Граф Бисмарк и вопрос об единстве Германии, Бисмарк Отто Фон, Год: 1869 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 35 минут(ы)

ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРНІЕ.

1 (18) августа 1869.

ГРАФЪ БИСМАРКЪ И ВОПРОСЪ ОБЪ ЕДИНСТВ ГЕРМАНІИ.

Историческій очеркъ развитія идеи нмецкаго единства.— Антагонизмъ между Пруссіею и Австріей).— Фридрихъ II и гегемонія Пруссіи.— Вторженіе Наполеона и война за освобожденіе.— Фридрихъ-Вильгельмъ III и священный союзъ.— Національное движеніе 1848 г. и франкфуртскій парламентъ.— Попытки Фридриха-Вильгельма IV.— Торжество Австріи.— Прусская политика съ 1859 года.— Графъ Бисмаркъ, его жизнь и дятельность.

Грозныя тучи, которыя нкогда заволокли весь политическій горизонтъ западной Европы посл народнаго движенія 1848 г., въ наше время очевидно съ каждымъ днемъ все боле и боле разсяваются, и теперь уже не можетъ быть, кажется, никакого сомннія, что несчастная, черная полоса реакціи должна уступить свое мсто свтлой полос истоваго либерализма. Мы не станемъ розискивать, когда именно, въ какой моментъ началось это общественное пробужденіе Европы, не станемъ говорить, откуда оно пошло и гд встрчало себ наибольшее сопротивленіе, — все это фактъ, который бросается въ глаза, когда смотришь на совершающіяся нын кругомъ событія. Сильное, порывистое стремленіе къ свобод, сказавшееся съ такимъ могуществомъ во Франціи, что вторая имперія, основанная на личномъ правленіи или, что тоже, на произвол, ищетъ себ спасенія въ парламентаризм и вынуждается бросить якорь на томъ именно, мст, съ котораго она желала столкнуть Францію, едва ли остановится и удовлетворится либеральными мрами и уступками, длаемыми правительствомъ, во которыя для націи, вспомнившей свое великое прошедшее, останутся только полумрами и уступками. Спокойное, но ршительное движеніе Англіи впередъ по пути самыхъ радикальныхъ реформъ не мене убдительно доказываетъ, что и тамъ общество вышло изъ того полузабытья, до котораго оно доведено, было продолжительнымъ укачиваніемъ псевдолиберальнаго Пальмерстона. Даже Испанія сбросила наконецъ съ себя грубой господство деспотическихъ Бурбоновъ и не останавливается ни предъ какими затрудненіями — наслдіемъ прежняго порядка, чтобы установить у себя широкую и прочную свободу. Нужно ли говорю объ Австріи, этомъ ядр старой реакціи, которая цлымъ рядокъ немыслимыхъ нсколько лтъ тому назадъ реформъ и самыхъ энергическихъ мръ, старается залечить свои тяжелыя раны, навести ей абсолютизмомъ Габсбурговъ. Все это факты, не видть которыхъ могутъ только слпые, все это событія, которыя громко свидтельствуютъ объ одномъ, что послдній часъ реакціи 1848 года пробилъ, что мрачная полоса миновалась, что на Запад прошла пора произвола отдльныхъ личностей и наступила пора разумнаго господства самихъ народовъ. Возможно-ли, чтобы при такомъ общемъ положеніи Европы. когда все пробудилось, все ожило, одна Пруссія отстала отъ общаго хода и терпливо выносила ту систему милитаризма, которая воспользовалась громкими событіями 1866 года и незаконно приписала себ весь ихъ блескъ и всю ихъ выгоду? Возможно-ли, чтобы Пруссія, въ которой образованность стоитъ такъ высоко, не произнеся наконецъ своего veto надъ ршеніями, постановленіями, приговорами абсолютной власти, какимъ бы ореоломъ славы она ни съумла вскрыть себя. Если бы это было такъ, то нужно было бы усомниться въ могуществ цивилизаціи, сил знанія, образованности, нужно было бы отчаяться въ польз распространенія среди народа самыхъ гуманныхъ идей. Вс эти идеи, все это образованіе, знаніе, вся цивилизація, все это было бы пустою затею, ненужною забавою, если бы они не вели самымъ неуклоннымъ путемъ къ тому, чтобы народъ умлъ сознавать и умлъ пользоваться своими неотъемлемыми правами. Безъ этого умнія пользоваться своими правами нтъ политической свободы, а безъ политической свободы нтъ, строго говоря, народа въ полномъ значеніи этого слова. Конечно, мы не станемъ длать такого грустнаго предположенія относительно Пруссіи. Общество, народъ могли быть увлечены военною славою, тмъ боле что въ этой слав они увидли наконецъ осуществленіе ‘великой идеи’, идеи нмецкаго, единства, но увлеченіе это не могло быть продолжительно, скоро народъ долженъ былъ понять, что милитаризмъ, правительственный произволъ могли быть допущены только какъ средства, и то какъ дурныя средства, для приближенія къ цли, но что средства не должны быть обращены въ самую цль, и что даже, если средства эти укореняются въ стран, то они въ конц концовъ обратятся противъ желанной цли, такъ какъ система милитаризма и произволъ вовсе не созданы для того, чтобы укрплять подъ собою единство народовъ.

Два-три года нужно было для того, чтобы эта истина, какъ ни проста она, проникла въ общественное сознаніе, чтобы прошелъ жаръ увлеченія, и чтобы въ обществ почувствовалась наконецъ реакція противъ всемогущества побдителей при Садовой. Теперь только кажется наступаетъ пора народнаго отрезвленія, и политическій смыслъ націи подсказываетъ ей, что пора положить предлъ полновластію правительства и его гордаго министра, что пора снова взять свою часть въ дл правленія. Увлеченіе продолжалось до тхъ поръ, пока вс видли только одно: пройденный путь и достигнутые результаты, пока вс ждали и надялись, что власть, въ пользу которой нація отказалась отъ своихъ политическихъ правъ, также легко съуметъ закончить дло нмецкаго единства, какъ легко, казалось, она сдлала къ нему значительный шагъ впередъ. Вмсто оправданія своихъ ожиданій, что же на самомъ дл увидла нація? Идея нмецкаго единства съ 1866 года не только не сдлала ршительнаго шага впередъ, во скоре даже можно сказать, что она почувствовала себя какъ то боле робкою и нсколько попятилась назадъ. Строго говоря, иначе оно и быть не могло. Путь, которымъ прусская политика желала осуществить дорогую для нмцевъ мечту германскаго единства, путь, которымъ она, правда, и достигла значительныхъ результатовъ, былъ тмъ не мене путемъ ложнымъ, опаснымъ, способнымъ довести до весьма важныхъ затрудненій, которыя съ каждымъ днемъ должны увеличиваться. Единственное средство для дйствительнаго торжества прусской политики, единственное средство, чтобы закрпить за собою выгоды войны 1866 года и заставать позабыть рядъ насилій, захватовъ, деспотическихъ мръ, было — вооружиться тотчасъ посл окончанія военной кампаніи самою широкою свободою, и только ею подчинить себ присоединенныя земли я заставить позабыть ихъ о старыхъ порядкахъ. Только водвореніе истиннаго, свободнаго и представительнаго правленія въ сверо-германской федераціи могло заставить южную Германію пожелать скорйшаго соединенія съ сверомъ. Такова ли на самомъ дл была политика правительства и графа Бисмарка? Вовсе нтъ. Прежде всего политика ихъ, вмсто того, чтобы быть въ полномъ смысл слова германскою, была чисто прусскою, и въ то время, когда нація, отправляясь проливать свою кровь, въ самомъ дл думала о германскомъ единств, прусскіе политики думали только объ увеличеніи Пруссіи. Интересы династическіе торжествовали надъ интересами народными, и потому торжество это не могло быть прочно. Политика, имвшая во глав деспотическое правительство и не мене деспотическаго по своему характеру Бисмарка должна была въ конц концовъ вызвать раздраженіе, сопротивленіе и, главное, недовріе. Очарованье, распространенное Бисмаркомъ, могло продолжаться только подъ однимъ условіемъ, — идти впередъ и впередъ по пути германскаго единства, ради котораго нмцы съ охотою жертвуютъ своею политическою свободою. Но лишь только онъ вынужденъ былъ остановиться въ разширеніи Пруссіи, которое въ своемъ конечномъ результат обратится все-таки на пользу этого единства, остановиться подъ угрозою вншнихъ столкновеніе я можетъ быть гибельной для его цли войны, тогда тотчасъ ней эти чувства раздраженія и недовольства должны были выйти наружу.

Не говоря уже о присоединенныхъ провинціяхъ, гд недовольство и раздраженіе должно сильно безпокоить прусское правительство, недовріе закралось въ сердца даже горячихъ сторонниковъ полновластнаго министра, и это недовріе выразилось въ послднюю сессію федеральнаго парламента по поводу преній о новыхъ налогахъ. Отказъ въ требуемыхъ средствахъ тмъ боле долженъ былъ удивить графа Бисмарка, что это было первое пораженіе со времени его тріумфальнаго шествія въ Берлинъ, посл Кампаніи 1866 года. Его лучезарная звзда какъ бы внезапно померкла въ то самое время, когда тусклая звзда цлаго народа одинаково внезапно получила новый блескъ. Недовольство, обнаружившееся въ парламент, можетъ быть должно служить ручательствомъ, что народъ снова обратился къ своимъ правамъ и лишитъ прусское правительство возможности дйствовать произвольно, это, безъ сомннія, было бы выгодно не только для одной Пруссіи, но и для дла германскаго единства, которому если и суждено осуществиться, то неиначе какъ посредствомъ свободы и мирнаго развитія этой идеи. Идея эта, давно коренящаяся въ народ, до сихъ поръ была употреблена только какъ орудіе ли возвышенія прусскаго могущества и для выгодъ Гогенцолернской династіи, выгоды же нмецкой націи оставались на заднемъ план. Должна была наступить пора, когда подобное злоупотребленіе ‘великой идеи’ должно было обнаружиться, выясниться въ общественномъ сознаніи и тогда, вмсто увлеченія и преклоненія передъ узкою политикою прусскаго министра, наступитъ недовріе и боленъ слва слдовать по проложенному имъ пути. Наступила ли эта минута для Пруссія или нтъ, мы не беремся утверждать, покамстъ очевидно только одно, что въ общественномъ мнніи происходитъ поворотъ, и поворотъ этотъ ни въ какомъ случа не можетъ быть выгоденъ для прусскаго правительства, которое до сихъ поръ источникъ всей власти видитъ въ ‘божественномъ’ прав. Первое пораженіе въ федеральномъ парламент должно было произвести тмъ большее впечатлніе, что старая борьба между парламентомъ и правительствомъ была давно забыта, и то всеобщее колнопреклоненіе, которое было результатомъ Садовы, дало увренность побдителямъ, что внутри страны они никогда боле не встртятъ сопротивленія. Быть можетъ, и безъ сомннія многое говоритъ за такое предположеніе, что именно вслдствіе этого пораженія графъ Бисмаркъ ршился удалиться отъ длъ, отказаться отъ званія министра-президента прусскаго кабинета и сохранить за собою одно только званіе федеральнаго канцлера. Конечно, только сильный политическій круговоротъ, къ которомъ находилась въ послднее время Европа, можетъ объяснить, что на это удаленіе полновластнаго прусскаго министра не было обращено дотаточно вниманія, что удаленіе это совершилось какъ то глухо, въ тиши. Удаленіе графа Бисмарка, хотя можетъ быть и кратковременное съ политической сцены, ршимость оставить прусское министерство, составляетъ какъ бы новый фазисъ въ его карьер, и во всякомъ случа минута эта какъ нельзя боле удобна, чтобы заняться такою интересною личностью, прослдить жизнь и дятельность этого государственнаго человка, который, какъ бы разно ни судили его, займетъ крупное мсто въ исторіи Германіи. Боле близкое знакомство съ этою оригинальною фигурою представляетъ тмъ боле интереса, что, знакомясь съ нимъ, мы неизбжно, хотя и въ крупныхъ чертахъ, знакомимся съ исторіею борьбы за гегемонію въ Германіи иду Пруссіею и Австріею и рядомъ съ этимъ съ исторіею идеи германскаго единства. Но чтобы хорошо понять дятельность этого человка, чтобы опредлить насколько велика его собственная иниціатива въ дл возвеличенія Пруссіи на счетъ Австріи и въ дл нмецкаго единства, знамя котораго онъ не разъ подымалъ высоко въ своихъ рчахъ, объясняя этою дорогою для нмцевъ идеею свои дйствія и поступки, нужно посмотрть, въ какомъ положеніи находились Австрія и Пруссія и на чемъ остановилась, на какомъ осязательномъ факт, идея нмецкаго единства до появленія Бисмарка на историческую сцену.

Событія, которыхъ весь міръ былъ свидтелемъ три года назадъ, событія, которыя измнили взаимныя положенія европейскихъ державъ, коренятся довольно глубоко въ исторіи Германіи, и ихъ никогда не судятъ безъ того, чтобы не обернуться назадъ, по крайней мр лтъ на сто или восемьдесятъ. Безъ сомннія, какъ бы ни былъ развитъ политическій смыслъ у одного изъ лучшихъ нмецкихъ историковъ, Генриха Зибеля, тмъ не мене онъ никогда бы не могъ такъ врно пророчествовать въ 61 году то, что случилось только въ 66 г., еслибы прошедшее не руководило его въ созерцаніи будущаго. ‘Также врно, писалъ Зибель въ ту пору, какъ-то, что рки текутъ къ морю, въ Германіи образуется, рядомъ съ Австріею, боле или мене узкая федерація подъ управленіемъ Пруссіи. Чтобы достигнуть этого, прибгаютъ ко всевозможнымъ средствамъ, къ убжденію, къ дипломатіи и даже, въ случа сопротивленія, къ войн’. Нельзя было предсказывать боле удачно, событія подтвердили слова историка буква въ букву. Такое предсказаніе основывалось на двухъ фактахъ, которыя проходятъ черезъ конецъ XVIII ст. и чрезъ все XIX ст. Одинъ изъ этихъ фактовъ, это страсть къ единству, порывистое увлеченіе этою идеею, которая ясно выразилась, правда, только въ начал нашего столтія, когда война противъ Наполеона, знаменитая Befreiungskrieg пробудила нмецкій народъ въ новой жизни, къ новымъ понятіямъ. Другой фактъ — это вковая борьба между Австріею и Пруссіею, которая получила совершенно ясный смыслъ только при Фридрих II, чертившемъ программу своей политики, программу увеличенія Пруссіи очень близкую съ тою, которую выполнилъ графъ Бисмаркъ.

Фридрихъ II нисколько не скрывалъ своего желанія разширить прусское государство, унизить Австрію, безъ того однако, чтобы идеянаціональнаго единства коренилась въ его голов. Онъ боролся, воевалъ ради своихъ династическихъ интересовъ, а объ интересахъ нмецкаго народа онъ собственно мало и думалъ, отчасти по той причин, что онъ не любилъ нмецкаго языка, не возлагалъ очень блестящихъ надеждъ на своихъ соотечественниковъ и питалъ только обожаніе къ французской націи, несмотря на то, что съ французскимъ правительствомъ онъ также не очень стснялся. Ему нужно было разширить наслдіе своихъ отцовъ, ему хотлось имть преобладающее вліяніе въ Германіи, однимъ словомъ ему нужно было, какъ понадобилось это и графу Бисмарку, перенести центръ тяготнія всхъ мелкихъ нмецкихъ государствъ изъ Вны въ Берлинъ. Въ виду этой ‘необходимости’, онъ велъ съ Австріею четыре ожесточенныя войны, результатовъ которыхъ было значительное округленіе владній Фридриха II. Антагонизмъ между двумя государствами, или можетъ быть врне, между двумя дворами, росъ не по днямъ, а по часамъ. Въ интригахъ, которыя связываются съ раздломъ Польши, вражда достигла самыхъ крайнихъ размровъ. Въ начал семилтней войны одинъ изъ самыхъ приближеннымъ людей Фридриха II, генералъ Винтерфельда давалъ прямой совтъ: ‘завоевать всю Германію и дать ей силу отпора противъ чужестранцевъ, соединивъ ее въ одно государство’. О стремленіяхъ націи тогда разумется не было и помину, до нея никому не было дла, ее никто и не думалъ спрашивать, чего она хочетъ или не хочетъ. Если форма обращенія графа Бисмарка съ роднымъ мнніемъ нсколько и разнится отъ формы обращеніе въ XVIII столтіи въ Пруссіи, то традиціи все-таки такъ сильны, что часто полновластному министру удавалось забывать, что Германія XIX ст. нсколько другая, чмъ Германія XVIII ст. При этомъ конечно самое грустное то, что эта забывчивость не только сходила ему съ рукъ, но увнчивалась успхомъ. Сходство, впрочемъ между Фридрихомъ II и его совтниками и Вильгельмомъ и его министромъ заключается не только въ нсколько презрительномъ отношеніи въ народу, но и въ самомъ план дйствій. Такъ, генералъ Винтерфельдъ не только объявлялъ во всеуслышаніе, что въ теченіи ясне чмъ двухъ лтъ все старое устройство будетъ разрушено и на трон нмецкихъ цезарей возсядетъ Фридрихъ II, но также и то, какъ должна быть ведена война. Проникнуть въ Венгрію, сдлать воззваніе къ недовольнымъ, этотъ планъ Бисмарка во время кампаніи 66 года, когда велись переговоры съ венгерскими генералами Клапкой и Кошутомъ, все это цликомъ заимствовано у совтника Фридриха II. Какъ король Вильгельмъ I предлагалъ нмецкимъ князьямъ строить плотную конфедерацію, подъ верховнымъ господствомъ прусскаго величества, такъ точно и Фридрихъ II желалъ ввести подобное федеративное начало, разумется съ одною цлію усиленія прусскаго могущества. ‘Нужно заставить понять этихъ людей (онъ говоритъ про нмецкихъ князей), что они могутъ разсчитывать на нашу помощь, а то ихъ собственный интересъ длаетъ такое учрежденіе необходимымъ, во всякомъ случа ненужно сидть сложа руки. Никогда ‘эти люди’ не сдлаютъ ничего по своей собственной иниціатив. Куйте желзо пока горячо и какъ можно скоре’. Преимущество Фридриха II передъ ныншнимъ правительствомъ заключается только въ томъ, что онъ, какъ человкъ развитой, мене вровалъ въ божественное происхожденіе своей власти, мене толковалъ о немъ, и потому презрительное обращеніе съ владтельными князьями было въ немъ несравненно естественне чмъ у настоящаго правительства. Какъ теперь германское единство встрчаетъ себ сопротивленіе въ европейской дипломатіи, такъ точно и тогда проектируемая Фридрихомъ федерація встрча отпоръ въ иностранныхъ державахъ, и Франція тогда, какъ и теперь, главнымъ образомъ не допускала осуществиться желанію Фридриха II. ‘Французскій дворъ, писалъ парижскій посланникъ баронъ Гольцъ (нын посланникомъ былъ графъ Гольцъ), въ март 1785 г., французскій дворъ вовсе не отнесется сочувственно къ такой ассоціаціи, предпочитая удерживать князей южной Германіи въ своей исключительной зависимости’. Безъ сомннія, графъ Бисмаркъ не умлъ бы отвтить лучше на такое заявленіе, чмъ отвтилъ Фридрихъ II, говоря: ‘одобритъ Франція или не одобритъ союзъ между нмецкими князьями, въ сущности намъ это ршительно все равно. Идея эта хороша сама по себ, и это главное, на что нужно обращать вниманіе. Мн кажется, что мы не должны быть слугами ни французовъ, ни австрійцевъ, ни русскихъ’. Лтомъ 85 года союзъ между нмецкими князьями и Фридрихомъ II былъ заключенъ, нкоторые изъ нихъ прямо вошли въ эту федерацію, съ другими онъ заключилъ, какъ сдлано было въ 1866 году, военныя конвенціи, въ силу которыхъ войска этихъ владтельныхъ князей въ случай войны поступали подъ начальство прусскаго короля, т. е. присоединялись къ его арміи и содержались на его счетъ. Но какъ этотъ союзъ, эта федерація была только федераціею князей безъ участія и воли народа, то поэтому она и не могла быть прочна. Сила ныншней федераціи только и заключается въ томъ, что это новое политическое устройство отвчаетъ стремленіямъ народа и какъ бы осуществляетъ его мечту, его идею, и если бы для ныншней федераціи наступилъ когда-нибудь опасный кризисъ, то только благодаря тому, что въ эту федерацію были введены нкоторая части нмецкаго народа, помимо ихъ воли, помимо ихъ желанія, введена была путемъ завоеваній и насилій. Въ 1785 г., дло было совершенно иначе, тогда, собственно говоря, не было и сопротивленія народа, потому что не было и народа, т. е. у него не было ни своей воли, ни своихъ правъ, ни своихъ требованій и стремленій, народъ былъ только послушнымъ орудіемъ. Понятное дло, что федерація Фридриха II, лишенная живого духа, который можетъ быть только когда политическое устройство отвчаетъ народнымъ стремленіямъ, не закрпленная, какъ теперь, сильною идеею германскаго единства, должна была рушиться какъ только исчезъ человкъ, личною волею котораго она была установлена. Въ союз 1785 г. не было своей собственной внутренней силы и потому она пала, какъ только смерть унесла съ исторической сцены Фридриха II, что случилось на слдующій годъ существованія этого союза.

Наслдники Фридриха II не могли, не имли силы продолжать дло его рукъ. Одна бездарность слдовала за другою, и но выраженію одного изъ біографовъ Бисмарка, Бамбергера, со времени смерти Фридриха II только и видно было, какъ ‘слабые умы смняются узкими умами’. Вс они длаются какими-то ярыми представителями абсолютизма, признавая для себя только одни законы, конечно не писанные, божественнаго права. У преемниковъ Фридриха II не только не было воли, ршимости, способности продолжать его дло, но не было даже желанія, они всего боялись и вмст хотли, чтобы вс боялись ихъ. Въ трудную минуту для нмецкаго народа, когда началась война съ Франціею, на прусскомъ престол сидлъ человкъ, лишенный всякаго характера, всякой способности, Фридрихъ-Вильгельмъ III, который при другихъ свойствахъ легко могъ бы выполнить программу Фридриха II. Вмсто того, онъ съумлъ только самымъ неблагодарнымъ образомъ поступить съ нмецкимъ народомъ, который, въ награду за пролитую имъ кровь для избавленія отечества отъ иностраннаго ига, получилъ въ награду самый возмутительный деспотизмъ и рядъ дикихъпреслдованій, направленныхъ противъ тхъ свжихъ общественныхъ элементовъ, которые боле другихъ содйствовали освобожденію порода. Впрочемъ, какъ нтъ худа безъ добра, такъ и тутъ вторженіе Наполеона, цлыя рки пролитой крови, отчаянная борьба, окончившаяся въ результат священнымъ союзомъ, который не былъ особеннымъ счастьемъ для нмецкой націи, все это имло свою хорошую даже благодтельную сторону, какъ ни странно это на первый взглядъ. Несмотря на то, что въ конц XVIII столтія наступилъ въ Германіи какъ бы золотой вкъ литературы, несмотря на то, что имена Лессинга, Гете и Шиллера, какъ крупныя свтила озарили своимъ свтомъ всю Германію, и своими общими для всхъ нмцевъ произведеніями положили первый камень, и самый прочный, нмецкаго единства, хотя они и не были поэтами національными, а гораздо скоре представителями общихъ гуманныхъ началъ, несмотря на этотъ литературный блескъ Германіи конца XVIII столтія, народъ все-таки еще былъ погруженъ въ тупое оцпенніе, въ которомъ его держала деспотическая власть стараго порядка, всюду почти потрясеннаго французскою революціею. Ненависть къ игу Наполеона и оскорбленіе и униженіе, причиненныя его побдами вывели нмецкій народъ изъ его оцпеннія и пробудили въ немъ чувство собственнаго достоинства. Сражаться противъ Наполеона можно было только тми орудіями, которыя онъ самъ употреблялъ — что было понято замчательнымъ государственнымъ человкомъ того времени Штейномъ, который тогда уже провозгласилъ необходимость создать нмецкое отечество, т. е. осуществить идею германскаго единства, которая только-что пустила тогда свое зерно. Штейнъ вооружается орудіемъ революціи и освобождаетъ народъ. Устроенный тогда ‘Tagendbund’ соединяетъ нмцевъ изъ всей Германіи, возбуждаетъ въ нихъ ненависть къ чужеземному господству, возбуждаетъ ихъ патріотизмъ и воспламеняетъ ихъ для защиты общаго отечества. Тогда т самые принципы, которые провозглашены были французскою революціею, идеи свободы и равенства, вдохнувшія душу въ безжизненное тло Германіи, обращаются противъ Франціи, и народъ, вдохновляемый пснями Кернера, этими немцкими марсельезами, идетъ отражать несмтныя полчища Наполеона. Вторженіе этого воителя было благодтельно дли Германіи, потому чти оно пробудило къ жизни находившійся въ въ летаргическомъ состояніи народъ, эта минута зарождаетъ идею нмецкаго единства, которая, въ сущности, неповинна въ томъ, что породила столько употребленій. Идея эта, явившаяся какъ результатъ войны за освобожденіе, въ своемъ основаніи либеральна и рано или поздно должна будетъ освободить Германію отъ притязаній Гогенцолерновъ, какъ освободила отъ деспотизма Габсбурговъ, принудивъ ихъ вступить на путь свободныхъ правительствъ.

Въ то время, когда нмецкій народъ дрался за свое освобожденіе, въ то время, когда общая опасность пробудила въ немъ первое чувство патріотизма и сознаніе своего единства, нмецкіе князья, съ прусскимъ королемъ во глав, преклонялись передъ Наполеономъ и изъ его рукъ принимали повышенія въ чинахъ: одинъ изъ ландграфа длался герцогомъ, другой изъ герцога великимъ герцогомъ, третій наконецъ проползалъ въ короли. Таковы были интересы этихъ правителей народовъ. Если при этомъ общемъ повышеніи въ чин однъ прусскій король остался при своемъ, и не былъ произведенъ въ германскіе императоры, то вовсе не потому, чтобы Наполеонъ не желалъ даровать ему этого титула или чтобы Фридрихъ-Вильгельмъ III не хотлъ его принять. Совсмъ нтъ, если король Фридрихъ-Вильгельмъ не сдлался императоромъ, то только потому, что его слабая натура не посмла ршиться даже на этотъ шагъ, голова его была слишкомъ закружена всякими династическими и другими подобными началами, чтобы отважиться на какую-нибудь энергическую мру, хотя для того, чтобы стать во глав Германіи съ дозволенія, даже по приглашенію Наполеона, и не требовалось особенной энергіи. Безъ всякаго сомннія, обладай Фридрихъ-Вильгельмъ III энергическою волею, будь у него сколько-нибудь развитъ духъ иниціативы, тогда бы, при томъ настроеніи нмецкаго народа, при томъ пробужденномъ и сильно сказавшемся тогда чувств единства, чувств, котораго такъ не доставало еще недавно Фридриху II, и ему не было бы ничего легче какъ совершить, и совершить безъ насилія, то, что было сдлано три года назадъ королемъ Вильгельмомъ и графою Бисмаркомъ, и можетъ быть даже въ боле широкихъ размрахъ. Въ 1804 году, Наполеонъ, желая провозгласить во Франціи наслдственную имперію, сообщилъ о своихъ намреніяхъ Фридриху-Вильгельиму, предлагая ему послдовать его примру и возложить на себя императорскую корову. Фридрихъ-Вильгельмъ, выражая первому консулу свое живйшее сочувствіе и уговаривая его не откладывать своего намренія, выражался вмст съ тмъ относительно себя, что онъ доволенъ своею судьбою, и желалъ только сохранить то положеніе, въ которое Провидніе поставило его царственный домъ. Трусость и опасеніе стать въ какое бы то ни было отношеніе, даже косвенное, съ революціонными началами, заставило его отклонить предложенія Наполеона какъ теперь, такъ и позже, въ 1806 году, когда провозглашена была рейнская конфедерація, и когда Фридриху-Вильгельму II снова предлагали встать во глав федераціи и облечься въ императорскую мантію, однимъ словомъ, предлагали то, къ чему ты стремился ршительный Фридрихъ II. ‘Король, отвчалъ прусскій министръ на сообщеніе Талейрана, въ восторг, онъ смотритъ на себя не только какъ на союзника Франціи, но какъ на личнаго друга императора Наполеона’, но вмст съ тмъ онъ еще разъ отказываясь отъ предложенія стать во глав Германіи. Во всемъ этомъ поведеніи видна какая-то робость, униженіе передъ Наполеономъ и вмст и зависть къ нему, которая провела къ войн между Франціею и Пруссіею, въ которой Пруссія потерпла страшное пораженіе. Въ какое отчаяніе ни повергла битва при Іен нмецкую націю, но она не только не могла задушитъ того патріотическаго чувства, которое пробудилось въ Германіи, и сдлала его какъ бы еще боле закаленнымъ. Чувство это никогда не должно было больше умереть, съ теченіемъ времени оно получило только большую зрлость и выдержанность.

Это патріотическое чувство, вызванное вторженіемъ Наполеона, эта идея нмецкаго единства, зародившаяся во время борьбы съ нашествіемъ французовъ, не только сама по себ не иметъ ничего антипатичнаго, но, напротивъ того, какъ всякое дйствительное требованіе націи, сохраняетъ право на самое широкое сочувствіе. Но идея нмецкаго единства, такъ какъ она понимается цлою націею, или по крайней мр ея лучшими представителями, есть вовсе не то, что подъ этимъ понимаютъ прусскіе монархи и ихъ министры. Одни видятъ въ ней такой союзъ нмецкаго народа, въ основаніи котораго лежала бы самая полная свобода, другіе не хотятъ признавать въ ней ничего другого, какъ стремленіе создать большую военную державу, которая была бы страшилищемъ цлой Европы. Поэтому не трудно понять, что если идея, такъ какъ она понимается истинными нмецкими патріотами, заслуживаетъ полнаго сочувствія, то второй видъ ея долженъ естественно отталкивать отъ себя и возбуждать чувство глубокой антипатіи. Что это различіе въ пониманіи идеи нмецкаго единства не есть вымышленное, въ этомъ ручается исторія цлаго протекшаго столтія. Каждый разъ, что стремленіе осуществить эту идею шло изъ самой націи, каждый разъ это стремленіе находило себ ярое сопротивленіе и вражду, выходившую отъ самихъ же нмецкихъ правительствъ. Оно и естественно. Когда сама нація желала осуществить эту идею, то она видла въ ея осуществленіи задатокъ такого прочнаго политическаго устройства народа, которое съ успхомъ могло бы отразить не только вншнее нападеніе непріятеля, но и другое нападеніе, боле опасное, потому что оно пускаетъ боле глубокіе корни и превращается какъ бы въ нормальное состояніе, нападеніе деспотической власти. Осуществить идею нмецкаго единства для истинно либеральной партіи въ Германіи значило дать Германіи такое федеративное устройство, которое въ основаніи своемъ имло бы прочную и широкую политическую свободу, и стремленіе освободить себя отъ всхъ мелкихъ тирановъ вовсе не было направлено на то. чтобы замнить нсколькихъ мелкихъ деспотовъ однимъ крупнымъ. Если послднія событія въ Германіи, паденіе ницъ значительной части населенія передъ гордыми побдителями, которые руководились въ своихъ дйствіяхъ произволомъ, какъ бы опровергаетъ это положеніе, то опроверженіе это кажущееся. Фактъ безъ сомннія остается фактомъ и его нельзя оспоривать, и фактъ только тогда получаетъ смыслъ, когда ясна становится его причина. Если значительная часть нмцевъ преклонилась передъ успхомъ короля и его министра, то отчасти оттого, что они, въ нетерпніи видть скорйшее осуществленіе дорогой идеи, повряя увреніямъ прусскаго правительства, что дло идетъ вовсе не о династическихъ интересахъ, а объ общемъ благ Германіи, отчасти оттого, что другіе, думая, что съ однимъ легче справиться чмъ со многими, надялись, и съ большимъ основаніемъ, скоро отнять у прусскаго короля ту власть, которую онъ самъ отнялъ у другимъ нмецкихъ владтелей. Правительство и народъ стали въ противорчіе: одно думало воспользоваться идеею національнаго единства, ради своихъ династическихъ интересовъ, въ то время, какъ народъ думалъ воспользоваться династическими интересами Гогенцоллерновъ для осуществленія идеи нмецкаго единства. Фактъ же остается тотъ, что самое осуществленіе этой идеи неизбжно идетъ въ разрзъ съ узкими династическими интересами, и это какъ нельзя лучше всегда понималось всми нмецкими правительствами.

Какъ ни недальновиденъ былъ Фридрихъ-Вильгельмъ III, но и онъ понялъ, что движеніе, вызванное этою идеею, и воодушевившее нмцевъ къ славной войн за освобожденіе, могло обратиться противъ него, и потому, бросившись въ священный союзъ, старался ршительной реакціею задушить пробудившееся въ народ, благодаря вторженію Наполеона, живое чувство національнаго единства. Но 1813 годъ какъ бы освятилъ это чувство, укрпилъ его въ народ и съ тхъ поръ оно продолжаетъ ростъ. Напрасно душила его реакція, напрасно Меттернихъ боролся съ нимъ, нмецкая молодежь, какъ священный огонь, продолжала хранить его въ своихъ сердцахъ. Оно сказывалось съ новою силою при каждомъ удобномъ случа. Вступленіе на престолъ сына Фридриха-Вильгельма III — Фридриха-Вильгельма IV, снова пробудило старыя надежды, и сильное движеніе распространилось по Германіи. Чувство національнаго единства, потребность свободы громко выразились на франкфуртскомъ парламент 1848 г., который предложилъ Фридриху-Вильгельму IV, разгуливавшему тогда съ трехцвтнымъ знаменемъ по улицамъ Берлина, императорскую корону. Фридрихъ-Вильгельмъ IV, хотя общалъ быть ‘нмецкимъ королемъ’, но не ршался открыто принять императорскую корону, опасаясь и не довряя народному движенію. Не смя прямо проявиться народнымъ требованіямъ, онъ оставлялъ народъ привтствовать себя какъ императора Германіи, но лишь только реакція взяла верхъ надъ революціею, лишь только она была подавлена, какъ, испуганный даромъ революціи, онъ отбрасываетъ императорскую корону изъ боязни войны съ Австріею, и еще боле конечно оттого, что онъ чувствовалъ непрочность внка, возлагаемаго на голову свободнымъ народнымъ движеніемъ.

Но отказываясь отъ короны, предложенной ему національнымъ собраніемъ во Франкфурт, онъ не отказывался все-таки удовлетворить до нкоторой степени чувству. единства, отнимая у него только всякій революціонный характеръ. Онъ ршился привести въ исполненіе мысль умренныхъ депутатовъ франкфуртскаго парламента, которые желали, чтобы Пруссія подчинила своему вліянію маленькія нмецкія государства, поставила ихъ въ вассальное къ себ отношеніе, считая подобное устройство уже за значительный шагъ къ осуществленію идеи германскаго единства. На франкфуртскомъ парламент происходила борьба между тремя партіями, изъ которыхъ одна, именно партія Grossdeutsch, желала, чтобы вс нмецкія земли, не исключая и австрійскихъ владній, составили одно большое государство съ императоромъ во глав, другая партія, Eieindeutsch, стремилась доставить гегемонію Пруссіи, въ которой должны были пристать плотно вс нмецкія земли, за исключеніемъ Австріи, что прямо противорчью широкой иде единства всхъ нмцевъ, и наконецъ третья партія, тоже многочисленная, партія антимонархистовъ, во глав которой стояли Геверъ и Струве. Партія эта домогалась федеративнаго устройства на подобіе Сверо-американскихъ Штатовъ, т. е. уничтоженія наслдственной монархіи и замщенія ея свободно избираемымъ парламентомъ съ временнымъ президентомъ. Если эта послдняя партія была глубоко антипатична королю Фридриху-Вильгельму IV, что впрочемъ и не требуетъ объясненій, то программа первой партіи, т. е. Grossdeutsch, тоже не могла ему улыбаться, такъ какъ вліяніе Австріи никогда бы не допустило Пруссіи до преобладающей роли, къ которой она стремится уже такъ давно. Программа партіи Kleindeutsch боле всего подходила ему, и нтъ сомннія, что онъ могъ бы ее осуществить, если бы не устрашился войны съ Австріею и еще боле помощи революціи, которая наводила на него ужасъ. Фридрихъ-Вильгельмъ IV пытался осуществить эту программу при помощи своего талантливаго министра, генерала Радовица мирными средствами, т. е. не принимая помощи революціи и одинаково избгая ссоры съ Австріею. Съ этою цлію онъ созвалъ парламентъ въ Эрфурт въ 1849 г., парламентъ, на которомъ должно было начаться осуществленіе программы партіи Kleindeutsch, во Австрія, которая только что вышла побдительницею, при чужой помощи, изъ своей борьбы съ Венгріею и Италіею, борьбы славной для побжденныхъ, быстро повернула дло, разрушила планы ФридрихаВильгельма, оторвала отъ союза съ Пруссіею Саксонію и Ганноверъ, успокоила испуганныхъ маленькихъ нмецкихъ князей и такимъ образомъ принудила какъ можно поскоре распустить созванный въ Эрфурт парламентъ. Это было полное фіаско для Фридриха-Вильгельма IV, но впереди его ждали еще боле черные дни, какъ бы въ наказаніе за то, что онъ измнялъ своимъ общаніямъ, обманулъ народное движеніе.

Во глав австрійскихъ длъ стоялъ человкъ, какъ нельзя боле ршительный, за отсутствіемъ другихъ политическихъ добродтелей, обладавшій однимъ достоинствомъ — откровенностью въ своей реакціонной политик, именно князь Шварценбергъ, который открыто высказалъ свою программу относительно Пруссіи. ‘Чтобы уничтожить Пруссію — произнесъ онъ — нужно ее унизить’, и эти слова съ необыкновенною энергіею онъ началъ приводить въ исполненіе. Фридрихъ-Вильгельмъ IV, чтобы удержать за собою теперь его единственную надежду — либеральную партію, поддерживалъ возставшихъ въ Гольплиніи, желавшихъ оторвать Шлезвигъ отъ Даніи, и возставшихъ въ Гессен, которые прогнали своего электора и его ненавистнаго министра Гассенифлуга. Австрія немедленно приняла сторону владтельныхъ князей и потребовала везд возстановленія ‘порядка’. Князь Шварценбергъ, желавшій прежде всего униженія Пруссіи, обратила къ Фридриху-Вильгельму IV съ надменнымъ требованіемъ вывести войска изъ Гольщтиніи и Гессена. Фридрихъ-Вильгельмъ, оставлеинный всми нмецкими князьями, находился въ крайней нершительности и только уступая совтахъ Радовица, онъ неохотно далъ свое согласіе на сопротивленіе. Все было готово къ войн, аванпосты обмнялись уже нсколькими ружейными выстрлами, но въ самую послднюю минуту Фридрихъ-Вильгельмъ испугался борьбы и уступилъ. Шварценбергъ торжествовалъ, и новый министръ Фридриха-Вильгельма, смнившій Радовица, баронъ Мантейфель, отправился въ Ольмюцъ, гд было подписано торжественное подчиненіе короля прусскаго вол императора австрійскаго. Для того, чтобы еще боле унизить Пруссію, Шварценбергъ обнародовалъ родъ манифеста, въ которомъ презрительно говорилъ о попыткахъ Фридриха-Вильгельма установятъ новый порядокъ вещей и съ достоинствомъ возвщалъ, что ‘порядокъ’ возстановленъ въ Германія, или иными словами: старый, обезсиленный германскій сеймъ снова открытъ подъ предсдательствомъ Австрія. Вся борьба, значитъ, не привела ровно ни къ чеху, положеніе длъ въ Германіи осталось въ томъ положеніи, которое создано было въ 1815 году волею священнаго союза. Актъ подчиненія и повиновенія, подписанный въ Ольмюц, былъ глубокимъ оскорбленіемъ для наслдниковъ Фридриха II и для его военной монархіи, которая съ того времени не переставала жаждать мщенія. Австрія торжествовала, она не видла уже предловъ своего всемогущества, реакція съ большею чмъ когда-нибудь силою могла, казалось, безнаказанно въ ней владычествовать. Торжество реакціонной Австріи не должно быть долговременно. Человкъ, который долженъ былъ отомстить ей и унизить старую Австрію, выступилъ уже на историческую сцену, хотя и трудно было по его первымъ политическимъ шагамъ предугадать въ немъ будущаго закоренлаго врага Австріи, врага, который долженъ былъ затмитъ мрачное униженіе Ольмюца блестящимъ торжествомъ Садовой. Обратимся же теперь къ графу Бисмарку, прослдимъ его дятельность и взглянемъ, какимъ путемъ повелъ впередъ дло германскаго единства, этотъ человкъ, одаренный замчательно сильною волею.

Графъ Отто Бисмаркъ-Шенгаузенъ родился 1 апрля 1815 года, въ помстьи Шенгаузенъ. Родъ его принадлежитъ къ одному изъ самыхъ старинныхъ нмецкихъ родовъ, которымъ можетъ гордиться теперь Бранденбургія — это сердце прусскаго государства. Нскольку вковъ уже какъ родъ Бисмарковъ отличается въ военной служб, которая всегда находится въ особенномъ почет везд, гд господствуетъ система милитаризма, гд правительство держится не столько любовію народа, сколько штыками своей армія. Въ Пруссія военная служба до сихъ поръ еще пользуется особенными преимуществами, военные составляютъ какъ бы особую касту, высоко стоящую надъ всми остальными смертными, да и какъ могло бы быть иначе, когда даже такой свободный мыслитель и философъ, какъ Фридрихъ II, этотъ идеалъ всхъ прусскихъ королей, и тотъ декретировалъ, что простому лейтенанту арміи всегда должно быть оказываемо преимущества даже передъ королевскими совтниками, если только они не служили въ военной служб. Военная служба, слдовательно, составляетъ какъ бы наслдіе прусскаго дворянства, партіи феодаловъ или, какъ называется въ Германіи, юнкерской партіи. Какимъ-то счастливымъ случаемъ молодой Бисмаркъ миновалъ исключительно военной карьеры, и несмотря на то, что отецъ его служилъ въ кавалеріи и былъ шефомъ эскадрона, сына своего онъ предназначилъ дли администраціи. Въ виду этого Бисмаркъ сталъ изучать право, административныя наука и усплъ перебывать въ нсколькихъ университетахъ, главнымъ образомъ въ берлинскомъ и геттингенскомъ. Въ университетахъ, рядомъ съ правомъ, которое онъ изучалъ, онъ изучалъ еще и другую любимую науку нмецкихъ студентовъ: пить пиво въ геркулесовскихъ размрахъ и драться на дуэли. Бисмаркъ всегда жадно искалъ случая подраться, пріобрлъ себ славу извстнаго дуэлиста, и разсказываютъ, что въ парламент многіе изъ его враговъ до 66 г. носили на себ слды Бисмарковской ловкости. Его высокій ростъ, сильное тлосложеніе, постоянно воинственный нравъ какъ бы предопредляли его къ военной служб, и судя по тому, что до сихъ поръ онъ съ любовію носитъ военный мундиръ, служба эта была бы въ его вкус. Несмотря на свое университетское образованіе, онъ съ жаромъ схватился за понятія и воззрнія своихъ праотцевъ, за ихъ политическую религію и скоро сдлался самымъ чистокровнымъ типомъ нмецкаго ‘юнкера’. Стремительно бросившись въ ряды феодальной партіи, которая для сохраненія своихъ привилегій твердо поддерживала начало абсолютной королевской власти, Бисмаркъ, какъ только ему представился случай, старался выдвинуть себя впередъ, длаясь необузданнымъ защитникомъ самихъ ретроградныхъ идей и ведя ярую аттику противъ идей новаго времени, противъ политическаго равенства и конституціонной свободы. Случай представился ему скоро. На созванномъ Фридрихомъ-Вильгельмомъ IV, въ 1847 г., собраніи представителей страна, Бисмаркъ явился представителемъ дворянства своего округа, и тутъ на этомъ собраніи въ первый разъ публично заявилъ себя, какъ самый отъявленный реакціонеръ. Онъ объявилъ, что жертвы, которыя принесъ народъ въ 1813 году для отраженія Наполеона, для своего освобожденія и для спасенія трона, не дали ему никакого права требовать себ конституціи, что прусскіе короли царствовали не по вол народа, а по вол Бога, и потому все, что они даруютъ, должно быть принимаемо какъ необыкновенная милость. Такіе біографы-панегиристы графа Бисмарка, какъ George Hesekiel {Du Bach Tom Grafen Bismark. 1809 г.}, восторгаются этимъ періодомъ его дятельности, хотя періодъ этотъ доказываетъ, по нашему, только одно:, бдность политическаго развитія Бисмарка въ ту эпоху и совершенное непониманіе ни интересовъ, ни требованій времени. Впрочемъ, не вс біографы Бисмарка до такой степени слпы къ своему герою и для нкоторыхъ изъ нихъ этотъ періодъ его жизни представляема какъ нельзя боле грустнымъ, такъ, напр., Бамбергеръ въ своей какъ ‘Monsieur de Bismark’ совершенно справедливо замчаетъ по поводу его воззрній того времени, что ‘невозможно избгнуть, чтобы Бисмаркъ 1847 года не вставалъ иногда между Бисмаркомъ нашихъ дней и тми, довріе которыхъ было бы для него такъ дорого’. По поводу этого можно только замтить, что если Бисмаркъ и измнился въ своихъ мнніяхъ, что не можетъ быть подвержено сомннію, то тмъ не мене сплошь и рядомъ въ его ныншнихъ словахъ и поступкахъ рзко звучитъ реакціонная нота 1847 г. Во время національнаго движенія, 1848 г., Бисмаркъ былъ совершенно устраненъ отъ общественной дятельности, не будучи избранъ ни въ берлинскій, ни въ франкфуртскій парламенты. Удалившись въ себ въ помстье, онъ въ уединеніи проклиналъ революцію и негодовалъ на униженіе короля во время мартовскихъ дней и на появленіе трехцвтнаго знамени. ‘Единственное средство, чтобы избавиться отъ этого движенія — говаривалъ Бисмаркъ съ пною на губахъ — это сжечь вс города, эти гнзда революція’. Слова эти хорошо рисуютъ его ршительный характеръ съ одной стороны, и съ другой мрачность идей и тенденцій феодальной, аристократической партіи. Откуда бы ни выходила либеральная реформа, Бисмаркъ немедленно съ яростью набрасывался на нее. Когда Фридрихъ-Вильгельмъ IV, вынужденный обстоятельствами, далъ конституцію, Бисмаркъ былъ избранъ, въ 49 году, сначала въ прусскую палату, а потомъ и въ неудачной эрфуртскій парламентъ. Бисмаркъ чувствовалъ глубокое отвращеніе къ этимъ уступкамъ, и со всею свойственною ему силою нападалъ на стремленія сблизить короли съ народною партіею. ‘Это трехцвтное знамя — говорилъ онъ, обращаясь къ министрамъ — которымъ вы украшаете ваши скамьи, никогда не будетъ моимъ, потому-что это знамя возмущенія и баррикадъ’. Какъ ни затемнена была его голова всевозможными допотопными мнніями и воззрніями въ вид тхъ, которыя мы привели для примра, Бисмаркъ все таки поднималъ, что для успшной борьбы съ либеральнымъ движеніемъ нужно заимствовать у враговъ ихъ оружіе, и въ самомъ дл, Бисмаркъ, какъ разсказываетъ его льстивый біографъ Hesekiel, заводитъ газеты, содйствуетъ основанію реакціонныхъ обществъ, Verein’овъ, которыхъ въ то время было такое множество въ Германіи. Не было такого національнаго стремленія, котораго Бисмаркъ не заявлялъ бы себя заклятымъ врагомъ, и при этомъ самое любопытное то, что онъ боле всего нападалъ на т именно мры, которыя пятнадцать лтъ спустя онъ самъ сталъ приводить въ исполненіе съ такою грубою безцеремонностью. Въ то время онъ защищалъ права Даніи и осуждалъ войну въ Шлезвиг, въ то время онъ скорблъ, что прусское правительство поддерживаетъ народъ въ Гессен противъ электора и тмъ нарушаетъ святость монархическаго принципа, въ то время онъ требовалъ полнаго соглашенія съ Австріею, чтобы вмст съ нею вырвать вс революціонные корни, въ то время наконецъ, когда вс до глубины души были оскорблены униженіемъ, нанесеннымъ въ Ольмюц Шварценбергомъ, Бисмаркъ какъ нельзя боле одобрялъ ршимость прусскаго короля уступить Австріи. ‘Я не понимаю,— говорилъ онъ тогда,— что у Австріи оспариваютъ право именоваться нмецкою державою. Разв она не наслдница старой германской имперіи и разв во многихъ случаяхъ она не поддерживала славу нмецкаго оружія?’ Фанатизмъ его ультра-монархическихъ мнній и непримиримая ненависть ко всему, что отзывалось либерализмомъ, понравились королю и сдлали изъ него приближенное къ трону лицо. Король полюбилъ этого молодого еще человка, который въ своихъ ретроградныхъ мнніяхъ шелъ дальше любого отжившаго уже старика и, разумется, не замедлилъ вознаградить его за подобную преданность. Въ то время, когда реакція начала уже размахивать своими расправленными крыльями, люди, подобные Бисмарку, могли считаться драгоцнною находкою, и мсто, которое нашелъ ему король, было какъ нельзя боле по немъ. Въ 1851 году онъ былъ отправленъ первымъ секретаремъ посольства во Франкфуртъ, гд роль представителя Пруссіи при германскомъ сейм, возстановленномъ Австріею, считалась крайне затруднительною и требовала большой дипломатической тонкости. Бисмарку, какъ поклоннику и безпрекословному почитателю Австріи, роль эта была, впрочемъ, легче, чмъ кому бы то вы было другому. Разсказываютъ, что король былъ очень удивленъ поспшностью, съ которою принялъ Бисмаркъ предложеніе хать во Франкфуртъ, и не удержался, чтобы не указать ему на всю трудность положенія. ‘Ваше величество, съ самоувренностью, которая характеризуетъ его, можетъ испытать меня, отвчалъ Бисмаркъ, если дло не пойдетъ, то я могу быть черезъ шесть мсяцевъ, или даже еще раньше, отозванъ’. Дло въ самомъ дл должно было пойти на ладъ, потому что Австрія не могла даже желать боле угоднаго ей представителя, чмъ Бисмаркъ, который такимъ образомъ выражалъ свое profession de foi: ‘я держусь убжденій среднихъ вковъ, убжденій тьмы, какъ ихъ называютъ, и вс предразсудки я всосалъ вмст съ молокомъ матери’. Какъ такому человку было не распинаться за реакціонную въ то время Австрію, какъ было не хвататься ему за все, какъ за якорь спасенія. Вскор по прізд во Франкфуртъ онъ былъ, изъ перваго секретаря, сдланъ посланникомъ, должность, которую онъ занималъ впродолженіи восьми лтъ, т. е. до 1859 г. По прізд во Франкфуртъ онъ немедленно сдлалъ визитъ недалеко оттуда жившему Меттерниху, политик котораго онъ долженъ былъ навести скоро такой тяжелый ударъ.

Пріхавъ во Франкфуртъ съ самымъ полнымъ, безграничнымъ уваженіемъ къ Австріи и съ ненавистью къ національному движенію, онъ ухалъ оттуда съ злобою и ненавистію къ Австріи и съ ршимостію по крайней мр воспользоваться стремленіемъ къ единству для достиженія своей цли: возвеличенію Пруссіи въ ущербъ Австріи. Какимъ образомъ совершился этотъ переворотъ въ приверженц убжденій ‘среднихъ вковъ’ — вотъ самый интересный вопросъ, который, къ сожалнію, мы не находимъ разъясненнымъ ни у одного изъ его біографовъ. Если невозможно объяснить перемну совершившуюся въ граф Бисмарк одними дурными отношеніями, которыя очень скоро установились между имъ и австрійскомъ представителемъ Рехбергомъ, то тмъ не мене, въ связи съ жаждою дятельности, съ желаніемъ дйствовать, играть роль и имть вліяніе на дла, нельзя упускать изъ виду при объясненіи перемны образа мыслей прусскаго представителя на сейм и этихъ дурныхъ отношеній. Бисмаркъ, по своему характеру, не такой человкъ, который позволилъ бы кому-нибудь наступить ему на ногу, и потому рзкій, самоувренный и нсколько презрительный тонъ, съ которымъ обращался со всми австрійскій представитель, долженъ былъ сильно подйствовать на Бисмарка. Разсказываютъ, что однажды представитель Австріи принялъ его крайне безцеремонно, съ сигарою во рту и не прося его даже ссть, Бисмаркъ вытащилъ свой портъ-сигаръ, и со словами: позвольте огня, закурилъ сигару и услся на кресло. Конечно, такія мелкіе причины не могли еще произвести переворота въ ум Бисмарка, но трудно не допустить, чтобы именно эти мелкія причины не помогли ему раскрыть глаза на ту жалкую роль, которую игралъ сеймъ подъ предсдательствомъ Австріи. Ему, какъ прусаку, должно было показаться обидно то зависимое положеніе, въ которое поставлена была Пруссія, его должна была возмутить теперь, когда онъ представлялъ собою Пруссію, фраза князя Шварценберга, что Пруссію нужно унизить, ему могло въ самомъ дл здсь, на мст постоянныхъ столкновеній, сдлаться ясно стремленіе Австріи поставить Пруссію въ вассальное къ себ отношеніе, а вмст съ тмъ онъ могъ убдиться въ желаніи мелкихъ государствъ постоянно поддерживать антагонизмъ между двумя большими нмецкими государствами. Всего этого конечно было бы достаточно, чтобы объяснить въ Бисмарк совершившуюся перемну по отношеніи къ Австріи, но тмъ не мене нельзя не пожалть, что мы не имемъ боле прочныхъ свидтельствъ, чмъ догадки, анекдоты, нкоторыя извлеченія изъ писемъ, которыя могли бы служить доказательствомъ искренности его внутренняго переворота, не говоря уже о томъ, какую убдительность могли бы имть для всхъ основанія, заставившія отбросить ‘убжденія тьмы’, такою человка какъ Бисмаркъ. Какія мысли тревожили безпокойный умъ Бисмарка до 1856 года — трудно сказать, не имя никакихъ боле или мене достоврныхъ свдній по этому предмету. Какъ скоро произошла въ Бисмарк перемна но его прізд во Франкфуртъ, тоже нельзя опредлить, понадобилось ли ему нсколько мсяцевъ, или цлыхъ пять лтъ отъ 1851 до 1856 года, чтобы отказаться отъ своихъ средневковыхъ убжденій, все это покрыто непроницаемою таинственностью. Извстно только, что въ 1856 г. перемна въ немъ уже совершилась, и мы читаемъ въ отрывк одного письма, приведенномъ его угодливымъ біографомъ Гезекилемъ, по поводу герцогствъ Шлезвига и Гольштейна, противъ которыхъ онъ прежде ратовалъ, сочувственныя слова и обвиненія противъ Австріи, что она ‘тайно будетъ оставаться другомъ Даніи и въ своей печати набьетъ полный ротъ нмецкими фразами и станетъ вмнять Пруссіи въ вину, что ничего не длается’. Въ слдующемъ, сдлавшемся извстномъ письм, писанномъ два года позже, именно въ 1858 году, онъ еще боле ршительно нападаетъ на Австрію, и выставляетъ на видъ необходимость поставить Пруссію во глав Германіи и средство къ этому онъ видитъ въ таможенномъ парламент, который долженъ замнить прежній таможенный союзъ, который, но мннію Бисмарка, ни куда не годится. Какъ же достигнуть этого парламента: ‘Палаты и печать могли бы сдлаться, говоритъ онъ въ этомъ письм, могущественнымъ средствомъ для нашей вншней политики…. Палаты и печать должны бы широко обсуждать систему нмецкихъ таможенъ, съ прусской точки зрнія. Тогда бы снова къ вамъ обратилось усталое вниманіе Германіи, и для Пруссіи былъ бы тотъ результатъ, что наша палата сдлалась бы силою въ Германіи’. Такимъ образомъ Бисмаркъ приходитъ къ тому, что призываетъ на помощь т силы Свободы, противъ которыхъ онъ нсколько лтъ тому назадъ велъ отчаянную борьбу. Но это письмо, если оно важно какъ свидтельство того, что въ Бисмарк пропало почитаніе въ реакціонной Австріи и что въ голов его созрлъ планъ новой политики, то важно еще и въ томъ отношеніи, что служитъ доказательствомъ, что этотъ новый планъ не былъ широкимъ планомъ, въ которомъ мысль была бы занята благомъ цлой Германіи, стремленіемъ осуществить идею нмецкаго единства, о которомъ Бисмаркъ не упускалъ случая говоритъ или самъ, или заставляя говорить о немъ короля, а исключительно планомъ усиленія Пруссіи. Бисмаркъ не могъ тогда, какъ не можетъ и теперь, еще разстаться съ узкими идеями, съ узкими династическими интересами, которыя продолжаютъ играть для него главную роль. Бисмаркъ заставляетъ подчиниться благо Германіи благу Пруссіи, т. е благу ея династіи, въ то время какъ истинные государственные люди, въ род Штейна, на первомъ план ставили благо нмецкаго народа, не думая обо всемъ остальномъ. Глубина взгляда, ширина воззрній — вотъ чего недостаетъ Бисмарку, чтобы быть замчательнымъ государственнымъ человкомъ. Онъ не можетъ отдлаться отъ міросозерцанія юнкерской партіи, которая до сихъ поръ слишкомъ часто сказывается въ его дйствіяхъ, несмотря на то, что онъ отошелъ отъ него на довольно значительное разстояніе.

Въ такомъ враждебномъ отношеніи въ Австріи и съ готовымъ планомъ возвеличенія Пруссіи застала Бисмарка итальянская война 1859 года. Съ его ршимостью, съ его страстью дйствовать быстро я не останавливаться ни передъ чмъ, еслибы Бисмарку была предоставлена свобода дйствовать, онъ бы не задумался какъ ему поступить. Вмсто того чтобы колебаться помочь Австріи или нтъ, объявить или не объявить войну Франціи, Бисмаркъ обратился бы противъ Австріи и воспользовался бы стснительными обстоятельствами, въ которыхъ находилась она, чтобы совершенно передлать всю карту Германіи. Графъ Бисмаркъ такъ открыто выражалъ свое! мнніе, какъ должна дйствовать Пруссія, что испугавшееся правительство поспшило перевести его на другой постъ и отправило его посланникомъ въ Петербургъ, откуда онъ написалъ министру иностранныхъ длъ Шлейницу письмо, въ которомъ какъ бы резюмировалъ свою будущую программу дйствій: ‘Изъ восьмилтняго отправленія моей должности въ Франкфурт я выработалъ себ убжденіе, какъ результатъ моей опытности, что старыя союзныя учрежденія представляютъ для Пруссіи тяжелыя, и въ критическое время пагубныя для ея существованія оковы, не доставляющія тхъ вознагражденіи, которыя Австрія, при несравненно большей свобод дйствій, получаетъ отъ нихъ’, и сдлавъ такое вступленіе, онъ переходитъ прямо къ требованію разорвать эти оковы, говоря: ‘случай уничтожить эти препятствія не представится снова такъ скоро, если мы не воспользуемся настоящимъ положеніемъ’. Однимъ словомъ, онъ требуетъ, чтобы знамя прусской политики было поднято высоко, чтобы правительство не боялось порвать связи съ германскимъ союзомъ, что напротивъ, чмъ скоре это будетъ сдлано, тмъ выгодне это будетъ для Пруссіи. ‘Отношенія Пруссіи къ германскому союзу, заканчиваетъ онъ свое письмо, представляютъ болзнь, которую нужно вылечить въ удобное время, если же нтъ, то рано или поздно для излеченія ея мы должны будемъ употребить огонь и желзо’. Графъ Бисмаркъ не оставилъ свои слова мертвою буквою, не прошло и нсколько годовъ, какъ отъ буквы до буквы онъ выполнилъ свою программу. Программа Бисмарка въ 59 г. была слишкомъ радикальна, и потому Пруссія не ршалась сдлать того, что она сдлала въ 1865 году, но вліяніе было важно все-таки въ томъ отношеніи, что прусское правительство удержалось отъ соблазна помочь Австріи, объявивъ войну Франціи и Италіи. Пруссія сохранила нейтралитетъ, по поводу котораго австрійскій императоръ, державшійся въ то время еще габсбургскихъ традицій, обнародовалъ манифестъ, содержавшій жестокія нападенія на прусское правительство, безсовстно, какъ говорилось въ этомъ манифест, покинувшее своего стараго союзника.

Назначеніе Бисмарка въ Петербургъ не было для него особенно пріятно, такъ какъ оно удаляло его отъ внутренней политики Пруссіи, за которою въ послднее время онъ слдилъ съ такимъ напряженнымъ вниманіемъ. Свиданіе короля прусскаго съ австрійскимъ императоромъ въ 1860 году въ Теплиц породило различные толки о сближеніи двухъ дворовъ и о новыхъ гарантіяхъ, будто бы данныхъ Пруссіею Австріи, что оставшіяся за нею итальянскій владнія, т. е. Венеціанская -область, Итальянскій Тироль, не будутъ оторваны отъ. габсбургской короны. Толки эти сильно встревожили гр. Бисмарка, и онъ высказалъ свои политическія безпокойства въ одномъ письм изъ Петербурга, въ которомъ сильно жалуется на то, что его держатъ вдали отъ интимной политики, прусскаго двора, что онъ ничего не знаетъ ни о намреніяхъ, ни о стремленіяхъ, ни о видахъ правительства. Оставаясь въ Петербург, вдали отъ главнаго театра дйствій Бисмаркъ, въ этомъ трудно сомнваться, не упускалъ случая, чтобы обезпечить за собою на будущее время нейтральное отношеніе Россія къ могущимъ возникнуть въ будущемъ политическимъ столкновеніямъ, и тмъ продолжалъ содйствовать будущему осуществленію крпко засвшей въ его голов программы. Нельзя не пожалть, что его біографы не сообщаютъ никакихъ писемъ, которыя могли бы пролить свтъ на дипломатическую дятельность Бисмарка въ Петербург, такъ точно какъ не сообщаютъ ничего, что было бы для насъ особенно любопытно, изъ его наблюденій надъ русскими государственными людьми, его воззрній на русское высшее общество, въ которомъ онъ былъ принятъ очень хорошо, и наконецъ его взглядовъ на русскія учрежденія, съ которыми онъ, будучи одаренъ значительною любознательностью, долженъ былъ познакомиться. Вс письма его изъ Петербурга, которыя опубликованы, дтски невинны по своему содержанію, и потому кром самыхъ общихъ впечатлній, вынесенныхъ имъ изъ Россіи, ровно ничего нельзя узнать. Общія впечатлнія ограничиваются у него замчаніями, брошенными всколзь о красот Петербурга, о поразительной оригинальности Москвы, о томъ, что ‘тихо закладывать и быстро хать — лежитъ въ натур русскаго народа’ объ особенной любви русскихъ къ зеленому цвту и т. д. Конечно, человкъ, ршившійся выучиться и въ самомъ дл выучившійся какъ гр. Бисмаркъ по-русски, долженъ былъ сдлать боле любопытныя наблюденія. Вообще же говоря, жизнь въ Петербург ему не особенно нравилась, судя по одному письму, въ которомъ онъ говоритъ: ‘я испытываю какую-то тоску по родин отъ моей квартиры на Англійской набережной, съ ея успокоивающимъ видомъ на покрытую льдомъ Неву’, такъ что, можно смло предполагать, что онъ былъ очень доволенъ, когда весною 1862 года онъ былъ назначенъ посланникомъ въ Парижъ. Между отправленіемъ его въ С.-Петербургъ и назначеніемъ въ Парижъ прошло все-таки почти три года, и въ это время Бисмаркъ все-таки не оставался въ полномъ бездйствіи. Онъ усплъ нсколько разъ създить въ Германію, и въ частыхъ бесдахъ съ королемъ Вильгельмомъ старался увлечь его своею чистопрусскою программою, куда впрочемъ теперь онъ началъ примшивать интересы Германіи, которой онъ желалъ дать такія учрежденія, которыя покровительствовали бы ея матеріальнымъ выгодамъ. Король не сдавался, ‘воспитанный въ самомъ строгомъ милитаризм, постоянно одолваемый призракомъ революціи, который выросъ передъ нимъ въ 1848 г., онъ былъ мало склоненъ улетать въ невдомыя страны, куда звалъ его будущій министръ. Только посл долгихъ совщаній, онъ попросилъ Бисмарка представить ему письменную записку о всемъ, что онъ развивалъ передъ нимъ, что этотъ и сдлалъ въ Кенигсберг во время празднествъ коронаціи, на которой Вильгельмъ постарался немедленно заявить, что онъ царствуетъ не по вол народа, а на основаніи божественнаго права. Склонивъ боле или мене короля къ своей программ, Бисмаркъ по своемъ прізд въ Парижъ началъ ту дипломатическую аттаку Наполеона III, которая увнчалась такимъ блестящимъ успхомъ. Бисмарку нужна была увренность, что въ случа войны между Пруссіею и Аваріею, Франція не приметъ сторону послдней, и, какъ подтвердили событія, онъ совершенно усплъ въ своемъ желаніи. Недолго оставался онъ посланникомъ въ Париж: не прошло и шести мсяцевъ, какъ онъ былъ вызванъ въ Берлинъ, гд ему и поручено было главное управленіе министерствомъ. Эта минута была самая ршительная въ политической дятельности Бисмарка: ему предоставлена была возможность осуществить свою программу, и, нужно ему отдать справедливость въ этомъ отношеніи, онъ не потерялъ ни одной минуты, чтобы начатъ приводить въ исполненіе предначерченный имъ планъ.

Планъ этотъ не шелъ многимъ дальше того, о чемъ мечталъ совтникъ Фридриха Вильгельма IV генералъ Радовицъ, т. е. увеличитъ Пруссію, дать, ей нсколько иныя границы и поставить ее во глав Германіи. Прежнія границы Пруссіи казались какими-то неестественными и давно уже Лудвигъ Берне, говоря объ этомъ государств, выразился такимъ образомъ: ‘Пруссія съ своими дурно скроенными и слишкомъ длинными границами, похожа на молодого человка, который носитъ слишкомъ широкое платье, во подождите, когда онъ выростетъ, оно ему будетъ въ пору, т. е. другими словами, Пруссіи нужно было растолстть, чтобы платье ‘на молодомъ человк’ сидло хорошо. Помимо этой полноты, былъ другой важный вопросъ,— это дурная организація германскаго союза, на который Бисмаркъ такъ стовалъ, поживъ нсколько лтъ во Франкфурт. Сеймъ, созданный священнымъ союзомъ, не внушалъ къ себ другого чувства, кром недоврія и презрнія. Необходимость обновленія, перестройка его чувствовалась давно уже всми, и посл того, что слпая реакція одержала верхъ надъ усиліями и стремленіями нмецкихъ патріотовъ, которые въ 48 году были на единственной врной дорог, чтобы дать Германіи прочное, основанное на свобод устройство, теперь сами герцоги, князья и другія властелины Германіи стали думать, какую бы лучшую организацію дать этому несчастному сейму. Въ 1860 г. герцогъ Саксенъ-Мейнингенъ предложилъ систему извстную подъ именемъ Trias-Idee, въ которой конфедерація, для большаго единства и силы, выла бы только трехъ представителей — директоровъ, одного назначеннаго Пруссіею, одного Австріею, и одного мелкими нмецкими государствами. Въ 1861 г., герцогъ Саксенъ-Кобургскій предложилъ, возвращаясь къ 48 году, здравую идею прямого представительства всего нмецкаго народа, но идею эту, какъ и слдовало ожидать, какъ идею демократическую и революціонную, вс владтельные особи отвергли съ негодованіемъ. Наконецъ, австрійскій императоръ, чтобы не отстать отъ другихъ, предложилъ и свою систему, и для осуществленія ея собралъ во Франкфурт конгресъ князей, но вслдствіе упорной оппозиціи Пруссіи, и систему австрійскаго императора для новой организація союза постигла та же упасть, какъ и другія система. Дла оставались въ прежнемъ положеніи, т. е. въ самомъ худшемъ, пока наконецъ не явился Бисмаркъ съ своею чисто-прусскою системою, которой онъ, до пори до времени, и доставилъ полное торжество. Онъ поставилъ передъ собою дв задачи: разширить границы Пруссіи и разрушить прежнюю организацію германскаго союза, дв цли, къ которымъ онъ пошелъ, не разбирая, не задумываясь о средствахъ. Ему въ дйствительности чужды были дв идеи, занимавшія умы Германіи: идея свободы и идея единства, ему чужды были споры о томъ, какимъ образомъ осуществить ту и другую, добиться ли свободы посредствомъ единства, или какъ говорилось у нмцевъ durch Einheit zur Freiheit, или имъ добиться единства посредствомъ свободы, что выражалось словами durch Freiheit zur Einheit, онъ собственно не признавалъ ни того, ни другого стремленія, и если махалъ знаменемъ единства, то исключительно съ тою цлію,чтобы пробудить нмецкій патріотизмъ и воспользоваться имъ для увеличенія Пруссіи и ея могущества. Что же касается до идея свободы, то онъ очень безцеремонно, почти при первомъ своемъ появленіи въ прусскій парламентъ въ качеств министра, выразился такимъ образомъ: ‘для Германіи нуженъ не либерализмъ Пруссіи, нужна ея сила. Она должна ее увеличить, чтобы воспользоваться выгодною минутою, которую уже разъ упустили. Наши границы не таковы, каковы должны они быть у хорошо устроеннаго государства. Во всякомъ случа помните только одно: великіе вопросы разршены будутъ, не вашими рчами и не вашими ршеніями — это была ошибка 1848 и 1849 годовъ — они разршены будутъ желзомъ и кровью’. Рзкое, надменное обращеніе, обращеніе гораздо скоре солдата и деспота, чмъ конституціоннаго министра, съ перваго раза возстановили противъ Бисмарка не только прусскую палату, но и все общественное мнніе. Ничто не можетъ быть боле жалко и вмст съ тмъ боле возмутительно, какъ поведеніе Бисмарка по отношенію къ народному представительству. Едва-ли когда-нибудь было видано, разумется, въ стран цивилизованной, такое грубое безстыдство, такой отвратительный цинизмъ, такое страшное презрніе къ народнымъ правамъ, какое выказалъ графъ Бисмаркъ въ своей парламентской дятельности. Тутъ вполн сказалась вся деспотическая натура Бисмарка, его ненависть въ свободнымъ учрежденіямъ, его страсть къ произволу, однимъ словомъ вс т свойства, которыя не могутъ быть выкуплены никакимъ успхомъ, никакими побдами, потому что они наносятъ народу величайшій ударъ, величайшее зло, деморализируя, развращая его, уничтожая въ немъ краеугольный камень нравственнаго и матеріальнаго благосостоянія — понятіе или врне чувство права. Прусская палата депутатовъ, нужно отдать ей справедливость, вела себя въ то время, съ большимъ достоинствомъ, она упорно боролась съ правительствомъ, и уступала только тогда, когда сила ломала ее. Три съ половиною года продолжалась эта лютая вражда между Бисмаркомъ и палатой, которую поддерживалъ народъ, посылая въ палату, каждый разъ, что правительство ее распускало, тхъ же самыхъ депутатовъ. Распуститъ палату, въ продолженіи нсколькихъ лтъ сбирать налоги безъ того, чтобы они были утверждены народными представителями, все это сдлалось обычнымъ дломъ для прусскаго правительства. Яблокомъ раздора между правительствомъ и палатой служилъ постоянно новый военный законъ, который долженъ былъ дать совершенно иную организацію прусскому войску. Два раза подъ-рядъ палата была распущена самымъ безцеремоннымъ образомъ, въ третій разъ ей просто объявили, что обойдутся безъ ея согласія для утвержденія бюджета. Конституція такъ цинично была нарушаема, что можно смло было сказать, что конституціи вовсе не существовало, а было только личное, произвольное правленіе короля Вильгельма и гр. Бисмарка. Нельзя перечислитъ тхъ оскорбительныхъ выходокъ, которыя позволялъ себ Бисмаркъ, по отношенію къ палат, ему ничего не стоило бросить въ лицо всей палат такую фразу: ‘когда мы будемъ того мннія, что нужно начатъ войну, мы начнемъ съ вашимъ или безъ вашего согласія’. Конечно, подобное обращеніе съ представителями страны, такое презрительное отношеніе къ народной вол возмущаетъ только въ конституціонномъ правленіи, но въ томъ-то и состоитъ преимущество какой бы то ни было конституціи, что подобное обращеніе съ мнніемъ страны является въ конституціонныхъ странахъ какъ нарушеніе права, какъ результатъ случайнаго перевса грубой матеріальной силы, и потому такое презрніе къ общественному мннію не можетъ быть само разсматриваемо, какъ право. Потому въ Пруссіи система Бисмарка вызвала общественное негодованіе, которое захватило даже самыя высшія сферы. На публичномъ собраніи въ Данциг, на которомъ присутствовалъ наслдный принцъ прусскій, онъ громко объявилъ, что новые стснительные законы противъ печати были изданы безъ его вдома и что онъ не одобряетъ ихъ. Принцъ прусскій въ своемъ либерализм дошелъ до того, что написалъ письмо отцу, королю, въ которомъ рзко протестовалъ противъ порядка, подвергающаго опасности его права на корону. Результатъ этого письма былъ тотъ, что наслдникъ престола нашелъ себя вынужденнымъ отдалиться отъ двора. Самый грубый деспотизмъ торжествовалъ на всхъ пунктахъ, душею его былъ гр. Бисмаркъ. Таковъ былъ характеръ дятельности Бисмарка во внутренней политик, еще ршительне дйствовалъ онъ во всхъ вншнихъ столкновеніяхъ, направленныхъ къ тому, чтобы разорвать связь съ прежнимъ германскимъ союзомъ и довести до войны натянутыя отношеній существовавшія между Пруссіею и Австріею.

Не прошло и нсколькихъ мсяцевъ со вступленія Бисмарка въ министерство, какъ онъ вошелъ въ объясненія съ австрійскимъ посланникомъ при берлинскомъ двор, съ графомъ Кароли, выражая ему, что отношенія между двумя державами не могутъ оставаться въ томъ вид, Жакъ они существуютъ, что они должно улучшиться или ухудшиться, и что Пруссія Одинаково готова, какъ на одинъ исходъ, такъ и на другой’ Идя прямо къ своей цли, къ разрыву съ Австріей, Бисмаркъ высказалъ графу Кароли, что онъ не потерпитъ того, чтобы Австрія возбуждала вс маленькія государства Германіи противъ Пруссіи, что если внскій кабинетъ утшаетъ себя надеждою, что Пруссія въ войн Австріи съ какою-нибудь другою державою всегда будетъ стоять на сторон первой, то онъ жестоко ошибается, и что если Австрія не намрена жить въ самой полной дружб съ Пруссіею, то нтъ ничего боле вроятнаго какъ союзъ Пруссіи съ враждебной Австрія державою, въ случа подобномъ войн Австріи и Италіи въ 1859 году. Слова Бисмарка были такъ ясны, что трудно ихъ било не понять. Австрійское-правительство доказало, что оно уразумло какъ нельзя лучше, чего добивался Бисмаркъ, когда жаловалось, что Пруссія требуетъ отъ Австріи, чтобы она отказалась отъ своего положенія въ Германіи, чтобы она подчинилась первенству Пруссіи въ нмецкихъ длахъ, чтобы она перенесла, наконецъ, центръ тяготнія имперіи изъ Вны въ Пестъ. Подобныя объясненія, какъ т, которыя происходили между Бисмаркомъ и представителемъ Австріи, не могли, разумется, содйствовать улучшенію отношеній между двумя дворами. Отношенія эти съ каждымъ днемъ становились все боле и боле натянутыми, я весьма вроятно, что еще въ 1863 году разыгрались бы событія 66 года, если бы смерть датскаго короля Фридриха VII не открыла снова Шлезвигъ-гольштинскаго вопроса, который долженъ былъ на нкоторое, очень короткое время примирить двухъ заклятыхъ враговъ, чтобы потомъ съ новою силою возстановить ихъ другъ противъ друга.

Бисмаркъ какъ нельзя боле ловко воспользовался вопросомъ объ этихъ герцогствахъ, чтобы порвать отношенія съ сеймомъ и вмст увеличить владнія Пруссіи. Сеймъ желалъ присоединять эти герцогства къ союзу, поддерживалъ права на нихъ герцога Аугустенбургскаго, который бы только увеличилъ собою число маленькихъ нмецкихъ князей. Пруссія желала совершенно противнаго, она не только не хотла усилить сейма, во жаждала его разрушенія и вмст съ этимъ присоединенія герцогствъ къ своимъ владніямъ. Австрія колебалась и не знала, на что ей ршиться, поддерживать ли лондонскій трактатъ 1852 г., въ силу котораго король датскій признавался наслдникомъ этихъ герцогствъ, или встать во глав нмецкаго движенія во имя независимости герцогствъ. Сеймъ приказалъ занять союзными войсками герцогство Гольштейнъ, Бисмаркъ немедленно занялъ прусскими войсками Шлезвигъ, Австрія, чтобы не остаться въ сторон отъ движенія, пошла вслдъ за Пруссіею и заняла Шлезвигъ одинаково своими войсками. Трудно себ представить что-нибудь боле безтактное, чмъ поведеніе внскаго кабинета, когда онъ бросился въ разставленныя Бисмаркомъ сти, ршившись идти противъ сейма, который составлялъ силу Австріи въ Германіи. Австрія не только пошла на приглашеніе Бисмарка соединиться съ Пруссіею, чтобы отстранить вмшательство сейма въ дла герцогствъ и дйствовать вдвоемъ, какъ подобаетъ большимъ нмецкимъ державамъ, но еще потребовала отъ сейма, чтобы онъ приказалъ принцу-претенденту выхать изъ герцогствъ. Сеймъ отказался: результатъ хорошо извстенъ. Сеймъ нравственно былъ уничтоженъ. Пруссія въ соединеніи съ Австріею разбили окончательно слабую Данію, но эта побда должна была дорого стоить Австріи. Она скоро почувствовала по тону, съ которымъ сталъ говорить Бисмаркъ, свою крупную ошибку, и стала стараться опять сойтись съ сеймомъ, который продолжалъ поддерживать герцога Аугустенбургскаго. Бисмаркъ длалъ всевозможныя сопротивленія. Отношенія между прусскимъ и внскимъ кабинетами сдлались, благодаря временной дружб и общему дйствію въ герцогствахъ, еще боле натянутыми, такъ что на нсколько мсяцевъ пришлось остановить всякіе переговоры. Лтомъ 1865 г. Бисмаркъ уже не скрывалъ необходимости войны между Пруссіею и Австріею, и выражалъ открыто желаніе, чтобы дло дошло до драки какъ можно скоре. Назначеніе Пруссіи — говорилъ онъ — быловзять въ свои руки судьбы Германіи. Съ этой минуты до лта 66 года, когда вспыхнула знаменитая война, время проходило въ постоянныхъ дипломатическихъ столкновеніяхъ, которыя съ каждымъ днемъ длалось все рзче и язвительне. Наконецъ, посл долгихъ приготовленій, Австріи ршила собрать представителей герцогствъ, чтобы они сами ршили свою судьбу, и предоставили сейму, какъ высшей инстанціи, произнести послднее слово. Позднее раскаяніе Австріи не привело ни къ чему.

Дло это происходило 1-го іюля 1866 года. Пруссія объявила ршеніе сейма поставить на военную ногу три корпуса арміи, ршеніе, принятое какъ демонстрація противъ Прусоіи, противившейся постановленіямъ сейма, за актъ нарушающій федеральный союзъ, и потому отнын признала его уничтоженнымъ. Давно желанная минута ршить вопросъ о гегемоніи между Австріею и Пруссіею, вопросъ объ увеличеніи Пруссіи и уничтоженіи стараго германскаго союза, при помощи огня и желза, наступила. Бисмаркъ, давно приготовляясь въ ней, не упустилъ случая, чтобы воспользоваться имъ для осуществленія своей прусской программы. За два мсяца до объявленія войны былъ заключенъ союзъ между Пруссіею и Италіею, союзъ, который имлъ результатомъ своимъ самое полное пораженіе старой Австріи и реакціонной политики Габсбурговъ. Битва при Садовой заканчиваетъ собою цлый длинный періодъ исторіи Германіи, она отмтила собою новый фазисъ въ осуществленіи идеи нмецкаго единства.

Трудно представить себ боле грустную, боле жалкую картину, какъ ту, которая представляла собою Пруссія на другой день посл Садовой. Никогда еще превращеніе не было такъ быстро, никогда еще декораціи не мнялись съ такою поспшностью. Народъ, который смотрлъ съ ненавистью на господство абсолютизма и тупого милитаризма, и видлъ въ Бисмарк деспота, презирающаго всякое народное право, всякую свободу, такъ какъ никого не обманывали его фразы о благ Германіи, теперь опьянлъ отъ успха, обезумлъ отъ военныхъ побдъ. Бисмаркъ, думали, отомстилъ за неудачу въ Ольмюц, хотя онъ ей когда-то апплодировалъ, и 1866-ый годъ поставилъ министра на апогею его славы, дальше было идти некуда, а такъ какъ ничто въ мір не останавливается, то съ этой минуты должно было начаться его постепенное пониженіе. Напрасно сталъ бы уврять себя гр. Бисмаркъ, что совершенное имъ дло прочно. Нтъ, оно не прочно, потому что это не отвчаетъ истиннымъ требованіямъ нмецкаго народа, который стремится осуществить идею германскаго, а не прусскаго единства и еще потому, что въ основаніе его не положена свобода, которая одна только и длаетъ зданіе прочнымъ и непоколебимымъ. Если народъ ликовалъ побду, если онъ ненависть смнилъ на любовь къ тому человку, который былъ главнымъ двигателемъ событій 1866 г., то онъ можетъ найти себ извиненіе только въ томъ, что въ этихъ событіяхъ онъ все-таки видлъ тагъ впередъ на пути къ единству Германіи, хотя за этотъ шагъ онъ и заплатилъ слишкомъ дорогою цною, прощая тмъ, которые въ продолженіи нсколькихъ лтъ попирал его права. То, что въ этомъ случа можетъ служить утшеніемъ народу, тмъ самымъ можетъ утшаться и графъ Бисмаркъ: работа его рукъ, сдланная въ узкихъ интересахъ, въ конц концовъ обратится на пользу Германіи, если только польза Германіи — польза народа сдлается ему когда-нибудь дорога. Исторія, произнося надъ Бисмарковъ свой приговоръ, скажетъ, что этотъ человкъ, обладавшій сильною, энергическою волею, содйствовалъ осуществленію идеи нмецкаго единства, но вмст съ тмъ она осудитъ его за избранный имъ путь, такъ какъ ничто не можетъ быть пагубне, какъ втоптать въ грязь народныя права, покуситься на свободу народа — упрекъ, отъ котораго никогда ни будетъ освобожденъ никакой государственный человкъ, чмъ бы онъ ни оправдывалъ этого покушенія.

‘Встникъ Европы’, No 8, 1869

ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРНІЕ.

ГРАФЪ БИСМАРКЪ И ВОПРОСЪ ОБЪ ЕДИНСТВ ГЕРМАНІИ.

Читайте также: