Памяти Гладстона.
Памяти Гладстона.
Tanto pomini nullum par elogium
С’est la bont qui rait vivre. — Renan.
Гр. Д — евъ.
Гр. Д-ев. Памяти Гладстона, Гладстон Уильям, Год: 1898
Время на прочтение: 13 минут(ы)
Братская помощь пострадавшимъ въ Турціи армянамъ.
Литературно-научный сборникъ. 2-е вновь обработанное и дополненное изданіе.
Москва. Типо-литографія Высочайше утвержденнаго Т-ва И. Н. Кушнеревъ и Ко, Пименовская улица, собственный домъ. 1898.
6-го мая 1898 г. не стало одного изъ величайшихъ государственныхъ людей всхъ временъ — Вильяма Гладстона, умершаго на 89-мъ году своей долгой жизни, благодтельной не только для его соотечественниковъ, но и для всхъ ‘униженныхъ и оскорбленныхъ’ и даже для исторіи европейской культуры вообще.
Въ исторіи немного найдется именъ, носители коихъ въ краткій періодъ земного человческаго существованія являли бы примръ такого неустаннаго развитія и совершенствованія политико-нравственныхъ взглядовъ, какъ свыше 50-ти лтнее прогрессирующее политическое міросозерцаніе великаго финансиста, эманципатора и гуманиста Гладстона. Нужно обратиться ко временамъ Перикла, этого чистокровнаго аристократа, ставшаго подъ конецъ жизни убжденнымъ другомъ демократіи, чтобы найти панданъ, достойный Гладстона. Начавъ политическую карьеру непреклоннымъ тори, защитникомъ исключительныхъ правъ правящихъ сферъ и государственной церкви и даже рабства, онъ впослдствіи поставилъ основною задачей своей политики облегченіе податной тягости массъ (отмна пошлины на хлбъ) и дарованіе имъ политическихъ правъ, освобожденіе отъ церковнаго гнета и облегченіе участи угнетенныхъ народностей, начиная съ итальянцевъ и кончая ирландцами и турецкими райя.
‘Я былъ воспитанъ — говорилъ въ конц жизни Гладстонъ Стэду,— чтобы смотрть на свободу,— какъ на зло, я научился смотрть на нее какъ на благо. Вотъ формула, которая удовлетворительно объясняетъ вс перемны моихъ политическихъ убжденій. Кром этого, я не сознаю, чтобы сильно измнился. Я люблю, напримръ, древность такъ же сильно, какъ и тогда: я никогда не любилъ перемнъ и самихъ по себ я ихъ не считаю за благо, свобода же сама по себ естъ благо и увеличивающееся признаніе этой истины и есть ключъ ко всмъ перемнамъ’. ‘Мы, старшіе, жили въ сравнительно легкое время,— говоритъ онъ въ другомъ мст,— гораздо боле легкое, чмъ то, черезъ которое придется пройти младшимъ. Я очень радъ думать, что мн не придется встртиться съ задачами, которыя придутъ для ршенія. Объясненіе этому надо искать въ томъ, что вс вопросы, съ которыми мы должны были имть дло, могли быть разршены приложеніемъ одного принципа. За исключеніема закона о фабрикахъ и мастерскихъ и еще двухъ-трехъ меньшей важности, великою задачей англійской политики послдней половины этого вка была эмансипація. Мы эмансипировали, эмансипировали — вотъ и все. Эмансипировать сравнительно не трудно, нужно только отнимать задержки, предоставлять свободную арену для дйствія естественныхъ силъ. Теперь, когда эта работа почти совсмъ окончена и мы стали лицомъ къ лицу съ другою задачей, задачей созидательнаго законодательства, мы найдемъ ее гораздо боле трудной для исполненія’… {См. статью г. Сигмы въ Новомъ Времени 10 мая 1898 г.}
Искреннее, безкорыстное служеніе длу страдающихъ и обездоленныхъ народовъ, беззавтная вра въ благость свободы, постановка въ сфер международнаго права на мсто силы и матеріальнаго интереса нравственнаго долга — таковы были основные принципы, которымъ слдовалъ величайшій государственный геній XIX вка. И если въ чел и въ конц вка обезкураженный сынъ конца XIX видитъ двухъ наиболе яркихъ представителей грубой силы, матеріальнаго интереса и международнаго себялюбія и вражды съ полнымъ игнорированіемъ всего, чмъ жива нравственная личность,— то ему отрадно между Наполеономъ и Бисмаркомъ отмтить обаятельную личность Гладстона, при созерцаніи которой невольно скажешь словами Пушкина:
При мысли одной, что я человкъ,
Невольно душой возвышаюсь…
Ренанъ сказалъ: Heureux celui est asses grand pour que les petits l’admirent (благо тому, кто такъ великъ, что и малые могутъ имъ восхищаться). Слова эти вполн идутъ къ Гладстону. Нтъ тхъ малыхъ, несчастныхъ, гонимыхъ, забитыхъ и забытыхъ, на которыхъ не упало сострадательное сочувствіе этого любвеобильнаго христіанина. Послдніе четыре года жизни своей, свои послднія силы онъ отдалъ, чтобы обратить вниманіе христіанскаго міра на безмрное страданіе древнйшаго народа-мученика, на безконечный мартирологъ турецкихъ армянъ.
И если потухшіе, высохшіе отъ безпрерывныхъ горючихъ слезъ глаза армянъ способны еще дать слезу, то она будетъ принадлежать великому человколюбцу, который если не въ силахъ былъ остановить потоковъ армянской крови, то хоть удержалъ руку ‘великаго убійцы’, уже занесенную для окончательнаго истребленія народа, который былъ пощаженъ даже звремъ-Тамерланомъ…
Какъ только разнеслись первыя газетныя извстія о Сасунской рзн 1894 г., во время которой было зарзано боле 10000 мирныхъ армянъ, встрепенулось ‘великое сердце’ Гладстона, такъ горячо отозвавшееся и на турецкія зврства въ Болгаріи. Но онъ медлилъ выступить публично, ожидая проврки чудовищныхъ извстій, которыя казались невроятнымы даже для озврлой турецкой орды. Но когда горькая и возмутительная правда объ ужасающей Сасунской рзн вполн подтвердилась, больной и уже сошедшій съ политической арены защитникъ беззащитныхъ выступилъ на Честерскомъ митинг 26 іюля 1895г.:
‘Мн пришлось {Рчь Гладстона цликомъ напечатана въ книг ‘Положеніе армянъ въ Турціи до. вмшательсгва державъ 1895 г., изд. II, стр. XVI—XXVIII.},— сказалъ онъ, около полугода тому назадъ выступить по армянскому вопросу не передъ публичнымъ митингомъ, а въ присутствіи очень незначительнаго числа слушателей. Я тогда позволилъ себ сказать, что нашъ долгъ избгать поспшныхъ заключеній. Въ то время свтъ не имль еще передъ собой авторитетнаго и безпристрастнаго сообщенія о событіи, извстномъ подъ именемъ сасунской рзни,— событіи, которое, по словамъ одного изъ главныхъ свидтелей въ этомъ дл, остается въ тни, блднетъ и теряетъ значеніе по сравненію съ невообразимыми ужасами, совершающимися въ Арменіи изъ мсяца въ мсяцъ, изъ недли въ недлю, изо дня въ день. Мы обязаны были воздержаться отъ поспшныхъ сужденій, и, я полагаю, мы избжали ихъ. Мы высказывались очень сдержанно, но, наконецъ, былъ примненъ механизмъ безпристрастнаго изслдованія и тогда оказалось, что другая обязанность, вообще очень важная въ случаяхъ подобныхъ настоящему, въ этомъ случа совершенно отсутствуетъ. Я имлъ въ виду обязанность избгать преувеличенія, священнйшую обязанность, которая, однако, въ настоящемъ дл или совершенно отсутствуетъ, или иметъ очень небольшое значеніе: всякій, кто самъ познакомится съ фактами, убдится, что силъ человческаго языка едва хватитъ для описанія того, что дйствительно творилось и творится, и что преувеличеніе, даже еслибъ мы были склонны къ нему, оказалось бы свыше нашихъ силъ.
‘Намъ приходится исполнять тяжелую обязанность. Только самое строгое чувство долга могло собрать насъ въ этихъ стнахъ, могло привести къ тому, чтобы человкъ моего возраста,— человкъ, которому приходится считаться съ другими трудностями, — отказался на время отъ покоя и отдыха, составляюіщихъ послднее изъ земныхъ благъ, доступныхъ мн, и пригласилъ васъ войти въ разсмотрніе этого вопроса, я не хочу сказать этимъ, что намренъ ввести васъ въ ужасающія подробности, связанныя съ этимъ предметомъ. Я не буду пытаться вести васъ на это страшное поле, но, мм. гг., я обращаюсь къ вамъ съ призывомъ. Я выражаю надежду, что каждый изъ васъ употребитъ стараніе, чтобы по мр возможности ознакомитъся съ фактическимъ положеніемъ длъ. Я знаю, что, отвергая возможность преувеличенія въ настоящемъ случа, я высказываю очень смлую мысль, но т изъ васъ, которые ознакомятся съ фактами, признаютъ мое утвержденіе справедливымъ. Къ какимъ свидтельствамъ намъ обратиться? Я склоненъ утверждать, что это безразлично, насколько дло идетъ о содержаніи свидтельствъ, потому что вс они согласны между собою. Когда мн приходилось говорить 6 или 8 мсяцевъ тому назадъ, мы имли дло только съ сообщеніями частныхъ лицъ. Хотя, мы и не видли затмъ подробныхъ оффиціальныхъ документовъ, тмъ не мене намъ извстно, что вс главнйшія сообщенія, отъ которыхъ у насъ леденла кровь, были проврены и подтверждены. Ихъ не опровергли и не взяли назадъ, не ограничили и не ослабили, но подтвердили во всей ихъ ужасающей сущности, во всхъ ихъ удручающихъ подробностяхъ.
‘Я могу заявить теперь, что мы имемъ дло со свидтельствами не только европейцевъ, но и американцевъ, и что послдніе говорятъ то же, что первые. Всякому извстно, что Америка не иметъ никакого самостоятельнаго или скрытаго интереса въ длахъ Востока. Она является на этотъ судъ совершенно чистой и не заподозрнной, и поэтому слова ея имютъ двойную силу. Мой почтенный другъ Макъ-Колль удостовритъ, что между европейскими и американскими свидтельствами нтъ разногласія. Я коснусь здсь показаній послдняго изъ свидтелей по этому длу. Это г. Диллонъ, имя котораго подписано подъ очень обширною статьей, появившейся на дняхъ въ Contemporary Review. Но быть-можетъ вы спросите, какъ я самъ спрашивалъ раньше: кто такой г. Диллонъ? Я могу охарактеризовать его къ его великой чести: д-ръ Диллонъ человкъ, который въ качеств спеціальнаго корреспондента Daily Telegraph, съ предосторожностями и затрудненіями и съ опасностью для жизни отправился нсколько мсяцевъ тому назадъ въ Турцію и затмъ, скрывая свои цли, прохалъ въ Арменію, чтобы на мст ознакомиться съ фактами. Онъ опубликовалъ результаты своего изслдованія раныне, чмъ появились какія бы то ни было оффиціальныя сообщенія, и теперь его свднія вполн подтвердились при слдствіи, произведенномъ тремя державами, Англіей, Франціей и Россіей. Я говорю, что онъ съ опасностыо для своей жизни пріобрлъ право на довріе и представилъ намъ отчетъ, который носитъ на себ вс признаки достоврности, которому мы не можемъ не врить и который между тмъ можетъ показаться намъ невроятнымъ. Къ несчастью, дла, которыя кажутся невроятными, оказываются въ нашемъ странномъ и причудливомъ мір возможными, поэтому мы вправ употребить это выраженіе въ примненіи къ тому духу ужасающей, дьявольской гнусности, который обнаруживается въ человческихъ образахъ, выступающихъ въ разсказ г. Диллона.
‘Если вы прочитаете его статью, то убдитесь въ справедливости того, что я говорю, именно, что мы не имемъ дла съ вопросомъ о злоупотребленіи власти, о дурномъ направленіи. Передъ нами нчто гораздо боле серьезное и значительное, нчто налагающее на насъ гораздо боле тяжелыя обязательства. Сущность этой замчательной статьи, подкрпляемой, какъ я сказалъ, показаніями другихъ свидтелей, можетъ быть выражена въ четырехъ словахъ: грабежъ, убійство, насиліе и пытка. Каждый фактъ подходитъ подъ одно или подъ другое изъ этихъ понятій или подъ совокупность ихъ. Грабежъ и убійство ужасны сами по себ, но они блднютъ рядомъ съ фактами насилія, описанными г. Диллономъ и вполн теперь подтвержденными. Я не буду входить въ подробности событій, описанныхъ въ этой стать, но выскажу вамъ слдующее мнніе, которое прошу васъ принять на вру, пока я не приведу фактовъ. Когда во всхъ обыкновенныхъ случаяхъ до насъ доходитъ извстіе о какомъ-нибудь преступленіи, даже самомъ ужасномъ, какъ, наприм., о рзн, происходившей недавно въ нкоторыхъ мстностяхъ Китая, мы говоримъ: ‘во всхъ странахъ, къ несчастію, существуютъ злоди, грабители и убійцы’, но въ настоящемъ случа люди, дянія которыхъ описаны г. Диллономъ, принадлежатъ совсмъ къ другому разряду.
‘Намъ вовсе не приходится имть дло съ поступками людей изъ такъ назыв. опасныхъ классовъ общества. Не съ ихъ дяніями мы должны ознакомиться, а съ дяніями кон-стантинопольскаго правительства и его агентовъ. Нтъ ни одного изъ злодяній, совершаемыхъ въ Арменіи, за которое константинопольское правительство не несло бы нравственной отвтственности. Кто такіе его агенты? Позвольте мн объяснить вамъ это въ немногихъ словахъ. Они распадаются на три класса. Во I-хъ, это дикіе курды, которые, къ несчастью, являются сосдями армянъ — одного изъ старйшихъ народовъ христіанской цивилизаціи и самыхъ мирныхъ, предпріимчивыхъ и разсудителъныхъ народовъ въ свт. Курды живутъ дикими кланами, здсь было высказано (герцогомъ Вестминстерскимъ, предсдательствовавшимъ на митинг), что султанъ организовалъ курдовъ. Я склоненъ оспаривать это мнніе, ибо на мой взглядъ курдскія племена лишены всякой организаціи. Если они организованы, то по той систем, по которой можетъ быть организована шайка разбойниковъ. Султанъ и константинопольское правительство формально завербовали лю-дей, не имющихъ никакой военной дисциплины, составили изъ нихъ фиктивные кавалерійскіе полки, и затмъ распустили ихъ, уполномочивъ въ качеств султанскихъ солдатъ, разорять и истреблять армянское населеніе. Итакъ, курды — первые агенты, участвующіе въ этомъ ужасномъ дл, затмъ слдуютъ турецкіе солдаты, отнюдь не отстающіе отъ курдовъ по своимъ злодйскимъ пріемамъ, наконецъ, къ третьей категоріи принадлежатъ гражданскіе чиновники — полиція и сборщики податей турецкаго правительства.
‘Если вы посмотрите статью Диллона, то увидите, что онъ на каждомъ шагу подвергалъ бы себя опасности опроверженья, еслибъ сообщенія его были неврны или неточны. Онъ даетъ вамъ имена участвующихъ лицъ, указываетъ мсто и время происшествій и отмчаетъ каждую подробность описываемыхъ событій, такъ что турецкое правительство имло бы возможность проврить его сообщенія и въ случа ихъ неврности выставить его на общественный позоръ. Между тмъ статья Диллона не вызвала никакого оффиціальнаго опроверженія. Я сдлаю смлое заявленіе, но выскажу увренность, что со стороны турецкаго правительства никогда и не послдуетъ такого опроверженія, которое подорвало бы довренность фактовъ, сообщаемыхъ Диллономъ на основаніи личныхъ наблюденій, и разрушило бы картину, нарисованную имъ при помощи матеріаловъ, собранныхъ съ величайшимъ трудомъ.’
Затмъ Гладстонъ, передавъ подробности о неслыханныхъ злодяніяхъ курда Мостиго, потерявшаго счетъ зарзаннымъ имъ армянамъ (см. ниже отдлъ II, стр. 24 и слд.), продолжаетъ:
‘Извстіе о зврствахъ встрчаютъ прежде всего отрицаніемъ. Этотъ пріемъ оттоманскаго правительства не новъ. Онъ точно также примнялся имъ въ Болгаріи въ 1876 г., посл того какъ были совершены зврства, которыя впослдствіи удостоврилъ лордъ Кромеръ, произведшій слдствіе отъ имени англійскаго правительства. Турецкій посланникъ въ Лондон разослалъ тогда отъ имени своего правительства циркуляръ (я имю копію этого документа),— циркуляръ, категорически отрицавшій болгарскія зврства: по увренію посланника, нкоторая часть болгарскаго населенія нарушила порядокъ, который и пришлось возстановить, но вся исторіи объ избіеніи была чистйшею выдумкой. Отрицаніе фактовъ было оружіемъ турецкаго правительства, и оно пользовалось имъ очень усердно. Но державы знали, съ кмъ они имли дло: Франція, Англія и Россія назначили безпристрастныхъ делегатовъ и разслдованіе, произведенное ими, вполн подтвердило обвиненіе. Но оттоманское правительство было одушевлено только однимъ желаніемъ — скрыть истину ложью, обманомъ и проволочками. Теперь прошло нсколько мсяцевъ посл того, какъ коммиссія представила свой отчетъ…
‘Весь вопросъ, по моему мннію, сводится къ тремъ положеніямъ: первое изъ нихъ заключается въ томъ, что вы должны умрить ваше требованіе. Вы не должны требовать ничего, кром безусловно необходимаго, и, насколько намъ извстно, это правило было во всей строгости примнено къ предложеніямъ державъ. Я не колеблясь скажу, что самое врное и прямое ршеніе вопроса заключалось бы въ изгнаніи турокъ изъ Арменіи, они не имютъ права оставаться тамъ, но отнюдь нельзя быть увреннымъ, что Европа или хотя бы три державы согласились бы на подобное ршеніе ныншнихъ затрудненій. Поэтому оставимъ въ сторон все кром безусловно-необходимаго.
‘Теперь я перехожу къ двумъ другимъ положеніямъ, изъ которыхъ первое заключается въ томъ, чтобы вы не принимали никакихъ турецкихъ общаній,— они не имютъ никакой цны, они хуже чмъ безполезны, потому что, благодаря имъ, нкоторыя лица, недостаточно освдомленныя, впадаютъ въ заблужденіе, полагая, что турецкое правительство, давая общаніе, иметъ намреніе исполнить его (см. статью гр. Камаровскаго, отдлъ II). Помните, что никакія предложенія недостойны вниманія, если они не построены на гарантіяхъ совершенно независимыхъ отъ турецкихъ общаній. Другое заявленіе, которое я долженъ сдлать вамъ, заключается въ слдующемъ: не пугайтесь, если вы услышите, что въ обсужденіи настоящаго вопроса введено слово, которое вообще должно быть исключаемо изъ дипломатическихъ сношеній: это слово — принужденіе. Его отлично понимаютъ въ Константинопол и высоко цнятъ. Это сильно дйствующее средство, которое всегда приводитъ къ цли, когда его примняютъ къ турецкимъ дламъ. Я не говорилъ бы, какимъ образомъ, если-бы лично не имлъ обширнаго опыта по этому предмету. Я говорю: прежде всего вамъ слдуетъ убдиться въ справедливости своего дла и тогда ршить, что цль ваша должна быть достигнута. Здсь нужно немножко обратиться къ грамматик. Помните, что слово ‘обязанъ’ не иметъ въ Константинопол никакого значенія и силы, — напротивъ, слово ‘долженъ’ понимаютъ тамъ превосходно. Опытъ, который можетъ быть провренъ по карт Европы, что показываетъ, своевременное употребленіе этого слова никогда не остается безъ результата…
‘Мм. гг.! я долженъ сказать вамъ, что мы достигли дйствительно критическаго положенія. Три великихъ европейскихъ правительства, управляющія населеніемъ въ 209 милліоновъ человкъ, превосходящимъ въ восемь или десять разъ населеніе Турціи,— правительства, средства которыхъ въ двадцать разъ больше средствъ Турецкой имперіи, вліяніе и сила которыхъ въ пятьдесятъ разъ превосходятъ могущество Турціи, взяли на себя по этому вопросу извстныя обязательства, если он отступятъ въ виду противодйствія султана и оттоманскаго правительства, он будутъ опозорены въ глазахъ всего свта. Вс мотивы долга совпадаютъ въ этомъ случа со всми мотивами самоуваженія.
Указавъ на то, что лучшій способъ ршенія вопроса введеніе административной автономіи на подобіе установленной въ Ливан съ 1861 г., Гладстонъ закончилъ такъ: ‘Да, это ужасная исторія, и я употребилъ не мало времени, чтобы передать вамъ даже незначительную часть ея, но я надюсь, что, выслушавъ резолюцію, которая будетъ предложена вамъ, вы согласитесь, что она иметъ за себя неопровержимые аргумеыты. Если въ насъ живо хотя бы слабое чувство гуманности, если мы дорожимъ нашимъ достоинствомъ, то посл мръ, принятыхъ въ теченіе послднихъ 12 или 18 мсяцевъ, мы должны вмшаться. Мы должны строго ограничить наши требованія только безусловно справедливымъ и необходимымъ, но ршить, что это справедливое и необходимое должно быть сдлано’.
Выслушавъ рчь Гладстона, собраніе единогласно приняло слдующую резолюцію: ‘Настоящій митингъ выражаетъ свое убжденіе, что правительство ея величества будетъ пользоваться сердечною поддержкой всей націи, безъ различія партій, относительно всхъ мръ, какія оно приметъ для того, чтобъ обезпечить населенію Турецкой Арменіи такія реформы въ управленіи этой провинціи, которыя доставили бы серьезныя гарантіи жизни, чести, религіи и имуществу жителей, и что дятельное значеніе могутъ имть только реформы, находящіяся подъ неустаннымъ контролемъ великихъ державъ Европы’.
Казалось, само чистое имя Гладстона служило гарантіей чистоты его намреній. Къ несчастью, оно не оказало дйствія, а Порта, пользуясь разногласіемъ державъ, организовала неслыханную бойню армянъ на пространств всей Малой Азіи и продолжавшуюся полгода. Завершеніемъ этой безпримрной кровавой эпопеи служила трехдневная рзня, устро-
[стр.11]
енная Портой въ август 1896 г. на улицахъ Константинополя на глазахъ Европы.
Собравши послднія силы, Гладстонъ произнесъ на Ливерпульскомъ митинг 26 сентября 1896 г. трехчасовую рчь, въ которой ратовалъ не какъ англичанинъ, а какъ христіанинъ и человкъ за попранныя человческія права (см. рисунокъ на стр. 64 II отдла).
Гладстонъ началъ свою рчь заявленіемъ, что онъ выступаетъ не на партійной платформ и потому считаетъ своей обязанностью отказаться отъ всякихъ партійныхъ симпатій и воспоминаній. Впрочемъ, — сказалъ Гладстонъ, — это будетъ совсмъ не трудно для меня, такъ какъ т печальные факты, о которыхъ я хочу говорить, отнюдь не вызваны ныншнимъ правительствомъ. Моя рчь не будетъ также и крестовымъ походомъ противъ магометанства, не будетъ даже осужденіемъ турецкихъ магометанъ. ‘Я опредленно заявляю, — продолжалъ ораторъ, — что если бы т, ради которыхъ мы собрались здсь, были не христіанами, но магометанами, индусами, буддистами или конфуціанцами, они имли бы не меньшее право на нашу поддержку… Почва, на которой мы стоимъ здсь, не британская, не европейская, а общечеловческая’. Переходя дале къ вопросу объ избіеніи армянъ въ Турціи, ораторъ прежде всего убждалъ собраніе не доврять тактик отрицанія, которой держатся султанъ и его министры. Гладстонъ напомнилъ, что въ 1876 г. турецкое правительство совершенно такимъ же образомъ пыталось свалить всю вину на ‘болгарскихъ мятежниковъ и агитаторовъ’. Касаясь задачи настоящаго митинга, ораторъ заявилъ, что цль его — не наказаніе или мщеніе, но предотвращеніе новыхъ убійствъ, подобныхъ тмъ, которыя произошли въ Арменіи и Константинопол. Никто, по мннію оратора, конечно, не можетъ льстить себя надеждой, что эта рзня больше не повторится при существующемъ положеніи длъ. Тактика, которой держится европейская дипломатія, всего мене можетъ предотвратить убійства. ‘Мы знаемъ,— сказалъ ораторъ,— что послы шести державъ, посл достаточно долгаго размышленія, представили султану весьма грозный документъ, въ которомъ они заявили, что событія, происходящія въ Константинопол, право же должны прекратиться (Смхъ). Но почему же должны? Потому, что, если они будутъ продолжаться то это можетъ вредно отозваться (Смхъ) на турецкомъ правительств и на султан… Я прошу васъ поставить себя въ положеніе автора этихъ убійствъ, кто бы онъ ни былъ. Чего лучшаго ему желать, какъ не того, чтобы вы ограничились бумажной войной. Она дастъ ему все, чего онъ желаетъ, а именно увренность въ своей безопасности’. По мннію Гладстона, европейскій концертъ до сихъ поръ вообще не оказалъ существенной помоши турецкимъ христіанамъ, которые получили освобожденіе скоре вопреки ему. Гладстонъ напомнилъ, что и ныншнее и предыдущее правительство дйствовали въ вопрос рука объ руку съ другими государствами. Однако,— прибавилъ ораторъ, — державы потерпли позорную неудачу, и теперь британское правительсто находится въ такомъ положеніи, что ему крайне необходимо знать волю націи. Въ виду этого Гладстонъ, при шумныхъ рукоплесканіяхъ, предложилъ собранію резолюцію, приглашающую министерство принять мры къ предотвращенію жестокостей въ Турціи и заявляющую о готовности ливерпульскаго населенія поддерживать въ этомъ правительство. За тмъ, по словамъ Гладстона, Англія должна заявить, что она не добивается никакихъ выгодъ для себя, и представитъ державамъ торжественное ручательство въ томъ, что она сдержитъ это свое обязательство. Правда, высказывалось мнніе, что подобный шагъ Англіи непремнно поведетъ къ европейской войн, но мнніе это не представляется основательнымъ. Я не думаю,— сказалъ Гладстонъ,— чтобы Европа или какое-либо изъ европейскихъ государствъ стало угрожать войною съ цлью обезпечить продолженіе убійствъ. Но, по моему мннію, лучше подвергнуться риску,— который я не считаю даже рискомъ,— отступить, чмъ поддерживать ныншнее положеніе длъ, при которомъ мы являемся сотрудниками султана’.
Могучій голосъ,— звучавшій, какъ іа ох неподкупной и неумолимой человческой совсти, благодаря прошлымъ грхамъ и Англіи, и другихъ странъ,— прозвучалъ голосомъ вопіющаго въ пустын!.. (см. статью Соловьева стр. 158—159 II отд.) Какъ неслыханныя бдствія армянъ, такъ и послдующія зврства турокъ на Крит убдили ихъ, благодаря безучастью равнодушной Европы, въ своей безнаказанности.
Еще разъ, и увы! послдній—выступилъ Гладстонъ на защиту покинутыхъ всми армянъ въ январ 1897 г. въ замк своемъ Говарден на семейномъ праздник. 6 января І897 г., въ 85 годовшину дня рожденія его врной подруги жизни устроено было въ замк Гавардена торжество. Въ этотъ день состоялось оффиціальное принятіе великолпнаго, росписного меморативнаго окна, сооруженнаго въ церкви Гавардена на средства г. А. Цатурова въ память о сасунскихъ и другихъ армянскихъ мученикахъ, павшихъ за врность вр христіанской. Монументальное окно, въ 21 футъ высоты, расписанное лучшимъ англійскимъ художникомъ Фрамитономъ, изображаетъ свв. апостола Варфоломея, проповдовавшаго въ Арменіи, и св. Григорія, просвтителя Арменіи и первого ея патріарха. Надъ изображеніемъ надпись: ‘тебя хвалитъ доблестное мученическое воинство’ (см. оборотъ). По снятіи завсы съ окна, епископами прочтена была установленная шотландскимъ епископатомъ молитва, котордя посл моленія объ армянскихъ страдальцахъ за вру, продолжаетъ: ‘Всемогущій Боже! прославленный въ доблестномъ мученическомъ воинств! Приносимъ Теб высочайшую хвалу и сердцемъ благодаримъ Тебя за нашихъ братьевъ армянъ, пострадавшихъ за истину и положившихъ жизнь свою за I. Христа. Молимъ Тебя, Отецъ небесный, смилуйся надъ гонителями и смягчи ихъ сердца во имя Того, Кто просилъ простить распявшихъ Его’ и пр.
Армяне изъ Индіи и Архипелага поднесли въ тотъ же день г-ж Гладстонъ портретъ патріарха Мкртича I. Отъ имени ея отвчалъ самъ Гладстонъ. ‘Мы хотя и съумли зажечь сердца людей нашей страны,— сказалъ онъ печальнымъ голосомъ,— но не съумли воздйствовать на шесть европейскихъ державъ именно такъ, какъ бы этого желали’. За тмъ улыбнувшись добавилъ: ‘я уже пережилъ года великихъ мечтаній, но касательно армянскаго вопроса во мн теплится неугасаемая вра’. Въ заключеніе, заклеймивъ Порту, организовавшую убійства, и державы, ее поддерживавшія, онъ указалъ, что мы еще не дошли до послдней кровавой страницы армянскихъ бдствiй, и выразилъ надежду, что право восторжествуетъ.
Какъ ни мало отвчаетъ современная действительность этой надежд, выраженной въ лебединой псн великаго человколюбца:
А все невольно взоръ съ надеждой смотритъ въ даль.
Но каковы бы ни были дальнйшія судьбы потонувшаго въ крови армянскаго вопроса, въ исторіи его оставитъ неизгладимый слдъ свтлый образъ человка, поднявшаго голосъ, во имя справедливости, для охраны отъ окончательнаго истребленія покинутаго всми злополучнаго армянскаго народа. И если, какъ справедливо указываетъ Леруа-Больё, съ тхъ поръ, какъ стоитъ земля, она не видала ничего подобнаго ужасамъ, разразившимся въ 1895 г. надъ армянами, то возмущенное человческое достоинство хоть на минуту спшитъ отдохнуть на этомъ 90-лтнемъ старц-богатыр, понявшемъ своимъ ‘великимъ сердцемъ’ неописуемое горе забытыхъ всми, замученныхъ армянъ. Посл леденящихъ душу злодяній обезумвшаго ‘человка-звря’, совершенныхъ имъ при поощрительномъ равнодушіи человка-себялюбца, погруженнаго въ заботы о своемъ личномъ интерес,— посл этихъ низинъ человческой природы невольно ищетъ глазъ отдохновенія на этой свтлой вершин человколюбія, на этомъ величайшемъ государственномъ человк XIX столтія, служащемъ, по выраженію историка древности, однимъ изъ ‘украшеній и утшеній рода человческаго’…
Природа-мать! Когда-бъ такихъ людей
Ты иногда не посылала міру,
Заглохла-бъ нива жизни.