22 декабря рвота возобновилась с новой силой, а 25-го числа, в три часа пополудни императрицы не стало*. Графы Алексей и Кирилл Григорьевич не отходили от изголовья своей благодетельницы, возведшей их из ничтожества на верх почестей. Слезы и скорбь обоих братьев были искренни. Покойная императрица, несмотря на многие недостатки, имела дар вселять в приближенных глубокую к себе привязанность, и потому в горести Разумовских и других верных слуг ее слышалось не сожаление о конце их случая, но вполне чистосердечное сожаление о той, которую они любили неподкупно и всей душой.
——————————-
* История медицины в России, Рихтера. М. 1820. Ч. 3. Стр. 435.
С переменой правления изменилось и положение графа Кирилла Григорьевича при дворе.
Петр III был человек добрый и откровенный, но ограниченный, с дурными привычками, слабым и капризным характером. Вступив на престол, он горячо принялся за реформы и обнаружил в них, вместе с прекрасным сердцем и желанием народного блага, совершенное отсутствие политического такта. Толпы ссыльных, возвращенных из Сибири, уничтожение Тайной канцелярии, права вольности, дарованные дворянству, говорили в пользу его благодушия, но зато прочие меры произвели сильное неудовольствие в тех сословиях, к которым относились. Духовенство оскорблялось намерением императора отобрать в казну монастырские имения и явным неуважением его к обрядам греко-российской церкви. Последнее обстоятельство послужило в руках духовенства обычным орудием для того, чтобы волновать умы простого народа Гвардия роптала на предпочтение, оказываемое государем немцам, на введение нового обмундирования по ненавистному тогда прусскому образцу, на излишне строгую дисциплину и утомительные экзерциции. Высшее общество обижалось странным и близоруким выбором лиц, поставленных императором во главе различных отраслей управления, и его слишком грубым и бесцеремонным обхождением.
Одним из любимых удовольствий Петра было заставлять старых и изнеженных царедворцев Елизаветы Петровны ежедневно проделывать на Дворцовой площади обожаемый им прусский строевой устав. Все фельдмаршалы, генералы, подполковники и майоры гвардии, в каком бы придворном звании они ни находились, были принуждены лично командовать, когда во дворце сменялись караулы, и стоять перед фронтом во время парадов. Этому новому правилу должен был подчиниться и гетман, не имевший ни малейшего понятия о военном строе и не бравший никогда в руки эспантона. Чтобы не подвергнуть себя публичному выговору от императора и не быть предметом насмешек, он, подобно товарищам своим, держал у себя на дому молодого офицера, хорошо знавшего военный артикул, и раза по три в день учился у него прусской экзерциции. Как, однако, гетман ни трудился, все-таки приходилось беспрестанно глотать выговоры и насмешки, конечно, глубоко оскорбительные для человека, имевшего столь важное значение при дворе покойной государыни. Впрочем, Петр III, не сознававший своих промахов, пожурив и посмеявшись над гетманом публично, запросто заходил к нему в гости, не подозревая, сколько горечи накипело в сердце графа Кирилла Григорьевича.
Общее неудовольствие и ропот против императора усилились, когда сделалось известным, что он намерен объявить войну Дании с целью отнять у нее ничтожный клочок земли, принадлежавший некогда голштинским герцогам. Войска с чрезвычайной неохотой готовились к походу, по всему Петербургу слышались жалобы, между народом ходили глухие слухи… Все желали перемены и невольно обращали взоры на Екатерину, которая преданностью своею православной вере и русским интересам, уважением к народным правам и обычаям, безрассудно попираемым Петром, приветливостью и доступностью сумела всех расположить в свою пользу. Неоднократно и публично подвергавшаяся грубым выходкам императора, она жила в Петергофе, но в уединении своем зорко следила за ходом дел и оборотом, который принимало общественное мнение. Она с необыкновенной ловкостью и искусством держала нити заговора, усиливавшегося с каждым днем. Главнейшими пособниками ее были предприимчивые и талантливые братья Орловы и умная, романтическая княгиня Дашкова*. Большая часть молодежи с радостью примкнула к заговорщикам, но сторонникам Екатерины для обеспечения успеха было нужно завербовать в свои ряды людей, имевших вес и значение в свете. В числе последних на первом плане стоял гетман, любимый гвардией и особенно Измайловским полком за свою щедрость и простоту обхождения. Привлечение такой личности было весьма важно для заговорщиков. На это дело отважился один из Орловых. Он явился к Разумовскому ночью. Осторожный гетман хладнокровно выслушал речь Орлова, потом, подумав немного, посоветовал ему ехать для совещаний к другому и, сказав: ‘Он умнее нас’, потушил свечи и пожелал нежданному гостю покойной ночи. Такой странный ответ сильно озадачил заговорщиков, однако они не упали духом, после неудачи Орлова выступила княгиня Дашкова, которая принялась действовать на Разумовского через близких к нему измайловских офицеров Рославлева и Ласунского и, наконец, через Теплова. При безграничном доверии гетмана к Теплову последнему было легче, чем кому-нибудь другому, склонить его на сторону Екатерины. Теплов вошел в сношения с заговорщиками и нередко позволял себе резко выражаться относительно императора. Слова его были переданы Петру, государь, давно недоброжелательствовавший Теплову, велел посадить его под арест и допросить строжайшим образом. Арест этот произвел глубокое впечатление на гетмана. Он горячо вступился за своего бывшего наставника и постоянного советника и хотя с большим трудом, но успел добиться его освобождения. Теплов вышел из крепости еще более озлобленный и всей душой предался заговору. С этих пор Екатерина могла смело рассчитывать на помощь Разумовского.
————————-
* Григорий Григорьевич, действительный камергер, граф, генерал-адъютант (1762 г.), кавалер св. Андрея Первозванного (1763 г.), генерал-директор инженеров, шеф кавалергардов, подполковник л.-гв. Конного полка, генерал-аншеф (1764 г.), генерал-фельдцейхмейстер (1765 г.), род. в 1734 г., ум. в 1784 г. — Алексей Григорьевич, генерал-майор (1762 г.), граф (1763 г.), генерал-адъютант, генерал-аншеф, подполковник л.-гв. Преображенского полка (1767 г.), кавалер св. Андрея Первозванного (1768 г.), получив, прозвание Чесменского (1774 г.), род. в 1737 г., ум. в 1808 г. — Федор Григорьевич, капитан л.-гв. Семеновского полка (1762 г.), камер-юнкер и граф (1763 г.), действительный камергер и обер-прокурор Синода (1764 г.), генерал-поручик и кавалер св. Георгия 2-й ст. (1770 г.), род. в 1741 г., ум. в 1796 г. — Владимир Григорьевич, граф (1763 г.), президент Академии наук. — Княгиня Екатерина Романовна Дашкова, рожденная графиня Воронцова, статс-дама (1762 г.), директор Академии наук (1783 г.), род. в 1744 г., ум. в 1810 г.
В то время как гетман пристал к сторонникам Екатерины, в числе заговорщиков уже находились многие из его коротких приятелей: граф Н.И. Панин, князь Волконский, граф А.С. Строганов, И.И. Шувалов, архиепископ новгородский Дмитрий Сеченов и другие. Ожидаемый отъезд императора в Берлин был признан удобным моментом для решительных действий, но обстоятельства неожиданно ускорили развязку. Благодаря необдуманному поведению одного из ревностных поклонников Екатерины, поручика Преображенского полка Пассека, заговор был открыт, и донесение о нем отправлено к императору, находившемуся тогда в Ораниенбауме. Дальнейшее промедление становилось невозможным. В ночь с 27 на 28 июня 1762 года Екатерина тайно отправилась из Петергофа прямо в Измайловские казармы. Здесь ее ожидал Разумовский во главе полка, вызванного по тревоге и беспрекословно присягнувшего новой государыне. В сопровождении гетмана и измайловцев Екатерина поехала в Казанский собор, куда немедленно были собраны духовенство, светские сановники и остальные полки гвардии, которые единогласно провозгласили ее самодержавной императрицей. После благодарственного молебствия, государыня двинулась с полками на Ораниенбаум, послав предварительно вице-адмирала Талызина привести к присяге кронштадтский гарнизон. Петр III, узнав о внезапном перевороте, хотел сперва защищаться с оружием в руках, но потом, покинутый почти всеми своими приближенными, спокойно предался своей участи. Известно, что он был арестован и заключен в ропшинском дворце, где вскоре умер насильственной смертью.
Императрица щедро наградила своих сторонников. Граф Кирилл Григорьевич был пожалован в сенаторы и генерал-адъютанты с прибавкою к получаемому содержанию по пяти тысяч рублей в год. Он оставался при государыне безотлучно до июня 1763 года. Екатерина оказывала ему полное доверие и возлагала на него дела первой важности. Так, Разумовский производил секретное следствие о заговоре Хрущовых и братьев Гурьевых, намеревавшихся свергнуть императрицу с престола, потом был первенствующим членом особо учрежденной комиссии для составления новых штатов во всей армии.
8 июня 1763 года гетман отправился в Малороссию. На этот раз Теплов не сопровождал своего патрона. Екатерина, оценившая способности этого ловкого и умного человека, удержала его в Петербурге, назначив своим статс-секретарем у принятия прошений. Приехав в Глухов, Разумовский созвал генеральное собрание для обсуждения некоторых важных вопросов, касавшихся благоустройства края. Когда занятия собрания стали подходить к концу, несколько старшин и полковников заявили желание, чтобы гетманство оставалось навсегда наследственным в роде Разумовских. Тотчас было написано на высочайшее имя прошение от лица всей Малороссии, в котором, между прочим, выставлялся на вид пример Юрия Хмельницкого, избранного и утвержденного гетманом после смерти отца. Прошение это произвело в собрании беспорядок, многие из старшин поспешно уехали из Глухова. Тогда по распоряжению гетмана прошение было разослано в полки, поветы и сотни с приглашением подписываться. Беспорядок и смятение усилились еще более. Киевский губернатор Воейков донес об этом в Петербург. Разумовский, со своей стороны, отправил государыне прямо от себя просьбу о преемственности гетманства. Он, без сомнения, рассчитывал на услуги, оказанные им Екатерине, на ее расположение к нему и на дружеское содействие Теплова. Однако ему пришлось горько разочароваться в своих надеждах. Теплов, понимавший, что звезда Разумовских закатывается, изменил своему покровителю и передался на сторону его неприятелей. Он беспрестанно докладывал государыне о делах знакомой ему Малороссии, представлял ей опасность, грозившую России от замыслов гетмана и волнений на Украине, и успел совершенно восстановить ее против Разумовского. Вследствие всех этих происшествий граф Кирилл Григорьевич был отозван в Петербург. На другой же день по приезде в столицу он явился во дворец. Теплов встретил его с распростертыми объятиями. Граф Орлов, увидя это, громко сказал присутствовавшим: ‘Лобза, его же предаде’. Прием, сделанный Екатериною гетману, был самый холодный и оскорбил его до глубины души.
Разумовского все любили, и между царедворцами образовалась большая партия, громко осуждавшая правительство в неблагодарности и несправедливости. Екатерина, крайне ревнивая ко всему, что касалось верховной власти, запретила Кириллу Григорьевичу приезд ко двору и потребовала от него прошения об увольнении от звания гетмана. Разумовский долго не соглашался, только после многих переговоров, убедившись, что делать было нечего, он последовал советам друзей и в конце октября 1764 года подал нетерпеливо ожидаемое императрицей прошение. 10 ноября вышел указ об уничтожении гетманства, того же числа государыня переименовала графа Кирилла Григорьевича в генерал-фельдмаршалы, пожаловала ему пожизненно гетманское содержание в 50 000 рублей с прибавкою из малороссийских доходов по 10 000 рублей, город Гадяч с селами и деревнями, Быховскую волость и дом в Батурине. Двери дворца снова растворились для Разумовского, но отношения его к Екатерине остались навсегда натянутыми.
Самолюбию графа Кирилла Григорьевича был нанесен жестокий удар. Он увидел ясно, что роль его кончилась, что ему приходится уступить свое место другим и отодвинуться на задний план. Недовольный и обиженный, Разумовский решился оставить двор и в апреле 1765 года отправился путешествовать за границу. Посетив Германию, Францию, Англию и Италию, он долго жил в Страсбурге, где учились его сыновья, и возвратился в Петербург только в исходе 1767 года. Во время пребывания его за границей президентом Академии наук был назначен младший брат любимца императрицы граф В.Г. Орлов. Продолжительное отсутствие Разумовского изгладило понемногу в сердце государыни неприязненное чувство к нему. Екатерина сама сделала первый шаг к примирению, назначив графа Кирилла Григорьевича членом совета, учрежденного ею для суждения о важнейших государственных делах и состоявшего всего из семи лиц, но Разумовский, заседая в совете и Сенате, редко посещал двор и держал себя в стороне от всяких интриг.
1771 год был самым скорбным годом для графа Кирилла Григорьевича: 6 июля скончался в своем Аничковском дворце брат его, граф Алексей Григорьевич, а через несколько дней после этого умерла жена, графиня Екатерина Ивановна, едва достигнувшая сорока лет. Разумовский получил от брата огромное наследство, удвоившее его и без того значительное состояние, которое заключалось теперь, кроме движимого имущества и домов, с лишком в 100 000 душ крестьян. Когда сыновья графа Кирилла Григорьевича подросли, окончили воспитание и поступили на службу, он переехал на жительство в Москву, но и здесь ему пожилось недолго: его тянуло на родину. В 1791 году он поселился в Батурине и с увлечением предался своей страсти к постройкам. Занимаясь украшением своих имений, Разумовский не забывал и усовершенствований хозяйства. В 1797 году он выписал с заводов князя Лихтенштейна испанских овец и, таким образом, может считаться одним из первых основателей овцеводства в России, разводил шелковицу, выписывал машины, заводил мельницы, свечные фабрики и проч. Существует предание, что Разумовский первый развел в Малороссии пирамидальные тополи. В то же время он был примерным помещиком. ‘Крестьяне благословляют имя покойного фельдмаршала Разумовского, — писал в 1805 году оди